Среди ночи жена проснулась. Она села на кровати и прошептала:
— Не надо обвинять стул.
Не открывая глаз, я сладко потянулся. Жена легонько толкнула меня:
— Ты слышишь! Ни при каких обстоятельствах не надо обвинять стул.
Я укутался в одеяло и сел рядом. Разговор предстоял длинный.
— Ни при каких… — проворчал я недовольно. — Ты всегда любишь крайности. А в воспитании, между прочим, крайность может быть роковой. Вспомни девятый номер «Семьи и школы» за прошлый год.
Я еще не понимал, почему нельзя обвинять стул, но уже не сомневался, что речь идет о воспитании. С тех пор, как родился Вовик, никакой другой вопрос не волновал нас так сильно. За эти два года мы проштудировали всю имеющуюся в библиотеке педагогическую литературу. В газетах, журналах и календарях мы читали лишь «Советы для родителей». Тут же вырезали их и вырезки наклеивали в альбом. Чтобы не пропустить ни одной радиопередачи на темы воспитания, мы работали в разные смены. Потом информировали друг друга о прослушанном. Сегодня у приемника дежурила жена, и, по-видимому, она забыла рассказать мне что-то очень важное. Это-то и разбудило ее.
— Да, так что стул? — спросил я, прерывая неожиданно возникшую дискуссию о формах контроля за ребенком.
— Стул? — спросила жена. — Ах, да… Если ребенок ударится о стул, то ни в коем случае нельзя обвинять стул. Нельзя говорить: какой, дескать, плохой стул, давай побьем его. Это развивает некритическое отношение к собственным поступкам.
Я подумал и согласился.
— Ты сказала это маме? — спросил я.
— Когда же? Ты ведь знаешь, я весь вечер просматривала старый комплект «Семьи и школы».
Утром мы позвонили моей маме и сказали, что ни при каких обстоятельствах нельзя обвинять стул. Вовик жил у нее, и мы держали ее в курсе всех педагогических новостей.