Утраченная свобода

Глава 15

Выйдя из дома на Сомерсет-Хаус, мистер Бомарис сел в экипаж и направился к гостинице «Красный Лев». То, что он там узнал, пролило яркий свет на поведение Арабеллы. Так как у него были достаточные основания полагать, что он уже давно завоевал сердце Арабеллы, то его нисколько не ранило открытие, когда она предложила ему свою руку, чтобы иметь средства спасти брата от долгов, наоборот, только очень развлекло. Заплатив счет Бертрама за проживание в гостинице и получив назад его часы от домовладельца, он вернулся в свой дом, но на другом экипаже.

То же самое удовольствие, которое он находил в нелепых ситуациях и которое заставило его носить в петлице одуванчик три дня назад, не имея при этом лучшей цели, чем насладиться замешательством своих непутевых друзей и подражателей, заставило его глубоко оценить ситуацию, в которой он теперь оказался. Коротая время по дороге к Маунт-стрит, он спрашивал себя, когда же в сумасбродную голову его возлюбленной придет мысль, что ее желание получить немедленно — вслед за церемонией венчания — большую сумму денег будет выглядеть довольно странно и может причинить ей некоторые неудобства. Он не мог сопротивляться желанию мысленно рисовать эту сцену и все еще тихо смеялся, когда подъехал к дому, и это обстоятельство немало смутило его дворецкого.

— Не пошлете ли вы в конюшню за моим тильбюри, Броу? — сказал мистер Бомарис. — И передайте Пейнсвику… А, вы здесь, не так ли? — добавил он, пока его камердинер спускался по лестнице. — Я больше ничего не хочу слышать о пропавших рубашках, поскольку об этом скучнейшем предмете, судя по выражению вашего лица, вы приготовились разглагольствовать, но вот что прошу мне ответить! Где письмо, которое я передал вам, чтобы отправить в «Красный Лев» мистеру Энсти, и почему вы до сих пор не сказали, что оно не было доставлено?

— Вы, может быть, вспомните, сэр, — укоризненно сказал Пейнсвик, — что я упомянул, пока вы сидели за завтраком, о деле, которое считал своей обязанностью довести до вашего сведения. На что вы, сэр, ответили: не сейчас.

— Я так ответил? Я не догадывался, что вас так легко можно заставить замолчать. Где письмо?

— Я положил его под стопку писем, которая ожидала вас на этом столе, — ответил Пейнсвик, безмятежно снимая с себя дальнейшую ответственность.

— В таком случае оно в библиотеке. Спасибо, это все.

Улисс, который растянулся на полу в библиотеке, наслаждаясь безмятежным сном, проснулся, когда вошел мистер Бомарис, зевнул, поднялся, встряхнулся, несколько раз чихнул, потянулся и своими ушами торчком и виляющим хвостом показал, что он готов к любому приключению.

— Я рад, что ты принял привычный вид, — сказал мистер Бомарис, просматривая груду корреспонденции, лежащей на столе, и взяв в руки собственное письмо к Бертраму. — Знаешь, ты не должен был разубеждать меня в тот вечер! Только посмотри, что из этого вышло! И все же, кто знает? Я бы не пропустил сегодняшнего разговора с ней и за тысячу фунтов! Я полагаю, ты думаешь, я вел себя отвратительно? Это, безусловно, верно, но будь справедливым и признай, что она заслуживает этого за то, что она такая восхитительная маленькая дурочка!

Улисс завилял хвостом. Он не только отдавал мистеру Бомарису должное, но всем своим видом показывал готовность сопровождать его во всех экспедициях, которые были на уме у хозяина.

— Бесполезно будет предлагать, я думаю, чтобы ты занял место Клейтона? — сказал мистер Бомарис, забираясь в тильбюри.

Клейтон, ухмыляясь, показал, что он согласен взять собачонку на колени, но мистер Бомарис покачал головой.

— Нет, нет, я боюсь, что это ему не понравится. А вы мне не понадобитесь, — сказал он и отъехал, объявив своему настороженному спутнику: — Теперь перед нами стоит задача выследить нечленораздельного друга этого молодого болвана, Феликса Сканторпа. Интересно, нет ли ищейки среди всей твоей мешанины предков?

Он приехал к дому мистера Сканторпа, но ему сообщили, что тот, по-видимому, собирался к Будлю, мистер Бомарис сразу же поехал на Сент-Джеймс-стрит, где и заметил свою добычу. Он натянул вожжи и повелительно крикнул:

— Сканторп!

Мистер Сканторп, естественно, разглядел, кто управляет резвым гнедым, сидя на козлах тильбюри, но так как он совсем не ожидал, что его знает Несравненный, то этот оклик весьма его удивил. У мистера Сканторпа появились некоторые сомнения, и он осторожно сказал:

— Вы меня, сэр?

— Да, вас. Где молодой Тэллант? — Увидев на лице мистера Сканторпа выражение беспокойства, нетерпеливо прибавил: — Ну-ка, не будьте большим дураком, чем вы есть! Уж не полагаете ли вы, что я собираюсь напустить на него судейских?

— Ну, хорошо, он в «Петухе», — неохотно раскрыл тайну мистер Сканторп. — То есть, — поправился он, вдруг вспомнив об инкогнито своего друга, — если вы имеете в виду мистера Энсти.

— У вас есть братья? — спросил мистер Бомарис.

— Нет, — сказал мистер Сканторп, прищурившись. — Единственный ребенок.

— Вы меня утешили. Передайте поздравления вашим родителям!

Мистер Сканторп обдумал эти слова с нахмуренными бровями, но ничего не мог понять. Он уточнил:

— Только один родитель, — сказал он. — Отец умер через три месяца после моего рождения.

— Вполне понятно, — сказал мистер Бомарис. — Я изумлен, что он продержался так долго. Где этот «Петух», про который вы говорите?

— Дело в том… я не уверен, что должен говорить!

— Даю вам слово, что вы сослужите своему непутевому другу очень плохую услугу, если не скажете!

— Ну, это на углу Дюк-Лейн, Тотхиллские поля, — признался мистер Сканторп, капитулируя.

— Боже милостивый! — вымолвил мистер Бомарис и погнал лошадь.

Постоялый двор «Петух», хотя был и небольшим приземистым зданием, оказался более приличным, чем это представлял себе мистер Бомарис. Дюк-Лейн изобиловала отбросами всевозможных сортов, которые остались гнить на дороге, но «Петух» казался в меру чистым и в хорошем состоянии. Он мог даже похвастаться конюхом, который вышел из конюшни, чтобы воззриться на тильбюри. Когда до него дошло, что важная персона, державшая в руках вожжи, остановилась не только для того, чтобы спросить дорогу, но действительно хочет, чтобы он позаботился о лошади и карете, предчувствие огромной щедрости возникло в его сознании, он поспешил заверить своего благородного клиента, что готов посвятить все свое нераздельное внимание его экипажу.

Потом мистер Бомарис вошел в бар постоялого двора, где его появление заставило лодочника, двух грузчиков, метельщика и хозяина прервать разговор на полуслове и уставиться на вошедшего джентльмена в немом вопросе.

— Доброе утро! — сказал мистер Бомарис. — У вас остановился мистер Энсти, я думаю?

Хозяин, оправившись от изумления, шагнул вперед, кланяясь несколько раз.

— Да, ваша светлость! О, да, конечно, ваша светлость! Выгони эту шавку отсюда, Джо! Если ваша светлость соизволит…

— Не делайте этого, Джо! — перебил мистер Бомарис.

— Он ваш? — изумился хозяин.

— Разумеется, мой. Редкий экземпляр: вас удивила бы его родословная. Мистер Энсти здесь?

— Он наверху, в своей комнате, сэр. Все время сидит один, так сказать. Если вашу светлость не затруднит пройти в кабинет, я сбегаю наверх и приведу его, прежде чем кошка вылижет свое ухо.

— Нет, отведите меня к нему, — сказал мистер Бомарис. — Улисс, прекрати гоняться за крысами! У нас нет времени на развлечения! Ко мне!

Улисс, нашедший в углу многообещающую дыру и так пыхтевший там, что ее обитатель теперь побоится вылезти оттуда, по меньшей мере, в течение еще двадцати четырех часов, услышав приказание своего хозяина, с сожалением подчинился и последовал за ним по крутой узкой лестнице. Хозяин постучал в одну из трех дверей, голос разрешил войти, и мистер Бомарис, жестом отпуская своего проводника, шагнул в комнату, захлопнул дверь за собой и жизнерадостно произнес:

— Как вы поживаете? Я надеюсь, вы не возражаете против присутствия моей собаки?

Бертрам, сидевший за небольшим столом, в сотый раз пытаясь найти пути разрешения своих проблем, вскинул голову и вскочил на ноги, побелев, как рубашка.

— Сэр! — выговорил он, хватаясь дрожащей рукой за спинку стула.

Улиссу не понравился его тон, и он зарычал на него, но был призван к порядку.

— Сколько раз мне еще говорить тебе о том, что ты совершенно не воспитан, Улисс? — сурово сказал мистер Бомарис. — Никогда не пытайся затеять ссору с человеком под его собственной крышей! Лежать немедленно!

Он стащил перчатки и кинул их на кровать.

— Что вы за утомительный молодой человек! — дружелюбно сказал он Бертраму.

Мистер Тэллант, покраснев, точно свекла, сказал сдавленным голосом:

— Я собирался прийти к вам в четверг, как мы уговаривались!

— Я уверен, что так оно и есть. Но если бы вы оказались умнее и не покинули бы «Красного Льва» так поспешно, то у вас не было бы ни малейшей причины для теперешних бедствий. Вам не понадобилось бы доводить себя до полусумасшествия, а мне не пришлось бы приводить Улисса и такую местность, которая не внушает ему уважения, как вы видите.

Бертрам недоуменно бросил взгляд на Улисса, который сидел у двери, всем своим видом на что-то намекая, и сказал:

— Вы не понимаете, сэр. Я… находился в безвыходном положении! Или это, или тюрьма, я полагаю!

— Да, я, пожалуй, с вами согласен, — кивнул мистер Бомарис. — Следующим утром я послал вам чек на сто фунтов вместе с моим уверением, что не имею намерения требовать с вас значительной суммы, которую вы мне проиграли. Конечно, было бы гораздо лучше, если бы я успел сделать это вовремя — а еще лучше было бы не впускать вас с самого начала! Но вы согласитесь, что ситуация была несколько неудобная.

— Мистер Бомарис, — сказал Бертрам с видимым усилием, — я не могу оплатить свой долг сейчас, но я клянусь вам, что выплачу вам все! Я собирался повидать вас в четверг, чтобы рассказать вам все и… и умолять об отсрочке!

— Правильно, — одобрил мистер Бомарис. — Но у меня нет привычки выигрывать большие суммы денег у школьников, и вы не можете требовать от меня, чтобы я изменил своим обычаям только для того, чтобы успокоить вашу совесть, прошу меня простить за откровенность. Не присесть ли нам, или вы не доверяете здешним стульям?

— О, прошу прощения! — спохватился Бертрам, ярко вспыхивая. — Конечно! Не знаю, о чем я думал! Пожалуйста, садитесь на этот стул, сэр. Но это не годится! Я должен и я… О, не хотите ли вы чего-нибудь выпить? Здесь есть не так уж много, включая пиво, портер, и джин, но если вы не против джина…

— Разумеется, против, и если вы таким образом проводите свое время с тех пор, как я в последний раз видел вас, то не удивлюсь, что вы находитесь не в самой лучшей форме.

— Нет, то есть, сначала… да, только это было бренди и уже… уже давно, — пробормотал Бертрам стыдливо.

— Если вы пили бренди, которое продается в этом районе, то должны быть сделаны из железа, ибо до сих пор живы, — заметил мистер Бомарис. — Какова общая сумма вашего долга? Или вы не знаете?

— Да, но… Вы что? Собираетесь платить мои долги, сэр?! — На ум юноше пришла ужасная мысль, и он пристально уставился на своего посетителя с вопросом: — Кто вам сказал, где я нахожусь?

— Ваш дружелюбный, но безмозглый приятель, конечно.

— Сканторп? — недоверчиво сказал Бертрам. — Это не был… это не был кто-то другой?

— Нет, это не был кто-то другой. Я еще не обсуждал этого вопроса с вашей сестрой, если вы это хотели узнать.

— Откуда вы знаете, что она моя сестра? — сказал Бертрам, вглядываясь в него еще пристальнее. — Вы скажете, что узнали это тоже от Сканторпа?

— Нет, я с самого начала догадался. Вы держите при себе ваши счета? Дайте их мне!

— Ничто не заставит меня сделать это! — пылко вскричал Бертрам. — Я хочу сказать, что очень вам обязан, сэр, и это чертовски любезно с вашей стороны, но вы должны понять, что я не могу принять такое великодушие! Ведь мы почти незнакомы! Я не могу взять в толк, почему вы должны сделать это для меня!

— Ах, но нам не предназначено оставаться чужими! — объяснил мистер Бомарис. — Я собираюсь жениться на вашей сестре.

— Собираетесь жениться на Белле? — сказал Бертрам.

— Определенно. Вы понимаете, что в этом свете все дело предстает совсем по-другому. Вы едва ли можете ждать от меня, что я буду выигрывать в фараон деньги у брата моей жены. Вы в самом деле должны учесть мое положение, мой дорогой мальчик.

Губы Бертрама задрожали.

— Я понимаю, в чем дело! Она пошла к вам, и вот почему… Но если вы думаете, сэр, что я опустился так низко, что позволю Белле пожертвовать собой, только чтобы спасти меня от позора…

Улисс, моментально обидевшись на перемену в голосе, бросился к своему хозяину и вызывающе залаял на Бертрама. Мистер Бомарис положил руку ему на голову.

— Да, очень грубо, Улисс, — согласился он. — Но не обращай внимания! Имей в виду, что никто не ценит меня так высоко, как ты!

Весьма сконфуженный, Бертрам произнес:

— Я хотел сказать… я прошу простить меня! Я только собирался сказать… Она мне ничего не говорила!

— Неужели? Как эти женщины любят секреты! Возможно, она думала, что первыми эту новость должны узнать родители.

— Думаю, она могла бы, — с сомнением сказал Бертрам. — Но она утверждала, что ни за кого не может выйти замуж, потому что всех заставила думать, что она богатая наследница…

— Ничего такого она мне не говорила, — сказал мистер Бомарис.

— О, я понимаю! — сказал Бертрам, морщины на его лбу разгладились. — Ну, должен вам сказать, сэр, что чертовски рад, потому что подозревал: вы ей нравитесь больше, чем остальные! Я… я желаю вам счастья! И, конечно, я понимаю, что теперь нужно по-другому смотреть на мой долг вам, только я думаю, однако, мне не следует позволять вам платить остальные мои долги, потому что это ни в коей мере не ваше дело, и…

— Давайте не будем начинать все сначала! — взмолился мистер Бомарис. — Только скажите, дорогой друг, что вы намереваетесь делать, если я не заплачу ваших долгов!

— Я думал о том, как вступить в кавалерийский полк, если меня примут, — сознался Бертрам. — Под вымышленным именем, конечно!

— Мне кажется, что кавалерийский полк подойдет вам как нельзя лучше, — сказал мистер Бомарис. — Но вам будет гораздо удобнее, да и нам всем, если вы вступите под своим именем и в качестве корнета. Чего бы вам хотелось? Гусарский полк?

Эти невероятные слова заставили Бертрама сначала покраснеть, потом побледнеть, судорожно глотнуть и наконец выпалить:

— Вы не можете иметь это в виду! После всего! Я… О, сэр, вы серьезно?

— Да, разумеется, но дайте же мне ваши счета!

— Я не заслужил, чтобы вы что-нибудь для меня делали! — вскричал Бертрам, лишившись последнего самообладания.

— Счета!

Бертрам, уже качаясь на волнах каких-то блаженных грез, привстал и сказал:

— Счета? О! О, да, они все здесь — только вы будете поражены тем, сколько я потратил, и…

— Меня никогда ничто не поражает, — ответил мистер Бомарис, протягивая руку. Он засунул в карман скомканные бумаги и сказал: — Я устрою все так, что никто из ваших кредиторов не догадается, что не вы им заплатили. Вы задолжали кому-нибудь здесь, кроме вашего счета?

Бертрам покачал головой.

— Нет, потому что Белла дала мне все деньги, которые у нее были, когда пришла навестить меня. Я боюсь, вам не хотелось бы, чтобы она так делала, и мне тоже, но Феликс привел ее, совсем в духе этого олуха! Это… это ужасное место, и я думаю, что должен вам сказать, вина за ее приход в эти трущобы полностью лежит на мне!

— Вы меня пугаете, — сказал мистер Бомарис. — Я надеюсь, она не останавливала глаз ни на какой нуждающейся личности, которой потом будет чувствовать себя обязанной помогать?

— Нет, я не думаю, — ответил Бертрам. — Феликс сказал, что она дала шиллинг женщине, которую здесь называют Сью Четверть Пинты. И я чрезвычайно огорчен, сэр, и я ни за что на свете не допустил бы этого, но Феликс говорит, что они столкнулись с Болтливой Пег, которая… которая притащила меня сюда, когда я не соображал даже, где нахожусь… Она… она была очень добра ко мне, на свой лад, вы понимаете, и Белле пришло в голову, что ее нужно отблагодарить за то, что она за мной ухаживала! Но с этим все в порядке, потому что я дал Пег пять фунтов из тех денег, что оставила мне Белла!

— Помоги мне небо! — сказал мистер Бомарис. — Она, несомненно, будет ждать от меня, что я подыщу жилище для этой шлюхи! Болтливая Пег, вы сказали? Боже милостивый!

— Нет, нет, сэр, она не станет! — воскликнул Бертрам. — Зачем бы ей?

— Потому, что это ее неизменная практика, — с горечью сказал мистер Бомарис. — Вы не предполагаете, что я добровольно выбрал себе это животное?

— Не хотите ли вы сказать, что его вам дала Арабелла? Ну, это уж слишком с ее стороны! Должен сказать, мне казалось, что это довольно чудная собака для вас, сэр!

— Весь Лондон думает, что это чудная собака для меня. Даже хозяин этого кабака пытался выпроводить ее отсюда!

Он достал свою записную книжку, вырвал из нее несколько чеков и толкнул их через стол.

— Вот, заплатите ваш счет здесь, выкупите все, что у вас в закладе, и закажите себе место на козлах в первом дилижансе на Хэрроугейт. Мне думается, почтовые кареты отходят утром в безбожное время, так что вам лучше переночевать в той гостинице, от которой они отправляются. Несколько дней на свежем воздухе помогут вам оправиться, я уверен, от всех разрушительных действий бренди, которое вы пили, и сделают возможной вашу встречу с отцом, не вызывая подозрений.

Бертрам попытался что-то сказать, потерпел неудачу, сделал еще одну попытку и сумел выговорить очень хриплым голосом:

— Я н-не могу отблагодарить вас как следует, и, конечно, я знаю, что это ради Беллы! Но одно я могу сделать, и я сделаю! Я во всем признаюсь отцу, сэр, и… и если он скажет, что я не имею права вступать в гусарский полк после того, как вел себя так гнусно, тогда… тогда это послужит мне уроком!

— Да, — сказал мистер Бомарис. — Это очень благородно с вашей стороны, и мне всегда казалось, что это превосходный план, однако прежде, чем позволить себе оргию искупления, следует подумать о том, не придется ли тому, кто принимает исповедь, вынести много ненужных мучений.

Мгновение Бертрам молчал, пока эти слова доходили до его сознания.

— Вы думаете, мне не следует рассказывать отцу, сэр?

— Я не только думаю, что вам не следует, я категорически запрещаю упоминать об этом деле.

— Мне не хотелось бы обманывать его, — робко сказал Бертрам. — Вы понимаете…

— Я не сомневался в том, так что вы будете настаивать на епитимье, это пойдет вам на пользу. Итак, все это время вы оставались в Беркшире со Сканторпом. Просто держите это в голове и забудьте о том, что приближались к Лондону больше, чем на десять миль! — Он поднялся, протянул руку Бертраму. — Теперь я должен идти. Не терзайте себя мыслью о том, что вы нарушили все десять заповедей! Вы просто повторили то, что делают каждые четверо из пяти молодых глупцов, появившись в Лондоне. Между прочим, вы приобрели ценный опыт и, когда в следующий раз приедете в Лондон, справитесь гораздо лучше.

— Я никогда не смогу показаться в Лондоне, сэр, — тоскливо сказал Бертрам. — Благодарю вас!

— Чепуха! Несколько лет службы, и вы превратитесь в лихого капитана, осмелюсь сказать, с замечательной парой армейских усов. Никто вас не узнает. Кстати, не обращайтесь за разрешением на отъезд к вашей сестре, сегодня она очень занята. Я скажу ей, что вы находитесь в безопасности и отправились в Йоркшир. Улисс, перестань царапаться! Попытайся стать более достойным меня! Да, сейчас мы уходим, но это совсем не обязательно, и, право, чрезвычайно невоспитанно носиться вокруг таким радостным манером!

Он взял перчатки, пожал руку Бертраму и пошел к двери, но, вспомнив о чем-то, засунул руку во внутренний карман.

— Общение с этой собакой, собутыльником любого городского жулика, без сомнения, подрывает мою нравственность. Ваши часы, Бертрам!