Уорлегган

Глава первая

Однажды вечером в середине ноября 1792 года по главной дороге, ведущей на восток от Труро, быстро катила карета. Как и весь этот ужасный год, накрапывал мелкий дождь, и лес у обочины уже потемнел и погрузился в туман. Дорога была скверная, вся в рытвинах и с глубокой грязной колеей. Но кучер, не бывавший здесь раньше, постоянно нахлестывал лошадей, потому что темнота была уже не за горами, а ему не нравилась окружающая местность. Хозяйка сказала, что до дома рукой подать, но разве можно доверять в таком деле женщине — сегодняшняя поездка это лишний раз доказала. В здешних диких краях они станут легкой и желанной добычей для любого разбойника с большой дороги, промышляющего поблизости.

Они как раз миновали рощицу, где ветки почти смыкались над головой, и тут душа у кучера ушла в пятки при виде стоящего на обочине человека с лошадью в поводу. Проезжая по этим диким и болотистым пустошам, кучер всё утро проклинал себя за то, что согласился везти эту упрямую и безголовую дамочку — сплошное недоразумение, а не дамочка, и вот результат! Он приподнялся и стегнул лошадей, но когда они скакнули вперед, карета плюхнулась в глубокую рытвину и так низко нырнула, что его чуть не выбросило на дорогу. К тому времени, как снова удалось набрать скорость, они уже проехали мимо всадника, который лишь приподнял шляпу и больше не проявил никакого интереса.

Они отъехали от него уже, по меньшей мере, на десять ярдов, когда, услышав громкий стук, кучер открыл окошко, и госпожа приказала ему остановиться.

— Все в порядке, мэм. Никаких повреждений или поломок. Лошади...

— Я приказала остановиться! Хочу поговорить с тем господином.

Насупившись, кучер остановил экипаж. Задние колеса остановились и скользнули по грязи, одинокий всадник на лошади снова поднял голову.

Росс находился уже слишком далеко, чтобы слышать разговор, но через минуту кучер спустился с козел и осторожно, чтобы не испачкаться, подошел к нему.

— Капитан Полдарк, сэр?

— Да?

— Госпожа Пенвенен, сэр, хотела бы поговорить с вами.

В карете сидели две женщины, одна из них служанка. Росс снял шляпу, а Кэролайн протянула ему затянутую в зеленую перчатку руку.

— Припозднились вы на этой дороге, капитан Полдарк. Мой кучер принял вас за грабителя.

— Что ж, будь я им, выбрал бы более доходную дорогу. Тут можно прождать семь ночей кряду, но так и не встретить подходящей кареты.

— О, сэр, я совсем бедна. Но, по правде говоря, я решила, что вы в беде.

— Благодарствую. Пустяки. Кобыла подкову потеряла.

— Что ж, не такая уж мелочь. Что теперь станете делать? Пойдёте домой пешком? Изнурительно долгая прогулка.

— Её можно подковать в Часуотере. Ну а вы, мисс Пенвенен, возвращаетесь в Корнуолл?

— Как видите. Слишком рано, чтобы изображать Санту, и слишком поздно для Ночи Гая Фокса [1]. Почему бы вам не сесть со мной в карету, вы бы доехали до Киллуоррена и взяли бы лошадь у моего дядюшки. А вашу мы могли бы подковать и отправить поутру.

Росс заколебался. Он устал, промок, приуныл, а предложение выглядело не так уж плохо. Но эта бойкая девица не внушала доверия.

— Благодарю. Я мог бы доехать с вами до дороги на Часуотер...

— Мы вскоре свернем. Бейкер, как следует привяжите кобылу капитана Полдарка к карете. И поезжайте помедленнее, нет смысла бояться разбойников, раз уж мы захватили одного из них.

Горничная Элеонор усомнилась, что это лишь шутка. Когда карета снова тронулась, она с открытым ртом уставилась на крупного мужчину с тяжелым взглядом, скрючившегося напротив, на неудобном сиденье. Его выставленные вперёд сапоги были в грязи, щека со шрамом повёрнута к ней.

Кэролайн, возможно, и сама немного удивилась тому, каким огромным он оказался в тесном пространстве, и чувствовала себя не так свободно, как предполагал ее тон.

— Весьма печально слышать о смерти вашего кузена. Дядюшка Рэй не большой охотник писать, но об этом сообщил. Какая трагическая случайность! А кажется, прошло совсем немного времени с тех пор, как мы встречались за столом у Тревонансов.

— Совсем немного. Нам так его не хватает.

— Надеюсь, это не вынудит вас закрыть шахту — как я понимаю, вы были партнерами.

— Она продолжит работу. Мы справимся.

— И приносит прибыль?

Росс ответил на ее открытый взгляд.

— Нет.

— Но я все же полагаю, что принесет. Дядюшка Уильям говорит, что если война продлится, цены на металл поднимутся. А жена Фрэнсиса намеревается жить в том большом доме в одиночестве?

— Думаю, со временем к ней переедут родители. Но она не одна. Там еще ее сын, тетушка и двое слуг.

— А как поживает доктор Энис?

Что ж, она явно не из тех, кто будет ходить вокруг да около.

— Столь же усерден, как и всегда.

— Усерден, и только?

— Этим словом я никак не желал умалить его достоинств.

— Разумеется, я это понимаю, — сказала Кэролайн. — Когда мы с вами встречались в последний раз, то единым фронтом выступили в его поддержку.

— Не думаю, что теперь он нуждается в нашей защите. Тогда все обвиняли его в смерти старика Эллери. А нынче все его превозносят, потому что он излечил деревенскую девушку от хромоты.

Кэролайн тут же подняла голову.

— Розину Хоблин?

— Так вы ее знаете?

— По имени. Дуайт о ней упоминал. Она излечилась?

— Излечилась. Ходит так же уверенно, как вы или я, и деревенские теперь считают его чудотворцем.

— Надо же, как интересно! И как же ему удалось?

— Он объяснял, но никто не слушал. В прошлую субботу перед его домом дожидались четырнадцать хромых.

Кэролайн улыбнулась и откинула локон. Фонарь на потолке, который зажгли, когда в карету сел Росс, раскачивался вместе с экипажем, и выражение лица Кэролайн, казалось, менялось вместе с перемещающимися тенями.

Когда свернули с главной дороги, Росс просил:

— В котором часу вас ожидает дядя?

— Он меня не ожидает.

— О... Вероятно, внезапно принятое решение...

— С моей стороны — не внезапное, капитан Полдарк. Я тщательно его планировала. Эта карета, кучер, багаж. Но дядюшка Рэй меня не приглашал, а раз мы едем, пожалуй, даже быстрее почты, не думаю, что он успел получить от дядюшки Уильяма письмо с предупреждением.

Увидев выражение лица Росса, она засмеялась:

— Именно так люди обретают независимость. Помните, мы обсуждали это на приеме у Тревонансов.

Итак, подумал Росс, она намерена заполучить Дуайта, если сможет. Зачем же я забрался в эту карету и принял услугу? К чёрту слабый пол. И вдруг, непрошено, мелькнула мысль о другой женщине... Элизабет, такая уязвимая в своей скорби и чёрных одеждах, всё ещё недосягаемая и, тем не менее, опасно близкая. Его первая любовь, она до сих пор его любит, как недавно призналась, а теперь во всем полагается на него. Когда стоящих между ними препятствий стали вдвое меньше, они стали чаще видеться — теперь она от лица своего сына Джеффри Чарльза распоряжалась половиной акций шахты, а сам Росс, как единственный родственник мужского пола, стал главой семейства Полдарков и душеприказчиком по завещанию кузена.

Со смертью Фрэнсиса в жизни округи образовалась неожиданная пустота. Теперь все его обязанности перешли к Россу. Мистер Оджерс, приходской священник Сола и Грамблера, по всем вопросам обращался к Россу, казалось, даже ожидал от него, что тот пересядет в церкви на скамью Фрэнсиса и станет еженедельно снабжать семейство Оджерса провизией. И нужно было найти нового судью. Эти обязанности со времен Вильгельма и Марии [2] исполняли Полдарки. Можно ли предложить судейское место человеку, который ранее выражал свое презрение к этому поприщу? Всё это оказалось очень сложно.

В карете установилась тишина. Росс чувствовал, что удача от него отвернулась, и совсем пал духом. Вчера он получил официальное извещение от Кэрри Уорлеггана, что через четыре недели наступит срок погашения векселя, и сегодня пытался изыскать деньги. С кредитами везде было сложно, но главная сложность заключалась не в этом. Главным препятствием была Уил-Грейс. Каждый, кто разбирался в этом деле, знал, что она не дает прибыли.

Можно дать взаймы тысячу фунтов нуждающемуся сквайру и рискнуть ради процентов. Но никто не станет одалживать деньги человеку, чья шахта находится на грани разорения. Сделавший это будет лицезреть, как его капитал тает на глазах, будто откачивается насосом. Без сомнений, это стало одной из причин, по которой Натаниэль Пирс отделался от векселя, радуясь, что успел, пока еще не накопилась задолженность.

Росс вовсе не стал бы его винить, если бы вексель попал к кому угодно, но только не к Уорлегганам. Но разумеется, никто кроме Уорлегганов его бы и не купил. Им нужны были не деньги, им нужен был Росс.

Примерно через неделю после смерти Фрэнсиса в туннеле, который он обследовал, нашли немного хорошей руды, но с сентября это оказалось единственной находкой. Марк Дэниэл так некстати именно в это время исчез где-то в водовороте французских событий, до сих пор никто не мог отыскать его следов. В некоторых частях Англии на полях до сих пор лежали почерневшие зерновые. Спасенная каким-то чудом, благодаря лености врагов, Франция воспрянула духом, и на прошлой неделе ее новые армии захватили Брюссель. Все начали задумываться о грядущих бедствиях и войне.

Наконец карета свернула к воротам Киллуоррена, и кучер осторожно правил по заросшей дорожке к манящему свету у парадной двери. Ему пришлось позвонить три раза, прежде чем дверь открыла служанка.

— Боже ты мой, мисс Кэролайн, мы же только утром убрали вашу комнату. Входите же, мэм. Хозяин вас ждет?

Росс последовал за Кэролайн в зал. Обычный дом, где можно согреться, но довольно убог для джентльмена. Три свечи в стеклянных емкостях едва освещали полированные серванты из темного дуба и мраморные бюсты у подножия узкой лестницы.

— С вашего позволения я не стану беспокоить вашего дядюшку. Вы наверняка устали с дороги, и он будет рад вас видеть...

Кэролайн улыбнулась, развязывая шляпку.

— Не настолько, как вы думаете, — тихо ответила она. — Так что с вашей стороны было бы любезностью подняться наверх, пока седлают другую лошадь. Не беспокойтесь, надолго вы не задержитесь, всего на бокал вина, большего вы от него всё равно не дождетесь. Когда я живу здесь, его манеры становятся лучше, но я отсутствовала несколько месяцев, и боюсь, он снова принялся за старое.

Около семи часов Демельза послала за Дуайтом, тот был свободен и сразу же приехал, чтобы осмотреть Джереми.

— Обычное дело — воспаленное горло и небольшой жар. Он к этому предрасположен.

— Слишком предрасположен, — сказала Демельза, нехотя отпустив Джереми. — Каждый раз, когда это случается, я вспоминаю Джулию, и меня саму лихорадит. С Джулией никогда такого не было, по крайней мере, до последнего раза...

— Некоторые дети к этому склонны, а другие нет. Но ты все равно зови меня каждый раз, просто на всякий случай. Росса нет дома?

— Поехал по делам в Труро, а оттуда ему пришлось ехать в Редрат, повидаться с Тревисиком. С насосом что-то не так, хотя мне кажется, что теперь можно и вообще не беспокоиться, разницы никакой, — Демельза быстро нагнулась, чтобы подхватить Джереми, когда он сонно потянулся к ней. Она искоса посмотрела на Дуайта, на ее бровь упал локон. — Думаешь, я его балую, Дуайт?

Тот улыбнулся.

— Да. Но это вполне естественно и в порядке вещей. Через три или четыре года всё переменится.

— Я не хочу, чтобы стало как у Элизабет с Джеффри Чарльзом.

— Не беспокойся на этот счет. Взгляни на него — он уже в два раза больше, чем несколько месяцев назад... — Дуайт запнулся. — Это Росс?

— Наверное. Он уже давно должен был приехать, — Демельза подошла к окну и выглянула наружу. — Да. Но на чужой лошади. Надеюсь, ничего не случилось.

Сейчас она не могла выпустить из рук Джереми, а когда наконец уложила его в постель и спустилась, Росс уже расположился в гостиной и настоял, чтобы Дуайт остался на ужин. Дуайт пытался найти предлог отказаться, но без толку, и, в конце концов, с улыбкой сдался, а миссис Гимлетт поставила третий прибор.

— Нам нужен гость, Дуайт, — сказал Росс. — В последние дни мы пали духом, а твой долг как нашего доктора — присматривать за нашим душевным состоянием. Если нынче вечером кто-нибудь переломает кости, тебя найдут и здесь, так что твоя совесть чиста.

— С моей совестью никаких проблем. Но мне жаль слышать о твоем состоянии.

— Позже расскажу подробности. Целый день я пытался найти деньги, а на этот счет можно разговаривать в приличном тоне только на полный желудок.

— Надеюсь, ты не продал Брюнетку, — сказала Демельза, — иначе ужин будет испорчен, еще не начавшись.

— Нет... Она потеряла подкову неподалеку от леса Стиклера, и меня подбросили в карете до Киллуоррена, там я одолжил лошадь и отправился домой.

Внезапно повисла пауза. Демельза подняла бровь.

— До Киллуоррена? В карете мистера Пенвенена?

— У мистера Пенвенена нет кареты, — сказал Дуайт.

— Это была Кэролайн Пенвенен, — объяснил Росс. — Приехала из Лондона... Или из Оксфорда? Дядя ее не ждал. А ты, Дуайт?

— Ждал.

Чтобы заполнить возникшую паузу, Демельза сказала:

— Полагаю, она решила сделать дяде сюрприз. Когда она была здесь в последний раз, в мае или июне? Наверное, так странно — жить на два дома.

Поскольку мужчины молчали, Демельза наклонилась и потушила одну из свечей.

— Они пришлют завтра Брюнетку, Росс?

— Нет нужды это обсуждать, если не хочешь, Дуайт. Но мы старые друзья, а иногда не мешает выговориться. Она спрашивала о тебе и сказала, что надеется вскоре с тобой увидеться.

— Как ее принял дядя?

— Не слишком любезно. Думаю, она была рада моему присутствию. Но она не выносит, когда вынуждена о чем-то просить, да ты и сам наверняка знаешь, а когда я уезжал, Пенвенен, похоже, сменил гнев на милость.

Дуайт теребил тонкими пальцами салфетку.

— Вы не просто старые друзья, вы старейшие и самые лучшие. Если лучше это обсудить... то, что происходит между мной и Кэролайн, я был бы рад. Но сомневаюсь в этом... Возможно, я должен вам все объяснить, и в этом случае...

— Ты ничего нам не должен, — сказал Росс. — Но печально видеть, что проблемы разрастаются, а ты даже этого не осознаешь. Ты ведь знаешь, как это бывает.

— Ты хочешь сказать, я знаю, как это было в прошлый раз? Теперь опасность в другом, разве не так? Что ж, признаюсь, я люблю Кэролайн, и мы переписываемся, теперь она снова здесь, к добру это или к худу, но мы вскоре увидимся. У меня нет денег, а у нее их много, так что наши отношения... Тебе она совсем не нравится?

Вопрос был адресован Демельзе и застал ее врасплох.

— Нет, Дуайт. Я ее не знаю, мы едва обменялись парой слов, нельзя же не любить человека, которого не знаешь. Да и не мне ее судить.

— Как и не мне, — произнес Росс. — Но думаю, сегодня я переменил о ней мнение, хотя и не могу понять, по какой причине. Уж точно не потому, что подвезла...

— В ней есть определенная жесткость, — протянул Дуайт. — Было бы глупо это отрицать. Это как... хрупкие сверкающие доспехи, и использует она их с той же целью. Но за этим скрывается много другого... В любом случае, такое сложно измерить. Это слишком тонкая алхимия, чтобы можно было ее взвесить.

— Да, — признал Росс, внезапно вспомнив об Элизабет, и словно прочитав его мысли, Демельза взглянула на мужа и поняла, о чем он думает.

— Наша привязанность не приведет ни к чему хорошему, нет сомнений, но я не могу порвать с ней. Возможно, она окажется мудрее. Постыдное положение вещей, возможное только у слабого человека, сильный бы справился с этой дилеммой так или иначе.

— Чем дольше живу, — сказал Росс, со страданием сомкнув брови на переносице, — тем меньше верю в разницу между слабыми и сильными людьми. Жизненные перипетии делают с нами что хотят, и та... та временная свобода, которой мы обладаем, лишь взращивает иллюзии. Возьми Фрэнсиса. Видел ли ты более печальный и бессмысленный конец, или менее заслуженный, вопреки собственной воле, или менее соответствующий приличиям и человеческому достоинству? Утонуть как собака в колодце, и вообще беспричинно — помощь подоспела всего через какой-то час. Он просто вышел из этой комнаты, прогулялся к шахте и вдруг поскользнулся на грязном полу и погиб ни за что ни про что.

Росс с внезапным пылом откинулся на стуле.

— Именно это меня больше всего возмущает в жизни: беспричинность, бессмысленная трата времени и внезапный конец, делающий всех нас дураками, превращающий в ничто все наши стремления и планы... Ты прошел со мной через самое худшее, Дуайт: смерть Джулии и многое другое. Если ты видишь разницу в результате усилий сильного и слабого, признаюсь, ты умней меня.

Дуайт молчал, но через минуту заговорила Демельза:

— О да, это верно, Росс. Но правда ли всё это? Мне кажется, у нас было и хорошее, что привело к цели. И хотя в целом удача была не на нашей стороне, иногда она поворачивалась к нам лицом и может сделать это снова. Уил-Грейс потерпела неудачу, но Уил-Лежер процветала, и еще у нас была Джулия, а теперь Джереми, и тебя оправдали на суде... и много чего еще.

Она на мгновение задержала взгляд на пламени свечи — странный, отрешенный взгляд, а потом моргнула и снова стала собой.

— Может, просто для равновесия, раз уж не повезло нам, то повезет Дуайту. Возможно, для него с Кэролайн есть какой-то счастливый исход, нужно просто набраться терпения, чтобы его отыскать.

Несмотря на ее будничный тон, Дуайт со странным чувством обреченности подумал — она словно знает, что для нее все пошло прахом и этого уже не исправить. Он впервые понял, что значит для Демельзы смерть Фрэнсиса, как повлияет на отношения с Россом.

Глава вторая

Ноябрь — неудачный месяц для тайных встреч под открытым небом. Но Кэролайн слишком часто охотилась в округе, чтобы её это остановило, и поэтому послала Дуайту записку о встрече у старой шахты, на краю леса возле Баргуса. Когда он туда приехал, его пульс участился при виде привязанной к дереву лошади. Он соскользнул со своей, обмотал поводья вокруг пня и быстро вошёл в старое каменное строение. Кэролайн сидела на корточках рядом с открытым шахтным колодцем и, когда вошёл Дуайт, бросила в неё камень и прислушалась к эху.

Она непринуждённо выпрямилась.

— Неудивительно, что в Корнуолле столько внебрачных детей, ведь от них так легко избавиться. Подозреваю, что шахты оставляют открытыми специально для этого, Дуайт.

Было очень темно, и Дуайт не видел её лица, но подошёл ближе, решив, что ничто его не смутит, в этот раз он её переиграет.

— Не только от детей, но и от женщин, которые крадут чужой сон, мешают работать, посылают беспринципные письма, флиртуют и не имеют сердца. Хороший и простой способ от них избавиться, так кому же следует быть мудрее? Кто-нибудь знает, куда ты отправилась?

Она стояла, балансируя на краю шахты, словно бросала вызов.

— Никто не знает, Дуайт, но я не дрожу от страха. Мои письма были беспринципны? Неужели они украли твой сон? Разве они не принесли тебе удовольствия? Будь же честен. Признайся.

Положив руку на её локоть, Дуайт отвёл Кэролайн подальше от края и повернул к себе. Они смотрели друг на друга — незнакомцы и в то же время друзья. Она слегка приподняла бровь и улыбнулась. Дуайт наклонился и поцеловал её. Потом они просто стояли обнявшись, а тем временем солнце слабо светило сквозь покосившийся дверной проём, и единственный звук исходил от лошадей снаружи. Это была встреча, в которой отсутствовала страсть.

— Твои письма в равной степени доставляли мне и наслаждение и боль, как без сомнения и было задумано. Тебе нравится мучить тех, кто тебя любит?

Она посмотрела на него испытующе и внимательно, будто пытаясь заново узнать.

— Нет... Может быть, мне нравится самой мучиться. Не знаю. Трудно сказать. Мне лишь известно, что я вернулась и мои дядюшки в ярости, что я сама себе хозяйка, что назначила тебе встречу и пришел. Теперь это просто — у меня в голове всё прояснилось. Не ожидай от меня слишком многого, Дуайт. Не надо слишком сильно на меня давить.

— Я тебя люблю, — сказал он. — Это тоже просто. Если для тебя это лишь минутное увлечение, которым можно поиграть, а потом легко забыть...

— Нет, и ты это знаешь. И так было лишь в половине или трети моих писем, а любезности ты нарочно не заметил. Во всяком случае, я не привыкла писать любовные письма, как и не привыкла, чтобы за мной ухаживали. Это...

— Надеюсь, твои дела в Оксфордшире завершились успешно.

— Да-да. Восхитительно. Довольно очаровательно. Настолько, что я поспешила сюда сразу же, как только адвокаты согласились дать мне право распоряжаться деньгами.

Они говорили и говорили, понимая, что уединились лишь на время, и стараясь извлечь из этого как можно больше, поскольку оба знали, что их тайные встречи недолго останутся в секрете. Теперь, убедившись во всём, в чём хотел, Дуайт желал бы столкнуться с трудностями на самом первом свидании, но чувствовал, что Кэролайн всё ещё в процессе осознания своих чувств. Пока рано думать о будущем.

Погода наладилась, и они покинули развалины шахты, Кэролайн облокотилась о каменную стену, а он встал рядом.

— Я снова повстречала твоего капитана Полдарка, — сказала она. — Но, конечно же, он тебе об этом сказал. Чем чаще я его вижу, тем больше он мне нравится. Придется это признать, если хочешь, чтобы я была с тобой честна.

— Тебе не удастся заставить меня ревновать. Жаль только, что обстоятельства складываются для него неудачно.

— Обстоятельства? Вдова его двоюродного брата и есть то самое обстоятельство или у него другие проблемы?

— Финансовые, — ответил Дуайт и нерешительно умолк. Ему не хотелось разглашать секреты, но желание сбить её со следа, чтобы она перестала расспрашивать об отношениях Росса и Элизабет, заставило его рассказать больше, чем он собирался.

— Мне показалось, он был в плохом настроении, когда мы встретились. А ещё ты ужинал с его женой, когда капитан Полдарк вернулся. Возможно, это повод для ревности с моей стороны. Скажи, что за власть она имеет над мужчинами? Согласна, она довольно привлекательна, но другие тоже, хотя получают гораздо меньше внимания. Знаешь, в чём секрет?

— Дело не в секрете. А в Демельзе.

— Она из тех женщин, которых желают все мужчины, кроме собственного мужа? Так часто бывает. Какая пропаганда супружеской жизни! Тебе не кажется, что нужно быть очень опрометчивой, чтобы выйти замуж, Дуайт?

— Нет, я так не считаю, если выходишь за подходящего мужчину.

— Ах, за подходящего мужчину, — она подобрала два камешка из рассыпающейся стены и взвесила их в ладони, словно предмет обсуждения. — Но расскажи, как у тебя дела. Я слышала, ты сотворил чудо с малышкой-рыбачкой, и она теперь может станцевать котильон. Это правда?

Памятуя о прежних насмешках, Дуайт быстро взглянул на нее, но лицо Кэролайн оставалось серьезным. Потом она встретилась с ним взглядом и рассмеялась.

— Да-да, я и впрямь так считаю. Почему бы мне этим не заинтересоваться?

— Что ж, об этом так много болтали, и я подозреваю, что с твоей стороны это просто вежливая ремарка.

— Значит, ты до сих пор меня не понимаешь, Дуайт. Когда я была здесь в последний раз, мне пришлось защищать тебя от обвинений в неудачном лечении. Почему бы не рассказать о твоем триумфе?

Возможно, в одном из её писем содержалось нечто, из-за чего он по-прежнему не доверял ей до конца.

— Всё слишком преувеличено, уверяю. Девушка хромала восемь лет от заболевания колена. Или считалось, что от этого. После нескольких тщетных попыток излечить ее припарками, я решил изучить само строение колена — поначалу кости, а затем и остальное.

— Что остальное?

— В прошлом месяце к пляжу Хендрона прибило мертвого моряка, шахтеры похоронили его в песках. Как-то ночью я спустился и отнял у него одну ногу, чтобы изучить связки, как у живого человека.

— Правда? — спросила она, заинтригованная новой стороной его характера.

— Да. Затем однажды...

— Разве тебе не показалось это отвратительным?

— Я делал это не ради удовольствия.

— Возможно, ты посчитаешь это неженственным, но знаешь, мне кажется, мне было бы интересно посмотреть на такую работу.

— Да?

— Да. Вижу, тебя это шокирует. Продолжай.

— Меня это вовсе не шокирует. Затем, в начале этого месяца, я смог одними руками вправить девушке колено. Оказалось, это всего лишь вывих. Но с годами мышцы атрофировались, а также возникло воспаление. Сейчас она носит повязку, но думаю, сможет обойтись без нее, когда обретет уверенность.

Кэролайн положила руку на его ладонь.

— Так теперь ты чудотворец, и люди ждут у твоего порога каждое утро. Браво. Расскажу дядюшке. Это его позлит.

— Это злит меня, — сказал Дуайт, — но я могу извлечь из этого пользу.

— Не сомневаюсь, что эта малышка смотрит на тебя с обожанием.

— Не сомневайся, — отрезал Дуайт.

— Как же иначе. Не так-то много докторов с такими дарованиями тратят силы, помогая беднякам. Как ты живешь, Дуайт? Расскажи.

Он взглянул на нее. Как всегда, она задала вопрос открыто и напрямую, явно не осознавая, что вступает на зыбкую почву. Кэролайн, разумеется, имела право знать.

— У меня есть доход, несколько фунтов в месяц, плюс около сорока фунтов в год от двух шахт и тех пациентов, кто в состоянии платить. Часто я получаю разного рода подношения от тех, у кого нет денег. По большей части мне удается не влезать в долги. Это всё, что меня волнует, вернее, всё, что волновало.

— А Хоблины тебе заплатят?

— Некоторым образом. И не у всех местных сквайров в моем списке здоровье как у вашего дядюшки. Старый мистер Тренеглос, который прежде на дух не переносил докторов, регулярно меня вызывает...

— Об этом я и говорю, — сказала Кэролайн. — Не думал ли ты устроиться в городе, в каком-нибудь модном вроде Бата или Оксфорда, где мог бы работать среди людей своего круга? Весьма благородно помогать бедным, но любое милосердие берет начало в родных местах, и думаю, что тебя бы приняли везде, не только среди рыбаков. Можешь не верить, но твое поведение у постели больного впечатляет, и, как говорит капитан Полдарк, человека твоей квалификации редко встретишь за пределами Лондона...

Хотя Кэролайн думала, что он не заметил, Дуайт видел, как она взглянула на его одежду, когда они вышли из шахты. Но смысл невысказанных ею слов был и так понятен.

— Я не думал возвращаться в Корнуолл, а планировал открыть дело в городе, но меня пригласил капитан Полдарк. Помощь бедным входила в мои планы, и до сих пор входит. А в городах, даже в таких как Бат или Оксфорд, беднякам требуется больше внимания, чем состоятельным людям. Я не хочу становиться любимцем светского общества.

Кэролайн отодвинулась от стены и подошла к лошади, сделав вид, что поправляет седло. Ветер растрепал ее рыжеватые волосы, откинув их за спину. Дуайт тут же разозлился на себя за высокопарный тон и за то, что разозлил Кэролайн. Но тем не менее, он сказал чистую правду. Станет ли Кэролайн скрывать свои чувства по этому поводу?

Дуайт шагнул ближе к ней.

— Кэролайн, возможно, ты подумаешь...

Девушка повернулась и улыбнулась.

— Что я должна думать, Дуайт? Что ты благороднейший человек? Кого это волнует? Солнце зашло, я озябла. Вот что сейчас важно. Поехали.

Прежде чем он успел ей помочь, девушка вскочила в седло, её лошадь смело шагнула на мягкий дерн. Кэролайн подождала, пока Дуайт не сядет на лошадь и не подъедет к ней.

— Всё, что ты думаешь, Кэролайн, имеет значение. И раз это настолько важно, не стану притворяться ради того, чтобы легче завоевать твою благосклонность...

— Я тебя обгоню. Едем до мельницы Джонаса, ладно? Дорогу знаешь?

Она развернула лошадь и направила её к холмистому пустырю, находящемуся за разрушенной шахтой. Скачка по усыпанной камнями земле грозила падением с лошади, но Кэролайн выбрала темп, с которым Дуайт на своей плохонькой лошаденке не мог соперничать.

Но если она знала окрестности хорошо, то Дуайт знал их ещё лучше. Он пустил лошадь лёгким галопом по тропе вдоль пустыря, пока Кэролайн благополучно его пересекла, а затем повернул к каменной стене на другой стороне. Потом пришпорил коня и помчался дальше по тропе. Пару минут спустя жители деревушки из четырех домов удивились, увидев фигуру своего доктора в чёрном сюртуке, который обычно ездил неторопливой рысью, а в этот раз пролетел по деревне, словно спасая свою жизнь. Позади него в оседающей пыли собрались изумлённые дети.

Дуайт поехал по дороге, которая вывела его на перекресток Баргус, и рванул сквозь колючий кустарник с другой стороны с опрометчивостью, которой позавидовала бы Кэролайн. Затем он спрыгнул с лошади и соскользнул вместе с ней вниз по склону. Мельница Джонаса появилась в поле зрения в тот же миг, что и Кэролайн. Дуайт вскочил в седло.

Чтобы добраться до мельницы раньше неё, требовалось перепрыгнуть ручей, вращающий колесо мельницы. Он был довольно узким, но кобыла Дуайта к охотничьей породе не относилась. Когда Кэролайн увидела его, он направил лошадь в ручей. Лошадь прыгнула и приземлилась наполовину в воду, барахтаясь и почти падая. Дуайт соскользнул с неё в ручей, примерно на фут погрузившись в воду, и отвёл лошадь на покатый берег. К тому времени, когда подъехала Кэролайн, он снова сидел верхом и ждал её, в то время как мельник с женой удивлённо выглядывали из окон, а маленький мальчик, управляющий упряжкой волов, забыл прикрикнуть на животных. Со сверкающими глазами Кэролайн осадила лошадь рядом с Дуайтом.

— Очень умно с вашей стороны, доктор Энис. Такое умение окажется в городе явно бесполезным.

— У меня и другие имеются, — ответил он, задыхаясь больше, чем она. — Которые могут пригодиться.

— Но вам противна мысль уехать в Бат, доктор Энис.

— А вам — выйти замуж, мисс Пенвенен.

— Не вижу связи.

— А я привык иметь дело со связями, которые можно развить.

— Для человека с такими талантами нет ничего невозможного.

— Без тебя, Кэролайн, мало что возможно.

Встретив его взгляд, она стала серьёзнее. От скачки её лицо раскраснелось. Недовольный вид исчез. Джон Джонас вышел из мельницы, вытирая руки о фартук.

— Всё в порядке, сэр? Дама не справилась с лошадью?

— Она с кем угодно справится, — ответил Дуайт.

Глава третья

Когда Росс заехал с визитом, Элизабет находилась в зимнем саду. Чёрный цвет был ей к лицу. Росс ещё не избавился от ощущения, что без Фрэнсиса в Тренвите ему не место. После смерти Фрэнсиса между Элизабет и Россом возникла некая напряжённость из-за её признания несколько месяц назад — новая преграда, заменяющая старую, потому что без неё...

Она стойко вынесла утрату, и, несмотря на свой хрупкий вид, напряжённость тоже переносила стойко — неважно, любила ли она Фрэнсиса в обычном понимании этого слова или нет, он был её мужем, отцом Джеффри Чарльза, и потому давняя привязанность и чувства не имели значения.

— Я привёз последние отчёты по Уил-Грейс, — сказал он. — Прошлой ночью я переписал их из книги расходов. В них нет ничего воодушевляющего, но мне показалось, ты должна прочесть.

— Зачем?

— Зачем? Потому что ты партнёр, разумеется, поскольку Джеффри Чарльз слишком молод, чтобы блюсти свои интересы.

Он положил бумаги на стол и открыл их.

— Не мог бы ты рассказать мне о самом важном? Доказательства в письменном виде не нужны.

— Тем не менее, ты должна иметь их. Так ведутся дела, и другие считают это необходимым, даже если ты так не думаешь.

Он немного подождал, но она так и не подошла к столу.

— Кто эти другие?

— Пирс или твой отец, или... что ж, вот, взгляни на цифры. Важно то, что мы не сможем продолжить работу в январе. Пожалуй, было бы лучше закончить в конце года.

Ее кожа выглядела прелестно, словно траур никак на ней не сказался, а чернота принадлежала и вовсе другому миру.

— Росс, ты знаешь о моем финансовом состоянии всё, но я о твоем не знаю. Я понимаю, что закрытие шахты нанесет тебе сильный удар, но не знаю, насколько сильный. Судя по некоторым словам Фрэнсиса...

— Да?

— У меня сложилось впечатление, что Уил-Грейс для нас, как и для тебя — нечто вроде рискованной ставки. Велики ли твои долги?

— Как разверстая могила. Одной ногой я уже в ней. Но я пошел на такой риск. Не стану жаловаться, что потерпел неудачу. О чем я сожалению, так это о том, что потерял и твои деньги.

— Что ж, это деньги Фрэнсиса. И он тоже знал, на какой риск идет.

— Тогда я сожалению о деньгах Джеффри Чарльза.

На это ей нечего было возразить, не обманывая саму себя.

— Больше всего я ощущаю свою бедность из-за него, Росс. Не могу вынести мысли, что когда он войдет в права наследования, то обнаружит... Когда Фрэнсис унаследовал поместье, у него были деньги на жизнь, и на наших детей должно было хватить. По сравнению со всем остальным последнее вложение было еще мудрым. По крайней мере, это была ставка на шахту, а не в карточной игре!

Росс порывался спросить, осознает ли она, насколько в таком положении виновата сама Элизабет, но сдержался.

— Полагаю, если сюда переедут твои родители, так будет лучше и для тебя, и для них. Они могут получить хорошую цену за Касгарн от какого-нибудь богатого коммерсанта, этого с лихвой хватит на жизнь.

— Да.

— Разве не так ты собираешься поступить?

Она глубоко вздохнула и печально улыбнулась.

— Собираюсь, Росс. Но не так скоро. Мне нужно это обдумать. Смерть Фрэнсиса еще свежа в памяти.

Наконец она подошла к столу и просмотрела бумаги, которые принес Росс, пролистав их пальцами, но не читая.

— Ты снова виделась с Джорджем? — спросил Росс.

— Пришлось. Ты же знаешь, он мой главный кредитор. В общем-то — самый важный. Без тебя это было сложновато, но он понимает, что ты не можешь с ним встретиться.

— И что Уорлегган думает по поводу долгов?

— Он весьма щедр и всегда таким был, — Элизабет снова подняла взгляд. — Не могу не признать. Джордж и с Фрэнсисом всегда был щедр.

Росс кивнул, его лицо не выражало ни одобрения, ни укора.

— У него есть новые предложения?

— Да. Он предложил на несколько лет отказаться от процентов по долгу. Разумеется, я не могу этого принять.

— Почему?

— Ну... Он и так уже сделал немало одолжений. Не думаю, что мне следует принимать еще одно.

Росс заметил, как ее лицо заливает слабый румянец.

— Зависит от причин, разве нет? Если ты отказываешься от его щедрости ради преданности мне, это ложно понятая преданность. Моя ссора с Джорджем не имеет к тебе отношения. Да даже и к Фрэнсису. Джордж всегда тобой восхищался и пытался завоевать твое расположение. Если он по-прежнему этого хочет, я бы ему позволил. Возможно, в глубине души ты о нем такого же мнения.

Она не ответила.

— С другой стороны, — заметил Росс, — если ты считаешь, что приняв от него одолжение, тебе дать что-нибудь взамен, например...

— Например?

Он нахмурился, уставившись в бумаги.

— Ты можешь это представить лучше меня. По крайней мере, можешь посчитать, что, если станешь его другом, от тебя отвернутся те, кого ты любишь больше. Это ты должна решить сама. Не стану давать тебе советов.

— Я уже решила, — тихо сказала Элизабет, складывая непрочитанные бумаги.

Росс взял бумаги, и они поболтали еще немного о всяких пустяках. Но хотя предмет беседы был несущественным, слова имели значение. Они никогда прежде не встречались вот так — каждую неделю наедине, как друзья. С каждой неделей невидимые нити связывали их все теснее.

Когда Росс ушел, Элизабет медленно прошла в зимнюю гостиную и из окна наблюдала, как уменьшается его фигура, пока Росс едет вниз по дороге. Если бы она была склонна к самоанализу, то признала бы, что не была полностью откровенна в отношении помощи, что получала от Джорджа — но нашла бы оправдание на том основании, что это естественный результат её утраты. Она не просто хотела, чтобы оба хорошо о ней думали, она нуждалась в этом.

Джордж предложил, что, как крестный отец Джеффри Чарльза, он оплатит расходы на образование крестника вплоть до окончания Оксфорда. Она не смогла от этого отказаться, да Росс и не ожидал такого. Но Элизабет не хотела ему рассказать ни об этом, ни о еще парочке мелких одолжений, поскольку это ставило под угрозу то место, которое она хотела занять в его мыслях. Возможно, сейчас она хотела добиться одобрения Росса больше, чем чего бы то ни было.

Но после смерти Фрэнсиса ей нужно было прояснить чувства. Привычный образ жизни, устоявшийся годами, разбился за ночь. Она бы хотела, чтобы обстоятельства позволили исправить ошибки прошлых лет. Сейчас Элизабет еще только ощупью пробиралась к их осознанию.

Когда лошадь и всадник исчезли за поворотом, она позвонила миссис Табб, чтобы та забрала Джеффри Чарльза, игравшего в комнате тётушки Агаты. Старушка сегодня слегла с ревматизмом, сил у нее становилось всё меньше. Когда пришёл малыш, Элизабет нежно его поцеловала и начала урок истории. Часы с сыном она считала лучшим временем суток: любовь матери к ребёнку несложна и бесконечно приятна. В таких отношениях нет места ни утайкам, ни боязни выказать свои чувства, ни разногласиям.

До сих пор Элизабет не находила свое вдовство неприятным в общепринятом смысле, она не ощущала себя одинокой, теперь у нее появилось больше времени для себя и Джеффри Чарльза. Но ей страшно не хватало мужчины, который взял бы на себя ответственность за все мелочи жизни. Ей никогда не нравилось принимать решения, а в таком положении этого было не избежать. Некоторые решения должным образом мог принять только мужчина. Табб старался по мере сил. Он делал всё возможное, но иногда пытался извлечь выгоды из своего нового положения, Элизабет приходилось и за этим следить.

Пока Джеффри Чарльз читал ей вслух, она прошла по гостиной и стала разглядывать себя в зеркале, укладывая прядку в волосах, внимательно рассматривая глаза и кожу. Вокруг глаз образовалось несколько морщинок, которых не было пять лет назад. Но пока особой разницы незаметно. При улыбке они исчезали. Нужно не забывать — поменьше улыбаться в одиночестве, потому что это углубляет морщины, но побольше на публике — это их скроет.

Что там сказал Джордж? Одна из самых красивых женщин Англии? Он как обычно преувеличивает. Но достаточно красивая. Вовсе не заносчиво это признавать. И ей не казалось, что, воспользовавшись свободой, она как-то предаст Фрэнсиса. Элизабет слишком долго сидела в клетке, запертая за решетками этого дома. Нужно только посмотреть, не разучилась ли она летать.

Демельза никогда не расспрашивала, что происходит во время еженедельных визитов Росса к Элизабет, а он редко рассказывал по собственной воле. Но одно Демельза поняла точно: каковы бы ни были ее внутренние побуждения, она никогда не позволит себе подозревать Росса и не позволит ему думать, что у нее могут иметься подозрения. Хотя она редко говорила об этом вслух, но у Демельзы были собственные твердые представления о том, каким должно быть поведение жены в подобных обстоятельствах.

Когда Росс вернулся домой, его ждала новость.

— Джуд привёз сообщение от мистера Тренкрома. Говорит, они будут сегодня вечером. И не сказал, что бы это значило.

— Как раз собирался рассказать тебе об этом деле. Мистер Тренкром хочет устроить на моей земле тайник для своих товаров, чтобы потом не торопясь их увезти. Конечно, он готов за это заплатить.

— Но разве для нас риск не возрастёт?

— Не слишком. Через месяц мы в любом случае разоримся.

Демельза ничего не сказала, а просто продолжила подметать конюшню, где он её и нашёл. Её чувства были написаны на лице.

— Считаю, что это бессмысленно, — наконец сказала она.

— Если я сяду в тюрьму за долги, это значит, что поток денег увеличится. А чем быстрее погасим долг, тем быстрее я снова окажусь на свободе.

— Это если товар не найдут на нашей земле. Ты сядешь надолго, если тебя за это осудят.

— Не думаю, что это случится.

— Где это... будет находиться?

— В старой библиотеке. Можно всё провернуть за одну ночь, а назавтра никаких следов не останется.

Она снова замолчала. Росс знал — никаких замечаний больше не будет, ни по отношению к нему, ни к самой себе, но от этого выносить её сдержанность было не легче.

— А как там Джуд? — будничным тоном спросил он.

— Ворчит, как обычно. Джон говорит, он стал методистом.

— Не стоит удивляться: его всегда влекло к адскому огню. Демельза, мне жаль, что тебе приходится столько трудиться. Неправильно заниматься этим самой.

— Гимлетт был занят, а ты уехал. Но мне это нравится, Росс. Помогает отвлечься от мыслей. Об этой яме, тайнике. Сколько людей будут о ней знать?

— Четверо будут копать. Шесть или восемь – пользоваться.

— А Джуд Пэйнтер?

— Возможно, тоже.

— Что ж, я...

— Знаю, он много болтает, когда выпьет. Но после того как поправился, он пьёт меньше — и мне кажется, мы его недооцениваем. Вспомни, как Джуд вёл себя в суде. Тренкром ему доверяет, а Тренкрому непозволительно ошибаться.

— Нам тоже.

— Как скажешь. — Секунду он смотрел на неё, ненавидя себя за сравнения, которые без всякого приглашения появлялись в мыслях. — Демельза, я не схожу с ума из-за сложившейся ситуации, потому что у нас в запасе ещё несколько недель, и я всё ещё могу найти деньги. Если не получится, я договорился, чтобы мистер Тренкром выплачивал тебе ежемесячную сумму за оказанную ему услугу. Мои оставшиеся акции в Уил-Лежер пойдут на частичное погашение долга, так что от них ничего не останется. Но деньги мистера Тренкрома позволят тебе вести безбедное существование, и всё, что тебе удастся сэкономить, можно отложить для выплаты оставшейся задолженности. Скоро...

— Не нужно за меня беспокоиться. Когда-то я уже жила в бедности и смогу выжить. За Джереми я присмотрю. Не переживай о нас. Важно выплатить твои долги.

Он взял у неё метлу, и немного поколебавшись, Демельза отступила. Он продолжил работу.

— Я надеюсь на мистера Тренкрома. На свободе я ему гораздо полезнее, чем в тюрьме, ведь если придётся продать этот дом и землю, новые покупатели могут не одобрить его затеи.

— Разве твой мистер Паско не пообещал, что наше имущество не тронут?

— Обещал. На самом деле, имущество уже принадлежит ему по закладной, но Тренкром об этом не знает.

Демельза откинула волосы запястьем.

— Ты испачкаешь свою лучшую одежду. Так поступать сейчас неразумно.

— Уж лучше я её сношу, чем её сожрет моль.

— Почему бы тебе не обратиться к друзьям, Росс? — с явным недовольством спросила она. — Или позволь это сделать мне. Уверена, сэр Джон Тревонанс помог бы. И сэр Хью Бодруган хорошо ко мне относится, хотя тебе это и не нравится. И мистер Рэй Пенвенен, и старый мистер Тренеглос. Вместе с мистером Тренкромом они могли бы вложить немало денег, и это спасло бы тебя от банкротства. Это не благотворительность, потому что они знают, что ты человек чести и вернёшь им деньги. Почему бы мне не попробовать? Разреши мне попытаться!

Он остановился, опершись на ручку метлы, и прикрыл глаза в раздумьях. Через несколько секунд улыбнулся и покачал головой.

— Не получится, дорогая. Сумма слишком велика, моя гордость тоже. И раз уж ты такого высокого мнения об этих друзьях, пусть так и остаётся, потому что они не выдержат твоего нажима. Знаю, парочка из них помогут, остальные — нет. Так что давай избавим себя от разочарования. Как бы то ни было, милостей я никогда не просил, и начинать уже поздно. Пройдём через это, как сумеем, и начнём всё сначала. Когда придёт время, я брошу добычу руды и займусь земледелием. Будет даже приятно вновь подметать конюшню!

Четверо копателей превратились в шестеро, Джуд Пэйнтер командовал, опираясь на палку. К половине десятого из-за песчаных холмов выкатилась полная луна, так что вполне хватало света от единственной маленькой лампы, горевшей в библиотеке. В десять на шахту заступила новая смена, а спустя полчаса разошлись последние рабочие. С этого времени трое из шести усердно вывозили тачками грунт к ближайшему отвалу. Никто не заметит, что за ночь тот немного подрос. В шестёрку входили Нед Ботрелл, Пол Дэниэл, Тед Каркик, Уилл Нэнфан, Седовласый Скоббл и Пэлли Роджерс. Около одиннадцати их чуть не спугнули, но оказалось, это всего лишь Чарли Кемпторн; он пришёл к Неду Ботреллу сообщить, что тот стал отцом в пятый раз — прекрасный предлог для глотка бренди и парочки бесцеремонных шуток.

В час ночи Демельза отправилась спать, а Росс ушел за час до рассвета, когда закончили работу. Семеро мужчин — а Джуд, и вовсе не работавший, жаловался, что устал сильнее всех — поплелись в долину под светом луны, которая с каждым часом становилась все меньше и бледнее.

Глава четвертая

Кэролайн с дядей так и не поладили после того, как она порвала с Анвином Тревонансом и вернулась в Киллуоррен, и её поведение слабо способствовало смягчению отношений. Каждый погожий день она ездила верхом, зачастую с конюхом, но порой и одна, молчала за едой и язвила, если спрашивали. Редко наносила визиты вежливости соседям и в основном сказывалась отсутствующей, если к ней заезжали. Слухи не заставили себя ждать, но, неплохо её понимая, дядя знал, что если хочет их пресечь, то должен действовать осторожно.

— Дядюшка, расскажите, что вы знаете о Россе Полдарке, — спровоцировала она спор как-то за ужином.

Помаргивая и осторожно наблюдая за ней, будто подозревая какой-то скрытый смысл в вопросе, мистер Пенвенен рассказал всё, что знал. Об отце Росса — известном на шесть приходов сластолюбце, службе Росса за границей во время американской войны, его возвращении после смерти отца и горьком разочаровании (как говаривали), потому что Фрэнсис женился на девице Чайновет, собственном глупом браке Росса год спустя с девчонкой, которую он умыкнул из какого-то шахтерского дома в Иллагане, возобновлении работы Уил-Лежер, а позднее — создании под его руководством медеплавильного производства в Корнуолле, банкротстве проекта, смерти первого ребенка, кораблекрушениях и последовавших за ними беспорядках, суде и оправдании…

— Да, дядюшка, благодарю, с этого места я всё знаю, — Кэролайн сделала глоток вина, от отраженного сквозь бокал света её глаза выглядели более темными. — Так значит, его отец дурно вел себя с женщинами по соседству. Видимо, его сын тоже внес свою лепту. По крайней мере, если судить по его виду. Вы об этом не упомянули.

Рэй Пенвенен сухо взглянул на племянницу.

— Я не пытаюсь обелить его репутацию или уберечь тебя от пошлости. Мне неизвестно о чем-либо сомнительном, что прицепилось к нему в этом отношении, хотя и всего остального достаточно. К примеру, взять эту полуголодную нищенку, или кто там она... В то время я находился в Лондоне, но припоминаю, что это вызвало волнения среди шахтеров и стычку с её отцом.

— Но он на ней женился, — сказала Кэролайн.

— Да, женился.

Кэролайн подождала, пока унесут её тарелку. Рядом, в корзинке на соседнем стуле, лежал Гораций, она взяла собачку и переложила себе на колени.

— Вы много потеряли, когда участвовали в его медной компании?

— Порядочно. Все потеряли деньги. Непродуманное оказалось предприятие, это еще мягко сказано.

— Как я понимаю, вы вышли из него несколько раньше остальных и на лучших условиях.

Между ними стояли свечи, но Кэролайн увидела, как дядя резко поднял на нее взгляд.

— Кто тебе это рассказал?

— Анвин, — рассмеялась она, — однажды сказал, что вы с сэром Джоном заключили соглашение с Уорлегганами и бросили тонущий корабль на произвол судьбы. Это его точные слова.

— Корабль, если ты так его называешь, уже налетел на скалы, когда мы пришли к соглашению с Уорлегганами. Мы поступили так, только чтобы сохранить капитал. Тревонанс вложился в печи, а я в дробилку. Из-за наших действий никто не потерял ни пенни. Анвин ничего не знает о той ситуации.

Кэролайн подержала кусочек мяса перед носом мопса, но тот только чихнул и отвернулся.

— Тебе не нравится эта мерзкая говядина, мой мальчик? Ну ладно, никто не станет тебя заставлять. Томас, принеси сладкое печенье. Ты знаешь, какое нравится Горацию.

— Хорошо, мэм.

— Но тебе придется отправиться обратно в корзинку, мой сладкий, а то ты накрошишь мне на платье. Вот, тебе нравится? Я слышала, что Росс Полдарк находится на грани банкротства.

— Именно так.

Её ремарки дяде не понравились, и он ответил коротко.

— В этот раз его долги просто невероятные, а Уорлегганы выкупили их и душат Полдарка.

— Ты хорошо осведомлена.

Вернулся Томас с печеньем, Кэролайн с улыбкой его поблагодарила. Пару минут она уделяла внимание только собаке.

— Не настолько хорошо, дядюшка, поскольку не могу спросить его лично, и не настолько хорошо знакома с Уорлегганами, чтобы поинтересоваться у них. Но крайне жаль, что такого выдающегося человека удушат за столь скромную сумму. Вы согласны? Если ему суждено закрыть предприятие, то следовало бы великодушно позволить ему это сделать на собственный манер.

— Полагаю, доктор Энис посвятит тебя во все подробности, которые ты желаешь знать.

Во внезапно воцарившейся тишине Гораций громко чихнул.

— Думаю, мне следует завтра утром съездить в Труро. Местечко для покупок так себе, но мне нужна пара туфель. В Оксфорде застежки на туфлях уже вышли из моды, да и я сама предпочитаю завязки. И все с ума сходят по перьям в волосах. Лично мне они не нравятся. Чувствую себя старой курицей.

— Полагаю, — проговорил Рэй Пенвенен, — что, хотя ты сейчас сама себе хозяйка, Кэролайн, не следует позволять естественным удовольствиям свободы бросать тень на принятые в обществе приличия, просветить тебя относительно которых выпало мне и твоему дядюшке Уильяму, раз уж родители твои умерли. Может показаться, что мы живем в грубой и изолированной от остальной страны местности, но будет ошибкой думать, что не нужно соблюдать общепринятые нормы. Например, ездить далеко и без сопровождения, в компании молодого человека соответствующего возраста, значит вызвать толки сомнительной природы, и не важно, где это происходит — в Корнуолле или Оксфордшире. Несомненно, это всё вполне невинно, но может иметь далеко идущие последствия, что не вполне справедливо как в отношении меня, который, как может показаться, поощряет подобное, так и в отношении молодого человека, который может счесть это за поощрение своих неподходящих стремлений.

Стараясь произвести как можно меньше шума, слуга вышел и закрыл дверь. Спустя пару секунд не ощутимый кожей порыв воздуха долетел до свечей, пламя затрепетало, как ветки на ветру.

— Я всегда думала, — ответила Кэролайн, — всегда считала, что это признак подлинного благородства и высокого положения в обществе — вести себя в соответствии с личными желаниями и не обращать внимания на завесу искусственных ограничений, которыми люди благородного происхождения окружают себя.

— Прямо в яблочко. Но человек благородный действует так только до тех пор, пока его поведение касается лишь его самого. Когда оно влияет на других людей, он больше не свободен в своих поступках.

— Именно это я и собиралась сказать. Это касается еще только двоих помимо меня — вас и доктора Эниса. Вы обеспокоены тем, что могут посчитать, будто вы одобряете моё поведение. Это так? Что ж, если это ноша тяжела для вашей совести, может, посоветуете мне покинуть этот дом и поселиться в другом месте?

— Возможно, — спокойно согласился Пенвенен, — если бы не связывающие нас родственные узы.

Она на секунду нахмурилась, выглядя сердитой и обеспокоенной. Затем скрыла чувства, повернувшись к Горацию.

— Еще печенья, дорогой? Дядюшка Рэй на меня сердится. И вскоре, боюсь, с обеих сторон последуют гневные слова. И даже ссора. И прозвучат слова, о которых мы оба позже пожалеем. Какая жалость, тебе не кажется? Не считаешь ли ты, что лучше сменить тему?

Гораций заворчал и ухитрился одновременно лизнуть её пальцы и свой нос. Пенвенен в недоумении посмотрел на привлекательную племянницу, отчасти обезоруженный, но не менее подозрительный.

Между ними существовала искренняя привязанность, и он частенько винил себя за слабость в обращении с ней. Но не знал, как продолжить нападение, не спровоцировав, как она и предполагала, ссору.

Он и не надеялся, что его слова как-то повлияют на её утренние прогулки, но знал, что настойчивость на этой стадии может привести и к той самой ссоре, и к неприятным словам с обеих сторон.

И подобный сценарий приведет к тому, что племянница полностью ускользнет из-под его влияния. Мистер Пенвенен спрашивал себя, не начал ли он решать эту проблему не с той стороны, не с того человека.

Ужин закончился мирно. Позже, сидя в своем кабинете, мистер Пенвенен вызвал слугу и попросил узнать, как мисс Кэролайн готовится к посещению Труро следующим утром. Слуга вернулся и сообщил, что она приказала подать экипаж в девять тридцать. Мистер Пенвенен на мгновение прикусил кончик пера, а затем написал короткую записку.

«Уважаемый доктор Энис,

Если вы не заняты, я был бы крайне признателен, если вы навестите меня завтра утром между десятью тридцатью и одиннадцатью часами. Уже прошло немало времени с тех пор, как вы последний раз наносили нам врачебный визит.

Искренне ваш,

Р.Р. Пенвенен».

Без пяти одиннадцать Дуайт въехал в ворота Киллуоррена, предвкушая возможность увидеть Кэролайн без каких-либо ухищрений. Но когда он вошел в дом, то её не обнаружил, вместо этого его молча провели наверх, в большую неприбранную гостиную, украшенную рогами и картинами со сценами охоты, где Энис когда-то впервые познакомился с Рэем Пенвененом.

Там его и встретил мистер Пенвенен, точнее, тот стоял спиной, глядя в окно на хмурый день. Его сюртук, как и обычно, был слишком велик, на сложенных руках выделялись бородавки. Выдержав паузу, он обернулся.

— А, доктор Энис, вы получили моё письмо?

— Да, — ответил Дуайт, теперь он всё понял и ругал себя за то, что не догадался раньше, — надеюсь, я не заставил вас ждать.

— Времени еще достаточно. Так уж случилось, что племянница уехала в Труро, и я подумал, что выдалась хорошая возможность обсудить проблему с вами.

— Медицинскую проблему?

— Нет. Прошу извинить, если моя записка создала у вас такое впечатление.

— Да, именно такое.

Рэй Пенвенен взял со стола очки, но не надел их.

— Может, вы присядете? — произнес он, опустив близорукие глаза.

— Нет, благодарю.

Где-то неподалеку тявкал Гораций.

— Полагаю, вы понимаете, почему я вас пригласил.

— Не думаю, что мне стоит строить догадки, мистер Пенвенен.

— Хотелось бы мне, чтобы вы выказывали подобную деликатность во всем, доктор Энис.

— Мне жаль, если вы думаете, будто это не так.

— Ну да... ну да ... Я уж подумал, что нет, хотя был бы счастлив узнать, что вы оскорбили меня необдуманно и, не вполне осознавая, что затрагиваете. Я имею в виду, конечно, вашу растущую дружбу с моей племянницей.

— Мне любопытно, в чем же вы считаете это оскорбительным?

Мистер Пенвенен бросил на молодого человека пронзительный взгляд.

— Ну же, доктор Энис. Вы не можете быть настолько неосведомленным о положении вещей. Уже месяц, если не больше, вы уделяете внимание моей племяннице. Вы должны понимать, что первым делом вам следовало прийти ко мне и попросить разрешения. Раз вы этого еще не сделали, значит, подозреваете, что подобного разрешения не получите. Разве не так?

Дуайт прикусил губу, сердитый и на себя, и на собеседника.

— Всё так и есть.

— Ага... тогда как вы можете все это объяснить?

— Никак. Разве что все это не настолько преднамеренно, как вы считаете. Чувства возникают помимо нашего желания и одобрения. И сейчас у меня такие чувства к вашей племяннице. Не стану даже пытаться это отрицать.

— А вы не думали, как опрометчивые встречи с вами отражаются на её репутации?

— Нет, не думал...

— Нам нет нужды ссориться, доктор Энис, — мистер Пенвенен заложил руки под фалды сюртука и улыбнулся. — Кэролайн — напористая молодая дама, восхитительная личность, но ретива, как необъезженный жеребенок. Её никто не мог обуздать — это неблагодарная задача, и, возможно, мы с братом виноваты в том, что не пытались. Мы стараемся урезонить её, как умеем. Для неё вполне типично привязываться к людям или ненавидеть их — часто она остывает к ним столь же быстро, как раньше загорелась. Так может произойти и в вашем случае. И, вероятно, произойдет, но если и так, я все равно против этих якобы секретных свиданий. А что касается серьезной привязанности к молодому человеку вашего положения... Не говоря уже о деньгах и происхождении...

— Не думаю, что сюда стоит вмешивать происхождение.

— Но так я думаю, любезный сэр. Один из Пенвененов сражался еще на стороне принца Руперта в битве при Марстон-Муре [3]. Мы живем в этом округе уже девяносто лет...

— Энисы снарядили и укомплектовали экипажем целый корабль, чтобы сразиться с испанской Армадой. Девяносто лет назад один из моих предков занимал должность шерифа всего Корнуолла.

Мистер Пенвенен хмыкнул, его осмотрительное добродушие спасовало против такого ответа.

— А что касается денег?

— Признаю, есть затруднения.

— Кэролайн — наследница, доктор Энис. Моя наследница и наследница моего брата, поэтому будет, по меньшей мере, богатой. В своё время. Она слишком важная персона, чтобы связаться с сельским врачом без гроша за душой. Я рад, что вы это понимаете.

До этого времени Дуайту удавалось контролировать гнев, но все слова мистера Пенвенена лишь ухудшали ситуацию. Тот факт, что он использовал те же аргументы, что и Дуайт против самого себя, был еще оскорбительней.

— В конце концов, разве не Кэролайн должна определять собственную жизнь?

Рэй Пенвенен вытащил одну руку и стиснул бархатный лацкан сюртука.

— Вот здесь вы заблуждаетесь. Кэролайн должна выйти замуж с нашего согласия или не унаследует наши с братом деньги.

— Но все же это решать Кэролайн.

— И какой же выбор, как вы думаете, она сделает, когда я её перед ним поставлю? Кэролайн воспитывалась в роскоши. Ради её комфорта ничего не жалели. Вы думаете, она пожертвует всем ради того, что вы ей предлагаете? Вы всерьез этого ожидаете?

Дуайт сердито осмотрелся. Распахнутое бюро с грудой бумаг. Над ним небольшая акварель с изображением рыжеволосого ребенка.

— Может быть, конечно, — продолжил мистер Пенвенен, — вы думаете, что у моей племянницы есть собственное состояние. Позвольте...

— Я не знаю, и меня не волнует, сколько у нее денег.

— Весьма достойно с вашей стороны. Но вряд ли практично. У Кэролайн около шести тысяч фунтов собственного капитала. Это всё, на что вы можете рассчитывать, если на ней женитесь, доктор Энис.

— До сих пор, мистер Пенвенен, я с должной мерой терпения выдерживал ваши измышления. Только потому, что вы дядя и опекун Кэролайн. Но всякому терпению есть предел. Бог мой, я никогда не давал вам повода подумать, будто охочусь за приданым, и полагал, что ваши знания обо мне должны были склонить вас к менее оскорбительной точке зрения. Если вы считаете, что в вашу племянницу можно влюбиться, только положив глаз на её деньги, вы сильно недооцениваете её очарование и оскорбляете её столь же сильно, как и меня...

— Тогда нет никакой нужды...

— Когда я сегодня приехал сюда, то оказался сбит с толку, как, полагаю, и любой человек на моем месте, этой ситуацией с деньгами Кэролайн. Много месяцев я мучился неразрешимой проблемой. По крайней мере, сегодня вы дали мне слабую надежду на её решение.

Чем сильнее бледнело лицо мистера Пенвенена, тем сильнее наливались кровью его глаза.

— Вы зашли слишком далеко, доктор Энис. Полагаю, вы понимаете, что это означает конец наших профессиональных отношений...

— Вы показали мне выход из положения, — сказал Дуайт, расхаживая по комнате, — объяснив, что состояние Кэролайн не столь велико, как я думал. Одно из обстоятельств, признаю, но не столь уж непреодолимое. Доктор без гроша за душой вполне может жениться на девушке с таким капиталом не ради денег. С таким состоянием жена может содержать себя и при этом не полностью контролировать застежки на кошельке. Благодарю вас за это, сэр!

— Вы покинете этот дом, — произнес Рэй Пенвенен, — и больше здесь не покажетесь. Вы больше не будете общаться с моей племянницей. Я это запрещаю и приму меры для соблюдения запрета. Всего хорошего.

Дуайт прекратил расхаживать перед ледяным взглядом мистера Пенвенена.

— Кэролайн — совершеннолетняя, мистер Пенвенен. Вы можете контролировать только собственное имущество. Но, возможно, вы сами указали на решение наших трудностей.

— Мне нечего больше вам сказать, доктор Энис!

— Мне есть, что вам сказать, сэр, при всем уважении. Вы недавно спросили, считаю ли я, что Кэролайн откажется от всего, что вы ей предлагаете, ради той малости, которую могу предложить я. Вот в чем суть, не так ли? Что ж, предоставим ей решать!

— Теперь я понимаю, что глубоко заблуждался на ваш счет, доктор Энис, и очень сожалею, что вообще пригласил вас сюда.

— Последние месяцы я много раз и сам сожалел, что приехал. По крайней мере, теперь мы понимаем друг друга.

— Да, понимаем, — согласился Рэй Пенвенен, и Дуайт вышел.

Харрис Паско был свободен, когда доложили о приходе мисс Пенвенен, но имел вид занятого человека, погруженного в своё любимое времяпрепровождение — жонглирование цифрами. В Паско не бурлили страсти, и лишь баланс дебита и кредита возносил его на вершину эстетического удовольствия. Когда вошла Кэролайн, он неохотно закрыл последнюю книгу и встал.

— Мисс П-пенвенен, не имел чести знать вас лично. Разумеется, я знаю вашего отца.

— Моего дядю. Да, он говорил о вас, потому я сегодня к вам и пришла. Конечно, он не знает об этом визите, я ...

Харрис Паско пощекотал подбородок кончиком пера. Хотя банкир и находил высшее удовольствие в математике, но был чувствителен и к прелестям другого рода и признался себе, что юная дама заслуживает восхищения.

— Чем могу п-помочь?

Кэролайн стянула длинные зеленые перчатки и похлопывала ими по коленке.

— Я здесь с особой целью, мистер Паско, по крайней мере, вы можете так подумать, не стану спорить по этому поводу. Я хочу знать, можете ли вы помочь мне оказать помощь одному другу, попавшему в беду. Звучит довольно загадочно, не правда ли? И довольно непрезентабельно. Желаете ли, чтобы я объяснила?

В глазах посетительницы промелькнула насмешливая искорка, и Харрис Паско принял максимально невозмутимый вид.

— Если изволите.

— У меня есть деньги, мистер Паско, и я ищу, куда их вложить. Я так понимаю, что у капитана Полдарка есть вексель, который в ближайшее время следует погасить. Я использую правильные термины? Как я понимаю, текущий владелец векселя не желает продлевать срок его погашения. Я хотела бы выкупить этот вексель. Не могли бы вы организовать для меня покупку?

Банкир придвинул к себе табакерку, открыл её и на секунду застыл над ней с растопыренными большим и указательным пальцем, а затем захлопнул, так и не воспользовавшись.

— Вы ищете, куда вложить деньги, мисс Пенвенен?

Девушка резко кивнула.

— Как я поняла, это неплохое вложение. Процентная ставка чрезвычайно высока. Конечно, если вы предпочитаете называть эту сделку как-то по другому, я не стану придираться.

— Извините за вопрос, а вы можете распоряжаться своими деньгами?

— Да, с тех пор как мне исполнился двадцать один год.

— А как же ваш дядя... А, вы сказали, что он не знает об этом визите. А капитан Полдарк?

— Вы думаете, он позволил бы мне вмешиваться в свои дела? — улыбнулась Кэролайн.

— Нет... — Паско встал и отряхнул жилет от просыпавшегося табака. — Вы меня ставите в довольно затруднительное п-положение, мисс П-пенвенен. Капитан Полдарк — мой клиент, а также хороший друг. Не в моих привычках обсуждать дела клиента с третьим лицом, но не буду скрывать то, что, думаю, вы уже и так хорошо знаете — перевыпуск этого векселя — для него вопрос п-первостепенной важности. Но и... но и ваш дядя — тоже мой ценный клиент, и мой долг по отношению к нему — по меньшей мере удержать вас от опрометчивой покупки (даже если предположить, что ее можно устроить), предупредив вас, что вы едва ли можете сделать более рискованное вложение. Я и в самом деле считаю, что не могу заняться вашей просьбой, не посоветовавшись сначала с вашим дядюшкой.

Кэролайн опустила взгляд и осторожно разгладила перчатки.

— Я независима, мистер Паско. Если вы обратитесь к дяде, то раскроете личную беседу третьей стороне. Думаю, вы никогда не поступали подобным образом. А если вы отказываетесь сделать для меня это вложение, придется обратиться в другое место.

Харрис Паско почувствовал, что гостью не так-то легко обвести вокруг пальца.

— А вы понимаете, что это чрезмерно рискованно?

— Я понимаю, что большинство людей подумает именно так, но у каждого своё мнение.

Паско подошел к окну и посмотрел на улицу.

Непроизвольно отметил небольшой экипаж, поджидающий снаружи, человека в зеленой ливрее на козлах, уставившихся на него мальчишек-оборванцев, да и прохожие останавливались поглазеть. Если у девчонки куча денег, почему он должен ее отговаривать? И так проблем предостаточно.

— В этом предложении есть затруднения, находящиеся вне моей компетенции, мисс Пенвенен. С одной стороны, я не думаю, что нынешний владелец векселя захочет его п-продать.

— Почему же? Ему нужны деньги, разве нет?

— В этом случае дело не только в деньгах.

— Ах да, Уорлегганы, ну разумеется. Кое-что слышала об этом. А разве нет способа обойти эти затруднения?

— Но точно не предложив покупку векселя. Думаю, они, по меньшей мере, потребуют некоторую надбавку, которую вы, скорее всего, не сможете себе позволить.

— Вы не знаете, что я могу себе позволить, мистер Паско.

— Вероятно, нет. Но позвольте мне, по крайней мере, посоветовать наиболее экономичный способ решить это дело.

Паско вернулся к столу, сел, взял перо и не без раздражения написал несколько цифр.

— Очевидно, если вы действительно намерены так поступить, лучше всего лично одолжить капитану Полдарку четырнадцать сотен фунтов, чтобы он погасил старый вексель и выписал новый на эту сумму.

Впервые Кэролайн выглядела смущенной.

— Боюсь, это невозможно. Этого я вам еще не рассказала... Он ни в коем случае не должен знать, кто одолжил ему деньги.

Паско обдумал сказанное.

— Но боюсь, это неизбежно. Не думаю, что есть какой-то другой путь. И что есть хоть малейший шанс уговорить мистера Кэрри Уорлеггана расстаться с векселем, независимо от цены.

На какое-то время воцарилось молчание.

— Я ни секунды не сомневаюсь, что капитан Полдарк не примет от меня денег.

— Хм, нет же, это возможно. Вы его друг, не так ли? Но женщина. Я понимаю, в чем суть.

Кэролайн встала. Она была ростом с банкира, а изящная фигура создавала впечатление еще большего роста. Не глядя на Паско, девушка аккуратно сложила перчатки. Но по выражению её лица он мог догадаться о её мыслях.

— Хорошо, благодарю вас за то, что приняли меня. Обращусь куда-нибудь еще. Могу я надеяться, что вы никому не расскажете о моём визите?

— Не расскажу. Но не нужно такой п-поспешности. Думаю, у меня есть предложение, с помощью которого мы можем преодолеть эти трудности.

— Правда?

— Прошу, присядьте. Дайте мне пару секунд всё обдумать.

Кэролайн опустилась на стул. Прищурив обрамленные длинными ресницами глаза, она наблюдала, как мистер Паско открывает табакерку. Теперь девышка терпеливо ждала, когда он озвучит своё предложение.

Глава пятая

Лобб из Шерборна ночевал поблизости, поэтому письмо настигло Росса, когда тот только выходил из дома на шахту. Росс сломал печать и прочитал сообщение Харриса Паско, не будучи полностью уверенным, что косые декабрьские солнечные лучи не искажают каким-то образом слова. Прочитав послание дважды и получив одинаковый результат, Росс обежал вокруг конюшни и стал седлать Брюнетку, но тут Гимлетт услышал шум, бросил свои занятия и вошел в конюшню.

— Могу я вам помочь, сэр?

— Нет, я сам. Гимлетт, где твоя хозяйка?

— Убежала за Гарриком, тот за дворовой кошкой погнался.

— Скажешь ей, что меня вызвали в Труро по делу? Надеюсь вернуться к вечернему чаепитию.

— Хорошо, сэр.

Еще до одиннадцати Росс спешился около банка господ Паско, Тресайза, Эннери и Спрая, набросил поводья на коновязь, открыл двери банка и решительно шагнул внутрь. Харрис Паско оказался не занят и не удивился, увидев посетителя, хотя реакция на письмо последовала на несколько часов раньше, чем он ожидал. Когда Росс вошел, Паско изучающе посмотрел на выражение его лица.

Росс сел, скрестил длинные ноги и почесал пальцем верхнюю губу.

— Добрый день, Харрис.

— Добрый день. Вы сегодня самый ранний посетитель.

— Я бы хотел еще раньше. Это письмо... — Росс вытащил его из кармана.

— О, да. Вы получили его в целости и сохранности. Полагаю, содержание оказалось для вас сюрпризом?

— Сюрприз — это не то слово.

Банкир усмехнулся, глядя в свои учетные книги.

— Разумеется, я счастлив посылать подобные известия.

— А уж как я был счастлив их получить! И каково же объяснение?

— Все объяснения в письме.

— Но они меня не удовлетворяют. Я уже полтора месяца отчаянно пытаюсь раздобыть денег и уже почти разочаровался, как вдруг они появляются сами. Кто же этот аноним, который внезапно пришел, как вы говорите, мне на помощь и предоставил деньги в моё распоряжение?

— У меня нет права назвать имя.

— Это вы?

Паско поднял взгляд и встретился с взволнованным взглядом своего визави.

— Нет? Это какой-то мой друг, я с ним знаком?

— Не могу сказать.

— Если я не знаю ничего более, как же могу принять деньги? На каких условиях мне их ссудили?

— Всё изложено в п-письме. Новый вексель на тех же условиях, как и старый, но с пониженной процентной ставкой.

— И кому же я обязуюсь платить?

— Эта часть оставлена пустой. В любом случае, вексель не покинет моего банка, пока вы не обанкротитесь.

Росс встал, опершись кончиками пальцев на огромный письменный стол.

— Это ужасно, Харрис, действительно ужасно. Или вы обманули какого-то бедолагу, заставив его поверить, что мои дела лучше, чем на самом деле?

— Нет.

— Значит, это друг. Проклятье, я все еще подозреваю вас. Не могу поверить... — Росс запнулся и запустил руку в шевелюру.

— Я бы рад предоставить вам кредит, но как банкир не могу ссужать деньги... Если бы я мог, то сделал бы это еще несколько недель назад, избавив вас от беспокойства.

— Но я и в самом деле не могу принять эти деньги вслепую, это уж слишком.

— Почему же? — вежливо поинтересовался Паско.

Росс уселся на стул, тот же самый, что занимала Кэролайн пять дней назад, взял хлыст и покрутил его худыми пальцами. За последние годы его финансы часто напоминали человека, лишенного воздуха, задыхающегося, но на краю смерти все же делающего вдох. Но никогда прежде он не был так близко к краху, как в декабре этого года. Даже сейчас он чувствовал лишь слабое облегчение. Он никак не мог поверить в случившееся и посмотрел на сидящего напротив человека. Паско собирался чихнуть, но этот взгляд остановил его, и банкир довольствовался тем, что просто понюхал табак.

— Это не кто-то из Уорлегганов? Никто не придерживает лошадей, улучшая условия, это не милость от Джорджа за счет Кэрри?

— Это не они.

— Они могут как-то этому воспрепятствовать? То есть, могут как-то задержать вексель?

— Не таким образом. С вашего позволения я завтра же и погашу старый вексель. Деньги окажутся в вашем распоряжении, как только вы подпишете новый.

Росс уставился на лист бумаги, будто так мог вызнать сокрытые от него секреты.

— Это мистер Тренкром?

— Я больше ничего не могу добавить.

— Даже намекнуть не можете?

— Боюсь, что нет.

— Но, зная этого человека, советуете принять предложение?

— Зная этого человека, я рекомендую его принять. Будет крайней глупостью отказаться.

Этого оказалось достаточно. Росс обмакнул перо в чернильницу и неторопливо написал свое имя.

— Вы общаетесь с этим скромным джентльменом?

— Время от времени.

— Тогда передайте ему мою благодарность и скажите, что я не успокоюсь, пока не узнаю его имя. Я у него в огромном долгу в прямом и переносном смысле, больше, чем перед кем-либо в жизни. Что же касается самих денег, то буду относиться к этому как к долгу чести. А что до личных обязательств, то может быть, так случится, что я смогу когда-нибудь и их оплатить.

— Я сообщу это джентльмену, — произнес Паско, покрепче прилаживая очки на носу. — Уверен, его порадует, что вы приняли предложение. Ваше благополучие явно сильно его волнует.

— А его благополучие — меня, — заверил Росс.

Гаррик загнал кошку на дерево, поэтому сначала Демельза надежно привязала его на некотором расстоянии от дерева, а затем попыталась уговорить кошку спуститься. Это не сработало, поэтому Демельза, задрав юбку, залезла на дерево сама. И там, опасно раскачиваясь, с высоты верхних ветвей углядела, что Росс выезжает из долины. Демельза окликнула его, но муж не услышал, и, схватив кошку, она спустилась. Её мучили опасения. Внезапные изменения планов со стороны Росса всегда предвещали плохие известия.

Рассказ Гимлетта о письме подтвердил её подозрения, и она провела день в мрачных предчувствиях, шквалом хлопот пытаясь приглушить худшие опасения. Во второй половине дня Джереми цеплялся за её юбку и доставлял всевозможные неприятности. Демельза взбивала масло, положив сбереженные сливки в каменную чашу и непрерывно взбивая их круговыми движениями. Но сегодня масло не образовывалось, и она начала опасаться, что либо корова больна, либо это дурное предзнаменование. Сэр Хью Бодруган заезжал на прошлой неделе, уговаривая её осмотреть свою неотелившуюся корову, поскольку вбил себе в голову, что Демельза способна на белую магию. Она отказалась. Два удачных исхода создали ей репутацию, и единственный способ сохранить её — не искушать больше судьбу.

В те времена, когда Демельза была здесь служанкой, Пруди Пэйнтер напевала какие-то бессмысленные стишки, взбивая масло, и Демельза попыталась их воспроизвести, но, видимо, заразилась скептицизмом Росса, потому что ничего не вышло. Во второй половине дня сильно похолодало, руки окоченели, и Демельзе стало трудно сохранять неспешный монотонный ритм.

Стоял безветренный день, воздух оставался неподвижным, и все притихло, не считая рева прибоя. Часто море издавало постоянный неприметный шум, но в такие дни, как этот, его гул преодолевал защитные барьеры разума, и жизнь подчинялась ритму моря. Будто армада тяжелых повозок проезжала мимо дома, а их грохот отдавался в ушах. Со стороны моря на сушу надвигался слабый туман, окрашивая сединой выступы скал и песчаные дюны. Птицы в саду колупали твердую землю, а в высоте кружили чайки.

На следующей неделе в Уэрри-хаусе устраивали охоту, и сэр Хью пригласил Демельзу. Она размышляла, верно ли поступила, отказавшись. Она знала мнение Росса, но чувствовала, что сэра Хью можно уговорить помочь им, хотя и придется чем-то заплатить. Она однажды уже уговорила его, и ничего плохого не случилось. Несомненно, она могла бы проделать это снова.

Сливки наконец-то начали превращаться в масло, и спустя несколько минут она вышла и принесла кувшин ледяной воды из водокачки, чтобы смыть пахту. Когда вернулся Росс, Демельза закончила эту процедуру и придавала маслу форму.

Она не отнесла брусок масла в кладовую, а проскользнула через дом, почти столкнувшись с Джереми, который внезапно бросился ей под ноги.

Росс оказался уже внутри, бросив кобылу перед дверью — необычное поведение. Прочитать что-то по его лицу оказалось невозможно. Почти всегда у нее получалось, но не на сей раз.

— Будет сильный мороз, — сказал он. — Мелкие лужи уже замерзли.

— Да, и я так думаю, — согласилась Демельза, — к тому все приметы. Это небо... Джереми, дорогой, где ты взял варенье?

Мальчик вошел, пошатываясь под тяжестью большого кувшина, из носика которого уже побежала темно-багровая струйка. Почти уронив его, он всё же смог передать его отцу, прежде чем кувшин выскользнул у него из рук. Затем сын с грохотом шлепнулся на пол и произнес:

— Воть!

— Благодарю, — сказал Росс, — весьма любезно с твоей стороны... — Росс поставил кувшин на стол. — Он сейчас выше Джулии, как думаешь? Не могу вспомнить её в этом возрасте...

— Она была упитанней и чаще сидела на одном месте. Нужно следить за его ногами... Росс, почему ты ездил в Труро?

— Одно срочное дело с Паско. Не особо важное.

Но по блеску его глаз Демельза догадалась, что новости вовсе не плохие.

— Что такое? В чем дело? Расскажи, если это что-то хорошее. Я весь день об этом думаю.

Росс сел и согрел руки у очага. Гимлетт вышел, и через какое-то время они с Брюнеткой проплыли мимо окон.

— Паско согласен, что вероятно будут заморозки.

— Нет, Росс, — Демельза встала рядом с ним, — не шути сейчас, это слишком серьезно. Расскажи мне. Прошу.

Росс взглянул на её обеспокоенное лицо.

— Кто-то, некий аноним, весьма опрометчиво решил взять на себя мои долги, тот вексель, который сейчас у Уорлегганов. Это означает, что по крайней мере на время необходимость срочно изыскивать деньги отпала. Разумеется, их все равно придется когда-нибудь найти. Но не в это Рождество.

Демельза уставилась на него.

— Хочешь сказать, что ты не обанкротишься? Все еще есть шанс?

— Шанс все еще есть. Именно так.

— Ох, дорогой мой, — Демельза рухнула на стул. Через какое-то время Джереми растянулся рядом, Демельза подхватила его на руки и покрыла поцелуями облегчения. — Ох, Росс, я едва могу в это поверить. После всех тревог это просто невероятно...

— Удивительно точное слово. Это невероятно. Всю дорогу домой я говорил себе, что положение дел столь же ужасно, как и прежде, перед тем как разразилась эта гроза, что мы все еще бедны, буквально на грани нищеты, что через месяц или около того шахту придется закрыть, что нам практически не на что жить. Но именно сейчас все это вообще ничего не значит.

— И это правда! Это правда! О, слава Богу! — она вдруг поставила Джереми на пол, подбежала к мужу и поцеловала его в щеку. — Я так рада за тебя, Росс! Рада, это не то слово! Все наладится, мне бы так этого хотелось. Надеюсь, что наладится. Кто этот аноним?

Росс притянул её вниз, пока она не очутилась у него на колене.

— Никаких имен. Мы не знаем нашего благодетеля.

— Какой-то друг?

— Какой-то друг. Которому я должен четырнадцать сотен фунтов. Годовой процент уменьшен вдвое, так что по завершении этого года я должен буду выплачивать ему двести восемьдесят фунтов каждое Рождество.

— Благослови его Господь, кем бы он ни был!

— Аминь.

— Есть идеи, кто это?

— Смутные предположения по пути домой. Каждое последующее выглядит еще менее вероятным.

На несколько минут воцарилось молчание.

— Где ты была, пока я уезжал?

— Гаррик погнался за бездомной кошкой. Бесстыдник, поскольку у бедняжки больная лапа, а я частенько внушала ему не трогать кошек. А это может означать, что шахта еще какое-то время сможет проработать?

— А где та кошка сейчас?

— В корзине на кухне.

— Думаю, да, — Росс протянул руку к сумке, стоящей у его ног. Демельза никак не могла свыкнуться с новой ситуацией и попыталась подняться, но Росс удержал её. — Я купил фунт чая сушонг. Он получше той дряни, что мы получаем от Тренкрома. Думаю, тебе будет любопытно попробовать.

— Спасибо, Росс, очень мило. Думаю, в скором времени нам ничего не будет нужно от мистера Тренкрома. Как думаешь, это возможно? Тогда мы действительно будем свободны, вырвемся на волю, снова сможем дышать.

— И я принес тебе новый гребень и расческу. Подумал, хорошо иметь одну в запасе, прежде чем сломается нынешняя.

Демельза взяла протянутые ей предметы и повертела в руках. У гребня оказалась витая ручка, похожая на заплетенную косу.

— Очень экстравагантно, — невнятно пробормотала она.

— Весьма. Я также купил две пары шерстяных чулок для Гимлеттов. Они недорогие — два шиллинга за пару. В последнее время у них всего не хватало. А еще у меня шапочка для Джереми и пара вязаных перчаток. Я подумал, он будет ревновать, если ему ничего не достанется. Не уверен, что они по размеру, и подозреваю, что маловаты.

Демельза встала. Солнце заходило, и зимний день за холмом казался бесконечно далеким. Стояла тишина, слышалось лишь приглушенный гул моря за домом, да и то слабее обычного, потому что настало время отлива. Мороз уже втихомолку накидывал свою серебряную сеть на долину.

— Выглядят впору. Хорошо, что ты догадался. А что же ты купил себе?

— Я колебался между шелковой сорочкой и саблей, украшенной драгоценными камнями, поэтому отложил это на потом. Так что вот моя последняя покупка.

Росс встал и протянул ей пару узорчатых подвязок.

— Это мне? — спросила Демельза.

— Я заметил, что частенько этой зимой ты не носила чулки, и мог только предполагать, что у тебя имеются некоторые затруднения, чтобы удержать их на месте.

Демельза разрыдалась.

— Ну что ты, что ты. Я не хотел тебя обидеть. Просто подумал мимоходом. Если тебе они не нужны...

— Дело не в этом. Ты прекрасно знаешь, что дело не в этом.

Демельза прижала ладони к лицу.

— Это слезы облегчения, а ты еще и накупил все эти вещи.

— Они не стоили целого состояния, — Росс обнял ее за талию, но ее расстроенные чувства заметил Джереми, не привыкший видеть маму в слезах, и внезапно заплакал, копируя ее. Демельза села перед ним на колени и утешила, вытерев ему глаза, как и себе. Спустя пару минут она взглянула на Росса.

— Прости. Это такое облегчение. Я так сильно тебя люблю.

Росс посмотрел на них обоих, почувствовав себя счастливым. Свет из окна высветил ее волосы, изгиб спины и цепкие ручонки Джереми.

— Нужно их надеть, — сказал Росс.

— Ты имеешь в виду шапочку и перчатки Джереми? — взглянула на него Демельза.

— А что же еще? — ответил Росс, коварно улыбаясь.

С привычными трудностями на Джереми надели новые детали одежды. Все оказалось впору и сшито так, будто владелец лавки смастерил их для собственного сына. Наконец, мальчик, пошатываясь, двинулся по комнате — с неправильно завязанной одной перчаткой и в шапочке набекрень.

Демельза понимала, что Росс совсем не это имел в виду. Муж взял подвязки из ее рук, и она неуверенно присела. Сегодня вечером на ней были старые чулки, но черный цвет подчеркивал сияющую кожу цвета слоновой кости над ними. Росс надел на нее подвязки с предельной заботой. Уже много месяцев, даже лет, между ними уже не происходило ничего похожего на это нерастраченное взаимное желание и нежность, которую ничто не заменит. В сгущающейся темноте ее глаза сияли. На мгновение оба почти замерли, не шевелясь, Росс встал на колени, а Демельза откинулась на кресло. Пальцы мужа холодили ей ноги. Она подумала: «Запомни это и вспоминай в моменты ревности и его пренебрежения».

— Ты от меня не отделаешься, любовь моя, — произнес он.

— Я и не хочу, любимый.

В уголке у двери Джереми, не оценив подарок, начал методично стягивать перчатки.

Глава шестая

Верити, сестра Фрэнсиса, написала Россу и Демельзе, пригласив их на Рождество, однако приближающееся быстрыми темпами разорение не позволило им согласиться. Но неожиданная отсрочка изменила положение дел, и Росс решил, что следует нанести визит родственникам в Сочельник и провести там ночь. Он решил не оставлять шахту на больший срок. Верити, так привязанная к Фрэнсису, тяжело восприняла его смерть, поэтому Демельза настояла, что важно остаться с ней в первое Рождество после несчастного случая. Собиралась остаться и Элизабет с Джеффри Чарльзом, так что вся семья окажется вместе в том доме, который не навевает воспоминаний.

В последний момент, к всеобщему удивлению и облегчению Демельзы, планы Элизабет изменились. Ее мать снова захворала, и Элизабет решила, что должна провести праздники в Касгарне, в отчем доме неподалеку от Труро. Элизабет сообщила об этом Россу за четыре дня до Рождества, во время очередного еженедельного визита.

Капитан приехал позже обычного и застал Элизабет в одиночестве, за ужином в зимней гостиной. Беседуя с ней за столом, Росс отметил скудную пищу и отказался присоединиться к трапезе. Эта комната использовалась чаще всего и выглядела самой обшарпанной. Сегодня Элизабет казалась уставшей, а ее хрупкая красота выглядела неожиданно болезненно. Тетушке Агате не становилось лучше, и вероятней всего, она останется прикованной к постели. Вдобавок к скудному питанию, Элизабет приходилось еще и ухаживать за больной. Табб работал по восемнадцать часов на полях, а миссис Табб следила за оставшейся скотиной. Росс вполне понимал, как тяжко приходится Элизабет.

Потом Росс поднялся наверх и прошел по темным коридорам в комнату тетушки Агаты. Та приподнялась в постели и, моргая светлыми глазами-бусинками, забросала его нескончаемым потоком вопросов, ответы на которые не могла услышать; вспоминала о череде прошедших смертей и похорон — все умирали, кроме нее. Тетушка сказала Россу, что ей девяносто семь, и она намерена прожить до ста. Говорила ли старушка правду о возрасте или нет, но Росс ответил, что она должна постараться. Хоть Элизабет и думала, что тетушка при смерти, ее путь еще не пройден.

В очень ветреный и холодный вторник наступило Рождество. Ночью хлопьями валил снег, но с наступлением дня небо прояснилось. В это злосчастное время года везде обосновались созванные Питтом ополченцы, отряды йоменов, мелкопоместного дворянства и лавочников. Сейчас французы находились в Антверпене, осаждая устье Шельды, сдерживаемые только теми обещаниями, что Британия дала Нидерландам.

Росс разделил рождественский ужин с семейством Блейми: Эндрю, мужем Верити, находящимся в отпуске, и двумя его детьми от первого брака, Джеймсом, лихим мичманом с отзывчивым сердцем, и Эстер, чья замкнутость была полной противоположностью открытости брата. Росс пристально вглядывался в серую рябь бухты Фалмута, думая о близящейся войне и о том, стоит ли ему самому поехать во Францию и найти Марка Дэниэла, пока там спокойно; а также кто его благодетель и как исполнить моральный долг перед Элизабет и Джеффри Чарльзом.

А в пятнадцати милях отсюда его благодетельница преспокойно ужинала ростбифом и сливовым пудингом в компании со своим дядей, ее завитые рыжие волосы укрощены тугим пучком, как и ее нрав за эти недели. По ее возвращении из Труро Рэй Пенвенен рассказал Кэролайн о своем разговоре с Дуайтом. Дядя с племянницей поссорились, как и ожидал мистер Пенвенен, но вскоре, к его удивлению, Кэролайн вдруг сдалась, и установилась вполне сносная атмосфера примирения. Мистер Пенвенен совсем не ожидал, что с ее стороны не последует никаких решительных поступков, но результат его удовлетворил.

Какое-то время Рэй Пенвенен относился подозрительно к своей победе и продолжал следить за передвижениями Кэролайн с помощью того или иного слуги, но в конце концов потихоньку пришел к выводу, что он как раз вовремя разделался с её привязанностью. Мистер Пенвенен собирался поехать в Лондон в начале февраля и предложил Кэролайн его сопровождать. Девушка не выразила большого энтузиазма по поводу этой затеи, но, по крайней мере, и не возражала. Втайне Рэй Пенвенен решил, что племяннице не следует возвращаться. В Лондоне жила его сестра, вышедшая замуж за богатого торговца, и сама справлялась с семью детьми. Мир для нее не перевернется, если на какое-то время появится еще и восьмой.

А Дуайт Энис, объезжая пациентов и используя день по максимуму, обедал позже остальных и в одиночестве. Девятилетняя Лотти Кемпторн, старшая дочь Чарли, подхватила оспу и чувствовала себя скверно. Пренеприятная зараза. В этом году, не считая большого количества смертей от вспышки кори в июне, никаких серьезных эпидемий не наблюдалось. Неприятно начинать год с борьбы против одной из худших болезней. В коттедже Дуайт заметил, что Мэй, младшая сестра Лотти, проводит время с новым сборником сказок «История милашки Примроуз», напечатанном на добротной плотной бумаге и в твердой обложке. Ужиная, Дуайт пытался вспомнить, где уже видел такую книгу, но вскоре снова мысленно вернулся к Кэролайн.

Среди подарков, присланных ему сегодня, один оказался от Хоблинов: шарф мелкой вязки. На потрепанном клочке ранее использованной бумаги красовалась надпись печатными буквами: «От Розины, с любовью». Дуайт гадал, кто это мог сделать, потому что знал — никто в семье не умел писать. Другие сегодняшние подарки оказались похожими: яйца, кусок бекона, две буханки хлеба, пирог, шесть сальных свечей, тканый коврик — благодарность от людей, каждый подарок для которых означал настоящую жертву.

... А Элизабет? Элизабет так и не провела Рождество в Касгарне.

Оказалось, ее мать не настолько больна, поэтому Элизабет решила, что ей не обязательно оставаться в Касгарне, как планировалось ранее.

Но в полдень пришло письмо от Джорджа Уорлеггана, в котором тот сообщал, что накануне узнал о пребывании Элизабет в городе, и приглашал всех в свой новый загородный дом, где на выходных веселились его самые близкие друзья. Миссис Чайновет, не желая выходить на улицу, заставила Элизабет принять приглашение, красочно описывая великолепие дома. Элизабет под влиянием чувства долга все-таки отклонила приглашение. К двум Джордж сам за ней приехал. И поэтому, к своему удивлению, в этот унылый, с почти штормовым порывистым ветром день она очутилась в экипаже вместе с Джорджем, оставив Джеффри Чарльза под присмотром родителей.

Кардью, строительство которого началось по велению Николаса Уорлеггана только десять лет назад, Элизабет обнаружила таким, каким его описывали в свете: дом с громадными ионическими портиками, роскошно оформленными залами для приема гостей с массивными каминами и литыми потолками, с тридцатью пятью спальнями, не считая помещений для прислуги, оружейными комнатами, мастерскими, кладовыми, конюшнями, оранжереями и садами. Перед домом обустроили площадку для беспрепятственного созерцания искусственного озера, вокруг которого раскинулся парк.

Тренвит по сравнению с этим домом выглядел как деревенский коттедж, а Касгарн — еще более захудалым. Но все же Касгарн был теплее и уютней. Джордж получал огромное удовольствие, показывая Элизабет окрестности, однако это не оценили другие члены клана Уорлегганов. Дом заполнил десяток гостей, с особой внимательностью отобранных мистером Николасом Уорлегганом по их значимости для его дела или положению в обществе, поэтому он был бы благодарен Джорджу, если бы тот не уезжал в середине дня, вернувшись в компании молодой леди и посвятив все свое внимание ей.

Если бы это ничего не значило для Джорджа, Николас вел бы себя по-другому. Наступило самое подходящее время для женитьбы Джорджа. Мистер Уорлегган одобрил трех-четырех девушек, едва переступивших рубеж подросткового возраста, подходящих по тем или иным причинам, но главным образом по титулу или происхождению, благодаря этому Джордж приумножил бы капитал. Николас был бы рад, если бы сын начал выказывать особое расположение одной из них. А это давнее, основанное лишь на чувствах увлечение утонченной, но маловлиятельной вдовой совершенно ни к чему не вело, особенно если дама, хоть и после замужества, носила фамилию Полдарк.

В любом случае, даже предполагая, что сын сделает выбор в ее пользу — а Николас, зная Элизабет, понимал, что шансы невелики — он понимал, что Джордж разочаруется в такой неудачной партии, поскольку Элизабет, за восемь лет брака родившая лишь одного ребенка, вряд ли будет плодовита. А Николас, в первую очередь, мечтал видеть несколько крепких внуков в доме. Из-за этого ему больше всего хотелось, чтобы Элизабет провалилась в ту шахту вместо Фрэнсиса.

Мысль о Полдарках заставила его перевести взгляд на брата Кэрри, разговаривающего в углу с молодым Боскойном. Кэрри становился обузой для более успешных членов семьи. Кэрри, тесно связанного с финансовой структурой Уорлегганов, нельзя было отодвинуть на задний план, как их деда, который так и не стал ровней Николасу и Джорджу, что в нарядах, что в манерах. Его никто не мог заставить носить парик, отказаться от шапки или чистить старые сюртуки от табачных крошек и чернильных пятен. Его присутствие опускало на один уровень со стариком остальных Уорлегганов. Тони Боскойн, должно быть, тайно посмеивался над ним, вероятно, отмечая его причуды, чтобы потом поделиться с друзьями. Бесполезно владеть великолепным дом и всей роскошью, которую только можно купить за деньги, если приходилось мириться с такими родственниками.

А Кэрри постоянно оказывал на Джорджа плохое влияние. Ни один из них не понимал, какое огромное значение Николас придает личным и деловым этическим принципам. Лишь заработав имя, репутацию и не имея ограничений в финансах, можно чего-то добиться. А Кэрри заботился лишь о том, как добиться своего, и слал все принципы к черту.

Николас думал о недавней встрече, когда их посетил Харрис Паско c чеком от Полдарка для оплаты векселя раньше срока. В этот момент все находились в доме, и Кэрри налетел на Николаса с бледным лицом, тот даже решил, что брат болен. Именно тогда, пока Харрис Паско ожидал в приемной, между ними разыгралась бурная сцена.

Кэрри яро высказывался, а Джордж, хотя и вел себя сдержаннее, явно находился на взводе. Потребовалось все личное влияние Николаса, чтобы успокоить Кэрри и урезонить обоих, объяснив, что это лишь обычное, но временное отступление, ничего более. Ведь и впрямь — деньги не потеряны, а приумножены, мистер Пирс отделался от долгового обязательства со скидкой, посему деловому человеку ниже собственного достоинства терять самообладание, лишившись возможности отомстить обнищавшему и ничтожному деревенскому сквайру. Они выше этого. Это того не стоит.

Николас обрадовался, что сумел отстоять свою точку зрения, когда Джордж поддался, но насчет Кэрри никогда нельзя быть уверенным. То брат вел себя, как оговаривалось, и тут же мог внезапно совершить нечто непредсказуемое, и становилось ясно, что он с самого начала не намеревался уступать.

Все Рождество и почти до нового года Росс обдумывал одну специфическую проблему. А затем встретился с Харрисом Паско. В первую очередь, он сказал, что хочет продать оставшиеся тридцать акций Уил-Лежер. Росс уже получил шесть сотен в прошлый раз, поэтому ожидал выгадать за них не меньше. Паско усмехнулся и стряхнул песок с документов.

— Полагаю, вы вынуждены так поступить? Сейчас неудачное время. Близится война. Она принесет тяжелое испытание королю, разжигая вражду с обеих сторон. Медь будет расти в цене.

— Меня к этому не принуждают, я делаю это по своей воле. Вероятно, вы сможете получить за акции шесть сотен.

— Это чистая цена. Я п-полагаю, вы используете эти деньги, чтобы сохранить другую шахту?

— Нет. Я уже смирился с потерей. Деньги мне нужны для особого дела. Я пока оставлю их у вас на некоторое время. Один раз согласившись выполнить поручения анонима, вряд ли вы откажетесь сделать это снова.

Паско уставился на худого посетителя, чей взгляд временами начинал походить на волчий.

— Я вас не понимаю.

— Вдова Фрэнсиса и его семья находятся в крайней нищете. Даже в большей, чем мы. Два года назад Фрэнсис вложил свои последние шесть сотен в Уилл-Грейс. Я чувствую себя ответственным за результат. Хочу вернуть Элизабет Полдарк шестьсот фунтов стерлингов.

— А примет ли она их?

На мгновенье Росс задумался.

— Нет. Во всяком случае, мне так кажется. Поэтому мне и нужна ваша помощь. Продав мои акции в Уил-Лежер, предложите выкупить ее долю в Уил-Грейс, точнее, долю ее сына, от имени анонимного клиента, которого вы представляете. Элизабет не может не согласиться, и деньги перейдут к ней.

Росс наблюдал, как тает и стекает по окну мокрый снег. Старый год оказался верен себе до последнего.

— Вам не впервой сделать это от лица некоего друга, а на самом деле от моего имени, — добавил он.

Мистер Паско стряхнул песок и потряс документами, чтобы убедиться, что они сухие.

— Значит, вы предлагаете шестьсот фунтов стерлингов за половину почти разорившейся шахты?

— Разумеется, мы еще не разорились. Чудеса случаются.

— И вы полагаете, что жена вашего кузена п-поверит, что какой-то незнакомец настолько глуп, чтобы предложить такое?

— Мог ли я поверить, что какой-то глупец согласится продлить мой вексель?

— Нет, — откашлялся мистер Паско.

Снова воцарилась тишина. Паско посмотрел на часы.

— Отужинаете с нами?

— Благодарю.

Мужчины встали.

— Как ваш банкир и кредитор я обязан попытаться отговорить вас от этого непрактичного поступка. Откровенно говоря, опрометчивого. Вы не можете себе этого п-позволить. В самом деле не можете. Эти деньги — всё, что у вас есть, — сказал Паско.

— Я не могу себе этого позволить, — согласился Росс. — И... у меня есть жена и сын, о которых я должен заботиться. Но я здесь, а Фрэнсис — нет. Если я сделаю это, моя совесть будет чиста.

— Не было бы благоразумней получать прибыль от акций Уил-Лежер? Я имею в виду, временно, пока не улучшатся дела миссис Полдарк. Никто не знает, как могут измениться обстоятельства. Доход будет небольшой, не крупная единовременная сумма, зато платежи — каждый квартал.

— Нет, — ответил Росс, — этого недостаточно.

Харрис Паско подошел к буфету у окна и вытащил графин с двумя бокалами.

— Я и не д-думал, что вы прислушаетесь хоть к моему совету.

Росс потер подбородок.

— Я всегда рад вашим советам, Харрис. Они ценны, как и наша дружба. Но когда дело доходит до родственных связей, а иногда привязанности и неприязни, приходится поступать, как того велит сердце. Только оно способно успокоить, и ничто иное. Поэтому мы совершаем поступки, которые кажутся бессмысленными для всех посторонних, кроме самого себя. Однако всегда полезно иметь рядом человека с противоположным мнением. И сейчас это вы. И мы вспоминаем об этом с благодарностью, даже когда становится слишком поздно.

Харрис Паско налил канарского и поднял бокал.

— Разумеется, сделаю все, что в моих силах, Росс. Я не могу отказать, но и не одобряю этого. Поступок очень благородный, но я надеюсь, что вы о нем не пожалеете.

Примерно в то же время в «Лисице и винограде», маленьком и довольно пустынном постоялом дворе между Киллуорреном и Редратом, два человека также пили канарское и строили планы.

За четверть часа до этого подъехала Кэролайн Пенвенен с конюхом и сказала, что хочет освежиться и переждать непогоду, приказав спутнику ехать дальше и заверить Тигов, что с ней все в порядке и что она скоро прибудет. Парень выглядел смущенным, разгоряченным и не соглашался уходить, чем частично выдал тайные указания хозяина, поэтому Кэролайн нетерпеливо велела ему подождать снаружи, пока она утолит жажду.

В маленьком и темном зале трактира с вышивкой в рамках на стенах, индийским папоротником и оловянными кружками, девушка сняла перчатки и немного погрела руки у огня, гадая, все ли пошло по плану. Она не видела лошадь снаружи, но было бы логично привязать ее не на виду, ради предосторожности. Когда жена хозяина трактира с шумом появилась с вином, Кэролайн набрала в грудь воздуха, чтобы задать вопрос, а потом увидела два бокала на подносе и Дуайта, стоящего на пороге.

Очень скоро они оказались в объятиях друг друга. Циник заметил бы быстрый прогресс в их отношениях после поступка мистера Пенвенена. Кэролайн, возможно, вела бы себя так же и при других обстоятельствах, но без отпора отношения развивались бы многие месяцы. А теперь Кэролайн сама предпринимала решительные шаги, и Дуайт охотно и с радостью признавал ее главенство во всем, что касалось пункта назначения, но относился с сомнением к способу его достижения. Возможно, внутренняя борьба как-то отразилась на его лице, поэтому Кэролайн резко отпрянула и сказала:

— Ты не чувствуешь то же, что и я? Мне жаль, что я так тороплю события, зайдя так далеко.

— Конечно нет, дорогая, это просто невозможно. Я... только переживаю из-за метода. По своей природе я не люблю секретничать, думаю, как и ты, если этого можно избежать. Я хотел бы прямо сейчас пойти к твоему дяде и рассказать о наших намерениях.

— Ты не знаешь дядюшку Рэя. Он обладает упрямством, присущим всем Пенвененам. Но вероятно есть особая причина того, что ты не поддерживаешь идею побега?

— Почему ты спрашиваешь?

— Потому что я это чувствую.

Подойдя сзади к ее стулу, Дуайт положил ей руки на лоб.

— Жалкая причина, которой я стыжусь. Ты слышала о Карен Дэниэл?

— Девушка, которую...

— Да, в которую я влюбился, хотя она и была моей пациенткой, и чей муж, Марк Дэниэл, уличил ее в неверности... и убил, когда следовало убить меня.

— Я слышала разные версии, что она навязывалась тебе и тому подобное. Но я всегда буду уверена в одном, Дуайт, твое милосердие, охватывая многих, никогда не распространяется на тебя самого.

— Мало ли что говорят, что было, то прошло. Человек моей профессии, поступивший как я, имеет все основания считать себя недостойным. — Дуайт хотел отойти, но Кэролайн задержала руку, лежавшую у неё на плече. — Люди проявили доброту, терпимость, как ты это называешь. Той версии, что ты слышала, поверили. Порой я сам в нее верю. Но от пятна позора всё равно никуда не деться. Поэтому мое поведение в будущем чрезвычайно важно.

— И женитьба на мне...

— Женитьба на тебе в отрытую скрепит моё счастье, да и для моей репутации будет полезно, и хоть я этого не заслуживаю, но с радостью приму. Женитьба же на тебе тайно, бегство в ночи, на что я тоже охотно и с радостью соглашусь, попахивает поступком охотника за приданым, морально нечистоплотного человека, каковым меня действительно можно счесть после романа с Карен. К тому же оставить всех друзей и пациентов, не сказав ни слова, тоже своего рода дезертирство, совсем другое, чем в случае с Карен, но не столь уж отличное по последствиям.

Дуайт замолчал и накрыл ее руку своей. Они молчали, однако доктор понимал, что означает это молчание со стороны Кэролайн. Он сказал больше, чем намеревался.

— Ты сравниваешь меня с Карен? — спросила она достаточно тихо.

— О Господи, нет! Вы так мало похожи друг от друга...

— Мне кажется, дело в тебе самом, Дуайт. В любом случае, разве ты не должен это пересилить? Никто не винит тебя в смерти Карен. Она бросалась на всех мужчин. С какой стати кто-то станет думать о тебе хуже, оттого что ты на мне женился?

— Не из-за женитьбы на тебе, нет...

— Или потому что ты со мной сбежишь, — Кэролайн выдернула руку, но без злости. — Дуайт, ты можешь посчитать, что я без причины отказываюсь сделать по-твоему, но я твердо уверена, что поступаю правильно. Если всё выйдет наружу до нашего отъезда — а поскольку до этого еще месяц, то могут возникнуть любые сложности — я покину дядин дом, порву с ним отношения, и хотя я знаю, что способна на это, но не хочу так поступать. Я вовсе этого не хочу, если возможно избежать. Хотя я делаю вид, что меня не волнуют его суждения, я к нему привязана. Я во многом ему обязана — он заменил мне отца... Если мы тайно сбежим, он будет в ярости. Осыплет нас обоих самыми крепкими ругательствами. Но будет проклинать нас только про себя и больше никому подобного не скажет. Ничего такого, что затронуло бы его достоинство. Я тоже уж точно не скажу ничего определенного и окончательного, что ранило бы его, это совсем не то, что бросать подобные слова прямо в лицо. И таким образом, если повезет, мы сможем примириться через полгода или год. Он смирится с неизбежным. Но совсем другое дело, если придется уезжать, устроив сцену «если ты выйдешь за порог, то покинешь этот дом навсегда», и гордость не позволит ему отступить.

Дуайт молчал, погрузившись в размышления. Против этих слов ему нечего было возразить. Кэролайн сказала правду, он должен побороть свое сопротивление. В любом случае, крайне несправедливо перекладывать на нее ношу последствий его былых отношений, потому что именно так он и поступает. За то, что Кэролайн хранит верность старику, Дуайт любил ее даже больше, она не желала предавать дядю, пока не будет вынуждена. И как всегда, Кэролайн скрывала свои чувства.

Порой Дуайт по-прежнему просыпался, не веря в то, что эта яркая, полная жизни девушка вообще решила выйти за него замуж. Ради этого Кэролайн от многого отказалась. Поэтому, поставив под сомнение ее действия, он лишь подчеркнул бы свою ничтожность и неблагодарность.

Неделю спустя Элизабет прислала записку с просьбой о встрече с Россом. Он поскакал в Тренвит в самый разгар пришедшего с северо-запада урагана. Прибыв туда, Росс не узнал старый дом. Ветер завывал в большой открытом камине зала, незакрепленные ставни в большом окне беспрерывно стучали, истертый половик у порога хлопал от порывов ветра. Словно человеческое тепло и сама жизнь покинула дом.

Элизабет находилась наверху, и Росс смотрел, как она спускается по широкой лестнице присущей ей быстрой и легкой походкой. Она была в белом муслиновом жакете и сером платье с высокой талией. Элизабет заметила, как глаза Росса зажглись при ее появлении.

— Росс, — подала ему руку она, — пожалуйста, проходи. Прости, что оторвала тебя от дел, но мне нужен совет, как поступить.

Он последовал за ней в зимнюю гостиную, Элизабет взяла два письма, лежащие рядом с прялкой, и дала ему одно из них. Хотя Росс прекрасно знал, о чем там говорится, он внимательно просмотрел письмо — ему было интересно, в какие слова это облек Паско. Закончив, Росс поднял взгляд.

— Потрясающе, правда? — спросила она. — Что кто-то предлагает нам, да еще сейчас, ровно столько же за мою долю в Уил-Грейс, сколько вложил Фрэнсис? Там что, нашли руду?

— Нет. Хотелось бы мне, чтобы нашли. Согласен, это странно. И трудно понять. Все вокруг знают, что мы двигаемся к банкротству. А Паско говорит, что не может открыть имя этого человека. Ты получила это вчера?

— Да, — она поколебалась, ресницы легли тенью на щеки. — Первым делом я подумала, что это Джордж Уорлегган. Я знаю, он пытался мне помочь. Мне даже кажется, что он настолько же упорно хочет помочь мне, как навредить тебе. И я решила, что покупкой этих акций он, возможно, хочет убить сразу двух зайцев... Тогда я написала мистеру Паско и вчера послала к нему Табба. Он подождал ответа.

Она вручила ему второе письмо.

— Уважаемая мадам, — читал Росс, — благодарю, что связались со мной. Могу заверить, что, если вы и капитан Полдарк решите продать долю вашего сына в Уил-Грейс, она не попадет в руки членов семьи Уорлегганов или кого-либо, представляющего их. Потенциальным покупателем является независимый джентльмен, который, по сути, будет действовать в интересах вашего сына и ваших собственных, не предпринимая никаких попыток вмешательства в управление шахтой. С наилучшими пожеланиями, мадам, ваш покорный слуга, Харрис Паско.

Он вернул письмо. Элизабет внимательно на него смотрела, поэтому Россу пришлось что-то сказать.\— Весьма необычно.

— И что ты посоветуешь? Не знаю, стоит ли рассматривать это предложение.

— Рассматривать? Нам следует его принять.

— Меня это тоже поражает. Я думала, что ты отнесешься с подозрением к вмешательству посторонних.

— При иных обстоятельствах так бы и произошло. Но вот письмо Паско письмо, и я не могу не рассказать тебе о свалившейся на меня удаче.

И он поведал об анонимном займе.

— Могу лишь предположить, что тебе пытается помочь тот же человек. Некий эксцентрик, благоволящий к Полдаркам. Сейчас нам это как нельзя кстати.

— Есть предположения, кто это?

— Никаких. Но я верю Паско. Я знаю, что он не поставил бы нас в неудобное положение.

Затянутая талия подчеркнула форму маленькой груди Элизабет, когда та отвернулась.

— Я... эти деньги могли бы все изменить.

— Нужно быть совсем не в своем уме, чтобы отказаться, хотя бы ради Джеффри Чарльза. У шахты мало перспектив, разве что новый акционер не решит вложить деньги. Может, ему пришло такое в голову. Если так, это пойдет мне на пользу. Надеюсь с ним встретиться.

Росс подумал, что неплохо справился с разговором. Но он не мог избавиться от странного чувства, словно обманывает Элизабет, а не помогает ей в ущерб себе. Он не сказал Демельзе о том, что собирается сделать, и надеялся, что жена нескоро еще узнает.

— Ты уверен, что так будет правильно, Росс, я имею в виду для тебя? Вероятно, ты делаешь вид, что тебя все устраивает, потому что веришь, будто для нас так лучше. Мне не нравится, что я использую нашу дружбу, — сказала Элизабет.

— Ничего ты не используешь, Элизабет. Я поступаю так, как считаю нужным. Тебе следует продать долю, поскольку это чрезвычайно облегчит твое положение. Однако я только благодарен тебе за сомнения, верность и участие во всем этом.

Элизабет улыбнулась ему, воспрянув духом.

— Верность — не только с моей стороны, Росс, и так было всегда. Спасибо, что навестил.

Росс ехал домой, полагая, что исполнил долг, но с тревогой ощущал, как нахлынули старые чувства.

Глава седьмая

Мистер Коук, представитель Уорлегганов, купил акции по двадцать два фунта за штуку.

После уплаты Паско шестисот фунтов для Элизабет у Росса осталось семьдесят пять фунтов. Их можно было пустить на погашение других долгов или отложить для уплаты процентов. А еще он мог купить угля на месяц, чтобы Уил-Грейс продолжала работать до февраля.

— Думаю, будет неправильным продолжать дольше, чем мы планировали, — заявил Хеншоу. — Я разочарован не меньше вашего, разве что мои потери составили сотню фунтов, а не шестьсот. Но есть у меня предчувствие насчет этой шахты. С самого начала дело не задалось. Я никогда не думал, что руда будет такой бедной.

— Можем купить совсем немного угля для насоса. Я испытываю искушение его разобрать и сохранить до лучших времен.

— Мы и близко не видели жилы Треворджи, — сказал Хеншоу, хмуро глядя на карту. — Наверняка с самого начала это были лишь старушечьи байки. Сначала мы искали ее на Уил-Лежер, потом на Грейс. Если она и существует, то мы нашли бы хоть какие-то следы.

— И Марк Дэниэл, — задумчиво напомнил Росс. — Все пророчества оказались ложными.

— Думаете, в ту ночь он был в здравом уме?

— Возможно, его обманули те же самые надежды, что и нас. В северо-восточном конце тридцатого уровня была приличная руда...

— На прошлой неделе медь шла по сто три фунта за тонну, — Хеншоу прикусил мизинец. — Когда мы открыли Уил-Лежер, она была по восемьдесят. Какая жалость, что вам приходится продавать акции именно сейчас. Полагаю, из нее можно извлечь целое состояние, прежде чем она иссякнет. Если бы руда с Грейс имела хоть какую-то ценность... — он вытащил палец изо рта и уставился на него.

— Как там вчерашние пробы на семидесятом уровне?

— Медь, олово, свинец — всего понемногу, но недостаточно. Когда присутствуют все металлы, это, почитай, грязная руда. Медь там хуже и по качеству, к тому же ее совсем мало.

Росс поднял кусок рудной породы и покрутил его в руках то в одну сторону, то в другую.

— Мне кажется, здесь больше олова.

— Когда иссякает медная жила, она часто выглядит подобным образом.

— А что происходит потом, ниже? Ведь разлом в породе не исчезает. Разве нет вероятности, что на глубине снова появится медь?

Хеншоу покачал головой.

— Никто не знает, что нам приготовила земля. Некоторые говорят, что под землей море заходит далеко вглубь суши и создает родники, вода поднимается вверх, как кровь в человеческих венах. Так и медная жила — она, как кости или сухожилия, вдруг заканчивается по непонятным причинам... Это тяжелейшее разочарование, но на вашем месте я бы не выкидывал деньги на ветер.

Росс посмотрел в наполовину закрытое ставнями окно. Бледный и сероватый январский свет падал на прикрытый волосами шрам у уха. Сегодня на его лице отражались все былые невзгоды. Прежний вызов натиску бездушной природы, упрямый тайный гнев.

«Он никогда от этого не избавится», — подумал Хеншоу. — Это нечто врожденное».

— А если в этот последний месяц, — предложил Хеншоу, пытаясь отвести взгляд, — мы снова спустимся, не на восьмидесятый уровень, а последуем по слабым признакам, словно они стоящие, и посмотрим, что покажут следующие десять саженей? Я бы не стал возлагать на это больших надежд, но это бы утихомирило ваши душевные терзания.

— И как долго мы сможем продолжать без притока свежего капитала?

— Если следующая партия руды окажется такой же, как в прошлый раз, я бы сказал — недели три. Разумеется, если закроем более глубокие уровни, то еще недели две или три дополнительно.

— На кону и ваши деньги, как и мои. Я не могу решать за нас обоих.

— Ваша ставка в шесть раз больше моей, сэр. Я готов смириться с вашим решением.

— Горное дело у вас в крови.

— Сейчас ни о каком горном деле речь не идет. Это скорее чутье, и ваше чутье ничуть не хуже моего.

— Хорошо, — сказал через некоторое время Росс. — Спустимся ниже.

Когда Хеншоу ушел, Росс остался в старой библиотеке еще на час или дольше, сверяя цифры в учетной книге. Сейчас как раз был расчетный день, и снаружи выстроилась очередь шахтеров, они подходили по одному, ставили в книге отметку напротив своего имени и получали причитающееся жалованье. Почти все ставили подпись, и лишь некоторые довольствовались крестом. Все знали, что всего через несколько недель придут сюда в последний раз. У Росса нашлась пара слов для каждого, часто шутка или насмешливый комментарий. Они не были его друзьями, большинство Росс нанял при открытии Уил-Лежер, но за последний год они сблизились.

Когда ушел последний, Росс по-прежнему оставался в библиотеке, хотя уже давно перевалило за два часа. Он снова и снова взвешивал образцы руды, сравнивал более ранние с теми, что отобрали на этой неделе. Несколько раз он брался за молоток и откалывал куски. Один раз при этом чуть не пробил дырку в полу. Росс расположился в сторонке от тайника, сделанного в дальнем конце комнаты, под крайним окном. Там в полу вырезали люк и поставили два больших металлических сундука, чтобы прикрыть петли в половицах.

При взгляде на них он вспомнил, что нужно повидаться с мистером Тренкромом, потому что тот играл не по правилам. Кладовку сделали при условии, что товары будут храниться короткий срок, три или четыре дня самое большее, а потом их заберут. Но там до сих пор кое-что оставалось — рулон модного кружева и десять бочонков рома по пять галлонов каждая, а прошло уже три недели. Хорошего мало.

Тут через парадную дверь его позвала Демельза, Росс встрепенулся и ответил. Дом построили в форме буквы L, и Росс вышел из задней двери, повесил на нее замок и уже собирался пройти по саду, как увидел шагающего по долине Уилла Нэнфана.

Уилл был его старым другом. Он уже некоторое время как удачно отошел от дел, имел небольшой участок земли, пять повзрослевших детей и прелестную вторую жену. Это был крупный светловолосый мужчина сорока с лишним лет, еще привлекательный, и увлекающийся игрой на скрипке.

— Добрый день, сэр, рад вас застать, решил, что сейчас как раз подходящее времечко заглянуть.

— Входи, Уилл. У тебя есть для меня новости?

— Да, но я бы не пришел, кабы они не были такими важными. Я зашел сказать, что мы нашли Марка Дэниэла.

Росс резко повернулся к нему.

— Нашли? В Шербуре?

— Нет, сэр, не в Шербуре. Он в Ирландии.

Росс уставился на дымоход шахты на холме. Из него валил черный дым, а это означало недостаток жара. Росс молчал.

— Вот почему мы не могли отыскать его следов. Его знакомые говорили, что он уехал, но не знали куда. Девять месяцев назад в Шербуре бог знает что творилось. Все эти революционные беспорядки. Дом подожгли, да и много чего еще. Народ стал коситься на Марка – иностранец как-никак, вот он и решил попытать счастья в Ирландии и улизнул на ирландском кече, что перевозит время от времени товар. Говорят, живет он в Голуэе, или что-то в этом роде.

— И откуда ты всё это узнал?

— Поболтал с капитаном одного из кечей. Оказалось, он дружит с Марком. Время от времени мы ведем дела с ирландскими судами. Они ходят на острова Силли, как и мы, где оставляют товар, и мы тоже. Размер у них маловат, ясное дело, и часто они плывут, загруженные под завязку.

— Когда ты снова увидишь этого человека? — спросил Росс.

— О'Хиггинса? На следующей неделе, как пить дать. «Все как один» не отплывет до конца месяца, но в понедельник поведу на Силли куттер, если распогодится.

— Передашь ему сообщение от меня?

— Я уже ему сказал, что вы хотите повидаться с Марком Дэниэлом.

— Хорошо. Пошлю Марку записку. Кто-нибудь ему прочтет, да хоть бы и священник. Входи, — Росс отпер дверь библиотеки и снова прошел за стол.

В ожидании мужа Демельза кормила Джереми, она встала и подошла к окну, как раз когда Нэнфан покидал библиотеку. Когда появился Росс, он выглядел озабоченным, но довольным. Некоторое время супруги ели молча, болтал только Джереми, хотя понимал сказанное только он сам.

Росс рассказал, зачем приходил Уилл Нэнфан. Демельза произнесла лишь:

— Рада, что мы наконец узнаем.

— Да. Я боялся, что он погиб. Прошло столько времени.

— Ты попросишь его приехать?

— Попрошу его встретиться со мной на Силли. Для него это безопасней, и он наверняка приедет.

— А ты как туда доберешься?

— Могу заплатить рыбакам, чтобы доставили меня туда из Пензанса. Или с Тренкромом, когда тот поплывет в следующий раз.

— В таком случае ты не будешь настолько уверен, чем если бы привез Марка на шахту. Он наверняка с готовностью приедет.

— Приедет. Но это разговор на полчаса, если иметь при себе план шахты. Мне просто нужно знать, о чем он говорил и где это искать.

Лотти Кемпторн чувствовала себя намного лучше. Как сказал Чарли, «Сейчас она неплохо выглядит, оспа ее пощадила». Дуайт осмотрел другого ребенка, но не нашел пока никаких симптомов. И больше ни одного заболевания в деревне. Слишком хорошо, чтобы быть правдой. Он зашел ближе к вечеру и совсем не обрадовался, увидев там Розину Хоблин и ее мать.

Чарли пребывал в приподнятом настроении, и вскоре Дуайт понял, по какой причине. Розина с благословения своего отца дала согласие выйти замуж за Чарли. Узнав об этом, Дуайт с удивлением посмотрел на Розину, и та вспыхнула. Ему никогда не приходило в голову, что она может влюбиться в престарелого ухажера, и сейчас Дуайт по-прежнему не был в этом убежден. Она пошла по пути наименьшего сопротивления, поддалась на его уговоры, а ее отца убедило то, что Чарли мог предложить девушке.

Брак вполне мог оказаться и счастливым. После переделки коттедж Чарли стал светлее и гораздо комфортабельнее того, в котором она жила. К тому же ей не придется целый день проводить с иголкой в руке. Даже сейчас, с миловидным личиком и прямой походкой, девушка могла рассчитывать лишь на предложение со стороны какого-нибудь незрелого юнца, зарабатывающего пять или шесть шиллингов в неделю и с полуразвалившейся хибарой в качестве дома.

Но все же, подумал Дуайт, у них будет молодость и любовь, и даже если этот всплеск продлится недолго, в нашем тусклом мире не стоит с такой легкостью от этого отказываться. Уж он-то знает.

— Подумываем пристроить в следующем году еще комнату, — сказал Чарли, — для Лотти и Мэй. К тому ж у нас с Розиной тоже может выйти прибавление, чтобы всё чин чинарем, как полагается.

Дуайт оглядел комнату. Он не был человеком наблюдательным в общепринятом понимании и вдруг заметил перемены, произошедшие в коттедже за полтора года, хотя посчитал, что те произошли только в последние недели. Новые занавески, хорошие глиняные чашки, коврик у порога, свечи в подсвечниках, стекло в окнах. Он посмотрел на Кемпторна, а Чарли, который в это мгновение инстинктивно посмотрел на доктора, быстро опустил взгляд.

— Надеюсь, вы будете счастливы, — сказал Дуайт.

— А мы надеемся, что вы придете на свадьбу, — быстро ответил Чарли. — Правда ведь, Розина? Мы ведь все обязаны доктору. Он вылечил хромоту Розины. И меня от чахотки. Если б не это, я бы никогда не смог вести пристойную жизнь, зарабатывая починкой парусов.

— А теперь и Лотти идет на поправку, — сказала миссис Хоблин.

— Когда вы собираетесь устроить свадьбу? — спросил Дуайт.

— В следующем месяце, сэр. Мы еще не объявляли, и нужно время, чтобы всё подготовить. К тому времени и Лотти поправится.

— О да, к тому времени она уже будет бегать.

Если случится чудо, и больше никто не заболеет. Чарли по-прежнему смотрел на него. Чарли был загадкой: добродушный, дружелюбный, как собака, вечно улыбающийся, всегда благодарный. Как слышал Дуайт, он никому не позволял забыть, что обязан доктору своим здоровьем. Но всё же Дуайт, особенно в последние месяцы, чувствовал себя в его присутствии несколько неловко. Во время недавних неприятностей он скорее готов был положиться на хмурый взгляд Джаки Хоблина, чем на не сходящую с лица желтозубую улыбку Чарли Кемпторна.

Приехав домой, Дуайт не увидел Боуна, а лошадь гостя была привязана за углом, так что ни о чем не подозревающий Дуайт прошел сразу в гостиную.

Она стояла у окна, высокая и прямая, как копье, и тут же с улыбкой повернулась к нему.

— Кэролайн... В чем дело?

— Во всем. Я поражена, открыв твою тайную жизнь! «От Розины с любовью». Так к тебе обращаются пациентки?

Она протянула сшитый Розиной шарф с еще приколотой запиской. Дуайт взял его, но тут же бросил обратно в кресло и взял Кэролайн за руки.

— Тебе следовало послать записку, любовь моя. Тебя отпустили без преданного конюха?

— Нет, я от него удрала. Я не смогу задержаться надолго...

— Я так рад тебя видеть. Дай на тебя посмотреть. Когда ты от меня далеко, я всегда...

— Возникло кое-какое осложнение, и я здесь, чтобы о нем сообщить. Дядюшка Рэй объявил о нашем отъезде в Лондон через неделю. Он намерен покинуть Киллуоррен третьего февраля.

Дуайт уставился на нее.

— Тогда перенесем наш собственный отъезд на пару дней. Вот и всё. Немного приготовлений, но мы сможем уехать первого.

— Есть новости от Пола Хардвика?

— Да. Он считает, что в городе откроется вакансия, когда доктор Маркис отойдет от дел. А до той поры, по его словам, будет несложно найти временную работу. Он считает, что мне не стоит открывать собственную практику.

— Не сомневаюсь, что аптекари защищают собственные интересы. Дуайт, я думаю, лучше назначить наш отъезд на второе число. Если предполагается, что утром третьего я отправляюсь в Лондон, то будет гораздо проще собрать вещи. Вместо того чтобы сбегать с узелком через окно, как мы собирались, я просто спущу вниз сундуки и благополучно погружу их в экипаж.

— Ты по-прежнему настаиваешь на том, чтобы ехать в собственном экипаже?

— Разумеется. Почему ты так против этого восстаешь? Потому что выглядит так, будто я с тобой сбегаю?

Он нахмурился.

— Не совсем. Но я... Что ж, я хотел бы сам оплатить поездку. Без сомнений, в будущем это неоднократно послужит поводом для споров, мне стоит привыкнуть к жене с собственной волей и собственным капиталом.

— Особенно с собственной волей.

— Но в первый раз я все же предпочел бы, чтобы мы путешествовали на мои средства и по моему разумению. Признаю, логики тут нет никакой, — улыбнулся он. — У тебя есть карета, так почему бы ей не воспользоваться? Но...

— В самом деле, почему бы нет? Как только мы покинем Корнуолл, никто не будет знать, что это не твоя карета. Я уж точно не скажу ничего подобного.

Снаружи послышались шаги Боуна по гравийной дорожке. Теперь разговор долго не продлится, и они спешили его закончить. Эта встреча могла оказаться последней перед их свадьбой, но Дуайт не стал ее целовать.

— Я не боюсь оспы ни в каком виде — ни ветрянки, ни коровьей, — сказала Кэролайн. — Но я чудовищно ревную тебя к Розине, тем более что она больше не хромает. Милый шарф, хотя и грубоватый для джентльмена. Я увидела ее лишь на прошлой неделе, когда была в Соле. Признаю, она милашка. Надеюсь, ты не бросишь меня, дорогой.

— Я довольно чувствителен к подобным шуткам, — сказал Дуайт, снова вырвав шарф из ее рук, — и надеюсь, что ты больше не будешь так шутить. Если кого и бросят, то ты меня, и ты прекрасно это знаешь. Я не буду чувствовать себя спокойно, пока не надену на твой палец кольцо.

— Если не собираешься продеть кольцо в мой нос, можешь надевать, и побыстрее.

Она стала натягивать перчатки. Дуайт отошел к боковому столику, пытаясь принять ее слова за шутку, хотя сам не считал их смешными. Кэролайн проследила за ним взглядом, слегка смущенная после собственной остроты.

— Ты сожалеешь об этом решении, Дуайт?

Он тут же развернулся.

— Боже, как я могу об этом сожалеть!

— С тех пор как мы решили уехать, я часто замечаю, что ты чувствуешь какой-то дискомфорт, неловкость, назови как хочешь, — она откинула волосы, чтобы завязать шарф. — Это идет вразрез с твоими принципами?

— Вовсе нет. Прошу, поверь, — Дуайт посмотрел на нее, а потом посмеялся сам над собой. — Ты неисправима, Кэролайн. На секунду я решил, что ты говоришь серьезно. Должно быть, ты бранишь меня за то, что я всё воспринимаю слишком буквально.

— Думаю, — тут же ответила Кэролайн, — что ты не воспринимал бы всё так буквально, если бы тебя не мучили серьезные сомнения.

— Полный вздор. Уверяю, — он крепко взял ее за локти. — Кэролайн, посмотри на меня. Я тебя люблю. Разве это ничего для тебя не значит? Разве это совсем ничего не значит?

— О да, много значит, поверь.

— Как-никак признание. Тогда не пытайся подгонять меня странными сомнениями, которые вселяешь в мою голову. С твоей стороны это озорство, но нечестное. Мы же обдумали всё до конца, и как я могу теперь сомневаться? Что же до способа, то эти сомнения я озвучивал гораздо раньше, теперь всё забыто.

Кэролайн положила руку в перчатке на шейный платок Дуайта, похлопала по нему, а потом рука скользнула к щеке, с нежностью.

— Прости, если причинила тебе страдания. Просто иногда я думаю, что когда всё свершиться и станет обыденностью, когда я буду сидеть рядом с тобой у камина, делить с тобой постель и стол, я думаю о том, не будешь ли ты вздыхать по своим корнуоллским пациентам и былому бессребреничеству.

— На это я могу ответить только «нет». Да как ты вообще можешь сомневаться? Ты, которая отказывается от тридцати или сорока тысяч фунтов ради захолустного доктора? Когда пройдут первый восторг и новизна и придется жить экономно, к чему ты не привыкла... Когда ты не в состоянии будешь сравниться с богатыми жителями Бата, охотиться, одеваться и развлекаться подобно им...

— Во-первых, как ты знаешь, я не считаю, что отказываюсь от тридцати или сорока тысяч фунтов, я могу уладить размолвку и оставить возможности для примирения. Мои дядюшки лают, но не кусаются, и больше им некому оставить деньги, разве что выводку племянников и племянниц, которые и так вполне обеспечены. Но если они останутся при своем мнении и завещают капитал Астрономическому обществу, я уж точно не буду жаловаться и считаю обмен справедливым. Я намереваюсь жить собственным разумением и не собираюсь их подкупать, оставшись их домашней кошечкой. Мне только принесет пользу, если я буду стоять на собственных ногах, Дуайт, и ты должен мне помочь.

— Я помогу тебе, дорогая. Думаю, мы должны помочь друг другу.

Глава восьмая

Может, Россу и хватило бы всего получасового разговора с Марком Дэниэлом, но для подготовки к этому разговору, учитывая место встречи на продуваемых ветром островах в Атлантике посреди зимы, обеим сторонам требовалось время. Росс прикинул, что будет отсутствовать неделю.

От Марка пришло сообщение, что он готов приехать. Росс предложил ориентировочной датой двадцать девятое января, потому что Тренкром сказал, что «Все как один» выйдет в море двадцать восьмого, и может высадить Росса в Сент-Мэри на следующий день и забрать его на обратном пути. Марк согласился на двадцать девятое, но его собственное плавание на ирландском кече еще больше зависело от ветра и погоды, так что он вполне мог прибыть раньше или опоздать на несколько дней.

Получив такие новости, Росс решил рискнуть последними семьюдесятью пятью фунтами и купить угля. То, что прежде казалось бессмыслицей, теперь выглядело как оправданный деловой риск.

В конце месяца политический кризис затмил все личные тревоги. Затянувшийся судебный процесс над Людовиком XVI окончился смертным приговором. Оставалась еще надежда на то, что казнь отложат, но лишь немногие верили в такой исход. Конвент вряд ли отступит. За одну ночь в Англии всё переменилось. Шумные якобинские клубы молча закрыли двери. Тянувшиеся годами споры во всех пивных и кофейных домах закончились. Все ждали. Некоторые разошлись по домам, отыскали старое оружие и начистили раритеты с былых войн.

Двадцать четвертого числа стало известно, что казнь состоялась. Это смело все сомнения. Лишь немногие в Англии восхищались Людовиком, если не считать того, как он умер. Всего сто пятьдесят лет назад англичане обезглавили собственного короля, но чувства рождает не логика. Закрылись театры, перед королевским дворцом собралась толпа. Французскому послу велели покинуть страну. Теперь всё стало лишь вопросом времени.

В такой атмосфере в воскресенье, двадцать седьмого, Росс покинул Демельзу и отправился сначала в Сент-Ивс, где стоял на ремонте «Все как один». Члены команды, главным образом жители Сент-Агнесс, возвращались парами и по одному, и вскоре после шести на следующее утро семидесятитонный куттер выскользнул в открытое море. Палубу толстым слоем припорошила изморось, и не растаяла даже после восхода солнца. Россу, стоящему на носу, который лизали небольшие волны, казалось, что солнце встало в точности в том месте, где должна находиться Нампара. Снова, после столь долгого времени, ощущать под ногами палубу было непривычно и радостно.

Демельзу, поднявшуюся спозаранку с осознанием того, что, если всё пойдет по плану, Росс еще до рассвета окажется в море, этот холодный день наполнил опасениями. Даже изучение потрепанной старой карты, показывающей, что острова Силли находятся далеко от французских цареубийц, не вполне ее успокоило. Занявшись будничной работой, она винила себя за то, что взяла в привычку беспокоиться. Это противоречило ее характеру и мешало собственному благополучию, но когда дело касалось Росса, беспокойство росло. Она должна успокоиться, держать себя в руках. Можно лишь пожелать, чтобы он так не притягивал к себе неприятности.

Настроенная стать более практичной, Демельза стала мурлыкать себе под нос и пропела за работой всё утро, а днем впервые за месяц открыла спинет и сыграла несколько мелодий. Когда-то она брала уроки у миссис Кемп, в счастливые дни пусть скромного, но достатка, когда еще была жива Джулия. Демельзе захотелось снова найти время и желание этим заняться. Просто иногда сыграть несколько аккордов для собственного удовольствия, чтобы снова разбередить душу, не только слушать, но и чувствовать, ощутить новые эмоции. Пока она играла, прибыл Дуайт Энис.

Когда Демельза открыла дверь, доктор спросил:

— Это ты играла? Прости, не хотел помешать. Росс дома?

Его плащ был засыпан градом, хотя Демельза не заметила дождя.

— Нет, Дуайт. Он... уехал на пару дней. Зайдешь?

Дуайт снял плащ и шляпу у порога и стряхнул их. После прошедшей бури небо над холмами стало бурым, как старое одеяло.

— Ты шел пешком? — спросила Демельза, когда он проследовал вслед за ней в гостиную.

— Да. Вышел около пяти, решил, что Росс обычно возвращается к этому времени. Мне следовало зайти несколько дней назад, но я всё откладывал.

— Выпьешь чаю? Такая холодрыга. Лучше бы пошел снег, тогда, может, стало бы теплее.

— Ты знаешь, когда вернется Росс?

— Думаю, к субботе. Что-то срочное?

— О нет, не срочное. В привычном смысле, — смущенный и задумчивый Дуайт присел на краешек стула, — а как Джереми, здоров?

— Да. Слышишь его? Играет с двумя детишками Джинни Скобл, а она за ними присматривает, — Демельза повернулась на звук чайника, который уже начал шуметь. — Принесу чашки. Забыла про них.

Когда она вернулась, Дуайт смотрел в окно. Внезапно опустились сумерки, словно долина захлопнулась, и огонь в камине мерцал и сиял. Демельза подумала, как там Росс, всё ли у него в порядке, и как выглядят острова Силли. Она представляла их как голые скалы. Дуайт помог ей зажечь свечи.

Когда огонек высветил ее кожу, Демельза сказала:

— Я знаю, Росс не стал бы возражать, если ты обо всем узнаешь. Ты ведь знаешь все наши секреты, ну почти все, так что одним больше, одним меньше... Он уехал с мистером Тренкромом и высадится на островах Силли, чтобы встретиться с Марком Дэниэлом, его наконец-то нашли. «Все как один» подберет Росса на обратном пути и отвезет домой в пятницу или в субботу, когда бросит якорь в нашей бухте.

Пятница выпадала на первое февраля. Слишком поздно для Дуайта.

— Надеюсь, у Дэниэла для вас хорошие новости.

Свечи прогорели, оставив лишь крохотные жемчужины огня, которые таяли, жир растекался, как леденец.

— Кажется, будто с той ночи прошло лет сто, — сказал Дуайт. — Когда ты стояла между нами, только ты одна, а Марк собирался меня убить. Я был готов умереть, потому что предал всё то, что больше всего ценил... и людей, которые мне доверяли.

— В ту ночь мы все были взвинчены. Я рада, что не произошло чего-нибудь еще похуже.

Где-то в глубине дома послышался грохот, а через некоторое время детский смех. Демельза скорее ожидала плач и снова расслабилась.

— Больше всего на свете мне не хочется вспоминать те времена, — сказал Дуайт. — Потому что сегодня я пришел сказать Россу, что вскоре покину графство.

Демельза подождала, пока гость продолжит.

— Это связано с Кэролайн?

— Да. Мы собираемся пожениться. Но поскольку ее дядя возражает, сделаем это тайно. Так что мы уезжаем в субботу вечером.

Он объяснил, почему невозможно поступить по-другому, почему они не могут жить здесь, и что он обязан ради нее начать всё заново в городе, где никто их не знает. Демельза молча слушала, и для обостренного восприятия Дуайта это молчание выглядело как неодобрение.

— Что ж, я рада услышать это от тебя лично, Дуайт, и сожалею о твоем отъезде. По тебе будут скучать не только в Соле и Грамблере. Нам всем будет тебя не хватать. И Джереми тоже.

— Благодарю.

Чайник начал плеваться паром и водой, и огонь возмущенно зашипел. Демельза заварила чай.

— Я написал доктору, который обучал меня в Лондоне. Он болен и нуждается в смене обстановки, так что согласился приехать сюда на полгода для начала, с перспективой остаться. Куда лучше, чем вообще без доктора. Райт — достойный человек, старше меня, но с похожими взглядами. Уверен, вам он понравится.

— Да.

— Разумеется, некоторое время всё будет по-другому. Говорю это безо всякого самомнения. И для меня это тоже кое-что значит, могу заверить. Я буду скучать, и конечно, главным образом по вам, — Дуайт нахмурился и посмотрел в окно, чтобы скрыть свои чувства. — Скажи Россу, как многим я ему обязан, вам обоим, как благодарен за дружбу. Для меня это так печально.

Через некоторое время Демельза принесла ему чашку чая.

— Когда женишься по любви, не время горевать, Дуайт. Это последнее, чего бы ожидали мы с Россом или кто-либо из наших друзей. До субботы можешь по-прежнему беспокоиться о нас и наших недомоганиях, если желаешь. Но после забудь всё и начни новую жизнь, словно Сол и Грамблер никогда не существовали. Поступить так не будет бесчувственным. Это просто здравый смысл.

Когда Дуайт ушел, Демельза убрала чайные принадлежности. Пора укладывать спать Джереми. После визита Дуайта она почувствовала себя до крайности одинокой. Разговор удивительным образом не коснулся девушки, в которой и было дело. Росс как-то предсказал, что Кэролайн вытрет о Дуайта ноги, но возможно, с тех пор он изменил точку зрения. Демельза знала репутацию Бата. Город точно подойдет Кэролайн. Подойдет ли Дуайту — будет видно.

Вышагивая по крохотному унылому островку Сент-Мэри, Росс нетерпеливо дожидался появления ирландского кеча с Марком Дэниэлом. Прошло уже два дня, а он так и не показался. Ветер постоянно менялся от северо-западного к восточному. Россу, человеку деятельному, да к тому же поставившему на эту встречу так много, казалось, что время течет невыносимо медленно. Во вторник, когда погода испортилась, зашли три французских краболова и встали в спокойных водах между Сент-Мэри и Треско, но команда не сошла на берег.

Хьютаун представлял собой просто кучку крытых соломой хижин и рыбных складов, притулившихся к берегу острова в том месте, где он образовал естественную гавань. Каждый вечер установленные всего три года назад вращающиеся масляные маяки на острове Сент-Агнес посылали предупреждающие сигналы шныряющим рядом кораблям. Раньше поджигали дубовое бревно. Хотя центр острова находился в восьмидесяти футах выше уровня моря, иногда на него накатывали волны. Уже больше сотни лет никому из местных не доверяли заниматься маяком, после того как однажды он потух и произошло кораблекрушение.

Росс, хоть и одетый в старье, по-прежнему вызывал подозрение на острове, и когда он заходил на маленький постоялый двор, где остановился, разговоры смолкали. В среду Росс проплыл на веслах до Сент-Мартина и провел пару часов на башне маяка, наблюдая за горизонтом — не появится ли судно. С этой точки все многочисленные островки выглядели как стоящий на якоре флот.

В среду мистер Рэй Пенвенен сказал племяннице, что ввиду надвигающейся войны он подумывает отбыть в Лондон в пятницу, а не в воскресенье. У него были кое-какие дела в банке, и он предпочел бы как можно скорее связаться со своим банкиром. Но Кэролайн это совершенно не понравилось. Она явно не готова была к отъезду. Ничто не могло бы сдвинуть ее с места до утра воскресенья. Если дядя желает уехать раньше, то пусть едет без нее. После спора, во время которого девушка высказалась с излишней прямотой, мистер Пенвенен сдался. Он считал ее настолько разумной в других делах, что решил дать поблажку в этом. Хотя на душе у него скреблись кошки, и несколько раз за вечер Кэролайн поднимала взгляд от книги и замечала, что дядя на нее смотрит.

В четверг Дуайту пришлось отправиться в Труро, чтобы получить кое-какие деньги и векселя для предстоящей поездки. Он вышел из банка и чуть не налетел на высокого светловолосого военного в форме Шотландского полка гвардейских драгун. Военные вскоре наверняка станут частыми гостями города и окружающей местности, но этот человек с большими усами выглядел знакомым. Затем Дуайт вспомнил, где его видел — тот покидал коттедж Веркоу, таможенника из Сент-Агнесс. Это было почти год назад, прошлой весной.

В четверг после полудня у берега Кроу-Саунд показалось маленькое рыбацкое суденышко и повернуло в сторону более спокойных вод бухты Роуд. Несмотря на косое парусное вооружение, оно несло только большой квадратный парус на грот-мачте. Примерно через полчаса из ялика на берег сошел человек.

Глава девятая

Они поговорили в комнате Росса наверху. Лишь в ее центре оба могли выпрямиться во весь рост. В крохотном камине горел огонь, мерцая на желтых каменных стенах и освещая старый гобелен с вышитой красной шерстью надписью «Боже, спаси королеву». Грубые половицы закрывал домотканый ковер, обветшалые тяжелые портьеры над дверью и шторы на окнах слегка защищали от сквозняков.

Марк чудовищно изменился. Когда-то оба были очень похожи — одного возраста и сложения. Но теперь всё изменилось. Волосы Марка поседели и поредели на висках. Он отощал, руки и плечи потеряли былую силу. Он так и не смог ужиться со своими воспоминаниями.

Они пожали друг другу руки и сели, начав обычный разговор давно не видевшихся друзей. Марк работал на верфи в Голуэе, завел там нескольких друзей, но так и не женился.

— Мне кажется, что я по-прежнему женат, — сказал он. — Ничто это не переменит.

Росс принес бутылку бренди, но Марк к ней не притронулся.

— Ни капли в рот не беру. Ни днем, ни ночью. Ни днем, ни ночью.

Росс рассказал о его семье и обещал передать всем весточку. Хотя следующий час мог стать решающим, он не торопил события. Они поболтали о Франции, и Марк объяснил, почему ее покинул, о нынешнем кризисе. Марк больше интересовался Англией и тем, что там оставил. Его теперешняя жизнь была каким-то нездоровым сном, и он надеялся, что когда-нибудь проснется. Росс понял, что Марк живет только мыслью однажды вернуться домой. Но положа руку на сердце, Росс не мог поощрять его в этом стремлении. Слишком многие помнят и не забудут еще лет двадцать. Если он вернется, судьи выдвинут обвинения.

Наступило продолжительное молчание. Росс посмотрел на собеседника, который сжимал и разжимал костлявые кулаки и хмурился.

— Ты знаешь, почему я хотел, чтобы ты сюда приехал?

— Да. Вы сообщили в письме, сэр. Мне его прочли. С тех пор я и пытаюсь припомнить.

— Ты не помнишь?

— Хм, я достаточно хорошо помню, что рассказал. И помню, что видел. Но довольно тяжело вспомнить, где именно видел. В тот день я был не в себе. Я бродил...

— А план шахты поможет?

— О да, несомненно, поможет.

Росс убрал модель шхуны со стола, накрытого плюшевым покрывалом, и развернул принесенный план. Его он начертил перед отъездом, тщательно отметив все стволы, пробитые после возобновления работы шахты. План шахты, по сути трехмерный, тяжело было изложить на бумаге, но Росс попытался упростить его, использовав чернила трех цветов для отображения трех уровней, проделанных еще в старину.

Он аккуратно разложил схему и придавил края, затем, поскольку Марк щурил глаза, нетерпеливо перенес стол к покрытому слоем соли окну, и они вместе склонились над планом. Сейчас. Сейчас. Настал тот самый миг. Месяцы подготовки и ожидания... Но Марк все еще не решался начать, неспособный изложить свои мысли. Он никогда не отличался быстрым умом, а годы изгнания еще сильнее замедлили его мыслительные процессы. Дэниэл выглядел на шестьдесят, хотя ему было всего лишь за тридцать. И вот, соотнеся план со знакомыми ориентирами на поверхности, он начал заново отсчитывать шаги, проделанные им во вторник, двенадцатого августа 1789 года.

Сложная задача, чреватая горькими воспоминаниями, от которых разум Марка в течение четырех лет пытался отгородиться. И пока он боролся, Росс наблюдал, понимая, как много это значит для него самого, Демельзы и Джереми. Будь он набожным, то молился бы сейчас какому-нибудь святому, какому-то покровителю, потому что сказанное этим человеком, некие магические слова, произнесенные им, изменят всю картину жизни от падению к успеху... Приведут все его стремления и попытки в некую разумную схему, нарисуют перспективу денег зарабатываемых, вместо денег потраченных, он наконец-то получит воздаяние за проделанную работу... Больше никаких бессмысленных поисков миража, продвижения на ощупь в темноте.

— Я спустился вниз... глубоко, пока не показалась вода, затем прошел где-то на тридцатый уровень... Я шел и думал про себя... потом остановился и сел. Впереди было много часов ожидания. Я думал покончить с этим, покончить с собой... и тогда пошел дальше, к востоку, насколько я припоминаю. Там еще глубокие расщелины...

— Именно так, — подтвердил Росс.

— Я перебрался по полусгнившей доске, — Марк запнулся, — вы установили надгробие, сэр? Денег на него хватило?

— Да, установили. И выбили то, что ты просил «Карен Дэниэл. Жена Марка Дэниэла, двадцати двух лет».

Марк потер ладонью лоб.

— Двадцать два... Всего-то ей и было. Мне бы следовало знать лучше. Еще ребенок... А тот доктор, Энис, он все еще там? Думаю, это его мне следовало тогда убить.

— Попытайся вспомнить, Марк. Что ты сделал потом?

Марк снова опустил на схему наполненный болью взгляд.

— Ну, это было сразу над расщелиной, забирая вправо. Там валялась старая кирка, и чтобы отвлечься, я начал рыскать вокруг, как будто собирался выбрать участок для работы. Вскоре, когда я отковырнул кусок породы, мне показалось, что я наткнулся на хорошую жилу.

— Где это было? — спросил Росс. — Вот тут?

— Наверное, да. Вот тут. Крутой склон.

— Мы нашли её, неплохая руда, но жила узкая. В том месте, где ты ее видел — в фут шириной, а уже тремя саженями ниже истончилась до толщины бумаги, а выше — вообще закончилась. Хеншоу думает, что это боковое ответвление основной жилы.

Наступило молчание. В камине потрескивали поленья. Марк засопел.

— Потом я снова пошел. Все время уклон шел вверх... Старая вентиляционная шахта...

— Здесь, — указал Росс.

— Она чем-то забилась. Я прикинул, что нахожусь не более чем в пятнадцати футах от поверхности. Оттуда можно было пойти двумя путями. Я выбрал восточный тоннель.

— Вот сюда?

— Сюда, наверное. Шестьдесят или семьдесят шагов вперед, ход дважды изгибался, а потом... Здесь жилы пересекаются. А над ними, вот здесь, по большей части свинец с серебром, так мне показалось, и железо.

Вверх по улице шел мужчина со связкой блестящих рыбин на кончике шеста. Рыбы выглядели как некий экзотический фрукт, сорванный со дна моря. Его шаги по брусчатке отдавались мелодичным эхом.

— У тебя невероятно зоркий глаз, раз ты это разглядел, — мрачно заметил Росс.

— А что? — нахмурился Марк. — А вы...

— Мы наткнулись на нее двадцатью саженями ниже. Выбрали весь тот кусок. Это было нашей лучшей находкой. Пересечение жил запутало наших предков и повело не туда, мы обнаружили тот пласт медной жилы в сорока футах к югу от этого поворота... Но что-то пошло не так с этой жилой, поскольку содержание меди упало, и стало дорого её извлекать. По крайней мере, если приходится содержать паровой насос для откачки воды. Возможно, в старину это еще оправдывалось...

Марк уставился в море. Высадивший его кеч уже отплыл. Могла пройти неделя, прежде чем он приплывет вновь.

— Не спеши, мы тут надолго застряли. Не спеши, — произнес Росс.

— Нет. Я сейчас продолжу, но, боюсь, уже мало что смогу добавить. Я присел и на некоторое время задремал, а потом проснулся, подумал, что уже стемнело, и поспешил обратно. Но по пути назад, мимо больших расщелин, я пошел восточным проходом вместо западного и проделал не более двухсот шагов, когда понял, что ошибся. Но нашел дорогу обратно по боковому штреку. Гляньте сюда, это здесь.

— Да-да. Вижу.

— Там есть две узкие расщелины, а между ними — хороший пласт, точно говорю. По сломанным ступенькам можно спуститься туда, где разрабатывали жилу. Но выбрали только нижнюю часть пласта. Все стенки нетронуты. Там отличная кварцевая порода и кругом всё рыжее от ржавчины. Слишком высоко было для меня, чтобы проверить, но бьюсь об заклад, куча денег только в одном этом месте!

Росс с минуту помолчал. Он посмотрел на карту, а затем встал, как будто желая размять мышцы, взял платок и вытер пот с ладоней.

— А затем ты поднялся на поверхность?

— Я ждал, но не в основной шахте, ждал темноты и Пола с фонарем. Мне казалось, что тот день никогда не закончится.

— Да, — согласился Росс, — весьма непростой день.

Марк наблюдал, как Росс взад-вперед расхаживает по комнате, пригибаясь, чтобы не удариться головой о балки.

— Последнее место, о котором я рассказал. Это не лучше? Или уже оказалось бесполезным, как и остальные?

— Давай-ка прогуляемся? Комната тесная, тут нечем дышать, даже не выпрямиться. Свежий воздух нам обоим пойдет на пользу.

Марк неуверенно встал, когда Росс открыл дверь.

— Да, сэр, как скажете. Но был бы премного обязан, если вы ответите...

— То, что ты рассказал, Марк, стоит того, чтобы разведать это дополнительно, я уверен. Несомненно, что-то многообещающее от нас ускользнуло. Думаю, ты дал мне парочку стоящих наметок.

По пути вниз и наружу они поговорили еще, пока Марк не показался отчасти удовлетворенным. Он не знал, сколь многое зависит от его ответов, но знал, что шахту открыли на основании его слов, и сильно переживал по поводу неудач своего друга. Так что Росс тщательно пытался скрыть собственные чувства, хотя сейчас это было крайне тяжело.

На самом деле он не считал, что Марк его подвел, а лишь считал, что сам подвел тех, кто предложил ему свои любовь и доверие. Поставив столь многое на случайные замечания человека, обезумевшего от ярости и горя, Росс и привел себя к нынешнему положению. Направляясь сейчас вместе с Марком в сторону моря, пока колючий ветер холодил лицо и иссушал пот, выступивший во время беседы, Росс понял, что он уже некоторое времени знал, что последняя ставка потерпит неудачу. Ожидания были слишком высоки. В начале работы они могли обернуться правдой, но опытные шахтеры вряд ли могут долгими месяцами исследовать старые разработки и не найти хорошей породы. В глубине сердца он боялся этого, но это все старая история об утопающем и соломинке.

Последняя находка, о которой рассказал Марк, оказалась первой, на которую наткнулись шахтеры Росса. Обнаруженная Марком жила оказалась одним из многокомпонентных образований, которые в большом количестве встречаются в местностях, богатых минералами. В этом случае — кварц с примесью турмалиновой породы, оксидов железа и олова. Любой нормальный шахтер понимает, что из неё что-то можно извлечь.

Но и она едва окупила свою разработку.

К субботе Дуайт уже потерял всякую надежду повидаться с Россом до своего отъезда. Демельза тоже не получила новостей, похоже, никто не знал, когда или где произойдет выгрузка. Ничего удивительного. Даже мистер Тренкром зависел от ветров и погоды.

Чего Дуайт не знал, так это того, что мистер Тренкром наладил деловые отношения с владельцем фермы, расположенной на продуваемых ветром песчаных дюнах Гвитиана. Фаррелл, штурман «Все как один», еще до наступления темноты подвел корабль к берегу достаточно близко, чтобы его заметили, а затем поспешно отдалился от земли в сторону залива Адская пасть, что находился неподалеку, и фермерский сын вскочил на шуструю лошаденку, предоставленную как раз для этой цели мистером Тренкромом, и проскакал пятнадцать миль, чтобы повидаться со своим благодетелем.

Таким образом, сразу после заката в некоторых коттеджах и фермах округи началось необычное оживление, спокойная подготовка к ночи напряженной, но невидимой работы — опорожнять мешки и седлать мулов, укладывать канаты, готовить потайные фонари. Кое-где заряжали пистолеты или снимали со стены старинное кремневое ружье, не без этого.

Но происходили не только эти приготовления. В Сент-Агнесс, в коттедже с видом на залив, стоящий немного в стороне от остальных, собрались другие люди. В гостиной тройка лидеров — капитан МакНил, таможенник Веркоу и его помощник Белл — занималась последними приготовлениями. Номинальным предводителем отряда был Веркоу, но все важные решения в силу своего чина принимал МакНил. Он также командовал большей частью имеющихся людей — семерыми драгунами.

— Ну, сэр, лучше бы нам вскорости отправляться, потому что не ничего хорошего, если мы припозднимся, и нас заметят, когда контрабандисты будут уже повсюду. Предстоит долго сидеть на холоде, я знаю.

— Мы долго просидели на холоде прошлой ночью, — уточнил МакНил, — да еще к тому же без толку. Ваш информатор надёжен, полагаю?

— Прежде был надежен. Он заявил, что точно не знает, когда именно будет выгрузка — прошлой ночью, этой или следующей.

— Учитывая последние новости из Лондона, не вижу никакой возможности ни задержать своих людей дольше, чем до конца этой недели, ни остаться самому. Так что это действительно последний шанс. Я сильно огорчусь, если выгрузка контрабанды состоится в другом месте, пока мы наблюдаем за пустой бухтой.

Веркоу хмыкнул и поскреб бороду.

— Я огорчусь еще больше. Уже больше двух лет я жду шанса вроде этого, чтобы собрать хороший улов. Если сегодня вечером или завтра все пройдет хорошо, то контрабанда в этой округе будет искоренена на целое поколение. Этого-то я и хочу больше всего.

МакНил с интересом посмотрел на него, задумавшись, какие внутренние побуждения двигают этим человеком, превратившим крестовый поход в повседневную задачу. Затем пожал плечами и встал.

— Быть по сему. Белл, вы предупредили своих людей, чтобы не шевелились, пока не услышат свист мистера Веркоу? Мы не хотим, чтобы в мышеловку попала только половина мышки.

— Так точно, сэр.

— Я, разумеется, отвечаю за своих людей. И внушил им, чтобы никакого ненужного кровопролития. Не забывайте, эти контрабандисты — наши соотечественники, и очень скоро прольются реки крови немного по другому поводу. Позиции те же, что и прошлой ночью.

— Так точно, сэр.

— Очень хорошо. Тогда лучше уже выдвигаться.

Чем ближе становился час отъезда, тем всё больше не находил себе места Дуайт. Уже в двадцатый раз он взглянул на часы. Половина десятого. Он должен быть в Киллуоррене в одиннадцать. Еще полтора часа. Ближайшие сорок пять минут нет никакого смысла дергаться.

Дуайт позвонил Боуну, а когда юноша явился, задал ему с полдюжины ненужных вопросов, а затем отпустил его, не сознавая, сколько раз уже делал то же самое. Нервы. Тайный побег. Чем же сейчас занята Кэролайн? Она страдает подобным же образом? Её не терзают уколы совести, что не отпускали его на протяжении четырех лет, но, возможно, присутствуют терзания иного рода. Её способность контролировать чувства Дуайта не обманула — её нервы тоже были натянуты до предела.

Весь сегодняшний день Дуайт никак не мог прогнать из головы образ Карен Дэниэл. Разговор с Демельзой, когда он узнал, что Росс встречается с Марком, вдруг перенес Карен из глубин подсознания на передний план. Это только смена места, осознал Дуайт, она всегда будет где-то неподалеку.

Без шестнадцати десять. Ради Кэролайн он охотно откажется от чего угодно. Беда в том, что он не отказывался от чего-то материального, нет, с этой точки зрения его положение только улучшится. Самобичевание. Всё верно, но так и до нервного срыва недалеко. Через два часа он уже будет сидеть с ней в карете. Разве кто-либо из друзей откажет ему в праве на счастье? Вряд ли. Через два часа он перелистнет страницу прежней жизни.

Боун снова вошел в комнату. Неужели Дуайт снова машинально позвонил в колокольчик?

— Если позволите, сэр. Там Парфезия Хоблин у дверей. Говорит, что её сестре нехорошо, и просит вас ее осмотреть, но я сказал, что вы сегодня вечером заняты.

Дуайт взглянул на часы. Лотти Кемпторн поправляется. Больше случаев не было, и это похоже на маленькое чудо, даже Мэй удачно избежала заразы. Но Розина... И давно? Возможно ли это? Дуайт прикинул. Это все еще возможно. В прихожей он обнаружил малютку Парфезию, которая рухнула на стул, перевести дыхание. Три мили от Сола. И она, вероятно, бежала всю дорогу в темноте.

— Что случилось с твоей сестрой?

Парфезия вскочила.

— Ох, сэр, это всё её коленка! Где-то час назад она шла вверх по мостовой, и все стало как раньше, до того, как вы её вылечили, только еще хуже, как она говорит. Папа отнес её в дом, и её так скрючило, что мы едва довели ее до стула, сэр. И мама сказала, беги к доктору и узнай, может ли он это исправить.

Без четырех или без пяти десять. Еще шестьдесят с лишним минут. Сол по пути, в миле или около того в сторону, но на лошади это пустяки. Достаточно времени, чтобы исполнить последний долг — если он хочет и если может. Дуайт бы предпочел бы этим не заниматься. В последнюю неделю он всех обошел с прощальными визитами, хотя никто не знал, что их суть такова. Если пойти с Парфезией...

А если не пойти? Будет ли он спокоен на пути в Бат? Колено снова вывихнуто. Если лечение оказалось лишь временным, это может означать... Но его саквояж упакован и готов к отъезду. Нельзя ехать с ним в Сол.

— Обожди здесь, — попросил он наблюдавшую за ним Парфезию и отозвал в сторонку Боуна.

Боун знал о предстоящих событиях. Ему можно довериться.

— Я поеду с девочкой, — объяснил Дуайт, — но не могу взять с собой вещи, иначе возникнут вопросы. Доставь их в одиннадцать часов к воротам Киллуоррена. Сделаешь это для меня?

— Да, сэр. Все сделаю.

— Тут пара миль. Возможно, тебе следует взять лошадь. Хатчард одолжит лошадь, если я скажу, что это для тебя. Я поеду прямо сейчас.

— Осторожней около Киллуоррена. Смотри, чтобы тебя не заметили до моего приезда

Когда Боун ушел, Дуайт надел плащ, шляпу и на секунду задержался в комнате, окинув на прощание взглядом знакомый интерьер, и вышел, чтобы присоединиться к Парфезии. Все же этот вызов не столь уж нежелателен — позволит скоротать последний еле-еле тянущийся час. Ожидание закончилось.

Парфезия ехала в седле впереди Дуайта, дополнительную ношу лошадь даже не почувствовала. Худенькое создание — узенькие косточки, едва прикрытые плотью. Стояла безлунная ночь с вкраплениями звезд, которые затеняло облако, похожее на скелет от селедки. Дуайт гадал, вернулся ли Росс. На днях все ожидали выгрузку. Проведывая днем пациентов, он заметил парочку признаков, которые выглядели вполне невинно, но человеку осведомленному давали понять, что предстоит ночью. Около Сола они проехали мимо двух всадников, съехавших с в сторону, чтобы дать им дорогу. Дуйат пожелал им доброй ночи, но ему не ответили, лица всадников скрывали толстые шарфы. Девочка, сидящая впереди, задрожала, как будто опасаясь, что это грабители. Дуайта это слегка озадачило.

В доме Хоблинов их поджидал хмурый Джака. Розина сидела на краешке стула, её лицо еще сохраняло бледность, хотя девушка и сказала, что ноге уже лучше. Она выпалила на одном дыхании, что просила не посылать за ним так поздно ночью, что подвернула ногу на камнях, и её скрючило, что она хотела послать за Чарли, но потом вспомнила, что тот болен, а Парфезия ускользнула за доктором, даже не сообщив об этом ей, что все произошло, поскольку она сама не повязала бандаж и утром была уверена...

Дуайт обхватил пальцами колено, нащупывая смещение, найденное им раньше, обнаружил его, но не мог вспомнить, что же он делал, чтобы поставить его на место. Тогда все получилось почти случайно, какой-то хруст, и если бы доктор повторил это еще пару раз, то вскоре бы наловчился. Но уже прошло несколько месяцев. Прошлый успех ошеломил его самого почти так же, как и остальных. Дуайт попросил Розину согнуть колено, но пока это не получалось. Связки находились не в том положении. Могли потребоваться припарки и пара дней упражнений, но он уезжает уже этой ночью. Это последний шанс. Дуайт сильнее сжал пальцы и почувствовал, как девушка вздрогнула.

— Ты сказала, Чарли заболел? — спросил он, чтобы отвлечь девушку. — А что с ним случилось?

— Ох, сэр, вы же знаете, это же вы велели ему оставаться в постели, потому-то он этой ночью и не участвует в выгрузке. Чарли сообщил мне только сегодня утром.

Вдруг руки Дуайта нащупали нужное место. Как будто что-то щелкнуло в мозгу, а потом что-то щелкнуло и в колене. Уверенность и удовлетворение. Он сдвинул пальцы и нажал. Девушка вскрикнула, как и раньше, скорее, от шока, чем от боли. Смещение исчезло.

Дуайт отпустил ногу и выпрямился.

— У вас есть, чем зафиксировать? — спросил он миссис Хоблин.

— Да, сэр, — она вскочила и проскользнула мимо Джаки, стоявшего в дверном проеме.

— Можешь встать, — обратился к Розине Дуайт.

Девушка медленно разогнула колено, её лицо порозовело и на мгновение показалось, что она вот-вот расплачется.

— Все снова хорошо, дочурка? — опасливо спросил Джака, все еще стоя в дверях.

Розина выпрямилась.

— Ох, сэр, я так вам благодарна. Я так перепугалась, что все стало как прежде. Даже не знаю, как вас отблагодарить! Это похоже на чудо.

Урок следовало усвоить.

— Я оказался слишком самоуверен. Полагаю, тебе следует всегда носить бандаж на колене. Или хотя бы в течение первого года, пока связки не срастутся.

Миссис Хоблин спешила обратно. Дуайт перевязал колено и велел миссис Хоблин как следует следить за повязкой. Не допускать, чтобы такое повторилось. За полторы сотни миль он не приедет и ради Розины. Время на исходе. Уже, наверное, больше половины одиннадцатого. Пора идти. Они могут ехать всю ночь, если потребуется, или остановиться где-нибудь на приличном расстоянии от Киллуоррена. Доктор Дуайт Энис и мисс Кэролайн Пенвенен, путешествующие как друзья.

Джака вытащил бутылку рома, плеснул немного в кружку и предложил Дуайту, тому не хотелось пить, но он знал, что это означает чрезвычайное одобрение со стороны Джаки, поэтому отхлебнул немного, пока они смотрели, как Розина осторожно двигается по комнате. В последние минуты перед уходом Дуайт объяснил миссис Хоблин, что нужно делать и чего нельзя, если подобное повторится. Миссис Хоблин ничуть не улучшила положение, заявив с сияющими глазами:

— А что такое, сэр, мы просто заставим ее сидеть смирно, пока вы не придете!

Иногда чьи-то слова — словно жало насекомого, поначалу его едва замечаешь, но со временем нарастает дискомфорт. Сначала Дуайт едва обратил внимание на слова Розины о Чарли Кемпторне, его поглотили заботы о переезде. Желая поскорее откланяться, он оказался уже у двери, а вдогонку неслись благодарности хозяев, когда яд начал действовать.

Когда Джака проводил его до двери, Дуайт спросил:

— А что там с болезнью Чарли? Он сказал вам, что болен? Сказал, что я не велел ему вставать?

— Именно. По крайней мере, он так сказал, когда его попросили помочь с выгрузкой.

— Я не понимаю. Что случилось?

Джака вытаращился на него.

— Дык был же черед Чарли заняться разгрузкой. Ей по очереди занимаются, видите ли. Так придумал Тренкром, разделить риск и вознаграждение. Каждый занимается этим раз в два месяца, чтобы не каждый раз участвовать. Но вчера Джо Треласк сломал ногу на мельнице. Упал с лестницы, как говорят...

— Да, я это знаю. Продолжай.

— И тогда Чарли Кемпторн стал следующим в списке, ну и вчера ему сказали, чтоб подготовился. Тогда он ответил, что приболел. Сказал, у него жар и доктор велел не выходить на улицу, чтоб не навредить легким, — Джака Хоблин нахмурился, словно пытался пронзить взглядом темноту. — Это что, выдумки?

— В моем отношении — да.

— Вот же скользкий мелкий шельмец! О чем он думал, рассказывая эти басни, сложно понять его мотивы...

— Когда у него свадьба?

— Через две недели от завтрашнего дня.

— Думаю, потому он так себя и ведет, Джака. Не хочет лишний раз рисковать. Наверное, потому и о здоровье заботится. Так может каждый поступить.

Джака хмыкнул и провел большим пальцем по передним зубам.

— Не каждый, ежели присмотреться, доктор. Вы — так точно нет, да и не я. Не вправе он врать о таком. С утречка первым делом к нему загляну.

— Пусть так, — спокойно произнес Дуайт, — как ты сказал, это не наша забота. Доброй ночи, Джака.

— Доброй ночи сэр, и благодарю вас.

Дуайт повел лошадь по крутому холму, Джака провожал его взглядом. Коттедж Чарли Кемпторна стоял на вершине холма и не был виден из дома Хоблинов. Дуайт остановился перед ним и заглянул в окно. В комнате на втором этаже горел свет. Без двадцати одиннадцать. Он легко может добраться до Киллуоррена за двадцать минут, если поедет прямо сейчас. Но ехать нужно немедленно. Кэролайн уже надевает плащ, может быть, сидит в своей комнате в готовности зажечь свечу и украдкой спуститься. Боун уже, наверное, у ворот с багажом.

Но ужасное подозрение, внезапно зародившееся у него в голове, перевесило все обязательства как по отношению к себе, так и по отношению к ней.

Если он не желал ехать в Бат с мыслью о том, что Розина снова хромает и лишена врачебной помощи, то еще меньше хотел оставлять нерешенной подобную проблему. Пять минут — еще не опоздание. Дуайт был уверен, это не займет больше пяти минут.

Глава десятая

Привычки Рэя Пенвенена делали все его передвижения в течение большей части дня предсказуемыми, но этим вечером, последним вечером в доме, он вопреки обыкновению отправился спать поздно, внезапно преисполнившись старомодной манерностью, и в качестве последних приготовлений засел писать бесчисленные наставления прислуге о том, как ей надлежит себя вести.

Кэролайн выдерживала это до половины одиннадцатого, а потом сказала:

— Вы нынче заработались, дядюшка. Есть же еще целое завтрашнее утро накануне отъезда, вот будет жалость, если его нечем окажется занять. Вы идете спать?

Сначала он взглянул на часы, а потом на нее поверх очков.

— У меня еще остались дела, Кэролайн. Сельское поместье — это отнюдь не дом в Лондоне, его нельзя просто закрыть и оставить без жильцов. За ним нужно присматривать, иначе всё превратится в хаос.

— А разве Гирт и другие не наняты специально, чтобы этим заниматься? Мне кажется так, иначе их не следовало нанимать.

— О, но они знают лишь то, что находится в пределах их компетенции. Но им не хватает инициативы, к тому же, раз мы будем отсутствовать целый месяц, необходимо пополнить запасы. К примеру...

И он пустился в объяснение решений, которые необходимо принять. Раз уж она спросила, Рэй Пенвенен предположил, что племянницу интересует ответ, но пару раз он заметил, что взгляд ее блуждает, причем все время в сторону часов.

— А почему ты спрашиваешь? — внезапно закончил он, прервав речь на середине.

Она быстро перевела взгляд обратно.

— А что? разве мне не может быть интересно? Это несвойственно дамам, надо полагать? Но меня интересует так же и ваше здоровье. Не думаю, что полезно засиживаться так долго, непростительно доводить себя до изнеможения ради поездки на отдых.

Дядя подозрительно посмотрел на нее, но подозревал лишь в сарказме, а не в более глубоких мотивах. Не заметив в ее глазах ни намека на насмешливость, он похлопал ее по руке и сказал:

— Это займет не больше получаса. Так что иди в постель, если устала, дорогая. Благодарю за заботливость.

Кэролайн отвернулась, чтобы скрыть разочарование, и следующие десять минут расхаживала по комнате под тем или иным предлогом. Но дядя по-прежнему сидел за столом и не собирался уходить. Наконец, она подошла к нему и сказала:

— Что ж, если вы не уходите, то мне придется, потому что у меня уже глаза закрываются. Так вы идете?

— Почти закончил. Доброй ночи, Кэролайн.

Он подставил лоб для поцелуя, и Кэролайн небрежно провела по нему губами, в горячке позабыв, что это станет их прощанием, наверняка на многие месяцы, возможно, навсегда.

Она вспомнила это только на лестнице, но было уже поздно. Только собственная тень составила ей компанию до дверей спальни, ступая перед ней, как гостеприимная хозяйка постоялого двора. В спальне Кэролайн зажгла свечу и уставилась на плащ, шляпку, шарф и перчатки — все лежали в ожидании. Ее поклажа ждала внизу и в карете, как и Гораций. Кэролайн дважды дернула колокольчик, чтобы вызвать свою камеристку Элеанор.

Когда девушка явилась, Кэролайн сказала:

— Дядя нынче припозднился. Мы немного отложим отъезд. Скажи Бейкеру... Остальные слуги уже спят?

— Все, кроме Томаса, мисс. Он ждет хозяина, чтобы погасить свет и запереть двери, мисс. Бейкер говорит, тот жаловался, что приходится так долго бодрствовать.

Кэролайн прикусила губу.

— Скажи Бейкеру, чтобы ничего не предпринимал, пока дядя не ляжет. Будет сущей катастрофой, если Томас увидит, как запрягают лошадей.

— Хорошо, мисс... Это всё?

— Нет. Сделай вид, будто ложишься спать. Если получится, незаметно выскользни из дома и садись в карету. Иначе Томас удивится, чего это ты слоняешься по дому. И еще я боюсь, что Гораций испугается темноты. А когда он напуган, то громко лает. Оставайся там, пока я не приду.

— Хорошо, мисс. Только возьму чепец и плащ.

— Будь осторожна! Чтобы никто тебя не увидел.

Когда Элеанор вышла, Кэролайн стала расхаживать взад-вперед по комнате, по-прежнему кусая губы. Потом резко схватила одежду, огляделась, дабы убедиться, что ничего не забыла, поставила на туалетный столик письмо дяде, чтобы его было сразу видно, задула свечу и вышла.

Ее тень увеличилась. Когда Кэролайн двинулась по коридору, тень быстро прыгнула вслед за ней. Из-под двери большой гостиной еще пробивался свет. Девушка поколебалась и прошмыгнула в комнату горничных на противоположной стороне коридора. Там едва ей хватало места среди щеток и тряпок, Кэролайн боялась пошевелиться, чтобы что-нибудь не уронить.

Она простояла так еще десять минут в напряжении, приоткрыв дверь, чтобы видеть освещенный уголок двери гостиной. Время приближалось к одиннадцати.

Мистер Пенвенен вышел. Он нес свечу и кожаную папку под мышкой. Комната за его спиной погрузилась в темноту. Дядя закрыл за собой дверь, подошел к канделябру на углу и снял его. Потом направился прямо к каморке, где стояла Кэролайн.

Завороженная, как застигнутый кошмарным сном ребенок, она наблюдала, как дядя идет к ней. Затем дверь перед ее носом резко захлопнулась, и девушка услышала шарканье удаляющихся тапочек.

В полной тьме она медленно выдохнула и стала считать про себя, чтобы не выйти слишком рано. На пяти сотнях Кэролайн подняла задвижку и выглянула наружу. В коридоре было темно.

Зная, что может натолкнуться на Томаса, она тихо прокралась по коридору к лестнице и дальше вниз. Никогда раньше ступеньки так не скрипели. Спустившись, Кэролайн направилась в комнаты прислуги, которые примыкали к конюшне. На кухне горел свет, дверь приотворена. Ее кучер Бейкер сидел перед едва теплящимся огоньком в незамысловатой рубахе и чулках и затачивал деревяшку. Он выглядел полусонным, готовым вот-вот отправиться в постель. Если такова была его роль, то играл он хорошо.

Когда вошла Кэролайн, Бейкер резко вскочил. Она приложила палец к губам, запыхавшись, сама не своя. Последние минуты неожиданно выдались напряженные.

— Томас?

— Пошел наверх, мисс, всего три минуты как. Не думаю, что спустится.

— Тогда подожди еще пять минут, а потом ступай к лошадям.

— Да, мисс.

— Я иду прямо к карете. Элеанор уже там. Мы будем тебя ждать.

— Хорошо, мисс.

Приготовившись покинуть кухню, она посмотрела на часы. Пять минут двенадцатого. Дуайт уже должен ждать.

Лотти Кемпторн проснулась почти сразу же, как почувствовала на лице дуновение прохладной ночи. Она не двигалась, но заметила, что отец совсем рядом и высунулся в окно.

Она услышала его приглушенный голос.

— Это просто лихорадка, я думал за вами послать, доктор, но потом решил подождать до первых петухов, чтоб вас не беспокоить. Может, утречком будете проезжать мимо...

— Я осмотрю тебя сегодня, — произнес голос снаружи.

— Думаю, это может подождать, и завтра...

— Впусти меня. Нам надо поговорить.

Пока, что-то бурча про себя, ее отец закрыл окно и стал натягивать штаны, Лотти не шевелилась. Она знала, что не должна обращать внимания, когда отец уходит или приходит, а если же задаст вопрос, то, скорее всего, заслужит оплеуху или ругательство. Так что она поудобнее легла на тонком и твердом матрасе, прислушиваясь к тихому дыханию спящей рядом Мэй.

Отец спустился вниз, прихватив свечу, и Лотти услышала, как тот отодвигает засов на двери. Большинство жителей Сола никогда не запирали двери, ни днем, ни ночью, но только не Чарли. Она услышала, как отец разговаривает с гостем, и села, почесавшись в темноте. Она гадала, зачем доктор Энис решил так поздно их навестить, и почему говорит таким странным тоном. Доктор Энис был к ней так добр и всегда любезен. Не иначе случилось нечто ужасное.

Она не могла совладать с любопытством, выскользнула из постели и, дрожа, пробралась к люку, ведущему вниз, подняла его на пару дюймов и заглянула.

Ее отец сидел на стуле, под пристальным взглядом доктора Эниса, и пытался возмущаться, а доктор навис над ним с белым и суровым лицом. До нее донеслись слова:

— У тебя нет никакой лихорадки, и ты прекрасно об этом знаешь. И никогда не было. Зачем ты рассказываешь всем сказки?

— Может, для вас это не лихорадка, доктор, но три часа назад я потел, как скаковая лошадь. Да еще Лотти только что выздоровела от оспы... Вот, смотрите! Пощупайте! Разве это не...

Но лицо доктора Эниса, доброго доктора Эниса, не изменилось.

— Эта фальшивая болезнь ведь только предлог, чтобы избежать участия в выгрузке контрабанды, так ведь, Кемпторн? Почему ты не желаешь принимать в этом участия?

Отец, которого Лотти любила, облизал губы и стал застегивать рубаху.

— Да я ж весь дрожу. Сначала накатывает, как холодная вода, как лед. А потом...

— Уже два года здесь имеется доносчик, который пересказывает новости за золото. Ты ведь это знаешь, Чарли?

— Да уж конечно. Каждый знает. Его схватили?

— Мне кажется, что да.

Лотти переместила затекшую ногу и приподняла люк еще на несколько дюймов.

Ее отец встал.

— Кто, я? Боже ты мой, доктор, да что это вам в голову втемяшилось? Ну и идейка! Да это ж оскорбление! И всё из-за того, что меня внезапно скосила лихорадка. Вот прям перед вашим приходом у меня зуб на зуб не попадал!

— А откуда ты взял всё это? — спросил доктор Энис, сердито обводя руками комнату, и Лотти испугалась, что он ее заметит. — Чем ты за это заплатил? Шторы, ковры, оконное стекло. И все на доходы от шитья парусов? Или ты продаешь друзей?

Отец Лотти улыбался, но она хорошо его знала — улыбка не была дружелюбной.

— От шитья парусов, доктор. Истинная правда, жизнью клянусь. И никто не может сказать, что это не так. А теперь уходите, доктор, оставьте меня в покое, и свои гнусные подозрения с собой заберите! Ишь чего! Являетесь сюда посреди ночи с такой мерзкой ложью...

— Это тебе придется уйти, Чарли, и побыстрее, если дорога жизнь. Сегодня ты донес на своих друзей, ведь так? В котором часу состоится выгрузка? Еще есть время их предупредить?

— А что, если я кое-что про вас расскажу, доктор? Что вы домогались Розины, с тех пор как ее увидели, и лапали ее? А? Что вы возвели на меня напраслину, чтобы я на ней не женился? Я-то знаю. Все ваши с ней проделки знаю, как вы втихаря ее тискали, пока матери нет дома. Мне Розина рассказывала. Вы должны благодарить, что кто-то еще хочет на ней жениться.

Доктор Энис резко дернулся, и отец Лотти отпрянул, словно ожидал удара, но доктор повернулся к столику, где в тот вечер играли Мэй и Лотти. Она вытянула шею, чтобы разглядеть, что он там подобрал, и с удивлением поняла, что это книга с картинками «История милашки Примроуз».

— Откуда ты это взял, Чарли?

— Купил.

— Где купил?

— В Редрате.

— Лжешь. Эта книга принадлежала Хуберту Веркоу, сыну таможенника. Я видел ее в их доме.

Доктор пролистал страницы.

— Неа, и вовсе это не умно, доктор. Ничего не доказывает. Таких книжек уйма в Редрате продается. И почему...

— Сомневаюсь, что есть еще одна. Могу определить владельца по первой же странице. Хуберт Веркоу раскрасил крылья ангела красным. Он сам мне об этом сказал, и я видел книгу в его руках.

Доктор Энис захлопнул книгу и сунул ее в карман.

В тишине, которая затем последовала, Лотти услышала, как Мэй заворочалась в постели и захныкала, словно сообразив, что сестра куда-то делась, унеся с собой тепло. Внизу двое мужчин смотрели друг на друга, как псы перед схваткой, сопели и напрягли мускулы.

— Как вы собираетесь поступить?

— Узнаешь, когда я это сделаю.

Доктор взял свой хлыст и шагнул к двери, но Чарли Кемпторн оказался проворнее и перегородил дорогу. Даже доктор Энис теперь понял, что это недружелюбное поведение.

— Стойте, доктор. Куда это вы собрались?

— Прочь с дороги!

Никто не сдвинулся с места.

— В котором часу выгрузка? — спросил доктор Энис.

— В полночь. Вы опоздали, доктор. Никуда не успеете. Идите домой и ложитесь в постель. Там для вас самое место.

— Почему ты это сделал, Чарли? Почему предал своих же друзей?

— Каких еще друзей, доктор? Что они для меня сделали? Моя первая жена утонула у всех на глазах. Никто и пальцем не пошевелил, чтобы ее спасти. Никто! Просто позволили ей утонуть. А я? Кто протянул мне руку помощи, когда пришла беда? Никто. Все только о себе и думают.

— Но предавать? Продавать других за деньги? Это же не лучше Иуды.

Лотти заметила, как руки отца сомкнулись на деревяшке, которой он запирал дверь. Палка находилась за его спиной, но Лотти разглядела.

— Называйте как хотите, доктор, мне плевать. Я забочусь о себе, в точности, как и вы. И других признаний вы не получите. Когда мы с Розиной поженимся, то уберемся отсюда.

— Если ты сделал это, чтобы завоевать Розину, то, скорее всего, ее потеряешь.

— Что сделано, то сделано, доктор. Вы излечили меня от чахотки, но не вправе распоряжаться моей жизнью. О нет.

Лотти вскрикнула, когда ее отец прыгнул на доктора и занес деревянный засов. Доктор Энис, видимо, увидел ее и отвел голову, так что деревяшка стукнула его в плечо. Боль исказила его лицо, он упал на стол за своей спиной. Чарли Кемпторн совершенно преобразился и бросился на гостя, размахивая палкой, но падение спасло доктора. Стол обрушился, доктор Энис откатился в угол и сел, пока отец Лотти подбирался к нему между ножками стола. Доктор схватил стул и поднял его, дубина врезалась в стул, и от боли Чарли чуть ее не выронил. Доктор встал и схватился за деревяшку, мужчины сцепились и привалились к стене.

Лотти откинула люк и спустилась по лестнице в комнату, по покрытым оспинами щекам лились слезы. Она окликнула их, но мужчины не слышали, ведь эти двое значили для нее больше, чем все на свете, а они схватились насмерть, чтобы искалечить друг друга, она могла прочитать это по их лицам. Хотела бы Лотти набраться смелости и встать между ними, чтобы их остановить, вернуть ту жизнь, что была у нее еще час назад. Жуткий кошмар, хуже любой лихорадки, хуже любой взбучки.

Отец сомкнул руки на горле доктора, но ему явно недоставало сил закончить дело. Лотти увидела его налитые кровью глаза, в них читалась жажда убийства, но также и страх. Они снова рухнули на пол, теперь Чарли оказался снизу.

Помимо собственного плача Лотти услышала тихое эхо. Проснулась Мэй. Она часто плакала без причины, просыпаясь посреди ночи. Лотти сделала еще два шага вниз, чуть не споткнувшись о драный край ночной сорочки, когда-то принадлежавшей ее матери.

Чарли Кемпторн высвободился и снова потянулся за палкой, но доктор схватил его за лодыжку и опять свалил. Чарли начал брыкаться другой ногой, попав доктору по лицу, и все-таки схватил палку. Доктор Энис отпустил его, метнулся вперед и навалился противнику на спину, они снова упали. Раздался знакомый звук, Лотти слышала его всю жизнь — отец закашлялся. Похоже, на доктора это тоже произвело впечатление. Он отпустил Чарли и выпрямился. Выглядел он озабоченным — чем-то не имеющим отношения к этой ночи, чем-то из других ночей и дней. Ее отец медленно поднялся на колени и больше не двигался. На несколько секунд дети прекратили плакать, раздавался только знакомый треск кашля. Доктор Энис нетвердо встал на ноги. Его лицо было в крови, шейный платок порван.

Отец Лотти огляделся. Потом вскочил и схватил лежащий рядом с посудой нож. Когда он поднял его, доктор Энис заметил опасность и двинулся на противника. Доктор бросился на Чарли в то самое мгновение, когда тот занес нож. Нож клацнул. Доктор, похоже, оценил расстояние и ударил снова. Чарли снова закашлялся, вероятно, он не был ранен, но все равно рухнул на колени, завалился на бок и затих.

Лотти беспомощно зажала уши руками, словно слова и звуки могли ранить ее больше, чем открывшееся глазам зрелище, слезы снова заструились по щекам. Она открыла рот, но не выдавила ни слова. Девочка чувствовала себя такой одинокой, всеми покинутой, как никогда прежде.

Глава одиннадцатая

Официально никто Демельзе не сообщал, но она знала. Как только настала темнота, она задернула на окнах шторы и зажгла все свечи, чтобы дом выглядел уютней. Может, муж не придет домой до самого раннего утра, но она и не думала ложиться спать. Нынешняя ночь важна вдвойне. Демельза поймет, привез ли Росс добрые вести или дурные, лишь только встретится с ним глазами.

Она задержалась с ужином до девяти, а потом села в одиночестве за стол и поковыряла холодную баранью ногу и тарталетки с яблочным джемом. Затем отправилась на кухню, в надежде различить стук копыт и звон сбруи, а может, и сердитый голос. Джейн Гимлетт сидела на кухне одна, Джон искал отставшую от стада овцу, и чтобы как-то оправдать свое присутствие, Демельза стала заново отглаживать гофрированные воротнички на сорочках Росса. Они выглядели потрепанными, давным-давно стоило их выкинуть.

Джейн Гимлетт немного поболтала с ней, но поскольку хозяйка молчала, тоже умолкла. Наверху посапывал Джереми.

Пришел котенок Пушок и стал тереться головой о юбку Демельзы. Не получив отпора, он прошмыгнул под юбку и начал царапать ее лодыжку. Через минуту котенок каким-то образом запутался задними лапами и стал брыкаться и извиваться. Демельза нагнулась, вытащила котенка и поставила его на столик рядом. Котенок выгнул спину, распахнул крохотную пасть в беззвучном рычании, скакнул вбок, словно его сдуло ветром, и чуть не свалился со стола. Демельза снова подобрала его и положила в корзину рядом со старой Табитой Бетией, та спала и возмущенно мяукнула.

Демельза перевернула на вертеле цыпленка, которого готовила на случай, если Росс окажется голодным по возвращении, и поставила блюдо с картошкой на железную треногу, поближе к горячим углям. Прилив наступал как раз в полночь, и Демельза решила, что муж вернется к этому времени или вскоре после. Она достала из коптильни под трубой окорок, чтобы посмотреть его готовность. Потом вернулась к столу.

В это время о входной коврик споткнулся запыхавшийся Гимлетт с ведром в руке.

— Джон! — воскликнула его жена. — Что случилось? Нашел овцу?

— Там солдат! — сказал Гимлетт, со звоном опуская ведро. — Около ступенек через изгородь, у поворота на Длинное поле! Я чуть с ним не столкнулся! Решил, что это контрабандист.

Демельза отставила утюг и почувствовала, будто он ожег ей внутренности.

— Это точно, Джон? Ты уверен?

— Я заметил его мундир, мэм. И мушкет у него был! Я ему говорю: «Хорошая ночка, сынок», а он мне: «Ага». Просто «ага». Точно не из Корнуолла, я сразу понял, а потом заметил мушкет.

— А контрабандистов видел?

— Да, хозяйка, уж с час как. Видел двоих в бухте.

Боже, нужно что-то придумать, речь идет о свободе Росса, даже о жизни. Именно этого она так часто боялась, но тогда дело касалось Росса только попутно. И вот теперь, когда он возвращается домой! Стены комнаты сомкнулись вокруг нее, как тюрьма.

— Джон, как думаешь... думаешь, ты сможешь выйти из дома незамеченным и спуститься в бухту? Выйди через черный ход, и быстро, как можно быстрее, в сторону утеса. Джейн, сколько у нас свечей? Достаточно, чтобы зажечь во всех окнах, как ты считаешь?

— Десятка два наберется, мэм. Надо было еще прикупить на прошлой неделе...

— Джон, не теряй времени, сделай это во что бы то ни стало...

Демельза осеклась.

— Небо проясняется. Звезды яркие, как иней, но я могу...

Он взглянул на Демельзу и тоже умолк. Она смотрела через его плечо на дверь. Там стоял капитан МакНил, на сей раз в мундире, а за его спиной маячила еще одна фигура.

— Добрый вам вечер, миссис Полдарк. Простите, что врываюсь. Ваш слуга видел одного из моих солдат, так что вынужден попросить вас не выходить из дома в ближайшие пару часов.

Демельза подобрала сорочку Росса и тщательно сложила, дрожащими пальцами, но пытаясь взять себя в руки.

— Капитан МакНил. Какой сюрприз. Даже не знаю, что сказать...

— Я вам всё объясню, мэм, если мы переговорим наедине. Капитан Полдарк дома?

— Нет. Уехал.

МакНил нахмурился.

— Ясно. Тогда разрешите с вами перемолвиться парой слов.

— Разумеется.

— И кстати, сколько в доме слуг, мэм?

— Двое. Только эти двое.

— Тогда я прошу их оставаться здесь под присмотром моего солдата. Уилкинс!

— Есть, сэр.

На подкашивающихся ногах и с колотящимся сердцем Демельза повела его в гостиную.

— Садитесь, прошу вас, капитан МакНил. Неразумно с вашей стороны появляться в дверях кухни, как... как разносчик с дешевыми колечками, когда я думаю, что вы за много миль отсюда — в Лондоне или Эдинбурге. Вам следовало написать.

— Прошу прощения, мэм. Я не хотел беспокоить обитателей этого дома, но ваш слуга наткнулся на моего караульного.

— Караульного? Звучит так по-военному. Вы полагаете, где-то поблизости враг?

Капитан подкрутил огромные усы.

— В некотором роде. Мы получили известия, что сегодня ночью в вашей бухте высадятся контрабандисты. Веркоу, таможенник, много раз просил прислать подкрепление. И вот сегодня мы явились. Вот почему я хотел видеть капитана Полдарка.

Демельза подошла к буфету и вытащила графин. Капитан по-прежнему стоял на ногах, в мундире он выглядел таким громадным по сравнению с хрупкой Демельзой.

— Выпьете бокал вина? — спросила Демельза.

— Благодарю, нет. Только не на службе.

— Но при чем здесь капитан Полдарк? Мы-то какое имеем к этому отношение?

— Никакого, я полагаю. И надеюсь. Но это ваша земля, мэм. Думаю, вы вряд ли столь невинны, как представляетесь. Где капитан Полдарк?

Она покачала головой.

— Уехал. Уверяю вас. Он в Сент-Ивсе.

— А когда вернется?

— Завтра, наверное. Прошу, садитесь, капитан МакНил. Когда вы стоите, комната кажется слишком маленькой.

Он слегка улыбнулся и подчинился, вытащил часы и снова убрал.

— Поверьте, меня крайне огорчает, мэм, что приходится так вести себя с вами.

— Что ж, именно так некоторые и говорили... Что когда вы были у Тревонансов, то вели себя как лазутчик.

— Это неправда! — резко бросил он. — Я приехал, чтобы поправить здоровье. Находясь здесь, я лишь нанес визит вежливости в таможню, поскольку три года назад им помогал. Уж поверьте, миссис Полдарк, не в моем характере подобная бесчестность!

— Тогда почему сейчас?

— Это другое дело, совершенно другое. Я приехал как военный, мэм. Эту контрабанду, так хорошо организованную, надо пресечь. Я лишь подчиняюсь полученным приказам!

Демельза удивилась, что нотка презрения в ее голосе так его задела.

— Но все же вы заперли меня в собственном доме.

— Только на ночь. Я не могу позволить вам или вашим слугам спуститься вниз и предупредить контрабандистов.

— Так вы мне не доверяете, капитан МакНил?

— В этом — нет.

Она посмотрела на него сквозь ресницы.

— Вы просите меня верить в вашу честность, но не верите в мою.

— Учитывая, что ваш муж отсутствует и возможно замешан? — он поднялся и постоял, положив руки на спинку стула. — Капитан Полдарк и сам был военным. Меня огорчит, если он замешан, ради его же блага надеюсь, что это не так, мне нелегко объявлять войну друзьям. Но однажды я уже предупреждал его, чтобы не играл с законом. Если он так поступил, то придется принять последствия. Поверьте, мэм, ради вас я готов заплатить высокую цену. Вообще-то любую, какую вы только назовете... Но только не пренебрежение долгом.

На кухне раздался хриплый голос. Демельза хотела уже сказать МакНилу правду, объяснить, по какой несчастной случайности он замешан, только в этот раз, и положиться на милость и понимание капитана. Но вовремя остановилась. Она редко виделась с МакНилом, но уже поняла его натуру. Пытаясь перед ней оправдаться, он приоткрыл и свои достоинства, и недостатки. Добродушный, проницательный, влюбчивый, но убежденный в том, что долг — превыше всего. К его милосердию взывать столь же бесполезно, как предлагать деньги или постель.

— Чего вы от меня хотите?

— Оставайтесь здесь, мэм. Я обойдусь без Уилкинса, он останется с вами, раз уж именно из-за его промаха вы обо всем узнали. Это не продлится долго.

— А когда вы схватите ваших контрабандистов и посадите их под замок, мы будем вольны пойти спать и... забыть вас?

Он вспыхнул и поклонился.

— Именно так. А если выяснится, что кто-то из задержанных с вами связан, я, как и вы, буду крайне об этом сожалеть. Надеюсь, я в последний раз занимаюсь подобным делом. Скоро у нас будет занятие получше.

— О чем это вы?

— Драться с людьми другой породы, мэм. И других верований. Вчера Франция объявила Англии войну. Если бы это произошло несколько недель назад, нам бы не пришлось встречаться при таких печальных обстоятельствах.

Дуайт вышел из коттеджа, закрыл дверь и прислонился к ней. Было темно, но темнота морозной ночи не шла ни в какое сравнение с той тьмой, в которую погрузился он. Весь в ссадинах, тело болело, а руки дрожали, но доктор не чувствовал страха. Свежий воздух вернул его к жизни, он стоял, пытаясь поразмыслить, и холодный, ободряющий воздух проникал сквозь потную одежду, холодил, но придавал сил.

Дойти до лошади, отвязать ее, с трудом забраться в седло. Уже одиннадцать вечера. Кэролайн ждет. Боун там, наверное, что-то объяснил (но как объяснить то, чего он сам не знает?). Через десять минут он будет там, в крайнем случае, пятнадцать. Через полчаса они уедут.

Но он так и не проверил эту гипотезу. До полуночи оставалось больше получаса. Даже ради Кэролайн...

Он натянул поводья и развернул лошадь. Непривычная к крутой и каменистой дороге, лошадь споткнулась и подковой высекла искры из камня. Хорошо, что он убрался из этого коттеджа в холодную тьму. Двое ребятишек, которые так хорошо его знали, захныкали и бросили на Дуайта испуганный враждебный взгляд, а Чарли тем временем лежал в собственном камине. Когда Дуайт уходил, он услышал, как дети завозились, стоило двери захлопнуться, спустились вниз и уставились на отца. Лотти, наверное, смочит тряпку и попытается привести его в чувство, и, в конце концов, ей это удастся. Но что ждет его в будущем? Что ждет их?

На вершине холма Дуайт пришпорил лошадь в противоположную сторону от Киллуоррена, от Бата и побега с любимой, от новой жизни. Левое плечо страшно ныло, хотя кости не были сломаны, кровь с царапин на шее стекала по сорочке.

Будь у него больше времени, Дуайт мог бы вернуться за Джакой Хоблином. В таких делах тот действовал быстро и мог бы отплыть на лодке и предупредить куттер. Но время истекало. Возможно, он уже опоздал.

В Грамблере светились два окна, но пока кто-нибудь поднимется, все равно пройдет слишком много времени. Вся ответственность лежит на его плечах.

Офицер, которого он видел в Труро, два всадника, молча свернувшие с дороги вечером, чтобы дать проехать ему и Парфезии... Это не просто засада, Дуайт прочитал это в глазах Чарли, это самое грандиозное предательство, возможно, Чарли решил после женитьбы бросить опасную игру. Тюремное заключение или высылка для десятка людей, а то и еще чего похуже, если будут сопротивляться, тюрьма и полный крах для Росса.

Ночь была слишком темной, чтобы двигаться быстро, и, добравшись до развалин Уил-Мейден, Дуайт соскользнул с седла и привязал ее за сломанными стенами и быстро зашагал вниз по долине, будучи постоянно начеку.

По пути он никого не заметил. Пара огоньков над шахтой. Почву прихватило морозцем, она была сухой и твердой, сложно сказать, сколько человек прошло здесь перед ним. В гостиной Нампары тоже горел свет. Демельза уже, несомненно, ждет возвращения Росса.

По пути вниз Энис придумал план. Обитатели Нампары помогут. Когда каждая секунда на счету...

Возможно, его подозрение вызвала тишина в долине или горящий так поздно свет. Он подошел к парадной двери и уже занес руку, чтобы постучать, но потом опустил ее и обошел большой куст сирени и цветочную клумбу, подойдя к освещенному окну. Шторы были опущены, но оставалась щель. Он вгляделся. На столе лежал серый кивер.

Весьма необычный головной убор. Около двери стоял солдат в красном мундире и штанах с золотым галуном — крепкий и с осоловелым взглядом. На краешках стульев примостились напряженные Джон и Джейн Гимлетты, а Демельза сидела у камина. Этим вечером на ее прекрасном лице четко выделялись скулы. Обычно их почти нельзя было различить. Словно в ней появилось что-то одновременно и от мужчины, и от женщины. Ее пальцы побелели.

Дуайту показалось, что он услышал за спиной какой-то шорох, он резко выпрямился, но это было просто дуновение ветерка.

Значит, ему предстоит действовать в одиночку. Он обогнул дом, в кухонном окне горел свет. Дуайт прошел по мощеному двору между каменными сараями. Шторы на окнах не были задернуты, а кухня пуста. Он дернул задвижку, и дверь открылась. Внутри было тепло и пахло едой. На столе — перевернутый утюг, в корзине перед затухающим очагом дремлет кошка. Котенок, лежащий почти на золе, при виде Дуайта мяукнул и потянулся. Единственная свеча догорала.

Он увидел нужный предмет, как только вошел, — маленький уличный фонарь. Он взял его, и Гаррик тявкнул. Дуайт в спешке завозился со створками фонаря, он не мог сделать это снаружи, потому что там свечу не зажечь. Когда он потянул за щеколду, ему показалось, что в гостиной кто-то двинулся. Дуайт быстро шагнул за дверь, но не услышал шагов. Гаррик замолчал, и в тишине щеколда подалась, а створка открылась. Дуайт взял огарок и зажег от него свечу. На стоящей в очаге треноге уже подгорала картошка. Котенок лег на спину у его сапог и ждал, когда можно будет куснуть дружескую руку. Дуайт закрыл створку и выскользнул из дома. Щелкнула дверная щеколда.

Теперь он в еще большей спешке пробежал по двору, и Гаррик снова затявкал. Дуайт перебрался через изгородь. Прикрывая фонарь плащом, он помчался в сторону Длинного поля. На поле сажали все выращиваемые в этих местах овощи, оно отделяло пляж Хендрона от бухты Нампары. Поле тянулось до самых скал, где росли дрок и папоротник.

Дуайт, спотыкаясь, поднялся по вспаханному полю, пока не увидел с обеих сторон море. Сегодня о берег лишь тихо шуршал прилив, на песке оставалась от него неровная кромка. Отсюда была видна бухта Нампары — выемка в поднимающихся до самого Сола утесах.

Он прошел еще несколько ярдов и увидел стоящего у большого валуна человека — его силуэт вырисовывался на фоне низких звезд. Фонарь Дуайта был спрятан не полностью, спасло доктора лишь то, что мужчина смотрел в сторону моря. Дуйат медленно, дюйм за дюймом обогнул валун, так что камень оказался между ними. От напряжения он снова вспотел, но теперь пот приятно согревал в ночи. Доктор пригнулся и миновал часового, направившись к северной части Дамсель-Пойнта, пока не поравнялся с краем утеса. Там он установил фонарь за невысокой каменной стеной и вгляделся вниз, в темноту бухты.

Поначалу Дуайт ничего не увидел, потом, просто блуждая глазами, понял, что там корабль. Что-то в море было неправильным — низкая и черная тень, непохожая на скалу, если бы там могла оказаться скала. Напрягшись, он даже различил мачту и на секунду — мерцающий на борту свет.

На берегу огней не было. Бухта, точнее, ее центр, где по песку и гальке тек ручей, была пуста. В самых темных углах могли затаиться люди или животные, Но насколько мог судить Дуайт, под морозным небом не двигалось ни одно существо.

Он вытащил часы и уставился на них, как слепой, потом встал на колени у фонаря, чтобы разглядеть получше. Десять минут первого. Выгрузка еще не началась.

В отчаянной спешке он развернулся и посмотрел на простирающуюся за его спиной местность. Противоположная сторона стены подойдет как нельзя лучше.

Он достал перочинный нож, открыл его и отошел на несколько ярдов назад, к ближайшему кусту дрока — растению с жуткими шипами, но легко ломающемуся под ногой или резким движением. С помощью ножа Дуайт оторвал приличный кусок и перебросил его через стену. Потом еще один. У него не было времени, чтобы устроить костер как следует. Придется подкидывать дров, когда тот уже будет гореть.

Так он свалил в кучу десяток кустов — сухих и хорошо горящих. Достаточно для начала. Позабыв о секретности, он открыл фонарь и взобрался на стену. Достав единственную свечу, тщательно прикрыл ее от ветра и сунул в самую нижнюю часть кипы.

На одно ужасное мгновение ему показалось, что огонь задует, но потом пламя внезапно охватило дрок, и через секунду вся кипа уже горела и потрескивала.

Глава двенадцатая

Росс всю дорогу домой сгорал от нетерпения. Удовольствие от плавания испарилось, и как только он завидел берега Корнуолла, то захотел немедленно высадиться, а не плыть вдоль него еще двенадцать часов, наблюдая за берегом на горизонте.

Хотя и особых дел у него в Нампаре не было, как и добрых вестей. Вместо впивающихся в душу надежд не осталось ничего, он лишь хотел добраться до дома и навсегда покончить с горным делом, позабыть обо всем, чем пришлось пожертвовать.

Впервые в жизни Росс ощутил себя старым. В последние годы он частенько чувствовал себя неудачником, но всегда с убеждением, что это временно, провал, который в порядке вещей, а за ним обязательно последует подъем. Частично такая точка зрения базировалась на осознании того, что он еще молод и полон сил. Встреча с Марком Дэниэлом пошатнула эту веру.

Он понял, что провал ожиданий от шахты, которые основывались на случайных словах этого человека четыре года назад, поколебал его уверенность в собственных силах и суждениях. Он горько винил себя за безрассудную самоуверенность, за энтузиазм, который в свете опыта выглядел чрезмерным и глупым. Росс отказался от прибыльной доли в собственной шахте и вложил весь капитал, да еще уговорил Фрэнсиса поступить так же, в выработанную шахту, превратившую его отца в банкрота еще четверть века назад. Он поставил на кон не только деньги, но и безопасность и счастье жены и сына.

Внешность Марка его расстроила. В прежние дни они были близки — играли вместе в детстве, рыбачили и устраивали дружеские потасовки в юности. Этот стареющий человек с седыми волосами, прищуривающийся на карту. Может, время не пощадило и Росса, несмотря на то, что он воображает? Может, он питает иллюзии относительно того, что на его стороне молодость? В чем еще ошибается его слишком оптимистичный мозг?

Он не слишком желал общаться, и после нескольких попыток Фаррелл и другие члены команды перестали втягивать его в разговор. Когда настала ночь, куттер медленно направился к берегу и в половине двенадцатого бросил якорь на расстоянии меньше кабельтова от бухты Нампары. Длинная шлюпка с плоским днищем низко сидела в воде, и Фаррелл с готовностью согласился на предложение Росса отправить его на берег с первой партией груза. Но Фарелл не собирался выгружать товар, пока не получит сигнал с берега.

Сигнал поступил без десяти двенадцать — одинокий тусклый фонарь у кромки прибоя, светящий только в сторону моря и всего полминуты. Фаррелл отдал распоряжения, и бочки погрузили в шлюпку.

Взглянув на груз, Росс понял, что там разнородная смесь товаров, но, безусловно, дорогих. Неудивительно, что у Тренкрома нет нужды пускаться в плавания чаще нескольких раз в год. Чай и табак, бочонки с бренди по пять галлонов, спиртное из Женевы и приличное количество предметов роскоши: серебряное и золотое кружево, шелковые перчатки, ленты и пояса.

Значительную часть груза составляло спиртное, его выгружали первым. Главным образом это был бесцветный бренди и бочонок красителя в придачу. Такой крепкий, что мистер Тренкром мог его разбавить перед продажей, сделав из одной бочки три. Во Франции он платил по четыре шиллинга за галлон, а официальная цена в Англии после уплаты таможенных сборов составляла двадцать восемь шиллингов. Даже при продаже за половину этой цены, прибыль была такой громадной, что Росс затруднялся подсчитать, поскольку сегодня на борту оказалось четыре сотни бочек бренди, и он подумал, что теперь не будет так терзаться угрызениями совести за то, что увеличил сбор за право использования своей земли.

Лодка была нагружена до самого планширя и сидела всего на пару дюймов выше воды, так что Росс примостился на носу, а шестеро гребцов взялись за весла и медленно направили шлюпку к берегу.

Некоторое время не доносилось ничего, кроме плеска весел и хлюпанья бьющейся о борт лодки воды. Берега бухты сомкнулись по бокам и заглушили гул бескрайнего моря. Теперь совсем рядом послышался шепот прибоя, такого безопасного и тихого. Звезды над берегом выглядели не такими яркими, как в море, стелилась легкая дымка, хотя и не собралась в облака. Лодка приподнялась и опустилась на песок, и двое гребцов спрыгнули и быстро вытянули ее, чтобы лодку не утянуло обратно в море. Из темноты внезапно выступили четыре фигуры, двое помогли тверже установить лодку на берегу, двое вошли в прибой и начали ее разгружать.

Росс шагнул на мокрый песок. Волна лизнула его сапоги, пока он шел к берегу. Он узнал Теда Каркика и Неда Ботрелла, а через мгновение из темноты выступил Пол Дэниэл.

— Все в порядке, сэр? Встретились с моим братом?

— Да, встретился.

— Он в добром здравии? Передал весточку?

— Передал сообщения для тебя, Бет и вашего отца. Завтра утром я к вам зайду.

— Он оказался полезен? Где находится богатая жила?

— Поговорим завтра, Пол.

Помимо них никто почти не разговаривал, только обменялись несколькими словами по поводу разгрузки первых бочек. Часто бывало по-другому — приходилось бороться с прибоем и спускать бочки прямо на воду. Росс двинулся дальше, к нему подошел Уилл Нэнфан, держа в поводу мула. Понимая, что придется снова отвечать на те же самые вопросы, Росс приготовился сказать какую-нибудь отговорку и быстро пройти мимо. Но так ничего и не сказал. За его спиной кто-то громко вскрикнул. Росс увидел, что кто-то смотрит на него, и тут же берег осветила вспышка. На Дамсель-Пойнте взметнулись ввысь дым и пламя.

События развивались слишком быстро, чтобы их осознать. Отовсюду послышались приглушенные ругательства и чей-то еще громкий голос, а потом резкий свист. Внезапно в мерцающем свете стали видны новые люди, спускающиеся в бухту, и фонари, теперь уже свет не пытались заслонить.

Вот так сюрприз — таможенники, давно ожидаемые, но надо им было выбрать именно это ночь.

Росс развернулся и увидел свалку у шлюпки. Он побежал обратно.

— Быстро! Разворачивайте! И сбросьте груз.

Он навалился всем телом на борт лодки, к нему присоединились еще двое или трое. Шлюпка выскальзывала из рук и скрипела. Двое гребцов стали выкидывать бочки. Фигуры на берегу приближались — незнакомцы в плоских шляпах, некоторые в высоких. Нэнфан сбежал вместе с мулом. Волна закружилась вокруг коленей, лодка всплыла, но ее вынесло еще дальше на берег.

— Держите ровно! Отпустите!

Одного из гребцов поглотило море, сбив его с ног, но двое других удержались. Они крепко держали шлюпку, и со следующей волной лодка откатилась назад. Где-то грохнул мушкет. Один из контрабандистов прыгнул в шлюпку, за ним другой. Росс последовал за ними, находясь уже по пояс в воде. Кое-как вытащили весла, но этого оказалось достаточно лишь для того, чтобы держать лодку ровно. Стоящий на носу человек протянул Россу руку. Тот хотел бы запрыгнуть, но потом передумал. Оказаться снова на судне в одиночестве и, возможно, застрять там еще на неделю? Он решил рискнуть.

Он повернулся и увидел, что берег кишит людьми — чуть выше дорогу перегораживали мулы, там царила неразбериха, люди пытались пробраться, стегая их хлыстами. Когда он проложил себе путь по воде, его окликнул высокий человек в кивере:

— Стой! Именем короля!

Росс вильнул в сторону.

— Стой, или я стреляю!

Он снова свернул и пригнулся. Мушкет выстрелил рядом с ухом, и Росс сбил солдата в воду.

Он ничего не мог поделать. Раздался еще один выстрел, потом еще один. Росс побежал влево, к пещере, где держал свою лодку. Оттуда легко подняться. Кто-то выскочил на него из тени, и теперь ему не удалось увильнуть. Он упал, противник сверху.

— Попался! Лежи смирно, свинья, а не то... Один попался, Белл!

Борода. Это Веркоу. Росс согнулся и напрягся. Веркоу по-прежнему сидел сверху, вцепившись в него. Они покатились по песку, и Веркоу оказался снизу. Раздался топот ног. Росс дважды ударил таможенника, выскользнул и перекатился дальше, а шаги тем временем приближались.

— Не меня, придурок! — прокричал Веркоу. — Вон там, он только что удрал!

У подножия утеса на Росса накинулся новый противник с толстой деревянной дубинкой. Они схватились. Хрустнула дубинка. Неудачно замахнувшись, таможенник свалился на пути Веркоу.

Взбираясь наверх, Росс слышал шаги преследователей. В бухте шло небольшое сражение, танцевали огни. Костер из дрока догорел. Взбираясь со всем умением, приобретенным в детстве, Росс метнулся в сторону. Мушкетная пуля вонзилась в скалу рядом. Кто-то наверху тщательно прицелился. Задыхаясь, Росс добрался до верха и пополз в зарослях дрока, по диагонали — к первой стене, огораживающей его владения. Он слизнул кровь с костяшек пальцев и сплюнул. Два таможенника тоже добрались до вершины утеса — отличная мишень, будь у него оружие. Так наверняка решил и таможенник, потому что оба внезапно остановились, и Веркоу прорычал приказ в сторону утеса. Россу это дало время перемахнуть через стену и побежать, согнувшись, вдоль нее.

Острый слух Демельзы уловил далекий треск мушкета, и она не выдержала. Вскочила на ноги и бросилась к двери, солдат не успел даже шевельнуться.

— Э нет, мэм! Даже не думайте! Вы слышали слова капитана.

— Наверху мой маленький сын! Он испугается. Я должна забрать его вниз!

— Нет, мэм. Капитан МакНил сказал, вы должны оставаться здесь.

— Прошу вас, дайте пройти! — яростно произнесла она.

— Успокойтесь, мэм. Мне дали приказ и...

— Не успокоюсь! Вы что, ведете войну с детьми? Прочь с дороги!

Он помедлил и взглянул на Гимлеттов.

— Там и впрямь ребенок?

— Конечно, сэр! — рявкнул Джон Гимлетт.

Солдат повернулся к молодой женщине, стоящей перед ним.

— Я ничего не слышу. В какой он комнате?

— Наверху, у лестницы!

Солдат почесал пальцем подбородок и, наконец, сдался:

— Я за вами пригляжу. Смотрите, чтоб никаких уловок, мэм.

Он проводил ее в коридор и встал в дверном проеме, откуда мог видеть и комнату, и лестницу. Демельза взлетела по ступеням в свою спальню. Не подозревая о нависшей над родителями опасности, Джереми мирно спал.

Окна в комнате выходили и на север, и на юг. Демельза бросилась к одному из них и выглянула наружу. Сначала ночь казалась тихой и мирной, но потом она заметила мерцание костра в Дамсель-Пойнте. Демельза открыла окно. Крыша под ним резко опускалась вниз к недавно установленному водосточному желобу. Но внизу, над кухней, примыкала к крытому соломой сараю, где держали телеги.

Она втиснулась через маленькое окошко на крышу и поползла по ней как кошка, а под конец съехала на солому. Прошла по ней до самой нижней части, находящейся всего в пяти футах над землей, и спрыгнула.

Она приземлилась на четвереньки, порвав юбку и поранив запястье и коленку. Потом встала на ноги и побежала к Длинному полю.

Запыхавшись, она как раз добралась до ограды, когда увидела перелезающего через забор человека. Узнать его плечи и худощавое вытянутое лицо было несложно. Они уставились друг на друга в темноте.

— Демельза!

— Росс! Я думала, тебя убили... Слава Богу, ты в безопасности. Я думала...

— Не в безопасности. Меня преследуют. Как лучше добраться до дома?

— Никак. Там солдат. Я сказала, что ты в Сент-Ивсе. Ты ранен?

— Царапины.

Разговаривая, они быстро шагали в ту сторону, откуда пришла Демельза, Росс позади, на случай, если будут стрелять.

— Кажется, меня узнали. Я не уверен. Верхнюю долину сторожат?

— Не знаю. Я просто с ума сходила от беспокойства. Тебе лучше идти в Меллин.

— Они пошлют туда людей...

У входа во двор он остановился, прислушиваясь. Во дворе было тихо, не считая Гаррика, который в ожидании хозяина царапал дверь конюшни.

— Сейчас они спускаются по полю. А с тобой всё хорошо? Они ничего тебе не сделали?

— Ничего, разумеется. Но ты...

— Тогда ступай в дом. Я спрячусь в библиотеке, в тайнике. Там вполне безопасно.

— Ты не можешь войти...

— Могу... Через боковой вход. У меня есть ключ.

— А это безопасно?

— Стоит рискнуть.

Через мгновение он исчез. Демельза услышала быстрые шаги и поспешно проскользнула обратно в дом и пробралась через темную кухню в коридор. Солдат наставил на нее мушкет, удивленный и сердитый.

— Где вы были? Как вы спустились?

Она сделала глубокий вдох.

— По черной лестнице.

— Какой еще черной лестнице? — спросил он. — Вы мне не говорили! Почему...

— Я здесь. Этого что, недостаточно?

Солдат тоже услышал шаги по булыжникам и снова поднял мушкет. В дом ворвались Веркоу и его подручный Белл.

— Опустите мушкет! — приказал Веркоу тоном боцмана. Он просто кипел от злости. — Один из ваших уже чуть было нас не подстрелил! — он повернулся к Демельзе. — Где капитан Полдарк, мэм?

— В Сент-Ивсе, полагаю.

— Значит, вы ошиблись! Я схватился с ним на берегу всего десять минут назад. Он сюда заходил, солдат?

— Никак нет. Никто не заходил, кроме вас.

— Мы видели, как он направился сюда. Он точно где-то в доме, нет сомнений!

— Вы не имеете права сюда вторгаться! — возмутилась Демельза, почувствовав облегчение, когда нашла в себе силы для злости. — По какому праву вы вторгаетесь в наши владения? Вот только муж узнает! И если...

— Уж точно узнает. И надеюсь, что очень скоро.

— Откуда вам знать, что это был он? Снаружи что, светит солнце? Вы окликнули его по имени? Ну разумеется, нет! А я утверждаю, что он уехал и...

— Послушайте, мэм, — сказал Веркоу, сдерживая гнев. — Я видел на берегу капитана Полдарка или его близнеца. Прошу прощения, если в этом есть нужда, хотя мне так не кажется... А что это за кровь у вас на платье?

— Кровь? — удивилась Демельза, поглядев на пятна. У нее засосало под ложечкой. Так значит, Росс ранен. — Это из моей руки, оцарапалась о стену. Видите...

Веркоу нетерпеливо махнул рукой.

— Вы разрешите нам обыскать дом?

— Если не разрешу, вы же все равно это сделаете.

— Что ж, может быть. Нужно чтить закон. Прошу вас, идите в гостиную вместе со слугами.

— Уж точно не пойду! Вы можете силой ввалиться в дом, но нечего мне тут приказывать! Я пойду с вами.

Не успел Веркоу это оспорить, как на кухне опять раздались шаги, и появился еще один солдат. А с ним Дуайт Энис, которого не то вели, не то тащили, с замотанной окровавленной тряпкой головой. Солдат наткнулся на него, когда доктор подкидывал дров в костер, и сбил с ног.

Драка на берегу прекратилась. Захватили семь контрабандистов, включая троих раненых и одного убитого. Ранения также получили солдат и таможенник. Но благодаря поднятой загодя тревоге остальным удалось удрать. Более того, куттер смог поднять якорь и отошел от берега, прежде чем таможенный куттер успел приплыть с северо-востока и погнаться за ним. Они обменялись залпами, но «Все как один», построенный в Меваджисси специально для контрабанды, легко ушел от преследования.

Убитым контрабандистом оказался Тед Каркик. У него осталась вдова двадцати одного года и двое малышей. Раненым военным был капитан МакНил. Кто-то подстрелил его в плечо. Попади пуля на дюйм ниже, и он присоединился бы к Теду.

Он последним добрался до Нампары, где по его приказу собрали всех пленных. Капитан вошел в гостиную, держа у плеча тряпку. Гостиная уже превратилась в нечто вроде лазарета, где Дуайт, мертвенно бледный от потери крови, пытался помочь тем, кто находился в еще худшем состоянии. Как раз когда МакНил осмотрел эту сцену и перемолвился словечком с капралом, вниз по лестнице спустились Веркоу, Белл и Демельза.

— Ну, так что?

— Нет, сэр, — покачал головой Веркоу. — Капитана Полдарка здесь нет, хотя могу поклясться, что видел его на берегу.

— Я поставил трех часовых, они могут его схватить. Вы обыскали погреб?

— Да, там пусто.

— Никакой контрабанды?

— Никакой.

МакНил заглянул в пылающие гневом глаза Демельзы.

— Росс в Сент-Ивсе, — заявила она. — Я уже говорила вашим людям. И вам тоже.

— Рад буду вам поверить.

— Вы ранены, — сказала она. — Ваш мундир в крови. Позову доктора Эниса.

— Когда закончу с делами. — МакНил повернулся в Веркоу. — Нужно прочесать коттеджи. Вы осмотрели другие строения — конюшню, библиотеку?

— Конюшню. Не библиотеку. Она заперта. Я оставил её до вашего прихода.

— Ну так идем туда.

Демельза испугалась, что по ее лицу можно прочитать правду.

— Библиотека? — спросила она, когда все повернулись к ней. — Ключ... где-то у меня... Но ваша рана, капитан МакНил?

— Потерпит еще немного. Я не впервые ранен.

Веркоу и МакНил прошли через бывшую спальню Джошуа, Белл светил им фонарем. Демельза негнущимися пальцами отперла дверь библиотеки и вошла. Длинную обшарпанную комнату никогда не использовали по назначению, она была завалена образцами породы и коробками со всяким хламом, еще там стояли два стола и железный сейф. Как только лампа осветила комнату, Демельза поняла, что Росс здесь, как и намеревался. Металлический сундук, обычно стоявший на люке в тайник, оказался передвинут.

Демельза прислонилась к двери, ноги у нее подкашивались, а мужчины тем временем обходили комнату. Веркоу взял у одного из солдат мушкет. Выглядел он как охотник в решающий момент. Когда лиса забилась в нору.

Сначала они осмотрели всю мебель, открыли ящики столов и коробки в поисках контрабанды. Вскорости Демельза последовала за ними, наблюдая за их действиями из центра комнаты. Потом совсем рядом она заметила пятно крови. Крохотное и почти высохшее. Демельза чуть передвинулась, поставила ногу на пятно и втерла его в половицу.

Но она точно знала, что всё это бесполезно. Что-то в словах Веркоу, в его тоне, убедило Демельзу, что это будет не просто обыск. Они стали осматривать пол.

Значит, доносчик сделал свое дело.

Они приблизились к металлическим сундукам, и Веркоу заметил щели между половицами. Он встал на колени и велел Беллу принести фонарь.

— Прошу... — сказала Демельза.

Мальколм МакНил выпрямился и посмотрел на стоящую за его спиной Демельзу.

— Думаю, вам лучше нас покинуть, — сказал он.

Она покачала головой, больше не доверяя собственному голосу. Он задержал на ней взгляд на секунду, а потом велел остальным продолжать.

Веркоу нашел лопату и воткнул ее в узкую щель между половицами. Древесина со скрипом начала приподниматься, потому что они выворачивали люк не в ту сторону. Через минуту он сунул руку под приподнятые доски, и Белл опустил фонарь и встал на колени, чтобы помочь Веркоу. Они откинули люк и увидели тайник. МакНил шагнул вперед.

С того места, где стояла Демельза, она ничего не видела. У нее зазвенело в ушах. Прямоугольники стен и потолка стали растворяться, превращаясь в неясные формы, тошноту и головокружение. Мужчины сгрудились у дыры, как шакалы у павшего животного, как псы, готовые его растерзать. На несколько секунд они слились с остальными искаженными и затуманенными формами. Потом Демельза протянула руку и с трудом встала прямо, ухватившись за спинку стула.

Она не знала, кто заговорит первым, будет ли это Росс или кто-нибудь из тех, кто его схватит, но это оказался МакНил, который произнес:

— Ну что ж...

И махнул рукой Веркоу.

Тот хмыкнул.

Больше никто не говорил и не двигался. Наконец, Демельза заставила себя пошевелиться. Она заглянула вниз. Тайник оказался пуст.

Глава тринадцатая

На следующий день, в три часа пополудни, получив свободу под залог в двадцать фунтов, Дуайт поскакал к воротам Киллуоррена. Если и можно было придумать какую-то отговорку, то время было упущено.

Довольно долго никто не откликался ни на звонок, ни на стук, но внезапно дверь распахнулась, и на пороге появился лакей Томас, который раньше частенько провожал его внутрь. При виде перевязанной головы и ссадин на лице Дуайта он удивленно поднял брови.

— Меня вызвали к мисс Кэролайн Пенвенен.

— Она уехала, сэр. Нынче утром, еще до полудня, вместе с дядей.

— Уехала?

— Отбыли в Лондон. Дом закрыт, сэр, остались только слуги. Не знаю, когда они вернутся. Может, через месяц.

Дуайт не мог найти подходящих слов.

— В котором часу они уехали?

— Сразу после десяти. Оба так торопились, что решили пообедать по дороге.

— А записку не оставили? Я ожидаю письма.

Лакей озадаченно уставился на него.

— Нет, насколько я знаю. Но спрошу экономку, если вы войдете.

— Я подожду здесь.

Лакей несколько минут отсутствовал, а потом вернулся с запечатанным конвертом.

— Мисс Пенвенен отдала это экономке перед отъездом. Без адреса. Просто доктору Энису. Видимо, знала, что вы зайдете, сэр.

Дуайт повернулся спиной к лакею, не обращая внимания на его болтовню, и стал вскрывать конверт, стоя рядом с лошадью.

Письмо было датировано воскресеньем, 3 февраля 1793 года, 9 утра.

«Дорогой Дуайт!

Через час я уезжаю с дядей в Лондон, это вряд ли тебя удивит после фиаско прошлой ночи. Нужно ли мне об этом рассказывать? Твой слуга наверняка уже все рассказал.

Я ждала. О да, ждала, как верная невеста, тебе, наверное, будет приятно узнать, что я прождала почти два часа, пока кучер и горничная зевали и клевали носом, хотя наверняка посмеиваясь про себя, а твой слуга произнес так много отговорок, что я подивилась его изобретательности.

Но с самого начала он сказал именно то, что мне и нужно было знать.

Это к лучшему, Дуайт. Несомненно, гораздо лучше, что всё случилось сейчас, а не позже. Уже больше месяца я понимала, что ты несчастлив. С тех пор как мы решились на побег, я видела твою внутреннюю борьбу — борьбу между увлечением мною и твоей истинной любовью, а именно работой в Соле и Грамблере. Что ж, истинная любовь победила, причем с триумфом, в тот самый день, когда я ожидала, что буду полностью занимать твои мысли. Признаю свое поражение.

Не беспокойся обо мне более, забудь обо мне, да ты уже так и поступил. Наверное, это во многих смыслах к лучшему. Мы так мало знаем друг о друге, я о тебе, а ты обо мне. Мы наверняка бы узнали больше в Бате, но тогда могло оказаться и слишком поздно.

Так что прощай, Дуайт. Можешь не опасаться, что я снова приеду в Корнуолл и нарушу твой покой. Даже и на две сотни миль не приближусь. Благодарю за преподанный урок. Я его не забуду.

Твой искренний друг,

Кэролайн Пенвенен»

В тот же день, в пять часов, незадолго до сумерек, шестеро мужчин поджидали Чарли Кемпторна в его коттедже в долине Сол. Их лица были мрачны, как и подобает при таком деле, но никто их не встретил. Чарли Кемпторн улизнул вместе со своей вечной улыбкой и кашлем, а также мешочком серебра, который хранил под полом. Он также прихватил свой свадебный наряд, сделанный собственноручно, Библию и еще кое-какие последние приобретения вроде чашек, блюдец и зеркала — всё, что смог унести.

Оставил он лишь Лотти и Мэй, в ужасе сжавшихся в углу комнаты на втором этаже. Когда их убедили всё рассказать, они объяснили, что отец дал им по серебряной монете и ушел на заре, наказав не шевелиться, иначе не ручался за их безопасность. Девочки не знали, куда отец направился. Разочарованные и злые, некоторые мужчины хотели поджечь коттедж и избить детей, но разум восторжествовал, и в Сент-Агнесс отправили весточку тетке девочек, чтобы та как можно скорее их забрала.

Чарли также бросил свою невесту. Вмешательство Дуайта разрушило две пары. Розина поначалу не верила, но потом вспомнила мелкие доказательства. Она никогда не любила Чарли, но со временем стала с благодарностью отвечать на его ухаживания и обожание. Ее чувствам понадобилась встряска, чтобы осознать это и осудить Чарли, пока что она была способна только на это, и шла по улице как оглушенная, чувствуя обиду, но не ненависть, отвечая на вопросы односложно и без эмоций. Лишь изредка Розина показывала искру гнева, когда кто-нибудь предполагал, что и она кое о чем знала.

Те шестеро, что пришли к Чарли, не сдались при виде пустого коттеджа. Они считали, что он не мог уйти далеко, не оставив следов. В сельской местности молва разносится быстро, а доносчик — самый ненавистный для всех человек. Они решили, что еще его схватят.

В семь часов тем же вечером Росс вылез из тайника, где скрывался без пищи и воды восемнадцать часов, а воздух там был такой, что человек, непривычный к ужасному воздуху шахты, не выдержал бы и четверть этого времени. Он заставил себя подождать до темноты, понимая, что преследователи тоже будут терпеливы. Когда Росс выбрался в библиотеку, его глаза, привыкшие к темноте, смогли различить окно, мебель и дверь в сад. Он попробовал ее открыть, ожидая, что дверь будет заперта, но та отворилась, и Росс шагнул на свежий воздух. В доме горел свет, но прежде чем приблизиться, он осторожно обогнул строения и прилегающий к ним сад и ручей. Потом подошел к дому и заглянул в каждое освещенное окно. Солдаты ушли.

И, наконец, он пошел к Демельзе, которая уже восемнадцать часов гадала, что с ним сталось, и воображала, будто кровь текла не с костяшек пальцев, а из перерезанной артерии.

Тайник, вырытый согласно указаниям мистера Тренкрома, имел фальшивую стенку, поворачивающуюся на шарнире, а за ней находилась еще одна и более крупная ниша. Среди братства контрабандистов Корнуолла — вполне обычная и предусмотрительная практика, но мало кто мог разгадать обманку.

Копали тайник шахтеры, не считая одного крестьянина и одного плотника, и выполнили работу с особым тщанием и аккуратностью. Они сделали второй тайник достаточно большим, чтобы спрятать значительное количество товаров, но Росс и не предполагал, наблюдая за ними, что когда-нибудь ему придется прятаться там самому.