Сцинк и Бонни продолжали наблюдать за домом 15600 по Калуса-драйв, а Августин тем временем вернулся к фургону за оружием. Он вовсе не был настроен стрелять в кого-либо, даже шприцами со снотворным. После близости с Бонни он ощущал радостную безмятежность и витал в облаках, но все же следовало быть реалистом.
Сначала он попытался подавить благодушное настроение, критически взглянув на свои поступки. Эта женщина была замужем, причем вышла замуж совсем недавно! И осталась одна, растерянная и беззащитная, а он, Августин, воспользовался этим, повел себя как ничтожный кусок дерьма. И все же он был очень счастлив. Бонни покорила его своим мужеством. У Августина никогда не было женщины, которая так стойко переносила бы невзгоды их походной жизни и не жаловалась при этом на москитов. Более того, Бонни, похоже, понимала психотерапевтический эффект жонглирования черепами. Она сказала ему: «Ты дотрагиваешься до смерти, а может, дразнишь ее».
Трудно было заниматься самокопанием после ночи страсти и любовного опьянения, которую они провели голыми в спальном мешке. Но Августин призывал себя не слишком обольщаться относительно своих отношений с Бонни, а то вот уже — парит в облаках и прыгает от радости. Неужели он так и не научится сдерживать себя?
Августину очень нравилось находиться рядом с Бонни, но так же сильно ему не нравилось ее участие в затее Сцинка. Он боялся, что тревога за Бонни совсем выбьет его из колеи, а в этом деле ему необходимо было иметь ясную, ничем не забитую голову. Если уж за дело взялся губернатор, то неприятностей явно не избежать.
Присутствие Бонни все осложняло. Если еще неделю назад Августину нечего было терять, то теперь было что. Он мог потерять все. «В данном случае любовь может сослужить мне плохую службу», — подумал Августин.
Вдвоем со Сцинком им было бы гораздо легче предпринимать свои тайные шаги, но Бонни непременно хотела помогать им. Губернатора, естественно, это ничуть не тревожило, он вообще жил в другом, своем мире. Как-то он прошептал Августину: «Счастье никогда не бывает всеобъемлющим. Это сказал Олдос Хаксли. В удовлетворенности нет очарования борьбы с несчастьями. Подумай об этом».
Вернувшись к фургону, Августин разобрал ружье, стреляющее шприцами, и спрятал его в спортивную сумку. Пистолет 38-го калибра он сунул под рубашку, за пояс джинсов. Повесив спортивную сумку на плечо, Августин направился назад на Калуса-драйв, размышляя, прав ли Хаксли.
Как только Деннис Риди и Фред Дов уехали, Иди Марш выволокла Левона Стичлера из стенного шкафа. Кусака не помогал ей, заявив, что бережет силы.
Иди пнула старика босой ногой.
— Ну и что мы будем с ним делать? — Это был необычайно интересный вопрос, волновавший и Левона Стичлера. Глаза его округлились в ожидании ответа Кусаки, который буркнул:
— Выбросим.
— Куда?
— Куда-нибудь подальше. Этот гад хотел убить меня.
— Но ты должен признать, что это была всего лишь жалкая попытка.
— Ну и что? Главное — намерение.
— Ты посмотри на него, Кусака. На него и пулю-то жалко тратить.
Эти слова ничуть не оскорбили Левона. Иди вытащила у него кляп изо рта, и старик несколько раз сплюнул на пол. Кляп представлял собой пыльную тряпку, ужасно вонявшую средством для полировки мебели.
— Спасибо, — поблагодарил Левон, тяжело дыша.
— Заткнись, осел! — рявкнул Кусака.
— Как вас зовут? — спросила Иди.
Левон назвался и объяснил, почему решил убить продавца трейлеров.
— Похоже, что кто-то уже опередил вас. — Иди рассказала о визите здоровенного парня с двумя таксами. — Он куда-то увез этого подлеца Тони, и я уверена, что он не вернется.
— Ох, — облегченно вздохнул Левон. — А вы кто?
Кусака бросил на Иди сердитый взгляд.
— Вот видишь? Я же сказал тебе, что надо его шлепнуть.
Старик моментально извинился за излишнее любопытство. Но Кусака сказал, что ему плевать на извинения и они его все равно уроют.
— В этом нет никакой необходимости, — взмолился Левон, но Кусака вновь затолкал ему в рот кляп. Старик закашлялся, и тряпка выскочила изо рта. — Прошу вас… у меня больное сердце!
— Вот и хорошо. — Кусака приказал Иди принести заточенный колышек, которым пытался воспользоваться Левон. Угроза подействовала на старика, он замолчал и позволил снова засунуть себе в рот кляп. — Глаза тоже завяжи, — велел Кусака.
Иди воспользовалась черным шифоновым шарфом, который нашла в шкафу среди нижнего белья Нерии Торрес. Из него получилась отличная повязка для глаз.
— Не слишком туго? — поинтересовалась она.
Левон Стичлер приглушенно хрюкнул и покачал головой.
— Что дальше? — спросила Иди у Кусаки.
Кусака дернул плечами, сморщившись от боли.
— У тебя еще остались успокоительные таблетки? Эта гребаная нога ужасно ноет.
— Дорогой, я не уверена…
— Черт! — Здоровой ногой Кусака пнул Левона Стичлера по ребрам. Без всякой причины, просто потому, что старик представлял собой удобную мишень. Иди оттолкнула Кусаку и попросила его успокоиться.
— У нас все идет прекрасно. Риди подписал соглашение, и нам остается только дождаться денег. А если ты убьешь этого несчастного, то спутаешь нам все планы.
Челюсть у Кусаки задергалась, как паровая лопата, в глазах появилось мучительное выражение, словно с похмелья.
— Ничего другого я придумать не могу, — пробормотал он.
— Послушай. Мы отвезем этого старика Левона куда-нибудь подальше в лес и оставим там. Предупредим, чтобы некоторое время не возвращался в город, иначе мы разыщем его внуков и… ох, я не знаю…
— Сдерем с них шкуру, как с поросят?
— Отлично. Главное, запугать его до смерти, и он обо всем забудет. Сейчас у него одно желание — остаться в живых.
— Черт побери, проклятая нога сейчас лопнет.
— Иди, смотри телевизор, а я поищу какие-нибудь таблетки, — успокоила Иди.
Она порылась в аптечке, нашла непочатый пузырек с какими-то таблетками, сказала Кусаке, что это таблетки с кодеином, и сунула ему в руку пять штук. Кусака проглотил таблетки, запив их теплым пивом.
— В джипе есть бензин? — спросила Иди.
— Да. Посмотрим «Салли Джесси» и поедем.
Иди пошла на улицу погулять с Дональдом и Марлой.
После нескольких дней, проведенных в наркотическом дурмане, вызванном уколами морфия, патрульная Бренда Рурк наконец-то почувствовала себя лучше. Специалист по пластическим операциям сообщил, что будет оперировать ее в конце недели.
Сквозь повязки она сказала Джиму Тайлу:
— Ты выглядишь усталым, мой гигант.
— Мы продолжаем работать в две смены.
Бренда поделилась с Джимом последними новостями.
— В одном из ломбардов Кендалла какой-то подонок пытался заложить кольцо моей мамы.
— Тот самый?
— Да, судя по описанию служащего.
— Что ж, это уже зацепка.
На самом деле эта новость обеспокоила Джима. Ведь он предоставил губернатору свободу действий в поисках человека, напавшего на Бренду, рассчитывая, что губернатор справится с этим быстрее, чем полиция. Однако случай в ломбарде мобилизует полицию. И теперь вполне возможно, что, охотясь на человека в черном джипе «чероки», Сцинк столкнется с детективами, а это ничего хорошего не сулило.
— Я, должно быть, выгляжу ужасно, — предположила Бренда, — потому что никогда не видела тебя таким мрачным.
Конечно же, его огорчало состояние Бренды, которая, бледная и избитая, лежала на больничной кровати. В своей работе Джиму приходилось видеть много крови, боли и страданий, но он никогда еще в жизни не испытывал такой слепой ярости, как в тот день, когда впервые увидел покалеченную Бренду. В деле поимки и наказания негодяя, избившего Бренду, смешно и наивно было рассчитывать на правоохранительные органы. Ведь этот бандит был настоящим монстром. Судя по тому, что он сотворил с Брендой, этот монстр ненавидит и женщин, и полицейских. Он представлял угрозу для людей, и следовало избавить от него общество.
Но сейчас, стараясь рассуждать спокойно, Джим Тайл пожалел о своем поступке, совершенном в порыве ярости. Когда Бренда назвала ему номер джипа «чероки», следовало зарегистрировать эти данные и сообщить полицейским, занимающимся расследованием дела. А он пустил губернатора по следу негодяя, совершив ужасно глупый, идиотский поступок. Бренда поправится, а вот он, Джим Тайл, подверг огромному риску дорогого ему старого друга. И сейчас уже почти невозможно остановить его.
— Я хочу спросить тебя кое о чем, — промолвила Бренда.
— Разумеется.
— Сегодня ко мне приходил детектив из отдела по расследованию ограблений. И еще женщина из конторы прокурора штата. Они ничего не знают о черном джипе.
— Гмм…
— И о номере… я думала, ты сообщил об этом.
— Я совершил ошибку, Брен.
— Забыл сообщить?
— Нет, не забыл. Я совершил ошибку.
Джим Тайл присел на край кровати и рассказал Бренде, что он натворил. После его рассказа Бренда долго молчала, не считая короткой беседы с медсестрой, заходившей перевязать ее.
Потом, когда они снова остались вдвоем, Бренда сказала:
— Значит, ты отыскал своего сумасшедшего друга. Каким образом?
— Это не имеет значения.
— Значит, он был здесь, у меня в палате, и ты не познакомил нас?
Джим усмехнулся.
— Ты спала, дорогая.
Бренда погладила его по руке. Джим понимал, что она обдумывает его рассказ. Наконец Бренда вымолвила:
— Малыш, ты, наверное, действительно любишь меня, раз решился на такое.
— Я все испортил, Брен. Прости меня.
— Хватит об этом. У меня к тебе еще один вопрос.
— Слушаю тебя.
— А будет лучше, если этого негодяя, укравшего кольцо моей матери, поймают твои друзья?
— Да, это было бы гораздо лучше.
Бренда Рурк кивнула и закрыла глаза. Джим Тайл подождал, пока дыхание Бренды стало спокойным и ровным, он убедился, что она погрузилась в глубокий, здоровый сон. Прежде чем уйти из палаты, он поцеловал ее в щеку через просвет между повязками, ощутив тепло кожи. Джим был твердо уверен, что на губах Бренды промелькнула улыбка.
Сцинк уперся лбом в подоконник. В течение часа он не произнес ни единого звука и даже не пошевелился, когда Августин отправился за оружием. Бонни не понимала, или он дремлет, или просто игнорирует ее.
— Здесь была детская. Вы обратили внимание? — спросила она.
Никакой реакции.
— Вы спите?
И вновь в ответ молчание.
В разбитое окно залетела желтая шелуха и опустилась на спутанную гриву Сцинка. Бонни сдула ее. Из расположенного напротив дома 15600 по Калуса-драйв раздался лай собак.
Наконец губернатор заговорил:
— Ох, они вернутся. — Он так и не поднял лоб с подоконника.
— Кто?
— Родители этого ребенка.
— Почему вы так уверены?
Молчание.
— Возможно, им больше не захочется переживать ураганы, — попыталась поддержать разговор Бонни.
— Я оптимист, — буркнул Сцинк.
Снова бросив взгляд на промокшего плюшевого медвежонка, Бонни подумала, что ни одна семья не заслужила того, чтобы ее жизнь была разбита вот таким ужасным образом. Губернатор, похоже, прочитал ее мысли.
— Мне очень жаль, что с ними случилось такое. Но прежде всего мне жаль, что они оказались здесь.
— И будет еще больше жаль, если они вернутся.
Сцинк поднял взгляд, мигая, словно сонная ящерица, вылезшая из-под крыльца.
— Это зона урагана, — коротко бросил он.
Бонни решила, что губернатор должен услышать ее точку зрения, точку зрения человека со стороны.
— Люди приезжают сюда в надежде, что жизнь здесь лучше, чем там, где они жили раньше. Они верят красочным плакатам, и знаете что? Для многих из них здесь действительно лучше, чем на прежнем месте, будь то Лонг-Айленд, Де-Мойн или Гавана. Жизнь здесь радостнее, так что стоит рискнуть. Даже несмотря на угрозу ураганов.
Здоровым глазом губернатор осмотрел детскую.
— Если плевать на мать-природу, то и она в ответ наплюет на вас, — изрек он.
— Но у людей есть мечты, вот и все. Как у поселенцев старого Запада.
— Ох, дитя мое.
— Так что вы скажете? — В голосе Бонни появилось негодование.
— Лучше сама скажи мне, что осталось от этих поселений. — Сцинк снова опустил голову.
Бонни дернула его за рукав камуфлированной рубашки.
— Я хочу, чтобы вы показали мне то, что показывали Максу. Дикую природу.
Сцинк хмыкнул.
— Зачем? На твоего мужа она явно не произвела впечатления.
— Но я не Макс.
— Будем надеяться, что нет.
— Прошу вас. Вы покажете мне дикую природу?
И снова не последовало никакого ответа. Бонни захотелось, чтобы побыстрее вернулся Августин. Она переключила свое внимание на дом, возле которого стоял припаркованный черный джип, и подумала о том, чему они стали свидетелями сегодняшним долгим жарким утром.
Через полчаса после прибытия старика к дому подъехало такси. Из дома на подъездную дорожку торопливо выбежала рыжеволосая женщина в облегающем фигуру блестящем платье для коктейлей и в туфлях на высоких каблуках. Августин и Бонни согласились, что она похожа на проститутку. Когда она юркнула на заднее сиденье машины, Сцинк заметил, что из ее ажурных чулок могла бы выйти хорошая сеть для ловли кефали.
Чуть позже на подъездной дорожке остановился синий «таурус». Губернатор предположил, что это прокатный автомобиль, потому что машины синего цвета покупают только компании по прокату автомобилей. Из «тауруса» вылезли двое мужчин, но ни у одного из них челюсть не была деформирована. Младший из них, аккуратного вида блондин, был в очках и нес в руке желто-коричневый портфель. Старший, посолиднее, с коротко подстриженными темными волосами, держал в руке папку. В нем угадывался начальник, Сцинк предположил, что мужчина в молодости был сержантом. Мужчины оставались в доме довольно долго. Наконец появился старший. Он сел за руль автомобиля и принялся просматривать свои записи. Вскоре из-за угла дома с заднего двора показался его молодой помощник, и они вместе уехали.
Хотя посетители и не были похожи на головорезов. Сцинк сказал, что в Майами ни в чем нельзя быть абсолютно уверенным. Августин понял его намек и отправился к фургону за оружием.
И вот сейчас губернатор, уткнувшись лбом в подоконник, начал напевать. Бонни спросила у него, как называется песня.
— «Мечта номер девять», — ответил он.
— Я такой не знаю.
Бонни очень хотелось услышать о его жизни, чтобы он откровенно рассказал о ее самых драматических моментах.
— Спойте мне ее, — попросила Бонни.
— Как-нибудь в другой раз. — Сцинк указал на другую сторону улицы. Из дома напротив выходили мужчина и женщина.
Бонни уставилась на них.
— Боже мой, что они делают?
Губернатор быстро вскочил.
— Пошли, дитя мое.
После окончания шоу «Салли Джесси» Кусака сделал пару телефонных звонков и о чем-то договорился. Иди Марш не удалось узнать, о чем именно, но речь явно шла о том, что делать со стариком, судьба которого висела на волоске.
— Помоги мне, — приказал Кусака Иди и принялся срывать с карнизов розовые, как в борделе, плотные, намокшие от дождя портьеры. Они расстелили их на полу, уложили в центр Левона Стичлера и закатали его в портьеры.
Получившийся сверток напомнил Иди огромный земляничный рулет.
— Надеюсь, он сможет дышать? — поинтересовалась она.
Кусака пнул розовый сверток.
— Эй, осел. Дышать можешь?
В ответ старик издал мучительный стон.
— Порядок, — решил Кусака. — Потащили этот мешок с дерьмом в джип.
Тащить Левона Стичлера оказалось не таким уж легким делом. Кусака ухватился за более тяжелый конец, но каждый шаг отдавался болью в разбитом колене. Несколько раз они опускали сверток со стариком, прежде чем дотащили его до машины, и каждый раз при этом Кусака жутко ругался и отплясывал на одной ноге возле розового свертка нечто вроде жиги. Иди открыла заднюю дверцу, и каким-то образом им все же удалось запихнуть Левона Стичлера в багажник.
Кусака прислонился к бамперу и ждал, когда утихнет боль в ноге. И тут он заметил высокого незнакомца, направлявшегося к ним из заброшенного дома на другой стороне улицы. Одет незнакомец был в армейский камуфлированный костюм, длинные спутанные волосы напоминали покрытый инеем куст конопли. Сначала Кусака подумал, что это какой-нибудь уличный бродяга, возможно ветеран вьетнамской войны, или один из полоумных неудачников, кочующих из штата в штат. Правда, для бродяги он шел слишком быстро и целенаправленно. Похоже, этот человек не страдает от голода, с хорошо развитой мускулатурой, и задумал что-то серьезное. В десяти ярдах позади, стараясь догнать его, спешила молодая женщина, выглядевшая вполне прилично.
— Ох, черт! — воскликнула Иди Марш. Она захлопнула дверцу джипа и предупредила Кусаку, чтобы помалкивал, разговаривать будет она.
Когда незнакомец подошел совсем близко, Кусака выпрямился, опираясь на обе ноги. Но боль в колене подсказала, что к серьезной драке он не готов, поэтому Кусака сунул руку под пиджак.
— Простите нас, — начал незнакомец. Стоящая позади него женщина выглядела встревоженной.
— Вы заблудились? — участливо поинтересовалась Иди.
Незнакомец ослепительно улыбнулся, продемонстрировав зубы кинозвезды. Кусака насторожился, это явно не бродяга.
— Какой прекрасный вопрос вы задали, — обратился незнакомец к Иди. Затем повернулся к Кусаке. — Сэр, у нас с вами есть что-то общее.
Кусака нахмурился.
— Что это значит, черт побери?
— Посмотрите сюда. — Незнакомец спокойно вытащил из глазницы глаз и протянул его на ладони Кусаке, словно драгоценный камень, чтобы тот мог осмотреть глаз.
Кусака почувствовал, что его шатает, и оперся на бампер. Гораздо больше, чем сам глаз, ему был неприятен вид пустой глазницы.
— Он стеклянный, — пояснил незнакомец. — Доставляет небольшое неудобство, как и ваша челюсть. Но ведь мы оба не обращаем внимания на зеркала, не так ли?
— У меня с этим нет никаких проблем, — ответил Кусака, стараясь не смотреть в лицо незнакомцу. — А вы что, какой-нибудь гребаный проповедник, да?
В их разговор вмешалась Иди:
— Мистер, не хочу показаться вам грубой, но нам надо ехать. У нас назначена встреча в городе.
Был в этом незнакомце какой-то неуловимый шарм, и вместе с тем что-то в нем беспокоило и даже пугало Иди. Похоже, незнакомца даже привлекала перспектива возможной драки. Хорошенькая, послушная женщина явно не подходила ему в сообщницы. «Уж не заложница ли она», — подумала Иди.
Высокий незнакомец откинул голову назад и ловко вставил на место стеклянный глаз. Затем, поморгав немного, сказал:
— Ладно, ребята. Давайте-ка посмотрим, что там у вас в этом шикарном джипе.
Кусака выхватил пистолет и направил его на пуговицу в центре грудной клетки незнакомца.
— Залезай в машину! — рявкнул он.
Незнакомец снова улыбнулся.
— А мы уж думали, что вы нам этого так и не предложите! — Молодая женщина ухватилась за его руку, пытаясь унять колотившую ее дрожь.
Августин заметил светлоголового мальчика, который сидел в кресле на занесенном обломками внутреннем дворике разрушенного дома. Большая часть крыши на доме отсутствовала, поэтому для защиты от солнца и дождя на кровельные балки были наспех приколочены листы дешевого синего пластика. На ветру они задирались и хлопали.
На вид светлоголовому мальчику было лет десять-одиннадцать. В руках он сжимал «ругер-мини» 14-го калибра из нержавеющей стали, который направил на Августина, как только тот ступил на тротуар. Тонким и высоким голоском мальчик прокричал:
— Стреляю в мародеров!
Предупреждение подкреплялось надписью из букв высотой два фута, нанесенных краской из баллончика на переднюю стену дома: «Мародерам не подходить!».
Августин повернулся лицом к мальчику.
— Я не мародер. Где твой отец?
— Поехал за бревнами. А мне велел охранять дом.
— У тебя это здорово получается. — Августин уставился на мощное ружье в руках мальчика. Несколько лет назад в Саниленде грабитель банка застрелил из такого пятерых агентов ФБР.
— После урагана здесь появились мародеры, — пояснил мальчик. — Мы жили у дяди Рика, а пока нас не было, они забрались в дом.
Августин медленно сделал несколько шагов вперед, чтобы получше рассмотреть мальчика. Предохранитель на «ругере» был снят, оружие стояло на боевом взводе. На лице мальчика застыло суровое выражение, он прищурился, разглядывая Августина, стоявшего в сотне ярдов.
— Они забрали наш телевизор и проигрыватель компакт-дисков, — продолжил мальчик. — А еще ящик с папиными инструментами. Так что если эти ублюдки снова явятся, я их застрелю.
— А ты когда-нибудь раньше стрелял из этого ружья?
— Много раз. — Мальчишка явно лукавил. «Ругермини» 14-го калибра был слишком тяжел для него, было видно, что хрупкие ручонки устали держать ружье. — А теперь идите своей дорогой, — посоветовал мальчик.
Августин кивнул и направился назад к тротуару.
— Только будь острожен, ладно? Ты же не хочешь подстрелить ни в чем не повинного человека?
— Мой папа сказал, что в следующий раз задаст мародерам хорошую трепку. Он купил оружие. А мама и Дебби все еще у дяди Рика. Дебби — это моя младшая сестренка, ей семь лет.
— Обещай мне, что будешь осторожно обращаться с ружьем.
— Она наступила на ржавый гвоздь, и теперь у нее заражение.
— Обещай, что будешь осторожен.
— Хорошо, — согласился мальчик. Капля пота скатилась по его розовой, обожженной солнцем щеке. Щека наверняка чесалась, но мальчик так и не выпустил из рук оружие.
Августин помахал ему на прощание и отправился своей дорогой. Когда он зашел в дом, где оставил Бонни и губернатора, там никого не оказалось. Исчез и черный джип «чероки», стоявший перед домом 15600 по Калуса-драйв.