Ущелье дьявола

8

В предрождественское утро все были заняты лихорадочными приготовлениями к празднику. Хейке было немного стыдно оттого, что он никому не помогает, но у него были более важные дела: поиски сына Арва.

Он спросил у Гуниллы о семействах Андерса Эрикссона и Свена Карлссона. Священник сказал ему, что сыновьям Эрикссона девятнадцать и двадцать лет, да и Нильс Свенссон был примерно в таком же возрасте.

Гунилла была слишком занята, чтобы удивиться его вопросу.

— Как ты думаешь, Хейке, этот маринад достаточно хорош? Я никогда еще не делала это сама. А какую скатерть мне постелить на стол, ту или эту? Так что ты говоришь? Эрикссон?

Конечно, она может объяснить ему, где они живут, но сегодня он вряд ли застанет их дома. Сегодня все местные жители идут в баню Бергквары, чтобы вымыться перед Рождеством.

Ой, ой! Что же теперь делать Хейке?

Конечно, у него мог бы быть исключительный случай — увидеть всех сразу. Но он вряд ли сможет пойти в баню. С его-то лицом и его чудовищным телом! Он был волосат от груди до бедер, словно лесной тролль, и, подобно Тенгелю Доброму, Ульвхедину и многим другим несчастным «меченым», он был от природы таким же могучим по мужской части, как Пан, бог телесной любви и продолжения рода.

Какая ирония! С такими мужскими достоинствами быть таким одиноким!

Нет, он не осмеливался показаться в бане. Ему нужна была помощь Арва. Об Эрланде Бака ему не хотелось спрашивать Гуниллу: это разожгло бы ее любопытство.

— Ах, я так нервничаю, Хейке, — прошептала она, уже в пятый раз вытирая руки о фартук. — Ты думаешь, инспектор будет доволен? Достаточно ли пропечен пирог? На второй день Рождества сюда придут важные господа, ведь господин Грип сказал, что он наконец-то осмелился пригласить людей — теперь, когда у него есть помощь по дому. А мне не удалось печенье! Смотри, что получилось, — беспомощно засмеялась она, — сплошное уродство!

— Святочные печенья и должны выглядеть уродливо, Гунилла, — сказал Арв Грип, входя на кухню. — Все великолепно, мой друг, лучше и не бывает!

Лицо Гуниллы просияло.

Хейке тут же придумал историю о том, что по дороге ему встретился человек, попросивший передать привет трем названным юношам. Не мог бы Арв пойти с ним к бане и показать ему этих трех парней, ведь народ уже начал выходить оттуда. Но Хейке не хочет, чтобы его видели. Ему нужно набраться смелости, чтобы поговорить с ними попозже.

Конечно, Арв поможет ему в этом, это дело пустяковое. Почему бы им не пройти в его контору? Люди как раз проходят мимо его окон.

Хейке был ему за это благодарен.

Они стояли в конторе и болтали по поводу предстоящего Рождества. Хейке должен был провести этот праздник в доме Арва. Это было делом само собой разумеющимся.

— А вот и Свен Карлссон, отец Нильса Свенссона, о котором ты спрашивал. А вот и его сыновья.

Хейке увидел худощавого, пожилого человека с широким лбом и глубоко посаженными глазами. Челюсти его были еще шире, чем лобная часть.

— А вот и братья Андерссоны, — сказал Арв, — Эрик и Мате. Они вон там, в толпе мальчишек, белокожие, с голубыми, узко поставленными глазами.

Они были похожи друг на друга, как близнецы.

«Хорошо, что это так», — подумал Хейке. Теперь он мог исключить их обоих. Ни один из них не мог быть Кристером, сыном Арва.

Какой-то парень вышел ленивой походкой из бани. Нижняя часть его лица была шире верхней.

— Это наверняка Нильс Свенссон, — сказал Хейке.

— Верно! Точная копия своего отца. И этот тоже отпадал.

Оставался только один, кто мог быть исчезнувшим Кристером Грипом из рода Людей Льда. Эрланд Бака.

Люди шли и шли. Вымывшиеся и свежевыбритые, с еще мокрыми волосами. Оживленные и окрепшие от сознания собственной чистоты.

Хейке вздохнул. Ему тоже не мешало бы помыться!

Словно читая его мысли, Арв сказал:

— Мы можем сходить туда с тобой, когда стемнеет. Я вижу, теплая вода так оживляет людей. Гунилла постирает твои вещи, а на Рождество я одолжу тебе свою одежду.

— Это слишком любезно… Но я согласен, потому что на Рождество хочется быть немного лучше, каким бы бедным ты ни был.

— Конечно! Я так рад, что ты появился здесь, ты даже не представляешь себе!

Хейке рассеянно усмехнулся, потому что взгляд его был прикован к фигуре, движущейся по дороге от прачечной.

— Господи… — простонал он.

В полном обмундировании, с саблей и звенящими шпорами, статный и красивый, по дороге маршировал солдат.

— Да, это Эрланд Бака, — улыбнулся Арв. — Ему вовсе не полагается носить дома форму, но ему нравится, когда на него смотрят.

«Какой видный парень! О такой внешности можно только мечтать! Возможно, он несколько наивен, но вряд ли в нем есть что-то дурное», — думал Хейке.

Для Гуниллы это был бы превосходный муж.

Хейке почувствовал, как в груди у него что-то защемило. Но Эрланд Бака вполне мог бы быть сыном Арва.

Что, если бы Гунилла стала невесткой Арва? Он высоко оценил бы ее, ведь он был так привязан к этой девушке.

Но она не хотела выходить замуж за Эрланда. Или, вернее: не осмеливалась.

У нее на примете был другой, за которого она могла выйти в любой момент и который был бы с ней сдержан.

Ничего хорошего из этого не вышло бы, кем бы он ни был. Эрланд был создан для нее, потому что она сама так недвусмысленно показывала свои чувства к нему и потому что он был таким привлекательным, по крайней мере, внешне.

Хейке вздохнул.

Арв чихнул.

— Наверняка я подхватил простуду! И как раз на Рождество! А ведь мне нужно принимать гостей! Хозяина имения и ленсмана и…

Он снова чихнул.

— Это серьезная болезнь?

— Нет, это скоро пройдет. Но она такая изнурительная. Температура, слабость…

— Да, благородные господа тоже подвержены простуде…

И пока Хейке размышлял, как ему получше устроить дела Эрланда и Гуниллы, Эрланд направил свой шаг в сторону конторы и решительно постучал в дверь.

Но когда он вошел, глаза его не излучали радости жизни.

— Добрый день, господин инспектор, — сурово произнес он и прекрасно отдал честь.

— Добрый день, Эрланд, приятно видеть тебя дома. Познакомься, это мой родственник, Хейке Линд из рода Людей Льда.

Повернувшись к Хейке, Эрланд вздрогнул.

— Господи помилуй, да это же сам Сатана! — не задумываясь, произнес он.

— Хейке прекрасный парень, — сказал Арв.

— Это ты живешь в комнате Гуниллы? Она говорила о ком-то вроде тебя…

— Так оно и есть, — улыбнулся Хейке. — Но самое забавное, что она и о тебе так говорила.

Эрланд воспринял эти слова с угрюмым равнодушием.

— Обо мне? Я так не думаю.

— Но что привело тебя сюда, Эрланд? — спросил Арв.

Расправив плечи, солдат ответил:

— Я пришел сообщить, что не буду брать земельный надел.

— Не будешь брать землю? — растерянно произнес Арв. — Что ты этим хочешь сказать?

— Я думаю оставить Бергквару, инспектор. Уехать отсюда как можно дальше.

— Но ты не должен этого делать! Твоя престарелая мать нуждается в помощи. Ты нужен ей.

— У нее есть другие дети, она справится. Я же хочу уехать.

— Мне кажется, это было бы ошибкой, — спокойно возразил Хейке. — Кое-кому будет очень грустно. Но хорошо, что я встретил тебя сегодня. Если ты ничего не имеешь против, мы могли бы поговорить, капрал Бака. Думаю, у нас есть общие интересы. Все складывается в твою пользу.

Эрланд с трудом скрывал свое восхищение по поводу того, что Хейке повысил его в чине.

— Не думаю, что нам есть о чем говорить, — угрюмо ответил он. — Но я не против. Сейчас я иду домой, к матери, она, как было сказано, чувствует себя неважно. Не могли бы мы встретиться, когда начнется праздничный перезвон?

— С удовольствием. Где?

— Так… Почему бы не у старинных руин?

— Договорились, — кивнул Хейке.

Арв с удивлением переводил взгляд с одного на другого. Он чувствовал себя в некотором смысле лишним и никак не мог понять, что между ними общего.

Оставив в стороне рождественские приготовления, Хейке поскакал к акушерке, которая жила в маленьком домике на другом берегу озера.

Времени на болтовню у нее было не так много, она как раз варила рождественскую кашу, но между делом могла выслушать его.

Хейке всегда представлял себе акушерок толстыми, жизнерадостными женщинами, а эта была щуплой, костлявой, беспокойной.

Эрланд Бака? Зачем ему об этом знать?

Хейке пришлось прочитать ей целую лекцию о своем пропавшем родственнике. Не мог ли Эрланд быть приемным ребенком?

— Эрланд? — захохотала она. — Это, конечно, кукушонок, но… Куда же подевалась соль?

Кукушонок? Сердце у Хейке забилось. Наконец-то он вышел на верный след!

— Ну, вот, нашла.

Посолив кашу, акушерка присела на минутку за стол.

— То, что этот самый Эрланд не записан в церковной книге, имеет свои причины, молодой господин! Дело в том, что он незаконнорожденный. Он рожден в грехе и блуде. А таких детей не записывают в церковные книги!

— Но разве он не пятый сын? — спросил Хейке, совершенно сбитый с толку.

— Он рожден от другого отца. Ах, это такая печальная история! Сюда приезжало из Стокгольма несколько знатных господ — погостить у прежнего хозяина поместья. И одному из них приглянулась Бритта Бака — и она была не против. Муж ее трезво смотрел на вещи и признал Эрланда своим. Но церковь не захотела признать его.

— Значит, Эрланд все-таки родился здесь?

— Я сама помогала ему появиться на свет, — сказала акушерка. — Господи, как он орал! Словно протестовал уже тогда! Да, это новый хозяин имения, граф Поссе, распорядился, чтобы его взяли в солдаты. Он хотел сделать мальчику хоть какое-то добро, потому что он много страдал в детстве, поскольку тот знатный господин, гостивший в его доме, плохо обошелся с его матерью.

— Но почему вы так уверены в том, что именно этот человек его отец?

Акушерка засмеялась, показывая все три своих зуба.

— Потому что сам Бака всю зиму провел на принудительных работах в Вехье!

Вот оно что. Значит, так оно и есть.

— А ты-то сам, мальчик? Твоей матери пришлось потрудиться, производя тебя на свет! С такими-то плечами!

Только акушерка могла сказать такое.

— Она умерла, — коротко ответил Хейке. Ее покрытая редкими волосами голова несколько раз кивнула.

— Могу себе представить. Тебе ведь и самому приходится не сладко, мальчик?

— Да, — ответил Хейке.

Все возможности найти Кристера в Бергкваре были теперь исчерпаны, акушерка подтвердила это.

И Хейке решил все-таки поехать в другую Бергквару. В ту, что находилась на берегу моря, на границе между Смоландом и Блекинге.

Он колебался. Ему было так хорошо среди своих новых друзей. А тут опять в дорогу! Он вдруг почувствовал себя невероятно усталым.

Вернувшись домой, он узнал, что Арв так простудился, что посещение бани, а затем прогулка по морозу могли бы оказаться смертельно опасными для него. Так что Хейке пришлось идти одному, и так оно, собственно, было лучше. Он был стеснительным по натуре, и богобоязненное воспитание Елены только усугубили его стыдливость.

И, уже выходя из бани, чистый и свежий, в красивой, одолженной у Арва, одежде, выстиранной Гуниллой и пахнущей хорошим мылом, он услышал колокольный звон в бергундской церкви.

Звонили к рождественской службе.

Повсюду загорелись факелы, люди бегали от конюшни к дому, заканчивая последние приготовления. И никто не обратил внимания на одинокую, высокую фигуру, пробирающуюся среди деревьев парка к мысу, на котором находились руины старинного замка.

Хейке показалось, что в замке таится какая-то опасность. Одна из четырех башен по-прежнему возвышалась над развалинами, но готова была в любой момент рухнуть. Эрланд, который уже ждал его, стоял на безопасном расстоянии от возможного обвала.

Встретившись в темноте, оба молодых человека обратили внимание на то, что они почти одного роста. Оба статные, рослые — но, ах, настолько различные! Если Эрланд был красавцем, то о Хейке этого нельзя было сказать: можно было подумать, что встретились принц и лесной тролль.

— Ты хотел поговорить со мной? — по-мужски бесцеремонно произнес Эрланд. Собственно, он ничего не имел против этого обделенного судьбой демона, или как там его еще можно было назвать.

— Да. Может быть, присядем на скамейку? Ни морозный воздух, ни жесткая скамья не беспокоили их: оба привыкли к суровым условиям.

— Ну так что же? — сказал Эрланд, когда они сели.

Помедлив, Хейке произнес:

— Это касается… Гуниллы.

Эрланд сразу насторожился.

— Я не знаю, что было между вами, — продолжал Хейке. — Но у меня создалось впечатление, что она боится тебя и в то же время желает тебя — тебя и никого другого. Поэтому мне кажется, что тебе не следует покидать Бергквару.

Эрланд неуверенно фыркнул, и Хейке показалось, что тот его понимает.

И он храбро продолжал:

— Мне кажется, у нас троих — у тебя, у меня и у Гуниллы — есть нечто общее, а именно, трудное детство.

Эрланд не взялся бы опровергать то, что у Хейке было трудное детство.

— У Гуниллы? Разве она… — произнес он.

— Думаю, ей пришлось гораздо хуже, чем нам с тобой. Ведь мы в одинокие минуты могли противопоставить себя окружающему миру, так что мнение людей не слишком много значило для нас.

— Совершенно верно, — согласился Эрланд, постепенно оживляясь.

— В то время как для нее мнение окружающих значило очень много и подчас неправильно ориентировало ее.

— Что ты под этим понимаешь?

— Разве ты не знаешь, что ее отец проклинал все, что было связано… с эротикой?

— А, этот старый, распухший козел!

— Я сам не видел его. Но я видел, что он сделал с Гуниллой и ее матерью.

— Я набью ему морду за это!

— Нет, подожди пока, ты только испортишь дело. Гунилла ведь для тебя дороже всего остального, Эрланд! И она так боится тебя!

— Почему это? Я ведь хочу ей только добра!

— Но ведь ты хочешь обладать ею, не так ли? — смущенно произнес Хейке. — Я имею в виду, телесно. Спать с ней.

— Да, это верно.

— У Гуниллы отвращение к такого рода вещам. Ее мать вела себя довольно легкомысленно…

— О, да!

— А ее отец предрекает ей геенну огненную за совершение грехов. Каково, по-твоему, приходится Гунилле?

— Ты считаешь, что они совершенно испортили ее? — подавленно произнес Эрланд. — Что теперь она всегда будет отбрыкиваться от меня? Всегда будет холодной?

— Нет, Гунилла хочет тебя, Эрланд! И в этом ее трагедия. Она хочет любить тебя — и именно это ее больше всего пугает. Ей становится дурно при мысли о том, что она такая грешница.

Некоторое время Эрланд стоял неподвижно.

— Дерьмовый дьявольский старикашка! — наконец сказал он.

— Да, именно так о нем можно сказать!

— Но что же мне теперь делать?

— Набраться терпения. Разве это тебе не по силам?

— Нет, не думаю, — честно признался Эрланд. — Хотя я понимаю, что так нужно.

— Она сказала, что может выйти за другого в любой момент. За того, кто никогда не притронется к ней. Ты знаешь, кто бы это мог быть?

— Еще бы мне не знать! Это очень глупо с ее стороны!

— Так кто же это?

Эрланд медлил с ответом.

— Я сказал это, не подумав, — уклончиво произнес он.

— Тогда не надо было и говорить, — сухо заметил Хейке. — Но ты не должен допускать этого, Эрланд! Если она выйдет за другого, вы все трое будете навеки несчастны. Ей нужен ты, я вижу это по ее глазам. Хотя на словах она отказывается.

Повернувшись к нему, солдат пристально посмотрел на него в темноте. Во всем его облике явно было что-то аристократическое.

— Ты странный парень, — медленно произнес Эрланд. — Иногда по звучанию твоего голоса можно подумать, что… что ты сам, возможно, не совсем равнодушен к ней!

Хейке грустно улыбнулся.

— В таком случае, мне особенно не на что надеяться, не так ли?

Тронутый его словами, Эрланд произнес своим грубым басом:

— Ты начинаешь мне нравиться, чертов уродец!

— То же самое и я могу сказать о тебе, — добродушно ответил Хейке. Оба встали.

— Я не уеду, — сказал Эрланд. — Обещаю тебе. Я еще раз поговорю с Гуниллой. Обещаю, что буду держать себя в руках. Но не всю жизнь!

— Думаю, потом в этом не будет необходимости. Но пока со всей осторожностью выбирай слова! И… не притрагивайся к ней!

— Она заслуживает этого, — кивнул Эрланд.

И когда они шли обратно через парк, Эрланд переменил тему разговора.

— В округе считают, — сказал он, — что я, как солдат и человек вооруженный, должен отправиться в Ущелье дьявола и покончить с этими демонами. Ленсман вообще не верит в них!

— Даже и не думай этого делать, — испуганно произнес Хейке. — Я видел их. Эрланд остановился.

— Видел? Значит, они действительно существуют?

— Да. Когда я скакал ночью в Бергквару, я заглянул в эту расселину. Если бы сторож не спал, мне пришел бы тогда конец. Они очень опасны, Эрланд, ты не должен ходить туда в одиночку!

— Но что они из себя представляют? Эти дьяволы или…

Они пошли дальше.

— Я не знаю, — задумчиво произнес Хейке. — Не знаю. Знаю только то, что я был смертельно напуган. Я и мой… добрый гений.

Эрланд тут же повернулся к нему.

— Кто-кто?

— Просто у меня есть амулет. Забудь об этом.

Эрланду трудно было во всем этом разобраться. Он никак не мог понять, что это за существо, понимающее все гораздо лучше остальных, за исключением, пожалуй, лишь Арва Грипа.

Но ведь они были родственниками, так что удивляться тут было нечему.

Во второй половине дня Гуниллу отпустили домой, чтобы она могла навестить родных, — и она сделала это со смешанным чувством.

Куда приятнее для нее было остаться с писарем и его странным гостем.

Карл показался ей еще более отталкивающим, чем обычно, одетый в черную «рясу», на которую не имел никакого права. Он сразу обрушился на Гуниллу, потому что ей все еще не удалось заманить в свои сети Арва Грипа, на что он так рассчитывал.

— Господин Грип освободил меня, — устало произнесла она. — Как же мне было не согласиться?

Карла еще больше рассердила ее неуклюжесть.

Эбба молча стояла в стороне. В ее угасших глазах была теперь только скука, ненависть и упрямство. Гунилле было страшно видеть такой свою жизнерадостную мать.

А тем временем Хейке придвинул стул к кровати, на которой лежал Арв, и сел. Арва лихорадило.

— Арв, — со вздохом начал Хейке, — с самого первого дня, как я приехал сюда, я собираюсь поговорить с тобой об этом. И я no-прежнему не уверен, правильно ли я поступаю…

Арв улыбнулся. Глаза его были затуманены.

— Я всегда говорил, что если человек в чем-то не уверен, ему не следует этого делать. Но теперь ты разжег во мне любопытство. Так что рассказывай!

Прикусив губу, Хейке начал:

— Я надеялся преподнести тебе настоящий рождественский подарок, но у меня ничего не получилось. Сначала мне нужно кое-куда съездить. Но, возможно, и это будет бесполезно…

— Нет, я не позволю тебе уезжать сейчас! О чем ты хотел мне рассказать? Хейке снова замялся.

— Арв… По пути сюда… я побывал в тех местах, где ты жил раньше.

— Вполне естественно. И что же?

— Ты же знаешь, что я «меченый». Я обладаю особыми способностями…

— В этом я еще не убедился.

— Да, — улыбнулся Хейке. — Я не особенно показываю их. Но помимо этих способностей, у меня есть мандрагора, которая все знает и все может.

— Неужели? У тебя? А ведь все в нашем роду думали, что она навеки утеряна!

— Она принадлежит мне, она действительно моя, Арв, как однажды принадлежала моему деду Даниэлю. Она сопровождала и защищала меня все эти годы. И с ее помощью, а также с помощью моих специфических способностей я узнал нечто новое о твоей жене и твоих детях.

Арв тут же вскочил.

— Что ты такое говоришь?

— Я нашел могилу твоей жены, Арв. И могилу ее горничной.

Его родич и друг закрыл руками лицо. И сидел так, не двигаясь, некоторое время.

Потом Хейке мягко произнес:

— Но дети остались живы.

Фигура на постели не шелохнулась. Но Хейке заметил, что он затаил дыхание, словно не осмеливаясь надеяться на это.

— Девочку вряд ли стоит искать, след ее найти невозможно. Но мальчик, возможно, отыщется. Мне известно название местности, куда он должен был отправиться.

Наконец Арв зашевелился. Его хриплый голос не слушался его.

— И ты это говоришь мне только сейчас ? Ведь ты здесь уже несколько дней!

— Мне не хотелось понапрасну обнадеживать тебя. Сначала я хотел сам разузнать кое-что.

— Разузнать? Что ты хочешь этим сказать?

— Может быть, будет лучше, если я расскажу все сначала? Тогда тебе станут понятны мои сомнения.

— Да. Расскажи! Ради Бога, расскажи мне все по порядку! Со всеми подробностями!

— Но тебе нужно лечь, а то ты совсем простудишься!

И Хейке рассказал ему о своей поездке, о вибрациях, предупреждающих о смерти, о слепом старике и о том, что он рассказал. О собственных поисках Хейке. Узнав, за кем шпионил Хейке, Арв невольно улыбнулся.

И когда Хейке закончил, Арв, глядя в потолок, сказал:

— Бергквара! Вот почему ты ничего не говорил мне! Ты хотел сначала разузнать все здесь!

— Да. Но тебе не следует смотреть на каждого молодого парня, как на своего сына, а то получится такая неразбериха!

Арв снова сел на постели.

— Мы должны немедленно отправиться в другую Бергквару! Немедленно!

Хейке уложил его обратно.

— Ты с ума сошел? С твоей лихорадкой? А как же твои знатные гости, которых ты ждешь?

— Ах, плевать на них! Я должен найти моего сына! Если нам удастся найти тех людей, которые забрали Кристера, то, возможно, они скажут нам, что за знатный человек забрал мою маленькую Анну Марию?

— Возможно, но…

— Я так надеюсь на это! В противном случае, у нас нет никаких возможностей найти ее. Он сказал, на стокгольмский тракт? О чем это нам говорит? Ни о чем! Этот человек мог жить в самой столице и в любом другом северном городе.

Арв говорил так взволнованно, что слова натыкались друг на друга.

— Ах, Хейке, я не могу вот так лежать здесь!

— Ты должен слушаться меня, Арв. Ты болен. Ты ждешь высоких гостей. И ты работаешь у графа, который не захочет отпускать тебя надолго. Так что положись на меня, я сам съезжу в Бергквару, что на берегу моря! Мне вовсе не обязательно слушать в церкви заутреню, и второй день Рождества я проведу в пути. Я найду твоего сына!

Арв задумался.

— Ты прав. Понадобится время, чтобы я встал на ноги. А я теперь не могу ждать. Поезжай туда, Хейке, мой друг и родич, и найди моего Кристера! Найди его ради меня! Хейке кивнул.

— Рано утром я отправлюсь в путь.

— Да, отправляйся! Поезжай, Хейке! Кристер был красивым маленьким мальчиком с гладкими темными волосами и карими глазами. У него была родинка на левой руке, сверху… Но родинка была маленькой, так что она, возможно, уже исчезла. А ты… возьми эту одежду в подарок от меня!

— Спасибо, но…

— Никаких «но»! И не возвращайся, пока не найдешь мальчика, Хейке! Обещай мне это!

— Обещаю! Я приложу все силы, чтобы найти его.

— Призови на помощь все силы Людей Льда, какими бы огромными и неожиданными они ни были! Хейке усмехнулся своей перекошенной улыбкой.

Вернувшись обратно, Гунилла застала своего хозяина в лихорадочном возбуждении, с угрожающе усиливающимся жаром. Что касается Хейке, то он спешно готовился к отъезду.

Арв поведал ей обо всем. И, заразившись радостью и нетерпением Арва, она повернулась к Хейке.

— Ты уезжаешь, — разочарованно произнесла она. — А я-то надеялась, что ты останешься с нами на Рождество!

Видя ее доверчивый, озабоченный взгляд, Хейке ощутил в сердце невыносимую боль.

— Я вернусь обратно, — хрипло произнес он. — И, я надеюсь, с хорошими известиями.

Гунилла кивнула.

— Но, возможно, мальчику это не принесет радости?

— Я уже думал об этом, — из своей спальни сказал Арв. — И не хочу, чтобы это привело к какой-то трагедии. Я просто хочу увидеть своего сына, узнать, что у него все в порядке, сделать что-то для него, прикоснуться к нему — этого для меня достаточно. Если он захочет жить здесь… О такой радости я даже не смею мечтать! Но старик сказал, что пара, взявшая его, шла пешком. Так что они вряд ли зажиточные люди. Но я отблагодарю их, возмещу им все их расходы и помогу мальчику устроиться в жизни.

Хейке слушал все это лишь краем уха. Его взгляд был прикован к стройной фигурке Гуниллы, уже начавшей ставить на стол обильную рождественскую еду.

Внезапно он очнулся, отвернулся, тяжело глотнул слюну.

Аллея между имением и церковью была заполнена пешими и приехавшими на повозках — все они спешили к заутрене, когда Хейке выехал из дома. Было еще не совсем светло, но он все же поднял воротник и надвинул на глаза шляпу, чтобы никто не видел его лица. Темной тенью он скакал мимо прихожан.

В воздухе уже кружились первые снежинки, и облака обещали сильные снегопады.

Оставив позади нарядно убранную церковь, он поскакал на восток через весь Смоланд.

Он плохо спал ночью. Без конца ворочался, зная, что между ним и Гуниллой всего лишь тонкая стенка. Она была первой девушкой, с которой он познакомился и которая ему нравилась. Она еще не значила для него катастрофически много, но он понимал, что ему теперь самое время убраться из этого дома. Да, его отъезд был фактически бегством.

Теперь он ехал через пустынное плато. Стало совсем светло. Земля была по-прежнему голой, потому что снег сразу таял. Будучи глубоко взволнованным, Хейке пытался обдумать все, но видел перед собой только умоляющие глаза Гуниллы.

«Ведь ты же не уедешь совсем? Без тебя будет так пусто, Хейке!»

Всего лишь дружеские слова. Ему хорошо было известно, что мысли ее вертелись вокруг Эрланда Бака.

Ему захотелось есть. Он остановился, чтобы перекусить приготовленными Гуниллой припасами. Мысль об этом не принесла ему облегчения.

Он поскакал дальше. Пытаясь ни о чем не думать, он принялся петь во все горло словенскую песню…

Ничего не помогало.

«Береги себя, Хейке!»

Глаза его были наполнены слезами, он видел все расплывчато. И в этом не виноваты были летящие ему навстречу снежинки.

— Проклятие! — выругался он и слез с коня. Сев на лежащую на земле сосну, он закрыл лицо ладонями. — Проклятие, — повторил он, будучи не в состоянии сказать что-либо более разумное.

Конь терпеливо ждал ею, пожевывая бруснику — но ягод было слишком мало, чтобы можно было насытиться.

И тут Хейке почувствовал на своем плече легкое прикосновенье чьей-то руки. Подняв голову, он увидел пару желто-зеленых глаз.

— Суль! — растерянно прошептал он. Склонив голову набок, она надула губы.

— Нам не хочется, чтобы ты страдал, мой друг, — сказала она. — Кстати, спасибо за то, что было в последний раз! В Штрегешти. Никогда не видела ничего более забавного, чем сжигание волос этой красавицы-ведьмы!

Он криво улыбнулся. И вдруг почувствовал в душе покой.

— Ты же знаешь силу мандрагоры, не так ли? — сказала его красивая родственница, умершая двести лет назад. — Ты же знаешь, что с ее помощью ты можешь заставить женщину воспылать к тебе страстью!

Он кивнул, уже устыдившись своих глупых переживаний. Только бы об этом не узнали другие!

— Но эта девушка не для тебя, Хейке, ты это знаешь. Тебе придется приложить слишком много усилий, чтобы войти в ее жизнь и повернуть в другую сторону ее желания. Ей и так трудно.

— Да, — хрипло произнес он. — Для меня не существует любви, я это знаю.

— Ну, ну! Давай не будем об этом говорить! Тебе не стоит понапрасну терять здесь время, Хейке, тебе нужно отправиться в Норвегию, там для тебя найдется дело — совершенно безнадежное дело! Мы ждем, когда ты отправишься домой и спасешь наши любимые усадьбы.

— Ты полагаешь, я должен отправиться туда прямо сейчас? — испуганно спросил он. Она сделала нетерпеливый знак рукой.

— Нет, разумеется, нет, сначала выполни поручение Арва Грипа, он ведь тоже один из нас. Но не задерживайся после этого в Бергунде. У тебя нет времени! К тебе хотела придти Ингрид, но ты не знаешь ее, поэтому пришла я.

— Моя прабабушка Ингрид? Она тоже одна из вас?

— Конечно! Она так беспокоится за свой любимый Гростенсхольм!

— Понимаю. Я чувствую себя таким беспомощным. И мне так грустно!

— Но мы не хотим видеть тебя печальным, Хейке, ты этого не заслужил. Ты же знаешь, что священное наследство Людей Льда принадлежит теперь тебе, не так ли? Но ты им пока не обладаешь, оно находится в Норвегии. Поэтому тебе не известны все его тайны. И мы должны помочь тебе. Ты получишь от нас кое-что, имеющее свойства, противоположные свойствам мандрагоры. Это такая травка, совершенно невзрачная, горькая на вкус.

Лицо Суль стало казаться ему расплывчатым, хотя до этого он видел его четко.

— Под горечью я понимаю не вкус, хотя он и не из приятных, — сказала она своим странно отдаленным голосом. — Горьким является ее действие. Эта травка убивает тоску, мечты и желания по отношению к другому человеку. Хочешь попробовать ее, Хейке?

Грудь его была наполнена безысходной тоской, и он тихо сказал:

— Это было бы лучше всего…

— Прекрасно, — кивнула она. — Когда ты спустишься с плато на луг, остановись на краю леса. Там и растет эта трава, хотя теперь от нее остались лишь увядшие листья. Но торопись, а то скоро выпадет снег! У этой травы пятиконечные листочки, похожие на ладонь. Разотри их в порошок и съешь! И сможешь спокойно продолжать путь.

Он обернулся, чтобы поблагодарить ее, но обнаружил, что рядом никого нет. В растерянности он снова сел на коня. Было ли это на самом деле? Не было ли это просто фантазией его измученной души?

Через полчаса он спустился вниз на каменистую равнину. Остановившись, Хейке слез с коня и принялся искать эту траву на обочине дороги, на самом краю леса.

Вскоре он нашел маленькое растение с остатками пятиконечных листьев, слегка припорошенных мокрым снегом. Оборвав листья, он выпрямился.

Он долго стоял так, держа их в руке, поглаживая их пальцами другой руки.

Теперь он имел представление о чувствах, испытываемых одним человеком к другому человеку: представление о нежности. Чудесное ощущение взаимосвязи, привязанности — совершенно ошеломляющее чувство, о котором он не осмеливался даже и мечтать.

«Разотри листья в порошок и проглоти их!»

Его рука инстинктивно сжалась, и он услышал сухой хруст. Разжав ладонь, он увидел коричневый порошок.

Потом тряхнул головой, словно желая вернуться к реальности. Что он, совсем рехнулся, собираясь съесть сухую траву? Будто бы это и в самом деле поможет! Наверняка это его собственная фантазия сыграла с ним такую шутку!

Нет, это не первый раз он видел своих предков, несчастных «меченых» из рода Людей Льда. Он знал, что обладает способностью видеть незримое.

И снова мысли его обратились к реальности. Он увидел перед собой чистое, прекрасное лицо и доверчиво смотрящие на него глаза.

Это проклюнувшееся в нем чувство не должно было вырасти во что-то большее.

Сухие остатки травы поплыли куда-то мимо. Он глотнул несколько раз и вытер глаза.

Его чувства к Гунилле были еще в зачаточном состоянии. Он думал о будущем, о том, что ему еще не раз придется глотать эту травку. Травку, которая приглушит всю его болезненную тоску — ту чудесную тоску, с которой ему не хочется расставаться. Но он был Хейке, от этого никуда не денешься. Хейке, осужденный на одиночество.

Иногда он проклинал мандрагору, которая с таким ожесточением боролась против Сёльве за выживание Хейке.

— Так будет лучше всего, — шептал он, с трудом удерживаясь от плача. Потом положил растертые листья в рот и запил их молоком из фляги, которую ему дала Гунилла.

В самом деле, трава имела горький вкус! Но ведь не напрасно говорят, что любовь горька на вкус.

Глубоко вздохнув, он вытер глаза.

И продолжал свой одинокий путь на восток.