Узники крепости Бадабера

В отрогах Хайбера

Сизый туман медленно выползал из ущелья в узкую долину, редея и размывая при этом очертания горного кишлака, притаившегося за выступающей грядой черных скал. Морозец еще не отпустил, но, судя по чистому светлеющему предутреннему небу, день должен был выдаться по-весеннему тихим и теплым.

Андрей сидел на корточках, сжавшись и втянув голову в плечи. И хотя было не особенно холодно, его бил озноб.

«Вот незадача, — сокрушался Андрей, пытаясь справиться с этой, как ему казалось, предательской дрожью, — не хватало, чтобы ребята заметили, что на меня трясучка напала. Засмеют ведь. Хорошо Сергею, — повернул он голову вправо, где за огромным камнем замер за ручным пулеметом ефрейтор Зорин, рыжеволосый и широколицый парень из-под Курска, — уже второй час вот так стоит не меняя позы; и не холодно ему, и не страшно. Привык, наверное, за полтора года. А тут первый выход в горы!».

Вспомнив пережитый страх во время перелета вертолетами из Карабага в долину Ашар, а там еще более опасный переход по горным тропам к ущелью Ходасара, Андрей зябко передернул плечами.

— Никогда не думал, что так тягостно ожидание, — нарушил он длящееся более часа молчание. — Хочешь анекдот расскажу? — предложил он Зорину.

— Тише ты, салабон, — прошипел тот, не оборачиваясь. — Утром в горах воздух плотный, голос далеко слышен. Ты анекдотец трепанешь, а тебе за то «дух» пулю в лоб! Усек?

— Вполне, — кивнул Андрей и еще глубже втянул голову в меховой воротник ватной куртки.

«Сколько же еще ждать? Час, два, три, а может быть и больше. Хотя, сухой паек выдали на два дня, а сутки уже прошли. Эх, пожевать бы сейчас чего-нибудь», — он сглотнул слюну и тяжело вздохнул.

— Вот они, — донесся до Андрея голос Зорина. — Как демоны сказочный выплывают.

— О ком это ты? — откликнулся Андрей и вдруг понял, что появились те, кого они ожидали уже пятый час. Он подскочил и, припав грудью к зазубринам камней, впился взглядом в черный зев ущелья, по дну которого перекатывалась по камням речушка, а рядом с ней вилась тропа. — Где же они? — растерянно протянул Андрей.

— Эх ты, десантник. За туманом серые тени видишь? Это — душманы. О! Слышишь лошадь заржала? И не жми ты автомат, стрелять еще не скоро придется. Наше оружие сейчас глаза, — все также шепотом поучал Зорин.

Андрей до рези всматривался в пелену тумана, однако так ничего и не разглядел, но, судя по тому, как приготовились ребята из его взвода к бою, душманы были на тропе.

— Нам бы туда, — кивнул он вниз, где за камнями притаились десантники.

— У каждого свое место. Мы, может быть, сейчас на самом ответственном участке — спины ребятам прикрываем, чтобы «духи» в тыл не зашли, — не без гордости заметил Зорин.

Андрей понимал это, но все равно хотелось вниз, где все, где скоро закипит бой. Он неожиданно поймал себя на том, что озноб прошел, щеки и уши горят, а тело напряглось, как перед схваткой на ковре. Наконец, он увидел их. Сверху и вьючные лошади, и люди казались карликами. Командир роты, ставя задачу перед выходом в горы, говорил, что по данным ХАДА — афганской разведки, караван с оружием будет состоять из тридцати вьючных лошадей и до сотни воинов сопровождения и охраны. Но Андрей насчитал уже более сорока лошадей и свыше сотни душманов, а из тумана появлялись все новые и новые «воины ислама».

— Сколько же их? — невольно вырвалось у Андрея, на что Зорин только озадаченно хмыкнул.

И вдруг тишину раннего утра вспорола автоматная очередь. Ее Андрей ощутил просто физически, ибо нервы были напряжены до предела, а прозвучала она без сигнала.

— Плохо дело…, — Зорин зло выругался и, передернув затворную раму пулемета, приготовился к бою. — У кого-то из парней нервы не выдержали. Теперь держись…

Андрей больше ничего не расслышал: выстрелы, уханье гранат, многократно умноженное и усиленное эхом, обрушились на него. Он видел, как там, где только что лежали его товарищи, взметались снопы пламени, горели звездочки в руках карликов с большими белыми головами-чалмами, метались и падали под выстрелами лошади. Глазами он отмечал, как серо-зеленые фигурки замирали, обняв камни, но мозг отказывался понимать, что это гибнут его товарищи. Неоднократно он прикладывался к автомату, намереваясь открыть огонь, но всякий раз его останавливала ругань Зорина:

— Лежи смирно! Не то морду набью! Я же тебе сказал, что наше время еще не пришло!

— Да как же так? Ведь там ребята! — кричал Андрей.

— Не трави душу! Сам все вижу!

Почти в упор били по врагам десантники. На их стороне была внезапность, и потому в первые минуты боя душманы несли большие потери, но в схватку втягивались все новые и новые «воины ислама». Появляясь из тумана, они как змеи расползались среди камней, карабкались вверх, обтекая цепочки десантников.

— Серега, «духи» слева! — закричал Андрей, показывая на кучку душманов, выделяющихся цветастыми чалмами на фоне серой скалы. Было видно, что они готовились к броску и ждали только команды человека в пятнистой защитного цвета куртке, наблюдающего за нашими порядками в бинокль.,

— Вижу, — прохрипел Зорин и нажал на спусковой крючок. Пулемет задергался в его руках, изрыгая пламя, фигурки в полосатых и серых халатах засуетились, разбегаясь, а две из них замерли под скалой. Подхватив пулемет, Зорин сместился влево и, обернувшись к Андрею, зло крикнул:

— Чего смотришь? Меняй позицию, пока «духи» не засекли.

Андрей поспешно полез вверх, но Зорин его остановил:

Куда ты, дубина?! Тебя же видно, как на ладони! Ползи ко мне, — не терпящим возражения тоном, приказал он. И когда Андрей оказался рядом, требовательно спросил: — Куда ты радиостанцию подевал?

Только сейчас Андрей вспомнил о портативной радиостанции, которую он в начале боя второпях сунул за борт куртки. Не ожидая ответа, Зорин распорядился:

— Свяжись с ротным, выясни обстановку.

Андрей торопливо щелкнул тумблером и подстроил волну.

— Пятый, пятый, черт бы тебя подрал! — захрипел динамик голосом капитана Славина, — ответьте первому. Пятый…!

— Первый! Я — пятый, слышу вас хорошо, — обрадованно воскликнул Андрей. — Разрешите уточнить задачу?

— Поддержите огнем левый фланг. Метров двести от вас душманы пулемет установили. Бьет гад, головы не дает поднять. Постарайтесь его уничтожить.

— Но я его не вижу, — растерянно произнес Андрей и завертел головой.

— Слева за скалой. Вам скала мешает, — хрипел динамик. — Поторопитесь ребята, а то худо ириходится.

Андрей щелкнул тумблером, задвинул антенну в корпус радиостанции и коротко доложил:

— Приказано уничтожить пулемет «духов». Там, — показал он рукой.

Ефрейтор понимающе кивнул, молча вскинул на руку пулемет и, прикинув путь движения, сказал:

— Ты прикрываешь меня с тыла. Пошли.

Прячась за выступами, ныряя в расщелины между камней, они рывками двинулись в сторону синеющей дымкой, нависающей над тропой каменной громады. Где-то там притаился враг и огонь его пулемета был губителен для ребят в полосатых тельняшках, его ребят.

«Найти и уничтожить! — пульсировала мысль, отдаваясь в голове с каждым ударом сердца. — Убить, чтобы не быть убитым!».

Двигались быстро, не хватало кислорода, Андрей жадно хватал воздух ртом, сипел, но от Зорина не отставал. Бронежилет давил неимоверной тяжестью, сковывая движения, а вещмешок сбился в сторону и постоянно цеплялся за острые зазубрины камней.

«Надо было оставить на старом месте, — запоздало мелькнула мысль, — да и боеприпас не вытащил из вещмешка, хотя времени было…».

Остановились. Андрей, тяжело дыша, хотел было выглянуть из-за спины Зорина, но тот, нервно дернув плечом, коротко бросил:

— Не суйся! Смотри, чтобы «духи» сзади не зашли.

— Ну, что там? — не утерпел с вопросом Андрей, слыша, как совсем рядом короткими очередями бьет пулемет.

Не поворачивая головы, Зорин ответил:

— Их там шестеро, но метрах в двадцати над ними, за камнями, еще двое. Их-то мне и не достать, — озадаченно произнес он. А ежели подняться выше — эти двое будут под ударом, но тогда пулемет закроет скала.

— А мы ударим вдвоем, одновременно. Я — сверху, а ты — отсюда, — предложил Андрей. — Устроим душманам «коробочку».

Зорин повернулся и внимательно посмотрел в горящие задором глаза Андрея. Вечно унылое лицо товарища преобразилось: щеки пылали, тонкие ноздри нервно подрагивали, а губы сжались, прикусанные зубами.

— Хорошо, — тряхнул ефрейтор головой. — Только действуй осторожно, а чтобы наверняка — лучше тех двоих уничтожить гранатой.

Предстояло подняться метров на тридцать-сорок и Андрей, хлопнув Зорина по плечу, мол, не дрейфь, не подведу», полез вверх. Автомат мешал и, чтобы руки были свободными, он закинул его за спину.

«А ведь капитан Славин учил, чтобы оружие всегда было под рукой, — вяло шевельнулась мысль и угасла, ибо тут же Андрей себя успокоил: — Ничего, прорвемся!».

Сердце от напряжения готово было выскочить из груди, кровь сильными толчками била в голову, пульсировала на шее. Очень хотелось пить. К горам у Андрея было двойственное чувство: он мог часами любоваться ими, даже ежели на них не было никакой растительности, и в то же время он, выросший в большом городе, боялся гор. Горы таили в себе смерть. После каждого выхода на задание, горы вырывали из строя роты кого-то из ребят; в лучшем случае — ранен или убит, в худшем — пропал без вести, а это, чаще всего, плен. Каждый, выходящий на задание, знал, что в случае пленения, пощады не будет. И потому, кто гранату, кто последний патрон берег для себя. Была такая граната и у Андрея. Но даже страшно было подумать о том, что ею придется когда-нибудь воспользоваться, и он не думал об этом, а гранату носил в кармане куртки на левом рукаве.

Вот и площадка, к которой он стремился. Андрей подполз к ее краю и глянул вниз: прямо под ним из-за камней вели огонь из автоматических винтовок два душмана. Отсюда было видно и Зорина, который приготовился вести огонь и ждал только, когда Андрей будет готов.

Показав жестом, что можно начинать, Андрей отстегнул от пояса гранату, выдернул чеку и приготовился бросить ее, но в этот момент его окликнули:

— Эй, шурави! (Щурави — советский солдат).

Андрей резко повернул голову и замер: в пяти шагах от него, полукольцом стояло четверо душманов. Четыре ствола, готовые изрыгнуть смерть, были направлены на него и, казалось, что целят они в переносицу. От этого ощущения заныло между глаз, а спина взмокла. Все четверо были черноволосы, черноглазы, лет до двадцати пяти. В отличие от тех, кого он видел на тропе, эти были одеты в теплые пятнистые куртки военного образца и шапки.

Андрей медленно начал подниматься.

«Вот и все! Конец. — лихорадочно билась мысль. — Обидно и досадно…, даже ни разу не выстрелил. Через два дня день рождения. Девятнадцать. А встречать-то, по-видимому, не придется. Чего же они ждут? Ведь автомат-то за спиной. Изрешетят и сбросят со скалы.

— И вдруг, словно обожгло: — Граната! У меня в руках граната…! Если меня убьют, граната выпадет из руки и тогда им тоже конец. Чего же я жду? Разжать пальцы… Надо только разжать пальцы. Но надо ли? Кто увидит и оценит этот поступок? «Погиб смертью храбрых!» За что? Кому это нужно? Мне? Моим родным? Родине? Стоп! Сергей? Он же нас видит и сможет помочь, — надежда искоркой затеплилась в груди. Андрей скосил глаза налево и вздрогнул от увиденного: ефрейтор Зорин лежал у скалы, раскинув руки, а над ним склонился человек в пятнистой куртке. Вот он приподнял ему голову и… О боже!» — Андрей застонал, будто это ему душман отсек уши, и отвернулся.

Воспользовавшись нерешительностью советского солдата, один из душманов быстро скользнул к нему, перехватил его руку, сжимавшую гранату, и сильно ударил коленом в живот. Заломив руку за спину, он вырвал гранату и далеко отбросил ее в сторону. Затем ударом в затылок свалил Андрея на камни и принялся остервенело пинать. Как голодные псы, набросились на советского солдата и остальные душманы. Андрея спасло то, что его грудь и спину прикрывал бронежилет, а душманы так торопились выместить на нем свою злобу, что не сорвали его. Однако, на лице и ногах не осталось здорового места…

Стянув веревкой за спиной руки в локтях, душманы повели шатающегося от слабости Андрея в кишлак. Чем ближе подходили к селению, тем явственнее слышался вой множества голосов, от которого холодела кровь и страх сковывал и без того слабые ноги. Андрей догадался, что послужило причиной этих стенаний и теперь с содроганием думал о том, что ждет его в кишлаке.

Горное селение было небольшим, но людным и, судя по высоким дувалам, сложенным из дикого камня, хорошо укрепленным. Проходя по узким улочкам в сопровождении четырех бородатых угрюмых «воинов ислама», Андрей через распахнутые двери ворот и калиток видел, что почти в каждом дворе оплакивали кого-то из мужчин: сына, брата, мужа, отца. И когда его вывели на небольшую площадь, несколько женщин, некоторые из которых были без паранджи, с исцарапанными кровоточащими лицами, со следами грязных потеков от слез, с воющими изрыгающими проклятия ртами, набросились на него. Только решительные действия конвоиров спасли Андрея от смерти.

Через низенькую калитку Андрея ввели на широкий двор. Увиденное поразило его: справа и слева от ворот, охватывая двор бело-розовым поясом, стояли купы цветущих абрикосов. Их нежные лепестки никак не вязались с серой стеной дувала и таким же серым настилом двора. Не менее удивил Андрея и вид дома. Он привык видеть глиняные домишки дехкан или суровые затерянные в горах жилища охотников, а тут его взору предстал добротный высокий дом из тесаного белого камня, тонкие колонны поддерживали навес над верандой, где за низенькими столиками на коврах среди подушек возлежали несколько мужчин. Увидев вошедших во двор, один из них встал и сошел по ступеням вниз. За ним последовал еще один. Оба разительно отличались друг от друга. Если один из них был бородат, в белом халате и огромной белоснежной чалме, в голубых шелковых шароварах, то на плечах другого сидела серо-зеленая пятнистая куртка военного образца без знаков различия, белый свитер, заправленный в такие же пятнистые штаны, на ногах — высокошнурованные ботинки.

Показав на пленного, белобородый что-то спросил. Один из конвоиров принялся рассказывать, картинно разводя руками, гортанно кхекая и подвывая. Судя по нахмурившемуся лицу бородача, говорил конвоир о пленном шурави что-то нелестное.

Не дослушав, бородач поднял руку и, ткнув пальцем Андрею в грудь, что-то бросил сурово. Даже не зная языка, по одному тону, Андрей понял, что всё… Сердце оборвалось, образуя щемящую пустоту в груди, а губы задрожали. Хотелось плакать от обиды, закричать: «За что?! Ведь я никого не убил!», но сдержался, и только слеза непрошенно скользнула на ресницу.

Как хрупка жизнь человеческая, как изменчива к нему судьба. За последние два часа Андрей уже дважды стоял на краю гибели, но смерть отступала, повинуясь какому-то немыслимому закону, начертанному Судьбой. Вот и сейчас…, конвоиры уже повели Андрея за ворота, когда их остановил окрик:

— Эй, шурави, жить хочешь?

Андрей дернулся, заслышав родную речь, и медленно повернулся.

Впившись маленькими бусинками голубых глаз, на него смотрел человек в пятнистой куртке.

— Хочешь жить? — повторил он свой вопрос.

— Хочу, — хрипло выдавил из себя Андрей.

— Будешь, если мы с тобой договоримся, — сверкнул белозубой улыбкой человек в пятнистой куртке и, повернувшись к белобородому, что-то быстра ему сказал. Тот удивленно вскинул брови, усмехнулся и кивнул конвоирам.

До вечера Андрея не тревожили. Весь день он просидел в подвале с низкими давящими сводами, среди холодных каменных глыб, трясясь в ознобе, снедаемый ожиданием будущих действий душманов. Неоднократно Андрей принимался плакать, проклиная тот день, когда командир роты в учебном центре поведал о том, что выпуск курсантов в полном составе будет направлен в Афганистан и ежели кто не желает, пусть выйдет из строя. Но никто не вышел, а Андрей еще и порадовался: «Вот она грядет настоящая жизнь мужчины — засады в горах, схватки с душманами, ордена и медали на груди…». Тогда, находясь в Союзе, он не раз представлял себя уже вернувшимся из Афгана, в форме десантника, сильного, дерзкого и решительного, с орденом «Красной Звезды» на груди, а если повезет, то и «Звездой Героя». Он уже продумал, что будет говорить при встрече с родными, представлял, как его встретит Маринка — одноклассница, провожавшая его в армию, что он будет рассказывать своим друзьям о боях и походах. А тут… Первый же бой и самое страшное, что может быть — плен!

«Почему не бросил гранату? — терзался мыслями Андрей. — Струсил? Но я никогда не замечал за собой такого качества. Почему же тогда я не сделал того, к чему готовился каждый выходящий на задание в горы? Ведь слышал же и даже один раз видел, что душманы делают с нашими ребятами, попавшими в плен. Что же тогда? Жажда жизни? Да, я хочу жить, но ведь и ребята из роты тоже хотели жить, а попал в плен я один. Значит, я — дерьмо…!».

Слезы сами текли по щекам. Он растирал их по лицу ладонями, всхлипывая и постанывая при этом от обреченности.

Вечером спустились в подвал двое: бросили ему старый замусоленный халат, рваные калоши с завязками из веревок и жестом приказали одеваться. Потом обвязали вокруг пояса веревку, конец которой один из душманов привязал к своему поясу, и повели на выход.

Двор был полон вооруженных людей. Здесь же стояло до десятка лошадей с поклажей и потому, чтобы не мешался под ногами, Андрея поставили между двух деревьев.

В лучах заходящего солнца белизна лепестков абрикосов стала явственнее, ее восприятие обостреннее. Запах, забивая дух, дурманил голову, вызывая чувство нереальности происходящего. И когда бородатый в белой чалме душман поднялся на веранду и, простирая руки над толпой заговорил, растягивая слова и выводя горлом рулады, а присутствовавшие на дворе, упав на колени, вторили ему, отбивая поклоны, Андрей понял, что Судьба дарит жизнь. Вот только надолго ли?

О его незавидном положении напомнил ему один из конвоиров: не поднимаясь с колен, от ткнул стволом винтовки Андрею в живот и когда тот согнулся, ударил прикладом в лоб. В глазах завертелись радужные круги, земля зашаталась и вдруг опрокинулась, придавив жадно хватающего ртом воздух Андрея.

Ночной переход, возродивший в душе надежду, стал для Андрея мукой.

Душманы, сопровождавшие маленький караван в десять лошадей, шли споро, останавливаясь на отдых всего дважды. Андрей, поторапливаемый конвоиром рывками за веревку, с трудом угадывал дорогу, спотыкался и падал, обдирая при этом кожу с рук, колен, локтей. Несмотря на ночной холод, пот градом катил по телу, от чего раны саднили и нестерпимый зуд раздражал кожу. Во время перехода душманы не досчитались одной лошади, сорвавшейся с тропы в пропасть и потому, подойдя к пещере — конечному пункту движения, «воины ислама» поспешили выместить свою злобу на пленном шурави, считая его виновником постигшей караван неудачи. Когда его приволокли в одно из ответвлений пещеры, служившим временной тюрьмой, и оставили там, Андрей уже ничего не видел и не слышал: боль нестерпимая и ноющая заполнила его тело.

Очнулся он от легких прикосновений влажной материи, касающейся лба, шеи, груди.

— Пить, — сами собой разжались губы.

Кто-то приподнял ему голову, поднес ко рту глиняную чашку. Жажда была так велика, что даже привкус жженой резины не отравил удовольствия. Андрей пил жадно, большими глотками, боясь, что воду отнимут. Опорожнив чашку до дна, он устало откинулся.

— Спасибо, — после минутного молчания поблагодарил Андрей. — Кто ты? — выдохнул он в темноту.

— Зарина, — послышалось в ответ.

— Ты — девушка? — удивился Андрей и, еще не веря этому, протянул руку. Ладонь коснулась мягкой гладкой материи и ощутила тепло человеческого тела. — Как ты сюда попала?

— Так же как и ты. Меня схватили и привезли в эту пещеру моджахеды.

— Но я солдат, а ты…

— Я — тоже солдат, — не без гордости ответила девушка. — Как это у вас творят: солдат в борьбе с неграмотностью.

— Ты — учительница, — догадался Андрей. — Но откуда? Как ты оказалась в Афганистане?

— Я не совсем учительница, хотя и работаю в министерстве по народному образованию, а сама я из Кабула. Мой отец — командир полка, авиационного, — добавила она.

— Так ты афганка? — удивленно протянул Андрей. — Но язык? Ты ведь говоришь почти без акцента…

Девушка тихо рассмеялась и пояснила:

— Я училась пять лет в Ташкенте, жила в общежитии с вашими девушками, от них и научилась говорить по-русски. — Помолчав, она тяжело вздохнула и медленно проговорила: — Даже не верится: я две недели назад еще бродила по улицам Ташкента, — помолчав, она добавила: — Что же с нами будет?

Прошло еще несколько часов. Боль потихоньку начала отступать, стало легче, и Андрей принялся ощупывать стены тюрьмы.

— Это бесполезно, — подала голос Зарина. — Кругом камень, а вход закрывает железная решетка.

— Надо бежать. Надо обязательно бежать, пока еще не далеко ушли от района, контролируемого правительством, — шептал Андрей, продолжая ощупывать стены. — Ты представляешь, что они с тобой сделают? — повернул он голову в сторону, откуда доносился голос Зарины.

Девушка тяжело вздохнула и тихо ответила:

Представляю. Пока они обходились со мной сносно. Вот это-то меня и пугает. Я знаю на что они способны, тем более, что один из похитителей проговорился: Раббани приказал доставить меня к нему живой и невредимой. Поэтому они и осторожничают.

— А кто такой Раббани? — заинтересовался Андрей.

— Бархануддин Раббани — профессор теологии, лидер «Исламского общества» — этого гнезда насильников и убийц. Его многие знают в Кабуле. В свое время, он учился вместе с моим отцом. Позже их пути разошлись: отец стал военным летчиком, а Раббани — ученым-извергом. — Неожиданно голос ее задрожал и девушка произнесла: — Я уже решила: при первой же возможности брошусь со скалы.

— Как?! — невольно вырвалось у Андрея. — Если тебя везут к Раббани, то неужто он посмеет погубить дочь своего друга детства?

— Посмеет, да еще как! Я много слышала о его жестокости и не заблуждаюсь на свой счет. Ты тоже им для чего-то нужен, иначе они не тащили бы тебя через горы.

— Но зачем? Я ведь не знаю никаких особых секретов. Я — солдат, — растерянно произнес Андрей.

Погруженные в свои мысли, они надолго замолчали.

Под вечер их вывели из пещеры, и тут Андрей увидел ту, с которой провел весь день.

Зарина была ослепительно хороша. Росточком чуть выше его плеча, с развитой грудью, обтянутой тонкой розовой тканью современного покроя кофточки, узкой талией, подчеркивающей округлость бедер и стройными ногами, она могла на равных состязаться с любыми «мисс» и «миссис», фото- и сексмоделями. На чуть смуглом выделяющемся персиковым румянцем щек лице, сияли огромные темно-карие глаза. Высокий лоб, прямой тонкий нос, по-восточному узкие дуги бровей вразлет, чуть припухшие, упрямо сжатые губы. Волосы черные, густые, стянуты розовой лентой. Все это Андрей охватил одним взглядом и отвернулся, чтобы Зарина не могли видеть его разбитого, с распухшими губами, в кровоподтеках лица.

Маленький отряд увеличился почти втрое. Все были на лошадях. Посадили в седла и пленников, а чтобы не было соблазна соскочить ненароком с лошади в темноте, связали ноги, протянув веревку под брюхом у лошади.

— Ничего, — упрямо тряхнула прядями волос Зарина. — Путь впереди немалый, придумаю что-нибудь.

— Может, и мне что удастся, — отозвался Андрей. — Не всю же дорогу этот бородач будет держать поводья моей лошади, — покосился он на стерегущего его душмана.

Тот, как будто почувствовал о чем говорил Андрей и, привстав на стременах, перетянул его вдоль спины плетью.