Успенский Эдуард

Вступление, которое можно и не читать

Наверное, у каждого из вас, ребята, есть своя любимая игрушка. А может быть, даже две или пять.

У меня, например, когда я был маленьким, было три любимых игрушки: громадный резиновый крокодил по имени Гена, маленькая пластмассовая кукла Галя и неуклюжий плюшевый зверек со странным названием — Чебурашка.

Чебурашку сделали на игрушечной фабрике, но сделали так плохо, что невозможно было сказать, кто же он такой: заяц, собака, кошка или вообще австралийский кенгуру. Глаза у него были большие и желтые, как у филина, голова круглая, заячья, а хвост коротенький и пушистый, такой, какой бывает обычно у маленьких медвежат.

Мои родители утверждали, что Чебурашка — это неизвестный науке зверь, который водится в жарких тропических лесах.

Сначала я очень боялся этого неизвестного науке Чебурашку и даже не хотел оставаться с ним в одной комнате. Но постепенно я привык к его странной внешности, подружился с ним и стал любить его не меньше, чем резинового крокодила Гену и пластмассовую куклу Галю.

С тех пор прошло очень много времени, но я все равно помню своих маленьких друзей и вот написал о них целую книгу.

Разумеется, в книге они будут живые, а не игрушечные.

Глава первая

В одном густом тропическом лесу жил да был очень забавный зверек. Звали его Чебурашка. Вернее, сначала его никак не звали, пока он жил в своем тропическом лесу. А назвали его Чебурашкой потом, когда он из леса уехал и встретился с людьми. Ведь это же люди дают зверям имена. Это они сказали слону, что он слон, жирафу — что он жираф, а зайцу — что он заяц.

Но слон, если бы подумал, мог бы догадаться, что он слон. Ведь у него же очень простое имя. А каково зверю с таким сложным именем, как гиппопотам? Поди догадайся, что ты не ги-потам, не по-потам, а именно гип-по-по-там.

Так вот и наш зверек. Он никогда не задумывался над тем, как его зовут, а просто жил себе да жил в далеком тропическом лесу.

Однажды он проснулся утром рано, заложил лапы за спину и отправился немного погулять и подышать свежим воздухом.

Гулял он себе, гулял и вдруг около большого фруктового сада увидел несколько ящиков с апельсинами. Недолго думая, Чебурашка забрался в один из них и стал завтракать. Он съел целых два апельсина и так объелся, что ему трудно стало передвигаться. Поэтому он прямо на фруктах и улегся спать.

Спал Чебурашка крепко, он, конечно, не слышал, как подошли рабочие и заколотили все ящики.

После этого апельсины вместе с Чебурашкой погрузили на корабль и отправили в далекое путешествие.

Ящики долго плавали по морям и океанам и в конце концов оказались во фруктовом магазине очень большого города. Когда их открыли, в одном апельсинов почти не было, а был только толстый-претолстый Чебурашка.

Продавцы вытащили Чебурашку из его каюты и посадили на стол. Но Чебурашка не мог сидеть на столе: он слишком много времени провел в ящике, и у него затекли лапы. Он сидел, сидел, смотрел по сторонам, а потом взял да и чебурахнулся со стола на стул. Но и на стуле он долго не усидел — чебурахнулся снова. На пол.

— Фу ты, Чебурашка какой! — сказал про него директор магазина. — Совсем не может сидеть на месте!

Так наш зверек и узнал, что его имя — Чебурашка.

— Но как же мне с тобой поступить? — спросил директор. — Не продавать же тебя вместо апельсинов?

— Не знаю, — ответил Чебурашка. — Как хотите, так и поступайте.

Директору пришлось взять Чебурашку под мышку и отнести его в главный городской зоопарк.

Но в зоопарк Чебурашку не приняли. Во-первых, зоопарк был переполнен. А во-вторых, Чебурашка оказался совершенно неизвестным науке зверем. Никто не знал, куда же его поместить: то ли к зайцам, то ли к тиграм, то ли вообще к морским черепахам.

Тогда директор снова взял Чебурашку под мышку и пошел к своему дальнему родственнику, тоже директору магазина. В этом магазине продавали уцененные товары.

— Ну что же, — сказал директор номер два, — мне нравится этот зверь. Он похож на бракованную игрушку! Я возьму его к себе на работу. Пойдешь ко мне?

— Пойду, — ответил Чебурашка. — А что мне надо делать?

— Надо будет стоять в витрине и привлекать внимание прохожих. Понятно?

— Понятно, — сказал зверек. — А где я буду жить?

— Жить?.. Да хотя бы вот здесь! — Директор показал Чебурашке старую телефонную будку, стоявшую у входа в магазин. — Это и будет твой дом!

Так вот и остался Чебурашка работать в этом большом магазине и жить в этом маленьком домике. Безусловно, этот дом был не самый лучший в городе. Но зато под рукой у Чебурашки всегда находился телефон-автомат, и он мог звонить кому хочешь, прямо не выходя из собственного дома.

Правда, пока ему некому было звонить, но это его нисколько не огорчало.

Глава вторая

В том городе, где оказался Чебурашка, жил да был крокодил по имени Гена. Каждое утро он просыпался в своей маленькой квартире, умывался, завтракал и отправлялся на работу в зоопарк. А работал он в зоопарке… крокодилом.

Придя на место, он раздевался, вешал на гвоздик костюм, шляпу и тросточку и ложился на солнышке у бассейна. На его клетке висела табличка с надписью:

АФРИКАНСКИЙ КРОКОДИЛ ГЕНА.

ВОЗРАСТ 50 ЛЕТ.

КОРМИТЬ И ГЛАДИТЬ РАЗРЕШАЕТСЯ.

Когда кончался рабочий день, Гена тщательно одевался и шагал домой, в свою маленькую квартиру.

Дома он читал газеты, курил трубку и весь вечер играл сам с собой в крестики-нолики.

Однажды, когда он проиграл сам себе сорок партий подряд, ему стало очень и очень грустно.

«А почему я все время один? — подумал он. — Мне надо обязательно завести себе друзей».

И, взяв карандаш, он написал такое объявление:

Молодой кракодил пятидесяти лет хочет зависти себе друзей. С предложениями обращаться по адресу: Большая Пирожная улица, дом 15, корпус ы. Звонить три с половиной раза.

В тот же вечер он развесил объявления по городу и стал ждать.

Глава третья

На другой день поздно вечером к нему в дверь кто-то позвонил. На пороге стояла маленькая, очень серьезная девочка.

— В вашем объявлении, — сказала она, — целых три ошибки.

— Не может быть! — воскликнул Гена: он думал, что их, по крайней мере, восемнадцать. — Какие же?

— Во-первых, слово «крокодил» пишется через «о», а во-вторых, какой же вы молодой, если вам пятьдесят лет?

— А крокодилы живут триста лет, поэтому я еще очень молод, — возразил Гена.

— Все равно — надо писать грамотно. Давайте знакомиться. Меня зовут Галя. Я работаю в детском театре.

— А меня зовут Гена. Я работаю в зоопарке. Крокодилом.

— А что мы будем сейчас делать?

— Ничего. Давайте просто побеседуем.

Но в это время в дверь снова позвонили.

— Кто там? — спросил крокодил.

— Это я, Чебурашка! — Из комнате появился какой-то неизвестный зверь. Он был коричневый, с большими вытаращенными глазами и коротким пушистым хвостом.

— Кто вы такой? — обратилась к нему Галя.

— Не знаю, — ответил гость.

— Совсем-совсем не знаете? — спросила девочка.

— Совсем-совсем…

— А вы, случайно, не медвежонок?

— Не знаю, — сказал Чебурашка. — Может быть, я медвежонок.

— Нет, — вмешался крокодил, — он даже ни капельки не медвежонок. У медведей глаза маленькие, а у него вон какие здоровые!

— Так, может быть, он щенок? — задумалась Галя.

— Может быть, — согласился гость. — А щенки лазают по деревьям?

— Нет, не лазают, — ответил Гена. — Они больше лают.

— Как?

— Вот так: ав-ав! — пролаял крокодил.

— Нет, я так не умею, — огорчился Чебурашка. — Значит, я не щенок!

— А я знаю, кто вы такой, — снова сказала Галя. — Вы, наверное, леопард.

— Наверное, — согласился Чебурашка. Ему было все равно. — Наверное, я леопард!

Леопардов никто не видел, поэтому все отошли подальше. На всякий случай.

— Давайте посмотрим в словаре, — предложила Галя. — Там все слова объясняются, на любую букву.

(Если вы, ребята, не знаете, что такое словарь, я вам расскажу. Это специальная книжка. В ней собраны все слова, какие есть на свете, и рассказывается, что каждое слово значит.)

— Давайте посмотрим в словаре, — согласился Чебурашка. — А на какую букву будем смотреть?

— На букву «РР-РР-РРЫ», — сказала Галя, — потому что леопарды РР-РР-РРЫЧАТ.

— И на букву «К», — добавил Тена, — потому что леопарды К…УСАЮТСЯ.

Конечно, Галя и Гена были оба не правы, потому что леопарда надо было смотреть не на букву «РР-РР-РРЫ» и не на букву «К», а на букву «Л». Ведь он же ЛЕОПАРД, а не РР-РР-РРЫОПАРД и тем более не К. ОПАРД.

— Но я не рычу и не кусаюсь, — сказал Чебурашка, — значит, я не леопард!..

После этого он снова обратился к крокодилу:

— Скажите, а если вы так и не узнаете, кто я такой, вы не станете со мной дружить?

— Почему? — ответил Гена. — Все зависит от вас Если вы окажетесь хорошим товарищем, мы будем рады подружиться с вами. Правильно? — спросил он у девочки.

— Конечно! — согласилась Галя. — Будем очень рады!

— Ура! — закричал Чебурашка. — Ура! — И подпрыгнул чуть ли не до самого потолка.

Глава четвертая

— А что мы будем сейчас делать? — спросил Чебурашка, после того как все перезнакомились.

— Давайте играть в крестики-нолики, — сказал Гена.

— Нет, — сказала Галя, — давайте лучше организуем кружок «Умелые руки».

— Ноу меня нет рук! — возразил Чебурашка.

— И у меня, — поддержал его крокодил. — У меня только ноги.

— Может быть, нам организовать кружок «Умелые ноги»? — предложил Чебурашка.

— Или «Умелый хвост»? — добавил крокодил.

— Но у меня, к сожалению, нет хвоста. — сказала Галя.

И все замолчали.

В это время Чебурашка посмотрел на маленький будильник, стоявший на столе.

— А вы знаете, уже поздно. Нам пора расходиться. — Ему совсем не хотелось, чтобы новые друзья сочли его навязчивым.

— Да, — согласился крокодил, — нам действительно пора расходиться!

На самом деле ему некуда было расходиться, но зато он очень хотел спать.

В эту ночь Гена, как всегда, спал спокойно.

Что касается Чебурашки — он спал плохо. Ему все не верилось, что у него появились такие друзья.

Чебурашка долго ворочался в постели, часто вскакивал и в задумчивости шагал из угла в угол по своей маленькой телефонной будке.

Глава пятая

Теперь Гена, Галя и Чебурашка почти каждый вечер проводили вместе. После работы они собирались у крокодила дома, мирно беседовали, пили кофе и играли в крестики-нолики. И все-таки Чебурашке не верилось, что у него наконец появились настоящие друзья.

«Интересно, — подумал он однажды, — а если бы я сам пригласил крокодила в гости, пришел бы он ко мне или нет? Конечно, пришел бы, — успокаивал себя Чебурашка. — Ведь мы с ним друзья! А если нет?»

Чтобы долго не раздумывать, Чебурашка снял телефонную трубку и позвонил крокодилу.

— Алло, Гена, привет! — начал он. — Ты чего делаешь?

— Ничего, — ответил крокодил.

— Знаешь что? Приходи ко мне в гости.

— В гости? — удивился Гена. — Зачем?

— Кофе пить, — сказал Чебурашка. Это было первое, что пришло ему в голову.

— Ну что же, — сказал крокодил. — яс удовольствием приду.

«Ура!» — чуть было не закричал Чебурашка. Но потом подумал, что ничего тут особенного нет. Один товарищ приходит в гости к другому. И надо не кричать «ура», а в первую очередь позаботиться о том, как его лучше встретить.

Поэтому он сказал крокодилу:

— Только ты захвати с собой, пожалуйста, чашки, а то у меня нету ну никакой посуды!

— Что ж, захвачу. — И Гена стал собираться. Но Чебурашка позвонил опять:

— Ты знаешь, оказывается, у меня и кофейника нет. Возьми, пожалуйста, свой. Я у тебя видел на кухне.

— Хорошо. Возьму.

— И еще одна маленькая просьба. Забеги по дороге в магазин, а то у меня кофе кончился.

Вскоре Чебурашка позвонил еще раз и попросил, чтобы Пена принес маленькое ведерко.

— Маленькое ведерко? А для чего?

— Понимаешь, ты пойдешь мимо колонки и наберешь воды, чтобы мне уже не выходить из дому.

— Ну что ж, — согласился Гена, — я принесу все, что ты просил.

Вскоре он появился у Чебурашки нагруженный, как носильщик на вокзале.

— Я очень рад. что ты пришел, — встретил его хозяин. — Только я, оказывается, совсем не умею варить кофе. Просто никогда не пробовал. Может, ты возьмешься приготовить его?

Гена взялся за работу. Он собрал дрова, развел маленький костерчик около будки и поставил кофейник на огонь. Через полчаса кофе вскипел. Чебурашка был очень доволен.

— Как? Хорошо я тебя угостил? — спрашивал он у крокодила, провожая его домой.

— Кофе получился превосходный, — отвечал Гена. — Только я попрошу тебя об одном одолжении: если ты еще раз захочешь угостить меня, не стесняйся, приходи ко мне домой. И говори, чем ты меня хочешь угостить: чаем, кофе или просто обедом. У меня дома все есть. И мне это будет гораздо удобнее. Договорились?

— Договорились. — сказал Чебурашка. Он, конечно, огорчился немного, потому что Гена сделал ему замечание. Но все равно был очень доволен. Ведь сегодня сам крокодил приходил к нему в гости.

Глава шестая

На следующий вечер Чебурашка первым пришел к крокодилу. Гена в это время читал. Он очень любил читать точные и серьезные книги: справочники, учебники или расписания движения поездов.

— Послушай, — спросил Чебурашка, — а где же Галя?

— Она обещала сегодня зайти, — ответил Гена. — Но ее почему-то нет.

— Давай навестим ее. — сказал Чебурашка. — ведь друзья должны навещать друг друга.

— Давай, — согласился крокодил.

Гелю они застали дома. Она лежала в кровати и плакала.

— Я заболела, — сообщила она друзьям. — У меня температура. Поэтому сегодня в детском театре сорвется спектакль. Ребята придут, а спектакля не будет.

— Спектакль будет! — гордо произнес крокодил. — Я заменю тебя. (Когда-то в юности он занимался в театральном кружке.)

— Правда? Это было бы здорово! Сегодня идет «Красная Шапочка», а я играю внучку. Ты помнишь эту сказку?

— Конечно, помню!

— Ну вот и прекрасно! Если ты хорошо сыграешь, никто не заметит подмены. Талант делает чудеса!

И она вручила крокодилу свой красненький беретик.

Когда ребята пришли в театр, они увидели очень странный спектакль. На сцене появился Гена в красной шапочке. Он шел и напевал:

Навстречу ему вышел Серый Волк.

— Здравствуй, Красная Шапочка, — произнес он заученным голосом и остолбенел.

— Здравствуйте, — ответил крокодил.

— Куда это ты направляешься?

— Да так просто. Гуляю.

— Может быть, ты идешь к своей бабушке?

— Да, конечно, — спохватился крокодил. — Я иду к ней.

— А где живет твоя бабушка?

— Бабушка? В Африке, на берегу Нила.

— А я был уверен, что твоя бабушка живет вон там, на опушке.

— Совершенно верно! Там у меня тоже живет бабушка. Двоюродная. Я как раз собирался зайти к ней по дороге.

— Ну что же, — сказал Волк и убежал.

Дальше он, как положено, прибежал к домику, съел бабушку Красной Шапочки и лег вместо нее в кровать.

Гена в это время сидел за сценой и перечитывал забытую сказку. Наконец он тоже появился около домика.

— Здравствуйте, — постучал он в дверь. — Кто здесь будет моя бабушка?

— Здравствуйте, — ответил Волк. — Я ваша бабушка.

— А почему у тебя такие большие уши, бабушка? — спросил крокодил, на этот раз правильно.

— Чтобы лучше тебя слышать.

— А почему ты такая лохматая, бабушка? — Гена снова забыл свои слова.

— Да все некогда побриться, внученька, забегалась я… — разозлился Волк и спрыгнул с кровати. — А сейчас я тебя съем!

— Ну, это мы еще посмотрим! — сказал крокодил и бросился на Серого Волка. Он настолько увлекся событиями, что совсем забыл, где находится и что ему положено делать.

Серый Волк в страхе убежал. Дети были в восторге. Они никогда не видели такой интересной «Красной Шапочки». Они долго хлопали и просили повторить все сначала. Но крокодил почему-то отказался. И почему-то долго уговаривал Чебурашку не рассказывать Гале, как прошел спектакль.

Глава седьмая

Галя долго болела гриппом, и врачи запретили приходить к ней, чтобы друзья не заразились. Поэтому Гена и Чебурашка остались вдвоем.

Как-то вечером, после работы, Чебурашка решил пойти в зоопарк, чтобы навестить крокодила.

Он шел по улице и вдруг увидел грязную собачку, которая сидела на мостовой и тихонько скулила.

— Чего ты ревешь? — спросил Чебурашка.

— Я не реву, — ответила собачка. — Я плачу.

— А чего ты плачешь?

Но собачка ничего не говорила и плакала все жалостливее.

Чебурашка сел рядом с ней на приступочку, подождал, пока она окончательно выплачется, а потом приказал:

— Ну выкладывай: что с тобой случилось?

— Меня выгнали из дому.

— Кто тебя выгнал?

— Хозяйка! — Собачка опять начала всхлипывать.

— За что? — спросил Чебурашка.

— За просто так. За не знаю что.

— А как тебя зовут?

— Тобик.

И собачка, немного успокоившись, рассказала Чебурашке свою короткую и печальную историю. Вот она:

КОРОТКАЯ И ПЕЧАЛЬНАЯ ИСТОРИЯ

МАЛЕНЬКОЙ СОБАЧКИ ТОБИКА

Тобик был крошечной собачкой, совсем-совсем малюсеньким щенком, когда его принесли в дом к будущей хозяйке.

«Ах, какая прелесть! — говорила хозяйка, показывая его гостям. — Не правда ли, он очень мил?»

И все гости находили, что он очень мил и что он прелесть.

Все играли со щенком и угощали его конфетами.

Время шло, и щенок рос. Он уже не был таким симпатичным и неуклюжим, как раньше. Теперь хозяйка, показывая его гостям, не говорила: «Ах, какая прелесть!» — а, наоборот говорила: «Моя собака ужасно некрасива! Но не могу ж я ее выгнать! Ведь у меня такое доброе сердце! Оно в пять минут разобьется от горя!»

Но однажды кто-то принес в дом нового щенка. Он был такой же симпатичный и неуклюжий, как Тобик раньше.

Тогда хозяйка, недолго думая, выставила Тобика за дверь. Не могла же она держать двух животных сразу. И ее сердце в пять минут не разбилось от жалости. Не разбилось оно и в шесть минут и даже в девяносто восемь. Наверное, оно вообще никогда не разобьется.

«Что же мне делать с этой собачкой?» — подумал Чебурашка.

Можно было, конечно, взять ее с собой. Но Чебурашка не знал, как на это посмотрят его друзья. А вдруг они не любят собак? Можно было оставить собачку на улице. Но ее было очень жалко. А вдруг она простудится?

— Знаешь что? — сказал Чебурашка наконец. — Вот тебе ключ. Иди пока посиди в моем домике, согрейся. А потом мы что-нибудь придумаем.

После этого он зашагал дальше к зоопарку.

Глава восьмая

У самого входа в зоопарк он неожиданно встретил Галю.

— Ура! — закричал Чебурашка. — Значит, ты уже выздоровела?

— Выздоровела, — ответила Галя. — Мне уже разрешили выходить из дому.

— А ты немного похудела, — сказал Чебурашка.

— Да, — согласилась девочка. — А это очень заметно?

— Нет! — воскликнул Чебурашка. — Почти незаметно. Ты совсем немножко похудела. Так немножко, так немножко. что даже немного поправилась!

Галя сразу повеселела, и они вместе вошли в зоопарк.

Гена. как всегда, лежал на солнышке и читал книгу.

— Посмотри-ка, — сказала Геля Чебурашке, — а я и не думала, что он такой толстый!

— Да, — согласился Чебурашка. — Он просто ужасно толстый! Он похож на сосиску с лапками!.. Здравствуй, Гена! — крикнул Чебурашка крокодилу.

— Я не Гена, — обиженно сказал крокодил, похожий на сосиску с лапками. — Я Валера. Я работаю во вторую смену. А ваш Гена пошел одеваться. Сейчас он придет.

Толстый крокодил сердито отвернулся. Как раз в это время подошел Гена в своем нарядном пальто и красивой шляпе.

— Здравствуйте, — улыбаясь, сказал он. — Пошли ко мне в гости!

— Пошли! — согласились Геля и Чебурашка. Им очень нравилось бывать у крокодила.

У Гены друзья пили кофе, беседовали и играли в разные настольные игры.

Чебурашка каждую минуту порывался рассказать про спою собачку, но удобный случай все не представлялся.

Но вот в дверь кто-то позвонил.

— Войдите, — сказал Гена.

В комнату вошел большой-пребольшой лев в пенсне и и шляпе.

— Лев Чандр, — представился он.

Приятели поклонились льву и отошли подальше.

— Скажите, пожалуйста. — спросил гость, — здесь живет крокодил, которому нужны друзья?

— Здесь, — ответил Гена. — Он живет здесь. Только ему уже не нужны друзья. Они у него есть.

— Очень жаль! — вздохнул лев и направился к выходу. — До свидания.

— Подождите, — остановил его Чебурашка. — А какой друг вам нужен?

— Не знаю, — ответил лев. — Просто друг, и все.

— Тогда, мне кажется, я смогу вам помочь, — сказал Чебурашка. — Посидите у нас несколько минут, а я пока сбегаю домой. Ладно?

Через некоторое время Чебурашка вернулся, он вел на поводке просохшего Тобика.

— Вот кого я имел в виду, — сказал он. — Мне кажется, вы подойдете друг другу!

— Но ведь это очень маленькая собачка, — возразил лев, — а я вон какой большой!

— Не беда, — сказал Чебурашка, — значит, вы будете ее защищать!

— И правда, — согласился Чандр. — А что вы умеете делать? — спросил он у Тобика.

— Ничего, — ответил Тобик.

— По-моему, это тоже не страшно, — сказала льву Галя. — Вы можете научить его всему, чему хотите!

«Пожалуй, они правы», — решил Чандр.

— Ну что ж, — сказал он Тобику, — я буду рад подружиться с вами. А вы?

— И я! — завилял хвостом Тобик. — Я постараюсь быть очень хорошим товарищем!

Новые знакомые поблагодарили всех, кто был в комнате, и распрощались.

— Молодец! — похвалила Галя Чебурашку, когда они ушли. — Ты поступил как надо!

— Пустяки! — застеснялся Чебурашка. — Не стоит об этом говорить!

— А вы знаете, — вдруг сказала Галя, — сколько в нашем городе таких вот одиноких Чандров и Тобиков?

— Сколько? — спросил Чебурашка.

— Много, — ответила девочка. — У них совсем нет друзей. К ним никто не приходит на день рождения. И никто их не пожалеет, когда им бывает грустно.

Гена слушал все это печальный-препечальный. Из его глаз медленно выкатилась огромная прозрачная слеза. Глядя на него, Чебурашка тоже попытался заплакать. Но из его глаз выкатилась только малюсенькая-малюсенькая слезиночка. Такая, что ее было даже стыдно показывать.

— Так что же мы должны делать? — вскричал крокодил. — Я хочу помочь им!

— И я хочу помочь! — поддержал его Чебурашка. — Что мне, жалко, что ли? Только как?

— Очень просто, — сказала Галя. — Надо их всех передружить между собой.

— А как их передружить? — спросил Чебурашка.

— Не знаю, — ответила Галя.

— А я уже придумал! — заявил Гена. — Надо взять и написать объявления, чтобы они приходили к нам. А когда они будут приходить, мы их будем знакомить между гобой!

Эта мысль всем понравилась, и друзья порешили сделать так. Они развесят по городу объявления. Каждому, кто будет приходить к ним, они постараются найти к жарища. А дом, в котором живет крокодил, решено было превратить в Дом дружбы.

— Итак. — сказал Гена, — с завтрашнего дня за работу.

Глава девятая

На другой вечер работа закипела. Гена сидел за столом и как главный специалист по объявлениям писал:

ОТКРЫВАЕТСЯ ДОМ ДРУЖБЫ. КАЖДЫЙ, КТО ХОЧЕТ ИМЕТЬ ДРУГА, ПУСТЬ ПРИХОДИТ К НАМ.

Чебурашка брал эти объявления и выбегал на улицу. Он наклеивал их везде, где можно и где нельзя. На стенах домов, на заборах и даже на проходивших мимо лошадях.

Галя в это время прибирала в доме. Закончив уборку, она поставила посредине комнаты стул и прикрепила к нему табличку:

ДЛЯ ПОСЕТИТЕЛЕЙ

После этого друзья уселись на диване немножко отдохнуть.

Вдруг входная дверь тихонечко заскрипела, и в комнату проскользнула маленькая юркая старушка. Она вела на веревочке большую серую крысу.

Галя вскрикнула и влезла с ногами на диван. Гена сорвался с места, забежал в шкаф и захлопнул за собой дверцу. Один только Чебурашка спокойно сидел на диване. Он никогда не видел крыс и поэтому не знал, что их полагается бояться.

— Лариска, на место! — скомандовала старушка.

И крыса быстро забралась в маленькую сумочку, висевшую на руке у хозяйки. Из сумочки высовывалась теперь только хитрая мордочка с длинными усами и черными бусинками глаз.

Постепенно все успокоились. Галя снова села на диван, а Гена вылез из шкафа. На нем был новый галстук, и Гена делал вид, что только за галстуком лазил в шкаф.

Тем временем старушка уселась на стул с табличкой «Для посетителей» и спросила:

— Кто из вас будет крокодил?

— Я, — ответил Гена, поправляя галстук.

— Это хорошо, — сказала старушка и задумалась.

— Что «хорошо»? — спросил Гена.

— Хорошо, что вы зеленый и плоский.

— А почему это хорошо, что я зеленый и плоский?

— Потому, что если вы ляжете на газоне, то вас не будет видно.

— А зачем я должен лежать на газоне? — снова спросил крокодил.

— Об этом вы узнаете потом.

— А кто вы такая, — наконец вмешалась Галя, — и чем вы занимаетесь?

— Меня зовут Шапокляк, — ответила старуха. — Я собираю злы.

— Не злы, а злые дела, — поправила ее Галя. — Но только зачем?

— Как — зачем? Я хочу прославиться.

— Так не лучше ли делать добрые дела? — вмешался крокодил Гена.

— Нет. — ответила старуха, — добрыми делами не прославишься. Я делаю пять зол в день. Мне нужны помощники.

— А что вы делаете?

— Много чего, — сказала старуха. — Стреляю из рогатки по голубям. Обливаю прохожих из окна водой. И всегда-всегда перехожу улицу в неположенном месте.

— Все это хорошо! — воскликнул крокодил. — Но почему я должен лежать на газоне?

— Очень просто. — объяснила Шапокляк. — Вы ложитесь на газон, и, так как вы зеленый, вас никто не видит. Мы привязываем на веревочку кошелек и бросаем его на мостовую. Когда прохожий нагибается t ним, вы выдергиваете кошелек у него из-под носа, здорово я придумала?

Нет, — обиженно сказал Гена. — Мне это совсем не нравится! К тому же на газоне можно простудиться.

— Боюсь, что нам с вами не по пути, — обратилась к посетительнице Галя. — Мы, наоборот, хотим делать добрые дела. Мы даже собираемся устроить Дом дружбы!

— Что?! — закричала старуха. — Дом дружбы! Ну, тогда я объявляю вам войну! Привет!

— Постойте, — задержал ее крокодил. — Вам все равно, кому объявлять войну?

— Пожалуй, все равно.

— Тогда объявите ее не нам, а кому-нибудь другому. Мы слишком заняты.

— Могу и кому-нибудь другому, — сказала старуха. — Мне не жалко! Лариска, вперед! — скомандовала она крысе.

И они обе скрылись за дверью.

Глава десятая

На следующий вечер посетителей в Доме дружбы принимала Галя, а Гена и Чебурашка сидели в сторонке и играли в лото.

В дверь резко позвонили, и на пороге появился мальчишка. Он был бы совсем обыкновенным, этот мальчишка, если бы он не был необыкновенно растрепанным и чумазым.

— Здесь дают друзей? — спросил он, не поздоровавшись.

— Не дают, а подбирают, — поправила Галя.

— Это все равно. Отавное — здесь или не здесь?

— Здесь, здесь, — успокоила его девочка.

— А какого друга тебе надо? — вмешался крокодил.

— Мне надо… мне надо… — сказал мальчишка, и его глаза заблестели. — Мне надо… двоечника!

— Какого двоечника?

— Круглого.

— А зачем тебе круглый двоечник?

— Как — зачем? Вот мне мама скажет: «Опять у тебя шесть двоек в табеле!», а я отвечу: «Подумаешь, шесть! А вот у одного моего приятеля целых восемь!» Понятно?

— Понятно, — сказал крокодил. — И хорошо бы, он был еще драчун?

— Зачем же? — спросил мальчишка.

— Как — зачем? Ты придешь домой, а мама скажет: «Опять у тебя шишка на лбу!», а ты ответишь: «Подумаешь, шишка! Вот у одного моего товарища целых четыре шишки!»

— Правильно! — весело закричал мальчишка, с уважением посмотрев на крокодила. — И еще надо бы, чтобы он хорошо стрелял из рогатки. Мне скажут: «Опять ты разбил чужое окно?», а я скажу: «Подумаешь, окно! Вот мой товарищ два окна разбил!» Верно я говорю?

— Верно, — поддержал его Гена.

— Потом еще нужно, чтобы он был хорошо воспитан.

— Зачем? — спросила Галя.

— Как — зачем? Мне мама не разрешает дружить с плохими ребятами.

— Ну что ж, — сказала Галя, — если я правильно вас поняла, вам нужен хорошо воспитанный двоечник и безобразник.

— Вот именно. — подтвердил мальчик.

— Тогда вам придется подойти завтра. Попробуем для вас что-нибудь подобрать.

После этого чумазый посетитель с достоинством удалился. Разумеется, не попрощавшись.

— Как же нам поступить? — спросила Галя. — Мне кажется, мы должны подобрать ему не безобразника, а, наоборот, хорошего мальчика. Чтобы его исправить.

— Нет, — возразил Гена. — Мы должны подобрать ему то, что он просит. Иначе это будет обман. А я не так воспитан.

— Совершенно верно, — сказал Чебурашка. — Надо подобрать ему то, что он хочет. Чтобы ребенок не плакал!

— Хорошо, — согласилась Галя. — А кто из вас возьмется за это дело?

— Я возьмусь! — заявил Чебурашка. Он всегда старался браться за трудные дела.

— И я возьмусь! — сказал крокодил. Ему просто очень хо телось помочь Чебурашке.

Глава одиннадцатая

Наши герои не торопясь шли по улице. Им было очень приятно идти и разговаривать.

Но вдруг раздалось: б-б-бум! — и что-то пребольно стукнуло крокодила по голове.

— Это не ты? — спросил Гена у Чебурашки.

— Что — не я?

— Это не ты меня ударил?

— Нет, — ответил Чебурашка. — Я никого не ударил!

В это время снова послышалось: б-б-бум! — и что-то пребольно стукнуло самого Чебурашку.

— Вот видишь, — сказал он. — И меня стукнули!

Что бы это могло быть? Чебурашка стал оглядываться.

И вдруг на столбике у забора он заметил очень знакомую серую крысу.

— Смотри-ка, — сказал он крокодилу, — это крыса старухи Шапокляк. Теперь я знаю, кто в нас кидается!

Чебурашка оказался прав. Это была действительно старуха Шапокляк. Она гуляла по улице вместе со своей ручной Лариской и совершенно случайно встретилась с Геной и Чебурашкой. У друзей был такой довольный вид, что ей сразу же захотелось им чем-нибудь насолить. Поэтому, подхватив свою крысу под мышку, старуха обогнала их и устроилась в засаде у забора.

Когда приятели подошли, она вытащила из кармана бумажный мячик на резиночке и стала стукать им друзей по голове. Мячик вылетал из-за забора, попадал в Гену и Чебурашку и улетал обратно.

А крыса Лариска сидела в это время наверху и направляла огонь.

Но как только мячик вылетел снова, Гена быстро повернулся и схватил его зубами. Затем они вместе с Чебурашкой медленно стали переходить на другую сторону улицы.

Резинка натягивалась все сильнее и сильнее. И когда Шапокляк высунулась из своего укрытия посмотреть, куда девался ее мячик, Чебурашка скомандовал: «Огонь!», а Гена разжал зубы.

Мячик со свистом перелетел улицу и угодил точно в свою хозяйку. Старуху с забора как ветром сдуло.

Наконец она высунулась снова, настроенная в десять раз более воинственно, чем раньше.

«Безобразники! Бандиты! Головотяпы несчастные!» — вот что хотела сказать она от всего сердца. Но не смогла, потому что рот у нее был забит бумажным мячиком.

Разгневанная Шапокляк попыталась выплюнуть мячик, но он почему-то не выплевывался. Что же ей оставалось делать?

Пришлось бежать в поликлинику к известному доктору Иванову.

— Шубу, шубу шу, — сказала она ему.

— Шубу, шубу что? — переспросил доктор.

— Шубу, шубу шу!

— Нет, — ответил он. — Шуб я не шью.

— Да не шубу, шубу шу, — снова зашамкала старуха, — а мясик!

— Вы, наверное, иностранка! — догадался доктор.

— Да! Да! — радостно закивала головой Шапокляк. Ей было очень приятно, что ее приняли за иностранку.

— А я иностранцев не обслуживаю, — заявил Иванов и выставил Шапокляк за дверь.

Так до самого вечера она только мычала и не говорила ни слова. За это время у нее во рту накопилось столько ругательных слов, что, когда мячик наконец размок и она выплюнула последние опилки, у нее изо рта высыпалось вот что:

— Безобразникихулиганыявампокажугдеракизимуют

крокодилынесчастныезеленыечтобвампустобыло!!

И это было еще не все, так как часть ругательных слов она проглотила вместе с резинкой.

Глава двенадцатая

Гена и Чебурашка бегали по разным школам и спрашивали у сторожей, нет ли у них на примете круглых двоечников и драчунов. Сторожа были люди степенные.

Они больше любили говорить про отличников и про воспитанных мальчиков, чем про двоечников и безобразников. Общая картина, нарисованная ими, была такова: все мальчики, приходившие в школы, учились замечательно, были вежливыми, всегда здоровались, каждый день мыли руки, а некоторые даже шею.

Встречались, конечно, и безобразники. Но что это были за безобразники! Одно разбитое окно в неделю и всего лишь две двойки в табеле.

Наконец крокодилу повезло. Он узнал, что в одной школе учится просто превосходный мальчик. Во-первых. полный оболтус, во-вторых, страшный драчун, а в-третьих, шесть двоек в месяц! Это было как раз то. что индо. Гена записал его имя и адрес на отдельной бумажке. После этого он, довольный, пошел домой.

Чебурашке повезло меньше.

Он тоже нашел такого мальчика, какого нужно. Не мальчик, а клад. Второгодник. Задира. Прогульщик. Из отличной семьи и восемь двоек в месяц. Но этот мальчик наотрез отказался водиться с тем, у кого будет меньше десяти двоек. А уж такого отыскать нечего было и думать. Поэтому Чебурашка, расстроенный, пошел домой и сразу же лег спать.

Глава тринадцатая

На другой день чумазый малыш, для которого подбирали двоечников, появился снова.

— Ну что, нашли? — спросил он у Гали, как всегда забыв поздороваться.

— Нашли. — ответила Галя. — Кажется, подходящий парень!

— Во-первых, он настоящий прогульщик. — сказал крокодил.

— Это хорошо!

— Во-вторых, страшный драчун.

— Прекрасно!

— В-третьих, шесть двоек в месяц и к тому же ужасный грязнуля.

— Двоек маловато, — подвел итог посетитель. — А в остальном подходяще. Где он учится?

— В пятой школе, — ответил Гена.

— В пятой? — с удивлением протянул малыш. — А как же его зовут?

— Зовут его Дима, — сказал крокодил, посмотрев в бумажку. — Полный оболтус. То, что надо!

— «То, что надо! То, что надо!» — расстроился малыш. — Совсем не то, что надо. Это же я сам!

Настроение у него сразу испортилось.

— А вы ничего не нашли? — спросил он Чебурашку.

— Нашел, — ответил тот, — с восемью двойками. Только он не хочет с тобой дружить, раз у тебя шесть. Ему десятидвоечника подавай! Если бы ты десять получил, вы бы поладили.

— Нет, — сказал малыш. — Десять — это уж слишком. Легче получить четыре. — Он медленно направился к выходу.

— Заглядывай, — вслед ему крикнул крокодил, — может быть, что-нибудь подберем!

— Ладно! — сказал мальчишка и скрылся за дверью.

Глава четырнадцатая

Прошел час. Потом еще полчаса. Никаких посетителей не было. Но вдруг окно раскрылось, и в комнату просунулась какая-то странная голова с короткими рожками и длинными подвижными ушами.

— Привет! — сказала голова. — Кажется, я не ошиблась!

— Привет! — ответили наши друзья.

Они сразу поняли, кто к ним пожаловал. Такая длинная шея могла принадлежать только одному зверю — жирафе.

— Меня зовут Анюта, — сказала гостья. — Мне хотелось бы завести друзей!

Она понюхала цветы, стоявшие на окне, и продолжала:

— Вас всех, наверное, очень интересует вопрос: а почему у такой милой и симпатичной жирафы, как я, совсем нет товарищей? Не так ли?

Гене, Гале и Чебурашке пришлось согласиться, что это действительно так.

— Тогда я вам объясню. Все дело в том, что я очень высокая. Чтобы со мной беседовать, надо обязательно задирать голову вверх. — Жирафа потянулась и внимательно посмотрела на себя в зеркало. — А когда вы идете по улице, задрав голову вверх, вы непременно провалитесь в какую-нибудь яму или канаву!.. Так все мои знакомые и порастерялись по разным улицам, и я не знаю, где их теперь искать! Не правда ли. печальная история?

Гене, Гале и Чебурашке снова пришлось согласиться, что эта история очень печальная.

Жирафа говорила долго. За себя и за всех остальных. Но несмотря на то что она говорила очень долго, она не сказала ничего толкового. Эта особенность чрезвычайно редкая в наше время. Во всяком случае, среди жираф.

Наконец после долгих разговоров Гене все-таки удалось спровадить гостью. И когда она ушла, все с облегчением вздохнули.

— Ну что ж, — сказала Галя, — пора и по домам. Надо же хоть немного отдохнуть.

Глава пятнадцатая

Но крокодилу отдохнуть так и не удалось. Как только он улегся спать, в дверь тихонечко постучали.

Гена открыл, и на пороге появилась маленькая обезьянка в сиреневой шапочке и в красном спортивном костюме.

— Здравствуйте, — сказал ей крокодил. — Проходите.

Обезьянка молча прошла и уселась на стул для посетителей.

— Вам, наверное, нужны друзья? — обратился к ней Гена. — Не так ли?

«Так, так», — закивала гостья, не раскрывая рта. Казалось, что весь рот у нее забит кашей или теннисными мячиками. Она не произнесла ни слова и только в знак согласия изредка кивала головой.

Гена на секунду задумался, а потом спросил напрямик:

— Вы, наверное, не умеете разговаривать?

Как бы теперь обезьянка ни ответила, вышло бы одно и то же. Если бы она, например, кивнула головой: «Да», то получилось бы: «Да, я не умею разговаривать». А если бы она отрицательно покачала головой: «Нет», то все равно вышло бы так: «Нет, я не умею разговаривать».

Поэтому пришлось ей открыть рот и выложить из него все то, что мешало ей говорить: гаечки, винтики, коробочки из-под гуталина, ключики, пуговицы, ластики и прочие нужные и интересные предметы.

— Я умею разговаривать. — наконец заявила она и стала снова укладывать вещи за щеку.

— Одну минуточку, — остановил ее крокодил, — скажите уж заодно: как вас зовут и где вы работаете?

— Мария Францевна, — назвалась обезьянка. — Я выступаю в цирке с ученым дрессировщиком.

После этого она быстро запихнула все свои ценности обратно. Видно, ее очень беспокоило, что они лежат на чужом, совершенно незнакомом столе.

— Ну а какой друг вам нужен? — продолжал расспросы Гена.

Обезьянка немного подумала и опять потянулась, чтобы вытащить все то, что мешало ей говорить.

— Подождите, — остановил ее Гена. — Вам, наверное, нужен товарищ, с которым совсем бы не пришлось разговаривать? Правильно?

«Правильно, — кивнула головой посетительница со странным именем — Мария Францевна. — Правильно, правильно, правильно!»

— Ну что ж, — закончил крокодил, — тогда зайдите к нам через недельку.

После того как обезьянка ушла, Гена вышел вслед за ней и написал у входа на бумажке:

ДОМ ДРУЖБЫ ЗАКРЫТ НА УЖИН.

Потом он подумал немного и добавил:

И ДО УТРА.

Однако Гену ждали новые неожиданности. Когда обезьянка укладывала за щеку все свои ценные предметы, они случайно запихнула туда же маленький крокодиловский будильник. Поэтому утром крокодил Гена здорово проспал на работу и имел из-за этого крупный разговор с директором.

А у обезьянки, когда она ушла от крокодила, все время что-то тикало в ушах. И это ее сильно беспокоило. А рано-рано утром, в шесть часов, у нее так громко зазвенело в голове, что бедная обезьянка прямо с постели бегом помчалась в кабинет доктора Иванова.

Доктор Иванов внимательно прослушал ее через «духовую трубку, а потом заявил:

— Одно из двух: или у вас нервный тик, или неизвестная науке болезнь! В обоих случаях хорошо помогает касторка. (Он был очень старомодным, этот доктор, и не признавал никаких новых лекарств.) Скажите. — снова спросил он у обезьянки, — у вас. наверное, это не в первый раз?

Как бы обезьянка ни закивала в ответ: «Да» или Нет», все равно получилось бы, что не в первый. Поэтому ей ничего не оставалось делать, как выложить из-за щек все свои сокровища. Тут-то доктору все стало ясно.

— В следующий раз, — сказал он, — если в вас начнется музыка, проверьте сначала, может быть, вы запихнули за щеку радиоприемник или же главные городские часы.

На этом они расстались.

Глава шестнадцатая

Через несколько дней, вечером, Гена устроил маленькое совещание.

— Может, это не совсем тактично, то, что я хочу «казать, — начал он, — но все-таки я скажу Мне очень нравится то, что мы с вами делаем. Это мы просто здорово придумали! Но с тех пор как мы все это здорово придумали, я потерял всякий покой! Даже ночью, когда все нормальные крокодилы спят, я должен вставать и принимать посетителей. Так продолжаться не может! Надо обязательно найти выход.

— А мне кажется, что я уже нашел, — сказал Чебурашка. — Только я боюсь, что это вам не понравится!

— Что же?

— Нам нужно построить новый дом. Вот и все!

— Верно, — обрадовался Гена. — А старый мы закроем!

— Пока закроем, — поправила его Галя. — А потом снова откроем в новом доме!

— Итак, с чего же мы начнем? — спросил Гена.

— Прежде всего нам нужно выбрать участок. — ответила Галя. — А потом нам надо решить, из чего мы будем строить.

— С участком дело просто, — сказал крокодил. — Позади моего дома есть детский сад, а рядом с ним небольшая площадка. Там и будем строить.

— А из чего?

— Конечно, из кирпичей.

— А где же их взять?

— Не знаю.

— И я не знаю, — сказала Галя.

— И я тоже не знаю. — сказал Чебурашка.

— Послушайте, — вдруг предложила Галя, — давайте позвоним в справочное бюро!

— Давайте, — согласился крокодил и тут же снял телефонную трубку. — Алло, справочное! — сказал он. — Вы не подскажете нам, где можно достать кирпичи? Мы хотим построить маленький домик.

— Минуточку! — ответило справочное. — Дайте подумать. — А потом сказало: — Вопросом кирпичей в нашем городе занимается Иван Иванович. Так что идите к нему.

— А где он живет? — спросил Гена.

— Он не живет, — ответило справочное, — он работает. В большом здании на площади. До свидания.

— Ну что ж. — сказал Гена, — пошли к Иван Ивановичу! — И он вытащил из шкафа свой самый нарядный костюм.

Глава семнадцатая

Иван Иванович сидел в большом светлом кабинете за письменным столом и работал.

Из большой кучи бумаг на столе он брал одну, писал ни ней: «Разрешить. Иван Иванович» — и откладывал в левую сторону.

Затем он брал следующую бумажку, писал на ней: «Не разрешить. Иван Иванович» — и откладывал в правую сторону.

И так дальше: «Разрешить. Иван Иванович». «Не разрешить. Иван Иванович».

— Здравствуйте, — вежливо поздоровались наши друзья, входя в комнату.

— Здравствуйте, — ответил Иван Иванович, не отрываясь от работы.

Гена снял свою новую шляпу и положил ее на угол стола. Тут же Иван Иванович написал на ней: «Разрешить. Иван Иванович», потому что перед этим он написал на какой-то бумажке: «Не разрешить. Иван Иванович».

— Вы знаете, нам нужны кирпичи!.. — начала разговор Галя.

— Сколько? — поинтересовался Иван Иванович, продолжая писать.

— Много, — торопливо вставил Чебурашка. — Очень много.

— Нет, — ответил Иван Иванович, — много я дать не могу. Могу дать только половину.

— А почему?

— У меня такое правило, — объяснил начальник, — все делать наполовину.

— А почему у вас такое правило? — спросил Чебурашка.

— Очень просто, — сказал Иван Иванович. — Если я псе буду делать до конца и всем все разрешать, то про меня скажут, что я слишком добрый и каждый у меня делает что хочет. А если я ничего не буду делать и никому ничего не разрешать, то про меня скажут, что бездельник и всем только мешаю. А так про меня никто ничего плохого не скажет. Понятно?

— Понятно, — согласились посетители.

— Так сколько кирпичей вам нужно?

— Мы хотели построить два маленьких домика, — схитрил крокодил.

— Ну что ж, — сказал Иван Иванович. — я вам дам кирпичи на один маленький домик. Это будет как раз тысяча штук. Идет?

— Идет. — кивнула головой Галя. — Только нам еще нужна машина, чтобы привезти кирпичи.

— Ну нет, — протянул Иван Иванович, — машину я вам дать не могу. Я могу дать только полмашины.

— Но ведь половинка машины не сможет ехать! — возразил Чебурашка.

— Действительно, — согласился начальник, — не сможет. Ну тогда мы сделаем так. Я вам дам целую машину, но привезу кирпичи только на половину дороги.

— Это будет как раз около детского садика, — снова схитрил Гена.

— Значит, договорились, — сказал Иван Иванович. И он опять занялся своей важной работой — достал из кучки бумажку, написал на ней: «Разрешить. Иван Иванович» — и потянулся за следующей.

Глава восемнадцатая

На другой день к детскому саду подъехала большая грузовая машина, и двое рабочих сгрузили тысячу штук кирпичей.

— Нам нужно обязательно обнести наш участок забором, — сказала Галя, — чтобы никто нам не мешал строить.

— Правильно, — согласился Гена. — С этого и начнем!

Они раздобыли несколько десятков дощечек, вкопали по углам участка столбы и поставили невысокий деревянный забор. После этого работа началась.

Чебурашка и Галя подносили глину, а крокодил надел брезентовый фартук и стал каменщиком.

Одно только смущало Гену.

— Понимаешь, — говорил он Чебурашке, — увидят меня мои знакомые и скажут: «Вот тебе раз, крокодил Гена, а занимается такой несерьезной работой!» Неудобно получится!

— А ты надень маску, — предложил Чебурашка. — Тебя никто и не узнает!

— Верно, — стукнул себя по лбу крокодил. — Как это я сим не додумался!

С тех пор он приходил на стройку домика только в миске. И в маске крокодила никто не узнавал. Только однажды крокодил Валера, Генин сменщик, проходя мимо забора, закричал:

— Ого-го, что я вижу! Крокодил Гена работает на ст ройке!.. Ну как дела?

— Дела хорошо, — ответил Гена незнакомым голосом — Только я не Гена — это раз. А во-вторых, я вообще нс крокодил!

Этим он сразу поставил Валеру на место.

Глава девятнадцатая

Как-то вечером крокодил Гена первым пришел на стройку. И вдруг он увидел, что вдоль забора тянется тикая надпись:

ОСТОРОЖНО: ЗЛАЯ СОБАКА!

«Вот тебе раз! — подумал Гена. — Кто же ее привел? Может, Чебурашка? У него много всяких странных знакомых!»

Крокодил сел на приступочку, чтобы дождаться появления Чебурашки.

Через полчаса, напевая песенку, пришагал Чебурашка.

— Ты не знаешь, — обратился к нему крокодил, — откуда здесь взялась злая собака?

Чебурашка вытаращил глаза.

— Не знаю, — сказал он. — Вчера ее не было. Может, ее Геля привела?

Но когда пришла Геля, выяснилось, что и она не приводила никакой злой собаки.

— Значит, собака сама пришла. — сделал предположение Чебурашка.

— Сама? — удивился крокодил. — А кто же написал надпись?

— Сама и написала. Чтобы ее не беспокоили по пустякам!

— Как бы то ни было, — решила девочка, — надо ее оттуда выманить! Давайте привяжем кусочек колбасы на веревочку и бросим на участок. А когда собака схватится за него зубами, мы ее оттуда вытащим через калитку.

Так они и сделали. Взяли куток колбасы из Чебурашкиного ужина, привязали к бечевке и бросили через забор.

Но никто за веревку не дергал.

— А может, она не любит колбасу? — сказал Чебурашка. — Может, она любит рыбные консервы? Или, например, бутерброды с сыром?

— Если бы не новые штаны, — взорвался Гена, — я бы ей показал!

Неизвестно, чем бы все это кончилось, если бы из-за забора вдруг не выскочила кошка. Она держала в зубах ту самую колбасу на веревочке.

Кошка посмотрела на друзей и быстро-быстро убежала. Так быстро, что Чебурашка не успел даже потянуть за шпагатик и выдернуть свой ужин.

— Что же это такое? — разочарованно сказал он. — Пишут одно, а на самом деле другое! — Он зашел за калитку. — Никакой собаки нет!

— И не было! — догадалась Галя. — Просто кто-то решил нам помешать! Вот и все!

— А я знаю кто! — закричал Гена. — Это старуха Шапокляк! Больше некому! Из-за нее мы целый вечер не работали! А завтра она еще что-нибудь придумает. Вот увидите!

— Завтра она ничего не придумает! — твердо заявил Чебурашка. Он стер первую надпись и написал на заборе:

ОСТОРОЖНО: ЗЛОЙ ЧЕБУРАШКА!

Затем он выбрал длинный и толстый шест и прислонил его к калитке изнутри. Если бы кто-нибудь теперь приоткрыл калитку и сунул туда свой любопытный нос, шест непременно бы щелкнул его по голове.

После этого Галя, Гена и Чебурашка спокойно разошлись по своим делам.

Глава двадцатая

Каждый раз поздно вечером старуха Шапокляк выходила из дома для ночного разбоя. Она подрисовывала усы на афишах и плакатах, вытряхивала из урн мусор и изредка стреляла из пугача, чтобы напугать ночных прохожих.

И в этот вечер она тоже вышла из дома и направилась и город вместе со своей ручной крысой Лариской.

Первым делом она решила пойти на стройку нового дома, чтобы навести там очередной беспорядок.

Когда старуха подошла к забору, она увидела на нем такую надпись:

ОСТОРОЖНО: ЗЛОЙ ЧЕБУРАШКА!

№Интересно, — подумала старуха, — кто же это такой — злой Чебурашка? Надо посмотреть!»

Ей захотелось приоткрыть калитку и заглянуть внутрь. Но как только она это сделала, палка, приставленная изнутри, сразу же свалилась и пребольно щелкнула ее по носу.

— Безобразники! — закричала старуха. — Сорванцы! Я вам теперь задам! Вот увидите! — И, сунув свою ручную крысу под мышку, она побежала в сторону зоопарка.

В голове у старухи Шапокляк уже созрел грозный план мести. Она знала, что в зоопарке живет очень злой и глупый носорог по имени Птенчик. Старуха по воскресеньям кормила его бубликами, стараясь приручить к себе. Носорог съел целых пять бубликов, и Шапокляк считала, что он совершенно ручной. Она хотела приказать ему, чтобы он прибежал на стройку, наказал этого «злого Чебурашку» и переломал там все, что мог.

Ворота зоопарка были закрыты. Недолго думая, старуха перемахнула через забор и направилась к клетке с носорогом.

Носорог, конечно, спал. Во сне он, конечно, храпел. А храпел он так сильно, что совершенно непонятно было, как это он ухитряется спать при таком шуме.

— Эй, ты, вставай! — сказала ему старуха. — Дело есть!

Но Птенчик ничего не слышал.

Тогда она стала толкать его в бок через прутья решетки кулаком. Это тоже не дало никакого результата.

Пришлось старухе отыскать длинную палку и палкой колотить носорога по спине.

Наконец Птенчик проснулся. Он был ужасно зол, оттого что его разбудили. И конечно, он уже не помнил ни о каких съеденных бубликах.

А Шапокляк открыла дверцу и с криком: «Вперед! Скорей!» — побежала к выходу из зоопарка.

Носорог бросился за ней. и совсем не потому, что ему хотелось «скорей» и «вперед». Просто ему очень хотелось боднуть эту вредную старушенцию.

Перед самыми воротами Шапокляк остановилась.

— Стоп! — сказала она. — Надо открыть ворота.

Однако носорог не остановился. Прямо с ходу он подбежал к старухе и наподдал ей так, что она в мгновение ока перелетела через забор.

— Бандит! Безобразник! — закричала старуха, потирая ушибленные места. — Сейчас я тебе покажу!

Но показать ей ничего не удалось: носорог проломил ворота и снова устремился за ней в погоню.

— Оболтус несчастный! — кричала Шапокляк на ходу. — Сейчас побегу в милицию, там тебе зададут! Там тебя проучат!

Но в милицию ей бежать было нельзя: там, скорее всего, проучили бы именно ее, а не носорога.

Неизвестно, что было бы дальше, если бы на дороге вдруг не оказалось высокое дерево. В одно мгновение старуха забралась на самую его вершину.

— Порядок, — сказала она, поудобнее устраиваясь на ветках. — Сюда ему не влезть! Ку-ку!

Носорог потоптался-потоптался внизу, а потом улегся спать, отыскав в стороне подходящую канаву.

Глава двадцать первая

А в это время Чебурашка, просидев весь вечер у крокодила, решил наконец отправиться домой. По дороге он надумал зайти на стройку нового дома, чтобы посмотреть, все ли там в порядке. По теперешним временам это было нелишним.

Чебурашка медленно шел по темной улице. Все в городе давно спали, и вокруг не было ни души. Но вдруг прямо над Чебурашкой, на высоком дереве, послышался какой-то шорох.

— Кто там? — спросил он.

— Это я, — ответил ему тоненький голосок. — Старуха Шапокляк.

И Чебурашка действительно разглядел в ветвях свою с тирую знакомую.

— А что вы там делаете?

— Висю, — отвечала старуха. — Уже два часа.

— Понятно, — сказал Чебурашка и отправился дальше.

Его нисколько не удивил ответ старухи. От нее можно было ожидать чего угодно. И если она два часа висит на дереве, то она знает, что делает. Однако в последнюю минуту Чебурашка вернулся.

— Интересно, а сколько времени вы забирались туда? Наверное, не меньше часа?

— Как же. — сказала старуха, — я не такая копуша. Я забралась сюда за десять секунд!

— За десять секунд? Так быстро? А почему?

— Потому что за мной гнался носорог. Вот почему!

— Вот это да! — протянул Чебурашка. — А кто же его выпустил из зоопарка? И зачем?

Но больше старуха ничего не хотела объяснять.

— Много будешь знать, скоро состаришься! — только и сказала она.

Чебурашка призадумался. Он много раз слыхал про этого злого и глупого носорога и прекрасно понимал: надо что-то делать. Иначе скоро не только Шапокляк, но и все остальные жители города окажутся на деревьях, словно елочные украшения.

«Побегу-ка я его искать!» — решил наш герой.

Через несколько секунд он наткнулся на носорога. Тот взревел и бросился за храбрецом. Они мчались по улице с бешеной скоростью. Наконец Чебурашка свернул за угол, а носорог пролетел дальше.

Теперь уже Чебурашка бежал за носорогом, стараясь не отставать. При удобном случае он собирался позвонить в зоопарк и позвать на помощь служителей.

«Интересно, как меня наградят за его задержание?» — размышлял Чебурашка на ходу.

Он знал, что имеется три медали: «За спасение утопающих», «За храбрость» и «За труд». «За спасение утопающих» сюда явно не подходило.

«Наверное, дадут «За храбрость», — думал он, преследуя Птенчика.

«Нет, пожалуй, «За храбрость» не дадут», — мелькало у него в голове, когда ему снова приходилось удирать от разгневанного носорога.

А когда он пробежал по городу целых пятнадцать километров, то окончательно убедился, что будет награжден медалью «За труд».

Но вот Чебурашка увидел одинокий маленький домик, стоящий в стороне. Он сразу же направился к нему. Носорог не отставал. Они обежали вокруг домика пять или шесть раз.

Теперь стало совсем непонятно: кто же за кем гонится? То ли носорог за Чебурашкой, то ли Чебурашка за носорогом, то ли каждый из них бегает сам по себе!

Чтобы разобраться в этой путанице, Чебурашка отскочил в сторону. И пока носорог один носился по кругу, Чебурашка спокойно сидел на лавочке и размышлял.

Вдруг ему в голову пришла замечательная мысль.

— Эй, приятель! — закричал он носорогу. — Давай-ка за мной! — И сам помчался к длинной, постепенно сужающейся улочке.

Птенчик бросился за ним.

Улочка становилась все более узкой. Наконец она сузилась настолько, что носорог дальше бежать не мог. Он застрял между домами, как пробка в бутылке!

Утром за ним пришли служители из зоопарка. Они долго благодарили Чебурашку и даже пообещали подарить ему живого слоненка, когда у них окажется лишненький!

А старуху Шапокляк в этот день снимала с дерева целая пожарная команда.

Глава двадцать вторая

Теперь строительству уже никто не мешал. Но дело псе равно продвигалось очень медленно.

— Если мы и дальше будем строить втроем, — сказал однажды Гена, — то мы построим наш дом не раньше чем через год! Нам обязательно нужны помощники!

— Верно! — поддержал его Чебурашка. — И я даже знаю, где их можно взять.

— Где же?

— Сейчас скажу. Для кого мы строим наш дом?

— Для тех, кто хочет подружиться!

— Вот пусть они и помогают нам! Правильно?

— Правильно! — закричали Галя и крокодил. — Это ты здорово придумал! Надо их обязательно позвать!

И на стройке стали появляться помощники. Пришли жирафа Анюта, обезьянка Мария Францевна и, разумеется, двоечник Дима. Кроме того, к строителям присоединилась очень скромная и воспитанная девочка Маруся, круглая отличница.

У нее тоже не было друзей, потому что она была слишком уж тихой и незаметной. Никто даже и не заметил, как она появилась у домика и стала помогать. О ее существовании узнали только на четвертый или на пятый день.

Работали строители до позднего вечера. А когда становилось темно, жирафа брала в зубы фонарь и освещала строительную площадку. Только не надо было говорить ей за это «спасибо», потому что она обязательно бы сказала «пожалуйста» и фонарь тут же упал бы на вашу голову.

Как-то вечером на огонек зашел высокий рыжий гражданин с блокнотом в руках.

— Здравствуйте! — сказал он. — Я из газеты. Объясните, пожалуйста, что вы здесь делаете?

— Мы строим дом, — ответил Гена.

— Какой дом? Для чего? — начал спрашивать корреспондент. — Меня интересуют цифры.

— Домик у нас будет маленький, — объяснил ему крокодил. — Пять шагов в ширину и пять шагов в длину.

— Сколько этажей?

— Этаж один.

— Запишем, — сказал корреспондент и что-то начеркал в своем блокноте. (Жирафа в это время светила ему фонарем.) — Дальше!

— У нас будет четыре окошка и одна дверь, — продолжал Гена. — Домик будет невысокий, всего два метра. Каждый, кто хочет, будет приходить сюда к нам и будет подбирать себе друга. Вот здесь, около окошка, мы поставим столик для работы. А вот здесь, у двери, — диван для посетителей.

— А кто работает на стройке?

— Все мы, — показал Гена. — Я, Чебурашка, жирафа, двоечник Дима и другие.

— Ну что ж, все ясно! — сказал корреспондент. — Только цифры у вас какие-то неинтересные. Придется кое-что подправить. — И он направился к выходу. — До свиданья! Читайте завтрашние газеты!

В завтрашних газетах наши друзья с удивлением прочитали такую заметку:

Новости

В нашем городе строится замечательный дом — Дом дружбы. Высота его — десять этажей. Ширина — пятьдесят шагов. Длина — тоже. На стройке работают десять крокодилов, десять жираф, десять обезьян и десять круглых отличников. Дом дружбы будет построен к сроку.

— Да, — сказали «десять крокодилов», после того как прочитали заметку, — надо же так подправить!

— Врунишка он! — попросту заявили «десять круглых отличников», шмыгая носом. — Мы с такими встречались!

И все строители единогласно решили не подпускать больше длинного гражданина к своему домику. Даже на десять пушечных выстрелов.

Глава двадцать третья

Дом рос не по дням, а по часам. Сначала он был крокодилу по колено. Затем по шейку. А потом и совсем закрыл его с очками. Все были очень довольны. Только Чебурашка с каждым днем становился все печальнее и печальнее.

— Что с тобой? — спросил его однажды крокодил. — У тебя неприятности?

— Да, — ответил Чебурашка, — у меня неприятности. Наш магазин собираются закрывать. Никто не покупает уцененных товаров!

— Чего же ты раньше молчал? — снова спросил Гена.

— Я не хотел беспокоить вас по пустякам. У вас же и своих забот хватает!

— Ничего себе «пустяки»! — вскричал крокодил. — Ну ладно. мы тебе как-нибудь поможем…

— Придумал! — закричал он через пять минут. — Во сколько открывается твой магазин?

— В одиннадцать.

— Ну хорошо! Все будет в порядке!

На следующий день крокодил первым делом отпросился с работы. Вместо него в зоопарке дежурил его сменщик Валера.

А сам Гена и все остальные друзья, кто был свободен в это утро, за два часа до открытия собрались у входа в чебурашкин магазин.

Гена, Галя, Дима, длинноногая жирафа и сам Чебурашка топтались около дверей, заглядывали в окна и в нетерпении восклицали:

— Когда же его откроют! Когда же его откроют?

Подошли директор магазина и продавцы. Они тоже стали заглядывать в окна своего магазина и восклицать:

— Когда же его откроют! Когда же его наконец откроют?

Проходила мимо старуха Шапокляк со своей дрессированной Лариской. Подумала, подумала и встала и очередь.

Подошел маленький старичок с большой сумкой и спросил у нее, что же будут продавать. Шапокляк ничего нс говорила и только многозначительно пожимала плечами.

«Наверное, что-нибудь интересное», — решил старичок и тоже стал заглядывать в окна.

Короче, к открытию магазина очередь достигла катастрофических размеров.

В одиннадцать двери открылись, и люди бросились в магазин.

Они покупали все, что попадалось под руку. Обидно было простоять два часа в очереди и ничего не купить. Только керосиновые лампы никому не были нужны. У всех было электричество.

Тогда директор магазина достал краски и написал:

ЕСТЬ КЕРОСИНОВЫЕ ЛАМПЫ!!! ПРОДАЖА ВО ДВОРЕ.

ОТПУСК ПО ДВЕ ШТУКИ В ОДНИ РУКИ!

Тотчас же все покупатели устремились во двор и стали расхватывать лампы. Те, кто купил их, были очень довольны собой, а те, кому ламп не хватило, сильно огорчались и ругали магазинное начальство.

Что касается старухи Шапокляк, то она приобрела целых две пары — на себя и на свою Лариску. Так они, эти лампы, и хранятся у нее до сих пор. Как говорится, на черный день.

Глава двадцать четвертая

Однажды в воскресенье Гена обратился ко всем строителям.

— Стены домика почти готовы, — сказал он. — И надо решить: из чего же делать крышу?

— Как — из чего? — воскликнула жирафа. — Но ведь это же очень просто! — Она наклонилась, поправила кирпич, неправильно лежавший на стене, и продолжала: — Крышу обычно делают из того, что не пропускает воду! Впрочем, крышу можно и вообще не делать!

— Спасибо, — поблагодарил Анюту крокодил. — Нам стало все значительно яснее! А что скажет наша уважаемая обезьянка?

Мария Францевна призадумалась на минутку, потом вытащила из кармана чистый носовой платок, выложила в него все свои сокровища и сказала:

— Ничего.

После этого она тщательно уложила все свои драгоценности обратно в рот. Между прочим, за последнее время щеки у обезьянки заметно потолстели. Потому что новые знакомые стали отдавать ей на хранение разные мелкие предметы.

Если вы, например, случайно нашли на улице ключик от чемодана, а самого чемодана пока еще не нашли, вы спокойно могли бы отдать свой ключик обезьянке. К тому времени, когда вам наконец попадется чемодан, ключик будет у нее в целости и сохранности.

— Ну что же, — продолжал тем временем Гена. — неужели никто ничего не посоветует?

— А можно мне сказать? — попросила тихая девочка Маруся. — Мне кажется, я придумала. Вот у нас вокруг домика стоит забор. А он нам теперь не нужен! Из него можно сделать крышу!

— Ура! — закричали строители. — Она правильно придумала!

— Согласен, — сказал Гена. — Но тогда мне нужны гвозди. — Он прикинул в уме. — Примерно сорок штук гвоздей! А где их взять?

Все посмотрели на Чебурашку.

— Надо — значит, надо! — скромно сказал он. — Я достану гвозди!

Он немного подумал и побежал на окраину города. Туда, где располагался главный городской строительный склад.

У ворот склада сидел на лавочке главный кладовщик в валенках.

Чебурашка решил начать разговор издалека.

— Солнышко светит, травка зеленеет! — сказал он. — А нам вот так нужны гвозди! Не дадите немножко?

— Это не травка зеленеет, — ответил кладовщик. — Это краску пролили. А гвоздей нет. Каждый ящик на учете.

— Зато птички поют, — продолжал Чебурашка. — Заслушаешься! А может, найдете лишние? Нам же немного надо!

— Если бы это птички пели… — вздохнул кладовщик. — То же ворота скрипят. И искать не буду! Ничего лишнего нету!

— Очень жаль, — сказал Чебурашка, — что это не птички скрипят! А мы строим Дом дружбы!

— Дом дружбы? — заинтересовался кладовщик. — Ну, тогда другое дело! Тогда я дам тебе гвозди. Уж так и быть, бери! Только я дам тебе гнутые гвозди. Идет?

— Идет! — обрадовался Чебурашка. — Большое спасибо. Только дайте мне уж заодно и гнутый молоток!

— Гнутый молоток? — удивился кладовщик. — А зачем?

— Как — зачем? Забивать гнутые гвозди!

Тут даже видавший виды кладовщик в валенках не удержался и захохотал:

— Ну ладно, так и быть. Дам тебе прямых гвоздей. А гнутые выпрямлю сам! Держи.

И обрадованный Чебурашка побежал на стройку.

Глава двадцать пятая

И вот уже домик почти готов. Остается совсем немного. Надо только покрасить его изнутри и снаружи. И тут у друзей возникли разногласия.

Крокодил Гена сам был зеленым, и он считал, что домик должен быть зеленого цвета. Потому что этот цвет самый приятный для глаз. Коричневая обезьянка Мария Францевна считала, что самый приятный для глаз — коричневый цвет. А долговязая Анюта все время твердила, что самый лучший — жирафовый цвет. И если сделать дом таким, то все жирафы города будут очень благодарны строителям.

Наконец Чебурашка предложил каждому выбрать себе одну стенку и покрасить ее так, как хочется.

Домик вышел на славу. Все стены у него получились разные: одна — зеленая, другая — коричневая, третья — желтая с черными пятнами. А четвертая стена отливала всеми цветами радуги. Ее красил двоечник Дима. У него не было любимой краски, поэтому он макал кисточку во все ведра по очереди.

— Ты знаешь, — сказала Галя Чебурашке, — мы с Геной решили, что тебе надо сказать приветственную речь при открытии домика.

— Ноя боюсь, у меня ничего не получится, — ответил Чебурашка. — Я никогда не говорил речей!

— Ничего, получится, — успокоила его Галя. — Надо будет только немного потренироваться. Я сейчас скажу тебе одно небольшое стихотворение, а ты ходи и все время повторяй. Если ты повторишь его без запинки, значит, ты сможешь сказать любую речь.

И она сказала ему одну небольшую скороговорочку, которую запомнила с детства:

— Это очень легкое стихотворение, — решил Чебурашка. — Я его сразу повторю.

И он продекламировал:

«Нет, — подумал он, — что-то я неправильно говорю. Почему «мыски» и почему «кусать»? Ведь правильно говорить «мышки» и «кушать». Ну-ка, попробуем сначала!»

правильно начал он.

тоже почти правильно.

Но дальше получилось вот что:

— Сто зе это такое полусяется? — рассердился Чебурашка. — Я и двух шлов швязать не могу! Жначит, надо как мозно больсе жаниматься!

И он жанимался и жанимался всю ночь!

Глава двадцать шестая

Праздник получился на славу. Все строители явились на него очень радостные и нарядные.

Крокодил Гена надел самый лучший костюм и самую лучшую соломенную шляпу.

Галя была в своей любимой красной шапочке.

А жирафа Анюта и обезьянка Мария Францевна выглядели, словно они пришли сюда прямо из химчистки.

Галя, Гена и Чебурашка втроем вышли на крыльцо.

— Уважаемые граждане, — первой начала Галя.

— Уважаемые гражданки, — продолжил крокодил.

— И уважаемые гражданятки, — последним произнес Чебурашка, чтобы тоже что-нибудь сказать.

— Сейчас вам Чебурашка скажет речь! — закончила Галя.

— Говори, — подтолкнул Чебурашку крокодил. — Ты готов?

— Конесьно, — ответил тот. — Всю нось жанимался!

И Чебурашка сказал речь. Вот она, речь Чебурашки:

— Ну, что я могу шказать? Все мы осень рады! Штроили мы, штроили и наконец поштроили! Да ждравствуют мы! Ура!

— Ура! — закричали строители.

— Ну сто? — спросил Чебурашка. — Ждорово у меня полусилось?

— Ждорово! — похвалил его Гена. — Молодсяга!

После этого крокодил торжественно перегрыз ленточку, привязанную над порогом, и Чебурашка под общие аплодисменты открыл входную дверь.

Но как только Чебурашка открыл входную дверь, ему на голову неожиданно свалился большой красный кирпич! У Чебурашки в голове все перемешалось. Он уже не понимал, где небо, где земля, где домик и где он сам, Чебурашка.

Но несмотря на это, Чебурашка сразу понял, кто положил кирпич на дверь.

— Ну погоди же! — сказал он. — Ну погоди, несчастная Шапокляк! Я с тобой еще поквитаюсь!

А несчастная Шапокляк стояла в это время на балконе своего дома и смотрела в подзорную трубу, как у Чебурашки на голове вырастала здоровенная шишка.

Она давала заглядывать в трубу также и своей кассированной Лариске. Обе были счастливы как никогда.

Глава двадцать седьмая

— А теперь пора за работу, — сказала Галя. — Сейчас мы будем записывать в книгу всех, кому нужны друзья. Скажите, пожалуйста, кто первый?

Но тут наступила пауза. Как ни странно, первого не было.

— Кто же первый? — переспросил Гена. Неужели никого нет?

Все молчали. Тогда Галя обратилась к длинноногой жирафе:

— Скажите, а разве вам не нужны друзья?.

— Не нужны, — ответила Анюта. — У меня уже есть друг.

— Кто же это? — спросил Чебурашка.

— Как — кто? Обезьянка! Мы с ней давно подружились!

— А как же вы с ней гуляете? — снова задал вопрос Чебурашка. — Ведь она может провалиться в яму!

— Нет, не может, — сказала жирафа. Она наклонилась, откусила кусочек соломенной шляпы крокодила и продолжала: — Когда мы гуляем, она сидит у меня на шее, как воротник. И нам очень удобно разговаривать.

— Вот это да! — изумился Чебурашка. — Я бы До этого никогда не додумался!

— Ну, а ты, Дима? — спросила Галя. — Разве ты завел себе друга?

— Завел, — ответил Дима. — Еще как завел!

— Кто же это, если не секрет? Покажи нам.

— Вот кто. — Дима показал пальцем на Марусю.

— Но ведь у нее совсем нет двоек! — удивился Гена.

— Это, конечно, плохо, — согласился мальчишка.

— Но двойки — это не главное. Если у человека нет двоек, еще не значит, что он никуда не годится! Зато у нее можно списать и она помогает мне делать уроки! Вот!

— Ну что ж, — объявила Геля, — дружите на здоровье! Мы будем только рады. Правильно я говорю?

— Правильно, — согласились Гена и Чебурашка. — Только кого мы будем передруживать, если все уже передружились?

Вопрос был справедливый. Больше желающих подружиться не оказалось.

— Что же это получается? — грустно сказал Чебурашка. — Строили, строили, и все напрасно.

— И совсем не напрасно, — возразила Геля. — Во-первых, мы подружили жирафу и обезьянку. Правильно?

— Правильно! — закричали все.

— Во-вторых, мы подружили Диму и Марусю. Правильно?

— Правильно! — закричали все.

— А в-третьих, у нас теперь есть новый домик, и мы можем его кому-нибудь подарить. Например, Чебурашке: ведь он живет в телефонной будке. Правильно?

— Правильно! — в третий раз закричали все.

— Нет, неправильно — вдруг сказал Чебурашка. — Этот дом надо отдать не мне, а всем нам вместе. Мы устроим здесь клуб и будем приходить сюда по вечерам, чтобы играть и видеться друг с другом!

— А как же ты? — спросил крокодил. — Ты так и будешь жить в телефонной будке?

— Ничего, — ответил Чебурашка. — Я как-нибудь перебьюсь. Но вот если бы меня взяли в детский сад работать игрушкой, то это было бы просто здорово! Днем бы я играл с ребятами, а ночью я бы спал в этом саду и заодно сторожил бы его. Только никто меня не возьмет в детский сад, ведь я же неизвестно кто.

— Как это так — неизвестно кто?! — вскричал крокодил. — Очень даже известно! Хотел бы я быть таким неизвестно кто!

— Мы все за тебя попросим, — сказали Чебурашке звери. — Тебя любой детский сад возьмет на работу и еще благодарить будет!

— Ну что же, — сказал Чебурашка, — тогда я очень счастлив!

Так наши герои и сделали. В домике устроили клуб, а Чебурашку отдали в детский сад игрушкой. Все были очень довольны.

Поэтому я решил взять в руки карандаш и написать одно короткое слово:

Но как только я взял в руки карандаш и написал слово конец», ко мне прибежал Чебурашка.

— Как так — конец? — воскликнул он. — Нельзя писать «конец»! Я еще не рассчитался с этой зловредной Шапокляк! Сначала мы с ней поквитаемся, а потом уже можно будет писать: «Конец».

— Ну что же, квитайтесь, — сказал я. — Интересно, как это у вас получится.

— Очень просто, — ответил Чебурашка. — Вот увидите!

Все оказалось действительно очень просто.

На другое же утро Гена, Галя и Чебурашка все вместе заявились во двор старухи Шапокляк. В руках они держали большие разноцветные красивые воздушные шары.

Шапокляк сидела в это время на лавочке и обдумывала планы очередных каверзных дел.

— Подарить вам шарик? — обратился к старухе Чебурашка.

— Задаром?

— Конечно, задаром!

— Давай, — сказала старуха и схватила все Чебурашки! 1ы ярко раскрашенные шары. — В руки берется, назад не отдается! — туг же заявила она.

— А еще надо? — спросила Галя.

— Давай!

Теперь у нее в руках было уже две связки шаров, и они буквально отрывали старуху от земли.

— А еще дать? — вступил в разговор Гена, протягивая гнои шарики.

— Конечно! — И Генины шары тоже оказались в руках у жадной Шапокляк.

Вот уже не две, а три связки шаров поднимали старуху вверх. Медленно-медленно она оторвалась от земли и поплыла к облакам.

— Но я не хочу на небо! — кричала старуха.

Однако было уже поздно. Ветер подхватил ее и уносил дальше и дальше.

— Разбойники! — кричала она. — Я еще вернусь! Я еще покажу вам! Вам всем житья не будет!

— Может, и вправду она вернется? — спросила Галя у Чебурашки. — Тогда нам действительно житья не будет.

— Не беспокойся, — сказал Чебурашка. — Ветер унесет ее далеко-далеко, и без помощи людей ей ни за что не вернуться. А если она останется такой же вредной и злой, как сейчас, ей никто помогать не станет. Значит, она просто не сможет добраться до нашего города. Ну что, хорошо мы ее проучили?

— Хорошо, — сказал крокодил.

— Хорошо, — согласилась Галя. После этого мне ничего не оставалось сделать, как взять в руки карандаш и написать три коротеньких слова:

Часть первая Приезд в Простоквашино

Часть вторая Каникулы в Простоквашино

В Протоквашино была зима. Папа, мама и дядя Федор жили в городе.

Дядя Федор в школу ходил. А Шарик и Матроскин в деревне жили.

Дымки чуть вьются над деревней. Снега нападало как в старину. А дом дяди Федора почему-то поделен белой линией пополам. Посредине дома ходит кот Матроскин и ворчит:

— Безобразие! На дворе социализм построили, а у нас одна пара валенок на всех, как при гнилом царизме.

— А почему так получилось? — спрашивает почтальон Печкин. — У вас средств нету? Денег у вас не хватает?

— Средства у нас есть, — отвечает кот. — У нас ума не хватает. Говорил я ему: «Купи себе валенки». А он кеды купил. Тоже мне чемпион сельской местности. Лучше бы он альпинизмом занялся.

— Почему альпинизмом? — спрашивает Печкин.

— Там несчастных случаев больше. Тьфу! Балбес он!

— А вы скажите ему об этом. Раскройте ему глаза.

— Не могу. Мы два дня не разговариваем.

Печкин сразу нашел выход:

— Вы ему письмо напишите. Я вам даже открытку дам. Вам простую или поздравительную? У меня только поздравительные.

Взял Матроскин поздравительную открытку с цветочками и стал писать: «Шарик, ты — балбес».

— Неправильно это, — говорит Печкин. — Если бланк поздравительный, сначала поздравить надо.

Тогда кот дописал: «Поздравляю тебя, Шарик, ты — балбес».

Шарик на печи обиделся и говорит Печкину:

— Я в него сейчас кочергой брошу.

А Печкин говорит:

— Зачем бросать, если почта есть. Это уже бандероль получается. Сейчас мы ее упакуем и коту передадим. Платите десять копеек.

Он к коту подошел и говорит:

— Вам кочергу прислали бандеролью. Хотели в вас запустить.

— Что?! — кричит Матроскин. — Да я за это в него утюгом!

— Это уже посылка получается, — говорит Печкин. — Потому что больше килограмма. Платите двадцать копеек за доставку.

Так они ползимы ссорились. А папа с мамой ничего этого не знали. Папа и дядя Федор старый «Запорожец» купили и чинили его прямо в комнате. И папа говорит:

— Скоро у нас Новый год. Надо в Простоквашино на каникулы собираться.

А мама говорит:

— Вы как хотите, а у меня выступление в «Голубом огоньке». Я не могу в Простоквашино.

— А после выступления — на последней электричке? — предлагает дядя Федор.

— Я, конечно, люблю Простоквашино, — отвечает мама, — но не до такой степени, чтобы в вечернем платье в электричках разъезжать.

— Это верно, — заметил папа. — Сейчас в Простоквашино надо вечернюю телогрейку надевать и вечерние валенки.

Тут в дверь постучали. Телеграмма пришла. Вернее, почтальон пришел. В телеграмме было написано:

ШАРИК С МАТРОСКИНЫМ ПОРУГАЛИСЬ. ВЕЩИ ДЕЛЯТ. СКОРО ПЕЧЬ ПИЛИТЬ НАЧНУТ. ПЕЧКИН.

— Ничего не понимаю, — говорит мама. — Почему они скоро печь пилить начнут?

А папа все понял и стал в Простоквашино собираться.

А в Простоквашино ссора продолжалась. Кот подзывает Печкина и говорит:

— Передайте этому типу срочную телеграмму.

— Записываю, — говорит Печкин.

Матроскин ему диктует:

СКОРО ДЯДЯ ФЕДОР ПРИЕДЕТ. СРОЧНО БЕРИ МОИ ВАЛЕНКИ И ИДИ В ЛЕС ЗА ЕЛКОЙ.

Печкин посчитал на счетах и говорит:

— Четырнадцать слов, доставка. С вас пятьдесят копеек.

Потом он к Шарику подошел и сообщает ему:

— Вам телеграмма пришла. Будете ответ писать?

— Не буду, — отвечает Шарик. — У меня денег нет.

— А вы поищите в карманах.

— Все равно не буду. У меня и карманов нет. Я ответ нарисую.

Он мелом рисует домик на печке.

— Что это? — спрашивает кот. — Что это за народное творчество?

— Это индейская национальная изба, — говорит пес. — Фигвам называется.

Тогда кот про Шарика сказал:

— Мы его на помойке нашли. Отмыли, отчистили от очистков, а он нам фигвамы рисует. Лучше бы дядя Федор черепаху завел в коробочке.

— А это потому фигвамы, — объясняет Шарик, — что мне жалко елки рубить. Они такие красивые.

— А ты не о красоте думай, — кричит кот, — а о том, что они бесплатные! Сейчас, между прочим, пятилетка экономии. Все бесплатное в цене…

И он все время ворчал:

— Он о красоте заботится. А о нас кто позаботиться — Антон Павлович Чехов?

Печкин спрашивает:

— Разрешите узнать, а кто такой будет Антон Павлович Чехов?

— Не знаю! — отвечает кот. — Только так пароход назывался, на котором моя бабушка плавала.

— Наверное, он был хороший человек, — говорит Шарик, — раз его именем пароход назвали. И он не стал бы елки рубить.

— А что бы он стал делать?

— Пошел бы в магазин и искусственную елку купил.

Тут в дверь постучали. Входит человек в маске и с искусственной елкой.

— Угадайте, кто я? — спрашивает.

— Антон Павлович Чехов, — говорит Печкин.

А это папа дяди Федора приехал. Все закричали: «Ура!» А кот стал лапами меловую черту стирать.

— А где дядя Федор?

— Он в машине сидит. Мы застряли.

И вот, как бурлаки на Волге, наши герои стали лямкой тянуть «Запорожец».

— Ездовые собаки — это я слышал… — ворчит Матроскин. — Но ездовые коты?.. Такого еще не было.

— Ничего, ничего, — говорит папа сзади. — У нас дороги такие, что и ездовые академики встречаются. Я сам видел.

Папа решил телевизор включить, чтобы «Голубой огонек» посмотреть.

— Странная у вас какая-то настроечная таблица, — говорит папа. — Кругами.

— Это у них не таблица, — объясняет Печкин. — Это у них все паутиной заросло. У них на каждой кастрюле такая таблица. Потому что они поссорились.

— Мы уже помирились, — говорит кот. — Потому что совместный труд для моей пользы облагораживает.

— Говорят, что скоро елки будут выпускать вместе с игрушками, — сообщает Печкин, вешая игрушки. — Они будут, как зонтики, открываться.

— У нас во дворе настоящая елка есть, живая! — кричит дядя Федор. — Давайте ее наряжать.

Они на чердак бросились — там старинные вещи были, и стали ими елку во дворе наряжать.

— Какие там у вас новости в городе? — спрашивает Матроскин у мальчика.

— Никаких особых нет. Только родители еще одного ребенка решили доставать.

— Дожили… — ворчит кот. — Теперь детей, как дубленки, доставать стали. Или как черную икру.

Тут Печкин из окна высунулся:

— Ой, вашу маму по телевизору показывают. Какая радость — ей тип с большими усами розы подарил.

Папа сразу помрачнел и к окну бросился.

— Это вовсе не тип, — сказал он. — Это руководитель маминой самодеятельности.

А Печкин телевизор в окошко выставил, чтобы всем маму было видно.

Дядя Федор говорит:

— Ой, сейчас наша мама петь будет. А у вашего телевизора звука нет.

И точно, появляется в телевизоре мама, начинает петь, но ее не слышно.

— Как жалко, что мы ее не слышим, — говорит дядя Федор. — Она к этому выступлению полгода готовилась.

И вдруг мамин голос потихоньку становится слышен.

— Ой, — удивился Печкин, — кажется, звук включили! А вот и сама мама появилась с лыжами.

— Ничего себе, — заявил Печкин, — до чего техника дошла: вашу маму и там и тут передают.

А это не техника дошла, это мама дошла. Все бросились к ней и стали качать вместе с лыжами.

— Я же говорила, — сказала мама, — что не могу без вашего Простоквашино.

И тут часы двенадцать пробили. Пришел Новый год.

Часть третья Побег из Простоквашино

В Простоквашино была осень. Шарик во дворе теленка Гаврюшу на сторожевого быка дрессировал. Бросил ему палку через забор и приказал:

— Подать!

Гаврюша через забор прыгнул, но вместо палки соломенную шляпу в зубах принес.

Оказывается, за забором почтальон Печкин стоял, в дырочку подсматривал.

Печкин шляпу ухватил, а Гаврюша ее не выпускает. И тянут они ее туда-сюда.

Кот Матроскин из окна высунулся и скомандовал:

— Гаврюша, голос!

Бычок как замычит: «Му-му!» — и шляпу выпустил.

Печкин обрадовался, что его шляпу не съели, и дяде Федору письмо вручил. Письмо было такое:

ДОРОГОЙ НАШ МАЛЬЧИК! ТЫ ЖИВЕШЬ В СЕЛЬСКОЙ МЕСТНОСТИ СОВСЕМ ЗАБРОШЕННЫЙ. А К НАМ ПРИЕХАЛА ТЕТЯ ТАМАРА АЛЕКСЕЕВНА. ОНА РЕШИЛА ТЕБЕ ПОДАРОК СДЕЛАТЬ, РОЯЛЬ КУПИЛА. БУДЕТ ТЕБЯ НА ЛАУРЕАТА МЕЖДУНАРОДНОГО КОНКУРСА ГОТОВИТЬ. ЧТОБЫ ТЫ БЫЛ ХОРОШО ВОСПИТАН И МУЗЫКАЛЕН.

— А я и так хорошо воспитан и музыкален! — говорит Шарик. — Я при гостях никогда блох не ловлю. И пою не хуже, чем Полад Бюль-Бюль-оглы на пластинке.

Он как взвоет… Матроскин так и передернуло от такого пения.

— У меня такое ощущение, — сказал он, — что бензиновая пила «Дружба» на гвоздь наехала. А откуда эта тетя взялась?

— Это мамина сестра. Она недавно на пенсию вышла. Ей силы девать некуда. Вот и покупает рояли для всех.

И стали они ждать нашествия Тамары Алексеевны, как в старину ждали незваных гостей.

Шарик все время бегал на дорогу смотреть. Однажды прибегает и кричит:

— Едут! Едут! И рояль везут.

И точно.

Едет грузовик, в кабине — шофер и тетя, а в кузове — папа, мама, фикус и рояль.

— Так, — говорит Тамара Алексеевна, — вот вы, значит, какие!.. И кто же из вас будет дядя Федор?

Тут почтальон Печкин как из-под земли вырос:

— Вот этот, который в брюках и без хвоста, и будет дядя Федор.

— А вы, значит, почтальон Свечкин?

— Печкин я. Печкин.

— Вот и хорошо. Помогите мне рояль из машины вытащить.

Стали они рояль двигать, а он ни с места.

— Еще бы, — говорит тетя, — его в магазине семеро двигали.

Тогда Матроскин взял цепь, на которой Мурка паслась, от Мурки отцепил и карабинчик на ножке рояля защелкнул. И говорит шоферу:

— Трогайте.

Машина поехала, а рояль на месте остался, в воздухе. Все вместе его поймали и на землю поставили.

— Ну и дом у вас… — говорит тетя. — Будем расширять. Второй этаж надстраивать.

— Нам и так хорошо живется, — заметил Шарик.

— Вам плохо живется, — возразила тетя. — Просто вы не знаете. Вы по ошибке счастливы. Но я вам глаза раскрою. Я вас нацелю куда надо, на соответствующие показатели.

Она велела рояль в коровнике поставить.

— Но там же Мурка живет, — напомнила мама. — И Гаврюша.

— Ничего, мы их переселим. Мы им во дворе палатку разобьем. Мы будем теперь без церемоний. Вы любите без церемоний?

Никто без церемоний не любил, только Печкин любил.

И все стало в Простоквашино меняться. Раньше просто за грибами ходили, теперь стали организовывать сбор грибов.

Утро. Тамара Алексеевна сидит, как начальник, за столом и проводит оперативку:

— Составим план на день. Матроскин с Шариком бросаем в реку — рыбу ловить. Дядю Федора в сарай — музыкой заниматься. Почтальон Печкин командируется в огород и в магазин. А папа с мамой направляются на спецзадание — изучать учебник педагогики. Всем ясно?

Все было ясно.

— Так, — говорит тетя, — а теперь о новостях. Есть у нас какие-нибудь события?

— Никаких, — отвечает Печкин. — Только корова Мурка за ночь дырку в палатке проела.

…Яркий день. Все при деле. Дядя Федор в коровнике в большой тоске играет полонез Огинского. Сарай скрипит ему в такт… Он шатается. Потому что к нему привязана корова Мурка.

Почтальон Печкин на Гаврюше картошку в огороде окучивает. Матроскин и Шарик на речном горизонте с удочками сидят. Мама с папой видны в палаточную дыру. Они книгу читают.

— Почтальон Печкин, — командует тетя, — временно оставьте вверенный вам участок и проведите беглый осмотр того, что сделано!

Печкин на берегу:

— Граждане сотрудники, прошу вас дать показания… то есть сведения. Сколько рыбы выловлено за истекшее время?

— Одна, — коротко, по-военному, отвечает кот.

— Прошу уточнить, — говорит Печкин. — В каких единицах ведете измерения. Что у вас одна? Одна тонна, кубометр, одно ведро?

— Одна килька, — поясняет кот, — весом в одну тонну, размером в один кубометр.

— Еле запихнули в ведро! — добавил пес.

Печкин отметил что-то в своей книжечке и дальше пошел.

Он подошел к папе и маме:

— Уважаемые, сообщите, какие у вас успехи и какие новости за текущий период.

— Новости хорошие, — говорит папа. — За текущий период корова Мурка «Педагогику» съела. Теперь умнее станет в десять раз.

Печкин и это записал в книжечку. И к дяде Федору подошел.

— А как у вас дела, молодой человек? Что доложить руководству?

— Доложите, что куры в рояле гнездо устроили. Цыплят высиживают. Пора музыку прекратить.

И вот Печкин к Тамаре Алексеевне с докладом пришел.

— Кот с собакой рыбу ловят. Одну кильку поймали. Весом в одну тонну, размером в один кубометр. Еле-еле в ведро запихнуть удалось. У дяди Федора все тоже хорошо. Куры в рояле, слава Богу, цыплят высиживают. Можно музыку не учить.

— Понятно, — говорит тетя. — А у папы с мамой все, надеюсь, хорошо?

— Лучше не надо. Корова Мурка «Педагогику» съела.

— И что же здесь хорошего?

— Теперь умнее станет раз в десять.

— Караул! — закричала тетя Тамара и вызвала маму.

— Я, как старшая сестра, тебе говорю: ты должна воспитывать не только сына, но и мужа.

— А может, не надо меня воспитывать? — говорит папа. — Мне уже скоро сорок.

— Мужчину надо воспитывать до пятидесяти, — отвечает тетя. — А после пятидесяти можно перевоспитывать начать. Завтра с новым подъемом за дело.

И вот начался новый подъем. Раннее утро. Из чердачного окна в мегафон тетя передает распорядок дня:

— Матроскин и Шарик бросаются в лес на землянику. Дядя Федор — в палатку, дырку от Мурки зашивать. Папа и мама будут кур из рояля в корзину переселять. Почтальон Печкин делает для всех обзор сегодняшних газет.

Трудовой день в разгаре. Почтальон Печкин обходит всех с книжечкой.

Папа с мамой кур переселили, в две руки играют «Чижика-пыжика». Корова мычит с ними в такт.

— Как дела, уважаемые? — спрашивает Печкин.

— Прекрасно! — отвечает папа. — Отдыхаем хорошо. Как в изоляторе.

— От такого прекрасного отдыха скоро зеленить начнем, — добавила мама.

Печкин это записал и дальше пошел. В лесу он Шарика с Матроскиным встретил и спрашивает:

— Как у вас дела со собором весенних плодов в осеннее время? Нашли чего-нибудь?

— Нашли одну, — отвечает Матроскин.

— Чего одну? Одну тонну? Одну корзину? Одну ягоду?

— Одну ягоду, — отвечает кот. — Весом в одну тонну. Если в ней сердцевину съесть, отличная земляничная будка получится.

Печкин все записал.

И к дяде Федору пошел.

— Как дела, уважаемый молодой юноша?

— Очень здорово. Я сам себе штаны к палатке пришил.

— Так ты бы за ножницами сходил.

— Не получится, — говорит дядя Федор. — Я сам себя и заштопал изнутри. Вылезти не могу.

Вот Печкин к тете вернулся. Она спрашивает:

— Как дела? Что у папы с мамой нового?

Печкин в книжечку смотрит:

— Отдыхают хорошо. Как в изоляторе. От такого прекрасного отдыха скоро зеленеть начнут.

— А как со сбором земляники для лечебного варенья?

— Нашли одну ягоду весом в одну тонну.

— Такую огромную?

— Так точно. Если в ней середину съесть, отличная будка получится.

— А что с дядей Федором?

— Лучше быть не может. Он сам себя к палатке пришил.

— А что же он не вылезает?

— Он штаны изнутри приметал. Может вылезти только голышом.

— Кошмар! — сказала Тамара Алексеевна. — Надо срочно проводить массовое воспитательное действие! Ну-ка, товарищ Печкин, посмотрите прессу. Какая сегодня главная задача дня?

Печкин начинает читать:

— «Перестройке — государственную приемку!»

— Прекрасно, но не совсем продумано.

— «Жилищному строительству — бетон высшего качества». Годится?

— Зажигательно, — говорит тетя, — но не для нашей местности. Еще что есть?

— «Сохранить урожай без потерь — вот главная задача сегодняшней деревни».

— Это для нас. Трубим полный сбор.

И вот за обедом при общем сборе тетя говорит:

— С сегодняшнего дня мы все, как один, будем картошку охранять.

— А у нас никто картошку не ворует, — возражает дядя Федор.

— Это сейчас не воруют, — настаивает тетя. — А раз в газете пишут, значит, скоро начнут.

— Я согласна охранять картошку, — говорит мама. — Только пусть и меня саму охраняют. Очень я темноты боюсь.

— А меня надо от комаров охранять, — добавляет папа.

— Выход на поле с первыми лучами темноты, — говорит тетя.

Все стали готовиться. Папа с мамой стали чемодан укладывать.

— Ты и бритву уложи, — говорит папа, — и галстуки.

В стороне Матроскин с дядей Федором рюкзаки готовят.

— А что, — спрашивает Шарик, — мы и Мурку с собой берем?

— А как же! — отвечает кот. — Мы ей на рога присоски приставим. Нагнется жулик картошку копать — она к нему и приклеится.

Поздний вечер. Первые лучи темноты. Тетя выстроила команду перед крыльцом, как на линейке. Только команда получилась очень странная. Кто в вечернем платье, кто с коровой на поводке, кто с чемоданом.

— На охрану колхозного поля — главную нашу задачу — выходи!

— Есть «выходи»!

Тетя идет впереди. Глядит вдаль. В мегафон строевые песни поет. К полю подошла, а за ней никого нет.

— Ой, караул! Всех похитили!

Станция железной дороги. Подходят папа и мама. Мама говорит:

— Я думаю, наш мальчик не пропадет. Ему трудно будет, но он в хорошие руки попал.

— Точно, не пропадет! — соглашается папа.

— А почему ты так думаешь?

— Потому что он тоже к станции приближается. Тоже сбежал.

— Какое счастье!

— Счастье, да не полное, — спорит папа. — Потому что с ним вместе к нам в город и Мурка едет.

— Ничего, — говорит мама. — Пусть на газоне пасется.

И снова все в сборе. Кроме тети. Все обнимаются. А проводник против.

— Это вы куда с коровой? С коровами нельзя.

— А это не простая корова, — говорит дядя Федор. — Она ученая.

— И что же она умеет делать?

Мурка смотрит на него, выпучив глаза, потом как замычит полонез Огинского: «Му-му-му-му…»

Проводник сразу дверь открыл:

— Пожалуйста, грузитесь. Я этот марш пожарников с детских лет люблю.

И вот уже поезд едет в сторону города. А по рельсам бежит тетя Тамара Алексеевна и кричит:

— Вернитесь, мои хорошие, я больше не буду!

Глава первая Появление девочки Кати

В Простоквашино лето пришло.

А так как про Простоквашино много в газетах писали и его много в кино показывали, Простоквашино стало модным курортом.

На берегу речки Простоквашки люди ставили машины, палатки, разводили костры.

Кот Матроскин все переживал:

— Мы сюда приехали, чтобы тихо на природе жить. А тут шумят сейчас больше, чем в городе. Если так дальше пойдет, нам снова придется в город переезжать. Летом в городе тише, наверное.

А Шарик ничего не переживал. Он со своим фоторужьем по всем интересным местам носился. Он все палатки обегал, все дачи, все коттеджи и пляжи и приносил целые горы фотографий. Особенно у него хорошо природа получалась, пейзажи русские.

Однажды Матроскин решил:

— Что это его фотографии просто так пропадают? Надо наладить выпуск поздравительных открыток или календарей.

И он стал эти открытки и календари в сельской школьной типографии печатать и в местном ларьке продавать.

Раньше в этом ларьке была сапожная мастерская. Потом она сгорела. Потом там «Пиво — воды» разместились. Они тоже сгорели. Потом, в самое бедное время, в нем сельсовет находился. И он, бедный, тоже сгорел. Потом в ларьке клуб был для молодежи. Вы будете смеяться, но и клуб сгорел.

И вот кот Матроскин взял в аренду эту горящую точку.

Качество его было не самое лучшее, но все люди открытки с удовольствием покупали.

Вместе с открытками Матроскин еще и сметану продавал, и молоко по утрам. Так что он был вполне преуспевающий новый сельский русский.

Шарик из фоторужья не мог людей фотографировать, они пугались. Поэтому он все больше природу запечатлевал.

Но иногда на его фотографиях и люди попадались. Одна фотография потрясла дядю Федора. Дядя Федор долго ее рассматривал.

Это была фотография незнакомой девочки. Ну вылитая Барби! Хотя это была не Барби, а просто обыкновенная девочка Катя. Просто она приехала из Америки. Там ее папа работал — родной брат профессора Семина.

Дядя Федор так долго смотрел на фотографию, что кот Матроскин забеспокоился. Он говорит Шарику:

— Дядя Федор, кажется, влюбился. Мы его можем потерять. Только этого нам не хватало.

Шарик говорит:

— Подумаешь, влюбился! Если бы он заболел, мы бы могли его в больнице потерять. А так ничего с ним не случится.

Матроскин не согласен:

— Много ты понимаешь! Как начнет он с этой девочкой дружить. Будет с ней гулять, цветочки подносить, на тракторе кататься, про нас и забудет.

— Ну и пусть они дружат, — говорит Шарик. — Настоящая дружба еще никому не мешала.

— Да? — кричит Матроскин. — А как эта дружба в любовь перейдет! А как они женятся лет через десять! А как у них дети пойдут! Много у него времени для дружбы с тобой останется?

Такой перспективы даже Шарик испугался. И загрустил.

Как раз в это время дядя Федор стал одеваться на прогулку. Матроскин подумал: «Если он будет сильно наряжаться, умываться, причесываться, значит, влюбился. Если оденется кое-как, во все старое, значит, все в порядке. Можно не беспокоиться».

Дядя Федор и умылся, и причесался, и новую матроску надел. Совсем выставочным ребенком сделался. Значит, дела — хуже некуда.

Он вывел из сарая тр-тр Митю, накормил его вчерашним молочным супом и сегодняшним творогом и завел.

Матроскин подошел к дяде Федору и спрашивает:

— Далеко ли ты, дядя Федор, собрался?

Дядя Федор сказал первое, что в голову пришло:

— Рыбу ловить.

— Китов, что ли?

— Почему китов? Пескарей, плотву всякую, — говорит дядя Федор.

— Ага, понятно, — говорит Матроскин. — Пескарь сейчас такой пошел — его без трактора из речки не вытащишь. Я, дядя Федор, с тобой пойду.

— Поехали, — согласился дядя Федор. — Сначала без удочек. Места на речке разведаем.

Тр-тр Митя радостно затарахтел и выехал на главную деревенскую улицу.

Простоквашино было не узнать. Нарядные колхозники в ярких кепочках работали в поле, пропалывая картошку. Трактористы сидели за рулями своих тракторов в костюмах с галстуками. Одним словом, не деревня, а курорт Анталия или Золотые Пески.

Дядя Федор подъехал к дому профессора Семина. Остановился и стал чинить тр-тр Митю. Стал колеса ему накачивать.

Чинит дядя Федор Митю, а сам на дом профессора посматривает — не появится ли оттуда девочка с Шариковой фотографии.

Надо сказать, что дом профессора Семина сильно изменился в лучшую сторону. От былой захудалости и следа не осталось. Появились всякие новомодные пристройки с большими балконами. Навесы для машин, полянки с тюльпанами. И все такое новое, как вымытое.

Смотрит дядя Федор, а эта девочка с фотографии давно уже рядом стоит. В шортиках, в жилетке с карманами, в сапожках на босу ногу и гаечным ключом десять на двенадцать в руках.

Она спрашивает:

— Мальчик, мальчик, а какой марки у вас трактор?

— Марки только на почте бывают, — отвечает вместо дяди Федора кот Матроскин. — У тракторов — фирмы.

— Какой он у вас фирмы? — спрашивает девочка.

— Же-Зе-Те-И, — отвечает дядя Федор.

Девочка удивилась:

— Я о такой фирме не слышала.

— Это не совсем фирма, — объясняет дядя Федор. — Это завод такой — «Железо-Тракторных Изделий».

— А модель какая? — спрашивает девочка.

— А модель особая, «Митя» называется. «Тр-тр Митя». «Тр-тр» — это трактор. А «Митя» — значит «Модель Инженера Тяпкина». Тяпкин — это изобретатель такой всемирный.

— Я такого инженера не знаю, — говорит девочка. — Я знаю, что были Форд, Крайслер, Порш, а о всемирном Тяпкине я не слышала.

Она осмотрела тр-тр Митю и спросила:

— А сколько у вашего трактора лошадиных сил?

Дядя Федор не знал.

Оказалось, она не простая девочка. Она очень сильно автомобилями интересовалась. Она все марки и модели машин знала. Она о них стала дяде Федору рассказывать.

Она объяснила, что силу трактора лошадьми измеряют. Сколько лошадей он сможет перетянуть, столько у него лошадиных сил имеется.

Она так интересно рассказывала, что даже Матроскин заслушался. Потом он спохватился и говорит:

— Ну и что, что мы в машинах не разбираемся. Зато мы все про рыб знаем и про птиц, и про зверей. А почтальон Печкин все про целебные травы знает. У него бабушка колдуньей была.

Тут даже дядя Федор удивился.

— Ничего себе, — говорит, — новости! У почтальона Печкина бабушка колдуньей была. А я не подозревал.

— Она у него не совсем колдуньей была. Она по совместительству. Она в сельсовете работала, а колдовством подрабатывала только. Мне Печкин по секрету рассказал, — объяснил Матроскин.

— Ой, какой у вас интересный почтальон! — сказала девочка Катя. — Давайте пойдем к нему в гости. Это можно?

— Конечно, можно, — сказал дядя Федор. — Мы с ним дружим.

А Матроскин насупился:

— Только у нас дружба какая-то странная — полупроводниковая. Мы ему все — и конфеты, и чай, а он нам — ничего. — Кот Матроскин рассердился даже: — Вспомни, дядя Федор, как он хотел тебя родителям вернуть, нас с Шариком собирался в поликлинику сдать для опытов.

— Это он раньше такой был, — сказал дядя Федор. — Когда у него велосипеда не было. А теперь, когда ему велосипед купили, он другим человеком стал. Он теперь обеспеченный.

— Обеспеченные люди — самые нужные, — сказала девочка Катя. — Так мой папа говорит. Это средний класс.

После такого научно-технического разговора они все на тр-тр Митю сели и к почтальону Печкину поехали. Очень интересно было про его колдовскую бабушку все разузнать.

По дороге девочка Катя сказала, что она тоже кое-что про рыб и про зверей знает. Потому что она любит Брема читать. Это такой писатель старинный, который животных изучил и все про них написал.

Она сказала, что даст дяде Федору эту книгу. Если сумеет ее донести. Книга очень тяжелая.

Дядя Федор тоже обещал дать ей интересную книгу про строительство лавок и табуреток.

Печкин был дома. Он травы развешивал сушиться. Он стал ребятам рассказывать:

— Эта трава — зверобой. Когда у человека живот болит, из нее чай для него заваривают. А вот это — пустырник. Бывает человек такой нервный. Особенно ребенок. Кричит, дерется. Допустим, он собаку укусил. Тогда ему отвар из пустырника делают. Все, ребенок сразу успокаивается. Собака тоже. Папа с мамой целый день отдыхают.

Дядя Федор спрашивает:

— А что, Игорь Иванович, у вас и в самом деле бабушка колдуньей была?

— Только наполовину, — ответил Печкин. — Она по вечерам подрабатывала. Приворотное зелье для заказчиков делала.

— А на метелке она умела летать? — спросил дядя Федор.

— Умела, — ответил Печкин. — Как же без этого. Но она редко летала. Только когда на партсобрания опаздывала. И летала она кое-как, плохо. Как ворона с гантелей.

Кот Матроскин удивился и говорит:

— Мы сегодня про Печкина за один день узнали больше, чем за весь год. Это не почтальон, а целая энциклопедия сельской жизни в деревне.

Девочку Катю приворотное зелье интересовало:

— Скажите, как оно делается? Оно не ядовитое?

Все стали почтальона Печкина просто слушать, а Матроскин напрягся весь: «Ой, какая хитрая! Хочет нашего дядю Федора приворожить».

Печкин говорит:

— Как оно делается, надо в бабушкиной книге читать. У меня от бабушки колдовская книга осталась. Жаль, что там такой шрифт мелкий. А мои очки куда-то пропали.

Дядя Федор спрашивает:

— И давно они у вас пропали?

— Два дня уже.

Дядя Федор так и подпрыгнул:

— Наш Хватайка два дня назад как раз очки притащил. Такие никудышные, с веревочкой. Может быть, это ваши?

— Не может быть, — говорит Печкин, — а точно мои. И совсем они не никудышные, а очень кудышные даже. Давайте мне их скорее возвращать.

Они быстро на тр-тр Митю сели и за кудышными очками поехали. Матроскин смотрит, а противная девочка Катя тоже с ними катится. Никак она не отклеивается.

Тр-тр Митя их в пять минут до дома дяди Федора домчал. Он так быстро бежал на полной творожной скорости, что девочка Катя не успела у своего дома сойти и к дяде Федору приехала. Хотя вовсе и не собиралась.

Все сразу бросились к Хватайке на шкаф очки смотреть.

Очки оказались как раз печкинские.

Печкин говорит:

— Все вороны как вороны у нас в Простоквашино. А это не ворона, это — криминальный элемент. Его надо в милицию сдать. Сегодня она очки утащила, а завтра вообще целый телевизор унесет.

Матроскин на это сказал:

— Вы сначала купите телевизор, а потом и волнуйтесь за него. А то у вас не то что телевизора, у вас и радио-то нет.

Дядя Федор одернул Матроскина:

— Ты, Матроскин, помалкивай. Очки ведь и в самом деле у нас оказались. Хочешь не хочешь, а Хватайка — воришка, и мы — соучастники. Надо бы нам извиниться. Не сердись на нас, Игорь Иванович.

Мальчик снова посадил Печкина и Катю на тр-тр Митю и развез их по домам. А назавтра он их в гости пригласил к вечеру, чай пить.

Вот какая интересная была рыбалка.

Глава вторая Как по-настоящему рыбу ловили

На следующий день весь день дождик шел. Шарик фотографии проявлял. Матроскин носки для дяди Федора на лампочке штопал. А дядя Федор рыболовные снасти ладил.

Он говорит Матроскину:

— Вся сила удочки — в поплавке. Чем больше поплавок…

— Тем больше рыба! — закричал Шарик.

— Правильно, — говорит Матроскин. — А если ты вместо поплавка бочку привяжешь, ты сразу китов начнешь ловить и крокодилов.

А дядя Федор продолжал:

— Чем больше поплавок, тем труднее ловить. Поплавок должен быть легким и нервным. Чуть только рыба к нему подплыла, он уже сигналит рыболову: приготовься, скоро клев. Лучше всего поплавок из перьев делать.

Весь день он так готовился. Шарику и Матроскину тоже по удочке сделал.

На другой день на Простоквашино тепло навалилось, жара настоящая. Весь народ к речке потянулся. Еще только семь утра, а на речке люди уже плавают в воде, мячами кидаются.

Дядя Федор, Матроскин и Шарик со своими удочками и с червяками, и с бутербродами как можно дальше от деревни ушли. Так далеко, где никого уже не было. И там, где никого уже не было, они вдруг девочку Катю увидели и ее папу с удочками.

Матроскин даже позеленел. Только видно этого не было, потому что он позеленел под своим мехом. Но виду не показал, поздоровался, как все, и стал свою удочку разматывать.

Наши сели на берег. Бросили в воду подкормку в марлевом мешочке. Приготовили удочки и забросили.

Три поплавка на воде: Шарика, Матроскина и дяди Федора.

А в двадцати метрах два поплавка: Кати и ее папы.

Так вот у дяди Федора и его друзей — ни поклевки. А папа Кати и сама Катя вытаскивают рыбу за рыбой. Да все это не простые рыбы, а крепкие окуни. Их без сачка из речки не вытащишь.

Потом они голавля поймали.

Потом щуку.

Потом судака.

Потом у них опять окуни пошли.

Дядя Федор спрашивает у Матроскина:

— Почему у них все время клюет? А у нас ни капельки?

— Я и сам голову ломаю, — отвечает Матроскин. — Может, они какое колдовство знают. Может, они ловят на что-то такое, что рыба больше всего любит. Например на лапшу.

— Никогда не слышал, чтобы рыбу на лапшу ловили, — говорит дядя Федор.

— Может, они на колбасу ловят, — предположил Шарик. — Или на косточки мелкие. Или на сыр.

— На колбасу и на сыр только мышей в мышеловки ловят, — проворчал про себя Матроскин. — Или избирателей на выборах. Рыбу надо только на червяка ловить. Червяк — вот главная рыбная колбаса. Только на червяка надо поплевать.

Шарик попробовал на червяка плевать и говорит:

— А у меня никак не плюется. У меня губы устроены неправильно.

Тут почтальон Печкин появился, и тоже с удочкой.

— На что ловите, рыбаки?

— На все ловим, — отвечает Шарик. — На червяка ловим. На тесто ловим. На колбасу ловим. Только ничего не ловится.

— А как у вас дела, граждане дорогие? — спрашивает Печкин у Кати и у ее папы.

— Не жалуемся, — отвечает Катин папа. — У нас клев хороший.

— Тогда я к вам подсяду, — говорит Печкин. — Мне надо рыбу ловить, а не штаны протирать. У меня еще почты целая сумка не разнесена.

И самое интересное, что у него тоже стало клевать.

Дядя Федор посидел еще часик и стал удочки сматывать.

Шарик тоже так стал делать.

Они вежливо попрощались со всеми и ушли грустные.

А Матроскин про себя подумал: «Я никуда отсюда не денусь, пока не узнаю, в чем их секрет».

Сидел он и сидел упрямо, чтобы тайну рыболовецкую узнать. Особенно его волновало, зачем у них третья удочка. Она на берегу лежит, от нее леска в воду уходит. Только никто этой удочкой не пользуется.

Уже почтальон Печкин ушел. Уже все другие рыбаки ушли. И наконец, Катя с папой стали собираться домой. Вытащили они сначала свои простые удочки, а потом папа стал третью вытаскивать, не работающую.

На конце третьей удочки была большая трехлитровая банка, вся наполненная пескарями.

«Ой, — подумал Матроскин, — как же они пескарей банкой ловят?»

Потом его осенило: «Это же не простая банка, а банка-приманка. Пескари в этой банке крутятся, а окуни вокруг них, как вокруг подводного аквариума, собираются. Тут только их и ловить».

Матроскина как молнией ударило: вот какая девочка Катя хитрая и какой ее папа.

«Нет, — решил он. — От этих людей надо дядю Федора спасать».

Он подошел к ним и так, с намеком, спрашивает:

— А чего же вы своим секретом рыболовным с другими рыбаками не поделились?

На что Катин папа, Александр Трофимович Семин, отвечает:

— Если бы все рыбаки своими рыболовными секретами делились, давно бы уже вся рыба кончилась. И секрет этот не мой, а секрет моего брата Ивана. Который язык зверей изучает. А он не разрешал нам про него никому говорить.

Так втроем они вдоль речки домой и пошли.

Катя говорит:

— Какой же хороший ваш мальчик дядя Федор. Я таких хороших мальчиков давно не видела. Мне кажется, у него совсем нет недостатков.

Матроскин посмотрел на нее, потом в небо посмотрел, потом снова на нее и сказал:

— Недостатки у всех есть. Хотите, я вам даже список приготовлю.

Девочка Катя очень удивилась от таких слов:

— Уж, пожалуйста, приготовьте. Уж, пожалуйста, постарайтесь.

Матроскину было неловко так поступать, но он решил пойти на все в интересах дяди Федора: «Когда дядя Федор вырастет, он меня поймет».

Глава третья Происки кота Матроскина

В этот же вечер кот Матроскин и Шарик собрались на сеновале — список недостатков для Кати составлять.

Матроскин диктовал, а Шарик записывал угольком на кусочке желтой коры:

СПИСОК НЕДОСТАТКОВ ДЯДИ ФЕДОРА

— Очень молодой, — начал Матроскин.

— Верно, — согласился Шарик. — Очень молодой. Это недостаток?

— Конечно, — говорит Матроскин. — Молодой — значит, неопытный. Неопытный — значит, бестолковый.

— Хорошо, — согласился Шарик. — Значит, записываем.

И корябает себе по коре как курица лапой.

— Так. Что мы еще имеем?

— Очень сильно любит своих родителей, — говорит кот.

— Ну и пусть. Я бы тоже любил своих родителей, если бы они у меня были.

— Тебе — это пусть, а окружающим — не пусть. Раз сильно любит своих родителей, на всех остальных сил не остается.

— Записано, — говорит Шарик. — Что еще?

— Природу любит, — вспоминает Матроскин.

— Ну и что? — удивился пес.

— А то! Раз природу любит, значит, будем без дров. Ему березы жалко. А у нас печку топить нечем.

— Понятно, — говорит Шарик и спрашивает: — Что у нас еще есть?

— Никогда не дерется.

— А это плохо? — говорит пес.

— Конечно. Значит, не сможет за себя постоять. Надо будет ему какого-нибудь боксера проучить, а он не умеет.

— Так, что еще?

— Тащит в дом любую зверюшку. Даже больную…

— А что же в этом неправильного? — спрашивает Шарик.

— А то! Своих девать некуда, — говорит кот. — Потом, эпидемию какую может занести. Пиши дальше: не любит копить деньги и продавать молоко на рынке.

— И я не люблю, — говорит Шарик.

— Ты можешь не любить. Ты у нас пролетарий всех стран. Всю жизнь пролетал. Ты у нас не Шарик, ты у нас — Шариков. А дяде Федору жить и жить. Тот, кто в детстве не научился молоко продавать, деньги копить, к старости начнет военными секретами приторговывать.

— Зачем?

— Чтобы было на что жить. И еще один недостаток добавь: дядя Федор слишком много читает.

— Ну и пусть себе! — кричит Шарик.

— Это тебе пусть, — спорит кот, — а как он глаза к старости испортит?

Долго Шарик с Матроскиным работали.

Наконец полный список недостатков был готов и его можно было к девочке нести.

Оба молодца, довольные собой, вышли не торопясь на улицу и медленно пошли к девочке Кате. Вечернее летнее солнце их ласкало, улица стелилась перед ними, как ковер. Впереди было только самое лучшее.

Когда они в дачу профессора Семина позвонили, девочка Катя им собственноручно дверь открыла.

— Вот, — говорит Матроскин, — принесли.

— Что принесли? — удивилась Катя.

— Недостатки дяди Федора.

— Спасибо, — сказала Катя. — Вы — настоящие друзья.

Девочка взяла их список и с удивлением стала читать:

НЕДОСТАТКИ ДЯДИ ФЕДОРА

1. ОЧЕНЬ МОЛОДОЙ.

2. ОЧЕНЬ ЛЮБИТ СВОИХ РОДИТЕЛЕЙ.

3. СЛИШКОМ ОБОЖАЕТ ПРИРОДУ.

4. НИКОГДА НЕ ДЕРЕТСЯ.

5. ТАЩИТ В ДОМ ЛЮБУЮ ЗВЕРЮШКУ. ДАЖЕ БОЛЬНУЮ.

6. НЕ ЛЮБИТ КОПИТЬ ДЕНЬГИ И ПРОДАВАТЬ МОЛОКО НА РЫНКЕ.

7. ОЧЕНЬ МНОГО ЧИТАЕТ.

8. ЧИСТИТ ЗУБЫ КАЖДЫЙ ДЕНЬ И ТРАТИТ ГОРЯЧУЮ ВОДУ.

9. И ЭТО ЕЩЕ НЕ ВСЕ.

Катя прочитала список и говорит:

— Ну, вы меня огорчили! Это не мальчик, это ангел какой-то. Я столько лет на свете живу, почти что девять! А что есть такие замечательные мальчики, даже не знала. Надо будет с ним поближе познакомиться.

Шарик и Матроскин даже расстроились из-за такого результата. Бились они, бились, а чего добились? Хоть ты связывай дядю Федора и увози в тайгу глубокую от посторонних глаз.

На другое утро Матроскин в своем ларьке сидел туча тучей. Просто как Ермак, объятый думой. И что интересно, торговля у него совсем не шла. Ни молоко не брал народ, ни открытки с видами Простоквашина с разных сторон.

Рядом с ним на крыльце вялый Шарик сидел.

И надо же так, вдруг опять эта приезжая Катя появилась. До всего ей дело есть. Она вошла в магазин и спрашивает:

— Как торговля идет?

— Да никак не идет, — отвечает Шарик. — Можно сказать, что на месте стоит.

— А если торговля на месте стоит, — говорит девочка, — значит, она идет в обратную сторону. Будем выяснять причины.

— Да что тут выяснять! — кричит Матроскин. — Просто народ заелся!! Вот и все причины. Им не молоко, а всякую пепси-колу подавай.

— Боюсь, вы не правы, милый Матроскин. Во-первых, вы посмотрите на свою лавочку. Это же не торговая точка, а хижина дяди Тома в его худшие дни! Да такой особняк даже в мексиканских трущобах бы не потерпели!

— Мы по зарубежам не ездим! — пробурчал Матроскин. — Мы люди простые, деревенские.

— Когда люди так говорят, что мы — простые деревенские, это самые хитрые люди, — ответила девочка.

Шарик про себя с ней согласился.

И спросил:

— А что во-вторых?

— Рот до ушей, хоть завязочки пришей! — опять ворчит Матроскин.

— Вот именно, — говорит девочка. — Так весь цивилизованный мир торгует.

Матроскина аж передернуло:

— Какой такой цивилизованный мир? В нашей деревне мы такого не видели.

— Если стараться не будете, никогда и не увидите. Надо же когда-то начинать, — спорит девочка.

А Шарик говорит:

— А что, усатый? Она права.

— И потом, — сказала девочка, — что это у вас за открытки такие: «Матроскин лежит на печи», «Пес Шарик гонится за зайцем», «Местный житель дядя Федор копает картошку». Нужен размах. Нужно делать такие открытки: «Кот Матроскин лежит на пляже рядом с президентом Танзании», «Кот Матроскин играет в теннис с премьер-министром Лумумбии», «Кот Матроскин пьет молоко с наследным шахом Брунея», «Кот Матроскин и аравийский шейх Ахмент-хан играют на балалайках».

Матроскин уперся:

— Это кто же к нам сюда столько президентов и наследных шахов привезет на балалайках играть? Что, президентам делать нечего?

— Не надо начинать с самых главных президентов, — убеждает девочка Катя. — Можно начинать с некрупных. Президенты сейчас разные бывают. У нас дома сейчас в гостях живет президент артели «Крупная рыба» из Конакова дядя Вася Удочкин.

Она подумала и еще сказала:

— Вон сколько у вас иностранцев отдыхает. Это тоже дает простор для фантазии: «Пес Шарик гонится за кабаном вместе с иностранным любителем природы, чтобы сфотографировать его». Или: «Местный кабан гонится за иностранным любителем природы вместе с Шариком, чтобы загрызть их фотоаппарат».

И добавила:

— Уж про дядю Федора надо писать совсем сочно: «Местный житель дядя Федор выкапывает очередной клад». Надо, чтобы в открытках размах был, жить хотелось и за кабаном бегать.

Матроскин выслушал это угрюмо. Но все-таки кое-что понял и принял. И такая кислая улыбочка у него на физиономии все-таки появилась.

А Шарик по-настоящему улыбаться стал всем прохожим. Ему и в самом деле захотелось жить весело и с размахом. И дело с продажей молока и открыток у них веселее пошло.

Только все равно Матроскин решил, что ничего хорошего им от этой девочки ждать не придется.

Глава четвертая Продолжение происков Матроскина

В тот же вечер они — кот Матроскин и Шарик — отправились к почтальону Печкину. На него и на его колдовскую книгу теперь вся надежда была.

Надо было его попросить, чтобы он отворотное зелье сделал. Чтобы дядя Федор от этой девочки отвернулся.

Кот Матроскин сказал:

— Надо бы, чтобы от колдовской Печкинской бабушки какая-нибудь польза была.

— И какая же нам будет польза? — спрашивает Шарик.

— А такая. Дадим мы дяде Федору зелья, он про эту девочку сразу и забудет.

— Слушай, Матроскин, — говорит Шарик. — А может, эта девочка не такая уж плохая. Видишь, как она нам в торговле помогла. Может быть, потом нам девочка еще хуже попадется. Когда нам жениться время придет.

— Не попадется! — успокаивал его Матроскин. — К тому времени дядя Федор взрослее и умнее станет. Он футболом увлечется, велосипедом, штангой. И ему будет не до девочек. А если его мама приедет, нам совсем легко станет. Потому что мамы очень не любят, когда их дети влюбляются.

Почтальона Печкина долго уговаривать не пришлось. Он сам давно уже хотел какое-нибудь зелье по книге сделать. Он тоже хотел стать колдуном на полставки, чтобы по вечерам подрабатывать.

Он уже и книжку приготовил, и очки свои в порядок привел.

И когда Шарик с Матроскиным к нему пришли, он уже был созревший.

Шарик начал издалека:

— У нас дядя Федор влюбился.

— Знаю, знаю. Не слепой. Об этом вся деревня говорит. Я теперь для вас самый нужный человек буду. Только что-то я вас не пойму. Чего это вы его любви так испугались? Я вот, когда молодой был, до пенсии, я в продавщицу Лиду Урусову пять раз влюблялся. Когда товар хороший завозили.

— Вы не считаетесь, — сказал Шарик. — От вашей любви никому вреда не было, кроме тети Шуры. А когда дядя Федор влюбляется, это всех задевает.

— Не хватало нам только, чтобы он сегодня-завтра женился! — закричал Матроскин. — Нас тогда, может быть, сразу на улицу выставят. Вы нам лучше про свою бабушку и про свою книгу расскажите.

— А чего тут рассказывать, — говорит Печкин. — Была у меня бабушка Терентьева Светлана Романовна — ответственный сельский работник. А по вечерам она подрабатывала. Для заработка. Кого от сглазу лечила, на кого сглаз напускала. Зубы заговаривала, дерганье снимала. Могла жениха приворожить.

— А как она это делала? — спросил Матроскин.

— Очень просто. Приходит к ней, допустим, соседка Татьяна Семеновна и говорит: «Что-то моя золовка Дарья Частова ведет себя кое-как: плюется через забор, на днях в петуха моего поленом кинула». — «Этого мало», — говорит моя бабушка, Светлана Романовна. «Мало?! — кричит Татьяна Семеновна. — А поросенка моего девятипудового палкой гоняла по своему огороду? А телевизор себе, злодейка, купила, и стиральную машину в сельпе?! Напусти на нее сглаз какой или порчу, или скрюченность какую сильную. Вот тебе за это, бабка Светлана, плошка с яйцами».

— И что из этого получалось? — спросил Шарик.

— А то. Берет моя бабушка специальную книгу. Раскрывает ее где положено. Начинает шептать что-то. Плеваться через плечо. Какие-то коренья варить. И через три дня результат налицо. Приходит к ней соседка Дарья Частова, вся повышенной скрюченности, и шмоток сала несет. И меда банку сотового. И говорит: «Смотри, Терентьевна, как меня всю вывернуло. Не иначе как соседка моя Татьяна на меня порчу наслала. Будь добра, поколдуй чуток, чтобы с нею такое же случилось». Ну моя бабка и рада стараться. Книгу свою достает, коренья варит. Через левое плечо плюется. И все, глядишь, опять удача. Через день и бабка Татьяна скрючилась.

— Скажите, — вмешался Матроскин, — а как насчет раскрюченности? Это ваша бабушка умела?

— Насчет раскрюченности хуже, — ответил Печкин. — Опыта не было. Раскрюченность не заказывали. Ее все больше скрючивать просили да сглаз… живать.

— Нам скрючивать никого не надо. Нам отворотное зелье нужно, — сказал Матроскин. — Нам надо, чтобы дядя Федор про эту девочку забыл. Мы вам заплатим.

— Будем пробовать, — сказал Печкин. — Будем экспериментировать. Будем дядю Федора спасать, деньги зарабатывать.

А Матроскин, между прочим, и не собирался деньгами расплачиваться. Он любил молоком платить.

Почтальон Печкин принес свою книгу, надел очки и начал читать:

— «Лекарство для похудания… Лекарство от похудания… Лекарство от хромоногости… лекарство для хромоногости… Отвар от глистов и блох… отвар для глистов и блох…»

— Это все не то, — сказал Шарик. — Ближе к теме. Нам нужен отвар против любви. С блохами нам спешить не надо. Сейчас для блох не сезон. И потом, сейчас ошейники есть специальные.

Печкин дальше листает:

— «Зуд и чесотка… Выпадение волос и зубов…»

Шарик говорит Матроскину:

— А что, если попробовать? Если у дяди Федора все зубы и все волосы выпадут, я думаю, никакая девочка его не полюбит.

Кот Матроскин даже рассердился:

— Если у дяди Федора все зубы выпадут и все волосы вылезут, я тебя этим отваром каждый день буду поить. Будешь ты у нас всю жизнь бегать замшевый, безмеховый. Как молью поеденный. Тебе придется шубу дяди Федора навыворот надевать. А на голове ты у нас парик носить будешь, как Алла Пугачева… — Он остановился и на Шарика гипнотически посмотрел. — У нас задача другая: мы должны любовь расстроить, а не дядю Федора погубить.

Печкин долго листал свою книгу, что-то шептал, сердился, наконец нашел в своей книге то, что надо. Он нашел страницу, где все про любовь было написано:

«Как расстроить любовь между мужем и женой».

«Как расстроить любовь между матерью и дочкой».

«Как расстроить любовь между сестрами».

«Как расстроить любовь между молодым человеком и барышней».

— Читайте! — кричит кот.

Печкин начал читать:

— «Чтобы расстроить любовь между молодым человеком и барышней, надо найти большой белый перепончатый гриб — африканец. Он сверху белый, снизу — черный. Очистить его и сварить. Бросить в отвар три листика дурман-травы. Посыпать зверобоем. Замаскировать молодой картошкой и подавать к столу вместе со свежей зеленью из крапивы и пустырника».

— И что будет? — спрашивает Шарик.

— А то, что ваш дядя Федор сначала очумеет. А потом в себя придет и про девочку забудет.

— А нет ли там противопоказаний? — спрашивает Матроскин.

— Что это такое? — удивился Печкин.

— А то, что для одних людей лекарство — это лекарство, а у других от этого лекарства голова квадратной становится, и уши хлопать начинают.

— Нет никаких противопоказаний, — кричит Печкин. — Здесь об этом ничего не написано. Или отвораживаем вашего Федора от этой девочки, или я спать пошел.

Матроскин и Шарик посоветовались и решили отвораживать. Создать отвар и угостить им дядю Федора.

— Все, — сказал Матроскин, — завтра сенокос отменяется. Грибосбор объявляем.

— И грибовар, — добавил Шарик.

— Операция под секретным названием «Большое спасение дяди Федора» начинается, — сказал почтальон Печкин.

Глава пятая Большое спасение дяди Федора. Начало

Обычно в Простоквашино у дяди Федора постоянно звонил телефон. Это мама и папа все время спрашивали — как здоровье у него и что ему привезти.

Дяди Федор всегда отвечал, что здоровье у него нормальное, привозить ничего не надо, только книжки с картинками и мороженое. И еще кости для Шарика.

И сегодня с утра (в этот операционный день) мама тоже позвонила:

— Мой мальчик, как у тебя дела?

— Дела у меня хорошо, — ответил дядя Федор. — Температура у меня нормальная. И вырос я на один сантиметр.

— А что ты делаешь?

— Сижу, читаю Брема. Про слонов.

— А что тебе привезти? — спросила мама.

— Книжки про американские машины и самолеты. И про флаги разных стран. И еще жевательной резинки несколько пачек. Она для зубов полезна.

Тут в разговор папа вмешался:

— А где Шарик с Матроскиным? Что-то я не слышу, как Шарик на Матроскина воспитательно рычит. А Матроскин его дружественно из дома выталкивает.

— Они за грибами пошли, — говорит дядя Федор. — Еще с утра сегодня.

— А что, уже грибы появились? — говорит папа. — Тогда я к вам завтра же с утра приеду. Я страсть как люблю грибы собирать.

— А что Матроскину в подарок привезти? — спрашивает мама. — Я ему нарядный передник вышила.

— Передник он и сам вышить может, — ответил дядя Федор. — Ты ему что-нибудь про бизнес и про культуру торговли привези.

— А чем тр-тр Митю порадовать? — кричит папа.

— Ничем. Мы его и так каждый день творогом радуем, — говорит дядя Федор. — Молоко в радиатор заливаем. Он у нас скоро сливочным маслом плеваться начнет.

Они еще долго разговаривали.

А Матроскин, Печкин и Шарик в это время уже два часа как по лесу ходили, с комарами сражались.

На комаров в этом году был большой урожай. Такие комары летали, что их можно было палкой сбивать, в корзину собирать и кур ими откармливать. Когда на Печкина восемь комаров село, он упал.

Наши друзья от комаров специальной мазью спасались, повышенной вонючести, и белыми халатами. Комары, как известно, всего белого боятся. Я, например, никогда не видел комара в холодильнике.

Самое трудное было найти этот коварный гриб африканец. Потому что время для грибов еще не очень подошло. То есть нет, извините. Время уже подошло, но только для плохих грибов — для поганок, мухоморов, дедушкиных табаков. И всяких там африканцев. Просто нашим «спасителям» не везло.

Печкин, кот Матроскин и Шарик с корзинками весь лес обыскали. Наконец Матроскин закричал:

— Вот он!

И точно, под трухлявым пеньком стоял молоденький белый гриб. Ровненький, аккуратненький. Вымытый, как столик в кафе. А снизу он был весь черный. Видно, его снизу редко промывали. И запах у него был какой-то тухлятенький.

Почтальон Печкин свою колдовательную книгу из-за пазухи достал, тряпицу развернул, посмотрел на картинку, понюхал ее и сказал:

— Точно. Пошли домой целебную картошку с грибами делать.

— А все остальное? — спросил Матроскин.

— Все остальное у меня есть.

— Послушайте, — спросил Шарик, — как же мы дядю Федора этой отвораживающей гадостью накормим? Принесем ему в тарелочке и скажем: «Дядя Федор, поешь этой тухлятинки перед сном».

Кот Матроскин задумался.

— А мы скажем, что у нашего Печкина день рождения. И что он свою любимую еду для гостей приготовил. Дяде Федору и отказаться будет неудобно.

— Он мне еще и подарок принесет, — гордо сказал Печкин.

— Этот подарок не будет считаться, — проворчал Матроскин. — Мы его обратно унесем.

«Как же! — про себя подумал Печкин. — Я вам тоже гриба попробовать дам, вы про подарок и забудете». И пошли наши заговорщики к Печкину спасательный отвар готовить в виде грибов с картошкой.

Тут почтальон Печкин свою печку затопил и стал всякие травы доставать сопроводительные: дурман-траву, зверобой, крапиву и картошку молодую.

Матроскин говорит:

— Вообще-то, хорошо бы это отворотное средство испытать на ком-нибудь. Проверить его действие, прежде чем дяде Федору давать.

— А на ком? — спрашивает наивный Шарик.

Матроскин так, глядя в потолок, отвечает:

— Обычно всякие медицинские лекарства прежде, чем людям давать, сначала на собаках проверяют.

— Чего? — кричит пес. — А на кошках не проверяют?

— А на кошках не проверяют, — говорит Матроскин.

— А почему?

— Потому что кошки царапаются.

— И ничего подобного, — кричит Шарик. — Не потому, что они царапаются, а потому, что кошка — это не существо, а так, одна шкурка! А собака — друг человека. Собаку ничем не заменишь.

— А кошку чем заменишь? — спрашивает Матроскин.

— Мышеловкой, — отвечает Шарик. — Вот чем!

— Да?! — кричит Матроскин. — И собаку запросто заменить можно.

— Это чем? — спрашивает Шарик.

— А тем, — говорит Матроскин. — Замок в дверь поставить. А в собачью будку радиогавкалку запихнуть.

— Вот что, друзья животные, прекратите ссориться. Мы должны работать дружно, в сговоре, — говорит Печкин.

— И потом, от кого ты меня отворачивать собираешься? Не от себя ли? Я и так на тебя смотреть не хочу, все время отворачиваюсь.

— Ладно, ладно, — успокоил его Матроскин. — Я думаю, это средство не надо проверять. Оно, наверное, уже веками проверено, раз оно в колдовскую книгу попало.

На этом они сошлись и решили испытания не проводить.

А дядя Федор ничего не знал, сколько заботы о нем проявляется. Он себе спокойно в гостях у профессора Семина чай пил.

Профессор Семин его о личной жизни спрашивал:

— Ну, как у вас дела, молодой человек: что у вас в огороде растет?

— Много чего, — отвечает дядя Федор. — Морковь, редиска, картошка сортовая.

— А какая картошка сортовая? — спрашивает профессор Семин. — Сейчас вся научная интеллигенция аргентинским картофелем «Лолита Торрес» увлечена. Мне лично академик Воздвиженский — крупный куровод — целый мешок на развод подарил. Все картофелины круглые, как бильярдные шары. А кожура тонкая, можно руками снимать. Могу с вами поделиться осенью.

— У нас картошка из Голландии, — отвечает дядя Федор. — Мой папа искусствовед. Он по всем музеям на всех картинах картошку высматривал. И увидел хорошую очень на картине Рембрандта. Там каждая картофелина была размером с кирпич. Она очень кривобокая, но очень большая.

— Я читал про эту картошку в художественной литературе, — сказал профессор Семин. — Она так и называется «Рембрандтовская скороспелая». Отдельные экземпляры у нее размером с печатную машинку бывают. Только в ней уж больно кожура толстая. Очисток много. Не навыбрасываешься.

— А мы очистки не выбрасываем. Они как раз нам нужны для коровы и для теленка. Мы еще хотим поросенка завести.

Так они интеллигентно беседовали, пили чай. А девочка Катя портрет дяди Федора рисовала. Очень ей дядя Федор нравился. Портрет получился просто на диво. Он и сейчас висит в городской квартире профессора Семина, Катиного дяди. С названием: «Портрет неизвестного мальчика дяди Федора из деревни Простоквашино. Акварель».

Домой дядя Федор пошел очень серьезно обогащенный знаниями про картошку.

Вечером дядя Федор заметил, что Матроскин что-то больно красиво наряжается. Он матроску свою самую любимую выгладил. Бескозырку чернилами подкрасил. И весь вечер песню распевал:

И Шарик все перед зеркалом крутился, все себе блох из хвоста выкусывал. И тоже напевал:

Матроскин говорит:

— Шарик, а, Шарик, давай песнями меняться. Я тебе про ямщика отдам, а ты мне про моряка. Ведь я же из морских котов, из корабельных.

Шарик не согласен:

— Я сгущенку не люблю.

Матроскин предлагает:

— А ты тушенку вставь. «Любил я в те поры тушенку».

Дядя Федор рассердился:

— Эй вы, солисты московской эстрады! Надо правильно петь. Этот дядя из песни не сгущенку, он девчонку любил в те поры.

Матроскин тогда сказал:

— А раз так, надо эту песню тебе, дядя Федор, подарить. Она тебе больше подходит. Очень хорошая песня.

И они с Шариком так намекательно переглянулись. А дядя Федор ничего не понял. Он же с девочкой Катей просто дружил.

Шарик дядю Федора просит:

— Причеши меня, дядя Федор.

— В чем дело, Матроскин? — спрашивает дядя Федор. — Куда это вы с Шариком собрались?

— Как куда? — отвечает Матроскин. — Сегодня у нас всенародный праздник. День почты.

Дядя Федор говорит:

— Ну и что?

Шарик объясняет:

— А то. В этот день все почтальоны нашей страны родились. Значит, и наш почтальон Печкин тоже. Мы к нему на день рождения идем.

— Ой, — говорит дядя Федор. — А что же ему подарить?

Матроскин отвечает:

— Он велосипеды любит.

Шарик добавляет:

— И сумки почтовые.

— Нет, — не соглашается дядя Федор. — У нас у самих велосипедов нет. Мы вот как сделаем. Мы к нему девочку Катю на праздник позовем. Пусть она ему портрет нарисует.

У Матроскина от этой Кати вся шерсть во всех местах дыбом встала. Он вдвое толще получился. Но он героически смолчал.

Дядя Федор, конечно, Шарика искупал, причесал его и вместо ошейника красивый бант ему на шею повязал, синий. И спрашивает:

— Слушай, Шарик, вот я тебя причесывал, ты весь в синяках и шишках. Почему?

Шарик отвечает:

— Это все из-за Матроскина.

— Вы что, с ним подрались?

— Да нет. Он попросил меня его корову подоить.

— Ну и что? — удивился дядя Федор.

— А то. Она все время хвостом хлестала.

— Ничего не понимаю, — говорит дядя Федор. — А синяки-то отчего?

— А от того, — кричит Матроскин, — что он моей корове на хвост молоток привязал!!!

— Это зачем? — спросил дядя Федор.

— А затем! — хмуро ответил Шарик. — Думал притормозить.

Дядя Федор тогда сказал:

— Хорошо еще, Шарик, что ты кувалду на хвост не привязал. А то бы мы сегодня не на день рождения, а на похороны собирались.

Вечером они все вместе к Печкину в дом зашагали.

По дороге к девочке Кате зашли.

Она взяла кисти и холст. Приготовилась портрет рисовать. И название у нее было приготовлено:

«Портрет сельского почтальона Печкина в сельской местности. Музей города Ярославля. Масло».

В доме у Печкина мебели не густо было. Печь огромная, стол, шкаф и три табуретки. Еще радиоточка. Для такого большого количества гостей пришлось у соседей лавку брать. Печкин гостям обрадовался, чаю накипятил, баранок на стол положил очень много. Если на столе сначала спичку положить как цифру один, а потом эти баранки, цифра в много-много миллиардов рублей получилась бы. И еще всякое варенье кругом стояло и конфеты.

А отдельно в углу на печке под крышкой специальное блюдо для почетных гостей вкусно картошкой пахло.

— Дорогой Печкин, — сказали наши гости, — поздравляем тебя с днем рождения.

Девочка Катя добавила:

— Сейчас мы все будем чай пить. А вы, Игорь Иванович, сидите и не шевелитесь. Я буду вас рисовать.

Печкин успел одну баранку схватить, тарелочку с конфетами придвинуть и сел у окошка. Потом говорит:

— Нет, так неправильно. Так никто не догадается, что я почтальон. При мне сумка должна быть и велосипед.

Он быстро сбегал в сарай, прикатил велосипед, надел на себя плащ почтальонский и сумку. И только тогда уселся у окошка.

Получилось очень красиво. Потому что еще вдобавок к Печкину в окне было много природы с речкой.

Дядя Федор говорит:

— Я сейчас хочу загадку загадать. Она очень к теме относится. Хотите?

— Конечно, хотим!

— Тогда слушайте:

— Мальчуган, — догадался Шарик.

— Почему мальчуган? — удивился дядя Федор. — И зачем ему толстая сумка?

— Как зачем? — отвечает Шарик. — Макулатуру собирать. У нас в городе мальчики всегда макулатуру собирали.

— Да никакой это не мальчуган. Это же специальное поздравительное стихотворение. Слушайте внимательно:

— Председатель! — радостно закричал Шарик.

— Какой такой председатель?! — удивился дядя Федор.

— Председатель колхоза.

Дядя Федор спрашивает:

— А сумка здесь при чем?

— Налоги собирать. Он с сумкой за налогами пришел.

Дядя Федор даже обиделся. Но тут его девочка Катя выручила. Она сказала:

Очень хорошее поздравительное стихотворение получилось.

Тут и Шарик завелся:

— Я хочу свой вклад внести. Я тоже хочу этот праздник увековечить.

Он за своим фоторужьем помчался. Прибежал и стал все и всех подряд фотографировать. Чтобы можно было потом из отдельных снайперских кусочков большое праздничное фотополотно создать.

Тут Печкин разошелся. Решил для гостей русскую народную песню спеть. И так жалостливо запел:

В конце он даже заплакал:

— Эта песня про моего дядю.

— Почему? — удивились все.

— Он тоже глухой был.

Портрет Печкина был почти готов.

Печкин в плаще и с сумкой сидел на велосипеде около стола с блюдечком чая в руках и смотрел вдаль на природу. Очень он был похож на полководца Суворова перед Альпами.

Все были довольны портретом, кроме Матроскина. Опять эта Катя высовывается. И так дядя Федор с нее глаз не сводит.

Кот Матроскин таким ласковым голосом сказал:

— Дядя Федор, а уже грибы пошли. Мы специально для тебя один гриб поджарили. Хочешь попробовать?

— А вы как же? — спросил дядя Федор.

— А мы уже ели.

— Ладно, — говорит дядя Федор. — Давайте ваш гриб.

Матроскин ему торжественно гриб принес, и дядя Федор начал его пробовать.

— Тьфу ты! — говорит он. — Какой удивительный гриб!

— Почему удивительный? — спрашивает Матроскин.

— Удивительно невкусный. Мочалку в гуталине напоминает. А что, других грибов в лесу не было?

— Не было, не было, — говорит противный Матроскин. — Один гриб на весь лес только и был.

— Лучше бы вы его в лесу и оставили. Может быть, он бы дозрел и вкуснее стал. А может быть, просто бы сгнил. Спасибо. Очень невкусно было. Мне больше не надо.

Тогда решили на этом праздник заканчивать. А дядю Федора домой спать повели.

Около дома девочки Кати они расстались. Договорились завтра с утра новые журналы географические смотреть, которые Катиному папе из Америки пришли.

Матроскин даже загрустил:

— Завтра дядя Федор про Катю забудет. Значит, журналы смотреть не придется. А там, наверное, так много про моря и океаны. Поторопились мы с этим колдовством.

Как только они в свой домик пришли, дядя Федор сразу спать захотел.

— Что-то у меня эта кружится… как ее… голова. Положите меня спать. На эту, как ее… кровать.

Кот и пес его быстро раздели и на кровать положили.

Дядя Федор попросил:

— Матраскин, принеси воды мне попить.

— Я Матроскин, — обиделся кот.

— Давай я принесу, — сказал Шарик и воду принес. — Вот, пей, дядя Федор.

— Спасибо тебе, Квадратик.

— Я не Квадратик, — обиделся Шарик.

— Ах, да! Я забыл. Спасибо, Кубик, — сказал дядя Федор и заснул.

Глава шестая Еще одно спасение дяди Федора. Уже настоящее

Утром раньше всех проснулся «Матраскин». Он встал с хорошим настроением. И стал думать: а почему он такой радостный?

Он вспомнил. Сегодня средство против девочки Кати должно сработать. Дядя Федор про нее забудет.

Он Шарика растолкал:

— Шарик, давай праздничный завтрак готовить.

— А что? — спрашивает Шарик. — К нам девочка Катя придет?

— Наоборот, — говорит Матроскин. — В том-то и праздник, что мы от этой девочки избавились.

— А мне жалко, — говорит Шарик, — что мы от нее избавились.

— Ты не жалей, а лучше на стол накрывай. Тащи все самое вкусное. Кашу там молочную, яичницу. Какао и масло с белым хлебом.

Шарик все это выполнил. Еще и белую скатерть подо все подстелил.

Тут и главный колдун на полставки появился — Печкин. Сели они все у кровати дяди Федора и стали ждать.

И вот дядя Федор глаза открыл. Посмотрел на всех внимательно. На потолок, на стены, в окошко. И говорит:

— Где я?

Шарик быстро понял — доигрались. А Матроскин и Печкин еще ничего не поняли.

Матроскин даже пошутил:

— На Луне, вот где.

— А почему я на Луне? — спрашивает дядя Федор.

Печкин стал объяснять:

— Ты, дядя Федор, во сне летал, летал, вот и долетался.

Дядя Федор смотрит на Шарика, Матроскина и Печкина и спрашивает:

— А вы кто? Марсиане?

— Почему марсиане? — удивился кот. — Если мы на Луне, мы — луняне.

— А почему вы небритые? — спрашивает дядя Федор.

— Потому что мы не марсиане, — объясняет Печкин. — Мы — простоквашинцы.

— А чего вы делаете на Луне? — спросил дядя Федор.

Тут все запутались.

Шарик говорит:

— Ты что, дядя Федор, нас не узнаешь?

— А кто вы такие? — спрашивает дядя Федор.

— Мы твои друзья. Мы тебя от одной девочки отвораживали.

— Зачем? — спрашивает дядя Федор.

Шарик говорит:

— Чтобы ты умнее стал и нас полюбил.

— И как, получилось? — спрашивает дядя Федор.

— Не знаю, — говорит Матроскин.

Неизвестно, чем бы все это закончилось. Но тут папа дяди Федора входит. У него в руках большая корзина для грибов и сумка со вкусными продуктами.

Он к дяде Федору бросился:

— Сынок, дорогой, я так по тебе соскучился. Наконец-то мы вместе за грибами пойдем.

Дядя Федор спрашивает:

— А вы тоже марсианин?

— Какой марсианин? Я же твой папа с планеты Земля, — говорит папа дяди Федора.

— И что вы здесь делаете, на Луне? — спрашивает дядя Федор.

— Ничего не делаю. Я за грибами собираюсь.

— А разве на Луне грибы растут? — поражается дядя Федор.

Тут и до папы дошло, что с дядей Федором не все в порядке. Он стал Матроскина и Шарика расспрашивать, в чем дело.

Матроскин и Шарик все ему рассказали. И про девочку Катю, которая все знает и очень красивая. И про гриб африканский. И про то, что почтальон Печкин — на полставки колдун.

Папа в ужас пришел. Он за голову схватился и стал срочные меры принимать — самые необходимые. Он маме позвонил.

Мама была в Москве. Она решила врача-психиатра разыскать, самого знаменитого. Стрельцова Владимира Владимировича. И привезти к дяде Федору.

Она к нему в институт психиатрический позвонила:

— Мне срочно нужен доктор Стрельцов. Мне надо с ним поговорить.

А ей по телефону отвечают:

— Вы что? Знаменитый психиатр Владимир Владимирович в отпуске. Он в самом модном месте отдыхает, в Простоквашине.

Мама срочно об этом нашим сообщила.

И тогда все наши на поиски Стрельцова бросились. А где его искать? На пляже, в лесу за грибами, на лодке, на фотоохоте? И как он выглядит?

Шарик, Матроскин и Печкин с папой везде бегать начали.

Как они видели человека, похожего на ученого, они немедленно подбегали к нему и спрашивали:

— Вы, случайно, не знаменитый ученый Стрельцов?

И люди им по-разному отвечали.

Видит пес Шарик: на полянке в лесу сидит человек с бородой в вязаной кофточке, в годах уже. Весь книгами учеными обложенный. А глаза добрые, как у прокурора.

Такого человека даже спрашивать не надо. Любому дураку ясно, что это не ученый-психиатр. Крупному ученому никаких книг не надо. Он и так все знает. Он сам книги пишет.

Значит, это студент. Или аспирант какой-нибудь. И Шарик мимо бежит.

Или вот видит Шарик — на лошади едет человек. В городском костюме, глаза умные и никакую книгу в руках не держит. Да еще толстый. Сразу чувствуется, непростой человек.

Шарик спрашивает:

— Вы ученый?

— Ученый, — отвечает человек.

— Большой ученый? — допытывается Шарик.

— Да так себе, в пределах нормы. А что?

— А как ваша фамилия?

Человек отвечает:

— Святослав Федоров. Я глаза лечу. Зрение улучшаю.

— Тогда вы мне не нужны, — говорит Шарик.

— Понятно, — говорит Федоров. — Вам тот нужен, кто мозгами занимается.

В это время Матроскин другого человека встретил на берегу реки. Человек непростой, весь в лозунгах и формулах.

Бывает, люди на манжетах мысли записывают, а этот даже на самом себе. Ему, наверное, разные идеи в голову ночью приходили, а записать было негде. Видно было, что и обеспечен он хорошо. Цепь золотая на нем, как у кота ученого.

Матроскин так вежливо спрашивает:

— Гражданин отдыхающий, можно к вам обратиться?

— Тамбовский волк тебе — гражданин отдыхающий, — ответил ученый. — Чего тебе надо?

Матроскин даже растерялся от такого ответа и спрашивает:

— Вы, случайно, не являетесь авторитетом в психиатрической области?

— В какой области?

— В психиатрической, — поясняет кот. — Нам надо одного мальчика в разум привести.

— В Псковской области я являюсь авторитетом, — говорит ученый. — Там мы любого мальчика тебе в разум приведем. Даже дяденьку.

Матроскин испугался этого сурового ученого. Уж больно он ученый был. И скорее сбежал.

Печкин самым правильным путем пошел. Он пришел на почту и стал письма разбирать. Видит, одно письмо Стрельцову В. В. адресовано. Там и адрес был: «Улица Пушкина, дом Кукушкина, для Стрельцова В. В.»

По этому адресу немедленно папа дяди Федора и пошел.

Там он нашел того дедушку в кофте, который книги на пеньке читал. Которого Шарик за аспиранта принял.

Папа сразу к профессору Стрельцову бросился:

— Наш мальчик чего-то ничего не понимает. Он как будто на Луну попал.

— А почему? — спрашивает психиатр.

— Да потому, что мы его грибами накормили отворотными, — признался Шарик.

— Какими такими грибами?

— С дурман-травой. Чтобы он одну девочку забыл, в которую влюбился.

— Интересный случай, — говорит профессор. — Скорее ведите меня к этому мальчику.

Его скорее к мальчику привели. Он стал у дяди Федора спрашивать:

— Ты помнишь, как тебя зовут?

— Дядя Федор.

— Почему же ты дядя, когда ты мальчик?

— Не знаю.

— А кто это рядом с тобой?

— Марсианская собака, которая с Луны.

— Правильно, молодец. А это кто? — доктор показал на Матроскина.

— Кот-луноход.

— Молодец, мальчик. А вот это кто? — Он подвел к дяде Федору Печкина.

— Марсианский почтовый.

Профессор Стрельцов задумался и говорит:

— Тяжелый случай. Галлюцинозный бред с выпадением памяти.

Потом он подумал и спросил:

— А есть у вас фотография этой девочки?

— Зачем фотография! — кричит Матроскин. — Мы сейчас ее саму живьем приведем.

Побежали за девочкой Катей. По дороге Матроскин и Шарик ей все объяснили. И про любовь, и про африканский гриб с дурман-травой. И про то, как дядя Федор марсианином стал.

— Вас в подвал бы посадить за такие дела вместе с вашим Печкиным, — сказала Катя. — И этими грибами забросать с ног до головы. Чтобы вы тоже на недельку марсианами сделались.

А пока кот и пес за девочкой бегали, папа объяснил профессору Стрельцову, почему дядю Федора дядей звать. Потому, что он очень серьезный мальчик и воспитанный.

Вот Катя пришла. Подвели ее к дяде Федору. Профессор спрашивает:

— Дядя Федор, знаешь ли ты эту девочку?

Все замерли.

— Знаю, — говорит дядя Федор. — Это девочка Катя. Ее дядя профессор Семин. Он зверей изучает. Она из Америки вместе с папой приехала.

Профессор Стрельцов вздохнул и перекрестился даже.

— Ну так вот. Катя и ты, дядя Федор, идите погулять в лесу, и в поле, и на речке и поговорите обо всем. Я думаю, к дяде Федору скоро память вернется.

Катя взяла дядю Федора за руку и в поле повела.

— А вы знаете, дядя Федор, сколько у вас недостатков? У меня даже целый список есть.

— Откуда? — спросил дядя Федор.

— Ваши друзья приготовили.

И они ушли в поля деревни Простоквашино.

— А вы, приятели дорогие, — обратился профессор Стрельцов к Печкину, Шарику и Матроскину, — вы сами себе наказание придумайте.

Они задумались, и все стали затылки чесать. Такое с ними в первый раз в жизни случилось — наказание себе самим придумывать.

Тут и мама на такси приехала. А с ней тетя Тамара, ее сестра из военных.

Как только Печкин маму увидел, а особенно ее сестру тетю Тамару, он тихо так Матроскину говорит:

— Все. Я для нас наказание придумал. Уходим в партизаны. На месяц. И ни на секунду не откладываем.

И все трое они бросились бежать в сторону леса.

Глава 1 Волшебная тропинка

В одной деревне у одной бабушки жил один городской мальчик. Звали его Митя. Он проводил в деревне каникулы.

Целыми днями он купался в речке и загорал. По вечерам он забирался на печку, смотрел, как бабушка прядет свою пряжу, и слушал ее волшебные сказки.

— А у нас в Москве все сейчас вяжут, — говорил мальчик бабушке.

— Ничего, — отвечала та, — скоро и прясть начнут.

И она рассказывала ему про Василису Премудрую, про Ивана-царевича и про страшного Кощея Бессмертного.

А однажды утром бабушка сказала ему:

— Вот что. Возьми-ка ты гостинцы и сходи к тетке моей двоюродной — Егоровне. Погостишь у нее, поможешь чего по хозяйству. А то она одна живет. Старая совсем стала. Того и гляди, в Бабу Ягу превратится.

— Ладно, — сказал Митя.

Он взял гостинцы и пошел по дорожке через лес. Все прямо и прямо. Как ему бабушка объяснила. Но чем дальше он отходил от деревни, тем больше удивлялся. Деревья расступались перед ним как живые. Трава стала зеленее, а цветы красивее и душистее.

И вдруг навстречу мальчику выбежал большой-пребольшой Серый Волк. Куда больше тех, что обычно сидят в зоопарке.

— Здравствуйте, — проговорил он человеческим голосом. — Вы, случайно, не видели здесь козлика? Серенького такого?

Митя сначала растерялся, а потом сказал:

— Нет… Не видел я козлика.

— М-да, — задумчиво протянул Волк, — значит, быть мне сегодня без завтрака. — Он сел на задние лапы. — А вот девочка вам не попадалась? Такая маленькая, с корзиночкой? В красной шапочке?

— Нет, — ответил Митя, — и девочка мне не попадалась.

— М-да, — еще задумчивее протянул Волк, — значит, быть мне сегодня без обеда! — Он повернулся и побежал обратно в лес.

Мальчику стало жалко Волка, и он сказал:

— А хотите, я вас угощу? У меня есть с собой пирожок.

Волк остановился.

— С чем? С мясом?

— Нет. С капустой.

— Не хочу, — сказал Волк. — Вот колбасы я бы съел. Есть у тебя, мальчик, колбаса?

— Есть, — ответил Митя. — Только я боюсь, меня бабушка заругает.

— Какая еще бабушка? — заинтересовался Волк.

Потому что серые волки всегда интересуются чужими бабушками и внучками.

— Бабушка Егоровна. Я к ней иду.

— Для тебя она, может, и бабушка, — усмехнулся Волк, — а для меня… ну даже ни капельки. Не бойся, она не заругает. Ты уж меня угости, а я тебе еще пригожусь!

Митя угостил Волка колбасой и пошел дальше. Ему совсем не было страшно. Потому что лес вокруг был очень добрый и светлый.

Дорожка пересекла зеленую поляну и побежала вниз, к речке.

Над речкой стелился белый туман и пахло молоком. Над туманом поднимался мостик.

— Неужели эта речка молочная? — удивился мальчик. — А мне никто про это не говорил.

Он остановился посередине моста и долго смотрел, как по легким молочным волнам бегают солнечные зайчики. Потом он пошел дальше. Его шаги гулко раздавались в тишине, и с кисельных берегов прыгали в молоко разноцветные пучеглазые лягушки. Наверное, они были сделаны из желе.

Потом дорожка провела мальчика по темному лесу и уперлась в низкий деревянный забор. За забором стояла ветхая избушка на курьих ножках.

— Избушка, избушка, — сказал мальчик, — а ну-ка повернись к лесу задом, а ко мне передом!

Избушка повернулась.

— Вот здорово! — удивился Митя. — А теперь налево! Раз-два!

Избушка повернулась налево.

— А теперь на месте шагом марш!

Раз-два! Раз-два! Раз-два… Раз-два… — маршировала избушка, поднимая пыль. И слышно было, как внутри на полках гремели, перекатываясь, чашки и блюдца.

Но тут окошко растворилось, и из него высунулась какая-то старуха.

— Ты что хулиганишь? Ты что хулиганишь? — закричала она. — Вот как выскочу, как выпрыгну, как тресну метлой!

— Здравствуйте, — сказал ей Митя. — А вы, бабушка, кто? Вы не Баба Яга?

— Да, — ответила старуха. — А ты кто такой?

— Я — Митя.

— Какой еще Митя?

— Обыкновенный, Сидоров.

— А что же мне с тобой делать?

— Как — что?

— А так. Будь ты Иван-царевич, я бы тебя чаем напоила и спать уложила. Будь ты мальчик Ивашка, я бы тебя в котле варить стала. А что мне с Митей делать, я и ума не приложу!

— Варить меня не надо, — сказал мальчик. — Ведь я вам гостинцев принес.

— От кого гостинцы?

— От бабушки моей Глафиры Андреевны. Я ее внук.

— Да что же ты сразу не сказал? Стало быть, ты мой родственник! А я тебя метлой хотела! Ты уж погоди. Я мигом.

И в избушке что-то зашумело, зашуршало, задвигалось. Очевидно, подметался пол, стелилась свежая скатерть и вынималась чистая посуда.

Наконец дверь распахнулась, и мальчик поднялся по ступенькам.

В доме было чисто и прохладно. Баба Яга, с большим носом, нарядная и причесанная, сидела за столом, а рядом с ней — маленькая, затхлая и какая-то вся зеленая незнакомая старушка.

— Почему вы, бабушка, такая мокрая? — спросил ее мальчик. — Будто из болота вылезли?

— А я из болота и вылезла, — ответила старушка. — Я живу там, в болоте. Уж тыщу лет, наверное!

— Вот это да! Я и не слышал, чтобы люди в болоте жили. Да еще тысячу лет!

— Конечно, — обиделась старушка. — Про Бабу Ягу вы все небось слышали. А я что? Я в ступе не летаю. Иванов-царевичей не кормлю. Я просто в болоте живу, и все!

— Да знаешь ты ее! Это же Кикимора болотная! — вмешалась Баба Яга. — Она тут живет, по соседству. В гости выбралась.

— Вы, значит, Кикимора? Тогда я про вас знаю. Вы вместе с Лешим в лесу людей пугаете. Правильно?

— Какое там вместе! От него помощи дождешься! Все самой приходится делать!

Она немного успокоилась.

Все-таки приятно — посторонний человек, городской мальчик, а о тебе что-то знает.

И они стали пить чай с брусничным вареньем и с клюквенным.

И разговаривать о том о сем. О пятом, о десятом. О тринадцатом и четырнадцатом.

На столе стояло блюдечко, старушка все время заглядывала туда. А по блюдечку каталось яблочко.

— А это что? — спросил мальчик.

— Это яблочко — по блюдечку, — ответила Баба Яга. — Подарок мне от Василисы Премудрой. Она погостить приезжала, вот и оставила. Она много чего придумывает!

— Что же по нему видно, по этому блюдечку?

— Да все, что хочешь. Мы все теперь знаем, что у нас в царстве делается! — сказала Кикимора.

— Да ты садись поближе и смотри. — Баба Яга подвинула мальчику табуретку.

Митя взглянул… и вот что он увидел.

Глава 2 Царь Макар

На берегу широкой Молочной реки стоял царский дворец.

Было жарко. Жужжали мухи. От жары молоко кое-где скисало, и в затонах получалась простокваша.

Во дворце тихо. Все обитатели попрятались где-то от невыносимого солнечного зноя.

И только в тронном зале было прохладно. Царь Макар сидел на краешке трона и смотрел, как прислужник Гаврила неторопливо натирал полы.

— И как ты трешь? Как ты трешь? — закричал царь. — Кто ж так полы натирает? А ну дай мне! Я тебя враз обучу!

— Нельзя, ваше величество, — степенно ответил Гаврила. — Не царское это дело — полы натирать. Увидит кто — разговору не оберешься. Вы уж сидите, отдыхайте себе.

— Тьфу ты! — вздохнул Макар. — И что это за жизнь у меня? Топором работать нельзя — несолидно! Полы натирать нельзя — неприлично! Ну скажи мне, Гаврила, есть мне житье в этом доме?

— Нет, — ответил Гаврила, — нет вам житья в этом доме!

— Ну, а скажи мне, Гаврила, видел ли я в жизни чего-нибудь хорошее?

— Не видели, ваше величество. Ничего вы не видели.

— Нет… если подумать, — сказал царь, — то что-нибудь хорошее-то было.

— Ну… если подумать, — согласился Гаврила, — тогда было. Это понятно. — И он снова зашаркал щеткой.

— Эх ты, «было — не было»… Слова путного от тебя не услышишь! Вот брошу все, — продолжал царь, — и уеду в деревню к бабушке. Буду рыбу ловить на удочку. Пахать, как все люди. А вечером на завалинке буду песни играть. Эй, Гаврила, — приказал царь, — подай мне сюда балалайку!

— Нельзя, ваше величество, — ответил тот. — Не положено вам на балалайке играть. Не царское это занятие. Я вам гусли дам. Хоть весь день бренчите.

Он снял со стены гусли и, шлепая босыми ногами, подошел к царю. Макар поудобнее устроился на троне и запел:

Тут он остановился.

— Эй, Гаврила, что я распашу-то?

— Пашенку, ваше величество, пашенку.

— Ах да, — согласился царь и допел:

Эй, Гаврила, что я посею-то?

— Лен-конопель, ваше величество. Лен-конопель.

— Лен-конопель, лен-конопель! — повторил Макар и приказал: — Эй, Гаврила, спиши мне слова на бумажку. Уж больно песня хороша!

— Так я ж неграмотный, ваше величество.

— Верно, верно, — вспомнил Макар. — Ну и темнота в моем царстве!

В зал вошел царский писарь Чумичка.

— Ваше величество, вся боярская дума собрана, — сказал он. — Вас одних ожидают.

— Э-хе-хе! — вздохнул царь. — А волшебное зеркало готово?

— Все в порядке, ваше величество, можете не беспокоиться!

— Тогда пойдем! А все-таки знаешь, Чумичка, — важно произнес он, надевая корону, — быть царем так же плохо, как и не быть царем!

— Прекрасная мысль! — воскликнул писарь. — Я обязательно запишу это в книжечку!

— Глупость это, а не мысль! — возразил Макар.

— Не спорьте, ваше величество! Не спорьте! Мне виднее. Это же работа моя — ваши мысли записывать. Для внуков. Для них каждое ваше слово — золото!

— Если так, пиши, — согласился Макар. — Да смотри ошибок не наделай, чтобы мне не краснеть потом перед внуками!

Глава 3 Боярская дума

Боярская дума гудела как улей. Бородатые бояре давно не виделись и сейчас делились новостями.

— А я в деревне был! — закричал боярин Морозов. — В реке купался! Ягоды собирал — калину, малину всякую!

— Подумаешь, деревня! — отвечал боярин Демидов. — Я вот к Синему морю ездил. На песке жарился.

— Ну и что твое море? — возражал боярин Афонин. — Тоже невидаль! Я вот по Молочной реке на плоту плавал и то молчу! Сметаны наелся!

Но тут тяжелые дубовые двери распахнулись, и в зал торжественно вошел царь. В руке он держал свиток. Следом за ним появился писарь Чумичка с пером и чернильницей в мешочке.

— Тихо! Тихо! — стукнул посохом царь. — Ишь расшумелись!

Бояре притихли.

— Все в сборе? — спросил Макар. — Или нет кого?

— Все, все! — закричали бояре с места.

— Сейчас проверим. — Царь развернул свиток. — Боярин Афонин?

— Здесь, — ответил боярин Афонин, тот самый, который плавал по Молочной реке.

— Демидов?

— Вот я!

— Ладно. А Морозов? Скамейкин? Чубаров? Кара-Мурза?

— Присутствуют!

— Хорошо. Ну что ж. — Царь положил свиток. — А что-то я Качанова не вижу. Где он?

— А у него бабушка заболела, — объяснил боярин Афонин. Самый бородатый и поэтому самый главный среди бояр.

— То у него бабушка, то у него дедушка! — разгневался Макар. — Вот посажу его в чулан, у него все бабушки сразу выздоровеют.

В это время два стрельца внесли в зал волшебное зеркало и сняли с него покрывало. Царь подошел к зеркалу и проговорил:

Зеркало потемнело, и в нем появился парень в белой рубахе.

— В нашем царстве все хорошо! — сказал он. — И беда нам никакая не грозит. А вот неприятности имеются, даже целых две.

— А ты давай по порядку, — приказал Чумичка. — По очереди.

— Перво-наперво, Соловей-разбойник объявился, сбежал из-под стражи. Двух купцов уже ограбил.

— Что будем делать? — спросил Макар.

— Стрельцов послать надобно, — ответил Чумичка. — Чтобы схватили мошенника!

— Правильно! Верно он говорит! — хором закричали бояре.

— Верно-то верно, — согласился Макар. — Да накладно это — стрельцов посылать. Денег много нужно. И лошадей отрывать придется. А сейчас в поле работа самая.

— А как же быть? — воскликнул писарь.

— Давайте у Василисы Премудрой спросим.

— Что у нее спрашивать? Что она, умнее нас, что ли? — закричал боярин Афонин.

— Знать, умнее! — сурово сказал Макар. — Раз ее люди Премудрой прозвали. Эй, скорохода ко мне!

Вбежал мальчик в новеньких красных полусапожках.

— Вот что, малый, сбегай к Василисе Премудрой и спроси у нее, что делать с Соловьем-разбойником?

Мальчишка кивнул и бегом кинулся из зала. А бояре стали ждать, почесывая бороды. Запыхавшись, мальчик прибежал обратно.

— Она говорит, надо картинки по деревням пустить. Мол, сбежал Соловей-разбойник. Лет ему столько-то. Кто поймает, тому награда — полбочонка серебра. Его мужики сразу и выловят.

— А ведь неплохо придумала! — сказал Макар. — Верно, бояре?

— Верно!

— Правильно!

— Чего уж там! — согласились бояре.

А парень в зеркале ждал.

— Ну, а вторая новость какова? — спросил у него царь.

— А вот какова. Купец Сыромятников от Молочной речки рукав отвел к себе на огороды. Капусту молоком поливает. А молоко грязное обратно в речку течет.

— То-то я смотрю, сметана была какая-то не такая! — крикнул боярин Афонин. Тот самый, который плавал по Молочной реке.

— Ладно, ладно! — поднял руку царь. — А что делать будем?

— Выпороть бы его. На площади при народе, голубчика, — вкрадчиво проговорил Чумичка.

— Не пойдет! Купцов пороть — товару не видать! — возразил Макар.

— Золотые слова! — согласился писарь. — Как это я сам не додумался? Это надо записать. Это надо для внуков оставить!

— Да погоди ты со своими внуками! Эй, малый! — позвал царь скорохода. — Сбегай еще раз к Василисе. Что она посоветует?

— Дяденька царь, а чего я все к ней бегаю? Давай ее сюда позовем, — сказал мальчик.

— Да где же это видано? Бабу, да в царскую думу пускать! — заволновался Чумичка.

— Нельзя! — закричали бояре. — Не женское это дело — в думе сидеть! Пусть дома советует!

И мальчишка помчался за ответом. Через пять минут он доложил царю:

— Она говорит, с купца надо полбочонка серебра взять! Сразу тот купец поумнеет.

— А что? Дело она говорит! — закричал боярин Морозов. — Серебро то и дадим за Соловья-разбойника. Тому, кто его выловит.

— Надо же! — удивился Чумичка. — Как выдумывает! Даром что баба!

Царь стукнул посохом.

— Ну так и пиши!

— Вот тут еще одна новость есть, — сказал вдруг парень из зеркала. — Только я не знаю, говорить ее или нет? Уж больно новость необычная. Нельзя ее при всех.

Дума притихла.

— Ваше величество, — сказал Чумичка, — прикажи боярам: кто умеет тайну хранить — пусть остается, кто не умеет — пусть домой идет!

— Так тому и быть.

Макар согласился.

Сейчас же к выходу направился боярин Чубаров.

— Ну ее к лешему, эту тайну! Не знаешь — не проболтаешься!

— Теперь говори! — приказал писарь зеркалу.

— Так вот, — говорит парень, — царь наш собирается нас покинуть. Устал, говорит. Надоело, говорит, царствовать. В деревню хочет уехать.

— Как же так?! — встрепенулся писарь. — А я?

Он упал перед царем на колени:

— Не губи, царь-батюшка! Какое же это царство без царя! Чьи же я мысли буду записывать?

— Что же, без меня и мыслей не будет? — удивился Макар.

— Какие же это мысли, — закричал Чумичка, — если они не царские?!

— Ничего, ничего! Все хорошо будет. Тут и бояре есть, и Василиса Премудрая, — успокоил его Макар. — А мое слово твердое — уеду я. К бабушке. Загорать буду, как все люди. Сено косить. Лещей стану ловить на удочку. Вопросы есть?

— Есть! Есть! — закричал боярин Морозов. — А ловить-то на что будешь?

— Как — на что? На червяка!

— Прошу слова! Прошу слова! — потребовал Морозов. Он выбрался вперед и заговорил: — Уважаемые бояре! Лещ — он рыба хитрая. Он на червяка не пойдет. Его на манную кашу брать надобно!

И они завели долгий рыболовный разговор.

Глава 4 Писарь Чумичка

В это время в избушке у Бабы Яги блюдечко вдруг помутнело и ничего не стало видно.

— Это почему? — спросил Митя.

— Змей Горыныч на охоту вылетел, — ответила Баба Яга. — Он теперь весь воздух взбаламутит. До вечера ничего не увидишь. Чтоб ему провалиться, замечательному! Чтоб у него все полопалось, у самого красивого!

— Сколько он народу поел — страсть! — добавила Кикимора. — Ох, не нравится он мне, наш хорошенький.

— А почему же вы его замечательным называете? И хорошеньким? — удивился Митя.

— А потому, что его ругать нельзя, — объяснила Баба Яга. — Кто его ругать станет, того он съест.

— И тебя съест, бабушка?

— Меня-то не съест, — ответила старуха. — Подавится. Но неприятностей не оберешься!

— Бабушка, а ваш царь Макар хороший? — спросил Митя.

— Да ничего, хозяйственный, справедливый. И с Василисой Премудрой советуется.

— Ну, а она какая, Василиса Премудрая?

— Спросил тоже! Да она же моя племянница! Она столько вещей придумала — не сосчитать! И сапоги-скороходы! И яблочко — по блюдечку! И ковер-самолет!

— Ей Домовой помогает, — вставила Кикимора, — помощник ейный.

— Знаешь что, бабушка, а мне у тебя нравится, — сказал Митя Бабе Яге. — Можно, я у тебя здесь поживу немного?

— Живи хоть все лето! — отвечала Баба Яга. — Только не лезь куда не надо, вот и все.

Незаметно наступил вечер, и блюдечко снова прояснилось. Митя наклонился и стал смотреть. И снова он увидел царский дворец. Позади дворца стояла баня. А из бани шел пар.

Царь Макар, весь в мыльной пене, сидел на лавке, а прислужник Гаврила хлестал его веником.

— Подбавь парку! Подбавь парку-то! — кричало его величество, выплескивая пену. — Будто не царя моешь! Веничком меня, веничком любезного! У-у-ух!

Потом царь задумался:

— Эй, Гаврила, как ты считаешь, войско тут без меня не разбежится? Если уеду я?

— Да не должно, ваше величество. С чего бы ему разбегаться?

— А как возьмет и разбежится!

— А что! — согласился Гаврила. — Возьмет и разбежится. Долго ли разбежаться-то?

— Ну ладно. А купцы как? Не перестанут торговать с заморскими странами?

— Купцы? Да нет, конечно. Зачем им переставать?

— А как возьмут и перестанут?

— А что? Могут и перестать. Перестать — это не трудно. Это в два счета можно, — согласился слуга, нахлестывая царя веником.

— Ну, а войны тут без меня не будет? Как ты думаешь?

— Не должно быть. Кому она нужна, война эта?

— А как враги нападут, что тогда?

— А как нападут, тогда будет, — уверенно сказал Гаврила. — Кабы не напали, тогда другое дело!

— Эх ты! — рассердился Макар. — Толку от тебя! Разбежится, не разбежится! Перестанут, не перестанут! Нападут, не нападут! И так и эдак по-твоему получается! Помолчал бы уж.

И он, распаренный, погрузился в свои думы.

…А тем временем писарь Чумичка, заложив руки за спину, ходил вокруг царского дворца.

— И как же мне теперь быть? — рассуждал он. — Я же пропаду. Кому я нужен теперь без царя-то? Ведь меня теперь работать заставят! На кухню пошлют.

И он побежал искать царскую дочку Несмеяну.

…Несмеяна со своей прислужницей Феклой сидела на берегу пересохшего пруда и ревела во весь голос:

— Ой-ой-ой-ой-ой-ой — мама! Ой-ой-ой — папа!

— Несмеяна Макаровна, — сказал Чумичка, — оторвитесь на минутку, дело есть.

— Какое? — спросила Несмеяна, перестав плакать.

— Царь, ваш батюшка, бросить нас собирается. Хочет в деревню уехать. Вот беда какая!

— Да ну?! — удивилась дочка. — А в какую деревню?

— Какая разница в какую? Ну какая разница?

— Если мы в Марфино поедем — это хорошо. А если в Павшино, так плохо!

Теперь удивился писарь:

— Почему?

— Да потому, что там бык бодучий! Вот почему.

— Царевна, надо царство спасать, пойдите поговорите с батюшкой. Он вас одних послушать может.

— Не могу. Я плакать должна, — сказала Несмеяна. — Как наплачу целый пруд, мне карету подарят.

— Ну, Несмеяночка, милая, — упрашивал Чумичка. — Я уж тут за вас поплачу. Постараюсь с Феклой Сергеевной.

Несмеяна пошла к царю, а Чумичка сел на ее место и заплакал горючими слезами.

Через полчаса Несмеяна вернулась.

— Уговорила! — сказала она. — Все в порядке. В Марфино поедем. Там быки не бодаются!

— Только о быках и думаете, уважаемая Несмеяна Макаровна! — закричал Чумичка.

В избушке на курьих ножках Баба Яга, Митя и Кикимора не отрываясь следили за тем, что показывало блюдечко. Пока оно снова не помутнело.

Наверное, это Змей Горыныч возвращался домой с охоты.

— Что же дальше будет? — спросил Митя у Бабы Яги.

— Завтра увидишь! А сейчас спать ложись!

Было поздно. Кикимора распрощалась с ними и ушла в свое болото. Митя лег на лавке под окном и очень быстро уснул.

А Баба Яга еще долго возилась у печки. Мыла посуду и бормотала себе под нос что-то вечное, Бабиное Ягиное.

Глава 5 Василиса Премудрая

На другой день, рано утром, Баба Яга разбудила мальчика.

— Вот тебе ведерко. Сбегай на речку за молоком, а в крынку сметаны набери.

Митя взял ведро, положил в него крынку и по росистой траве запрыгал к речке. Светило солнце. С той, несказочной стороны приплывали черные грозовые тучи. Но над рекой они таяли и превращались в белые приятные облачка.

Митя наклонился с мостика, набрал сметаны и молока. И тут он заметил на берегу какие-то странные рыжие камни.

Он поднял один и увидел, что это самый настоящий сыр, голландский, а может быть, ярославский.

— Чудеса, да и только! — сказал мальчик. Он сунул сыр под мышку и быстро побежал домой.

Они позавтракали с Бабой Ягой и вышли на теплое, нагретое солнцем крылечко.

Баба Яга стала рассказывать:

— Вот там, далеко-далеко, гору большую видишь?

— Вижу, бабушка.

— Эта гора заклятая. Сколько людей туда ни ходило, никто домой не пришел!

— Почему?

— Там Змей Горыныч живет. А дальше, за горой, озеро есть синее. Около него козы пасутся. Из этого озера пить нельзя. Выпьешь — козленочком сделаешься!

— Вот весело!

— Тебе-то весело, — согласилась старуха. — А родителям каково? Им сын нужен, а не козлик!..

— Бабушка, — перебил ее Митя, — а в волшебное блюдце можно только по вечерам смотреть?

— Почему? Хоть весь день смотри. Коли время есть!

— Давай тогда посмотрим?

— Давай, — сказала Баба Яга. Она достала блюдечко и поставила на середину стола.

Тут пришла Кикимора, и они втроем стали смотреть, что же было дальше.

На этот раз они увидели синий терем Василисы Премудрой. Возле терема крутился писарь Чумичка. Он постоял у крыльца, послушал, что делается внутри, и постучал. Никто не отозвался. Тогда он толкнул дверь и вошел. Дверь за ним сразу закрылась, и замок щелкнул. Наверно, он был волшебным. Или английским.

Это была мастерская Василисы. На полках стояли старинные книги, на окнах росли невиданные цветы. На плите в чугунном горшке что-то варилось. Какой-то целебный отвар.

Писарь поднял крышку и понюхал.

— Картошка, — сказал он. Потом добавил: — С грибами.

Большой стол перегораживал мастерскую. На нем лежали разные инструменты и стояли две бутылки с живой и мертвой водой. На лавке у стены были аккуратно разложены шапки, сумки, сапоги и другие вещи. В уголке стоял кованый сундучок, а рядом блюдо с красными и зелеными яблоками.

Чумичка все поднимал, трогал и рассматривал. И вещи вели себя спокойно. Но едва он открыл сундучок, как оттуда выскочила увесистая дубинка и стала колотить писаря по бокам.

— Ты что, с ума сошла? — закричал Чумичка. — Караул! Ой-ой! Матушки! Ой-ой! Батюшки! Убивают!

Послышался легкий перезвон, и в дом вошла Василиса Премудрая. Платье у нее было расшито сказочными цветами, а на голове был кокошник с хрустальными подвесками.

— Дубинка, на место! — приказала Василиса. Дубинка утихомирилась и убралась в сундук.

— Уж ты извини меня, матушка! — начал оправдываться писарь. — Это я нечаянно сундучок открыл. Я не хотел, а он взял и открылся. И эта колотилка как выскочит!

Василиса усмехнулась:

— Не горюй! Зато мы с тобой большое дело сделали. Дубинку опробовали. Ну-ка, отвечай: как она работает? Хорошо?

— Хорошо, хорошо работает! — Чумичка потер ушибленные места. — Только чего она своих-то колотит?

— А оттого и колотит, чтобы в чужие дела не лезли! Твое счастье, что ты еще яблока старильного не отведал. Ушел бы отсюда дедушкой.

Василиса взяла с лавки кошелек-самотряс и вытряхнула несколько медных пятаков.

— Вот, приложи к синякам. Сразу легче станет.

Писарь попробовал пятаки на зуб, подержал их немного у синяков и незаметно сунул в карман.

— С чем пожаловал? — спросила Василиса Премудрая.

— А вот с чем, — отвечал Чумичка. — Скажи мне, матушка, кто у нас в царстве самый сильный человек?

— Пожалуй, Кощей Бессмертный. Он самый сильный. А что?

— Да так, ничего. А где он сейчас находится?

— А вот этого я не скажу. Много знать будешь — скоро состаришься!

— И не надо! И не надо! Мне это знать ни к чему, — согласился Чумичка. — Я просто так интересуюсь. Из любопытства.

— Ой хитришь ты, писарь! — сказала Василиса. — А Кощей — это тайна государственная. И знать про него не всем положено.

Она взяла со стола бронзовый колокольчик и позвонила. Вошел ее помощник — невысокий и большеголовый дядюшка Домовой.

— Вот, дядюшка, займи гостя, — сказала ему Василиса. — Напои его чаем. А меня дела ждут.

— А что? И напою. У меня как раз чай скипевши, — отвечал Домовой.

Они с Чумичкой перешли в горницу. Домовой занялся чашками и блюдцами, а писарь сел на лавку у печки и стал выспрашивать дядюшку.

— Послушай, вот ты у Василисы Премудрой который год работаешь, а многих вещей и не знаешь, — сказал он.

— Это чего я не знаю?

— А вот кто у нас самый сильный человек в царстве?

— Самый сильный? — Дядюшка задумался. — Да, пожалуй, Никита Кожемяка. Василиса Афанасьевна его силу лошадьми измеряла. Так он восемь лошадей перетянул.

— А вот и нет! Самый сильный у нас в царстве будет Кощей Бессмертный, — возразил Чумичка.

Домовой призадумался.

— Это верно. Да только у него, у Кощея, секрет есть. Коли он, Кощей, один, так с ним любой мальчишка справится! А вот если у него друзья появятся или войско, тогда сильнее и нет никого. Тогда он столетний дуб мечом враз перешибет. Ни огонь ему не страшен, ни вода, ни вообще ничего.

— Вот видишь, а ты этого не знал, — сказал Чумичка.

— Как не знал? — оторопел дядюшка. — Я-то знал!

— Да?! — воскликнул Чумичка. — А ты мне скажи тогда, где он, Кощей Бессмертный, сейчас находится?

— А в подвале царском прикованный сидит! Двести лет там и находится!

Тут за окном послышался конский топот.

— Это что? Приехал к вам кто-нибудь? — спросил писарь.

— Нет, наоборот, — ответил дядюшка. — Василиса Афанасьевна уехала. К Лукоморью за живой водой. Живая вода у нас вышедши.

— Интересно, интересно, — забормотал писарь. Он поднялся с табуретки. — Ну, я пошел, дядюшка. Доброго тебе здоровьичка!

— А чай?

— Не хочу, дядя. Аппетиту нету.

— Что-то он непутевое задумал! — воскликнула Баба Яга, когда сказочного города опять не стало видно.

— Кто? — спросил Митя.

— Да писарь этот. Вот кто. Была бы я там, я бы за ним присмотрела, за голубчиком!

— Бабушка, а туда далеко добираться? — спросил Митя.

— Эх ты, бестолочь! Да покуда доберешься, пять пар башмаков стопчешь.

— А я придумал, как туда попасть! Только ты меня возьмешь с собой?

— Ладно, говори. Но пешком я ни за что не пойду!

— И не надо пешком, — отвечал Митя. — Ведь у избушки ноги есть?

— Есть, — сказала Баба Яга.

— Вот мы в избушке и поедем. Зачем же ее ногам пропадать?

Баба Яга поразилась:

— Ну и молодец! Я триста лет в избушке живу, а мне такое и в голову не приходило! Теперь я этому Чумичке покажу. А в ступе летать я стала стара. Да и возраст не тот!

— В самом деле, складно придумал! — сказала Кикимора. — И по царству покатаетесь. И у Василисы Премудрой погостить сможете!

— А когда мы поедем, бабушка?

— Да хоть сейчас! — отвечала старуха. — Нам собираться нечего. Все в доме у нас!

Она спустилась в погреб, набрала картошки в дорогу, сняла с веревки белье, которое сохло во дворе, и отдала Кикиморе последние распоряжения:

— Ты за огородом моим присматривай. Капусту полей, морковь прополи. Если царевич какой явится, скажи, что нет меня — в столицу уехала. Да и надоели они. В день по трое наведываются. Всех накорми, напои и спать уложи! Постоялый двор устроили! А как не будет меня, уважать начнут.

— Верно, верно, — согласилась Кикимора. — Житья от них нет, от царевичей. А за огород не беспокойся. Все сделаю.

Митя с Бабой Ягой вышли на крыльцо, и Митя скомандовал:

— Избушка, избушка, вперед шагом марш!

Избушка Бабы Яги затопталась на месте, сделала несколько неуверенных шагов и побежала вперед, весело поскрипывая бревнами. Видно, ей давно хотелось размять свои куриные ноги.

И поплыли навстречу озера, леса, поля и другие всевозможные просторы.

Глава 6 Соловей-разбойник

Солнце поднималось все выше и выше. А дорога бежала все дальше и дальше. Она поворачивала то вправо, то влево между зеленых холмов и, казалось, вела куда угодно, только не вперед, не туда, куда нужно.

Баба Яга ушла в избушку хлопотать по хозяйству. А Митя сидел на крыльце. Вдруг он увидел при дороге столбик. К столбику была прибита грамота. Митя спрыгнул с крылечка и прочитал:

ЦАРСКИЙ УКАЗ

ЦАРЬ НАШ МАКАР ВАСИЛЬЕВИЧ ПОВЕЛЕЛ ИЗЛОВИТЬ ДЕРЗКОГО ПРЕСТУПНИКА СОЛОВЬЯ-РАЗБОЙНИКА. РОСТУ ОН ВЫСОКОГО. СЛОЖЕНИЯ КРЕПКОГО. ОДНОГЛАЗЫЙ. ЛЕТ ЕМУ ОТ РОДУ ПЯТЬДЕСЯТ. ОСОБЫХ ПРИМЕТ НЕТ. ОКЕ НОГИ ИМЕЕТ ЛЕВЫЕ.

ЗА ПОИМКУ ЖИВОГО ИЛИ МЕРТВОГО НАГРАДА — ПОЛБОЧОНКА СЕРЕБРА.

ГОД СЕГОДНЯШНИЙ. ЛЕТО НЫНЕШНЕЕ.

ПИСАЛ ПИСАРЬ ЧУМИЧКА

«Как у царя все быстро делается! — подумал Митя. — Вчера только говорили про разбойника, а сегодня уже указ висит!»

Он догнал избушку и вспрыгнул на крыльцо. Дорога спустилась с пригорка и теперь шла лесом. И вдруг впереди показался огромный завал из деревьев. А над завалом сразу возникла лохматая голова с повязкой на глазу.

— Эй, ты, — спросила голова. — Ты кто такой?

— Как — кто?

— А так, прожвище твое какое будет?

— Митя меня зовут!

— А ты Илье Муромцу не родственник, шлучайно?

— Нет. Я просто Митя. А что?

— А то. Руки вверх!

— Зачем? — удивился мальчик.

— А затем! — Человек наверху показал здоровенную дубинку. — Как трахну по голове!

Митя понял, что перед ним не кто иной, как Соловей-разбойник… Росту высокого, сложения крепкого. За поимку награда — полбочонка серебра. Но это Митю нисколько не обрадовало.

— А ну, выворачивай карманы! — приказал разбойник. — И из дома все вытаскивай. И меха, и драгоценности, и мебель всякую!

— Нет, — сказал Митя, — мебель нельзя. Баба Яга ругаться будет.

— Баба Яга? — насторожился разбойник. — А кем она Илье Муромцу приходится?

— Никем.

— Тогда пусть ругается сколько хочет.

В окошко высунулась Баба Яга.

— Да как ты смеешь нас задерживать? Да у нас в столице дело есть очень важное!

Дверь со стуком распахнулась, Баба Яга в ступе вихрем вылетела из избушки. В руках у нее была метла. Удары так и посыпались на незадачливого грабителя. Баба Яга залетала то справа, то слева, и ее метла мелькала так быстро, что только и слышно было: бум! Бум-бум-бум-бум!.. Бум-бум!.. Бум! Трах!

Наконец Соловью удалось спрятаться в дупло столетнего дуба.

Баба Яга ткнула туда метлой раз-другой.

— Вот я в дупло тебе кипятку налью! Или углей набросаю! Мигом выскочишь!

Видно, ее угроза подействовала на разбойника. Он поспешно выставил из дупла палку с куском белой тряпки на конце.

— То-то! — сказала Баба Яга. Она схватила тряпку и преспокойно залетела в избушку. — Вели ему, чтобы разобрал все это. Очистил дорогу! — сказала она Мите.

— Как же! — высунулся из дупла разбойник. — Вы уедете, а мне опять шобирать!

— И соберешь как миленький! — крикнула старуха.

— Бабушка, не нужно ему собирать! — вмешался Митя. — Нам же обратно ехать надо.

— Правильно. Не будешь собирать! Разберешь, и только! — согласилась Баба Яга.

Опасливо поглядывая на избушку, Соловей начал растаскивать деревья.

— Послушайте, — сказал ему Митя, — а почему вы не свистели? Ведь от вашего свиста все замертво падают.

— Почему? — вздохнул разбойник. — Мне тут жуб выбили. Во, — показал он, — как раж передний!

Только тут Митя заметил, что Соловей-разбойник сильно шепелявит.

— А вы вставьте себе новые зубы.

— «Вштавьте, вштавьте»! Жолото нужно!

— Почему — золото? Можно и железные вставить. Как у моей бабушки.

— Что я, иж деревни, что ли! — усмехнулся разбойник. — У нас, у ражбойников, только жолотые бывают. С жележными жашмеют!

Но вот дорога была расчищена, и избушка побежала дальше к стольному городу. Митя с Бабой Ягой все время торопили ее. Они очень беспокоились, как бы Чумичка не наделал каких бед в сказочной столице.

А тем временем стало темнеть.

Глава 7 Кощей Бессмертный

Царский дворец и Молочную реку постепенно окутала тьма. Во дворце все спали. Все, кроме писаря Чумички. Он лежал в постели, выпростав бороду из-под одеяла, и на всякий случай притворялся, что спит. А сам слушал.

Тишина! Писарь сбросил одеяло и не дыша подкрался к двери. Она отворилась без малейшего шума, и Чумичка на цыпочках стал спускаться по лестнице. Не скрипнула ни одна половица, пока он тихонько проходил через парадные залы.

Вот и выход из дворца. Писарь осторожно приоткрыл тяжелую дубовую дверь.

Трах-тарарах-бум! — прогрохотало за дверью. Это упал стрелец из ночной стражи, который охранял вход во дворец. Он спал на крыльце, прислонившись к дверному косяку.

Чумичка перепугался, но, кажется, зря: никто во дворце так и не проснулся. Писарь благополучно выбрался на крыльцо, он вынул меч из ножен у спящего стрельца и осторожно поставил стражника на место. Затем он прошел вдоль стены и оказался у двери, ведущей в темный подвал. Там хранились веники, щетки, банки с краской и прочие хозяйственные вещи главного прислужника Гаврилы.

Писарь вынул из кармана огниво и кремень, высек огонь и зажег свечу. Освещая себе путь, он прошел по коридору и оказался перед небольшой, окованной железом дверью. На ней, вся в паутине, висела табличка:

ОСТОРОЖНО! ОПАСНО ДЛЯ ЖИЗНИ!

Под табличкой был нарисован череп и две скрещенные кости.

Дзинь-дзинь-дзинь… — слышалось из-за двери. — Блям-блям-блям… Шлеп…

Писарь стал искать под ковриком ключ. Большой заржавевший ключ оказался не под ковриком, а на притолоке. Значит, прятали его особенно тщательно. Чумичка вынул из кармана масленку и накапал масла в замочную скважину. После этого ключ повернулся бесшумно, и дверь отворилась.

При тусклом пламени свечи он увидел прикованного к стене Кощея Бессмертного. Кощей висел на цепях.

Изредка он отталкивался от стены ногами и, качнувшись вперед, снова шлепался о каменную кладку. Поэтому и получалось непонятное: дзинь-дзинь-дзинь… Шлеп…

— Здравствуйте, ваше величество, — робко сказал писарь.

— Привет! — ответил Кощей, нервно постукивая пальцами по стенке. — Убери-ка эту штуку, и так все видно.

Писарь задул пламя, и в темноте глаза Кощея зловеще засветились.

— Так я тебя слушаю.

Казалось, Кощей очень занят и может уделить Чумичке две минуты, не больше.

— Я пришел предложить вам престол нашего государства! — робко сказал писарь.

— Так, так, — застучал пальцами Кощей. — Престол — это хорошо. А что ваш царь? Макар, кажется?

— А царь собирается нас бросить. В деревню уехать.

— Ну что же. Там ему самое место. Макары должны гонять телят!

— Ах, как вы здорово сказали! — воскликнул Чумичка. — Можно, я запишу это в книжечку? Чтобы не забыть.

— Я вижу, ты неплохо соображаешь, — сказал Кощей. — А кто ты по должности?

— Писарь, ваше величество, я просто писарь Чумичка.

— Отныне ты не писарь! — сказал Кощей. — Я назначаю тебя своим другом. Первым другом и советником!

— Рад стараться, ваше величество!

— А теперь сними с меня это! — Кощей загремел цепями. — Только смажь меня сначала. А то я такой скрип подниму — вся охрана сбежится!

Чумичка смазал Кощея и взялся пилить цепи на его руках и ногах. Как только он перепилил последнюю цепь, Кощей со страшным грохотом рухнул вниз.

— Вот беда! — воскликнул он. — Стоять разучился!

Чумичка попробовал поднять Кощея и почувствовал невероятную тяжесть: Кощей весь был сделан из железа.

— Мне надо выпить двенадцать ведер воды, — сказал Кощей, — тогда ко мне силы вернутся.

Писарь принес пустой хозяйственный мешок, погрузил расхлябанного Кощея и, кряхтя, отправился к ближайшему колодцу.

Глава 8 Царь и Кощей

Была глубокая ночь, но Митя и Баба Яга не спали. Они сидели и смотрели, как яблочко катается по блюдечку. Изредка Баба Яга вскакивала и мелкими шагами пробегала из угла в угол.

— Ох, не успели мы! Ох, не успели предупредить! И что теперь будет?

— А может, они справятся с Кощеем? — спросил Митя.

— Может, справятся, а может, и не справятся! — ответила Баба Яга и снова заглянула в блюдечко.

Над царским дворцом светила луна. Чумичка доставал из колодца воду и подавал Кощею Бессмертному. Тот все пил и пил. И с каждым глотком становился сильнее и сильнее.

Наконец он выпрямился во весь рост и выпил последнее, двенадцатое ведро.

— А ты молодец, Чумичка! Завтра я подарю тебе эту бадью, доверху наполненную золотом!

— Спасибо, ваше величество! — ответил писарь, а про себя подумал: «Маловата бадеечка! Надо бы подменить. Побольше поставить!»

— А теперь вперед! — скомандовал Кощей. — Мне не терпится надеть царскую корону.

Они прошли мимо спящего стражника к тронному залу. В темноте глаза Кощея светились веселым зеленым светом.

Чумичка попытался зажечь свечу с помощью огнива, но Кощей опередил его. Он щелкнул пальцами, посыпались искры, и свеча загорелась.

— А теперь, Чумичка, принеси мне перо и бумагу и приведи сюда царя.

Писарь ушел. А Кощей сел на трон и надел царскую корону.

Вскоре появился заспанный царь в халате и шлепанцах.

— Вот что, любезный, — властно сказал Кощей, — сейчас ты возьмешь перо и бумагу и напишешь, что трон, корону и государство уступаешь мне!

— Да ни за что на свете! — заупрямился Макар. — Даже и не подумаю!

— Ваше величество, но вы же все равно собирались уехать в деревню, — вмешался Чумичка.

— Сегодня собрался, а завтра разобрался! — воскликнул царь. — А трон бы я Василисе Премудрой оставил! Или из бояр кому поумнее. Эй, стража, ко мне!

Вошел начальник дворцовой стражи.

— Вот что, десятник, возьми-ка ребят поздоровее и забери вот этого, который на моем троне! — приказал царь.

— Почему десятник? — удивился Кощей. — Кто сказал «десятник»? Сотник, ко мне!

— Как — сотник? Разве он сотник? — спросил Макар.

— Нет, конечно, — ответил Кощей. — Неужели он похож на сотника? Такой бравый парень! Тысячник — вот кто он с этой минуты! Тысячник, сюда!

— Тысячник, сюда! — закричал царь.

Удивленный стражник повернулся к царю.

— Миллионский, назад! Да что там миллионский, миллиардский, ко мне, шагом марш! — приказал Кощей.

Десятник повернулся на властный голос, четко, по-военному промаршировал и встал рядом с Кощеем Бессмертным.

Вошел царский прислужник Гаврила. Он с удивлением посматривал то на царя, то на Кощея.

— Эй, Гаврила, — обратился к нему царь, — ты за кого? За него или за меня?

— Я за вас, ваше величество.

— Значит, ты против меня? — сурово спросил Кощей.

— Нет, почему же? — сказал Гаврила. — Я, конечно, за него, но я не против вас.

— Ну-ка скажи мне, Гаврила, я тебя кормил? — спросил Макар.

— Кормили, ваше величество.

— Одевал?

— Одевали, ваше величество…

— Так иди ко мне!

— Слушаюсь, ваше величество!

— Погоди-ка, Гаврила, — остановил его Кощей. — А ты хочешь, чтобы тебя и дальше кормили?

— Хочу, ваше величество.

— Одевали?

— Хочу, ваше величество.

— Так иди ко мне!

— Слушаюсь, ваше величество!

— Значит, ты, Гаврила, за него? — грустно сказал царь. — Значит, ты против меня?

— Почему? — ответил Гаврила. — Я, конечно, за него. Но и не против вас, ваше величество.

— Ну, а что мы будем делать с царем? — спросил Кощей.

— Казнить бы его надо, ваше величество! — сказал Чумичка. — Спокойнее будет в государстве.

— А тебе не жалко его? — усмехнулся Кощей.

— Жалко. Еще как жалко! Я ведь его как отца родного любил, пока он царствовал. Но для дела надо!

— А ты как думаешь, миллиардский?

— Как прикажете, ваше величество!

— Умница, светлая голова! Ну так вот что: этого в подвал. Как есть, в шлепанцах. — Он кивнул в сторону царя. — А всем остальным немедленно спать. Завтра в нашем царстве начнется новая жизнь!

Глава 9 Лиха беда (начало)

На другое утро Баба Яга долго сокрушалась:

— Что же теперь делать? Назад, что ли, возвращаться?

— Нельзя назад, — сказал Митя. — Царя мы не успели предупредить, но, может, хоть Василису Премудрую выручим!

— И то, — согласилась старуха. — Кощей теперь ее со свету сживет. Поехали.

И тут к избушке подбежал запыхавшийся Серый Волк.

— Стойте, стойте! Мне с вами посоветоваться надо!

— Советуйся, да побыстрее, — приказала Баба Яга. — Нам торопиться надобно!

— Понимаете, вон там за огородами старушка живет, — начал Волк. — У нее козлик был такой маленький! Вреднющий! То капусту поест, то белье пожует, то крышу ногами проломает. И старушка все причитала: «Ах ты такой-сякой! Да чтоб тебя волки съели!» Вот мы с товарищем одним взяли и… выручили старушку. А она пришла да как заплачет: «Ах ты мой миленький да серенький! Как же я без тебя жить буду?! Вот возьму и утоплюсь! Только камень найду потяжельше!» А я Волк добрый. Я же хотел как лучше. Что мне теперь делать? Посоветуйте. Уж больно жалко бабушку!

Баба Яга задумалась.

— И не знаю. И не ведаю, — отвечала она, — и вообще не до тебя сейчас! У нас самих забот полон рот. Кощей хочет на царство сесть!

— А можно, я скажу? — попросил Митя.

— Говори!

— Вы вот что сделайте: поймайте зайца обыкновенного или мышонка. Можете?

— Могу. А зачем?

— И отнесите к тому озеру, из которого пить нельзя. Выпьешь — козленочком сделаешься!

— Знаю такое.

— И дайте ему попить из озера. Он в козленка и превратится. А козленка отдайте бабушке.

— Ай да мальчик! Ну, спасибо тебе, — обрадовался Волк. — Второй раз ты меня выручаешь. Знаешь что, возьми у меня клок шерсти из загривка. Я как раз линять начал. Станет тебе плохо, ты его в воздух подбрось. Я сразу и прибегу. Из любой беды тебя выручу!

И он скрылся в поле. А избушка побежала дальше. Митя с Бабой Ягой ехали и смотрели в волшебное блюдечко. Их очень беспокоило, что же происходит в сказочном дворце.

А происходило там вот что.

Солнце дробилось в решетчатых окнах, и в тронном зале было празднично. Кощей Бессмертный, гремя доспехами, расхаживал посередине зала, а у стены на лавке разместились Чумичка, прислужник Гаврила и миллиардский Никита с огромным двуручным мечом на коленях.

— Сегодня я походил по вашему царству, — говорил Кощей, — посмотрел вокруг и должен сказать, что царство ваше захудалое! Вот, к примеру, войско. Зашел я ночью в казарму. Взял трубу и протрубил тревогу. Что, вы думаете, из этого получилось?

— Что? — спросил Гаврила.

— Ничего. Явилось пять стрельцов с котелками и ложками. Они, наверное, решили, что будет учебная раздача пищи! Такое войско мне ни к чему! Врагам моим такое войско! В следующий раз каждого десятого казню! А ну-ка скажите мне, — продолжал Кощей, — какое должно быть войско в государстве?

— Наше, родное, находчивое! — подсказал Гаврила.

Кощей отрицательно покачал головой.

— Нет и не надо! — быстро согласился прислужник.

— Войско должно быть безжалостное! А потом уже родное, находчивое и все такое прочее. И мы должны срочно позвать Змея Горыныча, Соловья-разбойника и Кота Баюна. Они мои старые друзья, с ними нам никто не будет страшен!

— Ваше величество, — решился вставить слово Чумичка, — может, нам и Лихо Одноглазое пригласить?

— Зачем? Какой от него прок? — спросил Кощей.

— А мы его будем врагам подсылать. У них в хозяйстве такие неполадки пойдут — только радуйся!

— Хорошо придумал! — согласился Кощей. — Стало быть, и его позовем.

Он снова не торопясь прошелся по залу.

— А теперь вот что. Заглянул тут я в вашу казну и поразился. Ни замка, ни часового. Не казна, а проходной двор. Да у вас так все золото растащат!

— А наш царь говорил, что людям надо верить! — рискнул сказать Гаврила.

— Да? — обернулся Кощей. — И где теперь ваш царь?

— В подвале сидит.

— Вот то-то!

— Как тонко подмечено! — воскликнул Чумичка. — Я обязательно запишу это в книжечку.

— Приказываю поставить у казны часового! — продолжал Кощей. — И замок врезать, чтобы сам часовой туда не залез. А ключ отдать мне!

— Сделаем, ваше величество!

— И последнее, — сурово сказал Кощей. — Василису Премудрую немедленно взять под стражу! Пусть ковры-самолеты, мечи-кладенцы и луки-самострелы для нас мастерит. Мы с ее помощью все царства соседние завоюем!

— Не будет она, — сказал Гаврила. — Я ее хорошо знаю, нашу матушку.

— Ты меня плохо знаешь! Не будет, так голову снесем!

— Ваше величество, — вмешался Чумичка. — Я этой Василисы и сам опасаюсь. Уж больно умна! Так ведь нет ее. Уехала к Лукоморью за живой водой.

— Значит, засаду устроить! Как появится, немедленно схватить! Понял, миллиардский?!

— Так точно!

— А ты, Чумичка, письма напиши немедленно. И рассылай скороходов, куда нужно. И думу собери мне боярскую. Да поживее. Я только потому стал Бессмертным, что никогда не терял ни минуты!

…А на берегу пересохшего пруда за коровником все так же ревели Несмеяна и Фекла. И пруд понемножечку наполнялся.

Глава 10 Лиха беда (продолжение)

Бородатые бояре постепенно заполняли зал.

— Зачем нас собрали? — недоумевали они. — Вчера ведь только дума была!

— Я только орех дверью расколол, — говорил боярин Чубаров, — мне уж и кричат: «Давай в думу бегом!» Так и не съел орех-то! Теперь куры склюют!

— А я мед не допил! — огорчался боярин Демидов. — Тетка мне из деревни привезла!

Вошел писарь Чумичка, а с ним вооруженный до зубов миллиардский со стрельцами.

— Дорогие вы мои бояре, — начал писарь, — разлюбезные наши соколы! Я пришел сообщить вам важную новость. К нам прислали нового царя! И скоро у нас в царстве начнется новая жизнь! Ура, бояре!

— Урра-а-а! — подхватил миллиардский.

— Ура! — неуверенно протянули бояре. — А старого царя куда дели?

— Как — куда? — сам себе объяснил Афонин. — Если нового прислали, значит, старого услали! Верно я говорю?

— Толково, — согласился Чумичка. — Просто и понятно.

— Не хотим нового царя! — вдруг закричал Чубаров. — Отдавайте старого!

— Тоже мне, услали! — поддержал его Демидов. — Кто вас просил? Пришлите обратно!

— Тихо, бояре! — неожиданно раздался властный голос. И в зал, гремя доспехами, вступил Кощей Бессмертный. Его зеленые глаза полыхали. — Слушайте меня внимательно, и я вам открою всю правду! — начал он. — Ваш царь уехал в деревню! Отдыхать. Собирать цветочки и ягодки. А перед отъездом он долго просил меня занять его место. И я согласился. Я ваш новый царь! Посмотрите на меня, бояре! Во всем вашем царстве не найдется воина, равного мне! Я самый сильный! Я самый смелый! Я самый бессмертный из вас! Я научу вас скакать верхом! Плавать! Рубиться на мечах! И вы будете стрелять из лука точно так же, как и я! А ну, подать мне сюда лук и стрелы!

Миллиардский торопливо выполнил приказ.

— Зажгите свечу в конце зала!

Свеча была зажжена. В полном молчании Кощей поднял тяжелый боевой лук и, почти не целясь, выстрелил. Стрела молнией пролетела по залу, погасила свечу и наполовину ушла в стену.

— Ух! — восхищенно вздохнули бояре.

— Ура! — закричали Чумичка и миллиардский.

— Ну что? Берете меня царем?

— А что? Почему бы не взять! — закричали бояре.

— Вот возьмем да и возьмем!

— Пусть поцарствует, раз Макар просил!

— А можно мне стрельнуть? — попросил боярин Морозов.

— И мне, — подхватил его друг Демидов.

— Пожалуйста, — ответил Кощей и кивнул Чумичке. Писарь бегом пересек зал, выдернул стрелу из стенки и подал бородатым боярам.

Все члены царского совета по очереди стали стрелять. Они шумели. Горячились. Бились об заклад. Бросали шапки оземь. Но все напрасно. Свеча так и догорела до конца, а ее пламя даже ни разу не колыхнулось.

— А мне не надо нового царя! — вдруг заявил боярин Чубаров. — Мне старый больше нравится!

— Я вижу, у меня есть не только сторонники! — спокойно сказал Кощей. — Люблю смелых людей! Эй, Чумичка, принеси с кухни поднос с угольями!

Чумичка выбежал и вскоре вернулся с подносом, полным раскаленных углей. Кощей взял со стола какие-то бумажки, переломил несколько стрел и бросил на поднос. Вспыхнуло яркое пламя. Он протянул руку в огонь и на глазах у изумленных бояр стал медленно поворачивать ее. Рука раскалялась все больше и больше и наконец засветилась ярким малиновым светом.

— А если я поздороваюсь с тобой вот этой самой рукой? — спросил он у боярина.

Чубаров молчал.

— Неужели ты не понял, боярин, что мне поперек дороги становиться нельзя?!

Он прошел через зал и приложил раскаленную ладонь к стене. Послышалось шипение, повалил дым. А когда он отнял руку, на дереве остался четкий отпечаток его пятерни.

— Поняли? — спросил Кощей и вышел.

И все, кто был в зале: и миллиардский, и Чумичка, и бояре, и стрельцы, — все они долго молчали. И долго еще у них перед глазами стояла раскаленная рука Кощея Бессмертного. Веселье было испорчено.

Глава 11 Финист — Ясный сокол

Избушка на курьих ножках бежала вперед. Митя с Бабой Ягой все время торопили ее.

— Бабушка, — спрашивал мальчик, — а долго нам еще ехать? Скоро ли?

— Скоро только сказка сказывается! — говорила Баба Яга. — И телятина варится! Я, может, больше твоего спешу! Чтобы Василису выручить! Завтра будем там к вечеру.

И вдруг избушка захромала, заскрипела всеми бревнами и зашаталась. Митя с Бабой Ягой чуть не упали с табуреток на пол.

Они вскочили и выбежали на крыльцо.

По дороге, недалеко от избушки, брела странная человеческая фигура. В платье и в то же время в брюках, с длинными седыми волосами — не то мужик, не то баба.

— Эй, вы, подвезите меня! — сказала фигура тонким скрипучим голосом. И по голосу тоже было непонятно, кто же это — мужчина или женщина?

— Я те подвезу! Я те так подвезу! — отвечала Баба Яга. — А ну сгинь с дороги.

— Боитесь? — захихикало чучело. — И правильно делаете. Меня все боятся! Я бы вашу избушку вмиг разворотило на бревнышки. Да ничего, мы еще встретимся. От меня еще никто не уходил! Мерзавчики!

И избушку тряхнуло еще раз. И в ней что-то даже загремело и зазвенело.

— Кто это? — спросил Митя, когда странная фигура осталась далеко позади.

— Это Лихо Одноглазое. Чтоб его сосной придавило! Где оно появится, там добра не жди. По мостику пройдет — мостик развалится. В доме переночует, все — конец! И драки там начинаются, и ссоры. И крыша проваливается. Даже коровы бесятся! От этого Лиха все беды в нашем царстве идут!

Митя бросился в избушку.

— Бабушка, поди сюда!

Баба Яга вошла следом и ахнула — на полу из угла в угол перекатывалось яблочко. А вслед за ним скользили осколки разбитого блюдечка.

Баба Яга с Митей уже не могли видеть, что делалось в столице.

…А в это время к терему Василисы подошли стрельцы во главе с Чумичкой.

— Отворяйте немедленно! По приказу Кощея Бессмертного!

В дверь барабанили мощные кулаки.

Но дядюшка Домовой и не думал открывать. Он схватил с лавки новую шапку-невидимку, надел ее и пропал. Как раз вовремя! Дверь распахнулась, и в мастерскую ввалились дюжие стрельцы.

— Здесь он! Своими глазами видел! — кричал писарь Чумичка. — Здесь где-то прячется!

Стрельцы рассыпались по комнате. Они заглядывали в печку, под лавку, в чулан, но никого не находили.

Чумичка суетился вместе со всеми. А если замечал какую-нибудь интересную вещицу, он незаметно совал ее в карман. Это все больше сердило Домового.

Вот писарь сунул за пазуху кошелек-самотряс. И дядюшка не выдержал:

— Эй, ты, грамотей! Положи на место!

— Кто грамотей? Как грамотей? — заговорил Чумичка, оглядываясь. Но кошелька не выложил.

— Ты грамотей и есть грамотей! — сказал Домовой. — Положи, кому говорят. А то как тресну!

— Кто — тресну? Кого тресну? — переспросил Чумичка. Он заглядывал во все уголки мастерской. А стрельцы не обращали внимания на их разговор.

Вот писарь оказался рядом с Домовым, и дядюшка Домовой со всех сил стукнул его по затылку.

— Держи его! Хватай! — заголосил Чумичка. — Вот он!

Стрельцы столпились вокруг. В суматохе кто-то смахнул с Домового шапку. Он потащил ее к себе — стрельцы не отдавали. Шапка затрещала и разорвалась.

— Попался, голубчик! — торжествующе закричал писарь. — Вяжите его!

Дядюшку связали и с невкусным кухонным полотенцем во рту положили на лавку, а потом оставили одного.

Вот послышался хрустальный перезвон. К терему верхом на коне подъехала Василиса Премудрая. Она соскочила на землю, отвязала от седла два глиняных кувшина и свистнула. Конь заржал и ускакал куда-то в поля. А Василиса открыла калитку.

Сразу, как из-под земли, выросли четыре стрельца.

— Это что за почетный караул? — удивилась Василиса.

— Это не караул, — сумрачно проговорил старший. — Это тебя взять под стражу велено.

— Кем велено?

— Кощеем Бессмертным.

— Вот как! А где же Макар? Что с ним? — спросила Василиса.

— Не знаю, — сказал стрелец. — И разговаривать мне с тобой запрещено!

— А ты не боишься меня под стражей держать?!

— Может, и боюсь. Да только мне голову отрубят, как я приказа не выполню.

Василиса Премудрая вошла в терем и увидела на лавке связанного по рукам и ногам Домового. Она развязала его и дала живой воды из кувшина.

— А ну сказывай, дядюшка, зачем тебя так перевязали? Или отправить куда назначили?

— Да нет, матушка, не назначили, — отвечал Домовой. — Это я тебя предупредить хотел, что беда. Знаки разные раскладывал. Вот Чумичка и велел меня связать.

Дядюшка рассказал Василисе, как Чумичка выведал у него про Кощея Бессмертного. Как Кощей говорил в думе с боярами. И как он объявил, что царь Макар в деревню отправился.

— Врет он все, — сказала Василиса. — Никуда Макар не уезжал. Не иначе как в подвале прикованный сидит.

И тут в дверь постучали.

— Матушка Василиса, — раздался голос Чумички, — выдь на минуточку. Дело есть.

— Что такое? — спросила Василиса, выходя на крыльцо.

Писарь протянул ей записку:

— Приказ тебе пришел от Кощея Бессмертного.

— Он уже мне и приказывает, — сказала Василиса. — Чего же хочет его бессмертное величество? — Она развернула бумажку и прочла:

ВАСИЛИСЕ ПРЕМУДРОЙ ОТ КОЩЕЯ БЕССМЕРТНОГО

ПРИКАЗ

ПРИКАЗЫВАЮ ТЕБЕ, ВАСИЛИСА, СРОЧНО ИЗОБРЕСТИ И ИЗГОТОВИТЬ:

1. ЛУКОВ-САМОСТРЕЛОВ — 200

2. КОВРОВ-САМОЛЕТОВ — 100

3. ШАПОК-НЕВИДИМОК — 1

4. МЕЧЕЙ-КЛАДЕНЦОВ — 50

СРОКУ ДАЕТСЯ ТРИ ДНЯ И ТРИ НОЧИ. А НЕ ВЫПОЛНИШЬ ТЫ ПРИКАЗА, МОЙ МЕЧ — ТВОЯ ГОЛОВА С ПЛЕЧ.

КОЩЕЙ БЕССМЕРТНЫЙ

— Ай да письмо! — сказала Василиса. — Ну, а зачем ему все это понадобилось?

— Не знаю, матушка, не знаю, — засуетился писарь. — Может, он на охоту собрался? Сейчас ведь утки летят. Охота самая! Сел себе на ковер. Лети и стреляй!

— А мечи ему для хозяйства нужны, — поддержала Василиса. — Капусту рубить. Сейчас ведь капуста самая! Сел себе и смотри, как она рубится! Так вот передай, что я ему не помощница. Мечами не капусту, а головы людям рубят! Пусть он такие приказы своим бабушкам рассылает!

— Мое дело сторона! — ответил писарь. — Мое дело — приказ передать!

И он ушел. А стрельцы с обнаженными мечами остались охранять синий терем.

— Дядюшка Домовой, приготовь-ка мне крепкого чаю, — сказала Василиса помощнику. — Я подумать должна.

И она сидела и думала. И лишь иногда ходила из угла в угол. И тогда в доме звенели хрустальные колокольчики.

Вот Василиса вышла на крыльцо, вынула из кармана носовой платок и взмахнула им. Из платка выпало серое соколиное перышко и стало кружиться в воздухе. А в небе появился сокол. Вот он ударился о землю и превратился в добра молодца Финиста — Ясна сокола.

— Здравствуй, Василиса Премудрая! Зачем ты меня звала — мед пить или врагов рубить?

— Не до меда сейчас! — отвечала Василиса. — Хмель шумит — ум молчит! Есть у меня к тебе поручение.

— Сказывай, — попросил Финист. — Любое выполню!

— Сейчас полетишь к Лукоморью. Там дерево найдешь огромное. На дереве сундук спрятан. В сундуке — медведь. В медведе — заяц. А в зайце этом должна быть смерть Кощея. Ее мне и принесешь сюда.

— Хорошо, — отвечал молодец. — Жди меня завтра к полудню!

Он снова обратился соколом и полетел в синее небо.

— Василиса Афанасьевна, а откуда ты про смерть Кощееву знаешь? — удивился Домовой. — Или сказывал тебе кто?

— Никто не сказывал. Сама догадалась.

— А как?

— Очень просто, дядюшка. Ведь он, Кощей, свою смерть должен беречь как самое дорогое. Как золото и камни драгоценные. А где их обычно хранят?

— В сундуках!

— Значит, смерть Кощея в сундуке. Но Кощей хитрый. Он понимает, что сундук будут искать в земле. И он спрячет его там, где никто не догадается.

— На дереве? — сообразил дядюшка.

— На дереве, — подтвердила Василиса. — Все будут думать, что дерево в лесу. А Кощей выберет дерево подальше от леса. Где?

— У Лукоморья, — сказал Домовой.

— Верно. Молодец, дядюшка.

— Но откуда ты, матушка, про медведя знаешь? И про зайца?

— И это просто. Смерть Кощея должен кто-то охранять. Людям Кощей не доверяет. Значит, это зверь. Скорее всего, медведь. Он самый сильный у нас.

— Ен в сундуке и спать может, — добавил Домовой.

— Но медведь — зверь неповоротливый и неловкий, — сказала Василиса. — А нужен тот, кто, в крайнем случае, мог бы убежать. Например, заяц. Понял теперь?

— Теперь понял, — закивал головой дядюшка. — Теперь ясно все.

— Только я вот чего боюсь, — продолжала Василиса, — как бы в этом зайце птицы какой не было. Или мыши. Ну да ладно уж. Финист там на месте разберется, что к чему!

— Ну и светлая голова у тебя, матушка! — восхитился Домовой. — Уж сколько лет я с тобой работаю, а каждый раз удивляюсь!

Им оставалось только ждать.

Глава 12 Змей Горыныч

На огромной площади за коровником горели костры, толпился народ и играла музыка. Ждали прилета Змея Горыныча.

— Вон он летит, — сказал Кощей боярам и писарю Чумичке. — Видите?

— Где? Где? — засуетились бояре.

Все они были с мечами, потому что после прилета Горыныча были назначены военные учения.

— Вон там, — протянул руку Кощей. — Прямо над лесом!

Однако прошло полчаса, прежде чем бояре заметили в небе маленькую черную точку.

Змей летел быстро и бесшумно. Вот он выставил вперед лапы и приземлился, прочертив по полю две глубокие черные борозды.

— Ура! — прокричал Кощей.

Но никто его не поддержал. Бояр не было. Исчезли. Наконец из какой-то ямки выбрался боярин Афонин.

— А он нас не съест?

— Нет, — ответил Кощей. — Он добрый, верно, Горыныч?

Трехголовый Змей зашевелился.

— Верно, — сказала одна его голова.

— Конечно, — поддержала другая.

А третья ничего не сказала, а только улыбнулась: мол, как же может быть иначе?

— А можно его погладить? — попросил Чубаров.

— Можно, — разрешил Кощей.

Бояре постепенно выбирались из канавы.

— А он нас не покатает? — спросил боярин Демидов.

— Сейчас узнаю. Покатаешь их, Горынушка?

— Могу, — ответил Змей.

И бояре гурьбой стали взбираться ему на спину. Они рассаживались поудобнее, крепко держась друг за друга.

Змей разбежался, взмахнул крыльями и медленно полетел над дворцом.

— Ура! — дружно кричали бояре. — Ура!

Но потом они быстро смолкли, потому что Змей залетел слишком высоко.

Вот он сделал два круга над царскими угодьями и снова приземлился. Притихшие бояре горохом посыпались на землю.

— Спасибо, Горыныч, — сказал Кощей. — А теперь устраивайся. Видишь, коровник у пруда? Там будешь жить… Эй, Гаврила, все готово в коровнике?

— Все, ваше величество.

— Тогда накорми гостя, напои и спать уложи. Он, наверное, устал с дороги. Да смотри, корми получше! Тебе же спокойнее будет, понял?

— Как не понять? Понимаю, — грустно ответил Гаврила.

— А мы с боярами пойдем ратное дело изучать.

— А что? Пойдем! — согласились бояре. — Раз велят!

Военные учения начались.

Вечерело, когда к царскому дворцу подъехала телега, запряженная серой лошадью. В телеге сидел Кот. Огромный черный Кот с белой звездочкой на груди и со страшными стальными когтями. Из глаз Кота били снопы яркого желтого света.

Он спрыгнул с телеги и начал подниматься на крыльцо. Дорогу ему преградили два стрельца.

— А ну, брысь отсюда!

Кот молча направил на них желтые глаза. Пучки света сузились, и стрельцы стали зевать. Медленно-медленно они опустились на крыльцо и, как по команде, заснули богатырским сном.

Кот перешагнул через них и вошел во дворец.

Глава 13 Скатерть-самобранка

По дороге к сказочной столице брело Одноглазое Лихо. Брело оно по приглашению Кощея Бессмертного. И там, где оно проходило, цветы вяли и погода портилась. Позади Лиха ехал мужик на телеге.

— Эй, мужик, — сказало Лихо, — а ну, подвези меня!

— Садись, — ответил мужик. — Жалко, что ли?

Лихо уселось позади мужика. Тотчас внизу что-то хрустнуло, и одно колесо отвалилось.

— Вот беда какая! — заохал мужик. — Совсем новое колесо!

А Лихо тихонечко захихикало.

Мужик соскочил с подводы, вынул из-под сена топор и начал постукивать по оси. Размахнулся раз, другой и как тяпнул себя по пальцу!

Лихо засмеялось громче и слезло на дорогу.

— А, чтоб тебя! — разозлился мужик.

Он схватил кнут, размахнулся, хотел ударить Лихо и неожиданно попал по лошадям. Лошади заржали, сорвались с места и понесли трехколесную телегу прямо через овсяное поле.

Тут-то Лихо засмеялось в голос.

— Ну, я тебе покажу! — рассвирепел мужик. И, размахивая кнутом, он пустился бежать за Лихом. А оно, подобрав полы платья, помчалось во всю прыть. Вот Лихо перескочило через маленький деревянный мостик над рекой, и он сразу развалился. Бедный мужик прямо с берега бултыхнулся в речку.

— Что — съел? Дурак толстопузый! — кричало Лихо с того берега. — Я тебе еще покажу! Балда деревенская!

И Лихо ушло. А мокрый мужик еще долго ходил по берегу и плевался в разные стороны.

Потом, подобрав колесо, он отправился на поиски убежавшей телеги.

Через полчаса к этому же мостику подъехали Митя и Баба Яга.

— Э-ге-ге! — сказала старуха. — Да никак тут Лихо побывало! Весь мост переломан.

— Бабушка, — удивился Митя, — а как же оно могло раньше нас побывать? Мы же обогнали его.

— Оно такое. Где хочет, там и появляется. И спереди, и сзади, и еще в пяти местах, — отвечала старуха. — А избушке здесь не проехать!

— Значит, пешком пойдем, — сказал Митя.

Они стали выносить из дома то, что могло им пригодиться в дороге. Баба Яга выкатила ступу, положила в нее одеяло и теплый платок. Осколки блюдечка она завернула в тряпицу и сунула за пазуху. А Митя взял с собой только клок шерсти, что дал ему Серый Волк. Ничего другого у Мити не было.

Они в последний раз осмотрели избушку, и мальчик заметил лоскуток на окне. Тот самый, который Баба Яга отняла у Соловья-разбойника. Митя стал его рассматривать.

В самом углу было вышито: «Скатерть-с…»

— Бабушка! — закричал мальчик. — Это же кусок скатерти-самобранки?

— И то верно! — согласилась старуха.

— Ну-ка, скатерть, дай нам чего-нибудь поесть! — приказал Митя.

— Каши с молоком! — добавила Баба Яга.

Лоскуток свернулся. А когда он развернулся, на нем лежали кусочки черного хлеба и половинка солонки с солью.

— Эй, а каша? — сказала Баба Яга. Но больше ничего не появилось. — Обленилась, — решила старуха.

— Может, это тот угол скатерти, на котором хлеб лежит, — проговорил Митя. — А каша в серединке ставится.

— А чай где стоит?

— Не знаю, бабушка. Но мы сейчас по-другому попробуем. Эй, скатерть, — сказал он, — хотим, чтоб хлеб был с маслом!

— И с колбасой! — вставила Баба Яга.

Лоскуток свернулся и развернулся опять. В этот раз хлеб уже был намазан маслом, а сверху лежала колбаса.

— Теперь дело другое! — сказала старуха.

Потом Баба Яга повесила на двери избушки замок и приказала ей:

— Иди к лесу и жди нас там! Да смотри без дела не разгуливай! И посторонних не пускай!

Избушка завздыхала, запыхтела и с неохотой направилась к лесу.

Позади у путешественников была длинная дорога, а впереди мостик. Где-то уже недалеко, за мостиком, лежал стольный город.

И Митя с Бабой Ягой пошли туда.

— Эй, вы! — подбежал к ним какой-то человек в красных сапогах. — Вы Соловья-разбойника не видели?

— А что? — спросила Баба Яга.

— Письмо ему передать велено. Кощей его в помощники зовет. Нет его на этой дороге?

— Нет его на этой дороге, — ответил Митя.

— И никогда не было! — подхватила старуха.

Скороход задумался:

— Куда ж мне теперь бежать?

— А вы бегите в другую сторону, дяденька.

— Верно. Беги, милок, туда! — сказала Баба Яга.

— Только и остается, — согласился скороход. — Вот так всю жизнь и бегаю туда-сюда, туда-сюда! Жену полгода не видел!

Глава 14 Сума, дай ума

Не выполнил Финист — Ясный сокол поручения Василисы Премудрой.

— Я сделал все, как велено, — рассказывал он на следующий день. — Отыскал дуб у Лукоморья, а на нем сундук, про который ты сказывала. Обернулся я добрым молодцем, стал ветки раскачивать. Сундук упал — и вдребезги! Из него медведь выскочил и бежать! Я в медведя шапкой! Сбил его с ног, смотрю, что дальше будет.

— И что было? — спросил Домовой.

— Из медведя заяц выскочил. И по полям. Я в зайца рукавицей кинул. Подбил его. Из зайца утка вылетела. Что, думаю, за напасть? Оборотился я соколом — и за ней! Ударил утку, а из нее яйцо вывалилось! Я за яйцом. Долбанул его клювом. Ну, думаю, все — выполнил поручение. Ан нет. Из яйца иголка выпала — и вниз. Прямо в стог сена. Искал я, искал — не вижу иголки. Так и осталась она в стогу. Ты уж не сердись, Василиса!

Василиса Премудрая задумалась.

— Обидно, что так вышло. Ну что же, Финист, облети всех богатырей наших. Скажи им — беда пришла. Всем нам несдобровать: Кощей на трон сел. Воевать с ним надо.

— Понял.

— Пусть каждый дружину возьмет. И пусть подойдут все к Плещееву озеру.

— А как ты сама, Василиса? — спросил богатырь. — Может, мне сначала тебя вызволить?

— О себе я сама позабочусь. Ну, прощай.

Финист снова превратился в сокола и вылетел в окно, так никем из кощеевой охраны и не замеченный. А через полчаса из терема Василисы Премудрой вышла древняя, согнутая старушка.

— Ты это куда, бабка? — забеспокоились стрельцы. — А ну, назад!

— Так мне ж на рынок нужно! Овощей к обеду купить. Накормить Василисушку, — отвечала старушка.

— Выпускать никого не велено! — уперлись стрельцы. — Только впускать.

— Вам же хуже будет, как умрет она с голоду! — пригрозила бабка.

Часовые почесали в затылке.

— Ладно, — сказал один из них, — постой пока тут, а я за Чумичкой сбегаю.

Чумичка в это время крутился на берегу пересохшего пруда. Там сидели и плакали Несмеяна с Феклой.

— Все плачете, Несмеяна Макаровна?

— Плачу-у. А что?

— А ничего. Плачьте, плачьте на здоровье. Я вам мешать не стану. Только напрасно вы стараетесь!

— Это почему?

— А так, — ответил Чумичка. Заложив руки за спину, он медленно пошел вокруг пруда.

— Ты чего говоришь? — закричала Несмеяна. — Нам же карету дадут!

— Да! — поддержала Фекла.

— Ничего вам не дадут! — отвечал Чумичка, обойдя весь пруд кругом.

— Как — не дадут? Ведь батюшка обещал!

— Да? А где теперь ваш батюшка?

— Где?

— Не знаю где. Вот где. Подите и сами узнайте.

— Как же я пойду? Я плакать должна.

— А как хотите!

— Слушай, ты уж поплачь за меня. А я во дворец сбегаю, — сказала царевна.

— Не-е, — возразил Чумичка. — Мне теперь плакать не хочется. Я раньше плакал. Вы уж сами, Несмеяна Макаровна. Без меня уж!

Тут к нему подбежал стрелец и что-то сказал на ухо. И писарь быстро ушел.

— Что делать? — спросила Несмеяна у Феклы. — Что он такое наговорил?

— Не знаю.

— И я не знаю.

— Может, доплакать сначала? Уж немного осталось.

— Давай доплачем, — согласилась Несмеяна.

А Чумичка подходил уже к синему терему.

— Ты откуда это, бабка, взялась? Чего это я тебя раньше не видел? — нахально спросил он.

— А я всегда на печи лежала, — отвечала старушка. — Я оттуда не слазила.

— Чего же теперь вылезла?

— Вот пришлось. Вы же внучку мою не пускаете.

— А что это у тебя за сумка такая? Где взяла?

— Сумка как сумка. Обыкновенная, хозяйственная. Мне ее Василиса подарила.

— У Василисы Премудрой ничего обычного не бывает! — возразил Чумичка. — У нее все вещи волшебные. А ну давай сюда!

— А ведь ты прав, милок. Эта сумка и в самом деле волшебная. Ты ей скажи: «Сума, дай ума!» — и она тебе даст, поприбавит ума. Сразу поумнеешь!

И она пошла, опираясь на тяжелую суковатую палку. Палка эта чем-то Чумичке была знакома. Где-то он ее видел! А вот где — писарь никак не мог вспомнить!

Старушка отошла в сторону, достала из кармана красное яблоко и стала есть. Она ела и становилась все моложе и моложе.

И вот уже перед изумленными стрельцами и Чумичкой вместо старушки стояла Василиса Премудрая.

— Держи! — заорал Чумичка. — Хватай ее немедленно!

Не тут-то было! Василиса свистнула, и словно из-под земли вырос конь. Только ее и видели.

Чумичка перепугался.

— Что же делать? Сказать Кощею — убьет! Не сказать — тоже убьет!

Он вспомнил про волшебную сумку.

— А ну, сума, дай ума! Да побыстрее!

Из сумки выскочили два дюжих молодца.

— Это тебе надо дать ума? — спросили они в один голос.

— Да, мне.

Молодцы подскочили к писарю и принялись охаживать его огромными кулаками.

— Караул! — кричал Чумичка истошным голосом. — Убивают!

— Не убиваем, а ума вкладываем! — степенно отвечали молодцы.

Писарь бросился к Кощею Бессмертному.

— Вы кто такие? — сурово спросил Кощей, когда все трое прибежали к нему.

— Мы — двое из сумы! — отвечали молодцы, продолжая колотить Чумичку.

— А ну назад в сумку! — приказал Кощей. И молодцы выполнили его приказание.

— Батюшка Кощей! — закричал писарь. — Василиса Премудрая сбежала! Обманула меня, проклятая! Провела!

Глаза Кощея из зеленых стали красными.

— Знаешь ли, что ты наделал, дурень?! Она же теперь войско против нас соберет. Да Макара освободит. Что ты тогда запоешь?!

— А может, нам Макара убрать? — предложил писарь. — Им и освобождать некого будет. А?

— Придется. Другого выхода нет. Ну ладно, писарь, на первый раз я тебя прощаю. И на второй прощу. А на третий пощады не жди. В порошок сотру!

— Слушаю, ваше величество. Можно, я запишу это в книжечку?

— Хоть на носу заруби! — ответил Кощей.

Глава 16 В столице

По городу Баба Яга с Митей пробирались закоулочками. Неизвестно, что за порядки в столице. Но так же, видно, думали и другие путники. И в закоулочках было больше народу, чем на главных улицах.

Никто из прохожих не удивлялся, заметив Бабу Ягу в ступе. А многие здоровались с ней.

— Что, погостить приехали?

— Погостить.

— Понятно. А это кто? Внучек ваш будет?

— Правнучек. Племянчатый.

— Хорошенький мальчик. Рыжий.

Митя с интересом смотрел по сторонам. Дома были невысокие. Около каждого дома сад. И вообще город был больше похож на большую деревню. Только он был праздничный и яркий. Наличники на домах были разукрашены. И небо было в два раза синее. И коровы в два раза коричневее. И все прохожие были красавицами и красавцами.

Митя очень долго рассматривал царский дворец. Потом они с Бабой Ягой пошли дальше.

А как только они отошли от дворца, к нему подъехала телега с двумя плечистыми мужиками.

— Эй, парень, — спросили мужики у стрельца, — где тут Соловьев принимают, разбойников?

— Сейчас узнаю, — сказал стрелец и скрылся за дверью. Вскоре он вернулся с Чумичкой.

— Вот, — сказали мужики, — привезли разбойника. Где его тут сдавать?

— Что вы наделали?! — закричал писарь. — Да как вы посмели лучшего друга нашего Кощея связанного в телегах возить? А ну, развяжите его!

— Эва, как получилось! — говорил один мужик другому.

— Кто же знал, что он друг-то?! — соглашался второй. — Коли он бандит настоящий!

— Убирайтесь, пока целы! — приказал Чумичка. Он взял ошалелого Соловья под руку и торжественно ввел его во дворец.

Митя с Бабой Ягой в это время уже были возле синего терема. Они долго стучали, пока к ним не вышел дядюшка Домовой.

— Ето кто? Ето кто там пришел? — спросил он, разглядывая гостей сквозь калитку.

— Ето мы, — передразнила Баба Яга. — Вот кто. Не узнал, что ли?

— Теперь узнал! — радостно заговорил Домовой. — Теперь вижу! Проходи, голубушка! Давно тебя не было. А мальчик этот чей?

— Со мною мальчик. Со мною. Давай отпирай ворота!

Дядюшка заскрипел калиткой.

— Сейчас, сейчас. Стало быть, это внучек будет?

— Правнучек. Племянчатый.

— Хорошенький мальчик. Рыжий.

Они прошли в дом.

— А Василиса где? — спросила Баба Яга.

— Нет Василисы. Убегла, — отвечал дядюшка. — Войско на Кощея собирать. А я вот дом стерегу.

— А ну рассказывай, что тут у вас делается? — потребовала старуха. — Да потолковее!

— Сейчас, сейчас. Я только чай соображу. Мы тут с Василисой Афанасьевной одну штуку придумали. Волшебную. Сама чай варит. Сама молоко кипятит. Все сама делает. Самовар называется.

И дядюшка рассказал, что у них произошло. И как прилетел Змей Горыныч и катал бояр. И про Кота Баюна. И про то, как убежала Василиса Премудрая. А чай тем временем остывал.

— А где сейчас тетя Василиса? Что она делает? — спросил Митя.

— Не знаю, — ответил Домовой. — Вот кабы у меня было волшебное блюдечко, я бы все видел. Так ведь нет его!

— Есть-то оно есть, только разбито, — сказала Баба Яга.

— Из-за Лиха Одноглазого, — добавил Митя.

— Так это склеить можно! — обрадовался Домовой. — Это мы мигом. Мы же этому обучены. А ну давай сюда!

Баба Яга подала ему осколки блюдечка, и Домовой принялся за работу. Сам он был маленький, а руки у него большие и красные. В них легко мог спрятаться целый рубанок. Но этими руками он умел делать все. Через полчаса блюдечко стало как новое. Дядюшка вытер его чистым кухонным полотенцем и поставил на стол. Потом он тихонько запустил в него наливное яблочко.

И все увидели поля, дороги, реки и леса. А потом появилось огромное Плещеево озеро.

Там, где в озеро впадала речушка, стоял шатер. К шатру один за другим подъезжали богатыри со своими дружинами. Навстречу им выходила Василиса Премудрая и каждому кланялась в пояс.

— Спасибо тебе, Иван — Коровий сын, что приехал нас из беды выручать. И тебе спасибо, Иван-царевич.

— Чего там! — смущались богатыри. — Надо — значит, сделаем.

Всадники все прибывали и прибывали. Потом подъехал Емелюшка-дурачок на своей самоходной печи. И все стали над ним потешаться.

— Вы поглядите на него! — схватился за бока Иван-царевич. — Воевать приехал на печке!

— Смотри не поджарься там! — кричал смешливый царевич Анисим. — С боку на бок переворачивайся!

— Друг сердечный — таракан напечный! — поддевал Емелю Финист — Ясный сокол.

А самому Емеле было не до смеха. Он был на одном берегу узенькой речки, а все войско на другом.

Наконец Емеля выбрал место помельче и велел печке идти прямо в воду. И тут послышалось шипение, и в воздух взлетело облако пара. Вода попала в топку. Емеля так и завертелся на печи. А богатыри еще пуще захохотали.

— И что смеетесь, дурни?! — закричал Иван — Коровий сын. — Он же для вашей пользы приехал! Помочь вам желает!

— Помочь? — удивились богатыри. — Да он же сабли в руках не держал! Разве что кочергу!

— Или ухват!

— А кто вам обед приготовит? Щи там или кашу? Или вы бабушек с собой прихватили? — съехидничал Иван — Коровий сын.

— Не, — отвечали молодцы, — не прихватили мы бабушек.

— То-то вот!

— А и верно, добры молодцы! — заметила Василиса Премудрая. — Чем смеяться попусту, показали бы силу молодецкую! Вытащили бы печку из реки!

Тут же четыре богатыря, четыре юных царевича — Иван-царевич, Степан-царевич, Афанасий-царевич и царевич Анисим — соскочили с коней и, как были, в доспехах, вошли в реку.

Они наклонились, подхватили печь и легко, словно перышко, вынесли на крутой берег.

— Ты уж не обижайся, Емелюшка! Не со зла мы!

— Да ну, чего уж там! Да ничего уж! — застеснялся Емеля. — Подумаешь!

И он стал подкидывать в печь сухие березовые поленья.

Тут Баба Яга сняла с гвоздика чистое полотенце и накрыла волшебное блюдечко.

— Почему, бабушка? — спросил Митя.

— По кочану. Спать ложись. Завтра досмотришь, — ответила старуха.

Сколько Митя ни упрашивал ее, она заставила его лечь на лавке у окна и укутала теплым одеялом.

Глава 16 Молочная река

Рано утром в дверь синего терема постучали. Заспанный Домовой ворча пошел открывать.

Через минуту он вернулся с каким-то листком бумаги.

— Что там? Кто пожаловал? — спросила Баба Яга.

— Гаврила пришел — слуга царский, — ответил Домовой, растерянно рассматривая листок. — Приказ ему принесли от Кощея Бессмертного. А он неграмотный. Прочесть просит.

— Так прочти ему.

— Не могу. Я ведь тоже грамоте не обученный! Что хочешь могу — спаять, починить, разобрать чего. А грамота у меня в голове не держится. Сколько со мной Василиса ни мучилась, все без толку! А ты как сама, можешь читать, случаем?

— Нашел барыню! — сердито сказала Баба Яга. — Делать мне было нечего, только буквы учить. Гласные, согласные. А и Б сидели на трубе.

— А может, я прочту? — спросил Митя.

— А ты выучен?

— Я же в школу хожу!

Домовой недоверчиво протянул мальчику листок. Митя развернул его и прочитал:

ПРИСЛУЖНИКУ ГАВРИЛЕ

ЗМЕЯ ГОРЫНЫЧА НЕ КОРМИТЬ, НЕ ПОИТЬ, ЧТОБ ЗЛЕЕ БЫЛ. В ОБЕД ДАДИМ МАКАРА НА СЪЕДЕНИЕ.

КОЩЕЙ БЕССМЕРТНЫЙ

Баба Яга ахнула:

— Беднягу Макара да на съедение этому чучелу, трехголовому да лупоглазому!

Домовой предостерегающе посмотрел на нее.

— Самому замечательному! Быстрокрылому! — опомнилась Баба Яга.

— А если взять и наоборот сказать? — предложил Митя. — Что Змея Горыныча закормить надо.

— Ну, а потом?

— А потом мы Макара выручим. У меня план есть.

— Попробуем, — сказал Домовой. Он с уважением посмотрел на мальчика и пошел звать Гаврилу. Гаврила долго вытирал ноги и кланялся.

— Да у тебя гости! — сказал он, увидев Бабу Ягу. — А это что, внучек будет? — спросил он про Митю.

— Правнучек. Племянчатый.

— Хорошенький мальчик. Рыжий.

Митя развернул бумажку и прочитал:

ЗМЕЯ ГОРЫНЫЧА ЗАКОРМИТЬ, ЧТОБ ДОБРЕЕ СТАЛ, ЧТОБЫ НЕ МОГ НИ ЛЕЧЬ, НИ ВСТАТЬ.

КОЩЕЙ БЕССМЕРТНЫЙ

— Так и написано?

— Ну да, — сказала Баба Яга. — А как же еще?

— Да где ж я столько коров наберу? — заохал Гаврила. — Для него, для ирода расчудесного?

— А тут не сказано, — ответил Митя.

— Ничего, — подтвердил Домовой.

Гаврила ушел, причитая.

— Ну, что ты придумал, сказывай, — спросила Баба Яга.

— А вот что. Ты, бабушка, в ступу садись и лети к тому озеру, от которого козленочками становятся. Воды принеси. Мы ее и дадим Горынычу.

— Я тебя одного не оставлю! — возразила старуха. — Да и лететь мне тяжело. Устала я.

— А как же быть?

— Не знаю как!

— Ничего, я сбегаю, — сказал Домовой. — У меня сапоги-скороходы на чердаке припрятаны.

— Вот и беги! — согласилась Баба Яга.

На том и порешили. И еще решили, что Митя с Бабой Ягой вернутся к избушке и поедут к Плещееву озеру. Здесь оставаться опасно.

В полдень на дороге к коровнику, где жил Змей Горыныч, показалась печальная процессия.

Впереди шел Макар с опущенной головой и в шлепанцах. По бокам ехали на лошадях два стрельца.

А сзади, тоже на коне, сам миллиардский, с обнаженным мечом в руке. У коровника на лавочке сидел прислужник Гаврила и отдыхал.

— Открывай ворота! — приказал миллиардский. — Вот, привели на съедение!

— Нельзя! — забеспокоился Гаврила. — Никак нельзя! Они только что пообедамши! Они трех коров съели! Они лопнуть могут!

— Ничего не знаю! — ответил миллиардский. — Пообедамши не пообедамши! Мне какое дело? У меня приказ на руках. Должен съесть, и все тут!

— Ну, если должен, — сказал Гаврила, — тогда другое дело! Вот кабы не должен был! — Он пошел открывать ворота. — А кого есть-то будут?

— Не твое дело! Кого надо, того и будут!

Гаврила внимательно посмотрел на пленника.

— Да никак это царь-батюшка! — вскрикнул он. — Что же это делается? Неужто тебя, милого, на съедение? Этому чучелу! Да чтоб он тобой подавился, наш раззолоченный!

Тем не менее он вынул крючок из гнезда и потянул створку ворот на себя.

— Ну, как дела? Как хоть здоровьичко, скажите?

— Спасибо, не жалуюсь, — ответил Макар. — Одно мне обидно — прошляпил я царство! Столько людей подвел! А мне верили!

— Заходи. Нечего время терять! — приказал миллиардский. А здоровенный стрелец подтолкнул Макара мечом. И ворота за ним затворились.

— Каких людей теряем! Каких людей! — сказал Гаврила и крепко запер на крючок ворота.

— Куда теперь? — спросил миллиардский.

— Как — куда?

— Ну откуда ты со своим Змеем разговариваешь? Приказ ему надо передать.

— Это сверху. С чердака. Окошко там есть особое.

— Ну, веди!

Стрельцы привязали коней и по крутой приставной лестнице забрались на чердак.

— Эй, ты! Взять его! — закричал миллиардский Змею. — Кощей приказал!

Змей заворочался, закряхтел, забормотал что-то, но так и не сдвинулся с места.

И тут к коровнику подбежал Домовой.

— Ну чего у вас там? Не ест? — закричал он стрельцам и Гавриле.

— Ни в какую!

— А я вот воды принес специальной. Для аппетиту. Давать ему?

— Давай! — приказал стрелец.

Домовой вошел в коровник и протянул Змею кувшин. Тот запрокинул одну из голов и одним махом выпил всю воду.

И тут началось! Змей зашумел крыльями, зашуршал, как падающий шатер, заходил волнами и стал уменьшаться.

— Бежим! — крикнул Домовой Макару и бросился к воротам. Макар за ним.

Они вскочили на коней. Минута — заклубилась пыль по дороге.

С чердака кубарем скатился миллиардский. За ним — два стрельца. Самым последним выскочил Гаврила.

— Бегом к Кощею! — кричал миллиардский. — Доложить немедленно!

Вместе со стрельцами он захватил телегу у какого-то мужика и погнал ее в город. А Гаврила заметался в коровнике:

— Что теперь будет? Что будет? Спасайся, кто может!

Он знал, что добра от Кощея ждать ему не приходится. И бросился в лес.

Глава 17 Волшебный платок

— Ваше величество, сбежали! — во весь голос закричал миллиардский, вбегая во дворец.

— Кто сбежал?

— Царь с Домовым сбежали! Сели на коней и уехали!

— Послать за ними Горыныча! — скомандовал Кощей. — Послать немедленно!

Миллиардский побледнел и снял шапку.

— Нет больше Горыныча!

— Как — нет?

— Они из него козленочка сделали.

— Ты что, с ума сошел?

— Лучше б я с ума сошел, ваше величество. Они ему что-то выпить дали, он и стал козленочком.

— Коня! — вскричал Кощей Бессмертный. — Немедленно коня! Баюна ко мне!

Слуги побежали за Баюном.

И подвели к крыльцу богатырского Кощеева коня.

И все, кто был рядом — миллиардский, Чумичка и Соловей-разбойник, — тоже повскакали на коней.

Даже Одноглазое Лихо сгоряча взгромоздилось на какую-то клячу. Но лошадь под ним грянулась о сыру землю, и Лихо никуда не поехало.

Последним из дворца выбежал Кот Баюн и вспрыгнул на свою серую лошадь. Его железные когти зловеще серебрились.

И понеслась погоня по дороге.

Еще долго прилетало издали тревожное конское ржание.

— Стой! — сказал в это время Макар Домовому. — Припади-ка к сырой земле да послушай — не гонится ли за нами кто?

Домовой так и сделал.

— Слышу конское ржание! Это Кощей нас догоняет! Но ничего, есть у меня один подарочек. На самый черный день держал. Василиса Премудрая мне его дала.

Домовой вынул из кармана носовой платок и бросил его на землю. Тут же сзади разлилось огромное озеро.

— Вперед!

И снова застучали копыта.

А к новому озеру уже подъезжал Кощей Бессмертный.

— Всем плыть! — приказал он.

— А как же вы? — спросил Чумичка. — Вы же утонете!

— Всем плыть! — повторил Кощей. — И ждать меня на той стороне! И коня моего возьмите. Баюн его поведет!

Свита подчинилась. А сам Кощей остался на берегу и медленно стал входить в воду. Вот она дошла ему до плеч. Вот скрыла его с головой. Кощей шел по дну.

Кони рассекали воду, а люди плыли рядом, держась за поводья. На противоположном берегу они сгрудились и стали поджидать Кощея. Он вышел из воды весь в водорослях и, не отряхиваясь, вскочил на коня.

Тотчас озеро пропало, словно его и не было.

…А Домовой с Макаром тоже плыли. Они переплывали Молочную реку.

Вот их кони прошли по кисельному берегу и принялись жевать траву.

— Смотри! — Макар показал Домовому на маленькие черные точки на противоположном берегу. — Опять они. Не уйти нам!

Домовой задумался. Потом достал из-за пазухи полкаравая черного хлеба, завернутого в тряпицу, стал отламывать кусочки и бросать на середину реки.

— Как не уйти! Уйдем! От хлеба-то молоко скисает!

Хлеб падал в реку, и там, где он падал, немедленно получались простоквашные завороты.

Их становилось все больше и больше. Река бурлила и волновалась все сильнее и сильнее! И наконец свершилось — пошел творожный ледоход!

— Этого нам не преодолеть. Ушли, — сказал подоспевший Кощей. — Слушай, Баюн, может, усыпишь их?

Кот прищурился:

— Далеко-у!

— Ну, миллиардский! — холодно произнес Кощей. — Ты мне за это ответишь! Связать его!

И Кощей со свитой повернул назад к дворцу.

— Ну, а теперь куда? — спросил Макар, когда Кощей со свитой исчез в зеленых полях.

— Да к Плещееву озеру! — ответил Домовой. — Там все наши собираются.

— Вперед!

И Макар с Домовым поскакали дальше.

Глава 18 Перед битвой на Калиновом мосту

В полдень к дворцу Кощея Бессмертного подскакал дозорный.

— Ваше величество, войско на нас идет!

— Какое войско? Откуда?

— Не знаю, ваше величество. Только много их, и все на конях!

— Тревога! — прокричал Кощей. — Эй, Чумичка, собери бояр немедленно!

Он прошел в комнату, где хранилось волшебное зеркало.

Как всегда, в зеркале появился парень в белой рубахе. Он во все глаза смотрел на Кощея, но ничего не говорил.

— Отвечай, — приказал Кощей. — Что за войско на нас идет? Кто командует?

— Не буду, — сказал парень.

— Почему?

— Меня Василиса Премудрая не для тебя выдумывала. А для Макара-царя. Чтобы он знал, что в царстве делается.

— Для Макара-царя? — усмехнулся Кощей и с размаху ударил рукой по стеклу.

Раздался стон, и зеркало выплеснулось из рамы тысячью маленьких искр.

В думе уже собирались бородатые озабоченные бояре. Все они были в кольчугах и при мечах.

— Все в сборе? — спросил Кощей.

Вместе с ним вошли Чумичка, Кот Баюн, Одноглазое Лихо и Соловей-разбойник с новыми золотыми зубами.

— Все, все! — дружным хором закричали бояре.

— По порядку номеров рассчитайсь!

— Первый! — крикнул боярин Афонин.

— Второй! — закричал Демидов.

И так далее до самого последнего боярина Яковлева.

— Отлично! — сказал Кощей. — А теперь слушайте меня! В нашей стране появился враг. Он хочет уничтожить нас. Ему не нравятся наши порядки. А нам они нравятся. Верно, бояре?

— Верно, ваше величество! — хором отчеканили члены царской думы.

— Так уничтожим его. Разобьем в пух и прах! — воскликнул Кощей.

— Ура! — закричал Чумичка.

— Ура! — подхватили бояре.

— А что за враг-то? — спросил самый недоверчивый из бояр — боярин Чубаров.

— Да у нас один враг, — разъяснил Чумичка, — Василиса Премудрая, да Макар еще!

Кощей кинул на него предостерегающий взгляд. Но было уже поздно.

— А мне Василиса не враг! — сказал Демидов. — Она мне свечку волшебную подарила. Свечку-самосвечку!

— А мне Макар не враг! — закричал боярин Морозов. — Он меня на санях катал в детстве!

— И меня! — подхватил Скамейкин.

— А мне удочку подарил.

— А говорили, что царь в деревне! Выходит, наврали. Не пойдем против него воевать!

— Ах так? — сказал Кощей. — Не хотите! Ну-ка, Лихо, поучи их немножечко!

— Сейчас! — захихикало Лихо. — Уж я их!

Оно подошло ближе к боярам и стало ласково на них посматривать. И с боярами стали твориться странные вещи: боярин Афонин вскочил и ни с того ни с сего съездил боярина Скамейкина по макушке. Скамейкин не остался в долгу.

Он вцепился Афонину в бороду, и оба покатились по полу.

У боярина Морозова вдруг подскочила температура и начался насморк. Носового платка у него отроду не было, и он совершенно не знал, что же ему с насморком делать.

Под боярином Качановым проломилась лавка, и он во всех боевых доспехах грохнулся на пол.

Не оказалось ни одного боярина, с кем не приключилась бы какая-нибудь беда. Уж на что боярин Яковлев был осторожен и всегда отходил в сторону, а все равно у него вскакивала одна шишка за другой, появлялся один синяк за другим.

— Ну как? — спросил Кощей. — Пойдете воевать?

Бояре не обращали на него никакого внимания.

— Ты уж меня извини, — говорил Афонин Скамейкину. — Это все Лихо Одноглазое.

— А я, думаешь, собирался тебя за бороду таскать? — отвечал Скамейкин. — И в мыслях не было!

— Идете воевать? — еще раз спросил Кощей.

— Сам воюй! — ответил ему Чубаров. — Тебе Василиса тоже синяков наставит!

— А мы тебе не друзья! Обманщик ты! — поддержал Афонин.

— Не хотите — не надо! — сказал Кощей. — Ну-ка, Баюн, усыпи их! Пусть поспят до нашей победы.

Баюн вышел вперед и взглянул сначала на одного боярина, потом на другого. И каждый, на кого он смотрел, тут же валился на пол и засыпал прямо на месте. Через минуту все бояре спали. Только храп раздавался.

Тут в думу вбежал Домовой под белым флагом. Он протянул Кощею письмо. Кощей развернул свиток и прочитал:

КОЩЕЮ БЕССМЕРТНОМУ.

ПРЕДЛАГАЕМ ТЕБЕ ЯВИТЬСЯ С ПОВИННОЙ.

ТОГДА ТЕБЯ, МОЖЕТ, ПОМИЛУЕМ.

ВАСИЛИСА ПРЕМУДРАЯ, МАКАР И БОГАТЫРИ

— Ну что? — спросил Домовой. — Ответ будет?

— Будет, — сказал Кощей. — Пусть они сами являются. Тогда я их, может, помилую!

Глава 19 Битва на Калиновом мосту

Митя с Бабой Ягой ехали в избушке на курьих ножках позади богатырского войска. А войско уже приближалось к городу.

Баба Яга строго-настрого запретила Мите выходить из избушки.

Но зато к ним все время приходили гости. Посудачить немного и посмотреть на диковинного мальчика. Такой маленький, а уже умеет читать!

Вот прибежал Домовой в сапогах-скороходах поблагодарить Бабу Ягу за чудесное яблочко — по блюдечку.

— Спасибо тебе, бабушка, от Ивана — Коровьего сына, начальника нашего. Ему теперь все видать, что у Кощея делается. Он ведь, Кощей, что?

— Что? — спрашивала Баба Яга.

— Он ведь, бессовестный, всех мужиков окрестных собрал и воевать заставляет. Кто, говорит, не пойдет, у того семью погублю.

— Дела! — говорила Баба Яга. — Ну, а еще что нового?

— Военный совет идет. Решают, кого против Лиха Одноглазого выпустить. Оно ведь такое — все портит. Против него любой воин никудышным становится. И кони хромать начинают.

А потом пришел Макар.

— Это ты, мальчик, со Змеем штуку выдумал?

— Я, дядя Макар.

— Спасибо тебе. Да говорят, ты еще грамоте обучен. Верно ли?

— Обучен, дядя Макар.

— Иди ко мне писарем вместо Чумички. И жалованье хорошее. И работа неплохая. Легкая.

— Нечего ему в писарях делать! Молод еще! — вмешалась Баба Яга. — Пусть дома сидит, отцу с матерью помогает. А ты чего здесь крутишься? — накинулась она на царя. — Сначала с Кощеем совладай, а потом на работу зови!

Но Макар уже не слушал.

Он смотрел, как два кузнеца на походной кузне-телеге чинили чью-то старую кольчугу.

— И как ты молот держишь! Как держишь? — закричал Макар на молодого кузнеца. — Кто ж так молотом работает? А ну гляди, как надобно!

Он на ходу забрался на телегу и уехал с кузнецами.

Впереди уже показался стольный город. А из города навстречу богатырям выезжал Кощей Бессмертный со свитою.

Баба Яга увидела в стороне высокий холм и велела избушке там остановиться.

— Все, — сказала она. — Теперь смотреть буду. А воевать не буду. Не бабье это дело — воевать!

И Баба Яга с Митей уселись на ступеньках крыльца. Оба войска сошлись у моста через Молочную реку. Первым от войска Кощеева вышел на мост страшный Соловей-разбойник. С новыми золотыми зубами.

— Эй! — закричал он громким голосом. — Есть у вас храбрец против меня выступить? Выходи вперед!

— А и выйду! — ответил на это Иван — Коровий сын. — Мало я на своем веку вашего брата порубливал!

Мост заскрипел и зашатался под тяжестью противников.

Соловей-разбойник сунул два пальца в рот и свистнул страшным посвистом. Даже трава вокруг пожухла. А все черные вороны, что слетелись на битву, попадали с неба замертво. Но Коровий сын даже не дрогнул. Василиса Премудрая заставила его надеть под шлем зимнюю шапку. И соловьиный свист ему страшен не был.

Они сошлись, как две горы съехались. Даже искры посыпались в разные стороны. Соловей-разбойник свистел хорошо, а честный бой вести не умел. Мечом владел плохо. Иван выбил у него меч из рук, поднял разбойника и швырнул под мост, прямо в кисельный берег. Полетели в разные стороны брызги, и Соловей увяз в киселе по самые уши.

На мост выскочил Кот Баюн и посмотрел на Ивана — Коровьего сына своими колдовскими глазами. Как ни крепился Иван, как ни боролся со сном, не устоял. Упал и, беззащитный, заснул прямо на мосту. Кот вскочил к нему на грудь и стал рвать кольчугу стальными когтями.

Несколько всадников с левого берега бросились на помощь богатырю. Но Баюн направил на них свои глаза-фонари, и они попадали с лошадей, словно подкошенные.

Но и это предусмотрела Василиса Премудрая. Она выступила вперед, а в руках у нее было что-то, завернутое в тряпку. Из тряпки выскочила волшебная дубинка и полетела к Баюну. Напрасно таращил он глаза. Напрасно рычал и показывал когти. Дубинка подлетела к нему и давай колотить по бокам.

Кот оставил богатыря и бросился под защиту Кощея Бессмертного.

Тут уж Кощей решил выпустить Лихо Одноглазое.

Оно не торопясь прошло мимо дубинки, и дубинка рассыпалась на мелкие щепочки. А Лихо встало на мосту и захихикало.

Четыре юных богатыря — Иван-царевич, Степан-царевич, Афанасий-царевич и царевич Анисим — повскакали на коней и полетели вперед.

Но не доехали они и до середины моста, как мост под ними зашатался и рухнул. И все четверо вместе с конями упали в Молочную реку.

— Вот так! — ласково сказало Лихо. — Умнее будете!

Тогда вперед выступил Марышко, Паранов сын. Человек виду богатырского. Немало он подвигов совершил на своем веку. Немало злодеев на место поставил.

— Уж он-то с Лихом разделается! — сказала Мите Баба Яга. — У него все получается! Я его хорошо знаю! Он ко мне сто раз приезжал!

…Марышко вынул боевой лук, вложил тяжелую стрелу и прицелился. Но тетива вдруг дзинькнула и оборвалась. Она хлестнула богатыря по лицу, да так, что на лице у него надолго остался красный след.

Марышко осерчал и захотел швырнуть в Лихо палицей. Но палица вырвалась из рук богатырских и улетела назад к своему войску. И там несколько всадников замертво попадали наземь.

— Что, съел? — еще ласковей сказало Лихо. — Так тебе и надо, толстопузому.

Тут из войска Василисы вылетел Финист — Ясный сокол.

Он долетел до Лиха, ударился о землю и стал добрым молодцем. Но едва он размахнулся саблей, чтобы снести Лиху голову, крутой берег под ним обвалился, и Финист рухнул в реку.

Лихо Одноглазое засмеялось в голос:

— Где уж вам, богатырям, со мной справиться? Дураки вы все!

И наступило замешательство в войске Василисы Премудрой. А войско Кощеево обрадовалось.

— Нет, — сказала Мите Баба Яга. — Видно, без меня не обойтись! Сейчас я с этим Лихом разделаюсь! Ну-ка, подай ухват потяжелее!

— Подожди, бабушка, — ответил мальчик. — Давай мы другое средство попробуем.

— Какое средство?

— А помнишь, у нас Волк есть знакомый? Серый Волк?

— Помню. И что?

— Понимаешь, он Волк хороший. А когда он к Лиху подойдет, то плохим станет. Ведь Лихо все портит. А если Волк плохим станет, никому несдобровать. Правильно?

— Правильно-то правильно. Да где искать твоего Волка?

— Его не надо искать. Он сейчас сам прибежит.

Митя вытащил из кармана клок шерсти, который дал ему Серый Волк, и подбросил его кверху. И Волк оказался у крыльца.

— Здравствуй, мальчик. Ты меня звал?

— Звал, Серый Волк.

— Зачем я тебе понадобился?

— Вон видите, — сказал Митя, — на том берегу стоит мужчина в платье?

— Нет, — отвечал Волк. — Я там вижу какую-то женщину в брюках.

— Я про нее и говорю. Ее надо покусать.

— Не могу, — заупрямился Волк. — Пожилая женщина. Даже ничья не бабушка. Неудобно. Может, что-нибудь другое сделать?

— А тебя не спрашивают, кого кусать, кого не кусать! Делай, что велено! — вмешалась Баба Яга.

Волк заколебался.

— Все равно не могу.

— Ну ладно, не можете, не надо, — сказал Митя. — Попугайте тогда.

— Попугать могу, — согласился Волк и побежал.

Он переплыл речку и все ближе начал подбираться к Лиху. А Лихо уставилось на него единственным маленьким глазом.

Только на этот раз колдовство Лиха обернулось против него самого. Чем ближе подбегал Волк, тем злее становился. Шерсть на загривке у него поднялась, глаза засверкали. Он зарычал и даже завыл.

Волк подбежал к Лиху и что было сил вцепился ему в ногу.

— Караул! — закричало Лихо. — Грызут!

И оно пустилось бежать. Кощей сразу понял, что пришла пора самому вмешаться в бой.

— Вперед! — закричал он и ринулся на богатырей.

Стрельцы из его войска поскакали за ним, а мужики из окрестных деревень все как один поскакали в обратную сторону.

Но не успел кощеевский конь сделать и трех шагов, как Одноглазое Лихо, спасаясь от Волка, прыгнуло в седло позади Кощея.

— Сгинь! — закричал Кощей, выхватывая огромный меч.

Он замахнулся на Лихо, чтобы разделаться с ним. Но рукоять у меча отломилась, и лезвие отлетело в сторону.

Безоружный Кощей развернул коня, чтобы ускакать от врагов. Но сейчас и конь подвел. Он захромал и грянулся оземь. Вот что значило Лихо Одноглазое!

Тут на Кощея налетели богатырские конники. Они развеяли его свиту по чистому полю, а самого Кощея связали железными цепями. И ничего не смог сделать Кощей. Потому что исчезла его сила вместе с войском.

— Ваша взяла! — сказал он. — Значит, наше время еще не пришло!

Больше он ничего не говорил.

Глава 20 Послесказка

На этот раз в боярской думе было тихо. Бородатые бояре спали и не видели, как в зал вошел царь Макар вместе с Василисой Премудрой. Сзади плелся Гаврила.

— Эй, вы! Вставайте! — приказал Макар. — Чего заснули?

— Нет, не своим сном они спят, — проговорила Василиса Премудрая. — Это все Кота Баюна работа!

— Его самого, — подтвердил Гаврила. — Мне люди сказали.

— А ты помалкивай, пустая голова. Я тебя не простил еще!

— Молчу, молчу, царь-батюшка.

— И молчать нечего. А сбегай да принеси сюда петухов десяток. Мы сейчас им побудку устроим!

— Подождите, — сказала Василиса. — Я их мигом разбужу.

Она достала склянку с живой водой и побрызгала на бояр. Бояре зашевелились и стали открывать глаза.

— Эге-ге-ге! — вдруг сказал проснувшийся Афонин. — Да никак царь пришел!

— Верно! — подхватил Демидов. — И борода, и корона — все на месте.

— А нам здесь такой сон снился! Такой сон! — закричал боярин Чубаров.

— Какой сон? — спросил Макар.

— А такой. Что к нам Кощея прислали. Что он Змея Горыныча пригласил.

— Да и Лихо Одноглазое!

— И Кота Баюна.

— Вы тут побольше спите, в думе! — сказала Василиса. — Вам и не такое приснится!

— Мы больше не будем! — закричали бояре.

— Хватит! Выспались!

— Вот что, бояре, — сказал Макар. — Я пришел вам новость сообщить. Устал я царством править. Хочу в деревню уехать!

— А мы? Мы тоже с тобой! — закричал Чубаров.

— А вы здесь останетесь. Будете Василисе помогать. Я ее вместо себя оставить решил.

— Бабу-то? — ахнул Яковлев.

Но Морозов дал ему такого тумака, что тот сразу замолчал.

— Как, поцарствуешь, Василиса? — спросил Макар.

— Я бы осталась, — сказала Василиса. — Но как с урожаем быть? Я в этих делах не очень.

Царь подошел к окну.

— А ведь верно! Осень на носу. Только ты и с урожаем справишься. Да и я задержусь, помогу тебе. Дела передам. За боярами присмотрю. Пусть привыкнут к тебе. Идет?

— Что ж! Можно попробовать.

Тут в зал ввалилась радостная Несмеяна. За ней — улыбающаяся Фекла.

— Все, — весело сказала царевна. — Наплакали.

— Что наплакали? — удивился Макар.

— Пруд наплакали.

— Какой еще пруд?

— Ну тот. За коровником.

— А кто вас просил?

— Как — кто просил? Ты же сам говорил: как наплачем мы целый пруд, карету дашь!

— Говорил? — спросил Макар у прислужницы.

— Конечно, говорил. Своими ушами слышала.

— Мне сейчас не до вас, — сказал Макар. — У меня урожай на носу.

— А карета?

— Что — карета?

— Дашь?

— Не дам. Сейчас лошади нужны.

— Да дай ты им карету! — закричал боярин Афонин. — Пусть отвяжутся!

— Ну вот что! — сурово сказал Макар. — Или вы сейчас же уйдете, или я вас обеих отправлю в деревню снопы вязать.

— А-а-а-а! — заревела Несмеяна.

— А-а-а-а! — подхватила Фекла.

Но кричали они уже не так уверенно. Потом и вовсе ушли.

Боярская дума приступила к работе.

А в это время далеко-далеко, по ту сторону Молочной реки, две старушки провожали на станцию рыжего мальчика. Одна из них была Баба Яга, а другая просто бабушка — Глафира Андреевна.

Деревья в лесу начинали желтеть. Мите пора было ехать учиться, и они шли пешком до электрички.

— Ну как? Ты хорошо отдохнул? — спрашивала Глафира Андреевна.

— Хорошо, — отвечал Митя.

— А по хозяйству Егоровне помогал? Или бабушке все самой приходилось делать?

— Помогал-помогал, — сказала Баба Яга. Теперь уже не Баба Яга, а бабушка Егоровна.

И дальше они шли молча.

— Бабушка, — вдруг спросил Егоровну Митя, — а Змей Горыныч больше не появится?

— Какой еще Змей Горыныч? — удивилась Глафира Андреевна.

— Трехголовый. Он чуть Макара не съел!

— Какого Макара? — еще больше удивилась старуха.

— Да так, показалось ему, — неохотно объяснила Егоровна, бывшая Баба Яга.

Видно, ей не хотелось, чтобы в деревне знали про сказочное царство. И Митя больше ничего не спрашивал.

А когда поезд отходил от станции, Митя высунулся в окно и закричал:

— Бабушки! Бабушки! Я на следующий год только к вам, только к вам! Я никуда больше не поеду! Ждите меня!

— Поглядим еще! — пробормотала Баба Яга. — Ты сначала приезжай, а потом и говори!

И они одиноко побрели в сторону от станции. Забот у каждой вдосталь, а годы все-таки немалые.

История первая Откуда Анфиса взялась

В одном городе жила семья — папа, мама, девочка Вера и бабушка Лариса Леонидовна. Папа и мама были школьными учителями. А Лариса Леонидовна была директором школы, но на пенсии.

Ни в одной стране мира на одного ребенка не приходится столько руководящих педагогических кадров! И девочка Вера должна была стать самой воспитанной в мире. Но она была капризной и непослушной. То цыпленка поймает и начнет пеленать, то соседнего мальчика в песочнице совком треснет так, что совок приходится в ремонт относить.

Поэтому бабушка Лариса Леонидовна всегда была рядом с ней — на короткой дистанции, в один метр. Как будто она телохранитель президента республики.

Папа часто говорил:

— Как я могу чужих детей учить математике, если я своего ребенка воспитать не могу.

Бабушка заступалась:

— Это девочка сейчас капризная. Потому что маленькая. А вырастет, она не будет соседских мальчиков совком бить.

— Она их лопатой лупить начнет, — спорил папа.

— Однажды папа шел мимо порта, где корабли стояли. И видит: один иностранный матрос что-то всем прохожим предлагает в прозрачном пакете. А прохожие смотрят, сомневаются, но брать не берут. Папа заинтересовался, поближе подошел. Матрос ему на чистом английском языке говорит:

— Дорогой господин товарищ, возьмите вот эту живую обезьянку. Ее у нас на корабле все время укачивает. А когда ее укачивает, она всегда что-нибудь отвинчивает.

— А сколько надо будет за нее заплатить? — спросил папа.

— Нисколько не надо. Наоборот, я вам еще и страховой полис дам. Эта обезьянка застрахована. Если с ней что случится: заболеет или потеряется, вам страховая компания за нее целую тысячу долларов заплатит.

Папа с удовольствием взял обезьянку и дал матросу свою визитную карточку. На ней было написано:

МАТВЕЕВ ВЛАДИМИР ФЕДОРОВИЧ — УЧИТЕЛЬ.

ГОРОД ПЛЕС НА ВОЛГЕ.

А матрос ему свою визитную карточку дал. На ней было написано:

БОБ СМИТ — МАТРОС. АМЕРИКА

Они обнялись, похлопали друг друга по плечу и договорились переписываться.

Папа пришел домой, а Веры и бабушки нет. Они в песочнице во дворе играли. Папа обезьянку оставил и за ними побежал. Привел их домой и говорит:

— Смотрите, какой я для вас сюрприз приготовил.

Бабушка удивляется:

— Если вся мебель в квартире вверх ногами, это сюрприз?

И точно: все табуретки, все столы и даже телевизор — все вверх ногами поставлено. А на люстре обезьянка висит и электрические лампочки облизывает.

Вера как закричит:

— Ой, кис-кис, ко мне!

Обезьянка к ней сразу же спрыгнула. Они обнялись, как две дурочки, головы друг другу на плечо положили и замерли от счастья.

— А как ее зовут? — спросила бабушка.

— Не знаю, — говорит папа. — Капа, Тяпа, Жучка!

— Жучками только собак называют, — говорит бабушка.

— Пусть будет Мурка, — говорит папа, — или Зорька.

— Тоже мне кошку нашли, — спорит бабушка. — А Зорьками только коров зовут.

— Тогда я не знаю, — растерялся папа. — Тогда давайте думать.

— А чего тут думать! — говорит бабушка. — У нас в Егорьевске была одна заведующая роно — вылитая эта обезьянка. Звали ее Анфисой.

И назвали обезьянку Анфисой в честь одной заведующей из Егорьевска. И это имя к обезьянке сразу приклеилось.

Тем временем Вера и Анфиса друг от друга отлипли и, взявшись за руки, пошли в комнату девочки Веры все там смотреть. Вера ей стала куклы свои показывать и велосипеды.

Бабушка в комнату заглянула. Видит — Вера ходит, большую куклу Лялю укачивает. А за ней по пятам Анфиса ходит и большой грузовик качает.

Анфиса вся такая нарядная и гордая. На ней шапочка с помпончиком, маечка на полпузика и на ногах резиновые сапожки.

Бабушка говорит:

— Пошли, Анфиса, тебя кормить.

Папа спрашивает:

— А чем? Ведь у нас в городе благосостояние растет, а бананы не растут.

— Какие там бананы! — говорит бабушка. — Сейчас мы картофельный эксперимент проведем.

Она положила на стол колбасу, хлеб, вареную картошку, сырую картошку, селедку, селедочные очистки в бумажке и вареное яйцо в скорлупе. Посадила Анфису в высокий стул на колесиках и говорит:

— На старт! Внимание! Марш!

Обезьянка как начнет есть. Сначала колбасу, потом хлеб, потом вареную картошку, потом сырую, потом селедку, потом селедочные очистки в бумажке, потом вареное яйцо в скорлупе прямо со скорлупой.

Не успели оглянуться, как Анфиса с яйцом во рту заснула на стуле.

Папа ее из стула достал и на диване перед телевизором посадил. Тут и мама пришла. Мама пришла и сразу сказала:

— А я знаю. К нам подполковник Готовкин заходил. Это он принес.

Подполковник Готовкин был не военный подполковник, а милицейский. Он очень любил детей и всегда им дарил большие игрушки.

— Какая прелестная обезьянка. Наконец-то научились делать.

Она взяла обезьянку в руки:

— Ой, такая тяжелая. А что она умеет?

— Все, — сказал папа.

— Глаза открывает? «Мама» — говорит?

Обезьянка проснулась, как маму обнимет! Мама как закричит:

— Ой, она живая! Откуда она?

Все вокруг мамы собрались, и папа объяснил, откуда обезьянка и как ее зовут.

— Какой она породы? — спрашивает мама. — Какие у нее документы?

Папа визитную карточку показал:

БОБ СМИТ. МАТРОС. АМЕРИКА.

— Слава богу, хоть не уличная! — сказала мама. — А что она ест?

— Все, — сказала бабушка. — Даже бумагу с очистками.

— А умеет ли она пользоваться горшком?

Бабушка говорит:

— Надо попробовать. Давайте проведем горшковый эксперимент.

Дали Анфисе горшок, она его немедленно на голову надела и стала похожа на колонизатора.

— Караул! — говорит мама. — Это катастрофа!

— Подождите, — возражает бабушка. — Мы ей второй горшок дадим.

Дали Анфисе второй горшок. И она сразу догадалась, что с ним надо делать.

И тогда все поняли, что Анфиса будет у них жить!.

История вторая Первый раз в детский сад

Утром обычно папа отводил Веру в детский сад в коллектив к детям. А сам отправлялся на работу. Бабушка Лариса Леонидовна шла в соседний ЖЭК кружком кройки и шитья руководить. Мама в школу уходила учительствовать. Куда Анфису девать?

— Как куда? — решил папа. — Пусть тоже в детский сад идет.

У входа в младшую группу стояла старшая воспитательница Елизавета Николаевна. Папа ей сказал:

— А у нас прибавление!

Елизавета Николаевна обрадовалась и говорит:

— Ребята, какая радость, у нашей Веры родился братик.

— Это не братик, — сказал папа.

— Дорогие ребята, у Веры в семье сестричка родилась!

— Это не сестричка, — снова сказал папа.

А Анфиса к Елизавете Николаевне мордочкой повернулась. Воспитательница совсем растерялась:

— Какая радость. У Веры в семье родился негритенок.

— Да нет же! — говорит папа. — Это не негритенок.

— Это обезьянка! — говорит Вера.

И все ребята закричали:

— Обезьянка! Обезьянка! Иди сюда!

— Можно ей побыть в детском саду? — спрашивает папа.

— В живом уголке?

— Нет. Вместе с ребятами.

— Это не положено, — говорит воспитательница. — Может быть, ваша обезьянка на лампочках висит? Или всех колотит половником? А может, она любит цветочные горшки по комнате рассыпать?

— А вы ее на цепочку посадите, — предложил папа.

— Ни за что! — ответила Елизавета Николаевна. — Это так непедагогично!

И решили они так. Папа оставит Анфису в детском саду, но будет через каждый час звонить — спрашивать, как дела. Если Анфиса начнет горшками бросаться или с половником за директором бегать, папа ее сразу заберет. А если Анфиса будет себя хорошо вести, спать, как все дети, тогда ее навсегда оставят в детском саду. Возьмут в младшую группу.

И папа ушел.

Дети окружили Анфису и стали ей все давать. Наташа Грищенкова дала ей яблоко. Боря Голдовский — машинку. Виталик Елисеев дал ей зайца одноухого. А Таня Федосова — книжку про овощи.

Анфиса все это брала. Сначала одной ладошкой, потом второй, потом третьей, потом четвертой. Так как стоять она уже не могла, она легла на спину и по очереди стала свои сокровища в рот засовывать.

Елизавета Николаевна зовет:

— Дети, за стол!

Дети сели завтракать, а обезьянка осталась на полу лежать. И плакать. Тогда воспитательница взяла ее и за свой воспитательный стол посадила. Так как лапы у Анфисы были подарками заняты, пришлось Елизавете Николаевне ее с ложечки кормить.

Наконец дети позавтракали. И Елизавета Николаевна сказала:

— Сегодня у нас большой медицинский день. Я буду учить вас чистить зубы и одежду, пользоваться мылом и полотенцем. Пусть каждый возьмет в руки учебную зубную щетку и тюбик с пастой.

Ребята разобрали щетки и тюбики. Елизавета Николаевна продолжала:

— Взяли тюбик в левую руку, а щетку в правую. Грищенкова, Грищенкова, не надо зубной щеткой сметать крошки со стола.

Анфисе не хватило ни учебной зубной щетки, ни учебного тюбика. Потому что Анфиса была лишняя, незапланированная. Она увидела, что у всех ребят есть такие интересные палочки со щетиной и такие белые бананчики, из которых белые червячки вылезают, а у нее нет, и захныкала.

— Не плачь, Анфиса, — сказала Елизавета Николаевна. — Вот тебе учебная банка с зубным порошком. Вот тебе щетка, учись.

Она начала урок.

— Итак, выдавили пасту на щетку и стали чистить зубы. Вот так, сверху вниз. Маруся Петрова, правильно. Виталик Елисеев, правильно. Вера, правильно. Анфиса, Анфиса, ты что делаешь? Кто тебе сказал, что зубы надо чистить на люстре? Анфиса, не посыпай нас зубным порошком! А ну-ка, иди сюда!

Анфиса послушно слезла, и ее привязали полотенцем к стулу, чтобы она успокоилась.

— Теперь переходим ко второму упражнению, — сказала Елизавета Николаевна. — К чистке одежды. Возьмите в руки одежные щетки. Порошком вас уже посыпали.

Тем временем Анфиса раскачалась на стуле, упала вместе с ним на пол и побежала на четырех лапках со стулом на спине. Потом влезла на шкаф и там села, как царь на троне.

Елизавета Николаевна говорит ребятам:

— Смотрите, у нас царица Анфиса Первая появилась. На троне сидит. Придется нам ее заякорить. Ну-ка, Наташа Грищенкова, принеси мне из гладильной самый большой утюг.

Наташа принесла утюг. Он был такой большой, что она по дороге два раза упала. И проводом от электричества Анфису к утюгу привязали. Ее скакательность и бегательность сразу резко упали. Она стала ковылять по комнате, как старушка столетней давности или как английский пират с ядром на ноге в испанском плену в средние века.

Тут телефон зазвонил, папа спрашивает:

— Елизавета Николаевна, как там мой зверинец, хорошо себя ведет?

— Пока терпимо, — говорит Елизавета Николаевна, — мы ее к утюгу приковали.

— Утюг электрический? — спрашивает папа.

— Электрический.

— Как бы она его в сеть не включила, — сказал папа. — Ведь пожар будет!

Елизавета Николаевна трубку бросила и скорее к утюгу.

И вовремя. Анфиса его в самом деле в розетку вставила и смотрит, как из ковра дым идет.

— Вера, — говорит Елизавета Николаевна, — что же ты за своей сестренкой не следишь?

— Елизавета Николаевна, — говорит Вера, — мы все за ней следим. И я, и Наташа, и Виталик Елисеев. Мы даже за лапы ее держали. А она ногой утюг включила. Мы и не заметили.

Елизавета Николаевна вилку от утюга лейкопластырем забинтовала, теперь ее никуда не включишь. И говорит:

— Вот что, дети, сейчас старшая группа на пение пошла. Значит, бассейн освободился. И мы с вами туда пойдем.

— Ура! — закричали малыши и побежали купальники хватать.

Они пошли в комнату с бассейном. Они пошли, а Анфиса плачет и к ним руки тянет. Ей никак с утюгом ходить нельзя.

Тогда Вера и Наташа Грищенкова ей помогли. Они вдвоем утюг взяли и понесли. А Анфиса рядом шла.

В комнате, где бассейн, было лучше всего. Там цветы росли в кадках. Везде лежали спасательные круги и крокодилы. И окна были до самого потолка.

Все дети как начали в воду прыгать, только водяной дым пошел.

Анфиса тоже в воду захотела. Она к краю бассейна подошла и как свалится вниз! Только она до воды не долетела. Ее утюг не пустил. Он на полу лежал, и проволока до воды не доставала. И Анфиса около стенки болтается. Болтается и плачет.

— Ой, Анфиса, я тебе помогу, — сказала Вера и с трудом утюг с края бассейна сбросила. Утюг на дно ушел и Анфису утащил.

— Ой, — кричит Вера, — Елизавета Николаевна, Анфиса не выныривает! Ее утюг не пускает!

— Караул! — закричала Елизавета Николаевна. — Ныряем!

Она как была в белом халате и в шлепанцах, так с разбегу в бассейн и прыгнула. Вытащила сначала утюг, потом Анфису.

И говорит: — Эта меховая дурочка меня так измучила, будто я три вагона угля лопатой разгрузила.

Она завернула Анфису в простыню и всех ребят из бассейна достала.

— Все, хватит плавания! Сейчас мы все вместе пойдем в музыкальную комнату и будем петь «Теперь я Чебурашка…»

Ребята быстро оделись, а Анфиса так мокрая в простыне и сидела.

Пришли в музыкальную комнату. Дети встали на длинную лавочку. Елизавета Николаевна села на музыкальную табуретку. А Анфису, всю спеленутую, посадили на край рояля, пусть сохнет.

И Елизвета Николаевна начала играть:

И вдруг послышалось — БЛЯМ!

Елизавета Николаевна удивленно смотрит по сторонам. Она это БЛЯМ не играла. Она снова начала:

И вдруг снова — БЛЯМ!

«В чем дело? — думает Елизавета Николаевна. — Может быть, в рояле мышка поселилась? И по струнам стучит?»

Елизавета Николаевна крышку подняла и в пустой рояль полчаса смотрела. Никакой мышки.

И снова начинает играть:

И снова — БЛЯМ, БЛЯМ!

— Ничего себе! — говорит Елизавета Николаевна. — Уже два БЛЯМа получилось. Ребята, вы не знаете, в чем дело?

Ребята не знали. А это Анфиса, завернутая в простыню, мешала. Она незаметно ножку высунет, сделает БЛЯМ по клавишам и ножку снова в простыню вдернет.

Вот что получилось:

БУХ получилось потому, что Анфиса довертелась и с рояля рухнула. И все сразу поняли, откуда эти БЛЯМ-БЛЯМЫ сыпались.

После этого в жизни детского сада было некоторое затишье. То ли Анфиска устала каверзничать, то ли за ней очень внимательно все смотрели, но за обедом она ничего не выкинула. Если не считать, что она тремя ложками суп ела. Потом спала тихо вместе со всеми. Правда, спала на шкафу. Но с простыней и подушкой, все как положено. Никаких горшков с цветами по комнате не рассыпала и со стулом за директором не бегала.

Елизавета Николаевна даже успокоилась. Только рано. Потому что после полдника было художественное вырезание. Елизавета Николаевна сказала ребятам:

— А сейчас все мы дружно возьмем ножницы и будем из картона вырезать воротнички и шапочки.

Ребята пошли дружно брать картон и ножницы со стола. Анфисе ни картона, ни ножниц не хватило. Ведь Анфиса как была незапланированная, так незапланированной и осталась.

— Мы берем картон и вырезаем кружочек. Вот так, — Елизавета Николаевна показала.

И все ребята, высунув языки, стали вырезать кружочки. У них получались не только кружочки, но и квадратики, треугольники и блины.

— А где мои ножницы?! — закричала Елизавета Николаевна. — Анфиса, покажи мне свои ладошки!

Анфиса с удовольствием показала черные ладошки, в которых ничего не было. А задние лапы спрятала за спину. Ножницы, конечно же, были там. И пока ребята вырезали свои кружочки и козыречки, Анфиса тоже вырезала дырочки из подручного материала.

Все так увлеклись шапочками и воротничками, что не заметили, как час прошел и родители стали приходить.

Забрали Наташу Грищенкову, Виталика Елисеева, Борю Голдовского. И вот папа Веры пришел, Владимир Федорович.

— Как тут мои?

— Хорошо, — говорит Елизавета Николаевна. — И Вера, и Анфиса.

— Неужели Анфиса ничего не натворила?

— Как не натворила? Натворила, конечно. Всех зубным порошком посыпала. Чуть пожар не устроила. В бассейн с утюгом прыгнула. На люстре качалась.

— Значит, не берете ее?

— Почему не берем? Берем! — сказала воспитательница. — Вот сейчас мы кружочки режем, а она никому не мешает.

Она встала, и все увидели, что ее юбка в кружочках. И ее длинные ноги изо всех кружочков сверкают.

— Ах! — сказала Елизавета Николаевна и даже присела. А папа взял Анфису и отобрал у нее ножницы. Они у нее в задних лапах были.

— Эх ты, чучело! — сказал он. — Сама свое счастье испортила. Придется тебе дома сидеть.

— Не придется, — сказала Елизавета Николаевна. — Мы берем ее в детский сад.

И ребята запрыгали, заскакали, заобнимались. Так они Анфису полюбили.

— Только обязательно принесите справку от врача! — сказала воспитательница. — Без справки в детский сад ни один ребенок не пройдет.

История третья Как Вера и Анфиса в поликлинику ходили

Пока у Анфисы справки от врача не было, ее в детский сад не брали. Она дома оставалась. И Вера с ней вместе дома сидела. И, конечно, с ними сидела бабушка.

Правда, бабушка не столько сидела, сколько по хозяйству бегала. То в булочную, то в гастроном за колбасой, то в рыбный магазин за селедочными очистками. Анфиса эти очистки больше всякой селедки любила.

И вот суббота наступила. Папа Владимир Федорович в школу не пошел. Он взял Веру и Анфису и в поликлинику с ними отправился. Справку получать.

Веру он за руку вел, а Анфису для маскировки решил в коляску посадить. Чтобы детское население со всех микрорайонов не сбегалось.

Если кто-то из ребят замечал Анфиску, то за ней очередь выстраивалась, как за апельсинами. Уж больно ребята в городе любили Анфиску. Но она тоже времени даром не теряла. Пока ребята вокруг нее крутились, брали ее на руки, передавали друг другу, она к ним в карманы лапки засовывала и все оттуда вытаскивала. Передними лапками ребенка обнимет, а задними у ребенка карманчики чистит. И все вещички она в защечных мешках прятала. Дома у нее изо рта вынимали ластики, значки, карандашики, ключи, зажигалки, жвачки, монетки, соски, брелки, патроны и перочинные ножички.

Вот они к поликлинике подошли. Вошли внутрь, в вестибюль. Вокруг все белое и стеклянное. На стенке висит веселая история в стеклянных рамочках: что с одним мальчиком было, когда он ядовитые грибы съел.

И другая история — про дяденьку, который сам себя лечил народными средствами: сушеными пауками, примочками из свежей крапивы и грелкой из электрического чайника.

Вера говорит:

— Ой, какой дяденька смешной! Сам больной, а курит.

Папа ей объяснил:

— Это он не курит. Это у него под одеялом грелка вскипела.

Вдруг папа закричал:

— Анфиса, Анфиса! Не облизывай плакаты! Анфиса, зачем ты в урну засунулась?! Вера, возьми веник и подмети, пожалуйста, Анфису.

У окна в кадке огромная пальма стояла. Анфиса как ее увидела, так к ней и бросилась. Обняла пальму и в кадку встала. Папа пробовал ее увести — ни за что!

— Анфиса, отпусти, пожалуйста, пальму! — строго говорит папа.

Анфиса не отпускает.

— Анфиса, Анфиса! — еще строже говорит папа. — Отпусти, пожалуйста, папу.

Анфиса и папу не отпускает. А руки у нее — как будто тиски из железа. Тут на шум пришел врач из соседнего кабинета.

— В чем дело? А ну-ка, обезьянка, отпусти дерево!

Но обезьянка дерево не отпускала. Врач попытался ее отцепить — и сам прилип. Папа еще строже говорит:

— Анфиса, Анфиса, отпусти, пожалуйста, папу, отпусти, пожалуйста, пальму, отпусти, пожалуйста, врача.

Ничего не получается. Тут главный врач пришел.

— В чем тут дело? Почему хоровод вокруг пальмы? У нас что — пальмовый Новый год? Ах, здесь обезьянка всех держит! Сейчас мы ее отцепим.

После этого папа уже так заговорил:

— Анфиса, Анфиса, отпусти, пожалуйста, папу, отпусти пальму, отпусти, пожалуйста, врача, отпусти, пожалуйста, главного врача.

Вера взяла и Анфису пощекотала. Тогда она всех отпустила, кроме пальмы. Она пальму всеми четырьмя лапами обняла, щекой к ней прижалась и плачет.

Главный врач сказал:

— Я недавно в Африке был по культурному обмену. Там много пальм видел и обезьянок. Там на каждой пальме обезьянка сидит. Они друг к другу привыкли. А елок там совсем нет. И белок.

Простой врач спросил папу:

— Зачем вы к нам обезьянку привели? Она заболела?

— Нет, — говорит папа. — Ей справка нужна в детский сад. Ее надо исследовать.

— Как же мы ее будем исследовать, — говорит простой врач, — если она от пальмы не отходит?

— Так и будем исследовать, не отходя от пальмы, — сказал главный врач. — Зовите сюда главных специалистов и заведующих отделениями.

И скоро к пальме все врачи подошли: и терапевт, и хирург, и ухо-горло-нос. Сначала у Анфисы кровь взяли на анализ. Она себя очень смело вела. Спокойно дала палец и смотрела, как у нее через стеклянную трубочку кровь из пальца берут.

Потом ее врач-педиатр слушал через резиновые трубочки. Он сказал, что Анфиса здорова, как маленький паровозик.

Дальше надо было Анфису на рентген вести. Но как ее поведешь, если ее от пальмы не оторвать? Тогда папа и врач из рентгеновского кабинета Анфису вместе с пальмой в кабинет принесли. Поставили ее вместе с пальмой под аппарат, и врач говорит:

— Дышите. Не дышите.

Только Анфиса не понимает. Она, наоборот, дышит, как насос. Очень врач с ней намучился. Потом как закричит:

— Батюшки, да у нее гвоздь в животе!! И еще один! И еще! Вы что ее гвоздями кормите?!

Папа отвечает:

— Не кормим мы ее гвоздями. И сами не едим.

— Откуда же у нее гвозди? — думает рентгеновский врач. — И как их из нее достать?

Потом он решил:

— А давайте дадим ей магнит на веревочке. Гвозди к магниту прилипнут, и мы их вытащим.

— Нет, — говорит папа. — Не будем мы ей магнит давать. Она с гвоздями живет — и ничего. А если она магнит проглотит, неизвестно еще, что из этого выйдет.

В это время Анфиса вдруг по пальме вверх полезла. Она вверх полезла какую-то штучку блестящую крутить, а гвозди на месте остались. И тогда врач понял:

— Это же гвозди не в Анфисе, а в пальме были. На них нянечка свой халат вешала и ведро по ночам. — Он говорит: — Слава богу, ваш паровозик здоров!

После этого Анфису с пальмой снова в холл принесли. И все врачи на консилиум собрались. Они решили, что Анфиса очень здорова и что ей можно в детский сад ходить.

Главный врач прямо около кадки ей справку написал и говорит:

— Вот и все. Можете идти.

А папа отвечает:

— Не можем. Потому что нашу Анфису от вашей пальмы можно только бульдозером оторвать.

— Как же быть? — говорит главный врач.

— Не знаю, — говорит папа. — Придется или нам с Анфисой, или вам с пальмой расставаться.

Врачи все вместе встали в кружок, как команда КВН, и стали думать.

— Надо взять обезьянку — и все тут! — сказал рентгеновский врач. — Она за сторожа будет ночью.

— Мы ей белый халат сошьем. И она будет нам помогать! — сказал врач-педиатр.

— Да, — заметил главный врач. — Она схватит у вас шприц с уколом, мы все будем за ней по всем лестницам и чердакам бегать. А потом она с этим шприцем на какого-нибудь папу с занавески свалится. А если она с этим шприцем в какой-нибудь класс забежит или детский сад, да еще в белом халате!

— Если она в белом халате, со шприцем просто по бульвару пройдется, все наши старушки и прохожие вмиг на деревьях окажутся, — сказал папа. — Отдайте нашей обезьянке вашу пальму.

В это время бабушка Лариса Леонидовна в поликлинику пришла. Она ждала, ждала Веру и Анфису. Их не было. Она забеспокоилась. И сразу сказала главному врачу:

— Если вы обезьянку заберете, я тоже у вас останусь. Я без Анфисы жить не могу.

— Вот и хорошо, — говорит главный врач. — Это все решает. Нам как раз уборщица нужна. Вот вам авторучка, пишите заявление.

Только смотрит — авторучки нет.

— Ничего, — говорит он. — Я сейчас кабинет открою, у меня там есть еще одна.

Только смотрит — ключа нет. Папа ему объясняет:

— Ничего вы не откроете, ваши ключики-авторучки давно уже у нашей обезьянки за щекой.

Он открыл Анфисе рот и привычным движением оттуда достал авторучку, ключ от кабинета главного врача, ключ от кабинета, где рентген стоит, круглую печать для справок, круглое зеркальце врача ухо-горло-носа и свою зажигалку.

Как врачи все это увидели, они сказали:

— У нас своих неприятностей хватает, чтобы у нас еще печати пропадали! Забирайте вашу обезьянку с нашей пальмой. Мы себе новую вырастим. У нас главный врач каждый год в Африку ездит по культурному обмену. Он семена привезет.

Папа и врач-рентгенолог подняли пальму вместе с Анфисой и в коляску ее установили. Так пальма в коляске и поехала. Когда мама пальму увидела, она сказала:

— По моим ботаническим сведениям, эта пальма называется Нефролепис широколистный бархатный. И растет она в основном весной по одному метру в месяц. Скоро она наверх прорастет к соседям. И будет у нас Нефролепис многоэтажный. Станет наша Анфиса по этой пальме по всем квартирам и этажам лазить. Садитесь обедать, селедочные очистки давно на столе.

История четвертая Вера и Анфиса идут в школу

Бабушка Лариса Леонидовна совсем с Верой и Анфисой измучилась, пока они в детский сад не ходили. Она говорила:

— Когда я директором школы была, я отдыхала.

Ей приходилось раньше всех вставать, завтрак для малышей готовить, гулять с ними, купать их, в песочнице с ними играть.

Она продолжала:

— У меня вся жизнь была тяжелая: то разруха, то временные трудности. А сейчас совсем тяжело стало.

Она никогда не знала, что ждать от Веры и Анфисы. Допустим, она суп варит на молоке. А Анфиса на шкафу пол подметает. И суп у бабушки получается мусорный, а не молочный.

— А вчера вот как было. Вчера взялась полы мыть, все водой залила. Анфиса стала мамины платки примерять. Другого времени у нее не нашлось. Платки на пол побросала, они мокрые стали, в тряпки превратились. Пришлось и платки, и Веру, и Анфису стирать. А силы у меня уже не те. Я лучше на вокзал пойду грузчиком… мешки с капустой таскать.

Мама ее успокаивала:

— Еще один день, и они в садик пойдут. Справка о здоровье у нас есть, нам надо только туфельки и передничек купить.

Наконец туфельки и передничек купили. И папа рано утром Веру с Анфисой торжественно повел в детский сад. Вернее, это Веру повели, а Анфису в сумке понесли.

Подошли они и видят, что детский сад торжественно закрыт. И надпись висит большая-пребольшая:

ДЕТСКИЙ САД ЗАКРЫТ НА ПРОРЫВ ТРУБЫ

Надо бы детей и зверей снова домой вести. Но тогда бабушка из дома убежит. И папа сказал сам себе:

— А возьму-ка я их с собой в школу! И я буду спокоен, и для них развлечение.

Он взял девочку за руку, Анфисе приказал в сумку залезть — и пошел. Только чувствует, что-то сумка тяжелая. Оказалось, что Вера в сумку залезла, а Анфиса снаружи идет, босичком. Папа Веру наружу вытряхнул, а Анфису в сумку засунул. Так удобнее стало.

К школе и другие учителя подошли с детьми, и завхоз Антонов с внуками Антончиками. Они тоже в этот трубопрорывательный детский сад ходили. Детей очень много получилось — десять человек, целый класс. Кругом школьники очень важные ходят или носятся как угорелые. Дети прилипли к своим папам и мамам — не отлепить. А учителям же надо на уроки идти.

Тогда самая старшая учительница Серафима Андреевна сказала:

— Мы всех детей в учительскую комнату отведем. И попросим Петра Сергеевича с ними посидеть. У него уроков нет, а педагог он опытный.

И детей повели в учительскую к Петру Сергеевичу. Это был директор школы. Он был очень опытный педагог. Потому что сразу сказал:

— Караул! Только не это!

Но родители и Серафима Андреевна стали просить:

— Петр Сергеевич, ну пожалуйста. Всего лишь два часика!

В школе прозвенел звонок, и учителя в свои классы побежали уроки давать. Петр Сергеевич с малышами остался. Он им сразу игрушки раздал: указки, глобус, коллекцию минералов Поволжья и еще кое-что. Анфиса заспиртованную лягушку схватила и с ужасом стала рассматривать.

А чтобы малыши не скучали, Петр Сергеевич начал им сказку рассказывать:

— В одном Министерстве народного образования жила-была баба Яга…

Вера сразу сказала:

— Ой, страшно!

— Пока еще нет, — сказал директор. — Выписала она себе однажды командировку, села на метлу и полетела в один маленький городок.

Вера снова говорит:

— Ой, страшно!

— Да ничего подобного, — говорит директор. — Она не в наш город полетела, а в другой… В Ярославль… Прилетела она в одну школу, пришла в младшие классы…

— Ой, страшно! — продолжала Вера.

— Да, страшновато, — согласился директор. — И говорит: «Где у вас план внеклассной работы младшеклассников?!! Давайте его сюда, а то я вас всех съем!»

Вера тут свое лицо сморщила, как косточку персика, чтобы заплакать. Но директор раньше успел:

— Не плачь, девочка, никого она не съела!

— Никого?

— Никого. Все целы остались. Даже директора в этой школе не съела… До чего же вы, детсадовские, чувствительны! Если вас сказки пугают, что с вами правда жизни сделает?!

После этого Петр Сергеевич детсадовцам книжки раздал и тетрадки. Читайте, смотрите, изучайте, рисуйте.

Анфисе очень интересная книга досталась: «План пионерской работы 6-го «А»». Анфиса читала, читала… Потом ей что-то не понравилось, и она этот план съела.

Потом ей муха не понравилась. Эта муха все в окно стукалась, хотела разбить. Анфиса схватила указку — и за ней. Муха на лампочку села, Анфиса как по мухе хвать!.. В учительской стало темно. Дети закричали, заволновались. Петр Сергеевич понял, что пришла пора решительных мер. Он вывел детей из учительской и стал по одному ребенку в каждый класс запихивать. В классах такая радость началась. Представляете, только учитель сказал: «Сейчас мы с вами напишем диктант», а тут ребенка в класс запихивают.

Все девочки охают:

— Ой, какой маленький! Ой, какой перепуганненький! Мальчик, мальчик, как тебя звать?

— Маруся.

Учитель говорит:

— Маруся, Маруся, ты чья? Тебя нарочно подбросили или ты заблудилась?

Маруся сама точно не уверена, поэтому начинает нос морщить, чтобы заплакать. Тогда учитель ее на руки взял и говорит:

— Вот тебе кусочек мела, рисуй кошечку в углу. А мы будем диктант писать.

Маруся, конечно, начала карябать в углу доски. У нее вместо кошечки получилась табакерка с хвостом. А учитель начал диктовать: «Пришла осень. Все дети сидели в доме. Один кораблик плавал в холодной луже…»

— Обратите внимание, дети, на окончания слов «в доме», «в луже».

И тут Маруся как заплачет.

— Ты чего, девочка?

— Кораблик жалко.

Так и не удалось в четвертом «В» диктант провести.

В пятом «А» география была. И пятому «А» Виталик Елисеев достался. Он не шумел, не кричал. Он очень внимательно все слушал про вулканы. А потом спросил у учительницы Грищенковой:

— Булкан — он булки делает?

Вера и Анфиса были засунуты учителю Валентину Павловичу Встовскому на урок зоологии. Он четвероклассникам про животный мир средней полосы России рассказывал. Он говорил:

— У нас в лесах Анфисы не водятся. У нас водятся лоси, кабаны, олени. Из умных зверей встречаются бобры. Они живут у маленьких речек и умеют строить плотины и хатки.

Вера очень внимательно слушала и смотрела на картинки зверей по стенам.

Анфиса тоже очень внимательно слушала. А сама думала:

«Какая красивая ручка на шкафу. Как бы ее облизнуть?»

Валентин Павлович стал про домашних зверей рассказывать. Он говорил Вере:

— Вера, назови нам домашнее животное.

Вера сразу сказала:

— Слон.

Учитель ей подсказывает:

— Ну почему слон? Слон в Индии бывает домашним животным, а ты назови наше.

Вера молчит и пыхтит. Тогда Валентин Павлович стал ей подсказывать:

— Вот дома у бабушки живет такой ласковый с усами.

Вера сразу поняла:

— Таракан.

— Да нет, не таракан. А ласковый такой дома у бабушки живет… с усами и хвостом.

Вера тогда все окончательно сообразила и сказала:

— Дедушка.

Все школьники так и грохнули. Сам Валентин Павлович не удержался и сдержанно улыбнулся.

— Спасибо тебе, Вера, и тебе, Анфиса, спасибо. Вы очень оживили наш урок.

А к Вериному папе на урок арифметики два Антончика были засунуты — внуки завхоза Антонова.

Папа немедленно их в дело пустил.

— Из пункта А в пункт Б идет пешеход. Вот ты… как тебя зовут?

— Алеша…

— Ты, Алеша, будешь пешеход. А ему навстречу из пункта Б в пункт А идет грузовик… Как тебя зовут?

— Сережа Антонов!

— Ты, Сережа Антонов, будешь грузовик. Ну-ка, как ты тарахтишь?

Сережа Антонов тарахтел прекрасно. Чуть Алешу не задавил. Ученики мигом задачу решили. Потому что все стало ясно: как едет грузовик, как идет пешеход и что встретятся они не в середине пути, а около первой парты. Потому что грузовик идет быстрее в два раза.

Все бы хорошо, но тут к школе подъехала комиссия из роно. Приехали люди, которые работу школы проверяют.

Подъехали, а от школы тишина идет, как пар от утюга. Они сразу насторожились. Это были две тети и один тихий начальник с портфелем. Одна тетя была длинная, как целых две. А другая низкая и круглая, как целых четыре. У нее лицо было круглое, глаза круглые и все другие части тела были как по циркулю.

Длинная тетя говорит:

— Как же это может быть, чтобы школа была такая тихая? Я за свою длинную жизнь такого не видела.

Тихий начальник предположил:

— Может быть, сейчас эпидемия гриппа происходит? И все школьники дома сидят? Вернее, лежат как один.

— Нет никакой эпидемии, — отвечает круглая тетя. — В этом году грипп вообще отменили. Я в газетах читала. Наши лучшие в мире врачи новое лекарство закупили и всем уколы сделали. Кого укололи, тот пять лет гриппом не болеет.

Тогда длинная тетя подумала:

— Может быть, здесь коллективный прогул и все ребята как один в кино сбежали «Доктора Айболита» смотреть? А может быть, учителя на уроки с дубинками ходят, всех учеников запугали и дети сидят тихие как мышки?

— Надо пойти и посмотреть, — сказал начальник. — Ясно одно: если в школе такая тишина, значит, в школе непорядок.

Вошли они в школу и в первый попавшийся класс засунулись. Смотрят, там ребята Борю Голдовского окружили и воспитывают:

— Ты почему, мальчик, такой неумытый?

— Я шоколад ел.

— Ты почему, мальчик, такой пыльный?

— Я на шкаф залезал.

— Ты почему, мальчик, такой липкий?

— Я на бутылке с клеем сидел.

— Давай, мальчик, мы тебя в порядок приведем. Умоем, причешем, курточку отчистим.

Комиссия в лице длинной тети спрашивает:

— А почему это у вас на уроке посторонний?

Учительница в этом классе была Верина мама. Она говорит:

— Это не посторонний. Это — учебное пособие. У нас сейчас внеклассное занятие происходит. Урок труда.

Комиссия в этот раз в лице круглой тети снова спрашивает:

— Какое такое внеклассное занятие? Как оно называется?

Верина мама, Наталья Алексеевна, говорит:

— Называется оно «Уход за младшим братом».

Комиссия сразу забуксовала, затихла. А тихий начальник спрашивает:

— И что этот урок по всей школе идет?

— Конечно. У нас даже лозунг есть, типа призыва: «Уход за младшим братом полезен всем ребятам!»

Комиссия окончательно успокоилась. Тихо-тихо так на цыпочках к директору в учительскую пришла.

В учительской тишина и благодать. Учебные пособия лежат везде как положено. А директор сидит и ведомости на учеников заполняет.

Тихий начальник сказал:

— Мы вас поздравляем. Это вы здорово придумали с младшим братом. Мы теперь такое движение по всем школам начнем.

А длинная тетя сказала:

— С младшим братом — это все прекрасно. А как у вас дела с внеклассной работой обстоят? Дайте мне скорее «План внеклассной работы младшеклассников».

Петр Сергеевич свое лицо сморщил, как косточку персика.

История пятая Вера и Анфиса заблудились

У папы и мамы Веры и у их бабушки была очень хорошая квартира — три комнаты и кухня. И бабушка все время эти комнаты подметала. Она одну комнату подметет, все по местам расставит, а Вера с Анфисой уже в другой беспорядок наведут. Игрушки раскидают, мебель перевернут.

Хорошо было, когда Вера и Анфиса рисовали. Только у Анфисы привычка была — схватить карандаш и начать рисовать на потолке, сидя на люстре. У нее такие каляки получались — залюбуешься. После каждого сеанса хоть заново потолок бели. Поэтому бабушка со щеткой и зубной пастой после ее уроков рисования со стремянки не слезала.

Тогда придумали карандаш для Анфисы на веревочку привязывать к столу. Она очень быстро научилась веревочку перекусывать. Веревочку на цепочку заменили. Дело лучше пошло. Максимум вреда был в том, что Анфиса карандаш съедала и рот себе в разные цвета окрашивала: то в красный, то в зеленый, то в оранжевый. Как улыбнется она такой разноцветной пастью, сразу кажется, что она не обезьянка, а инопланетянка.

Но все равно Анфису все очень любили… Даже непонятно почему.

Однажды бабушка говорит:

— Вера и Анфиса, вы уже большие! Нате вам рубль, идите в булочную. Купите хлеба — половину буханки и целый батон.

Вера очень обрадовалась, что ей дали такое важное поручение, и запрыгала от радости. Анфиса тоже запрыгала, потому что Вера запрыгала.

— У меня мелочь есть, — сказала бабушка. — Вот вам двадцать две копейки на батон и шестнадцать на буханку черного.

Вера батонные деньги взяла в одну руку, а буханочные в другую и пошла. Очень она боялась их перепутать.

В булочной Вера стала думать, какой батон взять — простой или с изюмом. А Анфиса сразу схватила два батона, а потом стала думать: «Ой, какие удобные! Кого бы ими треснуть по башке?»

Вера говорит:

— Нельзя хлеб руками трогать и размахивать им. Хлеб надо уважать. А ну, положи на место!

А Анфиса не помнит, где она их взяла. Вера сама тогда их на место положила и дальше думает, как ей быть, — бабушка ей про изюм ничего не говорила.

Кассирша на секунду отошла. Тут Анфиса как прыгнет на ее место, как начнет всем чеки выдавать километрами.

Люди смотрят на нее и не узнают:

— Посмотрите, как наша Мария Ивановна высохла! До чего же у кассирш в торговле работа трудная!

Вера увидела Анфису за кассой и из магазина ее срочно вывела:

— Не умеешь ты себя вести как человек. Посиди здесь наказанная.

И прицепила ее лапку к поручню у витрины. А к этому поручню собака была привязана неизвестной породы. Вернее, всех пород вместе. Анфиса и давай перед этой собакой выдрючиваться.

Из магазина кошка вышла. А собака всеми своими породами кошек терпеть не могла. Мало того, что кошка шла, да она еще такая важная, будто она — директор магазина или начальник главка по торговле сосисками.

Она глаза прищурила и так на собаку посмотрела, будто это не собака была, а так, принадлежность какая, пенек или чучело.

Собака не выдержала, за сердце схватилась от такой пренебрежительности и как рванет за кошкой! Даже поручень от магазина оторвала. А за поручень Анфиса держалась, а за Анфису Вера ухватилась. И все они вместе бегут.

Вообще-то, Вера с Анфисой никуда бежать не собирались, просто так вышло.

Вот мчится по улице процессия — впереди кошка, уже не такая прищуренная и важная, за ней собака всех пород, за ней поводок, потом поручень, за который Анфиса держится, а за Анфисой Вера бежит, еле поспевает со своими батонами в авоське.

Бежит Вера и боится своей авоськой какую-нибудь бабушку зацепить. Бабушку она не зацепила, а один школьник средних классов ей под горячую авоську попался.

И он тоже за ними побежал как-то боком, хотя никуда бежать не собирался.

Вдруг кошка увидела перед собой забор, а в заборе дырку для куриц. Кошка туда юрк! Собака с поручнем за ней, а Вера с Анфисой в дырку не влезли, они о забор стукнулись и остановились.

Среднеклассник от них отцепился и, ворча что-то среднеклассное, ушел, уроки делать. А Вера и Анфиса одни остались посреди большого города.

Вера думает: «Хорошо, что у нас хлеб с собой. Мы сразу не погибнем».

И пошли они куда глаза глядят. А глаза у них глядели в основном на качели и разные плакаты на стенах.

Вот идут они себе, не торопятся, взявшись за руки, город рассматривают. А самим немного страшно: где дом? Где папа? Где мама? Где бабушка с обедом? Никому неизвестно. И Вера начинает немного поплакивать и повсхлипывать.

И тут к ним милиционер подошел:

— Здравствуйте, юные граждане! Куда это вы идете?

Вера ему отвечает:

— Мы идем во все стороны.

— А откуда вы идете? — спрашивает милиционер.

— Мы идем из булочной, — говорит Вера, а Анфиса на батон в авоське показывает.

— Но вы хоть свой адрес знаете?

— Конечно, знаем.

— Какая ваша улица?

Вера задумалась, а потом говорит:

— Первомайская улица имени Первого мая на Октябрьском шоссе.

— Понятно, — говорит милиционер, — а дом какой?

— Кирпичный, — говорит Вера, — со всеми удобствами.

Милиционер задумался, а потом говорит:

— Я знаю, где ваш дом искать. Такие мягкие батоны только в одной булочной продают. В Филипповской. Это на Октябрьском шоссе. Пошли туда, а там видно будет.

Он взял свой радиопередатчик в руки и сказал:

— Алло, дежурный, я тут двух детей нашел в городе. Поведу их домой. Я временно свою будку покину. Пришли кого-нибудь вместо меня.

Дежурный ему ответил:

— Не буду я никого присылать. У меня полдивизии на картошке. Никто твою будку не утащит. Пусть так постоит.

И пошли они по городу. Милиционер спрашивает:

— Ты, девочка, читать умеешь?

— Умею, — говорит Вера.

— Что здесь написано? — он показал на один плакат на стене.

Вера прочитала:

«Для младших школьников! «Густоперченный мальчик»».

А этот мальчик был не густоперченный, а гуттаперчевый, резиновый значит.

— А ты не младшая школьница? — спросил милиционер.

— Нет, я в садик хожу. Я всадница. И Анфиса всадница.

Вдруг Вера закричала:

— Ой, это же наш дом! Мы уже давно пришли!

Они поднялись на третий этаж и встали у двери.

— Сколько раз звонить? — спрашивает милиционер.

— Мы до звонка не достаем, — говорит Вера. — Мы ногами стучим.

Милиционер ногами постучал. Бабушка выглянула и как испугается:

— Их уже арестовали! Что они такое натворили?

— Нет, бабуся, они ничего не натворили. Они заблудились. Получите и распишитесь. А я пошел.

— Нет уж, нет уж! — сказала бабушка. — Какой невежливый! У меня суп на столе. Садитесь с нами есть. И чай пить.

Милиционер даже растерялся. Он был совсем новенький. Им в милицейской школе ничего об этом не рассказывали. Их учили, что с преступниками делать: как их брать, куда сдавать. А про суп и про чай с бабушками ничего не говорили.

Он все-таки остался и сидел как на иголках, и все свою рацию слушал. А по рации все время говорили:

— Внимание! Внимание! Всем постам! На загородном шоссе автобус с пенсионерами съехал в кювет. Пришлите грузовик-тягач.

— Еще внимание. Свободную машину просят подъехать на улицу писателя Чехова. Там две старушки несли чемодан и сели на проезжей части.

Бабушка говорит:

— Ой, какие у вас интересные радиопередачи. Интереснее, чем по телевизору и по «Маяку».

А радио опять сообщает:

— Внимание! Внимание! Внимание! Грузовик-тягач отменяется. Пенсионеры сами вытащили автобус из кювета. И с бабушками все в порядке. Проходивший отряд школьников отнес чемоданы и бабушек на вокзал. Все в порядке.

Тут все вспомнили, что Анфисы давно нет. Глядят, а она перед зеркалом крутится, милицейскую фуражку примеряет.

В это время радио говорит:

— Милиционер Матвеенко! Чем вы заняты? Вы на посту?

Наш милиционер вытянулся и говорит:

— Я всегда на посту! Сейчас второе доем и к своей будке направляюсь.

— Второе будете дома доедать! — сказал ему дежурный. — Немедленно возвращайтесь на пост. Сейчас мимо американская делегация поедет. Надо им дать зеленую улицу.

— Намек понял! — сказал наш милиционер.

— Это не намек! Это приказ! — сурово ответил дежурный.

И милиционер Матвеенко пошел на свой пост.

С тех пор Вера свой адрес наизусть выучила: Первомайский переулок, дом 8. Рядом с Октябрьским шоссе.

История шестая Как Вера и Анфиса служили учебным пособием

Никогда в доме не скучали. Анфиса всем работу задавала. То в холодильник залезет и вылезет оттуда вся в инее. Бабушка кричит:

— Белый чертик из холодильника!

То в шкаф с одеждой заберется и выйдет оттуда в новом наряде: пиджак удлиненный до земли, шарф на босу ногу, шляпа вязанная в форме женского носка, а сверху над всем этим лифчик укороченный в виде пояса.

Как она выберется из шкафа в этом наряде, как пройдется по ковру с видом европейской манекенщицы, виляя всеми лапками, — хоть стой, хоть падай! А порядок в шкафу надо целый час наводить.

Поэтому Веру и Анфису при первой возможности на улицу выставляли. Очень часто с ними папа гулял.

Однажды гулял папа с Верой и Анфисой в детском парке. С ними гулял папин товарищ — учитель зоологии Встовский Валентин Павлович. И гуляла его дочка Олечка.

Папы беседовали, как два английских лорда, а дети скакали в разные стороны. Потом Анфиса взяла обоих пап за руки и стала на папах, как на качелях, качаться.

Впереди шел продавец с воздушными шарами. Анфиса как раскачается, как схватится за шары! Продавец испугался и шары бросил. Анфису понесло на шарах по аллее. Еле-еле папы ее догнали и от шаров отцепили. А три лопнутых шара у продавца пришлось купить. Очень обидно покупать лопнутые шары. Зато продавец почти не ругался.

Тут Валентин Павлович говорит папе:

— Знаете что, Владимир Федорович, дайте мне, пожалуйста, Веру и Анфису на один урок. Я хочу лекцию для шестиклассников устроить о происхождении человека.

Папа на это отвечает:

— Анфису я тебе дам, а дочку ты свою возьми. У тебя такая же.

— И вовсе не такая, — говорит Встовский. — Моя совсем от обезьянки не отличается. Видишь, они обе на ветке вниз головой висят. А твоя Вера — девочка строгая. Сразу видно, что она умнее обезьянки. И будет большая польза для науки.

Папа ради этой пользы согласился. Только спросил:

— А какая будет лекция?

— Вот какая. В наш город бананы завезли. Я на стол банан положу, Анфиса его сразу схватит, а Вера будет спокойно сидеть. Я скажу ребятам: «Видите, чем человек от обезьяны отличается? Он думает, и думает не только о бананах, но и о том, как себя вести, — ведь кругом люди».

— Убедительный пример, — сказал папа.

А в город действительно завезли бананы, второй раз за эту пятилетку.

Это был просто праздник для города.

И действительно, все люди в городе покупали бананы. Кто в авоську, кто в полиэтиленовый мешок, кто просто в карманы.

И все люди приходили в дом к Вериным родителям и говорили: «Нам эти бананы не очень нужны, а ваша Анфиса без них пропадет. Она по бананам скучает, как мы по соленым огурцам».

— Ешь, ешь, девочка… то есть зверюшка!

Папа укладывал бананы в холодильник, мама варила из них варенье, а бабушка Лариса Леонидовна сушила их над плитой, как грибы.

А когда Вера тянула руки к бананам, ей строго говорили:

— Это не тебе, это Анфисе принесли. Ты без бананов можешь, а она не очень.

Анфиса буквально была набита бананами. И спать она легла с бананом во рту и с бананом в каждой лапе.

А утром их на лекцию повели.

В классе был нарядный учитель Встовский и целых два класса шестиклассников. На стене висели всякие плакаты на тему: «Есть ли жизнь на Земле, и откуда она взялась».

Это были плакаты нашей раскаленной планеты, потом остывшей планеты, потом планеты, покрытой океаном. Потом были рисунки всякой морской микрожизни, первых рыб, чудовищ, выползающих на сушу, птеродактилей, динозавров и других представителей древнего зооуголка Земли. Короче, это была целая поэма о жизни.

Учитель Валентин Павлович посадил Веру и Анфису за свой стол и начал лекцию.

— Ребята! Перед вами сидят два существа. Человек и обезьяна. Сейчас мы эксперимент проведем. Чтобы увидеть разницу между человеком и обезьяной. Вот я достаю из портфеля и кладу на стол банан. Смотрите, что будет.

Он достал банан и на стол положил. И тут наступил щекотливый момент. Обезьянка Анфиса от банана отвернулась, а Вера — цап его!

Учитель Встовский был потрясен. Он никак не ожидал от Веры такого поступка. Но заготовленный вопрос у него с губ сорвался:

— Чем, ребята, человек от обезьяны отличается?

Ребята сразу закричали:

— Человек соображает быстрее!

Учитель Встовский сел на переднюю парту лицом к доске и за голову схватился. Караул! Но в этот момент Вера очистила банан и кусочек Анфисе протянула. Учитель сразу воскрес:

— Нет, ребята, не тем человек от обезьянки отличается, что думает быстрее, а тем, что он о других думает. О других заботится, о друзьях, о товарищах. Человек — существо коллективное.

Он повернулся к классу:

— Ну-ка, смотрим все на плакаты! Скажите, на кого похож питекантроп?

Ребята сразу закричали:

— На завхоза Антонова!

— Нет. Он похож на человека. У него уже в руках топор. А топор — это уже средство коллективного труда. Им деревья рубят для дома, сучья для костра. Люди у костра все вместе греются, песни поют. Ученые говорят, что человека создал труд. Они ошибаются. Человека создал коллектив!

Школьники даже рты пооткрывали. Ничего себе — их школьный учитель больше ученых знает!

А первобытные люди смотрят на шестиклассников и, кажется, им сами о себе рассказывают.

— Итак, в чем разница между человеком и обезьяной? — спросил учитель Встовский.

В классе был самый бестолковый мальчик, но самый шустрый, Вася Ермолович. Он кричит:

— Обезьяна в зоопарке сидит, а человек в зоопарк ходит!

Учитель Встовский огорчился. И дальше спросил:

— Есть другие мнения?

— Есть! — закричал твердый троечник Паша Гутионтов. — Человека воспитывает коллектив, а обезьяну — природа.

— Молодец! — успокоился учитель Встовский. Если твердый троечник усвоил материал, другие обязательно усвоят или потом, попозже поймут.

— Спасибо вам, Вера и Анфиса!

И класс завалил Веру и Анфису подарками: зажигалками, жвачками, шариковыми ручками, пистолетом с присосками, ластиками, пеналами, стеклянными шариками, лампочками, гайкой, подшипником и другими штучками.

Вера и Анфиса домой важные-преважные пришли. Еще бы: из-за них целую лекцию читали! Они от этой важности про всякие безобразия забыли и целый день до вечера себя хорошо вели. А потом опять началось! Спали они в шкафу.

История седьмая Вера и Анфиса тушат пожар (но сначала они его устраивают)

Папа и мама по субботам работали в школе. Потому что школьники, бедные, по субботам учатся… А детский сад по субботам не работал. Поэтому Вера с Анфисой дома с бабушкой сидели.

Они очень любили по субботам дома сидеть с бабушкой. Сидела в основном бабушка, а они все время прыгали и лазили. И еще они любили телевизор смотреть. И играть в то, что по телевизору показывают.

Например, сидит бабушка и спит перед телевизором, а Вера и Анфиса ее скотчем к стулу прибинтовывают. Значит, фильм идет про шпионскую жизнь.

Если Анфиса на шкафу сидит, а Вера от нее веником из-под кровати отстреливается, значит, фильм про войну показывают. А если Вера с Анфисой танец маленьких лебедей танцуют, ясно, что идет концерт художественной самодеятельности.

Однажды в субботу очень интересная передача была: «Прячьте спички от детей». Передача про пожары.

Анфиса как начало передачи увидела, пошла на кухню и спички нашла, и за щеку сразу засунула.

Спички мокрыми стали, никакой пожар ими уже не сделаешь. Ими даже газ зажечь нельзя. За промокание спичек может от бабушки влететь.

Вера говорит:

— Будем сушить.

Она взяла утюг электрический и стала по спичкам водить. Спички высохли, загорелись и задымились. Бабушка проснулась перед телевизором. Видит, в телевизоре пожар, а дымом в доме пахнет. Она подумала: «Вот до чего техника дошла! По телевизору не только цвет передают, но и запах».

Огонь разрастался. В доме совсем жарко стало. Бабушка снова проснулась:

— Ой, — говорит, — уже и температуру передают!

А Вера и Анфиса от испуга под кровать спрятались. Бабушка на кухню побежала, стала кастрюлями воду носить. Очень много воды вылила — три кастрюли, а пожар не стихает. Бабушка стала папе в школу звонить:

— Ой, у нас пожар!

Папа ей отвечает:

— У нас тоже пожар. Три комиссии понаехало. Из области, из района и из центра. Успеваемость и посещаемость проверяют.

Бабушка тогда стала вещи в подъезд выносить — ложки, чайники, чашки.

Тогда Вера из-под кровати вылезла и позвонила в пожарную команду по телефону 01. И говорит:

— Дяди пожарные, у нас пожар.

— А где ты, девочка, живешь?

Вера отвечает:

— Первомайский переулок, дом 8. Рядом с Октябрьским шоссе. Хыстой микрорайон.

Пожарный у товарища спрашивает:

— Хыстой микрорайон, это какой?

— Это восемнадцатый, — отвечает тот. — Других у нас нет.

— Девочка, жди нас, — сказал пожарный. — Выезжаем!

Пожарные запели свою противопожарную песню-гимн и бросились в машину.

А в доме стало совсем жарко. Уже занавески загорелись. Бабушка Веру за руку взяла и из квартиры тащит. А Вера упирается:

— Без Анфисы не пойду!

А Анфиса бегает в ванну, набирает воду в рот и на огонь прыскает.

Пришлось Анфисе цепочку показать. Она этой цепочки больше огня боялась. Потому что когда сильно хулиганила, ее на эту цепочку на целый день привязывали.

Тогда Анфиса присмирела, и они с Верой стали в подъезде на подоконнике сидеть.

Бабушка все в квартиру забегает. Войдет, возьмет ценную вещь — кастрюлю там или половник — и в подъезд выбегает.

А тут лестница пожарная к окну подъехала. Пожарный в противогазе окно растворил и на кухню со шлангом влез.

Бабушка сгоряча подумала, что это нечистая сила, и как стукнет его сковородкой. Хорошо, что противогазы со знаком качества делают, а сковородки старым методом, без госприемки. Сковородка и развалилась.

А пожарный бабушку из шланга немного водой полил, чтобы успокоить, чтобы она не была такой горячей. И стал пожар тушить. Он быстро потушил.

Как раз в это время мама с папой домой из школы возвращаются. Мама говорит:

— Ой, кажется, в нашем доме у кого-то пожар! У кого это?

— Да это же у нас! — закричал папа. — Мне же бабушка звонила!

Он скорее вперед побежал.

— Как здесь моя Вера? Как здесь моя Анфиса? Как здесь моя бабушка?

Славу богу, все были целы.

С тех пор папа спички от Веры, Анфисы и бабушки под замок прятал. А пожарной команде в книгу благодарностей благодарность написал в стихах:

История восьмая Вера и Анфиса открывают старинную дверь

Каждый вечер папа и Лариса Леонидовна садились с Анфисой за стол и смотрели, что у нее за день накопилось в защечных мешках.

Чего только там не было! И тебе часы ручные, и тебе пузыречки-флакончики, и однажды — даже свисток милицейский.

Папа сказал:

— А где сам милиционер?

— Он, наверное, не влез, — ответила мама.

Однажды папа с бабушкой смотрят, а из Анфисы большой старинный ключ торчит. Он медный и во рту не помещается. Просто как от таинственной старинной двери из сказки.

Папа посмотрел и говорит:

— Вот бы дверь найти к этому ключу. Там за ней, наверное, старинный клад с монетами.

— Нет, — сказала мама. — Там за этой дверью — платья старинные, зеркала красивые и украшения.

Вера подумала: «Хорошо бы за этой дверью тигрята были живые старинные или щенки сидели. Вот бы мы стали весело жить!»

Бабушка сказала маме и папе:

— Как бы не так. Я уверена, что за этой дверью телогрейки старые и тараканов сушеных мешок.

Если бы Анфису спросили, что за этой дверью, она бы сказала:

— Кокосовых орехов пять мешков.

— А еще что?

— И еще один мешок.

Папа долго думал и решил:

— Раз есть ключ, должна быть и дверь.

Он даже в школе такое объявление повесил в учительской комнате:

КТО НАЙДЕТ ДВЕРЬ ОТ ЭТОГО КЛЮЧА, ТОМУ ПОЛОВИНА ТОГО, ЧТО ЗА ЭТОЙ ДВЕРЬЮ

Внизу под объявлением он ключ на веревочке повесил. И все учителя объявление читали и вспоминали: не встречалась ли им где-нибудь эта самая дверь?

Пришла уборщица Мария Михайловна и говорит:

— Мне и всего, что за этой дверью стоит, даже даром не надо.

Учителя прислушались:

— А что же там такое стоит?

— Там скелеты стоят. И ерунда остальная.

— Какие скелеты? — заинтересовался учитель зоологии Валентин Павлович. — Я два раза скелеты выписывал, а мне все не дают. Приходится строение человека на себе показывать. А у меня все пропорции неправильные.

Другие учителя прислушались. Верин папа тоже спрашивает:

— Мария Михайловна, а что это за ерунда остальная?

— Да так, — отвечает Мария Михайловна. — Глобусы какие-то, какие-то стрекоталки с ручками. Ничего интересного, ни одной метелки нет или тряпки для пола.

Тогда составилась инициативная группа учителей. Они взяли ключ и говорят:

— Показывайте, Мария Михайловна, нам эту заветную дверь.

— Пошли, — говорит Мария Михайловна.

И она повела их в старое хозяйственное здание, где раньше спортзал был в царской гимназии. Там лестница шла вниз в котельную. А вверх она вела в старую обсерваторию. И под лестницей дверь старинная.

— Вот ваша дверь, — говорит Мария Михайловна.

Как дверь открыли — так все и ахнули. Чего там только нет! И два скелета стоят, руками колышат. И чучело глухаря огромное, совсем неношеное. И какие-то приборы со стрелками. И даже три мяча футбольных.

Учителя закричали и запрыгали. Учительница физики, мамина подруга, молодая Лена Егорычева, всех даже обнимать стала:

— Смотрите, здесь машина для получения электростатического электричества! Да здесь вольтметров целых четыре штуки. А мы на уроках по старинке электричество на язык пробуем.

Валентин Павлович Встовский со скелетом даже вальс заплясал:

— Вот это скелеты. Со знаком качества! Один даже дореволюционный. Вот написано: «СКЕЛЕТЪ ЧЕЛОВЕЧЕСКИЙ. Поставщикъ Его Величества Двора Семижновъ В. П.»

— Интересно, — говорит папа, — он двору скелеты поставлял или это скелет поставщика, когда он отпоставлялся уже?

Все стали думать над этой загадочной тайной.

И тут завхоз Антонов прибежал взволнованный. Он кричит:

— Не позволю! Это добро школьное, народное. Значит — ничье.

Учителя заспорили с ним:

— Как это ничье, если оно народное. Если оно народное, значит, оно наше.

— Если бы оно ваше было, оно бы давно износилось бы и испортилось. А здесь оно в полной сохранности еще сто лет простоит.

Учителя его упрашивают все это по кабинетам раздать. А он категорически против:

— Я сам завхоз, мой папа завхозом был, и дед мой школьным завхозом был еще при гимназии. И мы все это копили.

Тут папа подошел к нему, обнял и говорит:

— Дорогой ты наш Антонов Митрофан Митрофанович! Мы же не для себя просим, для ребят. Они станут лучше учиться, лучше себя вести. Пойдут в науку. Из них вырастут новые ученые, инженеры, крупные завхозы. Мы даже попросим вас на уроках труда им завхозность преподавать.

Завхоза Антонова давно уже никто не называл Митрофаном Митрофановичем, все его звали просто: «Куда это наш завхоз Антонов запропастился?» А когда он представил, как он будет завхозность преподавать, он вообще растаял:

— Ладно, берите все. Для хороших людей ничего не жалко. Только берегите школьное добро!

Учителя пошли в разные стороны, кто с чем: кто со скелетом, кто с динамо-машиной для электростатического электричества, кто с глобусом размером метр на метр.

Митрофан Митрофанович к Вериному папе подошел и говорит:

— А это для вас личный подарок. Большое беличье колесо. Когда-то при школе медвежонок жил, он в этом колесе кувыркался. Это колесо мой дедушка спаял. Пусть ваша Анфиса в нем крутится.

Папа очень благодарил Митрофана Митрофановича. А колесо домой отвез на школьной тележке. И первым делом в колесо, конечно, Вера залезла, а потом уже Анфиса.

С тех пор Вериной бабушке легче жить стало. Потому что Вера с Анфисой с колеса не слезали. То Вера внутри крутится, Анфиса поверху бежит. То наоборот, Анфиса внутри кривыми лапками перебирает, а Вера поверху семенит. А то обе они внутри болтаются, только прутья скрипят.

Когда Валентин Павлович Встовский к папе пришел, он посмотрел на все это и сказал:

— Жаль, что у меня в детстве такой штуки не было. Я бы тогда в пять раз спортивнее был. И все пропорции у меня были бы правильными.

История девятая Трудовой день в детском саду

Раньше Вера не любила ходить в детский сад. Она каждый раз писк устраивала:

— Папа, папочка, я лучше дома посижу. У меня так голова болит, что ноги не сгибаются!

— Чем же ты у нас больна, девочка?

— Присмертью.

— Вот в детском саду все и пройдет, вся присмерть твоя.

И верно, присмерть проходила, как только Вера в садик входила. И ноги у нее сгибались, и голова проходила. Самое трудное было до детского сада дойти.

А как Анфиса в доме появилась, Вера в садик легко ходить стала. И просыпаться стала легко, и про свою присмерть забыла, и из детского сада ее забрать было почти невозможно.

— Ой, папочка, я еще часика два поиграю!

И все потому, что в саду была очень хорошая воспитательница Елизавета Николаевна. Она каждый день что-нибудь придумывала.

Сегодня она сказала детям:

— Ребята, у нас с вами сегодня очень трудный день. У нас сегодня будет трудовое воспитание. Мы будем с места на место кирпичи переносить. Вы умеете переносить кирпичи?

Вера спросила:

— А где у нас кирпичи?

— Ах да! — согласилась воспитательница. — Про кирпичи мы и забыли. Пусть у нас Анфиса будет кирпичом. Мы ее будем переносить. Ты, Анфиса, будешь у нас учебное пособие. То есть кирпичное пособие. Согласна?

Анфиса не понимает, что такое кирпичи, что такое учебное пособие. Но раз ее спрашивают, она всегда говорит: «Угу».

— Итак, кирпичи можно переносить на носилках, можно перевозить на тачке. Дети, Виталик, возьмите маленькие носилочки и вместе с Верой перенесите Анфису.

Дети так и сделали. Однако Анфиса была не совсем кирпичи. Воспитательница едва успела ей сделать замечание:

— Кирпичи, кирпичи, не скачите на носилках! Кирпичи, кирпичи, зачем вы взяли у Виталика шапочку. Кирпичи, кирпичи, вы должны лежать спокойно. Вот тебе раз! Кирпичи у нас на дереве сидят. Так, а теперь оставим кирпичи в покое, будем заниматься учебной краской здания. Прошу всех взять в руки кисти.

Воспитательница раздала всем кисти и ведра с краской.

— Внимание, дети! Это учебная краска. То есть обыкновенная вода. Будем учиться на маляра. Опустили кисть в краску и водим кистью по стене. Анфиса, Анфиса, тебе ведра не давали. Чем ты красишь забор?

Виталик Елисеев сказал:

— Елизавета Николаевна, она забор компотом красит.

— А где она его взяла?

— Его на окно в кастрюле выставили остывать.

— Караул! — закричала воспитательница. — Анфиса оставила детский сад без компота! Будем учиться обходиться без сладкого. А сейчас мы займемся воспитанием Анфисы. Разберем ее поведение, разберем ее персональное дело.

Но персональное дело разобрать не удалось, потому что прилетели пчелы.

— Караул! — закричала Елизавета Николаевна. — Пчелы! Целый улей! Они прилетели на компот. Проводим учебное занятие — спасение от пчел в походных условиях. От пчел лучше всего спасаться нырянием в бассейн. Бежим в бассейн и все как один ныряем.

Ребята побежали в бассейн все как один. Только Анфиса не побежала. Она этого бассейна еще с прошлого раза боялась.

Пчелы ее немного покусали. У нее всю мордочку раздуло. Анфиса от пчел в шкаф залезла. Сидит в шкафу и плачет.

Тут папа пришел. И Елизавета Николаевна с мокрыми малышами вернулась. Папа спросил:

— Что это у вас? Дождик шел?

— Да, кусачий дождик из пчел.

— А почему у вас стали пчелы летать?

— А потому, что у нас кое-кто компотом здания красит.

— Кто же это у вас компотом здания красит?

— Да одна ваша хорошая знакомая, такая загадочная дама-гражданка по имени Анфиса.

— А где же та загадочная дама-гражданка находится? — спросил папа.

— Скорее всего, она в шкафу сидит. Именно там и находится.

Папа шкаф открыл и видит: Анфиса сидит и хнычет.

— Ой, — говорит папа, — какая она толстенькая стала!

— Нет, она не толстенькая, — отвечает воспитательница. — Она пчелоукушенная.

— Я и не знаю, что делать, — говорит папа. — Может, ее в зоопарк отдать?

Тут все дети как заплачут. Воспитательница говорит:

— Не плачьте, дети, вы и так мокрые.

Потом она говорит папе:

— Насколько я понимаю, наш детский сад с Анфисой не расстанется. Если она в зоопарк, то и мы в зоопарк. Дети, вы хотите в зоопарк?

— Хотим! — закричали дети.

— К слонам и удавам?

— Да.

— К бегемотам и крокодилам?

— Да.

— К лягушкам и кобрам?

— Да.

— Вы хотите, чтобы они вас съели, забодали, покусали?

— Хотим.

— Это очень хорошо. Но чтобы попасть в зоопарк, надо себя хорошо вести. Надо уметь мыть полы, убирать свою кровать, мыть чашки и ложки. Итак, приступаем к уборке пола.

— Ну что, ребята, — сказал папа Вере и Анфисе, — пойдем домой.

— Что ты, папа, — сказала в ответ Вера. — Сейчас только самое интересное начинается. Мы полы мыть будем.

История десятая Вера и Анфиса принимают участие в спектакле «Три мушкетера»

В каждой школе бывает Новый год. И в школе, где работали Верины папа и мама, он тоже приближался.

Решили учителя этой школы подарок для ребят сделать — приготовить для них спектакль по книге писателя Дюма «Три мушкетера».

Папа, конечно, главную роль играл — мушкетера Д'Артаньяна. Он сам себе в производственных мастерских школы отковал шпагу. Бабушка Лариса сшила ему красивый мушкетерский плащ с белым крестом на спине. Из трех старых шляп он себе сделал одну, но очень красивую, со страусиновыми перьями из петуха.

В общем, папа стал мушкетер что надо.

Учитель зоологии Валентин Павлович Встовский играл герцога Рошфора — такую темную неприятную личность, находящуюся на службе у кардинала Ришелье. А Ришелье играл завуч старших классов Павленок Борис Борисович.

Папа и Встовский целыми днями кричали друг другу: «Вашу шпагу, несчастный!» — и на шпагах сражались. Они так хорошо сражались, что два стекла в спортзале выбили и один стул в зрительном зале практически превратили в порошок. Завхоз Антонов, несмотря на всю свою любовь к папе и к искусству, минут пять ругался и сердился. А потом сказал:

— Стекла я еще вставлю. А стул склеить практически невозможно. Но попробовать надо.

Он стул в пакетик ссыпал и домой унес пробовать. Так он школьную мебель любил.

Мама, конечно, королеву Франции играла. Во-первых, она очень красивая была. Во-вторых, французский язык прекрасно знала. В-третьих, у нее платье красивое осталось с тех пор, когда она невестою была. Платье белое со звездами. В таких только королевы ходят, и то не на работу, а по праздникам.

Королем Франции, конечно, единогласно выбрали директора школы Петра Сергеевича Окунькова. Он и представительный был, и строгий, как настоящий король. А в другого короля школьники просто бы не поверили.

Всем учителям хорошие роли достались. Все после уроков репетировали и репетировали. Иногда мама с папой с собой Веру и Анфису брали. Они в углу сцены под роялем сидели. Вера все, замерев, слушала, а Анфиса некоторых участников пыталась за ногу схватить.

И иногда несоответствия получались. Например, король Франции Петр Сергеевич Окуньков говорит королевским голосом:

— Где мой верный министр двора маркиз де Бурвиль?

Ему придворные в печали отвечают:

— Нет его. Отравленный вражеской котлетой, он ушел на тот свет еще неделю назад.

А в этот момент маркиз де Бурвиль, он же завхоз Митрофан Митрофанович Антонов, во всем своем маркизском облачении из старого школьного бархатного занавеса вдруг во весь рост шлепается к ногам короля. Потому что он около рояля ходил, а Анфиса его за сапог схватила.

— Значит, плохо его отравили, — говорит строгий король Людовик Шестнадцатый, — если он пытается нам королевский совет сорвать своим неуклюжим падением. Увести его и отравить как следует!

Антонов потом на Анфиску ругается:

— Уберите этот зооуголок к бабушке. Сил нет его в школе терпеть.

— Мы бы убрали, — говорит мама, — но у бабушки нет сил этот уголок дома терпеть. Этот уголок нам чуть дом не спалил. Когда он здесь, нам спокойнее.

Но больше всего Анфису королевские подвески интересовали. Если помните, в «Трех мушкетерах» французский король королеве драгоценные подвески подарил на день рождения. Очень красивые подвески из бриллиантов. А королева была легкомысленной. Вместо того чтобы все в дом, все в дом, она эти подвески подарила одному герцогу Бекингемскому из Англии. Очень ей этот герцог нравился. А с королем у нее были прохладные отношения. А вредный и коварный герцог Ришелье — помните, Павленок Борис Борисович — все королю рассказывал. И говорит:

— Спросите-ка, ваше величество, у королевы: «А где мои подвески?» Интересно, что она вам скажет. Сказать-то ей и нечего.

После этого и начиналось самое главное. Королева отвечает, что подвески в ремонте, ничего, мол, страшного. Скоро будут. И король говорит: «Пусть тогда они будут на вас. У нас скоро королевский бал состоится. Извольте в этих подвесках на бал прийти. А иначе я могу о вас плохо подумать».

Тогда королева просит Д'Артаньяна скакать в Англию, чтобы подвески привезти. Он скачет, подвески привозит, и все хорошо кончается.

Так вот Анфису не столько спектакль интересовал, сколько эти подвески. Она с них буквально глаз не сводила. Ничего красивее Анфиса в жизни не видела. В ее далекой Африке такие подвески на деревьях не росли и местные жители их не носили.

А дальше вот что было.

Скоро Новый год почти пришел. Папа с мамой стали в школу на праздник собираться. Нарядные костюмы надели, причесались. Папа стал шпагу прикреплять. Бабушка стала Веру и Анфису укладывать.

Вдруг мама говорит:

— А где подвески?

— Как где? — говорит папа. — Около зеркала лежали, в шкатулке. Мама говорит:

— Шкатулка есть, а подвесок нет.

— Значит, надо у Анфисы спрашивать, — решил папа. — Анфиса, Анфиса, иди сюда!

А Анфиса никуда не идет. Сидит в своей кроватке, в половичок замоталась. Папа Анфису взял и на свет вынес. На стул под лампу посадил.

— Анфиса, открой рот!

Анфиса ни гугу. И рот не открывает. Папа попробовал ей рот силой открыть. Анфиса рычит.

— Ничего себе! — говорит папа. — Никогда с ней такого не было. Анфиса, отдай подвески, а то хуже будет.

Анфиса ничего не отдает. Тогда папа столовую ложку взял и стал столовой ложкой Анфисе зубы разжимать. Тогда Анфиса рот открыла, и эту ложку как соломинку перегрызла.

— Ого! — говорит папа. — С нашей Анфисой шутки плохи! Что будем делать?

— Чего делать? — говорит мама. — Придется ее с собой в школу брать. Времени у нас нет.

Тут Вера из кровати как закричит:

— И меня в школу! И меня в школу!

— Но ты же подвески не ела! — говорит папа.

— А я тоже могу съесть, — отвечает Вера.

— Чему ты ребенка учишь! — возмущается мама. — Ладно, дочь, одевайся скорее. Бежим в школу на Новый год.

Бабушка говорит:

— Вы совсем с ума сошли! Детей на улицу ночью зимой! Да еще в школу, в зрительный зал.

Папа на это сказал:

— А вы, Лариса Леонидовна, вместо того, чтобы ворчать, лучше бы тоже собирались. Мы всей семьей в школу пойдем.

Бабушка ворчать не прекратила, но собираться стала.

— А горшок с собой брать?

— Какой, горшок? — кричит папа. — Что, в школе туалетов, что ли, нет, что мы с собой начинаем горшки носить?

В общем, за полчаса до начала спектакля папа, мама и все остальные в школу пришли. Директор Петр Сергеевич Людовик Шестнадцатый ругается:

— Вы что так долго? Мы из-за вас переволновались.

А завуч старших классов Борис Борисович Ришелье командует:

— Давайте детей скорее в учительскую, а сами на сцену! Мы последнюю репетицию проведем.

Бабушка детей и зверей в учительскую повела. Там на диванах много всяких костюмов и пальто лежало. Она Веру с Анфисой в эти костюмы запихнула.

— Спите пока. Когда будет самое интересное, вас разбудят.

И Вера с Анфисой заснули.

Скоро зрители собрались. Зазвучала музыка, и начался спектакль. Учителя играли просто прекрасно. Мушкетеры охраняли короля. И еще всех спасли. Они были смелые и добрые. Гвардейцы кардинала Ришелье всячески злодействовали, всех подряд арестовывали и бросали за решетку.

Папа все время сражался с герцогом Рошфором Встовским. От их шпаг даже искры летели. — И папа в основном побеждал. Дела Ришелье шли все хуже и хуже. И тут Ришелье узнал про подвески. Ему об этом сказала миледи — такая вредная женщина, завуч младших классов Серафима Андреевна Жданова.

И вот Ришелье подходит к королю и говорит: — Спросите-ка, ваше величество, у королевы: «А где мои подвески?» Что она вам скажет? Сказать-то ей нечего.

Королеве и в самом деле сказать нечего. Она немедленно вызывает папу-Д'Артаньяна и просит:

— Ах, мой любезный Д'Артаньян! Скачите скорее прямо в Англию и привезите мне эти подвески. Иначе я погибла.

Д'Артаньян отвечает:

— Я этого не допущу! И все остальные мушкетеры не допустят! Ждите меня, и я вернусь!

Он выбежал за занавес, вскочил на коня и поскакал прямо в учительскую. Там он схватил за шиворот Анфиску — и снова на сцену. А на сцене уже дворец герцога Бекингемского. Богатые шторы, свечи, хрусталь, из дома принесенный. А герцог ходит грустный-прегрустный.

Д'Артаньян спрашивает его:

— Что вы, герцог, такой печальный? Случилось что?

Герцог отвечает:

— Да вот, были у меня бриллиантовые подвески французской королевы, да куда-то подевались. Д'Артаньян говорит:

— Я знаю эти подвески. Я как раз за ними приехал. Только вы, герцог, не печальтесь. Эти подвески ваша любимая обезьянка в рот себе запихнула. Я сам видел. Вернее, мне об этом ваши лакеи рассказали.

— А обезьянка где? — спрашивает герцог.

— Обезьянка на вашем письменном столе сидит, свечку ест.

Герцог обернулся, схватил обезьянку и подает ее Д'Артаньяну:

— Дорогой мушкетер, передайте эти подвески вместе с обезьянкой моей любимой французской королеве. Для нее сразу два подарка получится.

— А как зовут эту обезьянку? — спрашивает знаменитый мушкетер.

— У нее такое красивое французское имя — Анфисон!

— О, я думаю, Анфисон очень понравится нашей королеве. Она так любит животных.

Папа схватил Анфисона и во Францию поскакал. А там уже королевский бал в самом разгаре. Королева ходит такая встревоженная — подвесок нет и не видно. Герцог Ришелье ходит довольный, руки потирает. А король все время спрашивает:

— Так где же подвески, дорогая? Что-то я их не вижу.

— Сейчас принесут, — отвечает королева и все на дверь посматривает.

И тут Д'Артаньян прискакал:

— Вот ваши любимые подвески, королева. Вам их ваша служанка прислала вместе с обезьянкой Анфисоном.

— А почему?

— Обезьянка их в рот запихнула и расстаться с ними не хочет.

Королева обезьянку королю протягивает:

— Ваше величество, вот Анфисон с подвесками. Достаньте, если не верите.

А Анфисон рычит, как два барбоссона. Не хочет с подвесками расставаться. Король тогда говорит:

— Я-то верю, а вот Ришелье сомневается. Пусть он и проверяет.

Передали Анфисона Ришелье. Только Ришелье хитрый. Он велел на подносе себе орехов килограмм принести и пару зажигалок. Анфисон как увидела эти богатства, подвески изо рта вынула и стала орехи запихивать.

Взял Ришелье слюнявые подвески двумя пальцами, на свет посмотрел и говорит:

— Они! Ваша взяла, господа мушкетеры. Но мы еще встретимся двадцать лет спустя.

Тут занавес опустился. Успех был оглушительным. Такой шум стоял, что даже Вера в учительской проснулась:

— Что, самое интересное началось?

А самое интересное-то кончилось. Но все равно Вере много интересного досталось. Ей много подарков надарили и школьники, и учителя. Она хоровод вокруг елки с ребятами водила. А Анфиса на этой елке сидела, елочные игрушки облизывала.

История одиннадцатая Вера и Анфиса участвуют в выставке детского рисунка

Однажды по всем школам прошло сообщение, что нужны детские рисунки. Что скоро будет всерайонная выставка детских рисунков. А потом и всегородская, а потом и Московская.

А уже из Москвы лучшие рисунки поедут на выставку детского рисунка в Рио-де-Жанейро.

Всем ребятам давалась полная воля — рисуй чем хочешь: углем, масляными красками, карандашами, вышивай. И на чем хочешь: на бумаге, на холсте, на дереве. Только тема у всех рисунков должна быть одна: «За что я люблю родную школу».

И вот в каждом классе были проведены уроки рисования на эту тему. А кто не успел на уроке, мог пойти в специальный класс для рисования и там работать уже по-настоящему.

Все ребята в школе зарисовали. Старшие ребята больше рисовали углем или карандашами. Малыши рисовали только маслом. Чем младше были ребята, тем увереннее они брались за работу, сразу шедевры создавали.

Вот какие картины через неделю появились на свет. Паша Гутионтов, когда узнал тему, сразу нарисовал столовую и румяные пирожки. Очень хорошая получилась картина, вкусная, никакого отношения к учебе не имеющая.

Лена Логинова нарисовала такую картину: тонконогие грузчики несут что-то похожее на смесь концертного рояля с телевизором.

Завуч Серафима Андреевна спросила:

— Как твой рисунок называется?

— Очень просто. «Компьютер привезли».

— Разве компьютер такой? — спросила Серафима Андреевна. — Он же плоский, как пишущая машинка.

Лена сказала:

— А я думала, что он огромный. Раз про него так много говорят. — И все-таки не хватало рисунков малышей. Поэтому два младших класса собрали в рисовальном классе, дали им на выбор чем рисовать и на чем рисовать и сказали:

— Рисуйте, создавайте. Прославляйте родную школу и Министерство просвещения.

Этот урок Верин папа проводил. Он Веру и Анфису с собой привел. Потому что дело было в субботу, когда детский сад закрыт.

Вера взяла цветные карандаши, большую бумагу и стала рисовать на полу.

— Вера, Вера, почему ты на полу рисуешь?

— А так удобнее. Со всех сторон рисовать можно.

Ах, как интересно в рисовальном классе! Сидят дети за столами и мольбертами и рисуют, рисуют, рисуют.

У кого природа яркая получается, в основном осень. Осень легче всего рисовать, больно она красочная — ни с какой другой погодой не спутаешь. У кого Чебурашка с цветами, у кого одни цветы без Чебурашки. У кого на рисунке ракета кривобокая в космос летит.

— Виталик, Виталик, почему ты ракету рисуешь? Надо «За что я люблю родную школу» рисовать!

Виталик Пряхин отвечает:

— А как же, я из школы прямо в космос полечу!

— А ты, Вика Елисеева, почему корову нарисовала на лугу? Разве это имеет к школе отношение?

— Конечно, имеет. Мы эту корову недавно проходили. Эта корова называется «Домашние животные».

— А кто это рядом такой круглый пасется? Это сковородка?

— Нет. Это у меня утка пасется.

— Очень хорошая утка, желтая. А почему у нее четыре ноги?

Вика задумалась:

— А сколько?

— Наверное, две.

— А у меня и утки две. Только одна позади другой стоит.

Папа к Вере подошел:

— А ты, дочка, что рисуешь?

— «Мой папа ведет детей в зоопарк».

— Рисуй, рисуй, девочка.

А что же Анфиса делала? Она утащила самую большую кисть. Потом у одного мальчика утащила тюбик с фиолетовой краской. И стала краску на язык пробовать.

Краска оказалась невкусной. И Анфиса долго плевалась на свой мольберт. У нее такие фиолетовые звезды по белому фону получились. Когда фиолетовая краска кончилась, Анфиса красную свистнула. В этот раз она уже умнее была. Она красную краску на кисточку выдавила, как все ребята делали.

И надо же, тут большая муха в класс залетела, противная. И прямо на бумагу к Анфисе уселась. Анфиса как треснет по ней кисточкой. У нее сразу красное солнце с лучами на рисунке появилось. Яркое, свободное, а муха на другой мольберт перелетела.

«Ах так, — думает Анфиса, — я тебе покажу!»

И снова по мухе хлоп! А мальчик, на чей мольберт муха села, совсем не собирался солнце рисовать. Он, наоборот, рисовал «Я иду в школу в зимний день». И вдруг у него пол зимнего дня жаркое солнце озарило.

Мальчик как расстроится. Как заплачет. А муха давай перелетать с места на место. Анфиса давай эту муху колотить. Куда бы муха ни села, Анфиса своей кисточкой хлоп! На мальчика сядет — Анфиса хлоп, на девочку сядет — Анфиса хлоп! Тут муха на папу села, Анфиса и папу хлоп!

Скоро все дети в рисовальном классе были красной краской помечены, как куры в загородном поселке пригородного типа.

Короче, бросились все на Анфису, схватили за руки, за ноги и за веревочку к мольберту привязали. От нечего делать Анфиса стала уже серьезнее рисовать. И травку зеленую нарисовала, и каких-то муравьишек с чемоданами, и огурец в разрезе. И еще рисовала и рисовала и кисточкой, и брызганьем, и руками.

— А что у тебя, Вера, выходит? — спросил папа.

— Зоопарк.

Папа смотрит. Головастые дети на тонких спичках идут. А вокруг разные испуганные хищники в клетках: тигры там, полосатые львы морковного цвета. И слон маленький-маленький в верхнем углу.

— А почему слон такой крошечный? Он что, карликовый?

— Нет. Он обыкновенный. Просто до него далеко идти.

Папа все рисунки ребят собрал и в большую папку для бумаг положил. Последний рисунок он взял у Анфисы.

— Как же мы его, Анфиса, назовем?

— У-у-у! — отвечает Анфиса.

Папа посмотрел на рисунок внимательно, увидел там над землей между звездами и солнцем ладошка нарисована очень тонкой руки. И папа сказал:

— Назовем мы этот рисунок «Добрая рука учителя».

И тоже рисунок в папку положил.

Здесь наш рассказ про Веру и Анфису подходит к концу. Много, много с ними еще приключений было. Обо всем не расскажешь. Но если вы очень захотите, вы напишите мне письмо, я тогда расскажу еще кое-что. Потому что я очень дружу с их папой, Владимиром Федоровичем. А пока я хочу рассказать вам, чем закончилась эта последняя история про конкурс детского рисунка.

Все рисунки из школы отправили сначала на районную выставку, потом лучшие рисунки из района поехали на городскую.

И городская, и районная выставки пользовались успехом. Люди ходили, рассматривали все и говорили:

— Ах, какая красивая ракета!

— Ах, какая красивая корова!

— Ах, какая красивая утка на четырех ногах!

Но больше всех восхищала яркая веселая картина «Добрая рука учителя».

Вот это рисунок! Все на нем есть: и солнце, и звезды, и трава, и дети с чемоданами.

— И учитель своей рукой зовет детей к светлому солнцу.

— Видите. Он даже ночью зовет их к свету.

Хотя Анфиса никого никуда не звала, а просто муху хотела прихлопнуть и краской невкусной плевалась.

А потом рисунки за рубеж уехали, в жаркий город Рио-де-Жанейро. И там тоже «Добрая рука учителя» произвела хорошее впечатление. Все ее отмечали и хвалили. А главный устроительный художник сказал:

— Мне очень нравится эта рука. Я бы даже с удовольствием пожал ее. Я считаю, что эта рука заслужила первый приз.

Но другие устроительные художники заспорили. Они говорили, что автор увлекся символизмом, попал под влияние импрессионистов и слишком усилил световую гамму в контрастной манере. Хотя Анфиса ничем подобным не увлекалась, ни подо что не попадала и совсем ничего не усиливала в контрастной манере. Она просто муху гоняла и краску невкусную выплевывала.

В результате всех споров ей дали третье почетное место. И ее рисунок получил приз «Хрустальная ваза с цветовыми разводами».

Скоро эта ваза в Москву приехала, а из Москвы в Анфисин город. На вазе подпись «Анфисон Матфееф. СССР». И вот эту вазу в школу принесли. Собрали всех юных художников и объявили:

— Ребята! У нас случилась большая радость. Наш рисунок «Рука учителя» занял третье место в международной выставке в Рио-де-Жанейро. Автор этого рисунка — Анфисон Матфееф!

Директор школы Петр Сергеевич сказал:

— Я даже не знал, что у нас такой ученик есть. Прошу этого достойного юношу выйти на сцену.

Но на сцену никто не вышел, потому что такого достойного юноши Анфисона Матфеефа не было, а была обезьянка Анфиска.

И Верин папа во всем признался, как он рисунок Анфисы вместе с детскими рисунками на выставку отправил. И тогда директор сказал:

— Значит, наша рисовальная школа очень хорошая, если у нас даже обезьянки рисуют не хуже, чем зарубежные школьники. И давайте нашей Анфисе похлопаем и хрустальную вазу ей заслуженно передадим. И давайте наполним ее вкусными и интересными вещами. Вынимайте из карманов что у кого есть.

И ребята стали вынимать, и ваза быстро наполнилась конфетами, пряниками, ластиками, бусинками и другими интересными штучками.

Вечером у Веры и Анфисы был большой праздник. Они эти интересные вещи делили между собой и бабушкой.

Все были счастливы. А больше всего Анфисе кубок понравился «Хрустальная ваза с разводами». Анфиса этот кубок целых два дня облизывала!

Глава первая Меховой интернат открывается

Наступила осень, и огромный веселый дачный поселок на станции Интурист опустел в один день. Только семья Люси Брюкиной никак не могла уехать. Их грузовик задерживался. Папа и мама с удовольствием читали книжки, лежа на вещах, а Люся пошла побродить по пустым дачным переулкам.

Около дачи номер восемь валялся совок.

На даче номер пять висели трусики.

На крайней пятнадцатой даче развевались огромные сиреневые трусищи.

И только одна вечно заколоченная дача у самого леса почему-то расколачивалась. Какой-то меховой пузатый гражданин, дымя трубкой, отдирал ломиком щиты от окон.

Люся так и наполнилась любопытством, как парус ветром. Ее приподняло и понесло к этому дому.

Батюшки! Гражданин был барсук. Ростом повыше Люси. Важный и с повадками дворника из хорошей семьи.

— Здравствуйте! — сказала девочка.

— Здравствуйте! — ответил барсуковый гражданин. — Вы думаете — я дворник? Я — директор. А дворник я на полставки. У нас с персоналом трудности.

Он отвлекся на Люсю. Тут большой щит, оставленный без присмотра, под своей тяжестью отлип от стены и полетел вниз.

Сейчас прихлопнет директора!

И точно — раздался треск и дворниковый директор, накрытый щитом, рухнул наземь.

Люся почувствовала себя виноватой и бросилась поднимать его.

— Ничего, ничего!.- говорил барсук. — Лишь бы щит был цел!

Со щитом ничего не сделалось.

— А вы по объявлению пришли? Или просто так? — спросил директор.

— По какому объявлению?

— Вон по тому. Которое висит у входа.

Люся вернулась ко входу на участок и прочла объявление на доске.

Оно было такое:

МЕХОВОМУ ИНТЕРНАТУ НУЖНА УЧИТЕЛЬНИЦА ХОРОШЕГО ПОВЕДЕНИЯ И ПИСЬМА. ПРИГЛАШАЮТСЯ ДЕВОЧКИ ИЗ ТРЕТЬЕГО — ЧЕТВЕРТОГО КЛАССОВ. ЗАНИМАТЬСЯ БУДУТ ПО ВОСКРЕСЕНЬЯМ. ОПЛАТА ХЕНДРИКАМИ, СКОЛЬКО ДОГОВОРИМСЯ.

— Это очень интересно! — сказала Люся строгим, взрослым тоном. — Но я хотела бы посмотреть учеников.

— Сейчас я их вам покажу, — сказал барсуковый дворник. — Пройдемте в директорскую.

Они вошли в небольшой щитовой домик, стоявший на этом же участке.

Там на стене висела фотография класса. Фотография как фотография.

Впереди ученики поменьше, сзади посолиднее и помордастее. Но все они были звери. Меховые, ушастые и глазастые.

— А что? — сказал барсук. — Вполне достойные интернатники.

— Очень достойные интернатники, — согласилась Люся. — И они будут меня слушаться?

— А как же? А то им не дадут большой разлинованной Хвалюндии в конце года.

— Тогда другое дело! — важно сказала девочка, хотя она и в глаза не видела большой разлинованной Хвалюндии. — Тогда я согласна.

— Остается только договориться об оплате. Я думаю, четыре хендрика — это нормальная плата.

— Нормальная, — сказала девочка. — Для начала. А потом посмотрим.

Люсе понравилось, как она себя вела. Очень правильно. А что такое хендрики? Это деньги или вещи? Можно на них купить зонтик или куклу?

Можно их дарить на день рождения? Тогда четырьмя подарками для своих друзей она уже обеспечена.

Барсуковый директор и девочка вместе были счастливы.

— Может, чаю хотите помидорового?

— Нет, спасибо.

— А то, если желаете, я могу угостить вас свежевымытой картошкой.

— Мне что-то сейчас не хочется свежевымытой картошки, — светски отказалась девочка.

Барсук наклонился к ней и заговорщицким голосом сказал:

— У меня еще есть засахаренная красная свекла для самых важных гостей. Давайте откроем кругляшок.

— Я обожаю засахаренную свеклу, — сказала Люся. — Но не следует открывать. Отложим до другого раза.

Кажется, директор расстроился. Видно, важные гости приходят не часто, и неизвестно, когда еще он сможет раскупорить эту засахаренную гадость в кругляшке.

— Значит, я жду вас в следующее воскресенье в десять. Интернатники как раз прибудут и будут готовы. Простите, а как вас зовут?

— Люся Брюквина.

— Прекрасная фамилия. Очень аристократическая. — Он с удовольствием повторил: — Люся Брюквина! А меня зовут Мехмех.

— Мехмех? А отчество?

— Мехмех это и есть с отчеством. Потому что полностью я — Меховой Механик.

Тут заревел гудок грузовика с участка Люсиных родителей. И Люся помчалась к своим, грузить вещи. Шкафы, диваны, лампочки и газовые плиты.

На первый урок она решила надеть строгое коричневое платье, которое папа привез ей из заграничной командировки. Желтые осенние сапоги и меховую шапку. Только она не знала — стоит ли ей накрасить губы или это непедагогично? А папе с мамой она ничего рассказывать не стала. Зачем осложнять им жизнь?

Междуглавие первое Между двумя воскресеньями

События на неделе были такие: Карина Мариношвили, главная Люсина подруга, влюбилась в старосту Игоря Трофимова. А Игорь Трофимов сказал, что она бестолковая и шумная. Что Катя Лушина лучше: она любит зверей. Папа окончательно заявил, что он не домработница и что не надо из журналиста делать крепостного крестьянина, что пока он стоит в очереди в магазине, у него весь талант пропадает. Мама ответила, что его таланту грош цена, раз он пропадает. Что талантливых много, а трудолюбивых нет. На завуча Эмилию Игнатьевну решили написать всем классом заявление… вернее, половиной класса… просто активной группой… Решили они с Кариной на завуча Эмилию Игнатьевну в милицию написать. Оставляет всех на продленку и ругается. Карину назвала дурочкой, потому что Карина подметала неправильно… Она пыталась мусор по лестнице со второго этажа на третий поднять. Пусть ей в милиции объяснят, что завучи ругаться не имеют права… Кате Фридман купили бархатные штаны, а она еще в школу не ходит… Вчера вызвали Спальникова отвечать. Он вместо:

прочитал:

Все смеялись, а ему двойку влепили за шутовство… Стали проходить дроби… Очень трудно умножать столбиком большие числа. Например, надо умножить 257,374 на 983,542. Хорошо, что папа принес японскую счетную машинку с работы. На ней можно незаметно считать. Катя Лушина была в кино, разговаривала с мальчиком… Он спрашивал, носят ли в их классе джинсы и жуют ли жвачку? Катя сказала, что джинсы носят секретно — под школьной формой, а жвачку жуют на переменах в специально отведенных для этого местах…

А в общем, уроки, уроки, уроки. Уроки в школе, уроки дома… В свободное время для развлечения и отдыха посылают в очередь в магазин… Хорошо еще, что в нашей стране по телевизору кино показывают. Особенно мультипликацию.

Глава вторая Меховые интернатники

В электричке Люся волновалась и листала учебник. Еще бы — учительница едет. И вдруг она поняла, что беличья модная меховая шапка не очень-то понравится интернатникам. Она запихнула шапку в пластмассовый пакет для тапочек и вышла из электрички на пустую платформу.

Платформа была странная. И родная, и незнакомая. Она просто оглушала девочку тишиной… И одинокостью.

На дороге к дачному поселку все было по-другому. Не как летом.

Никто никуда не спешил с авоськами и портфелями. Никого не встречали шумные разнокалиберные дети. Не было скакальных девочек. Не мотались во все стороны мальчики на велосипедах и на мотоциклах. Тишь да осень.

Одна черная бородатая коза пыталась съесть или прочесть объявление на заборе. Люся подошла и прочитала:

ПРОДАЕТСЯ ТРЕХМЕСТНАЯ… НОВАЯ… ПОРОДИСТАЯ…

А дальше коза откусила. Самое интересное. Что продается? Дача?

Корова? Но разве бывают породистые дачи? Или трехместные коровы? Тем более новые?

… Ворота дачного поселка были распахнуты. Сам поселок пуст. Люся с аристократической фамилией заволновалась. На месте ли достойные интернатники? Ждет ли ее меховой механик Мехмех? Найдется ли для нее порция свежевымытой картошки? Или кругляшок засахаренной свеклы? Или все это привиделось ей в прошлое предсентябрьское воскресенье?

Слава богу, все было в порядке. Барсуковый директор встречал ее у калитки. На этот раз он имел явно директорский вид. Он был в пиджаке и в шляпе с украшениями. Скорее всего, эту шляпу с цветочками забыла на скамейке какая-нибудь легкомысленная пенсионерка. А куриным пером ее украсил сам Мехмех. Но так или иначе, она явно прибавила ему элегантности. Не на всякой помойке найдешь такую штуку.

— Здравствуйте, уважаемая девочка! Ваши ученики ждут вас.

— Здравствуйте, Меховой Механик.

— Не надо церемоний. Зовите меня просто дир! Ваш урок начинается через десять минут. Идемте, я вам дам чашку картофельного кофе и ознакомлю с Главным Бумажным Получальником.

Люся вошла за ним в отдельный домик, в директорскую, и строго стала пить по глоточку что-то помоечное из чашки.

— Вот. Это Бумажный Получальник. Вы умеете им пользоваться?

— Я видела такие, — уклончиво ответила Люся. Потому что этот бумажный наполовину чальник явно напоминал классный журнал.

— Здесь стоят получалки для учеников. Ваша страница — письмо и поведение. Вверху три пятерки, три четверки, три тройки. И две двойки.

Когда интернатник вам отвечает, вы вписывайте его фамилию в графу. К пятерке, четверке или тройке. К двойкам лучше не вписывать. Но тоже можно.

— А не проще ли наоборот? Написать фамилии интернатников, а отвечалки ставить напротив фамилий?

— Не отвечалки, а получалки. У нас раньше так и было. Но это портит успеваемость и отвечаемость, — объяснил директор. — Всегда можно поставить лишнюю двойку или пару троек. Они сразу снизят уровень показателей. А так норма отметок выполнена, раз и навсегда. Остается только вписывать фамилии отвечателей.

— А много у вас преподавателей, уважаемый Механик?

— Зовите меня просто дир. Что значит директор.

— А много у вас преподавателей, уважаемый дир?

— Нет. Двое. Я и вы. Я не стремлюсь к увеличению преподавательского состава. Больше зарплаты достанется оставшимся.

Меховой Механик посмотрел на часы:

— Все. Пора включать начинальник.

Он потянул шарик, висящий над столом на веревочке, и над дачным поселком поплыл густой пароходно-электрический гудок.

— Пойдемте, сударыня Люся.

— Пойдемте.

Главный Бумажный Получальник она несла в руках. Из-за двери класса слышался просто жуткий шум и гам. Как только двери открылись, Люся Брюкина увидела всех своих подопечных. Они были такими, какими она видела их на фотографии. Большие глазастые меховые звери на задних лапах в небольшом количестве одежды.

Ученики сразу затихли. Взялись за крышки парт и все, как один, сделали стойку на передних лапах. Мехмех взглянул на большие ручные часы.

— Почему они так странно вас приветствуют? — спросила Люся.

Мое изобретение. Во-первых, собирает и разгоняет сон. Во-вторых, выдает тех, кто жует мухоморы или бычки. Они сразу блюмкаются.

В-третьих, будит уважение.

Минутная стрелка сделала круг на часах, и Мехмех сказал:

— Блюм!

Звери радостно всем классом бухнулись на лапы и сели на скамейки за парты. Все, кроме одного. Большущий тушканчик по-прежнему стоял на передних лапах на парте.

— Так и есть! — сказал директор. — Наокуркился. Дачники оставили много окурков на участках, вот интернатники и жуют их. А потом дуреют.

Живут как в тумане.

Он подошел к замершему ученику:

— Кара-Кусек, пройдите ко мне в кабинет. Кара-Кусек осовело блюмкнулся на пол.

Меховой директор взял за лапу мехового жевалыцика окурков и повел его.

— Вы занимайтесь с ними. Знакомьтесь. Их фамилии написаны вот здесь. — Он показал обложку Получальника.

Дверь захлопнулась, и Люся осталась с учениками одна.

Они вовсю таращили на нее глаза.

А она на них.

На обложке Большого Бумажного Получальника был нарисован план класса. Один стол учителя и сдвоенные столы учеников.

План был такой:

Биби-моки, нац. муравьед.

Бурундуковый боря, нац. бурундук

Фью алый язычок, нац. ласка

Кара-кусек, нац. тушканчик.

Снежная королева, нац. горностай.

Устин летящий в облаках, нац. волк.

Стол учителя

— Милые интернатники! — сказала Люся. — Давайте знакомиться. Меня зовут Люся. Я буду у вас учительница. Я учусь в четвертом классе. Я буду преподавать вам поведение и письмо. Сейчас вы покажете мне, что вы умеете. Это сделает Сева Бобров.

Со второй парты поднялся улыбчивый Сева Бобров и заявил басистым голосом:

— Я умею перепиливать чурки.

Он взял дровешко на полу около печки и в момент перегрыз его большущими зубами.

— Вот, — показал он Люсе два огрызка.

Люся никак не могла понять, к чему относится столь блистательное владение зубами — к письму или к поведению.

— А теперь вы возьмите мел и напишите свое имя и фамилию.

Бобренок подошел к доске и довольно уверенно написал:

БАБ РОВ СЕ ВА.

— Хорошо, — сказала Люся. — А скажите, пожалуйста, что вы возьмете с собой, если вы идете в гости?

— В гости? — обрадовался Сева.

— Да, в гости. Причем к новым знакомым.

Юный интернатник подумал и уверенно ответил:

— Репу.

— Репу?! — удивилась Люся. — Нет. Это что-то другое. Они растут на клумбах… Бывают разного цвета…

Сева сразу догадался:

— Я все понял. Если я пойду в гости, я возьму кормовую брюкву.

— Отлично, — сдалась Люся, — продолжаем знакомиться.

Ликующий Се-Ва Баб-Ров утянулся за свою парту. Он так и сиял радостью за свои ответы.

— Сейчас напишет свое имя интернатница… Фю… Фью… Алый Язычок, — продолжила Люся. — Странное какое-то имя.

Сева Бобров снова встал из-за парты:

— Можно я скажу?

— Да, Сева.

— Ее зовут Фью-алка, или Свись-алка.

— Почему Свись-алка? Она свисает откуда-нибудь?

Интернатники засмеялись. Развеселились. Сначала тихо, потом сильнее.

— Она ниоткуда не свисает. Просто у нее такое имя, что надо сначала свистнуть, а потом показать что-нибудь красное. Например, язык. Это по-нашему, по-меховому.

— Спасибо, Сева. Это очень красивое имя, Фьюалка. У нас есть такие цветы — фиалки. Я их очень люблю. Прошу вас сюда.

Она жестом пригласила ученицу отвечать. Сверкнула лаковая молния, и ласка оказалась перед столом. Будто кто-то выключил ее изображение за партой и включил его уже здесь, у доски. Она стояла, нервно перебрасывая лапками мел.

— Напишите свое имя.

Лаковая молния, секунду поколебавшись, написала.

ФИАЛКА

Люся спросила:

— А что вы возьмете, если пойдете в дом к новым знакомым?

— Я возьму книги.

Дверь распахнулась, и вошел дир. Он держал большой черный поднос с капустными кочерыжками.

— Перерыв! Перерыв! — сказал он. На нем был белый передник и белый колпак. Видно, он всерьез экономил хендрики и был еще и буфетчиком при интернате. — Не перегружайте детенышей, пожалуйста. Устройте им игры на свежем кислороде.

Интернатники оживились и задвигались. Лаковая молния выключилась у доски и включилась за партой. (Так быстро она перемещалась.)

— Хорошо. Только я закончу урок! — строго сказала Люся. — Дорогие интернатники! Если вы идете в гости в какой-нибудь дом и идете в первый раз, вы должны взять с собой цветы.

Пауза.

— Не книги. Не репу с брюквой. И даже не дрова. А, я подчеркиваю, ЦВЕТЫ.

Подчеркивать Люся научилась у папы. Папа всегда говорил очень умные вещи и самое умное постоянно подчеркивал.

— А теперь перерыв!

Счастливые интернатники с кочерыжками в зубах высыпали на траву.

Причем практически бесшумно. Не топали ботинки, не стучали когти.

— Во что будем играть? — спросила учительница Люся.

— В толкалки! В толкалки! — кричали звереныши.

— В сшибалки!

— В валилки!

— Что это за игры? — спросила Люся у Всеволода Боброва. — Что надо делать? И кто выигрывает?

— Надо толкаться, пока все не повалятся, — объяснил Сева. — Кто упал последний, тот победил.

— Хорошо, — начальническим голосом сказала Люся. — Играем в валилки. Приготовились.

Старшие интернатники приняли борцовскую стойку. Мелкота побежала хвататься за деревья.

— Готовы? — спросила Люся.

— Готовы…

— Раз. Два. Три… Начали!

И закипела меховая поляна. Ученики хватали друг друга за лапы, за шею, за что попало и валили на землю.

Малышня висла на больших гроздьями. Большие шатались, ходили обвешанные мелкотой и шлепались. Кто свалился, на лапы не вставал.

Подползал к другим упирающимся и вис на них.

Скоро все попадали. Остался на ногах один большой муравьед. Он ходил весь обвешанный мелкотой и пошатывался. Но держался. Вдруг белоснежный горностай прямо с земли сделал прыжок. И свалился ему на голову. Прыжок был такой, что часть горностая была еще видна на поляне, на траве, а часть уже подлетала к муравьеду. Муравьед рухнул.

И все радостно завопили:

— Биби-Моки! Биби-Моки!

— Что значит «биби-моки»? — спросила учительница Люся у щекастого Севы.

— Это имя такое. Значит Большая Биби.

Над поселком разнесся рев начинальника. Интернатники кинулись в класс. Люся вошла последней. Как только она переступила порог, все сделали стойку на лапах. Люся сказала:

— Блюм!

И они блюмкнулись.

— Кара-Кусек, к доске.

Тушканчик в джинсовой жилетке вышел из-за парты и сделал прыжок через всю комнату. По дороге он перевернулся и шлепнулся у доски уже лицом к классу. Люся не знала — так это положено ему или это хулиганство. От того, кто жует дачные окурки, всего можно ожидать.

Но класс не насторожился. Значит, все в норме. Вряд ли Кара-Кусек после беседы с директором станет еще хулиганить и напрашиваться. Он стоял у доски и грыз мел.

— Напишите, пожалуйста, свое имя.

Тушканчик написал правильно:

КАРА-КУСЕК.

— Теперь просклоняйте его по падежам. Кара-Кусек принялся склонять. Он говорил и писал:

— Именительный — кто? что? Кара-Кусек. Родительный — кого? чего? кого нет? Кара-Кусека. Дательный — кому? чему? Кара-Кусеку…

Он дописал до предложного падежа и приготовился скакнуть на свое место.

— Нет, нет, — остановила его Люся. — Вы куда? Куда? Склоняем дальше.

— Склоняем дальше, — согласился интернатник. — Слово «куда». Именительный: Куда. Родительный — кого? чего? кого нет? Куды. Дательный — кому дадим конфетку? Куде…

Он просклонял эту «куду» до конца. Люся была настолько потрясена таким склонением по падежам, что не могла сделать ни одного замечания.

Тогда она задала свой гостевой вопрос:

— А что вы возьмете, если пойдете в гости к новым знакомым?

— Цветы! Цветы! — засуетилась белочка с первой парты. Это она так подсказывала.

Люся строго посмотрела на нее. Но Кара-Кусек не нуждался в подсказке.

— Капусту. Три кочана, — сказал он уверенно.

— А если я не люблю капусты?

— Мы сами съедим. Чтобы она не пропадала.

— Кто мы?

— Иглосски и еще Биби-Моки.

Люся поняла, что она со своими цветами бессильна против вкусной капусты Кара-Кусека. И она уступила.

— Вы свободны, Кара-Кусек.

Жилеточный тушканчик сделал прыжок через весь класс. В воздухе он перевернулся и приземлился прямо на парту.

Люсе очень нравился искрящийся белизной горностай, сосед Кара-Кусека. Она заглянула в Получальник:

— К доске пойдет Снежная Королева.

Горностай белым призраком скользнул вперед. Встал, нервно подбрасывая кусочек мела.

— Напишите, пожалуйста, такое предложение:

«Снежная Королева любит танцевать».

Горностай написал:

СНЕЖНАЯ КОРОЛЕВА НЕ ЛЮБИТ ТАНЦЕВАТЬ.

— Хорошо! — сказала Люся. Потому что ошибок не было. Хотя она совсем не знала, как к этому относиться. — Напишите еще:

«Вчера Снежная Королева играла с маленькой сестренкой».

Горностай молча повернулся и опять написал не то:

ВЧЕРА СНЕЖНАЯ КОРОЛЕВА ВЫСЛЕЖИВАЛ ТЕМНОТЮРА.

Весь класс вздрогнул.

— Я же просила вас написать, что вы играли с маленькой сестренкой.

— Я не играл с маленькой сестренкой, — возразил горностай. — У меня нет сестренки.

Люся хотела разузнать — кто такой Темнотюр и почему класс его боится? Но не стала, а повела урок дальше.

— Напишите вот что:

«Сегодня ярко светит солнце и желтеют одуванчики».

Тут Сева Бобров поднялся. Он был взволнован:

— Как же он может написать, что желтеют одуванчики, когда они завяли? Они ж не желтеют. И солнце совсем не «очень яркое». А так себе солнце.

Хулиганистый Кара-Кусек закричал с места:

— Осень же! Осень на дворе! Вы что?!

Разгорался скандал. Хорошо, что вошел дир с очередным подносом. С очищенной картошкой в этот раз.

— Все! Все! На сегодня хватит! Перерыв!

Меховой поток бесшумно смыл его и скрылся на лужайке. Поднос опустел.

— Пройдемте ко мне в кабинет, девочка Люся. Надо оценить первый день работы.

Они сидели в директорском доме. Солидно пили из чашек что-то непонятное: то ли картофельный чай, то ли помидоровый кофе.

— Как прошли ваши уроки?

— Хорошо, — ответила Люся. — Но под конец они взбунтовались.

От удивления дир даже встал из-за стола:

— Как так?

— Надо было написать предложение: «Сегодня ярко светит солнце и желтеют одуванчики». А они отказались.

Дир посмотрел в окно:

— А разве они желтеют? Да и солнце не очень яркое…

Потом он спохватился:

— Я вам объясню, в чем дело. У наших интернатников плохо обстоят дела с обманизмом.

— С чем? — спросила Люся. Теперь она оторопела.

— С обманизмом. Они обманывать не умеют. Всегда говорят правду. Мы даже в интернатскую программу такой предмет ввести хотели обманизм… сочинизм. Но преподавателя найти не можем. Кстати, вы не могли бы взяться?

— Нет, — ответила Люся. — Это не для меня.

— Может, вы кого-нибудь порекомендуете?

— Я подумаю. Это очень сложное дело — обманизм. Нас всегда учили говорить правду.

— Но не врагам, — возразил Мехмех. — А наши малыши даже охотнику Темнотюру правду скажут. Он их спросит: «Где ваши старшие?» Они ответят: «Их нет. Матушка Соня в ночевальне спит. А Меховой Механик в тоннельный склад ушел». После этого сажай их в мешок. И неси на живодерню. Люся, вы же не станете врагам правду говорить?

И Люся представила себе, как гуляет она, допустим, где-то в районе Кутузовского проспекта, около секретного завода. И подходит к ней чужеземный шпион, замаскированный под нашего крестьянина: в лаптях, с кинокамерой на боку и с сигарой во рту. И спрашивает: «Ускажите умне, уза уэтим узабором учто уделают? Увоенные бомбардировщики БУХ-38?» И как она ему сразу ответит: «У ничего у подобного. Уза уэтим узабором корытная фабрика находится. Там корыта изготовляют для сельской местности». «А упочему там пушки стреляют и пулеметы строчат?» «А потому, что корыта на прочность испытывают».

Это же будет ложь! Потому что весь микрорайон давным-давно в курсе, что за этим забором выпускают не корыта, а трехдверный перехватчик с десятью моторами. Вертикального взлета с любой железнодорожной платформы.

— Мне не хочется раздувать штаты, — продолжал Мехмех. — Мы с вами хорошо сработались. Но если вы не можете сами, подумайте о ком-нибудь другом.

Люся сразу подумала про Киру Тарасову.

Междуглавие второе Разные размышления и события в школе

Всем была хороша Кира Тарасова. И юбочкой, и глазами, и очками серебряными. Но врушка она была коллекционная.

— Вчера у моей мамы был день рождения. Ее лично Дед Мороз поздравил и группа товарищей. Ей большую медаль вручили из золота.

Только ее она в метро на эскалаторе забыла. А пластмассовый пакет от медали остался. На нем Мишка олимпийский нарисован.

— У нас два дня космонавты жили. Титов и Кубасов. Кубасов, он моему папе брат. Они ванну принимали в скафандрах.

— Как в скафандрах? В скафандрах в воду лазили? Так они же сухие оставались тогда. Ведь скафандры воду не пропускают.

— Нет, вы не поняли. Они не в ванну в скафандрах лазили. Они в скафандрах ванну принимали. То есть теплую воду в скафандр наливали и ходили. Получается стоячая ванна. И сразу физкультура. Потому что в такой ванне по квартире походишь — сразу нагрузка. И проверка для костюма космического. Не протекает ли где.

— У моей бабушки в деревне ручной медведь живет. Она его в телегу запрягает. Он ее возит. И квас в сельпо доставляет. А сейчас зима. Он под бабушкиной кроватью спит. Весной его разбудят. Со всего района будильники соберут. Поедете к нам в деревню, сами увидите.

— А где деревня? Далеко?

— Под Кисловодском.

— Но там же медведи не водятся.

— Это раньше не водились. Сейчас водятся. Там целая медвежья ферма есть. Там медведей для цирка разводят. Как кроликов.

С Кирой Тарасовой Люся и решила поговорить насчет обманизма. Но тут вышла осечка. Кира учительницей быть соглашалась, но врушкой себя не признавала.

— Я? Никогда не вру. И не сочиняю. Я могу абсолютный правдизм преподавать, то есть неврунизм.

— Им не нужен неврунизм, — рассказывала Люся. Она сегодня специально села за Кирин стол. Кира настолько завралась, что сидела одна. Ее вранья никто не выдерживал. — Этим интернатникам нужен обманизм. А то они на живодерню попадут. Из-за своей честности.

— Как так на живодерню?

— А так, придет охотник и спросит: «Где ваши старшие?» Они честно ответят: «Никого нет дома. Мы одни сидим». Бери этих малышей и сажай в мешок. А надо, чтобы они умели хоть немного соврать. Придет охотник с мешком и спросит: «Где ваши старшие?» — «Да нигде. Дедушка барсук на веранде сидит, пулемет перебирает. Бабушка Соня на кухне с милицией чай пьет. И две девочки-учительницы в саду волшебную дубинку испытывают».

— Ты и преподавай свой «обманизм», — сказала Кира. — У тебя хорошо получается.

К девочкам подошла учительница. Она посмотрела Люсину тетрадь, потом Кирину.

— Тарасова, — спросила она, — ты почему не выполнила домашнее задание?

— Понимаете, Ирина Вадимовна, у меня папу в армию забрали. В парашютные войска. И мы с мамой всю ночь ему спортивную форму шили.

— Как форму? Твой же папа уже был в армии. Давно.

— А его снова позвали. Уже начальником. Потому что он хорошо прыгал. Без него не справляются. Все разладилось. Мы ему лампасы на джинсы пришивали. А бабушка парашют вязала на спицах.

Ирина Вадимовна даже растерялась. Ничего себе новости!

Оказывается, теперь парашюты на спицах вяжут! А сорокалетние снова в армию идут.

— Бедная девочка! — погладила она Киру по голове. А когда Ирина Вадимовна отошла, Кира сказала:

— Я не бедная! У нас квартира на двадцать восемь комнат. И дядя из Швейцарии ящик с магнитофонами прислал. Он там всемирный конгресс водопроводчиков проводит. Ну что, берешь меня правдизм преподавать?

— Ни в коем случае.

— Тогда я всем про тебя расскажу. И про твоих интернатников.

— Нельзя. Про них нельзя говорить.

— А я вот расскажу. Ребята, ребята! — зашептала она голосом диктора Центрального телевидения. — Наша Брюка в загородном парке учительницей работает. Зверям русский язык преподает. И поведение.

Упитанный Игорь Трофимов и ехидноглазый Спальников немедленно повернулись на шепот, придвинулась и тростиночноногая Катя Лушина.

— Прошу поподробнее, — попросил Игорь. — Каким зверям? Хищникам? Парнокопытным? Обезьянам? Какой язык — устный или письменный?

— Таких подробностей Кира не знала.

— А откуда тебе это известно? — спросила Катя Лушина. — Про Брюкину?

— Она меня туда звала. Приглашала.

— Снова прошу поподробнее, — съехидничал Трофимов. — Приглашала в качестве кого? В качестве хищника? Парнокопытного? Человекообразного?

— Она меня учительницей звала. Обманизм преподавать, — уже не телевизионным, а простым шепотом сказала Тарасова.

— Прекрасный выбор! — заявил Спальников. — За чем же дело стало? — И сам же себе ответил: — А за тем, что она такое напреподает, что все звери разбегутся. Во главе с директором зоопарка.

— Еще заставит их ванну в скафандрах принимать, — добавил Трофимов.

— Или лампасы к джинсам шить, — сказала Лушина.

— А то всех зверей отправит в парашютные противопожарные войска, — продолжил Спальников. — Им никаких противогазов не надо. Они и так страшные.

— Вы смеетесь, а я правду говорю! — голосом пионера из детского театра закричала Кира. Но ей никто уже не верил. И все отвернулись от нее. Каждая шутка хороша в меру.

Глава третья Австралийский Плюмбум-Чоки

В этот раз в электричке Люся держалась солидно и строго. У нее уже был немного учительский вид. Один сельский первоклассник даже потянулся ей место уступить. Но потом спохватился, сел и в знак протеста стал рассматривать потолок.

На станции Интурист погода была на «отлэ». Краски сгущенные, сочные. Недоеденное объявление было заменено новым, некусаным. Но неразборчивым.

ПРОДАЕТСЯ ТРЕХМЕСТНАЯ НОВАЯ БАЙДАРКА. ТАМ ЖЕ ИМЕЕТСЯ ПОРОДИСТАЯ ОХОТНИЧЬЯ… ЧАЯ… КА. С ХОРОШЕЙ РОДОСЛОВНОЙ. В ХОРОШИЕ РУКИ БЕС…

«Ничего себе, — удивилась Люся. — Разве бывают охотничьи чайки? И на кого они охотятся? На лягушек? На рыб? А что это за бес в хорошие руки? У меня руки хорошие, возьму беса. А еще лучше бесенка. Интересно, как он выглядит?»

Дачный поселок дымился одинокими пенсионерскими кострами. Пожилые люди сжигали осенний мусор.

… Интернатники ликовали. Увидев Люсю, они шмыгали по участку отдельными личностями и клубились у окна в класс целым коллективом. Дир сейчас был не дир, а «двор», то есть дворник. Он с метелкой в руках воевал с травой и листьями. И жег костер.

— Здравствуйте, — сказала Люся.

— Здравствуйте, уважаемая сотрудница.

Люся взяла светский беседовательный тон:

— Осень. Хлопотное время для садовода.

— При чем тут садоводство? — удивился дир. — Это я варенье варю.

— Наверное, у вас ягод много. Пропадают.

— Ягоды? — удивился дир. — Я овощное варенье варю. Помидорно-капустное.

— Это входит в ваши обязанности как дворника или как директора?

— Как врача.

— Почему как врача?

— Потому что матушка Зюм-Зюм заболела. Ее надо лечить.

Люся разглядела ведро на костре и белый халат на Меховом Механике.

И учуяла запах потрясающего капустного варенья с помидоровым уклоном.

— Матушка Зюм-Зюм — это наша кормилюндия. Ее надо ставить на ноги, а у меня ни одного хендрика нет. Не пришли еще.

«Оказывается, хендрики ходят! — отметила про себя Люся. — Наверное, они вроде цыплят». Вслух она сказала:

— Извините, дир. Меня уроки ждут. Бумажный Получальник в кабе? В кабинете?

— Он в главном управлении Получальников на проверке. Возьмите Большой Вафельный Отметник.

— А как им пользоваться? — спросила девочка.

— Очень просто. Он сделан из вафли. За каждый правильный ответ можно давать учащемуся грызть. Чем лучше ответ, тем больше можно откусить.

— Они ж его сразу съедят.

— Вы не давайте. Он разделен на квадратики, как шоколад. За пятерку пять квадратуриков. За четверку — четыре. За двойку — только понюхать давайте, а кусать нельзя. Те, которые нанюхаются, очень хорошо потом учиться начинают.

Люся прошла в директорскую, взяла Вафельный Отметник и потянула за шарик начинальника.

При ее появлении в классе интернатники встали на передние лапы. От радости они махали задними лапами и раскачивались.

Люся посмотрела на часы и сказала:

— Блюм.

Класс радостно рухнул. Но тишины не было. Кто-то тихо барабанил лапами, кто-то урчал, кто-то колотил по скамейке хвостом.

— Что это значит? — спросила Люся удивленно. — Почему шум?

— Это мы вам радуемся! — сказал щекастый Бобров.

— Спасибо! Я тоже рада вас видеть. Но при этом я не стучу хвостом по столу и не рычу. Нужно учиться выражать свою радость по-другому. Если вы от радости зарычите на человека, он насторожится. Испугается и убежит. Надо улыбаться. Вот так.

Люся показала, и все интернатники сделали «вот так». Получилась просто жуть. Столько зубов, один острее другого! И все оскалены для показа. Особенно старался Сева Бобров. Он выставил все свои зубы, как будто собирался перегрызать колючую проволоку.

— Нет, — сказала девочка. — Так получается еще хуже. Не только простой прохожий, милиционер испугается. При улыбке надо уголки рта поднимать вверх.

Интернатники попробовали.

— Уже лучше. Сняли! А теперь продолжаем занятия. Я прошу подойти к доске… вас, — попросила она бурундукового подростка с задней парты, соседа муравьеда Биби-Моки.

Тот подошел застенчиво-развязной походкой, держа лапы за спиной.

— Возьмите мел, уважаемый интернатник, и напишите, как вас зовут.

Бурундучок написал:

БУРУНДУКОВЫЙ БОРЯ.

— Хорошо. А теперь напишите, сколько вам лет.

Боря показал ей лапки. Черные когтистые ладошки.

— Ты хочешь сказать, что тебе десять лет? — спросила Люся.

Боря опустил нос вниз.

— Он хочет сказать, что ему нечем писать, — встрял зубастый Сева Бобров. — Он мел съел.

— Это от хулиганства? — спросила Люся.

— От застенчивости. И от того, что он растет.

— Что же мы будем делать? — растерялась девочка.

— Давайте в валилки играть! — завопил Кара-Кусек. — Или в скакалки.

«Не иначе наокуркился», — опасливо решила Люся. И сказала строго:

— Ни в какие валилки мы играть не будем. Мы продолжим занятия. У кого есть мел?

— У меня, — встал черноносый игластый ежик с первой парты. — У меня в спальне. Можно я принесу?

— Хорошо. А Бурундуковый Боря сейчас расскажет нам стихотворение.

Ежик, гремя иголками, ринулся за мелом, а Боря спросил:

— Про любовь можно? — и опустил нос под мышку.

Люся сказала, что можно. Боря стал читать:

Все.

— Где же здесь про любовь? — спросила Люся.

— Про любовь дальше.

— Ты и прочитай дальше.

— А я дальше не помню. Я могу это еще раз прочитать. Можно?

— Можно. Читай.

И Боря еще раз с тихим удовольствием прочел:

и снова сунул нос под мышку.

«Ничего себе интернатники! — подумала Люся. — Мел едят! Про любовь стихотворения читают. Научи их чему-нибудь. Вот у нас в классе мел не едят. И вообще, с нами проще».

Тут она притормозила — проще ли? И решила проверить, понаблюдать за тем, что в ЕЕ классе мешает процессу обучения школьников. Сколько мешаний будет за неделю.

Пока Бурундуковый Боря стеснялся и дышал в рукава, черноносый игластик с первой парты вернулся с большим куском мела.

— Вот.

— Где ты его взял?

— Он у меня в зимних ходилках лежал.

— Зачем?

— Мы хотели, чтобы считальный урок отменили. И спрятали в ходилки.

Люся с трудом догадалась, что это валенки.

— И что? Отменили урок?

— Нет. Не отменили. Мехмех проверялку устроил. Меня в двоечный раздел записали.

— И меня! — вспомнил Бурундуковый Боря.

Он так расстроился от воспоминаний, что взял мел и стал его грызть.

— Подожди, не ешь, — сказала Люся. — Напиши, сколько тебе лет.

Боря наморщил лоб и закатил глаза.

— В какой системе? В меховой или в людовецкой?

— В какой такой «людовецкой»?

— В людовецкой — это в какой люди считают.

— Напиши в людовецкой, — согласилась Люся. — То есть в человеческой.

Бурундуковый Боря написал:

В ЛЮДОВЕЦКОЙ С. МИНЕ СИЧАС 8 ЛЕТ.

— А в меховой системе?

В МЕХОВОЙ С. МИНЕ СИЧАС 16 ЛЕТ.

Люся ничего не поняла.

— Может, ты что-то напутал? Как может быть два возраста? При чем тут меховая система?

Но застенчивый мелопоедательный бурундук стоял на своем:

— Девочка Люся, ведь у собак, которые у вас живут, два возраста. Собаческий и человеческий. Ведь правильно?

— Правильно. Мой папа говорил: «Нашему Шаху восемь лет. Его года надо умножить на семь. Тогда мы узнаем его человеческий возраст.

Получается, что ему пятьдесят шесть. Он уже пенсионер».

— И у нас два возраста. Для людей и для нас, — упирался Бурундуковый Боря.

— Я поняла, — сказала Люся. — Чтобы узнать ваш возраст, ваши года нужно поделить на два.

Вперед выступил головастый ежик. Он теперь оживился и гремел иголками, как хорошая погремушка.

— Мы живем долго и долго вырастаем. Поэтому нам много лет, а мы еще маленькие.

Люся подумала про себя:

«Я считала, что они бестолковые, как на площадке молодняка. А они — умнющие ребята».

Прогудел начинальник. Вошел Меховой Механик с подносом ярко-фиолетовой свеклы. Он посмотрел на Вафельный Отметник:

— Он целый? Вы не спрашивали учеников? Был беседовательный рассказ в виде доклада?

— Просто мы про него забыли.

Она отломила два больших квадрата и угостила бурундучка и ежика. И спросила:

— Как здоровье матушки Зюм-Зюм?

— Лежит с температурой, — ответил дир.

— Знаете что, Мехмех, я пойду на свою дачу. Там есть аптечка с лекарствами. Я принесу аспирин или анальгин. Они понижают температуру.

— Пожалуйста, помогите нам, девочка Люся, — попросил дир.

— Можно я пойду с вами? — потянул Люсю за руку ежик.

— Конечно. Как тебя зовут?

— Иглосски.

— Можно я тоже пойду? — спросил Бурундуковый Боря.

— И я, — попросился зубастый Сева Бобров.

— Конечно, можно. Все пошли.

Они повисли на Люсе, как детсадовские малыши. И все отправились на Люсину дачу.

Люся взяла заржавевший, ключ под водосточной трубой. Открыла замок и вошла на веранду. Меховая ребятня всунулась за ней. Малыши все нюхали, трогали и даже облизывали языком. Все, все. И про все спрашивали — зачем?

Больше всего их поразил не телевизор (они его понюхали, лизнули, и все). Не электрокамин (только потрогали). Не старинный магнитофон (покусали, и только). А большой резиновый мяч.

— Это что? — спросил Сева.

— Мяч. Он прыгает. В него играют.

— У нас есть такие. Они называются скакуны. Только они очень тяжелые. Как капуста, — сказал Иглосски.

— Мы возьмем его с собой в интернат, — решила Люся. Она отыскала лекарства, и они пошли в поселок.

Красный мяч произвел фурор. Меховая публика накинулась на него кучей. И стала кататься клубком по осенней траве.

Люся подошла к диру. Протянула таблетки:

— Это для матушки Зюм-Зюм. Помогает сбить температуру.

— Пойдемте к ней. Она очень отсталая личность. Боится всего нового. Может и отказаться.

Они прошли в глубь участка, к задней стороне дома. Там вдоль стены лепилась лесенка на второй этаж. И была дверь в подвал.

— Здесь у нас котельная, — сказал дир, — и кухня. А наверху ночевальни для учащихся и состава. Да, как насчет обманизма? Нашли кого-нибудь?

— Пока нет, — ответила Люся. — У меня есть одна знакомая девочка — жуткая врушка. Но она себя врушкой не считает. Она сама верит во все, что говорит. Она хочет правдизм преподавать.

— Правдизм пока не нужен. У нас с обманизмом плохо. И потом, мне кажется, здесь не девочка нужна, а наставник со стажем. Опытный обманист. Придется, наверное, объявление давать. Как вы думаете, чем можно такого наставника привлечь — хендриками, живульней?

— Думаю, и тем и другим, — осторожно ответила девочка. Потому что она в глаза не видела ни того, ни другого.

Они поднялись на второй этаж.

В прихожей на полу на треногах стояли две трубы. Одна была направлена в небо, другая — в сторону станции. Люся заинтересовалась:

— Что это?

— Усилительные трубы. Вот эта — подзорная, звездоскоп. А это нюхозорная труба, или нюхоскоп. Хотите осмотреть окрестности? Или обнюхать? Или обслушать?

— Да, хочу.

Дир настроил трубы.

— Вам на сдвоенную работу? Или на строенную? Пожалуйста. Сюда надо смотреть. Сюда надо совать нос. Только ваш нос неудобный, маленький.

Юная учительница стала смотреть и нюхать. Подзорная труба была с многократным увеличением. Видно было каждую ветку, каждую перекладинку перил, каждую спичку, каждый камешек на платформе.

Люся прочла расписание на щите. Высмотрела себе очень удобную электричку, идущую до Москвы почти без остановок.

Потом увидела объявление на столбе. Оно было знакомое:

ПРОДАЕТСЯ ТРЕХМЕСТНАЯ НОВАЯ БАЙДАРКА. ТАМ ЖЕ ИМЕЕТСЯ ПОРОДИСТАЯ ГОНЧАЯ СОБАКА. С ХОРОШЕЙ РОДОСЛОВНОЙ. В ХОРОШИЕ РУКИ, БЕСПЛАТНО.

«Вот тебе и бес в хорошие руки!» — подумала Люся.

Она увидела осеннюю клумбу с астрами. И стала нюхать цветы. Запаха не было. Она перевела трубку на коричневую кучу с удобрениями. Тут ей сильно шибануло в нос тухлятиной. От этого запаха глаза Люси вытаращились. Но мысли прояснились. Она сразу поняла, что такое нюхоскоп. «Хорошо, что это нюхоскоп. Был бы зубоскопом, как треснул бы по зубам!»

За прозрачной дверью лежала в кровати вся обмотанная шарфами и грелками матушка Зюм-Зюм. — Проходите сюда.

— Здравствуйте, матушка Зюм-Зюм, — сказала Люся.

— Здравствуйте, маленькая девочка! — ответила матушка. Внешне она была похожа на садовую соню. — Мне дир очень хвалил вас. Эту круглую штучку надо глотать?

— Да, матушка Зюм-Зюм.

— А хендрики еще не прилетели? — спросила она у барсукового дира.

— Еще нет. Сам жду. И переживаю.

— Ладно. Проглочу эту пуговичку. А то я совсем в жару. «Хендрики еще могут летать», — подумала Люся. И попыталась себе представить осенний перелет хендриков.

Матушка выпила аспирин и закуталась в одеяло.

— Теперь поспите, — сказала Люся. — Скоро вам станет легче.

— Спасибо, милая девочка.

— До свидания, матушка Зюм-Зюм.

Меховая мелкота и крупнота уже была за партами. Все встали на передние лапы и от радости замахали задними.

— Блюм, — сказала Люся. — Сейчас пойдет к доске… — Она посмотрела на маленькую белку с первой парты. — Пойдет…

Но белочка не дала сказать, а забежала вперед:

— А почему вы Плюмбум-Чоки не вызываете?

Ее серебристые очки так и сверкали во все стороны. Дылда волк, сидящий рядом, важно поддержал:

— Да, почему?

— Плюмбум-Чоки? А это кто? Где он сидит?

— Он в дыре сидит! Вон! Вон! — повскакала с мест учащаяся мелочь.

Они показывали на круглую дыру в потолке. Оттуда к доске тянулся канат.

— Хорошо, — согласилась Люся. — К доске пойдет Плюмбум-Чоки.

Никто из дырки не показывался. Люся вопросительно посмотрела на белочку.

— А он не может пойти. Не может! — захлопотала белочка. — Он ходить не умеет. Он лазает.

Люся поджала губы — уж не разыгрывают ли ее? И сказала строго, с нажимом:

— Сейчас к доске полезет Плюмбум-Чоки.

Сначала из дырки посыпался мусор — зеленая труха. Затем закачался и задергался канат. Потом показалась длинная меховая лапа с цеплятельными пальцами. А затем вылез и сам Плюмбум-Чоки — большой ленивец в сиреневых трусищах по самую шею.

«Ничего себе площадка молодняка! Ни в одном зоопарке нет таких зверей!» — подумала Люся.

Плюмбум-Чоки медленно полз к доске. Вот он завис над ней, глядя на Люсю огромными спрашивающими глазами.

— Напишите свое имя и свой возраст в людовецкой системе.

Плюмбум начал царапать мелом что-то на доске. Люся не понимала:

— Что это? на каком языке? на людовецком? на меховом?

Чоки кончил царапать, а Люся так и не разобралась.

— Что он написал? — обратилась она к классу.

Весь класс, как один, встал на- передние лапы. Будто кого-то приветствовал. Люся даже оглянулась — не вошел ли кто?

Никого не было. А класс плюхнулся обратно. И все подняли лапы.

Больше всех тянулась белочка с первой парты.

— Можно я? Можно я?

— Можно.

— Он написал: «Свинцовый Чоки. Семь лет».

— На каком языке?

— На кверхногамном.

— Что это еще за язык такой — кверхногамный? — удивилась Люся.

— Это когда кверх ногами пишут. Он же так висит.

Люся повернулась к доске спиной и встала в позу ныряльщика. Так что доска предстала перед ней кверх ногами. И прочла: «Свинцовый Чоки.

Семь лет».

Теперь ей стало ясно все, кроме слова «свинцовый».

— Почему Свинцовый Чоки? Ведь нужно Плюмбум.

— Потому что плюмбум и есть свинец, — проскрипел ленивец. — Я — Свинцовый Чоки.

Он говорил, как по тарелке царапал.

— Спасибо, — сказала Люся. — Очень хорошо. Вот вам Вафельный Отметник. Откусите большой квадратурик.

Она подала Отметник Чоки. Он не доставал, а она не дотягивалась.

Тут Чоки рухнул вниз прямо на Люсю. Она даже перепугалась и шмыгнула под стол. Только Чоки не долетел до пола. Он повис на двух крючковатых лапах, как меховой ковер на веревке.

«Так бы его и треснула выбивалкой!» — подумала Люся. Но драться не стала. А солидно, как положено учительнице, вылезла из-под стола и подала Отметник ученику.

Плюмбум радостно отгрыз большую дольку и, сложившись, полез по канату в свою замусоренную дыру. В классе остался только резкий запах эвкалиптовых листьев.

Люся внимательно осмотрела все углы в классе. Нет ли где еще какой норы? Того гляди, утконос вылезет или питон.

— Теперь я бы хотела познакомиться… с юным пушистым созданием…

Маленькая белочка исчезла под партой.

— У которого такие толковые глаза… Такой застенчивый вид… Это создание, наверное, самое скромное во всем классе… очень любит грызть орехи, и сидеть под столом.

Бельчонок сидел под партой и в ужасе дергал джинсовую штанину волка:

— Это про тебя! Это про тебя! Волк оттолкнул белочку лапой:

— Не дергай! Сам знаю.

Он засмущался и, опустив глаза, пошел к доске. А белочка вылезла из-под парты очень довольная. Она покашивала глазами на Люсю и, наверное, считала себя самой хитрой в школе. В обеих системах — в людовецкой и в меховой. Еще бы! Она так здорово избежала вызова к доске!

— Прошу вас, дорогой интернатник, напишите свое имя.

«Юное пушистое создание» в виде лохматого дылды в джинсах и с пистолетами на боку нацарапало:

УСТИН ЛЕТЯЩИЙ В АБЛАКАХ.

Люся спросила у класса:

— Где ошибка?

Белочка с первой парты засверкала очками:

— Можно я? Можно я?

Она вышла из-за стола. И стало видно, как она хорошо одета. В яркую цветастую юбочку и жилетку. Она дописала:

С ТРУДОМ.

— Почему с трудом? — оторопела Люся.

— Как почему? Как почему? — захлопотала белочка. — Волкам трудно летать. Они не умеют же. Птицы умеют. Мыши умеют. А волки не умеют.

— Других ошибок нет?

— Нет, — ответила белочка.

— Я вижу, что есть.

Вперед важно, вперевалочку вышел Иглосски. Большой специалист.

Он зачеркнул букву «и» в слове «Устин» и написал «е».

— Устен? — удивилась учительница. — Почему Устен?

— У стен летает, — объяснил Иглосски. — В облаках у стен.

— При чем тут стены?! — завопила Люся. — Ошибка в этом слове. — Она показала на слово «аблака».

Весь класс принимал участие в исправлении написанного.

Образовалась целая спасательная экспедиция. К ней присоединился еще и Сева Бобров.

Зубастый Сева закричал:

— Я знаю! Я знаю! «Аблака» — это неправильно. Надо написать «яблака». Получится: «Устин, летящий в яблаках».

— В каких еще яблоках?

— В обычных, — пояснил Сева. — Он вокруг яблони летает.

От этих стен и яблок у Люси кругом пошла голова.

— Неужели никто не знает?

— Я знаю! — сказала Лаковая Молния. — Надо писать «в облаках».

— Правильно, — похвалила ласку девочка. — Вот вам кусочек Вафельного Отметника.

— А мне не дадут Отметника? — спросил устенный Устин.

Люся не знала, как ей быть — дать ему понюхать плитку вафли в наказание за неграмотность или, наоборот, похвалить его за старательность и отломить кусочек. Она решила угостить волка. А нюхательно-воспитательные меры пока отложить. Яблоковый Устин аж засветился от радости неярким серым светом.

Прогудел начинальник. Меховая братия забегала и замоталась, малышня повисла на Люсе.

— Что мы будем делать? — кричали они.

— Не знаю.

— Давайте в залезалки играть. Давайте!

— Это что такое?

— Игра такая. Надо на крышу залезть. Кто выше всех залезет, тот победил. А остальные его стаскивают, — объяснил ежик Иглосски. — В прошлый раз победил Мохнурка.

— И где он? — спросила Люся.

— В ночевальне лежит. Перебинтованный. Он слетел сверху и поцарапался по дороге.

— Это уже не залезалки, а бинтовалки получаются, — сказала девочка-учительница. — Только сегодня мы в это играть не будем. Мне пора домой. Меня папа с мамой ждут. Я боюсь, что мне дома «влеталки и разгонялки» устроят.

— Это хорошая игра, во «влеталки», — сказала белочка. — Это влетать куда-нибудь надо?

Зверята проводили Люсю, до ворот и долго махали лапами вслед и кидали вверх разные вещи. Эти вещи еще много времени взлетали над забором.

Междуглавие третье Список мешаний учителям на уроках со стороны учащихся

Всю неделю ученица-учительница Люся Брюкина внимательно наблюдала за своими коллегами по учебе. Смотрела на тех, кто обучает, и на тех, кто обучается.

И вот что было замечено.

ПОНЕДЕЛЬНИК

Спальников намазал доску воском, как лыжи. Поэтому Лушина, которая всю неделю учила арифметику с папой, не сумела даже написать условие задачи. Мел скользил. Учительница сердилась.

— Ты, Лушина, нарочно это сделала. Потому что урока не выучила.

— Я выучила, Мария Яковлевна. Это кто-то другой доску намазал.

— А вот мы сейчас проведем контрольную работу на вычитание дробей и выявим, кто у нас диверсант. Ясно, что отличники доску натирать не станут.

Кандидатами в диверсанты оказались: Спальников, Игорь Трофимов, Кира Тарасова и бедная Карина Мариношвили. Ей эта двойка была нужна больше всех. У нее и так по арифметике было две.

ВТОРНИК

Великолепный Киселев подрисовал усы на портрете знаменитого писателя Маяковского. Он оправдывался:

— Все писатели как люди. И Чехов, и Толстой, и Некрасов, а он отрывается. Он какой-то ненастоящий, потому что без усов.

— А ты много читал Маяковского?

— Потому и не читал, что он без усов. Теперь начну.

— Теперь ты пойдешь домой и приведешь родителей, — говорила Эмилия Игнатьевна — завуч. Очень умная и опасная женщина. — Твой папа без бороды и усов. Но я думаю, он настоящий и всыплет тебе как следует, по-настоящему.

Язвительный Игорь Трофимов подумал и сказал:

— Вот учителя! Вот завучи! Человек в беду попал, а они острят, шутят. Нет, с такими людьми мы никуда не придем.

СРЕДА

На родительском собрании сердился дедушка Киры Тарасовой:

Моя Кира говорит: «Если не купишь мне джинсы, я в школу не пойду. У нас все учащиеся в джинсах ходят. Даже директор. Я одна как из сельской местности в юбке югославской. Будто я отсталая». А где ж я ей эти джинсы возьму? Да ведь не простые надо, а фирмы Врангеля. Я ей говорю: «Этого Врангеля мы прогнали в революцию не для того, чтобы его штаны носить!» Она мне в ответ: «Темный ты, дедушка, ничего в истории не понимаешь. И в экономике. Вы ведь Врангеля прогоняли, а это Вранглер.

— А моя просит счетную машинку! — сказала бабушка Карины Мариношвили. — Я ей было купила в магазине харьковскую за двести рублей. А она кричит: «Ты что мне покупаешь? Ее же надо в розетку включать. У всех японские машинки на батарейках. Размером с записную книжку. Они их под партой держат. И считают незаметно от учителя. Я с таким ящиком что делать буду? Ты бы мне еще телевизор приобрела. Чтобы я под партой клуб кинопутешествий смотрела!» А где мне купить эту японскую машинку? Мы, уборщицы, редко ездим в Японию подметать. Мы все здесь работаем. На трех работах. Уймите внучку!

ЧЕТВЕРГ

В классе событие. Пропал Главный Бумажный Получальник. То есть классный журнал. А так как Вафельного Отметника у нас не завели, пришлось притормозить школьные занятия.

В поисках журнала перевернули учительскую, кабинет директора и три тонны макулатуры, собранной энтузиастами-прогрессистами из второго «Б» класса. Они прогрессисты потому, что собирали макулатуру не по указанию руководства школы, а по велению сердца. Но журнала не нашли.

В конце дня пришла расстроенная отличница Королева и принесла журнал. Он был у нее в портфеле. Конечно, его похитила и запихнула туда не она. Это были чьи-то происки. Кто-то мечтал сорвать занятия по иностранному английскому языку.

Провели контрольную с целью выяснения знаний учащихся и с целью выяснения проискантов.

Кандидатами оказались Спальников, Игорь Трофимов, Кира Тарасова, блистательный Киселев и опять Карина Мариношвили. Ей эта двойка опять была нужнее всех. У нее по английскому была всего одна.

ПЯТНИЦА

Киселев и Тарасова решили попробовать курить. Купили в ларьке пачку «Явы». Сказали, что для больного папы.

Тарасова красиво держала сигарету и по-красивому вытаращивала глаза.

Киселев сделал две затяжки и упал. Оказалось, сигареты были бракованные. В табачную машину попал эбонитовый шарик от ручки. И она его искрошила. Тренированные курильщики выдерживали с трудом.

Нетренированный Киселев чуть не пропал. На урок его привели под руки Трофимов и Спальников. Тарасова объяснила учительнице, что Киселев шатается, потому что тушил пожар. Вытаскивал пожарных из огня. У них была тренировка, а он не понял и спасал их за ноги.

Мария Яковлевна не очень верила в спасение пожарных. Несмотря на убедительную деталь в смысле тренировки. Но от Киселева так несло жженым эбонитом, что пришлось согласиться. И Киселева в качестве награды за правдивость пустили проветриться в коридор.

Там его увидел директор и сказал, что дышать свежим воздухом лучше всего во дворе с метелкой.

И народный спаситель пожарных целых сорок пять минут превращал школу в город-сад.

СУББОТА

На уроке истории учитель Косолапов объяснял, что в средние века были феодалы — князья, их вассалы — помещики, и крестьяне, которые на всех работали.

На что быстрый разумом Киселев заявил:

— Точно. Как у нас в школе. Директор — феодал. Учителя — вассалы, а мы — крепостные крестьяне.

Учитель Косолапов разбушевался:

— Ничего себе крепостные! Барчуки вы! Живут в хороших квартирах.

Им тепло на квартиру доставляют, вместо дров. Воду на квартиру. Для них телевизор изобрели — к ним зрелища на дом приходят. Они лошадь не то что запрячь не сумеют, просто не видели ее никогда! А учителя с ними бьются, в их башки знания впихивают. Да раньше ни один сын императора в таких хороших условиях не рос.

И велел крепостному Киселеву к следующему разу составить режим дня среднего крестьянина средней полосы России в средние века. А еще лучше крестьянки. С учетом топки печки, кормления домашних животных. (Причем не попугайчиков, хомячков и морских свинок, а коров, овец, лошадей, птицы.) С учетом приготовления обеда, стирки и других мелких радостей.

К следующему разу выяснилось, что жизнь у крестьян средних веков была значительно тяжелее, чем у Киселева. Развлечений практически не было, если не считать работу в огороде — прополку и окучивание. Насчет каникул Киселев явно обходил крестьян. У них были только религиозные каникулы: Ильин день, пасха, рождество, может быть крещенские, и все!

А трехмесячных летних и всяких там зимних не было.

Да и в смысле еды сегодняшний крепостной Киселев далеко ушел вперед. В его школьной крепостной столовой был большой выбор блюд. И упитанные крестьяне младших классов за небольшую цену уничтожали продукты не хуже средневековой саранчи. И не только сельские щи да кашу, но и всевозможные пирожные. (Правда, с крестьянским уклоном: в виде корзиночек и картошки.) Особенным спросом, пользовался деревенский средневековый напиток «Пепси-кола».

Что касается быта, модными были средневековые джинсы, карманные магнитофоны с записями народных мелодий и жевательная резинка клубничная рижская.

Короче, жизнь сегодняшних Киселевских крепостных была во много раз лучше. И взрывчатая ситуация среди младших классов угасла. Все сразу успокоились, даже главный вождь всех школьных волнений, неформальный лидер — знаменитый Стенька Киселев.

Глава четвертая Хендрики прилетели

Вот оно — новое воскресенье. Вся меховая мелкота с воплем выкатилась навстречу девочке Люсе. Они ждали ее у самых ворот дачного поселка. Очевидно, о ее приезде они узнали от дежурного по нюхоскопу.

Там, на балконе, наверняка дежурил загадочный перебинтованный Мохнурка — победитель игры в залезалки. Потому что его среди встречающих не было.

Люся и зверята в обнимку пошли в поселок к интернатскому зданию.

Застенчивая белочка в очках сказала Люсе:

— Мой пап приехал.

— Может быть, папа?

— Нет, мой пап! Пап — это же он. Вот он и приехал. А если бы мама, то она приехала бы.

— Вон ее пап стоит! — сказала Фьюалка. — Видите, рядом с Мехмехом.

У дверей в класс, на крыльце, стоял Мехмех в легкомысленной зеленой шляпке с украшениями. А рядом — невысокий, начинающий полнеть белк. В светлом плаще с красиво поднятым воротником.

— Здравствуйте, — шагнул он навстречу Люсе. — Это вам. От папо-мамовского собирания.

Он протянул маленький прозрачный флакончик с зернышками.

— Что это такое? — удивилась Люся.

— Камертоновые семена. Целая музыкальная октава. Их надо посадить в землю и поливать купоросовой водой.

— И что получится?

— Музыка из живых цветов. Они будут тихонечко звенеть от ветра. И играть разные мелодии. Вы очень обрадуетесь.

— Спасибо, большое спасибо, — сказала Люся.

Про светомузыку она когда-то слыхала. Но про музыку из цветов…

Интересно, а бывает дерево-музыка? Наверное, бывает. Тогда, значит, есть и целые лесо-симфонии у них… У кого у них? У меховых интернатников.

— А что такое папо-мамовское собирание? — спросила она.

— Обычный родительский комитет, — пояснил Меховой Механик.-

Родители учеников к вам очень хорошо относятся. Интернатники в своих письмах только про вас и пишут.

— Очень хорошее пишут, — сказал улыбчивый пап. — Можно я у вас на уроке посижу? Мне интересно посмотреть, чем живет сегодняшняя молодежь.

— Сидите, пожалуйста, — сухо сказала Люся («Тоже мне, меховой инспектор из роно!») и пошла в директорскую за Получальником.

По Получальнику она выяснила, что неопрошенными в ее классе оставались только хитрющая белочка в очках с первой парты (та самая, к которой приехал пап) и загадочный Мохнурка. Который в Получальнике записан не был. Может быть, он сидит на потолке, в дыре вместе с сиреневотрусовым… трусным… В дыре вместе с Плюмбум-Чоки?

В классе все были на своих местах, и все встали на задние лапы.

Причем представитель папо-мамовского собирания сделал то же самое. И парта под ним скрипела.

— Блюм, — сказала Люся через минуту. Все блюмкнулись.

— Кто у меня еще ни разу не был у доски? — спросила Люся, в упор глядя на белочку с первой парты. Ее звали Цоки-Цоки. — Кто еще ни разу не отвечал?

— Мохнурка! Мохнурка! — захлопотала белочка. — Он еще ни разу не отвечал.

— А где он? Он здесь? — спросила Люся.

— Здесь! Здесь! — волновалась белочка. — Он в печке сидит.

Люся удивилась и прошла по классу вдоль стенки с печкой.

— Что он там делает?

Дверца печки раскрылась, и появилась хитрая усатая мордочка.

Черная-пречерная, как кусок темноты. Мордочка сверкнула глазами и сказала:

— Я там прячусь.

— От кого?

Дверца снова перелистнулась:

— От света.

И дверца захлопнулась. Люся обратилась к ученикам:

— Кто мне объяснит, почему юный Мохнурка сидит в печке? И почему он прячется от света?

Все интернатники подняли лапы вверх. Даже хулиганистый Кара-Кусек.

— Скажите вы, — попросила Люся Лаковую Молнию. Фьюалка встала из-за парты и сказала:

— Он норный.

Дверца печки приоткрылась на спичечный коробок, и высунулся кусочек носа:

— Я норный. Я очень норный.

Фьюалка продолжала:

— Все норные боятся света. Живут в темноте.

— Очень живут! Очень живут! — забормотал носик из печки.

— Спасибо, — поблагодарила Люся Фыоалку. — Но что же, он все время так и сидит в печке? Или его приносят сюда в чемодане? Или у него есть сюда подземный ход из спальни?

Лаковая Молния разволновалась. Она стала цокать, сокращаться и вытягиваться:

— Его не но-йс-сят в цеймодане. Его в ойсках, в оцках нойсят… Он сам ойски нойсит. Церные.

— Ношу! Ношу! — прокуковал Мохнурка из печки, как кукушка из часов. — Черные очки. Очень черные.

Разговор запутывался, и вмешался еще один разъяснитель — Сева Бобров. Он так объяснил:

— Девочка Люся, он из кротовых. Они под землей живут. Они темноту любят. А на улице очки носят темные. От солнца.

— Да! — затараторила Цоки-Цоки. — У меня простые очки, стеклянные.

А у него черные.

— Где же его очки? — спросила Люся. — Почему он без них?

— Можно я скажу? — закричал ежик Иглосски. — Когда он в залезалки играл, они разбились.

— Очень, очень разбились! — закуковал Мохнурка.

— Его перебинтовали, и он выздоровел, — продолжал ежик.

— А очки перебинтовать не удалось! — горестно высунулся крот из печки, как из справочного окошка.

— А ну, малыш, примерь вот это! — раздался голос с задней парты.

Это белочкин пап достал роскошные противосолнечные очки.

Всеволод Бобров взял очки и засунул их в печку. Дверца распахнулась, и оттуда торжественно выбрался наружу упитанный кротенок. Черный-пречерный, и вдобавок весь в саже.

Он подошел к Люсе, протянул ей лапу и вежливо представился:

— Мохнурка Великолепный.

Люся пожала лапу и увидела, что она тоже в саже.

— Вот что, уважаемый Мохнурка, возьмите веник и подметите себя.

Потом пойдите на пруд вместе с Бобровым и вымойтесь как надо. После этого мы будем знакомиться.

Мохнурка не стал бунтовать. Он взял веник и стал смахивать на всех сажу.

— Не подметается! — сказал он, пытаясь хлестать себя, как в бане.

— Можно я его подмету? Можно я? — захлопотала белочка. — Я и пропылесосить могу.

— Хорошо, — разрешила Люся. — Берите этого очень норного юношу, отчистите и приведите обратно.

Троица с удовольствием удалилась. А Люся сказала:

— Сегодня мы будем проходить… будем… мы будем разбирать предложение на составные части.

Она сложила руки за спиной и важно зашагала по классу.

— Возьмем хотя бы такое предложение. — Она задумчиво посмотрела на потолок. Там предложения не было… На учеников. Они не подсказывали.

На белочного папа… Он сам ждал, что же возьмут? И наконец в окне она увидала. Там было предложение: «Грузовик едет». — Возьмите ваши тетрадки и запишите такое предложение.

Лохматый Устин в облаках поднял лапу:

— Учительница девочка Люся, а что такое тетрадки? Люся подумала и вытащила из портфеля тетрадку по английскому и показала ее классу.

Только издалека. (Кому хочется вблизи показывать свою тройку за контрольную.)

— Учительница девочка Люся, — сказал Устин, — мы не знали, что это называется тетрадка. Мы называем это — листалка. Бывает листалка в клетку, а бывает в ромбик или в горошек. Какую достать?

Что делать с ромбиковой листалкой или горошиковой, Люся не знала.

Но виду не подала:

— Дорогие интернатники, достаньте листалки в клеточку. И возьмите писалки.

Интернатники зашуршали.

— И напишите в листалках такое предложение:

ГРУЗОВИК ЕДЕТ.

Меховые школьники как по команде свесили языки направо и стали писать.

Люся ходила по рядам и смотрела в тетра… то есть в листалки.

Каких там только ошибок не было! И «грузАвик», и «кузовик». И было сказано, что он «едИт» и даже что он «йедет».

Люся спросила:

— Из каких частей состоит это предложение? Пусть ответит ученик Биби-Моки.

Биби-Моки выбрался из-за парты, и стало видно, что он не ученик, а ученица. Потому что Биби-Моки была в ярко-зеленой короткой юбочке.

Она сказала застенчивым голосом:

— Из двух частей. Из действователя и действа.

— Правильно, — сказала Люся. Хотя она впервые в жизни слышала про действователь и действо. Она знала, что есть подлежащее и сказуемое. — А теперь мы расширим это предложение и запишем его так:

СИНИЙ ГРУЗОВИК ЕДЕТ С ДРОВАМИ ПО ДАЧНОМУ ПОСЕЛКУ.

Все ученики снова вытащили языки и заработали. И снова в тетрадях появились «КрузАвики», «пАселки» и даже возник какой-то загадочный «е-дед с дровами».

Отворилась дверь. Интернатники сделали стойку на лапах. Только зря, потому что вошла бригада, брошенная на чистку Мохнурки.

Мохнурка начальственно сказал:

— Блюм!

В этот раз он был чистый, но мокрый. Хоть развешивай его на канате сушить.

«Куда бы его пристроить?» — подумала Люся. На плане в Получальнике Мохнурки не было.

— Есть у вас свое место? — спросила Люся.

— Нет, — ответил крот. — Я сверхнормный.

«Мало того, что он норный, он еще и сверхнормный! — подумала Люся. — Не сажать же его в печку».

Девочка взяла стул и устроила Мохнурку рядом с Иглосски.

— Давайте я тоже буду учитель? — предложил он, подняв на Люсю черные очки. — Я буду ваш заместитель.

— Нет! — рассердилась Люся. — Ты не будешь учитель. Ты будешь отвечатель. Вот видишь, на доске написано предложение: «Синий грузовик едет с дровами по дачному поселку».

— Из каких частей оно состоит? — Люся посмотрела на Мохнурку.

— Из… из… из вот каких. Из грузовика и поселка.

— И все?

— Нет не все. Еще из колес, из кузова, из кабины, из шофера, из дач, из много-много дров…

— Ты ничего не забыл? — ехидно спросила учительница.

— Он шины забыл! — закричал Бурундуковый Боря.

— Еще горин! — подпрыгнул на задней парте тушканчик.

— Какой такой «горин»?

— Который в моторе горит. Без него машина не уедет.

— Нет, дорогие интернатники, это мы с вами никуда не уедем, если так будем предложение разбирать на части. Как мы уже выяснили, в этом предложении есть действователь — «грузовик» и действо, то есть действие, — «едет». В моей людовецкой школе действователь называют подлежащим, а действование — сказуемым. А что можно сказать о слове «синий»? Какой это член предложения?

— Синий, — сказал Мохнурка.

«Сам ты синий!» — чуть-чуть не закричала Люся. Потому что с появлением этой темноты из печки жизнь в классе явно осложнилась.

— Это определение. Это слово определяет, какой грузовик. Описывает его. Рассказывает о нем. Характеризует его. Понятно? — спросила она у красавицы ласки с первой парты.

— Понятно, — ответила ласка.

— Значит, как называется этот член предложения?

— Характеризователь.

— Допустим… Есть еще характеризователи в предложении?

— Есть, — ответила ласка. — Слово «дачный».

— Правильно. А больше нет?

— Больше нет.

— Нет есть! — возразил Мохнурка.

— Да? — удивилась Люся. — Какие же?

— Там дрова березовые. Я сам видел.

— Что ты там видел, не имеет значения. Имеет значение то, что написано на доске. А на доске нет такого характеризователя — «березовые».

Потом Люся задумалась и спросила:

— Каких характеризователей еще нет на доске? Пусть, кто знает, скажет.

— А можно про дрова? — спросил Сева.

— Конечно, можно.

— Они невкусные.

— Почему?

— Потому что березовые. Если бы осиновые, были бы вкуснее.

— Я не пробовала ни осиновых, ни березовых, — сказала Люся. — Но я тебе верю. Еще что мы можем сказать о грузовике и о поселке? Вот вы скажите, — обратилась она к Биби-Моки. — Хотя бы про шофера. Что мы можем про него сказать?

— Что он холостой.

— Почему? — удивилась Люся.

— Потому что он дрова возит.

Люся так удивилась, что не знала, что и сказать.

— А что? Она права, — вмешался Цоки-Цокин пап. — У нас на дрова всегда молодежь бросают. И на уголь. И на снег. А солидные водители возят дорогие товары. Я, например, хендрики вожу.

Люся поняла, что она скоро запутается в хендриках, дровах и холостых грузовиках. Она сказала:

— Все. У нас хватит характеризователей. Теперь мы вставим их в предложение. Вот что получится:

СИНИЙ И СИЛЬНЫЙ ГРУЗОВИК С МОЛОДЫМ ХОЛОСТЫМ ШОФЕРОМ ЕДЕТ ПО ДАЧНОМУ ПОСЕЛКУ С БЕРЕЗОВЫМИ НЕВКУСНЫМИ ДРОВАМИ.

Прогудел начинальник. В кабинете директора белочкин пап подошел к Люсе:

— Я просто восхищен вами. Вы так хорошо все объясняете. — Он повернулся к диру: — Оказывается, предложения состоят из дров. А солидные люди возят хендрики.

— Кстати о хендриках, — сказал дир Люсе, — вы сегодня получите аванс. А сейчас я хочу вас угостить.

На столе стоял поднос с фруктами горкой. Фрукты были какие-то неведомые. Они были фиолетовые и напоминали баклажаны. Баклажаны, опоясанные застежкой «молнией».

Если «молнию» потянуть, появлялась земляничного цвета мякоть. По вкусу — смесь ананаса с грецким орехом. И непонятно было: то ли их упаковывают в кожуру с «молнией», то ли они так и растут.

Внутри была глубокочерная косточка.

Дир и белочкин пап эти косточки прокалывали специальными спицами.

— А то они высыхают, сжимаются и начинают взрываться, — пояснил Меховой Механик.

— И как? — спросила Люся. — Сильно?

— Очень сильно. Они выплевывают темноту. Получается такая черная клякса метров на двадцать.

— Поэтому косточки мы малышам не даем, — сказал пап Цоки-Цоки. — Плоды даем, а косточки вынимаем.

— Они их держат в воде, — объяснил директор, — а потом вынимают, сушат и устраивают взрыв.

— Объясните, как они это делают, — попросила Люся.

— Да очень просто! — сказал пап. — Они их высуси… вышуси… То есть сушат и везде раскладывают. Как эти семена начнут взрываться!

Кругом ночь и никаких занятий. Мы тоже в молодости так делали.

— А как эти фрукты называются?

— Жахтрили, — ответил дир. — А семена называются жахты.

В это время подошли ученики и выстроились в очередь у окна.

Белочкин пап стал выдавать им жахтрили и отбирать у них косточки. А Мехмех отозвал Люсю к себе за стол для серьезного разговора.

— Уважаемая Люся. У нас к вам два дела, — начал директор. — Скажите, пожалуйста, что такое комиссия из области?

— Не знаю, — ответила Люся. — А что случилось?

— Сегодня утром к нам пришла одна женщина. Она сказала, что она — товарищ Клюева и что она — комиссия из области. Она спросила, есть ли у нас выписка о нашем создании? Кому мы принадлежим — Министерству просвещения или Министерству пушной промышленности? И просила подготовить все документы. Вы не знаете, как это сделать?

— Не знаю, — сказала Люся.

— Еще она посмотрела учеников и сказала, что они не соответствуют инструкции. Как нам быть?

Люся подумала, что учеников, наверное, надо постричь и одеть в школьную форму. А может быть, в спортивную. Тогда они будут немного соответствовать. Но не решилась сказать это Мехмеху.

Люся ответила строго:

— Я не знаю, как быть. Я с папой посоветуюсь. Он у меня журналист и все про инструкции знает.

— Очень хорошо, — сказал дир. — Этим вы поможете. Теперь второе дело. Девочка Люся, у деньги?

— Есть. Один рубль.

— А много денег? Чтобы купить двойной домашний говоритель?

Люся сразу догадалась, что это телефон.

— Столько денег у меня нет. Но если очень надо, я попробую достать.

— Нам обязательно нужно купить один говоритель и провода.

Пожалуйста, отмените урок и поезжайте в город в магазин. Выручите нас, девочка Люся. Мы вам потом все объясним.

— Прямо сейчас ехать?

— Сейчас.

— Но пока я съезжу туда и обратно, вечер будет.

— Очень нужно, девочка Люся.

Люся не стала миндальничать и любопытствовать. Наверное, телефонный аппарат был нужен Меховому Механику не на шутку.

У Киры Тарасовой были общественные деньги. Собранные на посещение Большого театра. А так как посещение откладывалось из-за трудностей с билетами, все понемногу пользовались этими деньгами, как подпольным банком.

Около выхода из поселка Люсе попался какой-то мрачный охотник с ружьем.

«Зачем ружья выдают мрачным людям? — подумала Люся. — Надо, чтобы выдавали только веселым».

Но тут же она поняла, что веселым людям ружья не нужны. Им и так хорошо, веселым людям. Без ружей.

…Кира Тарасова минут двадцать выпытывала у Люси, зачем ей деньги.

— Мне надо купить телефонный аппарат.

— Может быть, югославскую сумку? Или шведские колодки в обувном магазине?

— Честное слово, телефонный аппарат.

— У тебя же есть.

— Это не мне. Это одному знакомому.

— Он в каком классе?

— Он — директор.

— Красивый? Брюнет или блондин?

— Он полосатый. Одна полоса блондин, одна — брюнет. В одном месте, на затылке, немного лысик.

Тут Кира Тарасова восстала:

— Если ты мне не скажешь, что ты хочешь покупать, я тебе не дам общественные деньги.

— Возьми свои общественные деньги, — сказала Люся. — И пойдем в магазин «Орбита». Ты увидишь, что я буду покупать.

Кира Тарасова долго мурзала по разным местам — доставала деньги из потайных углов и тряпочек. Наконец она насобирала шесть общественных трешниц и три общественных металлических рубля. И девочки вышли из дома.

В магазине «Орбита» им не очень обрадовались. У продавцов были более важные дела, помимо продавания и обслуживания. Какая-то охватила их общая задумчивость. Осенняя. Но после определенной настойчивости со стороны Люси, а главным образом Киры, телефонный аппарат им продали. И большой моток проводов.

Теперь Кира поняла, что деньги нужны для телефона. Но не успокоилась, а даже наоборот:

— Где ты его будешь ставить?

— Это у меня в дачном поселке. Поехали, и все увидишь. Кира никогда в жизни не встречала блондино-брюнетика, а местами лысика. Но ехать она отказалась:

— Из-за какого-то полулысика ехать за город на ночь глядя! Поезжай одна.

И Люся отправилась одна.

Ехать в электричке было еще туда-сюда. На станции в это время было совсем неуютно. Дул ветер и страшно качались фонари. Они швырялись в разные стороны темнотой.

Люся оказалась единственной пассажиркой, сошедшей на платформе. И тут ее ожидал сюрприз.

Вдруг засветились, засверкали фонари. И вся меховая орава высыпала навстречу девочке. Они схватили Люсю под руки и потащили к совершенно необыкновенного вида машине. С одной стороны, машина была старинная, окнастая, как карета, с ненужными медными и никелированными штучками.

С другой — в ней чувствовалась какая-то неведомая сила, непривычной мощности двигатель.

Меховой Механик открыл перед Люсей дверцу и сел рядом с ней на заднее сиденье. За рулем был важный-преважный Цоки-Цокин пап. Рядом с ним сидела сама Цоки-Цоки.

Интересно, что руля в машине не было. В руках, то есть в лапах, Цоки-Цокиного папа была коробочка с круглыми ручками и блестящими рычажками.

Пап тронул один рычаг, и включились мощные фары. Как будто рядом ехали, две электрички. Все стало белым.

Пап тронул другой рычаг, в машине что-то мощно и бесшумно заработало, закрутилось. И она тронулась.

Меховая ребятня бежала следом, размахивая фонарями. И даже ветер и плохая погода отступили.

Машина повернула с дороги к воротам поселка. Вдруг поворачивающийся луч света выхватил из тьмы человека. Он был с ружьем.

Человек метнулся в сторону, пытаясь выскочить из луча, но упал.

Кажется, сейчас машина налетит на него. Будет удар…

Но машина резко дернула носом и, взмыв, проплыла над упавшим.

Внизу под днищем что-то брякнуло.

Отъехав метров десять, белочкин пап выпрыгнул из висящей над дорогой машины и достал ружье, прилепившееся снизу.

— Электрическое притягивание, — пояснил он Мехмеху.

Переломил ружье, вынул из него патроны, а ружье положил на дорогу.

Машина снова тронулась. Человек остался сидеть на земле. При этом он ругался злыми словами.

Когда подъехали к интернату, мелкота обсыпала Люсю:

— Вы видели Темнотюра? Вы видели Темнотюра?

— Видела, — ответила Люся. — Это и есть Темнотюр?

— Да.

— Он очень нападательный, — сказал Сева Бобров.

Мехмех велел даже добродуши и забыванты включить на полную силу, — добавил Иглосски.

— Что это такое — добродуши и забыванты? Мелкота задумалась.

— Это такие добродуши и забыванты, — объяснил Иглосски.

— Это такие добродуши и такие забыванты, — еще подробнее растолковал Сева.

Меховой Механик позвал Люсю в кабинет, и она так ничего и не поняла из объяснений Севы и Иглосски.

— Девочка Люся, — сказал дир. — Мы вам очень благодарны за говоритель.

— Очень-преочень! — добавил белочкин пап.

— А теперь посмотрите, пожалуйста, сюда. — Он раздернул шторы на стене. — Это карта дачного поселка.

С трубкой во рту и с важной походкой Мехмех был очень внушителен и напоминал не очень крупного военного руководителя.

— Покажите, пожалуйста, на карте дома, в которых есть телефоны.

Люся задумалась:

— На станции есть телефон у кассирши. Еще два автомата на Москву — за платформой. Один автомат вот здесь, около правления. Он, правда, плохо работает. В самом правлении есть телефон. На зиму его переносят в дом сторожа. Есть еще телефон вот в этой даче, у замминистра газового хозяйства.

Все указанные объекты Меховой Механик отметил крестиком. Белочкин пап тоже хлопотал у карты, заглядывая через плечо дира.

— Большое спасибо, девочка Люся.

— И от всего папо-мамовского собирания спасибо, — добавил пап.

— Теперь вам пора домой, — сказал директор. — Каретный перемещатель мы брать не станем. Он слишком велик… Я просто дам вам провожатых из интернатников покрепче. Они вас проводят до станции. Хорошо?

— Большое спасибо, дир.

— Вот вам на дорогу. — Он протянул девочке фиолетовый жахтриль. — Угощайтесь.

— До свидания, дир. До следующего воскресенья. — Она улыбнулась Цоки-Цокиному папу: — До встречи.

Как только она вышла на крыльцо, на ее руке повис Мохнурка Великолепный. Он был прекрасным сопровождающим в ночное время. Потому что в темноте видел лучше, чем днем. Больше никого не было. Они шли вдвоем.

Правда, потом у станции оказалось, что были Снежная Королева и Лаковая Молния. Просто они бесшумно скользили спереди и сзади, как невидимое прикрытие.

А Мохнурка болтал, что ему кажется, что Мехмеху кажется, что, кажется, есть какая-то опасность для интерната. Со стороны Темнотюра и проверяльщиков. И что Мехмеху это кажется зря. Потому что погода прекрасная, особенно ночью. Темнотюр просто пьяница. И вся его компания такая. А выясняльщики просто выясняют и проверяют.

На станции Люсина охрана спряталась в темень.

Подошла электричка.

В пустом вагоне было тепло и уютно. Две бабушки вязали на спицах.

Люся пристроилась к ним и задремала.

Жахтриль она решила не есть. А показать завтра в школе своей задушевной подруге Кире Тарасовой.

Междуглавие четвертое Там Мохнурка, здесь Киселев

С жахтрилем вышла история.

Люся вынула его из сумки с учебниками и положила в стол. И пошла к ребятам. А когда вошла в класс на урок, жахтриля не было.

— Кто взял жахтриль? — спросила она у Киры Тарасовой.

— Не знаю, не знаю, — сказала Кира. — Я видела здесь только фиолетовый кошелек, набитый вареньем.

— И где он?

— Его Киселев у меня выхватил.

— Эй, Киселев, отдай жахтриль!

— Нет у меня.

— Отдай, тупица.

Люся допустила ошибку. Потому что разозлилась. Киселев разозлился еще больше:

— Сама ты тупица! Брюква несчастная!

Я вижу, на третьей парте бушуют страсти, — сказала, входя, учительница Ирина Вадимовна. — Поэтому я прощу Брюкину пойти к доске.

Люся безрадостно отправилась за отметкой. Урока она не выучила.

— Если я правильно помню, — сказала Ирина Вадимовна, — мы проходили склонение числительных. Прошу просклонять «полторы бочки варенья».

Люся горестно начала:

— Именительный — кто, что? Полторы бочки варенья. Родительный — кого, чего? Полторы бочки варенья. Винительный — кого, что? Полторы бочки варенья. Творительный — кем, чем? Полторем бочкем вареньем. Предложный — о ком, о чем? О полтором бочком варенья.

«Что-то я не так делаю», — поняла Люся под конец. Потому что у нее все расплылось, появились какие-то загадочные бочкомы и полторемы.

Что такое домком, Люся знала. Это домовый комитет. А что такое бочком? Это комитет по бочкам?

— Блистательный ответ, — сказала учительница. — Я буду вам очень благодарна, если вы все это запишете на доске.

Люся стала записывать полторемы и бочкемы, Ирина Вадимовна сказала:

— Получается так, что дикий человек пришел сюда в класс и пытается изъясняться на малознакомом русском языке. «Чем вы гордитесь?» — «Полторой бочкой варенья». — «Чем, чем?» — «Полторем бочкем». Прэлестно!..

— Кто скажет, как правильно? — спросила учительница у класса. — Ну-ка, Тарасова, чем мы гордимся?

— Полторами бочками варенья.

— Спасибо. Тоже дикая девочка. Не полторами, а полутора. Неужели так трудно запомнить одно простое правило. В именительном, винительном пишем полторы. В остальных падежах мы пишем полутора. Садись, Брюкина, два.

Невеселая девочка-учительница Люся побрела на свое место. Она еще таила надежду, что Ирина Вадимовна не поставит двойку в Большой Бумажный Получальник. Но Ирина Вадимовна вписала туда эту несчастную получалку.

Более того, она еще попросила у Люси малый домашний получальник, то есть дневник, и вписала двойку туда.

Зато когда Люся вернулась за парту, она увидела в столе жахтриль.

Половина содержимого в нем была на месте, а половина была аккуратно срезана ножом. И не было самого главного — жахта. То есть косточки.

Жахт оказался очень удобной штукой. Он был каплевидной формы и скользкий. Если зажать его между пальцами и надавить посильней, он мог выскочить как из пушки и шлепнуть кого-то в лоб со страшной силой. И еще рикошетил в соседа.

— Бьем по Трофимову и в угол к Спальникову! — сказал Киселев и щелкнул косточкой.

Косточка скользнула по затылку Трофимова, изменила направление и шлепнула Спальникова в щеку, Спальников тотчас же схватил косточку, облизал ее и выстрелил в Киселева.

— Отдай! — закричала Люся Киселеву. — Отдай, а то как тресну!

— Она, видите ли, треснет! — сказал Трофимов. — Она, видите ли, хрустальная! Девочка-ваза!

— Девочка-ваза! Девочка-ваза! — подхватил Киселев. — Ваза наподобие унитаза. — И он запрятал косточку в карман.

«Ах, так! — подумала девочка-ваза. — Не буду у тебя отбирать жахтриль! Посмотрим, что выйдет».

И вот что вышло.

Шел себе Киселев из школы. Банку гуталинную гонял. Шел и радовался. Как маршал в отпуске.

Как раз автобус подъехал, двери открыл. И не надо Киселеву в автобус. И денег нет. И едет автобус в другую сторону. И все равно Киселев — прыг туда! Как хорошо проехать мимо зоопарка! И места свободные в автобусе есть. Так и приглашают.

Едет Киселев, Москву осматривает. Все ли в порядке? Все ли пешеходы идут куда надо? Все ли памятники на местах правильно стоят?

А билета Киселев не берет.

Ликует, радуется. Как маршал в отпуске.

А тут контролер появился. Откуда он возник, опытный Киселев не понял. Такое впечатление, будто он шапку-невидимку снял и сразу перед Киселевым вырос. Который в это время расслабился и за порядком в городе следил.

— Ваш билетик.

Засуетился опытный Киселев, стал по карманам шарить, на пол смотреть:

— Где-то тут он только что был.

Да контролер тоже, видно, опытный попался, бывалый:

— Был, да сплыл. В таком случае тоже штраф платят.

Ничего не нашел Киселев. И взял его контролер за руку и вывел из автобуса милиционеру сдать.

Милиционер посмотрел на Киселева и говорит:

— Давай дневник. Если есть пятерки, отпустим тебя. Если нет, придется родителей вызывать.

Но контролер не согласен:

— При чем тут родители? При чем тут пятерки? Если он без билета ехал, пусть штраф платит — три рубля.

Милиционер задумался и возразил:

— А при том, что этот молодой человек такой большой денежной бумажки и в глаза не видел. Три рубля — шутка ли! Какого они цвета?

Киселев не помнил, какого они цвета, но очень боялся сказать правильно. Тут на его счастье в кармане у него что-то как жахнет! Даже дырка сбоку получилась — брюки продырявились.

И выскочила на улицу большая черная… как бы это сказать… клякса не клякса, дырка не дырка. В общем, небольшая ночь. Местного значения. Метров на двадцать в диаметре.

Милиционер хвать Киселева за руку. Контролер — хвать.

Вся улица замерла. Машины, пешеходы и троллейбусы — все остановились.

А когда тьма рассеялась, на середине тротуара стоял контролер и держал за руку милиционера. Стоял милиционер и держал за руку контролера. А Киселева не было.

Испарился. Изжахтрился.

А три рубля, между прочим, зеленого цвета.

Междуглавие пятое Папо-мамовское собирание в Люсиной школе

Учительница Ирина Вадимовна вела родительское собрание. Папо-мамовское собирание, говоря по-интернатски.

— В общем, если не принимать во внимание успеваемость, наши ребята учились хорошо. Что касается поведения, здесь хвастать нечем.

Спальников принес в класс будильник. На всех уроках его стал заводить.

Между прочим, когда у него спросили, откуда у него возникла такая идея, он сказал: от папы. В молодости папа с друзьями так поступали.

Они всем классом приносили в школу будильники и звенели. Я очень благодарна товарищу Спальникову-старшему за наставления сыну. Они сильно облегчают нам учебный процесс. Но мне помнится, в послевоенные годы кое у кого из детей и патроны в карманах встречались. И если товарищ Спальников найдет в своих архивах гранату, пусть он не дает ее сыну в школу. Нам здесь только противотанковых гранат не хватает.

Теперь о Карине Мариношвили. У меня такое ощущение, что она в школу ходит, как на танцы. Зато на танцы ходит, как в школу. Когда она собирается на школьный вечер, она серьезная девочка, вдумчивая и танцует на вечерах, как десятиклассница. А когда она идет на арифметику, она не готова, несобранна, уроки не учила. Единственно, что ногти накрасит и брови. И туфли наденет на высоком каблуке. Но для учебы этого мало. И если родители Карины такие обеспеченные люди, не надо это демонстрировать в школе. У девочки есть шуба. Французские сапоги. Затемненные очки на пол-лица. У нас сейчас не каждая учительница может так одеваться, как она. А о детях и говорить нечего.

Кто здесь из родителей Мариношвили?

— Из родителей никого нет. Есть из бабушек. Это я.

— Вам не кажется, что вы балуете девочку? — спросила Ирина Вадимовна. — Вы где работаете?

— В Большом театре.

— Это и заметно. Ваша внучка ходит в школу как из дома моделей. Не каждая семья может так зарабатывать. Не надо все это выставлять напоказ.

— Да я уборщицей работаю! В Большом театре полдня пыль вытираю, полдня в Торговой Палате. И еще успеваю вечернюю смену в Госплане прихватить. Там знаете как мусорят? У меня заработок небольшой.

— А почему девочка так одета?

— Она говорит: «Не купишь шубу, в школу ходить не стану. У нас все в шубах ходят. А туфли на высоком каблуке просто заставляют носить. Если каблук меньше трех сантиметров, его отламывают. Я, — говорит, — в нашей школе, как золушка. Самая неприхотливая». Поэтому я и стараюсь для внучки. И еще она говорит, что их школа показательная. Их иностранцам все время показывают. И приезжающим из других городов.

Родители остальных учеников задумались. Много неожиданного и полезного узнали они из сообщения Карининой бабушки.

Встал папа ученицы Катялушиной… То есть Кати Лушиной:

— Вам хорошо, — замахал он руками точь-в-точь как это делала его дочка, — вы на трех работах работаете. Да в таких учреждениях. А я всего лишь кандидат наук. В авиационном институте. Я за вашей Кариной не угонюсь. Где я ей, своей дочке, французские сапоги куплю? Если я их жене купить не могу.

— Недавно в ГУМе были! — раздался чей-то жаркий шепот с задней парты. — Любые размеры.

— Не подсказывайте! — сурово остановила чью-то маму Ирина Вадимовна. И продолжала собрание: — Вы просто губите вашу внучку, бабушка Мариношвили. Не надо подметать так много учреждений ради одной, даже самой лучшей ученицы. А ваша Карина к тому же и учится ужасно. Вы ее избалуете, а как она всю остальную жизнь будет жить? Без вас? Без вашей метелки?

— А меня другое волнует! — встал дедушка Киры Тарасовой. — Я чего у своей не спрошу, она мне в ответ: «Ты, дедушка, этого не поймешь». Я ее в поход зову по военным местам, она говорит: «Я люблю военные места, но только вместе со всем классом». А когда они всем классом собираются, она говорит: «А зачем, дедушка, ты нам нужен? Нам и без тебя хорошо». В общем, не наше поколение растет, чужое. Мы с таким поколением ничего не построим. Не любят они нас, не уважают и не ценят.

Потом пришла завуч Эмилия Игнатьевна. Она поставила перед родителями много задач. Родители должны были убедить детей учиться.

Должны были рассказать им, что без дисциплины и арифметики сейчас в нашей стране ничего не достигнешь. И главное, она просила приучить детей к труду.

Она очень убедительно и правильно говорила:

— Сейчас даже подсобный рабочий в овощном магазине обязан в науке разбираться, в разных микробах и бациллах.

Тут встал папа Спальникова:

— Это правильно. Вот у нас в овощном магазине недавно такая бацилла пробежала с картошкой в зубах — до сих пор разобраться не можем: то ли это картофельная крыса, то ли кто-то свою собачонку картошку воровать научил.

— Может, это кошка была с мышонком? — оторопела Эмилия Игнатьевна.

— Какое там кошка с мышонком! Другие люди эту чучелу еще раз видели. Она с соленым огурцом бегала. И уже зеленая была, как скамейка, и с рожками. В краску, наверное, вляпалась.

— Вы эту проблему с учителем зоологии обсудите! — сказала Эмилия Игнатьевна. — Только я думаю, у вас в магазине производственная дисциплина хромает. Если у вас в рабочее время всякая живность с огурцами в зубах носится.

В общем, все твердо решили, что дети воспитываются еще недостаточно хорошо. Не очень внимательно слушают учителей и родителей. Только не выяснили, кто же в этом виноват — школа или дом[3].

Глава пятая Меховая олимпиада и меховой музыкальный фестиваль

Наконец-то воскресенье, утро.

Учительница-девочка Люся собиралась в свой интернат.

Она еще раз проверила сумку: не взяла ли она с собой какую-нибудь школьную тетрадку или, что еще хуже, дневник. Мало ли что. А вдруг там двойка есть. А интернатники случайно заметят. Нет, она не должна подрывать свой авторитет случайной неуспеваемостью. «Пусть они думают, что она круглая пятерочница.

— Мама, я пошла!

Мама оторвалась от… Если сказать: «От телевизора» — это будет одна мама. «От книг и тетрадей» — другая. Ведь сегодня воскресенье. И от чего человек отрывается, такой он и есть.

Мама оторвалась от… От чего же она оторвалась?

От коллекции марок? От микроскопа? А может, мама собирала настольную яхту?

Да нет. Она просто читала журнал. Она подняла голову и спросила:

— И надолго? И куда?

— На занятия в школу.

— Что за странная у тебя школа? — воскликнула мама. — В понедельник тебя туда не отправишь. А в воскресенье тебя как магнитом затягивает.

— Чем ты там занимаешься? — спросил отец, оторвавшись… от швейной машинки.

— Поведением и русским языком, — ответила Люся.

— Хорошо. Только приходи не поздно. В прошлый раз мы с мамой испереживались.

— Хорошо, папа.

— Или хотя бы звони! — И снова наклонил голову к столу. А потом он крикнул маме: — Все. Готова твоя машинка. Можешь шить сколько хочешь.

И машинка застрекотала на целый день: ж-ж-ж-ж-ж! тр-тр-тр!

По дороге от станции к поселку интернатники в этот раз не встречались. Встречались какие-то потрепанные взрослые. Какие-то неприкаянные типы. Наверно, друзья Темнотюра.

«Может, тут пивную палатку открыли? — подумала Люся. — Может, пивные ларьки стали выносить за черту города? Как вредное производство?»

Хорошо еще, что эти были в благодушном настроении. Нюхали цветы и улыбались.

И вот любимый поселок.

За воротами меховая мелкота неторопливо кипела. Самые активные даже прыгали на бетонный решетчатый забор навстречу Люсе и пробегали по нему несколько шагов.

Люся вошла в калитку, и на ней сразу повисли Сева Бобров, Иглосски, Бурундуковый Боря и Цоки-Цоки.

Устин Летящий в Облаках и Биби-Моки старательно улыбались в стороне, как Люся их учила. Они так сверкали зубами, будто к ним пришла врачебная зубосмотрительная комиссия. Все вместе пошли к интернату.

Дир встретил Люсю на пороге школы. Он вручил ей Главный Бумажный Получальнвк.

— Учительница Люся, зайдите ко мне после занятий. Я дам вам хендрики. В прошлый раз мы забыли в суматохе.

На его шляпе с украшениями были явные изменения. Там появились ягоды. То ли шляпная клумба постепенно давала урожай. То ли Меховой Механик украшал ее в соответствии с сезоном.

Так или иначе, Люся была рада ему, его шляпе и всем, всем, всем ученикам. Как ей хотелось, чтобы ее школьные друзья, ее бестолковый раздрызганный класс побывал здесь. Поучился бы у этих зверюшек дружелюбию и старательности.

«Обязательно приглашу сюда Киру Тарасову, — решила Люся. — Пусть свой «правдизм» преподает. Из ее правдизма такой сочинизм получится — лучше не надо».

— Хорошо, дир, я зайду. — Она обернулась к ученикам: — Прошу всех в класс.

Раздался рев начинальника.

Интернатники бросились в класс. И даже застряли в дверях.

Некоторое время они колыхались такой живой шторой, а потом провалились внутрь.

И ни стука не было, ни грохота. Если бы Люсин класс так вот вывалился из дверей, одних ботинок бы разлетелось штук двадцать. А шум был бы такой, как будто экскаватор буксует.

Ученики стояли на своих партах на передних лапах, стараясь повернуть голову в сторону Люси.

— Блюм! — сказала Люся.

Они блюмкнулись и засветились от радости. Люся осмотрела класс:

— А где Мохнурка Великолепный?

— Я здесь! — послышался голос сверху. Из Плюмбум-Чокиной дыры высунулась усатая мордочка.

— Почему ты там?

— Меня сюда Мехмех посадил. Он сказал, что от меня внизу слишком много шума.

Чем-то Мохнурка напоминал страдательного Киселева. Тот тоже вечно шумел во всех местах, и его всегда куда-то запихивали. В угол, в пустой класс, во двор подметать.

— К доске пойдет Цоки-Цоки, — сказала Люся. — Она еще ни разу не отвечала.

Цоки-Цоки вышла, глядя в пол, и тихо сказала:

— А у нас вчера комиссия была!

— Комиссия? — удивилась Люся.

— Да! Да! Да! Комиссия! — закричали интернатники. — Большая.

— Они на машине приехали. Две строгих тети и один добрый дядя.

— И что они делали? — спросила Люся.

— Можно я скажу? Можно я скажу? — закричал сверху Мохнурка. Он настолько высунулся, что висел уже только на задних лапах.

— Нет, нет! Пусть скажет Фьюалка.

Ласка поднялась из-за стола и, как всегда, коротко и толково ответила:

— Они все осмотрели. А потом ушли к Мехмеху. И там разговаривали с ним и с дядей Костей. Мы не знаем, о чем они разговаривали.

— А я знаю! — кричал Мохнурка. — Я под домик подкопался и все слышал.

— Подслушивать нельзя! — строго сказала Люся. — Это плохо и неудобно.

— Очень плохо, очень неудобно! — согласился Мохнурка. — Потому что там земля мокрая. Но все-таки можно.

— И о чем они говорили?

— Они спрашивали: кто открыл здесь звероферму? Этот интернат от цирка или от кино? Почему звери разговаривают? Может быть, это научная военная лаборатория? И все время говорили: «Дайте нам выписку из решения». И добавляли: «Надо устроить большую проверку».

— Это все очень интересно, — сказала Люся голосом любимого завуча Эмилий Игнатьевны. — И все же мы продолжим урок. Уважаемая Цоки-Цоки, напишите такое предложение: «Маленькие звери не хотят большой проверки».

Цоки-Цоки стала писать. Она прижимала уши, высовывала язык.

Всячески старалась. Вот что у нее вышло:

Маленькие звери НЕ ХОТЯТ (ХОТЯТ) БОЛЬШОЙ ПРОВЕРКИ.

Люся спросила:

— Почему слова «маленькие звери» написаны маленькими буквами?

— Они же маленькие.

— А почему «не хотят (хотят)»?

— Потому что все-таки немножко хотят. Интересно — что такое большая проверка?

— Хорошо. А теперь напиши такое предложение: «Котик, кот и котище построили домик, дом и домище».

Цоки нацарапала на доске слова «котик», «кот» и «КОТИЩе» разных размеров. Такие, как «домик», «дом» и «ДОМИЩе». По нарастающей.

— Так я и думала, — сказала Люся. — Дети… то есть звери… то есть дорогие интернатники, запомните одно грамматическое правило: «В русском языке все слова пишутся в одном размере».

Это правило она придумала на ходу.

Вошел дир и внес блюдо с кочерыжками. Интернатники помчались хватать их. Сверху ссыпался Мохнурка в черных очках и захрумкал капустой.

А Плюмбум-Чоки не вылезал.

— Почему Плюмбум-Чоки не берет кочерыжку? — спросила Люся. — Он что, заболел?

— Нет, — ответил дир. — Он ест только эвкалиптовые листья. И ничего другого.

— У нас в аптеках они бывают.

— Купите, пожалуйста, для нас, — попросил Меховой Механик. — Чтобы у нас был запас.

Бурундуковый Боря потянул Люсю за руку:

— Девочка Люся, девочка Люся, давайте устраивать игры на свежем кислороде.

— Давайте, — согласилась Люся. — Мы устроим большие спортивные соревнования.

Она вытолкала интернатников на участок:

— Внимание! Внимание! Прошу всех построиться. Сейчас у нас будет небольшая осенняя олимпиада. Мы узнаем, кто самый ловкий.

Люся приказала интернатникам строиться по росту. Это было очень сложно для них. Потому что они никак не понимали — кому стоять впереди, кому сзади.

— Ну и что, что ты выше! Зато я старше.

— А у меня в большой разлинованной Хвалюндии ни одной плохой получалки нет.

— При чем тут твои получалки? Главное — рост!

— А я вон какой большой стал. Смотри.

— Ты на кирпич залез. Это не считается.

Впервые Люся поняла, что они могут разговаривать и на каком-то другом языке. Потому что у них иногда проскакивали отдельные трескучие слова и даже целые скрипучие предложения. В азарте, раньше такого не было.

— Я тебя сейчас как тресну палкой! Вот ты и узнаешь, кто выше, — говорил Иглосски Боброву.

— Девочка Люся! Девочка Люся! — кричал Мохнурка. — А уши считаются?

Цоки-Цоки вон какая маленькая, а уши у нее до неба!

Наконец Люся выполнила эту сложную работу. Впереди стояли рослые интернатники и интернатницы: Биби-Моки, Устин Летящий в Облаках, Снежная Королева. В середине были Фьюалка, Кара-Кусек и Сева Бобров. В конце скакала всякая мелкота: Мохнурка, Цоки-Цоки, Иглосски и Бурундуковый Боря.

— Сначала мы будем прыгать в длину, — сказала Люся. — Вот здесь дорожка для разбега. А прыгать будем сюда. Это яма для прыжков. Только надо ее немного вскопать.

Интернатники смотрели на Люсю, как солдаты на генерала во время парада.

— Милый Устин, — попросила она. — Принесите лопату. Мы взрыхлим землю, чтобы малыши мягко шлепались.

— Зачем лопатка? — возразил Устин. — Мы сейчас лапами взрыхлим.

Интернатники бросились на яму, как на врага. И заработали лапами, так что песок во все стороны посыпался. Через минуту площадка для приземления была взрыхлена и просеяна, как хороший огород у мичуринцев-юннатов.

— Прекрасно! — сказала Люся. — Начинаем прыжки. Первым прыгает самый маленький — Мохнурка Великолепный.

— Но Мохнурки не было.

— Где Мохнурка? — спросила Люся.

— Он в яме, — ответил Иглосски. — Землю взрыхляет. Он еще не вылез.

И точно — из песка вынырнул на поверхность Мохнурка. И очумело посмотрел по сторонам.

— Он решил, что будут прыжки в глубину! — сказал Снежная Королева.

Все засмеялись. А Мохнурка вылез, сел на песок и вдруг заплакал.

Ты чего?

— Я очки потерял!

Интернатники бросились к яме и стали ее рассматривать. Очков не было.

— У тебя есть запасные? — спросила Люся.

— Нет! — рыдал Мохнурка. — Это совсем последние были.

Кара-Кусек отозвал в сторону Снежную Королеву. И они стали шептаться.

— Мы знаем, что делать, — сказал тушканчик. — Нужно принести нюхоскоп.

— Пусть Биби-Моки принесет! — добавил горностай. Биби-Моки, не торопясь, пошла за нюхоскопом. Все стояли, как почетный караул.

Вот Биби-Моки вернулась. Установила штатив. Сначала направила трубу на Мохнурку, понюхала его, а потом на яму. И стала по яме водить.

— Здесь, — сказала она. Мохнурка ринулся в то место, куда была направлена труба, и стал рыть землю. Секунда — и вылетели прекрасные черные очки.

Батюшки! Сейчас они плюхнутся на кирпичную дорожку! Разобьются!

Но тут неярко сверкнула молния, и Фьюалка приземлилась с другой стороны ямы с очками в лапе.

Биби-Моки не спеша понесла штатив в ночевальню. А Люся сказала строго:

— Продолжаем занятия. Первым будет прыгать Иглосски.

Ежик разбежался, и прыгнул. Он приземлился совсем рядом с доской.

Плюхнулся, накрывшись дребезжащими иголками. Люся вбила колышек в землю рядом с его рекордом.

Зверюшки переживали и радовались. И очень серьезно прыгали.

Прыгнул Бурундуковый Боря, Сева Бобров и другие юные спортсмены.

Немного они обошли ежика Иглосски. Но вот очередь дошла до Кара-Кусека. Он разбегаться не стал. Взял и сиганул с места через все рекорды и колышки прямо к забору, огораживающему участок.

— Девочка Люся, а можно еще раз прыгнуть?

— Давай, скачи! — сказала Люся.

Кара-Кусек как скакнет! Как перелетит через забор! И повис на соседской яблоне.

Долго снимали чемпиона с дерева.

Потом провели соревнования по бегу. Бегали на сто метров и обратно. Победил Устин Летящий в Облаках. По дороге он уронил свой пояс с пистолетом. Остановился, поднял его, вернулся, отдал Люсе и снова помчался. И все равно прибежал раньше всех.

Проводить соревнования при столь разносторонних способностях спортсменов было немыслимо трудно.

Еще бы! Кара-Кусек скачет, как кузнечик. Предлагает прыгать через яблоню или на крышу. Сева Бобров зовет в воду. Давайте, мол, плавать и нырять. Мохнурка желает нырять в песок и хочет бегать стометровку под землей.

Иглосски предлагает проводить соревнования по нюханию. Закопать какую-нибудь тухлянку около станции и отыскивать без нюхоскопа.

А Биби-Моки уговаривает всех меряться силой: брать ворота, поднимать и перетаскивать в разные стороны.

Она подняла ворота и утащила их на тридцать метров. И грохнулась вместе с ними. Обратно ворота несли всем классом. И на место устанавливали.

Тут пошел дождь. Мокрый[4] и холодный. Олимпиада прекратилась. И радостные звери потащили Люсю в спальню.

Они уселись на кроватях и болтали ногами.

— Давайте играть в жмурки! — предложила Люся.

— А как это? — спросил Сева Бобров.

— Надо тому, кто водит, завязать глаза. И он всех остальных будет ловить. Давай мы начнем с тебя.

— Давайте, девочка-учительница!

Завязывать глаза Севе было очень неудобно. Все повязки скатывались у него на затылок. Поэтому ему просто надели на голову Люсин школьный мешок для обуви. Все остальные интернатники рассыпались по комнате.

Люся повернула Севу вокруг оси:

Люся подбежала к подоконнику и забралась на него с ногами.

Интернатники кинулись врассыпную, как воробьи от кошки.

Сева уверенно прошел мимо кроватей и тумбочек. Подошел к окну и взял Люсю за руку. Будто ни в каком мешке и не сидел.

— Как ты меня так быстро отыскал?

— Я тебя унюхал.

— Мы уже умеем чуять! — сказала белочка Цоки-Цоки. — Нам же надо не только глаза завязывать. Надо еще нос!

— Надо затыкалки принести! — закричал известный окурочник Кара-Кусек. — Там на помойке у забора их сколько хочешь. Ими бутылки затыкают.

— Не будем мы ничего на помойке собирать, — сказала Люся. — Давайте я буду водить. Я нюхать не умею.

Она сама засунулась в мешок. Покрутилась и начала поиски.

Люся двигалась по спальне, натыкалась на кровати. Вокруг была тишина. Будто интернатники растворились в воздухе. Они не топали ногами, не задевали вещи, не хихикали и не дышали.

Люся минут пять ходила от одной стены до другой. Но пространство просеивалось сквозь руки, а интернатников не было.

— Эй, — сказала завязанная Люся. — Есть кто? Тихо. Никто не ответил.

— Я так не играю! — сказала Люся. — Вы куда-то ушли.

Люся сняла повязку. Все меховые ученики были в комнате. Они просто расступались перед ней, как туман. Двигались ловко и бесшумно.

Мохнурка сидел под кроватью.

— Чего же вы не отвечаете, что вы здесь? — спросила Люся.

— Мы ответим, а ты как прыгнешь! — сказал Мохнурка. — И поймаешь нас.

Люся осмотрелась:

— А где Кара-Кусек?

— Вот он, — сказала Цоки-Цоки. — Видите, на окне сидит.

Под потолком, на карнизе, прижался к стене тушканчик.

— Мне трудно с вами играть, — сказала Люся.

Малышня снова повисла на ней:

— Давайте что-нибудь рисовать!

— Читать сказки!

— Давайте прыгать на потолок!

Люся задумалась.

— Давайте вот что сделаем. Давайте устроим танцы. У вас есть музыка?

— Ура! — завопили интернатники. — У нас есть музыка!

— А танцы, это что? Что это такое?

— Сейчас узнаете, — ответила Люся. — Сдвигайте кровати в одну сторону. Чтобы было место. И тащите сюда вашу музыку.

Меховые ребята быстро составили все кровати в угол. И тумбочки тоже.

Бурундуковый Боря подергал Люсю за юбку:

— Нашу музыку сюда тащить не надо. Она уже здесь.

— Где здесь?

— Здесь, здесь. Иглосски здесь, Цоки-Цоки здесь, Устин здесь. Они — наша музыка. Только Плюмбум-Чоки нет.

— Вот и тащите его сюда.

Мохнурка сразу повел в атаку нескольких интернатников: Фьюалку, Устина, Снежную Королеву и Севу Боброва. Они бесшумно скрылись. А через две минуты так же бесшумно появились. Только их все время разбрасывало в разные стороны или стягивало вместе. Потому что они несли Плюмбум-Чоки в сиреневых трусищах. А он, тоже бесшумно, бушевал и сопротивлялся.

— Плюмбум-Чоки, разве ты не хочешь к нам? — спросила Люся.

— Ккккк вамк кхочу! — проскрипел Чоки. — А они ксказали, кчто кбудут ккктанцы. Кккк ктанцам я кне кхочу.

Он, наверно, думал, что танцы — это какие-то иностранцы: американцы, испанцы… в общем, танцы — жители Тании.

— Танцы — это когда парами кружатся под музыку! — объяснила Люся Плюмбуму.

— Значит, у нас будет кружильный праздник! — захлопала в ладоши Цоки-Цоки. — Ура!

Она принесла из чулана барабан и села на стул. Другие оркестранты тоже принесли стулья и поставили перед собой стойки с нотами. А инструментов у них не было.

Все они были важные и напоминали оркестр из басни Крылова. Так и хотелось сказать:

Биби-Моки топнула ногой несколько раз, задавая ритм, Цоки-Цоки застучала на барабане, а Устин взвыл, как будто он труба. И полилась непривычная, но очень трогающая музыка.

Иглосски выскочил вперед, стал приплясывать и греметь иголками.

При этом Плюмбум-Чоки как-то странно скрипел и тикал. Но очень музыкально. А Биби-Моки пела как саксофон.

Так весело получалось, что нельзя было устоять на месте. Люся и вся меховая братия задвигались, закачались.

Танец становился все веселее и быстрее. Все неожиданней.

Кара-Кусек от восторга стал прыгать с передних лап на задние. Мохнурка катался по комнате колесом. А Снежная Королева прыгал на стенку, прилипал там под потолком и отлетал обратно.

И все подвывали в такт музыке.

Дверь распахнулась. В комнату вплыла матушка Зюм-Зюм с белым платочком, как будто ансамбль «Березка» приехал. И все еще больше завеселились.

Сева Бобров выскочил на середину комнаты и запел:

Он победоносно на всех посмотрел, застеснялся и убежал. Тогда вышел вперед Бурундуковый Боря и тоже запел:

В оркестре наступила пауза, и Боря ретировался. Ежик Иглосски выступил из оркестра и, клацая иголками, прошелся перед интернатниками, напевая:

Не выдержал и хулиганистый Кара-Кусек. Он стал прыгать вверх, переворачиваться в воздухе, прилипать ногами к потолку… При этом он выкрикивал:

На этих не совсем воспитательных словах в ночевальню вошел Мехмех:

— Милостивые интернатники! Вы так развеселились, что скоро дом сломаете. Пора обедать!

Интернатники притормозили. Радостно загалдели и посыпались бесшумно по лестнице вниз. Туда, на первый этаж, где была кухня и столовая.

— Девочка Люся, зайдите ко мне в кабинет, — попросил директор.

В кабинете у него был какой-то здоровенный мужчина. Добродушный и на редкость спокойный.

— Здравствуйте, — сказала ему Люся.

— Здравствуйте, — слегка поклонился он.

Это наш снабженец и рабочий кухни, — сказал дир. — Дядя Костя Сергеенко. А это учительница Люся.

Дядя Костя протянул руку. Она была как совковая лопата. На ней мог запросто танцевать Иглосски.

— Я хочу рассчитаться, — продолжал дир. — Вот ваши хендрики, дядя Костя. За половину месяца.

Он протянул дяде Косте два прозрачных полиэтиленовых пакета. В пакетах были какие-то разноцветные корешки и самые яркие травки. А

снаружи на каждом пакете был нарисован сочный красный крест.

— Распишитесь, дядя Костя.

Дядя Костя взял карандаш двумя пальцами, как берут швейную иглу, и что-то вышил на разлинованном листе бумаги.

— А это ваши хендрики, девочка Люся.

Люсе тоже дали два пластмассовых пакета. И она тоже расписалась.

Дядя Костя вышел из кабинета. И было видно в окно, как он выкатывал с участка большую тележку на резиновом ходу.

— У него мать болеет, — сказал дир. — Ему очень нужны хендрики.

Дир помолчал, а потом сказал:

Девочка Люся, нам срочно требуются эвкалиптовые листья, чтобы кормить Плюмбум-Чоки.

— Да, я постараюсь их купить, — ответила Люся.

— И еще. Вы обещали с папой поговорить про комиссию. Они нас замучили. Все спрашивают: «Кто вас открыл?», «Где выписка из решения?», «Покажите места общего пользования», «По какой программе у вас идут занятия?». Мы им все рассказываем, а потом, когда они уезжают, мы им вслед включаем забыванты на всю мощь. Они отъедут на два километра и снова возвращаются. И спрашивают: «Кто вас открыл?», «Где выписка из решения?».

— Я не успела поговорить с папой, — сказала Люся. — Но теперь у вас есть телефон. Вы позвоните мне, а я все узнаю.

Еще Люся поговорила про свою любимую подругу Киру Тарасову. Что ее тоже можно привлечь к работе. Конечно, в тактичной форме. Она молодая, но очень обещающая обманистка. Ни одного слова не скажет, чтоб не приврать. Но никогда в этом не признается.

Дир отказался:

— Девочка Люся. У нас сейчас очень трудное положение. Мы не можем увеличивать связи с городом. Вы видели, что делается возле добродушей и забывантов?

— Уважаемый дир, я много раз слышала про добродушии и забыванты. Но я так и не знаю, что это такое.

— Это такие устройства для снятия раздраженности и злости. Они висят незаметно на деревьях вокруг поселка. Мы же не обычный интернат.

И злые люди могут принести нам вред. Добродуши снимают агрессию с выходящего. А чтобы о нас поменьше рассказывали, вслед уходящим включаются забыванты.

— И на меня включается добродуш? — спросила Люся.

— На вас не включается. Вы без добродушей добрая. Поэтому вас и пригласили с нами сотрудничать. И очень многие люди добрые и веселые, как вы. Но все-таки еще есть… всякие там… Темнотюры…

Он прошелся по комнате.

— Против них мы и ставим добродуши. Но вот что получается. К этим добродушам потянулись плохие люди. Они успокаиваются под добродушами.

От них уходит злоба на окружающий мир и ненависть. Им становится легче дышать, а нам-то не легче! Когда пойдете домой, девочка Люся, обратите внимание!

— Хорошо, — сказала Люся.

— Вот вам на всякий случай жахтрилевая обойма.

— В случае опасности достаньте одну косточку. И бросьте. Это сушеные жахты. На свету они мгновенно взрываются.

По дороге к станции Люся все время обращала внимание. Да, у некоторых деревьев кучками сидели на траве небритые личности. В основном мужчины.

Вид у них был не самый товарный. Иногда в городе таких людей милиционеры приводят на разгрузку вагонов или на подметание улиц.

Народ коротко и весело называет их пятнадцатисуточниками.

Они поглядывали вверх, на вершины деревьев. Так курортники на пляже улыбаются солнцу.

Люся подумала:

«Плохо, что у нас есть такие люди. Наверное, в стране у Мохнурки таких людей нет. Интересно, а где находится эта страна?»

В электричке она занималась.

Не успела Люся решить задачку по арифметике, как электричка протарахтела положенные до Москвы километры.

По дороге с вокзала Люся зашла в большую новую стеклянную аптеку на своей улице.

Аптека перед закрытием была пуста и загадочна. Казалось, когда уйдут последние посетители и закроются двери, здесь станут танцевать старинные красивые медицинские привидения.

— У вас есть эвкалиптовые листья? — спросила Люся у женщины-врача за прилавком.

— Есть, — ответила женщина. — Развесные и в пачках. Тут она заметила у Люси пакеты с красными крестами.

— Что это у тебя в руках? Неужели хендрики?

— Да, хендрики, — ответила Люся.

— И много тебе надо эвкалиптовых листьев?

— Много, — сказала девочка. — Чтобы целую неделю кормить эвкалиптового медведя.

— Хорошо, — сказала женщина. — Я тебе дам столько листьев, что ты сможешь кормить двух медведей в течение месяца. Только ты отдашь мне один хендрик.

— Я согласна, — сказала девочка-учительница.

— Тогда приходи послезавтра в это же время, — предложила женщина-аптекарь. — Я работаю во вторую смену. И пожалуйста, хендрик никому не отдавай. Хендрик — это очень редкое и дорогое лекарство.

Междуглавие шестое Рюкзак эвкалиптовых листьев

Как это странно получается. Забот у Люси поприбавилось. А учиться она стала лучше. Не столько больше стала знать, как лучше соображать.

Она научилась брать учебник и смотреть на него без страха.

А когда она стала больше понимать, учиться ей стало больше нравиться. Кто бы мог подумать — Эмилия, завуч, оказывается, имеет потрясающую собаку, эрдельтерьера. И катается в парке на велосипеде. А собака бежит рядом и ни на кого не бросается.

А учитель Косолапов — не просто учитель, а кандидат исторических наук. Он с ректором в университете поссорился и перешел в школу к ребятам. Он говорит:

— Если мы не возьмемся серьезно за воспитание молодежи, у нас не только в университете, у нас в Госплане бестолковые люди окажутся. А люди, которые хорошо историю знают, не то что на работе, они в личной жизни не допустят ошибок. Столько у них отрицательных примеров перед глазами.

Во вторник Люся даже взяла Киселева на буксир. И Карину Мариношвили. Она стала с ними заниматься.

Во время учения Киселев все; ее смешил.

— Я, — говорит, — математику учить не буду! Я решил стать эскимосом. А точнее, эскимосским охотником. Там, на севере, другая жизнь идет. Чем ближе к северному полюсу, тем меньше математики нужно и всяких знаний. Я уже научился сырое мясо есть.

Такой веселый муж попадется — наплачешься. А Карина сказала:

— Ты лучше грузчиком иди на холодильный комбинат. Там без всяких знаний ящики с тушенкой будешь таскать. И сырого мяса там тоже завались.

Люся заставляла эскимосского Киселева рисовать график роста поголовья оленей. Сначала их было х. Потом у всех олених, то есть х/2 стали рождаться иксики. По одному в день. Сколько оленей стало у неформального эскимосского пастуха Киселева-бельды к концу осеннего сезона?

И Киселев через оленей легко математику понимал. А Мариношвили через оленей ничего не схватывала.

Ей пришлось все через кофты объяснять и через пуговицы. На склад х ящиков с кофтами завезли. На каждой кофте х пуговиц. Сколько было всего кофт, если, когда их съела моль, 100 пуговиц осталось?

Через кофты и пуговицы задачи быстро до Карины доходили.

В это время папа с работы пришел.

Они с Киселевым стали в шахматы играть. И папа все приставал к Киселеву — какие проблемы сейчас волнуют молодежь десяти лет? А Киселев отвечал, что он не знает. Потому что он — молодежь одиннадцати лет. Люся у папы спросила:

— Папа, скажи, пожалуйста, если комиссии в одно место приезжают постоянно, это хорошо или плохо?

Папа оторвался от шахмат:

— Я не очень понял вопрос. Повтори, пожалуйста.

— Допустим, папа, за городом есть школа. Не совсем обычная, со звериным уклоном. В эту школу стали постоянно комиссии приезжать. Это хорошо или плохо? Что теперь будет?

— Трудно ответить сразу, — сказал папа. — Но опыт показывает, если комиссии стали приезжать, значит, что-то будет. Или эту школу начнут расширять и изучать, или быстро закроют.

— Почему так, папа?

— Потому что комиссии делают выводы. Выводы бывают или плохие, или хорошие. Если выводы хорошие, школу будут увеличивать, строить новые корпуса, усиливать звериный уклон. Если выводы будут плохие, школу тихонечко прикроют. И про звериный уклон забудут.

Папа у Люси сейчас умный. А в молодости такой же был, как Киселев.

Тоже в эскимосские охотники готовился. И его мама, конечно, с ним намучилась.

Люся про себя твердо решила, что она сделает все возможное, чтобы интернат не закрыли.

Она позвонила Кире Тарасовой и позвала ее в аптеку менять хендрики на эвкалиптовые листья. Кира согласилась.

Женщина-продавец в белом халате ждала Люсю. Она позвала девочек в комнату за прилавком.

— Вот вам, девочки, листья, — показала она. — Забирайте их вместе с рюкзаком.

— А вот ваш хендрик.

Женщина взяла хендрик и спрятала в сейф с лекарствами.

— Вы донесете рюкзак?

— Донесем, — ответила Люся. — Нас двое.

Девочки надели рюкзак на Люсю и пошли. Кира шла сзади и поддерживала его.

— Ой как пахнет! — говорила Кира. — Не то что нос, глаза щиплет. Ты что, этими листьями будешь спекулировать?

— Не буду я спекулировать. Я буду ими австралийского медведя кормить.

— Можно я вместе с тобой кормить буду?

— Можно, конечно. В воскресенье поедем. Одной мне этот рюкзак не донести.

Дома они запрятали рюкзак в чулан. И закрыли его резиновым матрасом. Чтобы запах не щипал мамин и папин нос. В первый раз пес по имени Шах не спал на своей подстилке в чулане.

Глава шестая Кира Тарасова — учительница

В воскресенье рано утром из Москвы на электричке выехали две девочки с одним большим рюкзаком.

На вид это были девочки как девочки. А на самом деле это были две специалистки, две преподавательницы высокого класса. Одна — русского языка и поведения, другая — опытная неврунистка со стажем, с уклоном в сочинизм.

Преподавательницы не бегали, не скакали, не носились по всем вагонам, а важно обменивались мнениями и делились опытом преподавательской работы. (Люся твердо решила начать знакомить свой четвертый класс с меховыми интернатниками.) И на следующее воскресенье был назначен выезд всей передовой молодежи: Киселева, Спальникова, Трофимова, Кати Лушиной, Карины Мариношвили и др. — в сельскую местность для знакомства с подшефной школой. А школа эта была сельская с научно-фантастическим уклоном.

На станции Интурист девочки с трудом выволокли выцветший рюкзак и, сгибаясь под его тяжестью, пошли по шуршащей платформе.

Из других вагонов вышло несколько одиноких пошатывающихся мужчин.

И все они пошли в одну сторону. К дачному поселку.

— Эй, девочки, — сказал один такой дядька. — Давайте я вам помогу!

Он поднял рюкзак и понес его. По дороге он говорил:

— Этот поселок не зря назван иностранным словом — Интурист. Здесь такой воздух целебный. Его скоро в пакетах будут иностранцам продавать. Я как сюда приеду, у меня сразу голова не болит и вся злость проходит. И все обиды. Меня друг-охотник приучил сюда ездить.

Он тоже сюда приедет. И многие другие здесь дышат.

Дядька быстро устал и отдал рюкзак девочкам:

— Вы, наверное, цемент на дачу возите. Себя пожалейте.

Ворота были заперты. Калитку им открыл дядя Костя Сергеенко. Он взял у девочек рюкзак:

— Вас ждут уже давно. Вы идите, я рюкзак потом принесу.

— Это кто? — спросила Кира Тарасова. — Меховой укротитель?

— Это снабженец, дядя Костя.

— А собака около него настоящая или интернатная?

— Собака как собака. Шариком зовут. Она поселок охраняет. Идем быстрее.

Меховые ученики сидели в классе. Меховой Механик на своем скрипучем языке преподавал им математику.

Когда девочки вошли, зверята радостно взвыли и встали на партах ногами вверх. Как только вся эта масса взмыла ногами под потолок, Кира Тарасова ринулась вниз, под учительский стол.

— Блюм! — сказал Мехмех.

Зверята сели за парты и заулыбались. Кира Тарасова вылезла из-под учительского стола и робко стала у печки. А в печке сидел Великолепный Мохнурка. Он решил потрогать Киру и черной лапкой дотянулся до нее.

Кира как стояла, так ракетой взлетела под, потолок и села на край печки.

Если бы сейчас сверху выглянул Плюмбум-Чоки, то Кира просто бы упала с печки на пол замертво. Но Плюмбум пожалел ее и не стал высовываться.

— Объявляется перемена на пять минут, — сказал директор. — После нее будет первое занятие по правдизму. Правильно я говорю?

— Правильно, — сказала Люся. — Это новая учительница — Кира Тарасова. Она будет преподавать новый предмет — сочинизм.

— Прошу учеников покинуть класс, — сказал Мехмех. И все зверята с сожалением потянулись к выходу.

И вот они уже заплескались, забегали на площадке перед классными окнами и всячески завыхвалялись, поглядывая на Люсю и Киру.

— Вы знаете, что мы платим хендриками? — спросил Мехмех у Киры.

— Да, мне уже сообщили об этом, — ответила девочка.

— Четыре хендрика в месяц — это много или мало?

— Это в самый раз, — ответила Кира. Хотя она, как и Люся, не имела ни малейшего представления о ценности хендриков. Очень дипломатичными оказались наши девочки. Хоть сейчас с места в карьер отправляй их за рубеж вести дипломатические переговоры.

— Тогда я оставляю вас, — сказал дир. — У меня время ограничено. Я буду готовить эвакуацию.

— Что такое эвакуация? — спросила Кира Тарасова, когда он ушел.

— Не знаю я. Наверное, срочный переезд.

Загудел начинальник, и меховая мелкота ринулась в класс. Звери быстро расселись за партами, и Люся стала читать по Получальнику:

— Биби-Моки… Бурундуковый Боря… Кара-Кусек… Снежная Королева…

Каждый вставал и кланялся Кире Тарасовой. Мохнурка Великолепный не мог встать. Он просто вывалился из печки, подняв кучу пыли. Подбежал к Кире с вытянутой лапой и сказал:

— Дай пять.

Люся не выдержала такой дерзости и легко стукнула его Получальником по голове. Поднялась такая сажа, будто взорвался жахт. С трудом интарнатники нашли в пыли Мохнурку и снова засунули его в печь.

И Кира приступила к уроку:

— Дорогие ученики! Нужно всегда говорить правду. Впервые правду стали говорить в Древней Греции…

Кира еще в первом классе школы поняла, что впервые все начали делать в Древней Греции: добывать медную руду, создавать глиняную посуду, приручать скот, сочинять мифы Древней Греции.

— Если маленький гречик приходил домой и мама спрашивала, где он был, он всегда говорил только правду: «Я, мама, был у реки и ловил раков». Хотя ему ничего не стоило соврать: «Мама, я был у Васи Петрова и смотрел телевизор».

Люся Брюкина, вытаращив глаза, слушала эту невероятную лекцию о правдивости и о телевизоре в Древней Греции и не знала, что ей делать: стоять или падать. А Кира продолжала:

— Потом, в средние века, правда перекочевала к славянам. Когда маленький славянчик приходил домой и мама спрашивала, где он был, он говорил только правду: «Я лазил в колодец, потому что у меня туда рукавицы упали». Хотя он запросто мог присочинить: «Мы вместе с Анжелкой Левенсон были на кружке «Умелые руки» и вышивали крестиком. Еще у нас есть газета «Пионерская правда». Но, по правде говоря, мы ее не читаем, потому что она очень серьезная и воспитательная».

Но тут Кира и Люся заметили, что к дому подъехала машина «Волга» и из нее вышли две гражданки с портфелями и один гражданин.

— Комиссия, комиссия! — заволновалась меховая малышня.

Ой, — сказала Люся Кире, — сейчас нас закрывать будут.

— Я им закрою! — ответила Кира. — Ишь раззакрывались!

Две гражданки с портфелями и гражданин вошли в класс. Одна гражданка была высокая, почти длинная. Казалось, что это была тетя на тете под одним пальто. А вторая была низенькая, с круглыми, как по циркулю, щеками. И другие части тела у нее тоже были как по циркулю. А гражданин был их тихий начальник.

Ученики встали на задние лапы. Комиссия слегка шарахнулась к двери.

— Блюм! — сказала Люся. И они опустились на парты тихо, как в театре теней.

— Кто-нибудь из старших есть? — спросила высокая комиссия.

— Никак нет! — четко, по-военному ответила Кира.

— А где они?

— В министерстве! — отчеканила Кира.

— Как в министерстве? В каком министерстве? — заволновалась комиссия. — Это мы приехали из министерства. Из министерства обучения детей.

— А они поехали в министерство воспитания и обороны.

— Кто поехал?

— Наш генерал-барсук.

— Бред какой-то! — сказала сдвоенная в длину гражданка. — Генерал-барсук… министерство воспитания…

А сдвоенная в толщину добавила:

— Совершенно сумасшедшее учебное заведение.

— Не совершенно сумасшедшее, а совершенно секретное! — отпарировала Кира.

— Это почему так? — тихо спросил их начальник.

— Как, вы не знаете? — наступала Кира.

— Не знаем.

— Девочка Кира! — дернула Киру за платье Цоки-Цоки. — И мы не знаем.

Тогда Кира сказала торжественно-секретным шепотом:

— Это особая Звериная Разведывательная Школа — ЗРШ. И не просто ЗРШ, а ЗРШ при ГГШ.

— Что значит при ГГШ? — таким же секретным, но менее торжественным шепотом спросила комиссия.

— При Главном Генеральском Штабе.

Члены комиссии стали хвататься за стенку, потом сели в разных местах класса. И потребовали объяснений.

— Как, вы не знаете? — снова спросила Кира. — Например, в Симферополе есть особая дельфинья школа. Дельфинов учат находить подводные лодки, спасать раненых в море, играть в баскетбол, петь, топить диверсантов. Знаете? Комиссия сказала, что знает. Но как-то неуверенно.

— Во время войны были школы для собак. Они находили мины, передавали почту, охраняли склады. Знаете?

— Знаем, — шепотом ответил дяденька.

— Вот и у нас такая же школа.

Теперь за головы схватились потрясенные интернатники.

— Но ведь сейчас нет войны! — неуверенно сказала круглощекая женщина из комиссии.

— А мы и не учим их воевать. Мы учим их разгадывать военные тайны.

Сегодня мы проходим «Проникновение в генеральский штаб противника через печные дверцы».

Тотчас же из печки высунулся Мохнурка Великолепный с горелой деревяшкой наперевес и начал строчить по комиссии:

— Тра-та-та-та-та! Комиссия отступила.

Сверху из дыры в потолке наполовину высунулся руконогий Плюмбум и заскрипел:

— Отдавайте секретные сведения!

— У нас их нет! — в ужасе закричала круглощекая тетя. — Мы не взяли!

Кира торжественно подошла к доске и более подробно стала рассказывать о задачах и целях ЗРШ:

— Впервые зверей в военных целях стали применять в Древней Греции.

В стан противника при помощи катапульты забрасывали ящики и целые мешки дрессированных мышей. Мыши кусали врагов, залезали к ним под латы и обращали противника в бегство. В Индии были боевые слоны…

Зверей и птиц использовали для военной хитрости славяне. Княгиня Ольга с помощью дрессированных голубей сожгла город древлян.

Комиссия слушала с глубоким вниманием. Только один член комиссии — гражданин в очках — слушал с пятого на десятое. Потому что в нем самом зрел вопрос:

— А почему с разведывательными зверями работают дети?

Тут вмешалась Люся:

— Потому что они детей лучше всего понимают. А взрослым они не верят.

Кира не дала ей долго говорить. Снова перехватила инициативу:

— А есть у вас секретные документы: пропуска, удостоверения? Есть у вас пропуск в нашу зону? Имеете вы право задавать вопросы нам, сверхсекретным специалистам? Вон видите, наш специальный сотрудник дядя Костя на своей тележке привез рюкзак учебных гранат. Мы сейчас будем учиться их бросать во все стороны.

— Не во все стороны, — поправила Люся, — а в учебного противника.

— Может, нам вызвать летучий отряд проверяющих медведей? — спросила Кира как бы между прочим.

— Нет, нет, не надо, — сказала циркульная тетя. — Не надо вызывать летучий отряд проверяющих медведей. Мы все поняли. Это не наше ведомство. Мы уходим.

Комиссия быстрыми шагами ушла и запихнулась в машину, которая пулей вылетела с секретной территории… Сразу в класс с шумом ворвался генерал-барсук:

— Спасибо, дорогие учительницы! Я все слышал! — Он стал трясти руки Люсе и Кире. — Теперь они долго не приедут. Я им вслед не стал даже забыванты включать. Вот это обманизм! Высший класс!

Звери от восторга встали на партах на передние лапы. А Мохнурка Великолепный выскочил из печки и, растопырив лапы, побежал к Кире обниматься. Еле-еле Фьюалка успела перехватить его и снова направить в печку.

— Я себе генеральскую форму сошью! — закричал Мехмех в восторге. — Брюки красные, пиджак с погонами и фуражку.

Но Кира вдруг обиделась:

— Я все правду говорила. Есть такие школы.

— Конечно, есть! — согласился Меховой Механик. — И пушки есть, и самолеты, и бомбы. Этого добра у людей хватает.

— А у вас ничего такого нет? — спросила Кира. — И военных нет?

Бурундуковый Боря потянулся к Кире с вопросом:

— Девочка Кира, а что такое военный?

— Это такой… дядя в брюках… с погонами… со звездочками… с фуражкой…

— А военный дельфин тоже со звездочками?

— Нет, он без звездочек…

— Значит, он не военный?

— Нет, он военный… — запуталась Кира. — Просто он мокрый… Он выполняет команду военных.

— Какую?

— Например, взорвать, подводную лодку. Он берет в зубы бомбу и плывет к чужому кораблю. Бомба прилипает, а потом через час взрывается. Раз! — и корабль потонул.

— Зачем? — спросил Бурундуковый Боря.

— Он, наверное, старый был, ненужный! — пояснил Сева Бобров.

— Как ненужный?! Нужный! — закричала Кира.

— Зачем же его тонуть? — спросил Иглосски.

— Он же не наш, вражеский!

— А враги наши? — спросил Боря.

— Наши, а то чьи же, — сказала Кира.

— Раз враги наши, значит, и корабль наш, — уяснил Иглосски.

Кира совсем запуталась. Люся тоже.

— Девочка Кира, — сказал дир. — У нас в стране никогда не бывает войны. И они ничего про нее не знают, не видели.

— Я видел, я видел! — закричал Мохнурка. — У дяди Кости по телевизору. — Он снова выскочил на середину с головешкой: — Руки вверх! Трах-тах-тах! Сейчас я всех пересчитаю! Ура! — Он показал таким образом свою полную осведомленность в военном деле.

— Пожалуйста, расскажите им про войну, — попросил дир. — Дайте им пару уроков.

Кира с Люсей посмотрели друг на друга. Нет, с этим делом им ни за что не справиться. Тут нужен кто нибудь из мальчишек. Лучше всего Киселев. Он у них в классе самый военизированный мальчик. А может быть, и дедушка Киры Тарасовой. Он не только про войну знает, но даже и сам воевал.

— У нас один мальчик есть, — сказала Люся. — Его фамилия Киселев. Он в смысле войны очень образованный. У него даже карты всех военных сражений есть.

— Вот и хорошо! — сказал дир. — Посражаемся.

— Как посражаемся? — удивилась Люся.

— А так, в карты. Пики, трефы, бубны. Меня дядя Костя научил. Мы с ним часто по вечерам в карты играем.

Видно, и сам директор Меховой Механик ничего не знал про войну, несмотря на свое высокое военное звание — генерал-барсук, начальник военной школы ЗРШ при ГГШ.

Такой потрясенной и тихой родители Киры Тарасовой никогда свою дочь не видели. И она ничего им не рассказала. А кто бы ей поверил? Родители знали ее как облупленную. Только поражались, как у них такая воспиталась? Лампасы… генералы… пожары… парашютные войска… медведи в скафандре… конгресс водопроводчиков в Женеве так и сыпались на их головы. Им только звериной школы не хватало!

Междуглавие седьмое Когда кукушка кукует в ночи

И эвкалиптовых листьев Люся достала, и учиться стала лучше. И преподавательницу обманизма нашла. И в доме порядок. И все же на душе у нее неспокойно было.

А в этот вечер еще папа с мамой стали ссориться.

Начала мама:

— В доме картошки нет. А ты газету читаешь.

— Я сейчас же исправлюсь, — сказал папа. — Не буду читать.

— Ты лучше картошки принеси.

— В семь часов вечера? Такая срочность? Картошка — это валидол?

— Нечего ехидничать, — говорила мама. — Мне ребенка кормить нечем.

— Мама! — закричала Люся. — Если ты будешь на папу ругаться, я вообще есть не буду.

Ночью Люся не спала. За окном дождь хлестал по подоконнику.

Тарабанил просто зверски.

На кухне куковала кукушка. Гордость папы. Он ее из Чехословакии привез.

Эта кукушка была как градусник по психозу. Обычно ее Люся не замечала. Как только в доме появлялись волнения, кукушка начинала проступать. А если Люся была чем-то сильно расстроена, кукушка орала как оглашенная. И уже не через час, а через каждые пять минут.

Сегодня эта кукушка разбушевалась, хоть по трубе стучи! (Если в одной квартире сильно шумят, соседи по трубе стучат. Это знак — утихомирьтесь! Прекращайте ваши тан-цы-скаканцы! Вы нам мешаете!)

Постепенно Люся успокоилась. Успокоилась и кукушка. Она почти шепотом прокуковала двенадцать. И Люся уснула.

Глава седьмая В Москву с нюхоскопом

И вот ей кажется, что кто-то стучит в окно.

«Это же град!» — подумала Люся.

Но стук повторился. В окно явно стучали. Кто-то хотел войти в дом с улицы, с подоконника.

Люся выпрыгнула из-под одеяла. Подошла к окну. Из окна на нее глянула белая усатая морда.

— Снежная Королева! — ахнула Люся. Она встала на письменный стол и открыла форточку. Горностай полыхнул белым мехом и проскользнул в комнату. Следом сверкнула лаковая молния, и перед Люсей возникла Фьюалка.

— Боже ты мой! — ахнула Люся и обняла мокрых зверей. — Это же третий этаж.

Она сбегала в ванную и принесла махровую простыню.

— Давайте я вас вытру! Как вы сюда добрались? Как вы меня отыскали? Что у вас там нового?

Выяснилось вот что. Не зря у Люси тревожилась душа. Потому что в интернате были следующие события.

В двенадцать часов дня порыв ветра сломал старую березу на углу дачного поселка. На березе был добродуш. Он выключился. И охотник Савельев Николай, по-интернатски Темнотюр, что значит Небритый, почувствовал себя ужасно. Руки затряслись, все разонравилось. Он выбрался из-под веток и сказал:

— Я еле жив, а тут бегают пушные звери. Поймаю и продам пару. Куплю себе валерьянки сто флакончиков. Тогда мне сразу станет легче.

У него с собой всегда был мешок и веревка. Мало ли, вдруг где-нибудь трубы валяются или шлаковата. И с этим мешком он стал подбираться к двухэтажному зданию интерната.

В это время ежик Иглосски и Сева Бобров в две лапы несли на помойку ведро с картофельными очистками. Они подошли к помойке, и вдруг из помоечного ящика выскочил небритый дядька.

— Попались! — закричал он.

Схватил Севу за шкирку и запихнул в мешок. Иглосски удалось отскочить.

— Еж, еж, еж! Цып, цып, цып! — говорил дядька и подкрадывался к малышу.

Он прыгнул, чтобы сцапать Иглосски, но ежик свернулся в клубок из стальных игл. Темнотюр искололся до крови.

— Караул! Помогите! — закричал он. И кинулся бежать. Однако мешок с Севой Бобровым не бросил.

Добродуш на березе, не работал, но забывант был в исправности. И мысли в голове у охотника стали путаться:

«Что я хотел сделать? Продать пару и купить сто флакончиков… Поддать пару… поддать… и купить сто балкончиков…»

А Сева Бобров болтался у него за спиной в мешке и думал: «Укусить или не укусить?»

Он знал, что кусаться невежливо. Но и сидеть в этом противном мешке долго не собирался. Сева решил пока подождать.

Темнотюр бежал в сторону станции, а Иглосски прибежал к Мехмеху:

— Боброва украли! Бобров в мешке. Темнотюр украл Боброва!

Мехмех собрал всех малышей и сказал:

— Севу Боброва украл Темнотюр. Он несет его куда-то в мешке. Давайте позовем Севу ультразвуковым кричаньем.

Малышня подняла головы вверх и тихонько так заскулила.

Звук становился все тоньше и тоньше. Наконец он совсем исчез.

Но сами звери его слышали.

— Так, — сказал директор. — Теперь послушаем ответ. Все затихли и напряженно слушали.

— Слышу, — сказал Снежная Королева. — Он отвечает, что он около станции.

— Ты и ты! — показал Мехмех на горностая и на Лаковую Молнию. — Бегом к станции. Только возьмите вот это на всякий случай… Знаете, что это?

— Ручной добродуш.

Горностай и Фьюалка скрылись. Еще секунду их видели здесь, и вот они уже во дворе. Так они быстро передвигались.

— Можно я тоже? Можно я тоже? — заговорил Мохнурка. — Я под ним яму вырою.

— Больше нельзя никому. Всем быть на месте. Кара-Кусеку — обскакать все добродуши и проверить. Неисправные заменить.

Он, как наседка, собрал всех зверей в кучу и ждал новостей.

— И что было дальше? — спросила Люся. Темнотюр стоял на платформе.

Он продавал Севу Боброва. Тут же, не отходя от кассы.

Покупателей было не очень много. Всего один — сторож при станции.

— Что это? — спросил сторож.

— Бобер домашний полудикий! — ответил Темнотюр. Он вытряхнул Севу из мешка и держал его, наступив ногой на широкий хвост.

— Где ты его взял?

— У браконьеров отбил. Вот продаю.

— Сколько он стоит?

— Сто рублей.

— Ты с ума сошел? — закричал сторож. — Да у нас на всей станции таких денег никогда не было.

— У вас и бобров таких никогда не было.

Дядька отошел. Решил посоветоваться с женой. Развести таких бобров — всю жизнь можно жить безбедно.

И тут над забором платформы взмыли две тени. Они схватили и быстро накинули мешок на Темнотюра. Не успел он оглянуться, как был обмотан веревкой. А вежливый Сева не удержался и все-таки укусил его за ногу.

Ведь он был хоть домашний бобер, но все-таки полудикий. И все трое быстро умчались в сторону дачного поселка.

Остались на платформе орущий Темнотюр и сторож-покупатель.

«Нет, — решил сторож, — не буду я его покупать и разводить».

— Вот и все! — сказал Снежная Королева.

И еще он сказал, что интернатники соскучились по Люсе. И что к рабочему кухни дяде Косте приехал брат из Москвы, на поливалке.

Он с дядей Костей повидался и поехал обратно в Москву.

Группа интернатников во главе со Снежной Королевой воспользовалась случаем. Влезла на крышу поливальной машины и отправилась к Люсе в гости.

Там внизу еще Мохнурка стоит и Биби-Моки. Они не могут по стене влезть.

— А как же вы меня нашли? Вы же Москву не знаете. И адреса моего у вас нет.

— У нас нюхоскоп есть. Его Биби-Моки таскает. Мы через нюхоскоп тебя нашли.

Люся даже за голову схватилась.

— Ничего себе экскурсия! В совсем незнакомый город! Тоже мне — интуризм на поливалке.

На кухне захрипел придушенный на ночь телефон. Люся выскочила и принесла аппарат к себе.

— Алло? Алло? — неслось из трубки. — Это девочка Люся?

— Это я, — шепотом ответила Люся. Никто бы из людей ее не услышал.

Но дир понял. Потому что это был именно он — Меховой Механик.

— Девочка Люся! Девочка Люся! У нас беда! Четыре интернатника пропали. Что нам делать? Куда обращаться? Подскажите, девочка Люся.

— Никуда не надо обращаться! — тихо сказала Люся. — Они здесь у меня. Не беспокойтесь. Я их скоро привезу.

— Спасибо! — прокричал дир, — Спасибо, девочка! Люся схватилась руками за голову и задумалась. Что делать? Придется будить папу.

— Папа, папа, проснись!

Отец поднялся на диване и вытаращил глаза:

— Ты что, дочь, очумела?

— Папа, у тебя машина на ходу?

— На ходу. А что?

— Надо четверых товарищей отвезти за город. Срочно.

— Каких еще товарищей? В какой еще загород?

— Это секрет, папа. Надо, чтобы мама ничего не знала.

На папу это подействовало. Потому что он был на маму сердит.

— Понимаешь, папа, если ты мне не поможешь, я и сама справлюсь.

Только ты мне будешь больше не друг.

— Говори, что надо делать, — приказал отец. — Только и ты мне будь друг, когда понадобится.

Люся поняла, что отец настроен правильно. Что он по-настоящему поможет и ничего не будет спрашивать. Люся провела его в спальню.

— Это мои друзья, — показала она на интернатников. — А это мой папа.

Интернатники встали на передние лапы.

— Блюм! — сказала Люся, и они блюмкнулись.

Папа был ошарашен. Он сам чуть не встал на руки.

— Их надо отвезти за город. В Интурист. Хорошо, папа?

— Вот тебе ключи от машины, — сказал отец. — Спускайся вниз. И старайся со своим зоопарком никому на глаза не показываться.

Он стал одеваться.

Девочка и звери быстро сбежали вниз.

Только Люся вышла из двери в темноту, к ней бросились две тени.

Это были Биби-Моки и Мохнурка.

Они были совсем мокрые. Люся скорее повела их к машине. Она вставила ключ в зажигание, завела двигатель и включила обдув.

Слава богу, машина не успела остыть, и поток теплого воздуха сразу пошел на зверят.

— Милые мои! — сказала Люся. — Соскучились!

По лестнице сбежал отец. Прыгнул за руль, и машина понеслась.

В тепле интернатники заснули. Люся в их окружении тоже задремала.

А машина шпарила по шоссе. Спокойный отец гнал ее и гнал вперед. И тихонько играла музыка.

На подъезде к дачному поселку дорога явно ухудшилась. Машину бросало из стороны в сторону. Всех растрясло, все проснулись.

Ворота к дачам были закрыты. Отец остановил машину. Интернатники вышли. Взвились вверх по бетонному забору. Сделали стойку на лапах и стекли вниз. Биби-Моки было труднее всех. Ей мешал нюхоскоп.

Отец дал задний ход. Их ждал город.

Послеглавие Письмо с другого света

В воскресенье рано утром из Москвы на электричке выехала небольшая спецгруппа в составе четырех человек: Люси, Киры, Киселева и дедушки Киры Тарасовой — Григория Алексеевича.

Дедушке было объявлено, что состоится поход по местам боевой славы. А Киселеву было сказано, что в порядке шефской работы он должен прочесть лекцию о главных битвах человечества.

Какая шефская работа? Над кем шефская работа?

Работа полусекретная. Над одним лесным училищем военно-партизанского типа, с иностранным уклоном.

И дедушка, и Киселев-бельды очень важничали. Дедушка дышал на свои ордена, чтобы они лучше блестели, а Киселев перелистывал карты военных сражений: «Вот битвы Ганнибала, вот Суворова, а вот сражения Наполеона».

На платформе станции Интурист опять стали попадаться испитые, измученные личности. Они медленно двигались к поселку. Их привлекал целебный воздух, а вернее, добродуши, прикрепленные на березах. Эти устройства снимали усталость, раздражение и злость. Самый злобный человек здесь становился добродушным, незлопамятным.

Поэтому под деревьями на жухлой траве или на досках сидели веселые люди и мирно беседовали или читали ученые книги. Кто-то листал «Алису в Стране Чудес», кто-то читал стихи Гете в переводе Заходера, кто-то рисовал этюды или портреты друзей.

За воротами поселка в этот раз было по-особенному тихо.

Интернат пустовал. Никого. На окнах висели щиты. На дверях — огромный замок.

Дядя Костя приводил в порядок участок. Красил стволы яблонь в белый цвет.

— Здравствуйте, дядя Костя! — закричала Люся. — А где интернатники?

— Не знаю я никаких интернатников! — хмуро ответил он.

— А где дир? Где Меховой Механик?

— Не знаю, девочка, о чем ты говоришь. Идите гуляйте себе отсюда.

И без вас плохо.

— Ну и что? Ну и что? — забеспокоился Киселев. — Где ваши партизанские ученики? Где секретная школа с интернациональным уклоном? Я тебя, Тарасова, сейчас тресну!

Люся и Кира оставили Киселева с дедушкой у входа на участок, а сами медленно обошли дом. Никаких щелок, никаких надписей, никаких знаков…

На крыльце стоял зеленый потрепанный рюкзак с эвкалиптовым листом.

И тут Люся услышала тоненькое пип-пип. Пип-пип — неслось из рюкзака.

Люся подошла ближе. Чем ближе она подходила, тем сильнее кричал этот пип-пип. Видно было, что он настроен на Люсю. И вот в кармане рюкзака она обнаружила коробочку из стекла и металла. Коробочка сама открылась. Там лежала записка:

ДОРОГАЯ ЛЮСЯ! МЫ УХОДИМ. НАВЕРНОЕ, МЫ ПРИШЛИ СЛИШКОМ РАНО.

МЫ НЕ ПРОСТО ЗВЕРИ. ТАМ, ДАЛЕКО, В ГИМАЛАЙСКИХ ГОРАХ, ЕСТЬ НАША СТРАНА. У НАС ЕСТЬ СВОИ ГОРОДА, СВОИ ДОРОГИ, СВОИ ЛЕТАЮЩИЕ БЛЮДЦА.

И МНОГО ЛЕТ МЫ ЖИЛИ, НЕ КАСАЯСЬ ЛЮДЕЙ.

НО СТРАНА НАША РАЗРАСТАЛАСЬ. И ЛЮДИ ВСЕ БОЛЬШЕ ОСВАИВАЛИ ПЛАНЕТУ.

ПРИШЛА ПОРА НАШИМ ЦИВИЛИЗАЦИЯМ ПОДРУЖИТЬСЯ.

ДЛЯ ЭТОГО В НЕСКОЛЬКИХ МЕСТАХ БЫЛИ СОЗДАНЫ ТАКИЕ ВОТ ИНТЕРНАТЫ.

ПОТОМУ ЧТО ДРУЖБУ ДВУХ СТРАН НАДО НАЧИНАТЬ С ДРУЖБЫ ДЕТЕЙ. НО МЫ УХОДИМ. НАВЕРНОЕ, МЫ ПРИШЛИ СЛИШКОМ РАНО.

КОГДА У ВАС РОДЯТСЯ ДЕТИ И У НАС РОДЯТСЯ ДЕТИ, МЫ СМОЖЕМ ИХ ПЕРЕДРУЖИТЬ.

— У меня родится мальчик. Потом девочка. Потом еще два мальчика, — сказала Кира.

— Целый пионерский отряд, — отметила Люся и стала читать дальше:

МЫ ДАРИМ ТЕБЕ СЕМЕНА. ЭТО МИКРОФОННЫЕ ЦВЕТЫ. ПОСАДИТЕ ИХ В ЗЕМЛЮ, ДЕВОЧКА ЛЮСЯ, И ПОЛИВАЙТЕ МЕДНЫМ КУПОРОСОМ. КОГДА ОНИ ВЫРАСТУТ, МЫ СМОЖЕМ ЧЕРЕЗ НИХ ГОВОРИТЬ.

ДО СВИДАНИЯ, ДЕВОЧКА ЛЮСЯ. МЫ ВСЕ ГОРЬКО ПЛАЧЕМ.

Дальше стояли подписи на незнакомом языке. И только одна была сделана по-русски: «МАхнурВеликАлепный». В шкатулке лежало два металлических семечка.

— Возьми одно, — сказала Люся подружке.

— Но ведь их дали тебе.

— Нельзя рисковать, — сказала Люся. — Нельзя, чтобы они были в одной квартире.

И они поволокли рюкзак к калитке. Люся все поняла:

— Они эвакуировались. Это они ко мне прощаться приезжали!

До Москвы девочки доехали молча. Ни Киселев, ни дедушка с ними не разговаривали. Там они едва-едва дотащили рюкзак до знакомой аптеки.

Дежурила та же женщина-аптекарь.

Она очень испугалась, увидев девочек с рюкзаком:

— Вы что, передумали? Но у меня уже нет хендрика. Я его начала тратить.

— А нам не нужен хендрик, — ответила Люся.

— Зачем же вы принесли рюкзак?

— И листья нам не нужны. Не пригодились. Они зря у нас лежать будут. А в аптеке они понадобятся. Возьмите их у нас просто так.

Возьмите, пожалуйста.

— Спасибо, девочки. А вы знаете, что хендрик не дает стариться человеку? Кто за год выпьет лекарство из одного хендрика, не теряет год жизни.

— Знаем, — сказала Кира, хотя, конечно, не знала ничего.

— У меня остался один, — сказала ей Люся. — Мы его дадим твоему дедушке.

Красная Рука, Черная Простыня, Зеленые Пальцы Страшная повесть для бесстрашных детей