Стоял сентябрь, когда он впервые появился у меня. Женщины еще в платьях ходили, мужчины — в рубашках, на моем же визитере темнела кожаная куртка. Тогда это не считалось шиком, как теперь. Потертые рукава, белые трещинки там и тут… В руке он держал небольшой баульчик.
Помню, мы осваивали электронные часы. Как всегда при изменении ассортимента — миллион проблем, и все их директор спихивал на меня, своего зама. В сильной запарке был я, а тут еще он. (Мистификатор.)
— Чем могу служить? — спросил я.
Он был коренаст, широкоплеч, с массивной головой на короткой шее. Возраст? Затрудняюсь определить даже приблизительно.
— Мне хотелось бы заказать у вас часы.
Заказать? Но часы, напомнил я, не ботинки, их не изготовляют по индивидуальным заказам. Время, слава богу, для всех одинаково.
— Вы так думаете? — осведомился он.
Зазвонил телефон (мой гость как-то странно покосился на него), я взял трубку, показал глазами на стул. Помедлив, он осторожно сел, баульчик же поставил на колени.
— У каждого человека, — пояснил он, когда я закончил разговор, — свое время. Ваш час не равен моему.
Я не без ехидства полюбопытствовал, какова же в таком случае разница между его и моим временем.
Он доверчиво посмотрел мне в глаза.
— Не знаю. У меня ведь нет часов.
— Таких, которые измеряли б ваше собственное время?
Он открыл баульчик, достал вышитый «крестиком» носовой платок, отер испарину со лба.
— Вы, конечно, слышали выражение «обогнал время». У вас его употребляют в переносном смысле…
— У вас?
Он поправился:
— У нас. Разумеется, у нас. — И замолк. Баул оставался открытым, и оттуда вдруг донесся шорох.
— Уж не хотите ли вы сказать, что обгоняете время?
— Обгоняю, — признался он. — Вот только не знаю, намного ли… Я тут разработал одну принципиальную схему…
Он снова полез в баул, но вместо чертежей и расчетов извлек средних размеров черепаху. Держа ее на весу, копался в баульчике, пока не достал пачку исписанных листков.
— Вот! Кое-что я опустил, но это несущественно. Часы будут показывать не время вообще, а скорость проживания конкретного индивидуума. Того, кто носит их.
— На руке? — уточнил я.
Самый что ни на есть простой вопрос, но моего собеседника он поставил в тупик. С беспокойством косясь на меня, признался, что об этом не подумал как-то.
Хорошо помню, что именно в этот момент я поверил ему. Ненадолго, не до конца, но поверил. К несчастью, меня срочно вызвал директор, а когда я вернулся, кабинет был пуст. Вскоре я забыл о загадочном посетителе, но, увидев его через семнадцать лет, узнал сразу. И его самого, и потертую кожанку, и баульчик. Ни единой морщинки не прибавилось на гладковыбритом лице. Поклясться готов, что он не изменился совершенно. Это-то, вероятно, и было главным козырем в его мистификаторской игре. Всерьез утверждал он, что вовсе не семнадцать лет минуло после нашей встречи, а что-то около месяца.
— Точно сказать не могу, поскольку…
— Поскольку у вас нет часов, — подхватил я. — Вы ведь не оставили бумаг. И зря! За эти семнадцать лет мы, возможно, что-нибудь сделали б.
— К сожалению, я не мог прийти раньше. Я колебался.
— Все семнадцать лет?
— Весь месяц, — поправил он терпеливо. И объяснил, что если каждый начнет жить по своему времени, то люди просто-напросто перестанут понимать друг друга. Жена спрашивает, к примеру, будет ли муж бутерброд с сыром, он отвечает: нет, лучше с колбасой, — но отвечает через неделю. По ее часам…
— Но вы же находите с ней общий язык! С женой своей.
Он медленно покачал головой.
— Нет. К сожалению, нет… Мне вообще трудно удержаться с кем-либо в одном времени.
На лбу его, как и тогда, выступила испарина. Можно было подумать, что ему и впрямь стоило усилий не улететь в бог весть какие дали, куда мне, простому смертному, тащиться потом и тащиться.
О бумагах напомнил я. О той самой принципиальной схеме… Он открыл баул, но не бумаги вынул, а носовой платок. Знакомый мне вышитый «крестиком» носовой платок.
— Простите, но я должен еще немного подумать.
— О чем?
Баул оставался открытым, но — никакой возни, никаких шорохов.
— Я должен подумать, какие последствия повлечет переход на индивидуальное время.
— Но семнадцать лет назад… Простите, месяц назад вас эти последствия не волновали. — Очень уж хотелось мне хоть краем глаза взглянуть на его каракули.
— Тогда я только что закончил разработку. Как всякому автору, мне не терпелось воплотить ее в жизнь.
— Что же теперь останавливает вас? Пусть каждый знает… скорость своего проживания.
Он промокнул платком лоб.
— Вы полагаете? Но если люди поймут, что время, которое сегодня непреложный закон для всех, — ложь… Что у каждого — свое собственное время… Что тогда? Какое из них правильное? Человек ведь непременно задаст себе этот вздорный вопрос.
Не только на лбу, но и на щеках его заблестели капельки пота. Видимо, ему все труднее было оставаться в одном со мной времени.
— А ваша черепаха? — вспомнил я. — Она жива?
Рука с платком замерла. Тревожно глянув на меня, он полез в баул. Некоторое время шарил там и, наконец, вытащил своего бессловесного компаньона.
Тут в кабинет вошел кто-то, я отвлекся на минуту-другую и не заметил, как мой собеседник исчез.
Шесть лет минуло с тех пор, но он так и не появлялся больше. Впрочем, что для него шесть лет? Неделя какая-нибудь… От силы — полторы.
Я жду.