В Бездне

СТРАШНАЯ КАРТИНА

Христос стоял к нам спиной, тело Его было мертвенно-синим.

Картину написал художник Игорь Мунк, в основу сюжета легла Тайная вечеря. Но это совсем не тот момент, когда Иисус, окружённый апостолами, преломляет с ними хлеб и благословляет вино.

На полотне Христос распят в воздухе и повёрнут к нам спиной. Он обращён туда, за пределы горницы, где среди колонн царствует то ли небо в золочёной ауре, то ли безжизненная пустыня, а может, и то и другое. Оттуда, из этого Небесного Царствия, к нам неуверенно заглядывают то ли тонкие облака, то ли смертельные испарения.

На столе наполовину сдёрнута скатерть, словно в результате борьбы или спешки. И самое страшное — на столе вместо хлебов, символа тела Христова, символа спасения, единения с Богом, лежит груда камней, словно Бог — не добрый отец, а злой и вместо хлеба подал камень, а вместо рыбы — змею. Стоит погасший семисвечник, символ неопалимой купины, из которой Бог глаголил к Моисею. А в чаши капает, струится, тяжело падает кровь из пробитых рук.

Герберт пребывал в таком шоке, что не мог уснуть и даже плакал. Что это? Господь отвернулся от нас? Мало того, что Его распяли; неужели мы при этом отвернули Его от себя? Или нет ничего, кроме жестокого отвратительного обмана? Снова достоевщина?

Герберт не переносил достоевщину в своей жизни, но вышло, что всё его бытие вспухло упрямыми достоевщинками, словно вулканами фурункулов, как искусанная назойливыми мошками плоть.

Достоевщина являет собой некий омут, когда люди могут жить счастливо и всё для этого имеют, но по необъяснимой дьявольской наклонности мучают друг друга. Если пытаются объясниться, тем делают ещё хуже и неминуемо, вполне осознанно приближаются к реальной, не надуманной, не театральной гибели.

Герберт похоронил свою любовь. И даже достоевщина не дотягивала до такой пафосной трагедии.

Достоевщина слишком свойственна окружающим, и поэтому отказаться от неё только одному человеку недостаточно, другие непременно привлекут его против воли. Они припишут совсем несвойственные ему пороки и устремления, создадут фантом, не имеющий ничего общего с реальным человеком, разве что кроме внешнего поверхностного сходства.

Они начнут жить не с человеком, а с его фантомом, не внемля ни протестам, ни горьким увещеваниям. Рано или поздно человек рухнет в созданную для него воронку, сольётся со своим фантомом в поведении и отношении к тем, кто создал этот призрак; а те только взовьются в мрачном экстазе — мол, мы же говорили!

В Библии постоянно говорится, что Бог есть любовь. Иной раз Герберт представлял, как Бог, который есть любовь, уничтожил тысячи людей, наслав на них потоп или огонь с неба. Но ведь родитель не станет живьём снимать с ребёнка кожу только из-за того, что тот плохой! Родитель будет продолжать его любить и наставлять. Герберт видел в этом нестыковку, противоречие и не мог понять: если Бог есть любовь, зачем Он так жесток?

Мир, в котором мы живём, — это мир мучения. Люди просто привыкли к этому мучению, потому что страдают всё время. Они просыпаются и мучаются, они голодны и мучаются от этого, они чего-то хотят и мучаются; наконец, они получают желаемое и тоже мучаются. За всю жизнь люди настолько привыкли к мучению, что уже не воспринимают его как таковое и находят в нём некое удовольствие, насыщение.

Однако мир, в котором оказались Адам, Ева и все их потомки, является неким подобием ада. Смерть же — вызволение из этого ада. Именно так это видит Господь. Поэтому для Господа не является злом переселение человека из нашего адского существования в некое иное состояние, где тот, возможно, будет страдать меньше.

С тех пор как смерть вошла в мир, все люди рано или поздно умирают. Но если воспринимать все дни жизни как мучение, то выходит, что, чем раньше люди покидают этот мир, тем меньше они претерпевают страданий. Господь таким образом прекращает людские мучения в земной жизни, когда видит, что её дальнейшее течение не пойдёт человеку на пользу в жизни вечной. Именно по этой причине Он прекращает существование Содомы и Гоморры, в которых ситуация доходит до того, что жители хотят изнасиловать мужеложским путём пришедшего к ним ангела. Города уже окончательно погрязли в грехе, но Авраам ещё ведёт споры: «А если найдётся хоть шестьдесят, пятьдесят праведников, сохранишь ли Ты город?». Но не находится там достаточно праведников, и Господь уничтожает селения. Потому что эти люди, продолжая существовать, снискали бы себе ещё большие наказания и проклятия. Бог положил этому конец.

Представьте, что преступника выпустили на волю. Он что-нибудь украл, но пока ещё никого не убил, его снова заключили в тюрьму. Но если его не лишить свободы, он вдобавок кого-нибудь убьёт, и тогда человека надо будет приговаривать уже к высшей мере наказания. Получается, что Господь, насылая потоп, серу на города или простую внезапную смерть на человека, освобождает людей от повседневного мучения.

Это всё абсолютно бессмысленно для человека, не верующего в вечную жизнь, в понимании которого единственным данным сверху благом является его существование. Однако даже такой человек, даже атеист, может догадаться, что его существование — это мучение. Из этого возник буддизм. Учение выросло из осознания того, что всё существование есть мука. Страдание возникает от желания, от страсти и потребности. Следовательно, отказавшись от всяческих желаний, люди могут ослабить свои мучения — в этом заключается путь и смысл буддизма.

Очевидно, не только христиане могут догадаться, что жизнь человека есть мучение — это в состоянии понять и атеист. Тогда он говорит о счастье нерождения или о счастье небытия и начинает к этому стремиться. Известно множество примеров самоубийств среди мало верующих людей или атеистов. Ещё больше подобных смертей происходит в результате самоубийственной жизни, когда человек начинает вести себя таким образом, чтобы его существование прекратилось как можно быстрее. Например, в современном мире ездит на машине с огромной скоростью, в древние времена бросается в самую гущу битвы, где воины машут топорами. Это тоже самоубийство, только совершаемое человеком сознательно в попытках прекратить свои мучения.

Давайте рассмотрим ситуацию именно с такой точки зрения. Бог смотрит, как люди страдают. И Он окажется ещё большим мучителем, позволяя людям терзаться и далее, чем если бы просто прервал пытку. Это Он и делает. Получается, что Бог действительно любовь именно в том проявлении, что прекращает мучения людей?

Зачем Господь сотворяет таких детей, которые рождаются калеками?

Это очень важный вопрос. Стоит отметить, что с родителями, у которых появляются такие дети, происходят разительные перемены. Они овладевают искусством безусловной любви — любви не за то, что ребёнок талантлив, красив, умён и во всём замечателен, а просто так. Дитя может появиться и некрасивым, и уродливым, и калекой, а родители будут его любить. Это очень важное свойство. Очень часто это посылается семьям, которые испытывают большую гордость за своих детей, за их способности. И в дальнейшем семьи сильно страдают, рождение такого ребёнка считается позором. Это тяжёлое испытание.

О причинах такого испытания говорится в притче о слепорождённом. Бога спросили, за чьи грехи слепой человек стал таким: за грехи его родителей или за его собственные? «Нет, — ответил Господь, — это для того, чтобы на нём свершилась благодать Господня». И исцелил слепого.

Человеку не дано понять, зачем родился тот или другой калека. Но если увечные не будут появляться на свет, то остальные люди не смогут взращивать в себе особые навыки безусловной любви, которая есть необходимое обстоятельство для наследия Царствия Небесного.

Поэтому калечным на всю жизнь детям, которые приходят к священникам, всегда говорят, что их место в Церкви. Господь уготовил их для Церкви, ибо в ней и происходит взросление человеческой души, возрастание в любви, в способности безусловно любить и сострадать. Тогда у этого ребёнка появляется колоссальный смысл его существования — вызывать жалость.

Но может, всё и правда только сон? Герберт многократно возвращался к этой мысли. Да, всё сон, или, точнее, сны, перетекающие друг в друга. Действительно, внешнего мира для него нет. Мир — лишь отражение в его сознании. По сути, всё воображаемое и кажущееся на самом деле существующим имеет единую основу и качественно не отличается друг от друга. Всё является лишь содержимым сознания.

Герберту казалось, что он может внезапно проснуться, и всё пойдёт или по-старому, или лучше, или хуже, или вовсе окажется совсем иным. В одном сне люди страдают и умирают, а в другом всё совершенно иначе. В этом сне царят вот такие верования и законы физики, а в другом — совсем иные. Может ли такое быть? Вполне!

В каком-то другом сне Христос не был распят, Его вовсе и не нужно было распинать для примирения с Богом; в нём люди до сих пор добры и ласковы, а Господь не наказывает и не мучает того, кого любит.

Герберт пытался представить себе, что же есть Бог. Заученно повторяя, что Бог есть любовь, он воображал себе всё самое милое, ласковое, нежное, весёлое и доброе, что только мог придумать, и говорил себе: это Бог. Но после того как он лишился семьи и дома, потерял возможность забывать свои мучительные будни в помощи другим, всё милое и доброе повисло в невесомости, а Бог сместился в сторону. Они, Бог и добро, больше не совпадали друг с другом. И наверное, это был конец веры.

И всё же может быть, что в другом сне этого противоречия нет, там уютно и первозданно, там Бог незлобив и никого не испытывает. Недаром в слове «испытание» таится слово «пытка»…