Ушедший

1 часть

Правый уголок маленьких губ ликующе дёрнулся, и её Звёздочка сделала ход.

— Ты уверена? — уточнила Падме, прямо смотря на дочь.

— Абсолютно, — дитя расправило плечи и вызывающе взглянула на мать.

— Это очень опасная позиция.

— Это моё решение.

— Ты блефуешь, — примирительно улыбнулась мама, стараясь смягчить настрой девочки.

— Это моё решение, — упиралась принцесса.

Общество Лорда оставило сильный отпечаток на ребёнка. Падме опасалась, что у Леи сформируется ощущение, что её бросили… сначала отдали под охрану Лорду, потом погиб отец, и снова она осталась с легионом Скайуокера, одна, без матери. Но Лея спокойно перенесла эвакуацию на флагман, тепло встретила её на борту, а извинения и оправдания матери восприняла с детским холодным рационализмом. Такое смирение может быть только у детей. Она по-настоящему ещё не понимала, чему учил её Энакин, не понимала всю цепочку причинно-следственной связи, но копировала уверенность взрослого, пряча растерянность и настоящее ощущение беспомощности. Своим примером Энакин дал ей модель поведения взрослого, сильного и уверенного правителя. Лея копировала бесстрашного лидера, который имел за спиной не только военную мощь, но и годы успешного ведения войны. Возможно, сейчас это было и хорошо. Дочь не нуждалась в дополнительной психологической поддержке. Порой её Звёздочка сама оказывала ей эту поддержку в моменты замешательства или сомнений. И такому стабильному психическому состоянию ребёнка она обязана Лорду. Признавать тот факт, что она – королева Альдераана, наречённая Амидала – не выдержала бы истерик дочери в такой сложной и давящей ситуации, и просто не знала бы, что ей делать, было тяжело. Но это была правда. Кинься Лея ей на шею со слезами и рёвом, и весь стальной образ правительницы Альдераана разлетелся бы на осколки. Держать себя в руках в тот момент, когда она увидела сына в крови и ссадинах, когда ей показалось, что Кеноби заберёт её мальчика, было практически невозможно. Мудрый магистр позволил ей долететь до флагмана с Люком, а потом её Звёздочка затмила всё собой, и Оби-Ван плавно увёл падавана. Они оба были живы, и оба в безопасности. И сейчас даже она ощущала полную безопасность для себя и детей на базе Лорда. Он спас их… он всех их спас, не зная этого… а она даже «спасибо» ему не сказала. Этого, разумеется, мало… безбожно мало по сравнению с тем, что он сделал сегодня для неё, но она ничего не может отдать ему в благодарность.

— Мам, твой ход, — выдернула её из размышлений Лея.

— А когда это Лорд научил тебя такой игре?

— А он и не учил, — довольно заявила девочка, радуясь, что её уловка удалась, и теперь в один ход она обойдёт маму на целых восемь очков. — Я сама научилась.

— Похвально, юная Леди, хотя и очень дерзко.

— Но в данной ситуации это было оправдано, — самодовольно заявила будущая королева.

— Цель не всегда оправдывает средства.

— Лорд тоже так говорит.

Падме подавила желание сделать дочери замечание.

Это временно, это надо перетерпеть – решила она, делая следующий ход, получая ещё четыре шага. Детская развивающая стратегия превращалась в жестокую борьбу.

— Звёздочка моя, а когда у вас назначена тренировка с Лордом?

— Утром, в шесть по корабельному времени, — Лея сжала губки, обдумывая следующий шаг. — Он вернётся ночью.

— А ты откуда знаешь?

— Он всегда спит в своих каютах.

— А может, ты ещё знаешь, сколько он спит?

— Четыре или пять часов, — расспрос заинтересовал девочку, и, сделав очередной ход, она подняла глаза на маму. — А ты что-то хочешь?

— От тебя ничего не утаишь, моя Звёздочка, — улыбнулась Падме. — Я хотела поблагодарить его за твоё спасение.

— Он не будет слушать, — авторитетно ответила та.

— В данной ситуации он, на правах сильнейшего, решает – слушать или нет, а я, в данной ситуации, обязана лично выразить свою благодарность. Вне зависимости от его реакции.

— Политическая дипломатия.

— Она самая, солнышко моё. Ты мне поможешь?

В голове как в глубоком космосе – целая Вселенная и пустота одновременно. Тело двигалось на автопилоте, ноги сами шли куда надо. Надо было конечно к блондинистой милашке, которая так невзначай задремала у него на плече, и взять с собой рыжую… да, рыжая была огонь… От воспоминаний пересохло горло, и он глотнул из полупустой бутылки толу. Крепкий напиток тут же обжёг горло, теплом растекаясь внутри. Жаль… да, жаль… что главнокомандующий самым сильным флотом в Галактике не может себе позволить уснуть в тёплых женских объятьях… Эта мысль пришла, как обычно по расписанию, за три шага до собственной двери. Ещё два шага и паранойя быстренько нарисовала двадцать четыре варианта его убийства – как раз по двенадцать на каждую девушку, — мгновенно вынося любые сожаления из головы. Ещё один глоток, и он – герой! С первой попытки ввёл код индификатора! Ещё один глоточек, и только потом перешагнул через порог. Освещение приветственно включилось приятной полутьмой. Все его каюты, все комнаты на базах и кораблях были абсолютно одинаковы. Только на «Прорицателе» обстановка и планировка была другой – та каюта заменила ему дом. И эта мысль пришла по расписанию – ровно один шаг за порог. Только на флагмане один шаг за порог сопровождался мыслью «выдыхай». А выдыхал он в последнее время часто, так что можно утопить следующую мысль в толу, принять душ и уснуть в комфортной кровати.

Неожиданный сигнал в дверь удивил его. Призвать Силу в таком состоянии, означало спустить на нет весь вечер. Трезветь он не хотел, умирать тоже, но…

Отпив из бутылки, он открыл дверь.

Интересно… вечер продолжается!

— Доброй ночи, Лорд, — ровным голосом поприветствовала его прекрасная нейкхан.

Лорд сделал шаг назад, своего рода, позволяя войти. Падме зашла, и тут же пожалела об этом – дверь за спиной закрылась. Хозяин каюты, пошатываясь, в упор рассматривал её затуманенным взглядом. В период их брака он не имел столько пагубных привычек, но за прошедшие десять лет она видела его в пьяном состоянии. И это всегда ничем хорошим не заканчивалось. Сегодня же он еле на ногах стоял, и для Падме это было в новинку.

— Я, возможно, не вовремя…

— Нет, что ты… — он шевельнул плечами, скидывая мантию.

Падме сглотнула, понимая, что надо выходить из столь некрасивого и опасного положения:

— Я хотела…

— Я тоже, — перебил он её, снимая тунику. — Ты решай, где начнём, — в пару ровных движений он полностью разделся. — А я сейчас вернусь.

И уверенно направился в другую комнату, оставив Падме в полном замешательстве. В намерениях бывшего супруга она не сомневалась, и взгляд тут же кинулся к двери, которая была закрыта. Она не могла просто так сбежать – завтра он растреплет о её визите всей Галактике! Она не так представляла себе их разговор и не ожидала увидеть его в таком состоянии. Ситуация была крайне неприятной. Ни ко времени и ни к месту в памяти всплыла их последняя ночь. Внизу живота потянуло. Она тут же прогнала недопустимую мысль, и напомнила себе, что он может сделать. И что он сделал в прошлый раз. И к чему это привело. От него можно ожидать всего, даже самого неприятного. Или приятного. Она осмотрела комнату, ища возможную защиту, но военный аскетизм ярко отражался в интерьере.

— Прям у двери? — спросил Лорд, входя в комнату. Полностью обнажённый, идеально сложенный, равномерно прокачанный, ничего лишнего… Вода, капая с мокрых волос на широкие плечи, скатывалась вниз, невольно притягивая взгляд. Тусклый свет соблазнительно подчёркивал сухой рельеф рабочих мышц… В каюте стало душно. Падме непроизвольно задержала дыхание и сделала шаг назад. Предательская мысль вернулась вновь и импульсом отдалась во всём теле: а почему нет?

«Потому что» – жёстко пресёк её рассудок.

— Мой Лорд, — она взяла себя в руки, полностью подавляя глупые идеи. — Я пришла не за этим.

В её тоне что-то остановило его. Скайуокер слегка свёл брови, окинул взглядом её ещё раз, замечая полностью закрытое платье. Только волнистые волосы, спадающие с плеч, говорили о её желании.

— Ваше величество, — мурлычущим баритоном обратился он. — Или вы становитесь прекрасным десертом моего сладкого вечера или… проваливайте отсюда!

Падме вздрогнула, но тут же пришла в себя, гордо расправляя плечи, развернулась к выходу. Красный огонёк на двери сменился на зелёный, когда она подошла к порогу. Королева ждала оскорблений и издевательств, но пришла сюда не за ними. Он выгоняет её как продажную девку… непозволительно.

Амидала остановилась у открытой двери, лишь слегка повернув голову:

— Тебе не интересно, зачем я пришла?

Спокойный ровный голос дал ей ответ:

— Нет.

Но она повернулась, ловя затуманенный взгляд:

— Я пришла, чтобы сказать: спасибо, что уберёг Лею.

Королевская осанка, королевский взгляд и тон. Ещё секунда, чтобы убедиться, что до него дошли её слова, и она так же по-королевски отвернётся и уйдёт.

— Лея… — в его голосе проскользнула, нотка… нежности? Полностью обнажённый, стоя в центре комнаты, он крутил в руках недопитую бутылку. — Прекрасная девочка, — затуманенный взгляд, смотрящий в никуда. — Умная, талантливая… с характером, — Лорд вспомнил о гостье и посмотрел ей прямо в глаза. — Жаль, что вырастет такой же политической проституткой, как и мать.

Падме вылетела из комнаты, а Лорд, одним глотком допив толу, с размаху кинул пустую бутылку ей вслед:

— Сука!

А можно ли вообще это почувствовать?

Нет…

Она не чувствовала. Она не понимала. Она знала…

И это знание… растворило её. Уничтожило. Убило.

Но разве мёртвые могут чувствовать?

Нет…

А она что-то чувствовала… рядом, совсем рядом. Пальцы невольно дёрнулись, касаясь чего-то шершавого, знакомого.

— Родная моя? Как ты себя чувствуешь?

Она открыла глаза. Сделать это оказалось просто. Зачем она это сделала?

Потому что он был рядом.

Он?

Тот, кого она любила, ради которого готова была… Готова была.

— Никак.

Слово вырвалось само. Это единственное слово, которое могло охарактеризовать её состояние. И даже нет, не могло. Никак – это хоть как-то. А она себя чувствовала… или не чувствовала?

— Прости, — он взял её руку и стал покрывать поцелуями. Прикосновения должны быть нежными, и они были таковыми, только ей это было не важно. — Прости меня… — уже не значимо. — Я не знал… — безразлично – я не успел…

— Не надо.

Ему было плохо, он был растерян и испуган. Под глазами были синяки, а веки покраснели. Она никогда не видела его таким… никогда… и синие глаза… такие… такие же… Она отвернулась, переводя взгляд на белый потолок. Его страдания проходили мимо неё, не затрагивая и не касаясь, не вызывая ничего внутри. Ничего… потому что там, внутри неё, уже ничего не было. А может, и её самой уже не было.

— Мы справимся.

Она снова посмотрела на него… и увидела его: маленького мальчика, светло-русоволосого, с яркими синими глазами отца… такого маленького и озорного, такого сильного и весёлого… она знала, что он любит бегать, драться и летать. Она знала, что на утро ему нужен свежий сок – неважно из чего, главное чтобы он был оранжевый. Она знала, что мальчик любит цветы, и, увидев красивое растение, обязательно сорвёт его и принесёт его ей, ведь мама любит цветы. Он упрям и не любит, когда его прилюдно обнимают. Он любит головоломки и папины инструменты. Он мечтает…

Он мечтал…

Он любил…

Он был…

— Родная моя… — муж приблизился, желая обнять.

— Не трогай меня! — возмутилась она. Ещё чуть-чуть… одно его движение… она, та хрупкая, почти стеклянная, безжизненная оболочка, которой стала ОНА… разобьётся… она не выдержит его… его тепла… его заботы… его присутствия. — Я не могу, Энакин! Не могу!

— Прости…

Он отошёл, а она почувствовала, как по щекам потекли слёзы… горячие слёзы по холодной оболочке. Ещё чуть-чуть и даже эти слёзы окончательно уничтожат её.

— Мы справимся… — повторил он.

Он хотел как лучше, он ещё борется, он ещё хочет…

— Я не могу… — она даже не знала, как ещё дышит, не понимала, как вода течёт по её лицу, не понимала, как ещё может смотреть на него… и видеть ярко-синие озорные глаза ребёнка…

— Мы справимся.

— Мы уже не справились! — холод пустоты вылился в её голосе. — Всё кончено, Энакин. Его нет. Не с чем справляться.

— Падме…

— Уйди… — треснула стеклянная оболочка. — Я не могу тебя видеть, прости… — и потекла вода из глаз, продолжая разрушать её. — Не мучай меня, пожалуйста. Уйди!

Она не знала, откуда берёт силы, и как она смогла повернуться на бок и укрыться одеялом, чтобы там, под ним, опали осколки представителя Набу, сенатора Падме Амидалы Наббери-Скайуокер.

Слёзы текли, а дыхание прерывалось всхлипами, но её уже не было. Совсем. Всё, что было ею, всё, чем она являлось – исчезло. Его больше нет. Её больше нет. Остался лишь Энакин, который до сих пор готов бороться…

— Энакин? — имя потерялось в пустоте. — Энакин?

Она поднялась… он исчез. В зале, среди медицинских дроидов и аппаратов… его нет.

Она сама прогнала его…

— Энакин? — откинув одеяло, она села на койку.

Если он сейчас уйдёт – то никогда не вернётся – эта мысль заставила её встать, — нет… нет! Она не может потерять его… не может… он – её любовь, её сила, её жизнь…

— Энакин! — голос перешёл на крик, и она кинулась к двери.

Она найдёт его и извинится. Он простит… он поймёт…

— Энакин!

Голова закружилась, ноги подгибались.

— Мадам, — её жёстко схватили манипуляторы дроида-врача. — Вам нельзя вставать.

Она ничего не слышала, пытаясь вырваться, голова кружилась, а низ живота пронзила острая боль. Это всё не важно… не важно…

— Энакин…

Легкий укус шприца в шею, и сознание стало мутнеть…

Нет! Они не понимают! Ей нужно! Нужно!

Всё поплыло, тело перестало подчиняться… И только на её белом одеянии разрасталось красное пятно…

Волнение Диатора он почувствовал, находясь ещё в душе. По привычке прочитав отчёт в мыслях помощника, он сразу же выключил воду и вышел, открывая дверь.

— Созови адмиралтейство, — приказал Лорд, завязывая на себе халат, и вытирая волосы. — Экстренный брифинг. Распечатать карты и мобилизовать все силы.

— Да, сэр.

— Отмени тренировку, и всё запланированное на утро, — Лорд сел за рабочий стол, открывая принесённые файлы. — Связь через час в большом зале.

— Будет сделано, сэр.

Главнокомандующий сдвинул брови:

— И приведите на совет генерала Кеноби и Амидалу с Мон.

— Проинформировать правительство Раизиля?

— Пока не стоит, как выступим – поставишь перед фактом.

Лорд поднялся, убирая руки за спину. Данные разведки ещё мелькали над столом. Подтверждение сведениям пришло практически сразу, дроиды-разведчики уже передавали первые подтверждающие кадры.

«Война план покажет» – так говорили древние и мудрые.

Лорд развернулся, переводя взгляд в бронированное окно – за ним было синее небо, и кучевые облака, собирающиеся перед грозой. В облаках ещё светило солнце, его тёплые лучи пробивались сквозь них, но ветер уже нёс первый холод перемен, предупреждая о грядущем. За окном было красиво, и всё дышало Силой и жизнью, но Ушедший встряхнул головой. Ему тесно тут, душно, мало пространства для медитации. Ему нужен космос и миллиарды звёзд.

Сила, Космос и Война – вот три его божества. Три его основы, которые держали, вдохновляли и подняли его на пост Главнокомандующего. И сейчас – ему нужен холод Космоса и спокойствие звёзд, чтобы снова унять свой огненный азарт, и дать волю холодному рассудку, чтобы всё просчитать, проанализировать, предвидеть и одним ударом уничтожить Палпатина.

2 часть

Серебристые огромные тела судов переплетались с космическими туманностями и сиянием далёких звёзд. Идеально вымеренный танец под аккорды бескрайней космической тишины. Это было самое красивое зрелище: звёздные разрушители, крейсера и эсминцы в таком же плавном движении, как и звёзды, на фоне зелёных, жёлто-синих туманностей. Сейчас ему дышалось спокойно, полной грудью, ничего не сдавливало. Он чувствовал всем телом простор и бескрайность Галактики, которая вновь встала на рубеже… Она готова замереть в очередной решающей точке. Сила уже всё подготовила, уже разложила все нити, приготовила инструменты, разместила всех на местах… И пространство замерло, в предвкушении, когда мастер подойдёт к своему рабочему месту, и сделает главный, основной и решающий узел, который и станет новым витком, новым этапом, новым направляющим потоком для бесконечных нитей Силы. Космос не торопил, а Сила умела ждать, и только третье божество – Бог Войны, еле сдерживая свой напор, тщательно вымерял время, располагал военные силы на места и готовя все оружия к бою. Предстоящая битва может стать самой важной в новейшей истории Галактики и только он, Бог Войны, мог стать на место дирижёра, направляя корабли и суда в сложное построение, предвкушая грядущую битву.

— Все ожидали более хитрого и тактически сложного плана.

— Этого ожидает и Палпатин, — подтвердил Лорд. — Поэтому его и нет.

Они стояли в его кабинете, смотря на изысканную картину военного дела.

Они…

Три его бога: Сила, Война и Космос …

Они…

Прошлое, Настоящее и Будущее.

Они…

Магистр Ордена Оби-Ван Кеноби, Лорд Главнокомандующий БМФ Энакин Скайуокер и учитель-джедай Асока Тано.

— Когда был переломный момент? — прозвучал вопрос от самой младшей, и от вечно спешащего Будущего. — Тогда на «Незримой Длани»? Меня не должно было быть там.

— Нет, не должно было быть, — ответил Лорд.

Абстрактные фигуры звёздных туманностей, смешивались с корпусами металлических кораблей, вырисовывая гениальные произведения искусства, которые умеют ценить только избранные.

— Но перелом был раньше, — вмешалось Прошлое, вместе с терпеливым и консервативным Магистром: он острее всех чувствовал на себе незапланированные изменения, стыки, переломы Силы… когда что-то шло не так. Он болезненней остальных переживал такие моменты. Переживал… раньше, сейчас же он смирился с этим, принимая изменения Великой Силы. — Одно время я думал, что это был Джеонозис или Татуин.

Уголки губ Ушедшего поднялись вверх, в ироничной улыбке:

— Но сейчас так не думаете.

— Нет, не думаю… — наставник укутался в мантию поплотнее. — Не я ломал выбранную дорогу Силы, но я чувствовал, когда это происходило около меня.

По законам ситхов их должно было быть двое: наставник и ученик, но они не ситхи. Они джедаи и их было трое: магистр, потерянный и рыцарь. Оби-Ван стоял по левое плечо, а Асока по правое. Эта мысль позабавила Лорда, как и то, что сейчас, стоя на границе судьбы, он не один. С ним рядом два самых дорогих для него человека: его наставник, и его ученик. Люди, которые никогда не понимали его, которые всегда старались изменить, но которые были за него. Они были против его методов, его режима, его власти и его выбора, но они были за него самого. Это было приятно, это наделяло уверенностью в собственной правоте и в верности принятого решения. Он вновь ощутил это странное чувство – доверие.

— Это случилось задолго до Джеонозиса и Татуина… — ответило Настоящее, которое всегда было ответственное за изменения. — Смерть мамы была лишь подтверждением моего дара, а битва на Джеонозисе… должна была закончиться не так. Там был ключевой момент, и я его исправил.

— Так, когда это случилось? — нетерпеливо спросила Асока. Будущее всегда останется маленьким и торопливым, резким и не уверенным в компании могучего и основательного Прошлого и решающего, властного Настоящего.

— Давно, когда мне было шестнадцать, — Лорд не стал томить. Скрывать уже было нечего. — Тогда я уже не так часто убегал из Храма, чтобы полетать на нижних уровнях Корусанта, но там у меня ещё оставались друзья. В основном беспризорники, начинающие бандиты и просто шальные парни. И один из них раздобыл спайс…

Объяснять никому не надо было: все джедаи знали, что спайс и другие наркотические вещества, даже самые слабые имели непредсказуемое воздействие на одарённого. История знала случаи утраты связи с Силой после употребления, у некоторых эта связь усиливалась в сотни раз… некоторые теряли сознание, а другие сходили с ума…

Оби-Ван предупреждал непутёвого ученика, что наркотики – могут быть смертельно опасны, но Скайуокер всегда был непослушным.

— Мне хватило одного затяга, чтобы мой дар предвиденья проснулся, — продолжил Ушедший, смотря на движение в иллюминаторе. — Я никогда больше не чувствовал и не видел всё настолько ярко. Сильнее, чем наяву.

— Что ты видел?

— Я даже не видел, на пару минут я оказался там… В будущем, в своём собственном теле, — воспоминания до сих пор отдавались дрожью. — Шестнадцатилетний падаван оказался в шкуре сорокалетнего ситха. Находясь там, я ощущал всю мощь Тёмной Стороны. Только по желанию я мог удушить человека, заставить его сердце остановиться, подавить чужую волю. Её мощь ограничивалась, только моими увечьями. В том Будущем у меня были искусственные лёгкие, я носил дыхательную маску, и все конечности: руки и ноги были протезированные. Я был уродом. Но не это меня тогда испугало. Вместе с мощью Темной Стороны я чувствовал и её власть. Невероятную мощь, которой я обязан был подчиняться…

— Тёмная Сторона дорого берёт за своё могущество.

— Она не берёт. Она отбирает. В том видении со мной был мой сын: взрослый, сильный рыцарь-джедай, один из лидеров бунтовщиков. И я вёл его на смерть. Я знал это, я не хотел этого, но ничего не мог изменить. Там я был одним из самых могущественных людей в Галактике, я был Лордом Тьмы и Главнокомандующим Флотом Империи, я мог практически всё, но только не спасти жизнь самого дорогого мне человека. Это и стало решающим моментом. Как только я пришёл в себя, я пообещал себе, что сделаю всё, чтобы изменить это. Я знал, что дар провидца огромная редкость и не стал об этом рассказывать.

— А стал изучать труды Магистров.

— Да… но я был напуган, и не мог ни к кому пойти. И порой меня одолевали сомнения и страхи, но смерть мамы стала решающей. Я знал, что она умрёт, я знал, что мы увидимся, но не будем вместе. Я знал, что Падме должна стать матерью моего сына. И тогда, Оби-Ван, она должна была остаться с нами на поверхности Джеонозиса, когда Дуку кинулся в бегство. Но я отправил её на орбиты на крейсер. В битве с графом я должен был потерять руку, но не потерял… Асока, ты должна была погибнуть от меча Вентресс, но я запер тебя в тот день в трюме, и выигранного времени хватило, чтобы спасти тебе жизнь. К моменту штурма «Незримой Длани», ты должна была умереть, а я в порыве ненависти убить Дуку. Но этого не произошло: спасение Дуку, и его показания против Палпатина… привели к гибели сына. Я ломал и перекраивал историю для того, чтобы сохранить ему жизнь, для того, чтобы не стать с ним врагами, но все мои усилия привели к его смерти.

— На всё веление Силы…

— Именно поэтому ты ушёл из Ордена и захватил флот?

— Да. После смерти ребёнка Падме прогнала меня, и я растерялся. Я не знал, что делать и как жить дальше. Мне нужно было двигаться, и я начал делать то, что умел: воевать и командовать.

— И сейчас снова переломный момент: ты отомстишь и убьёшь Палпатина. Что будет потом?

— Сила укажет.

Мон каменной статуей застыла на мостике, ей не нравился план Лорда, а также нынешняя ситуация, их участие в этом и происходившее в целом. Королева знала, что чандрилианке не нравится всё, что было решено без её участия. Мотма стремительно теряла свои позиции в Альянсе и на общей политической арене, при этом она отказывалась принимать значимость Лорда в нынешней ситуации, что, по мнению Амидалы, говорила уже о необъективной точке зрения соратницы. Мон Мотма была против участия Альянса в планах Лорда, но Падме не позволила ей помешать временному союзу между ними и БМФ. Есть реальный шанс уничтожить Императора Палпатина, и как следствие, разрушить Империю. Королева не могла позволить упустить такую возможность, к тому же это вероятнее всего приведёт к дальнейшему урегулированию отношений с Лордом. Разумеется, улаживание межличностного конфликта между кореллианцем и татуинцем будет задачей посерьезней усмирения Мон, к тому же её собственные отношения с Лордом, не дают ей и грамма надёжности или уверенности в его дальнейших действиях. Она надеялась, что всё же влияние Оби-Вана и Асоки, а также здравомыслие не позволят после схватки с Империей развернуть орудия Белого флота на них. Меры предосторожности она, разумеется, предприняла. Она слишком хорошо знала Энакина Скайуокера. Ещё были предприняты меры, чтобы Мадина не узнал об этом до начала сражения, а то генерал мог воспринять экстренный план, как основной, а лишние конфликты и споры военных во время сражений ей ни к чему. Впрочем, она доверяла Риекану и Кракену – они ещё ни разу её не подводили.

— Ты так и не отдала его, — укоризненно произнесла мама, замечая нож у дочери в руках.

— Я пыталась, — её Звёздочка, спокойно сидела на кресле, пока мама подписывала приказы в их каюте, — но Лорд сказал, что нож мне нужней, чем ему.

— Ты рассказала ему, что случилось с моим подарком?

— Да, Лорд сказал, что тёти – курицы, и надо слушать тебя, а не их, — она завороженно смотрела на своё отражение в гладком металле. — Я его им не отдам. Теперь это мой нож, и я его никому не отдам.

Принцесса посмотрела на неё своими тёмными глазками с яркими огоньками внутри. Её Звёздочка очень повзрослела за последнее время. Охота Боба Фетта, проведённое с Лордом время, гибель отца, нахождение в огневой зоне… это всё не для ребёнка, не для принцессы и наследницы Альдераана, но она прошла через это, и приняла все события как должное. Это было странно, это пугало её как мать, она хотела уберечь дочь, хотела обезопасить от всего этого, но нет, Сила распорядилась иначе. Сила всегда решает иначе.

— Я буду скучать по нему, — Лея подняла ноги и обхватила колени, не выпуская из руки нож.

— По кому?

— По странному дяде, — улыбнулась девочка, смотря в бескрайней космос в иллюминаторе, который превратился в полосы гиперпространсва.

— Он и вправду странный, — подтвердила мама. — И ему не стоит доверять.

— Он нам не навредит, — твёрдо заявила девочка, которая по наивности считала, что узнала страшного и ужасного Лорда Главнокомандующего.

— Лея, — Падме стало страшно за дочь, за её веру, и надежду, которую она возлагала на этого человека. — Звёздочка моя, я хочу, чтобы ты знала: Лорд – человек, который живёт только своими интересами, у которого свой внутренний кодекс, и как бы тебе ни казалось, ты никогда не сможешь узнать его полностью. Я хочу, чтобы ты всегда помнила, что Лорду не стоит доверять. Что он в любой момент может развернуться и поступать только так, как будет выгодно и интересно ему и его целям, не оглянувшись на вашу дружбу.

Девочка отвернулась от иллюминатора и посмотрела в мамины глаза, по словам Лорда в такие, как у неё, но Лея никогда не замечала, что её глаза могли так темнеть. Она любила и во всём слушалась маму, она запоминала все её слова, и учила все уроки. Она любила папу, во всём не понимая его, и не всегда слушалась его, хотя очень старалась. Она хотела быть хорошей, послушной и умной, а ещё взрослой. И Лорд, который рассказал ей, как быть взрослой. И она не понимала… ведь всё что говорила мама раньше о Лорде и то, что она говорит сейчас, противоречит друг другу. Она знала, что политика – это сложно, путанно и в ней надо разбираться, смотреть конкретную ситуацию – и она разбиралась в данной ситуации. Лорд им не враг, он союзник, а мама говорила, что ему доверять нельзя, но…

— Тогда почему вы с папой отдали меня ему под защиту?

— Лея…

— И он защитил меня, спас тебя и всех, кого смог.

Падме тяжело вздохнула, понимая, что прежние конструктивные ответы сейчас не подойдут для ребёнка. Она надеялась, что Лею не коснётся её прошлое, но прошлое всегда влияет на настоящее, и формирует будущее. Мама встала, и подошла к девочке, аккуратно её обняв, стараясь следить за острым ножом, и поцеловала в макушку.

— Это трудно объяснить. Потом, когда мы выкарабкаемся из этого кризиса, и ты подрастёшь немножко, я расскажу тебе: почему, — слукавила мать, понимая, что всей правды никогда не сможет рассказать, и не потому что не хотела, а потому что слишком сильно любила.

Возможно, это было неправильно, хотя в нынешнее время было сложно сказать, что правильно, а что нет. Зато точно она могла сказать, что это разумное решение. День только близился к вечеру, слегка меняя цвет голубого неба, предвещая красивый закат. Падме тяжело вздохнула, присаживаясь к туалетному столику. Ей надо подготовиться к встрече.

Три года войны и три года её сумасшедшего брака… но последние полгода были несравнимы с ними. Ситуации в это время заставили её пересмотреть свои взгляды на жизнь, на любовь, на отношения, на то, что она хочет. Замужество за Энакином было переполнено эмоциями, живыми чувствами, переживаниями и минутами реального всепоглощающего счастья. Она навряд ли сможет почувствовать такое ещё раз. Её тянуло к нему; на физиологическом уровне они идеально подходили друг другу. Её сердце замирало, когда он смотрел на неё. Она часто терялась в разговоре с ним, что не бывало с другими мужчинами, она запоминала каждое его слово, движение, прикосновение. Она не спала по ночам, думая о нём, мечтала о встречах, и забывала обо всём в его объятьях. Это были приятные воспоминания, но с ними были бесконечные недели, а порой и месяца её переживаний, часы отчаянья, когда она не знала что с ним, и где он. Пару раз были вести о смерти… Эти эмоции раздирали ей грудь, трепали душу. Сейчас она уже не уверена, что сможет когда-нибудь снова чувствовать всё настолько ярко, сильно. Она не жалела, что тогда, в двадцать четыре, позволила себе полюбить так, как обычные люди влюбляются в семнадцать; она не жалела о том, что позволила себе пойти на такой безрассудный шаг, как выйти замуж за падавана. Падме любила его, и хотела от него ребёнка, но понимание ответственности, военной ситуации, и их ситуации в целом, оставляло эту мечту храниться в её сердце под сотнями замками. Но Сила распорядилась иначе. Они поддерживали связь, если позволяла ситуация. Она знала, когда он летит к ней, или когда её миссия могла привести к нему. Всегда думала о безопасности и готовилась к их встрече. Но встреча на Бисове, в лагере спасённых, когда в столице их с Оби-Ваном считали без вести пропавшими уже пару недель, была неожиданностью. Лёжа в тёплых объятьях, укутанными только в мантию, пропахшую потом и плазмой, она уже чувствовала, что скоро всё изменится. Радостную новость по голосвязи сообщать было опасно, она ждала их встречи. Долго ждала, в то время она много чего ждала, надеялась, верила… Она видела в своих снах сына, знала, что он унаследует многое от отца, она каждую ночь видела его озорные ярко-синие глаза. Его появление на свет должно было воплотить все её сны в реальность. Падме знала, что рождение их сына приведёт к изменениям, она знала это, готовилась к этому, и ждала, ждала самый прекрасный момент в её жизни, когда сможет взять ребёнка на руки. Всё обернулось больницей, отчаяньем, сухими слезами и непредсказуемым уходом мужа.

Падме посмотрела на себя в зеркало, по щекам опять текли слёзы. Она аккуратно их вытерла, не испортив макияж. Длинные кудри, тщательно расчёсанные, спали с плеч – их надо поднять. Она достала зажимы и по локону, закручивая их, стала поднимать, позволяя кончикам волос всё же остаться свободными. Охрану и прислугу она отпустила, сегодня она останется одна. Бейл был против их разговора наедине, но другого варианта не было.

Прошедшие шесть месяцев дались ей тяжело, смогла ли она пережить это время одна, Падме не знала. Все это время Бейл был с ней рядом. Он помогал ей во всём, поддерживал, старался беречь. С момента их знакомства альдераанец стал её надежным другом, верным соратником, он был втайне влюблён в неё – и Падме это знала. Король не упустил момент женской слабости и оказался рядом в нужное время, чтобы всё же спустя столько лет сблизиться с ней настолько, чтобы сделать предложение. Для неё это не было неожиданностью, и принятие его было решением разума. Их союз станет символом единства в столь сложное время для Республики, они смогут создать сильную коалицию не только на основе политических убеждений, но и семейных уз. Это было выгодно со всех политических сторон, а для неё…

Она устала… Устала ждать, верить, надеяться, устала от пряток, от одиночества и страха. Этого было достаточно в её жизни, и, в конце концов, любимый человек просто ушёл, оставив её на больничной кровати, лишил Республику ради мира, за который они столько сражались, армии и войска. Нанёс практически смертельный удар по и так пошатнувшейся власти Сената. Она до сих пор не могла поверить, что он столько натворил. И не знала, чем это можно оправдать. Но самое главное: его постоянно не было рядом, когда она в нём так нуждалась. И даже в тот сложный момент, когда он мог быть рядом – он ушёл. Потеря сына сильно по ней ударила, она не знала, сколько ещё должно пройти времени, чтобы та огромная рана практически во всё её хрупкое тело, хотя бы прекратила кровоточить. Она столько всего должна сделать, она ещё нужна своему государству, она обязана быть сильной, уверенной, она должна… это её долг, и она, Падме Амидала Наберри-Скайуокер, не может позволить себе спрятаться и оплакать сына. Пока не может. И в это трудное время ей нужен верный соратник, надежный мужчина, который даже в самую непонятную и опасную ситуацию просто возьмёт её за руку и скажет: «Мы справимся». И не важно, что ни он, ни она с ситуацией конструктивно не могут справиться, это не важно. Она хотела возвращаться в дом, и знать, что там кто-то есть. Что она нужна, любима, уважаема. Она уже устала от постоянного хождения по краю, от пряток и расставаний на неопределённый срок. Она хотела стабильности, постоянства и надежности. От Скайуокера этого никогда не дождаться. Дело не в сложном времени, не в том, что он был джедаем, или военным, он просто был другим. Его внутренний мир строился по другим законам и правилам. Он не был рождён для спокойной жизни, Избранный Силой не мог быть постоянным, в его груди бьётся сердце, чей огонь способен зажечь звёзды, а по венам течёт кровь горячее магмы в недрах планет. Неугасаемая энергия внутри него, грамотно направленная мудрым Кеноби, переросла в великий дар командующего, сильного лидера, способно поднимать отчаявшихся солдат и мирных людей на бой. Своим примером он заставлял людей бороться даже тогда, когда не было выхода, он выигрывал десятки тех сражений, в которых никто не смог бы выиграть. Его сила, не та, которую чтили джедаи, его внутренняя сила росла, раскрывалась и развивалась в огне войны, и его непредсказуемые действия за последнее время говорили о том, что он не остановится. Ему необходимо постоянное движения для развития и реализации себя. Энакин Скайуокер станет великим военачальником, он принесёт много изменений в Галактике, он сможет поднять и повести за собой тысячи звёздных систем, но она уже не сможет быть с ним. Она приняла этот факт, и сделала выводы для себя. Она нуждалась в постоянстве и надёжности Бейла, но и лидерская сила вместе с военной мощью Скайоукера была необходима в данной политической ситуации.

Её брак с Органой был невозможен до развода с Энакиным. Она рассказала альдераанину о своём тайном замужестве, что застало его врасплох, он в ответ предложил помощь в расторжении брака в судебном порядке. По законам Республики, она могла расторгнуть брак в одностороннем порядке, но он не был зарегистрирован по законам Республики. Энакин, как и все в Ордене, не являлся гражданином Республики, он был служителем её, и на брак не имел официального права. Их же союз был по древнему обычаю народа Абери, планеты Набу. Род Наберри был древним и их корни уходили далеко в историю первых колонистов пришедших на Набу. В её семье чтили обычаи и древнюю культуру, и Падме воспользовалась этим. Их союз фиксировался в священной книге Унью, и связаны они только клятвами. По обычаю их брак, может быть расторгнут, только после того, как супруг трижды откажется от своей жены. Согласно древним законом женщина не могла потребовать развода, но фактически по древним обычаям они не могли жениться. Потому что оба должны быть потомками народа Абери, кем татуинец не являлся. Ей нужно только моральное освобождение и его слова, не более того. Это было очень важно для неё. Важно быть честным с ним и с собой, знать, что он её отпустил. Ей необходимо оставить с ним дружеские отношения и заручиться его поддержкой в её сложном плане. Она верила в него и в их общую идею: Мир, свобода и сохранность Республики.

Солнце подошло к горизонту, раскинув свои оранжево-бирюзовые лучи по всему небу. Полиция Корусанта и флот обороны столицы развернулись на орбите в ожидании долгожданных гостей. Падме с Бейлом сделали всё, чтобы Сенат признал новообразованный флот суверенной структурой, которая официально может входит и функционировать в Республику на равных. Все понимали, что признание правомерным действием захвата войск генералом Скайуокером и выделение их как суверенную политическую структуру приведёт к созданию прецедента. И по разумению не является законным. И многие до сих пор требовали трибунала для новоиспечённого Лорда, и расформирование БМФ, возврат в прежнюю военную структуру Республиканских войск, но всё же большинство сенаторов уже смирились с мыслью, что лучше признать Скайуокера, чем с ним воевать. Галактика и так пылает огнём, вне зависимости от принятого и объявленного Мира. Ещё один враг с такой военной мощью им не нужен. Падме искренне надеялась, что выход на связь, согласие на переговоры и принятие приглашение в столицу, был признаком, лояльности Энакина к Сенату Республики. Он не мог предать демократию и людей, за которых воевал. Падме надеялась, что завтра утром Лорд выступит перед Сенатом с прошением признать суверенитет БМФ, и вхождения его в состав Республики. А через три дня состоится важнейшее голосование и принятие решение о вхождении некоторых сенаторов в состав временного правительства. Несмотря на опрометчивые действия генерала Скайуокера, некоторые сильные политические коалиции пойдут за ним. Она уже заручилось поддержкой магистра Йоды и Совета Джедаев. Несмотря на то, что Энакин покинул Орден, для сохранности мира и порядка джедаи поддержат его. Осталось самое главное, и самое сложное: убедить Скайуокера в необходимости осуществления её плана, и при этом, чтобы он дал ей развод.

Она осмотрела себя в зеркало и, решив, что готова, вышла из комнаты. Выключила общий свет в квартире, оставив только светильники. Падме не знала, как он сейчас к ней относится, как воспринял и пережил всё это, но знала, что он придёт поговорить с ней. Последние лучи солнце исчезли за горизонтом, оставляя свои разводы по темнеющему небу. Приготовившись ждать, она присела на стул, открыв рабочие документы, которые не успела разобрать днём.

От неожиданного двойного стука, она вздрогнула и обернулась.

Он стоял у порога, скидывая капюшон, но не решаясь сделать шаг вперёд, как бы спрашивая её разрешения. Падме выпрямилась, оставшись вполоборота, положив руку на спинку стула, приветственно кивнула. Получилось как-то робко, странно… Она растерялась под его выразительным взглядом, по которому так скучала, и сразу же запретила себе думать об этом. В его улыбке читалась растерянность, он не знал с чего начать. Она тоже не знала… весь её план, её настрой, её собранность, всё пропало и растворилось в неистовом желании подбежать, обнять, поцеловать …

— С возвращением в столицу, Милорд, — ничего умней не придумала она.

— Я очень скучал, родная.

Интонация в голосе была пропитана извинениями, сожалением, радостью… она не выдержала его взгляд, и опустила глаза в пол, не замечая, как по щекам потекли слёзы. Понимание, что его отношение осталось прежним, стало мучительным.

— Родная моя, — он тут же оказался около неё, присев на одно колено. — Я вернулся за тобой, — и прижался губами к её руке, вызывая гамму эмоций внутри неё, которую холодный разум тут же закрыл.

Падме растерянно посмотрела на него, голос дрогнул:

— Вернулся за мной?

— Да, родная. Наша столица практически достроена.

От изумления она поднялась и отошла в сторону:

— Какая столица, Энакин? Мы живём в Республике, наша столица Корусант.

Он слегка нахмурил брови, поднимаясь. Она чувствовала его изменения, его движение, его незаметную ауру. Он постучался как гость, но держался как хозяин.

— Ангел мой, Республика уже труп, будущее за нами, — он настойчиво приближался, несмотря на её отступающие шаги. — Ещё пара месяцев и Риазиль расцветёт краше Тида. Он станет столицей, под нашим контролем все необходимые ресурсы для развития полноценного самостоятельного государства. Мой флот достаточно окреп для удержания существующих границ, и это не предел.

— Энакин… — она растерялась, она не знала, что территория и сила БМФ возросла настолько, чтобы развиться до самостоятельного государства. И новая столица – зачем? Они должны восстановить Республику! Он хочет бросить дело, за которое они сражались… — Ты разбиваешь мне сердце… — она присела на диван, в попытках собраться.

Как он мог? Многие политические деятели могли и создавали свои собственные Империи, но не Энакин… они же вместе боролись за единение, за демократию, за мир…

— Ну что ты, родная, — он снова оказался с ней рядом, завладев её руками. — Я очень много думал о сложившейся ситуации… — она подняла на него взгляд, пытаясь убедится: не кошмар ли это? Неужели это он, Энакин Скайуокер, произносит эти слова? Ему не свойственны были ни слова, ни интонации, ни… — Я понимаю, насколько тебе тяжело это принять, но Сенат погряз в коррупции и дрязгах. Весь строй Республики сгнил до костей… Новая Империя Палпатина лишь подтверждение тому, что Республика мертва.

— Палпатин… — она пыталась взять разговор в свои руки, вывести его рассуждения в нужное русло… в конце концов – дипломатия её конёк.

— Я убью Палпатина, и его новое детище развалится на куски.

— Энакин, дело не в Палпатине…

— Да, дело в структуре, которая разваливается…

— Республика существовала сотни лет…

— И ей пора умереть.

Падме вновь встала, прижимая к себе руки, на них ещё ощущалось его прикосновение:

— Энакин, ты должен поддержать Сенат, ты должен поддержать нас. Галактика погрязла в бесконечной войне, мы должны всё это остановить! Объединить звёздные системы! Централизовать управление и вернуться к демократии.

— Нам не нужна для этого Республика и Сенат. Всё это данным-давно стало миражом, — он развёл руками и бессильно опустил их. — Мы сможем, постепенно, не сразу, вновь объединить Галактику под единым знаменем, но сначала надо разрушить старое. Нельзя строить новый корабль, беря прогнивший каркас.

— Энакин, Республика – это не только название, политическое управление и строй, это жизни миллиардов живых существ! Как ты можешь об этом так говорить?

— Как?

Она не узнавала его, у неё было слишком мало времени, отсутствие информации о БМФе и о нём самом, слишком мало сил, если бы она смогла успокоиться, угомонить раздирающие её на части эмоции и вытереть слёзы. Что он с ней делал? Почему она не может разговаривать с ним, как со всеми остальными? Почему мозг отказывается работать сейчас, когда он рядом, когда это так важно! Она готова была разрыдаться от бессилия над самой собой. От раздирающего желание обнять его, поцеловать и забыть весь тот бред, который он наговорил.

— Энакин, я умоляю тебя, ради жизней всех тех, кого ты спас во время Войны Клонов, ради миллиардов жителей Республики, я молю, выступи завтра перед Сенатом, объяви суверенитет Белого Флота, вступите в состав Республики, оставаясь независимым государством.

Он наклонил голову набок, слегка ссутулившись, стараясь удержать её взгляд:

— Ради миллионов жителей Республики? Почему не ради тебя? Не ради нашей семьи?

Эта спокойная интонация сводила её с ума. Мужчина, которого она столько лет любила, которого, как она думала, знает, открывал новые стороны себя. Перед ней стоял Лорд – сильный, непоколебимый лидер, который должен был быть её соратником, но не был, который говорил о разрушении того, ради чего она жила и боролась, и спрашивал, как муж. Падме не выдержала этого и отвернулась к окну, смотря на город, полностью погружённый в ночь. Он подошёл к ней вплотную, нежно погладив по щеке, убирая спадавшую прядь с лица. Падме подавила новый поток слёз.

— Слухи о тебе и Органе – правда?

Она нервно сглотнула, начиная дрожать под его взглядом. Ком истерики свернулся в груди, грозясь вырваться.

— Энакин, мы сейчас говорим о возможности присоединения БМФа к Республике, о вопросе межгалактической важности… — она выскользнула, отходя к стулу.

— БМФ никогда не присоединится к Республике, — жёстко и холодно констатировал своё решение Лорд, не спуская с неё взгляда.

— Ты не можешь обречь…

— Могу.

— Энакин… — в бессилии она вновь села на стул, закрывая лицо рукой, позволяя солёной воде потечь по щекам. Она не знала, что сейчас делать, не знала, что теперь будет. Он был их надеждой, он был её надеждой…

— Так слухи о тебе и Органе – правда? — повторил свой вопрос Лорд БМФа: высокий, властный и незнакомый мужчина.

Она не знала, что ему сказать, не знала что ответить, но и молчать под его давлением не могла:

— Так больше продолжаться не может, — она нашла в себе силы, чтобы встать, выпрямиться, и посмотреть ему в глаза. В конце концов, между ней и Бейлом ещё ничего не было, она сама этого опасалась и сторонилась. Она не изменяла мужу, ей нечего стыдиться и прятаться. Она хочет законный развод, как бы болезненно это не было, и как тяжело бы это решение не давалось. — Энакин, я… Я была счастлива с тобой, — обоюдно острый клинок был направлен обоим в сердце, но она уже готова нанести удар. — Но сейчас я хочу развода.

Слова прошли как световой меч в тело, Энакина даже пошатнуло, взгляд потерял остроту, он замотал головой, как будто его оглушили.

— Нет… — растерянно произнёс он.

Слёзы снова потекли по её щекам, и она отвернулась, пряча лицо. Ей следовала ожидать такой реакции. Втайне от себя, она даже радовалась такому ответу, но всё уже решено.

— Я не отдам тебя… Я убью его и разрушу всю его систему… — таким же растерянным голосом произнёс Скайуокер.

— Энакин, это моё решение, — испугавшись, Падме обернулась. — Бейл тут ни при чём.

— Нет… я не отдам тебя.

«Не отдам тебя…» Почему не «не отпущу»? В его манерах, словах, поведении чувствовалась властность, которой ранее не было, яростная жестокость. Он будет биться за свои интересы так, как не могут биться за свои идеалы джедаи – никого не щадя. Это нравилось ей и пугало одновременно. Она привыкла к его идеологическому отречению от фанатичности. Прежде он верил и боролся за мир, как джедай. Ему несвойственна была жесткость воина стоявшего за мир в своём доме; он, как и все джедаи, думал об общем благе. Но Лорд, стоявший перед ней, не был джедаем, он научился понимать, что значит своё, и как вещь, как устройство… как собственность, он не хочет отдавать её. Мучительно остро пришла обидная мысль: она его жена, но не собственность.

— Тогда я аннулирую наш брак, и при собрании священников Тида его признают недействительным по причине твоего происхождения, — её гордость взяла рычаги управления, считая, что она сможет удержать ситуацию.

— Аннулируешь? — переспросил он, так словно не услышал всё остальное. — Аннулируешь?!! — он резко дёрнул рукой в сторону, и диван с журнальным столиком, пролетев пару метров до стены, врезались в неё. — Аннулируешь три года нашей любви? Ожиданий? Надежд? Я с того света возвращался думая только о тебе! Я все страхи войны переживал и возвращался к тебе! Я убивал, чтобы ты жила в мире! И ты хочешь всё это аннулировать?!

Ещё один мучительный удар, который она не могла вынести. Падме просто села и заревела. Она ничего не могла на это ответить, она не знала, что ей делать. Хотелось раствориться, исчезнуть, расщепиться в пыль, и ничего не чувствовать. Боль разрывала её изнутри, истерика затопляла разум. Она не могла контролировать себя рядом с ним, не могла собраться, и быть просто политиком, она не могла заставить себя быть даже женщиной-политиком. Его присутствие подавляло всё: темперамент, упрямство, силу воли. Ещё днём она выступала перед сотнями мужчин, доказывая свою точку зрения, убеждала их и парировала в очень сложных дебатах. Но сейчас она просто ревёт на стуле, не в силах подобрать даже правильных слов… Почему с ним так сложно?

— Республика, Органа. Развод… это конечно хорошо, — пробормотал он себе под нос. — Но ты моя и я тебя никуда не отпущу, — он обнял её, и постарался поцеловать заплаканное лицо.

Падме отвернулась, она уже приняла пускай мучительное, но правильное решение:

— Энакин, не надо. Я не хочу быть с тобой. Я хочу развода.

Он опустился на колено, снова завладев её руками и взглядом:

— Я молю тебя, Ангел… ты самое дорогое, что осталось у меня. Риазиль и Белый флот – это всё для тебя. Мы же так мечтали улететь от всего этого: от Сената, Ордена, от войны и политики. Мы создадим наше государство, наш мир. Мы сможем всё начать заново. Я уничтожу Палпатина с его Империей, и мы сможем спокойно жить. У нас будет малыш. Ангел, не надо развода.

Слёзы стали высыхать, она смотрела на него, и уже не верила.

«Ты самое дорогое, что осталось у меня» – при этом полгода войны и ни одной весточки или попытки связаться.

«Мы создадим наше государство, наш мир» с такой же политикой и войной.

«Я уничтожу Палпатина с его Империей» звучало как – «Я снова улечу на войну с ситхом, а ты останешься молиться, чтобы я вернулся».

«У нас будет малыш» – ему, наверное, надо было рассказать, что случилось с её репродуктивной системой после удара молниями Силы и доставанием из неё мёртвого младенца, и чего ей стоила попытка догнать его, и нервный срыв после. Но его это уже не касается. Теперь она проходит длительный курс лечения, результаты которого будут видны нескоро. А если результатов не будет, то вероятнее всего ей нужно будет сделать частичный клон некоторых репродуктивных органов, и после ряда операций, если всё как надо приживётся, она сможет задуматься о ребёнке. Есть ещё варианты, и её ресурсы позволяют не остаться бесплодной, но о малыше следующие пару лет думать не стоит. Эту болезненную тему она временно закрыла для себя, продолжая курс лечения. Ей и так постоянно было больно. Амидала врала, что больше не хочет быть с ним, врала ему, себе, но они больше не могут быть вместе. Ей надо выстоять ещё чуть-чуть, добиться развода, и она сможет свернуться калачиком в постели, выплакаться до рассвета, чтобы завтра встать и подумать, что делать теперь.

— Энакин, я не хочу, чтобы мы так расставались, но я больше не желаю такой жизни. Дай мне развод.

Он проигнорировал её, пытаясь поцеловать в губы, считая, что это может всё исправить. Глупо. Она отвернулась, выстраивая перед собой непробиваемую стену. Их физическое влечение уже не поможет в их идеологических разногласиях. Поцелуи стали настойчивее, Падме стало сложнее держать оборону, она попыталась встать. Но он не позволил ей.

— Энакин, пусти, — она упёрлась руками в его плечи, желая оттолкнуть.

Он приподнялся, перехватив её за руки. Падме вскрикнула от боли:

— Что ты делаешь? Мне больно!

Он ослабил хватку:

— Прости, — и снова притянул к себе. — Я очень скучал.

Его близость и голос завораживали, но она не могла себе больше этого позволить.

— Отпусти меня, — его напор стал сильнее, она попыталась вырвать из хватки, дёргаясь больше в неудовольствии, чем в реальных попытках. Пару приёмов, которые уже выручали её не раз, могли бы помочь, но драться с ним было глупо. Да и зачем? Она понимала, что ему больно принимая её решение, что ему нужно время для смирения, сейчас он придёт в себя и отпустит её. Но мужчина сильнее сжал запястья, он перехватил её руки в одну ладонь, и нежно провёл своей рукой по щеке, запуская пальцы в волосы, распуская причёску, которую она так тщательно собирала. Прикосновение вышло очень нежным, заставляя её ещё сильнее напрячься.

— Отпусти, — предательский голос выдал её настоящие желания.

— Не могу.

— Не заставляй меня это делать.

— Не заставляй меня это делать, — в его взгляде читалось то, во что она отказывалась верить. Он не сделает этого. Он не… — Ты моя жена.

— Наш брак не имеет силы. Он держался на нашем обоюдном согласии, — слова давались ей тяжело, на глазах наворачивались слёзы, но разум ещё крепко держал оборону.

— И значит, клятвы для тебя тоже не имеют силы? — запястья жёстко сдавили, а в голосе просыпалась злость.

— Имеют! — так же жёстко ответила она, выпуская принципы в авангард. — Я не изменяла тебе, и во всём была честна. Я дождалась тебя и попросила развод. Всё кончено, Энакин. Отпусти меня.

— И ты тут же прыгнешь в постель к этому корольку? — сквозь зубы прошипел он от ярости.

— Да как ты смеешь! — вышла из себя Падме, резко дёргая плечами по очереди, уходя из захвата. Скайуокер развернул её, перехватывая руки, в ещё более болезненную хватку и прижал к стене.

— Мне больно! — вскрикнула она, не веря, что всё происходит наяву. Хватка не сильно ослабла, он жадно поцеловал её в губы. Обида пришла вместе со слезами, и она выпустила зубы, со всей злости вцепляясь ему в губы, выражая крайнее неудовольствие таким обращением. Он болезненно простонал, сильнее прижимая её к стене. На ещё один страстный, но не желанный поцелуй, она ответила очередным укусом. Ощущения были в новинку, но они понравились ей, в этот момент состояние внутри переломилось, стало легче. Она расслабилась, позволяя внутреннему огню постепенно разгореться. Ощущения возвращались в безвольное тело, наполняя её эмоциями, лишая рассудок право слова. Она повторила укус в шею и тут же поцеловала. Принципы и убеждения, а также её упрямство тоже отступили, позволяя снова почувствовать нежность его прикосновений, распознать любовь в поцелуях. Это было легко, расслабиться в его руках, вспомнить всю прелесть их семейной жизни. Разум молчал, давая волю желанию, которое столько времени хранилось внутри неё. Энакин ослабил хватку, проверяя, можно ли отпустить, она тут же обхватила его за плечи. Они оказались на полу, звук рвущейся ткани, вызвал у неё улыбку, не оставшись в долгу, она бесцеремонно сдёргивала с него нательную рубаху. Из поцелуев пропали укусы, ласки стали мягче, нежнее; крики протеста переросли в крики удовольствия. Она прижалась к нему, желая слиться в единое целое. Погрузиться в их любовь, которая всё ещё существовала между ними. Она вновь тонула и упивалась этим чувством, сознательно полностью отдавая себя в руки этому мужчине. На краю сознания миражом ещё мелькал разум и тусклое воспоминание, что утром он уйдёт навсегда. Несмотря на его настойчивость, страсть, нежность и любовь, он уйдёт, она чувствовала прощание в его ласках, в его руках. Она не хотела об этом думать, разум, гордость, принципы вернутся позже, и она снова выпьет бокал горя до дна. А сейчас она упивалась лаской и нежностью любимого, забывая обо всём на свете. Эйфория заполнила её покалеченную душу, щедро балуя собой. Жаль, что только на такое короткое время. Она не знала, сколько пролежала на полу, глядя в потолок, но стала замерзать. И после ухода эйфории стали возвращаться боль в ногах и запястьях, яростный разум, избитая гордость, а раны в душе открылись заново, затопив тягучей болью. Свернувшись калачиком, у неё снова потекли слёзы. Он был рядом, она слышала его ровное дыхание, как он одевался. Энакин встал, аккуратно поднял её на руки, неся в комнату.

— Зачем ты это сделал? — помимо хрипоты в голосе была дрожь.

Он промолчал, положив её на кровать, и укрыв другой стороной одеяла. Падме сразу завернулась в мягкую ткань, желая скрыться не только от прохлады, но и от него.

— Как ты мог так со мной поступить?

— Ты недавно стонала от удовольствия, а сейчас жалуешься? — резко, грубо, даже жестко спросил он. Падме сильней сжалась, готовая застонать от боли.

Скайоукер подошёл к выходу из спальни, и замер, глубоко вдохнул:

— Я отказываюсь от тебя.

Слова давались тяжело, отразившись в женщине новым приступом истерики, она нервно всхлипнула… Сердце ныло и протестовало, но холодный, волевой разум, вернулся на свои позиции:

— Скажи трижды.

Её измученное тело билось мелкой дрожью, а душа с сердцем в два голоса орали: «Не говори, не говори!»

Лорд обернулся, выпрямился и холодно повторил:

— Я отказываю от тебя. Я отказываюсь от тебя. Я отказываюсь от тебя.

И ушёл, больше не задержавшись, чтобы не услышать её рыдания.

Закрыв глаза, он опустил нити Великой Силы, чтобы открыв их, снова взглянуть на тактический план действий. В его отсутствие командование флотом перейдёт адмиралу Пиетту, он доверял акзильцу и верил в его таланты. Хотя подготовкой флота всегда занимался сам. Все силы уже расставлены, и, как фигуры на шахматной доске, его корабли выйдут в пространство около флота Императора и сыграют чёткую партию победителей. Он не верил Альянсу, не доверял их адмиралам, и, разумеется, знал, что Амидала сделает всё, чтобы их флот понёс минимум ущерба, а корабли БМФ приняли самый жёсткий огонь противника на себя. Победу они разделят на равных, и он не хотел, чтобы его парни пролили больше крови, чем демократы. Всё по-честному, всё наравне. Нейкхан что-то задумала. Амидала не могла так просто встать на его сторону, заткнув Мон. Если бы эта женщина в полной мере понимала всю степень своей красоты, ума и власти, если бы она выкинула из головы всю эту демократическую глупость, то давно бы уже встала во главе Альянса, избавилась от Органы, Мон с Мадиной, и превратила бы это жалкое сборище в сильную политическую структуру. И пускай эта была бы её обожаемая Республика, пускай… Хотя Органа уже мёртв, если нейкхан не отпустит хватку, то Мотму можно будет списать. А когда-то он сам мечтал самолично придушить напыщенного королька. Почему он не сделал этого тогда? Почему не полетел в резиденцию причёсанного барана и не свернул ему глотку? Лорд откинулся в кресле. Он не знал ответа, ни тогда, ни сейчас. Тогда он мог полкорусанта вырезать и уйти незамеченным, и не было бы проблем с Альянсом, и прочими. Однако, это всё уже не важно, важно убить Палпатина. Распороть этого дряхлого старика, отрубить ему руки, и разрушить всё, что он создал, так же как он убил его сына и разрушил его жизнь. Он дал ему слишком много времени. Практически десять лет понадобилось ему, чтобы так близко подобраться к ситху. Хотя эти десять лет были не зря. Это было его время, которое он тратил не на Галактику, Орден, Силу, всеобщее недостижимое благо и чужие желания, а на собственное развитие. Смерь сына, расставание с Ангелом разбило его, практически сломало. Тогда он понял, стоя на мостике «Акламатора», когда перешифровывал общий приказ, что если остановится, обернётся, позволит долгу, обязанностям и Ордену вернуться обратно, то это сломает его. Он долгие месяцы, ложась спать, чувствовал как его раздирают старые кодексы, правила, эмоции, прошлое, возможное будущее. То будущее, которое должно быть, но никогда не будет, настоящее, которое никогда не станет явью. Его дар становился проклятьем, сводя с ума. Он боялся потеряться в вероятностях, в своих эмоциях, в правильности, в долге. Пришлось избавиться от всего этого, поставить цель, жить одним настоящим, закрыть для себя неконтролируемое будущее, которое может и будет, но для себя он оставил только Сейчас. В течение полугода под натиском собственно навороченных обязанностей, проблем, новой жизни, он собирал себя заново, формировал своё мировоззрение. По кусочкам, по ниточкам, тщательно выбирая, что должно быть в нём самом, а что нет. Только одно оставалось не изменным – то место, в его сердце, подготовленное для жены и ребёнка. Он знал, что смерть сына, это не конец, знал, что того светлого, упрямого парня, которого он когда-то видел в видении, он уже никогда не увидит, и будет мстить, как не положено джедаям, а потом они смогут попробовать ещё раз. Гигантская работа над собой, своим новым миром, вместе с флотом и десятков звёздных систем за кротчайший срок, он бы сам не поверил, если бы ему сказали, что такое бывает, но тогда он не думал над этим – он работал. И должен быть признать, что навряд ли смог бы повторить такое ещё раз. Он чувствовал свой подъём, что Судьба ударила так жёстко, но чтобы он смог встать, преодолев невозможное, поднявшись на новый уровень и быть счастливым в новом мире со своей женой. Ха! Софиана права, он неисправимый идеалист и романтик – был и оставался. И Сила в ближайшее время явно должна врезать ему в морду, с размаху, чтобы прекратил заниматься всякой хернёй, в виде спасение принцесс, благотворительностью Альянсу и вступания с ними в мирные соглашения. А то, что-то он расслабился совсем. А явление нейкхан к нему ночью – это было уже как-то перебором. Понятно, что она ушла, даже не сняв платье, разодрав все его старые раны. Королева даже не подозревала, сколько запретных глупых мыслей она вызвала своим визитом. А также невнятную сопливую меланхолию на тему прошлого. Она поиграется с ним и променяет на свою Республику. Он надеялся и старательно убеждал сам себя, что у неё это больше не пройдёт.

Встречающая делегация на орбите приятно радовало самолюбие. Он даже не ожидал, что такое количество кораблей поднимут из-за его предполагаемого визита. Пролететь на гражданском лайнере под фальшивыми документами, куда проще, чем тащить весь флот на Корусант, где местные силы во главе с джедаями ещё могут представлять угрозу. Вступать в агрессивные переговоры с бывшими братьями по мечу он не хотел. Да и не затем он прилетел. Спидер со всем необходимым ждал в назначенном ангаре. Солнце ещё ярко освещало кишащую жизнью каменную столицу, от которой его передёргивало. Эта планета слишком резко напоминала ему прошлую жизнь с её законами, долгом и обязанностями, которые вбивали в него годами. Теперь его это не касается, он нашёл прекрасный мир, который станет прекрасной столицей нового светлого и процветающего государства. В противовес корусантскому камню и стали, а так же бесконечным уровням, блеску и холодной грубой архитектуре, Риазиль – прекрасный цветок, с витиеватыми узорами и могучими статуями. Падме понравится яркость и нарядность новой столицы. Он искал мир, который будет столь же зелен и прекрасен, как родной мир жены. На Корусанте она часто вспоминала дом и тосковала по зелени и воде. В Риазиле этого предостаточно. Запрыгнув в спидер, он сразу же направился по известному адресу. День был в разгаре, она не могла быть дома, но Энакин решил сначала запустить «глазики», чтобы знать, когда она вернётся домой, и ждёт ли она его. Он надеялся, что его родная отошла от потрясения, что тогда это было… он не знал, что это было. Это были не обдуманные слова с её стороны и не очень обдуманные действия с его. Но всё это позади. Тогда он поступил так, как счёл нужным в данный момент, а потом решал вопросы по мере их поступления. В целом получилось неплохо. Надо забрать Ангела с этого куска железного безумия и привести в прекрасный Риазиль. Там необходим сильный правитель, который сможет решить все их внутренние вопросы, и Падме прекрасно с этим справится. Энакин знал, что любимую нельзя оставлять без работы, что она очень социальный человек, который привык работать на благо разумных существ. Втайне он, конечно, мечтал, что она когда-нибудь всё же сможет сидеть в прекрасном их доме, среди риазильских водопадов и цветных озёр, воспитывать детей, но эти мечты навряд ли когда-либо воплотятся в жизнь.

Вторым зданием, мимо которого он хотел пролететь, выпустив дроида-наблюдателя, который тут же подключится и замаскируется под камерой слежения общей сети безопасности, был Храм Ордена Джедаев. Он хотел бы подлететь поближе, но не нашёл ни одного рационального предлога, к тому же он не хотел бы встретиться с джедаями. Желание встретиться с ученицей у него было сильное, отчасти ему много хотелось сказать ей лично, возможно объяснить, почему он пропустил церемонию посвящения её в рыцари-джедаи. Столица ждёт его только к ночи, но магистры могут почуять его раньше, хоть он и старался держать маскировку. У него будет ещё возможность встретиться и с наставником и со Шпилькой. Когда-нибудь Асока и Оби-Ван тоже согласятся перебраться в БМФ. Когда Республика окончательно развалится, и Ордену некуда будет податься, у него будет что им предложить. Третий пункт его сегодняшнего визита – Сенат. Всю работу, которую делают в этом здание, можно заснять на голокамеру, и создать социальный фильм с названием «Посмотрите, и никогда так не делайте», хотя «глазики» собирают информацию для других целей. Точка слежения над консульством Альдераана. До него доходили разные слухи, и бесконечные голозаписи важных приёмов, где коронованный в белом халатный слимо крутится около его супруги. Это было не ново. И всегда выводило его из себя, но Падме утверждала, что они соратники, работают в одном комитете, и защищают одну сторону, и… куча там ещё каких-то действий, который он записывал для себя, как «крутится около жены». И вечный неоспоримый аргумент любимой супруги: «Если бы я хотела быть с ним, я была бы с Бейлом, ещё до нашего с тобой знакомства». Это пока успокаивало его, хотя желание убить этого лизоблюда появилось после одной голозаписи, где на каком-то приёме Органа чуть ли не целоваться лез к Ангелу, супруга, конечно, аккуратно пресекла такое. Пресса разнесла сплетню о возможно предстоящем браке двух лидеров, на что он лишь усмехнулся. Он с отдельным наслаждением прочтёт центральную новость Корусанта: сенатор Амидала тайно покинула столицу, чтобы, находясь на территории Белого флота, объявить о своём браке с Лордом Скайуокером. Это будет хорошим ударом под дых для лучезарной банты.

До заката, время пребывания на Корусанте было расписано по минутам, у него много дел осталось в столице. Важные вопросы не могли затмить его нервозность, которая стала появляться с заходом солнца. Он уже знал, что Падме вернулась домой. Отпущенная охрана стала вторым успокаивающим сигналом, но волнение всё же чувствовалось в тяжести дыхания. После давнего ведения, почему то все его переживания отражались именно на лёгких. Возможно психосоматический фактор. Но ощущения искусственных лёгких в груди – незабываемое и непередаваемое «удовольствие», которого, вероятнее всего, он уже себя лишил. Свет потух в окнах, лишь слабое освещение стало сигналом, что его ждут. С глубоким вздохом, он накинул капюшон, и выжал из спидера всё что мог, чтобы как можно быстрей оказаться на пороге. Сердце замерло, и, собравшись с духом, он заглянул внутрь, всё же не решаясь просто зайти.

Она сидела у коммуникатора, как всегда тратя время отдыха на работу. Он взглядом погладил её по шее и представил, как по очереди распустит странные завитушки в её причёске. Её наряды казались ему всегда странными, но элегантными и красивыми, он любил её и в шикарных одеяниях, но простая рубаха шла ей больше; лучше, конечно, и без рубахи. Мысли улетали далеко, он мог часами наблюдать за ней, но прилетел он, чтобы извиниться, обнять её, забрать отсюда и часы гиперпрыжка провести в её объятиях.

Все его страхи напрасны, — повторил он себе, небрежно дважды ударив костяшками об косяк, снимая капюшон.

Она тут же обернулась, застыв в растерянности. Как в первый раз, тогда на её лайнере, когда он пробрался в её каюту, она так же замерла, в бездейственном желании обнять его. Тогда ему, как и сейчас стало страшно, что она не ждёт его, что его сейчас прогонят, но тогда он был неопытным падаваном. Сейчас же он знал, что она, так же как и он растерялась.

— С возвращением в столицу, Милорд,

— Я очень скучал, родная, — это единственное, что пришло ему в голову, но на её глазах выступили слёзы, и она отвернулась. Волнение слишком отразилось на его реакциях, и он тут же подошёл к ней, присел, чтобы успокоить. Она часто встречала его со слезами на глазах, болезненно переживая расставания и невнятные вести о его гибели и прочей ерунде. — Родная моя, — он панически пытался придумать, как её успокоить. — Я вернулся за тобой, — и прижался губами к её руке, нежно поцеловав каждый пальчик.

От неё пахло цветами и морской свежестью. Они сразу же полетят в Маур-стак, где изумрудные вершины гор омываются берёзовым морем и витиеватые пещеры, выходят прямиком на шикарный пляж.

В её тёмных глаза блестела растерянность, а голос дрожал:

— Вернулся за мной?

Интонация была странной. Конечно за ней!

— Да, родная. Наша столица практически достроена, — возможно, это было резко сказано, потому что Ангел поднялась, прижимая руки к груди, и сделала пару шагов в сторону от него, но он так хотел показать ей этот прекрасный мир.

— Какая столица, Энакин? Мы живём в Республике, наша столица Корусант.

Он нахмурился, проклиная себя за то, что не с того начал. Его Ангел нежная, как цветок, но при неправильном обращении может полруки оторвать, и межгалактическую революцию поднять. Республика для неё, как … старый любимый корабль, у которого уже каркас прогнил, а поменять на новый – средств нет. И вот, она как умелый техник чинит-чинит, но знает, что от этого хлама надо избавляться.

— Ангел мой, Республика уже труп, будущее за нами, — Энакин хотел приблизиться к ней, обнять, приласкать, чтобы она проще приняла жестокую реальность. — Ещё пара месяцев и Риазиль расцветёт краше Тида, — но она упорно отступала, всё ещё не понимая о чём он. — Он станет столицей, под нашим контролем все необходимые ресурсы для развития полноценного самостоятельного государства. Мой флот достаточно окреп для удержания существующих границ, и это не предел.

— Энакин, ты разбиваешь мне сердце! — Ангел резко развернулась и села на диван, спрятав лицо в ладонях.

Он слишком резко начал, повторил Лорд себе, Ангел хрупкая, с ней нельзя как с военными и с другими политиками. Ей надо всё объяснить.

— Ну что ты родная, — он присел с ней рядом, нежно отодвинув руки от лица, чтобы вновь поцеловать их, — я очень много думал о сложившейся ситуации. Я понимаю, насколько тебе тяжело это принять, но Сенат погряз в коррупции и дрязгах. Весь строй Республики сгнил до костей… Новая Империя Палпатина лишь подтверждение тому, что Республика мертва.

— Палпатин… — это имя причиняло ей столько же боли, сколько и ему.

— Я убью Палпатина, и его новое детище развалится на куски, — это второе, что он сделает, после того, как увезёт Ангела в их новый дом.

— Энакин, дело не в Палпатине…

— Да, дело в структуре, которая разваливается…

— Республика существовала сотни лет…

— И ей пора умереть.

Падме вновь встала, прижимая к себе руки:

— Энакин, ты должен поддержать Сенат, ты должен поддержать нас. Галактика погрязла в бесконечной войне, мы должны всё это остановить! Объединить звёздные системы! Централизовать управление и вернуться к демократии.

Она начала реветь, как только увидела его, а сейчас у неё начиналась истерика. Ей надо объяснить, она поймёт, она должна понять!

— Нам не нужны для этого Республика и Сенат. Всё это давным-давно сгнило, — он развёл руками и бессильно опустил их, видя в прекрасных глазах броню толщиной в три сантиметра титановой стали. — Мы сможем, постепенно, не сразу, вновь объединить Галактику под единым знаменем, но сначала надо разрушить старое. Нельзя строить новый корабль, беря прогнивший каркас.

— Энакин, Республика – это не только название, политическое управление и строй, это жизни миллиардов живых существ! Как ты можешь об этом так говорить?

— Как?

Да что с ней?! Они не виделись практически погода, а она даже обнять себя не даёт. Республика, Республика, Республика! Да чхать он хотел на эту Республику! С него хватит этого бреда с бесконечной некромантией и глумлением над трупом того, что когда-то, пару столетий назад, было похоже на демократию. Неужели она, как опытный политик и мудрый правитель, не видит очевидного?

— Энакин, я умоляю тебя, ради жизней всех тех, кого ты спас во время Войны Клонов, ради миллиардов жителей Республики, я молю, выступи завтра перед Сенатом, объяви суверенитет Белого Флота, вступите в состав Республики, оставаясь независимым государством.

Для него это прозвучало очень глупо, и его следующий вопрос был бы «Зачем?», если бы не гнилая мысль, которая грызёт его уже долгое время:

— Ради миллионов жителей Республики? Почему не ради тебя? Не ради нашей семьи?

И почему она бегает от него по всей комнате словно виноватая шкила? Прячет взгляд, отворачивается? Сейчас сложное время и у неё был очень трубный период, и возможно после потери сына, она и стала более плаксива, но за Республику она бьётся, как и прежде, хотя с его стороны смотрелось это уже фанатично. Но… они не виделись полгода… ни объятий, ни поцелуев, ни слов любви…

Он подошёл к ней в плотную, нежно погладив по щеке, убирая спадавшую прядь с лица, прислушиваясь к её аромату духов. Это всегда его успокаивало.

— Слухи о тебе и Органе – правда?

— Энакин, мы сейчас говорим о возможности присоединения БМФа к Республике, о вопросе межгалактической важности… — она выскользнула, снова отдаляясь от него.

— БМФ ни когда не присоединится к Республике, — злость поднялась из глубины, ему не нравилось то, что он слышал в её словах.

— Ты не можешь обречь…

— Могу, — холодно ответил он, как отвечал сотни раз за последнее время. Он служит только своему флоту, и заботиться и бережёт своих граждан, своё государство.

— Энакин… — она вновь села на стул, закрывая лицо руками, захлёбываясь новым приступом тихой истерики.

— Так слухи о тебе и Органе – правда?

Если она сейчас не ответит, он развернётся, найдёт Органу и собственноручно сломает ему гортань, после чего заставит его сердце остановиться. А потом вернётся, и они продолжат разговор.

— Так больше продолжаться не может, — она нашла в себе силы, чтобы встать, выпрямиться, и посмотреть ему в глаза, тем самым откладывая смерть королька на некоторый срок. — Энакин, я …. Я была счастлива с тобой, но сейчас я хочу развода.

В голове словно вакуумная бомба взорвалась, а следом, как три плазменных выстрела вошли в его грудь, и вышли, оставив три огромных дыры. Он мотнул головой. Стоп, сказал он себе, — ничто и никогда больше не сможет тебя подломить.

— Нет… Я не отдам тебя… я убью его и разрушу всю его систему… — это был единственный выход из данной ситуации. Давно это надо было сделать.

— Энакин, это моё решение, — заявила Падме, — Бейл тут ни при чём.

Конечно ни при чём, он же король мирного Альдераана, он вообще ни в каких делах ни при чём. Просто удушит, и тоже будет ни при чём:

— Нет… я не отдам тебя, — ни ему, ни кому-либо другому.

— Тогда я аннулирую наш брак, и при собрании священников Тида его признают недействительным по причине твоего происхождения, — холодно отчеканила женщина напротив.

— Аннулируешь? — он уже научился ловить главное слово в витиеватой речи политиков. — Аннулируешь?!! — ему нужна разрядка и немедленная разрядка, лучше ситхов диван со столом, чем то, что он сейчас мог натворить, чувствуя нарастающую пустоту внутри, которая заставила его встать и забрать флот, захватить верфи и клонодельни, оградить свою территорию… Что она несёт?! — Аннулируешь три года нашей любви? Ожиданий? Надежд? Я с того света возвращался, думая только о тебе! Я все страхи войны переживал и возвращался к тебе! Я убивал, чтобы ты жила в мире! И ты хочешь всё это аннулировать?

Она снова кинулась в рёв, садясь на стул. Великая Сила, когда она реветь перестанет-то?!

— Республика, Органа, развод… это, конечно, хорошо, — заставил себя успокоиться Энакин, понимая, что крикам в такой ситуации он её не успокоит. — Но ты – моя, и я тебя никуда не отпущу, — твёрдо заявил он обнимая, и постарался поцеловать заплаканное лицо.

Падме отвернулась, отвергая ласку:

— Энакин, не надо. Я не хочу быть с тобой. Я хочу развода.

Он опустился на колено, снова завладев её руками и взглядом. Это не мысленно, он не мог допустить этого, он сделал невероятное для того, что бы им было куда уходить, чтобы она была счастлива, чтобы они вновь были вместе. Одна только мысль об этом разрушала всё что он сделал, всё ради чего он вставал каждое утро, ради чего он летел сюда и устраивал весь этот цирк с прибытием и согласием. Его Вселенная теряла Силу без неё.

— Я молю тебя, Ангел… ты самое дорогое, что осталось у меня. Риазиль и Белый флот – это всё для тебя. Мы же так мечтали улететь от всего этого: от Сената, Ордена, от войны и политики. Мы создадим наше государство, наш мир. Мы сможем всё начать заново. Я уничтожу Палпатина с его Империей, и мы сможем спокойно жить. У нас будет малыш. Ангел, не надо развода.

Её слёзы прекратились, она собралась, голос стал ровным, как световой меч, который ещё раз вошёл в его грудь:

— Энакин, я не хочу, чтобы мы так расставались, но я больше не желаю такой жизни. Дай мне развод.

Сейчас она могла разрядить в него плазменную обойму, и ему не было бы больней. Но это не важно, он стерпит, он многое терпел, и много переживал. И порой думал, что не выживет. И порой думал, что не стерпит, и по-прежнему мог чувствовать и у него были ещё желания. И сейчас, он хотел обнять её и поцеловать, наверняка зная, что её поцелуй залечит все его раны и успокоит любую боль. Даже эту. Он попытался поцеловать её в губы, она отвернулась, он стал покрывать поцелуями раскрасневшиеся щёки, соленые от слёз, она попыталась встать, он не позволил.

— Энакин, пусти, — она упёрлась руками в его плечи, пытаясь оттолкнуть. Это вывело его из себя, плавным приёмом он перехватил её за руки.

— Что ты делаешь? Мне больно! — её вскрик охладил его пыл, заставив ослабить хватку:

— Прости, я очень скучал.

Её близость туманила рассудок, он не мог от неё оторваться. Бесконечные месяцы ожиданий, он грезил её руками, её нежной кожей, её ласками. Он безумно скучал…

— Отпусти меня, — Ангел дёргалась больше в неудовольствии, он чувствовал это. Она тоже скучала. Он перехватил её руки в одну ладонь, и нежно провёл своей рукой по щеке, запуская пальцы в волосы, распуская тёмные локоны. Ему не нравились эти шпильки и украшения, он любил запускать ладонь в её шелковистые волосы.

— Отпусти, — с придыхание попросила она.

— Не могу, — честно ответил он, понимая, что уже не контролирует себя.

— Не заставляй меня это делать, — пригрозила прекрасная нейкхан

— Не заставляй меня это делать, — пригрозил он, понимая, что желание и она так близко. Он многое перекроил в себе, и сейчас… — Ты – моя жена, — почему-то стало для него определяющим.

— Наш брак не имеет силы. Он держался на нашем обоюдном согласии.

Зачем она его злит? Зачем провоцирует? Неужели мало того, что она сегодня сказала?

— И значит, клятвы для тебя тоже не имеют силы? — не выдержав, ударил он в ответ.

— Имеют! — Выкрикнула Падме, твёрдо смотря в глаза. — Я не изменяла тебе, и во всём была честна. Я дождалась тебя и попросила развод. Всё кончено, Энакин. Отпусти меня.

Он услышал то, что хотел, но воображение тут же нарисовало, как она, покрасневшая с распущенными волосами, такая желанная сейчас побежит в объятья…

— И ты тут же прыгнешь в постель к этому корольку?

— Да как ты смеешь! — взбрыкнула она, ударяя его плечами, на доли секунды вырываясь, не понимая, что его реакция в сотни раз быстрее её, и сейчас он не сможет рассчитать силу, перехватывая руки, и прижимая к стене. Его достали её брыкания, но её неприступность раззадоривала его ещё сильней. Все её крики и взбрыкивания, казались забавными и игривыми, полностью отключая рассудок. Он не отпустит её. Не сегодня.

— Мне больно! — предсказуемо вскрикнула она, он ослабил хватку и жадно поцеловал в губы, но она больно вцепилась в них зубами. От неожиданной боли он застонал, и сильней прижал женщину. Он не так представлял их ночь после долгой разлуки, но её укусы стали походить больше на заигрывание, чем на желание причинить боль. Её тело отвечало однозначно, и он чувствовал, что его желание взаимно. Как только он отпустил её руки, то наконец-то получил долгожданные крепкие объятья. На этом моменте он полностью расслабился, позволяя желанию взять своё. Позабыть о прожитом, забыть о боли, которая навсегда поселилась внутри, упиваясь её дыханием и ароматом, забыв о словах. Она его жена, и она полностью принадлежит ему, покорно подчиняясь его рукам и губам.

Его резко тянуло в сон, в теле ещё бродили остатки удовольствия, и блаженная пустота захватила разум. Хотелось притянуть женщину рядом, уткнувшись носом в её волосы, и уснуть. Но, кажется, четыре огромных раны в его сердце порвались в единую и мучительная, раздирающая все кровь скоро залёт его всего. Необходимо покинуть эту проклятую планету, и вернуться на свой корабль. Затем Риазиль и прекрасный пляж на Берёзовом море, но в одиночестве. Он прислушался: о! Сердце ещё даже билось, значит, он доберётся до своих. Он снова чувствовал себя картонным плоским человечком, методично и привычно одеваясь, стараясь не замечать новые дыры на рубахе. Ему будет, что вспомнить поздней ночью… Женщина рядом свернулась калачиком, кожа пошла пупырышками от холода, её иногда морозило. Наверное, ему хотелось её обнять и согреть, но плоский человек только встал, поднял её на руки, чтобы положить в кровать.

— Зачем ты это сделал? — хрипло спросила она.

Затем, что любил больше жизни, хотел быть рядом, затем, что она не одарённая и он не мог чувствовать её на расстоянии, и чтобы чувствовать, как бьётся её сердце, ему необходимо прижаться к груди, в которой оно сокрыто. Затем, что мечтал об их встрече с момента разлуки, что не видел ничьей красоты и ласки, кроме её. Зачем… он ничего не ответил, положив на кровать и укрыл. Ещё хотелось погладить, но она тут же завернулась в одеяло, спрятавшись от него.

— Как ты мог так со мной поступить?

Очень интересный вопрос.

— Ты недавно стонала от удовольствия, а сейчас жалуешься? — равнодушно спросил он, пряча мучительную пустоту, которая начала уже краснеть, растекаясь по его душе.

Скайуокер подошёл к выходу из спальни, и замер, глубоко вдохнул. Раз, два, три… это не самое трудное, что приходилось ему произносить в этой жизни, но понадобились секунды, чтобы он смог собраться с силами:

— Я отказываюсь от тебя.

Собственные слова вернулись острым бумерангом, распарывая то, что являлось плоским человечком.

— Скажи трижды, — в её голосе снова была истерика, но она, похоже, решила добить его окончательно.

Даже плоский человечек не выдержит этого, хладнокровно рассудил он. Он выпрямился, как подобает Лорду, и гордо обернулся. Он – Лорд Главнокомандующий, он как флагман способен выдерживать самые мощные удары:

— Я отказываю от тебя. Я отказываюсь от тебя. Я отказываюсь от тебя.

И ушёл, чтобы тут же покинуть планету, не задержавшись ни на одну лишнюю минуту, чтобы больше никогда не видеть её.