Уродливые небеса

ГЛАВА ВТОРАЯ

Внутренности крепости в основном набиты сеном. Сзади всего пара маленьких комнат. Та, где спит Ровак. Та, где ест Ровак.

Обе комнаты заполнены двумя вещами: куклами и мебелью. Куклы лежат кучками на полу. Они сделаны из растений, краски, сена и ржавых шипов вместо глаз, которые следуют за Деревом по комнате.

Мебель занимает бóльшую часть пространства. Она огромна по размеру, достигает потолка, как будто создана для великанов или чрезвычайно тучных людей. Она сделана из дерева, но окрашена под камень.

— Почему мебель такая большая? — спрашивает Лосось.

— Бóльшая часть мебели на Небесах такая же большая, — говорит Ровак.

— Почему? — спрашивает Лосось.

Ровак улыбается ему.

Они забираются на громоздкие стулья и упираются подбородками в стол, как дети в ресторане.

— Ну, что теперь? — спрашивает Дерево, пиная болтающимися ногами, которые не могут достать до пола.

— Что теперь? — спрашивает Ровак.

— Куда мы отправимся отсюда?

— А куда вы хотите пойти? — спрашивает Ровак.

— У меня так много вопросов, — говорит Дерево. — Очень много вопросов. Мы до сих пор не понимаем это место, — говорит Дерево.

— Я же говорил вам. Вы умерли и теперь на Небесах. Теперь вы начнёте новую жизнь.

— Я не думаю, что готов поверить, что это Небеса, — говорит Дерево.

— Почему нет? — спрашивает Ровак.

— Небеса не должны быть такими, — говорит Дерево.

— Тогда какие должны быть Небеса?

Дерево копается в своей памяти. Он уверен, что когда-то точно знал, что такое Небеса, в мельчайших подробностях. Но теперь вся информация в его голове превратилась в кашу. Единственное слово, которое он может подобрать по отношению к Небесам, — это слово «Рай».

— Рай, — говорит Дерево. — Я точно не помню, каким он должен быть, но это должен быть Рай. И он не такой.

— А что, если это был Рай давным-давно, но больше им не является? — спрашивает Ровак.

— Небеса должны быть вечным блаженством, — говорит Дерево.

— Что, если это Божья интерпретация вечного блаженства? — говорит Ровак.

— Покажи мне Бога, и я поверю, что мы на Небесах.

— Что, если Бог не захочет тебя видеть? — говорит Ровак.

— Тогда я тебе не поверю, — говорит Дерево.

Он спрыгивает со стула и съёживается от солевой текстуры на своих ногах.

— Всё в порядке, — говорит Ровак. — Я не ожидаю, что ты мне поверишь. Мало кто вообще меня слушает.

Дерево выходит из комнаты. Он поднимается по лестнице на крышу.

— Где остальные люди? — спрашивает Лосось Ровака.

— В городах.

— Я хочу пойти в город, — говорит Лосось.

— Я отведу вас утром, — говорит Ровак. — Недалеко есть небольшой городок.

Дерево находится на крыше всю чёрно-синюю ночь и зелёное утро. Нет ни восхода, ни захода солнца, просто изменение цвета неба.

Глядя на свои колючие жёлтые колени, он пытается вспомнить, как он умер и действительно ли умер вообще? Он пытается что-то вспомнить, но ничто из его прошлого не может выйти из нечётких пятен, заполняющих его разум. Он пытается уснуть, выйти из неприятного сознания, но внутри него холодно и постоянное чувство ползающих муравьиных лапок.

Он наблюдает, как тени бродят по ландшафту, прикрепляясь к деревьям, камням и маленьким млекопитающим с пузырьковыми спинами.

Вдалеке огромное существо, шатаясь, топает по ландшафту. Оно похоже на скелет слона, но сделано из фиолетового мяса и длинных телевизионных антенн. Оно пробирается через холмы чёрной слизи.

— Ты был здесь всю ночь? — спрашивает Лосось. — Посмотри на себя, — он гладит его по лбу. — Как призрак.

Дерево теряет слона на горизонте.

— Они — тёмная сторона человеческих душ, — говорит Лосось, указывая на тени. — Ровак говорит, что всё зло в людях существует в наших тенях. Оно прячется там, от солнечного света. После смерти с людей срезают тени и запирают их глубоко под землёй. Хорошая сторона каждого человека отправляется в Рай, а плохая — в Ад.

— Тогда что они делают за пределами Ада? — спрашивает Дерево.

— Они вырвались наружу, — говорит Лосось. — Утопический Рай, о котором написано в Библии, умер много веков назад. Это больше не Рай. Он лежит в руинах.

Тени плывут по призрачному ландшафту. Дерево трёт ракушечные узоры на коже.

— У меня странное ощущение, что меня обманывают, — говорит Дерево.

— Ровак говорит, что это чувство естественно, — отвечает Лосось. — Я всю ночь добивался от него ответов. Он говорит, что мы сейчас как младенцы. Мы мало что понимаем. Но мы вырастем.

— Он говорил о Боге? — спрашивает Дерево.

— Он ничего не говорил мне о Боге, — отвечает Лосось. — Наверное, мы недостаточно хороши, чтобы увидеть Его.

Лосось проводит пальцем по рисунку морской ракушки на бедре Дерева.

— Он отведёт нас в город после завтрака. Мы найдём там больше ответов.

Дерево отмахивает лососевый палец.

— Так как мы выберемся отсюда?

Лосось пожимает плечами. Тени устилают пейзаж на многие мили во всех направлениях.

Большая металлическая тарелка с жареными кусками мяса и густым сопливым соусом шлёпается по столу перед Деревом. Он съёживается и отталкивает её. Сидя в огромном стуле, он чувствует себя привередливым ребёнком, отказывающимся есть лимскую фасоль. Не видя кладовой в поле зрения, Дерево предполагает, что еда должна быть розовыми червями из рва.

— Ты будешь удивлён, — говорит Лосось, поедая слизистое мясо большой вилкой, которая лишь наполовину помещается в его рот, и слизывая с пальцев сопливый соус.

Дерево по-прежнему отказывается от еды.

— Ты мог бы спать с нами в одной постели, — говорит Ровак. — Там достаточно места для пятерых.

— От лестницы я получил занозы, — говорит Лосось с набитым ртом.

Дерево хмурится на свою еду и откусывает крошечный кусочек мяса. Его лицо загорается, как будто внутри что-то оживает и движется. Вкус подавляющий. Не обязательно хороший или плохой, но сложный и интенсивный. Словно десятки противоположных вкусов сталкиваются одновременно. Он не помнит, что были десятки вкусов. Он помнит сладкое, острое, солёное, кислое, горькое, что там ещё было? Вкус жирного мяса не является ни одним из этих, но очень сильным во многих других отношениях.

— По выражению твоего лица я могу сказать, что ты заметил перемену, — говорит Ровак.

Дерево смотрит на него с отвисшей челюстью.

— Ощущения на Небесах другие, — говорит Ровак. — На Земле они были простыми и лёгкими. Здесь они бесконечны. Чувств уже не пять. Их сотни. И каждое чувство имеет миллиарды разновидностей.

— Я не замечаю никаких новых чувств, — говорит Дерево.

— Пока нет, — говорит Ровак. — Но пять чувств, которые у тебя были в прошлой жизни, начинают расширяться, не так ли? Ты начинаешь ощущать новые ароматы. Вероятно, ты видишь цвета, которых никогда раньше не видел?

— Я не знаю, — говорит Дерево. — Я не уверен, что новое, а что я просто забыл.

— Всё ещё долго будет запутано, — говорит Ровак. — Вам двоим предстоит многому научиться.

Лосось слизывает сопливый соус со своей тарелки, выражение его лица такое, будто он облизывает батарейку и заряжается от этого с каждой секундой.

Прежде чем они уйдут в город, Дереву нужно сходить в туалет. К сожалению, он не может найти ванную комнату в крепости. Он также не может найти никаких отверстий на своём теле, чтобы выпускать отходы жизнедеятельности.

— Что я должен делать? — спрашивает он Ровака.

Ровак идёт в свою спальню и вытаскивает из-под чудовищной кровати деревянное ведро. Ведро имеет огромный шип, указывающий из него.

— Вот, — говорит Ровак. — Я покажу тебе.

Ровак встаёт позади Дерева и ставит ведро между ними. Лосось наблюдает со смешком со стула великана, покачивая ногами в музыкальном ритме.

— Что ты собираешься…

Прежде чем Дерево успевает закончить, Ровак тянет его назад и пронзает деревянным шипом. Дерево пищит, как летучая мышь. Это не больно; это создаёт ощущение, как сидение на сыром яйце. Ровак удерживает Дерево вертикально, и сироп из белых, красных и чёрных завитков вытекает из новой дыры и наполняет ведро. Рот Дерева расширяется от шока. Он чувствует, что его внутренности изменились по сравнению с теми, что были до смерти. Он в основном жидкий внутри. Как насекомое. Он уверен, что в прошлой жизни у него были толстые внутренние органы.

После того, как сироп перестаёт течь, Ровак зашивает новое отверстие чёрной ниткой и вытирает жидкость с ног и промежности старой тряпкой. Запах персиков, смешанный с мёртвыми уховёртками, забивает комнату, пока Ровак не высыпает содержимое ведра в окно и не прячет его под кроватью.

— Ты должен делать это каждый раз, — говорит Ровак Дереву, усаживая его на стог сена в углу. — Дыра затянется сама через час, поэтому её нужно снова проколоть. Обязательно зашивай её каждый раз, иначе она не заживёт должным образом, и у тебя будет течь по ногам.

Испуганное лицо Дерева смотрит на Лосося, которого, похоже, совершенно не беспокоит его представление в туалете.

— Ты привыкнешь, — говорит Ровак, похлопывая Дерево по плечу.

Путь находится под землёй. Ровак открывает люк под столом-гигантом и ведёт двух новичков в крошечное подполье в земле. Один за другим они бредут сквозь грязную тьму на четвереньках. Они не разговаривают, только тяжёлое дыхание наполняет туннель. Дерево может слышать текстуры и формы в своём дыхании. Он может ощутить вкус звука, который он издаёт.

Дерево ищет в своём сознании какие-то воспоминания. В темноте его мысли немного яснее. Его не роят чуждые видения и новые краски. Он пытается поймать вещи, всплывающие в его голове, и удержать их крепко. Вещи, которые он может уловить, тривиальны, но он концентрируется на них, как будто это самые важные воспоминания.

Он помнит, как женщина громко смеётся, почти как мужчина, и пьёт скотч. Она также курит. Он не считает, что это был кто-то важный в его жизни. Точно не мама и не любимая. Может быть, дальняя тётя или соседка. Возможно, она была просто персонажем из телешоу. Он помнит телевизионные шоу, но не может сказать, как они назывались. Просто безликие ситкомы со смехом и странными персонажами. Люди, разговаривающие с женщиной в этом воспоминании, нечёткие и ещё менее знакомые. Память на самом деле не идёт дальше этого. Когда женщина пьёт скотч, её язык находится в жидкости. Её сигаретный дым, опутанный паутиной в воздухе, — единственный запах в комнате.

Дерево накрывает другое воспоминание. Оно о том, как он ехал по улице поздним утром. Дома все одинаковые и утешительно знакомые. Он не уверен, ведёт ли он машину или просто пассажир, но он знает, что направляется туда, куда ему не хочется ехать. Котята ползают и обнимаются у него на коленях.

Он переходит к другому воспоминанию. Он отрезает себе пальцы выкидным ножом. Вместо крови из них выползают красные черви и корчатся о столешницу. Это должно быть из сна или фильма. Это не могло случиться с ним на самом деле. На самом деле, все эти воспоминания больше похожи на сны, которые он когда-то видел. Или, возможно, это просто то, что его подсознание придумало за него на месте.

Ему больно думать о прошлом.

Туннель привёл в небольшую комнату с кирпичными стенами, покрытую грязью и древними следами. Стопки старой одежды лежат по углам. В воздухе витает запах горелой бумаги и жевательной резинки.

Слева есть зажжённая плита, готовящая кофе. Но никого не видно. На самом деле, кажется, что здесь уже месяцы или годы никого не было.

— Иди наверх, — говорит Ровак Дереву, указывая на ржавую лестницу, ведущую к люку в потолке.

Дерево смотрит на ржавую лестницу.

— А как насчёт тех вещей?

Ровак толкает его.

— Там безопасно. Река сдерживает тени.

Дерево поднимается на несколько ступеней и затем останавливается.

Лосось наливает кофе в металлические чашки. В старом сапоге под печкой он находит сероватый сахар.

— Двигайся, — говорит Ровак, и Дерево продолжает подниматься по лестнице.

Они выходят на поле белых цветов в форме черепах, растущих зигзагообразными узорами. За ними широкая, но неглубокая река, окрашенная в розовый цвет из-за содержания червей.

— У тебя всё ещё есть твоя тень, — говорит Дерево Роваку. — Её не отрезали?

— Прошло много времени с тех пор, как отрезали тени, — говорит Ровак. — Технология давно забыта.

— Расскажи ему о многочисленных тенях, — говорит Лосось.

Ровак кивает Лососю со стальными зубами и говорит Дереву:

— Важно никогда не позволять одной из блуждающих теней цепляться за тебя. Они прикрепятся к твоей душе и станут частью тебя. Тогда у тебя будут две тёмные стороны. Твоя и чужая.

— И нет предела тому, сколько теней может прицепиться к тебе, — вставляет Лосось.

— Глубоко в подполье есть несколько запертых, которые соединены с двадцатками теней. Их души пропитаны злом столь многих людей, что они обезумели от ненависти и отчаяния. Никто из новичков не знает, как отрезать тени, поэтому мы должны запереть прочь эти заблудшие души и забыть их.

— Есть ли кто-нибудь без тени? — спрашивает Дерево.

— Ни один из новых, — говорит Ровак. — У древних была технология отрезания теней. Древних не осталось.

— Древние? — спрашивает Дерево.

— Древние — это те, кто жил до падения Небес. Мы называем себя новыми.

— Должен быть кто-то, кто знает о древних, — говорит Дерево.

— Древние исчезли задолго до появления новых, — говорит Ровак.

— А как насчёт Бога? — говорит Дерево. — Он тоже исчез?

— Конечно, Бог не исчез, — говорит Ровак. — Он же Бог.

— Тогда почему бы тебе не попросить Его научить тебя технологиям древних? — спрашивает Дерево.

Ровак только смеётся и трясёт локтем.

— Дети…