Узники неба

10

Две лампы висели на перилах — одна впереди, другая на корме. Они довольно хорошо освещали корзину и нижнюю часть баллона «Пустельги», но окружающая темнота действовала угнетающе. Стены ущелья, куда попадал свет, выглядели словно стены сырого каземата. Небольшие вездесущие, извиваясь, влетали в освещенный круг, смотрели На них круглыми и блестящими, как бусинки, глазами, показывали свои зубы и враждебно кричали, на что талисман отвечал низкими и резкими угрожающими звуками.

Рааб молил бога, чтобы газовый баллон полностью перекрыл свет так, чтобы случайно пролетающий над ущельем вражеский разведчик не заметил зарево. Что касается возможного появления вражеского блимпа в самом ущелье — он старался об этом не думать. На озеро выходило много ущельев, и большинство из них было гораздо шире, чем это. Враги едва ли предпримут такой тщательный поиск ночью.

Экипаж сидел по своим местам и безмолвно наблюдал, как Рааб и Джон Кадебек смотрят в лицо друг другу. Кадебек смотрел угрюмо. Рааб чувствовал, что его лицо выглядит окаменевшим.

Крепыш прорычал:

— И не надейся, что я поверю, будто кто-то расстегнул ножны, взял нож — а затем выбросил его за борт!

— Я и не ждал, что ты поверишь во что-нибудь, кроме того, во что хочешь верить, — холодно ответил Рааб. — Я не собираюсь больше спорить. Мы обыскали всю корзину, все шкафчики, ощупали все узлы с личными вещами и с продуктами, обыскали всех без исключения — ножа здесь нет. Скажу больше, я очень сожалею, что ты потерял его, но сейчас поиски пора прекращать! Теперь каждая минута промедления увеличивает опасность для наших жизней, не говоря уже о нашей миссии. Сядешь ты на свое место или мне рассматривать тебя как мятежника?

Мгновение Кадебек смотрел на него свирепо, затем сделал широкий шаг в сторону и занял свое место.

— Если мы когда-нибудь вернемся на Лоури, Джеран, я потребую компенсацию за этот нож — а кроме того, возможно, несколько иное удовлетворение!

Рааб проигнорировал его слова и крикнул Бену:

— Погаси лампу на корме, ты понял? — Сам он потянулся ко второй лампе и погасил ее. Затем подошел на ощупь к передним перилам и крепче, чем было необходимо, обхватил их руками. — Все весла — пол-удара!

Ночь затянулась. Спустя несколько вечностей она все-таки подошла к концу, и затем они стали ждать, когда перевалит за полдень. Даже в середине дня узкая яркая полоска света оставалась далеко наверху и впереди, насколько позволял его видеть баллон «Пустельги» — но здесь были только мучительные сумерки. Монотонность путешествия сводила с ума. Рааб готов был завыть и полагал, что экипаж чувствует себя не лучше. Во время остановок почти не разговаривали. С тех пор как они не смогли найти нож Кадебека, тот вообще не говорил ни слова; на его окаменевшем лице застыло хмурое выражение. Рааб несколько раз был на грани того, чтобы извиниться и заверить его, что Флот как-нибудь заменит его драгоценный бронзовый нож, но его останавливала гордость.

Тяжелое испытание продолжалось, и Раабу уже начало казаться, что в мире не существует ничего, кроме замшелого ущелья с запахом сырости и криками небольших сущей, скрипящей оснастки «Пустельги» и усталого хриплого голоса Бена Спрейка-младшего, отсчитывающего ритм. Внезапно талисман поднял голову и издал короткий шипящий звук. Рааб напряженно всмотрелся в расстилающийся впереди мрак. — Все весла — стоп!

В этот момент лампы не горели, хотя за последние несколько часов он не одни раз использовал их, когда впереди оказывался крутой поворот или завал из щебня. Положив руку на шею талисмана, Рааб прислушался. Но вездесущий не пытался покинуть корзину, что, как думал Рааб, произошло бы, если бы он услышал что-то, говорящее о присутствии вражеских блимпов.

А затем и его уши уловили отдаленный слабый звук. Он с облегчением вздохнул.

— Мы прошли гораздо большее расстояние, чем я думал. До соединения с широким ущельем, в котором протекает река, осталось около мили. Там будет достаточно света в дневное время, и — если так решит большинство из вас — мы сможем остановиться там на день и устроить баню. — Он поколебался и решил воспользоваться случаем, чтобы сломать затянувшееся молчание между ним и представителем экипажа. — Кадебек, что ты об этом думаешь? Вероятнее всего, враг просто не поверит, что мы можем добраться сюда, не поднимаясь в открытый воздух. Ты хочешь рискнуть?

Голос Кадебека был ровным и голодным.

— По крайней мере, ты обещал нам, что если мы атакуем врага, то сможем немного погреться на солнышке. Мы атаковали — и теперь попробуй доказать, что мы были не так эффективны, как ты надеялся! Я бы лучше продолжил путь до тех пор, пока мы не увидим солнечный свет. Моя шкура еще не покрылась сыпью, и я не чешусь до такой степени, что не хочется жить. Какие-нибудь возражения?

Послышалось бормотание, но определенных возражений не было.

— Чудесно, — сказал Рааб, удовлетворенный благоразумием Кадебека. — Это ущелье с рекой проведет нас на шестьдесят или семьдесят миль к востоку, а затем мы оставим его, потому что оно свернет на север. Дальше я не могу планировать, но, если удача не отвернется от нас, мы сможем найти какую-нибудь открытую долину, где сможем расположиться на день. — Он немного поколебался. — Триммеры, убрать один оборот сжатия на корме и впереди. Мы приблизились к широкому ущелью и теперь, я думаю, можем рискнуть и подняться вверх, где больше Света. Все весла — пол-удара!

«Пустельга» двинулась в ровном подъеме. Утомленный Рааб еще некоторое время прокладывал курс по слуху, пока в расселине не появился слабый свет. Затем, чувствуя, что снова оживает после долгого существования в преддверии ада, он хрипло приказал:

— Опустить щупы!

Теперь он мог видеть перелетающих с места на место вездесущих — слегка отличающихся от тех, что обитали внизу, так как на этой высоте требовался больший размах крыльев — и проплывающие мимо покрытые мхом стены. Но день уже клонился к вечеру. Он надеялся, что в широком ущелье их ничего не задержит. В противном случае, когда взойдет Золотистая, они смогут подняться в открытый воздух.

Чувствуя потребность выговориться, он обсудил это с Эмметом Олини.

— Это будет здорово, если мы снова внизу увидим открытую почву!

— Аминь! — сказал Олини. — Ты думаешь, это уже безопасно, Рааб?

— Думаю, да. Когда взойдет луна, любой блимп, находящийся западнее нас, будет хорошо освещен и мы сразу его заметим, в то время как обращенная к ним сторона «Пустельги» останется темной. А мы находимся далеко к востоку от их базы.

— Скорее к юго-востоку, чем к востоку, — поправил Олини, — но я понял, что ты хотел сказать. Они ожидали, что мы рванемся на юг или юго-запад. — Триммер потянулся и позволил храповику штурвала щелкнуть один раз. — Ты говоришь, что мы остановимся на один день, чтобы отдохнуть и побыть на солнце, а затем повернем к морю и двинемся с такой скоростью, с какой только сможем, да?

— Правильно, — сказал Рааб. — Я думаю, что чесотка, возникшая у меня на данном этапе путешествия, пройдет после купания, — он сделал паузу. — Надеюсь, что там не будет сильных встречных ветров. С таким кукареканием, как у нас сейчас, даже умеренный ветер может принести неприятности.

— Сезон штормов еще не наступил, — усмехнулся Олини. — Если бы это было не так, мы смело могли бы взять отпуск и провести его в стране ущельев!

Рааб, прислушиваясь к шуму реки, рассеянно кивнул. Но звук не становился громче, потому что хотя они и приближались к ущелью с рекой, но в то же время поднимались.

Но сейчас впереди появился каскад интенсивного, если не ободряюще яркого света. Когда они вплыли в широкое ущелье и повернули на восток (это было вверх по течению реки), там опускались сумерки, так как небо уже приобретало пурпурную окраску. Но все же этот каскад индиго впереди «Пустельги» словно предоставлял им какую-то передышку после долгого наказания.

Утомленный Рааб с облегчением приказал:

— Все весла — стоп! Триммеры, сделайте сэндвичи, вы поняли?

Он послал талисман вперед на разведку. До того как вездесущий вернулся, они отдыхали около получаса. Он вернулся, не проявляя никаких признаков возбуждения, и со скрипящими звуками его собственного облегчения шлепнулся на бывшую постель Рааба. Длинный полет на такой высоте требовал от него определенных усилий. Но в то время как экипаж возобновит свое путешествие, он сможет отдохнуть.

Через некоторое время, когда свет Золотистой позолотил один край ущелья, они покрыли такое расстояние, какое планировал Рааб. Но затем возникло препятствие.

Рааб сидел на передних перилах и старался не выказывать напряжения. «Пустельга» без движения висела в неподвижном воздухе ущелья. Сейчас она примерно на двадцать градусов наклонилась на корму, потому что там, сбившись в тесную группу, собрался весь экипаж. Весь, за исключением Поки Рэнджера и Эммета Олини. Олини оставался на своем посту около Рааба, а Рэйджер сначала присоединялся к собравшимся, но затем смущенно вернулся на свое место.

Рааб ощущал сухость во рту и очень хотел знать, как будет звучать его голос, когда придет время говорить. Он знал, как обходиться с явным бунтом, по крайней мере, можно драться, с успехом или без такового. Но эта ситуация призывала действовать сдержанно и с умом. Экипаж через представителя команды Кадебека спросил разрешения, и это не противоречило закону, провести совещание и соблюдал все правила, установленные на Флоте (хотя это был гражданский экипаж и в том, стоило ли им соблюдать все формальности, было сомнете).

Совещание распустилось. Кадебек, тащившийся за Беном Спрейком, вышел вперед. Наклон «Пустельги» изменился, когда большинство членов экипажа собрались, на носу. Триммер Хэмпел тоже сделал нерешительную попытку перейти вперед, но Рааб резко сказал:

— Триммер, я полагаю, ты останешься на своем посту!

Его голос звучал нормально. Не говоря ни слова, Хэмпел вернулся к перилам на корме.

Бен прочистил горло, издал пару непонятных звуков и снова умолк. Не ожидая, когда белокурый офицер возобновит свои попытки, Кадебек проговорил:

— Джеран, мы все, за исключением тебя, триммера Олини и Поки Рэйджера, который оказался слаб в коленках, провели голосование и пришли к мнению, что ты превышаешь свои полномочия, подвергая излившему риску блимп и его экипаж.

— Вы уверены, что я превышаю своя полномочия? — спокойно спросил Рааб, удивляясь холодности в своем голосе.

Кадебек коротко засмеялся.

— Ты хочешь, чтобы за обещанную плату мы получали достаточно страданий, а теперь пытаешься противоречить себе?

Прежде чем ответить, Рааб выждал минуту.

— Нет, я буду придерживаться собственной версии. Во всяком случае, я не думаю, что мог бы сделать что-то еще лучше. Я полагаю, что сейчас самый уместный вопрос такой — был ли в нашей атаке на превосходящие силы врата излишний риск или нет? В свое время я говорил вам, что предполагаю немного ослабить врага ятем самым уменьшить давление поисков. Мы это сделали. Но на это можно взглянуть я с другой точки зрения: теперь единственное желание врага — узнать, сколько наших блимпов находится в стране ущельев. В дальнейшем они будут сомневаться в эффективности шпионов, обосновавшихся на Лоури.

— О, всё это мы допускаем, — нетерпеливо сказал Кадебек. — Допускаем также, что ты все блестяще спланировал, проявил смелость и другую формальную ерунду. Но мы утверждаем, что наш риск не уменьшился — вместо этого он увеличился. Мы не уничтожили превосходящие силы и не нанесли никакого ущерба, который нельзя было бы исправить в несколько дней, а только раззадорили их и даля ясно помять, что находимся в стране ущельев, — крепыш сделал паузу. — И мы, Джеран, подвергаем сомнениям твои побуждения. Учитывая наше задание, быка ли оправдана эта атака? Или ты действовал по другим причинам, как, например, вынудить врага сделать ответный удар? Что ты на это скажешь, капитан? Ты не хочешь сказать всем нам, что решился на атаку, следуя своей особой миссии?

— Я не думаю, — сказал Рааб, — что смогу ответить на этот вопрос прежде, чем получу шанс обдумать его и все, что вы подразумеваете. Я также не буду спрашивать тебя, какая взаимосвязь между потерей очень ценного металлического ножа я занимаемой тобой позицией. Конечно, оба эти вопроса могут подождать до официального расследования на Столовой Горе Лоури, если мы когда-нибудь вернемся туда. Сейчас я спрошу вас другое — ты знаешь, что говорится в уставе Флота об отношениях с командиром, смене командования и мятеже в воздухе?

— Думаю, что мы знаем это. Даже если мы никогда не уделяли этому особого внимания, младший алтерн кратко проинструктировал нас об этом.

Рааб холодно улыбнулся и получил время все обдумать.

— Тогда все нормально. Я полагаю, вы достаточно хорошо ознакомились с уставом, но еще хочу напомнить, что здесь, кроме меня, находится только один офицер Флота — Бен Спрейк-младший. Если экипаж намерен незаконно захватить командование, то он единственный, кто уполномочен сделать это. Как вы заметили, он кратко проинструктировал вас. Он упоминал об этом?

Представитель экипажа колебался. Видит ли он, чего хочет Рааб?

— Он не делал на это упор, Джеран, но мы все знаем. Я думаю, он готов сказать сам за себя.

Возникла неловкая тишина, в течение которой Рааб даже почувствовал что-то, напоминающее симпатию к Бену. Наконец Спрейк глубоко вздохнул и выдавил:

— Сэр, в соответствии с уставом и согласно результатам голосования, в котором, как уже упоминалось ранее, принимало участие девяносто процентов экипажа, я… я утверждаю, что вы грубо нарушили данный вам приказ и… и подвергли опасности блимп, исполнение миссии и жизнь экипалса. Я, эхм, — он сглотнул. — Таким образом, я признаю свое право принять командование до завершения нашей миссии или до тех пор, пока сам добровольно не откажусь от этого!

В корзине стояла напряженная тишина. Талисман заволновался и обеспокоено пошевелился. Рааб расслабил руки, смертельной хваткой обхватившие перила за спиной, и успокаивающе похлопал по шее суща… Он ощутил в себе странный холодный гнев, который заставлял его маленький палец бешено пульсировать.

— Я признаю результаты вашего голосования и доводы, — спокойно сказал Рааб, — отказываюсь вести с вами споры, но сохраняю за собой право опротестовать ваши обвинения в будущем. От командования я отказываюсь. Бен, принимай блимп.

Он двинулся на корму. Теперь тишина стала более глубокой, но Бен вздохнул и сломал ее.

— Я… эх… Рааб, тут нет ничего личного…

Рааб остановился и снова повернулся к ним лицом.

— Я так и не думал, Бен. Признаю, что подверг вас всех излишнему риску, который мы могли избежать. Сейчас я не отрицаю, что превысил свои полномочия или даже нарушил данный мне приказ — пусть в этом разбирается Правительственная Комиссия по Расследованиям, если мы когда-нибудь вернемся на Лоури. Я говорю, принимай командование!

Теперь послышалось бормотание и, по крайней мере, один тихий смешок. Рааб подумал, что он исходил от Вилли Вайнера. Со слезами истерики в голосе, Бен спросил:

— Сэр… Рааб… Я хочу спросить, какие были твои дальнейшие планы? Я не знаю… ты понимаешь… там не было много…

— Давай лучше забудем о моих планах, даже если они и были, — сказал Рааб. — Они могут вовлечь нас в такой риск, которого можно избежать. Если ты спрашиваешь совета, ладно, я скажу. Мы должны прямо сейчас подняться из этого ущелья, пока луна не поднялась выше, и в открытом воздухе двинуться в направлении моря. Должны ли мы опуститься в другое ущелье до восхода солнца или после него — это спорный вопрос. Затем, когда мы достигнем края страны ущельев, мы должны будем пересечь свободное пространство и выйти, наконец из зоны блокады, — он предоставил им возможность подождать продолжения. — Ну и, конечно, там есть другие проблемы. Вы знаете, что это очень старый блимп, и, несомненно, ткань баллона ослабла и стала хрупкой. После того, как мы полностью накачали баллон газом, мы ни разу не поднимались выше, чем на полмили от открытой почвы. Я не ошибся? Если мы поднимемся выше, выдержит баллон или лопнет? Сможем ли мы прокладывать курс на такой высоте? Если мы все-таки решимся на это — сможем ли мы там в случае необходимости вести бой? И что, если нам потребуется подняться, скажем, на милю над уровнем столовой горы? Можем мы быть уверены, что баллон не лопнет? И…

Послышались явные смешки и ругань.

— Рааб… сэр… я хочу, чтобы ты прокладывал курс блимпа! — отчаянно сказал Бен.

— О нет, Бен! — вздохнул Рааб. — Ты знаешь устав. Если ты законно принял командование, а это так и было, то должен командовать во всем!

Кадебек выругался. Рааб повернулся к нему.

— Все в порядке, представитель экипажа. Вы хотели, чтобы младший алтерн Спрейк попытался командовать в этой миссии? Может, ты сам хотел попробовать? Я могу временно назначить тебя на офицерскую должность. Подумай! Если я поведу блимп, значит, я отметаю всякий вздор и оставляю за собой полное командование! В противном случае, что бы ни случилось, я избавлю вас от своих советов!

Кадебек посмотрел на него в сумеречном свете и вдруг засмеялся.

— Ладно, Джеран. Я думаю, ты раскусил наш блеф. Мы согласны, чтобы ты командовал нами, только хотим, чтобы ты обещал нам, что больше не будешь вовлекать нас в подобные стычки!

— Я обещаю это, — холодно ответил Рааб, — но с одной оговоркой: если возникнет какая-нибудь ситуация, в которой я должен буду превысить свои полномочия или просто она может быть так истолкована, попрошу вас всех проголосовать и подчинюсь вашему решению. Согласны?

Кадебек снова засмеялся.

— Согласны! — Его голос звучал почти с восхищением — вероятно, он ожидал худших результатов.

Послышалось одобрительное ворчание, а некоторые гребцы просто поняли плечами в сумеречном свете.

— Капитан, — заунывно спросил Поки Рэйджер, — если мы не можем подняться из этого ущелья, как же мы доберемся до солнечного света, который ты обещал нам?

— Я думаю, что мы можем подняться не очень высоко над открытая почвой, — ответил Рааб. — Баллон старый! Но, как бы трудно нам ни было, мы доберемся до края страны ущельев и найдем какое-нибудь солнечное местечко, где сможем спрятать блимп. «Пустельга» не очень большая, так что для ее маскировки много листвы не понадобится. Мы отдохнем один день, а потом быстро, как только сможем, двинемся к побережью. Возможно, во время этой пробежки нам для маскировки на день придется раз или два использовать траву, и, надеюсь, этого будет достаточно. А может, найдем место, где можно будет наломать веток. И если удача не отвернется от нас, когда мы приблизимся на сотню миль к побережью, утренние туманы скроют нате продвижение.