В общем, Женьку заткнули, и она была ужасно недовольна. Я — тоже, потому что основное внимание досталось мне. Правда, на сей раз ничего особенного со мной не произошло. Однако я почувствовал: не только завуч, но и родители взяли меня на заметку. Как вы, наверное, понимаете, радоваться было нечему. Если меня огорчило слишком пристальное внимание к собственной персоне, то Женька, наоборот, страдала от недостатка внимания к ее персоне. Мою сестру просто распирало от новостей и желания ими поделиться. Поэтому, допив в совершенно угрюмом состоянии чай, она демонстративно уволокла Ольку в их комнату.
Проходя через некоторое время мимо их двери, я услышал взволнованный Женькин голос и остановился. Она взахлеб рассказывала Ольке о школе и о новых мальчиках из их класса. Хотя мне это было довольно скучно, я уселся на пол возле закрытой двери в надежде узнать еще что-нибудь интересное про Нику. Однако Женька никак не могла съехать с темы новых мальчиков. Когда же она наконец перебрала как достоинства, так и недостатки всех, слово взяла Олька, и я минут десять вынужден был выслушивать историю про какого-то Витьку с четвертого курса. Как он на Ольку смотрел, что сказал и как смешно извинялся, когда наступил ей на ногу. Словом, я чуть не заснул.
Когда же наконец Женька добралась до того, на чем ее прервали за столом, в коридоре совершенно некстати возникла бабушка, и мне пришлось спешно ретироваться к себе в комнату. Я только и смог подслушать, что Ника жаловался тете Нонне. Мол, Макарка В.В. зазвал его в новую школу завучем. Он, Ника, думал, что это такая спокойная безопасная работа. А на самом деле, получается, что тут чуть ли не опаснее, чем в киоске. Вон только первое сентября, а его уже едва не покалечили. Я полагаю, что тетя Нонна еще что-нибудь рассказала про Нику, но я этого не узнал. И, наверное, уже никогда не узнаю.
Поздно вечером мне позвонил Тимка.
— Можешь себе представить, Климентий, он так и скрывается.
— Кто? — не сразу дошло до меня.
— Естественно, Будка, — ответил Тимур. — Сперва я звонил ему. Потом даже зашел.
— Ну? — заинтересовался я.
— Мать сказала, что его нету, — сердито произнес Тимка.
— Может, и правда. Мало ли куда он мог уйти, — предположил я.
— Никуда он не уходил, — отрезал Тимка. — Я собственными глазами в окне его видел.
— Неужели и впрямь от нас прячется? — не понимал я логику Будки. — Какой смысл? Все равно ведь завтра в школе увидимся.
— Ясное дело, увидимся, — многообещающим голосом подтвердил Тимур.
Я понял, что Будку завтра ничего хорошего не ждет.
— Слушай, Тимка, — принялся увещевать я. — Только не переходи завтра сразу к вооруженным действиям.
— Даже не собираюсь, — сказал Тимур. — Я пока только поговорить с ним хочу. А он увиливает.
— Вот это мне и странно, — задумчиво произнес я.
Тут по второй трубке раздался голос Ольки:
— Климентий, слезай с телефона. Мне позвонить надо.
Вот так всегда, Олька с Женькой часами на телефоне висят, и ничего. А стоит мне с кем-нибудь созвониться по делу, как меня тут же сгоняют.
— Ладно, увидимся в школе. А там видно будет.
И я положил трубку. Беседа с Тимкой оставила у меня неприятное ощущение. Но я решил больше не ломать голову по поводу Будки. Утро вечера мудренее. Поговорим с Митькой, тогда и будет ясно.
Наутро мы снова проходили в школу по списку. Наш восьмой «Б» вчера так и не получил карточек учеников. Их не успели заполнить. Мы с Тимкой решили подождать Митьку в коридоре около класса. Он все не появлялся. Мы уже не знали, что и подумать, когда наконец перед самым звонком он, запыхавшись, подбежал к нам.
— Привет. Как жизнь?
— У нас-то нормально, — сразу перешел к делу Тимка. — А ты почему скрываешься?
— Я? — округлились глаза у Будки. — От кого?
— От нас, естественно, — свирепо проговорил Тимка.
А я добавил:
— Ты разве вчера нас не видел на Сретенке?
— Видел, — махнул рукой Будка. — У меня из-за этого ключа вся жизнь под откос пошла. Мать с отцом, просто озверели. Потому что старый замок пришлось высверливать, а потом новый покупать и вставлять. А вечером еще мать мои грязные вещи в стиральную машину запустила, там что-то замкнуло. Я думаю, совпадение. Но мать говорит, от цемента.
— Не вижу связи, — пожал плечами Тимка.
— Я тоже, — охотно согласился с ним Будка. — И вообще, стиральная машина ведь существует не для чистых вещей, а для грязных.
— Я не об этом, — суровым голосом прервал его Тимка. — А о том, что ты, Будка, вчера…
Но Тимку, в свою очередь, прервали звонок и появление нашей Предводительницы, которая громко скомандовала:
— Мальчики, быстро в класс!
В общем, вытрясти истину из Будки нам так до конца и не удалось. Следом в класс вбежали Агата и Зойка. Пока я и Тимка с ними здоровались, Будка смылся за свою парту.
Целый урок нам было не до Митьки. Предводительница принялась выяснять, что у нас сохранилось в головах после летних каникул. Результаты опроса ее не слишком вдохновили. Поморщившись, она сказала:
— Очень плохо.
Впрочем, такая сцена повторяется каждый год. Поэтому на нас с Тимкой слова Предводительницы не произвели ровно никакого впечатления. Пройдет два-три дня, наши башки настроятся на учебу, и там все, что надо, всплывет. Во всяком случае, у тех, кто более или менее нормально занимался в прошлом году. У нас с Тимкой, например, всплывет. У Зойки с Агатой — тоже. И у Будки. А вот у амбала Винокурова — нет. Там всплывать абсолютно нечему. Для меня вообще полная загадка, как он переходит из класса в класс. Но пока Сережке это удается, и он вполне доволен.
На опрос ушел весь урок. А как только началась перемена, Тимур немедленно заловил Будку и тоном, не допускающим возражений, изрек:
— А ну пошли. Разговор есть.
— О чем? — вытаращился на него Митька.
— Там узнаешь. — И Тимка подтолкнул его к лестнице.
Будка, пожав плечами, повиновался. То ли и впрямь не понимал, чего мы от него хотим, то ли прикидывался. Но если прикидывался, то мастерски. Мы спустились на пол-этажа вниз и заблокировали Митьку возле подоконника.
— Вот теперь ты нам все объяснишь, — сквозь зубы процедил Тимка.
— Да чего объяснять-то? — вытаращился на него Будка.
— Почему вчера не остановился, когда мы тебе орали? — спросил Тимур.
— Но ведь я уже говорил, — откликнулся Митька.
— И что ты нам говорил? — возмутился Тимур. — Нес какую-то чушь про стиральную машину?
— Да стиральная машина тут ни при чем, — отмахнулся Митька. — Это уже потом было.
— А что было до? — задал вопрос я.
— А про «до» вам уже было сказано, — отозвался Будка. — Предки разозлились на меня из-за двери и ключа.
Тут Тимка совсем озверел и как рявкнет:
— Ну и что?
— А то, что мне после этого велели в наказание до конца дня из дома никуда не высовываться. Хотя я-то чем виноват? Сами ключ бракованный подсунули, и я же еще отдувайся.
Тимка, выразительно покосившись на меня, задал разоблачительный вопрос:
— В таком случае, Будка, как же ты оказался на улице?
Мы ждали, что Митька стушуется. Но, к нашему удивлению, этого не произошло. Он совершенно спокойно ответил:
— Оказался, потому что мать начала готовить. А у нее масло кончилось. Вот она и отправила меня в магазин. Но предупредила: «Если ровно через пятнадцать минут не вернешься, пеняй на себя». А в магазине, как назло, касса сломалась. Я все пятнадцать минут возле нее проторчал. Вот и понесся потом домой, чтобы лишний раз не будить в матери зверя. Я и так уже опаздывал. А если бы с вами остановился, то вообще бы попух.
Я не сводил глаз с Будки. Голос его звучал искренне, да и история с маслом показалась мне вполне правдоподобной. Правда, у меня осталось полное впечатление, что, когда он вчера от нас улепетывал, в руках у него ничего не было. Если это на самом деле так, значит, Митька все-таки врет, чтобы мы не догадались, как он вчера нас подставил. Поэтому я быстро проговорил:
— Митька, а в чем ты масло-то нес?
Он уставился на меня, словно на сумасшедшего, и ответил:
— В руках, естественно.
— Просто в руках или в пакете? — задал новый вопрос я.
Митька глубоко задумался и наконец медленно произнес:
— Вспомнил. Я эту бутылку просто держал в руках.
«Про пакет не соврал, — отметил про себя я. — А бутылка у него и впрямь могла быть. Он нес ее перед собой, вот мы со спины и не заметили. Нет, кажется, он говорит правду».
— Теперь ясно, — произнес вслух я.
Тимка, однако, все еще сомневался в искренности Будки. Поэтому полюбопытствовал:
— Если ты сидел весь остаток дня дома, почему твоя мать по телефону мне ответила, что тебя нету? И когда я к тебе зашел, сказала то же самое?
Лицо у Будки вдруг стало густо-красного цвета. И он с усилием выдавил из себя:
— Это они… то есть предки… так меня наказали. Мол, будешь сидеть дома, но видеться ни с кем нельзя. И по телефону разговаривать — тоже. И сами они со мной почти не разговаривали. Только по делу.
Будка посмотрел на нас со столь несчастный видом, что я окончательно понял: он говорит чистую правду.
Однако Тимка и после этого, недоверчиво покачав головой, проворчал:
— Допустим.
Митька с изумлением на него уставился и хотел что-то добавить к невеселой своей истории. Однако ему опять помешал звонок. Мы побежали на вторую математику.
Усевшись за парту, я шепнул Тимке:
— Чего ты к Будке привязался? Ведь все же ясно. Он не виноват.
А Тимка ответил:
— Это таким доверчивым дуракам, как ты, может, ясно. А я по-прежнему думаю, что Будка врет.
Дальше нашим вниманием вновь завладела Мария Владимировна. Она наконец принесла наши карточки учеников. Раздавала она их не просто так, а под расписку, поэтому процесс шел долго. Карточки оказались похожи на единые проездные билеты. Только были именными. И еще на карточке имелась строгая надпись: «Без права передачи».
Как объяснила Мария Владимировна, каждого из нас снабдили индивидуальным электронным кодом, который нанесен на карточки. Стоило опустить карточку в турникет, специальное устройство считывало личный код ученика, и в компьютере, подключенном к турникету, фиксировался ваш номер, а также время прихода или ухода ученика. Таким образом, администрация школы полностью контролировала наши появления и исчезновения.
— Это что же получается, — выслушав Предводительницу, возмущенно зашептал мне на ухо Тимка. — Мы теперь у них полностью под колпаком. Никакой свободы. Даже с уроков теперь не слиняешь.
— Слинять-то можно, — отозвался я.
— Ну да, — снова заговорил Тимка. — И тебя мигом засекут.
— Раньше тоже иногда засекали, — ради справедливости отметил я.
— Не понимаешь? — просто весь кипел Тимка. — Раньше можно было какую-нибудь лапшу на уши повесить. А теперь у них будут точные данные.
Я промолчал. Мне это новшество тоже не слишком понравилось. В общем-то, я редко прогуливал. Но сам факт, что теперь этого делать нельзя, вызывал у меня в душе гневный протест. Я обвел глазами класс. Лица у всех были какие-то кислые. Даже у новеньких.
Тут Сережка Винокуров поднял руку и поинтересовался:
— Мария Владимировна, а педагогам тоже такие карточки выдали?
— Выдали, — ухмыльнулась уголком рта она. — Всем, кто тут учится или работает, выдали.
— А-а-а, — расплылся в широкой улыбке Серега.
Остальные тоже заметно приободрились. Выходит, учителя наши теперь тоже под колпаком. То есть нам не должно быть обидно.
— Карточки и коды — это меры, которые обеспечат вашу безопасность, — продолжила объяснение Предводительница. — По крайней мере, теперь никто из посторонних не пройдет без специального разрешения в нашу школу.
— А если предков вызовут? — радостно спросил Серега Винокуров. — Их чего, тоже не пустят?
— Успокойся, Винокуров, — отвечала Мария Владимировна. — Если мне понадобятся твои родители, я закажу им пропуск и оставлю его на вахте.
— Понятно, — поскучнел Винокуров.
Тема посещения школы родителями волнована не только его. Едва Винокур умолк, с места вскочила Танька Мити́чкина, которая ненавидела, когда ее называли Ми́тичкиной. Виноват в этом был все тот же Будка. Ненависть началась в первом классе. Нас там все время строили парами. Причем так, чтобы мальчик ходил обязательно с девочкой. И за парты нас рассаживали по тому же принципу.
Так вот, Таньку посадили рядом с Будкой. Ну и мы, естественно, стали над ней издеваться: Ми́тичкина личная Танька. Тут она Будченко и возненавидела. И принялась всем твердить: «Во-первых, я Мити́чкина, а во-вторых, Будка дурак». Митька, понятное дело, стерпеть такого не мог, и они постоянно дрались.
Наконец, нашей первой учительнице надоело их разнимать, и она посадила Мити́чкину с Винокуром, а Будку с Адаскиной. В классе наконец воцарился мир. Однако Танька до сих пор Митьку терпеть не может. Хотя он теперь относится к ней более чем лояльно. По-моему, она даже ему нравится. Но это так, к слову. В общем, едва Винокур замолчал, Мити́чкина поинтересовалась:
— А вот если мои родители сами, без приглашения, захотят зайти в школу, их пустят?
— Без предварительной договоренности — нет, — отозвалась наша классная. — Если они захотят с кем-нибудь из нас встретиться, нужно позвонить в канцелярию и заказать пропуск. Или передать записку учителю, и он закажет пропуск. Только в школу потом нужно обязательно явиться с паспортом или другим документом, удостоверяющим личность.
— Ой, как сложно, — вздохнула Танька, однако по ее сияющим глазам я понял: она осталась вполне довольна.
За раздачей карточек и ответами на эти и другие вопросы прошла почти вся вторая математика. Лишь в самом конце урока Предводительнице удалось совсем немного объяснить из нового материала.
На перемене Тимка собирался еще раз побеседовать с Будкой, однако тот куда-то исчез. Тимур по этому поводу слегка побурлил и в который раз принялся убеждать меня, что все это неспроста.
— Неужели, Климентий, сам не врубаешься? Когда Будка нам нужен, его все время нигде нет. А раньше он, между прочим, от нас никогда не бегал.
Слушая его, я осматривал коридор. Митьки нигде не наблюдалось. Зато я вдруг увидел другое. Возле одного из подоконников стояла Агата. Она весело трепалась с парнем из десятого «А». Как раз когда я засек их, парень ей что-то рассказывал, а она с большим интересом ему внимала.
Мне это совсем не понравилось.
— Ты слушаешь меня или нет? — повысил голос Тимка.
— Да, — растерянно отозвался я и продолжал наблюдать за Агатой.
— Ну, и что ты думаешь? — допытывался Тимур.
— Ничего, — ответил я. Что я мог думать, когда даже не слышал его.
— Чего ты туда уставился? — спросил Тимур.
Я не ответил. Теперь парень из десятого «А» молчал, а Агата, наоборот, что-то с улыбкой ему говорила.
— А-а-а, — наконец врубился мой старый друг.
— Бэ, — огрызнулся я.
— Интересный расклад, — многозначительно изрек Тимка.
— Ничего интересного, — буркнул я.
И, демонстративно отвернувшись, добавил:
— Мы, кажется, Будку с тобой искали. Вот и пошли.
Однако Митьку нам обнаружить так и не удалось. Мало того, на биологии, которая началась после этой перемены, он тоже отсутствовал. Мы с Тимкой терялись в догадках. Ну даже, допустим, у Митьки и впрямь была совесть нечиста перед нами. Но смываться из-за этого с уроков… Особенно после того, как выяснилось, что все уходы и приходы фиксирует компьютер. Ведь Будку вчера дома и так репрессировали. А значит, смыться с урока сегодня — полный идиотизм.
Минут через пятнадцать дверь кабинета биологии резко распахнулась, и в класс с независимым видом вошел Будка.
— Ты, Будченко, не слишком поздно на урок приходишь? — сердито посмотрела на него Приветовна.
Но Митька и тут не смутился. Наоборот, гордо прошествовав к учительскому столу, положил на него записку.
— Варвара Аветовна, у меня уважительная причина. Вот здесь.
И Будка для убедительности потыкал пальцем в бумажку. Приветовна, развернув, прочла чье-то послание и сказала:
— Ладно. Садись, Будченко. Продолжаем урок.
Мы с Тимкой переглянулись. Видимо, причина была и впрямь очень уважительная. В противном случае Приветовна еще минут десять бы верещала, как нехорошо и невежливо опаздывать.
— Где тебя носило? — прошипел Тимка, когда Будченко шествовал мимо нашей парты.
— Сидоров! — прикрикнула Варвара Аветовна. — Оставь обсуждение личных дел до конца урока!
Митька, гад, уже в это время успел пройти дальше, и нам так ничего и не удалось выяснить. Тимка, конечно, не мог так вот сразу успокоиться. За неимением Будки он принялся спрашивать у меня:
— Как ты думаешь, где он был?
— Почем мне знать? — пожал плечами я и добавил: — Наверное, отсутствовал по какой-то уважительной причине.
— Это мне и без тебя ясно, — буркнул Тимка и принялся строчить записку.
Написав своим мелким почерком длинное послание, он начал передавать его Митьке, но снова потерпел неудачу. На середине пути послание было безжалостно перехвачено Аветовной.
— Опять, Сидоров, отвлекаешься? — сурово поглядела она на моего друга и соседа по парте.
— Нет, это как раз по делу. Насчет зоологии, — промямлил Тимка. — Я хотел у Будченко спросить…
Приветовна внимательно посмотрела на сложенную записку. Затем с достоинством изрекла:
— Я чужих писем никогда не читаю. Так что поверю тебе, Сидоров, на слово. Это, — положила она на стол послание, — возьмешь после уроков. А если ты действительно собирался задать Будченко какой-то интересный вопрос по зоологии, то мы с удовольствием послушаем.
Кажется, Тимка крупно влип. Меня совершенно некстати разобрал нервный смех, и я был вынужден прикинуться, будто сосредоточенно изучаю пока еще девственно-чистую тетрадь. Я тщетно пытался настроить себя на грустный лад, но подлое воображение услужливо рисовало одну и ту же картину: Тимка с важным видом задает Будке интересный и содержательный зоологический вопрос про что-нибудь вроде кольчатых червей, которых мы под руководством Приветовны изучали в конце прошлого учебного года. А Митька, по-профессорски солидно откашлявшись, в ответ разражается целой лекцией.
Мне пока удавалось себя сдерживать. Однако остальные одноклассники оказались не столь деликатными и открыто хохотали.
— Ну, смелее, Тимур, — подбодрила биологичка.
Тимка пнул меня ногой. Мне стало ясно, что он нуждается в помощи. Я зашуршал страницами учебника в надежде отыскать для Тимки интересный вопрос. Однако Приветовна опередила меня.
— Эх, Сидоров, Сидоров, — покачала головой она. — Новый учебный год, а все по-прежнему. Кстати, а как у нас с тобой насчет задания на лето? Ты, конечно, его выполнил и хочешь поделиться с нами своими наблюдениями.
По вытаращенным глазам друга я мигом смекнул, что ему не только совершенно нечем с нами делиться, но он вообще не помнит, что должен был выполнить какое-то задание. Тем не менее он имел наглость заявить:
— Ну, естественно, Варвара Аветовна. Все в порядке. Сейчас найду и поделюсь.
С этими словами он опустился на стул и, делая вид, что роется в сумке, тихо спросил у меня:
— Клим. Быстро. Чего там мне задавали на лето?
— Ты разве сам не помнишь? — прошептал я в ответ.
— Абсолютно, — признался мой друг. — Давай, давай, говори скорей.
— Сидоров, как там у тебя дела?
— Ищу, — деловито начал выкладывать из сумки на парту учебники и тетради он.
— Гидры, — прошептал ему на ухо я. — Ты сам этих гидр и выбрал.
У меня четко запечатлелось в памяти, как это произошло. Тимке почему-то жутко понравилось название «гидры», вот он и выбрал их. А после, естественно, задание напрочь вылетело у него из головы.
— Клим, найди мне срочно что-нибудь про гидр, — продолжая возводить на парте стену из тетрадей и книг, взмолился он. — Я про них ни фига не знаю.
Мне наконец удалось незаметно от Аветовны раскрыть учебник на нужном месте, и я сунул его прямо под нос другу:
— Вот. Читай.
Едва Тимка успел пробежать столбец текста, Приветовна вновь привязалась к нему:
— Ну, Сидоров, нашел тетрадку?
— Да, знаете, не совсем, — уклончиво произнес он. — Она у меня, в общем, дома осталась.
— Жаль, Сидоров, — и круглое лицо Варвары Аветовны приняло какое-то неприятно-задумчивое выражение. — Очень жаль, — повторила она. — Нам так сегодня хотелось тебя послушать. Ты ведь, наверное, летом старался, наблюдал?
Я, конечно, очень сочувствовал Тимке, однако меня против воли вновь начал душить смех. На вопрос биологички друг мой ответил очень скромно, одним лишь утвердительным кивком головы.
— Вот и хорошо, Сидоров, — продолжила Приветовна. — Может, ты нам без тетрадки сейчас все расскажешь? Выходи, выходи, не стесняйся.
— А можно с места? — осведомился Тимур.
— Можно, — смилостивилась биологичка.
По классу вновь пронеслись смешки. По-моему, остальные не хуже меня догадывались, что прошедшее лето Тимка посвятил совсем не гидрам.
Взгляд мой упал на Будку. Он, подлец, тоже ржал. Хотя убежден: если бы его спросили про летнее задание по биологии, он выглядел бы не лучше Тимки. А тот как раз держался молодцом. Учитывая, конечно, создавшуюся ситуацию.
Украдкой подглядывая в раскрытый учебник, Тимка довольно уверенно начал:
— Сперва мне пришлось очень долго искать водоем. Хоть какой-нибудь. Понимаете, Варвара Аветовна, наши садовые участки расположены в таком месте, где вообще никаких водоемов нету. Одно только озеро. Но оно в лесу, и предки меня туда одного не пускали. А бабушка у меня старенькая и тащиться со мной в такую даль не могла.
Я из последних сил сдержался. Другие — нет. Они бестактно ржали.
— Очень жаль, Сидоров, что так получилось, — как-то странно посмотрела на него биологичка. — Но, надеюсь, твои поиски все-таки увенчались успехом?
— Не увенчались, — покачал головой мой друг. — Просто потом у папы был отпуск, он приехал на дачу, и мы с ним вместе пошли на озеро.
Тимка заглянул в учебник, почерпнул из него очередную порцию разумного, доброго, вечного и продолжил:
— Ну, я взял пакет, набрал в него из озера всякой-разной воды и растительности.
— Замечательно! — воскликнула Приветовна.
Тимка вновь подглядел в задание. И, видимо, ободренный похвалою Приветовны, самоуверенно изрек:
— Когда мы вернулись домой, я все это положил в банку, поставил на освещенное место и, представьте себе… — Друг мой выдержал эффектную паузу. — Никаких гидр там не обнаружил.
Класс грохнул.
— Да чего вы смеетесь? — возмутился Тимка. — Сами попробовали бы поймать этих гидр. Видимо, пока я траву рвал, они смылись.
Теперь Варвара Аветовна взирала на него с неподдельным интересом.
— С ума сойти, — всплеснула руками она. — Надо ж, какие твари коварные.
Тимке бы остановиться и подумать. Глядишь — все бы и обошлось. Но его уже охватил азарт, и он вдохновенно продолжил:
— Только, Варвара Аветовна, не подумайте, что я сдался. Мы с предком еще раз ходили на это озеро. Он не хотел, но я настоял.
— Какой молодец! — воскликнула Приветовна, и мне показалось, что она скоро тоже не выдержит.
— Я повторил весь эксперимент сначала, — по-моему, Тимка уже сам сейчас верил, что так все и обстояло на самом деле. — Наконец эта гидра как миленькая оказалась у меня в банке.
— Что же ты с ней потом делал? — осведомилась Приветовна.
И Тимур не задумываясь ответил:
— Я, конечно, хотел за ней наблюдать. Но, понимаете, сперва ее кормить было нечем. Озеро-то далеко. Откуда я ей буду рачков носить?
Тут Серега Винокуров проорал:
— Подумаешь, рачков нет! Попросил бы предков из города креветок привести!
Все снова расхохотались. Приветовна резко повернулась к доске и не своим голосом скомандовала:
— Тише, тише. Не мешайте человеку отвечать.
— Тимка, закругляйся, — шепотом посоветовал я.
Вот он и закруглился:
— А во-вторых, мою гидру слопала наша кошка Мурка.
Тимка, видимо, счел это эффектной концовкой. Однако Приветовна жаждала продолжения:
— Сочувствую тебе, Сидоров. Но раз ты все-таки имел возможность хоть какое-то время наблюдать гидру, может, расскажешь нам, как она выглядит? А еще лучше выйди к доске и нарисуй.
Класс выжидающе затих. Тимка с остановившимся взглядом поплелся к доске. В последний момент я все же успел шепнуть ему: «Гидры бывают до трех сантиметров».
Тимур не торопясь приблизился к доске. Каждый бы на его месте не стал спешить. Взяв мел, он, как бы примериваясь, потыкал им в доску. Затем кинул сосредоточенный взгляд на биологичку:
— Варвара Аветовна, как вы ее предпочитаете? В натуральную величину или в масштабе?
Вопрос застал Приветовну совершенно врасплох.
— Наверное, все-таки лучше в масштабе, — неуверенно ответила она.
— Ну, конечно, — небрежно бросил Тимка. — Гидры-то они всего до трех сантиметров длиной бывают. Как же мне такую махонькую нарисовать?
— Рисуй, Сидоров, какую хочешь. Но, разумеется, лучше, чтобы все могли разглядеть. Даже Винокуров на задней парте.
— И раков, Сидор, нарисуй, — немедленно заржал Серега.
Ну, Тимка и нарисовал. Во всю доску. Нечто среднее между головастиком и одноглазым китом.
— Эт-то что такое? — потыкала указкой в чудище биологичка.
— Как что? — в свою очередь изумился Тимка. — Гидра. Вы просили, я нарисовал. Вот тут у нее рот, — указал киту куда-то под глаз он. — А здеся, — палец его коснулся хвоста чудовища, — подошва такая.
Про подошву гидры Тимка почерпнул сведения откуда-то из глубин своей прошлогодней памяти. В задании, которое я нашел ему, этого не было. Хотя подошва у гидры и впрямь есть. Вот только ни на кита, ни на головастика гидра не похожа. Уж если с чем ее можно сравнить, так скорее с пальмой.
— Сидоров, Сидоров, — покачала головой Приветовна. — Сказал ты все правильно, но нарисовал не гидру.
— А у меня такая была, — ткнув пальцем в свой рисунок, заявил он.
— В таком случае и поймал ты не гидру, а головастика, — вынесла вердикт Варвара Аветовна.
— Не! — воскликнул Тимка. — Головастиков я знаю. А это, — упрямо тыкал он в свой рисунок, — гидра.
Я подавал ему отчаянные знаки. Но он умолкать не собирался.
— Если не головастик, значит, малек какой-нибудь рыбки, — проговорила биологичка.
Тут раздался спасительный звонок. Тимка обрадовался. Аветовна, по-моему, тоже. Напоследок она сказала:
— Кто не забыл принести летние задания — сдайте. А ты, Сидоров, к следующему уроку, пожалуйста, нарисуй мне гидру. Причем цветную. И подробно опиши, что она собой представляет.
Старая гвардия нашего класса, всю дорогу отпускавшая шуточки в адрес Тимки, положила на стол Приветовне тетради с летними заданиями.
— А новенькие? — с негодованием крикнул Серега Винокуров. — Мы делали, они нет, так нечестно.
— Но они ведь пришли из других школ и не знали, — откликнулась биологичка. — На следующее лето тоже получат задание.
И, взяв тетради, она вышла из класса.
— Все равно нечестно, — проводил ее обиженным взглядом Тимка. — Новеньким ничего, а я теперь с этой гидрой возись.
Тут он увидел на учительском столе свою записку и, схватив ее, понесся за только что вышедшим в коридор Будкой.