За ночь никто не сомкнул глаз, каждый думал о своем, самом-са- мом… о доме, о матери, жене. Сергей силился представить свою дочь, какой она стала за эти годы, но так и не смог. Слишком много глаза его видели горя, крови, слишком долго перед ними стоял серый цвет дувалов, построек, стен камер, что иные цвета не воспринимались и не воспроизводились. Он прекрасно понимал, что долго восставшим не выстоять, но все-таки надежда, слабая, надежда на чудо теплилась у него в груди и эту каплю надежды он старался поделить среди оставшихся с ним товарищей.
Забрезжил рассвет.
Сергей в последний раз решил обойти всех ребят, ободрить, проверить нет ли прорех в организованной им круговой обороне.
— Скоро начнут. Ну, как ты тут, — склонился Сергей над Виктором, лежащим на спине и устремившим взгляд вверх.
Тот, не меняя позы, спокойным, сиплым от бессонно проведенной ночи и свежести воздуха голосом, ответил:
— Все в норме, командир. Мои афганцы спят, а я не могу. Лежу и вспоминаю. Всю жизнь свою переворошил и вот что хочу сказать тебе: плохо мы жили. Все как-то не так. Мелко, что ли? Жил, учился, два года работал…, по улицам шатался с парнями в поисках приключений, морды бил, мне били, девчат зажимал на «гульках», и считал что так и должно быть! Потому что окружавшие меня так жили. Был, правда, среди нас один «шизик», серьезный такой, водку на дух не принимал, английский язык учил и говорил, что будет читать Шекспира в оригинале. У него-то хотя бы цель была, а мы чего жизни своей бестолковой радовались?! — вздохнул Виктор.
— Чего это тебя сегодня на философию потянуло? — улыбнулся Сергей.
— Не сегодня, — так же медленно, весомо произнес Виктор. — Давно об этом думаю. Как попал сюда, — уточнил он. — А сегодня еще раз перешерстил жизнь свою прожитую и самое значительное в ней — это день сегодняшний. Потому что он, этот день, один — и последний!
Поразившись мрачности мыслей товарища, Сергей поспешил его приободрить:
— Не раскисай ты, Витюха, у тебя еще будет время все изменить в своей жизни. Дай вот только нам отсюда выбраться.
Виктор улыбнулся и, переведя взгляд на Сергея, насмешливо прогудел:
— Брось, командир, мне эти сказки о светлом будущем петь. Наше будущее зависит от нас. Сколько времени продержимся, то и наше. А так, спасибо тебе за все.
Виктор медленно поднялся, одернул рубаху и жестко, по-мужски обнял старшего товарища.
— И не беспокойся ты, у нас все здесь как надо, — кивнул он на установленный невдалеке миномет.
Когда Сергей обошел всех парней, сомнений не оставалось: стоять будут насмерть. И на один только вопрос он не получил ответа: почему осталось девять афганских ребят? Что руководило ими? Ведь они могли уйти и спастись? Но они предпочли разделить судьбу с шурави.
Раббани не сомкнул глаз. Он с нетерпением ждал рассвета, чтобы покончить с восставшими. Атака была тщательно спланирована, солдаты пакистанских Вооруженных Сил и курсанты были расставлены по местам и ждали только команды.
Доктор теологии с нетерпением поглядывал на сереющий небосклон.
«Скорее бы уж покончить с шурави.
Ему только что позвонили из штаб-квартиры и предупредили, что весть о событиях в Бадабера докатилась до Исламабада. Там недовольны деятельностью Раббани. Его предупредили, чтобы ни в коем случае информация о «бунте пленных» не просочилась в печать. Представители левой газеты «Муслим» и пешеварского журнала «Сафир» находились в это время в Пешеваре и могли пронюхать о событиях в Бадабера.
«Что же делать? Как выманить их из крепости, от складов с оружием?» — размышлял Раббани, расхаживая между прибывшими из Пешевара машинами с артиллерийскими установками.
Увидев проходившего мимо майора Кудратуллу, он приказал:
— Найдите мне мегафон. Я сам хочу обратиться к этим коварным шурави. И отыщите Варсана, он будет переводить.
Как только зарозовели краешки облаков, медленно плывущих в сторону Хайбера, тишину над крепостью нарушил хриплый голос, несущийся из мегафона:
— Эй, хэлло, русские парни, к вам обращается господин Раббани, — и через минуту этот же голос продолжил: — Абдул Рахман, я, Бархануддин Раббани, обращаюсь к тебе. Я знаю, что это ты замыслил и осуществил бунт, ты руководишь всеми, к тебе и мои слова. Подумай, Абдул Рахман, ты не сможешь пробиться из крепости силой, моей команды ждут пять сотен солдат, на крепость наведены стволы пушек, ждут сигнала боевые вертолеты. Но я не хочу крови. Выйди из крепости со своими «шурави» и сложи оружие. Я гарантирую жизнь и выезд в любую страну. Я, Бархануддин Раббани, клянусь Аллахом, что выполню свое обещание.
Мегафон смолк. Раббани ждал.
У Сергея страшно болела голова и потому он попросил ответить доктору теологии Анатолия.
Тот, сложив руки рупором, крикнул:
— Раббани, чертово отродье, ты скажи, как обстоит дело с представителями советского и афганского посольств? Что-то не видно их с утра пораньше?
— Пакистан прервал дипломатические отношения и с русскими, и с афганцами, — донеслось из-за стены.
— Врет, конечно, — усмехнулся Сергей. — Ну ничего, ты у них. насчет ООН спроси.
Анатолий понимающе кивнул и прокричал:
— О сдаче оружия мы будем вести переговоры только в присутствии представителя Организации Объединенных Наций и «Красного Креста». Слышишь, Раббани, только тогда.
Ответа не последовало, а через полчаса пакистанские солдаты и моджахеды пошли в атаку.
Андрей, оказавшись с Зариной за пределами крепости, понял, что им далеко не уйти. Девушка была очень слаба. И тогда Андрей решил довериться двум афганским парням, которые заверили, что найдут им укрытие на несколько дней здесь, в лагере беженцев, и не обманули.
Хозяевами, рискнувшими дать им убежище, оказалась молодая пара из провинции Пактия. Фалма, так звали молодую женщину, тут же принялась хлопотать возле Зарины. Она обмыла ей раны, смазала бараньим жиром и уложила в свою постель, а ее муж, Рахим, быстроглазый, смуглый юноша, хромой на левую ногу, и по-видимому, только потому еще не втянутый в кровавый водоворот афганских событий, тут же, при колеблющемся свете светильника, принялся мыть и брить нежданного, опасного гостя. К утру работа была закончена и Андрей, подстриженный, побритый, вымытый, в чистой одежде хозяина, осторожно лег рядом с Зариной на постель своих новых друзей, жизнью рискнувших из-за двух беглецов страшной крепости Бадабера.
Однако, сон оказался недолгим. Яростная дробь пулеметных и автоматных очередей, уханье мин и гранат подняло Андрея на ноги.
— Что это? — донесся до Андрея испуганный шепот Зарины.
— Наши сражаются, — был ответ.
— Прикрой, — крикнул Виктор своему товарищу, бывшему офицеру афганской армии Голь Мухаммаду, которого он в короткие встречи в крепости обучал русскому. Виктор, увидев, что пулемет на вышке замолчал, устремился туда. Вышка занимала самое выгодное положение над крепостью, а спаренный зенитный пулемет держал под контролем большую часть внешнего ограждения и площадь перед тюремными воротами. Как только пулемет смолк, моджахеды и воины полка Халеда ибн Валида, прибывшего по вызову Раббани ночью, и пакистанские солдаты ринулись на крепость. Казалось, что волна наступавших, захлестнет горстку обороняющихся, но советские и афганские парни стояли насмерть. Когда противник подошел к стенам, сотни гранат посыпались на головы «воинов ислама». Не ожидавшие такого яростного сопротивления от бывших узников казематов Бадабера, моджахеды, пакистанские солдаты и воины полка Халеда ибн Валида отступили. Потери ужасали… около сотни убитых и более полутора сотен раненых — таков итог вечерней и утренней атак. Больше рисковать жизнями «воинов ислама» Раббани не мог и он отдал приказ уничтожить восставших из тяжелой артиллерии и реактивными снарядами с вертолетов.
Ухнули пушки, взметая косматые столбы глины и песка, разрушая столетние крепостные стены, снося деревянные надстройки и башни. Вертолеты зависли над крепостью, осыпая непокорных реактивными снарядами и поливая свинцовым дождем из пулеметов. И вдруг случилось то, чего не ожидали ни нападавшие, ни обороняющиеся: одна из ракет, пущенная с вертолета, разорвалась в складе с артиллерийскими снарядами. Тротил сдетонировал и… страшный взрыв потряс крепость. Начался пожар. Снаряды рвались, прошивая стены, разлетаясь вокруг крепости, круша близстоящие палатки и хибары беженцев. Опасаясь новых потерь, Раббани приказал отвести солдат от крепости на безопасное расстояние.
До самого вечера рвались боеприпасы в горящих складах. Воспользовавшись тем, что блокада крепости была временно снята, Голь Мухаммад и еще двое афганцев выбрались из крепости незамеченными и укрылись в лагере беженцев. Из русских же парней уже никому такой возможностью воспользоваться было не под силу. Только Сергей, Игорь да еще Виктор с перебитыми ногами продолжали защищать свои позиции, но и они с каждой каплей уходящей крови из многочисленных ран теряли силы.
После вечернею намаза солдаты двинулись на крепость. Несмотря на безмолвствовавшие развалины, они шли осторожно, готовые в любое мгновенье упасть на землю, укрыться за нагромождениями разрушенных построек.
Всех восставших: и мертвых, и живых, стащили в одно место. Только в троих шурави еще теплилась жизнь. Раббани склонялся над каждым. Русские для него всегда были загадкой, и сейчас, глядя в остекленевшие глаза, оскаленные ненавистью рты, он силился познать, что ими руководило в этом бессмысленном, на его взгляд, восстании. — Одного нет, кивнул он на тела русских и афганских парней. — Афганцы не в счет» Русского одного нет. Новенького.
— Рафхата, — подсказал, стоявший за его спиной Варсан.
— Найдите мне его, — коротко бросил Раббани.
Несмотря на гроход взрывов, Зарина проспала до самого вечера. Но как, только Андрей легонько коснулся ее лба губами, она размежила веки.
— Ты уходишь? — тихо спросила девушка, с тревогой всматриваясь в его лицо.
Андрей кивнул и, коснувшись щекой ее руки, ответил:
— Пойми, я не могу иначе. Я должен знать, что с ними. Может быть им нужна моя помощь…
— Но ты вернешься? — с надеждой в голосе произнесла девушка. — Ты не оставишь меня?
Андрей поцеловал ее в лоб и как можно спокойнее и убедительно проговорил:
— Я вернусь. Обязательно вернусь. Ведь я люблю тебя. Рахим обещал провести меня к оврагу, в который выходит водовод. По нему я также незаметно проберусь» в крепость и все выясню, Не волнуйся. Все будет хорошо. А теперь спи. Тебе, чтобы выздороветь, надо много спать.
Девушка протестующе замотала головой.
— Не усну. Я буду ждать, пока ты не вернешься. Ожидание — удел женщины. Только прошу тебя — будь осторожен.
Андрей, напрягая все силы, с трудом сдвинул чугунную крышку колодца, из-под которой полетели камни и струйками потек песок.
Он осторожно высунул голову и огляделся: крепость лежала в развалинах. Отдельные складские помещения еще горели и потому, время от времени, раздавался беспорядочный треск рвущихся патронов. Андрей подтянулся на руках и выкатился из люка. Сняв с предохранителя автомат, он двинулся на Звук голосов. Обогнув полуразвалившуюся стену склада, Андрей нырнул под обгоревший остов грузовика и замер, зорко вглядываясь в толпу моджахедов, стоявших полукругом возле дувала. Вот они расступились и, повинуясь чьей-то команде, рассыпались, укрывшись в развалинах. А потом началось что-то непонятное: моджахеды из-за укрытий начали забрасывать гранатами то место, где они только что стояли. Андрей из своего укрытия не видел всего и не понимал, зачем моджахеды и пакистанские солдаты переводят гранаты, но когда взрывы стихли и солдаты вновь подошли к дувалу, он вскочил на подножку автомобиля и выглянул из-за кабины. Представшая глазам картина повергла его в ужас: возле дувала парило, кровавое месиво, то что еще недавно было живой плотью его друзей. Красная пелена заволокла глаза, рот свело судорогой. Андрей силился что-то выкрикнуть и не мог.
В толпе он увидел Раббани и рядом с ним улыбающегося Варсана. Тот что-то говорил доктору теологии, горячо жестикулируя при этом, а потом он нагнулся и стволом автомата подцепил с земли кусок окровавленной ткани. Это было последней каплей, переполнившей чашу ненависти. Андрей вскочил на капот грузовика и с криком «Гады» нажал на спусковой крючок автомата. Выпустив магазин, он кубарем скатился на землю и скрылся в развалинах. Еще дважды он появлялся перед моджахедами и пакистанскими солдатами и неуязвимый, будто заговоренный от пуль, скрывался в развалинах. Когда закончились патроны, Андрей отбросил уже не нужный автомат и юркнул в черный зев колодца.
Прошла неделя. Шум вокруг событий в крепости Бадабера потихоньку начал стихать. В крепости появились рабочие — черные заросшие волосом оборванцы, которые приступили к восстановлению стен и других построек. Лагерь беженцев тоже быстро залечил раны, полученные от слепо разлетающихся снарядов в день восстания в Бадабера.
Как-то под вечер из лагеря беженцев вышли трое: двое мужчин, один из которых хромал на левую ногу, а второй — молодой с лица, но совершенно седой, и женщина под паранджой.
Было душно. Тучи ползли над Бадабера — тяжелые, серые. Горы отсвечивали бликами дальних молний. Наконец капли тяжелые и редкие обрушились на путников.
Девушка откинула паранджу и подставила лицо каплям дождя.
— Первый, весенний, — воскликнула она радостно. — Здесь он большая редкость, — и, повернувшись к седому, спросила: — А у тебя на Родине часто идут дожди?
Но ее спутник ничего не ответил. Он стоял, повернувшись спиной к девушке, и смотрел назад, туда, где чернели за пеленой дождя размытые очертания Бадабера.
Девушка положила руку ему на плечо и тихо произнесла:
— Не казни ты себя, Андрей. Их уже не вернуть.
От ее прикосновения юноша очнулся и, переведя взгляд на Зарину, улыбнулся, но так, что у девушки болезненно сжалось сердце.
— Дождь… да, и он оплакивает русских парней, погибших товарищей. А я не могу, мои слезы высохли там, — кивнул он в сторону крепости, — в мрачных ее стенах, — и немного погодя добавил: — Вот только кто за их жизни молодые ответит? Кто за них заплатит и какой ценой?
Стянув с головы чалму, Андрей поклонился поясно, в последний раз кинул взгляд на крепость и, повернувшись, решительно зашагал в сторону гор. Девушка последовала за ним, а хромой остался на месте и еще долго смотрел вслед уходящим, моля Аллаха даровать путникам удачу в их многотрудном и опасном пути.