Ускоренный мир 1: Возвращение Черноснежки (с иллюстрациями)

Глава 5

…Почему? Почему?

Уныло обхватив плечи и нехотя плетясь домой по вечернему переулку, Харуюки повторял и повторял мысленно это слово.

Почему все так обернулось?

Я желал всего-навсего быть верной пешкой Черноснежки, так почему же я брякнул такое, как будто спорил с ней, а потом выскочил из кафешки?

Пожалуйста, кто-нибудь, отмотайте время на полчаса назад!!! Так Харуюки молился про себя, но это было невозможно – даже с помощью программы «Brain Burst», почти останавливающей время.

Но, впрочем, даже если бы он смог вновь вернуться к той сцене, будто в какой-нибудь игре-адвентюре, ему все равно было бы трудновато согласиться с теорией «Тиюри = Сиан Пайл». Харуюки просто не мог поверить, что Тиюри – во-первых, Бёрст-линкер, а во-вторых, так долго скрывала это от него.

Нет – не то чтобы он не верил; он не хотел верить.

Честно говоря, объективных доказательств, что он прав, не было. В детстве все было по-другому, но за последний год или два он по-настоящему с Тиюри даже не говорил. Тиюри как девушка оставалась для Харуюки большой загадкой – хотя, конечно, не такой большой, как Черноснежка.

Кроме того, имелся аргумент против того, что она не умеет хранить секреты. Потому что, хоть Харуюки и упрашивал ее так долго, Тиюри все же советовалась с Такуму насчет того, что над ним издеваются, а ему ни слова не сказала.

Если подумать – прежде чем просить ее о такой опасной вещи, как Прямое соединение, следовало бы извиниться за выброшенные сэндвичи. А чтобы извиниться, сперва надо проглотить и принять как данность то, что Тиюри и Такуму обсуждали всякое насчет него.

Тут может и недели не хватить – легко. Харуюки просто не хотелось об этом думать. Он предпочел бы не подтверждать ничего и оставить все как есть. Но тогда у него не останется выбора, кроме как принять теорию «Тиюри = Сиан Пайл».

Чего же вообще я хочу? Чего я хочу от Таку, Тиюри и Черноснежки?

Перегруженный мыслями настолько, что, казалось, сейчас у него из головы дым пойдет, Харуюки тяжелыми шагами вошел к себе в подъезд.

Кинул короткий взгляд на часы в углу поля зрения. Полшестого вечера.

Тиюри наверняка уже вернулась из школы, а вот Такуму еще на тренировке секции кендо. Так что эти двое не могут совещаться тет-а-тет у кого-нибудь из них дома.

Войдя в лифт, Харуюки молча страдал, пока не прозвенел предупредительный звонок.

Тогда он нажал кнопку своего 23 этажа.

Когда лифт прошел полпути, он нажал кнопку двумя этажами ниже.

– Ой, Хару-тян, как же давно я тебя не видела! – воскликнула, разулыбавшись, мать Тиюри, едва дверь открылась. Харуюки в ответ лишь пробормотал «ага, давно».

– Ох, как ты вырос, какой большой стал, погоди, ну да, ты же одного возраста с Тиюри, тебе тоже тринадцать. Ты как поступил в среднюю школу, с тех пор ни разу поиграть не зашел, тетя так скучала; сегодня оставайся до скольки захочешь, хорошо? Можешь с нами и поужинать, дочка последнее время так плохо кушает, я готовлю, а все впустую. Да, я ведь думала сделать сегодня карри, это ведь твое любимое блюдо, да, Хару-тян? Я сегодня много наготовлю, так что ты не стесняйся, Тиюри тоже будет счастлива, она в последнее время так грустит, что не играет с Хару-тяном.

Бесконечную трескотню матери Тиюри оборвал резкий голос, раздавшийся из глубины квартиры.

– Мама!!!

Кинув взгляд за спину матери Тиюри, Харуюки увидел саму Тиюри, высунувшую голову из гостиной. Лицо ее пылало от ярости.

– Пожалуйста, не говори лишнего!!!

– Да, да, у девочки трудный возраст. Хару-тян, чувствуй себя как дома, оставайся сколько захочешь.

Проводив взглядом маму Тиюри, которая, с милой улыбкой помахав рукой, направилась от расположенной в середине коридора входной двери в сторону кухни, Харуюки вновь нацепил на лицо неловкую улыбку.

– …П-привет.

– …

Посмотрев на него долгим взглядом, Тиюри мотнула своим маленьким подбородком, без слов спрашивая: «Ну, ты заходишь?» – и тут же снова исчезла в гостиную. Харуюки напряженно выдохнул и, разуваясь, пробормотал:

– Простите за вторжение…

Раньше – то ли до третьего, то ли до четвертого класса начальной школы – он бы в такой ситуации сказал «я дома!». В те дни он, Тиюри и Такуму играли на улице до темноты, а потом он, весь потный, возвращался сперва в квартиру Курасимы. Там он принимал ванну, ужинал и даже смотрел телевизор, а уж потом устало возвращался в свою пустую квартиру двумя этажами выше. Для Харуюки, над которым измывались в школе уже тогда, те вечера были единственной отдушиной.

Но это тоже кончилось два года назад.

Тогда Такуму признался Тиюри, и она советовалась с Харуюки, что ей делать.

Среди тапочек в обувном шкафчике рядом с дверью по-прежнему были те, которые всегда носил Харуюки – с синими медвежьими мордочками. Он сунул ноги в выцветшие тапки и, подойдя к гостиной, робко открыл дверь, однако Тиюри там не было.

Пробежав потными пальцами по брюкам формы, Харуюки пошел дальше по коридору квартиры, которую знал как свои пять пальцев. Осторожно постучал в дверь комнаты Тиюри, которая была в самом конце коридора.

– …Заходи, – послышалось после короткого молчания. Сглотнув, Харуюки повернул ручку.

За те два года, что он тут не был, комната Тиюри изменилась мало (насколько он помнил); убранство осталось таким же простым. Письменный стол и кровать в черно-белых тонах, однотонные занавески – как и в комнате Харуюки.

Были, конечно, и изменения. Во-первых, сильный (возможно, даже чересчур) приятный запах. Во-вторых, одежда Тиюри, сидящей на кровати с надувшимся видом.

Конечно, она была уже не в школьной форме. Однако если в начальной школе она всегда одевалась по-пацански, то сейчас на ней была розовая юбочка и белый пушистый свитер.

Ну, все-таки… она же встречается с Такуму… Пока застывший на месте Харуюки крутил в голове эти мысли, первый удар внезапно нанесла Тиюри.

– Я вчера тебе все время звонила.

– Э?.. – мог лишь тупо ответить Харуюки, глядя на нее снизу вверх.

Вчера – ах, да, я же тогда сбежал от Тиюри и Такуму. Уиии, сперва надо извиниться за сэндвичи.

– А-ага, это… потому что я вчера на весь день отсоединил нейролинкер…

– Мог бы хоть мэйл от меня принять. А я из-за этого заснуть долго не могла вчера!

– П… прости…

Извиняясь перед надувшейся Тиюри, Харуюки мысленно произнес: «Я так и думал, это просто не может быть она».

Как ни рассуждай – просто не может быть, и все тут. Ну надо же – Тиюри, и вдруг Бёрст-линкер Сиан Пайл, да еще и сильный воин четвертого уровня. И плюс ко всему – суперхакер, сумевший модифицировать «Brain Burst», что не удалось сделать больше никому!

Однако слова словами, а заполучить доказательство будет непросто. Как он и сказал Черноснежке, единственный способ – находясь в Прямом соединении, обыскать ее память; но как ему попросить о таком в его нынешнем положении?

Нет – погодите-погодите-ка.

Харуюки намертво вцепился в идею, вспыхнувшую в него в голове.

Разве он не может попросить именно потому, что он в таком положении? С точки зрения Тиюри, это, конечно, непростительно – но ведь он даже не очень-то и обманывает ее. Он извинится совершенно искренне и одновременно немножко пошарится в ее памяти…

– А, э, мммм, Ти-Ти-Тиюри! – выкрикнул он запинаясь (что с его стороны было притворством).

– Чт… что?

– Это… Я, я пришел извиниться… много за что… ну, за сэндвичи, за перед школьными воротами. Но, но, но я плохо умею говорить, так что, э, нуу… п-п-пожалуйста, позволь мне подсоединиться к тебе напрямую.

Тиюри, разинув рот, уставилась на Харуюки, по лицу которого градом катился пот (и это не было игрой).

Ее густые брови поднимались все выше, по мере того как выражение лица переходило от ошеломленного к подозрительному.

Ой как плохо. Все-таки слишком внезапно получилось. Харуюки уже смирился с тем, что сейчас на него наорут, но тут на лице его подруги появилось странное вызывающее выражение. Такое лицо Тиюри раньше всегда делала, когда ругалась с мальчишками, и означало оно «ну попробуй, если осмелишься».

– …Ты принес кабель? – внезапно спросила она напряженным голосом. Харуюки замотал головой. О нет.

– Эээ… я, я забыл.

– Пффф. К твоему сведению: у меня есть только вот этот.

Тиюри нагнулась и, открыв ящичек под кроватью, достала оттуда – всего-навсего 30-сантиметровый светло-серый XSB-кабель.

– К-какой короткий. Ты… всегда таким с Таку пользуешься?.. – не подумавши ляпнул Харуюки, и Тиюри тут же стала на него орать:

– Т-ты что, совсем дурак?! Так-кун всегда приносит метровый. А этот – для подключения к компу, он шел в комплекте с нейролинкером, когда я его покупала!!!

– А… аа…

Поскольку стандарт сверхскоростной связи Xtra Serial Bus (XSB) требует высококачественных и хорошо экранированных кабелей, те, которые прилагаются бонусом к другому оборудованию, всегда короткие. Но все равно, 30 сантиметров – не чересчур ли мало? Что за жадный производитель.

Небрежно протянув Харуюки, начавшему уже думать о бегстве, напоминающий кошачий хвост кабель, Тиюри негромко фыркнула и откинулась на кровать.

– Делай что хочешь.

Не зная, что ему делать с этим кабелем, который буквально горел у него в руках, Харуюки нервно произнес:

– Э-эммм… если можно, эээ, не могла бы ты сесть на стул ко мне спиной?..

Нет ответа. Улегшаяся на простыню Тиюри явно не намеревалась сдвигаться и на миллиметр.

Харуюки вновь на полном серьезе задумался, не пора ли сбежать, но это он сегодня уже сделал на глазах у Черноснежки. Если он сбежит и сейчас, его положение станет абсолютно непоправимым.

– …Н-ну тогда…

Собравшись с духом, Харуюки прошаркал к кровати Тиюри и снял тапки.

Мееедленно поднял колено и поставил на белую в серую полосочку простыню.

Крепкая на вид металлическая рама кровати скрипуче запротестовала против веса, в несколько раз превышающего привычный для нее.

Передвигаясь на четвереньках, пока он не очутился в 70 сантиметрах справа от Тиюри, Харуюки воткнул один из штекеров кабеля в разъем для внешних подключений, расположенный с правой стороны его нейролинкера.

Потом, изогнув шею под неестественным углом, он натянул кабель до предела. Однако до разъема на нейролинкере лежащей с закрытыми глазами Тиюри оставался целый световой год.

Угееее, о нет, надо было подойти с левой стороны. Может, отойти и зайти снова? Нет, это я уже просто не смогу. И перелезть через Тиюри – тоже абсолютно невозможно.

Перейдя в состояние паники на 90%, Харуюки наклонил туловище под очень ненадежным углом, так чтобы его шея оказалась ближе к шее Тиюри. Сладкий, будто молочный аромат тела Тиюри заполз ему в нос, чувство равновесия начало давать сбои…

В следующее мгновение его левое колено оскользнулось. За миг до того, как обрушиться всей тушей на хрупкое тело Тиюри, Харуюки все же успел выставить руку и остановить падение.

Тем не менее ситуация оставалась критической. Его левое колено находилось между раздвинутых ног Тиюри, левая рука опиралась о кровать возле правой щеки девушки – в общем, Харуюки был в очень неустойчивой позе. Уоооооо, да что же это такооооое. Стрелка паникометра скакнула в красную зону; и тут глаза Тиюри, находящиеся всего в десяти сантиметрах от его глаз, открылись.

Харуюки не мог понять, какие именно чувства были в этих светло-карих глазах. То есть там явно были гнев и раздражение; но почему-то Харуюки показалось, что вызваны они вовсе не его возмутительным поведением сейчас – она словно сдерживала их уже очень, очень долгое время…

Не в силах больше выдержать эту игру в гляделки, Харуюки шевельнул правой рукой и вставил штекер в шею Тиюри. Предупреждение о проводном соединении, возникшее у него перед глазами, на мгновение закрыло от него лицо Тиюри.

…Задержка была не больше секунды, но и этого времени Харуюки каким-то чудом хватило, чтобы привести в порядок мысли.

Моргнув несколько раз, он отвел взгляд от глаз Тиюри и сосредоточился на тонкой ключице, виднеющейся из-под ворота ее белого свитера.

«Это… я пришел, потому что понял, что нужно извиниться за то, что я натворил».

В мысленно произнесенных словах не было заикания; несмотря на всю неловкость положения, звучали они отчетливо.

«Эммм, насчет того бэнто, который ты так старалась приготовить, а я испортил… я очень сильно извиняюсь».

Хотя извинялся Харуюки на полном серьезе –

Одновременно он шевельнул пальцем правой руки вне поля зрения Тиюри и нажал иконку памяти.

Открылось окно, загородившее пол-лица реальной Тиюри; там была папка с идентификационным номером Тиюри в названии, а рядом еще одна – с содержимым физической памяти ее нейролинкера.

Вообще-то уже сейчас можно было сказать, что шансы, что Тиюри и есть Сиан Пайл, исчезающе малы. Потому что если бы она была Сиан Пайлом, то уже знала бы, что Харуюки – Сильвер Кроу и служит Черноснежке, так что просто не согласилась бы на Прямое соединение.

Или – то, что она так вот улеглась на кровать, было уловкой Тиюри, чтобы Харуюки не решился на Прямое соединение? Если так, то сейчас Тиюри потрясена и в ужасе.

Чувствуя стыд за то, что он посмел так заподозрить подругу, которую знал уже десять лет, Харуюки осторожно подвел курсор к папке с физической памятью нейролинкера Тиюри.

«Но… но просто я был немного в шоке».

Словно замазывая чувство вины, эти слова полились из его сознания.

«Когда я представил себе, как Тию и Таку… разговаривают про тех типов, я был просто не в состоянии сдержать себя… Я понимаю, вы думаете об этом ради меня… но я…»

…Я не хочу, чтобы Тиюри и Такуму меня жалели. Именно потому что мы друзья – я хочу, чтобы дистанция между нами оставалась такой же, как сейчас.

Но уже слишком поздно.

Харуюки вложил чуть больше силы в палец и нажал на папку.

Раскрылось полупрозрачное окошко другого цвета, и одновременно голос Тиюри прозвучал и в ушах Харуюки, и в голове.

«Хару… ты все не так понял».

Неумеха Тиюри, похоже, до сих пор не научилась толком общаться мысленно. Прямо перед глазами Харуюки ее маленькие губы шевелились, и с них срывались слова.

«Я ничего не рассказывала Так-куну. Я не могла ему ничего рассказать. Я же обещала, что буду молчать. Так-кун знал про сэндвичи только потому, что я, когда ходила к нему на турнир по кендо, сказала ему, что в следующий раз сделаю и для Хару тоже».

«Э…»

Харуюки невольно отвел взгляд от окна, которое просматривал, и встретился с глазами Тиюри. Она смотрела решительно, но тут же ее взгляд смягчился, ресницы задрожали, будто выдавая ее тоску по прошлому.

«…Как давно это было в последний раз? Когда Хару столько говорил о себе».

Отводя глаза от Харуюки, который ничего не мог сказать в ответ, Тиюри продолжала бормотать:

«Я тоже… я тоже вела себя нечестно. И трусливо. Хотя Хару… так сильно и так долго страдал, я всегда делала вид, что ничего не замечаю. Хотя я так много всего могла бы сделать, если бы по-настоящему захотела. Я могла бы сказать учителям, написать в правление, могла бы попросить Так-куна, и он бы их всех побил. Но я не могла… я думала, что Хару будет сердиться на меня, будет ненавидеть меня… я боялась, что мы больше не будем "мы"».

Харуюки, затаив дыхание, смотрел, как прозрачные капли собираются возле длинных ресниц, окаймляющих ее глаза. Всего два дня назад Тиюри плакала, когда он бросил ее сэндвичи; конечно, в прежние времена они часто ссорились, и плакали, и заставляли плакать друг друга, но сейчас Харуюки чувствовал, что эти ее слезы совсем другие.

«Но, Хару, ты тоже говорил неправду, – Тиюри зажмурилась и продолжила говорить, шевеля дрожащими губами. – Ты говорил, что все никогда, никогда не изменится. Что мы останемся теми же друзьями. Два года назад… когда я спрашивала твоего совета насчет Так-куна… Хару сказал тогда, что, если я ему откажу, Так-кун больше не будет с нами играть. Но ты пообещал, что, даже если мы с Так-куном будем встречаться, ты всегда останешься нашим другом. Я… я тогда просто хотела, чтобы ничего не менялось. Я просто хотела, чтобы мы трое оставались вместе…»

…Я чувствую то же самое.

Был опасный момент, когда Харуюки едва не высказал эту мысль, но он сдержался.

Но, как будто она его слышала, Тиюри распахнула глаза – так что слезинки разлетелись – и посмотрела Харуюки прямо в лицо.

«И все же… почему?! Почему теперь ты танцуешь вокруг этой?! Мне ты сказал, чтобы я ничего не делала, а ее ты попросил и теперь ведешь себя как ее слуга, почему?! Так нечестно… Это просто бесит, я столько лет так о тебе волновалась, а эта… все разрулила за один день… А потом она еще так себя вела, будто Хару… просто вещь, которая ей принадлежит…»

«Эта» – имелась в виду Черноснежка.

Ее имя всплыло совершенно неожиданно, так что Харуюки, почти забыв о том, что надо проверять память нейролинкера, задрожал и покачал головой.

«Это… это все не так было, я вовсе ее не просил… Семпай просто разобралась с теми, кто ко мне приставал, потому что она же вице-председатель студсовета…»

«Тогда почему она водила Хару за собой, как свою собачку? И почему Хару рядом с ней всегда вел себя, как ее слуга?»

«Нет… не так все!»

Харуюки вновь отчаянно замотал головой; больше всего ему сейчас хотелось спросить самого себя: чего, черт побери, он на самом деле хочет?

Еще недавно он упрямо отвергал заявления Черноснежки, что Тиюри – Сиан Пайл, а вот теперь он так же упрямо отвергает все обвинения Тиюри в адрес Черноснежки. Все это напоминало ему пазл, который размолотили в блендере, так что к нему непонятно даже, как подступиться.

Потухшим голосом Харуюки вновь повторил:

«Не так все. Потому что я это не очень… ну, ненавижу…»

«Зато я ненавижу!!!»

Этот выкрик Тиюри, не исключено, было слышно даже за пределами комнаты.

«Хару, ты стал совсем чужой с того самого времени, как мы пошли в среднюю школу! Ты не ходишь с нами домой, у тебя всегда раздраженное лицо, когда я говорю с тобой в школе, и даже ко мне сюда ты не заходишь. В начальной школе ты не был таким».

«Тут… ничего не поделаешь, у тебя ведь есть па… парень».

«Хару, это ты мне сказал, чтобы я так сделала!!! Хару сказал, если я так сделаю, мы трое, я Хару и Так-кун, сможем быть вместе, как раньше!!! Ты что, врал мне?!»

«Я не врал! Я не врал, но… мы же не можем всю жизнь оставаться, как в начальной школе!!!»

Стискивая руками простыню по обе стороны лица Тиюри, Харуюки тоже сорвался в крик.

«Раньше мне было плевать, я мог спокойно ходить рядом с тобой и с Таку, ходить вместе лопать гамбургеры! Но… сейчас это уже невозможно, это слишком тяжело! Таку становится все более клевым, ты тоже все кра… красивее, а я, я рядом с вами вот такой! Даже когда мы вместе, мне все время хочется вырыть яму и закопаться туда!!!»

Ни разу еще он не рассказывал Тиюри о своем комплексе неполноценности – да нет, вообще никому не рассказывал. Он был убежден, что позже будет смертельно жалеть, что проболтался, но сдержать поток мыслей был уже не в силах.

Попытайся он сказать то же самое голосом, он бы заикался, запинался и в итоге ничего выговорить не смог бы. Но сейчас он был в Прямом соединении и говорил мысленно, и поток его мыслей изливался прямо Тиюри в мозг.

«И с вами то же самое! Когда ты ходишь с Таку, вы держитесь за руки, а со мной не можете! Значит, ты сама выбрала Таку! И что я говорил, уже не имеет значения!!!»

Тиюри, глядя во все глаза на лицо Харуюки, нависающее в двух сантиметрах от ее лица, безмолвно слушала его монолог.

Потом шелковое покрывало слез снова покрыло ее светло-карие глаза.

Лицо исказилось, и тихий, почти шепчущий голос вышел из трясущихся губ.

«…Неужели ты правда так думаешь? Ты серьезно веришь, что ценность человека зависит только от внешнего вида? …Хару, ты всегда такой. Ты всегда так, всегда себя ругаешь, критикуешь. Почему ты так себя ненавидишь? Почему ты так сильно себя презираешь?»

«Ненавижу себя… Ну конечно, ненавижу, – простонал в ответ Харуюки. – На месте любого я бы возненавидел такого вот. Щекастый, трусливый, вечно потный… во мне просто нечему нравиться. Я бы ненавидел… даже если бы меня просто видели рядом со мной».

«Но я знаю… я знаю много хорошего, что есть в Хару. Знаю так много, что даже на пальцах обеих рук не могу сосчитать!»

И Тиюри, всхлипывая совсем по-детски, как в прошлом, начала перечислять:

«Когда мы ели вместе, ты всегда давал мне самую большую порцию; когда я потеряла куклу, которую вешала на школьную сумку, ты ее искал дотемна; когда у меня были проблемы с нейролинкером, ты всегда его сразу чинил; в тебе столько хорошего, сколько ни в ком другом нету. И внешность тут вообще ни при чем. Если бы… если бы тогда, два года назад, я тебе…»

Внезапно Тиюри замолчала с таким видом, будто с усилием проглотила следующие слова, и печально улыбнулась.

«…Прости, я не должна была так говорить. Я… я просто боялась, что Хару закрывается не только от учеников в школе, но и от меня, и от Так-куна. Я не хотела, чтобы ты был один. Я хотела, чтобы ты чувствовал, что твои лучшие друзья всегда рядом с тобой. Я потому и сделала все, как Хару сказал».

Харуюки показалось, что его горло что-то сжало; каким-то чудом ему все же удалось выдавить свои мысли:

«…Ты хочешь сказать, ты это сделала ради меня?.. Чтобы я и Таку могли оставаться друзьями?..»

«Потому что Хару веселее всего, когда он играет с Так-куном. И мне веселее всего смотреть на вас, как вы играете. Я просто думала, что хочу, чтобы то время никуда не уходило. Но… это невозможно, все меняется, и сердце человека тоже».

Внезапно Тиюри подняла руки и изо всех сил обняла Харуюки.

Ее залитое слезами улыбающееся лицо смотрело на застывшего Харуюки в упор.

«Мои руки уже не достигают Хару. Честно говоря, когда я увидела Хару и Черноснежку у ворот школы, я подумала… "Может, это будет она?" Меня саму это бесит, потому что я уверена, что знаю про Хару намного больше, чем эта. Но… если у нее хватит сил изменить Хару…»

Крутясь в водовороте замешательства, Харуюки мог лишь слушать слова своей подруги. Прилепившаяся к нему Тиюри совсем не изменилась; как и много, много лет назад, она была такой же маленькой и теплой.

«…Но я прошу, перестань вести себя так. Это просто невыносимо. Ты выглядишь, как ее слуга. Если все так, как я думаю, начни встречаться с ней. И пусть вся школа удивится».

Если я прямо сейчас обниму Тиюри, что будет?

Харуюки над этим раздумывал всего мгновение, но на полном серьезе. Конечно, его тело не сдвинулось с места, лишь пальцы правой руки задрожали, выдавая его мысль.

Голографический курсор, среагировав на это движение, случайно нажал иконку папки «Установленные приложения» в окне физической памяти нейролинкера Тиюри. После короткой задержки беззвучно открылось новое окно.

Машинально пробегая взглядом группы приложений, Харуюки так же машинально пробормотал голосом:

– Прости… прости, Тию. До сих пор я… даже не думал, что тебя что-то грызет, что тебе плохо. Потому-то я и безнадежен…

– Это нормально. И я беспокоюсь, и Так-кун беспокоится, и даже эта, скорее всего, тоже. Даже она. Все такие, не только Хару.

И голос Тиюри, и ее ладошки были такие теплые, они будто впитывались в Харуюки.

Как я мог? Как я мог хоть на секунду подумать, что она Бёрст-линкер и скрыла это от меня?

Вообще-то он понял это после первого же взгляда на папку с приложениями – иконки с горящей буквой «В» там не было. На всякий случай он проглядел все программы, но ничего откровенно подозрительного не нашел – сплошь коммерческие почтовые клиенты, медиаплееры и простенькие игры.

Ну точно, Тиюри не Сиан Пайл.

Убеждая себя в этом и одновременно проглядывая свойства некоторых приложений, Харуюки почувствовал вдруг, что что-то не так.

Проблема была не в приложениях. Просто – система реагировала на его движения с чуть заметной задержкой.

Он же сейчас общается с Тиюри не по беспроводному протоколу через недорогой домашний сервер – он подключен к ее нейролинкеру напрямую с помощью высококлассного кабеля (более того – очень короткого), так что никаких поводов для лага просто нет.

Лаг может означать лишь одно: полоса пропускания нейролинкера Тиюри в основном забита чем-то другим.

Это начинало казаться все более подозрительным. Харуюки открыл окно статуса сети.

Сейчас нейролинкер Тиюри был подключен к трем сетям: Глобальной сети, домашней сети семьи Курасимы и Прямому соединению с Харуюки. Из этих трех подключений обмен пакетами должен был идти лишь по одному – с Харуюки.

Однако, когда он проверил состояние сети, у него едва не вырвался вскрик. Огромное количество пакетов уходило в Глобальную сеть. Отправителем была какая-то неизвестная программа, установленная в папку под тучей других папок. Адресат на той стороне – неизвестен. Короче говоря, это –

Бэкдор!!!

Кто-то взломал нейролинкер Тиюри и втихаря от нее подключается к нему извне. И прямо сейчас этот тип крадет информацию о том, что Тиюри видит и слышит.

Вот засранец!!!

Едва не крича, Харуюки двинул пальцем, намереваясь стереть проблемную программку.

Но, уже почти дотащив иконку до корзины, он остановился.

Человек, подключившийся к Тиюри, – наверняка и есть Сиан Пайл. Можно не сомневаться – речь не идет о том, что кому-то удалось модифицировать «Brain Burst»; просто он пользуется нейролинкером Тиюри как промежуточной ступенькой, что и позволяет ему появляться и исчезать из дуэльного списка, когда захочется.

Это значит – если Харуюки сможет отследить назначение пакетов, то личность Сиан Пайла тоже станет ясна. Но отслеживать пакеты так, чтобы их адресат ничего не почувствовал, очень трудно. Скорее всего, единственный шанс – когда враг будет в бою. А для этого нужно не подавать виду, что он заметил бэкдор, до следующей атаки того типа.

Тихо выдохнув, Харуюки закрыл все окна.

– …Спасибо, Тию, – прошептал он и осторожно отодвинулся от нее.

Все еще плача, Тиюри тоже медленно опустила руки и с улыбкой кивнула. Неуклюже улыбнувшись в ответ, Харуюки протянул левую руку и выдернул кабель из нейролинкера Тиюри.