Уйти вместе с ветром

Глава 24 ПРОСТРАНСТВО ДОГОВОРЁННОСТИ ВООРУЖЁННЫХ МУЖЧИН

Эдит была замотана во что-то, что ассоциировалось у Полковника с давно забытым словом «салоп». Опиралась на самодельный костыль. Загипсованную руку держала перед грудью, как автомат Калашникова. Волосы торчали, как наэлектризованные. Глаза метали чёрные молнии. Держалась явно на самолюбии и служении идее.

Остальные — переводчик, норвежка Тельма, эстонец, шведы-рыболовы, пара незнакомых мужиков, какие-то бабки в платочках, даже Зинаида и Александра из Петербурга смотрели на неё как на вождя.

— Вы не смеете! — прошипела Эдит. — Это геноцид. Мировое сообщество…

— Я военный, и на мировое сообщество мне плевать, — миролюбиво ответил Полковник. — Оно мне не указ. Есть интересы мирных жителей и есть интересы государства. Я их защищаю.

— Вы не можете вести здесь военные действия…

— Могу, если есть приказ командования или если того требует обстановка. Надо будет — начну стрелять, или маневрировать, или построю заводик по производству святой воды…

Эдит явно не читала Стругацких.

— Вы что, не поняли, тупое животное, — это дети!!!

— Нет, не понял. — В глазах Полковника мелькнули злые огоньки. — Моего друга, с которым я дружил четверть века, убили в Чечне. Пулевое, прямо в сердце. Мальчишке, который в него стрелял, было тринадцать… Здесь, в посёлке, тоже есть дети. И в Умбе есть, и в Печенге, и в Полярном. И повсюду. Эти существа опасны и для них тоже. Кто будет выбирать? Вы — возьмётесь?

После многодневной борьбы с болью и слабостью, после перенесённых стрессов Эдит была неспособна противостоять закалённому и физически здоровому мужчине. У неё началась истерика.

— А-а-а! Дождались! Вот и знаменитая достоевщина полезла! — простуженным басом завопила хрупкая француженка. — Опять взвешивание слёз ребёнка! Сколько стоит одна слезинка, две слезинки, три слезинки… Что на них можно, что нельзя обменять? Загадочная русская душа! История каждого народа — от папуасов до британцев — знала проклятые времена, когда люди торговали людьми как скотом. Вы думаете, это было давно? Моя бездетная подруга хотела усыновить ребёнка из России. Можно было легко взять малыша из Бангладеш, из Сомали, но она расистка и блондинка — да! — ей хотелось, чтобы ребёнок был белый и похож на них с мужем. Она была готова взять больного и лечить его… Она сказала русским чиновникам: я знаю, бюрократия — это ужасно, и у вас, и у нас — да! — надо много справок, мы будем их собирать. Русская сторона сказала: можно много справок, но тогда ничего не известно, а можно — двадцать тысяч евро, и тогда — всё наверняка, блондин и как вы хотите. Они усыновили сиротку из Сомали и теперь счастливы любовью. Но это — пускай, потому что все народы когда-то продавали своих детей, а некоторые продают и сейчас. Но никогда и никто, кроме вас, не додумался торговать детскими слезами! Да пошли вы неё на… со своим Достоевским!

Выражение «пошли вы на!» Эдит, к удовольствию собравшихся, ничего не понимавших, но восхищённых, крикнула по-русски.

Дорога шла прямо по берегу, иногда прячась под линию прилива. Выше лежали пески небольшой полярной пустыни, за ними — скалы, поросшие скрученными ветром соснами. Каменщик, Кирилл и Художник сидели в огромной, с двухэтажный дом куче ржавого железа — остатках самой разнообразной техники. В пределах видимости куча была одной из многих.

— Дезире сказала, тебе надо сойти с карусели, — сказал Художник.

— Ерунда, — ответил Кирилл.

Художник невозмутимо продолжал:

— Дезире обычно угадывает. Но бывает — и нет. Если попробовать?

— А как?

Кирилл с интересом оглядывался. Странный пейзаж казался ему красивым и дерзким. Присматриваясь к новым знакомым, он понял, что никакими словами не смог бы описать Каменщика — слишком чужеродным тот был. С Художником дело обстояло попроще.

— Я буду рисовать, а ты смотри. И всё.

— Но на чём же ты будешь рисовать?

— Как на чём? Да вот же — мокрого песка сколько угодно!

Это была совсем маленькая и старая карусель. Всего четыре деревянные лошадки. С грустными глазами и потёртыми бархатными попонами на плоских спинах. И ещё — деревянная Брунгильда с хитро ухмыляющейся мордой и рысь Маруся на высоких прямых ногах и с длинными-предлинными кисточками на ушах. Они с Брунгильдой гонялись друг за дружкой по кругу.

Помигивали маленькие лампочки, выкрашенные в разные цвета и развешанные на крыше. На самой верхушке развевался флажок — старый и выцветший, не вдруг и поймёшь, что на нём было когда-то нарисовано.

Художник уже сидел на одной из лошадок, сунув в стремена короткие ножки. И увлечённо, в такт движению карусели, натягивал то один повод, то оба сразу.

— Иди сюда! — помахал он Кириллу.

Карусель стояла прямо на берегу. Над вечерним морем полосой шёл ливень и быстро заштриховывал небольшие волны неровными, прерывистыми линиями.

Волосы сразу промокли. Кирилл слизывал языком капли, текущие на нос с пряди, прилипшей ко лбу.

Под крышей карусели было светло и сухо.

Кирилл осторожно подошёл к чёрной щели в деревянном полу, долго смотрел и наконец решился — шагнул и сразу крепко вцепился в уши деревянной Маруси.

— Садись, поехали! — засмеялся Художник и пришпорил свою лошадку. — Смотри, как весело!

Он видел всю эту землю и в повторяющихся кругах мог оценить безупречное чувство ритма природы, проявлявшееся в построении любого здешнего пространства. Чередование озёр, облаков, скал, сопок, крошечных берёз и огромных подосиновиков…

Они катались, пока карусель не остановилась. Художник погладил свою лошадку по холке и даже чмокнул в облупленный нос. Кирилл, смущаясь, потрепал уши деревянной Маруси.

— У меня голова кружится, дай руку! — сказал Художник.

Вышли вместе, держась за руки. Дождь прекратился. Ночь тоже. Каменщик сидел, расставив согнутые в коленях ноги, и деловито гнул какую-то железку, пытаясь сделать из неё круг. Железка слушалась, как пластилиновая.

— Вот видишь, — сказал Кириллу Художник. — Можно войти и выйти, когда захочешь. И ничего страшного.

— У нас вообще-то ещё дела, — заметил Каменщик.

— Спасибо тебе, Художник. Я вас больше не задержу. Мне теперь нужно подумать, — сказал Кирилл. — Где бы это…

— В пещеру к Жадине, — предложил Каменщик. — Там хорошо. Все ушли, никого нет. Самое место, если подумать. Камни кругом… Ты привидений не боишься?

— Если с вами водиться, так никаких привидений не надо, — засмеялся Кирилл.

— Это точно, — согласился Каменщик. — Сейчас Художник тебе нарисует, как найти.

Игорь и Александра шли по улице посёлка. В пыли играли лаечного вида щенки с задорными хвостиками баранками. Александра нагнулась и погладила одного из них. Он тут же уцепился мелкими, но острыми зубками за рукав.

— Вы скучаете по своей собаке, той, которая умела открывать рюкзаки? — спросил Игорь.

— Да, конечно. Но Кристина сказала, что с ней всё в порядке, она счастлива. Хильда просто устроила свою личную жизнь…

— С тех пор как у нас ожил Интернет, в Сети плещутся огромные волны, поднятые Эдит. Правда, судя по комментам, никто не принимает всё это всерьёз. Слишком много подобных мулек каждый день появляется. Только французские коллеги и Гринпис, где знают Эдит, действительно забеспокоились, даже направили запрос куда-то в недра нашей государственности…

— Где он и погибнет, — невесело усмехнулась Александра. — Впрочем, Эдит, по-моему, и динамитом не остановишь. Кроме Полковника, она, как я понимаю, и на Порядина пыталась наехать?

— Ну да, это было при мне. Настоящий блицкриг. Они обменялись цитатами, на мой взгляд — очень эффектно…

— Какими цитатами?

— Эдит: «Да знаете ли вы, что такое Россия? Это ледяная пустыня, по которой ходит лихой человек». Это сказал обер-прокурор Синода Победоносцев поэту Мережковскому, запрещая религиозно-философские собрания. Ответ Порядина: «Демократия — это пространство договорённости вооружённых мужчин». Автор — президент США Бенджамен Франклин.

— Действительно эффектно, — согласилась Александра. — И очень в тему.

— Образованные люди, — лицемерно вздохнул Игорь.

Небо заполнил странный жёлтый свет с неживой белизной и тёмной прозеленью по краям, как будто где-то за горизонтом разбили огромное тухлое яйцо. Песок сделался багровым. Берёзы и сосны на сопках потеряли свою розово-серебряную прозрачность и стояли, напружинившись и вцепившись корнями.

Свет солнца медленно убывал, меняя тональность. Куда-то делись все звуки…

По дороге вдоль линии прилива медленно ехали чёрные танки.

— Во, гляди, Художник! — возбуждённо подпрыгивая, закричал Каменщик. — Художник! Всё совпало как надо. Вон танки. А это — знак от наших. Сейчас начнём…

— Ты уверен, что это именно знак? — спросил Художник.

— А что же ещё?! Смотри, солнца уже почти не осталось…

— Но как?..

— Да какая разница!

Ни Каменщик, ни Художник никогда не учились в школе. Они не читали книг по географии, а о существовании астрономии даже не подозревали. Оба были уверены, что земля плоская и кончается где-то далеко-далеко, за северным океаном. Египетских жрецов, чтобы истолковать увиденное, для них не нашлось, и они сочинили толкование удивительному явлению сами, исходя из обстоятельств.

Каменщик сидел лицом к отвесной скале, и в бирюзовых глазах постепенно расплывались зрачки. Он улыбался, как мог бы улыбаться валун, предвкушая, что вот сейчас сорвётся со склона и увлечёт за собой оползень. На парочку мегатонн.

— Слушай, Каменщик, а тот парень в пещере, Кирилл?

— Значит, не повезло ему, — равнодушно откликнулся Каменщик. — Им всем не повезло. А неча было!..

Каменщик никогда никого не любил. И его не любили. В возрасте трёх с половиной лет родная бабка привезла его на саночках на Проклятый Утёс. Бабку достало, что малыш едва ли не ежедневно бил на полках посуду и, пробуя силы, пытался раскатить по брёвнышку дом. Отец Каменщика к тому времени умер от пьянства, а мать, бабкина дочь, уехала на заработки в Мурманск и там затерялась. Бабка резонно рассудила, что поднять двух старших внуков будет проще в целом доме при сохранной посуде и прочей утвари. А сберечь всё это удастся, только если прямо сейчас избавиться от младшего выродка. Грех, конечно, но грех можно будет в церкви потом замолить. Не в прорубь всё-таки. Говорят, они там иногда как-то выживают. Не иначе, дьявол им помогает. Свят-свят-свят…

— Художник, если у тебя какие вещи есть, краски там, бумага, ты их собери пока. Чтобы не торопиться потом.

— Я не пойду.

— Как? — удивился Каменщик. — Не пойдёшь? Даже не попробуешь? Ну, дело твоё. Я попробую уйти. Никто ведь точно не знает, докуда оно достанет. Дезире говорила, там где-то в океане острова есть…

— Смотри, а вот и солнечное затмение, которое мы ехали смотреть, — грустно сказала Марина мужу. — Я его никогда в жизни раньше не видела. А сама даже закопчённое стёклышко не припасла…

— Глянь лучше, как Монморанси корёжит, — подтолкнул её Соболь. — Я раньше только читал, как животные во время затмения беспокоятся, а теперь и сам вижу…

Монморанси, весь напружинившись, стоял под брюхом «буханки» и глухо рычал. Короткая жёсткая шерсть на загривке и спине стояла дыбом, как на платяной щётке.

— Знаешь, про диких зверей мне ещё худо-бедно понятно, — задумчиво проговорила Марина. — Они живут в природных циклах и всё такое, для них, если солнце днём потухло, это конечно, стресс. Но Монморанси? Он же вырос в квартире, где свет зажигают-гасят по десять раз на дню. Мне почему-то кажется, что он что-то другое чует…

— Так, товарищи физики, разбираем быстренько для наблюдения солнечной короны. — Александра вручила Марине и Соболю по стёклышку, лично закопчённому ею на костре. — Смотрим внимательно, ничего не пропускаем. Так… Виталику вашему я уже дала, Алле дала… Кристину искать не буду, сама хочу поглядеть, вот, возьмите и для неё, если она в ближайшее время объявится…

— Я с неё балдею, — с искренним, слегка тоскливым восхищением шепнул жене Соболь. — А ты говоришь! Вот у кого познавательная активность не гаснет ни при каких обстоятельствах…

Марина сварливо осведомилась:

— Интересно, она и Барону стекляшку вручила? У которого сын неизвестно где и, может, прямо сейчас от диабета загибается?

— Ну, на тебя, подруга, не угодишь… — Соболь пожал плечами и поднёс к глазам стёклышко Александры.

Ловец спустился к посёлку прямо со скалы, на которой когда-то встретились Хильда и полуволк. Выглядел юноша в этот раз значительно лучше — от кругов вокруг глаз и коросты на губах не осталось и следа.

— Что Кирилл?! — бросилась к нему Тина. — Где он? Живой? Ты его нашёл?

— С ним всё в порядке, — сказал Ловец. Весть была добрая, но он не улыбался. — Лекарство я передал. Кирилл ни на какой север не уходил, сидит в пещере у Жадины, грызёт сухарики, читает какие-то книги…

— Во здорово! — Тина даже подпрыгнула на месте. — Пойду дядю Барона обрадую, ладно? А то он прямо с ума сходит. А почему Кирилл с тобой не вернулся?

— Дезире и Художник чего-то такое для него придумали и провернули. Теперь он от этого в себя приходит.

— А-а! Ну ладно, лишь бы на пользу пошло. А то он вечно был как рыба мороженая… Так я сейчас сбегаю?

— Тина, погоди.

Кристина внимательно всмотрелась в лицо Ловца.

— Что-то случилось?!

Ловец кивнул, облизнул губы. Сжал и разжал кулаки.

— Надо всем уходить отсюда. Уезжать. Уплывать. Эвакуировать посёлки. Военных… Быстро, прямо сейчас. Потом, когда уже начнётся, будет поздно. Только ведь тебе никто не поверит?

— Но почему? Что начнётся?

— Как объяснить… Я, как мы все здесь, чувствую — но не знаю. Можешь это понять?.. Каменщик и Художник никогда не слыхали о солнечных затмениях. Они увидели танки, гаснущее солнце и решили, что это знак от Дезире и других. Такая была договорённость. И дальше они… Ты помнишь, что говорила Дезире про то, что мы и есть эта земля?

Тина кивнула, не в силах говорить. Ей было страшно, как никогда в жизни.

— Каменщик… — медленно, как бы через силу выговорил Ловец. — Он… Знаешь, я задумывался, как его понять. Что он не человек, это точно. Людей он знать не хочет, они ему не интересны. И сам себе он не интересен, ему только бы с камнями возиться. Потому что он сам, по-моему, камень, в какой-то степени одушевлённый. Ты видела, как он свой день рождения отмечал… Для Каменщика вся эта земля и то, что у неё внутри, как для тебя — домашняя кладовка или холодильник. И он…

Ловец торопился, говорил сбивчиво, пытаясь объяснить Тине всё сразу.

— Он говорит, здесь есть ход под землёй. Очень старый. И в нём люди. Каменные. Окаменевшие, понимаешь? Они пробивали ход к сплетению каких-то энергий, к силовой точке. Каменщик называл это место одним из сердец Земли. Те люди подобрались вплотную, и в самом конце хода стоит такое устройство… Оно сейчас выключено, но если его подтолкнуть…

Воображение Тины тотчас нарисовало ей грозно тикающий механизм.

— Это бомба?

Ловец подумал.

— Вроде бы не совсем. Ну… не в том смысле, как мы привыкли. Но если оно сработает, оно потревожит бездну.

Тина молча смотрела на него, с её лица медленно отливала вся краска. Ей уже казалось, что камни под ногами начинают понемногу шевелиться… проваливаться… оплывать…

— Каменщик его нашёл уже давно, — сказал Ловец, — но не трогал, потому что из бездны не вернуться даже ему, а он ещё не наигрался с камнями. А вот теперь…

Тина спросила шёпотом:

— И что будет?

— Если там действительно одно из сердец, у планеты будет инфаркт. И наш полуостров умрёт. Весь. Как минимум.

— И Каменщик… он… он включил?

— Очень похоже, что да. По крайней мере, начал включать.

Тина молчала с минуту, глядя на носки своих кроссовок.

Ловец смотрел на неё своим особенным взглядом — словно вбирая целиком.

— Попробуй убедить своих — и уезжайте немедленно. Гоните во всю мочь. Машины теперь работают, — сказал он наконец.

— А ты?

— Я отправлюсь на север, к своим. По пути попробую отыскать Каменщика, убедить его, что это не был сигнал, вдруг ещё можно что-то…

— А люди в посёлках? В городках? Тут южнее ещё и базы отдыха есть, мы проезжали…

— Что ты предлагаешь?

— Ты пойдёшь со мной к людям? Мне одной на сто процентов не поверят.

— А нам вдвоём — на девяносто пять, — усмехнулся Ловец. — Но если ты этого хочешь, я пойду.

— Я знаю, кто поверит сразу, — загорелась Кристина. — Тётя Сандра, вот!

— Я думаю, надо сообщить военным. Их здесь сейчас собралось до чёрта, пусть организуют эвакуацию, — сказала Александра. — Их плюс — им никому ничего не надо объяснять.

— Их минус — им нужен приказ, — заметил Игорь. — Без приказа они с места не двинутся. Но пока они всё согласуют, пока кто-нибудь соберётся с духом отдать этот приказ…

— Ещё один Руст на Красной площади приземлится, — хмыкнула Александра. — Надо как следует насесть на Полковника. Он, по-моему, из тех, кто способен принимать решения сам. Особенно в кризисной ситуации.

— Иностранцы и уфологи?

— Опять выслушивать, как американцы консула требуют?.. Но вы, конечно, правы, Игорь. Надо дать им шанс удрать.

— Хорошо, я всё понял. Иду сначала к военным, потом — к гражданским. Юноша — со мной. Прощайте, Александра. Простите за высокопарный слог, но встреча с вами осветила сумерки моей жизни… Надеюсь, вы и ваши спутники уезжаете немедленно?

— Я остаюсь.

— Почему?!

— Потому что! Мне сообщают, что у планеты сейчас будет инфаркт, а я ноги в руки и дёру?.. Да мне после этого не то что ускоритель, метлу никто не доверит. А вот Соболей и всю ребятню я, естественно, сегодня же коленом под зад…

«Ребятня» в лице Тины тут же напомнила о себе.

— Кирилл, кстати, в пещере сидит, — глядя исподлобья, сказала им девочка. — А я остаюсь с Ловцом!

— Касательно оружия массового поражения я приблизительно понял, — сказал Полковник, жестом останавливая Игоря, — тот пытался рассказывать что-то о геологии Кольского полуострова. — Про литосферные сдвиги — не надо. Это лишнее. А вот касательно оружия индивидуального поражения у меня давно назрел вопрос… — Полковник повернулся к Ловцу. — Охотник Николаев, разорванный вдоль и пополам, — это что была за штуковина?

— Это Дезире, — вздохнул Ловец. — Она слепая, а Николаев убил её поводыря, рысиху. И маленьких котят. Всех, кроме одного, который под корягу заполз. Рысиха была ручная, людям доверяла… Она к нему ластилась, а он ей прямо в глаз выстрелил.

— Но каким же образом Дезире его?.. — настаивал Полковник. — Да ещё и слепая?

— Художник нарисовал. Федора позвала туда охотника, а Дезире листок пополам разорвала. И все дела.

— Вот как. И все дела, значит, — сдерживая себя, повторил Полковник.

Тина нетерпеливо спросила:

— Так вы будете людей вывозить?

Полковник проигнорировал вопрос.

— Будет ли организована эвакуация? — поддержала её Александра.

— Разумеется, будет, — дёрнул шеей Полковник. — Но сперва хотелось бы просчитать варианты развития событий. Для начала самое простое: сколько у нас времени? В конце самое сложное: можно ли ещё что-нибудь предпринять, чтобы остановить катастрофу, если, конечно, она действительно должна произойти?

— Вы что, не верите нам?! Да зачем Ловцу… — завелась было Тина, но Александра крепко стиснула её руку, и девочка притихла.

— Сколько точно времени, я не знаю, — словно прислушиваясь к себе, ответил Ловец. — Но, кажется, совсем немного. От нескольких часов до двух суток. Насчёт того, что можно сделать… Можно попытаться найти Каменщика или Художника…

— Где они?

— Художник наверняка спрятался в какой-нибудь картине. Его получится отыскать только случайно. Каменщик, возможно, торчит где-нибудь поблизости. Не удивлюсь, если он решил посмотреть, как всё пойдёт…

— Ему что, всё равно — жить или погибнуть? — спросила Тина.

— В общем-то, да, — кивнул Ловец. — Он мне говорил, что когда-нибудь уйдёт в камень и не вернётся.

— Что ещё? — спросила Александра.

— Ещё можно попробовать добраться до северного побережья. Там Федора-Феодор. Он может позвать и Каменщика, и Художника. Но тут опять вопрос времени…

Ловец тяжело задумался.

Тина высвободила ладонь из руки Александры, подошла к нему и встала рядом, и Александра в очередной раз удивилась их неожиданному сходству. Суок и наследник Тутти. Наследство Тутти погибло в результате революции, организованной оружейником Просперо и гимнастом Тибулом. Что станет с землёй, частью которой себя ощущает Ловец?

— Можно ли как-то остановить уже запущенный процесс? — спросил Полковник и принялся перечислять: — Направленный взрыв? Затопление? Другие сапёрные работы? К нам из Печенги как раз сапёрный батальон подошёл…

Было заметно, как некомфортно ему беседовать о таких важных вопросах с незнакомым и абсолютно штатским мальчишкой. К тому же, как ни крути, представителем «супостата». Можно ли ему вообще доверять? Полковник вспомнил Степана Ильича, который сейчас вынужденно развлекал самых настоящих фашистов, и усмехнулся. Иного выхода из ситуации не просматривалось. Надо получать информацию.

— Есть одно место… — медленно сказал Ловец, снова прислушиваясь к чему-то, неслышимому другими. — Под землёй. Вход в тоннель… Из старого дзота. Только там ловушки… Кто полезет, точно погибнет! Рванёт на выходе и вход засыплет. Так с самого начала предусмотрено.

— Эти ловушки — что такое? — быстро спросил Полковник. — Мины, да?

— Я не знаю, — сказал Ловец. — Наверное, мог бы нарисовать…

— Хорошо. Прямо сейчас и нарисуешь. И место покажешь, где вход. Ты понимаешь карты?

— Вполне. Покажу.

— Ещё лучше. Взрыв и вся та петрушка, о которой речь, это будет что — ядерный заряд? Радиоактивное поражение местности планируется? В каком радиусе? Норвегия, Финляндия — ну, с ними всё ясно. До средней Европы дотянет? До Петербурга?

Полковник был деловит. Ловцу даже показалось, что военный с Каменщиком могли бы понять друг друга, если бы им довелось встретиться. Александра и Игорь одинаково передёрнули плечами.

— Нет, вообще-то, — ответил Ловец. — Ядерных зарядов здесь нет. Разве что Кольская АЭС до кучи рванёт…

— Значит, так, — решил Полковник. — Эвакуацию гражданского населения начинаем через два часа. Раньше не мобилизоваться. Решение вопроса с обезвреживанием пока неустановленных боеприпасов я беру под свой контроль. Как я понял, тут нужен фактически смертник-доброволец…

— Два, — уточнил Ловец. — Пока один на входе-выходе стоит, другой сделает дело. Если пойдёт один, в двери автоматика сработает, он даже начать не успеет, сразу на кусочки…

— Понятно. Что касается розысков всех этих каменщиков, художников и прочих персонажей, как я понимаю, воинские силы и даже военная разведка тут непригодны?

— Да уж, — ухмыльнулся Ловец.

— Ясно. Отставить. Тогда — к нашему картографу. Машина справа от входа. Я выйду через две минуты.

Приоткрытая дверь вдруг громко захлопнулась. Лежащий на дороге пук сена сам собой взвился в воздух и улетел куда-то из поля зрения. Мимо окна, громко топоча, пронёсся деревенский пёс с прижатыми к голове ушами и завёрнутым под брюхо хвостом. Бока его тяжело вздымались.

Ловец побледнел и зажмурился.

— Началось? — прошептала Тина.

Ловец кивнул и потянул её к выходу.

— Эвакуация иностранных граждан возлагается на вас. — Полковник строго глянул на Александру.

Она промолчала, не возразив.

— Персонал заповедника, это, естественно, — ваше, — кивок в сторону Игоря.

— Разумеется.

— А что вы вообще-то скажете про всё это? — не удержалась Александра.

— Если бы вовремя провели зачистку, не было бы никаких проблем, — отчеканил Полковник. Вспомнил молодого нациста — и матерно выругался сквозь зубы. — Извините, мадам, — поклонился в сторону Александры.

— Идите на…, господин офицер, — светски ответила Александра. Взяла Игоря под руку и вышла вместе с ним.

Всё смешалось.

Наверное, только два существа приблизительно понимали, что происходило: Полковник и Каменщик.

В церкви священник с амвона призывал во всём слушаться военных и дисциплинированно эвакуироваться вместе с детьми.

Секта бабы Клавы эвакуироваться отказывалась и в полном составе молилась на берегу, у часовни неизвестного инока. Сама Клавдия Николаевна жалела о том, что ей, несмотря на многолетние хлопоты, так и не удалось организовать в посёлке интернат для детей-сирот. Она уже написала письмо Федоре, которое той должны были в качестве верительной грамоты передать гринписовцы.

В природе что-то менялось.

Воздух стал суше и разрежённее. Он был насыщен чем-то едким, как рассол, и щекотал ноздри. Бурое небо потемнело, стало лилово-чёрным, горизонт словно застлало дымом. Отдалённые предметы исчезли из виду, а близкие приобрели странную рельефность. Росло ощущение отрезанности от внешнего мира. Тучи над морем неслись высокой чёрной стеной. За этой стеной словно бы непрерывно рокотали далёкие барабаны…

Альберт препирался с Эдит, объясняя ей, что выходить в предштормовое море со сломанной рукой и на костылях было по меньшей мере опрометчиво.

— Ты будешь просто обузой для остальных! — убеждал он.

— Я не марафон бежать собираюсь! — вздёргивала подбородок несгибаемая француженка. — И не на Эверест лезть! Я всё время разрабатывала пальцы — штурвал уж как-нибудь удержу!

Как выяснилось, кроме Эдит, только один человек из гринписовцев мог бы справиться с судёнышком в бурю. Но этот человек выходить в океан на поиски каких-то неведомых монстров вовсе не рвался.

Потом в комнатку Эдит, наклонив голову, втиснулся долговязый парень, похожий на ковбоя и его лошадь одновременно.

— Калифорния, девяносто восьмой год, победитель международной регаты, — странно представился он. — Вырос на побережье. Могу управлять судном практически любого класса. Я был на улице. Надвигается чертовский шторм. Всё летит к дьяволу. Я поведу ваш корабль.

— А где напарник? — Эдит узнала одного из рыболовов-американцев.

— Продолжает требовать консула, — усмехнулся мужчина.

— Я с двенадцати лет ходила в море с отцом, — сказала, входя, норвежка Тельма, плотно упакованная в сине-красный штормовой комплект. — Ловила селёдку на Лофотенах. В армрестлинге побеждаю двух любых мужиков из трёх. Вы не имеете возможности пренебречь моим опытом.

Эдит утёрла невольные слёзы и начала отдавать короткие распоряжения.

Тёмная стена надвигалась всё ближе. На её вершине светлели полосы шафранно-жёлтого цвета, как пена на гребне высокой волны.

Александра ругалась с Мариной и Зинаидой одновременно. Зинаида требовала подробностей происходившего, а также участия в походе гринписовцев или операции военных. Марина требовала, чтобы Александра немедленно села за руль «буханки» и вывезла всех, кого привезла, куда-нибудь в безопасное место. Александра ссылалась на то, что у Соболя тоже имелись права, и с «буханкой» он вполне способен был совладать.

Потом Марина накинулась на мужа, требуя, чтобы он поймал Тину, связал её и погрузил в машину. Соболь молча покрутил пальцем у виска.

Когда собрали вещи, выяснилось, что исчез Виталик.

Посреди разборок, появилась деловитая и встревоженная Брунгильда, залезла в «буханку» и улеглась на сиденье, прижав короткие уши.

— Гляньте-ка! — нервно расхохоталась Александра. — Она хочет эвакуироваться!

Тонкий синий луч прорезал мёртвое небо. Раздался калечащий уши грохот. Будто разверзся небесный свод и на один дрожащий миг из трещины сверкнул ослепительный неземной свет…