Примечания

1

Английскому learning в психологии соответствует слово «научение», когда речь идет о самом феномене, и «обучение», если имеется в виду процедура, приводящая к выработке новой реакции. — Прим. ред.

2

И не только предысторию. В нашей с Хилари Роуз книге о развитии науки как общественного института мы писали о войне 1914-1918 годов как о войне химиков, а о периоде 1939-1945 годов как о войне физиков. А теперь наступает уже век компьютерных и даже биологических войн [7].

3

С появлением цифровых (в отличив от аналоговых) часов время стали делить и рассчитывать еще точнее, все дальше отходя от мирового времени, которое определялось циклической сменой дня и ночи, месяцев, сезонов и лет. В современном мире ношение аналоговых часов вместо цифровых выливается в слабый акт сопротивления, на что впервые указал Морис Базен, радикальный физик и один из лучших популяризаторов науки.

4

И все же многие неиробиологи чувствуют себя не очень уютно, читая у Чёрчленд о редукционизме. Это обнаружилось пару лет назад на одной из конференций в Швейцарии, так любимых нейробиологами, где была возможность покататься на горных лыжах. Участники проводили в первой половине дня научные заседания, а до того и после того занимались делом, т. е. выходили на склон и вечером оставались там, пока не стемнеет или пока не иссякнут силы. Такое времяпровождение, вероятно, лучше всего попадает под хорошо известное определение «досуг после теоретизирования». Темой конференции были «взаимоотношения между нейроанатомией и психологией», а открывать дискуссию должна была Чёрчленд. Она взошла на редукционистскую кафедру и стала проповедовать грядущее сведение психологии к нейроанатомии, ожидая, по-видимому, лишь легкой критики со стороны группы нейробиологов. К своему удивлению, она столкнулась с сильной оппозицией большинства присутствующих, особенно из лагеря нейроанатомов!

5

Еще в черновом варианте этой главы я потерял счет употреблению слова «реальный», часто вымарывая его по той причине, что споры между реалистами и социальными конструктивистами как в философии, так и в социологии научного знания достигли высокого накала, и использовать этот термин, не защитив его живой изгородью оговорок, — значит подвергать себя риску быть обвиненным в интеллектуальной наивности или в естествоиспытательском пренебрежении к другим формам понимания мира, которые тоже сродни интеллектуальной наивности. Но я не намерен здесь вмешиваться в эти споры. Для тех, кто хочет, чтобы я продолжал избранную линию, скажу, что считаю себя в основном реалистом, остающимся в рамках исторической релятивистской традиции; короче говоря, я верю, что существует материальная вселенная, о которой мы можем получить определенную сумму достоверных знаний, хотя эти знания окрашены нашей исторической и социальной принадлежностью, ограничены современным состоянием технологии и рамками, в пределах которых мы стремимся получить эти знания [30]. Это означает, что, говоря о «реальном» мозге, я готов без колебаний защищать перед сомневающимися социологами и философами его существование и свою способность получать объективные сведения о самом мозге и способах его функционирования. Но только не сейчас. С вашего позволения сейчас я займусь другим.

6

Все, кто читал книги или смотрел телевизионные программы Ричарда Грегори, знают его неуемную склонность играть словами и придумывать парадоксы. Он единственный встречавшийся мне человек, который может быстро сочинить три каламбура, сидя в семь утра в постели, еще в пижаме и не выпив и чашки кофе!

7

Не связанные с какими-либо вредными для испытуемого вмешательствами. — Прим. ред.

8

Напомним еще раз, что английское слово learning приходится иногда переводить по-разному — как научение или как обучение. Под научением в психологии обычно имеется в виду сам феномен приобретения нового опыта или его конечный результат, а под обучением — процедура, приводящая к усвоению новой информации; однако четко дифференцировать эти два понятия удается не всегда, так как эти вещи тесно связаны между собой. — Прим. ред.

9

Во время моего последнего приезда в получивший свое прежнее название Санкт-Петербург я посетил институт, который теперь носит имя Павлова, и видел его превращенную в музей лабораторию. К немалому своему удивлению я обнаружил по соседству точно такую же действующую лабораторию, где до последних деталей воспроизводятся опыты Павлова с той лишь разницей, что кормление животных и регистрация слюноотделения производятся теперь с помощью компьютерных программ. Увы, это не демонстрационное воспроизведение классических экспериментов; это пример закамуфлированного под науку идолопоклонства.

10

Я дал лишь самое общее определение эволюции. Мое описание формы включает и то, что генетики называют фенотипом организма (т. е. все, кроме генов), и его генотип (полный набор имеющихся у организма генов). Популяционные генетики обычно исходят из гораздо более строгой редукционистской формулировки, определяя эволюцию, так сказать, с точки зрения гена: они считают самым существенным изменение генных частот, т. е. интересуются прежде всего тем, как часто встречается тот или иной ген в популяции организмов одного вида Я не хотел бы сейчас вдаваться в обсуждение всех этих различий, которое многими будет воспринято как продолжение текущих споров между мною и многими другими, с одной стороны, и такими социобиологами, как Докинз и Уилсон, — с другой. Ричард Левонтин, Лео Камин и я подробно развили эту тему в другой публикации [1].

11

Не могу удержаться, чтобы не процитировать здесь ответ Дж. Холдейна — физиолога и генетика марксистского толка, который в двадцатых — тридцатых годах внес большой вклад в новую синтетическую теорию эволюции. Когда его спросили, какие, по его мнению, качества свойственны Богу, Холдейн сказал: «Бог, должно быть, необычайно любит жуков».

12

Последняя сноска, касающаяся эволюции. В нескольких фразах последнего абзаца кое-кто, возможно, увидит скрытый намек на дружеский спор, который я вот уже несколько лет веду с моими коллегами по Свободному университету — Брайеном Гудвином и Мэ-Вань Хо, убежденными сторонниками (наряду с Джерри Уэбстером и Питером Сондерсом) такого рационалистического, в противовес историческому, подхода к пониманию биологической формы [3]. Я разделяю мнение большинства биологов, что в этой науке ничто не имеет смысла вне исторического контекста, хотя одновременно соглашаюсь, что любое явление в биологии возможно только в рамках структурных ограничений, налагаемых физическими принципами. Иными словами, я занимаю промежуточную позицию между взглядами Гоулда и Гудвина с компанией. Согласно первому, все решает случай: непредсказуемые события, будь то мутации или массовое вымирание вида вследствие изменившихся условий среды, определяют будущее развитие, которое можно понять только в ретроспективе («война проиграна... и все из-за гвоздя»). Для Гудвина и его единомышленников изучение истории — это рутина («не более чем собирание древностей», по выражению Уэбстера); если достаточно хорошо понять формообразующее действие физических и химических сил, то нетрудно убедиться, что число возможных типов живых организмов крайне ограниченно и появления человека в общем-то можно было ожидать.

13

В качестве альтернативного объекта для экспериментов, составившего конкуренцию аплизий, нейрофизиолог Дэн Алкон из Вудс-Хоула предложил моллюска Hermissenda. Последний, как и аплизия, имеет просто устроенный мозг, состоящий из небольшого числа относительно крупных, хорошо различимых нейронов. Животное реагирует на вращение и встряхивание таким сокращением мускульной ноги (обычно служащей для прикрепления к субстрату), которое будет в максимальной степени фиксировать его положение. Напротив, реакция на слабый источник света состоит в перемещении к нему, что требует вытягивания ноги. Совмещая воздействие светом и вращение, Алкон установил, что в конце концов Hermissenda начинает реагировать сокращением ноги на одно лишь световое раздражение так же, как и на вращение [9]. И этот тип поведения отвечает всем критериям ассоциативного научения, принятым в психологии млекопитающих. В последнем десятилетии возникло некоторое соперничество между обеими исследовательскими группами, которое вылилось в публичную дискуссию о достоинствах двух моллюсков и приоритете научных данных, полученных двумя коллективами. Это соперничество послужило даже темой научно-популярной книги [10]. Более подробно об этом будет рассказано в последующих главах.

14

На практике, однако, дело обстоит гораздо сложнее. Воспроизведение полученных другими данных требует специальных условий и лабораторного оборудования; это дорого и не всем доступно [6]. Возможности проверки такого мнимо «публичного» знания явно ограниченны, с чем пришлось столкнуться не одной группе активистов охраны окружающей среды при попытке оспорить заключения экспертов о безопасности того или иного мероприятия.

15

Фурор, произведенный в конце 80-х и начале 90-х годов утверждениями Понса и Флейшмана относительно холодного ядерного синтеза и результатами Бенвениста, якобы подтверждающими ценность гомеопатии, — один из немногих случаев (помимо экспериментов по «передаче навыков», см. ниже), когда были предприняты (и оказались неудачными) попытки прямого воспроизведения данных.

16

Что-то вроде «Обозрения по гонкам червей». — Прим. ред.

17

См. главу 5. Это явление известно как эффект Хоторна, который был случайно открыт в исследовании, имевшем целью оценку влияния разных форм организации труда рабочих на его производительность.

18

Интересно, что спустя несколько лет, в конце 70-х — начале 80-х годов, группа исследователей под руководством фармаколога Ганса-Юргена Маттиеса (Магдебург, тогда в ГДР) сообщила, что введение больших доз предшественника РНК — оротовой кислоты — улучшило память крыс в разнообразных лабораторных тестах [16]. Оротовая кислота входит теперь в длинный перечень «компенсирующих средств» и «стимуляторов памяти», которые все чаще появляются на прилавках сомнительных магазинов «лечебного питания», несмотря на отсутствие каких-либо данных об их необходимости для организма или эффективности.

19

Диэтиламид лизергиновой кислоты, галлюциногенный препарат. — Прим. ред.

20

К восьмидесятым годам Стюарт стал конгрессменом США; Джон Мэддокс, редактор Nature, очень ценил его как изобличителя научной недобросовестности в самых разных областях, от технологии изготовления ложек и гомеопатии до вопросов приоритета.

21

В дальнейшем я не стану брать слово «правильно» в кавычки, поскольку уже говорил, что мы интерпретируем поведение животного, пользуясь нашими критериями, которые не обязательно совпадают с его собственными.

22

Этот пример разносторонних последствий даже очень простого химического вмешательства в сложные биохимические процессы наглядно показывает несостоятельность рассуждений представителей фармацевтической промышленности о «побочном действии» лекарственных средств. Введение в организм экзогенного вещества приводит к разнообразным биологическим эффектам, частью предвидимым, а частью совершенно неожиданным, но их никак нельзя считать «побочными». Это неверный термин, маскирующий неизбежность таких последствий, которых исследователь или врач не желал или о которых не подумал. Ни одно лекарственное средство не может быть «волшебной пулей», попадающей только в одну мишень.

23

Когда многолетний ближайший сотрудник Фрэнсиса Крика в Кембриджском университете Сидни Бреннер вместе с другими молекулярными биологами того времени начал делать пробные шаги в сторону нейробиологии, он избрал путь, предложенный самим Криком: он направил практически всю работу своей лаборатории на изучение анатомии, развития и поведения одного из простейших организмов, имеющих нервную систему, — крошечной нематоды Caenorhabditis elegans. У этого червя длиной всего в полмиллиметра нервная система состоит из 302 нейронов, расположенных, как и у других червей, вокруг кишечника Благодаря быстрой смене поколений эти организмы, как и плодовые мушки, очень удобны для изучения мутаций, а ограниченный репертуар их поведения связан в основном с питанием, размножением и перемещением при помощи резких изгибов тела. Путем электронно-микроскопического исследования нормальных особей и особей с «поведенческими» мутациями Бреннер рассчитывал получить полные схемы нервных связей и выявить соответствие между этими связями и простыми формами поведения. Прошло уже больше пятнадцати лет с начала этих исследований, но до сих пор трудно сказать, насколько оправдались надежды ученых, хотя анатомия С. elegans изучена, вероятно, лучше, чем у любых других животных за всю историю науки, и они являются первыми организмами, у которых в девяностые годы была полностью расшифрована последовательность геномной ДНК. Начавшаяся восторженным провозглашением манифеста редукционизма, эта научная программа пока не принесла больших нейробиологических дивидендов в виде открытия универсальных механизмов вроде тех, что принесли исследования на Е. coli [25].

24

Пионером этих исследований в Европе стал Давид де Вейд из Утрехта, сотрудничавший с фармацевтической компанией «Органон». Отрывочные и неоднозначные результаты его экспериментов получили теоретическое обоснование в работах Джима Мак-Гофа, работавшего в Ирвине (Калифорния), и Ивана Искьердо из Порту-Алегри (Бразилия) [26].

25

Я несколько изменил формулировку этих критериев и порядок их обсуждения по сравнению с тем, как они были представлены в оригинальной статье, но это не затрагивает их сути. Я не хочу переписывать историю.

26

Двое Линчей, Марина и Гэри, насколько им самим известно, не родственники; помимо разной национальности (она ирландка, а он из Калифорнии), их разделяют и убеждения: первая «пресинаптистка», а второй «постсинаптист».

27

Еще одно замечание относительно импринтинга. Когда бы мы ни докладывали наши результаты в присутствии психологов, кто-нибудь обязательно спрашивал, применимы ли представленные данные к другим формам научения, поскольку «импринтинг — это уникальное явление». Пэт Бейтсон, как этолог, всегда давал исчерпывающие разъяснения [1], и мы не видели оснований считать, что клеточные механизмы здесь существенно отличаются от механизмов любой другой формы научения у позвоночных. Однако выработка пассивного избегания — это такая задача, которая больше устраивает психологов, хотя впоследствии я понял, что возможность обучения за один сеанс, которую я считал преимуществом метода, некоторых из них смущала, так как не позволяла количественно оценивать выполнение задачи с такой же точностью, как при обучении в десятках и сотнях проб. Правда, есть люди, которым трудно угодить.

28

В этом методе используется радиоактивное соединение, которое количественно связывается с рецепторами ацетилхолина, так что связанная радиоактивность пропорциональна количеству рецепторов. Это соединение, известное под шифром QNB, было нетрудно достать в других лабораториях, но мои коллеги никак не решались сказать мне, откуда они получали этот препарат. Только потом я узнал причину: препарат был разработан как потенциальное химическое оружие и поступал через Портон-Даун (первоначально он обозначался BZ и испытывался Корпусом химической защиты США во время вьетнамской войны как средство дезориентации, которое при распылении над вражескими позициями лишало противника желания и сил бороться). Неудивительно, что коллеги проявляли такую скрытность, учитывая мою широко известную оппозицию исследованиям в области химического и биологического оружия, хотя я всегда очень скептически относился к возможности практического применения такого вещества в военных целях. Этот вопрос снова возник в 1991 году как следствие войны в Персидском заливе, когда предметом общего беспокойства стали запасы химического оружия у Ирака. Оказалось, что в течение нескольких лет британские компании поставляли в эту страну огромные количества QNB под предлогом его необходимости для борьбы с кишечными инфекциями в иракской армии!

29

Но есть и еще одна, более личностная сторона дела, чем хронологическое перечисление событий. Это рассказ о людях и взаимодействии между ними в научном коллективе, о том, кто мы такие, во что одеваемся, как выглядим, кто и с кем находится или находился в тех или иных отношениях. Психодинамика небольшой исследовательской группы, связанной общими научными интересами и работающей в университетском городке, довольно далеко от крупных центров, имеет свою привлекательность: тут и соперничество между членами группы и с другими такими же группами, и бесконечные стычки из-за субсидий и помещений, и чередование преподавательской работы с научной... Это обширный материал для целого романа, пожелай им кто-нибудь воспользоваться; ведь речь идет, скажем, о двадцати пяти довольно молодых людях из разных стран, временно (от месяца до трех лет) работающих в данном коллективе. (Ч. П. Сноу много лет назад попытался написать об этом, но мог бы и не нести такую несусветную чушь, потому что хорошо знал то, о чем рассказывал.) Сам же я еще не готов к этому.

30

Существует множество усердно распространяемых мифов и почти мистических истолкований асимметрии человеческого мозга, от радикально-феминистских взглядов и идей биологического детерминизма о левосторонней рассудочной природе мужского мозга и правосторонней эмоциональной природе мозга женщин до утверждений нейропсихолога сэра Джона Эклса — католика и лауреата Нобелевской премии — о том, что функциональная асимметрия свойственна только человеку и что левое полушарие служит пристанищем души [6]. Хотя в наши дни этот почти нездоровый интерес к возможной роли и уникальности асимметрии нашего мозга облечен в изощренные формулировки современной неqробиологии, своими корнями он уходит во вторую половину XIX века. Именно тогда, исходя из результатов посмертного вскрытия людей, утративших дар речи (афазия) в результате инсульта или иных поражений мозга, французский нейроанатом Поль Брока установил локализацию «речевого центра» в левой лобной доле. На этом основании Брока, в вслед за ним и многие другие разработали целый спекулятивный аппарат для доказательства уникальности функциональной асимметрии (латерализации) мозга у человека и значительно большей ее выраженности у мужчин и белых по сравнению с женщинами, детьми и чернокожими. И тогда, и теперь это обычно не более чем идеологические фантазии [7]. Но если Эклс прав и функциональная латерализация действительно нужна для существования души, то любой из моих цыплят может в такой же степени претендовать на обладание ею, как и сам сэр Джон.

31

Моя самая первая книга, вышедшая много лет назад, была посвящена вопросам биохимии. Пытаясь рассказать, как проводятся биохимические исследования, я рискнул сравнить лабораторию с кухней. Мне казалось, что по-настоящему необычное в нашей работе состоит в том, что мы используем такие мощные аппараты, как центрифуги, способные создавать гравитационное поле порядка полумиллиона g и больше, такие чрезвычайно опасные агенты, как радиоизотопы и высокоактивные токсины, можем измерять неуловимо малые количества вещества в миллиардные доли грамма, тогда как наши общие принципы разделения и манипуляций с материалами прекрасно знакомы любой хозяйке, умеющей приготовить соус или испечь пирог.

32

Я прекрасно знаю, что за четвертым должен следовать пятый. Причина, по которой я откладываю обсуждение пятого критерия, скоро станет понятной.

33

Сочетание современной оснащенности и домашнего беспорядка весьма типично для многих лабораторий. Непосвященного это просто изумляет, и он вправе усомниться, что из всего виденного вообще может получиться что-нибудь путное. Недавно я посетил один из ведущих мировых центров позитронно-эмиссионной томографии. В этом комплексе, сооружение которого обошлось в миллионы фунтов стерлингов, ничтожные объемы воды или органического вещества помещают в центральную камеру циклотрона и бомбардируют потоками разогнанных до огромной скорости ионов, что приводит к образованию короткоживущих изотопов. Эти изотопы по защищенным свинцовым покрытием трубопроводам перекачивают в радиохимическую лабораторию, где на автоматической установке в считанные мгновения осуществляется сложный синтез высокочистых меченых соединений. Затем полученные вещества передаются в комнату, где находится больной, голова которого окружена кольцом детекторов позитронов, которые в свою очередь соединены с системой компьютерных банков данных. Прежде чем вступить в этот мир научной фантастики, приходится облачаться в лабораторный халат и надевать на обувь защитные чехлы. Но, войдя в лабораторию, натыкаешься то на оставленные в беспорядке скамьи, то на другие тривиальные следы повседневной работы и жизни: шпатели и ножницы, торчащие из пустой банки из-под меда; кофеварку, кем-то поставленную прямо у экранированного шкафа; тайком курящего техника, обслуживающего оборудование. Как уживается весь этот хаос с фантастическим миром, где все измеряется наносекундами и пикограммами?

34

Меня не перестает удивлять, что цыплята, у которых повреждена (или удалена, что безразлично) такая сравнительно большая область мозга, все же не погибают и по видимости сохраняют нормальное поведение. Скептики могли бы задаться вопросом, что же делает этот мозг большую часть времени. На это фермер-птицевод мог бы ответить, что единственная функция мозга состоит в том, чтобы удерживать птиц от непрерывной беготни, — это известно с незапамятных времен, с тех пор как первый крестьянин отрубил голову первому петуху, чтобы положить его горшок.

35

Я давно уже на собственном печальном опыте убедился, что при планировании эксперимента нужно взять максимальное потребное время, удвоить его и добавить еще немного — тогда ваши расчеты окажутся более или менее верными. Следует учитывать еще один важнейший момент если вы налаживаете метод, которым раньше не пользовались, а позаимствовали из чьей-то статьи, он обычно начинает работать не раньше чем с третьей попытки; в двух первых вы каким-то непонятным образом обретаете в кончиках пальцев ту магическую, не поддающуюся описанию силу («безмолвное знание», как назвал ее Майкл Полани, некогда химик, а потом философ), которая позволяет освоить метод не только в теории, но и на практике.

36

Я сейчас держу корректуру (май 1992 года) и на 90% уверен, что мы правы.

37

В самой чистой своей форме, от которой, вероятно, отмежевался бы и сам Карл Поппер, а тем более его последователи, научная деятельность рассматривалась как формулировка и проверка гипотез. Ни одна из таких проверок никогда не могла дать абсолютных доказательств правильности гипотезы, но она могла ее опровергнуть. С попперовской точки зрения, ключевыми экспериментами, характерными для «хорошей» науки, являются те, что указывают на необходимость отбросить гипотезу, если она не подтверждается. Томас Кюн в своей знаменитой книге «Структура научных революций», вышедшей первым изданием в 1962 г., оспорил этот упрощенный подход. Нормальная наука, по его мнению, состоит в основном не в проверке гипотез, а в поисках ответов на загадки в рамках существующего миропонимания, которое Кюн называл парадигмой. Если результаты исследования, по-видимому, противоречат гипотезе, ее обычно не отбрасывают, такие результаты или их интерпретацию можно поставить под сомнение, а можно также видоизменить гипотезу так, чтобы согласовать ее с кажущимися аномалиями. Но наступает время, когда для гипотезы накапливается слишком много аномалий, и тогда в науке происходит «революция» — формулируется новая гипотеза, лучше объясняющая как старые, так и новые данные. Взгляд Кюна на науку приобрел особенно большую популярность среди социологов науки, так как открыл «социальному» двери в естественные науки. Что же делает определенную парадигму привлекательной и почему происходят научные революции? Кюн предоставлял отвечать на эти вопросы самой науке, считая их ее внутренними вопросами или, возможно, делом психологии отдельных ученых, но социологи стали усматривать в этом нечто большее, полагая, что общественная ситуация за пределами лаборатории может повлиять на то, что происходит в ее стенах. Это позволило им проникнуть в суть общественных связей и функций науки (известных уже первым поколениям ученых-марксистов) и предопределили в конце концов их подъем в гиперрефлексивную стратосферу, в которой само научное знание окружающего мира растворилось в миазмах общественных отношений [1]. Философы признали, что Кюн пошел дальше Поппера, но стремился найти альтернативный путь, который позволял бы избежать социологизирующих выводов и сохранял значение интерналистского взгляда на науку. Согласно концепции Имре Лакатоша, поступательное движение науки осуществляется путем «исследовательских программ». Программа может быть прогрессивной, и в этом случае она реализуется в постановке задач, которые могут быть решены в ее рамках, оставаясь плодотворной в отношении познания мира, или она может быть дегенеративной, и тогда она будет порождать все более выраженные аномалии. В этом смысле ассоциационисткая программа Хебба прогрессивна, поскольку может включить в кэнделовский «клеточный алфавит памяти», и долговременную потенциацию в качестве модельного механизма, тогда как эксперименты Гарсиа и мои эксперименты с повреждением мозга (см. гл. 11), — это такие аномалии, которые могут указывать на дегенеративный характер хэббовской программы; иными словами, нам нужна революция, если использовать термин Кюна.

38

На долю Хилари Роуз выпало показать, как, не сумев критически проанализировать собственный опыт, Латур не смог полностью осуществить свой замысел, несмотря на масштабы того, что она назвала «латуризацией» социальных исследований науки [3].

39

О давлении всех этих факторов свидетельствуют участившиеся случаи научной недобросовестности, которые досконально учитываются комиссиями конгресса США. Ярчайшим примером может служить слушание по делу Дингелла, которое в 1991 г. заставило нобелевского лауреата и президента Рокфеллеровского фонда Дэвида Балтимора публично денонсировать свое соавторство в статье, вышедшей пятью годами раньше; на суде было неопровержимо доказано, что лабораторные журналы, на материалах которых она базировалась, были подчищены, чтобы исказить полученные данные.

40

Последнее вообще служит одним из главных источников финансирования. Его интересы отнюдь не совпадают с интересами научных советов, фондов и фармацевтических компаний. Военно-воздушные и Военно-морские силы США, а также ОАПНП особенно приветствуют разработку моделей нервных механизмов и компьютерных игр. Все отделы военного ведомства США и комплекс химической защиты Британского министерства обороны в Пор-тон-Дауне (графство Уилтшир) заинтересованы в изучении нервных механизмов и биологического действия нейромедиаторов, так как результаты могут пригодиться при совершенствовании существующих и создании новых видов химического оружия, и они выделяют на эти цели немалые средства. Однако я остаюсь противником использования таких средств. Дело не в том, что мои исследования не представляют интереса для военных, и не в чисто моральных соображениях, так как я не считаю себя пацифистом и не страдаю излишней наивностью. Если военным понадобятся плоды моей работы, они смогут найти их в публикуемых статьях независимо от того, платят они мне или нет. Этого не избежать, коль скоро мы живем в милитаризованном обществе. Но если вы хотите сохранить репутацию человека, публично выступающего против милитаризма, не следует одновременно пользоваться их деньгами. Многие нейробиологи, получающие средства от военного ведомства, оправдываются тем, что проводят фундаментальные исследования, не имеющие отношения к военным разработкам и не пригодные для прямого использования в военных целях, например для создания новых видов биологического и химического оружия. Люди верят в то, во что им хочется верить, но я склонен думать, что военные заказчики знают, чего хотят [6].

41

Войдет ли в него и эта книга? Не знаю. Мне бы хотелось этого, но боюсь, что как форма научного сообщения она скорее составит мета-багаж. Ученые-профессионалы по-прежнему скептически относятся к попыткам сделать нашу работу достоянием тех, кто не входит в заветный круг избранных.

42

Сейчас все больше входит в обычай стремление приписываться к чужим статьям. Недавно я обратился к одному японскому биохимику с просьбой предоставить небольшое количество вещества для испытания его амнестической активности на цыплятах. В соответствии с общепринятой практикой, получив просимое, я бы поблагодарил его за любезность в конце своей статьи. Однако на этот раз мне было сказано, что препарат будет предоставлен при условии, что во всех публикуемых работах с его использованием донор будет включаться в число соавторов. Я не возражаю против этого, лишь бы эксперименты пошли успешно; выражаясь в духе Латура, мы в данном случае союзники, но я не думаю, что обоим нам это принесет большую пользу.

43

По-видимому, значительная часть статей, даже опубликованных в самых престижных журналах, никогда не цитируется. В связи с повышенным вниманием к продуктивности научных исследований и стремлением оценивать не только число публикаций (библиометрия), но и их качество, разработан новый показатель — «коэффициент влияния», характеризующий ценность журнала и публикуемых в нем статей. Именно этот коэффициент, а не просто число опубликованных работ все чаще учитывается при выделении средств, предоставлении работы или переводе на более высокую должность. В то же время расширение масштабов научных публикаций увеличивает для статьи риск затеряться в общем потоке. Чтобы избежать этого и быть услышанным, приходится много раз повторять одно и то же, печататься во многих различных изданиях. Вот почему так много результатов публикуется в форме «минимальных публикабельных единиц». Это позволяет, разделив полученные данные на несколько частей, поместить эту часть в одном журнале, а ту в другом, всякий раз обращаясь к несколько иной аудитории читателей и таким образом распространяя научное знание.

44

Роль артефактов в современных лабораторных исследованиях, где ученые имеют дело с конструкциями, не существующими в природе, вне лабораторной среды, где они созданы, впервые акцентировал лет двадцать назад (в контексте не биологии, а физики высоких энергий) Джерри Равец в своем важном труде «Научное знание и его социальные аспекты» [2].

45

Ранее он открыл аналогичную способность иммунной системы, за что получил Нобелевскую премию.

46

Эмерджентными называют свойства целого, не присущие его отдельным частям, но обусловленные их взамодействием. — Прим. ред.

Загрузка...