Упреждающий удар

Глава 1 Новая раскладка старой колоды

Итак, мы снова собрались в рабочем кабинете Деда. Мы — это Дед, Славик, Коля и я. Мы сидели за столом, с четырех сторон, хоть козла забивай. Хотя в домино, разумеется, не играли. Дед начал нам рассказывать о Чернозубе. Говорил он с трудно скрываемым волнением. Дело в том, что президент и отправил министра в отставку, но «непотопляемый» Василий Борисович Чернозуб выставил свою кандидатуру на выборы в Государственную Думу. На выборы, которые должны были состояться через три месяца, в канун Нового года.

— Но это же настоящий бред, — сказал, услышав это, Коля, лицо которого было в синяках и царапинах. Сослуживцы мне уже успели сообщить, кто и за что перетасовал Коле все его веснушки. Оказалось, что он опять кулаками и ногами избил своего пятилетнего сына. Когда жена попыталась защитить ребенка, он отвесил оплеух и ей. Оказалось, что у мальчика от этой отцовской щедрости было сломано ребро, а у жены то ли вывихнута, то ли сломана челюсть. Скорее всего в это время на семейном совете у тестя Коли обсуждался вопрос, что делать с зарвавшимся самолюбивым начальничком. А посадить его за проделки — раз плюнуть. Сегодня рано утром в Здание пришел отец Колиной жены. Он каким-то образом смог проникнуть на двадцать второй этаж и на глазах многих сослуживцев Коли набил ему морду и хорошенько погонять бледного и испуганного пижона по кабинетам и коридору. Никто не стал мешать тестю проучить выскочку. В душе все были рады, что зазнайка получил хороший урок. Кто-то из ребят даже помог гостю без проблем покинуть Здание.

Сейчас на Колю было жалко смотреть. Он, прикрывая лицо окровавленным носовым платком, пытался бодриться, но от этого выглядел еще хуже.

— Когда Чернозуб успел выдвинуть свою кандидатуру? — спросил Славик.

— Один из его людей отнес документы на регистрацию на следующий день после его отставки, — смиренно пояснил Дед.

После этих слов наступила тишина. Каждый соображал, как быть дальше.

Я думал вот о чем. В Здание я вошел, страшно боясь того, что Дед будет рассматривать мой вопрос, то есть вопрос невыплаты мной долга в семьсот двадцать тысяч долларов. Как я понимал, любое решение этого вопроса вряд ли прибавило бы мне здоровья.

Но как только речь зашла о Чернозубе, все как будто забыли обо мне. И у меня отлегло от сердца. Или не отлегло, но появилась какая-то надежда.

Поскольку у Деда и Чернозуба была старая вражда, нам, играющим в команде Деда, следовало приложить все усилия, чтобы не допустить бывшего министра снова в большую политику. Вот о чем говорил Дед.

Об этом задумались все, а я, помня свой поистине астрономический долг, задумался об этом с особой силой.

— Путей для решения подобных задач вообще существует несколько, — осторожно произнес я.

Все переглянулись, а я напрягся. Но нет, кажется, все в порядке, пробный шар прошел нормально.

— А что если, — сказал Славик и сделал пальцем такое движение, будто нажимал на спусковой крючок пистолета.

И тут что-то нашло на Деда. Он расправил плечи и окинул нас взглядом.

— Ни в коем случае! — воскликнул он. — Хотите сделать из него мученика? Нам надо уничтожить его морально! Слышите? Морально!

Неожиданный взрыв эмоций изумил меня. Взрыв, видимо, объяснялся существованием Калерии — ну да, а кого же еще?! — женщины, с которой жил Дед и которая раньше была женой Чернозуба. Вполне возможно, что Дед обещал этой Калерии не трогать бывшего министра.

Потом слово взял Коля. Перед началом свое речи молодой человек долго жевал губами, но когда начал, всем стало ясно, что мудрость нельзя изобразить, она дается лишь с возрастом.

— Но если оставить его в живых, — страшно волнуясь, начал Коля, — Чернозуб отсидится в окопах, залижет раны и вновь ударит по нам!

Это рассмешило нас. Я, впрочем, не подал виду. Другое дело Славик. Он отреагировал мгновенно:

— Как, как он ударит по нам? — стал подзуживать Славик Колю.

Коля замер в напряжении и вдруг принялся показывать на столе ладонями какие-то фигуры:

— А вот так! И так! А по нашим тылам! По флангам!

Славик откровенно рассмеялся. Коля побледнел. Видя эту картину, Дед поморщился и покрутил головой.

— Успокойтесь, — обратился он к Коле. — ишь, гитлерюгенд.

— У него обязательно найдутся последователей, — волнуется Коля. — Он восстанет! Он возродится, как феникс из пепла!

Неожиданно он вскакивает и отходит к стене. Он долго стоит там, и нам отлично видно, как он дрожит. Всем неловко. Тут я беру слово.

— Не знаю, как насчет самого Чернозуба, — говорю я, — но вот насчет его репутации…

— Да-да, — оживляется Дед.

Коля мелкими шажками возвращается к столу. Я стараюсь не смотреть в его сторону.

— Я знаю, как погубить его репутацию, — говорю я. — Для этого нужна обычная шлюха.

— Не пойдет! — заорал Коля. — Чернозубу уже за 60, он примерный семьянин. У него отличная репутация.

— Знаю я о его репутации, — махнул я на Коню рукой. — Я уверен, что стоит подыскать смазливую шлюху и ей хорошо заплатить…

— Или не шлюху, — подмигивает Славик. — А просто красивую женщину…

Коля смотрит то на Славика, то на меня. Он ненавидит нас обоих.

Я украдкой смотрю на Деда и вижу, что он заинтересовался. Поэтому у меня снова возникает мысль, что во всем виновата Калерия, а еще у меня возникает мысль, что страшный вопрос о долге в семьсот двадцать тысяч долларов можно отложить на долгое-долгое «потом».

Дед тоже смотрит на нас. И вот кто знает, о чем он думает: о том, как пристрелить меня, или о Чернозубе?

— Нужна видеокамера, — напрягаю нервы я, — Дед, если ты еще не сдал те видеозакладки в МУБОП?

Дед отрицательно крутит головой, и у меня наступает момент наивысшего волнения. Но словно гора сваливается с моих плеч, Дед думает о Чернозубе! Мой вопрос он отложил на потом, честное слово!

— Это все слишком просто, — говорит Дед. — Шлюха, не шлюха… Он в политике двадцать семь лет, неужели он поддастся на такие уловки?

— Вот-вот! — кричит Коля.

— Любой человек слаб, — нерешительно вставляю я.

Всеобщее молчание. Дед поднимается. Мы следим за ним, синхронно поворачивая головы.

— Вы просто не знаете, дети мои, — говорит Дед, подходя к сейфу, — какой он человек. Думаете, после того как он перестал быть министром, у него поубавилось спеси? Он, как и прежде, ездит в бронированном «мерседесе-600», его днем и ночью стерегут вооруженные охранники.

Все молчат, а я пытаюсь представить себе, как вооруженные бритоголовцы стерегут примерного семьянина Чернозуба ночью.

— А если подложить под днище килограммов сорок взрывчатки… — начинает Коля.

— Славка, уйми этого хулигана, — говорит Дед.

Славик делает постное лицо. Коля умолкает.

— Даже сильного человека можно сделать слабым, — говорю я и ловлю на себе заинтересованный взгляд Деда.

— Ну-ка, ну-ка, — подается вперед он.

Все смотрят на меня. Я откашливаюсь, поправляю галстук и излагаю более официально (а внутри у меня все дрожит — я снова вспоминаю о своем долге Деду):

— Я могу проштудировать все его выступления за последнее время, — говорю я, — их не так много.

Все кивают. Все согласны.

— Наверное, ты прав, Паша, — вдруг говорит Дед.

— Вы знаете, — продолжаю я, ободренный, — что я неплохой стилист. Я могу написать несколько статей.

— И что это нам даст? — Дед пожимает плечами.

И тут свою долгожданную мысль выдает Славик:

— У него сын — главарь тюменской мафии! Тот, который погиб два года назад.

После этих слов я напрягся, потому что заметил: Деду не понравилось, что Славик заговорил об этом. Ну точно, Калерия замешана. Не может быть, чтобы Дед сам не продумал этот вариант.

И сам не отбросил его.

— Жизнь сама дала нам такой превосходный материал, а тут еще о чем-то думать, — волнуется Славик. Он, как глухарь, слышит только самого себя. — Насколько я помню, смерть Чернозуба-младшего произошла при странных обстоятельствах. Нам и надеяться на лучшее не надо! Мы раскопаем это дело, раскрутим, подадим в прессе под нужным соусом… Вы согласны со мной, Михаил Юрьевич?

Дед деликатно покашливает в кулак — и только. Кроме этого, он никак не реагирует на слова Славика.

— А если все-таки вариант со статьями, — перекрикиваю Славика я. — Ни один эксперт не сможет доказать, что это подлог! Вы же знаете, какой я стилист!

Все молчат. Я и сам, признаться, не верю в свой вариант со статьями. Но я хочу отвлечь Славика.

— Лишь сам Чернозуб сможет доказать, что это подлог, — загадочно отвечает Дед. И тут взгляд его загорается: — А что, господа? При каких условиях Чернозуб может захотеть отказаться от своих же слов?

Над столом повисает долгое и тягостное молчание. Дед по очереди оглядывает всех нас, его взгляд горит, как вечный огонь у Кремлевской стены. Наступила пауза, которая через минуту была нарушена.

— А теперь, — сказал Дед, поднявшись, — выпьем за успех предстоящей операции.

Оборачиваясь, он открывает сейф и достает оттуда… бутылку шампанского. Он ставит бутылку на стол, окружает ее фужерами. И еще на столе появляется ваза с яблоками.

— Эх, ребята! — восклицает Дед и открывает бутылку. — За успех!

Слышен негромкий хлопок. Потом Дед поднял бутылку и вдруг остановил на мне взгляд:

— Знаешь, Павлик, а ты голова!

— Что? — не могу понять я.

— Знаешь, ты мастерски отвлек мое внимание от нашей с тобой проблемы.

Меня бросило в пот. Слишком уж неожиданно Дед вспомнил обо мне. Ну, конечно, он ничего не забыл — на что я, дурак, надеялся? Теперь настали вот эти самые страшные секунды, которые надо пережить, зато когда их переживешь ничего уже не будет страшно. Даже собственная смерть.

Дед тем временем продолжал:

— У тебя светлые мозги, Павлик! Ты так похож на своего отца… — Он неожиданно обратился к охраннику: — Слава, отдай ему ключи.

Славик хмыкнул и бросил передо мной на стол вязку ключей.

— Только не взыщи, — сказал Дед. — «Мерседес» останется за мной, а ты катайся на опеле».

Меня не надо было дважды уговаривать: ключи исчезли в моем кармане.

— Давай-ка сюда свою посуду! — с улыбкой продолжил Дед.

Я протянул ему бокал, еще не веря в то, что происходит вокруг. Дед налил мне до краев — и лишь потом наполнил бокалы остальным.

Мы выпили и стали закусывать. Яблоки после шампанского шли неплохо. Я молчал, обдумывал создавшееся положение.

— Итак, завтра и послезавтра ничего не предпринимаем, — сказал Дед. — Займемся, так сказать, предварительной подготовкой. Паша, ты готов писать свои статьи?

Я кивнул с полным ртом. Он у меня был забит яблоком.

— Начни хотя бы с нескольких набросков, — уточнил Дед. — Сделай их так, как ты готовил речи для меня.

Я вторично кивнул.

— А ты что делаешь? — обратился Дед к Славику.

— Иду в библиотеку и раскапываю тюменские газеты, — пробасил Славик.

— А также московские, — уточнил Дед.

Он в самом деле поставил перед Славиком такую задачу, желая угомонить своего главного охранника, впавшего в баранье упрямство. Славик и в самом деле был готов утверждать с пеной у рта, что его вариант лучше.

— Коля? — сказал Дед.

Все обратили взоры на Колю. Тот сидел на стуле бочком и болтал ногой, напоминая зарвавшегося школьника. После слов Деда Коля встрепенулся.

— Николай рассмотрит и предоставит в письменном виде все варианты развития событий по… своему сценарию… — торжественно перечислил Дед.

Коля после каждого слова коротко кивал головой и тихонько говорил: «Ага!»

— Ну, как будто все, орлы, — сказал Дед. — Теперь отбой.

Все встали и потянулись к выходу. Я задержался.

— Дед, можно спросить?

Я стоял у стола и наблюдал за Дедом. Он собирал какие-то бумаги, стучал ими, подравнивая края, прятал в папки и засовывал эти папки в ящик.

— О чем? — поднял он взгляд.

Я хотел спросить, в самом ли деле простил он мне долг, но вместо этого произнес:

— Ты похвалил все наши варианты, а какой принял сам? Откровенно говоря?

— Я? — Дед нахмурился.

Нет, не нахмурился, мне отлично было видно какая бездна выражений прошла по его лицу, одно за другим, а Дед как бы выбирал, на каком из них остановиться. Наконец, он заговорил:

— Я хочу… попробовать первый вариант! С хитринкой посмотрел он на меня и продолжил:

— Ты понял? Самый первый, с женщиной… С твоей Надей, черт возьми…

Тут меня как громом ударило. Как это «с Надей»? Что он имеет в виду?

— Кстати, ты не против последить за ней, за этой твоей супервумен? — с иронией продолжал Дед. Он как бы не давал мне опомниться. — Ведь она как-никак родственница Чернозуба! Проследи за ней по-родственному, так сказать, по-семейному! У тебя это неплохо получится!

Я уже хватал ртом воздух, словно рыба, выброшенная на лед. Где мне уже приходилось слышать такие выражения, такой тон, видеть такую лисью улыбку? А, точно, в подобном тоне со мною когда-то пробовал разговаривать Фенчик. Прошлой зимой.

Я почувствовал, что земля уходит из-под ног. Так вот, выходит, почему Дед простил мне долг!

Перед глазами встала картина. Сибирь. Пятый Колымлаг. Семьдесят какой-то год. Отец упал в обжигающе холодный снег, и конвоир, стоявший в десяти метрах от него, поднял карабин. До отца моментально дошло, что все, сейчас наступит его смерть, но подняться он не мог, не было сил. Он вжал голову в плечи и закрыл глаза. Спасло его то, что конвоир, перед тем как нажать на курок, решил разок дохнуть на руку и поднес ее ко рту. Когда он вновь прицелился, отца в снегу уже не было. Дед поднял своего друга на ноги и, поддерживая его под мышку, поволок к колонне.

Эта картина долгое время служила мне олицетворением дружбы моего отца и Деда. Теперь она исчезала. Рассыпалась на части. Пропадала, будто ее и не было.

Пока я стоял, как истукан, Дед открыл сейф и достал оттуда мешок, полный радиозакладок.

Тот самый мешок, который когда-то мы отнесли ему. Дед стал рыться в нем.

— Тебе придется последить за ней, — бесстрастно продолжал Дед. — И не спорь, мой мальчик, как не спорил бы со своим отцом. Понятно? — Он поднял на меня взгляд. — Я не буду настаивать, чтобы ты записал ваши… как это сейчас модно называть… Трахи! Вот, трахи! Будет достаточно, если ты запишешь… — Он сделал паузу. — Помнится, ты говорил, что она нюхает кокаин?

— Она здорова! — выпалил я. — Если бы ты знал, чего мне это стоило.

— Меня это не касается, — бесстрастным голосом произнес Дед. — Ты запишешь, как эта твоя Надя берет понюшку, засовывает себе в нос, затягивается… Пусть она при этом поиграет глазками — у нее прекрасные глазки, карие, — это я заметил. Они будут выглядеть на экране весьма привлекательно!

У меня мутилось в мозгах, а он все говорил, говорил. Я опустился на стул.

— В конце концов, не обязательно «нюхи», — сказал Дед. — Можно записать и трахи, — и он рассмеялся.

Я медленно поднял на него глаза. И кто говорит мне об этом? Дед! Друг моего отца!

И что, думаете, я сделал что-нибудь? Так ничего я не сделал.

Я просто смотрел на Деда и понимал, как я его ненавижу. Ненавижу самой лютой ненавистью,! на какую способен. Ненавижу его самого. Его бородку, подстриженную под куст крыжовника у нашего] дома. Холеную шевелюрку с проседью, широкую улыбку и добренький прищур глаз. Дед тем временем не замечал перемены в моем настроении.

— У нас есть семейные снимки Чернозуба, — говорил он увлеченно, — и школьные фотографии его… Нади. Ты дополнишь их своим видеоматериалом, мы используем это…

Я задался вопросом: откуда у Деда взялись школьные фотографии Нади?

— Теперь несколько слов о том, как ты будешь работать, — сказал Дед. — Эти камеры нужно расположить следующим образом…

Он еще что-то говорил и говорил, но я не слушал. Я опустил взгляд и увидел на столе набор, запаянный в пластик: четыре микровидеокамеры с усиками антенн были размещены по углам прозрачной пластиковой упаковки. Каждая была точь-в-точь как та, что майор Звягинцев когда-то оставил у нас в лифте. А в центре пакета располагалась компьютерная плата. Дед дотронулся до нее пальцем:

— Вот эту штуку вставляешь в любой персональный компьютер, сюда засовываешь обычную телевизионную антенну, — с этими словами Дед показал гнездо, куда надо засовывать антенну, — а видеокамеры уже расставляешь, как твоей душе угодно…

Он запустил руку в мешок и достал горсть маленьких черненьких цилиндриков.

— Вот еще четыре, — сказал он. — Это те самые, которые расставил Звягинцев. Я проверял, их параметры совпадают…

Он по одному выщелкнул цилиндрики из ладони, и они упали на пакет. Сразу стало видно, как они похожи на цилиндры, что были запаяны в пластик. Дед коротким движением придвинул ко мне весь этот хлам. Один цилиндрик покатился по столу. Дед подхватил его и положил поверх кучи.

— Видеофильм мне нужен не позднее, чем через месяц, — сказал он. — Через тридцать дней как говорится, вынь да положь!

Я вздохнул.

— И пойми еще, дружок, — ласково улыбнулся Дед. — Все-таки, семьсот двадцать тысяч долларов, которые ты растратил, это большие деньги. Если ты меня и сейчас подведешь… — Он покрути головой и сделал пальцем крючкообразное движение, такое же, как то, что в начале нашей встречи делал Славик. — В конце концов, ты знаешь, как наш общий знакомый умеет обращаться со своей «береттой»… Есть у меня и другие люди. Надеюсь ты в этом не сомневаешься.

Мне только и оставалось, что беззвучно открывать и закрывать рот.

Глава 2 Ревность чудеса творит

Лифт полз медленно, очень медленно, я даже пританцовывал в кабине. Едва створки раскрылись, я вылетел в холл и пронзил его как торпеда. Я без промаха поразил входную дверь… но поздно! Серая «мазда», принадлежавшая Коле, уже умчалась. Зато я увидел серый «БМВ». Под открытым капотом копошился Славик.

Я подошел к нему и спросил, как наш «гитлерюгенд».

— Уже умчался! — Славик высунул голову из-под капота, как черепаха из панциря. — На него что-то нашло, — объяснил он. — Я тоже хотел спросить, что случилось, но он глянул на меня, как на врага народа, и умчался.

— Вот черт, я хотел с ним поговорить!

— Если хочешь поговорить, я могу дать номер его телефона.

— Правда? — Я просиял. — Нет, правда? У тебя есть?

— А то… Домашний.

Славик полез двумя пальцами в карман и достал блокнот. Я записал номер телефона, поблагодарил Славика, и мы распрощались.

Третий вечер я сидел дома. Третий вечер. И думал.

Не в том дело, что я хотел выслужиться перед Дедом. Нет, ничего подобного. Мне было начихать на него. Меня по-настоящему волновала Надя.

Вот уже три дня я сидел дома. Квартира была пуста, мамы не было, я метался по комнатам и сам себе напоминал зверя в клетке. Что делать? Я рассуждал.

Ведь я могу позвонить ей. Конечно, могу. Черт побери, почему я не звоню ей?

И я шел в прихожую, набирал знакомый номер телефона… и слышал длинные гудки. Уже третий вечер подряд я набирал этот номер и слышал длинные гудки! Вчера и позавчера я бросал трубку и мчался в Клыковский микрорайон. Я останавливал машину у Надиного подъезда, выходил и подолгу стоял там. Я смотрел вверх. При этом я забывал, что меня могут увидеть, про все и всех забывал и просто смотрел на ее окна. Пялился. Я знал, где находятся ее окна. В ее окнах было темно. Я знал, что можно подняться и позвонить, но на звонок никто не ответит. Надина квартира пуста.

Но сегодня я не помчался в Клыковский микрорайон. Опустив трубку на рычаг, я набрал другой номер. Я позвонил одному из своих товарищей по институту. Парень программист. У него дома компьютер, на котором записано море разнообразной информации. Сегодня меня интересовал список адресов и телефонных номеров всех жителей Москвы.

И снова в трубке раздавались длинные гудки. Но на этот раз они не были бесконечными. Трубку быстро сняли.

— Алло, — произнес спокойный мужской голос.

— Привет, Гена, — сказал я. — Прости, так долго не звонил. Дела были, понимаешь.

Гена ответил в том смысле, что тоже рад меня слышать. Он прощает меня. У него тоже были дела.

— Ну как, не женился еще? — спрашивает Гена и коротко смеется.

Я пропустил его вопрос мимо ушей, хотя он задел меня очень и очень больно.

— Мне нужна адресная справка, — сказал я.

На Генку бесполезно злиться, он всегда был язва. Мой собеседник вздыхает и просит, чтобы я подождал. Он включает свой компьютер, после чего я слышу негромкое пиканье и треск клавиш. Генка набирает на клавиатуре названный мной номер телефона. «Так, так, так…» — доносится из трубки.

Через секунду он называет адрес. Я хватаю карандаш и записываю.

— Спасибо, — говорю я, и мы разъединяемся.

Ну вот, теперь я знаю адрес Коли. Очень хорошо. Я торопливо одеваюсь и, несмотря на довольно поздний час (часы на моей руке показывают без нескольких минут десять вечера), выхожу из квартиры.

Белый девятиэтажный дом расположен в престижном районе. С первого взгляда ясно, что здесь живут дети не простых, а… сановных родителей. Асфальт перед домом — без единого шва или выбоины (уложен недавно). На клумбах под окнами не лук, морковка, картошка, как у нас, а бесполезная сирень и аккуратно подстриженная трава. Скамейки у подъездов — без единой отломанной доски. В подъездах — стеклянные двери. И стекло в этих дверях прозрачно, как слеза. Правильно, только в таком доме мог жить Коля, ведь Дед взял его в наш концерн из-за родителей.

Я остановил автомобиль у второго подъезда. Вылез из машины, огляделся. Что-то знакомое показалось мне в этом дворе. Его образовывали четыре одинаковых дома (таких же, как Колин). В центре, за низкой сетчатой оградой, стояло аккуратненькое трехэтажное здание…

Школа!

Я все понял. Эту школу я видел на одном из Надиных фотоснимков. Надя однажды пришла ко мне со своим альбомом и показывала фотографии. На одной из них она была изображена на фоне здания, и на мой вопрос ответила: «A-а, это моя школа…»

Короче, когда я зашел в подъезд, у меня уже порядком тряслись руки. Я понимал, что Коля и Надя скорее всего учились в одном классе. Точно, они же одного возраста! И Коля о Наде знал гораздо больше, чем казалось мне в Круглом кабинете.

Наверное, от волнения, мой палец попал в кнопку звонка только с третьей попытки. Когда Коля показался из-за двери, я без лишних слов вытащил его на лестничную площадку.

— Ты что?! — выпучил глаза Коля.

Представьте себе его ужас! Приходит кто-то в десять вечера и нападает.

— Ты что имеешь против Чернозуба? — спросил я первым делом. — Отвечай, падаль. Отвечай гниль. Почему ты хочешь его кокнуть?

Коля безмолвно таращился на меня. Он бы прижат мною к стене — в прямом и переносно; смыслах.

— Не понимаешь? — спросил я.

— Погоди, — наконец сказал Коля, — погоди, дай прийти в себя. Только дверь закрою.

Я опасался, что он позовет кого-нибудь на помощь или юркнет в квартиру, и сунул в щель ногу. Но Коля честно ступил на порог, протянул руку и тут же подался назад. Он прикрыл дверь и повернулся ко мне.

— Держи, — сказал Коля.

Он протягивал мне сигарету. Я помотал головой.

— Забыл? — сказал я. — Не курю!

Он закурил и выпустил дым в потолок.

— Мы с ней с первого класса сидели за одной партой, — сказал Коля, — с этого все и началось…

— Так, — сказал я.

Как просто все оказалось! А ведь я предполагал что-то гораздо худшее, основываясь на своем опыте разборок с Надиными наркохахалями.

— Предполагаю, что ты хочешь размазать меня стенке, — спокойно продолжил Коля. — Надюха для меня очень много значит. Но… у нас ничего было. За это можешь быть спокоен.

— Очень красиво звучит, — сказал я. — Излагай дальше.

— Короче, это я тебе звонил домой. Хотел, чтобы ты оставил ее в покое. Я думал, она ко мне вернется. Но она сказала, что у нее с тобой серьезно.

Уж очень это все было… по-мексикански, так сказать. То есть как в мексиканских сериалах. С излишним надрывом. Ночь, темный подъезд, луна заглядывает в окошко… и надтреснутый Колин голос.

— Ладно, — сказал я. Сказанное совпадало с тем, что мне пришлось пережить полгода назад. — Была серия звонков, помню. Значит, ты?

— Значит, я, — он потупил взгляд.

— Ну что же, признался, и хорошо, — сказал я. — Лучше поздно, чем никогда… А что ты имеешь против ее родственничка? — спросил я.

— У него с мозгами не все в порядке, — устало ответил Коля. — Только и всего.

— Как это?

— По крайней мере, для тех, кто его знает ближе, это давно не тайна, — он помолчал и продолжил: — А я больше не хочу с ним связываться. В десятом классе, знаешь, как он за Надей ухаживал? Он приезжал за ней на черном ЗИЛе прямо в школьный двор, и был не один или, скажем, с шофером, а с вооруженными «быками». Только эти люди у него назывались «охранниками».

— Вот как? — задумчиво спросил я.

— Да, — кивнул Коля. — Охранники стояли по периметру в костюмах с оттопыренными на груди карманами. Ты представляешь себе?

Я молчал. Просто стоял, ждал и молчал.

— Однажды он пришел ко мне, — Коля сделал глубокую затяжку. — Вот как ты. Он стоял здесь и говорил мне, чтобы я думать забыл про нее. Представляешь? На моей лестничной клетке стоит передо мной политик высочайшего ранга и балакает со мной о всяких низменных вещах! — Он хмыкнул. — А за ним четверо быков.

— Представляю, — кивнул я. — Судя по всему, он без охраны никуда не совался.

— Ну да! — дернул головой Коля. — И теперь не суется. Представляешь, он пришел мне сказать, что я ей не пара. Вот такие пироги.

Я почесал затылок. Что-то не больно верилось, чтобы именитый дядя вот так пришел к однокласснику племянницы… да еще вместе с телохранителями…

— А ты что ей сделал? — сказал я.

— Я?! — Коля выпучил глаза. — А что я мог сделать? Мы сходили пару раз в кино, вот и все. И было это лет пять назад! Господи, вы что, сговорились все, что ли?

Он почти визжал, шепотом, правда. Этот истерический шепот был так пронзителен, что метался по лестничным маршам, взлетал под самый потолок на девятом этаже и опускался ниже первого этажа, где была дверь в подвал. Пожалуй, он даже вылетал через раскрытую дверь подъезда, как ядро из пушки. Я решил, что надо прекратить этот концерт, но Коля и сам заткнулся.

— Я испугался… — сказал Коля и опустил глаза. — И перестал звонить ей, а при встрече сказал, что у меня с ней все кончено.

Сигарету он докурил до конца и петрыкнул окурком на площадку между этажами. Окурок улетел красным светлячком.

— Как ты думаешь, чего хотел дядя? — спросил я.

— Боялся аморалки.

— Аморалки?

— Дядя не хочет, чтобы на его горячо любимую племянницу кто-нибудь залез, — решительно сказал Коля. — Понимаешь меня?

— Нет, — сказал я. — Как ты говоришь, это было пять лет назад.

— Не только пять лет назад. Все время.

— И сейчас?

— И сейчас, — кивнул Коля. — Сейчас особенно, — сказал он. — Он бегает за ней всегда и всюду. Как только у кого-то с Надюхой что-то начинается, он оказывается тут как тут. И все.

— Что «все»?

— Говорит о том, что у нее проблемы с наркотиками, что себя не контролирует, что никому с ней лучше не иметь дело. Не то, говорит, пожалеете. Грозит, короче. И все. В большинстве случаев этого хватает.

— И все?

— Этого хватает! — повторил Коля.

Я вздохнул, переваривая информацию. Она показалась мне довольно странной.

— А где она сейчас?

Он посмотрел на меня испытующе, затем сказал:

— Ладно. В конце концов, она сказала, что тебе я могу довериться. Она на даче, — Коля вздохнул. — На моей даче. Я дал ей ключ. Хочешь, дам тебе номер телефона?

— На твоей даче есть телефон?

— Естественно, — пожал плечами Коля. — Это правительственная дача.

С номером телефона Колиной дачи я возвращался домой. Коля предупредил, чтобы я не совался на эту его дачу, потому что там охрана с собаками и нужен пропуск. Пропуск он мне не даст, а вот позвонить я могу. Дальнейшее, мол, зависит от Нади.

Ну что же… Колино предупреждение я уважал, на дачу к нему соваться не собирался. Положительно, у меня сегодня получится вечер телефонных звонков. Если я совершу еще один, последний, и совершу удачно, это будет достойный финал!

Часы показывали одиннадцать вечера — двадцать три ноль-ноль. Сначала я порывался позвонить из автомата, потом подумал, что нам с Надей предстоит долгий разговор, который лучше вести. в спокойной обстановке. Но потом я вспомнил, что, скорее всего, по распоряжению Чернозуба мой номер давно поставлен на прослушивание. Короче говоря, я все-таки остановил машину, когда увидел очередной телефон-автомат.

Этот телефон-автомат на Волгоградском проспекте был расположен довольно-таки уютно. Он висел на стене дома возле входа в магазин. Ну, не совсем возле входа, а сбоку. От внешнего мира его почти закрывал высокий куст с не успевшей осыпаться листвой.

Когда я добирался до стены, то споткнулся о тело, лежащее на земле. Это был пьяный. В ответ на удар моего ботинка он слабо застонал, а потом выругался и принялся с настойчивостью идиота перечислять все забегаловки, где он, видимо, сегодня побывал:

— Пивная у «Ширака» — раз, — бормотал пьяный, — Шашлычная в «Трех кустах» — два, «Ласточка» — три, «Березка» у Долгопрудного — четыре, «Березка» на Лиственных лугах — пять…

Дальше я слушать не стал, набрал номер.

Трубку сняли сразу же — еще не прозвучал ни один гудок. Я еще не услышал голос, но дыхание, которое раздалось в трубке, несомненно принадлежало Наде! О, как мне сразу захотелось заговорить с ней, этой девушкой, высоким стилем! Но я не решался, я молчал, собираясь с мыслями. Надя тоже молчала. Дышала и молчала.

А потом я выпалил, даже не поздоровавшись:

— Ты боишься? Ты не бойся…

Молчание.

— Это я, а не дядя…

— Какой дядя? — завопил за моей спиной пьяный. — Это какой-такой «дядя»?

Надя бросила трубку. Но перед этим она так шумно вздохнула, что я лишний раз уверился — это она и никто-никто больше.

Потом я снова позвонил и уже спокойно произнес:

— Привет, это я.

Глава 3 Гошика «подставили»

Назавтра я приехал в Здание к девяти утра, сел за свой стол — тот самый, который стоял в прозрачной загородке, и принялся работать. Я работал как заведенный. Или как робот. Я писал эти дурацкие статьи. Робот, в принципе, не пишет статей, но я действовал именно как заведенный, без единой мысли в голове, движимый только собственным долгом перед Дедом и его желанием заполучить стилизованные речи Чернозуба…

Я писал долго и упорно, работал без единого перерыва до самого обеда. И когда мои электронные часы пропикали час дня, у меня было готово (то есть исписано мелким почерком с обеих сторон листа) пятнадцать страниц писчей бумаги.

И уже затем я стал прикидывать, как сейчас пойду с этой информацией к Деду, что скажу ему, как посмотрю в глаза, как буду вести себя, чтобы лишнего не сказать, в морду ему не вцепиться. Ведь это же надо — что он хотел заставить меня проделать с Надей! Мне едва удалось вчера примириться с ней. Даже не помириться, а всего-навсего получить надежду на примирение. При этом я избегал даже думать о том, к чему меня принуждал Дед.

Конечно, я звал ее к себе, но Надя сказала, что не приедет, пока не простит меня. И сейчас, мол, ее не надо трогать, потому что она сама не знает, что она чувствует по отношению ко мне.

— Ты не волнуйся, я твой адрес помню, — проворковала Надя в конце нашего разговора, после чего положила трубку.

Нет, никогда мне не понять женщин: вместо того, чтобы великодушно признать, что все, мол, забыто, она начинает новое выяснение отношений. Ну ладно, в конце концов, это была моя вина. И теперь я, воспитанный человек, должен был запастись терпением и ждать. И еще признать: как Надя сделает, так и будет правильно.

А что касается моих отношений с Дедом, мне нельзя было обнаруживать своих чувств — до того, пока я не решу, как выпутаться из этой истории с Надей.

Вот так, крепко обо всем подумав, я поднялся, взял исписанные странички бумаги, постучал ими по столу, чтобы стопка стала ровнее, и деловой походкой направился в Круглый кабинет.

В голове у меня было пусто, как в надувном мяче. Я знал, что мне с Дедом надо держаться корректно, а больше я ничего не мог сделать.

Удивительно, но кабинет Деда оказался пуст и открыт настежь — проходи, кто хочет! И приемная была пуста. Только стояла в приемной на столе секретарши машинка пишущая фирмы «Роботрон», и я вспомнил, что на этом месте до ареста Деда гордо высился компьютер.

Да-а. Стоял на столе компьютер, я мог спокойно включить его в сеть и списать на дискету пару-тройку файлов. А информация в этих файлах содержалась такая, что за каждую строчку мне в команде Чернозуба, к примеру, отвалили бы столько, что и не снилось. Гораздо больше, чем я получал у Деда в месяц. В два месяца. В три месяца. А за все вместе я получил бы, пожалуй, не один кейс с деньгами — гораздо больше, чем тот кейс, который когда-то мне дал на сохранение Дед.

Да-а. Когда я год назад работал у Деда, я был гораздо более… каким? Умным? Глупым?

Я был моложе. Это точно. Я воображал, что мне надо везде и всюду быть честным, а все остальное придет само собой. С тех пор я сильно изменился, верно?

В кабинете Деда я оглянулся вокруг, быстро подошел к сейфу и попробовал повернуть штурвал. Ничего не получилось. Мне стало стыдно. Если кто заметит, что я делаю, я ведь никому не объясню, что тронул сейф из чистого любопытства.

Короче, я оставил исписанные страницы на столе, придавил их чугунной подставкой, в которой стояла чернильная ручка Деда, и вышел из кабинета.

В приемной я еще раз посмотрел на машинку фирмы «Роботрон». У меня шевельнулась мысль: а что если теоретически… ну, чисто теоретически представить, что есть в нашем Здании окно с простым стеклом. И вот если взять эту дурацкую машинку и найти это окно, и если бы оно, это окно, оказалось не где-нибудь, а со стороны входа, а точнее, над входом, и если бы подкараулить, когда Дед будет выходить из Здания или входить в него… и швырнуть эту машинку через окно и посмотреть, что будет. Ох! Как заманчиво! Интересно, сделает она из Деда лепешку или нет? Но нет, подумал я, нельзя о таком думать, нельзя, нельзя…

Я вышел из приемной в пустой коридор. Пол коридора был усеян страницами, исписанными чем-то дурацким. Вообще, после возвращения Деда в Здание — я имею в виду, после второго его возвращения, после отсидки, — жизнь на верхних этажах пока так и не вошла в полной мере в прежнюю колею. Куда там! Почти весь персонал стараниями Коли был уволен, помещения долгое время оставались опечатанными, мебель и оргтехнику вынесли и продали. На полу валялись страницы и бланки различных документов. Правда, я специально просмотрел не один десяток этих страниц, и нигде не нашел никакого компромата на нашу фирму. Удивительно!

И вот лежали эти странички везде, где только можно представить. И бродили по коридорам, наступая на эти самые странички, четыре мрачных человека, то есть Славик, Коля, Дед и я сам, правда, были еще четверо. Это те, кого Дед успел восстановить на работе. Они-то и были свидетелями сегодняшнего урока для Коли.

Ну еще появлялись подчиненные Славика — несколько молчаливых парней таинственной наружности. И слонялась охрана Коли, о которой почти нечего рассказывать, кроме как то, что эти парни были похожи на Николая как родные братья — в дутых джинсах неджинсовой раскраски, в каких-то криво застегнутых розовых рубашках с висюльками на карманах, в роскошных баскетбольных кроссовках, с плейерами или мобильными телефонами у пояса. Таких ребят можно увидеть в любом клипе музыкального канала MTV. Только у охранников Коли были еще кулачки что надо. Мне казалось странным, что эти мордовороты прозевали момент, когда тесть Коли чистил морду своему зятьку.

Я прошелся по коридору, вернулся в секретариат. Посмотрел снова и снова на все эти столы и на какие-то бумажки, разбросанные по полу, и подумал: один я не выдержу. Не с кем посоветоваться.

Я прошелся по залу. Скучно, одиноко.

Куда мне идти с грузом моих проблем? У кого просить совета?

Я долго судил и рядил и в конце концов ничего путного не придумал, кроме как обратиться к Гошику. Я мог позвонить ему, но разговаривать о насущных проблемах по телефону было бы равносильно самоубийству. Тогда я вышел из Здания и сел в машину.

Вырулив на шоссе, я вдруг увидел, что пластиковый пакет с компьютерной платой и набором видеокамер все еще лежит рядом со мной. Вчера я как положил его на переднее сиденье, так и забыл там. Нет, это черт знает что, сказал я себе, пора сбрасывать оцепенение. В центре города полно милиционеров, вдруг какой-нибудь заглянет ко мне в салон? Что тогда будет? Пусть я не знал, чему сейчас учат в милицейских школах, зато вполне допускал, что эти современные молодые ребята могут с одного взгляда распознать средство электронного наблюдения.

Вот и дом, где расположена фирма Гошика. Въезжаю на стоянку и торможу. Оставляю машину рядом с синим «фольксвагеном», который принадлежит моему другу. Вхожу в подъезд, поднимаюсь по лестнице. Звоню.

Мне никто не открывает. Что за черт?! Звоню второй раз, долго не отрываю палец от звонка, но за дверью не слышно ни одного звука. Мне бы уйти, но я настроен решительно, и я поворачиваю ручку и тяну дверь на себя. И надо же — дверь оказывается не заперта!

В офисе Гошика обе входные двери были как в любой современной квартире: первая дверь, железная, открывалась наружу, вторая — обычная, деревянная, — внутрь. Я толкнул вторую дверь, она во что-то уперлась. Что такое? Я снова надавил — тихо так, осторожно. Дверь подалась и остановилась. Я понял: ей мешает что-то массивное, но мягкое, лежащее на полу. Бочком-бочком я протиснулся в прихожую… И что увидел?

На паркете в прихожей лежал Гошик. Он был в невменяемом состоянии, глаза закрыты. В первую минуту я перепугался, подумав, что Гошик отдал концы, но мой друг был жив. Он натужно дышал. Рядом белела на паркете россыпь порошка. Я присел на корточки и тронул пальцем. Да-а, не надо быть семи пядей во лбу, чтобы понять: это кокаин.

Я захлопнул обе двери — железную и внутреннюю. Прислушался. Все было тихо, только сердце билось учащенно. Ну сердце, это мое сердце, его никто, кроме меня, не услышит.

Офис Гошика представлял из себя обычную двухкомнатную квартиру, правда, после недавнего евроремонта. Стены были отделаны пластмассовыми панелями «под дерево», пол в прихожей покрыт широкими блестящими плитками, на которые и ступить-то было боязно — казалось, что ноги сейчас заскользят, как по льду.

От волнения я захлопнул металлическую дверь слишком сильно — она ударила по косяку так, что одна из плиток возле порога подпрыгнула и опустилась рядом с тем местом, на котором лежала.

Подняв эту плитку, я обнаружил тайник, полный прозрачных полиэтиленовых пакетов, каждый размером десять на десять сантиметров. Я не мог понять, что это за пакеты, пока не вынул один и не увидел, что пакет пуст и что стенки его покрыты слоем белой пыли. Сразу пришла мысль о наркотике. Кокаин?

Я засунул руку в пакет и, вынув ее, лизнул палец. Ну, да. Он, родимый. Кокаин, порошок.

Я притянул табуретку из кухни, сел над Гоши-ком и задумался. Судя по всему, здесь только что произошла какая-то разборка. Только я не мог понять, кто с кем мог разбираться.

— Эй, голубь, вставай, — сказал я, наконец, и дотронулся до Гошика ногой.

Он зашевелился и зачмокал губами. Тогда я присел и стал трясти его сильнее. Гошик подтянул колени к груди и замычал. Вдруг он подхватил голову и посмотрел на меня широко открытыми глазами, словно с луны свалился.

— А? — спросил Гошик. — Что?

— Что, что!! — сказал я, доставая из тайника пакеты с пылью. — Вот, что! — Я разжал руку, и несколько пакетов, кружась, упали на пол перед самым носом Гошика. — Это ты расскажи, что здесь было!

Он охватил голову руками и начал раскачиваться из стороны в сторону, как маятник. Я терпеливо ждал, пока он придет в себя, а он все не приходил. Тогда мне надоело, и я толкнул его в плечо:

— Что с тобой, а? Может, расскажешь?

Он вскинул глаза.

— А-а… — протянул он и начал: — На тебя, Паша, устроена охота… Самая настоящая охота… Самая настоящая…

— Как так? — спросил я.

— Вот так, — пожал плечами Гошик. — Мне попало рикошетом.

И снова стал раскачиваться и подвывать что-то в манере среднеазиатских акынов.

— Рассказывай дальше! — прикрикнул я.

— Приехали ко мне в камуфляже, — сказал Гошик. — Вот только что. Спрашивали о тебе…

В камуфляже, повторил я. Обо мне. Только что. Что же, снова неугомонный Звягинцев?

— Это МУБОП, — подтвердил мою мысль Гошик. — Старший Звягинцев… — (При упоминании этой фамилии я присвистнул.) — Он показал удостоверение, — продолжал Гошик. — Мельком, правда, показал, но я запомнил…

— И чего хотел… этот Звягинцев?

— Он приказал рассказать все, что я знаю о Ярвиде Павле Альгердовиче. То есть о тебе. Я отказался говорить, а Звягинцев, гад, челюсть вперед выставил и говорит: «Тогда завтра явишься к нам, Хохмачев, и все на допросе выложишь…» И кулак, гад, к моей груди приставляет… Я и не выдержал…

— Что не выдержал? Рассказал, как мы с Надей за границу ездили? — похолодел я.

— Ты что, дурак? — обиженно сказал Гошик. — Я ничего не рассказывал… Я о другом. Зря мы с тобой полгода в боксерский клуб ходили? Я не успел толком сообразить, а мои руки уже сработали…

— Засветил кому?

— Ага, — сказал Гошик. — Был там один такой. Рябой весь из себя. Я не выдержал, когда он начал плитки на полу простукивать…

Тут я присел на корточки.

— Ты знаешь, что это такое? — спросил я, тыча в нос Гошику полиэтиленовый пакет.

Он помотал головой:

— Не-а.

— Это порошок алкалоида кокаина. Изготавливается с использованием эфира, нашатырного спирта и соды… — Я вздохнул. — Черт, с вами настоящим специалистом по наркоте станешь… При нагревании этот порошок не разлагается, и поэтому его курят. В обиходе его называют «крэк». Ты слышал про «крэк», дружище?

Гошик таращил на меня непонимающие глаза.

— Тебе его подбросили! — сказал я. — Звягинцев прослушивает мой телефон, так что извини. Он примчался сразу после моего звонка тебе.

У Гошика вытянулось лицо.

— А тот, кого ты ударил, — продолжал я, — скорее всего, искал место, куда можно подбросить наркотик, то есть, где можно устроить тайник! Прямо у тебя на глазах искали, понимаешь? До чего обнаглели!

— Тайник? — дошло до Гошика.

— Вот! — Я поднял плитку и показал Гошику углубление. — Тебе подпортили евроремонт, дорогуша! Ты, небось, и не заказывал таких работ?

Я вернул плитку на место. Мой друг стоял открыв рот и смотрел на меня.

— Что же дальше будет, Паша? — спросил он.

— Надо ждать гостей, — сказал я. — Удивительно, как они до сих пор… — Я вдруг замолк. Мне отчетливо представилось, почему милиция до сих пор не нагрянула в этот офис. Они ждали меня.

— Нам пора линять отсюда! Быстро! — сказал я и вскочил на ноги. Я схватил изумленного Гоши-ка в охапку и потащил его к двери.

— Погоди! — руками и ногами отбивался Гошик. — Дай вещи собрать…

— Наплюй ты на вещи! — ответил я, отдирая Гошика от дверного косяка. — Сколько у нас в стране дают за хранение и сбыт наркотиков? Как, ты не знаешь уголовный кодекс?

На улице я направил друга к моему «опелю».

— Почему на твоей машине? — спрашивал Гошик. — У меня своя есть!

— Милиция присмотрят за твоей тачкой не хуже тебя. Им нужен был я, они ждали моего появления, чтобы связать меня с наркотиками и повязать меня… Черт, они в самом деле через тебя хотели выйти на меня.

Дальнейшие события показали, что я оказался прав. Не успели мы выехать со двора, как с другой стороны дома во двор заехали два милицейских «жигуленка» и за ними черный джип с затемненными стеклами и красным проблесковым фонарем на крыше. Фонарь мигал. Оба «жигуленка» остановились, из них вывалили оперативники.

Сидящих внутри страшноватого джипа я не успел рассмотреть. Мы завернули за угол дома…

Когда между нами и офисом Гошика осталось несколько кварталов, я начал рассуждать более или менее спокойно. Гаишники не останавливали нас. Это было удивительно, но, возможно, приказ о нашем задержании просто не успел еще поступить. Один или два регулировщика, которых мы все-таки встретили по дороге, просто исполняли свои обязанности на перекрестках с неработающими светофорами.

Чтобы отвлечься, я стал рассуждать, с какой стати Гошик оказался втянутым в эту карусель.

Майор Звягинцев «вел» меня, это ясно. Ему нужны были деньги — те, которые Дед доверил мне. Техническая служба доложила ему о моем звонке Гошику. Как только майору стало известно, что я еду на Тверскую-Ямскую, майор Звягинцев бросился туда же. Чтобы опередить меня, ехавшего с Клыковского шоссе, не потребовалось больших усилий.

Но я не стал ни о чем говорить с Гошиком по телефону, и это показалось подозрительным. О чем они думали? Может быть, майор надеялся, что деньги хранятся у Гошика?

Вполне возможно. Хотя копаться в чужих мыслях, в данном случае, в мыслях Звягинцева, — занятие неблагодарное. Ясно было одно — они решили скомпрометировать туристическую фирму, подложив Гошику несколько пустых пакетов из-под «крэка». Потом уехали и позвонили в милицию. Видимо, просто набрали «02». Но я случайно появился в тот момент, когда еще никого не было.

Я вздохнул. Все в моих рассуждениях выглядело стройно. Но тогда кто же сидел в черном джипе?

С некоторого времени Звягинцев начал действовать слишком уверенно. Не появилась ли у него «крыша»? Неожиданно мне пришло в голову, что этой «крышей» мог оказаться сам Чернозуб.

Почему бы нет? Очень логичное рассуждение. Только пока бездоказательное.

Я оглянулся на Гошика, который дремал на заднем сиденье:

— Куда тебя везти?

— Домой, — ответил Гошик.

— Гошик, — бесконечно ласково сказал я. — Спустись с небес на землю! У тебя в офисе милиция уже, считай, нашла тайник с «крэком»! — Я глянул на часы. — Ты уже вне закона. И они в первую очередь помчатся к тебе домой. Теперь подумай и скажи: куда тебя везти?

Гошик что-то неясно промычал. Он смотрел вперед мутными глазами.

Жаркая пыльная Москва мелькала перед нами. Я не знал, куда мы едем. Я просто гнал по Садовому кольцу, думая, что нужно убираться из города как можно скорее, и выбирал шоссе.

— Гошик, у тебя дача есть?

Он помотал головой и сказал, что у него нет никакой дачи. Зато дача есть у родителей его жены.

— А где они сами?

— Улетели в Нидерланды, — ответил Гошик. — Я сам устроил им путевку. Неделю назад.

— А ключи от дачи?! — заорал я.

Родители жены Гошика в отъезде! Вот неожиданная удача! Добыв ключи без ведома жены Гошика можно было выиграть время. Если милиция заявится к Гошику домой, жена Светлана ответит, что не знает, где муж. Муж в это время будет сидеть на даче.

— Ничего не получится, — прервал мои размышления Гошик. — Ключи от дачи в квартире тещи. Ключи от квартиры тещи находятся в нашей квартире. В Светкиной спальне. В тумбочке. Рядом с кроватью.

— Плевать на тумбочку, — решил я. — Мы поедем сразу на дачу!

— А как я попаду внутрь дома?

— Взломать! — сказал я. — Лучше взломать сельский дом, чем городскую квартиру. Согласен? Шуму меньше!

— Согласен, — ответил Гошик и вдруг просиял: — Знаешь, а мой тесть выложил камин с широким дымоходом! Через этот камин я смогу проникнуть в дом.

— А ты пролезешь?

— Да! И буду сидеть там хоть неделю — там есть крупа, макароны… Запасов хватит!

Оказалось, что дача Гошика расположена в одном поселке с дачей Колиного папы. Я высадил Гошика у проходной и наблюдал, как он прошел на территорию дач. У меня, конечно, мелькнула мысль: эх, надо было попросить его найти Надю, но… просить Гошика, который сам дрожит от страха, найти где-то в соседнем доме (в каком — я не знал) перепуганную девушку… нужно ли это?

Короче, я просто повернул в город.

Глава 4 Принудительная видеосъемка

Может, и было безумием возвращаться после всего этого домой, но я вернулся. Я рассуждал так: если Надя позвонит, то пусть застанет меня дома. Это для меня гораздо важнее, чем риск снова столкнуться с майором Звягинцевым.

К моему удивлению, засады у меня дома не было. Правда, Надя тоже не позвонила. Я провел всю ночь в напрасных волнениях.

Утром я набрал «дачный» телефон Нади. Длинные гудки. Ладно. Я наткал на рычаг и позвонил в квартиру в Клыковском микрорайоне. Каково было мое изумление, когда на том конце провода раздался Надин голос:

— Алло?

Я прижал рычаг. Она в Клыково! Но разговаривать нельзя, разговор может прослушиваться.

Я решил во что бы то ни стало мчаться к Наде и сказать, чтобы сидела у себя, на звонки не отвечала, дверь не отпирала, вообще приняла вид, будто ее нет на свете, пока я не утрясу все дела. Хотя я не представлял, как утрясти дела с Дедом.

Я стоял в прихожей с ключами от машины в руке, когда в дверь позвонили.

Открыв дверь, я остолбенел. На пороге стоял Славик. Он улыбался, словно был уверен, что является для меня долгожданным гостем.

— Привет, Паша! — сказал Славик.

Не дожидаясь приглашения, он прошел в прихожую, при этом так двинул меня плечом, что я отлетел к стене. Я сжал кулаки, но Славик рассматривал меня так восторженно, что мои сами собой разжались кулаки.

— Нам.

— Не взыщи, Павел, — сказал Славик.— сегодня весь день быть вместе.

— С какой это стати? — удивился я.

— Дружба дружбой, — вздохнул Славик.

— Но если Дед приказал… — Он развел руками. — Мы будем вместе, пока ты не снимешь на видео эту свою… подругу!

Я прислонился спиной к стене и горько рассмеялся. Дед явно переигрывал меня! Но чего он не знал, так это что Надя дома. Или… знал?

— И вот еще, — сказал Славик. — Пройдем-ка!

С этими словами он слегка подтолкнул меня в грудь. Но у нас со Славиком была двадцатикилограммовая разница в весе, причем в пользу Славика, и я от его толчка отлетел в кухню, как футбольный мяч от ноги футболиста в ворота.

— Смотри, что Дед просил тебе передать, — сказал Славик. — Здесь все, что нужно. — Он достал из кармана что-то и положил на стол. — Кажется, все по лучшему разряду? — Славик подмигнул мне и сделал шаг назад.

Я молчал. На кухонном столе лежали пакетик с белым порошком, зеркальце и бумажка в сто долларов.

Кокаин, который я когда-то так старательно уничтожал, снова появился в моей квартире…

У Славика есть одна неприятная черта характера. Он зануда. Например, заметив спутниковую антенну, установленную за окном спальни, он просиял:

— Ух ты! Я люблю смотреть телевизор! — И расположился на диване с пультом в руке.

Он начал бездумно щелкать с канала на канал, и это продолжалось до самого обеда. Все это время я ходил с кухни в спальню и обратно, показывая, как мне не нравится присутствие Славика. Но мой гость ничего не замечал. Или делал вид, что не замечает.

Часам к двум я окончательно выдохся. Я остановился между Славиком и телевизором и спросил:

— Ну, как долго это будет продолжаться?

— Что? — заерзал Славик.

— Все это, — сказал я.

— Уйди с экрана, — сказал Славик, — и я отвечу.

— Черта с два! — воскликнул я. — Это ты уйди из моей квартиры! — С этими словами я обернулся и вытянул шнур из розетки. — Вот тебе, — сказал я и положил шнур на пол. — Вот…

— Что ты хочешь этим сказать? — улыбнулся Славик.

— Как долго ты будешь торчать здесь?

Он посмотрел на меня внимательно и ответил:

— Только не переживай. До выборов. Так Дед сказал.

До выборов! Ничего себе! Я сел в кресло и охватил голову руками. Боже мой! Еще три недели мне париться под опекой этого кретина! И куда только делось мое прежнее хорошее отношение к нему. «Придурок, олигофрен», — обзывал я Славика и все никак не мог успокоиться.

— Да, кстати, время от времени я буду звонить Деду и докладывать, чем ты занимаешься, — вдруг сказал Славик.

— Он велел мне следить, чтобы ты не терял зря время. Так что ты начинай. Расставляй камеры!

— Что-о? — сказал я. Славик пожал плечами:

— Ну-у, я так полагаю, что если Дед убедится, что ты не сидишь здесь просто так, он разрешит мне уйти пораньше.

А вот это мне неожиданно понравилось!

Недолго думая, я достал упаковку с видеоплатой и остальные видеокамеры.

Совершенно верно, я могу долго расставлять видеокамеры. Очень долго и качественно работать. Чем дольше, тем лучше. В конце концов, расставить видеокамеры, это еще не значит, записывать Надю.

Ну что же, начнем. Звягинцев прикрепил видеокамеру под потолком. Прекрасное место, прекрасный обзор. Я осмотрел потолок и задумался. Как прикрепить черные цилиндрики? Я достал из кармана пачку жевательной резинки и выдавил в ладонь Славика шесть подушечек:

— Жуй, крррасавец.

— Зачем? — удивился Славик.

— Затем, что у меня нет пластилина!

Всего, как известно, в упаковке двенадцать жевательных резинок. На мою долю осталось еще шесть. Я отправил их себе в рот.

Потом я дал Славику четыре видеокамеры и сам взял четыре. Мы укрепили их под потолком. Это получилось с трудом: шарики не приклеивались, мешала побелка. Пришлось ее смыть, и тогда мы установили две камеры в прихожей, две в ванной, по две на кухне и в зале. Таким образом, «охваченными» у нас получились все комнаты, кроме туалета и спальни.

— Теперь осталось достать компьютер, — произнес я с глубокой грустью.

Эта грусть была на самом деле законспирированной радостью. Славик этого не заметил.

— Где? — спросил он.

У меня на примете был офис Гошика, где оставался компьютер, но не предлагать же мне решение проблемы! Я сказал, что не знаю. Славик недолго думал. Он полез в карман, достал оттуда несколько банкнот, лихо шлепнул ими по ладони и протянул мне:

— Вот! Дед распорядился! Купи себе новый!

— Что?

— Купи новый компьютер! И все прибамбасы, которые нужны для видеозаписи!

Я не хотел брать эти деньги, но Славик буквально всучил мне их.

— Может, один съездишь? — предложил я.

— Куда?

— За компьютером!

— Нет уж, — Славик широко улыбнулся. — Едем вместе, Паша. Я в компьютерах ничего не смыслю. Не то куплю.

Через полчаса мы со Славиком вышли из магазина «Компьютерный мир», у нас в руках были две большие картонные коробки. Я нес монитор, Славик — процессорный блок с клавиатурой и шнурами. Мы положили коробки на заднее сиденье автомобиля и отправились в обратный путь.

Славик всю дорогу до дома повторял, что я не представляю своего счастья, потому что этот компьютер теперь будет принадлежать мне, но я не радовался новому приобретению. Меня страшила цена, но не та, которую уже заплатили, а та, которую предстояло заплатить.

Один за другим я закрутил все четыре крепежных винта в кожухе процессорного блока и от кинулся на спинку стула. Как долго я их закручу вал! Очень-очень долго и очень-очень качественно. Но как бы я ни старался протянуть время, работа все-таки закончилась.

Несколько секунд я приходил в себя. Видеокарта стояла в нужном гнезде, программы были скопированы на диск и должным образом сконфигурированы, лазерный диск — такой, на который можно записывать информацию, лежал в специальном устройстве. Оставалось лишь включить компьютер, и можно было приступать к видеозаписи.

Ну что же… Хочешь не хочешь, а придется попробовать. Да и самому, откровенно говоря, это стало интересно. Я щелкнул выключателем, подождал, пока компьютер загудит, и обратился к Славику. Я поднял его с дивана.

— Иди покрасуйся перед камерами! — сказал я.

Славик послушно выключил телевизор и отправился в прихожую. Он принялся ходить по мудреному маршруту, который пролегал из прихожей в кухню, из кухни — в зал, из зала — снова в прихожую. А я в это время занимался тем, что пробовал разобраться, как пользоваться скрытыми видеокамерами.

В заграничном паспорте, который поставлялся вместе с видеокартой, было написано следующее: «Программа задействует до 999-ти выносных видеокамер. Число окон, на которое разбивается экран вашего монитора, зависит от их числа». Видеокамер у меня было восемь штук, и экран по моей команде послушно делился на восемь окон, но… ни в одном окне я не видел изображения.

«Неужели Звягинцев умнее меня?» — мучил меня вопрос. О Звягинцеве, в принципе, думать не хотелось, как не хотелось думать и о том, что все эти видеокамеры расставляются, чтобы записать Надю. Мало-помалу я увлекся решением очередной задачи из компьютерной области, только и всего. Но увлекся я по-настоящему.

— Слава, хватит болтаться! — сказал я в конце концов. — Поищем неисправность в другом месте.

Мы стали проверять одну за другой видеокамеры и в самом деле скоро нашли причину неисправности. Причина была до смешного проста: в каждую видеокамеру требовалось вставить батарейку!

— Эге, — сказал Славик по этому поводу. — Вечного двигателя еще не изобрели.

Нужных батареек у меня в квартире не оказалось, и я уже обрадовался, что можно будет снова затянуть дело. Но Славик предложил прогуляться на автобусную остановку. Естественно, вместе.

— Для чего? — удивился я.

— Там есть коммерческие палатки, — улыбнулся Славик.

Мы отправились на автобусную остановку. Нужные батарейки нашли с трудом, но все-таки нашли. Всю дорогу Славик ни на шаг не отходил от меня, и мне не удалось дать деру.

После того как мы вставили батарейки в каждую видеокамеру, все проблемы разрешились. Я отправил Славика бродить по прежнему маршруту, а сам сел за компьютер, и что вы думаете? В каждом из восьми окон получилось четкое и качественное изображение! И что интересно, качество картинки не пропадало, даже если Славик гасил свет. Камеры автоматически переключались в инфракрасный режим работы, или происходило что-то еще такое мудреное, о чем в паспорте было написано более подробно, но в чем я не разбирался.

— Ну и что? Все работает? — спросил Славик, когда ему надоело слоняться.

— Угу, — промычал я.

Не очень-то мне хотелось расписывать перед ним возможности видеокамер и компьютера! А они в самом деле были очень богаты. Простым нажатием клавиши я мог переключиться из окна в окно, поменять «точку зрения», мог укрупнить и «отодвинуть» изображение, мог запустить программу в автоматическом режиме… чего только я не мог сделать при помощи «последнего достижения современной видеотехники»!

Компьютер стоял у нас на кухне, потому что мы его как приволокли, так и поставили, не успели даже толком прикинуть, как и где его спрятать. Мы ничего не успели, когда вдруг раздался телефонный звонок и я услышал голос Нади:

— Я сейчас приеду к тебе!

У меня волосы зашевелились на голове, но я не успел ничего толком ни сообразить, ни ответить.

— Ни о чем не думай, ничего не говори и не пытайся меня остановить, — тараторила тем временем Надя. — Я все решила, я сейчас приеду к тебе, я уже выезжаю. Все…

В трубке щелкнуло, раздались короткие гудки. Изумленный, я опустил трубку. От Нади исходила такая волна энергии, что я подумал: не начала ли моя Надежда снова принимать наркотики?

В тот момент, когда я разговаривал с Надей, Славик был в туалете. Выйдя, он весело осведомился:

— Кто-то звонил?

— Неважно, кто, — сказал я, а у самого в голове словно пчелиный рой завелся: мысли так и скачут… Вдруг я воскликнул: — Слушай, а почему бы тебе не погулять на улице? Я…

— Что? — брови Славика уползли вверх.

— Погуляй этак с полчасика, — говорю я и лезу в карман. — Сходи сигарет купи.

В кармане у меня были деньги. Я достал и хотел отдать Славику несколько купюр, но тут до него дошло:

— Э, нет! — говорит он. — Почему это ты меня отправляешь?

— Дурак, Надя придет… — выложил я в отчаянии карты на стол.

Славик округлил глаза.

— Когда? Сейчас?

— Да, сейчас, — я смотрю на часы.

— Ах ты, черт, — заволновался Славик. — ты, елки-палки… — Он всплеснул руками и начал оглядываться: — Я посижу на кухне, — наконец, решил он.

Мы разговаривали в прихожей. Я хотел подтолкнуть его к двери, но Славик уперся, и я не смог сдвинуть его. Неожиданно он выхватил пистолет и угрожая оружием, потеснил меня в кухню.

— Вот здесь я и посижу, — ухмыльнулся он и плюхнулся на табурет. С трудом засунул пистолет в специальную петлю под мышкой. Его рука дрожала.

Я стоял в дверях кухни, мои руки были опущены по швам. Я изумлен, ошарашен. Но главное, что я чувствовал себя бессильным.

Звонок. Открываю. На площадке стоит Надя. На ней белое платье, туфелька прижата к туфельке, руки за спиной. Надя похожа на школьницу тридцатых годов.

— Здравствуй, Паша, — говорит девушка тихо и опускает голову. Я вижу ровный пробор на ее голове. — Меня, кажется, никто не видел, — добавляет она шепотом и вдруг перестает владеть собой, бросается ко мне на шею…

Я делаю шаг назад и осторожно обнимаю Надю. Предательские, предательские объятия!

…Через некоторое время мы с Надей сидим в спальне, тесно прижавшись друг к другу. На нас нет одежды. Мы сидим на кровати, вокруг нас полутьма. Ветерок колышет занавеску. Мы молчим. Просто молчим…

Я слышу, как Славик очень тихо открывает дверь и ползет из кухни в прихожую. Он именно ползет — передвигается на четвереньках, причем ползет тише кошки, но я слышу это. Надя слишком занята мной, она ничего не слышит. А я слышу звук, с которым Славик крутит диск телефонного аппарата. Ведь я в своей квартире, и каждый звук мне знаком. Славик шепотом говорит в трубку:

— Она здесь, Михаил Юрьевич. Все идет как надо…

А может, эти слова мне лишь кажутся? Вряд ли я различаю слова, которые Славик произносит в трубку. Я их просто воображаю.

Надя встает с кровати, вся в лунном сиянии, и протягивает ко мне руки.

— Иди сюда, — говорит она шепотом.

Я встаю за ней. Надя на фоне освещенного окна похожа на фею.

— Иди сюда, — повторяет она. — Не надо здесь… — Надя отдергивает в сторону тяжелую портьеру, которая отделяет нас от зала, и увлекает меня за собой. — Я ненавижу спальню…

Где-то на кухне тихо гудит компьютер. Если ты не специалист, ты ни за что не поймешь, что означает этот шум.

Утром Славика не было в квартире — он ушел примерно через полчаса после своего звонка Деду.

Откуда я это знаю? Слышал. Мы с Надей только вернулись в спальню и теплое одеяло укрыло нас, когда раздался негромкий щелчок дверного замка. Надя вскрикнула. К нам кто-то лезет, шепнула она, но я принялся успокаивать ее, повторяя, что этот звук прилетел от соседей или с лестничной клетки. Она поверила.

А когда я проснулся утром, ее подушка оказалась холодной. Нади рядом не было. Я быстро оделся и бросился на улицу — после некоторых событий я стал уверен в себе, по крайней мере настолько, чтобы знать: мне надо непременно найти ее! И что вы думаете? Я в самом деле нашел ее! На автобусной остановке, той самой, где мы со Славиком покупали батарейки, на скамейке под навесом. Она сидела, какая-то маленькая, сжавшаяся в комочек, в своем белом платье напоминавшая десятиклассницу после выпускного бала, после ночи, проведенной в гулянии по городу, скрестив руки на груди, охватив себя ладонями за плечи. Глаза ее были закрыты.

Я приблизился и услышал, что она глубоко и ровно дышит. Спит? Я протянул руку. Надя широко распахнула глаза, словно только и ждала моего появления.

— Привет, — улыбнулся я. — Ты смотришь так, что я начинаю бояться.

Я ожидал, что она оценит мою шутку, но она осталась серьезной. Я даже испугался. Надя по прежнему смотрела на меня настороженно.

— Пойдем, — ласково сказал я. — Вернемся, нам надо поговорить.

— Ты уверен? — спросила девушка.

Я кивнул. Надя прищурилась, а потом встала и покорно последовала за мной.

А в квартире… Это был просто ужас какой-то. Вернувшись, мы увидели, что в квартире все перевернуто вверх дном. Входная дверь — нараспашку. Замок выломан. Постельное белье разбросано по полу. Подушки распороты. На кухне разворочена и разбита вся посуда. Компьютер, правда, стоял на столе нетронутый. Все шкафы были открыты, и все, что в них хранилось (одежда, тряпки, книги), вывалено кучами…

— Господи, — сказала Надя. Посмотрела на меня и повторила несколько раз: — Господи, Господи… Кто это мог? Как это мог?

Я пожал плечами, хоть у меня сразу же возникла версия, кто это мог сделать. Даже две версии, потому что учинить разгром в моей квартире могли только два человека: Звягинцев или Славик. Что-то от меня нужно было и одному и другому.

Я прошел к компьютеру, включил его и обнаружил, что лазерный диск — тот самый, на который записалась видеоинформация о том, как мы с Надей провели ночь, — исчез из дископриемника. Черт возьми! Вот еще задачка: у кого теперь диск? У Славика или следователя МУБОП?

— Что с тобой? — спросила Надя. — Откуда здесь компьютер? И почему на кухне?

Отчаявшись, я рассказал ей все. О том, как растратил деньги, которые мне дал на сохранение Дед (впрочем, эту часть рассказа Надя слышала и раньше), о том, как Дед приказал записать ее, мою Надю, на видео — как она нюхает наркотик или как она… обнимается со мной, и о том, что Славик, похоже, записал наши ночные объятия на лазерный диск и забрал диск с собой.

— А теперь делай со мной, что хочешь, — сказал я. И опустил голову.

Надя села на табуретку с другой стороны стола и некоторое время сидела молча. Я поднял голову и увидел, что она смотрит на меня.

— Ты что? — спросил я настороженно.

— Да все нормально, — улыбнулась Надя. — J Не бери в голову.

— Как это «не бери в голову»? — удивился я.

— Ну, не волнуйся, — сказала она. — Дело в том, что у меня немного другой взгляд на все эти вещи…

— На какие вещи?

— На все… эти, — она сделала неопределенный жест рукой. — Что было на диске? Ну, в смысле» на видеопленке? То, чем мы занимались?

Я почувствовал, как мне стыдно. Но Надя смотрела так ласково, так доброжелательно, что я отбросил все свои страхи. Я кивнул:

— Ну… да!

— Так вот, знай, что я ни о чем не жалею! — воскликнула с жаром Надя и выпрямилась. — Ты понял? Ни о чем!

Я молчал, переваривая эту мысль.

— И ты не должен ни о чем жалеть, — добавила она.

— Но я ведь… подставил тебя!

— Ерунда! — Девушка махнула рукой. — Из-за этого можно не скрываться.

И тут на меня нашло что-то такое. Я все испортил.

— Я еще кое о чем жалею, — сказал я. — Мне нужно заплатить, а я не могу. Иначе передо мной снова поставят задание. Ты поможешь мне заплатить?

— Что ты сказал? — не расслышав, спросила Надя.

— Помоги мне найти деньги! — пояснил я бодро. — Вспомни! С какой стати мы мучаемся? Ведь твой дядя Чернозуб очень богатый человек. Почему бы тебе не взять деньги у него?

— Как, как? — все еще переспрашивала Надя.

— Ну, попросить… — решился я. — Или взять без спроса…

Тут Надя вскочила. Лицо ее стало совершенно белым.

— Никогда! — закричала она, махая у меня перед носом длинным пальцем. — Я не брала у этого негодяя ни копейки! Он бил меня! Он приставал ко мне! Он избивал мою мать… Никогда… — Она задыхалась. Кулаки были сжаты. Лицо покраснело. В эту минуту она, честное слово, ненавидела меня.

— Но ради меня, — начал я.

Девушка, мучительно скривившись, выбежала из кухни. Ее ноги протопали по комнате. Секундой позже я услышал, как хлопнула входная дверь.

Что я наделал.

Через полчаса раздался телефонный звонок.

— Пашка, я согласна, — послышался глухой голос.

Что? Неужели Надя?

— На что ты согласна? — осторожно спросил я.

Это действительно была она, и заговорила она торопливо, словно только что приняла трудное решение и теперь боялась передумать:

— Я никогда не брала у этого негодяя ни копейки, это правда, но теперь… Для тебя я сделаю исключение. И кроме того, — Надя злобно усмехнулась, — есть еще причины. Я не хотела бы о них говорить…

— Не говори по телефону! — сказал я. — Приезжай…

— He могу, — сказала она. — Надо еще узнать, где находится мой дядя. Если он сейчас в Сочи, мы сможем действовать без опаски. Правда, даже в этом случае мне надо кое-что еще подготовить. Короче, дел у меня на один день, и все.

— Хорошо! — сказал я. — Мы проведем этот день вместе?

Она ответила вздохнув:

— Нет, милый, я кое-что должна сделать без тебя.

Глава 5 Кто убил сторожа?

Окончив телефонный разговор с Надей, я отправился в магазин. Я был счастлив и потому шел насвистывая. Купил, что надо, и на обратном пути, в подъезде, остановился напротив почтовых ящиков. Я зашарил по карманам, ища ключ от почты? Вдруг мне принесли очередную повестку?

И тут я увидел, повернув голову, что по лестничному маршу неспешно, с улыбкой идиота, спускается рябой прапорщик. Понимаете, тот самый. В смысле, тот самый прапорщик, омоновец, которого я встречал в здании МУБОП и чуть позже — в боксерском клубе.

«Вот это сюрприз, — ошеломленно подумал я. — Что он здесь делает?» Я больше ничего не успел подумать, потому что рябой бросился на меня. Он действовал точь-в-точь как профессор Мориарти из фильма про Шерлока Холмса в сцене драки у Рейхенбахского водопада. Не доходя двух-трех ступеней до конца лестничного марша, оскалил зубы, протянул руки и, в полном молчании, — вперед…

Я согнул ногу, и рябой наткнулся на мое колено. Охнув, он скрючился в три погибели на ступеньках, а я приготовился к отражению новой атаки.

Ее не последовало — по крайней мере, с ожидаемой стороны. Зато за спиной раздался топот, и меня схватили. Я хотел повернуть голову, но получил удар по затылку, а вслед за тем голова моя оказалась зажата, словно в тисках.

Последнее, что я увидел, это было приближающееся лицо прапорщика. Он сомкнул руки вокруг моей шеи… но не стал душить, а коротко надавил большими пальцами.

Я отключился.

Автомобиль тихо покачивался на шоссе. Тихо-мирно… или мерно… Я, понемногу приходя в себя, понимал, что ухабы наши, от них никуда не уйдешь, от ухабов и рытвин родимых подмосковных дорог, а вот рессоры-то, которыми снабжен автомобиль, явно иностранного производства. То, что мы ехали на иномарке, чувствовалось и по тому, как тихо работал двигатель.

Кое-как разлепив глаза, я увидел напротив себя Звягинцева. Майор разглядывал меня с таким интересом, что у меня возникла мысль: а все ли со мной в порядке?

Кстати, почему он сидел лицом ко мне? Мы занимали сиденья, которые располагались одно напротив другого, как в троллейбусе располагаются места для пассажиров с детьми и инвалидов.

Я попробовал оглянуться, но не смог. Страшно болела голова. Запястья были скованы наручниками, и все время я натыкался на заботливый взгляд следователя. Нечего говорить, как меня это раздражало.

В конце концов я не выдержал и промычал что-то… вряд ли приветливое.

— Здравствуйте, — после паузы ответил Звягинцев. Ему показалось, что я с ним поздоровался! — Вас не удивляет, что мы с вами куда-то едем?

— После нашего прошлого разговора меня ничто не удивляет, — тихо проговорил я.

Майор улыбнулся и перевел взгляд за окно. А я почувствовал, что мне хочется спать. Что за черт, может, этих гавриков в МУБОП учат гипнозу? Майор Звягинцев смотрел на меня так пристально и так долго, что мог многое внушить.

Но я засыпал… Перед тем как отключиться, подумал, что майор даже не подозревает, каким неожиданным образом был использован его опыт в обращении с микровидеокамерами. И еще у меня мелькнула мысль, что за рулем сидит рябой прапорщик — его затылок я успел узнать, глянув майору через плечо.

Чуть позже я с удивлением обнаружил, что автомобиль, в котором мы ехали, остановился у ворот дачного поселка «Зеленые холмы». Справа за воротами возвышался домик сторожа… знакомый домик сторожа! Меня вывели из машины, и тут я удивился снова. Оказывается, мы ехали на том самом черном джипе, который подкатывал к подъезду офиса Гошика. Или, по крайней мере, на таком же. Правда, эта машина не имела красной мигалки на крыше, но мигалку, прикрепляемую на магните, можно было и снять.

Джип проехал через ворота и замер. Проследив за ним взглядом, я с удивлением увидел микроавтобус «скорой помощи», милицейской УАЗик, неизвестные «жигули» с районным номером, на которых не было знаков какого-либо ведомства.

Между машинами суетились люди. Несколько человек в костюмах при галстуках стояли на крыльце сторожки. Входная дверь была распахнута настежь.

— Пойдем, Паша, — сказал майор Звягинцев и мягко подтолкнул меня к крыльцу.

Я, спотыкаясь, побрел к домику. Что-то удерживало меня от протеста, может быть, поднявшееся в душе волнение. Я не мог понять, что здесь произошло. Лишь волнение возрастало во мне с каждым шагом.

Мы поднялись на крыльцо. Переступив порог, очутились в комнате, еще не жилой, а как бы в сенях. Здесь был установлен стол с телефонным аппаратом. Отсюда дачники обычно звонили в город.

И тут я вздрогнул. На полу рядом со столом лежал Петрович. Он лежал на животе, лицом вниз, а повсюду была кровь. Повсюду. Какие-то кляксы… лужи… не могу сказать точно, что еще. Весь пол был в крови.

Я присел над ним. На меня тут же набросился какой-то коротышка, на которого я сперва не обратил внимания:

— Не трожь! Видишь, я работаю?

Но к коротышке уже обратился Звягинцев, и тот успокоился. Согнувшись, он принялся за прерванную работу. Я присмотрелся: судя по всему, это был медэксперт. Он пыхтел, обводя фигуру Петровича мелом. Пришли еще какие-то люди, сели за стол, стали засовывать какие-то окурки в полиэтиленовые хрустящие пакеты. Я плохо понимал, что происходит.

По ступенькам крыльца прогрохотали шаги, в комнату ввалились два широкоплечих парня в белых халатах с закатанными рукавами. Они приволокли носилки.

— Куда ставить? — спросил один.

Это были санитары; Звягинцев неопределенно махнул им рукой.

Парни опустили носилки на пол и начали переворачивать тело.

— Погодите, — сказал вдруг майор. — Узнаешь?

Это он спросил у меня. Кровь бросилась мне в лицо, но я узнал беднягу Петровича, я не мог не узнать его.

— Кто это? — поинтересовался Звягинцев.

— Здешний сторож, — ответил я.

— Видимо, полез чинить телевизионную антенну, — тихим голосом доложил коротышка. — Полез и сорвался. Провод затянулся на шее, порвал горло. Вот здесь и здесь! — Задрав голову, коротышка показал, в каких местах на шее у Петровича были рваные раны. — Оттого здесь столько крови.

Я поднял голову. Люк на чердак располагался, прямо над телефонным аппаратом. Сейчас этот люк был распахнут, из темноты прямоугольного отверстия опускалась спираль витого провода без изоляции. Я вспомнил, как Петрович рассказывал, что пробует приспособить под антенну какой-то «колючий провод».

— Он не собирался покончить жизнь самоубийством? — спросил майор.

— Кто ж его знает? — пожал плечами коротышка.

— А как ты думаешь? — спросил майор.

Я промолчал. При этом я крепко сжимал зубы, чтобы меня не вырвало.

Звягинцев еще что-то спрашивал, я не очень внятно отвечал. Петровича тем временем вынесли. Я подумал, что за окном людей, которые могли опознать труп, сколько угодно, так почему же меня приволокли сюда из самой Москвы? За сто километров?

— Внимание! — сказал кто-то. — Пригласите, понятых, пожалуйста.

Из фильмов я помнил, что понятые, как правило, весьма бестолковы, они не знают, что им делать, и потому им все указывают, где стать. Так было и в реальности. В дом вошли два очкарика и с глупым видом уставились на следователя Звягинцева, который выдвинул ящик стола. Нашим взорам открылся целый ворох долларовых купюр достоинством в один, три и пять долларов. Придавленные, они подпрыгнули вверх, едва ящик стола оказался открытым, и посыпались на пол.

— Ого! Да тут у него целый банк, — сказал кто-то из оперативной группы.

— Обменный пункт, — пошутил другой.

Я стоял, отвернувшись, мне было стыдно. И с какой стати я думал, что Петрович использовал мои деньги по назначению?

Звягинцев вывел меня из сторожки и повел через лесок, который зеленел на территории дачного поселка. Майор молчал, да и я молчал, нам не о чем было разговаривать. Хотя нет, один вопрос у меня давно крутился на языке, и, пожалуй, неожиданный вопрос: почему нигде не видно следователя Старцева?

И в самом деле, почему? Два раза он вызывал меня на допрос; логично было бы увидеть его здесь, однако… ну нет его. Нет и нет. Где, спрашивается? Неужели ушел на пенсию?

Я так и не спросил об этом. Времени не было. Звягинцев имел уж больно сосредоточенный вид. И к тому же мы вышли к нашему домику.

Звягинцев ввел меня на крыльцо. Я обратил внимание, что дверь не заперта, хоть и закрыта. И не мудрено, потому что замок был выломан, а дверь просто прислонена к косяку и укреплена сложенной вчетверо газетой.

Майор потянул дверь на себя, и газета упала. Он поднял ее и сунул в карман. И посмотрел на меня: мол, что встал? Проходи.

Я прошел…

Все мысли, которые у меня были в голове до сих пор, вытеснились новыми. А новые мысли были еще более безрадостные, потому что в домике царил полный разгром. Точно такой же, как на моей городской квартире. Прямо до безобразия одинаковый.

Но поскольку все мои эмоции выплеснулись чуть раньше — в домике Петровича, — я проявил полное равнодушие. Прошел на середину комнаты и стал что-то такое рассматривать на полу, какую-то мелочь.

Звягинцев все порывался что-то спросить, но не решался.

— Как вы думаете, кому могло понадобиться устраивать здесь такое? — наконец спросил он.

Я думал о том, что странно, кому и по какой причине понадобилось выламывать дверь, ведь ключи всегда лежали под крыльцом. Значит, тот, кто залез в дом, не знал, что ключи под крыльцом. Хотя какая разница, ну взял бы этот кто-то ключи и оставил бы целой дверь, но разгром бы оставил такой же.

Я пожал плечами. Что за глупый вопрос.

Звягинцев снова прошелся по дому. Подбросил ногой подушку, лежавшую на полу, — и после этого я почувствовал ярость.

«Кому понадобилось убивать сторожа?» — возник второй вопрос.

И еще я вдруг понял, что такое я рассматриваю на полу.

— Ботинок «бэпэ», — сказал я.

— Что? — наморщил лоб Звягинцев.

— Рифленый ботинок «бэпэ», — повторил я грустно, — что значит «ботинок прыжковый». Ими экипируются различные спецслужбы, в том числе и ваша, товарищ майор, родимая…

— Ну и что? — спросил он. А взгляд у него сделался повнимательней.

— Такие же следы я видел и в сторожке, — продолжил я. — Ими там все усеяно, кровавыми следами. Этот коротышка, ваш эксперт, их уже наверняка сфотографировал, снял на видео и зарисовал вдобавок.

— Ну-у? — промычал Звягинцев.

— А на подошве этого ботиночка, товарищ Звягинцев, — с издевкой продолжал я, — кроме артикула и цены указывается обычно номер завода и цеха. Поставки у нас прямые — из цеха в воинскую часть. Значит, легко установить, какая часть ими экипируется…

Ему бы сказать, что все это — бред собачий, а он вдруг покраснел страшно, да как крикнет в окно:

— А позвать сюда… — И назвал какую-то фамилию, я не запомнил.

Разозленный, я спросил:

— Почему, товарищ майор, вы этим вообще занимаетесь? А где ваш старший товарищ следователь Старцев?

Звягинцев резко развернулся:

— Пропал Старцев, вот ведь какое дело, — ответил он. — Ушел и не вернулся. Как Лев Толстой из Ясной Поляны. И вообще у нас с ним в последнее время были большие разногласия…

— Разногласия?

— Знаете, это неважно, — спохватился Звягинцев. — Главное, что следствие по делу концерна «Деденко» теперь веду я. Окончательно! — Он ткнул себя пальцем в грудь и стал передо мной, расставив ноги и заложив руки за спину.

Поза, что и говорить, впечатляла.

— Готовьтесь! — многозначительно добавил майор. — Теперь мы вами плотно займемся…

И все-таки меня вынуждены были отпустить. Ведь, кроме странной гибели сторожа дачного кооператива «Зеленые холмы» и проникновения неизвестных лиц в домик именно ко мне, следствие ничем не располагало.

Когда я медленно брел по узкой дорожке к выходу из дачной территории, люди Звягинцева продолжали сновать у сторожки и у ближайших домов. Мне почему-то вспомнился анекдот водителя Изи: «Евреи бегали по деревне и пугали жителей обрезами».

Глава 6 Набег

Я позвонил Наде с вокзала, и мы сейчас же договорились о встрече. Поскольку времени оставалось достаточно, я зашел в кафе и неплохо перекусил, затем уже спустился под землю и покатил на противоположный конец города, к стоянке такси, у которой мы должны были встретиться.

Стоянка располагалась недалеко от станции метро. В ожидании Нади я рассматривал таксистов, которых было великое множество. Автомашины с шашечками на борту и специальным фонарем поверх крыши стояли длинной очередью. Эта очередь двигалась очень медленно, настолько медленно, что складывалось впечатление, будто она и не движется вовсе. Почему? Не секрет, что в наше время редко кто пользуется дорогим видом транспорта.

Я прикидывал, к кому из таксистов лучше обратиться, чтобы довез нас до места без лишних расспросов и, соответственно, хлопот с нашей стороны. Почему это было так важно? Мне казалось, что если вдруг, упаси Боже, что-то у нас с Надей не получится, излишне любопытный водитель мог бы выступить свидетелем против нас.

Нет, не очень-то думалось на эту тему. Если твой желудок сыт, приходят в голову совсем другие мысли. С гораздо большей охотой я думал о Наде. После того как она согласилась ради меня взять деньги у собственного родственника, я ощущал новый прилив нежности к ней, я… попросту любил ее. И я не был уверен, что смогу сдержаться в тот момент, когда увижу ее, и не полезу обниматься, или, чем черт не шутит, может, еще что похуже.

И чтобы всего этого не случилось, я повел себя, с точки зрения Нади, довольно странно. Едва она появилась передо мной, я бросился — но не к ней, а к толстому усатому дядьке, тому водителю, которого выделил из толпы немногим ранее, затараторил, наступая на него, как Кутузов на Наполеона, когда гнал его из России, размахивал перед его носом руками:

— Нам надо… надо… — А что надо, я толком и не мог сказать.

Таксист (он стоял последний в очереди) пятился от меня, как от зачумленного.

Надежда посмотрела на меня, на водителя, и обратилась к таксисту с чаруюшей улыбкой на устах:

— Мы хотим отправиться вот по этому шоссе, которое начинается вот здесь же, у стоянки, а выбрали вас, потому что ваша машина стоит последняя в очереди, нам придется разворачиваться, а это, без сомнения, лучше сделать, предварительно дав задний ход.

Таксист был приперт нами к дверце своей машины.

— Куда ехать? — спросил он.

Надя ответила, что надо выехать из города, но недалеко, до поворота.

— До какого? — спросил водитель.

Надя, зажмурив глаза, ответила, что до поворота «на дачи». Она не уточнила на какие.

— Мы вам покажем, — сказала она.

— Ладно, — буркнул водитель, — садитесь, только побыстрее, — и нервно оглянулся на своих коллег.

Я открыл дверцу и подождал, пока Надя усядется. Затем юркнул за ней на заднее сиденье.

— Ты что? — удивилась моя спутница. — Впереди места мало?

— Я желаю быть рядом, — объявил я, положа руку на ее колено.

Надя ответила долгим взглядом, от которого у меня по коже побежали мурашки, но мою руку не убрала.

И все было бы хорошо, но такой же взгляд, как у Нади, я заметил в зеркале заднего вида.

— А вы не обращайте внимания, товарищ водитель, — устало попросил я. — Муж не виделся с женой долгое время. Вы просто поезжайте.

На лесном перекрестке мы отпустили машину. Ну его подальше, заниматься чем-то вроде секса на заднем сиденье. Именно — чем-то вроде секса, потому что настоящий секс не получается, а то, что выходит, приносит огромный вред для организма, и не более.

Дальше добирались пешком. Влево от развилки уходила узкая, ухоженная дорога, и мы отправились по ней. Разметка на этой дороге напоминала разметку на взлетной полосе хорошего аэродрома, и это лучше всяких указателей (их не было) подсказывало нам, что двигаемся мы в нужном направлении.

Через пару километров девушка неожиданно свернула в лес. Я за ней.

Я думал — целоваться будем. Или что еще, что мы привыкли делать в Европе. Однако Надя, едва я снова начал к ней приставать, оттолкнула меня, а когда я с обиженным видом надул губы, показала маленькие часики на запястье:

— У нас ровно два часа, Паша. Лучше расслабься. Ровно в тринадцать ноль-ноль здесь пройдет машина, автолавка. За рулем будет сидеть мой хороший знакомый, его зовут Алик…

— И что?

— Он нас подхватит.

— За просто так подхватит?

— Я ему подмигну, — после паузы сообщила Надя. — Он не сможет мне отказать.

— Вот как? — тяжело задышал я. — Откуда ты его знаешь?

Надя вместо ответа снисходительно посмотрела на меня. Не понравилась мне эта короткая история про Алика, ох, не понравилась! Я живо представлял его себе: водитель автолавки, значит, потный, в мазуте, кроме как потрахаться, других интересов нету. Ну, ладно, подумал я. Еще посмотрим… Размышляя обо всем этом, я не заметил, как уснул. Проснулся оттого, что Надя трясла меня за плечо:

— Пора, Паша. Вставай.

Я вскочил, как заяц:

— Где Алик?

— Успокойся, — она улыбнулась, показывая ровные белые зубы. — Проверь пушку. Я выйду на шоссе первая. Ты за мной.

«Пушку»! «Проверь пушку»! Ох, до чего я докатился, а ведь еще недавно чувствовал себя этаким мальчиком-мажором. Я проверил револьвер и вновь засунул его за пояс.

Рубашкой прикрыл. Что его проверять, он в порядке! Потом я выглянул из куста посмотреть, как моя Надя выходит на шоссе, полюбовался, как ее точеный задок выписывает кренделя, посмотрел… и зажмурил изо всех сил глаза, подавляя в себе сладкую истому.

«А в случае чего, я этому Алику всажу газовый заряд прямо в морду, — подумал я, и мне сразу сделалось легко и свободно. — Пусть, паразит, подышит газом».

Я посмотрел на часы и ужаснулся. Они показывали пять минут второго, а шоссе оставалось пустым. Вот тебе и Алик, надейся на такого!

Но стоило мне об этом подумать, как на шоссе затарахтел двигатель. Я высунул голову из куста. Вот это да! Огромный серебристый джип величественно подплыл к Наде и остановился рядом. Какая уж тут автолавка, это совсем другое. За рулем (руль в джипе располагался с правой стороны) сидел стриженый блондин с огромным носом. Это и был Алик. Его внешность не соответствовала выдуманному мной описанию потного и чумазого водилы.

Надя приветливо улыбнулась. А этот… Алик высунул в окно руку и потрепал Надю по голому плечу. Я едва сдержался, чтобы тут же не выпрыгнуть из кустов и не показать этому Алику с кем он будет иметь дело в случае каких-либо заигрываний с Надей.

Мне не было слышно, о чем они говорили. Но скоро Алик вышел из машины и загарцевал на своих длинных кривых ногах перед Надей (он был в шортах). Он явно пытался обнять ее, но Надя ловко вывернулась и что-то произнесла.

Алик успокоился. Надя обернулась, махнула мне рукой:

— Пашка! Давай сюда!

Я направился к шоссе. Представляю, что подумал обо мне Алик! И все же мы обменялись сдержанным рукопожатием. А затем я опустил глаза и еле сдержал гримасу. На босых ногах Алика я увидел шлепанцы — таких вот шлепанцев на голых мужских ногах, особенно, на таких волосатых и кривых, как у Алика, я терпеть не могу! Большие пальцы его ног напоминали сырые картофелины. И еще у него была скверная привычка шевелить время от времени этими пальцами. Скажет слово — и пошевелит.

Господи, Боже мой, думал я. Чем этот кретин мог заинтересовать Надю?

— Садитесь, — бросил Алик. И, пошевелив пальцами ног, поднял заднюю дверцу джипа. — Только чтоб без глупостей мне тут! Небось в лесу времени у вас хватало.

— Алик! Как ты можешь! — притворно возмутилась Надя.

Я не счел нужным открывать рот.

На поясе у Алика висел радиотелефон. «И очень хорошо, что я не дал ему в морду, — пронеслось у меня в голове, — иначе он бы запросто поднял тревогу».

В багажнике я оказался прижатым к Наде. И, поскольку я думал об Алике, впервые близость девушки была мне не очень приятна.

Странная это была автолавка. Вовсе не автолавка. Машина оказалась под завязку набита коробками с видеокассетами. Мне в бок упирался угол картонной коробки, полной видеопродукции. Я вытащил одну и скривился: «Стальной кулак, приученный убивать», — прочитал я. Неужели даже на правительственных дачах смотрят подобную чепуху?

Чтобы успокоиться, я начал смотреть на деревья, которые проплывали за окном.

— Если ты рассердился, — пробовала заговорить Надя, — то, уверяю тебя, совсем напрасно…

Я не отвечал.

— Внимание! — прошептала девушка через некоторое время. — Проходная! Не дыши! Пригнись!

Джип как раз остановился. Надя объяснила мне, что здесь нас могут ссадить, и тогда все пропало.

Когда машину кругом начал обходить распаренный солдатик в гимнастерке, с автоматом Калашникова на плече, я почувствовал, что меня покрывает холодный пот. «Что будет, если он нас засечет? — думал я. — Просто отправит домой, как провинившихся школьников?»

Солдатик остановился у «кормы» автомобиля. Нам этот парень был хорошо виден сквозь тонированные стекла, а о нашем существовании он, судя по всему, даже не догадывался.

Он дотронулся до ручки, и у меня внутри все сжалось. Но солдатик не стал открывать дверцу. Алик отвлек его разговором. Затем Алик и его собеседник ушли, а еще спустя некоторое время послышался скрип ворот, раздвигаемых в стороны. Мы с Надей вздохнули с облегчением, а я подумал, что, пожалуй, был несправедлив к Алику — он не такой уж и дурак.

Джип тронулся с места.

Я, вытянув шею, смотрел по сторонам. Автомобиль катил между высокими красивыми соснами, под которыми зеленели ухоженные лужайки. И вообще можно было заметить, что лес с обеих сторон дороги стал гораздо более аккуратным. Дворники у них тут специальные работают, что ли?

Наконец, Алик остановил машину. В наступившей тишине мы с Надей сидели, не шелохнувшись.

— Что будет, если нас сейчас засекут? — прошептал я.

— Ничего не будет, — улыбнулась Надя. — Мы прошли основной периметр!

Дверца взлетела вверх. Первое, что я увидел, были сырые картофелины на ногах Алика.

— Выбирайтесь, — сказал он. Картофелины пошевелились.

Мы выскочили на асфальт. Алик опустил дверцу.

— Вы когда назад? — спросил он.

— Да вот, — Надя посмотрела на часы. — За полчаса обернемся.

— Если успеете, я вас подкину, — сказал Алик равнодушно. Он, видимо, хотел отправиться за руль, но тут произошло нечто, о чем я до сих пор вспоминаю со стыдом.

Я сделал какое-то неосторожное движение, после чего револьвер вывалился у меня из-за пазухи. Запрыгал по асфальту.

— Ого, — сказал Алик безо всякого выражения.

Как будто он каждый день видел, что из-за пояса людей, которых он подпольно провозит на режимную территорию, вываливается оружие! Я, ругая себя последними словами, постарался поскорее подобрать пистолет.

— Все забываю спросить тебя, Надя, кто это с тобой? — поинтересовался Алик.

Разогнувшись, я увидел, что он рассматривает меня злыми глазами.

— Это мой… телохранитель! — ответила Надя.

— Ну-ну, — сказал Алик. — Ладно, — добавил он, — я поехал.

Усмехаясь, он сел за руль. Машина, обдав нас выхлопными газами, поползла по асфальтированной дорожке. Я задумчиво смотрел вслед.

— Куда он? — спросил я.

— Там дальше бассейн и ресторан, — пояснила Надя. — Все в одном здании. Там же пункт проката видеокассет. Два раза в неделю обновляется репертуар, Алик его и обновляет. Он водитель машины, есть еще его компаньон. Иногда они возят продовольствие.

Надя увлеклась рассказом, но я соврем перестал ее слушать. Я смотрел по сторонам и понимал, что территория этих дач ничем не поражает. Она сильно напоминала пионерский лагерь. Сосны. Лужайки. Кирпичные домики под соснами. Солнце ласковыми золотыми монетами рассыпается по траве. Какие-то толстые мамаши в купальниках и дети дошкольного возраста возились в песочнице перед домиками. Для полного сходства не хватало только качелей и каруселей.

— …Собственно, это не единственный правительственный дачный поселок рядом с Москвой, — говорила девушка. — Есть еще несколько. И еще есть на Кавказе, возле Сочи…

— Разумеется, — кивнул я. — Там сейчас парится твой дядюшка… Чернозуб.

Надя метнула на меня взгляд:

— Не говори так, — ответила она. — Отставка сильно повлияла на него. Мой дядя… Я сегодня говорила с ним по телефону. Как бы он ни относился ко мне, он сильно переживает… Иной раз я ловлю себя на мысли, что хотела бы сделать что-нибудь для него…

Мне бы уже тогда насторожиться, но я пропустил эти слова мимо ушей!

Тогда меня еще ничто не настораживало. Мы просто шагали по асфальтированной дорожке, которую окружали кусты жасмина, и я чувствовал себя подростком, без билета пробравшимся в «Диснейленд». Кусты были высокие, и все же я чуть пригибался, втягивая голову в плечи.

Девушка, заметив это, рассмеялась:

— Расслабься! Здесь внутри нет охраны!

— Да?

— Она только на внешнем периметре! Сто лет ты здесь никому не нужен!

Ну что же, я попробовал ей поверить.

Мы приблизились к трехэтажному особняку, выложенному из ярко-красного кирпича. Я увидел высокие, в рост человека, окна на первом этаже. Перед домом синел бассейн, на ровной глади которого плавало несколько березовых листьев. Островерхую крышу особняка украшала телевизионная «тарелка». Третий этаж по площади был гораздо меньше второго, разницу занимала смотровая площадка, огороженная балюстрадой с низкими пузатыми столбиками.

— Ого, — сказал я. — Как в кино!

— Здесь несколько раз снимали кино, — равнодушно ответила Надя. — Не помню, как называлось… Что-то о Хрущеве и Брежневе.

Мы прошли мимо бассейна. В дом вело высокое бетонное крыльцо, в этом крыльце сбоку была маленькая дверца, обитая железом.

— Надеюсь, нам не сюда? — спросил я, указывая на дверцу.

— Нет.

Надя попросила меня подождать, а сама поднялась на крыльцо. Я размышлял о том, что будет, если в эту минуту на меня из-за железной двери выскочит собака. И в самом деле, почему бы собаке не жить там? Было бы вполне логично увидеть здесь какого-нибудь мастино или шарпея.

Но собаки не было. Надя объявила мне с крыльца:

— Заперто! Черт побери, я думала, здесь будет Лана!

— Лана? Кто такая Лана? — спросил я.

— Ну, дядина горничная!

Я оглянулся.

— Может быть, эта Лана ушла на обед?

— Лана не уходит на обед, — ответила Надя. — Лана, отработав, уезжает в Москву на «мерседесе». У нее черный «мерседес». А еще у нее есть синий «фольксваген». Иногда она ездит на «фольксвагене»…

— Знаю, знаю, — замахал руками я. — А еще у этой Ланы есть вертолет и яхта!

Поскольку легковых машин возле дома не было, я решительно заявил, что Лана уже отработала.

— Как открыть дверь? — спросила в ответ Надя.

Она снова подергала ручку и снова — безрезультатно. Я к этому времени уже стоял на крыльце — мне было интересно, какими глазами смотрят на мир всякие там министры и их горничные, которые ездят в Москву не просто так, а на «мерседесах» и «фольксвагенах».

— Простые смертные, бывает, прячут ключи под крыльцом… — задумчиво произнес я.

— Эврика! — воскликнула Надя. — Посторонись-ка!

Она соскочила с крыльца, опустилась на коленки и потянула за ручку дверцы, которая вела под крыльцо. За этой дверцей, как я понял, Лана хранила садово-огородный инвентарь. Это я заключил по шуму, который произвела Надя. А также я получил возможность некоторое время любоваться на Надин туго округлый задок, соблазнительно покачивавшийся перед моими глазами.

Наконец, Надя дала задний ход и выпрямилась. В поднятой руке ее блеснула связка ключей:

— Пашка! Ты настоящий Шерлок Холмс!

Я кивнул, польщенный и немного сбитый с толку. Вот уж никогда бы не подумал, что богатые дачники тоже прячут ключи под крыльцом!

— Собственно, во всем виновата Лана, — объясняла девушка, возвращаясь на крыльцо. — Дядя перед отъездом упустил связку ключей, и ключи провалились под решетку, а Лана сразу же протянула дяде свою связку. И он забыл, что под крыльцом остались его ключи.

Надя отперла дверь, и мы вошли. В доме царила приятная прохлада. Я сделал несколько шагов по шикарному ворсистому ковру, которым был устлан пол в прихожей. Обстановка соответствовала рангу министерской дачи. Стены прихожей были отделаны деревянными панелями. Под ковром — блестящий паркет. Ворс ковра своей шикарностью напоминал английский газон.

Я обратил внимание на две белоснежные двери, которые вели, как мне показалось, в туалет и ванную.

— Не желаешь принять душ? — игриво осведомился я.

Надя не ответила. Она с озабоченным видом стояла рядом с лестницей и отозвалась не сразу, а лишь наткнувшись на мой взгляд.

— А? — встрепенулась Надя. — Ты что-то спрашиваешь?

— Что, если мы примем душ вместе? — улыбнулся я.

— Перестань паясничать, — поморщилась Надя, — Ты никак не поймешь, где мы.

— Но мы никого не ограбили и не убили!

— Неважно! — притопнула ногой девушка. — Мы будем здесь заниматься делом!

— Ну, ладно… — Я задумчиво посмотрел на лестницу.

— Как думаешь, на втором этаже найдется спальня?

— Это еще зачем?

— Быть может, займемся этим там? А не здесь?

Нового взрыва эмоций не последовало. Надя постояла, подумала… и направилась по лестнице вниз.

— Ты куда? — удивился я.

— В подвал.

— Там прохладней?

Надя обернулась, и я увидел слезы в ее глазах.

— Если ты сейчас же не перестанешь паясничать, Пашка, то я… то нам обоим будет очень плохо! Я не уверена, есть ли здесь сигнализация. Если есть, то…

— Дядя заругает? — ласково осведомился я.

— Меня, может, и заругает, — серьезно ответила Надя. — А для тебя все может окончиться гораздо хуже. Он тебя запросто посадит на пару лет. Или он тебя…

— Что — он меня?

— Пашка! — Надя повысила голос. — Да он же тебя просто пристрелит! Нельзя быть таким инфантильным! Мой дядя собирается вернуться из Сочи! Нам надо спешить! Может быть, его самолет сейчас летит в Москву, а может, уже прилетел! Один звонок сюда, и здесь все забегают!

Я молчал. И внимал Наде. Мне вдруг стало очень и очень тревожно.

А Надины глаза округлились. Мне показалось, что она жалеет о сказанном, но девушка стряхнула с себя оцепенение и заговорила с новой силой:

— Ты забыл, благодаря каким случайностям мы сюда попали? Полдень, жара, все солдатики дрыхнут, тот, который осматривал автомобиль, прохлопал нас… — Надя сжала мою руку: — Но если мы поднимем шум, все повыбегут, похватают автоматы… Они просто откроют огонь, ты соображаешь?

Я молчал. Мне нечего было возразить.

— Здесь режимная территория, понимаешь? — продолжала Надя. — А кроме того, здесь не может быть таких денег, которые мы отсюда вынесем! Не может! Они здесь, я это знаю, и ты теперь знаешь, но им всем — им надо, чтобы все осталось шито-крыто! Понимаешь? Ты забыл, в какой стране мы живем? Таких денег не может быть у министра!

Мы спустились вниз. Чтобы прогнать холодок, который появился после слов Нади у меня внутри, я принялся считать ступени: одна, вторая, третья… Внизу я наткнулся на девушку, которая стояла перед дверью. На двери был цифровой кодовый замок.

— Ты что? — удивился я. — Твой дядя хранит там самогонный аппарат?

Надя недовольно посмотрела на меня… а потом начала набирать код. Она действовала уверенно. Набирала, как я понял, день, месяц и год своего рождения. В конце набора она нажала кнопку «Ввод» — и над кодовым замком зажглась лампочка.

Я напрягся… Но послышался протяжный зуммер, дверь осталась заперта.

— Что такое?

— Ошибка! — прошептала Надя. — Я забыла последние две цифры.

— Набирай снова! — воскликнул я. — В конце должно стоять — семнадцать!

Надя забыла, что еще в городе, говоря о коде, она сказала, что надо не забыть добавить к нему цифру, соответствующую количеству ступеней лестницы, ведущей в подвал. Поэтому я и считал их, когда двигался за Надей в подвал.

— Набирай! Это число ступеней!

Надя быстро отстучала комбинацию цифр, добавила семнадцать — и, удивительное дело, послышался щелчок. Дверь отошла от косяка на несколько сантиметров.

— Урра! — шепотом воскликнул я.

Моя спутница обернулась, сияя взглядом, напоминая Буратино, только что открывшего золотым ключиком волшебную дверцу.

В узком полутемном коридоре, куда мы попали, чувство радости быстро рассеялось. Здесь было сумрачно, но сумраком таинственность коридорчика и ограничивалась. Стены и пол были выложены привычной плиткой, словно взятой из рекламных проспектов фирм, которые занимаются евроремонтом жилых и иных, в том числе служебных, помещений.

В торце коридора мы увидели белую дверь, точно такую же, как те две на первом этаже. Дверь оказалась незаперта. Открыв ее, мы с Надей попали в комнату, у стены которой выстроились… огромные морозильные камеры. Их было четыре штуки.

— Эге! — с пониманием кивнул я. — Огурчики… Помидорчики!

— Дядя предпочитает камеры фирмы «Филлипс», — тихо ответила Надя. — Они лучше остальных сохраняют холод.

Она открыла одну камеру, тут же закрыла и перешла ко второй. Открыла и закрыла вторую камеру. Оглянулась.

Я стоял на прежнем месте и как ни в чем не бывало рассматривал мою спутницу.

— Ну? — спросил я.

— Ничего… — Девушка пожала плечами.

Когда Надя распахнула третью камеру, лицо девушки просияло.

— Паша! — позвала она. — Иди сюда!

Я подошел, и тут мне пришла пора удивиться по-настоящему: высокий морозильник был доверху забит пачками долларов. Торцы пачек напоминали торцы лежащих маленьких книг одного и того же формата.

Для меня это оказалось весьма важно: денег здесь было гораздо больше, чем в кейсе, который мне дал Дед, и гораздо больше, чем я вообще рассчитывал увидеть… скажем так, в хозяйстве у Чернозуба.

— Ну что? — спросила Надя. — Если мы отнимем от кучи немного, куча ведь меньше не станет? — Она озорно подмигнула.

Я хмыкнул.

— Что если мы возьмем все? — вдруг пришло мне в голову.

— Даже и не думай, — серьезно ответила Надя. — Бери столько, сколько должен отдать. Не больше.

— Ладно, — согласился я. — Только выглядит это нехорошо. Я словно одалживаю у тебя…

— Бери без рассуждений!

Я уже понял, что доступ к этой куче у меня будет единовременный, и перестал бояться. В одном из карманов у меня был припрятан сложенный во много раз крепкий полиэтиленовый пакет. Я достал его и неспешно принялся разворачивать.

Да-а… Когда-то не знал, что чувствует человек рядом с большими деньгами. Теперь — знал. И не только это. Теперь я стал опытнее. Умнее, как говорится. Я знал, что человек чувствует, тратя большие деньги. И что переживает по этому поводу. А теперь, выходит, мне еще выпал случай узнать, что значит вернуть большие деньги, которые едва не стоили тебе жизни.

Мы довольно быстро закруглились. Мешок вышел не такой уж и тяжелый, его при необходимости могла нести и Надя. Хотя я, разумеется, не доверил ей деньги.

Мы вышли на дорогу как раз в тот момент, когда мимо проезжал серебристый джип Алика. Надя махнула рукой, издала жалобный возглас — и чеканный профиль Алика, проплывший мимо нас, вдруг перестал быть чеканным. Алик заметил нас, оглянулся, и автомобиль затормозил.

Алик вышел из машины.

— Та-ак, — протянул он. — А если бы руль был слева? Фиг бы я вас заметил…

Мне показалось, что он рад нашему появлению, только скрывает это.

Мы забрались в багажное отделение джипа, и Алик опустил за нами дверцу. В душу вновь заползло волнение, как перед незаконным пересечением границы.

Однако нам повезло. На обратном пути нас вообще не досматривали, сутулый солдатик у задней двери даже не появлялся. Когда ворота остались позади, джип сбросил скорость, а я ведь не успел как следует подступиться к Наде. Ну да, так мы и «пересекали границу», занимаясь друг другом, чтобы погасить излишнее волнение. Одно волнение гасили, другое разжигали.

Внезапно джип остановился. Я оставил в покое девушку и шепотом осведомился, в чем дело. Надя в ответ пожала плечами. Она не знала. С Аликом у нас была договоренность, что он довозит нас до перекрестка и там высаживает, потому что направляется не в город. Но до перекрестка, судя по всему, еще было далеко. Почему же мы остановились?

— Сейчас снова поедем, — высказала предположение Надя.

Черный полиэтиленовый пакет с деньгами, который был зажат где-то между нашими животами, хрустнул протестующе… и упал на пол.

А потом мне пришлось разочароваться еще больше, потому что Алик вышел из машины и направился в нашу сторону, то есть к багажнику. Еще секунда — и дверца, отделявшая нас от внешнего мира, взлетела вверх.

— Салют, молодежь! — сказал Алик, рассматривая нас, обнявшихся. — Выходи по одному.

Мы, смущенные, выпрыгнули на шоссе. Вокруг был лес, и меня это, в общем-то, успокоило, хотя впору было волноваться. Я посмотрел на Надю. У нее было другое настроение. Алик начал что-то вполголоса рассказывать ей, она вполголоса ответила — и они, смеясь, направились к водительской дверце.

— Эй! Куда вы? — в недоумении воскликнул я.

— Сейчас! — отозвалась Надя. — Айн момент!

Я пожал плечами. Айн момент, так айн момент. Главное, чтобы все закончилось благополучно.

Я с бестолковым видом переминался с ноги на ногу. В это время в руках Нади появилась двухлитровая пластмассовая бутыль «Фанты». Так вот, куда ее увел Алик!

Хихиканье затихло. Девушка приникла к бутылке. Потом отняла бутылку от губ, и я услышал:

— Ты, как всегда, на высоте…

У меня возникло желание дать Алику в морду. Терпение мое было на исходе.

Но тут я заметил взгляд, который Алик бросил на Надю. Это был трезвый, хитрый взгляд человека, который что-то задумал. Я сделал шаг к ним, но было поздно.

Девушка шумно вздохнула и осела на шоссе. Словно из нее выпустили воздух. Бутылка выпала из рук Нади и покатилась по асфальту. За бутылкой тянулся ручей оранжевой пены.

— Надя!

Вмиг оказавшись рядом с ней, я хотел присесть, но меня остановил окрик:

— Ни с места!

Я поднял голову. Алик стоял передо мной в ковбойской позе и держал в руке пистолет.

— Лучше не доставай свою игрушку, — процедил Алик. — Я не люблю, когда мне показывают оружие.

Я, тяжело дыша, оглянулся. Вокруг был лес, только лес, ничего более. Недавно мне это нравилось, теперь я места себе не находил от досады: Алик запросто разрядит в меня обойму, и выстрелов никто не услышит!

Я вспомнил о пакете с деньгами. Руки у меня были пусты, где же он? Остался в машине или же я уронил его в тот момент, когда Надя упала? Я не решался обернуться, чтобы осмотреть шоссе.

— Что ты ей дал? — спросил я.

— Пустяки, — ответил Алик, пиная ногой бутылку. — Обычная «Фанта» с необычными добавками. Никакого вреда для организма… — Алик рассмеялся, но быстро стал серьезным: — Теперь помоги погрузить ее! — распорядился он.

— Что?! — я не поверил ушам.

— Помоги погрузить ее в машину! — повторил Алик.

Под прицелом его пистолета я поднял Надю и кое-как втащил на сиденье рядом с водительским. Алик посадил девушку так, будто она спит. Захлопнул дверцу. Разумеется, все это время он не сводил с меня пистолета. Иначе бы я придумал, как поднять восстание.

— Она поедет со мной, — сказал Алик. — И не спрашивай большего… телохранитель, все равно не отвечу! — С этими словами он сплюнул и сел в машину.

Я оглянулся. Алик положил пистолет на колени и повернул ключ в замке зажигания. Двигатель зачмыхал. Я вытащил оружие, но стекло джипа было поднято. Что я мог сделать со своим газовым револьвером? Правильно Алик обозвал его игрушкой.

И я не стал стрелять. Джип уехал, а я увидел черный полиэтиленовый пакет, который лежал все это время на обочине дороги…

Глава 7 Разговор по душам

В городе я первым делом нашел таксофон и на брал номер Славика.

— Нам просто необходимо встретиться, — сказал я. — Срочно. Сейчас…

Славик по моему голосу понял: что-то случилось.

— Держись, Паша, — сказал мне Славик. — Я приеду, и ты все расскажешь.

В ожидании Славика я опустился на скамейку, которая стояла на автобусной остановке. Меня мучили мысли: какого черта Алик хотел от Нади? Еще один наркоман? Или пока мы были на даче, он получил от кого-то распоряжение относительно нее?

Независимо от всего этого возникал еще вопрос: почему Алик не обратил никакого внимания на деньги, которые были в мешке?

Я сидел на скамейке, зажимая между коленями пакет с деньгами, а меня самого била нервная дрожь. Я вспоминал, как приплелся сюда из леса, как шел по обочине шоссе, не имея в себе сил проголосовать, как пропускал одну за другой пригородные автобусные остановки, забыв, что можно добраться на автобусе.

Мне казалось, что я только чудом избежал расправы. Алику ничего не стоило выстрелить в меня. Или заставить налакаться отравленной «Фанты».

Машина со Славиком появилась рядом менее чем через полчаса. Видимо, Славик гнал по городу со скоростью сто двадцать километров в час, иначе как бы он успел так быстро?

— Привет! — сказал Славик, выходя из машины.

Я поднялся. Славик ожидал, что я тоже поздороваюсь, но я молча забрался на заднее сиденье и захлопнул дверь.

Славик занял место за рулем.

— Что с тобой? — спросил он.

— Прости, — ответил я. — У меня только что было чувство, что я у кого-то на мушке.

Я протянул руку над плечом Славика, разжал пальцы, и пакет с деньгами упал моему спутнику на колени.

— Что это? — спросил он.

— Мой долг Деду! — объяснил я.

Несколько минут Славик озадаченно рассматривал пакет. Потом положил на него ладони и спросил:

— Откуда?

Я приготовился рассказывать, но тут раздался сигнал — к нам сзади подкатил ярко-желтый «Икарус», и водитель требовал, чтобы мы очистили остановку. Славик, чертыхаясь, завел двигатель.

Через несколько сот метров он снова остановил машину и обернулся.

— Где ты взял деньги? — спросил Славик. — У тебя ведь с ними была напряженка!

— Не твое дело, — огрызнулся я.

— Если бы у тебя были деньги, — продолжал мой собеседник, — ты бы не согласился на вариант, предложенный Дедом!

— Какой вариант?

— С Надей!

— Слава… — Мне трудно было говорить. — Слава… Девушка, которую я тогда подставил по своей вине… эта девушка сейчас мне крупно помогла… И вот эта девушка…

Сбивчиво я пересказал Славику все, что произошло с нами на даче. Как все отлично сперва получилось с деньгами, и как потом все испортил Алик, который непонятно почему так поступил.

— Знать бы, кто он такой! — сказал я.

— Не знаю, — ответил Слава.

Я обрисовал портрет блондина, но Славик отрицательно крутил головой.

— Нет, не знаю, — повторил Славик. — Ладно, что мы можем сделать?

— Передай деньги Деду, — ответил я. — Уж не знаю, как быть… Возможно, здесь больше, чем я растратил. Пусть это будут проценты за понесенный им моральный ущерб.

— И это все? — спросил Славик, хитро прищурившись.

— Еще пусть поможет найти Надю!

— Он не поможет тебе, — покрутил головой Славик.

— Почему?

Славик помрачнел.

— Все очень плохо, Паша, — сказал он. — За последние сутки все изменилось. Ты не представляешь себе, как все плохо.

— Что могло измениться?

— Дед… ранен.

У меня застучала кровь в висках. Как это? Дед… Как такое вообще могло произойти?

— Дед ранен, — повторил Славик. — И еще: вчера вечером от сердечного приступа умерла Калерия.

Я открыл рот. Надо было знать, кто такая Калерия, чтобы удивиться, что она умерла от сердечного приступа. Она много значила для Деда. Выходит, Дед пережил огромной силы удар судьбы, а тут еще второе покушение!

— Вчера вечером, — рассказывал тем временем Славик, — мы с Дедом сидели у Калерии дома. Она плохо себя чувствовала, и тут раздался телефонный звонок. Межгород.

Калерия взяла трубку… и ты бы видел, как изменилось ее лицо! Она схватилась за сердце, упала… Черт! — Славик взъерошил на себе волосы. — Дед стал серым. Мы вызвали «скорую», но врачи не довезли ее до больницы. А потом… — Славик перевел дух, вынул сигарету и закурил. — О том, где находится Дед, узнал Чернозуб. Ума не приложу, почему это оказалось так важно, но факт остается фактом: он послал второго киллера к Деду. Дед как раз выходил из больницы, и тут его задело.

— Куда?

— В ключицу! — сказал Славик. — Вот так, Паша, шутки кончились.

Я и сам чувствовал, что шутки кончились. Непонятно почему я чувствовал себя виновным в покушении на Деда. И я не знал, откуда у меня такая уверенность.

— Где сейчас Дед? — спросил я.

Славик серьезно посмотрел на меня.

— Тебя это не касается!

— Слушай, ты! — взревел я. — Дед был знаком с моим отцом, когда ты еще под стол пешком ходил! Кто мне поможет с Надей, если не он?

— Вот что, Паша, — повторил Славик спокойно. — Я не скажу, где находится Дед. Но, если хочешь, я помогу тебе. Я сам помогу. Как обещал.

Некоторое время мы молчали. Я обдумывал сказанное.

— Хорошо. Как ты это сделаешь?

— У меня есть ребята. И Дед приказал нам найти Чернозуба. Он сегодня прилетает из Сочи, у него здесь какие-то дела. Но ты за это дашь мне излишек денег, — Славик опустил руку на полиэтиленовый пакет. — А Дед пусть получит свое.

— Идет! — согласился я. — Давай сосчитаем деньги!

Оглянувшись для порядка по сторонам, я перевернул пакет над пустым сиденьем. Деньги вывалились кучей.

— Черт, никогда не видел столько… — У Славика загорелись глаза.

Мне это было не впервой, и потому я спокойно отсчитал семьсот двадцать тысяч. Потом мы засунули семьдесят две пачки в пакет и сосчитали то, что осталось.

На сиденье лежало девять пачек.

— Здесь девяносто тысяч! — сказал Славик.

Он зажмурил глаза, и я увидел, как по его шее ходит острый кадык. Славик протянул к деньгам руку, но я хлопнул его по ладони:

— Куда?!

— Взять свою долю!

Я молча рассовал пачки по карманам своего пиджака: — Ты получишь ее после того, как мы. найдем Надю! Вот тебе задаток! — Я бросил ему одну пачку.

— Эй, эй! — Славик сжал мою руку словно клещами: — Всего десять тысяч? А если я из тебя сейчас кашу сделаю?

— Не сделаешь, — улыбнулся я. — В твоей жизни, дорогуша, есть несколько человек, из которых ты никогда не сделаешь кашу. Я и Дед относимся к их числу.

Самообладание уже вернулось ко мне. Я не знал, где искать Надю, но прекрасно представлял, как себя вести. И я похлопал Славика по плечу:

— Ты передай это Деду. И перед тем, как начнете разборку с Чернозубом, позвони мне.

Глава 8 Мастерская скульптора

Серое холодное сентябрьское утро. Кирпичный дом на Тверской-Ямской улице выглядел как обычно. Дом был тот самый, где размещалась фирма Гошика. Я прибыл сюда минут за тридцать до появления людей Славика.

Почему, собственно, мы договорились встретиться у офиса Гошика? В телефонном разговоре, который у нас состоялся вечером, Славик огорошил меня новостью: Светка, жена Гошика, оказывается, работала горничной на даче Чернозуба. Кроме того, она была его любовницей.

— Ого! — вырвалось у меня. — Любовница министра? Откуда такие сведения?!

Славик тихо рассмеялся, а потом посоветовал мне не быть ребенком.

Ладно, подумал я, тихо злясь. Посмотрим еще, кто из нас ребенок.

Подумав, я все понял: супруга Гошика и была той загадочной Ланой, ездившей, в зависимости от настроения, то в черном «мерседесе», то в синем «фольксвагене». Светка — Светлана — Лана. Теперь понимаете? Черный «мерседес» принадлежал Славику. Синий «фольксваген» — Гошику. На обеих машинах Светка ездила к Чернозубу. Одна женщина обслуживала троих мужчин. Водевиль, да и только!

А еще Славик дополнил, что эта Светлана рассказывала министру многое из того, что простодушный Гошик пересказывал ей из наших с ним разговоров.

М-да. Тут я совсем пал духом. Вспомнил взбалмошную блондинку, которая как бешеная выскакивает из «фольксвагена». Это просто ужас, а не женщина!

Люди Славика подкатили на двух машинах — черном «мерседесе-300» и сером «БМВ» Славика. Их было семеро, Славик — восьмой. Из машин вышли в полном молчании — и вдруг все заулыбались, увидев меня. Ага, подумал я, значит, Славик провел недурную рекламную кампанию относительно моей персоны.

Я с улыбкой направился навстречу.

Ну мы не дошли до того, чтобы пожимать друг другу руки, только обменялись улыбками, но улыбки были искренние. Глаз даю. Вот не знаю, в передачах типа «Человек и закон» и криминальных фильмах такие люди показываются в коротких спортивных куртках, трикотажных штанах и с хронической привычкой сжимать кулаки, но эти были похожи не на «картонных мафиози», а, скорее, на простых рабочих парней. Когда-то таких я видел в электричке. И лица. Спокойные, открытые лица. Веселые глаза. Глаза, которые никто не отводит в сторону, если вы встречаетесь взглядом.

И при этом я твердо знал, что у каждого за спиной Афганистан и два года работы на Славика, а значит, и на Деда. Значит, два года рискованных заданий. Как такое могло сочетаться с веселыми лицами?

Молчаливой гурьбой люди Славика направились к дому. Я пошел за ними. У подъезда притормозил, а остальные вошли внутрь.

— Ну, а ты что же? — сказал мне Славик.

Все это время он шел рядом со мной. Я пожал плечами, и мы присоединились к «работягам».

По лестнице поднялись на последний этаж. Дядя Надежды был покровителем изящных искусств, а последний этаж дома был отдан под художественные мастерские — они иногда устраиваются поверх последнего этажа, на мансардах.

Славик и почти все его люди стали на лестничном марше. Двое парней подошли к черной двери, обитой дерматином. В центре двери располагался глазок, вокруг глазка желтели какие-то завитушки.

И тут все работяги как по волшебству превратились в крутых парней. У каждого в руках появился пистолет. Защелкали обоймы, проверяемые на наличие патронов. Наконец, все стихло.

— Ну? — сказал Славик.

Парень в кепке, который стоял у двери, белозубо улыбнулся и нажал кнопку звонка.

Через несколько минут молчания из-за двери что-то спросили.

— Да, да! — громко отозвался парень. — Только я не ездил с ним… Я на машине, у меня тридцать килограммов гипса внизу!

Щелкнул замок, а я подумал, что кроме волшебных слов «Сезам, откройся!» есть и другие волшебные слова.

Как только дверь приотворилась, парень в кепке сильно толкнул ее и сам шагнул через порог. Открывшая дверь женщина неопределенных лет с испитым и от этого опухшим лицом, увидев «банду», ойкнула и, теряя сознание, опустилась на пол вдоль стены.

— Ну вот и все, — сказал Славик, пряча «беретту» в карман. — Я вас приглашаю, Павел…

Мастерская, куда мы попали, представляла из себя грязное помещение, пол которого был усеян осколками разбитых скульптур.

В углу, прислоненная длинной рукоятью к стене, стояла виновница беспорядка — кувалда. Вдоль трех стен до самого потолка возвышались стеллажи с неоконченными работами и просто комками чего-то бесформенного на подставках. Четвертую стену и половину наклоненного потолка заменяло огромное окно, за которым по синему небу плыли белые облака.

Я опустил взгляд. Спиной к окну, на стуле, в окружении подчиненных Славика, сидела миловидная девушка в спортивных трусиках и майке. Она была привязана к стулу. Эта девушка была очень похожа на статую, которая возвышалась недалеко, у боковой стены.

Приблизившись к девушке, Славик спросил:

— Где он?

Незнакомка отвернулась, продемонстрировав нам красивый греческий профиль. Славик просунул палец под шлейку майки и с улыбкой потянул шлейку на себя. Шлейка упала, оголив грудь.

— Что вам надо? — жалобно спросила девушка.

— Не что, а кто, — поправил Славик. — Где Воскресенский?

— Дайте закурить, — вдруг попросила девушка.

Славик достал сигарету и сунул девушке в губы. Я в это время рассуждал, кто такой этот Воскресенский. Видимо, Славик назвал фамилию скульптора.

Тем временем девушка прикурила от протянутой зажигалки и жадно затянулась.

— Он уехал с ребятами за вином, — сказала она. — Скоро будет…

— Когда? — спросил Славик.

— Между прочим, я тоже хочу его крови, — вдруг отчеканила незнакомка. — Так что мы с вами в одной команде.

— Вот не знал, что еще кто-то набивается к нам! — усмехнулся Славик. — Ты кто такая?

Девушка чуть повернула голову и кивнула на статую.

— Я натурщица, — сказала девушка. — Меня зовут Лида. Развяжите меня.

— А с какими такими ребятами? — продолжал допрос Славик. — И за каким вином?

— Он пьянствовал всю ночь с ребятами, — сказала Лида, — провозился всю ночь с пятью прощелыгами, им не хватило пойла… — Она вздохнула и вдруг затараторила возбужденно: — Я приперлась как всегда в восемь, дочку отправила в школу — дочка у меня ходит в первый класс, — и пришла, а он… он набил тачку хохочущими гомосеками и поехал за пойлом… Они привязали меня к стулу и велели мне обождать… — Лида всхлипнула и замолкла.

Славик дотронулся пальцем до ее плеча.

— И это все, что ты знаешь?

— Да, — кивнула Лида, глядя снизу вверх. — Я натурщица, мне надо работать, а он…

— Так, все ясно, — сказал Славик. — Еще одна человеческая трагедия. Развяжите ее!

«Работяги» с пониманием закивали. Кто-то бросился развязывать девушку. Славик обернулся ко мне.

— Фу-ты, ну-ты, — сказал он. — Настоящие художники, понимаешь, почти все сплошь педерасты!

Мы просидели в этой мастерской больше часа. Я не знал, что даст это ожидание в поисках Нади, но решил до поры до времени не встревать со своими проблемами. В конце концов, чтобы не скучать, мы устроили смотр-конкурс работ скульптора Воскресенского. То, что нам не нравилось, мы разбивали кувалдой.

Придумала все это Лида.

— Зачем? — спросил у нее Славик.

— Я укажу вам парочку работ, которые я терпеть не могу!

«Девушка в трусах и майке» была уничтожена Лидой в первую очередь.

— Он мне повременно платит, — объясняла натурщица. — Я с него, г…на такого, за сегодня тройной тариф возьму! С нуля будет лепить.

За это время Славик несколько раз вытаскивал мобильный телефон и связывался с Дедом. Дед отвечал, что надо ждать художника. Я не лез в эти дела, полагая, что Славик знает, что делать.

И вот художник объявился. Было уже что-то около обеда. Воскресенский вернулся не сам, его привезли на милицейской «канарейке» два сержанта (мы увидели их из окна). Парни втащили скульптора под руки, положили на диван и только затем озадаченно уставились на нас.

— А кто вы такие? — наконец, спросил один.

— Натурщики, — спокойно ответила за всех Лида и, поставив ногу на стул, поиграла трехглавой мышцей голого бедра. — Воскресенский задумал лепить групповую статую. Разумеется, трудовые книжки у всех нас в порядке.

Конопатый сержант, задавший вопрос, ошарашенно смотрел на девушку. Потом сглотнул и обратился к напарнику:

— Похоже, нам здесь нечего делать.

— Ага, — отозвался тот.

— Позаботьтесь о нем, — сказал конопатый сержант. И указал на художника.

— Ага, — повторила девушка.

Милиционеры переглянулись. Мы смотрели на них так, что им было очень неуютно, и они ушли. Мы остались возле пьяного скульптора.

— Здесь есть кран с холодной водой, — сказала Лида через некоторое время. — Не удивляйтесь, мальчики, что я вам помогаю, — добавила она. — На этих парней в форме можете наплевать. Это постовые из здешнего отделения милиции. Они не впервые его притаскивают.

Лида тут же принесла пустое ведро, вымазанное чем-то белым (известкой, что ли?), и мы набрали из-под крана воды. Потом окатили скульптора. Прямо на диване. Опрокинув ведро над макушкой.

Мужик зашевелился, зашлепал во сне мокрыми губами.

— Ага! — вскричала Лида. — Действует!

После второго ведра скульптор протяжно застонал и приоткрыл мутные глаза. Славик помахал перед его лицом ладонью.

— Эй, — сказал Славик.

Скульптор не реагировал.

— Вылейте на него третье ведро, — посоветовала девушка.

— Заткнись, — ответил ей Славик. — И так действует.

И правда, мы заметили, что глаза скульптора следят за движениями руки.

— Как вы себя чувствуете? — спросил Славик. — Эй, вы слышите меня?

Воскресенский что-то сказал. Точнее, прошевелил губами. Славик наклонился к самому его носу и некоторое время стоял молча.

— Кто вы? — произнес Воскресенский громче.

— Твоя судьба, — сказал Славик грозно, подмигнул нам и выпрямился.

Скульптор вдруг попытался закрыться руками и забился в угол дивана. Он весь скрючился, дрожал и бормотал что-то церковное. Славик протянул руку и тронул его за плечо:

— Ты, дядя, ответь на один вопрос и можешь быть свободен. Где Чернозуб?

Скульптор сжался в комок и затих. Сухонькие его ладони были скрещены над головой. Зато Лида, услышав фамилию Чернозуба, издала хмыкающий звук. Мы все развернулись к ней. Девушка прошлась по комнате, остановилась и сказала:

— Если вы оставите этого сукиного сына в мое распоряжение, я скажу вам, что вас интересует.

— Что?

— Что?! — Славик повернулся к девушке. Повернулись и мы вслед за Славиком.

Девушка глядела на нас горящими глазами.

— Я скажу, где Чернозуб, — мотнула кудрями Лида. — Вы ведь его ищете?

— Да, — удивленно ответил Славик. — Откуда ты знаешь?

Вместо ответа Лида спросила:

— Это противный и очень официальный мужик, который даже в жару ходит в костюме? Лысый?

— Да, — сказал я.

— И его раньше часто показывали по телевизору? — уточнила Лида. — Он раньше был какой-то шишкой, вечно окружен толпой мальчиков с радиотелефонами? И эти мальчики, чуть что, сразу бросаются в драку?

— Да, да! — Славик почти крикнул: — Откуда ты все это знаешь?

— Он был здесь вчера, — сказала девушка. — Но не один. У него быков будет побольше, чем вас… — Она окинула нас оценивающим взглядом. — Вы мне нравитесь, парни, но вы камикадзе.

Тут она увидела, что Славик набычился, и поняла, что допустила слишком фривольный тон.

— В конце концов, делайте, что хотите. Ваш Чернозуб отвалил вчера этому пару сотен баксов, — она посмотрела на заснувшего Воскресенского и сморщила нос. — Воскресенский на эти баксы всю ночь кутил с педерастами. — Лида подняла на нас глаза: — Ничего не имею против того, что вы выпустите Чернозубу кишки.

— Где, черт возьми, его искать? — вскричал Славик.

Лида пожала плечами.

— Вчера вечером он сказал, что заедет сегодня на стройку…

— На какую стройку? — насторожился Славик.

— Как, разве вы не знаете? — удивилась Лида. — Он строит новый корпус банка «Империал-нефть». По телевизору об этом передавали.

Глава 9 «Афганцы» против «чеченцев»

Мы ехали к строящемуся корпусу банка, и я мысленно прикидывал: а ведь правильно сказала Лида — мы камикадзе и есть. Я-то рискую жизнью ради Нади, а ради чего рискуют эти парни? Неужели это просто их работа?

— Стой, Славик, — сказал я. — А как же Надя?

— Чернозуб поможет, потерпи! — ответил Славик.

Он сидел за рулем и не очень-то был настроен разговаривать.

Остальные даже не посмотрели на меня. Я сидел, зажатый между парнем в кепке (тот, который звонил в дверь мастерской скульптора Воскресенского) и Русланом, которого частенько видел возле лифтов на нашем двадцать втором этаже.

— Почему вахту от лифтов убрали? — спросил я.

— Как это? — удивился Руслан. — По-моему, все наоборот. Дед в последнее время распорядился удвоить охрану. У нас целая смена осталась в Здании. Славик цыкнул на Руслана, и тот замолчал. Но я снова заговорил с ним:

— Откуда вы друг друга знаете? — спросил я тихо. — Вы, все, кого Славик собрал вокруг себя? Вы прошли Афганистан, это ясно, но… вы служили вместе?

— Нет, мы из разных частей, — ответил Руслан, сморщив нос. — Лично я служил в Кандагаре.

А я подумал, что мне надо как следует запомнить имя этого парня — Руслан, а не Роман, — хотя бы потому, что он так уважительно мне отвечает. И еще мне подумалось, что я по-настоящему начинаю уважать Славика: собрать команду из отставных ветеранов-«афганцев» — это был умный поступок.

Чернозуб выторговал себе в мэрии участок под застройку банка между Ярославским и Щелковским шоссе, недалеко от кольцевой дороги. Славик притормозил возле самодельного щита «Строительство административного корпуса банка «Империалнефть». На том же щите была стрелка, указывающая, куда следует ехать. Автомобили съехали с шоссе и неспешно покатили по гравийной дороге.

Волнение у меня и моих спутников росло. Я чувствовал, что у ребят, между которыми я был зажат, словно мясо в биг-маке, подрагивают коленки.

За реденьким леском открылось поле. Гравий под колесами сменился сухим и очень пыльным песком, нам пришлось закрыть все окна. Посреди поля мы увидели строительную площадку, которая была огорожена высоким забором. Над забором возвышались четыре башенных крана.

Еще раньше нам стало ясно, что Чернозуб со свитой находится здесь. Возле ворот стояло несколько легковых машин, все сплошь шестисотые «мерседесы». Судя по их виду и посадке чуть ниже обычной — бронированные.

Мы, не доезжая забора, свернули с проселка и по ровному, как стол, полю приблизились к ограждению. Между нами и машинами Чернозуба остался угол забора — ненадежная, но все же защита от чужого глаза.

Славик достал рацию и произнес чуть дрожащим голосом:

— Внимание! Наша задача — посадить Чернозуба во вторую машину… — Видимо, тут Славику стало стыдно за свое поведение, и он продолжил с напускным весельем: — Вот как у нас сидит Паша, так и Чернозуб должен сесть во вторую машину. Как поняли, парни?

По рации ответили, что «парни поняли». В нашей машине все заулыбались и закивали.

— Прибегать к оружию только по моей команде или если кто-то из них откроет огонь, — продолжал Славик.

— Слава… — начал я.

— Все нормально, Паша, — обернулся Славик. — Я намерен пригласить господина бывшего министра по-джентльменски. Дед просил именно об этом.

Непростительной оплошностью со стороны людей Чернозуба было оставить у машин одного человека! Худой парень в строгом черном костюме стоял, прислонившись с капоту «мерседеса», и курил коричневую сигарету. Мне бросилось в глаза, что этот парень слишком молод — не больше двадцати пяти, точно такой возраст, как у Алика. Парень удивленно вытаращил глаза, увидев девятерых мужчин, которые выросли перед ним, как из-под земли. Парень зашарил по карманам, видимо, разыскивая рацию… И тут к нему подскочил Славик.

В принципе, Славик даже опоздал — парень уже поднес рацию к губам, но тут железная рука Славика сжала его запястье и заставила опуститься.

— Не надо, — сказал Славик. — Не делай этого.

Парень сглотнул, а в это время один из людей Славика уже обыскал его и вытаскивал из его кармана пистолет. Как только это случилось, парень обмяк безвольно. Ему скрутили руки и увели.

— Пусть посидит некоторое время в машине, — распорядился вслед Славик. — Теперь можно спокойно подготовиться, — добавил он, обращаясь к нам.

И опять я не понял, что Славик задумал. Но я посчитал, что Славику виднее!

Все вернулись к машинам, и Славик открыл багажник «БМВ». Я видел лишь спины ребят, столпившихся у багажника, и мне стало любопытно, что там происходит? Но стоило мне сделать шаг вперед, как ребята уже стали расходиться.

— Паша, а ты что? Держи! — Славик поднял руку с пистолетом. — Потрясная штука, называется «вальтер»… — Он растянул губы в улыбке.

Но я не взял у Славика «вальтер». Меня всего передернуло.

— Спасибо, в другой раз, — сказал я, а про себя подумал: в качестве доказательства, что я тоже мужчина, может послужить и газовый револьвер, который у меня всегда с собой.

— Ну-ну, — протянул Славик и словно забыл обо мне.

По его команде все направились ко входу. Парни на ходу перебрасывались короткими фразами. Они спрятали оружие под плащи так, что никто не должен был догадаться, кто они, и скоро наша команда выглядела как обычная компания из девяти мужчин. Только непонятно, что этим солидным дядям в плащах понадобилось на стройке?

Я шел вслед за остальными. С одной стороны, мне некуда было спешить, с другой — у меня была немножко иная задача — узнать, где Надя. Я решил осмотреться и только потом действовать.

Славик словно прочитал мои мысли. Он остановился, подождал, пока я подойду к нему, а когда я приблизился, сказал:

— Я забыл сказать. Кабан, иди сюда.

Подошел Кабан, коренастый малый лет тридцати с рыжей шевелюрой. Этого парня с яркой внешностью я, конечно, заметил раньше, но за все время, которое я провел с «компанией работяг», этот Кабан не произнес ни слова.

— Расскажи ему, — сказал Славик. — Теперь можно.

Я решительно ничего не понимал.

— Дело в том, что я знаю твоего блондина, — сказал Кабан. — Он работает на Чернозуба. Он действительно содержит видеосалон, но как только ему поступает приказ от Чернозуба, Алик бросает все и мчит к нему, высунув язык на плечо. Этот Алик и твоя Надя разыграли для тебя спектакль. Они в сговоре.

— Стоп! — сказал я. — Не понимаю. Ты что-то знал раньше, но рассказываешь только сейчас?

— Естественно, — ответил вместо Кабана Славик. — Нам было очень важно, чтобы ты поехал с нами. Если бы ты узнал это раньше, возможно, ты бы принял другое решение. А так… Понимаешь, нас очень мало!

— Плевать! — вскричал я, оскорбленный до глубины души. — От кого-кого, но от тебя я такого не ожидал!

Славик поднял руку.

— Все, — сказал он. — Хватит. Хочешь узнать кое-что о своей девчонке, слушай дальше. Иначе… — Он обвел рукой вокруг. — Мы тебя не задерживаем.

Я тяжело дышал. Странный был это шаг со стороны Славика, очень странный. Но… ладно. Надя — важнее всего.

— Ладно, — сказал я. — Рассказывай, Кабан.

— Дело в том, — продолжил Кабан, — что с каждого заказа Алик имеет полугодовую видеосалонную зарплату.

— Где моя девушка? — спросил я.

— Если она в лапах людей Алика, то, плохи твои дела, парень. Алик уже давно ей пользовался, а сейчас мог просто сдать ее дружкам напрокат.

— Как, напрокат? — спросил я. — Почему?

— Лучше не спрашивай, — покрутил головой Кабан. И вдруг тихо заржал.

Этот короткий смех изрядно потрепал мне нервы. Славик внезапно изменился в лице и коротко двинул Кабану под дых. Кабан вытаращил изумленные глаза и зашелся в кашле. Он кашлял долго, с надрывом, высунув язык между зубами.

— Ты не учел, что это наш человек, — сухо произнес Славик.

— Ладно, — сказал Кабан, откашлявшись, и после этого обратился ко мне: — Прости, друг… Алик в самом деле один из людей Чернозуба. Ты… — Кабан вздохнул. — Нам сейчас надо разобрать это дельце, а потом мы…

— …займемся твоей Надей, — закончил Слава.

— Ты, если что, держись меня, — сказал Кабан. — Я тебя прикрою. Тебя как звать? Паша? Так вот, Паша, этот Алик почти наверняка окажется среди тех, кто окружает Чернозуба там, на стройке. Если это так, то мы вместе расспросим его, где твоя девушка.

Сказав эти слова, Кабан с равнодушным видом отошел от меня.

Мы прошли через ворота. Рядом с ними на заборе я увидел огромный фанерный щит, очень похожий на тот, который был установлен на шоссе. Кроме названия объекта на этом щите были указаны фирма-подрядчик и фамилия прораба.

Прораба звали Посконный В. М. Строительство административного корпуса банка «Империал-нефть» вела фирма «Стройсервис Лтд». Не зная, понадобятся ли мне эти сведения в дальнейшем, я на всякий случай запомнил их.

Сразу за воротами стоял вагончик-бытовка, за вагончиком начинался приобъектный склад, который составляли какие-то тяжеленные бетонные плиты и балки — перекрытия, что ли? Подъездная дорога, по которой мы попали на стройку, за складом поворачивала влево и терялась за штабелями плит. За дорогой виднелись рельсы одного из башенных кранов.

Не очень-то просто найти на этой стройке Чернозуба!

На огромной площади был вырыт котлован, в котором высился фундамент будущего здания и стены подвала. Это был настоящий лабиринт, устроенный ниже уровня земли, с четырех сторон его окружали рельсы, по которым ездили башенные краны. В обычный рабочий день строительство велось ускоренными темпами, с четырех кранов, но сегодня — видимо, по случаю приезда большого начальника, — краны стояли неподвижно.

— Надо залезть наверх, оттуда все отлично видно! — заметил, запрокинув голову, Руслан.

— Только захвати с собой пулемет, — ответил кто-то, и все засмеялись.

Подъездная дорога огибала краны. По этой дороге мы шли некоторое время, затем свернули к неподвижному крану, остановились и… тут мы их и увидели.

Они стояли в котловане. Чернозуб — в центре, свита, человек десять официального вида, окружала его. Столько же мы увидели телохранителей. Охрана Чернозуба состояла сплошь из молодых ребят, и я вспомнил слова натурщицы Лиды о том, что все они прошли суровую школу Чечни. Намечалось очень интересное противостояние — «афганцы» против «чеченцев».

Чернозуб рассматривал какие-то чертежи, которые перед ним держал мужчина в строительном комбинезоне. На голове бывшего министра, как и на голове его собеседника, сидела оранжевая каска. Кроме Чернозуба и этого второго (пожалуй, это и был прораб Посконный), головных уборов никто не носил, и я подумал, что каски будут для нас отличными ориентирами.

К моему удивлению Славик, дав нам команду обождать, направился к краю котлована.

Мы с интересом наблюдали за тем, что он будет делать. Славик начал спускаться по откосу. Его ноги по щиколотку утопали в песке, наверняка, Славик набирал при этом полные туфли. Но он шел так, будто не обращает на мелочи внимания. Он даже не смотрел под ноги. На ходу он достал что-то из кармана плаща и стал делать руками такие движения, будто заводит будильник. Ребята, заметив это, переглянулись. Но они не сказали ни слова, а я ничего не понимал.

Тем временем Чернозуб выпрямился и о чем-то увлеченно заговорил во весь голос. Все начали слушать его, как на предвыборном митинге. Кто знает, может, это и была репетиция предвыборного митинга.

Видимо, из-за того, что все были увлечены Чернозубом, никто и не заметил, как к толпе приблизился посторонний.

Впрочем, нет, охранник, конечно же, заметил. Он обернулся. И тут же Славик дотронулся до его спины правой рукой… и подхватил парня, у которого неожиданно подкосились ноги.

— Что он делает? — прошептал я.

Мне никто не ответил.

Славик уложил парня на землю и принялся яростно расталкивать толпу. Его пропускали. Оказавшись лицом к лицу с бывшим министром, Славик приставил руку к его груди — и оранжевая каска Чернозуба пропала из поля зрения.

И как только это произошло, как только Чернозуб упал, толпа пришла в движение, а Славик исчез. Я зажал уши — со всех сторон загрохотали автоматные выстрелы. Это были даже не выстрелы — для меня это был вселенский грохот, вселенская канонада, мировое землетрясение.

Оглохший от автоматных очередей, я стоял на коленях. Ладони мои, покрытые холодным потом, были прижаты к ушам. Странно, именно в эти мгновения, пожалуй, самые страшные, я вдруг с поразительной четкостью понял, что на самом деле все-таки произошло пять минут назад.

Пока я, открыв рот, наблюдал за действиями шефа охраны концерна «Деденко», каждый из моих спутников увидел, что Славик на ходу прикручивает к пистолету не что иное, как глушитель. Потом Славик застрелил из этого пистолета молодого охранника и бывшего министра Чернозуба. Судя по всему, это явилось неожиданностью и для моих спутников, но они быстро сориентировались и открыли огонь, как только бывший министр упал.

…Неожиданно мне на плечо опустилась чья-то рука.

— А? — Я поднял голову.

Надо мной стоял Кабан.

— Пойдем, — коротко приказал он.

— Куда?

— Ты забыл, что я обещал помочь тебе? — спросил Кабан весело. — Пойдем, я увидел Алика…

Вдоль края котлована лежала труба, точнее, отдельные бетонные цилиндры около метра диаметром и длиной пять метров каждый. Они в будущем должны были смонтироваться в целую трубу на дне котлована. Пока они послужили нам отличным прикрытием от пуль.

Перестрелка кипела метрах в тридцати за нашими спинами. Мы с Кабаном шли… нет, правильнее сказать, передвигались — ссутулившись, вжав головы в плечи, рыская взглядами по сторонам, чтобы не напороться на какого-нибудь бойца из охраны Чернозуба!

Впрочем, все охранники Чернозуба засели в котловане. Руслан и другие наши спутники отвечали выстрелами из-за рельсов башенного крана.

Передвигались мы в направлении ворот — как сказал мне рыжий парень, Алика он увидел именно там.

У края очередного участка трубы я остановился. Кабан, шедший следом, моментально налетел мне на спину. Он чуть не сбил меня с ног, но я удержался.

— Что? — спросил я. — Вперед?

Кабан кивнул, переводя дух, и тут же предложил:

— Проскочим?

Впереди, метров пятнадцать находился точно такой же участок бетонной трубы, он манил нас в свою тень.

Я пожал плечами.

— Я первый, — предложил Кабан и, не дожидаясь ответа, побежал.

На середине пути он вдруг мотнул головой, припал на одно колено и растянулся на земле. Я не поверил своим глазам — мой спутник, еще недавно живой и здоровый, теперь лежал, уткнувшись носом в песок, а вокруг него натекала лужа крови. Черт побери! Судя по всему, его задело и задело основательно.

Я моментально опустился на колени, лег, забыв о всякой гордости, и… пополз, пополз вперед, вжимаясь всем телом в землю, ощущая, как песок хрустит на зубах и как внутри меня все дрожит. Я не поднимался, прекрасно осознавая, что стреляют снизу и поэтому мне надо ползти, пусть медленно, но все-таки верно, передвигаться таким вот образом, оставаясь постоянно в пространстве, недосягаемом для пуль.

Возле Кабана я задержался, быстро ощупал его и брезгливо отдернул руку — шея парня с левой стороны напоминала лохмотья. Что ж, вот, оказывается, куда поцеловала пуля моего провожатого.

Я взял пистолет, выпавший из его руки, и пополз дальше. «Когда вокруг стреляют, тут уж не до высоких материй… — думал я. — Надо спасать свою шкуру, а это лучше делать вооруженным».

Постепенно я отползал от края котлована. Слева тянулись рельсы, по которым ездил башенный кран. Быстро вскочив, я пересек эти рельсы и, споткнувшись в колее, разбитой грузовиками, оказался между штабелями бетонных плит.

Здесь можно было спрятаться, а так же собраться с мыслями. Между плитами было неплохо, и я задался вопросом: где, собственно, Алик?

Возможно, он у ворот, потому что приехал позднее? Если так, то Алик вряд ли сунется под пули — если он, конечно, не такой рьяный почитатель Чернозуба, как наш Славик — Деда.

Рассудив таким образом, я пошел вдоль узкой щели между плитами… и вдруг замер, пораженный.

Перестрелка приближалась. Да, точно, это было так: посмотрев в ту сторону, откуда доносились выстрелы (туда было удобно смотреть через промежуток между плитами), я понял, что четверо человек из команды Славика, стреляя на ходу, приближаются ко мне. Судя по всему, только они и оставались в живых… Но почему? Ведь их еще недавно было гораздо больше? Очень быстро я сообразил: люди Славика пользовались пистолетами, в то время как противная сторона продолжала строчить.

На моих глазах погиб парень в кепке, имени которого я так и не узнал, — тот самый парень, который открыл дверь в мастерскую скульптора Воскресенского. Он упал на спину и, перекатившись с боку на бок, подтянул ноги к животу… да так и остался лежать.

Вот когда я подумал, что пора спасать этих людей. Оглянулся, и едва не выронил пистолет…

Я увидел Надю, которая стояла вместе с Аликом возле кучи песка, то есть совсем недалеко от ворот. Алик — носатый блондин придерживал Надю и одновременно тянул ее за собой. Мне показалось, что Надя отчаянно сопротивляется. Алик, потеряв терпение, ударил девушку по лицу.

Во мне все вскипело. Я поднял пистолет… Но что если я попаду в Надю? Просто так не станешь стрелять, не в тире. Да и стрелок из меня никудышный, пусть я умею жонглировать оружием, но стрелять по живым людям…

Надя тем временем упала на колени.

И вдруг я увидел в другой стороне, метрах в тридцати, вагончик-бытовку. Дверь была приоткрыта всего на несколько сантиметров, но это были очень важные сантиметры! Дело в том, что к крыше вагончика спускался провод, который я принял за телефонный. Да, вне всяких сомнений, этот провод соединял вагончик с каким-то столбом за забором, этот столб мог быть только телефонным!

Короче говоря, я принял решение. Вот уж я не думал, что попаду в ситуацию, когда Надя окажется для меня не на первом месте! Но, черт побери, надо было спасать ребят.

Я забежал в бытовку. Внутри остановился и, переведя дух, открыл вторую дверь, которая вела в какую-то комнату, как она там называется, в прорабскую?

Там стоял рабочий стол, на котором я увидел телефонный аппарат. О, чудо! Оказавшись у стола, я рванул трубку, длинный ровный гудок успокоил меня. Я вытащил из кармана блокнот. Начал торопливо листать. Ага, вот она, визитка, хорошо, что я не вытряс ее случайно!

Трясущимся пальцем я набрал рабочий номер Звягинцева. Сперва номер оказался занят, и я с досадой хлопнул ладонью по рычагу.

Во второй раз трубку сняли.

— Алло, Звягинцев? — заорал я. — Мне нужен майор Звягинцев!

— Молодой человек, вы звоните в управление по борьбе с организованной преступно… — занудно стал объяснять собеседник.

Я понял, что трубку снял майор!

— Звягинцев, слушай внимательно! — закричал я. — Приезжай сюда, здесь неплохая разборка со стрельбой! Приезжай, и станешь полковником!

В трубке возникла пауза, и я поднес трубку к окну, чтобы стрельба была хорошо слышна.

— Ну как? Понравилось? — прокричал я, вернув трубку к уху.

Звягинцев шумно дышал.

— Ярвид? Где ты?

— Мы окружены, из нас сейчас сделают капусту, — четко и внятно произнес я. — Присылай сюда своих ребят и побыстрее! Пусть всех арестуют, и меня в том числе!

За несколько секунд я подробно растолковал, где нас искать, а потом так грохнул трубкой по рычагу, что до сих пор удивляюсь, как это аппарат остался цел.

Я подскочил к окну и стал наблюдать за Надей. Она, судя по всему, не очень-то мучилась. Конечно, она осталась жива, лишь извиваться перестала. Алик не трогал ее, просто стоял над лежащей девушкой и курил с задумчивым видом.

К нему подошел второй парень, и у меня вытянулось лицо: «Ничего себе, сколько их там?» Этот второй держал в руке плоскую флягу, которую протянул Алику. Блондин отвинтил крышку и поднес флягу к Надиным губам.

Надя зашевелилась, поднялась и села. Красиво запрокинув голову, она припала к фляге, держа ее обеими руками перед собой. Слюнявые молокососы, высунув языки, наблюдали за каплями, стекавшими по шее девушки.

Пока Надя пила, я задумался вот о чем. О ребятах я уже подумал, теперь у меня появилось время подумать о нас с Надей. Сколько времени проходит от сигнального звонка до появления отряда МУБОП на месте преступления? По телевизору утверждают, что минуты три… от силы пять. Следовательно, три минуты (или пять) у меня есть.

С такими мыслями я вышел из бытовки и направился к Алику. Парни просто остолбенели от моей наглости. А я думал только об этих дурацких трех минутах и ни о чем больше. Мой задумчивый вид, наверное, со стороны можно было принять за уверенный.

Алик даже не поднял пистолет. Сделай он это, был бы у него против меня козырь.

— Телохранитель… — прошептал Алик, и это было все, что он успел сделать.

Я сжал кулак, махнул им снизу вверх, словно включая рубильник, и парень упал, задрав ноги. Его затылок врезался в песок, видимо, оставив в нем хорошую вмятину.

Я опустил руку, изумленно глядя на кулак. Удар получился таким увесистым оттого, что в кулаке у меня по-прежнему был пистолет. И вдруг Алик дернулся словно от электрического удара. Я увидел на его шее кровь. Чья-то шальная пуля попала в него.

Спутник Алика оказался безоружным. Едва я повернулся в его сторону, он отступил на шаг и вдруг бросился бежать. Я настиг парня уже за воротами и несколькими ударами уложил на землю. Догнав меня, Надя попросила не убивать молодого человека.

— Он принес мне воды! — сказала она.

— Хорошо, пусть живет, — согласился я и оставил парня в покое.

Надя на бегу все порывалась поцеловать меня. Сейчас не время, крошка, — отбивался я.

Я сделал это, когда мы сели в машину — «БМВ», который почему-то оказался открытым. Потом Надя долго не отрывалась от меня, на это ушла добрая z половина времени, на которое я рассчитывал, чтобы… удрать от отряда МУБОП.

А потом оказалось, что можно не беспокоиться — ключей от машины у нас все равно не было!

— Вот это да! — сказал я. — Что делать?

Надя сперва не поняла, и я в нескольких словах обрисовал ей ситуацию. Разумеется, о своем звонке майору Звягинцеву я не упомянул.

— Давай короткими перебежками, — предложила девушка. — Выйдем на кольцевую, проголосуем…

Я не был согласен, и Надя принялась спорить. В это время какой-то автомобиль выехал на поле из лесу.

— Пригнись! — скомандовал я.

Надя подчинилась, но по ее глазам было видно, что она не понимает, в чем дело. А мне показалось, что я вижу авангард доблестных сил МУБОП, и поэтому я перепугался.

Но это был не авангард МУБОП, а обычный грузовик с бетоном, который направлялся в сторону стройки. Вот он протарахтел мимо. Поднятая им пыль проникла в наш салон и заставила меня и Надю несколько раз чихнуть. Потом мы снова подняли головы и увидели, что грузовик заехал в ворота.

И вдруг негромкий щелчок раздался за нашими спинами. Он заставил нас вздрогнуть. Я оглянулся — задняя дверца машины медленно отворялась, на сиденье протиснулся… Славик.

Я ошарашенно уставился на хозяина «БМВ». Славик здорово напоминал зомби. Лицо у него было окровавлено, плащ в грязи…

— А ну, заводи, — сказал Славик негромко и наставил на меня пистолет.

— Отлично! — ответил я. — Если дашь ключи, я это сделаю с радостью!

Окровавленное лицо вытянулось, а я отметил про себя, что зомби тоже может выглядеть растерянным. Славик протянул связку, я вставил ключ в замок зажигания и повернул. Салон наполнился ровным урчанием.

На всех парах мы выехали на кольцевую и повернули на ней в сторону Клыковского шоссе. Я ехал с одной мыслью — как можно быстрее оказаться как можно дальше от места перестрелки. Ехал и не мог понять: что себе думает Звягинцев? Ни одной машины, которую можно было принять за МУБОП, я не заметил ни при выезде на шоссе, ни дальше, когда мы ехали по кольцевой дороге.

Это было странно, но не удивляться же мне в присутствии моих спутников! Скрепя сердце я обратился к Славику:

— Как тебе удалось остаться в живых?

— А что? — Отражение Славика в зеркале заднего вида растянуло в подобие улыбки жуткие окровавленные губы. — Ты ждал моей смерти?

— Я ее не ждал, — возразил я, — я ее видел своими глазами.

— Меня не убивали, — помотав головой, пояснил Славик. — Точнее, меня приняли за мертвого и не стали добивать. А я… — он довольно хохотнул, — отполз до подвала, съехал на животе и оказался за стеной, а потом встал и пошел… Кое-как доковылял до забора, а там всегда можно сделать дыру… Я сделал — и что вижу? — Славик хмыкнул. — Мою машину хотят украсть прямо у меня на глазах!

— Ты co своими ключами неплохо помог это сделать, — проворчал я в ответ. — Ладно, теперь к делу. Куда мы едем?

— К Деду! — ответил Славик.

— Куда?!

— В Здание, господа, в Здание! — нервно пояснил Славик. — Пора признаться, что Михаил Юрьевич Деденко несколько дней находится там.

«Как может Дед, когда его все ищут, скрываться на рабочем месте?» — мелькнула у меня мысль.

Клыковское шоссе пересекается с кольцевой дорогой на развязке, которая имеет вид «лепестков клевера». Водители поймут, в чем тут дело: когда на такой развязке поворачиваешь с дороги на дорогу, отлично можно видеть, что делается на шоссе, по которому ты только что ехал.

Вот, поворачивая на Клыковское шоссе, я оглянулся на кольцевую. И что, вы думаете, я заметил? Ничего я не заметил.

Правда, к стройке можно было подобраться и с другого направления. Но это дела не меняло. В моей душе поселилась тревога — я сделал что-то не так, но что именно?

Мы подъехали к Зданию. Что-то жуткое показалось мне в этом небоскребе, невозмутимо вздымавшем двадцать четыре своих белоснежных этажа под свинцовые небеса. И это несмотря на погоду, которая начала портиться, несмотря на бурные события последних дней… Передо мной вставал Дед, как бы грозивший мне пальцем и говоривший: что бы ни случилось, господа, относитесь ко мне серьезно, в любых условиях я так же незыблем, как мое Здание.

Когда мы вышли из машины, я обратил внимание на маленькую сумочку-ридикюль на боку у Нади. Эта сумочка появилась у нее после случая в парижском метро, когда нас обокрали. Когда мы покупали эту сумочку у торговца на Елисейских полях, Надя сказала: мол, придется открывать новую моду, — и продела под ремень сумочки руку и голову. С тех пор она носила сумочку так, как обычно офицеры носят планшет, чтобы ее не могли срезать.

Удивительное дело, и сейчас сумочка висела через плечо Нади, а ведь девушка провела целые сутки в плену у Алика!

Славик шел на пару шагов за нами. Он все еще держал нас на мушке, только пистолет спрятал в карман плаща, и я счел возможным обсудить с Надей интересующую меня тему:

— Где ты ночевала? — тихо спросил я.

Надя вздрогнула:

— Это что, ревность?

— Да нет, — ответил я, — я тебе доверяю.

Надя ответила, что Алик ничего не придумал, кроме как привезти ее к себе домой (он жил в двухэтажном коттедже на Ярославском шоссе под Москвой) и посадить под замок. Он отвел ей место на каком-то диване, после чего запер входную дверь, забрал мобильный телефон и объяснил, что теперь Надя может расслабиться, потому как из этого коттеджа без помощи хозяина все равно никто и никогда не выбирался.

— Он к тебе лез?

— Естественно! — кивнула Надя. — Он предложил мне переспать, но когда я его послала, больше не приставал.

— А окна? — спросил я.

— Что — окна?

— Ты могла вылезти через окно.

— На окнах были пуленепробиваемые стекла, плюс решетки с внешней стороны, — пояснила девушка. — И потом, я знала, что Алик доставит меня на следующий день к Чернозубу. Зачем мне было рыпаться? — Она пожала плечами. — Я знала, что все равно придется отвечать на некоторые вопросы, связанные с нашим посещением дачи. Кто бы мог подумать, что тут начнется такое! — Под словом «тут» Надя имела в виду стройку.

— Сумочка не потеряна? — я попробовал переменить тему разговора.

— Нет, что ты, — улыбнулась девушка. — Сама удивляюсь. Там можно было хранить большие деньги, — и она ловким движением поправила сумочку на себе. — Ты знаешь, — девушка вдруг понизила голос, — я уже готовилась за все держать ответ перед дядей, но вместо этого опять попала к тебе!

Уже на крыльце я спросил:

— А что от тебя хотели Алик и… Чернозуб?

— Все очень просто, — ответила Надя. — Дядя хотел меня видеть, а у него бывают такие дни, что он хочет — и все, точка. Хоть трава не расти. Дядя, когда летел в самолете, устроил своим охранникам что-то вроде селекторного совещания. Вопрос был один: где найти меня? — Надя усмехнулась. — Этот негодяй Алик доложил, что видел меня вот только что, и дядя потребовал, чтобы Алик привез меня к нему.

— Странно, — сказал я. — Обо мне не было разговора?

— Не было, — сказала девушка.

— Выходит, дядя… — я чуть было не сказал «знал», но вовремя вспомнил, что Надя не в курсе гибели Чернозуба, — знает, что мы забрали его деньги?…

— Ничего он не знает, — ответила Надя.

Но здесь нам пришлось пройти в холл, и мы прекратили разговор. В холле было жарко. Кондиционеры не работали. Славик подвел нас к турникету, и мы увидели удивленного сторожа — коренастого мужчину в бронежилете.

Кажется, я уже рассказывал, как был модернизирован вход в Здание силами Коли? Теперь расскажу, что появилось буквально в последние дни, уже после возвращения Деда.

Рядом с кабиной вахтера по внутреннюю сторону перегородки появился кожаный диван, на котором день-деньской сидели, развалясь и позевывая, четыре или пять охранников с пистолетами и переговорниками у пояса. Эти ребята были взяты на работу уже Дедом, несмотря на трудные времена и недостаток наличных денег, насколько я знал, у концерна. По сравнению с этими ребятами даже бравый «афганец» Славик выглядел сущим ребенком.

Так вот, на эту четверку «быков», которые сидели «на своих рабочих местах» в ту минуту, когда мы приехали, Славик попросту не обратил внимания.

— Пропустить! — распорядился Славик.

Он положил на подоконник свой пропуск — маленький четырехугольник, запаянный в пластик. Я увидел фотографию Славика и строку, указывающую его должность. Но вахтер покачал головой. Он указал на компьютер, который стоял перед ним на столе, и я подумал, что вахтер хочет, чтобы данные о нас были внесены в «гостевую базу данных» — так, насколько я знал, полагалось. Но Славик повторил:

— Пропустить! — и с силой хлопнул пропуском по доске. Вахтер поднялся, а Славик расправил плечи. И пришлось шефу охраны господина Деденко сказать негромким голосом пару слов своему подчиненному. Вахтер вздохнул и пропустил нас.

Мы прошли мимо оторопевших обитателей кожаного дивана. Один из них попытался было встать на нашем пути, но Славик так глянул на парня снизу вверх, что получилось, будто он смотрит не снизу вверх, а сверху вниз.

— Ты что-то хотел? — спросил Славик.

И тут до меня дошло! Почему я думал, будто нам препятствуют? Нами восхищаются!

Короче, мы прошли в лифт и поднялись на двадцать второй этаж. Пару раз по дороге у меня возникало чувство, будто что-то не так, будто что-то сейчас произойдет, но я гнал это чувство от себя, повторяя и повторяя: наконец-то я скажу Деду, что между нами больше не стоят деньги! Согласитесь, желание сказать такое можно уважать.

Только мы переступили порог, я сразу заметил очередные изменения в обстановке Круглого кабинета. Дед сидел не на привычном месте на фоне сейфа, а в сторонке, в глубоком кресле, из которого он вскочил при нашем появлении:

— Снова здесь эта шлюха! — заорал он, указывая на Надю пальцем. — Она снова здесь!

Я опешил. И не столько из-за восклицания Деда. Меня изумил его внешний вид: левая рука висит на перевязи, ключица прострелена, бинт, покрывавший ее, почти насквозь пропитан кровью.

Я оглянулся на Славика. Он говорил, что Дед ранен, но я не ожидал, что Дед так беспомощно выглядит на самом деле.

Надя, поджав губы, молчала. Точно так же, как тогда, в моей квартире, когда мы увидели Деда, вернувшись из Европы. Я выступил вперед.

— Она не шлюха! — сказал я.

— Михаил Юрьевич! — с укоризной проговорил Славик. — Что с вами? Вы говорили привезти Пашу, я привез его… Вы говорили разобраться с Чернозубом, я разобрался…

Дед не слушал. Он затравленно озирался то на меня, то на Надежду, прижимал забинтованную руку к груди и выкрикивал побледневшими губами:

— А… Пашка… Отлично, Пашка, ты, выходит, здесь! Ты решил, что отдал мне долг? Хо-хо-хо, отдал. Но ты взял настоящими деньгами, а отдал фальшивыми…

Я остолбенело переваривал услышанное, а Дед тем временем продолжал:

— Вы знаете, что такое несколько лет жить в постоянном страхе? В постоянном напряжении? Я два года ждал покушения на себя, ровно два года! После того как я приехал в Москву из Тюмени, я купил себе квартиру на набережной, но жил не в ней… Я вынужден был делать вид, будто уезжаю домой, но возвращался сюда, в это дурацкое Здание, ночевал здесь… Стоило мне однажды приехать под вечер в квартиру, как на меня было совершено первое покушение…

Я сделал глотательное движение — уж очень неожиданно было слышать все это от Деда…

— А работа? — тем временем продолжал он. — Мое положение требовало от меня устраивать банкеты, презентации и прочие светские рауты… Каково мне было прятаться от людей? Всюду, где только можно, я посылал вместо себя других! Павлик, для кого ты писал речи? Думаешь, для меня?

— Я думал… для тебя, — ответил я, впервые после долгого времени обращаясь к Деду на «ты».

Дед не ответил, он вздохнул, собираясь с силами.

— Господи, как они мне все надоели… Подумать только, все это время женщина, которую я любил, оставалась со мной, она была на все согласна, чтобы только не оставлять меня, и вот… кому-то было угодно, чтобы она покинула меня! Но она не просто покинула меня, — продолжал Дед, переведя дыхание, — ее забрали… Да-да, негодяй Чернозуб, который, оказывается, время от времени звонил ей, пользуясь моим отсутствием, настраивал ее против меня!

Говоря это, Дед сверлил меня взглядом. Я осмысливал сказанное, фактов было много, очень много, и все они теперь выстраивались в стройную логическую цепочку. Они довершали картину, которую я когда-то начал рисовать в своем воображении.

Итак, когда-то Дед приехал в Москву. Свой офис он построил подальше от центра города, но не гонясь за дешевизной, а хотел не быть на виду у широких слоев общественности.

Переехав в Москву из Тюмени, он продолжил деятельность в сфере нефтяного бизнеса, но министр топлива и энергетики Чернозуб очень скоро стал наступать Деду на хвост. Дед держал свои счеты с Чернозубом в глубокой тайне. Время от времени Дед мне что-то рассказывал, поскольку не мог полностью хранить молчание, но фрагменты сведений, которые мне становились известны, я не связывал воедино.

— Я оборудовал свой рабочий кабинет под крышей Здания, да еще посередине этажа, — захлебывался Дед. — Думаете почему? Зачем мне все эти пуленепробиваемые стекла, непомерно раздутый штат охраны и магнитные контуры возле лифтов? Я боялся снайперов! В определенных кругах Москвы я распространял слухи о неприступности Здания, и это, представьте себе, некоторое время работало! Меня оставили в покое…

Дед перевел дух.

— Но потом на меня произвели покушение, и мне пришлось прибегнуть к крайнему средству. Я пошел на отсидку, как это называется, я спрятался в тюрьме, и она дала мне лишний год жизни, — он посмотрел на меня злобно, — но эта сучка, — продолжил он, поглядывая на Надю, — все равно проникла в самое сердце моего концерна, в мой кабинет, — и она сделала это лишь благодаря тебе, Павлик!

— Что ты говоришь, Дед! — ужаснулся я.

— Она здесь затем, чтобы убить меня! — Он показывал на Надю трясущимся пальцем. — А если не веришь, спроси ее, где она была, когда убили нашего толстячка Цулая! Это сделала она! Ее же не было в Москве! Павлик, фирма «Чехавэти» нашла приют под крышей нашего Здания потому, что это одна из дочерних фирм нашего концерна!

Я оглянулся на девушку. Надя стояла ни жива ни мертва.

— Проверьте ее сумку! — орал Дед. — У нее там пистолет! Она пришла сюда, чтобы убить меня!

Я сглотнул. Что-то не укладывалось в моей голове.

— Павлик, эта женщина ненавидит меня! — крикнул Дед. — Будь, наконец, взрослым! Это она сидела за рулем «жигулей» во время первого покушения на меня!

— Черт, в самом деле, — потер рукой лоб Славик.

Я вспомнил, как она запросто отшвырнула меня, когда я первый раз полез к ней целоваться, и, кажется, начинал верить… Надя смотрела как затравленный волк. Белую сумочку она держала перед собой обеими руками.

— Хорошо! — Я попытался улыбнуться. — Надя, отдай сумку, и мы покажем, что там ничего нет…

Я протянул руку — но девушка вдруг отскочила, прижала сумочку к груди и часто-часто заморгала.

— Что с тобой? — не понял я.

— Ага! Я ведь говорил! — торжественно заявил Дед.

Краем глаза я заметил, что Славик нахмурился. Надя сделала еще шаг по направлению к двери.

— Дай сумочку! — повторил я. — Не бойся! Тебя никто здесь не тронет!

Дед сделал какое-то движение… Я поздно сообразил какое. Что-то просвистело в воздухе и ударилось о стену рядом с девушкой. Секунду спустя на полу у стены лежал черный мобильный телефон, которым обычно пользовался Дед и который он вдруг изо всех сил запустил в Надю.

— Вот тебе, сучка! Вот тебе! Вот! — хрипел старик. — Ты хотела моей крови! Ты! Ты!

Надя взвизгнула. Раздались один за другим два выстрела. Я распахнул глаза. Надя медленно сползала по стене, в руке ее был дымящийся пистолет. Когда она успела достать оружие из сумочки, я не заметил, но Дед, оказывается, был прав. Раскрытую сумочку девушка держала в другой руке, из нее сыпались на пол какие-то мелочи: пудреница, набор теней в пластмассовом футляре, помада.

Славик опустил руку с «береттой» и бросился вперед:

— Ни с места! — крикнул он мне. — Паша, предупреждаю, я не уверен, что попал! Пока я не разоружу эту сучку, стой, где стоишь!

Надя сидела на полу, смешно раскинув длинные ноги. Она успела-таки сделать свой выстрел. И пусть она не попала в Деда — пуля, рикошетом отскочившая от толстой двери сейфа, вонзилась Деду в голову в районе уха. Взгляд старого начальника мгновенно остекленел, в глазах застыло выражение большого удивления, а потом Дед медленно-медленно опустил голову на стол.

Один за другим прогремели три выстрела Славика. Я набросился на него, и в тот момент, когда мой кулак свернул Славику челюсть, Надя растянулась на полу. Вокруг левой лопатки девушки зияли три вздувшихся пулевых отверстия, а в плече — четвертое. Я сглотнул. Неужели это конец?

И в эту минуту от ужасного удара распахнулась дверь кабинета, послышался топот множества ног… Я, не оглядываясь, лежал на Славике, пытаясь завести его руку за спину, я всецело был поглощен борьбой и потому не смотрел по сторонам. Судя по всему, в кабинет ворвалось не менее десятка вооруженных людей. Я услышал клацанье затворов.

Я поднял голову. Так и есть. Надо мной застыли майор Звягинцев и «камуфлированные». Людей было много. А сколько автоматных стволов было направлено на меня!

«Они все-таки приехали, — думал я, — но не на стройку, а сюда! Упрямый Звягинцев поступил по-своему!»

— Лицом вниз, — прохрипел майор. — Лицом вниз, Ярвид! Сползай со своего приятеля, лицом вниз лежать удобнее на полу.

Когда я сполз со Славика, огромный телохранитель рванулся, и тут кто-то из омоновцев случайно нажал на спуск. Славик задергался в судороге — очередь прошила ему спину…

Мы ехали на УАЗике, на одном из тех, крыши которых были украшены надписями «МУБОП». Помнится, когда-то я, как огня, боялся этих УАЗиков. Но теперь мне было наплевать. После гибели Нади, гибели всех, кто меня окружал, эти УАЗики, а также сотрудники МУБОП потеряли для меня свою страшную прелесть.

Трупы везли в другой машине.

Мои запястья были в наручниках. Справа и слева от меня сидели, сжимая меня широкими плечами, невозмутимые парни. Я едва помещался между ними. Автоматы эти парни держали где-то между коленями.

Сиденье рядом с водительским занимал майор Звягинцев. Он поминутно оборачивался, не веря своему счастью: ему ведь удалось-таки взять меня, как он думал, на месте преступления, да еще с поличным.

— Что, дохлячок, не удалась тебе твоя комбинация? — время от времени ласково спрашивал майор.

Я хранил надменное молчание. Я даже не особенно рисовался, не желая разговаривать с этой компанией; перед моими глазами стояли три пулевых отверстия на спине моей Нади.

— Деньги, — вдруг сказал я.

— Что?! — встрепенулся майор.

Парни слева и справа тоже посмотрели на меня. Водитель притормозил, майор Звягинцев выскочил и скомандовал одному из охранников выволочь меня из машины.

Меня вытаскивали не один охранник, а оба, и рыжий капитан, который сидел за рулем, помогал, и сам майор помогал. Я постарался, чтобы у них ушло на это как можно больше сил и энергии. Время от времени я плевался. Впрочем, управу на меня нашли быстро. Прислонили спиной к какому-то дереву прямо на газоне между тротуаром и проезжей частью одной из центральных московских улиц, и стали поочередно избивать, вонзая кулаки в брюхо и не только в брюхо. Занимались этим с большим удовольствием майор Звягинцев и рыжий капитан. Когда устали оба, я растянулся на траве. Майор наклонился надо мной и прошептал:

— Где деньги?

— Можно было обойтись без всего этого, — ответил я, с трудом ворочая языком, — в ста километрах от Москвы по Клыковскому шоссе у нас дача. Кооперативный дачный поселок «Зеленые холмы» — слыхали о таком?

— Ну, еще бы, — он нагнулся к самому моему носу, я услышал смрадное дыхание из его пасти.

— Деньги там… — сказал я.

— Врешь! — выдохнул Звягинцев. — Это мы три недели назад перерыли всю твою хибару. Там пусто.

— Правильно, так и думал, что это вы, — кивнул я, вспоминая разгром в дачном домике. — И это вы, точнее, один из ваших сотрудников (пожалуй, это был прапорщик с лицом, пятнистым, как терка для картофельных оладий!) убил несчастного идиота-сторожа…

— Поговори у меня! — воскликнул Звягинцев, впрочем, он при этом нервно оглянулся.

— Я закопал деньги в лесу, — продолжил я, не давая майору опомниться.

— Лес прочесан в радиусе двухсот метров от забора! — перебил Звягинцев. — Кому ты пудришь мозги, детка? Если мы довезем тебя до Петровки, ты не выйдешь оттуда живым.

Вот тут я заинтересовался:

— А вы хорошо прочесали лес?

Прежде чем ответить, майор переглянулся с рыжим капитаном. Мне показалось, что Звягинцев ответил только потому, что парни, его спутники, сделали ему знак: мол, они не против.

— Ну-у, у нас миноискатели последней модели, — протянул майор. — Эти звери прощупывают все на глубину до трех метров.

— Но вы старательно обошли место, где я зимой спрятал кейс, — ответил я. — В этой яме сейчас лежит бедняга Старцев, который пропал без вести. Его порешил рябой прапорщик, по-другому говоря, один из ваших запасных киллеров, которого вы привлекли для усиления значимости ваших оперативных мероприятий!

Глаза Звягинцева метали молнии. Меня, судя по этим глазам, посетило небывалое прозрение. Другими словами, я все угадывал правильно.

— Изначально деньги, конечно, были в кейсе, — продолжал я. — Но я перепрятал их!..

— Где ты закопал полный чемодан? — возбужденно стал спрашивать Звягинцев.

— Хорошо, что я слетел в кювет, — продолжил я, словно не слыша майора, — рябой киллер упустил меня из виду. Его машина проехала мимо. Мне же удалось беспрепятственно перепрятать деньги, а он, вернувшись на дачи, стал в отчаянии допрашивать Петровича! Он убил его, потому что несчастный идиот-сторож не сказал обо мне ни слова!

Все это я выпалил на одном дыхании. Лица моих слушателей потемнели, как предгрозовое небо.

— Наконец, я объявляюсь сам и говорю, куда приехать, — торжественно стал заканчивать я. — Безошибочно, заметьте, описываю место: такой-то объект, строительство ведет такая-то организация, прораб такой-то, недалеко от кольцевой дороги… Что делают чины из доблестного МУБОП? Чины из МУБОП не появляются там, где гремит перестрелка, им очень даже наплевать на гибель людей! Они появляются там, где пахнет мафиозными деньгами!

Гроза подобралась слишком близко, я счел за лучшее скомкать конец своей речи:

— Так вот, деньги… Я положил их в пластмассовый тубус и заклеил его. Обычный студенческий тубус! Я бросил этот тубус в реку, привязав к нему увесистый камень… Если вы сейчас отпустите меня, я покажу вам это место…

Они быстро переглянулись, и я понял, что вырваться из лап этих чудовищ — напрасная затея. Я продолжил:

— Или если не отпустите… Если хотя бы скостите срок…

— Все твои показания будут записаны в протокол допроса, — торопливо пробормотал Звягинцев. — Где это место?

— Поехали, — как будто придя к важному решению, произнес я.

Остатки плана я обдумал по дороге, пока мы ехали по Клыковскому шоссе. Я чувствовал, что лицо мое совсем заплыло от полученных побоев, ведь меня били не только в живот. Но синяки и припухлости оказались весьма кстати, они маскировали ход моей мысли, который обычно, как в зеркале, отражается на лице.

УАЗик остановился возле километрового столба с отметкой «69». Меня высадили и подвели к краю обрыва. Здесь я потребовал минуту, чтобы сосредоточиться.

— Где? — выдохнул майор.

— Снимите браслеты, — сказал я, — и я укажу на это место рукой, как Кутузов!..

— Не умничай! — оборвал майор. — Ведите его к реке!

Речка не стала чище за прошедшее время. Как и прежде, берега ее были загажены: но если в прошлый приезд я насчитал на берегу семь кострищ, то теперь их было девять. Вокруг кострищ, как и прежде, валялись клочки бумаги, смятые сигаретные пачки и пустые бутылки…

— Отлично, — сказал я. — Тубус я бросил в этот омут… — Я картинно поднял перед собой скованные руки.

— Ага, — сказал майор Звягинцев.

Я передумал забавляться, наблюдая, как они полезут в воду. В конце концов, мне было жаль времени. И потому я сказал:

— Вот эти кусты чудно сохранились. Посмотрите, здесь должна быть привязана леска…

Один из парней по команде майора присел, положив автомат на колени, и принялся шарить руками возле куста — сначала у самой воды, а потом и под водой. Я молча наблюдал, как его ладони погружаются в мутную зловонную жижу, покрытую нефтяной пленкой.

— Есть, — наконец сказал мубоповец и вынул руки.

Он сжимал леску, конец которой был привязан к одной из веток куста.

— Тяни, — сказал майор.

Я очень осторожно сделал шаг назад. Это был даже не шаг, а так, шажок. Его никто не заметил. Во всех троих проснулся рыбацкий инстинкт — они были очень поглощены процессом вытягивания лески из реки. Тут же я сделал второй шаг…

Водитель УАЗика наблюдал за нами с шоссе, с расстояния тридцати метров. Он должен был видеть мои маневры как на ладони, но… сам не знаю, почему он меня не остановил. Мне было не до рассуждений. Я рисковал, мне надо было спасти свою шкуру…

Когда облепленный тиной тубус оказался в руках майора, между мной и моими конвоирами было уже метров пять. Если бы кто-то из них обернулся, все труды мои пропали бы напрасно, но весь фокус состоял в том, что азарт не давал никому из них отвлечься от тубуса.

Я отступал в направлении маленького холма — или возвышения, называйте как хотите, — его высота не превышала полуметра. За этим холмиком я рассчитывал лечь на землю и укрыться.

Один из конвоиров протянул Звягинцеву штык-нож; майор словно консервную банку принялся кромсать тубус. Наконец, искореженная крышка упала на землю, и майор запустил внутрь руку…

Секундой позже из тубуса на белый свет появилась пачка долларов. В этой пачке, как вы помните, было десять тысяч «зеленых»… Я отчетливо видел восторг, который нарисовался на лицах парней в камуфляже. Восторг их непомерно вырос, когда майор Звягинцев вынул из тубуса вторую такую же пачку денег.

Звягинцев третий раз запустил в тубус руку — и тут я прервал наблюдения. Одним скачком преодолев последние три метра, я растянулся на земле за пригорком.

Я успел вовремя. Огромной силы взрыв потряс берег. Взрыв оказался сильнее, чем я ожидал. Я не видел, что произошло с моими конвоирами. Вдруг что-то шлепнуло меня по лицу. Я подумал, что это оглушенная рыба, которую взрывом подняло из воды, схватил эту «рыбу» обеими руками и вдруг нащупал ровные края… Это была стодолларовая пачка. Не особо раздумывая, я засунул ее за пазуху и вскочил на ноги.

И тут же рядом со мной возникло перекошенное от ярости лицо мубоповца, который все время оставался возле машины. Мубоповец, словно в фильме ужасов, протягивал ко мне свои руки.

Я упал перед ним на колени. Сжал кулаки и — раз, два! — несколько точных ударов вонзились между ног парня. Мубоповец дико вытаращил глаза и присел, застонав от боли, а я подобрал с земли бутылку, одну из тех, которых здесь валялось несметное множество, занес над его головой и от души опустил. Раздался звон, в руках у меня осталось бутылочное горлышко с неровными краями. При желании я мог хорошенько изувечить этим горлышком парня, но отбросил «розочку» в сторону.

Опустив взгляд, я заметил ключ от наручников на поясе у мубоповца. Это было просто прекрасно. На плече его висел автомат Калашникова. Неловко действуя связанными руками, я снял автомат. Хотел было завладеть ключом, но пока это оказалось выше моих сил.

В конце концов, подумал я, кое-как приспособившись, можно вести стрельбу из автомата даже в наручниках. Правда, для этого надо держать автомат Калашникова боком, так сказать, «в профиль». Это было трудно, но я рассуждал так: лучше с автоматом, чем без него.

Но в кого стрелять? Оглянувшись, я никого не увидел. Лишь на берегу, у самой воды, валялись без движения три тела. Это были майор Звягинцев, рыжий капитан и еще один мубоповец.

Тихо, неспешно несла свои воды река. Прибрежный ветерок шевелил растрепанные волосы майора.