Ураган

1

— Все жители Галвестона собрались на берегу. — Беверли закусила нижнюю губу, сжала кулаки и ударила ими по матрацу, одновременно приподнимая бедра и разворачивая их к Колдвелу. — Повсеместно царила праздничная атмосфера. Люди приходили целыми семьями, словно в день великого воссоединения. Повсюду продавали хот-доги и стояли палатки художников-моменталистов. — Колдвел все глубже засовывал свой язык, и Беверли, задохнувшись, откинулась на спину. Она вытянулась и сжала в руке одеяло из грубой шерсти. — И хотя в то утро… кстати, а какой это был день, Колдвел?

Колдвел на мгновение замер.

— Восьмое сентября тысяча девятисотого года, — ответил он.

— Верно.

И как только он снова всунул свой язык, Беверли содрогнулась от пробежавшей по ее телу дрожи.

— Я хочу тебя, — произнесла она, приподнимая голову, чтобы заглянуть ему в глаза.

Колдвел встал, обошел кровать и остановился, глядя на Беверли. Коттедж был освещен тусклым сумеречным светом, и Колдвел выглядел просто более темным сгустком тени.

Он уперся руками в кровать и пополз вперед, пока не остановился над Беверли. Она развела нога, обхватила ими его за талию и притянула к себе, так что его член мягко соскользнул внутрь ее тела.

— И несмотря на то что в некоторых районах города вода уже поднялась на два фута, горожане продолжали вести себя абсолютно беззаботно, — прошептала Беверли. — Они стояли на берегу и наблюдали за тем, как поднимается вода. Дети запускали воздушных змеев. Другие плескались в набегавших волнах. — Колдвел продолжал двигать бедрами с нежным упорством. Ее ноги были по-прежнему сцеплены у него за спиной, и, всякий раз вздымая бедра, он без усилий поднимал ее вверх, словно она лишилась веса и стала неподвластной силе тяжести. — Ам-м, как хорошо, — простонала она.

Колдвел прильнул к губам Беверли, и их языки соприкоснулись сначала нежно, потом грубее и еще грубее, пока Беверли не затрясла головой и не прервала этот поцелуй. Она прикоснулась к его лицу и нежно провела пальцами по неровной поверхности его носа, который был неоднократно сломан во время хоккейных побоищ.

— Представитель метеорологической службы носился взад и вперед, убеждая людей вернуться домой и искать укрытия, — произнесла она. — Он объяснял, что те, кто живет в низинах, должны подняться на возвышенности.

Она пропихнула руку между собой и Колдвелом, выскользнула из-под него, приподнялась на локтях и сдула пряди волос, упавших ей на лицо.

— Я хочу сверху, — заявила она, и они поменялись местами. Колдвел лег на спину и уставился в потолок. Беверли взяла в руки его член и нежно обхватила его пальцами. Она погладила им свои влажные чресла и подвела к влагалищу. Колдвел издал стон. Он уже различал на потолке темные полосы, осознавая, что это следствие оторванной дранки, и догадывался, что ветер уже взялся за доски.

— Ты был тогда на берегу? — спросила Беверли.

Колдвел, превратившийся в комок боли, покачал головой.

— Да, был, — ответила она за него. — Ты тоже пришел на берег вместе с семьей.

Колдвел закрыл глаза.

— Да, — ответил он, внезапно испытав невероятное облегчение, и тут же Беверли, как всесильный циклон, засосала его внутрь себя. — Я пришел на берег вместе с Джейм и Энди. Чтобы посмотреть. Энди взял удочку в надежде на то, что прилив принесет с собой морского окуня. А у Джейм был с собой купальник. Она собиралась переодеться в кабинке на берегу, только…

— Только никаких кабинок уже не было, — договорила Беверли.

— Да, — ответил Колдвел и провел кончиками пальцев по набухшим соскам Беверли. — Но Джейм было все равно. Она сняла одежду и переоделась прямо на берегу.

— Наверное, окружающие решили, что она не в своем уме, — промолвила Беверли. Она схватила руку Колдвела и прильнула к ней всем телом. — Я тоже была на берегу вместе с Маргарет, — сообщила она. — Я не хотела идти, но Маргарет было не переубедить. Она всегда поступала так, как остальные. — Беверли спокойно и равномерно принялась поднимать и опускать бедра. — Она тоже хотела поплескаться в волнах, но я ей сказала: «Нет. Ты недостаточно хорошо плаваешь. Тебе надо еще позаниматься».

— А у Энди с собой в кармане были червяки, — подхватил Колдвел. Ветер оторвал с крыши одну доску, потом следующую и еще одну, и с истошными визгами они присоединились ко всем остальным предметам, которые уже кружили в небе. — Он нацепил одного из них на крючок и забросил леску в море.

— Да, — кивнула Беверли, резко опускаясь вниз, так что один из ее сосков оказался прямо напротив губ Колдвела. Он поцеловал его и обвел языком. — Продолжай, не останавливайся.

— Я был уверен, что ему ничего не удастся поймать, и беспокоился о том, что это может его огорчить. И вдруг я увидел, как леска натянулась, и будь я проклят, если там не было здоровенного окуня фунта на четыре.

Беверли наклонилась, и ее правая грудь скользнула мимо лица Колдвела. Он поймал ее губами, облизнул и слегка укусил за сосок.

— Да… да… — пробормотала Беверли и растопырила пальцы руки, чтобы опереться. Вторая ее рука скользнула между их тел, и она обхватила мошонку Колдвела. — А представитель метеорологической службы продолжал всех уговаривать вернуться домой. — Беверли чуть подвинула руку, так, чтобы дотянуться кончиками пальцев до своего клитора, и принялась елозить по нему из стороны в сторону, словно играя на каком-то музыкальном инструменте. — И поэтому я сказала: «Маргарет, пошли домой…» — Беверли на мгновение умолкла, изо всех сил работая рукой. Колдвел помогал ей, ритмично поднимая бедра и вздымая ее вверх к отверстиям в потолке, через которые протекал дождь. Простыни были мокрыми насквозь, а тела Беверли и Колдвела влажно поблескивали. Она была уже очень близка к пропасти, но ей не хотелось пока переходить эту грань, потому что что-то было не так. На самом деле все было не только так, но гораздо лучше, чем это когда-либо испытывала Беверли.

— Джейм пошла купаться, — промолвил Колдвел, представляя себе Джейм в купальном костюме. Она плескалась в набегавших волнах, и ее короткие волосы развевались в разные стороны. Она окунулась раз, два, три, и всякий раз, когда она выныривала, купальник все плотнее облегал ее тело. Сначала Колдвел увидел лишь обтянутый влажной тканью бугорок между ее ног, затем округлый живот и наконец грудь. Джейм подняла руки над головой и сложила ладони.

Колдвел протянул руку и прикоснулся к крепким мышцам ягодиц Беверли. Ветер и проникавший внутрь дождь остужал ее кожу. Первый уже производил в коттедже разрушения: со стены было сорвано зеркало, и прикроватный столик отброшен к стене.

— И безумная Джейм поплыла, — промолвил Колдвел. Он представил себе, а может, вспомнил, как Джейм ныряет в воду и сильными бросками начинает удаляться в сторону горизонта. Излюбленным стилем Джейм был брасс, от которого, казалось бы, мало толку при таком волнении, однако Джейм удалялась все больше и больше, пока не скрылась из виду. — А Энди играл с другими детьми. — Колдвел не помнил, где они находились, но точно знал, что им хорошо. — И Маргарет тоже была с ними, — добавил он.

— Замолчи и просто трахай меня, — произнесла Беверли, сама изумляясь тому, что говорит, — пока я не кончу.

2

Циклон подхватил Лестера и поволок его прочь. Он корчился и изгибался, как рыба в клюве пеликана, пока ураган не выплюнул его и не отшвырнул к прибрежным скалам. Придя в себя, Лестер был неимоверно удивлен тем, насколько далеко его унесло от здания. Ему не было страшно, он испытывал лишь изумление с легкой примесью почтительности. Он предполагал, что приземление будет довольно болезненным, поэтому прижал локти к телу, а кулаки поднял к лицу, защищая глаза. Однако он опустился в теплую пенистую воду. Его тут же прибило к скалам, хотя скалами это считать уже было трудно, так как их вершину от поверхности воды отделяло лишь несколько футов. Теперь островитяне уже не могли считать восточное побережье Банки естественной защитой, ибо волнолома больше не существовало. Лестер подумал, что этими сведениями следует поделиться с Мейвелом Хоупом. И именно это соображение, а не инстинкт самосохранения заставило Лестера выбираться из того положения, в которое он попал.

Он протянул руки и попытался ухватиться за камни, но они в этом месте были округлыми и склизкими, и руки постоянно соскальзывали. Лестер снова погружался в бурлящую воду, а уж та обращалась с ним, как стиральная машина со старым носком. Лишь благодаря боли, которая то и дело пронзала разные части его хрупкого тела, он догадывался о местонахождении скалы. Всякий раз, получая удар по лицу, он понимал, что пора действовать. Наконец левой рукой ему удалось нащупать расщелину, а правой уцепиться за какой-то выступ, острые камни которого с силой врезались ему в ладонь. Теперь надо было подтянуться и выбраться на сушу.

— О Господи! — закричал Лестер, обращаясь к небесам, и вдруг понял, что не может вспомнить слова своего сто пятьдесят второго псалма. — О Господи! — повторил он, но в памяти так ничего и не всплывало. — Ты наконец поможешь мне или что?

Когда ураган подхватил Лестера и зашвырнул его в разъяренный океан, лист фанеры, который он пытался прибить, безвозвратно исчез. Он испарился в мгновение ока, словно по мановению волшебной палочки. Он приземлился на заднем дворе Берта Джилкрайста, где срезал у самого основания высокий скворечник. Впрочем, толку от последнего было мало, так как птицы им все равно не пользовались. Берт с женой купили его в Вермонте, где они жили постоянно, и он был специально приспособлен для певчих птиц. Крупные водоплавающие птицы Банки Дампиера по большей части его игнорировали, и лишь однажды на его крышу опустился большой баклан, который в течение нескольких часов сушил на нем крылья, стоя сначала на одной ноге, а затем на другой.

Дом Джилкрайстов находился всего лишь в паре миль от Уреза Воды, но ураган здесь проявлялся совсем иначе — он тоже ревел и буйствовал, но, по крайней мере, это буйство было целенаправленным. Берт вместе с женой стояли на крыльце и наблюдали за происходящим в сгущающихся сумерках. Полы их одежды развевались, и ветер выл настолько оглушительно, что разговаривать было бесполезно, но они могли держаться за деревянные колонны и наблюдать за действиями урагана. Они видели, как, колеблясь, подобно ковру-самолету, мимо пролетел лист фанеры. Затем он врезался в их скворечник, и тот рухнул на землю.

Пока это было самым страшным происшествием с момента начала урагана. Ставни держались крепко, и лишь маленькую прачечную немного залило, но это помещение и прежде время от времени затапливалось.

И тем не менее их жизнь была окончательно погублена. И если жена Берта Вера, в девичестве Доусон, могла простить мужу его роман с Дорис Блембекер, то Берт никак не мог смириться с тем, что Вера спала с его лучшим другом Питом Карни. Берт не мог поверить, что Карни на такое способен, и больше всего негодовал из-за того, что Вера допустила подобное предательство.

Мейвел Хоуп отогнал всех в самый дальний угол «Логова пиратов», как можно дальше от окон, бара и прохода в зал ресторана. Ветер продолжал срывать с окон фанерные щиты, и стекла звенели и дребезжали.

Ночь уже спустилась, и постепенно всех начало охватывать отчаяние. Сорвиг про себя заключала сделки с Господом, хотя у нее были сильные сомнения в том, что Он почтит их своим вниманием. Гейл составляла в уме список своих прегрешений, и больше всего ее удручало то, насколько они были мелкими: разрыв с Джошем из-за недопонимания, отказ примириться с ним из гордости и тому подобное. Гейл чувствовала, что вся ее жизнь прожита зря, что само по себе было достаточно плохо, но еще хуже было погибнуть в результате подобного рокового невезения.

Джимми Ньютон сидел опустив голову и вслушивался в завывания урагана, как меломан, пытающийся различить в известной симфонии новые нюансы и вариации. Он молчал, но внимательно наблюдавший за ним Мейвел, казалось, с легкостью читал его мысли.

— Ну что там слышно, Ньютон? — осведомился он. — Как бы нам не получить то, о чем ты так мечтал.

— Похоже, так оно и будет, — кивнул Джимми, стараясь умилостивить пирата. Впрочем, сам Ньютон всю жизнь мечтал о встрече с таким ураганом, поэтому спокойно ожидал его прибытия. Его не тревожили мелкие человеческие заботы. Он воспринимал себя не как маленького толстячка, страдающего от отсутствия общения, а как Мистера Погоду, находящегося в самом центре роскошного урагана. Поэтому Джимми слушал его, как слушают симфонию, и вся его душа пела с ним в унисон.

Полли неподвижно стояла рядом с Мейвелом, держа его за руку. Очевидно, это требовало от нее невероятных усилий воли, потому что бездействие было не в ее характере. В процессе подготовки к приходу урагана она сделала все от нее зависящее — заказала у поставщика во Флориде новую лампу для радиоприемника, отправила за ней Лестера и оплатила его авиабилет — больше она ничего не могла сделать. Но эта страсть действовать, чем-то заниматься продолжала кипеть в ней, зарождаясь в животе, поднимаясь к груди и сдавливая дыхание. И чем больше она кипела, тем сильнее перерождалась в состояние паники, и Полли чувствовала, что терпение ее иссякает.

Ураган уничтожал коттеджи «Г» и «К» в обратной последовательности их сооружения — сначала подсобные строения, затем хлипкую обшивку стен, двери, окна и наконец взялся за деревянный остов. Стропила были закреплены противоторнадными скрепами, и ветру пришлось над ними как следует потрудиться. Однако много времени это не заняло. «Клэр» явно знала, как это надо делать, — она раскачивала их в разные стороны, пока металлические скрепы не сгибались и не выскакивали наружу.

— И лишь вечером мы пошли домой, — продолжил Колдвел, выдавливая из себя слова с коротким придыханием. — Мы жили на улице В. — Планировка Галвестона в Техасе была очень правильной — улицы, идущие от берега, были названы по алфавиту. — Ты тоже жила там.

Беверли не ответила. Колдвел обхватил ее за узкую талию и замедлил свои движения.

— Я иногда видел вас, когда ты с дочерью шла по улице. У нее были такие красивые волосы. Золотые и длинные.

Мир вокруг рушился. Беверли давно ждала этого момента, тратя несусветные деньги на то, чтобы засечь его возникновение. И вот теперь, когда бегство в Галвестон стало реальным, она чувствовала, что этот мир притягивает ее физически — ее удерживали большие руки Колдвела, его мускулистые бедра и член с рельефно проступившими венами. И не то чтобы с ней это происходило впервые или он обладал какими-то особыми талантами. Просто он делал это с невероятной страстью изголодавшегося человека, с бесконечной страстью, в которой они оба нуждались.

Мейвел чувствовал, что с Полли что-то происходит, и решил как-нибудь отвлечь ее, хотя придумать, как это можно сделать, было довольно сложно. Они редко беседовали с Полли, и Мейвел не считал, что это обедняет их отношения. Оба много работали, потом занимались любовью, а в остальное время молчали, ощущая спокойствие и умиротворенность в обществе друг друга. Поэтому если бы Мейвел сейчас начал задавать вопросы, например о ведении хозяйства, Полли насторожилась бы и, возможно, лишилась бы даже той зыбкой почвы, которую ощущала под ногами.

Он решил сказать Полли, что любит ее, — все равно рано или поздно это надо было сделать, — и сейчас было самое время, так как вскоре оно могло и вовсе истечь. Мейвел облизнул сухие губы, ставшие от лучей солнца пергаментными.

Но не успел он открыть рот, как Полли сорвалась с места и бросилась в зал ресторана. Мейвел отстал от нее всего лишь на два шага, но он знал, что два шага — это очень много. Она застала его врасплох, его нечистая пиратская любовь сделала его бесчувственным. Он нагнал Полли, схватил ее за плечо и начал разворачивать к себе.

— Пойдем обратно.

— Мне надо…

И тут оконное стекло взорвалось. Его словно засосало в черную дыру зала и все его молекулы будто бросились врассыпную, стремясь обрести свободу. Мелкие осколки впились в лицо Мейвела. Он видел, как несколько более крупных кусков в форме треугольников еще парили в воздухе, и именно один из них врезался Полли в шею, вспоров яремную вену. Кровь брызнула фонтаном. Полли упала в объятия Мейвела, и он унес ее обратно в «Логово пиратов».

— Вечером мы пошли домой, — продолжил Колдвел. — Вы ведь тоже тогда пошли домой, Беверли? Как бы там ни было, я вместе с Джейм и Энди поднялся в спальню. Потому что первый этаж уже на фут был залит водой. Тогда я, да и все остальные обитатели города, не сомневался в том, что выше вода уже не доберется.

Колдвел встал. Беверли, обхватив его ногами за талию, обняла за плечи. Сбегавший по ее лицу пот перемешивался со слезами.

— Бев? Ты помнишь, как это было? Ночью налетел шквал. Вода фонтанами хлынула через пол и затопила спальни. Энди прибежал из своей комнаты и забрался к нам в кровать. Я не знал, что делать. Вода поднималась все выше и выше. А потом раздался непонятный грохот. Позже выяснилось, что вода смыла трамвайную эстакаду и та налетела на наш дом. Стены рухнули, и мы оказались на улице. Никто не знает, что с нами стало потом, — наши тела так и не были обнаружены.

Мейвел зажимал рану рукой, пытаясь стянуть ее края. Кровь гейзерами била между его пальцами.

— Где-то за стойкой должна быть аптечка! — крикнул он Гейл и Сорвиг и повернулся к Джимми Ньютону: — Попроси по радио помощь.

Джимми залез в карман, вытащил фонарик, и узкий яркий луч света прорезал темноту.

— Почему ты раньше его не включил? — спросила Сорвиг.

— Раньше он был не нужен, — ответил Ньютон.

— Неужели ты не понимаешь, что со светом было бы совсем другое настроение?

— Извини, — пробормотал Джимми. — Давай.

И все трое двинулись к стойке, сопротивляясь порывам ветра, задувавшим из зала в бар.

Когда девушки нашли белую жестяную коробочку с красным крестом на крышке, Ньютон направил луч фонарика на радиоприемник.

— Черт, — вздохнул он и двинулся обратно. Добравшись до Мейвела, он опустился на колени в лужу крови рядом с Полли. — Я думаю, надо поднять ей голову, — произнес он. — Положи ее себе на колени. И не отпускай…

— Ты вызвал помощь?

— Я не могу этого сделать. Электричества нет, и батареи нет…

— Что это значит?!

— Это значит…

— Черт бы побрал тебя, Ньютон!

— Послушай, Мейвел, я не виноват, что в этом несчастном приемнике нет батареи.

Щеки у Мейвела вдруг задрожали, и все его лицо сморщилось.

— Я в этом ничего не понимаю, — признался он, и черты его лица снова заострились.

— Ладно, слушай, у меня где-то там есть переносной генератор.

— Тащи его.

— Ладно.

Преодолевая страх и нервическое возбуждение, Ньютон попытался вспомнить, куда он мог его запихать. Генератор остался где-то в зале ресторана. Небольшой приземистый прибор с двумя портами для батарей. Ньютон не мог вспомнить, почему он оставил его там, но сейчас это уже не имело значения. Главное, что генератор находился в зале, в котором сейчас бушевала «Клэр».

Сжавшись в комок, чтобы как можно меньше подставлять свое тело ударам ветра, Ньютон пополз по проходу в сторону зала. Он понимал, что все это совершенно бессмысленно. Во-первых, вряд ли кто-нибудь сможет до них добраться. Даже мощному вертолету Сикорского не под силу преодолеть этот ураган, который, как теперь не сомневался Ньютон, достиг пяти баллов (наконец-то!). А во-вторых, у них было очень мало времени, то есть его не было вовсе — женщина явно умирала. Но Джимми не мог спорить с Мейвелом Хоупом, уже не говоря о том, что нельзя же прожить всю жизнь абсолютно бесполезным человеком. И поэтому Ньютон пополз дальше искать переносной генератор.

Лестера выкинуло на берег. Господь откликнулся на его молитву, невзирая на всю ее дерзость («Господи, Ты наконец поможешь мне или что?»). И теперь, когда он был спасен, Лестер понимал, что ему уготовано другое, более важное испытание. Он знал, что на всем острове отключилось электричество — звездочки, свидетельствующие о благах цивилизации, мигнули и погасли, — и теперь он пробирался к хижине, в которой располагался генератор. Крохотное строение с удивительным упорством выдерживало натиск бури. Лестер удовлетворенно улыбнулся, ведь этот домишко он возводил собственными руками. Он знал, что его навыки строителя гораздо хуже, чем способности в области садоводства, и тем не менее, судя по всему, он неплохо потрудился при строительстве этого жилища.

Он собирался включить генератор, вернуться в главное здание и попросить Полли, чтобы та налила ему выпить. В конце концов, Господь создал выпивку именно для таких случаев. Лестер почувствовал, как на него нисходит сто пятьдесят третий «салом». Он ждал этого много лет, и вот теперь текст начал звучать у него в голове: «О Господи, Ты взял свое семя и опустил его в золотые воды…»

Он был всего в десяти футах от хижины, когда налетевший ураган закружил его вокруг собственной оси. Лестер пустился в танец с адским ветром, который вел себя как неотесаный мужлан. Он быстро понял, что лучше ему не сопротивляться, и поэтому просто закрыл глаза, открывая их лишь в те мгновения, когда вихрь немного ослабевал. По прошествии неопределенного времени он разомкнул веки и смутно различил перед собой строение, к которому гнал его ветер.

Он врезался головой в стену, и хижина рассыпалась как карточный домик. Лестера швырнуло на генератор, который высился как металлическое божество на цементном фундаменте. От удара кишечник Лестера бешено заработал и издал громкий звук, присоединяя его к общей торжественной какофонии. Лестер, переводя дыхание, прильнул к генератору и попытался вспомнить, как он включается. Один рычаг надо было опустить вниз, а другой поднять вверх, но это надо было сделать правильно. Стоит перепутать рычаги, и механизм затрещит и сломается, и тогда Мейвел его точно не похвалит. Он скинет с его головы шляпу, вытрет со лба пот тыльной стороной ладони и пробормочет себе под нос: «Лестер, ну сколько можно повторять одно и то же?» А Лестер будет идиотски улыбаться и пожимать плечами. «Простите, сэр», — скажет он. И хотя он терпеть не мог называть Мейвела сэром, он бы предпочел, чтобы этот разговор произошел прямо сейчас.

Рычаги располагались с двух краев генератора, и Лестер знал, что Мейвел сочинил какую-то фразу, которая помогала запомнить, в каком положении они должны находиться. Кажется «левый вниз, правый стоймя». Лестер был почти уверен, что именно так, и уже схватился за рычаги, когда ему пришло в голову, что левый тоже может быть «стоймя». Он вцепился в генератор и прильнул к его боку. Но ураган хотел забрать не только Лестера, но и генератор. И несмотря на то что тот был привинчен к фундаменту шестидюймовыми болтами, его трясло и раскачивало из стороны в сторону.

Левый стоймя, правый стоймя. Лестер понимал: даже если ему удастся включить генератор, тот долго не продержится, но это не было основанием для того, чтобы отказываться от этой затеи. Что-то врезалось ему в висок, но он был настолько сосредоточен, что даже не обратил на это внимания. Левый стоймя, правый стоймя. Лестер решил исходить из того, что правые всегда правы, а потому должны брать верх, следовательно, именно правый рычаг нужно было поднять так, чтобы он принял вертикальное положение. Люди ходят, держа тело в вертикальном положении, и поэтому они лучше обезьян. Придя к этому выводу, Лестер взялся за рычаги и сделал глубокий вдох.

Мейвел хотел сообщить о Полли о своей несовершенной любви, но боялся, что это может ее встревожить. Что тогда она догадается: ее положение очень серьезно. А он не хотел признаваться в этом даже себе, поэтому предпочел молчать.

Все молчали. Когда Гейл и Сорвиг вернулись с аптечкой и открыли ее, никто и слова не промолвил о том, насколько бесполезно ее содержимое — она была битком набита мазями от солнечных ожогов и пластырями.

Гейл порылась в аптечке и выудила самый большой пластырь размером два на два дюйма. А Сорвиг нашла бинт и что-то сказала Гейл, но из-за дикого рева ветра Мейвел не разобрал ее слов.

— Быстрей! — рявкнул он, выведенный из себя бесстрастным поведением девиц, хотя и сам старался сохранять невозмутимое выражение лица.

Гейл проворно разорвала обертку и сняла защитную пленку, которая тут же была унесена ветром.

— Убери свою руку, — попросила она Мейвела.

Он приподнял пальцы, и Гейл заткнула кровавую расселину пластырем. Затем она осторожно приподняла голову Полли с колен Мейвела, и Сорвиг принялась бинтовать ей шею.

Мейвел убеждал себя в том, что Полли знает о его чувствах, хотя он и проявлял их в несколько грубой форме — например, он любил хлопать ее по заднице. Впрочем, и сама Полли никогда не говорила Мейвелу, что любит его. И он понимал, что призрак ее покойного мужа не позволяет ей это делать. Он часто, выполняя в спальне супружеские обязанности, спиной ощущал его взгляд и чувствовал, что Полли с ним не до конца открыта. Но его это вполне устраивало.

— Не слишком туго? — кивком указал он на бинт.

— Хорошо, — откликнулась Гейл, хотя бинтовала Сорвиг.

Мейвела уже не интересовало, любит его Полли или нет. Все вопросы такого рода были унесены ураганом в океан.

— Мей, — прошептала Полли, вложив все свои силы в этот выдох, который каким-то образом прозвучал как его имя.

Джимми Ньютон продолжал ползти по полу, усыпанному осколками и черепками, которые постоянно перемещались и вздымались вверх, словно это было дно океана. Он подумал было о том, чтобы подняться на ноги, но ветер, оказавшийся в ловушке, так неистовствовал, что Джимми просто размазало бы по стенам. Как бы там ни было, ему нужно было установить местонахождение генератора, а снизу это сделать было проще. Поэтому он старался не придавать значения новым порезам и ссадинам, которые каждую секунду появлялись на его ладонях и коленях.

От ресторана уже мало что оставалось, и было трудно провести грань между улицей и помещением. И человеческие представления о различиях мало что меняли. Джимми это напомнило игру, в которую он любил играть в самолетах, определяя точный момент, когда лайнер входит в облако. Определить это было невозможно, ибо у облаков нет границ. Человек видит или то, что самолет находится в облаке, или то, что облака нет. И вот теперь весь мир бесконечно переходил из одного состояния в другое.

Джимми Ньютон пытался вспомнить, где он оставил генератор, но проблема заключалась в том, что подобные мелочи его никогда не интересовали. Они его настолько не интересовали, что он даже на свою жизнь не обращал никакого внимания.

Он дополз до угла зала, но искомого там не оказалось. Откуда-то из темноты на него налетело кресло и рассекло ему лоб, после чего поднялось в воздух и начало неуклюже удаляться, как вертолет с перекрученными лопастями. Джимми Ньютон охнул и выругался.

Затем на него налетел еще один предмет. Этот был небольшого размера. Он проскользнул между рук Джимми и прижался к его груди, как голодный младенец. Ньютон приподнялся на корточки и увидел, что это ящик с двумя портами для зарядки батарей.

— Ага! — воскликнул он и осторожно посмотрел наверх. Джимми редко задумывался о Всевышнем. Он считал это тоже своеобразной игрой с облаками и знал, что сможет сказать что-либо определенное, лишь оказавшись на небесах, а установить момент перехода так и не представится возможным.

3

Вцепившись в развороченные бревна, Колдвел вместе с семьей уплыл из Галвестона. И теперь он возвращался к настоящему. Колдвел знал, что время на исходе, что к ним приближается око и что весь мир будет разрушен.

Колдвел осторожно опустил Беверли на кровать. Она оперлась на локоть и перевернулась на живот, подставив ему в темноте свою очаровательную попку. Она чуть приподняла ногу, и он, опершись одной рукой о кровать, пропустил другую между ее ног, так что его средний палец оказался между влажных губ ее влагалища. С осторожной властностью он прикоснулся к ее клитору, и Беверли еще шире раздвинула ноги.

Ветер подтолкнул его в спину и швырнул на кровать, словно он мешал «Клэр» закончить производимые в коттедже разрушения. Беверли опустила руку, обхватила член Колдвела и, слегка подвигав бедрами, вобрала его в себя.

Она закрыла глаза и прислушалась. Теперь оглушительный вой ветра, от которого и так лопались барабанные перепонки, заглушал еще какой-то более громкий звук. Это был грохот волн, удвоивших свои усилия. Казалось, сам Бог спустился с небес, чтобы призвать людей к покорности и почтению.

Она вспомнила, как волны ударялись о стены ее маленького домика на улице В, где она жила вместе с Маргарет. Вечером 8 сентября 1900 года в их дверь постучались волны, и вода начала быстро подниматься. Беверли оплакивала потерю ковра, лежавшего на первом этаже, и не сомневалась в том, что всю мебель придется ремонтировать. Но ей не было страшно, по крайней мере до тех пор, пока не раздался страшный грохот.

— Что это было?

— Железнодорожная эстакада, — простонал Колдвел.

— Верно. — Беверли сжала в руках испачканную простыню и вернулась в прошлое.

Снова раздался страшный грохот, еще один, и Маргарет перепугалась не на шутку. Именно поэтому для нее были так важны краеугольные камни нормы — они создавали иллюзию, что мир приручен и неопасен. Именно поэтому она настаивала на том, чтобы мать покупала стиральный порошок «Лаури», так как он широко рекламировался и пользовался наибольшей популярностью, хотя Беверли знала, что существуют другие, более эффективные моющие средства. Грохот не прекращался, словно за дверью притаилось чудовище с огромными клыками и неуемным аппетитом.

Беверли вжалась в кровать и расслабилась, пытаясь найти правильное положение, которое даст ей возможность кончить. Впрочем, все это было проделано абсолютно бессознательно, ибо все ее мысли были заняты продолжающимся грохотом и глухими раскатами грома.

Стены начали дрожать — сначала при каждом ударе эстакады, а потом уже независимо от них. Беверли подхватила Маргарет на руки. Та была настолько испугана, что у нее не было сил даже на то, чтобы плакать, и лишь ее хрупкое тельце сотрясалось от беззвучных рыданий. Беверли провела рукой по ее волосам, мягким, длинным и золотистым благодаря ежевечернему ритуалу, когда девочка по сотне раз проводила по ним эбонитовым гребнем, и закрыла глаза. Она не молилась, потому что была зла на Господа, но в глубине души пыталась заключить сделку с этим воинственным и высокомерным выскочкой, чтобы Он спас ее дочь.

«Нет», — ответил Бог.

— Да! — закричала Беверли и кончила в тот самый момент, когда опоры рухнули, дом развалился и вода хлынула внутрь.

4

Свет в «Логове пиратов» зажегся как раз в тот момент, когда в дверном проеме появился Джимми Ньютон со своим генератором. В слабом свете он увидел трех человек, склонившихся над Полли. Девушки чуть откинулись назад, что свидетельствовало о том, что они больше ничего не могут сделать. Мейвел, напротив, почти касался головой Полли в надежде на то, что она найдет силы что-нибудь произнести.

Когда зажегся свет, Мейвел на мгновение оторвался от Полли и заметил:

— Лестер включил генератор. Ньютон, включи приемник, передай, что нам нужна срочная помощь.

Джимми Ньютон без каких бы то ни было претензий отставил генератор, несмотря на то что, добывая его, он в хлам порезал руки и колени, вскочил на ноги и бросился к стойке. Шкала приемника мерцала слабым светом. Ньютон схватил микрофон и переключил передатчик на частоту SOS.

— Мисс Полли, — раздался из прохода голос Лестера, — если вы не возражаете, мэм, я буду вам очень благодарен, если вы мне нальете выпить. — Лестер долго сочинял и репетировал эту фразу, добиваясь того, чтобы она сочетала в себе твердость, уверенность и покорность, поэтому сейчас продолжал произносить ее, одновременно пытаясь осознать то, что предстало его глазам.

Мейвел поднял голову и произнес:

— Будь ты проклят, Лестер.

Лестер чуть не упал: Мейвел никогда еще не позволял себе такого по отношению к нему, и его проклятие кое-что значило. Еле передвигая ноги, Лестер сделал несколько шагов вперед и упал на колени, пытаясь понять, что здесь произошло, что означают кровь и потемневшие бинты на шее Полли.

Джимми Ньютон посылал сигналы SOS. Он знал координаты Банки Дампиера в системе Меркатор, именно с их помощью он лучше всего определял свое местоположение, ибо вся картина мира существовала для него исключительно в цифрах. Поэтому он продолжал повторять набор этих цифр в микрофон, завершая каждую передачу напевным S-O-S. Однако в ответ ему раздавался лишь статический шум.

— Скажи, что у нас несчастный случай, — крикнул ему Мейвел Хоуп.

Ньютону не хватило духа сообщить Мейвелу о том, что вряд ли где-то на земном шаре их услышали, поэтому исключительно ради спокойствия Хоупа он добавил в микрофон:

— Нам нужен врач. У нас ранена женщина.

— Я буду молиться за душу Полли, — промолвил Лестер, обращаясь к Мейвелу.

— Она в этом не нуждается, — пробормотал в ответ Мейвел. Полли шевелила губами, но ничего не говорила.

Джимми Ньютон не мог удержаться от искушения: он повернул ручку, нашел нужную частоту и затараторил:

— Ной? Ну давай, Ной. Это Джимми Ньютон.

— Ньютон?

Голос звучал едва слышно. Может, его и вовсе не было, но Ньютон был уверен, что кто-то назвал его по имени.

— Сколько баллов? — спросил он. — Пять?

— Пять, — прозвучало ему в ответ.

Услышав слово «пять» — а он ни секунды не сомневался в том, что на том конце ему сказали «пять», — Джимми улыбнулся и пришел в такой восторг, что чуть было не вскинул вверх кулак в знак победы, но тут рядом появился Мейвел и нанес правой рукой мощный удар ему по лицу. Ньютон врезался в полки, на которых стоял старый радиоприемник, и закрыл лицо руками, так как из носа у него брызнула кровь. Затем он ощутил удар по спине и, поняв, что на него свалился передатчик, быстро обернулся и попытался его поймать. Ньютону удалось схватить его, но руки его были в крови, а каркас прибора был сделан из какого-то гладкого пластика, так что поймать его было бы сложно и при других, более благоприятных обстоятельствах. Устройство рухнуло на пол, расколовшись как яйцо, и Ньютону только осталось наблюдать за тем, как, умирая, слабо трепещут огоньки ламп.

— Ну вот, теперь мы в полной жопе, — сообщил он.

Лестер произносил импровизированную молитву, прося у Господа благополучного вознесения бессмертной души Полли. Он не сомневался, что ничего лучше ему еще не случалось произнести. Он не отдавал себе отчета в том, что говорит, но сердце его билось с такой силой, а грудь так распирали чувства, что в результате должно было получиться нечто невероятное. Лестер по-своему тоже любил Полли. Он работал на нее не покладая рук так, как не работал ни на кого другого. Кроме того, он считал ее красивой, очень красивой, самой прекрасной женщиной, которую только удалось сотворить Господу Богу. Она была так добра и безупречна, что ей было гарантировано место на небесах. И тем не менее Лестер продолжал молиться, вкладывая в эту молитву все свои силы.

Гейл встала, сделала несколько шагов и, высунувшись в коридор, осторожно заглянула в зал ресторана. В лицо ей тут же ударил порыв ветра, однако в нем не было уже прежней силы и скорее сквозила неуверенность. Она сделала еще один шаг вперед, подставив ветру все свое тело, и хотя он заставил ее отступить назад, она тем не менее устояла на ногах. В зале ресторана все двигалось и дергалось, как конечности умирающего животного.

— Эй! — крикнула Гейл. — Знаете, что я вам скажу?

Лестер завершил свою молитву. Губы Полли шевельнулись, и Лестеру показалось, что она его поблагодарила, но на самом деле она была уже настолько далеко, что вряд ли говорила с ним. Скорее всего, она обращалась к Господу, который протягивал к ней десницу и приглашал войти в свое царство. Лестер представлял себе, что Полли уже в раю и взирает на тихие голубые воды, прекрасные цветы, райских птиц и терновые венцы.

— Что? — откликнулась Сорвиг.

— По-моему, все кончилось.

— Нет, не кончилось, — промолвил Ньютон, стирая кровь с лица и выходя из-за стойки.

Мейвел Хоуп продолжал стоять с радиопередатчиком в руках, глядя на его внутренности в надежде на то, что они еще оживут.

— А я думаю, все кончилось, — повторила Гейл. — Там даже солнце показалось.

И действительно, зал ресторана был пронизан странным фиолетовым сиянием.

— Это — око, — произнес Джимми Ньютон. — Око урагана.

— Когда они обещали прибыть? — спросил Мейвел, не сводя глаз с Полли. Ему было страшно подойти ближе, потому что с этого расстояния он мог и дальше убеждать себя в том, что она просто спит.

— Я не знаю, услышал ли кто-нибудь мое сообщение, — ответил Джимми. — Не знаю, удалось ли мне пробиться. Но даже если удалось, трудно сказать, сколько им потребуется времени для того, чтобы преодолеть фронт.

— Но ураган закончился, — повторила Гейл. Никогда в жизни она не видела ничего более странного и в то же время прекрасного, чем этот лавандовый свет, окрашивающий новый мир.

— Нет, не закончился, — повторил Ньютон. — Мы сейчас в его оке. И лучше бы нам отсюда убраться.

— Куда? — шепотом спросила Сорвиг. — Перейти в другое здание?

— Пять баллов, — покачал головой Ньютон.

— Что это значит? — спросил Мейвел.

— Это значит, что в соответствии со шкалой Саффира — Симпсона, измеряющей силу ураганов от одного до пяти баллов, этот — самый мощный из возможных.

— Цифры, цифры, цифры, — презрительно выплевывая слова, произнес Мейвел. — Знаешь, Джимми, любой ураган таков, каков он есть.

— Категория пять, — повторил Ньютон. — Катастрофические разрушения. Ветер больше ста пятидесяти пяти миль в час. Приливная волна выше восемнадцати футов. Полное разрушение построек, включая крупные здания. Уничтожение кустарников и деревьев. Наибольшим разрушениям подвергаются здания, расположенные менее чем в пятнадцати футах над уровнем моря и на расстоянии пяти сотен ярдов от береговой линии. — Ньютон сделал паузу. — И это как раз мы.

Полли уже почти не дышала. Лестер молился о том, чтобы Господь сотворил чудо. Вся его удивительная религия зиждилась исключительно на чудесах. Читая проповеди, он всегда представлял себе чудеса, упомянутые в Библии, а иногда присовокуплял к ним и свои собственные — например, как Иисус взмахивает рукой и выжженная пустыня покрывается цветами. И тут ему пришло в голову, что он может поспособствовать совершению чуда — в конце концов, он ведь был орудием в руках Господа, — поэтому Лестер нагнулся и поцеловал Полли. Он прильнул к ее губам и попытался вдохнуть жизнь в ее тело.

— Так давайте отсюда убираться! — воскликнула Сорвиг.

— Ураган закончился, — повторила Гейл.

— Нет, Гейл, — возразил Джимми Ньютон. — Мы в оке. Сейчас на нас обрушится второй фронт, и это будет гораздо хуже.

Лестер поднял голову и вгляделся в лицо Полли. Ему показалось, что она улыбается, что она возвращается к жизни, и он снова приник к ее губам.

— Что ты делаешь, Лестер? — вскричал Мейвел.

Лестер указал на мисс Полли, пытаясь убедить Мейвела в том, что они с Господом занимаются реанимацией. Но Полли уже не шевелилась.

Мейвел сделал шаг и медленно двинулся вперед.

— Что же нам делать? — спросила Сорвиг.

— У нас есть только один путь, — ответил Джимми Ньютон. — Наверх. Надо подняться как можно выше.

— Но там нет никаких строений, — возразила Сорвиг.

— Если вас это интересует, то я сообщу вам неприятную новость: здесь их тоже больше нет.

Мейвел Хоуп оттолкнул Лестера в сторону, опустился на колени рядом с Полли и прильнул к ней губами. Он не стал вдыхать в нее жизнь, как это делал Лестер, он просто нежно ее поцеловал, чего прежде никогда не делал. Обычно он не был слишком ласков, и Полли никогда ничего не имела против. Но сейчас Мейвел постарался вложить в этот поцелуй всю свою нежность, надеясь на то, что Полли сможет оценить его любовь, которая, хотя и была несовершенной, являлась самым лучшим его достоинством. Мейвел надеялся на то, что в ней достаточно осталось жизни, чтобы почувствовать это. И стоило ему признаться себе в том, что она умирает, как он понял, что она уже мертва.

5

Беверли вылезла из кровати и огляделась. Она сделала это так лениво и разнеженно, словно это субботнее утро, подумал Колдвел, словно она собралась искать прессу, небрежно брошенную мальчиком-велосипедистом на газон. Стена, разделявшая коттеджи «К» и «Г», исчезла, но Беверли мало что удалось увидеть через пролом — разве что искривленную стойку душа и вылезший вперед каркас кровати. Впрочем, кое-какие стойки, включая эмалированную раковину, уцелели. Беверли вспомнила, что это удобство было абсолютно бесполезным, так как не было подключено ни к одной трубе.

— Мммм, — промурчала она, снова поворачиваясь к Колдвелу и передергивая плечами.

Резко упавший на нее луч света придал сияние всему ее телу. Оно окрасилось во все цвета радуги: грудь стала розовато-лиловой, живот зеленоватым, одна нога желтой, а другая сиреневой.

— Ты прекрасна, — промолвил Колдвел не столько для того, чтобы сделать ей комплимент, сколько для того, чтобы поставить ее об этом в известность.

— Смотри! — воскликнула Беверли, указывая вниз. Весь пол был усеян круглыми пульсирующими огоньками, которые метались из стороны в сторону, словно в поисках убежища. — Странно, правда?

Колдвел тоже вылез из кровати и остановился рядом с Беверли в луче света. Она улыбнулась и провела рукой по его груди.

— Нам пора уходить отсюда, — заметил Колдвел.

На лице Беверли появилась странная улыбка.

— О чем ты?

— Мы в оке, — передернул плечами Колдвел.

— Да, — кивнула Беверли. — Скоро ветер начнет дуть в другую сторону.

— Да.

— Он начнет дуть в другую сторону, и все снова вернется на свои места.

— Гм.

— Все, что было разрушено, будет восстановлено. Все снова станет целым и невредимым.

— Нет, Беверли, это не так.

Беверли поднялась на цыпочки и легко поцеловала Колдвела в губы.

— Подожди и увидишь, — прошептала она.

— Приливная волна приходит с правым фронтом урагана, — произнес Колдвел. — Ветер с тыла дует по направлению к берегу, а ветер с переднего фронта дует к центру, отгоняя воду назад. Понимаешь? — Колдвел заглянул в глаза Беверли в поисках понимания точно так же, как он заглядывал в глаза своих учеников в надежде, что они поймут то, чего он сам понять не мог. Но на этот раз Колдвел все прекрасно понимал. Более того, он осознавал весь механизм действия урагана — понижение давления в области тропиков, возникновение эффекта Кориолиса и образование воздушных фронтов. Он наконец понял, что не наука объясняла мир, а мир объяснял себя с помощью словаря научных терминов.

— Понимаю, — откликнулась Беверли, показывая своим тоном, что ее это нисколечки не волнует. — И все это сопровождается так называемым эффектом «содовой через соломинку».

— Вот именно! — энергично подхватил мистер Колдвел. — Когда мы всасываем содовую, то создаем внутри соломинки резкое понижение давления. Именно это гонит жидкость наверх. В оке урагана давление ниже всего, и оно заставляет воду по краям подниматься — приблизительно фут на дюйм атмосферного давления. — И Колдвел развел руки, демонстрируя этим, насколько все просто.

— Ну и что? — спросила Беверли.

— А то… что лучше было бы подняться повыше.

— Зачем?

— По-моему, я уже объяснил.

Беверли вышла на улицу, для чего потребовалось лишь переступить через то место, где раньше был порог, и, разбрызгивая грязную воду, двинулась туда, где еще недавно находилась дорога.

— И пожалуйста, не считай себя обязанным оставаться вместе со мной, — крикнула она не оборачиваясь. — Если ты хочешь подняться повыше… — И Беверли, повернув голову влево, кинула взгляд на Горб Лестера, который слабо маячил в отдалении в отблесках нездешнего света. И тут ее внимание привлекло что-то другое. — Эй, посмотри! — крикнула она.

Маленькая голубая церквушка по-прежнему стояла на своем месте. Ее стены были мокрыми насквозь, а на крыше лежало несколько крупных пальмовых листьев, однако надгробия и даже деревянные кресты на кладбище остались нетронутыми.

Колдвел подошел к Беверли и остановился рядом. Она улыбнулась ему, кивком указала в сторону церкви и обхватила обеими руками его большую ладонь.

— Просто какое-то чудо.

— Действительно, — ответил Колдвел. Он уже различал звуки возвращающегося урагана — еще не рев, а гул, словно где-то вдали проходил грузовой поезд. Только вот его машинист напился и спал беспробудным сном, грезя о вечной любви, которой был обделен. — Просто я хочу сказать, что волна накроет те скалы…

— Ну так иди, — откликнулась Беверли, указывая на вершину Горба Лестера.

— Мы пойдем туда вместе.

— Что ты себе вообразил, Колдвел? Что мы потом обвенчаемся? И будем счастливо жить до самой смерти?

На самом деле Колдвела сейчас волновал только поиск укрытия. Беверли же интересовали куда более серьезные вопросы. Она размышляла о том, что оставила в Ориллии, и пыталась понять, есть ли смысл туда возвращаться. Она не обязана была присутствовать при кончине деда, так как его смерть не обещала ничего нового. Старик умер много лет тому назад и все последние годы существовал в состоянии постоянного алкогольного опьянения. Никто не нуждался в ней на работе, а документы, разложенные ею не в те папки, должны были рано или поздно обнаружиться. У нее не было ни одного друга, и даже странная компания охотников за торнадо, членом которой она являлась, ее не принимала. Они не могли понять ее одержимость циклонами и ханжески воротили нос от ее сексуальной озабоченности. Единственное, что у нее осталось, это воспоминания о Галвестоне и преподавателе физкультуры по фамилии Колдвел, который останется с ней навсегда вне зависимости от того, будет он спасать свою шкуру или нет.

— Ступай, — сказала она. — Со мной все будет в порядке.

— Но приливная волна…

— Про волну я все поняла.

— И что ты собираешься делать?

Естественно, Беверли ничего не собиралась делать, и тем не менее она ответила, так как, похоже, Колдвел ждал от нее этого ответа.

— Я пойду в церковь, — сказала она.

Ирония этого заявления позабавила Беверли и даже доставила ей особое удовольствие, приправленное сарказмом, ибо она знала, что проклята. Она родилась в стране проклятых в проклятой семье и сама была проклята на веки вечные.

И Колдвел был проклят, ибо он позволил себе разлучиться с любимыми. Он отказался от своей любви. Он думал, что это ненадолго, всего на час, что они поедут в одно место, а он останется в другом, но теперь он понимал, что любая разлука абсолютна и не имеет градаций. Либо ты один, либо с кем-то.

— Ладно, — кивнул Колдвел и двинулся в сторону голубого строения. — Рискнем и попробуем остаться в церкви.

Не существует отчетливой границы между бытием и небытием. Это подобно все той же игре с облаками. Полли соскользнула из жизни в смерть, и никто не мог сказать точно, когда это произошло. Однако теперь все понимали, что ее больше нет.

Мейвел встал и потер кулаками глаза, но он постоянно это делал, поэтому трудно было сказать, связано ли это с выступившими слезами или нет. Гейл и Сорвиг протянули к нему руки, но прикасаться не стали. Джимми Ньютон нахмурился и, оглянувшись, начал прикидывать, что необходимо сделать. Следует ли пытаться починить приемник и снова передать сигнал SOS? Несмотря на очевидную бессмысленность этого предприятия, он продолжал размышлять на эту тему, только чтобы отвлечься от лежащей на полу женщины. Собственно, единственный признак того, что Полли умерла, заключался в том, что Лестер замолк. Он не сомневался в действенности своей молитвы и был поистине поражен, когда та не помогла.

Мейвел зашел за стойку, нагнулся и открыл люк, который вел в подпол, забитый бутылками и ящиками с пивом и содовой. Он спрыгнул вниз и принялся перекладывать запасы, чтобы царившая здесь неразбериха не вызвала у Полли раздражения. Однако стоило этой мысли, напоминающей о жизни, промелькнуть в его голове, как его охватила ярость и он принялся пинками сдвигать ящики в одну кучу, пока из них не образовался грубый траурный помост. Затем он вылез наружу, открыл ящик и начал в нем рыться.

— У нас не так много времени, — заметил Джимми Ньютон.

— Да пошел ты, Ньютон, — откликнулся Мейвел.

— Понял. — Ньютон с улыбкой окинул взглядом остальных присутствующих и пожал плечами, словно Мейвел был его непослушным и неуправляемым братом.

— Ты уверен, что ураган еще не кончился? — спросила Гейл. В тучах появились разрывы, сквозь которые виднелся слабый свет. Приближался рассвет, и, казалось, все возвращается на круги своя.

— Нет, не кончился, — решительно ответила Сорвиг.

Лестер чуть было не изрек свое излюбленное «что будет, то будет», но вдруг его осенило, что, пожалуй, следует отказаться от этой фразы навсегда. Все могло бы быть иначе. Лестер решил, что посвятит этому свою следующую проповедь и в процессе подготовки к ней все как следует обдумает. Правда, пока он не мог сказать, кому из островитян доведется ее услышать и сможет ли он ее произнести, потому что Банке Дампиера были уготованы крутые перемены. За несколько часов было разрушено все то, что создавалось веками.

Мейвел Хоуп вытащил из ящика клочок бумаги и карандаш и нацарапал на нем несколько слов. Затем он склонился над телом Полли, заправил ей за уши волосы, сложил на груди руки, вставил в ее холодные пальцы исписанный клочок и осторожно опустил ее в подпол. Потом он выпрямился и отряхнул руки. Он понимал, что это выглядит по меньшей мере странно, и вовсе не пытался с помощью этого избавиться от смерти. Просто он хотел, чтобы все как можно больше походило на настоящие похороны, и поступил бы так, если бы только что бросил в разверстую могилу пригоршню земли. Он родился с черной меткой, но Полли никогда не обращала на это внимания, и Мейвел знал, что будет страшно по ней тосковать.

— Может, скажешь несколько слов, Лестер? — попросил он.

— Господи, это — Полли, — произнес Лестер.

Эти слова пришли к нему довольно легко, но стоило их произнести, как он ощутил повисшую вокруг тишину.

— Полли, — после долгой паузы продолжил он, — это — наш Господь.

И Мейвел захлопнул люк.

— Нам нужна веревка. Пойдем, Лестер. — Мейвел двинулся в сторону стойки регистрации, и Лестер, поспешно перебирая ногами, устремился за ним.

— Я знаю, где лежат веревки, Мейвел. Внизу под стойкой.

Мейвел резко обернулся, и Лестеру даже показалось, что он чем-то разозлил его. Но тот протянул руку, схватил его за плечо и сжал с такой силой, что Лестер даже вскрикнул.

— Лестер, — произнес Мейвел, — мы должны спасти постояльцев.

Лестер кивнул.

— Я рассчитываю на то, что ты мне поможешь. Не подведи меня.

— Я вас не подведу, сэр.

— И не надо называть меня сэром, Лестер.

— Я не подведу тебя, Мейвел.

Мейвел кивнул.

— Знаешь что, Лестер? Я бросил курить.

— Правда?

— По крайней мере, вряд ли мне удастся выкурить еще хоть одну сигарету до смерти, — ответил Мейвел Хоуп.

Они рассмеялись и на мгновение снова стали джентльменами удачи.

6

Из главного здания двумя группами вышли пять человек, обвязанные за талию веревками. Длина каждой составляла около шести футов. Лестер шел с Гейл и Сорвиг, а Мейвел был связан с Джимми Ньютоном.

— А где еще двое? — спросил Мейвел.

— Колдвел в состоянии позаботиться о себе самостоятельно, — ответил Ньютон. — Да и о…

— Беверли, — подсказал ему Мейвел.

— Да, — откликнулся Джимми и вдруг понял, что до него что-то дошло. — С ними все в порядке. Пойдемте. У нас мало времени.

Они посмотрели на темную махину Горба Лестера, который высился в нескольких сотнях ярдов от них.

— Пошли, — кивнул Мейвел.

Кратчайший путь до вершины пролегал по гребню скал. Конечно, безопаснее было спуститься на дорогу и подниматься по ней, но это заняло бы лишнее время, которого у них не было. С востока приближалась огромная черная стена, сочетавшая в себе все известные элементы — естественно, воду, ветер и огонь, так как вспыхивавшие зигзаги молний образовывали чуть ли не правильные геометрические формы, но кроме этого и землю, которую ураган вобрал в себя по дороге, опустошая острова. Темная масса равномерно опускалась сверху, как занавес. Люди на мгновение остановились, и каждый по-своему истолковал это зрелище.

Мейвел услышал голос Уильяма Дампиера: «Часть неба потемнела».

Гейл вспомнила об одной картинке, виденной ею в кошмарном сне.

Сорвиг вообразила себя сидящей на коленях деда. Она представила его белоснежную бороду, лицо с красными прожилками и туго затянутый клерикальный воротничок. Он часто рассказывал ей о грядущем конце света, и то, что происходило сейчас, очень напоминало ей эти рассказы.

В сознании Лестера всплыла цветная вставка из семейной Библии — он не знал, что именно она иллюстрировала, так как еще не умел читать, однако и представить себе не мог, что Всевышний заставит ее ожить.

Джимми Ньютон видел то, о чем мечтал всю жизнь, — пятибалльный ураган, с которым ему предстояло столкнуться.

Они двинулись вдоль гребня. До берега оставалось более двадцати футов, но, несмотря на это, их то и дело окатывали брызги волн, разбивавшихся о скалы.

Слева внизу виднелась голубая церковь. И все, кроме Джимми Ньютона, были несказанно удивлены тем, что ей удалось уцелеть. Что касается Джимми, то он неоднократно слышал истории о таких аномалиях, когда один дом оставался стоять, а все соседние были сметены ураганом. «Как бы там ни было, — думал Ньютон, — ничего удивительного в этом нет, так как вскоре ее все равно смоет приливной волной. — Ньютон бросил взгляд направо и добавил про себя: — С минуты на минуту».

Внутренние часы Ньютона работали без перебоя. Он посмотрел вперед и прищурился. Заря еще не занялась, и вокруг бушевал темный ветер, поэтому разглядеть что-нибудь было довольно сложно. Однако они еще не начали подъем на предстоящие пару сотен ярдов, что должно было занять как минимум пять минут. Затем он оглянулся и определил скорость приближения черной стены. Та продвигалась вперед с ужасающей быстротой.

— Пошли, Ньютон! — закричал Мейвел Хоуп, словно его напарник стоял на месте, хотя тот и не собирался останавливаться. — Налево!

— Да-да, — откликнулся Джимми и сменил направление движения, полагая, что это удовлетворит Хоупа Он залез в карман куртки, нащупал там тридцатипятимиллиметровую автоматическую камеру, накинул ее ремешок на руку и снял крышку с объектива.

— Скорей, — очень спокойным голосом произнес Мейвел, что свидетельствовало о высшей степени испуга.

Джимми Ньютону очень хотелось посмотреть направо, но это выдало бы его. Он и так ощущал приближение фронта. Все остальные чувства, кроме зрения, свидетельствовали о его приближении. До подножия Горба Лестера оставалось совсем немного, вскоре они поднимутся на вершину, и у них появится шанс спастись. Джимми Ньютон представил себе Опру, которая заявляет: «Будь я на твоем месте, я бы думала только о том, чтобы добраться до вершины!»

«Ты просто не улавливаешь логику моего сознания», — ответит Джимми с хитрой улыбкой, которую еще надо будет порепетировать перед зеркалом.

«Боюсь, мало кто из нас способен это уловить», — ответит Опра, и оба рассмеются.

Однако Мейвел явно был способен на это. Он прекрасно понимал, что собирается сделать Ньютон. Он не знал, зачем ему это надо, но чувствовал, чего можно от него ожидать. Точно так же он чувствовал время прихода и ухода хрящевой рыбы.

Мейвел понимал, что Ньютон очарован этим чудовищем справа, которое сопело, пускало слюни, вздыхало и облизывалось, предчувствуя вкус новых жертв. Как все пираты, Мейвел боялся утонуть и всегда считал, что морю не удастся его похитить, если он будет твердо стоять на земле. И вот теперь оно наступало, и, когда Ньютон резко к нему повернулся, Мейвел был готов к этому.

Джимми кинулся к берегу и поднял камеру. Он нащупал указательным пальцем затвор и, прищурившись, прильнул к объективу. Однако видоискатель не показывал ничего, кроме тьмы. Ньютон поднял голову и увидел, что черная стена нависает прямо над его головой.

Мейвел налетел на него сзади, ударив по ногам, так что Джимми согнулся и рухнул на колени.

— Идиот! — рявкнул он. — Ты что делаешь?!

Джимми Ньютон поднял камеру, словно это была жертва, которую он предлагал черному божеству, нависавшему над ним.

— Снимаю. — И это были последние слова, которые он произнес в своей жизни.

Приливная волна обрушилась на Банку Дампиера. Не то чтобы она захлестнула его — сама по себе она была не так велика, как можно было бы себе представить. Просто весь океан переместился. Часть воды была остановлена сушей, но двадцатифутовая волна (позднее Национальное океаническое и атмосферное агентство оценило ее высоту в сорок пять футов), разрезанная острыми скалами, просто прокатилась по острову до противоположного берега. Ибо вода стремится к воде — этот научный принцип настолько общеизвестен, что его понимал даже Колдвел.

Она забрала с собой все, кроме скального основания, включая Мейвела Хоупа и Джимми Ньютона. Гейл видела, как они исчезли. На протяжении многих последующих месяцев ей вновь и вновь снилось, как Джимми и Мейвел, обнявшись, словно любовники, уносились прочь, даже не пытаясь сопротивляться. Сама Гейл в это время вместе с Сорвиг и Лестером лежала на склоне. Конечно, он был не настолько высок, чтобы их вовсе не задела вода, однако сила волны здесь была гораздо меньше. Их швыряло и бросало, но рядом были деревья и скалы. Иногда Гейл и Сорвиг казалось, что их уже уносит, но они тут же ощущали боль от натянувшихся веревок, которые врезались им в кожу, и те возвращали их обратно на землю.

А Лестер держался за камень. Судя по всему, тот уходил в самое чрево земли, ибо никакой ураган не смог сдвинуть его с места. Лестер держался за него из последних сил. Веревка на его талии натягивалась с такой силой, что у него перехватывало дыхание, но это больше не имело значения, так как молитв у него не осталось.

7

Позднее появились вертолеты — одни смогли наконец откликнуться на SOS Ньютона, другие были посланы на место событий новостными агентствами. Репортеры были одеты в противоштормовые желто-зеленые прорезиненные костюмы, закрывавшие их с ног до головы, хотя ураган давно уже рассеивался над территорией Мексики. Капюшоны были снабжены огромными козырьками, закрывавшими лица, так что казалось, будто на Банку Дампиера высадились странные существа — полулюди-полуптицы. Репортеры рассыпались по острову — одни снимали произведенные разрушения, другие что-то произносили, записывая свои впечатления на диктофоны.

Они же обнаружили в подполе тело Полли. В ее руке виднелся мокрый клочок бумаги, который настолько расползся, что разорвался пополам, когда его попытались вытащить из ее крепко сжатых пальцев. Когда обе половинки сложили, репортеры смогли прочитать текст: «Это — Полли Гринвич. Она хорошая женщина. Я ее очень люблю. Мейвел Хоуп».

Эта история была пересказана журналистами по-разному. Одни утверждали, что Мейвел просто сбросил тело в подвал и бросился наутек, другие усматривали в положении трупа признаки уважения и почтительности, которые Мейвел оказал мертвой женщине, несмотря на угрожающую ему опасность. Однако, естественно, никто не изложил эту историю правильно. Никто не написал о гибели последнего пирата, и никто не сказал о том, что, хотя Мейвел и появился на свет с сердцем разбойника, умер он с душой честного человека.

Спасатели и репортеры поднялись и на Горб Лестера, где обнаружили негра и двух белых женщин. Все трое спали, а на губах у них играли слабые улыбки, словно им снились восхитительные сны. Мужчина был одет в комбинезон и белую рубашку и, несмотря ни на что, производил впечатление чистоты и опрятности. Вымокшая одежда женщин облегала их тела, так что обе выглядели довольно соблазнительно. Позднее эта фотография появилась на первых страницах многих газет. Гейл Форстер и Сорвиг Ласкин прославились как Ураганные Девушки, и хотя вначале это прозвище им не очень нравилось, они довольно быстро поняли, что оно приносит всеобщую любовь и уважение.

Что касается Джимми Ньютона, то он показался репортерам малоинтересным, и его имя лишь дважды было упомянуто в газетах. Хотя Интернет кишмя кишел выражениями соболезнований и воспоминаниями. Несмотря на то что Джимми не пользовался особой любовью охотников за ураганами, все остро ощущали его потерю. Он был Мистером Погодой, и в отсутствие его указаний все оказались брошенными на произвол судьбы и зависели теперь лишь от собственных догадок. Мир снова начал казаться пугающим и непознаваемым, и бывшие коллеги скорбели по Джимми Ньютону и называли его лучшим из лучших.

Возможно, вы сочтете святотатством то, что Беверли и Колдвел вновь занялись любовью в церкви, той самой, выкрашенной в лазурно-голубой цвет. Беверли и вправду делала это со злорадством — она находила особое удовольствие в том, чтобы опускаться на колени перед деревянным крестом, складывая руки с притворной набожностью, а затем падать на пол и раздвигать ноги. Колдвел входил в нее. Беверли начинала стонать, подвывать и наконец кричать во весь голос. Она хотела перекричать ураган, чтобы донести до Господа весь свой гнев. Впрочем, те из вас, кто считает это святотатством, должны верить и в то, что Господу было все известно о ее гневе и Он простил ее. Вам следует принять на веру и тот факт, что, когда волна перевалила через гребень скал и начала сметать все на своем пути, она просто осторожно подняла церковь и унесла ее в море. Однако если существующие научные представления не позволяют вам допустить подобную вероятность, давайте предположим, что после того, как «Клэр» разрушила своими огромными лапами церковь, от нее уцелело несколько досок, которые можно было использовать как плоты. Тогда вам нетрудно будет представить, что Беверли и мистер Колдвел плыли на этих плотах до тех пор, пока их не выбросило на берег маленького острова, обнаженные аборигены которого встретили их с дарами и улыбками.