И еще одно женское сердце трепетало в это тревожное утро.
Затряслись руки неуемной дрожью так, что вылетел серым воробьем из рук конверт с треугольной печатью.
Пэ-пэ… Восемьдесят девять девятьсот тридцать три.
Пэ-пэ – это полевая почта.
Почему же, собственно, полевая почта?
Где это?
Почему нет названия города в обратном адресе? Или хотя бы имени деревушки? Кулибино… Воробьево… Вересаевка… В болотах, в тайге, в дремучем лесу… Все равно где… Только не это пэ-пэ… Безымянная полевая почта…
Где же он все-таки служит?
Дрожащие пальцы подняли серенький конверт.
Почему этот крохотный листок так долго добирался какими-то окольными путями? Почему в строчках короткого письма – зима? А за окном уже тает снег.
Почему он так назойливо шутит? В каждой строчке, в каждом абзаце…
Почему старательно твердит, что все у него хорошо?
Почему он ни на что не жалуется?
Как это странно… когда все хорошо…
И отправился конверт в карман домашнего халата, а ноги – в тапочки… Зашуршали тапки, зашлепали. Женщина вышла из квартиры, спустилась этажом ниже. За дерматиновой обивкой залился соловьем дверной звонок соседской квартиры.
– Извините, Сергей Иванович, – женщина смущенно пожала плечами. – Неудобно вас беспокоить. Но податься мне некуда, понимаете?..
Женщина сдавленно всхлипнула.
– С сыном что-то неладное…
Сергей Иванович взволнованно развел руками:
– Да что вы, голубушка, Анна Ивановна? Что случилось? Успокойтесь…
Но только успокоиться Анне Ивановне не удалось. Она достала конверт и протянула его соседу.
– Вот, пишет… Все у него хорошо…
– Ну, во-от, – облегченно вздохнул Сергей Иванович. – Все хорошо. А вы волнуетесь…
– Поэтому и волнуюсь, – вздрогнули плечи Анны Ивановны, – потому что знаю. Он у меня такой… Если пишет, что все у него хорошо, значит очень трудно ему. И потом адрес воинской части какой-то странный.
Анна Ивановна ткнула пальцем в нижний угол конверта.
– Посмотрите сами. Вы же военный человек. В военкомате работаете. Что это за адрес?
Сергей Иванович посмотрел на ломаный детский подчерк на конверте и вздрогнул. Отвел от конверта глаза. Руки у него растерянно потянулись к пуговицам домашней рубашки.
– Обычный адрес, – расстроенно сказал он. – Сейчас у многих частей такие адреса. Для сохранения военной тайны.
Он взъерошил волосы.
– Ничего страшного. А сам-то он что про свою часть пишет?
Женщина опустила плечи.
– Пишет, что часть в каком-то степном районе. В Туркмении. Недалеко от какой-то границы. Закрытый район. Пишет, что ни души вокруг. Одни суслики. Маленькие, знаете, такие, шустрые, на кенгуру похожие. Он про этих сусликов целые истории рассказывает.
Женщина вздохнула:
– Нет там никаких сусликов.
– Ай-ай! – сердито воскликнул Сергей Иванович. – Зря, вы мамаша, сыну не верите. Если пишет суслики, значит, суслики. А не какие-нибудь тигры или гиены. Ай-ай…
Он поднялся с места и помахал конвертом.
– Напрасно вы волнуетесь, Анна Ивановна. У нас в армии самый крепкий порядок в таких частях. Дисциплина. Ответственность. Полевая почта! Это же понимать надо. Это вам не какое-нибудь паркетное заведение. Канцелярия там, контора, скрепки-булавочки… Служба! Понимаете… Настоящим делом сын занят. Радоваться надо! Кем он у вас там служит?
Женщина развела руками:
– Пишет, что хлеборезом в хозяйственном взводе. Хлеб он там режет. Чепуха какая-то… Хлеб режет целыми днями… Ни за что не поверю…
– Ай-ай, Анна Ивановна, – опять вскричал Сергей Иванович. – Армия доверила вашему сыну самое дорогое – хлеб. Да вы знаете, что хлеб – всему голова. Вот генеральный секретарь партии сам лично писал… Понимать же надо… такая высокая ответственность… Гордитесь, мамаша, гордитесь…
Он вдруг схватился за сердце. Кровь бросилась в лицо.
– Золотое у вас дите, – взволновано сказал он и вытащил из кармана упаковку валидола. – Хлеб режет для всей части. А вы…
Анна Ивановна смутилась. Подала соседу стакан воды. Вздохнула. Действительно, режет хлеб… Что ж тут такого?
Провалилось письмо в карман халата. Зашлепали тапочки по паркету. Скрипнула дверь.
Делом сын занят, делом…
Только какое же это дело?
Хлеб резать…
Но почему сосед без валидола с ней не разговаривает?.. Э-эх…
А сосед за закрытой дверью вдруг ударил по столу кулаком.
– Ниночка, – крикнул он жене. – У нас водка есть? Есть водка?.. Ну, не праздник сегодня… Не праздник…
Наоборот.
Он махнул рукой:
– Ладно, не ворчи… Хоть валерьянки налей полстакана. Кому война, а кому…
И опять кулак опустился на дрогнувший стол.