Узник зеркала

Глава 15 Заключение под стражу

Городовой втолкнул Марику в участок и, взяв под козырёк, отрапортовал:

— Разрешите доложить, ваше благородие. Нарушителя привёл.

Сидевший за столом начальник полиции, с красной, как варёная свекла, физиономией, брезгливо глянул на Марику, будто увидел в тарелке супа таракана, и спросил:

— Это что такое?

— Подозревается в воровстве, — доложил городовой.

— Этот сброд — сплошь воры и мошенники. Тюрьма не резиновая, всех сажать. Жалоба от пострадавших есть?

— Никак нет! Но имеется вещественное доказательство.

Городовой выложил на стол гребень. При виде изящной дорогой вещицы в глазах полицейского вспыхнул алчный огонёк. Он тотчас прикинул, что хозяин вещицы неизвестен, а у его жены скоро именины. Не тратить же деньги на подарок, когда тот сам идёт в руки, да ещё какой!

— Что ж, пока не объявится хозяин этой безделицы, пускай она полежит у меня. А замухрышке дай пару затрещин и вышвырни вон, — приказал он.

— Но это мой гребень! — воскликнула Марика.

— Она ещё здесь? — спросил начальник, многозначительно глянув на городового.

Марика не могла уйти, оставив подарок Глеба. Не успели блюстители порядка опомниться, как она подбежала к столу и схватила свой гребень. Полицейский попытался отнять вещицу, но цыганка вырвалась, при этом нечаянно угодив ему кулаком в глаз. Подскочивший городовой схватил было нахальную девчонку, но та укусила его за руку. Служака взвыл, ослабив хватку. Марика метнулась к дверям, наткнулась на подоспевшего на шум дюжего дежурного, изо всех сил боднула его в живот, да так, что здоровяк согнулся пополам. Путь был свободен. Марика рванулась за дверь, но тут её сграбастал городовой.

Девочка царапалась, брыкалась и кусалась, но на этот раз борьба была недолгой. Скоро её грубо втолкнули в кутузку. Девочка во весь рост растянулась на каменном полу. Тяжёлая дверь с шумом захлопнулась. Лязгнул засов.

Придя в себя, Марика поднялась и погрозила кулаком в сторону запертой двери. Она оглядела разбитые коленки и локти. Ссадины горели огнём, но в глазах девочки не было ни слезинки.

В тесной клетушке могло поместиться не больше двух человек. Обычно сюда сажали подгулявших горожан, не в меру размахавшихся кулаками, но сейчас камера пустовала. Стены, сложенные из грубо тёсанных камней, делали её похожей на пещеру. Свет, проникающий сквозь крошечное зарешеченное оконце под самым потолком, едва освещал нары с набросанным на них тряпьем.

Марика присела, зажав ладони между колен, и задумалась. Через окно выбраться не удастся. Может, попытаться прошмыгнуть мимо охранника, когда тот принесёт поесть? Должны же здесь хоть как-то кормить. При мысли о еде у Марики засосало в желудке. Она вздохнула и сокрушённо выругала себя вслух.

— Совсем глупая башка! Зачем не ушла, когда меня отпускали?

Вдруг тряпье на нарах зашевелилось и откуда ни возьмись в углу возникла поджарая старушенция с хитрым лисьим лицом. Марика с удивлением уставилась на незнакомку.

— Чего испугалась, касаточка? Чай, думала, ты тут одна-одинёшенька? — елейно проворковала старуха и спросила: — И за что же такую крошку в кутузку бросили?

Марика тяжело вздохнула:

— Сначала ни за что. Сказали, я гребень украла, а мне его брат подарил.

— Ай-ай-ай! Ну и люди! Неужто за простой гребень? — всплеснула руками старуха.

— Ну, а потом за то, что начальнику полиции кулаком в глаз попала. Он сильно злой был. Ух, как кричал!

— Тебе, я вижу, тоже досталось? — спросила старуха, кивнув на ссадины.

— Заживёт, — отмахнулась Марика. — А тебя за что заперли?

— Ни за что, а зачем. Я сама пришла, чтобы тебе помочь, касаточка, — слащаво проговорила старуха.

— Тебя послали духи? — с благоговейным трепетом спросила Марика. Неужели духи простили её?

— Можно сказать и так, — уклончиво ответила старуха и добавила: — Я люблю деткам помогать.

— А ты можешь помочь моему брату?

— Глебу, что ли? — переспросила старуха.

— Ты знаешь Глеба? — удивилась Марика.

— Мне положено всё знать. На то меня и зовут Ведунья. А ещё я знаю, что он не стоит твоих волнений. Пустой он человек.

— Что ты такое говоришь! — возмутилась девочка.

— Ишь, как разгорячилась: за братца — горой. Вот кабы он так за тебя заступался.

— Он заступается. Он мне вот что подарил, — Марика с гордостью показала ботиночки и добавила: — И ещё гребень, но эти ослы, сыновья ишака, его отняли.

Ведунья покачала головой.

— Ох и дёшево же он тебя купил! Пока ты ему нужна, он тебя умасливает. А как нужда отпадёт, он тебя и узнавать перестанет.

— Нет, Глеб не такой, — помотала головой девочка.

— А ты лучше у меня спроси, какой он. Было время, когда он в большой нужде был. Его из родного дома выгнали. Кто его приютил? Я! И кормила, и поила, — слезливо запричитала Ведунья.

Она ни словом не обмолвилась о том, что сама подстроила так, чтобы Глеба выгнали из дома, и уж тем более о том, как старалась сжить мальчика со свету. Смахнув притворную слезу, ведьма продолжала:

— И что я после этого имею? Чёрную неблагодарность. Он обо мне и говорить не хочет, а если спросишь, то ещё и грязью обольёт, мол, Ведунья во всех несчастьях виновата. Говорю тебе, как только он вернётся домой, про тебя и думать забудет. Его родня не допустит, чтобы ты жила во дворце, да и сам он будет тебя стыдиться.

— Неправда! Злой твой язык! Как ишачий хвост болтается! — Марика с жаром вступилась за Глеба.

— Ох-хо-хо, молодо-зелено. Не слушают совета старших, пока не обожгутся, — притворно вздохнула Ведунья.

Марика и сама осознавала, что стоит Глебу вернуться во дворец, как всё переменится. Он не цыган. Его люди живут по другим законам. Для них родство по крови ничего не значит, и они сделают всё, чтобы заставить Глеба отступиться от цыганки, но она твердо верила, что сам Глеб не способен на предательство.

— Он никогда не откажется от меня, — отчеканила она.

Ведунья прислушалась, нос её задергался, будто у лисицы, почуявшей добычу, и она проворчала:

— Никак явился твой яхонтовый тебя вызволять? Лёгок на помине.

— Вот видишь, а ты говорила, откажется. — Марика в волнении вскочила и, забыв про саднившие ранки, тихонько рассмеялась. Мониста, словно эхо, отозвались тихим перезвоном.

— Хочешь на него глянуть? Есть у меня зеркальце непростое, заветное. Всю правду, как есть, покажет, — предложила ведьма, доставая из ридикюля небольшое зеркало.

Марика подошла к старухе и заворожённо уставилась на мутную зеркальную поверхность. Ведунья произнесла:

Туманность в зеркале стала рассеиваться, и Марика увидела знакомый полицейский участок. За столом сидел краснолицый начальник полиции. Вдруг дверь отворилась, и вошёл Глеб. Сердце девочки учащённо забилось. Ему всё-таки удалось убежать от лавочника и отыскать её. А Ведунья говорила, что он будет её стыдиться.

Но противная старуха хитро подмигнула девочке и продекламировала:

Марика услышала тихий, будто доносившийся издалека, голос Глеба:

— Пожалуйста, отпустите её. Она ни в чём не виновата. Я сам подарил ей этот гребень.

Марика с торжеством глянула на Ведунью. Пускай видит, что она оказалась неправа. Глеб — не такой человек, чтобы бросить сестру в беде.

Полицейский сурово, но сдержанно возразил:

— Но она учинила дебош, когда мы хотели взять гребень в качестве вещественного доказательства.

Начальник полиции не решался обойтись с мальчишкой грубо. Уж слишком тот был хорошо одет и выделялся своей осанкой и манерами. Видно, родители у него важные персоны. Такого заденешь — потом хлопот не оберёшься.

Полицейский с тоской покосился на гребень, и Глеб понял, что вещицей придётся пожертвовать в качестве платы за освобождение Марики.

— Отпустите, пожалуйста, девочку. Гребень вы можете оставить, — предложил Глеб.

Полицейский с прищуром посмотрел на мальчишку: нет ли в этом подвоха?

— Это подкуп? — сурово спросил он.

— Конечно нет! Это вещественное доказательство, — как ни в чём не бывало выпалил Глеб.

Простодушная Марика не одобрила лёгкости, с какой Глеб распорядился её гребнем. Но видя, как Ведунья искоса пытливо поглядывает на неё, не выказала своего неудовольствия.

Между тем, начальник полиции всё отлично понял и решил, что это неплохая сделка. Девчонка уже получила своё. Её всё равно скоро придется освободить, зато теперь не нужно думать о подарке для жены. Сделав вид, что он ещё не пришёл к окончательному решению, блюститель порядка задумчиво почесал переносицу и сказал:

— Ну, если вы за неё ручаетесь, это можно устроить. — Он важно кивнул писарю, молча сидевшему в углу у маленького столика. — Запиши в протоколе: «Освобождается под ответственность…» запнувшись, он обратился к Глебу: — Кем она вам приходится?

— Она моя… — вспомнив предупреждение господина, который привёл его сюда, Глеб мгновение помолчал, а потом отчеканил: — Она моя служанка.

Марика стояла как громом пораженная. Её щёки пылали от пережитого унижения.

— Тьфу— Она плюнула в сторону зеркала и отвернулась.

— Стоит ли так огорчаться, касаточка? — подоспела со своими утешениями Ведунья. — Лучше раньше узнать о том, что он за птица. Теперь видишь, что я была права? Брось ты его, пока не поздно. Я помогу тебе отсюда выбраться. Пускай тогда ищет тебя как ветра в поле.

Как ни сердилась Марика на Глеба, по всё же не могла уйти тайком, как предательница, бросив его на произвол судьбы.

— Я обещала ему помогать, — сказала она.

— Я и забыла, что ты при хозяине, примерная служанка, — съязвила старуха, подливая масла в огонь.

Марика зыркнула на Ведунью, будто обожгла огнем, но промолчала. Видя, что девочку не так просто убедить, ведьма неожиданно сменила тему разговора:

— А скажи-ка, где твоя мать?

— Умерла давно, когда я родилась, — сказала Марика, не понимая, куда клонит старуха.

— А почему никто никогда не рассказывал тебе о ней?

Марика молчала. Её с самого рождения воспитывала Варга. Она помнила, как однажды другие цыганята начали дразниться, что её нашли в капусте. Она прибежала к Варге и попросила рассказать ей про маму, но в ответ та отрезала: «Она умерла, и нечего больше рассказывать». Варга быстро приструнила обидчиков, и больше никто не посмел дразнить Марику, но почему-то стоило ей спросить о матери, все точно воды в рот набирали. Впрочем, она привыкла к этому и уже давно не задавала никаких вопросов.

— Что ты знаешь про мою маму? — спросила Марика.

— То, что в ней, как и в тебе, нет ни капли цыганской крови.

— Только не говори, что меня нашли в капусте. Я не ребёнок.

Марика тряхнула спутанной гривой. Мониста тихо звякнули.

— Не в капусте, а на дороге. Твоя мать не умерла, — загадочно произнесла старуха.

От догадки Марику точно обдало жаром.

— Она здесь? Ты поведёшь меня к ней?! — в волнении воскликнула девочка.

— Для этого я и пришла. Поторапливайся, не ровён час опоздаем, — засуетилась Ведунья, схватила девочку в охапку и потащила за собой.

Каменная стена расступилась. В тот миг, когда она снова сомкнулась за ними, раздался лязг отпираемого засова. Караульный открыл дверь и замер на пороге. Камера была пуста. Цыганка как сквозь землю провалилась.