Ущелье смерти

Часть вторая

Выехав из ворот, Вамматар обернулся и успел бросить всего один мимолетный взгляд на пеструю толпу провожавших, в которой стояла сама Владычица. На ее некрасивом лице играла улыбка, придавая ему необычно мягкое выражение.

В прощальном приветствии Разара подняла правую руку и долго слегка помахивала ею, хотя Соня с Севером уже скрылись за изгибом дороги. В следующий миг стена скрыла всех от Ловчего, и он быстро догнал двух всадников, скакавших во главе небольшого отряда.

— Что ты сделал с ней?! — крикнул он, поравнявшись с Вожаком.

— С кем? — не понял тот.

Девушка, как и он, обернулась, ожидая разъяснений.

— С Разарой,— пояснил Ловчий.— Она улыбалась! — воскликнул он.— Она даже помахала вам рукой!

— Жаль, я не видел этого! — отозвался Вожак, перекрикивая глухой топот копыт, а Соня звонко рассмеялась.— Ничего я с ней не делал! — добавил он, помолчав немного.— Похоже, роль жестокой властительницы никогда не нравилась ей по-настоящему, а я лишь помог ей осознать это.

При последних словах возлюбленного Соня только слегка улыбнулась. Она уже успела привыкнуть к мысли, что он успевает позаботиться обо всех, подумать обо всем и до всего ему есть дело.

Слева мелькнула огромная серая фигура. Это Вулоф обогнал отряд и гигантскими прыжками унесся вперед — разведать дорогу. Кони громко заржали и прибавили шагу, но волк уже скрылся с глаз. Здесь, в долине Волчьего Логова, такая осторожность вряд ли имела смысл, но она уже вошла в привычку, и лучше уж, как любит повторять Север, перестраховаться, чем позволить застать себя врасплох.

Подумав об этом, рыжекудрая красавица едва заметно нахмурилась. Девушка уже не впервые ловила себя на том, что повторяет мысли, высказанные Севером, и, более того, старается действовать так, как он считает разумным. Однако недовольство ее оказалось мимолетным и почти тотчас улетучилось. Она давно уже на опыте удостоверилась в превосходстве своего избранника во всем, в чем прежде считала себя непревзойденной. Вот разве что ее красота… Она бросила взгляд на скакавшего рядом с ней могучего воина и хмыкнула. Глупо сравнивать! Соня знала, как неотразимо ее внешность действовала на мужчин, но она видела и другое: ни одна женщина, встретив Севера, не оставалась равнодушной. Это, конечно, не могло не щекотать ее самолюбия и в то же время заставляло ее, ревнуя ко всем подряд, злиться на Севера, хотя умом она и понимала бессмысленность и ревности, и злости.

Волки уже вернулись и теперь бежали справа и слева от всадников, время от времени оглядываясь и проверяя, не отстал ли кто. Скакуны настороженно косились на лохматых охранников, но не шарахались, хотя и старались держаться теснее друг у другу.

Вестница то и дело взлетала, чтобы обозреть окрестности с воздуха. Всякий раз вороненок тянулся за ней следом, осваивая ремесло, которым ему предстояло заниматься в будущем. Однако и они быстро возвращались и устраивались на прежних местах.

Задира спокойно сидела на плече своей хозяйки и с интересом глазела по сторонам. Она уже успела забыть, что такое настоящий лес: из-за стен Логова все казалось ей совершенно иным, а первое путешествие давно изгладилось из памяти.

Неширокая река с веселым журчанием несла свои воды на восток, деля долину на две примерно равные части. Та же дорога, по которой они скакали с Севером в самом начале лета к выходу на территорию Бритунии, теперь вела их на запад, но Соня сразу увидела, что тут ездили гораздо реже. Местами ее полностью закрывал присыпанный прошлогодней хвоей оранжевый песок, хотя таких участков на пути встретилось не слишком много.

В основном дорога состояла из плотного красного песчаника, из которого копыта коней выбивали брызги, неприятно напоминавшие девушке капли крови… Зато на обочинах, там, где начинался лес и деревья росли гуще, мягкая коричневая хвоя укрывала песок толстым ковром.

Сосны грелись в солнечных лучах, блестя золотистой чешуей, а за ними сплошной стеной стояли могучие темные ели. То тут, то там солнце прорывалось сквозь строй древесных великанов, а над головой, над укутанными зелеными иглами ветвями, раскинулось пронзительно-синее небо с плывущими по нему хлопьями белоснежных облаков.

Отряд скакал без остановки, и Соня думала, какой наивной оказалась их весенняя попытка незамеченными пробраться в Логово. Не говоря уж о том, что Вестница следила за ними от самого Шадизара и только здесь, удостоверившись, что они спустились в долину, отправилась с донесением к Разаре. Но даже не будь ее, одни только волки Вулофа без труда отыскали бы непрошеных гостей.

Теперь, в конце лета, обратная дорога заняла гораздо меньше времени. Еще не настал вечер, а отряд остановился у нижнего края тропы, той самой, что привела их когда-то с перевала в долину. Соня узнала это место по огромной ели, которая словно нарочно закрывала путь наружу мохнатыми ветвями. Длинные гирлянды серебристого, выгоревшего на солнце мха, свисавшие со ствола, не позволяли ошибиться.

Здесь все трое спешились, а Вестница улетела на разведку, проверяя, нет ли кого-нибудь на перевале. Отфыркиваясь после долгого бега, кони потянулись к воде.

— Не знаю, что ожидает вас на пути, а потому даже не представляю, чего пожелать вам,— сказал Ловчий, серьезно глядя на них.

— Просто пожелай нам удачи,— с улыбкой посоветовала Соня.

— Я пожелаю вам вернуться живыми,— откликнулся Вамматар.

— Спасибо, дружище,— ответил Север, обмениваясь с ним крепким рукопожатием.

— Быть может, все-таки перекусите? — спросил Ловчий.— Дорога-то впереди дальняя.

— Именно! — Север отрицательно качнул головой.— За приглашение спасибо, но у нас впереди действительно длинный путь. Нужно еще устроиться на ночь, и мне не хотелось бы провести ее на перевале. Но-о! Вперед! — крикнул он, дернув за поводья своего гнедого, когда Вестница вернулась и спокойно уселась ему на плечо.

Опережая его, Вулоф резко рванулся вверх по тропе. Вожак направился следом, ведя за собой скакуна, но, сделав два шага, обернулся.

— Помнишь наш разговор? — спросил он и, когда Вамматар кивнул, добавил: — Здесь тоже стоит поставить пост.

Соня сокрушенно покачала головой. Ох уж эти мужчины! Все мысли о войне, о драках и засадах! Говорить, однако, она ничего не стала и молча повела своего скакуна. Вскоре небольшой отряд, двигавшийся цепочкой, растянулся по крутому склону и почти скрылся среди камней. Теперь Соня шла последней. Вилва сновала взад-вперед, следя за тем, чтобы ни один из коней не сбился с пути, что, впрочем, было совершенно невозможно. Север вдруг встал, обернулся и помахал рукой. Она поняла, что он добрался до верхней точки. Это хорошо. Рыжеволосой воительнице уже начал надоедать казавшийся бесконечным подъем.

Она тоже взглянула назад. Вамматар все еще стоял у подножия горы, смотрел им вслед и, когда они обернулись, помахал рукой. Соня ответила и продолжила подъем.

Через несколько десятков шагов она поравнялась со своим спутником и, остановившись, опять посмотрела назад, на оставшуюся за спиной долину. Вершины елей и сосен застыли в неподвижном строю. Непривычно защемило в груди, как бывает, когда покидаешь родные места и не знаешь, вернешься ли…

— Пора,— сказал Север, поторапливая девушку.— Нам еще предстоит покинуть ущелье да поискать себе место для ночлега. И я хочу все это успеть засветло.

— Ну так в чем же дело? — усмехнулась Соня.— Догоняй!

Она вскочила в седло. Гнедой резко взял с места и понесся по петлявшей между камней узенькой тропинке с такой скоростью, словно седок задумал свернуть себе шею или само животное лишилось рассудка от страха. Проход в скалах то расширялся, то сужался, но девушка столь искусно направляла скакуна, что тот не только нигде не остановился, но даже ни разу не замедлил своего сумасшедшего бега. При этом всадница еще успевала оборачиваться и поддразнивать Вожака. Тропинка спускалась все ниже и ниже. Вскоре склон стал не таким крутым, показались редкие островки выгоревших на солнце кустарников. Соня натянула поводья и развернула коня, наблюдая с усмешкой, как покинутый ею караван спускается по извилистой тропе.

Север остановился рядом и многозначительно приподнял бровь:

— Однако…

— Не ожидал? — спросила она и звонко рассмеялась.

— По правде говоря, нет,— честно признался Вожак.

— Теперь знай! Я ведь наполовину гирканка,— добавила она уже серьезнее.

Девушка осмотрелась. На первый взгляд, ничего здесь не изменилось. Вот только кусты, в начале лета покрытые молодой зеленью, давно пожухли и лишь кое-где сохранили темную, пропыленную листву.

Не тратя времени на лишние разговоры, они поскакали вперед. Солнце давно прошло половину дневного пути и, хотя стояло еще высоко, теперь неуклонно двигалось к горизонту. Север нагнулся, на ходу шепнул что-то Вулофу, и тот помчался вперед, обогнав скакавших резвой рысью коней так легко, словно те стояли на месте. Вестница парила над их головами, а вокруг нее летал вороненок.

— Куда это он? — перекрикивая стук копыт, поинтересовалась Соня.

— Я сказал ему, где искать место для ночлега.

Мимолетное впечатление не обмануло. Теперь

девушка увидела, что перевал выглядит еще безрадостней, чем показалось ей в первый раз. Редкие деревца кривыми корягами застыли на обочинах, словно погибшие на посту стражники. Кое-где рыжими клочьями торчала между камнями пожухлая трава.

Однако дорога шла под уклон, и вскоре мир вокруг начал оживать. Трава на склонах хоть и оставалась вялой, но начала приобретать зеленоватый оттенок, на деревьях появились, правда скудные, но все-таки листья.

Уже вечерело, когда небольшой отряд выехал из ущелья, которое было единственным проходом в горах, отделявших Гиперборею от остального мира. Вожак остановил коня у исполинского черепа.

— Ты знаешь, что это? — спросил он у пристроившейся рядом девушки.

— Врата Черепа,— спокойно ответила та.— Про них всякий знает.

Они подъехали ближе. Перед ними громоздился выбеленный дождями, иссушенный солнцем череп гигантского животного. Даже если бы Север встал на коня, то и в этом случае не дотянулся бы до его вершины. Для того чтобы влезть на него, Вожаку пришлось бы вдобавок встать самому себе на плечи. Череп производил чудовищное впечатление. На его лбу виднелась побледневшая от времени надпись. Соне не пришлось подъезжать ближе, чтобы прочесть эти строки, навсегда отпечатавшиеся в ее памяти, быть может, благодаря тому, что все случившееся с ее спутниками подтвердило: эта угроза — не пустые слова.

— Брата Гипербореи — это врата смерти для тех, кто пройдет через них непрошеным,— прошептала она чуть слышно, но Север кивнул.

— Верно,— согласился он.— Именно таков смысл надписи, и хотя она давно уже перестала внушать людям страх, по-прежнему мало кто идет по дороге, охраняемой черепом.

Соня вспомнила, как поддразнила своих спутников, предложив им не искушать судьбу и, пока не поздно, повернуть назад, но они вместо этого только утвердились в своем желании довести дело до конца.

— Зря время теряем,— заявил тогда Сурхан и первым пустил коня навстречу смерти.

Впрочем, кто знает? Быть может, он и остался жив?

— Зря теряем время,— не отдавая себе отчета, повторила его слова девушка и натянула поводья, разворачивая коня.

— Подожди! — Север взял ее за руку, останавливая.— Вулоф еще не вернулся.

Воительница кивнула, отпуская поводья, и посмотрела на солнце. Тени резко удлинились, но до заката еще оставалось время, хотя и не слишком много.

— Помнишь, ты спрашивала,— продолжил Вожак,— кому принадлежали те рога? Вполне может статься, что это череп одного из таких животных, Хотя Большой Рог когда-то носил явно другой зверь.

Черная точка выросла до размеров птицы. Молодая ворона чаще замахала крыльями, примеряясь к плечу девушки, но Задира сварливо застрекотала на нее, и та мгновенно перепорхнула на плечо Севера.

— Трхам-м! — высказался вороненок и показал клювом на уходившие на восток предгорья Граскааля.

— Едем! — крикнул Север, разворачивая коня.

Вулофа они так и не увидели, зато Вилва постоянно крутилась рядом и работала за двоих, подгоняя отставших коней. Вороненок, как только они тронулись с места, снялся с плеча Севера и полетел вперед, показывая дорогу.

Хотя девушка приготовилась к еще одному длинному переходу, скакать пришлось сравнительно недолго. Вскоре они увидели слабый дымок костра, удачно укрытого со стороны дороги скальным выступом, и человека, сидевшего рядом. Вулоф пристроился тут же и лениво поглядывал на них, приглашая присоединиться. Еще через мгновение Соня натянула поводья и легко спрыгнула на землю.

— Надо же, Хэлдир! — удивленно произнесла она и подозрительно покосилась на Севера.— Не могу сказать, что не рада, но столь нежданная встреча наводит меня на невеселые размышления.

Не успели они покинуть Логово, как вновь начались секреты, и внезапная перемена совсем не понравилась красавице. Старец ухмыльнулся и покачал головой, прекрасно представляя, что сейчас должно произойти.

— Я уже седмицу поджидаю вас здесь,— с совершенно невинным видом заявил он, как всегда, опережая ее намерения.

— Ты зря беспокоилась,— облегченно вздохнул Север.— Мы договаривались о встрече, но я не был уверен, что она состоится. Именно поэтому и пустил вперед Вулофа, чтобы он избавил нас от ненужных поисков.

Соня остановилась, раздосадованная даже больше, чем в начале разговора. Опять ее обошли, и снова не к чему придраться! Она возмущенно посмотрела на Хэлдира — старый пройдоха! Но тот только еще шире улыбнулся. Быть может, даже прочел мысли девушки и посмеялся над ней в душе! Север неслышно подкрался сзади и обнял ее за плечи.

— Ну же! — рассмеялся он.— Перестань дуться!

Не видя иного выхода, она позволила усадить себя на каменную плиту, отполированную неведомыми путниками, и все еще рассерженно посмотрела на Вожака, который отошел в сторону, чтобы разобраться с поклажей.

— Мог бы и сказать,— беззлобно проворчала она.

— Да закрутился я,— честно признался он, расседлывая коней. На удивление быстро справившись со своей работой, он устроился рядом с девушкой.— Совсем из головы вылетело,— добавил Вожак, вновь обнимая ее за плечи.

— Так он поедет с нами?! — уже успокаиваясь, спросила Соня.

Что ж, если так, то даже лучше. За две проведенные вместе луны она успела полюбить старца. Он совершенно не походил на Севера, и в то же время чувствовалось в обоих некое единство… Единство сильных духом, удесятерявшее силы каждого.

Все это время Хэлдир молча наблюдал за ними, длинной палкой помешивая угли в костре, над которым готовилась, исходя потрясающим ароматом, кабанья нога.

Только глаза его, как всегда, смеялись, отражая временами вспыхивавшие угольки, Девушка посмотрела на него, изобразив возмущение, которого уже не испытывала, и почувствовала, как остатки раздражения улетучились. Неожиданно для самой себя, она прыснула, вспомнив, как развлекала подруг рассказами о днях, проведенных вне Логова, и уткнулась Северу в плечо.

— Нет,— улыбнулся старик.— К сожалению, у меня и своих дел по горло. Однако я кое-что привез и хочу рассказать вам последние новости. Но сперва вы поведайте мне, как сложились дела в Логове? — попросил старец. Видно, что-то изменилось во взгляде девушки, потому что он тут же полюбопытствовал: — Я вижу, это место становится для тебя домом?

Он вопросительно посмотрел на нее, но шадизарка неожиданно грустно покачала головой.

— Дом там, где тебя любят,— повторила она то, что недавно сказала Северу.— Не знаю, сыщется ли когда-нибудь такое место…— Девушка посмотрела на мужчин и улыбнулась.— Лучше уж ты, Хэлдир, расскажи, что произошло у тебя новенького.

Они переглянулись с Севером, и тот кивнул.

— Что ж, дома все по-прежнему,— скупо ответил старец и передал Соне и Северу по амулету.

Девушка тут же принялась его рассматривать. Небольшой, похожий на каплю камень густо-синего цвета в простой серебряной оправе в виде сжавшей его когтями орлиной лапы на короткой витой цепочке. Соня пожала плечами и надела амулет на шею, рядом с подаренным Севером медальоном, с которым она теперь не расставалась ни днем, ни ночью. Вожак тоже надел свой и теперь пробовал мясо ножом. Похоже, жаркое уже приготовилось, потому что он удовлетворенно кивнул и принялся нарезать его пластами. Глядя, как он ловко расправляется с мясом, Соня почувствовала сильный голод и вспомнила, что не ела с самого утра. Рот ее мгновенно наполнился слюной.

— С этими амулетами вы можете чувствовать себя в безопасности. Никто не в силах обнаружить ни их, ни вас, пока они с вами.

— Наконец-то я вздохну спокойно,— отозвалась насмешница.— Еще бы поесть чего-нибудь,— добавила она доверительно,— и можно сказать, что все мечты сбылись.

Мужчины вновь переглянулись, и Хэлдир усмехнулся.

— А ты совсем не изменилась,— заметил он.

— Точно,— деловито подтвердила девушка, впиваясь зубами в поданный Севером кусок мяса.

— Логово зато изменилось,— хмыкнул Вожак.

— Да ну?! — удивился старец.

И пока Соня жадно поглощала еду, ее спутник описал в подробностях все проделки своей строптивой подруги.

Когда он закончил говорить, девушка как раз вытирала пальцы куском чистого полотна.

— Тому, кто покажет мне, где можно прилечь, обеспечена моя пожизненная благодарность,— сообщила она, сладко позевывая.

Север устроил ее тут же, расстелив одеяло на шапках сухого мха. Она полулежала и, блаженно, как сытая кошка, щурясь, смотрела на мужчин, сидевших у костра. Однако едва голова ее коснулась мха, как девушка почувствовала, что проваливается в сладкую полудрему. Два силуэта в сгущавшихся сумерках четко вырисовывались на фоне догорающего костра, доносились обрывки тихого разговора. Смысла она не улавливала, да, по правде говоря, и не пыталась уловить.

Только один раз она невольно вздрогнула, когда сквозь сон услышала имя Лорны. Это Север поинтересовался, как обстоят дела у девочки. Соня давно уже не испытывала по отношению к ней прежней ревности, но, быть может по старой памяти, насторожилась. Хэлдир, однако, сообщил, что Лорна перестала дуться и успокоилась. Соне показалось, что Вожак удовлетворенно кивнул и на некоторое время умолк. Соня не могла согласиться с ним. Насколько она успела узнать девочку, Лорна, по крайней мере своим упорством, казалась очень похожей на нее. А она не привыкла отказываться от своих планов, какими бы вздорными или неосуществимыми ни выглядели они в глазах окружающих. Как говорится, было бы желание, состоится и охота. Правда, теперь ее юной сопернице охотиться несподручно — слишком далеко. Мысли Сони начали путаться, но тут Север, словно соглашаясь с ней, заявил:

— Эта девочка не из тех, кто быстро успокаивается.

— Наверное, ты прав,— подумав, согласился старец.— Она грустна и неразговорчива, но время лечит. К тому же Лорна еще ребенок. В ее возрасте люди порой меняются очень сильно и достаточно быстро.

— Надеюсь, что ты прав,— кивнул Север.

Эти слова окончательно успокоили девушку.

«По крайней мере, звучит недвусмысленно»,— лениво подумала она. Соня слышала, как Хэлдир сообщил еще о том, что выполнил какую-то просьбу Севера, но не только не поняла, о чем идет речь, но даже окончания фразы не разобрала. Мир подернулся серой пеленой, глаза ее закрылись, и она провалилась в сон.

На следующее утро девушка проснулась рано, но тем не менее обнаружила, что спутник ее уже успел подняться, оседлать коней и теперь готовит нехитрый завтрак. Сосуд с травяным настоем закипал над костром, а сам Север нарезал ломтями холодное мясо. Соня поднялась, блаженно жмурясь, потянулась и побежала умываться к ручью.

Хэлдира, как оказалось, и след простыл. Пропал и его конь. Значит, старец отправился по своим делам. Она поймала на себе восторженный взгляд влюбленного в нее мужчины и улыбнулась в ответ.

— Где наш старый друг со скрипучими коленками? — игриво поинтересовалась она.

Вожак хмыкнул и покачал головой, но, похоже, не обиделся.

— Уехал еще ночью,— сказал он.— Просил извиниться перед тобой за то, что не попрощался: у него слишком много дел накопилось за время отлучки.

Север разлил отвар по кружкам и жестом пригласил ее к завтраку. Она вдохнула острый аромат странного напитка и блаженно зажмурилась. Пахло чем-то незнакомым, хотя и весьма приятным.

— Куда теперь? — спросила Соня, прихлебывая согревающий отвар маленькими глоточками, как смаковала обычно вино.

Прежде чем ответить, Север осмотрелся.

— Теперь на юг,— сказал он.— Правда, придется пробираться в объезд. Мы ведь сейчас неподалеку от северной оконечности Великого Соляного Болота.

— Зачем мы вообще забрались сюда? Или ты вчера не знал о том, что поутру придется выбираться?

— Потому и забрались, что здесь никто не бывает. Спокойная ночь стоит того,— ответил он.

Солнце еще только поднималось над горами, а отряд уже тронулся в путь. Местность все еще шла под уклон, хотя и не так заметно, как накануне. Однако вскоре каменистая равнина сменилась равниной болотистой.

Впрочем, в северной части Великое Соляное Болото больше походило на систему небольших, связанных между собой озер с обманчиво чистой, прозрачной водой, но берега блестели от высохшей соли, красноречиво говоря о том, что жажду эта вода не утолит.

— Придется ехать западнее,— сказал Север,— иначе скоро останемся без воды.

Весь день они скакали, держа путь на юго-запад, и только к вечеру им попался небольшой ручей. Север попробовал его воду — она оказалась пресной — и решил, что лучшего места для ночлега не найти. По крайней мере, здесь есть чем напоить коней, да и травы для них по берегам ручья росло вдоволь.

Спать улеглись, с трудом выбрав среди камней место поровнее, так что утром без всякого сожаления встали с первыми же лучами солнца. Наскоро позавтракав, тронулись в путь. Солнце припекало, и разговор не клеился. Даже Задира сидела на плече хозяйки, уныло озираясь по сторонам: ей явно не нравилась раскинувшаяся вокруг каменистая пустыня. Волки тоже не убегали вперед, и только две вороны кружились высоко в небе. Соня знала, что переход до немедийской границы не может занять больше трех дней, но дорога убегала под копытами коней, а горизонт оставался чистым, без малейших признаков леса. Они уже решили было остановиться на обед, когда незадолго до полудня вороненок опустился Северу на плечо и, коротко каркнув, снова взмыл в небо. Приглядевшись, путники заметили впереди невысокие холмы.

Север остановил коня. До сих пор неторопливо трусившие волки мгновенно расселись рядом. «Похоже, им что бежать, что сидеть — все едино»,— с завистью подумала Соня. Тем временем Вожак посмотрел из-под руки вверх и указал на юго-восток: вороны кружились впереди и левее. Они поскакали в том направлении и вскоре выбрались на заброшенную дорогу. Соня подумала, что в своем желании уйти подальше от ненавистного болота они немного переусердствовали. Дорогой явно редко пользовались. Тем не менее, подъехав к холмам, которые вблизи показались им не такими уж низкими, они увидели покосившийся столб и валявшуюся рядом с ним выбеленную дождем доску. Север свесился с седла и подхватил ее. На обратной стороне еще виднелась выцветшая надпись: «Яма». Дорога поднималась вверх между холмами и дальше пропадала из виду.

— Ты смотри! — хмыкнула Соня, глядя на изучавшего надпись спутника.— Даже перед Аренджуном на Тракте нет никаких указателей!

— Так то Аренджун,— заметил Север, осматриваясь.— Все дороги в Заморе ведут либо к нему, либо от него.

— Тоже верно,— кивнула девушка.— Ну что, пообедаем в Яме? — бодро спросила она.

— Ты вроде как-то уже обедала в таверне Пограничного Королевства,— насмешливо заметил Север.

— Ну…— протянула воительница.— Не может же везде царить такой кошмар! К тому же Яма стоит на перекрестке дорог, и наверняка ее жители кормятся за счет проезжающих.

— Ну что ж, посмотрим,— отозвался Север.— Вулоф! Вилва! — крикнул он волкам.— Держитесь поближе к коням!

Он ударил гнедого пятками, и тот быстрой рысью понес его вперед. Почти сразу Соня поравнялась с ним, так что на пригорок они въехали одновременно и здесь вновь остановились. Четыре холма и впрямь располагались почти правильным квадратом, точно насыпанные специально. Деревня состояла примерно из сотни покосившихся хибар, стоявших довольно далеко друг от друга чуть ли не у них под ногами, потому что селение и правда находилось в яме, или во впадине между холмами.

Две пересекавшиеся дороги делили деревню на четыре равные части. В центре, где они сходились, Соня увидела нечто напоминавшее площадь, на юго-восточном краю которой громоздилось показавшееся ей огромным по сравнению с другими здание.

— Но-о! — Север легонько ударил по крупу своего скакуна, и тот шагом начал спускаться по дороге, ведущей в Яму.

Очень скоро они достигли границ селения. Здесь уже дорогой явно пользовались. Это Соня поняла сразу по бесконечным рытвинам и ухабам, которые в осеннюю распутицу наверняка делали дорогу непроезжей, а ведь копыта коней ступили, как показалось всаднице, на главную улицу.

Вблизи деревенька производила гораздо худшее впечатление, чем с вершины холма. Дома едва стояли, и иногда девушка не могла понять, почему они еще не рухнули. По краям улицы между кособокими строениями высились груды мусора и пищевых отходов, которые, быть может, только благодаря стоявшей все лето прохладе не смердели. Однако исходивший от них запах тлена говорил о том, что по осени Яма станет походить на отхожее место. Над кучами с надсадным жужжанием кружились огромные серые тучи мух. Поднимавшаяся от дороги пыль настойчиво набивалась в нос, и Соня только отфыркивалась и недовольно поглядывала на Севера, словно это он затащил ее сюда против воли, а не она сама изъявила желание отобедать в придорожной таверне.

Путники уже приближались к центральной площади, когда заметили первые признаки жизни: хриплые голоса нестройно горланили песни похабного содержания. Соня с Севером подъехали к краю площади и здесь уже в третий раз остановились, осматриваясь. Здание на противоположном углу перекрестка и в самом деле оказалось огромным и даже сохранилось лучше прочих, хотя крыша посередине просела, грозя провалиться в любое мгновение. На булыжной мостовой, по крайней мере в трех местах, никак не могла как следует разгореться драка. По-видимому, жара нагоняла на жителей Ямы непривычную вялость. О том же свидетельствовали и несколько разморенных пьяниц, которые разлеглись на площади и сосредоточенно храпели, не обращая никакого внимания на полчища мух. Дверь отворилась, и на пороге возник невероятно широкоплечий, словно приплюснутый сверху, коротышка. Он обернулся на миг и хрипло гаркнул:

— Я сейчас! Разомнусь только…

Все, кто был на площади, поняли его слова совершенно однозначно, потому что один из вяло дерущихся мгновенно оживился и бросился на новичка, но тут же получил дубинкой по голове и сел, ошарашенно тряся нечесаной башкой. Соня подумала, что если такое происходит постоянно, этим в какой-то степени объясняется низкорослость обитателей Ямы.

— Смотри, какие они все породистые! — хмыкнула она.— Оп! Один получил по мозгам!

— Не думаю, что это слишком повредило ему,— отозвался Север.

Он тоже обратил внимание на то, что все участники потасовки, включая спящих, оказались такими же широкоплечими коротышками. Появление нового действующего лица заставило-таки остальных зашевелиться, и потасовка разгорелась с новой силой. Плечистые крепыши метались по площади, размахивая кулаками размером с голову годовалого ребенка. Удар — падение, еще удар — и опять падение. Соня покачала головой, представив, сколько сил тратится бессмысленно, а главное, насколько крепким должен быть череп, чтобы выдерживать такое вот ежедневное развлечение.

— Славная мужская гулянка,— ухмыльнулась красавица,— а не развлечение для слюнтяев.

Вожак кивнул, соглашаясь. Становилось ясно, что в Яме не только любят, но, что самое главное, умеют отдыхать. Наконец в центре площади завязалась настоящая драка. Коротышки подпрыгивали и орали друг на друга, а тот, кто держал дубинку, орал на всех одновременно. Вестница и ее ученица кружили над дерущимися и яростно каркали, добавляя неразбериху во всеобщую сумятицу, так что понять, о чем идет спор, ни Соня, ни Север так и не сумели.

— Хватит с меня развлечений. Едем! — решительно заявил Север и направил гнедого к таверне.

Возле оглушенного дубинкой, который так и сидел в пыли, Вожак придержал коня.

— Скажи, уважаемый, где здесь можно хорошо пообедать? — спросил он.

Тот, не отводя взгляда от спорящих, медленно, словно во сне, поднял руку и указал на огромное строение на углу площади.

— А не скажешь ли, добрый человек, где я могу оставить коней? — продолжил Север.

Так и не посмотрев на них, коротышка указал на угол таверны где воин заметил нечто вроде коновязи. Самым интересным оказалось то, что жители Ямы не обратили никакого внимания ни на путников, ни на их животных, словно такие гости являлись к ним по десять раз на дню. Север привязал коней и подошел к остановившейся у двери подруге, которая внимательно изучала вывеску. Прибитая над дверью широкая, покрытая трещинами доска еще хранила на себе следы соблазнительного приглашения: «Промочи глотку!»

— Что-то мне не хочется здесь пить, я только перекушу.— Девушка толкнула ногой покосившуюся дверь и вошла внутрь.

В нос ей ударили запахи перекисшего пива, перебродившего вина и прогорклого жира. Север вошел следом и остановился рядом, окидывая внимательным взглядом огромный зал. Загаженные окна почти не пропускали солнечных лучей, и все освещение состояло из нещадно чадивших сосновых факелов да двух огромных очагов, разожженных в дальних углах зала. Почти половина из двух десятков столов оказалась занятой. Четыре столба, судя по всему установленные сравнительно недавно, подпирали провалившийся конек крыши. Один из столбов, переломленный посередине, носил следы небрежного или, скорее, неумелого ремонта. Над одним из очагов жарилась кабанья туша, над другим — не иначе как бычья. Бревенчатая перегородка отделяла часть зала, как видно, под кухню. К ней же примыкала занавеска, за которой явно что-то происходило.

В зале стоял оглушительный гвалт. Завсегдатаи спорили во весь голос, пошло шутили, пьяно смеялись. Соня посмотрела на посетителей. М-да, порода… Все, как один, обладали скошенными лбами, как будто по ним лупили с самого рождения. Сросшиеся брови и слюнявые оттопыренные губы придавали лицам одинаковое угрюмо-похотливое выражение. Внезапно кто-то заметил вошедших, и тут же к ним обернулась едва ли не половина собравшихся в таверне плечистых коротышек. Перепившиеся жители Ямы встретили появление Сони совершенно недвусмысленными возгласами скабрезного содержания.

— Хвам, видал?! Ну и девка!..— восхищенно протянул один.

— С дружком приперлась,— гундосо поделился своим наблюдением его сосед и разочарованно протянул: — Не отколется…

— А паренек-то хорош! — ответил ему еще кто-то.— Глянь, серьезный какой — того и гляди забодает!

Говорившие так и остались неизвестными, но зато слова их привлекли к Северу с Соней внимание остальных пьянчуг. Налитые кровью глаза загорелись, на отечных лицах заиграли довольные ухмылки, которые тут же гасли одна за другой, едва только коротышки сталкивались со спокойным взглядом Вожака.

Задира застрекотала, сидя на плече девушки: запахи явно не нравились ей. В этот миг к вошедшим подскочил низенький толстяк и согнулся в раболепном поклоне.

— Что желают благородные господа? — елейным голоском поинтересовался он, ни на мгновение не переставая чесаться.

— Для начала — стол почище и место посветлее,— брезгливо поморщившись, высказала пожелание Соня.

— Прошу за мной.

Все так же кланяясь и почесываясь, толстяк начал пятиться, пока не уперся пухлой задницей в первый из столбов-подпорок. Тогда он позволил себе разогнуться и неожиданно резво проскакал в середину зала к относительно чистому столу, который тут же принялся усердно тереть не первой свежести тряпкой.

— Садитесь, господа. Сейчас и свечи принесут.

Взъерошенный мальчуган с таким же, как и у всех взрослых, скошенным лбом принес подсвечник с сальной свечой. Соня недовольно потянула носом: вони от свечи оказалось явно больше, чем света.

— Чего изволите откушать?

Толстяк осклабился, обнажив в угодливой ухмылке желтые кривые зубы, часть которых торчала вперед. При этом он не переставал кланяться с размеренностью маятника, а рука так же старательно скоблила тело то здесь, то там.

— Кабанью ногу,— ответил Север.— Если есть приличное вино, принеси кувшин. Если нет, налей в него чистой воды.

На последней фразе он подбросил серебряную монету, а толстяк опять-таки неожиданно ловко поймал ее на лету и, мгновенно сунув в рот, проверил на прочность. Удостоверившись, что серебро настоящее, он начал кланяться и чесаться еще быстрее и, пятясь, скрылся за дверью.

— Теперь я понимаю, отчего у него такие зубы,— заметила Соня, осматриваясь.

Все вокруг старательно и увлеченно жевали, словно позабыли об ее существовании. Впрочем, нет. Так ей показалось только на первый взгляд. Правда, справа за соседним столом один из плечистых коротышек и впрямь жрал так, будто до этого голодал не один год. Соня на миг остановилась на нем взглядом. Почувствовав некое беспокойство, обжора оторвался на миг от жаркого, но тут же зарычал и, захлебываясь слюной, впился в него зубами с новой силой и принялся рвать, пока не отодрал здоровенный кусок. Соню передернуло от отвращения, и она посмотрела на соседа обжоры. Оказалось, что тот пялится на нее, но, поймав на себе негодующий взгляд девушки, он тут же отвел глаза и принялся с неподдельным наслаждением ковырять в носу. Соня поспешно отвернулась, чувствуя, что ей уже вовсе не хочется есть.

За стоявшим спереди столом ели какое-то варево, как показалось Соне, с курицей. По крайней мере, перья она разглядеть успела. Но тут ее отвлек чей-то зычный рев.

— Ух и нажрусь! — с чувством произнес кто-то.

— Пошел вон,— грубо оборвали его.

— Да ты что!.. Хочешь, садись, пожрем вместе! — миролюбиво предложил первый, но девушка, потеряв к их беседе интерес, уже перевела взгляд на другой столик.

— Он говорит, кругляки гони,— оправдывался кто-то в углу.— А я что?

Тем временем подбежал хозяин таверны и принес кувшин вина и два кубка, а мальчуган взгромоздил на середину стола огромное деревянное блюдо с кабаньей ногой, только что вырезанной из жарившейся на левом очаге туши. Не переставая чесаться и кланяться, толстяк удалился, и мальчишка поспешил за ним следом. Соня осторожно нагнулась над кувшином и понюхала вино, после откровенного обещания на вывеске ожидая чего угодно. В кувшине, однако, оказалось красное туранское, которое, учитывая жару, показалось ей не самым плохим напитком. Девушка разлила вино по кубкам. Север достал кинжал и собрался было нарезать мясо, когда из-за занавески вышел подтягивавший штаны мужчина, а вслед за ним — миловидная девушка с огромной пышной грудью. Платье выглядело таким же грязным, как и его хозяйка.

Она попыталась проскользнуть мимо стола, за которым расположилась самая шумная и многочисленная компания, но это ей не удалось. Сидевший ближе других к проходу верзила схватил ее за руку.

— Куда, шлюха? Кругляши гони!

Разговоры прекратились. Все обернулись на шум зарождающегося скандала, предвкушая развлечение. Девушка ловко вывернулась и, отскочив на шаг, подбоченилась.

— Эй! — обратилась она ко всем сразу.— Посмотрите-ка на этих! — Она указала на сидящих за столом и презрительно расхохоталась.— Я там за занавеской спину мозолю, а ему кругляши подавай! Нету! — торжествующе выкрикнула девушка.

— Как это нету?! — заорал он.— Где кругляки?!

— Не знаю! — огрызнулась она.

— 3-зато я знаю! — взревел верзила, хватая ее левой рукой, а правую запуская за лиф платья.— Монеты давай, дрянь!

Девушка пронзительно заверещала, но через мгновение он победно выдернул кулак с зажатыми в нем медяками. Окружающие восторженно завопили, хлопая себя по ляжкам.

— Отдай! — закричала девушка, пытаясь отобрать деньги, но он небрежно отбросил ее.

Бедняжка ударилась плечом о чиненый столб, да так, что тот затрещал, но выстоял. Она осела на скамью и всхлипнула, вытерев мокрый нос оборванным рукавом. Соня дернулась было к ней, но, предугадав ее желание, Север положил ладонь ей на руку. «Не нужно,— говорил его взгляд,— такое происходит здесь по десять раз в день».

Соня недовольно поморщилась, и тогда он добавил вслух:

— Если вмешаешься, ей отомстят, когда мы уедем.

Похоже, только это соображение и заставило Соню остаться на месте.

— Ай да Хвам! — глумились тем временем завсегдатаи.— Девка вкалывает, а он пьет себе на ее кругляки!

По-видимому это настолько задело девицу, что она вскочила и снова бросилась на обидчика.

— Отдай деньги, гадина! — кричала она, пока он со смехом отбивался от нее.

Однако когда девица полоснула его ногтями по лицу, Хвам рассвирепел.

— Ах ты, мерзавка! — взревел он, залепив ей затрещину.

Девушка полетела кувырком, но, прежде чем упала на пол, он схватил ее за волосы и принялся лупить, просто так, ради удовольствия. Соня снова напряглась, и опять Север остановил ее.

— Это не наше дело.

— Ты только до смерти не забей,— прогудел приятель Хвама,— а то мне как раз приспичило…

— Так выкладывай деньги и тащи ее за занавеску,— не прекращая «воспитания», ответил тот.

— Допью сперва,— возразил приятель.

— Как знаешь,— ответил Хвам и отбросил свою жертву словно нарочно к ногам Севера.

Девушка посмотрела на Вожака и с новой силой залилась слезами, похоже, больше со стыда и злости.

— И сколько он забрал себе? — спросила Соня у девушки.

— Все-е…— прорыдала она.

— Х-м… Получается, тебя поимели дважды,— заметил Север, и девица опять зарыдала.

Соня умоляюще смотрела на него. Вожак же проклял в душе все на свете. Дернул же его Нергал заехать в эту деревню! Ведь чувствовал, что не стоит здесь останавливаться!

— Ты уверена, что хочешь этого? — тихо спросил он, посмотрев подруге в глаза.

— Да,— твердо ответила она.

— Хорошо,— согласился воин.— Тогда оставайся на месте и прикрывай меня. Считай, что это последняя проверка.

Север встал, и в зале тут же воцарилась тишина, словно все ждали именно этого. Побитая всхлипнула, подняла голову и удивленно уставилась на чужака, явно не понимая, что тот собирается делать. Приятели Хвама притихли, а сам он, хоть и понял, что что-то происходит за спиной, продолжал спокойно уминать бобовую похлебку, старательно делая вид, что ничего не случилось. Вожак остановился у него за спиной.

— Ты нечестно обошелся с девушкой,— сказал он,— так что верни ей деньги.

— Как?! Нечестно! — нагло ухмыльнулся тот, развернувшись, но глаз на Севера поднять не посмел.— Мы тут все в Яме вперемешку,— он сыто рыгнул,— и просто не знаем, что такое бесчестье!

Его друзья одобрительно загалдели, а сам он, вполне довольный собой, склонился над своей миской с похлебкой. Север понял, что говорить с этими людьми не имеет смысла. Он сделал шаг и придавил рукой голову коротышки. Тот плюхнулся мордой в бобы, но, несмотря на все старания, поднять голову не мог. Пока Север шарил по его карманам в поисках денег, Хвам только пускал пузыри и расплескивал липкое пойло по столу.

— Хобо! Хобо! — заорал хозяин таверны.— Хвама бьют!

Тот, кого звали, выскочил из кухни, едва не сорвав с петель дверь. Он оказался таким же низкорослым, как и все обитатели Ямы, но, пожалуй, даже Хвама превосходил шириной плеч. Он бросился на помощь брату, но Соня, не потрудившись даже подняться, залепила ему ногой в живот. Он врезался в целый еще столб, сорвав его с опоры, согнулся вдвое и остановился.

— Ну, сейчас начнется потеха! — восторженно прошептал кто-то в наступившей тишине.

Север выпустил загривок Хвама, но тот, вместо того чтобы броситься на обидчика, отпрыгнул, опрокинув скамью, на несколько шагов в сторону.

— Ну и гнусная у тебя морда, приятель,— спокойно заметил Север, бросая деньги девушке.

— На улицу драться идите! — заорал тавернщик.— На улицу!

— Заткни глотку, папаша! — рявкнула на него побитая Хвамом девица.— Не то и тебе достанется!

— Подкрался сзади, да?! — завопил Хвам.— Ну ничего! Мы тут в Яме тоже кое-что умеем!

Пока он говорил, его маленькие глазки с ненавистью буравили чужака, а огромные кулаки сжимались и разжимались, словно жили своей собственной, отдельной от остального тела жизнью. Север понял, что драка и пьянка — два занятия, которым Хвам посвятил всего себя без остатка. Коротышка бухнул себя кулаком в грудь, словно собрался проломить ее.

— Выше нос, Хвам! — кричали вокруг.

Вожак же все это время спокойно ждал, что последует за всем этим представлением. Только раз он мельком взглянул на девушку, когда отбросил ей деньги, которые она тут же убрала на прежнее место — за пазуху.

Хвам к этому времени уже воспрял духом и шагнул вперед. Все поняли, что сейчас он сграбастает обидчика, и тогда…

— Не трусьте, парни! — подтвердил он догадку окружающих, вновь бухнул кулачищем в грудь и бросился на Севера.

Казалось, для того чтобы остаться в живых, Вожак должен увернуться. Север спокойно позволил противнику приблизиться и почти без замаха послал вперед кулак. Удар пришелся в грудь нападавшего и не только остановил его, но, к неописуемому изумлению всех присутствующих, отбросил мощное тело Хвама на несколько шагов назад. Сокрушив по пути стол, коротышка врезался во второй из подпиравших крышу столбов, сломал его и без памяти повалился на пол. Толпа ахнула. Крыша угрожающе просела, хотя еще держалась.

— Убил! — выдохнул кто-то, и широкоплечие низкорослые крепыши медленно полезли из-за столов.

— На улицу выметайтесь! — истошно завопил хозяин таверны, предчувствуя, что сейчас должно произойти, и бросился на середину, пытаясь предотвратить неизбежное.

— Прочь с дороги! — взревел очухавшийся Хобо, вскочил, двинул папашу в ухо, и тот плюхнулся на заплеванный пол.

Даже не взглянув на него, Хобо бросился на Севера. И тут подружка Хвама разразилась многоступенчатым и столь цветистым ругательством, что, услышав его, покраснели бы и мессантийские нищие. Прихваченный ею кувшин туранского красного с размаху врезался в висок коротышки Хобо, уложив его на прежнее место. Соня изумленно взглянула на девушку. Та смущенно улыбнулась и нервно пожала плечами.

— Все равно он ни на что не годился в постели,— добавила она, словно оправдываясь.

И тут на них полезли со всех сторон. Все это, правда, не слишком волновало Соню. Совсем недавно она насладилась зрелищем вялой драки на площади и не без оснований предположила, что не более шустро здесь дерутся и остальные. Так оно и получилось.

Несмотря на обилие желавших почесать кулаки, девушка пока успешно избегала стычек, руководствуясь наставлением Вожака: умелый воин проскальзывает между препятствиями, а не сметает их с дороги. Сам же Вожак медленно отступал к двери, лишь изредка прикладываясь кулаком к тому, кто, на его взгляд, подходил слишком близко. Самые смелые уже лежали на полу, но тех, кто рвался в бой, по-прежнему оставалось много. К тому же крыша продолжала проседать, треском и скрипом оповещая, что вот-вот может накрыть всех.

Удар кувшином не обошелся для обиженной девицы даром. Соня услышала истерический визг и, когда обернулась, поняла, что той грозит расправа. Двое коротышек, схватив ее за руки, тащили за перегородку. Воительница поняла, что Вожак, как всегда, оказался прав. Впрочем, теперь уже поздно сожалеть.

— Север! — крикнула она и, когда тот на миг обернулся, кивнула в сторону девушки.

Вожак махнул рукой — мол, ступай, сам разберусь. Соня бросилась на выручку. Лица тех, кто напал на девушку, красноречиво свидетельствовали, что она не собирается сдаваться. У одного под глазом быстро темнел огромный синяк, морда второго выглядела так, словно его долго и с остервенением драли кошки.

Парень с подбитым глазом оказался неробкого десятка и, завидев Соню, бросился на нее, растопырив руки и плотоядно ухмыляясь. Чтобы показать, что она не таит ни на кого зла, Соня улыбнулась в ответ и ласково заметила:

— Если сейчас же не уймешься, станешь еще краше, поганец!

Тот, однако, будто не услышал ее, и маленький кулачок вонзился в его нос. Бедняга немедленно схватился за лицо руками, и между пальцами у него потекла тонкая красная струйка. Покончив с ним, Соня направилась было к девушке, но та уже вырвалась из рук второго верзилы. Соня узнала в нем одного из приятелей Хвама. Того самого, что собирался развлечься с девушкой. Однако девица, похоже, решила сама постоять за себя. Как только верзила вновь попытался сграбастать ее, она залепила ему ногой в пах с такой силой, что несчастный зашипел от боли и присел.

— Надеюсь,— зло процедила девушка,— тебе уже ничего не хочется.

— Бежим! — Соня схватила ее за руку и потащила к двери.

— Куда? — спросила та на ходу, хотя и не сопротивлялась.

— Когда тебя спасают, лучше не задавать вопросов.

Судя по всему, такой ответ вполне удовлетворил девушку, потому что больше она ни о чем спрашивать не стала. Хотя, вполне может статься, ей просто помешали. Север отступал не торопясь, ни на миг не упуская из виду Соню, и путь его отмечали в беспорядке разбросанные по полу тела драчунов. Рыжеволосая воительница уже почти догнала его, когда у самой двери один из противников Севера бросился на нее. Ее спутница отчаянно завизжала, но Соня просто остановилась и подставила ногу. Нападавший споткнулся и нырнул под стол, сломав по дороге скамью.

Наконец все трое остановились у двери. И тут Вожак, понимая, что просто так им уйти все равно не дадут, схватил стоявший слева от него стол и с размаху обрушил его на последний из уцелевших столбов.

— Не-ет! — донесся из глубины зала отчаянный вопль, и крыша начала с треском проваливаться.

— Скорее! Наружу!

Север подхватил обеих девушек и выскочил в дверь. Вовремя. С грохотом кровля обрушилась внутрь, заглушив крики бросившихся к стенам людей. Беглецы развернулись и столкнулись нос к носу с остававшимися снаружи местными драчунами, о существовании которых успели уже позабыть. Все как один были здесь. Даже мирно храпевшие на солнцепеке разогнали мух, поднялись на ноги и теперь стояли вместе с остальными, плечом к плечу. Девица болезненно сморщилась, видно, слишком хорошо представляя, что с ней могут сделать односельчане. На Вожака, однако, толпа не произвела никакого впечатления.

— Крыша провалилась,— сообщил он то, что и так было ясно каждому.— Нужно срочно разгрести завал — там остались наши парни,— закончил он как ни в чем не бывало и шагнул к коновязи.

— Они-то наши, а вот ты чей? — угрюмо спросил коротышка с дубиной, угрожающе надвигаясь на троицу.— Что-то я тебя здесь раньше не видел! Да и рыжую эту…

— Да ты что?! — одернул его приятель.— С ними же Хвамова девка!

Судя по всему, довод показался недоверчивому убедительным, потому что он опустил дубинку и уже более миролюбиво спросил:

— Что там случилось?

— Да парни натрескались кислятины до одурения,— вступила в разговор местная,— ну и покуролесили малость. Мне вон глаз подбили, уроды, чтобы не встревала.

— И правильно,— степенно согласился крепыш с дубинкой.— Сами-то куда?

— С Хвамом переговорил, теперь отправляюсь улаживать дела,— деловито пояснил Север.

Он неопределенно махнул рукой и вскочил в седло. Соня кивнула девушке на одного из свободных коней, и та довольно уверенно забралась в седло.

«Ну что ж, оно и к лучшему,— подумала Соня.— Меньше мороки». Чтобы не возбуждать излишних подозрений, коней не подгоняли. Однако вскоре дома Ямы остались позади. Спустившись с холма, Соня натянула поводья, остановив гнедого у покосившегося столба с названием деревни. Разница состояла лишь в том, что здесь, на юге, дощечка еще держалась на столбе.

Ни Север, ни их новая подруга, не говоря уже о волках, не понимали, что она задумала, но тоже остановились. Соня спрыгнула на землю и поднятым с земли куском угля приписала над названием деревни не менее выразительное: «Помойная». Полюбовавшись на плод своих усилий, она вытерла руки и вновь вскочила в седло.

— Зря ты так,— укоризненно покачала головой их новая попутчица.— Все-таки здесь моя родина.

Когда беглецы вырвались из Ямы, уже перевалило за полдень. Соня выразила тревогу, как бы ямские не пустились за ними в погоню, но Север отмахнулся, сказав, что у них теперь и без того забот хватает. Спасенная ими девица тут же сообщила, что у Хвама мстительный характер и обид он не забывает. После короткого спора Вожак уступил, и они пустили коней в галоп. Правду сказать, он и не слишком настаивал на своем. Ему и самому надоели окружавшие их камни. Девушка болтала без умолку, и когда Северу это вконец надоело, он сказал, что разведает дорогу, и оставил девушек в компании друг друга.

Его гнедой легко нес седока, и Вожак наконец смог насладиться тишиной и одиночеством. Вскоре он достиг вершины каменистого вала. Настроение воина еще улучшилось: сравнительно недалеко виднелся лес и змеилась речушка. Он вспомнил давно немытое лицо их новой попутчицы, удовлетворенно хмыкнул и обернулся. Его спутницы неспешно приближались. По правде сказать, упоминая о погоне, Север не думал, что их настигнут (у них слишком хорошие кони), но вот ночлег им испортить вполне могли. Однако и эти его опасения оказались напрасными. Все доступное его острому зрению пространство позади оставалось чистым. Только кони да два огромных волка, которые старались не слишком удаляться от отряда на этой голой равнине. Они первыми и подбежали к Северу.

— Бегите к лесу,— сказал он Вулофу с Вилвой.— Найдите рядом с рекой место для ночлега. Помоги им,— обратился он к Вестнице, и та мгновенно взлетела с его плеча.

— Вот так мы и живем в Яме,— тараторила девушка.— Целый день в проклятущем кабаке — то метлой машу, то за занавеской лежу, а то и по кухне помогаю. А этот мерзавец все деньги отбирает…— закончила она и привычно хлюпнула носом.

— Ну-ка, помолчи! — прикрикнул на нее Север, видя, что она собирается продолжать.

Девушка осеклась и растерянно заморгала. Вожак повернулся к Соне. Они ехали шагом, давая Вулофу с Вилвой время подыскать подходящее место.

— Теперь ты видишь, что натворила? Куда нам ее девать?

Соня равнодушно пожала плечами.

— Не следует стыдиться хороших поступков, добрый господин. Грех это!— наставительно заметила замарашка таким тоном, что Север едва не поперхнулся, а Соня от души расхохоталась.

— Звать-то тебя хоть как? — помолчав, спросил он, видя, что серьезного разговора все равно не получается.

Вопрос его, однако, вызвал совершенно неожиданную заминку. Север удивленно посмотрел на девушку.

— Ты что, милая, имя свое забыла?

— Не сердись, добрый господин,— улыбнулась та,— но именно так и есть. Хвамовой девкой меня кличут уже так долго, что я и впрямь позабыла имя, что дала мне мать.

— Так-таки и не вспомнишь? — недоверчиво хмыкнул Вожак.— Не могу ж я тебя называть этой самой… Девкой!

— И ты взаправду станешь звать меня по имени, добрый господин? — радостно спросила она.— Ганой меня звать,— наконец разоткровенничалась она.

— Гана, Гана…— Север задумчиво попробовал незнакомое имя на вкус.— Хорошее имя,— заключил он.— Мне нравится.

— Правда?! — обрадовалась девушка.— А Хвам сказал, что оно звучит по-дурацки…

— Ну,— вмешалась Соня,— быть может, разве что по сравнению с его собственным!

Как ни странно, девушка, всю жизнь прожившая среди тупых пьяниц, восприняла шутку нормально.

Все трое расхохотались, и, завидев приближавшихся волков, Север пустил коня в галоп. Почти сразу они ворвались в лес. Девушка продолжала привычно тараторить, но вдруг закашлялась и натянула поводья. Ее спутники тоже придержали коней.

— Ну? Что еще такое?

Гана согнулась в седле и, схватившись рукой за горло, зашлась надсадным кашлем, словно курильщица лотоса. Наконец она выпрямилась и вытерла заслезившиеся глаза, размазав грязь по щекам.

— Я только что проглотила какого-то жука,— сдавленно сообщила она.

— Ты, вообще-то, держала бы рот закрытым,— посоветовал Север,— а то здесь, среди деревьев, много чего летает.

Они углубились под сень леса. Вулоф бежал впереди, показывая дорогу. Вилва ждала на месте. Вестница и вороненок уже пристроились на плечах Севера. Наконец они оказались на поляне, заросшей изумрудной травой. Неширокая речушка охватывала ее почти кольцом. Несколько молодых елей стояли полукругом с северной стороны. В середине рос раскидистый дуб.

— Красотища-то какая! — всплеснула руками Гана и принялась восторженно осматриваться.— Не то что у нас в Яме!

— Это точно,— подтвердил Север.

Он уже расседлал коней, стреножил их и теперь укладывал вещи под дубом. Соня отправилась в лес за хворостом, а Гана уже собралась заняться приготовлением еды, но Север вовремя поймал ее за руку.

— Ты чего это, добрый господин? — удивилась девушка.

— Ты что собралась делать? — вопросом на вопрос ответил он.

— Как что? Ужинать пора.

— Ужин подождет,— заверил ее Север.— Сперва мыться.

— Это еще зачем? — Она подбоченилась и посмотрела на него с вызовом.— Хвам говорит, что моется тот, кому чесаться лень, и я ему верю.

— Пока ты с нами,— ответил Север, стараясь держать себя в руках, тем более, что пришла Соня с охапкой хвороста и, бросив его на землю, весело смотрела на спорщиков.— Пока ты с нами,— повторил он,— изволь делать то, что я говорю, а не то, что говорил Хвам. Понятно?

Она кивнула, умудрившись не оторвать взгляда от его глаз, хотя он и возвышался над девушкой как гора. Соня негромко хохотнула и снова отправилась в лес. Север порылся в мешке, достал чистую тряпицу и тонкое, но теплое одеяло. Гана тем временем спустилась к реке и стояла на влажном песочке, с интересом глядя на воду. Север бросил принесенное с собой в траву и внимательно посмотрел на девушку. Если та всю жизнь прожила в Яме, то не мудрено, что речушка вызвала у нее такое оживление.

— Ты что, никогда реки не видела?

— Нет, добрый господин.

Он поморщился:

— Перестань называть меня так.

— А как же?

— Север мое имя.

Она обернулась и от удивления раскрыла рот.

— Это как же? — ошарашенно прошептала она.— Сам Великий Север?! — Глаза ее засветились восторгом.— Я сразу поняла, что ты — это он! — вдруг заявила она.— Ты такой могучий и высокий, господин Север, не то что все наши мелкие свиньи, хоть и зовут себя мужиками!

Север досадливо сплюнул, услышав, как за спиной расхохоталась Соня.

— Не великий… Не великий! — раздраженно повторил он.— Просто Север! Запомнила?

— Да, добрый господин,— покорно кивнула она, и Вожак почувствовал, что бессилен что-либо изменить.

— Отлично. Лезь в реку,— бодро скомандовал он, но, поймав на себе непонимающий взгляд девушки, добавил чуть ли не просительно: — Хотя бы лицо умой.

Она отвернулась, потрогала воду пальцем и осторожно потерла лоб. Освобожденная от грязи полоса показалась ослепительно яркой.

— Да что ты ее трогаешь? Раздевайся и лезь в воду, а то ты чумазая, как рудокоп.

— Ну вот еще! — капризно надув губы, возразила девушка.— Она холодная и мокрая.

Север окинул Гану внимательным взглядом, прикидывая, как же заставить ее помыться. Ему вдруг стало ясно, что сама она в реку не полезет. Девушка же задумалась о том, как ей отделаться от Великого Севера. Ну что в самом деле за дурацкая затея — мочить тело в холодной воде? С другой стороны, добрый господин столько для нее сделал, что как-то и неудобно ему отказывать. Она сокрушенно вздохнула. Ну попросил бы он чего другого, так она бы с радостью…

Она не сразу заметила, что кто-то настойчиво тянет ее за подол платья, и сперва только отмахнулась, но ее тянули все сильнее, и когда девушка обернулась, то увидела, что гнедой с пятном на лбу, на котором она скакала, подошел к самой воде и теперь увлеченно жует ее платье.

— Ах ты, скотина! — закричала она, пытаясь вырваться, но могучее животное, казалось, не обращало на ее вопли ни малейшего внимания.

Конь то и дело тряс головой, явно пытаясь оторвать кусок. Девушка тянула в свою сторону, а Север стоял подбоченившись и хохотал во все горло. Гана поняла, что он вовсе не собирается ей помогать. Тогда она рванулась изо всех сил, ветхая ткань не выдержала, и платье разорвалось. Весьма довольный собой, гнедой не спеша поскакал прочь, на ходу пережевывая добычу. Север понял, что если он хочет добиться своего, то именно так и должен действовать.

— Вулоф! Вилва! — крикнул он волков.— Стерегите ее, чтобы не сбежала!

Он повернулся к девушке, которая жалкими остатками платья отчаянно пыталась прикрыть наготу, и потащил грязнулю в воду. Та уже поняла, что нового надругательства над собой ей не избежать, и не сопротивлялась, а только беспрерывно жаловалась, что вода мокрая и холодная. Длились ее причитания недолго — до тех пор, пока Север не окунул ее в реку с головой. Тут дыхание ее перехватило, и, пока она судорожно ловила воздух ртом, он принялся мыть ей голову. Он уже почти справился со своим делом, когда Гана пришла в себя и запричитала. Она терла глаза, время от времени неловко пытаясь ударить Севера, и ругалась с такой силой и выразительностью, что мужчина только досадливо морщился да изредка посмеивался.

— Хватит слезы лить,— спокойно убеждал он девушку,— здесь и так воды полно.

— Чем это вы заняты?! — привлеченная ссорой, крикнула Соня. Они и не заметили, как та оказалась на берегу.— Я уж думала, что он пристает к тебе,— увидев, что происходит, успокоилась она.

— Если бы! — обиженно ответила Гана, заставив Соню поперхнуться.— Посмотри, что с моим платьем!

Она привстала, показывая сохранившийся лиф и обнаженное ниже пояса тело. Глаза рыжеволосой воительницы потемнели от ярости.

— А ну — вон из воды! И выше голову! — напустилась она на Севера.— Я сама займусь ею. А ты ступай к костру да не вздумай подглядывать!

Север хмыкнул и, явно довольный, направился прочь. Двумя ловкими движениями Соня скинула с себя доспехи и шагнула в реку.

— Какая ты красавица…— восторженно прошептала девушка, не в силах оторвать от рыжеволосой воительницы восхищенного взгляда.

Наконец обе вернулись, веселые и довольные. Воин посмотрел на них и обомлел. Если к красоте возлюбленной он не то чтобы привык, но уже и не слишком ей удивлялся, то внешностью Ганы оказался просто сражен. Он помнил ее как не лишенную известной миловидности молодую замарашку со спутанными волосами неопределенного цвета, облаченную в замызганное, покрытое пятнами грязи и жира платье. Теперь же перед ним предстала завернутая в одеяло ослепительная блондинка с чуть вздернутым носиком. Даже залепивший левый глаз роскошный синяк не мог скрыть того, что Гана — красавица, какие встречаются нечасто. Казалось странным, что такая девушка осела в захолустной деревеньке Пограничного Королевства, но еще более удивительным было то, что она выглядела совсем не похожей ни на кого из обитателей Ямы.

— Кто это? — с несколько наигранным изумлением поинтересовался Север, когда увидел рядом со своей возлюбленной блондинку с розовыми губками и сияющими синими глазами.— А ты, оказывается, красотка,— заметил он, перемешивая палкой угли в догорающем костре.— Я и не думал, что у тебя такие роскошные волосы.

— Да я и сама не знала об этом, пока не помылась,— с радостью сообщила девушка и ласково взглянула на него, прищурившись здоровым глазом.

— Ты поменьше смотри на нее, побольше на меня,— нахмурившись, посоветовала Соня.

Север в ответ рассмеялся. Огнегривая красавица взглянула на него с вымученной улыбкой, хотя взгляд ее источал едва сдерживаемое бешенство. Гана кокетливо потупилась.

Теперь, когда они вернулись, Вожак подбросил в костер дров, решив, что настало время подумать и об ужине. Пламя затрещало с новой силой, и девушки подсели поближе к огню, чтобы волосы быстрее высохли. Гана потянулась к жалким останкам своего платья, но Север перехватил ее руку.

— Не трогай,— ответил он на ее недоуменный взгляд,— только что ведь помылась.

Кончиком меча он подцепил тряпье и бросил его в костер. Пламя затрещало, выбросило облако густого дыма и занялось с прежней силой.

— Какое же это свинство с твоей стороны, добрый господин! — возмущенно воскликнула девица, и Соня едва сдержалась, чтобы не расхохотаться.— У меня ведь нет ни гроша за душой! Только и было, что это платье, а теперь и его не стало!

— Севером меня зовут,— мягко напомнил он, старательно сохраняя серьезность.

— Если тебе непременно нужен какой-нибудь титул,— вмешалась Соня,— то зови его Вожаком.

— Вожак…— проворчала Гана.— Разбойник! Что мне теперь делать?!

— А вот это действительно вопрос,— согласился он, поворачиваясь к своей подруге.— Что скажешь? Твоя затея.

Девчонка притихла.

— Не надо ничего со мной делать,— испуганно пролепетала она.

— Тебе есть куда идти? — спросил Вожак.

— В Яму. Куда же еще? — Девушка обреченно пожала плечами.— Хвам обрадуется мне, как выпивке,— добавила она, подумав.

— Ты привязана к нему? — с надеждой поинтересовался Север.

— Я?! — искренне изумилась девушка.— На кой он мне сдался, пьянчуга? Он и не мужик давно. Все пропил.

Соня фыркнула в кулак, Север поморщился.

— Как ты вообще очутилась в Яме? — поинтересовался Север, похоже, просто для того, чтобы потянуть время.

— Известно как,— она пожала плечами,— родилась там.

— Ты уверена в этом?

— Ну, не знаю.— Она задумалась.— По правде сказать, мне и самой казалось, что я не слишком похожа на своего папашу.

— И ты ни разу не захотела уйти оттуда?

— Как же? — удивилась она.— Лет пять назад встала утром и говорю старику своему: ухожу, мол. А он обрадовался даже, закивал. Правильно, говорит, доча. Иди, говорит, прямо. Главное — никуда не сворачивай. Я разозлилась и ушла.

— Ну и?

— Что ну и?! — раздраженно передразнила она.— Дошла до таверны и угодила прямиком под Хвама — он тогда еще что-то мог… Ну а потом пошло-поехало…

Соня отвернулась, чтобы скрыть выражение своего лица. Она почему-то вдруг вспомнила Альрику, и ей захотелось во что бы то ни стало помочь девушке.

— И ты ничего не пыталась изменить в своем положении?

— Пыталась,— со вздохом ответила она,— но очень скоро поняла, что легче уступить, чем спорить.— И, заметив, как Север покачал головой, добавила обреченно: — Тут уж ничего не поделаешь.

Ох уж эта обреченность! Однако всякий раз, когда Север наталкивался на такие рассуждения, он обнаруживал, что она служила, скорее, оправданием, чем причиной.

— Так, значит, ты не хотела бы вернуться туда? — спросила Соня.

— А чего я там забыла? — пожала плечами Гана.— Молодость проходит, а я лежу за занавеской да смотрю на раскачивающийся потолок — так и свихнуться недолго.

Она выразительно посмотрела на Соню, но та уже повернулась к Северу.

— Может, возьмем ее с собой?

— Нет!

— Эй! Эй! Добрый господин! — Гана упорно не желала называть Севера никак иначе.— Ты вытащил меня из дому, из тепла и уюта, где я вела сытую, спокойную жизнь, и теперь хочешь с голым задом бросить в лесу?

— Она правду говорит,— вступилась за нее Соня.— Дома ей делать нечего.

— Других мест нету?

— Как ты не понимаешь?! — Шадизарка досадливо закусила губу.— Для нее любое другое место через пару седмиц превратится в ту же Яму.

— Тоже верно,— озадаченно согласился Север.

— Так ты согласен? — обрадовалась его подруга.

— Посмотрим,— сказал он сдержанно.— Поднимайся! — Девушка поспешно вскочила.— Дай ей что-нибудь из одежды,— попросил он Соню.

Та кивнула, и девушки отправились к дубу, где Вожак сложил все вещи. Через мгновение послышались восторженные восклицания Ганы, а когда обе вернулись, Север увидел на ней зеленоватое с золотым пояском платье, что купил для Сони в начале лета. Сама воительница надела платье, подаренное ей Севером после возвращения в Логово. Вожак пристально посмотрел на обеих: пожалуй, путешествовать с такими спутницами — заведомо обзаводиться лишними хлопотами. Правда, за Соню он не беспокоился — она сумеет постоять за себя. А вот что представляет собой спасенная ими девица?..

— Ну как? Хороши у тебя подружки? — Девушки стояли в обнимку и не без ехидства наблюдали за меняющимся выражением его лица.

— А это мы сейчас проверим,— сказал он, вставая.— Лови!

И он бросил Гане камешек-голыш, причем девушка так и замерла с открытым ртом, пытаясь угадать, откуда он его достал. Соня легко поймала снаряд, едва не угодивший ее подруге в грудь. М-да. Север недовольно поморщился.

— Попади им вон в то дерево,— предложил он, указав на дуб, под которым лежали все их припасы.

Соня размахнулась, но он остановил ее.

— Э, нет. Не ты,— усмехнулся он.

Она передала камешек Гане. Та повертела его в руке, потом неловко, всей рукой размахнулась и швырнула. Пасущийся у реки гнедой с пятном на лбу обиженно заржал.

— А ты мстительная! — усмехнулся Север.— Ему после твоего платья и так жить осталось недолго.

— Я не мстительная. Я раненая,— нашлась девушка.— Мне целиться сложно.

— Она права,— поддержала подругу Соня.— И про платье ты напрасно…— заметила она.

— Не могу не согласиться,— кивнул Север.— Гнедой всегда страдал извращенным вкусом.— Я думаю, что из лука ты стреляешь примерно так же? — спросил он наудачу.

— Не знаю,— пожала плечами девушка.— Никогда не пробовала.

— Похоже, единственное, что ты пробовала — это лежать под…

— Все! Хватит! — категорично заявила Соня.

— Хватит так хватит.— Север отвернулся и пошел проведать гнедого.

— Зато я умею это лучше всех! — вслед ему крикнула девушка, но Север даже не оглянулся.

— Так-таки уж и лучше всех! — хмыкнула Соня.

— Может, поспорим? — простодушно предложила Гана.

— Интересно, как ты собираешься доказать свою правоту? — ехидно поинтересовалась шадизарская красавица.

— Пусть он скажет,— бесхитростно предложила Гана, кивнув на возвращавшегося Вожака.

— Забудем о споре! — отрезала Соня и, окатив Севера испепеляющим взглядом, добавила: — И когда меня нет рядом, не подходи к нему ближе чем на три шага! А ты что улыбаешься?! — прикрикнула она, заметив на лице возлюбленного скептическую ухмылку.

— Кому благоволят женщины, тому благоволят боги,— скромно заметил он.

— Ах ты, негодяй! — прошипела Соня, едва не задохнувшись от возмущения.— Скользкий, как комок речного ила!

Она вскочила и набросилась на него с кулаками, но он легко поймал руки девушки и потянулся к ее губам.

— Потому-то ты и полюбила меня.

Сопротивлялась она яростно, но безуспешно и недолго, а когда губы их соединились в поцелуе, почувствовала, что гнев улетучивается так же быстро, как и возник. Гана смотрела на них с нескрываемой завистью.

— Так что же нам все-таки делать? — через некоторое время спросил Север.— Меча, как я понимаю, ты тоже в руках не держала?

— Метлу я в руках держала,— хмуро ответила девушка,— так что удар у меня — что надо.

— И она хорошо дралась,— стремясь поддержать подругу, заметила Соня.

— Я всего-навсего деревенская девушка и храброй бываю, только когда уже деваться некуда,— со вздохом заметила Гана и раздраженно спросила: — И что вам дались все эти мечи, луки да ножи?

— Дело в том, что из нашей поездки мы рискуем не вернуться,— ответил Север,— и если ты отправишься с нами…— Он выразительно посмотрел на Гану, удостоверяясь, что она поняла его как надо.— Но мы можем оставить тебя в любом городе, что встретится нам по дороге.

— Ну уж нет! — с жаром воскликнула она, припомнив мрачное пророчество Сони и прекрасно понимая, что так оно и случится, если только они оставят ее одну.— Вы вытянули меня из Ямы, и я не хочу угодить в другую! Я отправляюсь с вами!

— Ну? Что скажешь?

— А что тут скажешь? — обернулся он к Соне.— Умом я понимаю, что нам следует с ней распрощаться, но почему-то не могу этого сделать.

— Спасибо, добрый господин,— обрадовалась девушка,— ты не пожалеешь о своем решении,— пообещала она.

— Остается только надеяться, что так и будет,— сдержанно ответил Север,— а пока не мешает вспомнить об ужине.

— Я сейчас! — воскликнула она, убегая, но через миг вернулась, неся тяжелый мешок, и принялась доставать из него снедь.

Перед ними появились кабанья нога, на вид та самая, что лежала на блюде на их столе, бараний бок, жареный каплун… Соня вдруг осознала, что все это было на соседних столах.

— Откуда это? — спросила она.

— А! — небрежно отмахнулась девушка, но желание похвастаться оказалось сильнее.— Паника — дело хорошее,— пустилась она в объяснения,— потому что заставляет людей забыть обо всем.— Она пожала плечами.— Не пропадать же добру. Крыша-то все равно рухнула.

Логика Ганы оказалась неотразимой. Во всяком случае, ни Соня, ни Север не нашлись, что ей возразить.

— Скажи, Гана,— спросила шадизарка, старательно нарезая мясо,— а что за жизнь такая странная в вашей Яме? Что там, вообще, творится?

Север, отрезая от куска небольшие дольки, ел сам и кормил Задиру, сидевшую у него на правом плече, и вороненка, устроившегося на левом. Вестница, как ни странно, еду из рук не брала и, хотя от угощения не отказывалась, есть предпочитала в сторонке, отдельно ото всех.

— Две дороги сходятся в Яме,— пустилась в объяснения девушка,— и делят ее на четыре части. Или четыре шайки, которые враждуют между собой. Каждый день какая-нибудь из шаек дерется с другой. Иногда две шайки объединяются и идут против двух других, и тогда начинается большая драка, но такое происходит нечасто.

— А зачем все это?

— Как зачем? — удивилась девушка, принимаясь за следующий кусок.— Тренировка.— Она пожала плечами.— Издавна они нанимаются к купцам охранять караваны, идущие через Пограничное Королевство. К тому же драки позволяют установить очередность найма.— Она помолчала.— Правда, в последнее время все переменилось. Какой-то человек начал нанимать шайки для ловли людей.

Едва только девушка произнесла последние слова, как Соня насторожилась, словно взявшая след гончая.

— Что за человек?

— Какой-то бледный заморыш с жидкой бороденкой.— И имя у него какое-то нездешнее… Хан… Хан…— пыталась она вспомнить.

— Ханторэк,— внезапно севшим голосом подсказала Соня.

— Точно! — обрадовано подтвердила Гана, уминая очередной кусок. Соня наблюдала за ней в немом восхищении.— Я еще, помнится, тогда подумала, что для такого, как он, имя больно мудреное.— Тут только девушка заметила, что ее новые друзья, посерьезнев, переглянулись.— Да вы никак с ним знакомы? — спросила она, переводя взгляд с одного из них на другого.

— Сталкивались,— нехотя ответила Соня,— Ну и что этот Ханторэк? — напомнила она.

— Ну так вот я и говорю: нанимал он шайки отлавливать каких-то людей, бежавших неизвестно откуда. Платил хорошо, а работа казалась легкой, но из последнего похода шайка Руха не вернулась. Так что теперь шайка Хвама самая сильная в Яме.

— И когда это произошло? — поинтересовалась Соня.

— Да уж пару лун как ушли, и с концами.

Соня опять посмотрела на Севера, и тот кивнул: все сходится.

Ей стало вдруг ясно, почему Ханторэк перестал требовать ее смерти. Вот только на что он рассчитывает? Ясно ведь как день, что бойцы из деревенских никудышные и уж если они и умеют что-то делать хорошо, так это напиваться до бесчувствия.

— Бойцы-то из них никудышные,— вслух повторила Соня, и Север понял, что она имеет в виду, но и Гана неожиданно обрадовалась и согласно закивала.

— Верно говоришь,— подтвердила она.— Раньше-то я думала, что они парни хоть куда, но теперь-то понимаю, что драться они горазды только друг с дружкой, а как увидели Вожака,— тараторила она, восхищенно глядя на Севера,— так и обгадились. Он ведь половину Хвамовой шайки положил голыми руками!

— Как бы они там не поумирали,— мимоходом бросила Соня.

— Да ты что?! — со смехом отмахнулась от столь нелепого предположения Гана.— Для того чтобы вышибить из них дух, понадобится нечто большее, чем простой кулак. Пару лет назад,— затараторила она,— Хвама лошадь лягнула. Прямо в лоб угодила копытом. Так что ты думаешь? Хваму хоть бы что — выпил винца и думать забыл, а конягу перековывать пришлось. Подкову сорвал, бедняга! Так-то вот! — победно завершила она свой рассказ.

Соня, однако, скептически покачала головой. Судя по словам девушки, шайка Руха не вернулась с охоты, а охота, по всей вероятности, велась на них с Севером. Но от стрел пали только пятеро. Где остальные, остается непонятным.

— А больше этот Ханторэк в Яме не появлялся? — спросила Соня.

— Не-а.— Гана отрицательно помотала головой, вгрызаясь в следующий ломоть жаркого.— Раз приезжал от него гонец. В начале лета. Тогда дело сорвалось, но все вернулись. А через пару лун наведался сам, и ушедшая шайка сгинула, но об этом я уже говорила. Ф-фу, не могу больше,— заявила она, вытирая рот тыльной стороной ладони.

— У нас говорят, что и маленький человек за столом способен на большие дела,— ухмыльнулся Север.

Гана застенчиво улыбнулась. Соня, однако, лишь рассеянно кивнула и задумалась.

— Что будем делать? — спросила она Севера.

— Да ничего.— Он равнодушно пожал плечами.— Пусть себе охотится.

— А ты уверен, что…— начала было она, но Север жестом остановил ее.

— Сейчас у нас нет времени заниматься этим. А там посмотрим.

Наступила тишина, и некоторое время каждый думал о своем. Сумерки сгущались. Стало слышно, как шелестит листва на ветру, как с тихим журчанием несет свои воды речушка. Чистый и ароматный, словно в преддверии весны, воздух сам вливался в легкие. Соне захотелось закрыть глаза и забыть обо всем: и о путешествии, и о задании, не говоря уж о связанных с его выполнением трудностях, и даже о Гане, которую она непонятно почему решила опекать. И не только опекать, но и настояла, чтобы та отправилась с ними. Зачем? Если бы она сама это знала…

Издалека, с востока, донесся леденящий душу волчий вой. Почти сразу на него ответили с противоположной стороны. Гана испуганно вздрогнула. Волки устроили какую-то странную перебранку. Казалось, звуки отличаются один от другого, как слова человеческой речи. Паузы между ними становились все короче, а сами завывания звучали все более громко: они приближались. Тут Гана испугалась уже не на шутку и начала тревожно посматривать на своих спутников, которые не обращали на звериную перепалку ни малейшего внимания.

— Они уже совсем рядом,— побелевшими губами прошептала девушка. Похоже, она здорово перетрусила.

— Вулоф! Вилва! Прекратите! — крикнул Север.— Что вы хотите сказать?!

— Не обращай внимания,— объяснила Соня.— Это волчьи шутки. Они тебя пугают.

— Волчьи шутки? — недоверчиво переспросила девушка, но в этот миг из-за елей выскочили два огромных волка и остановились перед Севером.

— Все… тихо…— в два приема выдохнул Вулоф, мельком взглянув на девушку, и, как показалось Соне, уже привыкшей к гримасам разумного зверя, довольно ухмыльнулся.

— Чтоб я сдохла… Оборотень…— изумленно прошептала та.— Вот это да!

Так и закончился день, в который их маленький отряд увеличился до трех человек. На ночь они устроились под ветвями дуба, расстелив одеяла на траве. Соня с наслаждением расслабилась, обняв Севера и уютно пристроив голову у него на груди. Прошедший день неожиданно показался ей долгим и утомительным. Она радовалась тому, что в предстоявшем им долгом путешествии у нее появилась подруга. Как ни странно, но, обычно осторожная, Соня с первого взгляда прониклась к ней симпатией. Может, тут действительно сказалось некоторое сходство Ганы с Альрикой, а может быть, ее расположило к себе грубоватое простодушие девушки, за которым, казалось, не могло скрываться и тени коварства. Так или иначе, но заснула она вполне умиротворенная.

Совсем иные чувства испытывал Север. Он ничего не имел против девушки, но связывал с ее появлением лишь грядущие неприятности. Совершенно неприспособленная к жизни, она потребует усиленной опеки там, где и для них, вполне опытных людей, может статься, будет далеко не безопасно. С другой стороны, он понимал, что позволил уговорить себя просто потому, что пожалел девчонку. Соня, конечно, права. Без них она неминуемо пропадет.

Перед самой же Ганой будущее представало в розовом цвете. Ей казалось, что с этого дня жизнь ее резко изменится к лучшему, потому что эти двое просто не могут жить скучно, а она теперь намертво пристала к ним и не отцепится, пока не погибнет, пока хватит сил держаться. Мысли эти оказались столь радостными, что она уже в полусне нашарила руку Севера и, схватив ее, заснула с блаженной улыбкой на лице.

Утром, когда первые косые лучи солнца залили луг, Соня открыла глаза и сладко потянулась, глядя, как испаряются последние клочья тумана. Высокая трава, в которой паслись кони, пока еще оставалась холодной и влажной от росы. Она посмотрела вверх. Ясное небо пронзительно голубело над головой. Она повернулась к Северу, чтобы нежно разбудить его поцелуем, но, увидев прилепившуюся к его боку Гану, передумала. Тогда она собралась устроить небольшой скандал и вновь передумала, решив бороться с поползновениями подруги незаметно. В конце концов, есть ведь и другие способы достигнуть желаемого.

Еще не настал полдень, когда попавшийся им на пути небольшой лесок, на северной окраине которого беглецы заночевали, кончился. Не выезжая за черту леса, Север натянул поводья и привстал на стременах, осматриваясь.

— Ты случайно не этим путем ехала в Логово? — спросил он Соню.

— Нет,— помотала та головой.— Мы объехали Ханумар с западной стороны.

Север посмотрел на высокие стены, охватывавшие город широким полукругом. Огромные ворота приглашающе распахнулись. Стражники, стоявшие за ними, лениво привалились к стене.

— По-моему, в стенах Ханумара есть только Северные и Южные ворота.

— Ты должен лучше знать,— заметила Соня, разглядывая мощные высокие стены с узкими бойницами для стрелков.

Настоящая крепость, стены которой могли выдержать нешуточную осаду.

Гана сидела молча на своем скакуне и глядела во все глаза. Всю жизнь прожив в глухой, забытой богами и людьми деревне с красноречивым названием Яма, она если и покидала изредка ее пределы и выходила за наружные склоны холмов, то увидеть там могла только те же пыль, грязь и камни. И вот теперь она побывала в настоящем лесу, а наутро перед ней предстал город, о существовании которого девушка лишь слышала, но по рассказам даже примерно не могла представить, что это такое. Впрочем, и сейчас она плохо понимала, что это такое. Она с изумлением смотрела на огромную груду обработанного человеческими руками камня, уложенного в определенном порядке. Она подспудно чувствовала, какой титанический труд вложен строителями города в их детище, знала, что здесь живут люди, много людей… Так много, что число их не укладывалось в ее голове. И сознание этой чудовищной мощи, пусть даже неполное и неточное, подавляло.

— Ты прекрасно знаешь,— Север недовольно поморщился,— что в Ханумар нам нельзя, а у меня слишком мало времени, чтобы проявлять праздное любопытство.

— Извини, я забыла,— ответила Соня.— Мы объезжали город с запада и не видели с той стороны никаких ворот. А что тебя волнует? — в свою очередь поинтересовалась она.

— Мне хотелось бы незаметно проскользнуть мимо. С южной стороны к городу почти вплотную примыкает лес, но я не знаю проходов в нем.

— Зато я знаю! — обрадовалась Соня.— Думаю, что сумею отыскать начало дороги, ведущей через него. Мы вполне можем ехать прямо. Берега Желтой реки болотисты, и вода в ней соленая. Именно из-за нее мы обогнули Ханумар с запада, и теперь я вижу, что только напрасно потеряли время.

— Ну так вперед! — крикнул Север.— Вулоф! Вилва! Держитесь за нами, чтобы стражники на стенах вас не заметили!

Он ударил коня пятками, и тот взял с места в карьер. Остальные поскакали следом, вытянувшись двухрядной цепью. Оба волка пристроились левее, прекрасно поняв, что имел в виду Вожак. Ни тому, ни другому не хотелось получить в бок арбалетный болт, выпущенный кем-нибудь из стражников, решивших, что они напали на всадников. Волки легко выдерживали заданный великолепными скакунами темп. Им даже приходилось сдерживать себя. Соня с Севером скакали, откровенно наслаждаясь гонкой, но Гана скрючилась в седле, обхватив бока коня ногами и судорожно вцепившись в его гриву. Изумленное животное только изредка поглядывало на свою наездницу, словно удивляясь про себя ее страху.

Громада города надвигалась с непостижимой для воображения девушки стремительностью. До стены оставалось не меньше тысячи локтей, а ей уже казалось, что они сейчас врежутся в нее, что ни остановиться, ни свернуть уже просто невозможно. Ну тут стена перестала расти, и отряд помчался прямо на юг. Конечно, они могли подождать и ночи, чтобы под ее покровом пересечь открытое пространство, но тогда бы они напрасно потеряли весь день, да и скакать ночью столь быстро без риска переломать коням ноги просто не смогли бы. Но, похоже, расчет Севера вполне оправдался: если кто-то на стенах и заметил пронесшийся мимо отряд, то не обратил на него ни малейшего внимания.

Вечер еще не настал, когда они остановили взмыленных коней у самой кромки леса, только на этот раз уже южнее Ханумара. Кони прядали ушами и отфыркивались. Вулоф с Вилвой улеглись рядом и, высунув огромные красные языки, блаженно щурились на слепящее глаза солнце. Гана потихоньку приходила в себя и даже отпустила гриву своего гнедого.

— Здорово, правда? — словно не замечая ее состояния, спросила у подруги Соня.

— Ну уж нет,— покачала та головой.— Я чувствую себя так, словно пропустила через себя всю Хвамову шайку.

Несколько мгновений царила тишина, потом Север не выдержал и расхохотался. Вулоф переводил удивленный взгляд с одного из говоривших на другого, видимо, не понимая, что так развеселило его повелителя и почему при этом Соня так осуждающе смотрит на него, а их новая подруга совсем не выглядит веселой, хотя шутила, безусловно, она.

— Ну и сравнения у тебя,— сказал Север, отсмеявшись, и, заметив сердитый Сонин взгляд, добавил: — Прости, я не хотел тебя обидеть. Но так говорить об удовольствии…

Девушка хмуро посмотрела на него, и вороненок тут же перепорхнул на голову ее гнедого и уставился на девушку, ожидая, что она скажет.

— Хорошенькое удовольствие…— мрачно отозвалась та, расправляя затекшую спину.— У меня уже зад болит.

— Крау! — выкрикнул вороненок, оживившись.— Кр… Кр… Хр-р…— начал было он, но Север оборвал его.

— Эй! Эй! — крикнул он.— Ты перестань учить птицу чему не надо! Не хватало еще, чтобы она начала ругаться!

— Я не ругаюсь! — обиженно воскликнула девушка.— Просто у меня спина одеревенела и зад болит! — повторила она,— И вообще, я есть хочу!

— Она права,— поддержала подругу Соня.— Мы ведь так и не пообедали. Что, если нам остановиться здесь и перекусить?

— Нет,— твердо ответил Север.

— Но почему? — удивилась Соня.

— Есть хочу,— простонала Гана, умоляюще глядя на Вожака.

— Если ты сейчас сядешь, то до утра уже не встанешь. Потерпи еще немного. Скоро Вестница отыщет лесную дорогу, о которой говорила Соня. Там и остановимся сразу на ночь.

Север оглянулся на Ханумар. Солнце стояло еще высоко, но тень от стены упорно разворачивалась к востоку, указывая на то, что день близится к концу.

— А почему нам нужно скакать непременно через лес? — спросила Соня.— Почему ты не хочешь выбраться на Тракт?

— Ты забыла о Доктрине,— напомнил Север, предпочитая не вдаваться в подробности.

Соня сразу вспомнила о путешествии в Логово, когда та же Доктрина заставила их отказаться от посещения городов. Но тогда они опасались своей воровской репутации, а теперь?

— Доктрина запрещает все, что считается опасным или просто подозрительным, так что нам лучше никому не попадаться на глаза,— попытался разъяснить Север.

— Не понимаю, что в нас подозрительного и уж тем более опасного,— вскинулась воительница.

— В том-то вся и беда, что вопрос этот оставлен полностью на усмотрение должностных лиц. Любой десятник городской стражи может потребовать у тебя объяснений относительно наших четвероногих и пернатых спутников, и вряд ли его убедит трогательная история о твоей любви к животным.

— Но ведь они же разумны, как люди,— заметила Гана и, морщась от боли, поерзала в седле.

— А вот об этом я попрошу тебя не упоминать в разговоре ни с кем, кроме нас,— ответил Север и остановился на ней долгим взглядом, который отвел, только удостоверившись, что она правильно поняла сказанное.

— Вот дерьмо…— проворчала девушка и кивнула Северу, показывая, что сделает, как он велел.

Вороненок открыл клюв и покосился на нее одним глазом, как курица.

Наконец вернулась Вестница, положив конец их спору. Она уселась на плечо Вожака и, выразительно посмотрев на него, указала клювом на запад, давая понять, что они могут отправляться.

— Далеко? — спросил Север.

— Кар-р! — каркнула ворона, и это означало, что ехать предстоит меньше лиги.

— Вперед!

Вожак легонько ударил коня, и тот пошел вдоль кромки леса резвой рысью. Гана направилась за ним, то и дело вздрагивая от боли. Она чуть ли не с ненавистью смотрела в спину Вожака. Во время короткого отдыха начинающая наездница успела расслабиться и теперь чувствовала себя так, словно стоит на четвереньках, а кто-то безжалостными пинками гонит ее все вперед и вперед.

Ворона летела медленно, приглашая всадников за собой, и вскоре свернула на юг, к неширокой просеке. Соня сразу узнала это место. Именно этой просекой заканчивалась дорога, которой они пробрались через лес.

С другой стороны леса они должны выйти прямо к Нумалии. Они поехали по каменистой земле, заросшей высохшим за лето мхом, сквозь шапки которого лишь кое-где пробивались жалкие клочья травы.

— Ну когда же остановка? — не переставая ныла Гана.

— Потерпи немного,— отмахнулся Север,— мы должны найти место с травой и водой: кони тоже голодны.

— Я знаю, где остановиться,— сказала Соня и уверенно повела их в чащу, забирая вправо от просеки.

Вожак не стал спорить и послушно направился следом. На пути им встречались только ели и сосны, и заросли их становились все гуще. Вскоре начал попадаться живой мох. Воздух стал влажным, трава — выше и гуще, и наконец путники выбрались к ручью, который с тихим журчанием струился между камнями.

— Ну вот и приехали,— сообщила Соня.

— Я думала, не дождусь,— простонала Гана, сползая на землю.

Хорошо зная, чем это должно закончиться, Север быстро соскочил с коня, но подхватить ее успел только в самый последний миг, когда она едва не ткнулась лицом в камни.

— Вот дерьмо,— выругалась девушка, тщетно пытаясь встать на ноги, а когда осознала, что не в силах этого сделать, подняла на Севера полные ужаса глаза.— Я что же, теперь ходить не смогу? — чуть не плача, спросила она.

— Успокойся,— рассмеялась Соня, подхватывая подругу с другого бока.— Для первого раза ты слишком долго пробыла в седле. Так со всеми случается поначалу.

Пока они вели девушку к облюбованному Соней для ночлега месту, Гана только вяло перебирала ногами, но лишь до тех пор, пока ее не попытались опустить на мягкое ложе из мха.

— Только не на зад! Только не на зад! — закричала она, испуганно замахав руками, и даже попыталась самостоятельно встать, но, едва ее отпустили, тотчас повалилась на землю, и Северу вновь пришлось ловить ее.

Только уткнувшись лицом в мох, она вздохнула с облегчением. Ее спутники тем временем позаботились о конях, о ночлеге. И когда костер запылал, отгоняя незаметно подкравшиеся вечерние сумерки, она даже смогла жевать свежеприготовленное жаркое и выглядела гораздо лучше.

— Ну, как ты? — участливо спросила Соня по-другу.

— Спасибо, отвратительно,— отозвалась та, подкармливая вороненка от своего куска, в то время как Вестница предпочитала есть мясо сырым.

— Не расстраивайся так.— Север ободряюще улыбнулся.— Вот увидишь, когда пройдет боль, тебе понравится.

— Может быть,— вяло согласилась Гана.— Только пока мне кажется, что это битье седлом по заду — сомнительное удовольствие…

С восходом солнца, едва позавтракав, они продолжили путь. Гана со стоном забралась на своего гнедого и принялась стонать, уверяя своих спутников, что жить ей осталось совсем чуть-чуть. Однако останавливаться она не решалась. Постепенно стоны ее начали раздаваться все реже и звучали уже не так страшно, а вскоре она догнала спутников и, ответив смущенной улыбкой на их вопросительные взгляды, поскакала рядом.

Весь день они ехали через лес, который становился все гуще. Почва стала суше, и камни перестали попадаться на дороге. Только раз остановились они, чтобы пообедать, и снова тронулись с путь. Лес вновь начал редеть, и к вечеру путники достигли его южной границы. Впереди высилась громада Нумалии, увидев которую Гана едва не выпала из седла. Неприступные стены Ханумара до сих пор стояли у нее перед глазами. Он казался ей чудовищем, почти недоступным человеческому пониманию. И вдруг она увидела нечто еще более грандиозное…

— Чтоб мне сдохнуть…— прошептала она.— Сколько же там внутри домов? — Соня, не выдержав, рассмеялась, но Север только слегка улыбнулся. Она окинула обоих недоумевающим взглядом.— Вы чего?

— Узнаешь, когда окажемся внутри,— уклончиво пообещала Соня.

— Мы поедем туда? Ты не шутишь? — ужаснулась Гана.

— Ты что это задумала? — насторожился Север.

— Поедем,— пообещала она,— но только не туда.— И повернулась к Северу:— Нам ведь все равно придется сделать кое-какие покупки, да и передохнуть не помешает. Я предлагаю остановиться в Шадизаре,— повторила она высказанное в Логове желание.

Именно поэтому Вожак ничего не ответил. Просто вопросительно смотрел на нее, ожидая дополнительных разъяснений.

— Там я знаю всех и все. У меня куплены все, начиная с десятников и заканчивая начальником городской стражи. К тому же и мне самой хорошо бы появиться там, чтобы показать, что я не пропала, и заплатить кое-кому, чтобы мое особое положение сохранялось и впредь,— объяснила она, и Север понял: слова его подруги предназначены не столько Гане, сколько ему.

— А Вулоф с Вилвой? — спросил Север. Ему эта затея с остановкой в Шадизаре не понравилась в Логове, не нравилась и сейчас.— Что делать с ними? Их ведь не взять с собой в город, пусть это и Замора с ее вольными нравами.

— Оставим их в горах,— ответила Соня.— Это меньше чем полдня пути от города, и там им нечего опасаться: зуагиры наверняка уже двинулись к югу, на зимние пастбища. Что скажешь?

Теперь уже она вопросительно смотрела на своего спутника.

— На месте решим,— ответил он.— А сейчас — вперед! Заночуем к югу от Нумалии.

Он вновь ударил коня, и они помчались вперед. Только теперь скачка длилась несколько дольше.

В самом начале лета, когда, полная честолюбивых планов, Соня скакала на север, ей и в голову не пришло рассмотреть город хотя бы снаружи. Они старательно держались кромки леса, больше заботясь о том, чтобы их не заметили.

Теперь же она увидела Нумалию вблизи и впервые поняла, почему никто — ни гирканцы, ни Туран, ни Аквилония, ни варвары с севера — не сумели покорить эту державу, мощь которой составляли превращенные в крепости города и похожие на города крепости.

Пожалуй, Шадизар своей пышностью даже издали превосходил Нумалию, не говоря уж о Ханумаре, самом северном из немедийских городов, но даже его стены не могли сравниться с шадизарскими высотой и мощью. А нумалийские, оснащенные могучими бастионами, производили потрясающее впечатление.

Теперь, не опасаясь увязнуть в болотистых берегах Желтой реки, они скакали уже гораздо дальше от города и вскоре миновали его, вновь ворвавшись под сень леса, на сей раз лиственного. Их встретила плотная стена дубов, листву которых еще не отметило дыхание припозднившейся в этом году осени. Правда, встречались еще и ели, и сосны, но их было очень мало.

Соня вновь уверенно выбрала место ночевки, пообещав, что следующую ночь они проведут среди людей и в нормальных постелях. Этот переход Гана перенесла лучше предыдущего и даже смогла принять участие в разговоре. Ночь прошла спокойно, и с рассветом тронулись в путь. К вечеру и впрямь добрались до деревушки лесных жителей, которые сперва, из-за сопровождавших людей огромных волков, встретили их настороженно, но когда узнали Соню и поняли, что зверей опасаться не следует, успокоились.

Поутру Север щедро расплатился, и все трое, уверенные, что в этой деревушке их теперь всегда примут с радостью, продолжили путь. Очень скоро лес перешел в заросшие деревьями участки, похожие на небольшие рощи. Постепенно и сами рощи становились все мельче. Между ними заструились текущие с востока речушки, теперь уже все с пресной водой. Путники мчались вперед, радуясь тому, что местность казалась дикой, а еще более — тому, что она изобиловала дичью. Странники уже потеряли счет дням, которые сплелись для них в одну нескончаемую вереницу, наполненную непрерывной скачкой.

Теперь отряд скакал вдоль Карпашских гор, оставляя их слева от себя. Здесь, на юге Коринфии, рощи встречались все реже и реже, пока не исчезли вовсе. Это значило, что путники попали в центральную часть страны — плодородную равнину. Об этом говорили многочисленные стада диких коз, ланей, быков. Если все и прежде не испытывали недостатка в съестном, то теперь началось форменное обжорство, потому что Вулоф с Вилвой после вечерней охоты притаскивали еды больше, чем они могли съесть впятером.

— Скоро перевал,— сказала в один из дней Соня.— Завтра выберемся на Тракт.

Именно так и получилось на следующее утро, почти сразу после того, как они покинули место ночевки. Здесь отряд невольно остановился, чтобы осмотреться. Как оказалось, даже Север не бывал прежде в этом месте Тракта, и Соня подумала, что это несколько странно, ведь, по его же словам, он много путешествовал. Тем не менее она чувствовала себя на высоте, показывая это великолепие. Тракт тянулся на запад и, пересекая Коринфию, устремлялся к Бельверусу. Разглядывая с ювелирной точностью пригнанные друг к другу полированные плиты, Север восхищенно присвистнул.

— Чтоб мне сдохнуть! — изумилась Гана.— И это называется дорогой? — искренне ужаснулась она.

Прежде из дорог Гана видела только центральную улицу Ямы с загаженными обочинами. Мощенная булыжником площадь казалась ей верхом совершенства, поэтому легко понять, насколько ее поразило увиденное. Девушка без устали бродила по гранитным плитам, пытаясь найти хоть травинку, проросшую сквозь стык, и не могла ее отыскать.

— Чтоб мне сдохнуть,— в который уже раз повторила она, вскакивая в седло, и направилась следом за своими спасителями.

Весь этот день ушел на дорогу через Карпаши. Несмотря на то что Вестница проверила путь, а волки бежали впереди, Соня всерьез опасалась напороться на шайку Кривого Тугуна. Она не общалась с промышлявшими разбоем и убийствами грабителями и потому не рассчитывала на особое к себе отношение. Не помогла бы и выучка Севера. Соня знала, что разбойники расстреливают свои жертвы из луков, а потом просто добивают раненых. Но, как и на пути в Логово, они не встретили никого.

«Впрочем,— подумала она,— вряд ли это можно назвать удивительным. Кривой Тугун промышляет на Тракте, только когда всерьез рассчитывает на жирный куш. А это обычно караван из Бельверуса или Шадизара, и время его выхода, хоть и держится в тайне, известно всем».

К вечеру, когда солнце уже садилось за уходившие на юго-запад отроги Карпашских гор, они достигли наконец конца перевала и попали в Замору. Соня тут же направила маленький отряд на восток, и они скакали почти до захода солнца. Зато отсюда город стал виден как на ладони.

— Чтоб мне сдохнуть…— опять прошептала Гана, уставившись неподвижным взглядом на похожий на некий сказочный город Шадизар.

— Кр-рау! — подражая ее интонациям, изрек вороненок.

Стены города не производили такого неизгладимого впечатления, как наружные укрепления Нумалии, зато они оставляли открытыми для обозрения гигантские купола храмов, расписанных разноцветной глазурью, громады дворцов и шпили, гордо устремленные в высокое небо.

Соня с Севером переглянулись и начали расседлывать коней, а Гана так и осталась в седле. Она смотрела и не могла насмотреться. Губы ее что-то беззвучно шептали, и Соня не могла понять, то ли это молитва, то ли ругательства. Восторг ее подруги мог проявиться в самой неожиданной форме.

Спать легли сразу после ужина, и сон мгновенно сморил всех троих. На ночь по-прежнему ложились все вместе: хотя солнце продолжало палить днем, ночью приближавшаяся осень давала о себе знать даже здесь. Север не без иронии отметил одну мелочь: после первой же совместной ночевки Соня закрепила за собой место между ним и Ганой. Однако даже шутить по этому поводу он не пытался, слишком хорошо зная, что может сделать его вспыльчивая возлюбленная.

Ночь пролетела как один миг. В это утро рыжеволосая красавица проснулась еще до зари. Быть может, причиной тому послужила близость Шадизара — города, в котором она провела последний год и который стал ей почти родным. Она вспомнила собственные слова о том, что дом — место, где тебя любят, и задумалась.

Любят ли ее здесь? Она, безусловно, могла рассчитывать на признательность Саиба. Вполне вероятно, он и любил ее по-отцовски, но кому, кроме тавернщика, она позволяла хотя бы изредка заглянуть себе в душу? Пожалуй, никому. Более того, она старательно избегала сближения с кем бы то ни было, опасаясь ненужных привязанностей. Находясь в центре всеобщего внимания, она предпочитала оставаться одна. Такое положение не позволило ей обзавестись друзьями, зато врагов она имела немало. Возможно, даже с избытком.

И все-таки четверо мужчин и одна женщина стали для нее неожиданно близкими, и ко всем она прикипела душой, пока они пробирались в Логово. Но, как видно, Рок по-своему распорядился ее будущим. То же самое Логово, что свело ее с друзьями, погубило троих, а еще двоих безжалостно выбросило из ее жизни…

И все-таки она сейчас вспомнила Логово с теплотой, которой и сама от себя не ожидала. Что же происходит?

Дом — это место, где тебя любят…

Логово — место, где ее ненавидят…

Так почему же она вспоминает о нем с таким особым, похожим на грусть чувством? Не потому ли, что там нашла свою любовь? Она с нежностью посмотрела на Севера и досадливо закусила пухлую губу: проклятая девчонка уже прилепилась к руке ее любимого, и Соня готова убить ее за это! Красавица через силу заставила себя улыбнуться.

Недаром говорят, что от любви до ненависти один шаг. Теперь она ясно почувствовала это и поняла, что если любовь к Северу когда-нибудь и покинет ее сердце, то лишь когда ее вытеснит ненависть! Нет, только не это… Она отстоит свое чувство, чего бы это ей ни стоило!

Воительница посмотрела на тонувшие в утреннем тумане стены Шадизара, и ей пришло в голову, что, быть может, и Логово обрело для нее значимость, потому что подарило ей и друзей, и врагов, отняло жизни друзей, а кое-кого из врагов, наоборот, сделало друзьями. Конечно, Соня вряд ли могла назвать Разару другом, но чутье подсказывало ей, что она обрела если не любовь, то уважение Белой Волчицы. И она знала, что, выпади случай, Гайрам придет ей на помощь, не дрогнет и не отступит. И еще Север! Много это или мало? Всего три человека, но зато на них можно положиться.

И наконец, у нее появилось дело. Правда, ее мало заботили властолюбивые замыслы повелителей Похиолы, но она помнила, что теперь заодно с Вожаком. Он не открыл ей всего, но она верила, что такой человек не станет рисковать ни своей жизнью, ни жизнью близких ему людей ради недостойной цели. А враги… А когда она их боялась? Врагов можно презирать, можно ненавидеть; но бояться?

Солнце тем временем медленно поднималось над покрытыми ослепительно белым снегом далекими вершинами Кезанкийских гор. Прохладный утренний ветер, лаская, обдувал разгоряченное лицо девушки. Туман понемногу рассеивался, открывая ее взору бескрайнюю степь, пестревшую разнотравьем, которое теперь, в преддверии осени, окрасилось в более мягкие, пастельные тона. В лазурном небе не виднелось ни облачка. Соня посмотрела по сторонам. Вокруг никого, если не считать стреноженных коней, что паслись неподалеку. Однако не они интересовали рыжеволосую воительницу. Прикрыв от солнца глаза ладонью, девушка смотрела на юг, где вдалеке, рядом с башнями манившего ее — она не могла не признаться себе в этом — Шадизара, она заметила тонкую змеящуюся цепочку навьюченных животных.

— Похоже, караван? — услышала она голос Севера и досадливо закусила губу: опять она не слышала, как он подкрался.

— И как это тебе удается? — обернувшись, спросила она с улыбкой.

— Тебе ли спрашивать? — ответил он, и она тихонько рассмеялась.

Так и есть. Она гордилась умением подкрадываться неслышно, вот только с Вожаком это никак не получалось. Конечно, ее самолюбие страдало, но девушка почти смирилась с тем, что он превосходит ее во всем.

— Караван,— сказала она.— И нам лучше уйти отсюда поскорее.

— Но почему? — удивился Вожак.

— Караван могут поджидать в ущелье,— объяснила Соня то, что сама считала очевидным.— А это большой караван,— подумав, добавила она.— К полудню они добредут сюда, а значит, нам пора сматываться. То же самое случилось, когда я покидала Шадизар. Мы проехали через горы и не заметили засады, хотя точно знали, что караван поджидают.

— Так здесь тоже промышляют шайки? — обрадовалась Гана. Она уже проснулась и теперь стояла рядом со своими друзьями.

— Да,— кивнула Соня.— Только называются они наемниками или грабителями — по-разному. Все зависит от обстоятельств.

— Тогда нам лучше уйти немедленно,— испугалась девушка.— Не люблю я этих потасовок! Жаль только, поедем натощак.

— Ничего,— успокоила ее подруга.— Пообедаем в Шадизаре. Я до смерти соскучилась по приличной кухне и хорошему вину.

Быстро собравшись, они пустили коней вниз по склону горы и через несколько мгновений остановились у ее подножия, ожидая, когда Север даст последние указания волкам. Он что-то говорил Вулофу и поглядывал на Вилву. Оба согласно, совсем как люди, кивали. Выглядел этот разговор настолько необычно, что Гана на время даже отвлеклась от созерцания стен далекого еще Шадизара и переключила свое внимание на Вожака. Наконец Север удостоверился, что его поняли как надо, и кивнул своей подруге — можно трогаться.

— Вперед! — крикнула Соня, вновь почувствовав себя главной, и Гана вздрогнула, словно проснулась.

Прекрасная воительница мгновенно вырвалась вперед на добрую сотню локтей и помчалась по степи, подбадривая коня, а может, и себя, воинственными криками. Не желая отставать от подруги,

Гана хлестнула гнедого и бросилась в погоню. Север, словно нарочно пропустив их вперед, поскакал следом, гоня перед собой коней без седоков.

Свежая зелень трав, которую лишь едва колыхал слабый ветерок, походила на водную гладь, и благородные животные утопали в ней едва ли не по грудь. Только теперь Гана поняла своих новых друзей, которые наслаждались, целиком отдаваясь бешеной скачке! Синее небо раскинулось над головой, а впереди неподвижно застыли покрытые снегом вершины Кезанкийских гор. Ей и вправду казалось сейчас, что ничего нет в мире прекрасней, хотелось мчаться за горизонт, бесконечно долго, пока копыта коней не простучат дробно по краю мира! Соня чуть придержала гнедого, чтобы подруга смогла догнать ее, и дальше они поскакали рядом.

Время от времени то одна, то другая вырывалась вперед, подзадоривая соперницу. Зажженная солнцем темная медь волос шадизарской красавицы разметалась на ветру, подобная пламени факела, что освещает путь в ночи, и намеренно отставший Север невольно любовался Соней.

Вскоре невдалеке, скрытая доселе между травами, мелькнула широкая полоса дороги. Еще через несколько мгновений копыта коней застучали по камню Тракта.

Только возле самых ворот Соня натянула поводья, поджидая спутников, втайне жалея о том, что лихая скачка завершилась так скоро.

Когда Север нагнал остановившихся у ворот спутниц, седой десятник уже подошел к ним и теперь с восхищением, которое граничило с наглостью, взирал на его подругу.

— Цель приезда? — осведомился он.

— Ты что же, придурок, глаза свои дома оставил? — нахмурилась Соня.

— Припоминаю, что когда-то встречались,— равнодушно ответил тот, старательно не замечая оскорбления.— Время летит быстро,— философски заметил он,— а через ворота проезжают столь многие, что всех, как ни старайся, не упомнишь.

Он выразительно посмотрел на девушку, и глаза прекрасной шадизарки потемнели, предвещая бурю, но более чем прозрачный намек на пролетевшее время остудил ее пыл.

— Север,— обратилась она к своему спутнику.— Отсыпь этому прохвосту сотню золотых. Это вернет ему память.

Вожак удивленно вскинул бровь, но спорить не стал и, послушно развязав кошель, уплатил требуемую сумму.

— Ну как? Теперь припоминаешь?

— А как же! — ухмыльнулся стражник.— Еще не родился мужчина, способный забыть божественную Соню, если увидел ее хоть раз!

При виде золота, посыпавшегося в руки их начальника, толпившиеся рядом стражники одобрительно загалдели. К тому же часть этих денег должна была перекочевать в их кошельки, и это обещало достойное завершение прекрасно начавшегося дня в одной из таверн славного города воров.

— Я все еще должна объяснить, куда еду и зачем? — поинтересовалась красавица.

— Ба! — хлопнул себя по лбу десятник.— Я сейчас припомнил: ты ведь живешь в этом городе! А кто твои спутники? — Он вновь осклабился.

— Довольно того, что они мои спутники,— нахмурилась Соня.

— Конечно, конечно…— заторопился десятник.

Он вовсе не желал портить отношения с прекрасной воительницей, которая с королевской щедростью сорила золотом.

— Тем не менее я отвечу тебе. Север — мой казначей, а Гана — мой писарь, и, смею надеяться, что моим спутникам нечего опасаться в моем городе?

— Не сомневайся! — ухмыльнувшись, поспешил он заверить девушку.— За такие деньги он может на моих глазах помочиться на статую Тиридата Великого! Но только на моих. И моих людей… Поняли, бездельники? — спросил он, повернувшись к своим людям, и те радостно загоготали, что означало полное согласие.

— Не беспокойся,— ответила Соня,— остальные получат свою долю сегодня же.

— Я рад знакомству, Северянин! — Он кивнул Соне, показывая, что вполне удовлетворен ее ответом, и улыбнулся Северу открытой улыбкой, по-своему истолковав произнесенное девушкой имя.— В тебе чувствуется сила, а такие люди везде ко двору.

— Благодарю за добрые слова,— сдержанно ответил Вожак.— Да и насчет статуи мысль интересная, хотя я вряд ли воспользуюсь предоставленным мне правом.

Десятник захохотал, стражники подхватили, и, сопровождаемые их смехом, путники въехали в город.

Пока Соня разговаривала с десятником, Гана сидела в седле, не зная куда девать глаза. С одной стороны, ей льстили более чем жадные взгляды, которыми ее одаривали стражники, а с другой — она просто не знала, как вести себя в таких случаях. В Яме ее просто использовали, как использовали бы любую другую женщину, окажись та на ее месте. Здесь же она почувствовала, что ею еще и восхищаются. Это оказалось настолько приятно и непривычно одновременно, что она не могла понять, какое из ощущений сильнее.

Север лишь посмеивался про себя, прекрасно понимая ее состояние, но, в отличие от деревенской девчонки, он заметил и еще кое-что: на Соню смотрели совсем не так, как на Гану. В обращенных на его подругу взглядах читался такой священный восторг, какого он никак не ожидал от огрубевших на службе вояк. Пожалуй, когда десятник назвал Соню богоподобной, он выразил свое истинное к ней отношение, и не только свое, но и своих людей.

Постепенно улица, по которой они ехали, становилась все просторнее, а дома все роскошнее, но даже те постройки, что остались позади, произвели на Гану неизгладимое впечатление, и чем дальше они продвигались вперед, тем шире раскрывались ее и без того огромные глаза.

— Неужели здесь живут люди? — с изумлением прошептала она.

— Я так понимаю, что дома тебе понравилось? — улыбнулась Соня.

— Да уж…— покачала головой ее подруга.

Небольшой отряд въехал в центральную часть города и начал понемногу приближаться к торговой площади. Лавки ремесленников непрерывающимися рядами лепились одна к другой. Рискуя вывалиться за прилавки, торговцы наперебой протягивали проезжающим ткани, оружие, обувь и украшения. У Ганы глаза разбегались при виде такого изобилия.

Продавцы вина, фруктов, сластей и прочей снеди надрывно расхваливали свой товар, вызывая у девушки перемежающиеся приступы то голода, то жажды — в зависимости от того, что ей предлагали. Она умоляюще посмотрела на Соню, но та предложила ей немного потерпеть, и Гане не оставалось ничего другого, как вдыхать божественный аромат свежей выпечки и глотать наполнявшую рот слюну.

— Теперь следите внимательнее, чтобы не пропали деньги и вещи,— предупредила Соня.

— Да у меня денег-то…— начала было Гана и ощупала глаз.— Даже синяка не осталось,— вздохнула она, поймав на себе насмешливые взгляды Сони и Севера.

— Ну так следи за поклажей.

Предупреждение оказалось как нельзя кстати, потому что не проехали они и сотни шагов, как к ним подскочил пронырливый торгаш, с головы до ног увешанный всевозможными талисманами и амулетами.

— Благородный господин! — даже не посмотрев на Соню, с ходу закричал он, наваливаясь Северу на ногу.— Ты едешь на рыночную площадь, а там полно отребья без совести и чести. Купи амулет от воровства! — Он затряс перед лицом Севера плоской дощечкой с грубо вырезанными на ней рунами непонятного содержания.— Он защитит! — простодушно пообещал коротышка.

На краткое мгновение он замер, а Вожак молниеносно — Соня даже удивилась, как ловко это ему удалось! — поймал воришку за руку с зажатым в ней ножом, которым тот намеревался срезать кошель Севера.

— Да ты, я вижу, и цену сам себе назначил,— насмешливо сказал воин, легко поднимая вора на пару локтей над землей.— И даже взять их решил сам, не утруждая меня. Только сдается мне, что это сильно смахивает на воровство.— Он обернулся к Соне, которая едва заметно улыбалась.— Что в Шадизаре делают с карманником?

— Отрубают руку.

— Вот как? — Неуловимым движением он выхватил из-за спины клинок и приставил его к кисти вора, все еще сжимавшей нож.— Слишком длинные у тебя руки,— заметил Север.— Не укоротить ли их прямо сейчас? — задумчиво спросил он, все еще держа коротышку на весу.

— Соня… Бела ради, Соня…— лепетал тот побелевшими губами, переводя затравленный взгляд с воина на огнегривую воительницу.

— Что случилось? — раздался рядом хриплый голос.

Отряд городской стражи во главе с десятником остановился рядом, с интересом наблюдая за происходящим.

— Все хорошо, Артан.— Соня успокаивающе подняла руку.— Мы сами разберемся.

— Никак божественная Соня вновь почтила Шадизар своим присутствием? — заметил он почтительно, но достаточно холодно.— Мы уже стали забывать тебя.

— А ты приходи ближе к вечеру к Саибу. Я намереваюсь напомнить о себе,— пообещала она, и напускное равнодушие десятника как рукой сняло.

— Вот это дело! — обрадовался он и мгновенно исчез, а вместе с ним и его люди.

— Ну и что с ним делать? — уже серьезно спросил Север.

— Отпусти. Чего же еще? — удивилась Соня.

Север пожал плечами и, кинув клинок в ножны за спиной, поставил воришку на землю, одновременно снимая у него с груди дощечку, которую тот пытался сбыть.

Руны показались знакомыми, и он поднес амулет к лицу.

— Благодарю за покупку,— прочитал он вслух и расхохотался.— Веселый, оказывается, город Шадизар. Что ж,— сказал он вору, все еще стоявшему рядом и даже понемногу приходившему в себя,— я покупаю.— Он бросил монету, которую незадачливый торговец поймал на лету, и монета тут же исчезла у него из рук.— По крайней мере, сегодня ты честно заработал деньги,— добавил Север и собрался ехать дальше, но вор неожиданно задержал его.

— Постой, господин. Позволь я дам тебе другой амулет.— Он протянул маленькую статуэтку Бела.— Надень его, и, пока не покинешь Шадизар, ни один карманник не посмеет посягнуть на твой кошелек.

Север рассмотрел статуэтку и повернулся к воришке.

— Быть может, у тебя найдется еще одна такая же? Для подруги Сони? — спросил он, указывая на Гану.

— Для спутницы богоравной Сони у меня найдется все,— обрадовался тот, доставая еще одну фигурку покровителя воров.

— А скажи,— спросил его Вожак, кидая вторую монету, которая так же стремительно и так же непонятно, как и первая, исчезла в голой руке вора,— отчего ты вдруг воспылал заботой о моем имуществе?

— Скажу честно.— Он печально вздохнул.— Никогда еще меня не ловили так легко, как это сделал ты, а вина моя никогда не выглядела столь неопровержимой, как сегодня.— Он сокрушенно покачал головой.— Артан у меня на откупе, но, если бы ты настоял, даже он ничего не смог бы поделать. Я получил серьезный урок, за который стоит заплатить.

— Это Филог,— сообщила Соня, когда они отъехали на два десятка шагов.— Состоятельным людям он предлагает купить у него амулеты, которые защищают от воровства. Ханторэк в свое время пожадничал. Это обошлось ему в пятьсот золотых, а ведь купи он один, и тот защитил бы его, по крайней мере, от самого Филога.

— Ага,— кивнул Север.— Теперь я понимаю значение начертанной на амулете фразы.

— Верно,— ухмыльнулась Соня.— Филог человек благодарный, но и переоценивать его простодушия не стоит.

— То есть?

— Ну… Те амулеты, что он продал тебе и Гане…

— С ними что-то не так?

Гана забеспокоилась и принялась рассматривать подаренное ей украшение со всех сторон.

— Да нет, с ними все нормально,— объяснила девушка.— Просто беспокоился он вовсе не о тебе, а о своих людях. Теперь вы оба как бы меченые. Любой член гильдии воров, только завидев их на ваших шеях, поймет, что с вами связываться опасно. Впрочем,— поправила она сама себя,— какая разница? Главное, что свое дело он действительно сделает.

Север рассеянно кивнул, потому что как раз в это время они выехали на площадь.

— Чтоб мне сдохнуть…— изумленно прошептала Гана.

Казалось, она забыла и об амулете, и о терзавших ее запахах. Она смотрела на величественную статую воина, восседавшего на могучем коне.

— Это Тиридат Заморийский,— принялась объяснять Соня.— Он приложил огромные усилия к тому, чтобы отыскать сокровища легендарной Ларши. После Великой Катастрофы он отправил на поиски большой отряд воинов, но все они сгинули. Говорят, те, кто дожидались смельчаков снаружи, долго слышали леденящие душу крики, доносившиеся из-за полуразрушенных стен. Вскоре случилось сильное землетрясение, которое еще больше разрушило покинутый город, и никто уже не отваживался проникать за его стены.

— Какая красота! — восхищалась Гана.

— Кстати,— ухмыльнулась Соня.— Именно здесь тебе разрешили облегчиться.

Гана возмущенно фыркнула, а Север лишь усмехнулся и перевел разговор на другую тему.

— А ты заметила, как быстро удалился Артан? — спросил он.

— Конечно,— кивнула Соня.— Стражник — очень прибыльная должность, ведь им платят все, кто не в ладах с законом. Они должны видеть все и находиться везде, и одновременно оставаться незримыми, если их присутствие нежелательно. Филог платит Артану за то, что тот не замечает его.

— По-моему, он не ограничился этим,— заметил Север.

— По собственному желанию,— с улыбкой согласилась Соня.— Филог — мастер гильдии воров и щедро платит, а ты попытался лишить Артана одной из кормушек. Не мудрено, что он насторожился, но как только понял, что тревожился напрасно, тут же вновь растворился в толпе. ..

Север покачал головой. При всей своей опытности он никогда не сталкивался со столь своеобразной охраной порядка. Скорее уж, здесь соблюдали определенные правила совершения преступлений. А как же жители города? Похоже, кто платит, тот защищен. Остальные выходят из положения кто как может.

— О чем задумался? — поинтересовалась Соня.

— Об увиденном,— отозвался Вожак.— О чем же еще?

— Ну и как?

— Да никак,— ответил он, пожав могучими плечами.— Жить здесь, конечно, можно, но я бы не хотел.

— Что же тебе не понравилось?

— Сильный должен защищать слабого. Умный должен указывать сильному путь. А здесь лучшие качества человека используются для того, чтобы возвыситься над теми, кто их лишен. В лучшем случае — просто защитить себя.

— Ты прав,— согласилась девушка.— Но ведь везде так.

— Не везде,— уверенно ответил он и, поймав на себе ее удивленный взгляд, добавил: — Надеюсь, и ты когда-нибудь убедишься в этом.

Что подумала о его словах Соня, так и осталось неизвестным. Скорее всего он говорит о своей загадочной родине, но расспрашивать его в присутствии Ганы она не стала. Девушка же смотрела на них и, казалось, вовсе не понимала, о чем они спорят. Такая красота, такое богатство… Как все это великолепие может не нравиться? Уж в Яме-то всяко жилось похуже, чем здесь. Впрочем, где им понять это… Отсыпь, говорит, поганцу сотню монет, чтобы память освежить, а тот берет и сыплет, и хоть бы слово сказал против! Да на эту сотню в Яме!.. Гана вспомнила покосившиеся лачуги и горы гниющего мусора на обочинах, и ей сделалось дурно от одной только мысли, что она когда-нибудь вернется обратно. Ну нет! Эти двое богаты, как короли, и она теперь от них ни за что не отстанет, разве что только сдохнет…

— Приехали,— известила своих спутников Соня, когда они добрались до моста через широкий канал.

Соня спрыгнула на землю и осмотрелась. Ничто не изменилось, пока ее не было, словно она и не отлучалась на все лето. Она повернулась к Северу, который не последовал ее примеру и остался в седле:

— Подождите меня здесь.

Спутник ее кивнул в ответ и принялся разглядывать фасад здания, перед которым они остановились. В два этажа, чистое и опрятное, с распахнутыми настежь окнами, из которых доносились голоса гуляк, оно примостилось на самом берегу канала, перед мостом, соединявшим центральную часть города с Пустынькой — воровской частью Шадизара.

Девушка бесшумно отворила дверь, мягко скользнула внутрь и по выработанной годами воровской жизни привычке остановилась на пороге, присматриваясь. Все как всегда. Люди пили, ели и веселились. Однако внимательный взгляд девушки отметил и кое-какие изменения. Несмотря на то что едва перевалило за полдень, свободных столов в большом зале оставалось совсем немного — едва ли четверть от общего числа. Это означало, что старалась она не зря, и дела Саиба пошли в гору.

Девушка мельком оглядела посетителей, отмечая немало давно знакомых пьяных и еще не успевших захмелеть. Правда, попадались и незнакомцы, которые вели себя с тихим достоинством, явно показывавшим, что они выбрали эту выгодно расположенную таверну для деловой встречи. Однако ни один из них не внушал опасений, а чутье Соню еще никогда не подводило.

Одним словом, обстановка, царившая у Саиба, успокоила Соню. Большой квадратный зал с двумя примыкавшими к нему малыми, отделенными от него только плотными занавесями, наполнял нестройный шум голосов. Несмотря на отворенные настежь окна, стояла духота, которую не могла рассеять даже близость канала, но привычные ко всему завсегдатаи не обращали на это особого внимания. Впрочем, такая выносливость посетителей не вызывала удивления: шадизарцы привычны в равной степени и к летней жаре с ее пылью и духотой, и к пронизывающим до костей колючим зимним ветрам.

Надо, однако, сказать, что к осторожности Соню побуждала скорее привычка действовать осмотрительно. Ее давно не было в Шадизаре, да и уехала она из города без шума. Все последние дела прошли тихо и гладко: если уж Соня бралась за заказ, то исполняла его чисто и следов не оставляла. Иногда, правда, ей случалось совершать кражу для себя, но в таких случаях она никогда не брала вещей, которые могли бы опознать бывшие владельцы.

Наконец Соня поймала взгляд Саиба, круглое лицо которого мгновенно расплылось в улыбке. Он крикнул пару слов жене, которая тут же заняла его место в зале, и засеменил между столами навстречу своей компаньонке. Она же кивнула на входную дверь, показывая, что ожидает его снаружи, и вышла.

Соня успела только обменяться взглядами с Севером, когда дверь отворилась и на улицу выскочил коротышка-тавернщик.

— Ах, Соня! — воскликнул он, всплеснув пухлыми ручками, но тут же заметил могучего незнакомца с белокурой красоткой и осекся, не зная, как вести себя в их присутствии.

— Это мои спутники, Север и Гана. При них можешь говорить ничего не скрывая, но перед этим я хотела спросить: моя комната еще свободна?

— Ай! — Толстяк снова всплеснул ручками, и его круглое лицо опять расплылось в улыбке, превратив и без того узенькие глазки в две почти незаметные щелки.— Ну как не стыдно? Ведь я уже говорил: ту комнатку, что тебе приглянулась, я никому не сдаю! — Он улыбнулся еще шире, хотя, казалось, это уже невозможно.— Несмотря на тревожные слухи, я все же надеялся, что когда-нибудь ты почтишь ее своим божественным присутствием!

— Тревожные слухи…— задумчиво повторила Соня и, поняв, что он имеет в виду, продолжила: — Тогда вот что. Позаботься о конях… Надеюсь, в стойлах для них найдется место? — Саиб с готовностью кивнул.— Тюки пусть поднимут наверх, и приходи сам.

— Слушаюсь, моя госпожа,— ответил толстяк и согнулся в шутливом и неожиданно грациозном для столь тучного человека поклоне, в котором, однако, все трое почувствовали неподдельные искренность и восхищение.

— Юрг! — приоткрыв дверь, крикнул он от порога.— Позаботься об этих прекрасных скакунах,— повторил он почти дословно приказ Сони, когда юноша предстал перед ними,— а поклажу снесешь в комнату госпожи. И пошевеливайся — скоро начнут появляться завсегдатаи.

Он открыл двери, пропуская почетных гостей вперед.

Север спрыгнул с коня, которого тут же взял под уздцы молодой слуга, и помог спуститься на землю Гане, что заставило Соню нахмуриться, но она тут же отругала себя: он ведь просто поступил так, как не мог не поступить. Все трое вступили в общий зал. И тут только Соню заметил один из завсегдатаев.

— Ба! — воскликнул он.— Да никак сама божественная Соня решила вернуться в наш богами забытый городишко!

Многие обернулись ко входу и теперь с удивлением взирали на вошедших: незнакомого могучего воина с черной как смоль вороной на правом плече и белокурую красотку с таким же, как у мужчины, вороненком. Но главное — все искренне обрадовались возвращению старой знакомой и тому, что она жива и здорова, несмотря на упорно ходившие по Шадизару слухи, будто она и четверо ее спутников, слишком многим известных в Шадизаре, сгинули на чужбине. Именно эту мысль и высказал кто-то вслух:

— Так она жива!

— Да я вроде помирать и не собиралась! — ответила Соня и насмешливо оглядела присутствующих.

— Красота бессмертна! — шутливо заметил другой голос.— Да здравствует краса Шадизара!

— Вот болтуны,— усмехнулась красавица, когда ей и ее спутникам поднесли по кубку ледяного пальмового вина.

— А кто же это с тобой? — спросил Зарус, только что провозгласивший тост, а теперь с интересом разглядывавший спутников своей знакомой.

— Мой телохранитель и моя подруга,— не раздумывая, ответила Соня.— Ты, наверное, хочешь узнать побольше? — спросила она, и аргосец тут же кивнул.— Тогда поднимись с нами. Прошу простить, друзья,— обратилась она к тем, кто пил за ее здоровье,— но мы проделали долгий путь, устали и проголодались.

Саиб тут же повел их между столами, и все, мимо кого она проходила, провожали восторженными взглядами ослепительную красавицу, казалось, еще более похорошевшую. Ее нежная кожа потемнела от загара. Короткое платье из тонкой замши едва прикрывало стройные ноги, оставляло открытыми спину и точеные плечи, по которым рассыпались вьющиеся мелкими кольцами роскошные волосы. А длинные стройные ноги просто сводили с ума.

Спутникам ее досталась своя доля внимания, правда, на Севера смотрели скорее настороженно. Хоть и явился он в Шадизар вместе с некоронованной королевой Пустыньки, но его необычайно мягкая поступь свидетельствовала об огромной таившейся в нем силе, о том же говорили невероятно мощные мышцы. Твердый же взгляд умных серых, как грозовые тучи, глаз не оставлял сомнений: тому, кто оказался у него на пути, лучше отойти в сторону…

Что же касается Ганы, на нее устремилось множество восторженных взглядов. Хотя она и проигрывала в сравнении с огнегривой воительницей, но о недоступности Сони знали все, а вот ее новая подруга охотно отвечала на приветствия незнакомцев.

— Тебе придется повысить мне содержание,— заявил Соне Север, уже поднимаясь по лестнице.

— Интересно, что ты имеешь в виду? — не поняла девушка.

— У ворот ты сказала десятнику, что я твой казначей, а теперь оказываюсь еще и телохранителем,— заметил он совершенно серьезно.— Такая работа требует двойной оплаты.

— Перестань набивать себе цену! — Она ехидно прищурилась.— Разве я когда-нибудь обижала тебя?

— Ловлю на слове,— покорно согласился Вожак, чувствуя, что здесь, в Шадизаре, звание Вожака больше заслуживает Соня.

— Прошу, мои дорогие!

Хозяин таверны отпер дверь, и пока они входили, подбежал к окну и распахнул его настежь, впуская потоки свежего воздуха.

— Саиб! — крикнула Соня, усаживаясь в кресло, и он мгновенно обернулся и замер, как сторожевой пес, ожидающий приказа хозяина.— Мы со вчерашнего дня ничего не ели и надеемся, что твой повар постарается ради нас.

Она открыла было рот, чтобы добавить еще что-то, но в этот миг в дверь постучали, и Соня решила промолчать. Саиб подскочил к двери — похоже, стук не был для него неожиданностью — и впустил в комнату свою дочь. Она весело впорхнула, неся перед собой поднос, на котором стояли ваза с фруктами, кувшин охлажденного вина и четыре высоких бокала из розового хрусталя. Девушка посмотрела на гостей веселыми глазами и принялась сервировать стол.

— Жаркая нынче осень,— заметил Саиб.

— Как и весна,— отозвалась Соня, подходя к отворенному окну, которое выходило на канал.

— Да,— кивнул тавернщик,— не хочу даже вспоминать о том, что творилось здесь летом. Ты уже закончила, Гюли? — Он обернулся к дочке.— Скажи маме, пусть распорядится насчет обеда на четверых. Самого лучшего. Я скоро спущусь.

Та еще раз стрельнула глазками в гостей, особенно в Севера, и скрылась за дверью.

— Да, лето оказалось жарким,— согласилась девушка.

— Камни плавились,— подхватил Саиб.

— Ну, твой-то жирок солнце не растопило,— усмехнувшись, заметила Соня.

— Что поделаешь? — Он смеясь развел короткими, толстыми руками.— Боги ограничили мой рост, зато вширь я могу расти сколько угодно.— Он сокрушенно вздохнул.— А сейчас я должен покинуть вас ненадолго.

Саиб ушел, но вскоре появился вновь. Гораздо раньше, чем ожидали его увидеть оставшиеся в комнате четверо молодых людей. Север подошел к столу, наполнил вином бокалы и разнес их присутствующим, после чего уселся в кресло и с наслаждением сделал первый глоток.

Еще поднося бокал ко рту, он почуял терпкий аромат, узнал его и одобрительно кивнул. Он, как и его спутница, испытывал слабость к хорошим винам, а это оказалось не просто хорошим. Поймав его взгляд, Соня улыбнулась, а Вожак заметил:

— Оказывается, совсем неплохо живут воры в Шадизаре!

Склонив голову, Соня насмешливо посмотрела на него.

— Лучшие из воров Заморы! — поправила она и посмотрела на Заруса, который с достоинством кивнул, соглашаясь.— Кстати, едят они не хуже.

Гана пила вино маленькими глоточками, но не потому, что привыкла смаковать напитки. Просто боялась, что бокал опустеет слишком быстро. В Яме в основном употребляли перекисшее пиво, от которого живот раздувался и немилосердно болел.

Наверное, если бы не Зарус, они уже обменялись бы первыми впечатлениями, но сейчас все предпочитали молчать. Наконец раздался стук в дверь и Саиб, сообщил, что обед готов. Дверь отворилась, толстяк внес посуду и расставил ее на столе.

Вскоре появилась и Гюли. Ей пришлось-таки побегать.

На столе друг за дружкой появились большая супница с черепаховой похлебкой, печенная на вертеле кабанья нога, фаршированный черносливом фазан, отваренные в меду цыплята, маринованный в вине фаршированный свининой заяц, запеченный в тесте сом и многое другое.

Гана смотрела на все это великолепие и, чтобы не казаться остальным полной дурой, все глубже опускала свой маленький носик в бокал, в котором почти не осталось вина. На голод она не могла пожаловаться. Питались в Яме сытно, но однообразно. Как правило, животное или птицу обдирали, потрошили, солили, насаживали на вертел и подвешивали над огнем — просто и быстро. Из жидких блюд она пробовала только бобовую похлебку.

— С твоего позволения,— обратился Саиб к Соне, в последний раз окинув стол придирчивым взглядом и убедившись, что ничего не забыл,— я зайду попозже.

Он пятился, кланяясь, пока не вышел за дверь, которая тут же закрылась за ним. Послышались удаляющиеся шаги, и все стихло.

— Довольно,— заявила Соня и первой уселась за стол.— Не знаю, как вы, а у меня больше сил нет терпеть.

Ее друзья не заставили себя долго упрашивать, тем более что разговор все равно не клеился. Наверное, сказывалось то, что даже Соня знала Заруса не так уж хорошо, а сдержанный Север вообще предпочитал молчать. По крайней мере, пока обсуждалась страшная жара, все лето простоявшая в Шадизаре. Но как только заговорили о судьбе исчезнувших спутников его подруги, неожиданно вмешался.

— Пути наши разошлись в начале лета,— опередив ее, уклончиво ответил он.— Но я знаю, что Альво с Сурханом осели на севере Немедии.

Услышав это, Соня едва не вцепилась в него, но в последний миг сдержалась, решив отложить месть на более позднее время.

— Вот как! — поднял бровь Зарус.— А в Шадизаре ходили упорные слухи о том, что все вы погибли.

— Интересно,— нахмурилась девушка.— Кто их распространял?

— А Бел его знает…— пожимая плечами, равнодушно ответил Зарус.— Во всяком случае, не я и уж никак не молчун Золо.

Аргосец не слишком задержался наверху. Узнав, что хотел, он встал, заметив на прощание, что нет ничего неприятнее назойливого гостя, и спустился вниз.

— И что это значит? — поджав губы и испепеляя Севера взглядом, тихо, но твердо спросила девушка, когда шаги гостя затихли в коридоре.

— Ты о чем? — оторвавшись от жаркого, поинтересовался он.

— Об Альво и Сурхане,— сказала она еще тише, так что Гана, почувствовав, что тучи сгущаются, растерянно заморгала, недоуменно поглядывая на свою подругу.— Ты знал, что они живы, и ни словом не обмолвился мне!

— Но ведь об этом рассказал Хэлдир в ту ночь, что мы провели за Вратами Черепа.— Вожак недоуменно пожал плечами и добавил, извиняясь: — Я думал, ты слышала.

Соня нахмурилась. Непонятно почему, но она не сомневалась, что он увильнул от ответа, хоть и сказал правду. В самом деле, она ведь вполне могла и не спать, а значит, слышать их разговор от начала и до конца. «Скользкий, как комок речного ила!» — опять подумала она. Наверняка опасался, что ей приспичит завернуть в Ханумар повидаться с друзьями! Как только эта простая мысль пришла ей в голову, она успокоилась.

— А теперь объясни-ка и ты мне кое-что,— выждав несколько мгновений, задал Север вопрос.— Чего ради ты заплатила бородачу у ворот сотню золотых и, как я понимаю, до конца дня собираешься облагодетельствовать еще уйму бездельников?

Он вопросительно посмотрел на девушку, и та кивнула, соглашаясь с его предположением.

— Твоя наблюдательность делает тебе честь,— ехидно заметила Соня.

— Зачем это? — продолжал настаивать Север.

— Это плата за год спокойной жизни в Шадизаре,— в конце концов объяснила она,— Надеюсь, ты не против?

— Сколько их, этих десятников? Сотня? Две?

— Примерно,— уклончиво ответила Соня.— Но что тебя беспокоит? Неужели деньги?

— Деньги здесь ни при чем,— поморщился Север.— Хотя и ими разбрасываться не стоит.

Гана одобрительно кивнула — ну наконец-то! — но этого никто не заметил.

— Так в чем же дело? — удивилась красавица.— Что тебя беспокоит?

— Меня беспокоит то,— в тон ей ответил Север,— что завтра весь Шадизар узнает: красавица Соня вернулась в славный город воров!

— Конечно узнает.

— Но узнают не только об этом. Станут говорить, что вернулась ты не одна, а с воином со странным прозвищем «Северянин» — кажется, так понял мое имя десятник у ворот? — и подружкой-красоткой.

Он посмотрел на Гану, и та, довольная такой оценкой, заулыбалась.

— Все верно,— согласилась Соня,— но я по-прежнему не понимаю, что в этом плохого?

— Плохо то,— поморщившись, принялся объяснять Север,— что ты слишком известна в этом городе, а теперь и мы с Ганой тоже. А значит, если кто-то увидит меня или ее, то с уверенностью сможет предположить, что где-то неподалеку и остальные двое.

— Да, это так,— подтвердила Сон я,— но это же хорошо.— Она непонимающе посмотрела на возлюбленного.— Теперь ты в случае необходимости сможешь обратиться к любому из городских десятников за помощью и, даже если он прежде не видел тебя, сослаться на меня и требовать,— она со значением посмотрела на него,— не просить, а требовать,— повторила девушка,— его содействия. И все это на том простом основании, что ему и его людям уплачено за любое содействие на год вперед. Что же в этом дурного?

— Все хорошо,— согласился Вожак,— кроме одного: если придется прятаться, то где угодно, но только не в Шадизаре.

— Я понимаю, что ты имеешь в виду,— кивнула Соня.— Но согласись и ты: иногда удобней не прятаться, а укрыться под защиту силы. Любой из десятников почтет за честь присматривать за таверной Саиба, если я его попрошу об этом, и днем и ночью. Но если и этого будет мало, то достаточно перебраться через мост, и мы окажемся в Пустыньке. Я шепну нужным людям два-три слова, и туда вообще никто не посмеет сунуться, даже городская стража.— Гана слушала подругу, и глаза ее все больше округлялись от удивления. Север с сомнением покачал головой, и Соня, вздохнув, добавила: — Вижу, что не убедила тебя.

— Скажем так — не полностью,— поправил он.

— Тогда давай подойдем с другой стороны. В любом случае меня здесь знают, так уж лучше мне укрепить привычное для себя положение, к которому к тому же привыкли остальные. Не забывай, что вырваться из системы, в которой имеешь свое прочное место, всегда опаснее, чем оставаться внутри нее.

— Когда-то ты похвалялась своей независимостью,— сдержанно заметил Север.

— Все так,— согласилась девушка.— И тут, пожалуй, ты прав: нельзя не зависеть ни от кого и ни от чего вообще. Что скажешь?

— Что бы я ни сказал, ничего уже не изменишь,— ответил Север.

— И снова ты прав,— улыбнулась она.

— Хорошо,— наконец согласился он.— Но в будущем о подобных сюрпризах я просил бы предупреждать меня заранее.

— Договорились,— с готовностью согласилась красавица.

Как и предполагал Север, остаток дня Соня провела в беспрестанной беготне. В одном из боковых залов, по ее просьбе, Саиб устроил «небольшое угощение» для городских стражей. Когда не оделенных ее вниманием набиралось больше пяти, прекрасная воительница спускалась вниз, прихватывая с собой несколько увесистых мешочков с золотом, а после непродолжительной беседы возвращалась к себе в комнату уже без них. Поток «гостей» иссяк, только когда солнце начало клониться к закату.

— Надеюсь, это все? — сдержанно спросил Север, когда, вернувшись из очередной прогулки в общий зал, она уселась в кресло и насмешливо посмотрела на него.

— Да,— кивнула девушка, попивая вино маленькими глоточками.— Правда, остались еще сотники и кое-кто из городских чиновников, но я хочу, чтобы в дальнейшем с ними общался Саиб.

Сдается мне, что я теперь нечасто стану появляться в Шадизаре, а значит, пора передавать ему свои связи.

— Зачем это тебе?

— Слишком обременительно,— ответила девушка, и Север понял, что свою подругу он так скоро не переделает.

— А кем, если не секрет, тебе доводится почтенный хозяин? — решил он сменить тему.

— Да в общем-то никем. Просто половина этого заведения принадлежит мне. В свое время я помогла ему перебраться сюда из Пустыньки, и дело оказалось сложнее, чем я рассчитывала. Пришлось потратить немало денег на подкуп чиновников и устранить кое-кого из конкурентов. Зато теперь он владеет двумя тавернами — этой и прежней, той, что в воровском квартале. Ею управляет племянник Саиба, а это тоже немаловажно.

— Ты веришь ему? — поинтересовался Север.

— Верю ли?..— задумчиво повторила девушка.— Наверное, да,— кивнула она.— Верю, насколько вообще можно верить человеку, не будучи связанным с ним родственными узами. Впрочем, суди сам.— Она улыбнулась.— Несколько лет назад с моей помощью он переехал из Пустыньки в центральную часть города. Сделка сулила большие выгоды, ведь здесь посетители значительно богаче, да и сама таверна намного больше старой. Обычно владельцу заведения из Пустыньки трудно перебраться через канал. Так получилось и у нас. Мне пришлось использовать для этого все свои связи и немалые деньги, свои деньги, ведь у Саиба не было за душой ничего, кроме плохонькой таверны за каналом, которую он хотел продать. Но я уговорила его не делать этого: не отказываться же от налаженного дела. Я же имела больше, чем могла потратить, и он предложил мне стать совладелицей.

— Интересная история,— кивнул Север.

— Интересная,— согласилась Соня,— да не вся.— Главные трудности начались позже, когда Саиб освоился. А освоился он быстро, потому что не чурался выходцев из воровского квартала, которых при прежнем хозяине здесь не жаловали. Он и продал-то таверну из-за того, что мало кто из состоятельных горожан наведывался сюда: слишком близко от нечистой части города. Саиб все изменил, и знаешь, к чему это привело?

— Могу догадаться,— усмехнулся Север.— Мелкой шушере из-за канала такое угощение,— он кивнул в сторону уставленного яствами стола,— оказалось не по карману, и тут начали собираться особо удачливые воры.— Он насмешливо посмотрел на девушку.

— Верно мыслишь,— усмехнулась та.— И очень скоро здесь же стали появляться те, кто нуждался в их услугах, но боялся совать нос в Пустыньку. Ты, наверное, и сегодня заметил в зале немало странных, на первый взгляд, пар.— Север молча кивнул.— В общем, таверна оказалась воистину золотым дном, но, когда это выяснилось, начались неприятности с властями. Признаться, я поначалу удивилась: чего это вдруг? Но разгадка оказалась простой.

— Соперник,— заметил Север, отпив вина.

— Удивительно верно мыслишь,— усмехнувшись, повторила Соня.— Ты словно родился в Шадизаре.— Север лишь пренебрежительно хмыкнул, и она продолжила: — Оказалось, что Ваиран, владелец дюжины самых прибыльных увеселительных заведений Шадизара, хотел купить ее, но посчитал невыгодным вкладывать деньги в малоприбыльное дело, а свою ошибку понял, только когда увидел, как резко пошли в гору дела у Саиба. Остальное оказалось проще,— невинным голосом заметила девушка.

— Что же ты сделала с этим беднягой? — поинтересовался Вожак.

— Ничего особенного,— скромно ответила Соня.— Но когда я поняла, откуда дует ветер, неприятности начались уже у Ваирана. Хочу заметить, что я действовала очень осмотрительно и неторопливо, надеясь, что он поймет, что к чему.

На протяжении всего разговора Гана молчала, так что время от времени оба просто забывали о ее присутствии.

Она потеряла дар речи, слушая, как эта девушка, вряд ли намного старше ее самой, рассказывает совершенно невероятные истории, в которые, если бы не та легкость, с какой красавица разбрасывалась золотом, она никогда в жизни не поверила бы.

— Так что же случилось с Ваираном? — напомнил Север о том, что рассказ еще не закончен.

— Да ничего с ним не случилось.— Соня пожала плечами.— Жив и здравствует до сих пор, но вот четыре его каравана бесследно исчезли в степи. Такое иногда случается.

— Ага,— хмыкнул Север, давая понять, что приблизительно представляет, как это происходит…

— Самая большая таверна, расположенная в центре города, сгорела.

— Наверное, свеча неудачно упала,— с серьезным лицом заметил Север.

— Говорят, именно так и было,— подтвердила Соня.

— И что Ваиран?

— Не понимает, хоть ты тресни! — Соня всплеснула руками с таким разочарованным видом, что впервые за время рассказа Гана не выдержала и прыснула в ладошку.— Посчитал, что караванщики сбились с пути, а пожар произошел случайно. Просто беда! Признаться, я тогда едва не растерялась, прикидывая, что же делать дальше. И тут Бел помог мне. Чтобы восполнить затраты, наш доверчивый торговец откупорил заветную кубышку, и тогда выяснилось, что кто-то уже позаботился о ее содержимом.

— Вероятно, именно в этот миг первые страшные подозрения зашевелились у него в мозгу,— заметил Север.

— Можно сказать и так,— согласилась Соня.— Он устроил форменное Дознание, но не смог даже выяснить, когда произошла кража. Просто денег не стало. Ему бы задуматься о происшедшем, но, видно, занятие это оказалось для Ваирана слишком уж непривычным. Вместо этого он принялся ездить по Шадизару, выжимая слезы и деньги из друзей, число которых совершенно неожиданно резко сократилось. В отличие от жадного и недалекого Ваирана все понимали, что главную причину его неприятностей надо искать в Пустыньке, откуда явился Саиб. Наконец кто-то посоветовал бедолаге оставить Саиба в покое, объяснив, что выходец из-за канала — не та рыбка, которую можно съесть, не подавившись.

— И что же дальше?

— К чести гирканца, у него хватило ума последовать дельному совету, так что неприятности его на этом прекратились,— закончила рассказ Соня.— Впрочем,— тут же добавила она,— я на него не в обиде, ведь он позволил мне заработать немало денег, упрочить свое положение и получить полное право на преданность Саиба. Именно поэтому я никогда не сомневалась в искренности нашего хозяина.

— А Ваиран знает, кто виноват в постигших его бедах? — Голос Севера прозвучал совершенно спокойно, но Соня невольно насторожилась, впервые подумав о том, что гирканец может отомстить.— Те, кого боги обделили умом, зачастую оказываются очень злопамятны.

— Именно поэтому я и плачу за свою безопасность,— ответила девушка и добавила: — Если что-то случится с Саибом, все поймут, откуда пришла беда, и тогда Ваирану не поздоровится.

— Но у Саиба, вероятно, нет других врагов,— заметил Вожак.— Иное дело — ты…

Красавица хотела было возразить, да осеклась. А ведь он прав… Известная беда — не беда. Настоящая беда — та, которой не ждешь… Она упрямо тряхнула волосами, и они рассыпались по плечам. «Мне ли, лучшей среди шадизарских воров, бояться мести жирного торгаша?!» — говорил ее гордый взгляд.

Север недовольно поморщился. При всем своем уме, силе и отваге он не любил рисковать понапрасну.

— О том, что делается тайно, знать не должен никто,— наставительно заметил он.

— Ты прав,— согласилась она,— но… Только для себя. В Шадизаре все иначе. Никто и никогда не обратится к вору, о котором ничего не известно. Так что нравится это тебе или нет, но такие слухи даже полезны.

— Но только не теперь,— возразил он.

— И снова ты прав,— согласилась девушка.— Однако сейчас уже ничего не поправишь.

Неожиданно Соне вновь захотелось пить. Она бездумно взяла стоявший на столе бокал и поняла, что это не поможет. День подошел к концу, но ночь не принесла прохлады: нагревшиеся за день здания и камни мостовой начали щедро отдавать тепло, суля душную ночь. Тогда она встала, пошире отворила окно и, глядя на темную воду канала, пригубила вино. За окном уже совсем стемнело. Только заправленные свежим маслом лампы при входе в таверну изливали на опустевшую улицу мягкий желтоватый свет.

Как ни странно, но слова Севера упорно не выходили у красавицы из головы, хотя прежде она мало прислушивалась к чужому мнению. Впрочем, не так уж и странно, если вспомнить о непогрешимости Вожака, которая так злила ее поначалу. Конечно же, он прав и сейчас, но прав на свой лад.

Ей вдруг подумалось, что вор, как колдун, живет не только оттачиванием своего мастерства, но и своей славой. Она похвалила себя за необычное, а главное, верное сравнение и снова отпила из бокала. В самом деле… Колдун добывает знания древних и с их помощью находит собственный путь к овладению искусством. Точно так же и вор тщательно овладевает воровскими навыками, накапливает знания и факты, которые могут пригодиться ему лишь в будущем. Но это только одна сторона дела, а ведь есть и другая. Каждое успешно завершенное колдовство увеличивает уверенность колдуна в своих силах и множит его славу. Точно так же и каждая удачная кража оттачивает навыки вора и порождает слухи, которые делают ему имя, что напрямую связано с оплатой заказов.

Впрочем, и Север прав. В том, что им предстоит, излишняя известность ни к чему. Нет, Соня вовсе не боялась. Сознание грозящей опасности никогда прежде не отпугивало девушку, как и большинство нормальных людей, а скорее уж, наоборот, притягивало, подталкивало к действию. Собственно, и ремеслом своим она давно уже занималась не ради выгоды — денег у нее накопилось столько, что вовек не потратить! — а чтобы время от времени пощекотать себе нервы. Нередко она без сожаления отказывалась даже от выгодных заказов только из-за того, что те казались ей слишком простыми.

Подумав об этом, она вспомнила, что в начале лета такие соображения уже приходили ей в голову. Тогда же она поняла, что берется за заказ Ханторэка только потому, что он означал нечто большее, чем простую кражу. М-да… Она чувствовала, что ввязалась в серьезную историю, всей опасности которой предвидеть не смогла. Теперь она ясно видела это и, наверное, вряд ли согласилась бы повторить пройденный путь.

Она покачала головой и невесело усмехнулась: «А сейчас-то ты куда собралась?» Судя по всему, путешествие к ущелью Духов окажется куда опаснее… Впрочем, сейчас ведь она с Севером! При мысли о возлюбленном на душе у нее потеплело, и тут же девушка едва не расхохоталась в голос. Да ведь не согласись она на поездку к Логову, они бы никогда не встретились! Ей захотелось подбежать к нему, усесться на колени, прижаться к могучей груди и позволить себе то, чего она никогда не позволяла прежде — с наслаждением ощутить себя слабой и беззащитной! Но она не сделала этого, не поддалась соблазну, чуть ли не с ненавистью подумав о Гане, которую, неизвестно за каким демоном, потащила за собой. Она только вздохнула и осталась на месте.

Время близилось к полуночи, и лишь редкие прохожие, испуганно поглядывая в сторону раскинувшейся за каналом Пустыньки, где жизнь только набирала силу, спешили укрыться за стенами домов. Там они чувствовали себя в безопасности. Север неслышно подошел, остановился сзади и сделал то, что не решилась в присутствии подруги сделать она — обнял ее и прижал к себе. Через мгновение к ним подошла Гана. Втроем они молча стояли у раскрытого окна и смотрели на противоположный берег. Сейчас, на пороге ночи, воровской квартал производил странное впечатление. Отдельными островками на нем виднелись ярко освещенные участки, в то время как расположенные совсем близко районы казались вымершими. Однако, судя по доносившимся со всех сторон нестройным крикам, на самом деле все было не так.

— Наверное, ты прав,— негромко сказала Соня.

— Ты о чем? — переспросил Север.

— Не стоило нам заезжать в Шадизар.

— Ты знаешь,— он улыбнулся,— после твоих рассказов я изменил свое мнение. Быть может, и следовало заплатить всем этим бездельникам. Хотя бы ради собственного спокойствия.

Соня улыбнулась, запрокинула голову и, не замечая завистливых взглядов Ганы, поцеловала его в щеку. Как все-таки хорошо, что он есть!

На следующее утро все втроем отправились на рыночную площадь. Предстояло купить кое-что из одежды. Но если приобретение сшитых на туранский манер шальвар, просторных рубах к ним и невысоких сапог из мягкой кожи для всех троих не вызвало затруднений, то специальные накидки с сеткой, закрывавшей лицо, пришлось поискать.

Излишне говорить, что такой товар в Заморе не пользовался спросом. Шадизарские женщины предпочитали скорее уж обнажиться больше дозволенного, чем скрывать свои прелести от глаз поклонников, даже если эти прелести оказывались весьма сомнительными.

Так что довольно скромными выглядели лишь дамы, достигшие почтенного возраста, но и они прилагали все усилия, чтобы выглядеть привлекательно.

Наконец после долгих поисков они отыскали пожилого туранца, который вез свой товар из Султанапура в Кутхемес. Тот несказанно удивился, когда две красавицы, сопровождаемые могучим бойцом, объяснили, что они ищут. Тем не менее он развернулся, ушел в глубь лавки и вскоре вернулся с двумя черными бесформенными кусками грубого полотна.

Соня, конечно же, знала, что это за одежда и для чего она служит, но сама никогда ее не носила и теперь с возраставшим раздражением вертела в руках сшитый по последней туранской моде — по крайней мере, именно в этом уверял их купец — образец портняжного искусства. Она никак не могла решиться не то чтобы надеть, но даже просто прикинуть это на себя, словно боялась, что черный цвет нового наряда оставит несмываемые пятна на ее нежной коже.

Гана просто замерла и изумленно смотрела на подругу, словно спрашивая: да что же это такое?! Правда, поначалу, еще не зная, что держит в руках, она добросовестно рассмотрела обновку, затем несколько раз отогнула и опустила на место чачван — ту самую сетку, сквозь которую ей предстояло смотреть на мир,— а потом и вовсе превратилась в статую.

Север понял, что ее скудный умишко не может воспринять происходящее.

Нечто подобное испытывал и почтенный туранец. Во всяком случае, если сначала, взглянув на дорогие наряды покупателей, он рассчитывал сорвать хороший куш, продав им столь редкий товар, то теперь со всей очевидностью понял, что поторопился с выводами. Хорошо еще, если они купят пару предложенных им мешков хотя бы по обычной цене.

— Все, Турег. Дальше не ходи,— остановил наемника Юрг, искоса поглядывая на троицу, копошившуюся у лавки.— Мы и так подкрались ближе, чем следовало: нас могут узнать.

— Тебя могут узнать,— спокойно возразил вертлявый туранец.

— Нас,— стоял на своем Юрг.— Мужчина запомнит твое лицо и, если ты еще раз попадешься ему на глаза, не преминет выяснить, зачем ты крутишься возле него.

Туранец внимательным взглядом окинул мускулистую фигуру воина. Немало повидал он бойцов на своем веку, но такого ему встречать еще не приходилось.

Правда, он не знал, на что способен незнакомец в драке, но что-то во внешности сурового воина подсказывало ему, что лучше этого не выяснять. По крайней мере лично.

— Не понимаю, какой смысл его охранять,— удивился туранец, раздраженно передернув плечами.

— Смысл есть,— уклончиво ответил Юрг.— Уж ты поверь. Хотя я лично надеюсь, что ты окажешься прав и нам не придется заботиться о мужчине. Просто запомни его и не попадайся на глаза. А главное — запомни девушку.

— Которую из двух?

— Ту, что с волосами цвета меди! Неужели не понятно?! — чувствуя, как нарастает раздражение, прикрикнул он на наемника, но тут же взял себя в руки.— Не сердись,— сказал он примирительно.— Не могу равнодушно смотреть на нее.

— Не мудрено,— ухмыльнулся туранец, окидывая жадным взглядом великолепную воительницу.— Вторая тоже хороша… Даже очень,— заметил он,— но рядом со своей товаркой выглядит бледной тенью.

— Меня эта девушка не интересует,— пожал плечами Юрг.— Я даже не знаю, кто она. Теперь ты все понял? — переспросил он.— Мужчину нам предстоит охранять, а рыжую девку…— Он красноречиво посмотрел на приятеля и провел большим пальцем по кадыку.

— Жаль…— вздохнул туранец и отвернулся.

Это совсем не понравилось Юргу.

— Знаешь что,— проговорил он, задумчиво пожевав губу,— если вдруг тебе или твоим людям придет в голову великолепная мысль, забрав деньги, перерезать глотку мне, убить мужчину и похитить девушек, забудь об этом сразу.

Высказавшись предельно откровенно, он посмотрел на сообщника таким взглядом, что тот испуганно отпрянул.

— Что ты, что ты, уважаемый! — поспешил разуверить его Турег, старательно изображая на хитрой роже подобострастную улыбку.— Ничего подобного мне и в голову прийти не могло!

— Очень рад, если так,— кивнул Юрг.— Но раз уж мы заговорили о неприятном, позволь Мне закончить, чтобы больше к этому не возвращаться. Я действую не от себя лично. За мной сила, а какая, тебе знать не надо. Зато ты должен твердо усвоить, что, как только ты согласился на это дело, я поставил тех, кто надо мной, в известность о заключенном нами договоре. Так что если что-то пойдет не так, поверят лишь моему слову. Это значит, что я должен вернуться при любом раскладе, иначе тебе не сносить головы.

— Жаль…— во второй уже раз Кисло протянул туранец.

— Ну уж так и жаль…— хмыкнул Юрг.

— Я хотел сказать,— поправил себя разбойник,— жаль, что придется убить ее.— Он посмотрел Юргу в глаза.— А нельзя что-то изменить в плане? — вкрадчиво поинтересовался он.

— Будь моя воля, я обошелся бы с ней иначе.— Юрг поджал губы.— Но она должна умереть.

— Как-то это неправильно.

— Но если она попадет к нам в руки живьем, я не стану возражать против недолгой отсрочки,— пообещал наставник Логова, и разбойник гнусно ухмыльнулся.

Соня швырнула на прилавок мешковатый балахон и раздраженно посмотрела на Севера, словно он в чем-то виноват перед ней.

— Если ты всерьез рассчитываешь, что я стану носить это,— обвинительным жестом она ткнула хорошеньким пальчиком в бесформенную кучу черного тряпья,— то вынуждена огорчить тебя. И не подумаю!

Гана тоже нахмурилась, соглашаясь с Соней.

— Не понимаю, чего ты кипятишься? — спокойно спросил Вожак, поднял брошенную одежду и расправил ее.— Мрачновато немного, и фасон странный… Зато в нем тебя никто не узнает!

— Нет, ну ты посмотри на него! — воскликнула красавица, обращаясь к подруге.— Он еще шутит! — Она смерила своего возлюбленного гневным взглядом и прошипела сквозь зубы: — Я тебе пошучу!

— Да ладно тебе! — Вовремя заметив надвигающуюся бурю, Север пошел на попятную.— Теперь я и сам вижу, что фасон хоть и оригинален, но не практичен. Да еще это…— Он раздраженно уставился на чачван, словно только что впервые увидел его и теперь пытался догадаться, для чего тот предназначен.

Красавицы обменялись победными взглядами, и торговец решил, что настало время вмешаться в разговор, а то чего доброго сделка сорвется.

— О благородные господа! — затянул он.— Нижайше прошу прислушаться к вашему недостойному слуге, ибо, как в своей бесконечной мудрости учит нас пророк Тарим, несущий неверным свет истины…

— Короче, торгаш!

Соня прицелилась в него тяжелым взглядом, давая ясно понять, что ничего хорошего не ждет от человека, который пытается заработать, продавая такую одежду.

— Можно и короче,— мгновенно согласился тот и заговорил нормально, хотя и несколько витиевато: — Не подобает мне интересоваться планами господ, но если путь ваш лежит через Туран, особенно области его, раскинувшиеся южнее Замбулы и Хоарезма, то без одежды этой, сколь она вам ни неприятна, никак не обойтись.

Север ожидал нового взрыва негодования, но его не последовало. Вместо этого Соня хмуро уставилась на торговца.

— И что, без этого действительно никак нельзя? — спросила она.

— Можно,— кисло ответил тот, чувствуя, как уплывают из рук деньги.— В Султанапуре, например, царят относительно свободные нравы, но чем дальше на юг, тем больше ужесточаются требования служителей Тарима. А чтобы путешествовать в таком наряде, как на тебе сейчас, прекраснейшая, вам придется пробираться безлюдными местами, избегая показываться правоверным на глаза.

— Пожалуй, меня это устроит больше,— проворчала Соня, поздравляя себя с тем, что ей все-таки не нужно будет щеголять в черном мешке с волосяным забралом.

Она посмотрела на Севера, готовая в любой миг вступить с ним в новую перепалку, но тот лишь согласно кивнул.

— И все-таки, благородные господа, я настоятельно советовал бы вам обзавестись двумя платьями,— вновь затянул туранец, упрямо не желая отпускать их без покупки.

— Перебьемся,— отмахнулась Соня.

— Вас могут запросто побить камнями, а в Иранистане и вовсе посадят на колья возле храма как осквернителей! — прибегнул к последнему доводу купец и выразительно посмотрел на Севера, надеясь, что здравый рассудок мужчины возьмет верх над женскими капризами.

— Соня,— заметил Север.— Думаю, стоит прислушаться к тому, что говорит этот достойный торговец.

— Мы же станем пробираться безлюдными местами,— сказала она, и в голосе ее прозвучала мольба.— Ну зачем это?

— Вполне согласен с тобой,— мягко ответил он.— Но я говорю о возможных неожиданностях… Ну пожалуйста. В конце концов, я ведь не прошу тебя без нужды надевать это.

Она возмущенно фыркнула и отвернулась, с ненавистью разглядывая скомканную одежду. Гана хихикнула, даже не задумавшись о том, что и ей придется носить то же самое. Впрочем, ее это не сильно волновало.

— А чего-нибудь другого нет? — с надеждой в голосе наконец спросила девушка.— Чего-нибудь… Не такого мрачного?

— Можно носить шандру,— с кислой физиономией отозвался купец,— но это одежда для низко-рожденных. Вряд ли госпожа пожелает надеть ее.

— Ты все-таки покажи.

Обреченно вздохнув, толстяк поплелся в лавку, но через некоторое время вернулся, неся на этот раз что-то гораздо более легкое. Соня расправила длинное, до пола, покрывало, с разрезами для рук, тянувшимися от плеч до пяток. Вместо волосяной сетки на передней части накидки была сделана узкая прорезь для глаз. Север ничего не сказал, хотя и подумал, что наряды достойны один другого. Этот, по крайней мере, в случае надобности быстрее надеть и проще снять. Придя к такому выводу, Вожак потянулся за кошельком, хотя Соня своего мнения еще не высказала. Он развязал тесьму и выудил золотую монету. Купец судорожно вздохнул, и взгляд его засветился восторгом.

Соня обернулась к своему спутнику.

— Что скажешь? — поинтересовалась она.

— Ну! Совсем другое дело! — с видом знатока окинув тряпку восторженным взглядом, бодро отозвался он.

— Богиня! — Толстяк всплеснул пухлыми ручками.— Настоящая богиня!

Гана наконец-то не выдержала и расхохоталась.

— Тьфу!

Соня сплюнула с досады, перекинула через руку два ненавистных покрывала и направилась прочь.

— Держи! — крикнул Север, бросая купцу золотой, и пошел следом за девушками.

— Э-э! Эй! — крикнул тот, протягивая к ним руку.— А за второй? За второй кто заплатит?!

Север хмыкнул и покачал головой. До чего же доходит человеческая наглость! На этот золотой можно купить сотню таких тряпок, и еще останется, а ему доплату давай!

— Ворюга! — не унимался за спиной купец.— Ты мне еще попадешься!

Ну, это уже, пожалуй, слишком! Север резко развернулся. Купец тут же осекся; золотой, что он держал в руке, мгновенно перекочевал за щеку, а лицо туранца расплылось в слащавой улыбке.

— Прошу прощения, благородный господин! — воскликнул он.— Ошибка — с кем не бывает!

На этом посещение Шадизара закончилось. Вечером этого дня они впервые сумели наконец отдохнуть, ни о чем и ни о ком не беспокоясь. Рано поутру, едва солнце показалось над крышами домов, все трое спустились вниз, чтобы наскоро позавтракать и отправиться в дорогу. Часть имущества, в основном теплую одежду, которая могла им понадобиться на обратном пути, они оставили на попечение Саиба и, распрощавшись с ним, поскакали к воротам.

Вестница тут же взмыла в небо и полетела прямиком на север, туда, где остались ждать волки. Город еще спал. Тихие безлюдные улицы хранили ночную прохладу, и Соня подумала вдруг, что никогда не видела Шадизара таким, как сейчас,— спокойным и умиротворенным. Обычно он поражал приезжих шумом и обилием красок, многоголосой пестрой толпой, в которой любому несложно затеряться. А главное, он нравился девушке именно таким — задорным и веселым городом воров. Городом, где хорошо живется любому, у кого водятся деньги.

Соня посмотрела на Севера. Ее избранник ехал, глядя прямо перед собой, как всегда, невозмутимый, полный достоинства. Она никогда не могла угадать, о чем он думает, даже когда предполагала, что должно занимать его мысли. Гана остервенело зевала, рискуя разорвать свой хорошенький ротик. Вот уж кому явно наплевать на Шадизар с его тайнами и красотами!

Поездка по пустому городу заняла совсем немного времени. У ворот они увидели давешнего десятника со своими воинами.

— Никак уже покидаете нас? — удивился тот.

— Да мы и не собирались оставаться надолго,— ответила девушка и ударила коня.

Тот резко взял с места и понесся по степи. Вулоф с Вилвой должны ждать их на юго-западе от ворот. Именно так они решили при расставании у предгорий Карпаш. Так оно и получилось. Солнце не успело проделать и десятой части своего пути до высшей отметки, когда два крупных зверя начали приближаться к ним, прокладывая путь в высокой, пересохшей за лето траве.

Вулоф радостно подпрыгнул, пытаясь на бегу лизнуть Севера в нос, едва не свалив при этом и всадника, и коня. Гана расхохоталась. «Совсем как пес»,— подумала Соня. Такой же преданный, только намного умнее. Не успела она подумать об этом, как точно такой же трюк проделала с ней самой Вилва, только у волчицы прыжок получился изящнее.

Они тут же взяли резко на запад, намереваясь заночевать у отрогов Кезанкийских гор, а утром выйти к верховьям Незваи. Конечно, такой путь к границам Турана оказывался длиннее, зато удобнее. Не говоря уже о том, что в горах больше дичи, чем в пересохшей степи, да и ручейков много; а где вода, там и трава для коней.

На исходе третьего дня они, как и рассчитывали, вышли на берег реки. Недлинная, но полноводная, она пересекала с юго-запада на северо-восток почти весь Хауран и теперь, на самой границе с Тураном, превращалась в широкий ручей. Они остановили уставших коней на растрескавшемся иле, который когда-то лежал на дне Незваи, а теперь превратился в берег ручья.

Соня с грустью посмотрела на торчавшие из пересохшей земли обломанные стволы сухих камышей, на плескавшуюся в огромных грязевых лужах рыбу и на чумазую детвору; что безжалостно била ее острогами, вилами, а то и просто заостренными палками.

— Поехали отсюда,— хмуро сказала девушка и, не оглядываясь, направила своего скакуна к мосту, соединявшему берега реки, через которую сейчас могла бы перешагнуть и курица.

Север ударил коня и поскакал вперед. Пить из этой вонючей лужи ему не хотелось. Почти сразу за мостом раскинулась деревенька. Старик, у которого они расположились на ночь, радостно сообщил, что в колодцах — хвала Эрлику! — есть вода. Похоже, уровень в подземной реке, питавшей Неэваю, упал, но сама она не пересохла.

Утром снова тронулись в путь. Следующую остановку они наметили неподалеку от Ильбарса. Заночевали в степи. Казалось бы, совсем недавно они покинули Логово, а ночи стали гораздо теплее, исчезли предрассветный туман и тяжелая роса, пригибавшая траву по утрам.

К Ильбарсу они подскакали перед полуднем, в первый миг удивившись тому, что жара не сказалась на уровне воды в реке, но потом Соня вспомнила, что Ильбарс берет начало в горных ледниках. Они двинулись вдоль русла реки, протекавшей в этом месте почти точно на север, лишь немного забирая к западу. По левую руку от них, на другом берегу, тянулись невысокие Туманные горы.

Здесь, в плодородной долине Ильбарса, степь уступила место лесам. Правда, леса эти сильно отличались от тех, что остались у путников далеко за спиной, в Немедии и даже Коринфии. Они, скорее, походили на рощи, теснившиеся друг к другу. Акации стояли в цвету, как будто вслед за летом вновь наступила весна. Словом, природа здесь настолько отличалась от той, что они видели на берегах Незваи, что, казалось, они попали совсем в другую, сказочную страну.

Однако если прежде кони скакали во весь опор, а всадники заботились лишь о том, чтобы выдержать верное направление, то теперь им пришлось резко сбавить скорость и вести себя осмотрительно. Они хорошо помнили предупреждение купца и старались следовать его советам, как только попали в Туран, но на исходе первой седмицы путешествия по югу Хайбории им представилась возможность на собственном опыте убедиться, насколько справедлива старая пословица, гласившая, что и сотня рассказов не заменит однажды увиденного.

До сих пор они просто старательно выбирали путь таким образом, чтобы городские стены сперва Замбулы, а потом и Кутхемеса оставались в стороне. И в то же время им приходилось объезжать многочисленные деревеньки, раскинувшиеся на берегу Ильбарса. Однако поначалу все эти препятствия хоть и замедляли продвижение вперед, но не слишком-то обременяли путешественников. Наконец, миновав Кутхемес, они вздохнули свободнее.

Рощи теперь попадались не то чтобы реже, но стали мельче, иногда представляя собой всего лишь группу из двух-трех деревьев. На юге путь им перегородили не слишком высокие, холмы. Когда путники поднялись по склону одного из них, им открылось совершенно неожиданное зрелище — череда выветренных скал песчаника тянулась насколько хватало глаз и на запад, и на восток.

Север остановил гнедого и посмотрел по сторонам.

— Похоже, мы приближаемся к цели,— наконец сказал он.

— А куда мы едем? — простодушно поинтересовалась Гана.

— Про ущелье Духов никогда не слышала? — ухмыльнулся Север.

Девушка отрицательно покачала головой, и улыбка медленно сползла с ее лица.

— А зачем нам туда? — Она нервно сглотнула.— К духам?

— Дело есть,— кратко ответил Север.— Хотя тебе-то, пожалуй, туда и впрямь ни к чему.

Соня неодобрительно посмотрела на Вожака, а Гана закусила губу и умолкла. Да, с Хвамом-то, пожалуй, было попроще: всегда знаешь, чего от него можно ждать, а у этих двоих все иначе. Едут неизвестно куда и неизвестно зачем… И с какой только стати она увязалась с ними? Осталась бы в Шадизаре — такой уютный, славный город! Тут она припомнила слова Сони о том, что для нее любое место в скором времени превратится в Яму, потрогала давно переставший болеть глаз и, подражая своей подруге, упрямо тряхнула русой головой. Нет уж! Сказала, что не отвяжется, значит, так тому и быть!

— Ну и где оно — это ваше ущелье с духами? — спросила она.

— Успокойся.— Соня ласково тронула подругу за руку.— Это он так… Пугает тебя… На самом деле до нужного нам места еще дней десять пути, а то и больше.

— Ах вот он какой! — Гана осуждающе посмотрела на воина.— Север Великолепный! — Вожак оглянулся на девушку, никак не ожидая от нее такого ехидства.— Недаром я не люблю красивых мужчин.

— Да, я заметил,— растерянно пробормотал Север.

— А что?! — Девушка подбоченилась.— Хвам бывает очень даже ласковым! — заявила она и, помявшись, добавила: — Когда трезв…— Соня невольно прыснула, а почувствовавшая внезапный прилив гордости за родную деревню Гана разошлась не на шутку.— Бывало, подойдет сзади, как давеча Север к тебе, обнимет ручищами и стиснет так, что дух вон, а глаза, кажись, сейчас полопаются!

Соня, схватившись руками за луку седла, хохотала до слез, не в силах остановиться, в то время как Север только хмыкнул, дивясь про себя нехитрым сельским радостям.

— Ладно, девочки,— сказал он наконец,— давайте-ка трогаться в путь.— Нам еще предстоит среди этих камней выбрать место для ночлега.

Соня, едва успокоившись, откинула волосы на спину и глубоко вздохнула.

— Не смеши меня так больше,— попросила она.

— Ля, между прочим, ничего смешного и не сказала,— насупившись, ответила ее подруга, и Соня поняла, что так и есть: говорила-то она всерьез и, должно быть, обиделась на ее слова.

— А что это за холмы? — спросила шадизарка, переводя разговор на другую тему.

— Ильбарские горы,— ответил Север.

— Ильбарские? — удивилась Соня.— А я-то думала…

— Ты правильно думала,— кивнул Вожак.— По правде говоря, это уже и не горы. Да ты и сама видишь, что от них осталось. Время, ветры и дожди сделали свое дело. Но ведь когда-то они здорово помогли иранистанцам удержать то, что осталось от некогда обширной империи. Хотя, если честно, туранцы не слишком-то и стараются захватить кусок каменистой равнины на юге.

Они двинулись вперед. Север пристально смотрел по сторонам: не укрылся ли где враг. Девушки же ехали совершенно спокойно. Ни Соне, ни тем более Гане ничего подобного и в голову не приходило. Мельком взглянув на них, Вожак увидел, что глаза обеих светятся едва ли не восторгом. Скалы и впрямь поражали красотой. Ветер словно резцом стачивал отдельные слои, следуя лишь своей, недоступной человеческому пониманию, прихоти, создавая удивительное творение, которое никого не могло оставить равнодушным.

— Соня! — Голос Севера заставил девушку оторваться от созерцания.— Я все понимаю, конечно, здесь очень красиво, но прошу тебя: будь повнимательнее.

— Ты чего-то опасаешься? — спросила она.

— Мы ведь едем к реке, а где вода, там и жизнь, люди.

— Ну так и что?

— Не забывай, мы на границе Турана с Иранистаном, а это не Немедия и не Бритуния.

Сказав это, он поскакал вперед. Наверное, чтобы не слышать возражений, которые, это он безошибочно понял по лицу своей подруги, она уже готовилась ему высказать. Он и сам понимал, что Вулоф с Вилвой надежны и как бойцы, и как разведчики, но они привыкли к лесу.. Здесь же все иное: и природа, и, главное, запахи. Кто поручится, что одежда какого-нибудь затаившегося в засаде кочевника не пропиталась конским потом настолько, что тот убил все остальные запахи. Правда, есть еще Вестница и вороненок, но ведь и они не всесильны. Им доступно только то, что способны разглядеть с высоты полета глаза разумных животных. Конечно, он понимал, что, может быть, эти страхи напрасны, но считал, что излишняя предосторожность — меньшее из зол.

Девушки остались позади, и поэтому Север не видел, как Соня показала ему язык и состроила уморительную гримасу. Гана рассмеялась весело и беззаботно как раз в тот миг, когда неожиданно откуда-то донеслась заунывная мелодия. Девичий смех тут же оборвался, а улыбка, застыв на лице девушки, стала вдруг походить на маску, но через мгновение и она исчезла. Гана растерянно посмотрела на подругу. Та тоже насторожилась, хотя и понимала, что, скорее всего, ничего страшного не произошло: просто они слишком долго сознательно избегали людей. Север натянул поводья и резко остановился, пытаясь определить, откуда пришел звук, но здесь, среди скал, это было невозможно. Тогда он развернул коня и вернулся к своим спутницам.

— Что это? — спросила Соня.

— Я недостаточно хорошо знаю местные нравы. Сперва я подумал, что это кая — песня, что распевают в горах и среди скал пастухи, но теперь слышу, что мотива нет, а отдельные слова, которые мне удалось разобрать, напоминают, скорее, темджиду, какую мы уже слышали в Шадизаре, хотя я никак не ожидал услышать ее здесь.

— И что это может значить?

— Понятия не имею.— Воин пожал плечами.— Но ясно одно: раз поминают Эрлика, значит, где-то свершается некий религиозный обряд.

— Я думаю, что нам стоит на него посмотреть,— задумчиво проговорила Соня.

— А вот я так совсем не думаю,— возразил Север.

— Неужели боишься? — хмыкнула красавица.

— Боюсь? Просто меня не интересуют обряды почитателей Огненного Бога и его пророка Тарима.

— Зато меня всегда интересовало пламя! — продолжала стоять на своем девушка, упрямо поджав губы.— И, клянусь Лепестком Огненного Цветка, я понаблюдаю за их ритуалом!

Он внимательно посмотрел на нее и, вздохнув, сокрушенно кивнул Гане:

— Похоже, ты права.

— О чем это ты, добрый господин? — Она удивленно захлопала глазами.

Девушка так и не привыкла называть Вожака по имени, так что он давно перестал с ней спорить.

— Иногда действительно бывает легче согласиться, чем спорить.

Гана поспешно закрыла рот ладонями, чтобы не расхохотаться, и уставилась на Севера в немом восхищении. Соня возмущенно фыркнула и отвернулась.

— Хорошо,— решился наконец Вожак.— Мы поедем туда. Только обещай мне…— Тут он помялся, тщательно выбирая слова.— Обещай держать себя в руках и не увлекаться.

Недовольно нахмурившись, Соня кивнула. Они тронули коней, но тут из-за ближайшей скалы выскочил Вулоф.

— Деревня,— как всегда, кратко сообщил он.— Люди… Много…

— Сколько?

— Четыре лапы…— Он задумался.— И еще четыре…

— Чем они заняты? — спросила Соня.

— Жгут…— Вулоф запнулся.— Колдуна…

Его умные глаза выражали явное непонимание. Волк взволнованно переступил с лапы на лапу. При всем своем уме зверь многого не понимал в жизни людей.

— Веди нас,— приказал Север, и волк, старательно идя по собственным следам, двинулся обратно по тропе, которую сам и проложил в каменном лабиринте.

Медленно, но верно они двигались вперед. Славивший Эрлика голос становился все громче, и теперь Соня поняла, что Север опять оказался прав. Она узнала слова величальной молитвы, но теперь, когда стало ясно, что готовится человеческое жертвоприношение, смысл восхваления Эрлика сделался более понятным.

— Ты никак собрался спасти неверного от очистительного жара огня? — насмешливо поинтересовалась Соня.

— Странно, что тебя это удивляет,— спокойно ответил Север.

— Это почему же?

— Насколько я понял, ты ненавидишь митрианцев, а они-то как раз немало людей пожгли на кострах. И едва ли один из тысячи казненных действительно творил зло.

— Я и не сомневалась, что ты все правильно понимаешь,— уже серьезно сказала девушка.— Просто не ожидала, что ты решишь выручать неизвестного… А если он заслужил свою участь?

— Ну это вряд ли,— рассеянно отозвался Север, думая о своем.

— Ты так уверен?

— Да,— кивнул он.— Быть может, то, что я скажу, тебе покажется странным, ведь учения Митры и Эрлика сильно разнятся, зато адепты их пользуются одними и теми же методами убеждения и искоренения и по сути мало чем отличаются друг от друга.

— И что же это за методы?

— В общем случае — пытка и смерть,— пожав плечами, ответил Вожак.— Правда, восточный народ издавна славился богатым воображением и стремился разнообразить и то, и другое, в то время как на западе в ходу в основном дыба и костер.

— Пришли…— выдохнул Вулоф.

Север натянул поводья и спешился. Они остановились на самом краю скалистой местности. Дальше тянулась полоса майелиновых рощ, а влажный воздух указывал на близость реки. Север выглянул из-за скалы и, окинув расположившуюся в низине деревеньку внимательным взглядом, вернулся назад.

— Что высмотрел? — деловито поинтересовалась Соня.

— Небольшое сельцо,— кратко ответил Вожак.— Дюжина расположенных кругом домов — обычная рыбацкая деревня. На площади между домами рыбаки разбирают улов и чинят сети. Правда, сейчас вместо сетей разложили костер. И того, кого собираются жарить, я тоже видел. Не похож он на преступника,— высказал свое мнение Север и, обернувшись, удивленно посмотрел на Гану.

Ему и прежде приходилось слышать, что зубы человека могут стучать не только от холода, но в жизни он столкнулся с этим впервые.

— Перестань лязгать зубами, милая,— с серьезным лицом попросил он.— Нас могут услышать.

Она судорожно шлепнула себя ладонью по побелевшим губам и уставилась на Севера округлившимися от страха глазами. Тот кивнул, давая понять, что она все сделала как надо, и обернулся с Соне.

— Без страха мы теряем осторожность,— заступаясь за подругу, заметила Соня.

— Верно,— кивнул Север.— Но во всем следует соблюдать меру.

— Как ты собираешься действовать? — спросила девушка.

— Ты, Гана и Вулоф останетесь здесь,— без раздумий ответил он.— Где Вилва? — обернулся он к волку.

— За селом…

— Отлично. Лети! — Он подбросил Вестницу.— Найди Вилву и приведи меня к ней.— Он повернулся к девушкам.— Сейчас я уеду. Как только вернется Вестница, выезжай на середину села, к людям,— обратился он к своей подруге.

— Это еще зачем? — подозрительно взглянула на него Соня.

— Обычная охотничья уловка. Будешь у нас приманкой,— пояснил Север.— Заодно проверим, как относятся в Иранистане к женщине в таком, как на тебе, наряде.

— Умен, ничего не скажешь! — хмыкнула Соня.— А сам-то ты что намерен делать?

— Пока они будут на тебя пялиться,— с готовностью поделился своим замыслом Вожак,— я подкрадусь сзади и умыкну у них жертву.

— Просто бездна коварства,— съехидничала его подруга, в то время как Гана только ошалело переводила взгляд с одного из них на другого, не понимая, как они не боятся.— Где это ты научился обманывать бедных рыбаков?

— Перестань,— остановил ее Север.— Не время сейчас. Если хочешь остаться в живых,— обернувшись к Гане, сказал он,— никуда не уходи с этого места. Веди меня,— велел он возвратившейся Вестнице, и та вновь взмыла в небо.

Скоро Север скрылся за краем скалы, а девушки остались в обществе Вулофа. Соня посмотрела на подругу, но та по-прежнему не могла говорить. «Хорошо еще, что она может сидеть»,— подумала бесстрашная воительница. Впрочем, Альрика ведь тоже отчаянно боялась всего, но в подземелье полезла. Соня ободряюще улыбнулась Гане, и та ответила ей благодарным взглядом.

Никем не замеченный, Север остановился на дальней окраине села.

За спиной у него остался левый берег Ильбарса, в этом месте вряд ли превышавшего тридцать локтей в ширину. Убедившись, что берег пустынен и нападение сзади ему не грозит, воин приблизился к небольшой роще фруктовых деревьев, которые, похоже, несколькими кольцами окружали все селение.

Он медленно продвигался между стволами, пока не подошел к внутреннему кругу деревьев и не отыскал место, с которого мог спокойно наблюдать за начавшимся на площади действом. Только после этого он отпустил Вестницу и сосредоточился на происходящем. Посередине площади, перед огромной поленницей, из которой торчал врытый в землю столб, стоял средних лет мужчина, несколько полноватый, с благородным лицом зингарского вельможи. Одежда его, препоясанная простой веревкой черная хламида с капюшоном, говорила о том, что он, скорее всего, совершал паломничество. Да и ноги его, грязные и босые, подтверждали это.

В окружавшей его толпе и впрямь стояло около четырех десятков людей, и Север порадовался тому, что Вулоф и на сей раз не ошибся. Большинство рыбаков молчало, и Север даже подумал, что они не слишком довольны происходящим, но от них вряд ли что-нибудь зависело. Пять человек суетились вокруг приговоренного. Глаза их горели фанатичным огнем, а на лицах играли ухмылки: эти люди явно радовались предстоящей казни, видя в ней славное развлечение. Тут же суетились несколько облезлых тощих псов. Огромный полуголый детина остановился в шаге от пленника и принялся водить заржавленной зазубренной саблей перед горлом зингарца, несомненно получая удовольствие от этого занятия.

— Ты слишком много говорил, митрианец! — радостно сообщил он.— Так много, что мы решили освободить твою шею от болтливой головы.

Он смерил пленника насмешливым взглядом и зачем-то попробовал пальцем тупое, как доска, лезвие.

— Нет, Балаш! Погоди! — вскричал его рыжебородый приятель.— Неверный ведь искренне верит в своего ложного бога! Он так рьяно отвращал нас от откровений всеблагого Тарима, что не должен принять столь постыдную смерть.

— Верно говоришь, Хаман! — вскричал третий из пятерки суетившихся возле пленника заводил.— С нами он был терпелив, как покойник! Он скоро и станет им, но только не от твоей ржавой железки, Балаш! Лишь пламя костра способно очистить от скверны постыдного учения Митры его заблудшую душу, а затем вознести ее к огненным чертогам Эрлика!

— А я предлагаю способ лучше! — закричал четвертый.— По частям ли, целиком ли сожженный на костре, он все одно предстанет перед создателем, так и не раскаявшись. Победа-то останется за ним, ведь при жизни он не признался в своих заблуждениях! Зато повисев на колу денька два и дождавшись, когда пламя проникнет в него изнутри, он все поймет. Вместе с колом войдет в беднягу и свет истины. И вот тогда настанет пора кому-то из вас позаботиться о душе заблудшего! — Торжествующим взглядом он окинул своих приятелей.

— На словах-то у тебя хорошо получается, Кобад,— мрачно усмехнулся Балаш.— А вспомни-ка, что случилось два года назад с беднягой-шемитом. Ты тогда тоже кричал, что кончик кола высунется из его лживого языка, а на деле что вышло?! Твой умелец угодил ему острием прямо в горло! — Он широко открыл рот, усеянный гнилыми зубами, и ткнул в него грязным пальцем.— И неверный задохнулся! То есть принял во всех отношениях позорную смерть! Нет уж! — закричал полуголый.— Моя сабелька хоть и не слишком востра, но дело свое сделает!

— Видели! — усмехнулся Кобад.— Сколько ты три года назад пилил ею бедного аквилонца? То-то и оно! Всю площадь кровью залил!

— Я протестую! — заголосил Балаш.— Он страдал полнокровием! Больше такое не повторится!

— Хватит спорить, братья,— вмешался в разговор Хаман, о котором все, казалось, забыли.— Вы сами видите, что сейчас ни один из ваших способов не подходит, а значит, очистительного пламени ему все равно не избежать. Вы ведь сами видите,— повторил он,— что у моего способа нет недостатков, присущих любому из ваших.

— Зато у него своих невпроворот! — в один голос огрызнулись спорщики.— Вспомни-ка лучше немедийца, которому внезапно начавшийся ливень не дал догореть. Как жалобно он стонал под окнами правоверных! — добавил Балаш.

Он хотел сказать еще что-то, да так и замер с раскрытым ртом, глядя на противоположный край площади. Его противники загалдели, досадуя на столь вопиющее неуважение к себе, когда неожиданно прозвучавший тихий голос заставил их заткнуться и посмотреть туда, куда уже пялилась вся деревня.

— Это Гули! — в ужасе прошептал кто-то.— Сейчас она сожрет всех.

Север не знал, услышала ли его подруга эти слова, но на губах Сони заиграла брезгливая усмешка. Она остановила коня и окинула пятерых заводил презрительным взглядом, а на остальных просто не обратила никакого внимания. Устремившиеся к ней псы заходились истошным лаем, но нападать не решались.

— Какая еще Гули, идиоты! — завопил Кобад.— Просто бесстыжая рыжая девка! На кол ее вместе со жрецом! На два кола! — поправил он себя.

— Вот видишь, Кобад! — не меньше его обрадовался Хаман.— У нас ведь всего один кол. Зато мой способ… На одном костре можно одинаково успешно поджарить обоих!

— Головы бы им посрезать…— мечтательно протянул Балаш.— Чтоб не болтали лишнего.

— Да рыжая еще и вякнуть не успела! — заорал Кобад.— Ей-то чего голову усекать, придурок?!

Окончательно потеряв терпение, он развернулся и залепил полуголому в ухо. Тот взревел и занес над Кобадом ржавую сабельку, пообещав при этом, что на сей раз много крови не ожидается, да так и замер с занесенной для удара рукой: он увидел Севера.

— Эгей, братья! — бодро вскричал он.— Вот и третий! Конец спорам-то.

Однако что-то явно складывалось не так. Он увидел, как, не обращая на него ни малейшего внимания, облаченный в одну набедренную повязку незнакомец усаживает на коня зингарца, которого они только что безуспешно делили, и трогается в путь. В следующий миг он сообразил, что ни сожжения, ни отсечения головы, не говоря уж о посадке на кол, в обозримом будущем не предвидится. Когда эта простая мысль достучалась до его сознания, он издал зычный рев и бросился на похитителя. Откуда в руке у того вдруг взялся меч, Балаш так и не понял. Не успел он и глазом моргнуть, как его собственная сабля упала в песок вместе с отсеченной кистью руки, которая мертвыми пальцами продолжала держаться за рукоять. Кровь брызнула из культи, и полуголый взревел, как дикий зверь, левой рукой зажав рану.

Его дружки бросились было на обидчика, но тот взмахнул окровавленным клинком, и они благоразумно остановились.

— Гнаться за мной не советую — убью! — пообещал незнакомец таким тоном, что все поняли: он так и сделает.

Сам же воин, ударив коня, умчался прочь.

Соня не торопясь развернула скакуна, давая Северу время скрыться.

— Что же вы стоите, братья? — закричал Хаман.— Эти люди изувечили Балаша! Смерть им!

Он, Кобад и еще двое стоявших с ними в центре площади вскочили на коней, в то время как остальная толпа, до тех пор безучастно следившая за приготовлениями к казни, теперь столь же равнодушно наблюдала за начинавшейся погоней. Единственный раз, когда Север отрубил руку Балашу, молчание толпы нарушила какая-то женщина. Правда, за свою несдержанность она тут же получила от мужа оплеуху и покорно умолкла.

Рыжеволосая воительница насторожилась. Она поняла, что, несмотря на всю нелепость происходящего, эти четверо настроены весьма решительно. Не то чтобы она испугалась, но и не принимать во внимание четырех рослых мужчин тоже не могла.

В руках у всех четверых появились луки, а это значило, что бегством можно пытаться спастись, только если не боишься получить стрелу в спину. Незаметным движением она достала пару метательных ножей, все еще надеясь, что удастся уйти без боя.

— Остановитесь! — Она предостерегающе протянула к ним руку со спрятанным в ладони клинком.— Иначе, во славу Огненного Цветка, мне придется отобрать ваши жизни!

— Братья! — взревел изувеченный Балаш.— Она говорит, а значит, она не Гули! Ее плоть уязвима, а в жилах течет кровь! Так проверьте же, так ли она красна, как ее бесстыже распущенные волосы!

Соня искренне надеялась, что разум возьмет верх над жаждой крови, но случилось обратное. Псы совершенно остервенели и, заливаясь яростным лаем, подходили все ближе. Двое подручных Кобада и Хамана, ударив коней пятками, ринулись было к девушке, которая как-то странно взмахнула руками. Раздался свист, и два бездыханных тела, вылетев из седел, повалились в песок. Балаш замер с выпученными от изумления глазами и на время даже позабыл о своей руке, зато его соратники смело вырвались вперед. Хаман устремился к девушке, а Кобад выхватил стрелу из колчана, явно намереваясь поддержать товарища.

Именно этот миг Вилва сочла достаточно серьезным, чтобы вмешаться в происходящее. Соня даже не знала, что та находится за ближайшим домом и внимательно следит за всеми. Одним прыжком огромная волчица выскочила на площадь и, остановившись рядом с Соней, угрожающе оскалилась, показывая клыки чуть не в локоть длиной. Ее оглушительный рык заставил рыбаков испуганно отпрянуть к домам. Конь Хамана взвился на дыбы, сбросил седока и умчался прочь. Скуля и трусливо поджимая хвосты, собаки попрятались кто куда.

— Оборотень! Оборотень! — закричали люди, пятясь все дальше.

Но Кобад, как ни странно, не струсил даже теперь. Вместо того чтобы спасаться бегством, он натянул тетиву и тщательно прицелился в волчицу.

И тут еще более грозный Вулоф вступил в бой. В два прыжка, с совершенно непостижимой для такого крупного зверя скоростью, он пересек площадь, перемахнув по пути через присевшего от страха Балаша. Ломая ребра стрелка, передние лапы волка ударили всадника в грудь. Тренькнула тетива, и стрела ушла в голубое небо. Могучий хищник толкнул коня, ноги того подкосились, и вместе со всадником он повалился на поленницу, которой так и не довелось стать погребальным костром. Судорожно перебирая ногами, конь вскочил и с безумным ржанием унесся прочь, утаскивая за собой застрявшее в стремени бездыханное тело Кобада.

Остолбеневшие от изумления жители деревни проводили его взглядами, а когда конь, волочивший по земле тело хозяина, скрылся за домами, посмотрели на площадь, но ни огнегривой воительницы, ни ее чудовищных зверей уже не увидели.

Все, что случилось на их глазах, было настолько невероятно, что, скорее всего, селяне должны были решить, что им это почудилось. Всем сразу. Но… Подручные Кобада и Хамана валялись в пыли, и у одного торчало из горла странное, без рукояти, лезвие, а у второго — такое же из правого глаза. Обезумевший от боли и страха Балаш сидел на земле и не отрываясь смотрел на свою отсеченную руку. Хаман замер, глядя вслед кляче Кобада.

Когда Соня с волками присоединилась к своим, то увидела, что спасенный уже сидит на свободном коне и оторопело смотрит на нее примерно такими же глазами, какими Балаш смотрел на свою руку. Север встретил ее настороженным взглядом. Она, пожав плечом, улыбнулась:

— Со мной все в порядке.

И он тут же успокоился. Гана сидела на своем гнедом и тихо шептала что-то походившее на молитву, хотя Соня сильно сомневалась, что ее подруга знает хотя бы одну.

— Вперед! — скомандовал Север.

— Им сейчас не до нас,— спокойно заметила Соня.

— Верю,— отозвался Вожак,— но в любом случае нам лучше уйти подальше. Не забывай, еще предстоит выбрать место для ночлега. Эй, почтеннейший! — крикнул Север, обращаясь к митрианцу.— Ты как себя чувствуешь в седле?

Соня с интересом посмотрела на человека в черном. Тот по-прежнему не мог вымолвить ни слова, но когда спаситель обратился к нему, кивнул, давая понять, что все будет в порядке. Девушка хмыкнула, но тут же подумала, что дело ведь могло кончиться и хуже. Она мельком глянула на возлюбленного и, встретившись с ним глазами, поняла, что он думает примерно так же. Север едва заметно улыбнулся, ударил коня и умчался вперед.

Вьючные лошади бросились следом, волки побежали за ними. Вестница вдвоем с вороненком взмыли в небо — высматривать погоню. Последними тронулись в путь трое оставшихся всадников. У Сони никак не выходила из головы улыбка Севера, значения которой она никак не могла понять и от этого злилась.

— Мы живы, живы…— шептала Гана, разворачивая коня.

— Конечно, живы! — рассмеялась воительница и, ударив коня по крупу, поскакала вперед.

Она поняла, отчего улыбался Север, но не только не успокоилась, но, наоборот, разозлилась еще сильнее. Он просто показал ей, к чему могут привести решения, вызванные не велениями долга, а капризами. Иными словами, освобождение этого митрианца — всего лишь месть за освобождение Ганы.

Соня глубоко задумалась: так ли это? Гана — всего лишь простая девушка, никогда не покидавшая Яму. Она даже не представляла, что может быть иная жизнь, другие обычаи, другие отношения между людьми. И чтобы понять, что девушка не лжет, Соне оказалось достаточно посмотреть на ее изумленное лицо, когда она подарила ей одно из своих платьев. Совсем иначе обстояло дело с зингарцем, который явно происходил из знатного рода.

Соня посмотрела на сутулую спину их нового спутника, скакавшего чуть впереди и слева от нее. Как она ненавидела всех этих зингарцев-аквилонцев! Всех этих рассуждающих о судьбах мира, щеголеватых подонков, купающихся в роскоши, и тысячной доли которой они не заслужили делами! Провались они все пропадом!

Наверное, злость ее оказалась настолько сильна, что испепеляющий взгляд вонзился в спину спасенного, и тот неуютно заерзал в седле. Соня усмехнулась. Э, нет! Тут все совершенно иначе.

Своими ногами митрианец отправился на поиски смерти, своими словами добился ее — никто его не заставлял. Так что нет, Север, и случай не тот, да и человек другой. Она удовлетворенно улыбнулась и тут же покачала головой: раз она это понимает, то и Вожак не мог не подумать о том, что она непременно догадается. Да ведь и привела-то его сюда именно она. Захотелось, видишь ли, посмотреть, чем там занимаются почитатели Огненного Бога. Посмотрела… Так сказать, ощутила близость родственных душ… Сколько их там отлетело к Эрлику? Она пошевелила губами: похоже, трое. Взгляд ее вновь уперся в черную спину. Стоила ли одна его жизнь трех отданных ради ее спасения?

Впрочем, если судить по разговорам тех трех скотов, они немало людей отправили в огненные чертоги своего бога, чего явно не скажешь о зингарце, который, похоже, просто надоел несчастным рыбакам чуждыми им проповедями. Однако как же так случилось? Терпели, терпели и вдруг... Очень странно. Особенно странно опять-таки, если припомнить их разговоры, из которых она поняла, что расправа задержалась только из-за того, что они никак не могли выбрать способ казни, или «приобщения к истине», как метко выразился один из них.

Когда Соня въехала на небольшую, окруженную невысокими отвесными скалами круглую площадку, Север уже деловито расхаживал, освобождая вьючных коней от поклажи. Гана перестала что-то бормотать и, схватив бурдюк, побежала по воду. Зингарец тоже выбрался из седла и теперь с истинно митрианским смирением стоял в сторонке, сложив пухлые ручки на объемистом животе.

— Давай-ка! — прикрикнула на него Соня, спрыгивая на землю — Собери дров — нечего столбом стоять на месте!

— Нет, дочь моя,— неожиданно возразил тот.— Не пристало мне, служителю божьему, осквернять себя заботами мирскими.

— Вот оно как? — От неожиданности красавица даже остановилась и окинула его насмешливым взглядом, начиная от босых грязных ног и заканчивая выбритой наголо макушкой.— Значит, не пристало?

— Истинно так, дочь моя,— ответил он, старательно отводя взгляд от прекрасной полуобнаженной воительницы.— Мое дело — нести заблудшим свет истинной веры и принимать их благодарность в виде скромной пищи и крова на ночь.

— А скажи-ка мне, жрец, культовые служители соглашаются отягощать себя такими мирскими пустяками, как помощь ближнему и изъявление благодарности? — елейным голоском поинтересовалась Соня.

— О, да, дочь моя! — с готовностью закивал жрец.— Эти основные мирские заповеди святы и для нас, служителей Всеблагого,— с достоинством согласился он.— Хотя есть и другие…

Похоже, он собрался пуститься в пространные объяснения, но Соня оборвала его словоизлияния в самом начале.

— Остановимся пока на первых двух, которые ты собирался нарушить,— заявила она.

— Я-а? — в ужасе воскликнул тот.

— Тебя только что спасли от смерти,— хладнокровно напомнила Соня,— и желают получить благодарность в виде твоей доли в общих приготовлениях к ужину и ночлегу.— Она хмуро посмотрела на него и покачала головой.— Давай-ка за дровами…— Она помолчала.— Пока Митра не разгневался.

Соня не стала следить за борьбой благодарности, ущемленной гордости, нежелания работать и желания поесть, отражавшейся на лице их неожиданного спутника. Она просто развернулась и пошла заниматься своими делами: устраивать очаг, расчищать землю от камней и готовить для всех спальные места.

Север только что освободил от упряжи коней, которые успели напиться воды из протекавшего неподалеку ручья, и решил вернуться к спорщикам, чтобы высказать и свое мнение, но Соня уже отошла в сторону.

— Вулоф! — крикнул он тогда.— Отведи коней к траве и отправляйтесь с Вилвой на охоту. Да и мне, похоже, пора,— сказал он, обращаясь уже к жрецу, нагнулся за луком и добавил: — Лучше не спорь с ней, жрец, а то пожалеешь, что жив остался.

— Воистину сказано,— сложив пухлые руки на животе, согласился уже пришедший в себя зингарец.— Рыжие люди либо отвратительно дурны, либо необыкновенно хороши.

— Я необыкновенно хороша! — гордо заявила Соня, которая, оказывается, слышала весь их разговор.— Убедись сам, жрец.— Она бросила на землю одеяла, которые держала в руках, откинула на спину роскошные медные волосы и, выгнув спину, призывно посмотрела на него. Ее рука скользнула по сильному загорелому бедру, задела подол платья, чуть приподняв его.— Ну-у,— протянула она,— хороша я?

Он смотрел на нее, раскрыв рот, а когда опомнился, сил бедняги хватило только на то, чтобы махнуть рукой, отталкивая ужасное видение.

— Митре нет дела до красоты лица,— судорожно облизнувшись, прошептал он мгновенно севшим голосом.— И до привлекательности тела тоже,— закончил он, окинув красавицу торопливым взглядом, и стыдливо отвел глаза.— Всеблагого интересует только душа.

— Моя душа еще прекрасней! — заверила она толстяка, делая шаг вперед.— Вот хоть у Севера спроси!

Вожак, однако, сейчас больше походил на каменного истукана, чем на живого человека. Он знал, что незадачливый жрец понимает все совсем не так. Никто и не собирался его соблазнять. Он просто проходил обряд посвящения в их маленькое общество. Отчего-то Север ни на миг не усомнился, что спасенный митрианец пойдет с ними, как и Гана. Он не радовался этому и не злился. Он просто не хотел влиять на принятие решения. Вернувшаяся с целым мешком плодов, собранных в соседней роще, Гана некоторое время прислушивалась к разговору, пока не сообразила, что к чему. Тогда она всплеснула руками и мгновенно включилась в игру.

— Ах, Соня! Хоть ты и прекрасна, но, похоже, не в его вкусе! — уверенно заявила она.— Правда?

Увидев, как жрец закатил глаза и зашептал охранительную молитву, отчаянно взывая к своему покровителю, Север чуть заметно хмыкнул и обменялся насмешливым взглядом с Соней, которая кивнула на подругу. Вожак понял ее мысль. Впрочем, он и сам не раз удивлялся тому, как быстро удается девушке, выросшей в Яме, приспосабливаться к нормальной жизни.

— Я ведь тебе больше по нраву? — лукаво спросила Гана, зазывно улыбаясь.

— Я думаю, мне лучше уйти,— побелевшими губами прошептал зингарец и на ватных ногах медленно побрел прочь.

— Вот ведь лень до чего доводит,— ехидно заметила Соня.— Лишь бы не работать!

— Я с тобой, жрец! — обрадовалась Гана.— Мы найдем укромное местечко, ты обнимешь меня, и пусть мудрость Всеблагого озарит мою заблудшую Душу.

— Нет!!! — завопил тот, чуть не рыдая.— Пожалуй, мне лучше остаться!

— А-а-ха-ха-ха! — расхохоталась девушка.— Соня, он нас боится! — поделилась она своим открытием.— Какой душка! Дрожит и потеет, как шлюха в храме Митры!

— Все! — Север решительно поднял руку, останавливая издевательство над беднягой.— Во всем следует знать меру. Я считаю, что грех гордыни наказан, причем с избытком.

— Послушай, жрец,— сказала Соня, когда огонь в очаге запылал и подстреленная Севером лань, истекавшая над огнем соком, начала источать аромат, предвещавший скорую трапезу, а люди уютно расположились вокруг, коротая время за чаркой вина.— Хоть бы имя свое назвал. Ну какой ты мне, к Нергалу, отец, когда ты всего-то лет на десять старше меня самой!

Говоря откровенно, она несколько преуменьшила разницу в возрасте, но жрец не заметил этого.

— Зовут меня Мурзио,— ответил он.— А ругаться нехорошо, дочь моя.

— Нехорошо с грязными копытами сидеть за столом! — не моргнув глазом, парировала Соня.

— Это не грязь,— с достоинством ответил жрец, тем не менее прикрывая замызганные ступни подолом своего одеяния.— Это плоть земли.

— Вот и смыл бы ее в ручье,— стояла на своем девушка.

— Что ж…— Мурзио со вздохом поднялся.— Не пристало гостю спорить с хозяином,— изрек он и отправился к ручью.

Опустив ноги в холодную воду, митрианец поморщился: непривычное ощущение не было приятным. Сам он считал себя подвижником, едва ли не мучеником, призванным претерпевать лишения ради того, чтобы нести дикарям свет истинной мудрости. А какое при этом имеет значение чистота тела? Главное, чтобы дух оставался незапятнан! Правда, оттирая ноги от грязи, он вспомнил, как нелегко далось ему постижение этой истины. Пожалуй, если бы не свалившиеся на его голову беды, вовремя укрепившие слабый дух, он так и не сумел бы отказаться от пагубного ублажения плоти.

И вот сейчас он совершенно неожиданно для самого себя почувствовал стыд, вызванный словами распущенной девицы.

Мурзио сокрушенно покачал головой: оказывается, сильно еще в нем влияние мирского. Он старательно вымыл не только ноги, но также руки и лицо, и вернулся к костру изрядно посвежевшим, что удивило его самого.

Он уселся на прежнее место, старательно избегая встречаться взглядом с девушками, чьи насмешки приводили его в непонятное смущение. На добровольно выбранном им пути он часто встречался с женщинами, девушками и девочками, но никогда не обращал на них особого внимания, да и сам он всегда оставался для них жрецом или мучеником, как он втайне желал, чтобы его называли. Эти же двое не просто не придали значения его сану и отнеслись к нему как к мужчине, но, к немалому удивлению митрианца, заставили и его почувствовать себя мужчиной. Причем мужчиной молодым, совсем ненамного старше любой из них.

Не прислушиваясь к шушуканью девушек, он посмотрел в лицо своему спасителю, и тот приветливо кивнул в ответ.

— Расскажи нам, Мурзио,— попросил воин,— что за дорога привела тебя на костер?

— То долгая история,— ответил жрец, чувствуя, как рот наполнился слюной, когда незнакомец протянул ему на ноже огромный кусок ароматного сочного мяса.

— Да мы вроде и не торопимся,— не упустила случая поддеть его рыжеволосая девица.— Кто знает, быть может, ты злодей, которого мы легкомысленно избавили от заслуженной кары! — добавила она, а ее подруга прыснула и закрыла рот ладонью.

Мурзио тяжело вздохнул.

— Да нет…— начал он свой рассказ.— Митра свидетель, не совершал я злодеяний, а грех мой состоит в том, что пытался я всеми силами приобщить этих кровожадных дикарей к единственно истинной вере.

— Что ж за вера такая? — с наслаждением жуя мясо, ехидно поинтересовалась Соня.

— Как, вы не знаете?! — обескураженно воскликнул жрец.— Невежественные иранистанцы едва не убили меня, и до сих пор я пребывал в уверенности, что великий Митра в своей благости позаботился о спасении моей жалкой жизни, послав мне на помощь братьев по вере, то есть вас, незнакомцы! — Он недоверчиво переводил взгляд с одного на другого, но лица всех троих ничего не выражали.

— Так я ошибся?! — воскликнул Мурзио.— Во что же вы верите, несчастные?!

— За всех не могу отвечать,— проговорила Соня.— Я, например, верю в Огненный Цветок и Великую Волчицу.

— О, Митра! — ахнул митрианец, и непрожеванный кусок едва не выпал у него изо рта.

— Ты, верно, думаешь, твой бог придет тебе на помощь? — ухмыльнулась Соня.— Подумай-ка: тебя, своего преданного слугу, Митра оставил в руках дикарей.

— Он послал вас спасти меня,— прошептал зингарец.

— Ну перестань! — Соня сморщила носик.— Неужели же ты и впрямь думаешь, что мы пришли сюда из Гипербореи исключительно ради того, чтобы избавить митрианского жреца от кола?

Зингарец поерзал на месте, словно убеждаясь, что кол остался в деревне рыбаков, подумал о том, во что бы он превратился к этому времени, если бы не эти люди, и понял, что возразить нечего.

— Спасибо вам,— пролепетал он, чувствуя, что краснеет.— Без вас висеть бы мне сейчас на шесте.

— Он, кажется, что-то понял! — восторженно всплеснула руками рыжеволосая красавица.

— Я виноват, что промедлил с благодарностью,— с достоинством ответил митрианец,— но это не значит, что я согласен со всем, что ты сказала.

— Да? — Соня с интересом посмотрела на него, и жрец смущенно потупился.— И как же понимать тебя?

Север ел не торопясь и не вмешивался в разговор. Только веселый блеск его глаз говорил о том, что ему интересно.

Гана уже знала, как Соня относится к митрианцам, и теперь с улыбкой посматривала то на одного, то на другого.

— Все просто,— ответил жрец.— Я, конечно же, не сомневаюсь, что вы ехали по своим делам, но Митра в своей бесконечной мудрости и милосердии, увидев, что я в беде, а вы рядом, внушил вам мысль свернуть и вызволить меня из беды. Что вы и сделали,— заключил он с достоинством.

На этот раз уже Соня не нашла слов. Вместо ответа она пренебрежительно фыркнула и отвернулась. Зингарец удовлетворенно кивнул: наконец-то ему удалось одержать над этой самоуверенной девицей пусть маленькую, но победу. Все-таки мудрость Митры неопровержима!

— А что скажешь ты, воин? — видя, что ни одна из девушек продолжать разговор не собирается, обратился он к Вожаку.

— Зови меня Севером,— ответил тот.

— Север… Север…— задумчиво прошептал толстяк, теребя себя за губу.— Не сочти меня невежей, но где дают такие имена?

Соня с интересом уставилась на возлюбленного: что он ответит на столь неожиданный вопрос?

— Никаких тайн,— непринужденно ответил Вожак.— Моя мать всегда любила суровую зиму с ее морозами и обильными снегами, вот и решила назвать сына Севером. Отец ничего не имел против. Так я и получил свое необычное имя.

«Вывернулся!» — хмыкнула про себя Соня, почему-то ни на миг не усомнившаяся, что ответ его не имеет никакого отношения к истине.

— А что касается митрианства и всего прочего,— продолжил он,— то я всегда стараюсь молчать, когда речь заходит о вере.

— Но почему? — удивился Мурзио.— Разве тебе есть что скрывать?

— Нет,— не задумываясь, ответил Север.— Просто я стараюсь никогда не забывать, что искренняя вера — это сокровенная святыня. Именно вера делает человека человеком, и если эта, последняя, цель достигнута, то не все ли одно, во что он верит и каким путем пришел к своей вере?

— Так ты хочешь сказать!..— воскликнул митрианец, и Север кивнул.

— Именно! — подтвердил он.— Посмотри на Гану! — неожиданно сказал он.— Она не верит вообще ни во что. Душа ее чиста и готова простодушно соблазниться любой приманкой!

Митрианец встрепенулся:

— Я готов зажечь для тебя свет истины!

— Охотно послушаю, Мурзио,— промурлыкала она.— Сегодня же ночью ты расскажешь свою историю, а я в благодарность поделюсь тем, что имею сама. Надеюсь, предисловие не окажется излишне длинным?

Зингарец испуганно отпрянул, досадуя на то, что никто здесь не желает воспринимать как должно то, чему он посвятил свою жизнь. Гана расхохоталась, а Соня нахмурилась.

— Вот, вот,— решительно вмешалась она в разговор,— держись от нее подальше и не вздумай пачкать ее незапятнанную, как выразился Север, душу никчемными митрианскими догмами.

Зингарец непонимающе посмотрел на девушку. Вроде бы разговор был таким мирным, и вот ни с того ни с сего!

— А вот и Соня! — усмехнулся Вожак.— Не удивляйся ее словам и не обижайся на них. Она ярая противница митрианства, но и у нее есть вера,— Зингарец оживился.— Она верит в себя.— Удивление на лице жреца сменилось пренебрежением.— Думаю, что верит в меня,— продолжил Север, и пренебрежение уступило место растерянности: что же это за религия? — Она верит в превосходство Силы и Ума,— продолжил воин, и вместо растерянности на лице Мурзио отразилось разочарование.— И, наконец, она верит в Огненный Цветок,— закончил Север, сознательно повторив уже сказанное самой Соней, и зингарец вновь удивленно посмотрел на красавицу: ну что за каша в мозгах этой девчонки!

Он собрался с мыслями и попытался что-то сказать, но тут заговорила Соня:

— Я, между прочим, даже в зверобогов поверю скорее, чем в твоего Митру.

— Но почему?! — не скрывая отчаяния, выкрикнул бедолага.

— Да потому, что я вижу зримые подтверждения того, что они существуют.— Север покачал головой: надо же, он и не заметил, как его подруга стала убежденной зверопоклонницей! — Они помогают мне,— продолжала девушка.— Они дали мне разумных животных, которые спасли меня сегодня от стрелы, а тебя от погони, в то время как твой Митра пальцем о палец не ударил! Может, его просто нет? — язвительно спросила она.

— То есть как это нет?! — точно ужаленный, взвился жрец.

— А вот так. Нет и все! — непреклонно стояла на своем Соня.

— Прекратите спорить! — поморщившись, прикрикнул на них Север.— Ты ведь не можешь убедительно доказать, что твой бог существует,— обратился он к Мурзио и тут же перевел взгляд на Соню.— Равно как и ты не в силах доказать обратного.

— То есть как это не могу?! — в один голос вскричали спорщики, и так же одновременно оба поникли.

И девушка, и жрец вспомнили недавний спор о его чудесном спасении. Он ведь и в самом деле не мог доказать, что именно Митра направил к нему на выручку трех оказавшихся неподалеку людей. Соня же, в свою очередь, не могла опровергнуть предположения о том, что именно Митра разжег в ней желание поглазеть на поклонников Эрлика. Этак можно до утра переливать из пустого в порожнее…

На некоторое время в их маленьком обществе воцарилась тишина. Соня и Мурзио возмущенно сопели, старательно глядя каждый в свою сторону, а Север и Гана переглядывались с видом победителей. Оба имели на это право: ни тот, ни другой не дали втянуть себя в бессмысленный спор. Правда, причина этого оказалась у каждого своя. Север знал слишком много о многом, в то время как Гана не знала ничего ни о чем, но сути дела это не меняло. Оба не потеряли лица.

— А какая драка получилась! — заявила Гана, когда почувствовала, что молчание затягивается.

При этих словах Соня полуобернулась и хмуро посмотрела на подругу. Митрианец же выглядел растерянно. Он-то до сих пор просто считал, что Север вывез его без всяких препятствий со стороны палачей. Он даже пропустил мимо ушей слова Сони о том, что волки спасли и его, и ее. Еще не придя в себя от пережитого, он даже на самих волков не обратил внимания, а ведь они явно стоили того! И вот теперь одна фраза вдруг все поставила на место.

Все ведь и впрямь не так просто. Волки-то ростом почти с коней — таких на свете не бывает. И как там сказал Север большему из них? «Найди коням траву и отправляйтесь охотиться!» Ничего себе! Так человек говорит слуге, но не хозяин псу, то бишь волку! Выходит, они не просто заблудшие, а убежденные в своей правоте люди… Если ему удастся обратить их в свою веру, да ведь это же!..

— А ты видела? — заинтересовался Север.

— А как же! — восхищенно воскликнула Гана.— Все от начала и до конца! Думала, помру со страху!

Услышав такое признание, Соня невольно улыбнулась, и раздражение ее как рукой сняло. Жрец же лишь удивленно посмотрел на Гану.

— Ну-ка, расскажи,— попросил Вожак.

— Ох, добрый господин! — затараторила она.— Как отхватил ты руку тому, с саблей, да увез Мурзио,— тут она с истинно материнской лаской посмотрела на митрианца,— четверо оставшихся оседлали коней, за луки схватились — и к ней. Ну, думаю, погорела подруженька, а она спокойно так: «Стоять! — говорит.— А то жизни лишу!» А они все одно к ней! А она ручками как-то так незаметно — р-раз! И одному ножичком в горло, а другому в глаз! Тут Вилва как выскочит, да как зарычит — людишек аж по стенам размазало! А шавки облезлые — так те просто передохли со страху! Конь-то у третьего на дыбы, да седока сбросил, а четвертый уж в волчицу целится из лука, но тут Вулоф как прыгнет… Ну и зашиб лучника вместе с лошадью. Так что, я так думаю, тот, первый, хоть и лишился руки, но все-таки ему повезло — живым остался.

Мурзио обалдело смотрел на рыжеволосую красавицу: эта девушка совершенно спокойно поразила насмерть двух громил! Впрочем, наверное, таким людям и должны служить такие животные… Да, зачем бы ни приехали сюда эти трое, но явились они явно не по воле Митры…

— Одним словом, хоть и кончилось все хорошо, но страху я натерпелась,— закончила Гана рассказ и, подумав, добавила: — Нет уж, вы как хотите, а мое оружие нравится мне больше.

— Что за оружие? — рассеянно поинтересовался жрец.

— Будешь хорошо себя вести, узнаешь,— пообещала девушка.

— Между прочим,— заметил Север,— ты ведь так и не рассказал нам свою историю.

— Да что там рассказывать,— отмахнулся Мурзио.— Четвертый год путешествую я по Иранистану, пытаюсь обращать дикарей в истинную веру, а все без толку. Слушают, кивают,— с горечью поделился он невеселыми мыслями,— а все косятся в свой талман.

— А ты не задумывался о том,— серьезно спросил Север,— что, быть может, не стоит и стараться? Ведь они верят!

— Нельзя верить во что попало,— задумчиво ответил митрианец.— Верить должно в истину.

— Но ведь к истине можно прийти разными путями,— заметил Север.— С чего ты взял, что твой — единственно верный?

— А как же иначе?

— Да ты приглядись, сколько троп под ногами. Придет время, и каждый найдет свою.

— А если нет?

— Ты о тех, кто не ищет?

— Хотя бы.

— Ну,— Север пожал плечами,— этих ты и не заставишь.

— Так ты предлагаешь ни во что не вмешиваться?

— Да почему же? — удивился Вожак.— Я предлагаю оставить других в покое и делать дело самому. Не справляешься, найди помощника, но не тяни за собой того, кто этого не хочет!

— А сам-то ты чем занят?

— У нас дело на юге Иранистана. Важное, но и опасное тоже. Так что, думаю, тебе лучше расстаться с нами. Не обязательно завтра, но в ближайшие дни.

— А куда мне идти? — с неожиданной тоской в голосе спросил Мурзио, и Северу вдруг стало жаль этого человека, который попусту растрачивает жизнь.— Надоели мне эти крестьяне и рыбаки,— подумав, пожаловался он.— Наверное, ты прав: они идут своим путем. Быть может, и сами не знают куда, но разве это так уж важно? — Он помолчал.— Вы хоть и странные, а хорошие люди. Разрешите мне остаться с вами хотя бы на время,— попросил он, глядя в сторону.

— Зачем это тебе? — удивился Вожак.— Я ведь не преувеличил, говоря, что наше путешествие опасно. Ты можешь и погибнуть.

— Пусть,— посмотрев ему в глаза, спокойно ответил зингарец, и Север понял, что тот не кривит душой.— Вы спасли мою жизнь и теперь вольны распоряжаться ею. Во всяком случае, я хочу отплатить вам тем же.

Север взглянул на Соню, и та, не раздумывая, кивнула.

— Ладно,— согласился Вожак и тут же подумал, не совершает ли еще одну ошибку.— Ты говорил, что исходил этот край вдоль и поперек,— перевел он разговор на другую тему.— Расскажи, что ждет нас на юге и как туда безопасней добраться?

— Это и просто, и сложно,— подумав, ответил Мурзио.— Простота в том, что край этот гол как…— запнулся он, ища подходящее сравнение.

— …Череп митрианского жреца,— с невозмутимым видом подсказала Соня.

Гана прыснула, а Мурзио непроизвольно дотронулся до выбритой макушки, улыбнулся — ну и характер! — и кивнул.

— Верно,— согласился он.— Можно сказать и так, дочь моя. В этом простота, но в том же и сложность: нам ведь придется обходить селения стороной.

Соня уже во второй раз услышала этот совет, и первый же опыт подтвердил его правильность, но, быть может, именно поэтому рассердилась.

— Да почему же мы должны обходить стороной селения?! — воскликнула она.

— Это Иранистан,— ответил митрианец и пожал плечами.— Здесь не любят безбородых.

Внимавшая ему со всей доступной ей серьезностью Гана снова прыснула, потом не выдержала и рассмеялась: видно, представила себя с бородой.

— Не удивляйся,— пояснил жрец, вполне уже освоившийся в обществе красавицы-насмешницы и красотки-хохотуньи.— В Иранистане безбородым называют не только того, у кого нет бороды, но и любого, кто хоть чем-то отличается от прочих. К ним относят и тех, у кого действительно нет бороды, и блондинов,— он посмотрел на Гану,— и в особенности рыжих, а также всех, кто отмечен каким-либо физическим недостатком. Всем им приписывают хитрость и коварство и относятся, в лучшем случае, настороженно.

— Так это из-за отсутствия бороды тебя попытались обезглавить?

— Ну, не совсем так,— помявшись, ответил Мурзио.— Как я сказал, я здесь уже четыре года, и все это время в каждой из посещаемых мною деревень с удручающим постоянством повторялось одно и то же. Сперва меня принимают за странствующего нищего монаха и окружают почетом и поклонением. Потом во мне начинают видеть слабоумного, и мои проповеди никто не слушает. Затем я превращаюсь в отступника, и меня начинают избегать, как чумного.

— Интересная цепочка,— хмыкнул Север.— И что же происходило после этого?

— Как только я замечал, что на меня начинают косо смотреть, я уходил.

— А сейчас, как я понимаю, не успел? — засмеялась Соня.

— Так оно и есть,— смиренно согласился Мурзио.

— А кто эти пятеро? — поинтересовался Вожак.

— Двое — просто подручные,— пожал плечами митрианец,— а те трое, что спорили, сипахи — главы этой и двух соседних деревень, что лежат севернее по течению Ильбарса.

— Странно…— задумчиво протянула Соня.— Даже в Заморе, где не слишком-то возятся с неугодными, ты неизбежно предстал бы перед судом.

— Может, так оно и происходит в Заморе,— не стал спорить жрец,— но здесь Иранистан. Среди сипахов бытует пословица: шах правит в Аншане, а эта земля принадлежит мне. Так что сипах — он владыка для людей своего села и судья для любого очутившегося в его владениях. Я побывал в двух соседних селах, когда Балаша и Хамана не было там, а сюда пришел, когда Кобад отправился в гости к Хаману, но тут неожиданно нагрянули все трое. Вот так и возник спор: каждый из них считал себя вправе разделаться со мной по собственному усмотрению.— Он невесело усмехнулся.

— Не стоит печалиться.— Соня ободряюще кивнула ему.— Посмотри на происшедшее иначе: ты жив! — Девушка взглянула на плывущие по небу облака.— Небо синее, солнце светит! — Она кивнула на верхушки скал.— Да. Утро было мрачным,— согласилась она.— Зато день выдался радостным, а вечер золотым! Чего же тебе еще?! — Она насмешливо посмотрела на жреца.

— Все так,— вымученно улыбнулся тот.— Но четыре года жизни пропали впустую,— заключил он с горестным вздохом.— С этим можно смириться, но это совсем не радует…

— Многое в жизни зависит от твоей точки зрения,— заметил Север.— Отнесись к происшедшему не как к краху, а как к уроку. Как к жестокому уроку, который преподал тебе Рок.

— Ты веришь в предначертанность судьбы? — удивился Мурзио.

— Если хочешь, то отчасти да,— не стал спорить Север.

— О, Митра! — воскликнул жрец, закатив глаза и молитвенно сложив на груди ладони.— Воистину невежество твое превыше северных гор и глубже океанских впадин.

— Да ладно тебе! — добродушно отмахнулся Вожак.— Зато моя вера дает мне простые правила на каждый день. И одно из них гласит: помни вчерашний день, живи сегодняшним, думай о завтрашнем, и душа твоя обретет покой.

— По-моему, думать стоит только о вечном,— заметил Мурзио.

— Ну, думай о вечном,— пожав плечами, согласился Вожак. Он видел, что зингарец не склонен воспринимать чужое мнение, и потому не настаивал..— Но расскажи нам, как мы пойдем дальше? Учти: нас четыре всадника, восемь коней и двое волков.

При этих словах Задира прыгнула к нему на колени и, встав на задние лапы, зацокала, глядя человеку в лицо и возмущенно жестикулируя. Мурзио изумленно уставился на зверька.

— Ну, извини, милая! — усмехнулся Север.— Если не заметят меня, то уж тебя, поверь, и подавно. Поэтому я перечисляю только крупных животных и не упоминаю ни тебя, ни тем более Вестницу и вороненка.

— Она что — тоже? — спросил жрец, переведя изумленный взгляд со зверька на человека.

— Разумна? — Вожак вопросительно посмотрел на толстяка.— Конечно! И Задира, и вороненок, и Вестница, и Вулоф с Вилвой. Кони тоже умны, но лишь как кони.

— Пресветлый Митра! — взмолился зингарец.— Как же ты допустил такое!

Соня нахмурилась, ясно давая понять, что ей не нравится такой подход, но пока молчала.

— Перестань.— Север поморщился.— Ты противоречишь сам себе. Если, по твоему разумению, Митра направил нас тебе на выручку, то, значит, он и зверей направил тоже, потому что в твоем спасении они участвовали с нами наравне. И, следовательно, они угодны Подателю Жизни,— закончил он насмешливо.

Мурзио ошарашенно уставился на воина.

— Мне такие соображения не приходили в голову,— признался он и тут же спохватился.— Мы пройдем. Иранистан пустынен, но не настолько, чтобы по нему не сумел тайно пробраться такой немногочисленный отряд. Главное, не углубляться на запад, где край гол и каменист. Впрочем, и на востоке нам тоже делать нечего. Ближе к морю много такыров. В засушливое время года это бесплодная пустыня, которая в сезон дождей превращается в вязкое болото. Нам лучше держаться между ними. Сперва я поведу вас майелиновыми рощами,— пообещал митрианец.— Дальше начинаются буксовые рощи, иногда настолько большие, что правильнее бы их назвать лесами.— Он помолчал, прежде чем спросить.— А куда вы направляетесь?

— Нам нужно незамеченными добраться до юга Иранистана,— ответил Север.— Там мы свернем на запад.

— Но ведь тогда мы попадем в Джурдистан! — ахнул зингарец.— Там и не живет-то почти никто!

— Верно, в Джурдистан,— согласился Север.— Именно туда мы и едем.

— И что же вам понадобилось в этом проклятом Митрой месте?

— Ты слышал когда-нибудь об ущелье Духов?

— Так ведь там…— прошептал Мурзио побелевшими губами.— К ущелью и близко не подобраться,— сообщил зингарец, несколько придя в себя.— Ущелье окружает стена. Я ее видел. И люди там не такие, как здесь. К ним лучше не приближаться!

— Ну, сперва давай доберемся до стены, а там посмотрим.