Подъем «Пустельги» был заметно медленнее, потому что взятые на борт запасы продуктов сделали ее гораздо тяжелее. Они погрузили более тонны мяса, полтонны клубней и других богатых крахмалом растений, несколько сот фунтов фруктов, ибо Рааб знал, что люди нуждаются в витаминах, а в десять балластных мешков были насыпаны орехи. Кроме этого они взяли почти сотню караваев плоского, испеченного на горячих камнях хлеба, так как хлеб, выпеченный из клубней на жире вездесущих, который они взяли на Лоури, почти кончился. На выпечку нового хлеба и приготовление подсоленного мяса ушли практически все запасы соли. Но сейчас им необходимо хорошо питаться.
Низко, над почти голой, каменистой вершиной древнего пласта магмы «Пустельга» двигалась к северу.
Сверху светила только одна луна, отдаленная и маленькая, но ее свет был таким слабым, что Рааб вообще не видел тень от «Пустельги». Когда взойдет одна из больших лун (первой должна взойти Золотистая), блимп станет заметен для глаз возможных наблюдателей.
Шутливо переговариваясь, люди легко тянули свои весла.
— С моральным состоянием нет проблем, Рааб! — заметил Олини.
Рааб всматривался в темноту.
— Пока нет, но довольно скоро у нас наступит подавленное настроение. Даже сейчас мы не можем позволить себе беззаботность. Факт, что над долиной больше не появлялись планеры, еще не говорит о том, что поиски прекращены.
— Если бы они знали, как мало газа в нашем баллоне, — сказал Олини, — были бы очень удивлены, что мы вообще уцелели после того спуска. По свисту, исходившему от нашего блимпа, они должны были определить, что мы спускались на довольно большой скорости!
— Да, — согласился Рааб»— Они предполагают, что мы провалились и потерпели аварию, я в этом не сомневаюсь, но поступая благоразумно, они могут только надеяться на это — не больше. Во-вторых, если только их шпионы не забрались выше, чем я думаю, они не могут быть уверены, что через блокаду пытался прорваться только один блимп. Кроме того, они не могут исключить вероятность, что мы просто выполняли отвлекающий маневр. Так что все правильно, они сохранят наблюдение!
— Думаю, ты прав. — Олини выглянул за правый борт и на минуту затих. — Куда мы пойдем сначала?
— К маленькому озеру в пределах мили, где, как я подозреваю, находится ближайшая курица, — ответил ему Рааб. — Это озеро даже названия не имеет, и я не надеюсь собрать там урожай больше пяти-шести плавунов, а это меньше одной десятой того, что нам нужно. Но зато даже такое количество гелия увеличит нашу плавучесть и улучшит маневренность, а сам блимп не будет выглядеть истощенной дворняжкой.
Олини заметил, что полдюжины плавунов не сделают погоды.
Медленно поворачивая голову, Рааб всматривался в каменистую поверхность, пытаясь рассмотреть знакомые ориентиры. Он внимательно высматривал узкое ущелье, которое могло вывести их прямо к маленькому озеру без малейшей необходимости снова подниматься в открытый воздух. Ему нельзя было проскочить это ущелье — до восхода Золотистой оставалось меньше часа. Он прислушался к голосу отсчитывающего ритм Бена. Даже младший алтерн после двухдневного отдыха был в довольно хорошем настроении.
Прошло еще четверть часа, может, больше, а может, меньше. От беспокойства, что он мог не заметить ущелья и пройти мимо, Рааб начал покрываться потом, когда вдруг увидел черную линию, по диагонали пересекающую темную поверхность.
— Все весла — стоп!
В корзине стало так тихо, что он услышал, как сглотнул Бен. Веревки слабо скрипели. Рааб повернулся лицом к экипажу, хотя, судя по тому, что он видел только смутные пятна в темноте, они не могли видеть его лицо.
— Ущелье, в которое мы сейчас спустимся, такое узкое, что нам потребуются щупы. В конце этого тяжелого ночного путешествия мы получим несколько плавунов. В течение следующих четырех часов мы будем двигаться медленной с небольшими остановками на отдых, потому что к озеру мы должны добраться чуть после полуночи. Чтобы собрать плавуны, нам потребуется еще четыре часа. Затем до восхода солнца — который мы, кстати сказать, не увидим — я хочу уйти от него не менее, чем на десять миль. После этого, если не возникнет никаких неприятностей, мы сможем отдохнуть.
Послышался низкий голос Кадебека.
— Мы успеем собрать весь урожай за ночь?
— Успеем. Мы не знаем, сколько маленьких озер с плавунами враг уже обнаружил сейчас и какие из них находятся под наблюдением. Я знаю несколько озер, которые лунный свет заливает в очень короткие промежутки. В течение этого времени мы должны будем быстро осмотреть озеро, определить созревшие плавуны и выбрать маршрут от одного к другому. Мы будем передвигаться, сколько потребуется, но, чтобы нас никто не заметил сверху, будем оставаться глубоко в ущелье.
Около минуты стояла тишина, а затем заговорил Кадебек.
— Как я понял, ты хочешь сказать, что мы будем двигаться по ущельям в течение восьми — десяти дней, не видя солнца? Если не больше….
— Это примерно то, что я хотел сказать. Вы, вероятно, заметили, сколько кислых фруктов мы погрузили на борт. Они будут необходимы, потому что мы будем находиться в темноте и сырости так долго, сколько потребуется. До тех пор, пока мы не покинем страну ущельев и не направимся к побережью, солнечные лучи, вероятно, не коснутся нашей кожи.
— А затем, — воскликнул Кадебек, — ночами мы будем усиленно грести против ветра, а в течение дня скрываться в тумане или в облаках, чтобы нас не заметили вражеские блимпы!
— Ты точно оценил, обстановку, — сказал Рааб с некоторой досадой в голосе. — Может, для тебя было бы предпочтительнее умереть на Лоури от истощения?
Снова установилась тишина, которую первым нарушил Кадебек.
— Думаю, мы переживем то, что ты спланировал для нас, — усмехнулся он, — хотя и не говорим, что это очень нам нравится.
— Нет, — ответил Рааб и начал спуск в ущелье.
В узком ущелье было так темно, что Рааб не видел даже вездесущих, которые пролетали в нескольких ярдах от «Пустельги», издавая пронзительные крики. Рааб знал, что они находят дорогу в темноте, прислушиваясь к эху, отражаемому твердыни объектами. Где-то далеко внизу недовольно шелестела река, выбирая извилистый путь вокруг беспорядочно, разбросанных и ещё не покрытых илом камней. Оснастка Олимпа скрипела. Но Рааб не прислушивался к этим звукам. С напряженным вниманием он прислушивался к тому, как концы щупов скребут по крутой каменной стене. Ориентируясь по этим звукам, Рааб вел свой блимп вперед, хотя Бен Спрейк еще пытался неуверенным, запинающимся голосом отсчитывать ритм. Рааб сам отдавал все команды.
Какая все-таки упрямая штука эта жизнь, думал Рааб. Он и его экипаж, борясь за жизнь в кромешной темноте, испытывая неудобства и тревогу, делали свою тяжелую работу — и, надо сказать, неплохо справлялись с этим. Но и другая жизнь в ущелье боролась тоже. Стены ущелья покрывал похожий на лишайник мох. Он не был виден в темноте, но исходивший от него залах сырости не позволял забывать о его присутствии. На этом мху жили насекомые; вездесущие, извиваясь, двигались в воздухе и, отыскивая насекомых, хватали их; еще большие сущи терзали меньших. На такой высоте, в полумиле от вершины древней лавы шести футовые вездесущие едва ли смогли бы летать, и оптимальный размер хищников составлял четыре фута. Пожиратели насекомых были в два раза меньше.
Во всяком случае, кто-то считал, что здесь можно жить — и жил. Громкий скрежет щупа с левого борта резко оборвал его размышления.
— Весла правого борта — стоп!
Щуп, зацепившийся за какой-то выступ на стене, издал жалобный звук. От страха, что он может сломаться, Рааб почувствовал пустоту в желудке. Затем согнувшийся щуп высвободился, и он снова услышал скрежет по камню. Он с облегченней вздохнул, усмехаясь в ответ на такую свою реакцию. Сломанный щуп не являлся катастрофой — у них были запасные, которые можно было заменить за пять минут — но ощущение слепоты в этом сыром ущелье приводило его в такое смятение, что он не желал даже минимально кризисной ситуации.
Было бы гораздо легче, подумал он, если бы эта проклятая магма, остывая, треснула по прямой линии…
Они медленно ползли вперед. Дыхание гребцов становилось все более тяжелым и прерывистым. Наконец Кадебек проворчал:
— Джеран… сколько еще до перерыва? Рааб вздохнул.
— Все весла — стоп! — Некоторое время он сидел неподвижно, давая своим нервам немного успокоиться. — Сейчас мы с успехом можем съесть сэндвичи и немного фруктов. Олини, достань полдюжины караваев хлеба, ты понял? Кэмпел, нарежь мясо, которое мы заготовили, — распорядился Рааб, а сам двинулся по середине корзины и начал раздавать фрукты. Подойдя к Кадебеку, он сказал: — Не видя луны и поддающихся распознаванию звезд, невозможно точно определить время. Если бы у. меня был Флотский экипаж и блимп с нормально накачанным баллоном, я мог бы сказать, сколько времени займет это путешествие. Но при таком положении дел, по самым точным подсчетам, я могу лишь сказать, что до озера мы доберемся через час-полтора, плюс-минус несколько минут, потому что я не учитываю слабый бриз, который мы можем встретить в ущелье. Движение воздуха здесь не имеет ничего общего с направлениями ветров на поверхности. Еще час работы веслами…
Он прошел на корму, отвязал концы щупов и, опустив, оставил вертикально висеть за бортом, чтобы они не сломались, если блимп начнет дрейфовать в сторону. «Пустельга» могла повернуть в ту или иную сторону и застрять, уткнувшись носом и кормой в противоположные утесы; но в таком положении она не будет рыскать носом вверх и вниз и сноситься ветром назад, а это было то, что нужно Раабу.
Дав экипажу возможность дожевать сэндвичи и подождав еще несколько минут, он сказал:
— Ну ладно, здесь мы плавунов не найдем. Бен, ты возьмешься вести блимп дальше? Я хочу ненадолго сесть за весло.
Бен взялся, по крайней мере, попробовать. Механически, как можно идти пешком, Рааб тянул весло (Рэйджера) и прислушивался к скрежету щупов, чтобы в случае необходимости помочь Бену.
Он думал, что прошло уже полтора часа, прежде чем Олини, стоявший около передних перил, тихо крикнул:
— Капитан, впереди очень тусклый свет, Возможно, это выход к озеру.
Историю возникновения этого озера, как и любого другого узкого озера в стране ущельев, можно было легко проследить: две остывшие трещины проходили близко друг к другу в слое магмы; через некоторое время подрезанная водой узкая перегородка разрушилась. Могла пройти вечность, прежде чем терпеливые реки унесли большую часть щебня, но они сделали это; затем они придали форму озеру и нанесли ил. Ширина этого озера составляла всего пятьсот футов, а длина — почти три мили. Очевидно, озеро было мелким и его глубина не превышала двадцати футов, потому что плавуны росли не только по краям, а и в середине.
Когда «Пустельга» осторожно приблизилась к слабо светившейся вертикальной линии, которая отмечала выход, Рааб, отдавая команды, повысил голос, чтобы перекричать шум водопада — вода озера, переваливаясь через естественную плотину из обвалившихся камней, падала на дно ущелья и снова становилась рекой; Рааб слышал ее бормотание внизу. Как далеко было до водопада, он мог только предполагать. Возможно, миля.
Он скорее почувствовал, чем услышал, что щуп с левого борта проскрежетал по камню.
— Весла правого борта — стоп!
Двигаясь вперед, «Пустельга» медленно повернула, затем они медленно выплыли из промежутка между двух стен, которые в течение долгих часов так угнетающе действовали на них.
— Все весла — стоп!
Озеро представляло прекрасное зрелище. Одна из двух больших лун — Золотистая — взошла, и, хотя ее свет еще не коснулся поверхности воды, на западном утесе высветилась широкая полоса яркого шафрана, отражающаяся в озере. Поверхность в озере рябила, и листья плавунов мягко двигались. Над большинством пористых листьев висели различных размеров шары. С этого места Рааб смог рассмотреть несколько, достигших нужных размеров, и, по крайней мере, один из них был рыжего цвета, что говорило о полном созревании.
На озере или вокруг него не было никаких признаков человеческой деятельности. Здесь и там маленькие вездесущие перелетали с места на место, но из-за шума водопада, находившегося под «Пустельгой», Рааб не мог слышать их пронзительные крики.
— Все весла — на пол-удара! — крикнул он, перекрывая шум, и блимп двинулся вперед.
Как только они перевалили через край, шум начал быстро затихать, хотя еще слышалось глубокое эхо.
— Весла правого борта — стоп. Сжатие воздуха впереди на пол-обррота. — Он подождал, пока «Пустельга» опустила нос и повернула вправо. — Все весла — пол-удара.
Она закончила поворот и начала медленно снижаться, планируя в глубокой тени вдоль восточного утеса.
Когда они находились менее чем в пятидесяти футах над уровнем озера, он снова остановил ее. На фоне отражающегося от утеса лунного света, он хорошо видел силуэты плавунов. Он принюхался к ветру. В нем еще чувствовался сырой запах лишайника; еще к нему добавился смолистый запах, исходивший от веток плавунов; но в воздухе не было и намека на запах горящего дерева.
Он выдержал паузу чуть больше минуты, и в этот момент Бен Спрейк нервно сказал:
— В тени на нашей стороне может быть засада. Я думаю, нам надо подождать.
Рааб попытался скрыть свое раздражение.
— Здесь сотни озер, подобных этому, на которых они могут устроить зacaдy. Если учесть, что один единственный планер появляется здесь раз в день, то шансы могут равняться — все против ничего. В любом случае — мы не можем ждать, пока поверхность воды зальется лунным светом! Мы должны начать сбор урожая прямо сейчас!
Возникла пауза, затем Кадебек тихо спросил:
— А если лунный свет зальет поверхность прежде, чем мы кончим? Что, если на этой стороне действительно есть засада?
— В таком случае, — жестко ответил Рааб, — мы можем только жалеть, что не остались на столовой горе. Но поверьте мне, прикрывая такую зону, они должны быть ясновидящими, чтобы поставить блимп именно здесь!
Следующий донесшийся с кормы голос принадлежал триммеру Хэмпелу — и в нем слышались нотки насмешки.
— Капитан, а какая это зона?
Рааб почувствовал, как к его лицу приливает кровь, но сдержал свой голос.
— Зона включает все точки, где мы можем сейчас находиться. — Он повернулся и около минуты всматривался в озеро. Признаков беды не было… — Все весла — пол-удара!
«Пустельга» как можно ниже опустилась над первым созревшим плавуном, который Рааб заметил от самого выхода к озеру.
С этого места он увидел еще два, находящихся на небольшом расстоянии.
— Бен, опусти нос и постарайся удерживать нас на одном месте.
Через передние перила он начал спускать шланг от насоса, стараясь не запутать его в балластных мешках и веревках, затем привязал веревочную лестницу и сбросил ее свободный конец за борт.
— Олини, ты приготовил меха? Вайнер, я хочу, чтобы твои крепкие руки занялись этими мешками. На случай, если ты этого никогда не сделал, должен предупредить, что это тяжелая работа.
— Я имел с ними дело, капитан.
— Хорошо, — Рааб посмотрел на корму корзины. — Рэйджер?
— Я, капитан?
— Ты. Я хочу, чтобы ты спустился со мной. Ты самый легкий.
— Конечно, капитан! Пористый лист плавуна может выдержать десять таких, как я!
Рааб перебрался через перила и спустился по раскачивающейся лестнице. Ногой он оттолкнул в сторону ветви с листьями и попробовал, насколько крепка поверхность плавучего листа. Он шагнул на лист и посмотрел, как Рэйджер начал неуклюже спускаться вниз. Олини только посмеивался.
— Спускайся только по одной стороне лестницы, — посоветовал Рааб Поки, — тогда веревки не будут раскачиваться. — Он придержал лестницу, а затем отодвинулся в сторону, уступая место тощему коротышке.
Под двойным весом край листа прогнулся, и холодная вода лизнула их ноги. Испуганный Рэйджер что-то пробормотал. Рааб начал пробираться к середине листа..
Внезапно Рэйджер сказал тихим голосом:
— Замри, капитан!
Рааб замер, так как в голосе коротышки слышались нотки приказа. Неужели он увидел другой блимп? Но тут из корзины послышался голос Олини.
— К вам плывет десятифутовый вездесущий. Я достал лук и, если он полезет на лист, я его подстрелю.
Рааб (он знал, на что похожи зубы десятифутового суща, и не хотел быть убитым или покалеченным, даже не видя атакующего) очень медленно повернул голову в том направлении, куда смотрел Рэйджер, и потянулся за ножом. Через некоторое время он дотянулся до него и тут увидел подобную угрю голову, двигающуюся к листу и оставляющую позади S-образный след. Вездесущий двигался слишком быстро.
Он тверже сжал кремниевый нож.
Внезапно существо подняло голову выше, а затем погрузилось под воду. Над взбаламученной водой то и дело появлялись поблескивающие различные части тела нырнувшего суща. Лунный свет придавал им зеленоватый оттенок.
— Это не озерный вид! — резко крикнул Олини. — Такие сущи водятся на столовых горах! Что он здесь делает?
— Не знаю, — ответил Рааб, — но я хорошо вижу его. Он поднимается на поверхность! — Не успел он договорить, как развивший необходимую скорость в коротком подводном броске вездесущий взломал поверхность воды и взвился в воздух.
Размахивая крыльями, сущ по сжатой спирали поднялся вверх и спланировал в направлении Олини! И в этот момент Рааб увидел то, что заставило его поспешно крикнуть:
— Не стреляй… он ручной!
Олини что-то недоверчиво и негодующе проворчал, но стрелу не выпустил. И теперь вездесущий кружил вокруг корзины, издавая особенно скрипучие звуки, что было выражением его симпатии. Теперь и Олини заметил кожаный ошейник, плотно стягивающий его шею, отложил лук со стрелами и выпрямился.
— Иди, сапожник! Иди!
Вездесущий, извиваясь, двинулся к тому краю корзины, где стоял Олини, неуклюже сорвался с потока воздуха, таким способом все сущи совершают посадку, и, издавая счастливые звуки, где-то устроился, но где, Рааб не видел.
— Проклятье! — удивленно воскликнул Олини. — Он приземлился на крышку метателя гарпунов так, словно там вылупился из яйца! — Через мгновение он резко сказал вездесущему: — Не двигайся, идиот, я сниму эту шутку с твоей шеи! Как только ты до сих пор не задохнулся!
Ошейник сидел так плотно, что Олини пришлось подсунуть под него лезвие ножа и разрезать. Возбуждение вездесущего теперь стихло, и он спокойно посвистывал.
— Все нормально, на нем был футляр для сообщений! — довольным голосом сказал Олини, а через мгновение, вероятно, открыв его, он добавил: — В нем кусок бумаги с каракулями, но при таком свете его невозможно прочитать.
— Зажги лампу! — сказал Рааб.
В тусклом лунном свете он увидел, как Олини перегнулся через борт и посмотрел на него.
— Рааб, я не ослышался? Несомненно, этот сущ — талисман вражеского блимпа!
— Нет, — ответил Рааб, — этот — нет! Если бы над озером появлялись какие-нибудь блимпы, его бы здесь уже не было. Ты не понял, почему у него был такой тесный ошейник? С тех пор, как ему его надели, вездесущий здорово вырос. Это талисман «Совы»! Зажги лампу и прочитай записку!
Экипаж затаил дыхание. Рааб услышал, как Олини высекает искры из огнива; увидел слабо мерцающую ожившую лампу. Дрожа от волнения, он ждал; его маленький палец пульсировал. Он мог видеть, как Олини искоса рассматривает записку, отведя руку в сторону. Наконец триммер посмотрел вниз.
— Здесь ничего не разобрать. Я полагаю, тот, кто писал, здорово торопился. Кроме того, она слишком долго была в воде, — он затих на момент. — Ты думаешь, что сущ находится здесь со времени гибели «Совы»?
— Да, я так думаю, — голос Рааба немного дрожал. — Кто-то на борту «Совы» — только не капитан — положил записку в футляр для сообщений и отпустил вездесущего. Возможно, он притворился мертвым и получил шанс написать записку, возможно, он прыгнул в реку и сделал это прежде, чем враги нашли и уничтожили его, — он сделал паузу и некоторое время стоял на листе плавуна, сжав кулаки. Пульс стучал в его висках. — Все ясно. Кто-то написал записку в надежде, что талисман доберется до нашей курицы. Можете считать, что сообщение было, — он снова умолк; размышляя, что бы изменилось, если бы сообщение дошло до флотилии Лоури. — Вы не можете ожидать слишком много от вездесущего, даже если ему, как и талисману «Совы», три-четыре года. Он не понял, что от него требовалось, и остался в стране ущельев. Из того прохода очень легко добраться до этого озера. В ранние рейсы «Совы» он, вероятно, был здесь и запомнил дорогу. С такими размерами он едва ли набрал нужную высоту и поэтому остался здесь. Он ждал, пока кто-нибудь не заберет его отсюда.
Олини тихо выругался. А спустя минуту Бен Спрейк воскликнул:
— Мы можем послать его на Лоури с сообщением!
— Чтобы его перехватила блокада? — резко спросил Рааб. — Нет, мы оставим его. Он еще пригодится. В темноте вездесущие действуют лучше людей, а старый талисман гораздо раньше почувствует приближение другого блимпа, и мы сможем быстрее уйти от него. Запомните, «Пустельга» — сестра «Совы»!
Рааб вернулся к прерванному занятию добычи гелия из шара плавуна.
Пока Поки Рэйджер болтался на веревке, поддерживая шар, чтобы тот не улетел в воздух, если сломается его. стебель, Рааб выбрал место около основания, сжал конец шланга и протолкнул сквозь прочную кожуру. Прежде чем он наложил резиновую прокладку, улетучилось совсем немного гелия. Закрыв отверстие, прокладка прочно и плотно прижалась к плавуну, и послышалось слабое шипение, когда газ двинулся вверх по шлангу. Затем он услышал, как в корзине заработали ручные меха. Когда он услышал шипение газа, поступающего в вялый баллон «Пустельги», у него возникло ощущение победы.
Около четверти часа Вилли Вайнер неутомимо перекачивал гелий. Рааб чувствовал, как тугой, достигающий восьми футов в диаметре шар постепенно увядает под его руками. Теперь Рааб и Рэйджер, которым больше нечего было делать, надавливали на шар, чтобы выдавить остатки гелия. Наконец пустой шар лег среди ветвей с листьями. Рааб наклонился, чтобы срезать стебель ножом, но этого не потребовалось — стебель сломался в его руках. Еще день, и освободившийся шар поднялся бы в воздух, отдаваясь воле ветров. Рааб поднял пустую оболочку шара и засунул под край пористого листа, стараясь протолкнуть подальше, чтобы его нельзя было заметить с воздуха. В другое время ей нашлось бы применение, но на борту «Пустельги» она была не нужна.
Приободренный успешно выполненной работой, Вилли Вайнер сказал:
— Могу поклясться, капитан, что я закачал газ в баллон, но почти никакого сопротивления не чувствовал. Ты уверен, что нигде нет утечки?
Несколько гребцов застонали, но Кадебек серьезно спросил:
— Сколько еще ты надеешься собрать на этом озере, капитан?
— Возможно, полдюжины, — ответил Рааб, подождал, пока Рэйджер поднялся по лестнице, и затем полез сам. Встав на перила, он с минуту всматривался в озеро. Когда Рааб и Поки Рэйджер поднялись на борт, Олини убрал сжатие, но нос «Пустельги» остался наклоненным вниз. — Убери крен, Олини. — Рааб оставил шланг и лестницу висеть на перилах. — Все весла — пол-удара.
Когда они откачали гелий из шестого плавуна, прошло примерно столько времени, сколько предполагал Рааб.
Ущелье в верховьях озера было немного шире, чем то, через которое они вышли к нему. Это значило, что даже на такую глубину, на какой двигалась «Пустельга», проникали узкие полосы дневного света, позволявшего видеть каменистые стены утесов. В полумиле над ними тянулась то сужающаяся, то расширяющаяся бело-голубая полоска неба. Далеко внизу в кромешной темноте протекала река, и иногда можно было слышать ее бормотание.
В течение дня они несколько раз могли наблюдать, как изнывающий от безделья вездесущий, свернувшийся на крышке метателя гарпунов, развертывался и с едва слышным зубовным скрежетом бросался в воздух, чтобы поохотиться. Через некоторое время до них доносились короткие взволнованные кряки, в которых слышался смертельный ужас небольших сущей, потом наступала тишина, когда талисман начинал есть. Затем десятифутовый хищник, извиваясь, возвращался назад, делал пару кругов вокруг «Пустельги» и снова усаживался на крышку метателя гарпунов. После четвертого раза Олини посмотрел на него и усмехнулся.
— Рааб, ты, кажется, лишился своей кровати.
— Это точно. Ладно, на борту есть запасные подстилки. Я устроюсь в проходе между рядами.
За день они прошли гораздо больше миль, чем ночью, когда направлялись к маленькому озеру с плавунами, потому что теперь им не надо было пользоваться щупами и они двигались быстрее. Щупы были убраны и снова привязаны вдоль перил. Полоска неба над головой была уже не такая яркая. Рааб решил, что время давно перевалило за полдень. Он остановил блимп и накормил экипаж. Когда они снова двинулись в путь, полоска неба приобрела пурпурный оттенок.
Все шло по плану — Рааб не хотел приближаться к очередному озеру до темноты. Последние несколько миль они двигались с вновь установленными щупами и очень медленно. Гребки весел составляли только четверть удара на ритм. К следующему озеру они подошли в сумерках. Он задержал «Пустельгу» на выходе из ущелья, откуда мог видеть все веерообразное озеро,
Талисман проявил к нему определенный интерес, и Рааб импульсивно решил попробовать его в роли разведчика.
— Дружище, — хотел бы я знать твое имя, но, вероятно, мы станем звать тебя «Совой» — иди! Смотри! На разведку! — он попытался вспомнить другие слова, использующиеся в командах для вездесущих. — Смотри вражеские блимпы. Блимпы — врага! Скрытно, незаметно — ты понимаешь? Скрытно. Смотри. И возвращайся назад.
Среди экипажа слышались смешки. Это был спорный вопрос о том, насколько вездесущие могут понимать человеческую речь. Сейчас талисман лежал, свернувшись кольцами, и, подняв голову, внимательно смотрел на Рааба. Тот снова повторил инструкции, а затем просто махнул рукой в сторону озера.
Сущ издал скрипучий звук, словно пружина взмыл в воздух и, извиваясь, полетел прочь.
— Он здесь летает гораздо лучше, — заметил Олини, — чем любой другой таких же размеров на вершине столовой горы. На Лоури я никогда не видел, чтобы десятифутовый сущ пролетел более четверти мили!
— Он прожил целый год на этой высоте, — ответил Рааб. —
И, кажется, в основном ему приходилось добывать пищу в воздухе. Надо учесть, что мы примерно на полмили ниже, чем вершина Лоури. Если я не ошибаюсь, разница в давлении воздуха составляет около полутора фунтов на квадратный дюйм. Но в любом случае, он летает. — Рааб проследил за силуэтом суща, выделяющимся в поздних сумерках, что стояли над озером.
— Держу пари, — сказал Кадебек, — что мы никогда больше не увидим его. И что будет, если он обнаружит вражеский блимп? Ты уверен, что он не сядет к ним на борт? И не приведет ли он их потом сюда к нам?
Рааб немного покраснел. Теперь его самого терзали запоздалые сомнения.
— У талисманов Флота есть одна интересная особенность, Кадебек. Никто не знает, что творится в их головах, но есть все основания полагать, что они имеют понятие о вражеском флоте и вражеских блимпах. Даже если у них не было никакого боевого опыта, за исключением учебных маневров, — некоторое время он задумчиво помолчал. — Есть свидетельство, что талисман моего отца сорвался с флагманского корабля и атаковал вражеский планер, идущий в гарпунную атаку. Согласно отчетам, подобные вещи случались и раньше. И вспомните, этот сущ видел, как его корабль наткнулся на засаду и как были убиты его хозяева. Я могу поспорить, что он даже близко не подойдет к вражескому блимпу.
Кадебек в ответ что-то скептически проворчал.
В небе взошла маленькая луна, но над озером установилась полная темнота, Рааб вывел «Пустельгу» из ущелья и посмотрел вниз на воду. Он надеялся, что сможет заметить созревшие плавуны…
Послышались скрипучие звуки, и талисман, выписав причудливую воздушную фигуру, с безвольным глухим стуком опустился на свое место отдыха.
Кадебек выругался и усмехнулся.
— Джеран, по крайней мере, в одном я оказался неправ. Но теперь, когда он вернулся назад, я хочу послушать, как он будет докладывать об обстановке!
На корме фыркнул триммер Хэмпел, но Рааб проигнорировал это.
— Действительно, сущ не очень красноречив. Думаю, именно по этой причине их не обучают для ведения разведки. Но если вы не знаете, я скажу вам, что такая идея рассматривалась. Также рассматривалось предложение об использовании их, после соответствующего обучения, в сражениях. Но на Дюренте очень долго не велись войны, пока… — он решил не заводить разговор о Мэдерлинке. — Его рапорт вполне удовлетворяет нас: «На озере нет вражеских блимпов!»
Шесть маленьких озер с плавунами, которыми в обычное время они пренебрегали, наполнили баллон «Пустельги». Теперь она несла нормальный вес, а висевшие за передними и кормовыми перилами балластные мешки были наполнены щебнем. Когда триммеры на корме и впереди убрали сжатие, она легко начала подъем.
Закончив сбор урожая, Рааб дал экипажу отдохнуть. Усталые, но ликующие, они парили в залитом лунным светом укромном уголке, который находился в сотне миль к востоку от места их первой стоянки в стране ущельев.
Кадебек жевал сэндвич.
— Джеран, в последние несколько дней я делал кое-какие скептические высказывания. Теперь я признаю, что недооценивал твои знания этой части страны ущельев, и твои планы относительно вывода отсюда «Пустельги». Каковы дальнейшие планы? Ты не знаешь какого-нибудь места, наподобие той солнечной долины, до которого можно было бы добраться за день или два? Я уже начинаю чесаться!
Рааб колебался. Он признал (с некоторым стыдом за свою неискренность), что получил шанс составить у них определенное мнение о своей памяти.
— Ладно, мы можем воспользоваться одним местом, где сможем выкупаться и немного побыть на солнце. Но дело в том, что сейчас мы находимся на окраине зоны, которую я знаю в совершенстве. Кроме того, мы не знаем, сколько вражеских сил брошено на наши поиски. Хотя мы ничего пока не видели, небо может быть заполнено блимпами и планерами.
Установилась тишина, а затем Бен Спрейк угрюмо сказал:
— Я не думаю, что нам следует сейчас возвращаться к морю.
— У меня нет таких намерений, — с некоторым беспокойством ответил Рааб. — Я думаю, самое лучшее для нас сейчас двинуться на восток и пройти вокруг, — он сделал паузу и подготовил себя к тому, что приближалось к лицемерию. — Но если приложить к нашим планам здравый, смысл, мы сможем немного больше узнать об их действиях в этом районе. Мы почти уверены, что они оккупировали наши собственные главные базы в зоне, но не знаем, какими силами. Я думаю, что. этой ночью мы можем провести очень осторожную разведку. Я знаю чудесный путь от этого места до базы, — он замолчал, а когда в тишине появилось почти осязаемое недоверие, добавил: — Мы сможем встать где-нибудь на день или два для отдыха, но все зависит от того, что мы обнаружим.
Замечаний не последовало, даже от Кадебека. Рааб снова испытал стыд. Он намеренно не был откровенен с ними. По его личному мнению, не было никакой, необходимости приближаться к предполагаемой концентрации врага. Просто захват базы был частью истории разгрома (хотя иле полного уничтожения) Флота, в котором погиб его отец. Он горел желанием хотя бы украдкой посетить это место и узнать все, что мог.
КАК ЛЕГКО, подумал он, Я ПОШЕЛ НА ОБМАН, ТОГДА КАК ВСЕГДА ИСПЫТЫВАЛ ПОТРЯСЕНИЕ И ГОРЕ, КОГДА ЭТИМ ПОЛЬЗОВАЛСЯ КТО-НИБУДЬ, ДАЖЕ ЕСЛИ ЭТО БЫЛИ ЛЮДИ, КОТОРЫХ Я УВАЖАЛ — ДАЖЕ ЕСЛИ ЭТО БЫЛИ ОТЕЦ И АДМИРАЛ КЛАЙН.
Он сидел в темноте, отвернувшись так, чтобы даже Эммет Олини не мог видеть его лицо. Сначала он хотел хотя бы в неопределенных выражениях выложить им правду — но отбросил. такое решение. Командовать людьми — непростое и нелёгкое дело. Дисциплина всегда далека от простоты и легкости. Когда вы хотите сделать то, от чего люди вполне благоразумно могут отказаться, то воспользуетесь любыми средствами, лишь бы это сработало. Вы обманете их. Если сможете, вы сделаете так, чтобы их собственный эгоизм работал на вас. А если придет время и вы не сможете сделать ничего, кроме как приказать, вы прикажете так уверенно и непреклонно, что у них даже не возникнет мысли о бунте. Даже если вы не уверены в своей правоте, или знаете, что многим рискуете, вы не должны ни на секунду показывать свою нерешительность; ни одного неуверенного взгляда.
Он вспомнил старую шутку, распространенную в Академии. Когда курсант становился особенно груб, кто-нибудь мог заметить: «Ну, кто, несмотря ни на что, чертовски хочет стать офицером?» Но ни один не бросил Академию добровольно. Даже Бен Спрейк-младший, который, вероятно, страдал больше, чем остальные.