Откровенно говоря, когда я садилась читать дневник своей прабабки, то всякий раз задумывалась над тем, почему же довольно грамотная и умная женщина так и не научилась писать красивым почерком. У меня даже появилась мысль, что Элайза Роуз-Камп умышленно коверкала свой почерк, чтобы только такой любопытный, как я, человек прочитал все от начала до конца. Однако правдивость моих догадок уже никто не мог ни подтвердить, ни опровергнуть…
О медальоне Элайза пока не упоминала, но зато я узнала инициалы того, кто фигурировал в дневнике моей прабабки под «истинной и беззаветной любовью». Его звали П. К. — ох уж, эта ее вечная любовь к сокращениям…
Выяснилось, что загадочный П.К., за которого Элайза собиралась замуж еще до того, как Родерик сделал ей предложение, уехал, чтобы хорошо заработать, на другой конец света, да так и не вернулся, а спустя девять месяцев после его отъезда моя несчастная прабабка узнала о его кончине от какой-то ужасной тропической лихорадки.
Вот тут-то мой прадед не растерялся и сделал ей предложение, а я наконец-то нашла ответ на вопрос, мучивший меня долгие годы: почему эти двое поженились, переехали и решили сделаться почтенными фермерами. Ответ оказался прост. Я подозревала это, когда думала о своем прадедушке: он хотел убежать от своей разгульной жизни, она же бежала от своего горестного прошлого, от своей погибшей любви. Родерик был богат, семья Элайзы хоть и интеллигентна, но удручающе бедна (поэтому-то ее возлюбленный отправился на заработки, которые стоили ему жизни).
Из дневника стало ясно, что ни он, ни она не нашли успокоения в этом бегстве. Элайза Роуз-Камп неотступно думала о своем П.К. и пыталась забыться в хозяйственных хлопотах, а Родерик Камп, которого не спасла даже женитьба на любимой женщине, вернулся к прежним загулам и кутежам…
Бог мой, что еще я узнаю из этого дневника? — думала я, запивая свои размышления горячим кофе. И что же все-таки случилось с этим треклятым медальоном?
Словно в ответ моим мыслям затренькал телефон. Мисс Пейн, как всегда, оказалась проворнее меня и взяла трубку первой.
— Это детектив Соммерс, — протянула она мне трубку. — У него что-то важное и срочное.
— Добрый день, Мэтью. Чем порадуете на этот раз?
— Уж не знаю, обрадую ли вас, но эксперты подтвердили, что наш загадочный покойник пролежал на дне Тихого озера почти шестьдесят лет. Сейчас пытаемся установить личность. Но, как и предсказывал шериф, занятие это непростое. Вот роюсь в делах полувековой давности и пытаюсь найти хоть какую-то зацепку. Но пока — ничего. Ни в Адамсе, ни в Рочестере никто не пропадал, никого не разыскивали. Кстати, экспертиза подтвердила и то, что этот мужчина был убит до того, как попал в воду. Кто-то стукнул его по голове довольно-таки тяжелым, скорее всего металлическим, предметом и только потом бросил в воду. Так что история самая что ни на есть криминальная. И все-таки у меня не выходит из головы — как к нему попал этот ваш медальон?
— Может, этот мужчина какой-нибудь воришка из Адамса? — предположила я. — Фермеры ненавидят воров, особенно тех, что воруют у своих. Может, его решили, как бы это помягче выразиться, наказать?
— Я тоже об этом думал, — признался Мэтью. — Только скажите-ка мне, Кэролайн, если бы вы украли дорогую и приметную вещь, стали бы носить ее на шее?
— Вы правы, Мэтью, — сникла я. — Все мои версии тут же рассыпаются, когда я пытаюсь примерить их не к своим романам, а к реальной жизни.
— Да бросьте, Кэролайн. Я же сказал, что тоже предполагал нечто подобное, так что вы не одиноки, — утешил меня Соммерс. — И потом, не грех не проверить даже такую версию. В конце концов, всякое бывает. Вдруг этот самый медальон нашли у него в кармане и нацепили на шею в качестве, так сказать, назидания.
— Хорошенькое назидание! — возмутилась я. — Даже если этот человек вор, нельзя было так с ним поступать. В конце концов, он вор, а не убийца или насильник.
— Люди порой совершают ужасные вещи, считая, что добиваются справедливости. Уж поверьте мне, я сталкивался с подобным. Потом они, правда, раскаиваются. Но не всегда и не все. Кэролайн, вы хотите взглянуть на медальон? Эксперт уже выслал мне его с курьером. Приезжайте в участок и прихватите свой дневник. Посмотрим, насколько похоже описание.
— Конечно, — обрадовалась я. — Мэтью, вы же знаете, что я хочу поучаствовать в расследовании?
— Еще бы, — хохотнул детектив, — иначе вы ни за что бы не поехали смотреть на утопленника.
— Скажите, чем я могу помочь? Что сделать? Вы наверняка можете доверить мне какую-нибудь работу…
— Мм… — задумчиво промычал Мэтью. Даже не знаю, что бы вам эдакое поручить. Но, пока вы будете ехать в участок, я обязательно об этом подумаю, Кэролайн.
— Вы не возражаете, если я приеду со своим кузеном?
— Ничуть, — ответил Соммерс, хотя в его голосе я услышала удивление. — Неужели вы нашли наконец-то общий язык?
— Скорее мы заключили пакт о ненападении, — засмеялась я. — У нас взаимовыгодное сотрудничество: я помогу ему написать роман, а он мне — раскрыть дело.
— В том, что вы ему поможете, я не сомневаюсь, — ехидно хихикнул Соммерс. — А вот насчет него я не так уж уверен. Впрочем, решать вам. Кстати, мне очень приятно слышать ваш смех. Вы так редко смеетесь.
— Неужели? — искренне удивилась я.
— Во всяком случае, при мне. Впрочем, я и не думал, что писательница детективов окажется хохотушкой.
Я позвонила Майлсу и не без удивления поняла, что в кои-то веки рада слышать его голос. Мне показалось, что он почувствовал то же самое и, хотя в его тоне по-прежнему звучали ехидные и даже саркастические нотки, Майлс все же был со мной гораздо более мягким, чем обычно.
По дороге в участок я решила заехать к Лесли. С появлением племянницы мой друг сделался на редкость домовитым. Лесли даже перестал мне звонить, а это уже выглядело подозрительно — раньше он делал это почти что каждый день.
К тому же, не скрою, мне было ужасно любопытно, как со своими новыми обязанностями справляется кузина Мэгги, которую я, по словам тети Сесилии, заставила устроиться на это место. Конечно, если бы не я, Мэгги непременно нашла бы другого хозяина и, возможно, более спокойное дитя, но в какой-то степени моя кузина выиграла от моего вмешательства: сложно найти человека более справедливого и терпимого к чужим недостаткам, чем Лесли.
Конечно, мне хотелось бы написать, что, приехав к моему другу, я застала настоящую идиллию, что под мудрым руководством Лесли Мэгги изменилась до неузнаваемости и стала отличной няней, но врать я не умею.
В доме, если так можно назвать то место, куда я попала, царил полный кавардак — еще больший, чем тот, что царил до прихода няни.
В гостиной бесновалось нечто, которое человек более терпимый к детям, чем я, мог бы назвать ребенком. Это маленькое чудовище, перепачканное клубничным вареньем, которым была обмазана вся мебель, находившаяся в поле моего зрения, схватило одной ручонкой подушку — другой оно сжимало статуэтку «пастушка с поросенком» — и запустило ее в непрошеную гостью.
Миссис Брокен, пожилая немка, приходящая домработница Лесли, заметив мой ошалелый взгляд, развела руками. Эта дама никогда не отличалась многословностью — в отличие от моей Дженевры, — но мы с Лесли научились прекрасно читать по ее взгляду то, о чем молчали суровые немецкие губы. На сей раз ее взгляд означал: ничего не могу поделать. Это не в моей компетенции. Я, конечно, уберу за этим исчадием ада, но я не должна с ним нянчиться.
Конечно, болтливость Дженевры и ее патологическая страсть к опеке меня порядком раздражали, но в тот момент я снова возблагодарила Бога за то, что у меня работает эта энергичная и жизнерадостная старушка, а не холодная, как статуя, педантичная до невозможности и сухая миссис Брокен.
— А где же хозяин и мисс Даффин? — поинтересовалась я.
Миссис Брокен воздела к потолку указующий перст. Слава богу, я хорошо знала миссис Брокен, чтобы правильно истолковать ее жест: хозяин на втором этаже и Мэгги, судя по всему, там же. Прислушавшись, я услышала их взволнованные голоса и подумала, что если уж Лесли опустился до крика, значит, сам Бог велел мне подняться и выяснить, что же там происходит.
Я оставила миссис Брокен в ее гордом немецком одиночестве и буквально взбежала по лестнице, ведущей на второй этаж. Надо заметить, ступеньки на этой лестнице были довольно высокими и гости, приходившие в дом моего друга, частенько их проклинали. Уж не знаю, почему Лесли пришло в голову сделать такие огромные ступеньки, но сам он частенько отшучивался тем, что в тот день, когда он их задумал, на него напала гигантомания.
Хотя после приезда маленькой Энджи эти ступеньки сослужили моему другу хорошую службу: помогли сохранить второй этаж от нашествия маленького «ангелочка». Ребенку сложно было подняться наверх, а потому участи разгрома подвергся лишь первый этаж.
Сцена, свидетельницей которой я стала, разворачивалась в детской, а точнее, в небольшой гостевой комнате, которую Лесли отвел для приехавшей племянницы. Игрушки, которыми намеревался занять ребенка мой добрый друг, валялись по всей комнате в самом ужасном беспорядке. У некоторых кукол были порваны платья; с плюшевым мишкой маленькое чудовище, видно, решило поиграть в доктора, отчего тот лишился уха; у обезьянки этот злобный тролль в детском обличье попытался отобрать барабан: последний (вместе с мохнатыми обезьяньими лапами) валялся неподалеку от несчастной мартышки.
Посреди всего этого кошмара, достойного пера Эдгара По, стояли Лесли и Мэгги, которые мало чем отличались от своей маленькой подопечной. Лесли кричал на Мэгги, Мэгги кричала на Лесли, а я молча стояла и в ужасе наблюдала эту сцену.
— Бог ты мой… — наконец обрела я дар речи. — Лесли, что это?
Мой голос, к счастью, подействовал на Лесли отрезвляющим образом. Он замолчал, поглядел на меня отсутствующим взглядом и пробормотал:
— Прости, Кэрол. Я не ожидал, что ты придешь. Это… это… уму непостижимо.
— Это я успела заметить, — покачала я головой. — Что с тобой случилось? Ты же никогда не кричал?
— Он?! — вмешалась возмущенная Мэгги. — Он целыми днями только и делает, что вымещает на мне свою злобу! Говорит, что я не умею ладить с детьми! А сам-то?! На себя бы посмотрел, педагог! Сует этому чудищу игрушки, в которые оно и играть-то не умеет! Маленький маньяк! Монстр! И где он только его нашел?!
— Вот видишь. — Лесли поглядел на меня, ища во мне поддержки и сочувствия. В тот миг он и правда выглядел беспомощным как ребенок — разумеется, не тот, что бесновался в гостиной. — Я ничего не могу с этим поделать. Я думал, что она женщина и найдет общий язык с этим… с моей племянницей. Но она оказалась сатаной в юбке. Красивой такой сатаной…
— Это не я сатана! — завизжала Мэгги. — Сатана — этот чумазый ребенок, который крушит сейчас гостиную!
— С меня хватит, — удрученно мотнул головой Лесли. — Видит бог, я терпелив. Но вытерпеть одновременно ведьму и бесенка — нет уж, увольте. Вот именно, увольте. Вы уволены, Маргарет. И это мое последнее слово.
— Ну и черт с вами! — Мэгги топнула ногой, пнула расчлененную мартышку и выскочила из комнаты.
— Совсем нервы сдали, — пробормотал Лесли, не глядя на меня. — Я сам от себя такого не ожидал.
— А с чего ты взял, что женщина обязательно найдет общий язык с ребенком? — поинтересовалась я. — Мэгги Даффин терпеть не может детей. Поэтому у них с Фредди до сих пор нет детей. Я же говорила.
— Не знаю, — растерянно покачал головой Лесли. — Наверное, я идиот с башкой, набитой стереотипами.
— Ну что ты, Лесли… Не твоя вина, что у девочки такой характер. В конце концов, не ты же ее воспитывал.
Лесли собрался что-то ответить, но не успел. Из гостиной донесся душераздирающий крик моей кузины. Конечно, нехорошо так думать о детях, но вопль был таким истошным, а племянница Лесли такой непредсказуемой, что я испугалась, как бы «ангелочек» не вытворил что-то совсем уж безумное.
Лесли, видно, подумал о том же. Поэтому мы выскочили из комнаты и побежали к лестнице. Мэгги скорчившись лежала внизу, на ступеньках, и рыдала во весь голос.
Маленькая Энджи к произошедшему не имела никакого отношения: она стояла поодаль, вцепившись руками в спинку дивана, смотрела на плачущую Мэгги и испуганно хлопала глазами.
Лесли сбежал по ступенькам и кинулся к моей кузине.
— Мэгги, что с вами?! Отвечайте же! Ну?!
— Я упала. У меня чудовищно болит нога, — сквозь слезы прошептала Мэгги. — Такая боль. Кажется, я ее сломала.
— Господи, да что за напасть?! Кэрол, позвони доктору! — крикнул мне Лесли.
Я выполнила его приказание. Уже через полчаса доктор был в доме Лесли и осматривал Мэгги. Боль, которую она терпела, и вправду была ужасной. Моя кузина действительно сломала ногу, и врач настаивал на госпитализации.
— Конечно, в больницу, — хлопотал вокруг нее не на шутку обеспокоенный Лесли. — Не надо бояться, Маргарет, все будет хорошо. Я заплачу за лечение, я помогу. Позвонить вашему мужу?
— Фредди?! — буквально взревела Мэг. Судя по всему, мысль о муже причинила ей еще худшую боль, чем сломанная нога. — Нет, не звоните Фредди! Только не ему! Я ни за что не поеду домой. Ни денег, ни наследства, ни дома! — зарыдала она. — Что я буду делать?!
— Наверное, они поссорились, — шепнула я, склонившись над ухом Лесли.
Он понимающе кивнул.
— Успокойтесь, Маргарет, домой вас никто не отправит. И увольнять никто не будет. А вот в больницу вы поедете, это уж точно. Финансовые вопросы я беру на себя.
И все-таки, хоть Лесли и спасовал перед двумя женщинами, поселившимися в его доме, в тот миг я видела перед собой настоящего мужчину. Окинув взглядом стоявшую столбом Энджи и кузину Мэг, которая наконец-то перестала рыдать, я поняла: они тоже это увидели.
В участок я приехала, разумеется, гораздо позже, чем обещала Майлсу и Соммерсу. Последний, кажется, все понял по моему взволнованному лицу и растрепанной шевелюре. Но первый… Первый тут же обрушился на меня с тирадой, обличавшей писателей как самых необязательных, непунктуальных, рассеянных и ко всему в придачу неряшливых людей.
— В прошлый раз я еще сдерживался, Кэрол, но это же не может продолжаться бесконечно. Ты просыпаешься, когда гости уже стоят на твоем пороге, встречаешь их черт знает в каком виде. Теперь ты договариваешься о встрече и приезжаешь спустя два с половиной часа. Два с половиной часа, Кэрол! Ты могла хотя бы позвонить и предупредить меня, что задержишься!
По существу, Майлс был прав: я опоздала и заслуживала взбучки. Но устраивать ее при Мэтью Соммерсе было еще менее вежливо, чем опоздать на два с половиной часа. И при чем тут мой внешний вид, хотела бы я знать?!
Я была возмущена, страшно возмущена. Но, вместо того чтобы — как это всегда было раньше — выразить свое возмущение парой колких фраз в адрес самого Майлса, я почему-то начала лепетать оправдания:
— Я заехала к Лесли. Я не знала, что такое случится. Мэгги упала с лестницы и сломала ногу… Доктор… Больница… Она поссорилась с Фредди…
Слава богу, Майлс хотя бы что-то понял из моего сбивчивого объяснения. Однако это, увы, не улучшило его и без того скверное отношение к Лесли.
— Лесли? Снова Лесли? О вездесущий Лесли… — саркастически усмехнулся Майлс и обдал меня взглядом, исполненным негодования и возмущения. — Так это по вине твоего дружка наша кузина сломала себе ногу?
К счастью, ко мне наконец-то вернулось самообладание и я смогла ответить Майлсу, уже не комкая фразы:
— Во-первых, Лесли не мой дружок, а мой друг. Во-вторых, кузина Мэгги не справилась со своей работой. В-третьих, она сама упала со ступенек — я свидетель — и никто ей в этом не помогал. В-четвертых, этот вездесущий, как ты выражаешься, Лесли устроил ее в самый дорогой рочестерский медицинский центр, где ей окажут помощь, за которую он заплатит из своего кармана. И в-пятых, Майлс, извини, что я опоздала и не позвонила. Когда такое случается, забываешь обо всем на свете.
— Надеюсь, вы закончили? — выдохнул Соммерс, недовольно оглядывая нас. Поймав его раздраженный взгляд, я подумала, что несколько часов назад была вынуждена играть ту же роль, что досталась ему: роль невольного участника бурной ссоры. Правда, в отличие от Мэтью, я была другом одного из ссорящихся и родственницей другого…
— Простите, Мэтью, — с искренним раскаянием в голосе произнесла я. — Мне ужасно неловко, что мы с Майлсом вечно при вас ругаемся. Я понимаю, что вы делаете нам огромное одолжение своей помощью, а мы с кузеном платим вам черной неблагодарностью.
— При чем здесь неблагодарность? — проворчал Соммерс. — Просто я не могу вас понять. То ссоритесь, то миритесь. Прямо Том и Джерри какие-то. Странные вы люди, ей богу. Никогда не видел таких родственных отношений.
Я покосилась на Майлса. Мне было ужасно стыдно и нестерпимо хотелось свалить на него всю вину за наш позор. Но, поглядев на Майлса, я очень скоро убедилась, что мой дорогой кузен чувствует себя не лучше моего: на его лице я увидела проблески горького раскаяния, и это тут же остудило мой пыл.
В конце концов, подумала я, он виноват не больше моего. Да, Майлс начал меня отчитывать, ну и что с того? Почему я не могла взять себя в руки и сразу же напомнить ему, что мы не дома, не на улице, а в полицейском участке?
Скоро инцидент был исчерпан и мы наконец-то занялись делом. Соммерс принес мне медальон, а я вытащила из сумки дневник моей прабабки. Однако мне хватило одного взгляда на эту вещицу, чтобы понять, что Элайза имела в виду именно ее. Такое украшение ни с чем не возможно было спутать. Я подозревала, что оно единственное в своем роде.
— Да, — прошептала я, разглядывая александрит, который, под лучами лампы налился фиолетовым цветом. — Это он… Сейчас я найду то место, где Элайза его описывает. — Я раскрыла прабабкин дневник.
Майлс заглянул ко мне через плечо, и я почувствовала, как его дыхание щекочет мне шею. Если раньше я с превеликим трудом разбирала прабабкин почерк, то теперь эти маленькие скособоченные буквы разбежались по листу, как колония худосочных гусениц. Мне хотелось попросить Майлса отодвинуться, убрать свою голову подальше от моего плеча, но я не могла. Честное слово, я не могла даже рта раскрыть. Меня словно загипнотизировали. Как будто кто-то нашептывал мне на ухо сладкие речи, которые я и жаждала и не желала слушать одновременно.
Это было какое-то наваждение. Я не могла сказать, сколько оно продлилось. Мне казалось, что за тот миг прошла целая вечность. Рушились цивилизации, умирали, вспыхивая, вселенные, звезды гасли и образовывались новые, а мы все продолжали стоять как изваяния, слитые из фантастического материала, неподвластного ни времени, ни разрушениям: он, склонившийся над моим плечом, и я, уткнувшаяся в загадочные формулы букв.
— Как же ты смогла это разобрать? — выдохнул мне в ухо Майлс.
Сказать по правде, его голос буквально оглушил меня, но вместо того, чтобы зашипеть на своего дорогого кузена, я даже обрадовалась. Эта его небрежность хотя бы вернула мне рассудок, которого я чуть было не лишилась.
Да, давно же у меня не было мужчины, подумала я, показав Майлсу и Соммерсу лупу, извлеченную из сумочки. Если даже самый невинный из невиннейших поступков моего кузена пробудил во мне такую чувственность… Может быть, тетка Сесилия в чем-то права. Если уж я не собираюсь замуж, то по крайней мере надо найти себе какого-нибудь милого кавалера и хотя бы изредка проводить с ним время. Иначе, кто знает, до чего я дойду в своих фантазиях…
— Вот так и разбирала, — ответила я, зачитав Майлсу и Соммерсу описание медальона. — Букву за буквой, страничку за страничкой.
Соммерс присвистнул и поглядел на меня с восхищением.
— Вот это я понимаю. Нам бы таких работников!
— Так дайте же мне работу, я ведь просила.
— Не беспокойтесь, Кэролайн, у меня есть для вас работа. Кстати, что вы делаете сегодня вечером? Мы как раз могли бы ее обсудить.
Вопрос Соммерса слишком уж смахивал на предложение поужинать, а точнее, на намек о возможном свидании. Еще несколько минут назад я бы ответила ему, что слишком занята, что у меня много работы и лучше нам обсудить это прямо сейчас. Но после гипноза, в который, сам того не желая, поверг меня мой дорогой кузен, я поспешила принять предложение Соммерса, подумав, что внимание такого неглупого и очень даже обаятельного мужчины лучшее лекарство от всяческих странных мыслей. При этом я изъявила такую радость, что у Мэтью, кажется, не осталось сомнений в том, что я тоже ему симпатизирую.
Однако Майлс отреагировал на мое поспешное согласие вовсе не так равнодушно, как я ожидала. На его красивом лице появилось выражение такого разочарования, словно я вместо конфеты, как, признаюсь, это бывало в детстве, сунула ему в руку дождевого червяка.
— Что ж, дорогая кузина, — пробормотал он, даже не попытавшись скрыть раздражение, — думаю, у тебя есть хороший помощник и вряд ли ты теперь нуждаешься в моей помощи. Подозреваю, и мне не стоит рассчитывать на твою…
— Да ты с ума сошел, Майлс! — поспешила я опровергнуть его выводы, сделанные на основании логики, мне непонятной. — Уверена, Мэтью и для тебя найдет задание. И потом, я же обещала тебе помочь. А я своих обещаний назад не беру.
— Спасибо и на том. — Майлс изобразил гримасу, которая должна была означать лучезарную улыбку, исполненную благодарности. — Я тебе позвоню.
— Ну и братец у тебя, — посочувствовал мне Мэтью, когда мы сидели в маленьком кафе, напротив полицейского участка.
— Он не братец, а кузен, — поправила я. Почему-то сейчас мне особенно хотелось подчеркнуть, что мы с Майлсом не близкие родственники.
— Какая разница. Странный он, Кэролайн. Честное слово, странный. Неврастеник он, что ли?
— Да, он вспыльчивый, — согласилась я. — Иногда высокомерный. Может быть, немного странный. Но вроде бы нормальный. Хотя кто из нас нормальный, Мэтью?
После выходки Майлса настроение у меня упало окончательно. Да и Мэтью Соммерс как будто был чем-то огорчен. Поэтому, увы, свидание наше превратилось в копию моих посиделок с Лесли: три порции виски, смешанного с вишневым соком — разумеется, для меня; три порции чистого виски — разумеется, для него, и долгая беседа о том, как непросто хорошим людям живется на этом свете.
Мэтью, как истинный джентльмен, проводил меня до дому и даже стал свидетелем взбучки, которую мне устроила мисс Пейн. Я обещала своей старушке, что вернусь к ужину, поэтому мясо в брусничном соусе и пирог с яблоками дожидались меня в девственно холодном состоянии. Но я была слишком уставшей и мрачной, чтобы оправдываться, поэтому улеглась спать, а все извинения решила отложить на потом. Дженевра выглядела обиженной, и это, конечно, не добавило мне радости.
Наверное, Майлс прав, подумала я, засыпая. Писатели ужасно необязательные, непунктуальные и неряшливые люди. Но что же делать, если я никогда не была другой?