В Бихаре все спокойно

Глава 1, в которой я оказываюсь на воинской службе, принимаю отделение и встречаю одного знакомого из штатской жизни

Я — Гэбрил, частный сыщик, по прозвищу Сухарь. Звёзд с небес не хватаю, но за хорошие деньги готов попробовать. Мне тридцать два года, я выше среднего роста. Женщины на меня не вешаются и в моём присутствии пачками в обморок не хлопаются, однако это не мешает мне любить Лиринну, девушку эльфийку неописуемой красоты, и, кажется, она отвечает взаимностью.

У вас проблемы, нужна помощь опытного детектива? Не стесняйтесь, обращайтесь в мой офис. Адрес его, напечатанный мелкими буквами, можно найти в любом столичном справочнике. Только запаситесь терпением — вчера король решил, что пара солдатских башмаков впустую пылится на складе, и нашёл для них ноги подходящего размера. К сожалению, — мои. Другими словами, я призван на действительную воинскую службу. Второй раз. И я знаю, кому этим обязан.

На полковом плацу было пустынно, если не считать полуроты новобранцев, которые учились держать строй и маневрировать в нужном направлении. Опекал недавних рекрутов усатый сержант. Он был недоволен подчинёнными и распекал их в хвост и гриву.

— Ах, ты, так тебя, растак! Почему строй нарушаем? Олухи стоеросовые. Будете у меня нужники драить языком.

Постепенно ружья вытеснят луки и арбалеты, потом и огнестрельное оружие заменят чем‑то более могучим и смертоносным, но ретивые усачи–сержанты, безжалостно гоняющие новобранцев, никуда не исчезнут.

Двери, ведущие в казарму, распахнулись прямо перед носом, меня едва не зацепило створками. Мимо, как табун диких лошадей, промчался ещё один отряд рекрутов, буквально вчера крутивших хвосты у деревенских бурёнок, а нынче призванных для защиты его королевского величества. Все в нательных рубахах мышиного цвета, пропитавшихся потом. Позади, бранясь и подгоняя нерасторопных, бежал сержант.

— Виноват! — козырнул он мне на бегу.

Видать не успел рассмотреть, что у меня точно такие же сержантские лычки и принял за офицера.

— Всё в порядке, сам виноват.

Ничего не изменилось с тех пор, как я оставил эту казарму, хотя минуло уже больше шести лет. Всё те же серые стены с толстым, в два пальца, слоем краски (армейская традиция красить всё, что можно по любому поводу и без повода — незыблема), скрипучие полы, надраенные специальным средством до зеркального блеска, и лопоухий солдатик на тумбочке, по виду недавно оторванный от материнской груди. Я только успел распахнуть дверь, как он открыл рот и, набрав полную грудь воздуха, что было силы, завопил:

— Рота, смирно!

Раздался грохот падающих предметов, потом послышался поспешный стук солдатских башмаков с толстой подошвой. Это мчался захваченный врасплох дежурный капрал. Увидев причину переполоха, он замедлил обороты и оставшиеся несколько шагов проделал с ленцой, затем отдал честь и представился:

— Капрал Трумен. Чем могу служить?

— Я сержант Гэбрил. Мне нужно к полковнику Брегелю.

— Сейчас я вас к нему провожу, сэр. Подождите минутку, сержант, мне надо преподать небольшой урок молодому, — капрал отвесил солдатику увесистый подзатыльник. — Сколько раз я тебе объяснял, что кричать 'смирно' полагается только в том случае, если в расположении роты появляется старший офицер? Ну?!!

— Много, — признался солдатик, почёсывая то место, куда приложилась крепкая ладонь капрала.

— Так что же ты, бестолочь такая, до сих пор не усвоил? — вопрос был риторическим, и ответ на него знали оба: и капрал, и молодой солдатик. Пройдёт ещё немало времени, прежде чем новобранец наберётся опыта и поймёт, что не всякая незнакомая физиономия обязательно принадлежит начальству.

Закончив с обучением, капрал отвёл меня к кабинету полковника Брегеля. Я постучался в закрытую дверь. Зря старался, мне не ответили. Потянул за ручку, вошёл и оказался в маленькой комнатушке два на два метра - 'предбаннике'. За письменным столом клевал носом долговязый, похожий на цаплю, офицер в чине лейтенанта — адъютант. Его я видел впервые, как и большинство других, повстречавшихся по пути солдат и офицеров. Ветеранов в полку Диких Псов было очень мало. Почти всех солдат перевели сюда из других частей или только что выдернули с гражданки.

Я взвесил в уме, насколько приличным с моей стороны будет тревожить сон спящего офицера, но не успел придти к окончательному решению. Лейтенант так дёрнулся во сне, что едва не слетел со стула. Ему пришлось слегка приоткрыть глаза. Образовавшейся узенькой щёлочки между верхним и нижним веками хватило, чтобы адъютант осознал простой факт: в комнатушке находится посторонний. Лейтенант подскочил как ужаленный, вытянулся по струнке, сфокусировал на мне взгляд, разглядел сержантские лычки и мгновенно успокоился.

До меня не сразу дошло, что надсадный хрип, вырвавшийся из уст офицера, означал примерно следующее:

— Кто ты такой?

— Простите, сэр?

— Кто ты такой? — повторил офицер.

— Я сержант Гэбрил, сэр. Прибыл к полковнику на рапорт.

— Полковник Брегель у себя, — буркнул лейтенант. — Стучи в дверь громче.

— Спасибо, сэр, — сказал я, отбивая по двери барабанную дробь костяшками пальцев.

— Входите, — послышался хорошо забытый голос моего старого командира.

Полковник Брегель писал отчёт. Покрасневшее лицо наводило на мысль, что совсем недавно офицер успел навестить кабак, а, может быть, причастился к бутылке прямо здесь, в кабинете. Склонность к пьянству серьёзно мешала карьере Брегеля, но он давно смирился с тем, что выше полковника ему не прыгнуть.

Я был обязан своему командиру многим. В первую очередь тем, что когда‑то он вытащил меня из цепких когтей контрразведки.

— Садись, Гэбрил, — бросил Брегель уставшим тоном, и я присел на колченогий стул напротив стола.

Мы помолчали. Никто не хотел начинать неприятный разговор первым, тогда полковник досадливо крякнул, полез рукой куда‑то под крышку письменного стола и извлёк оттуда пузатую бутылку с вином.

— Что это, сэр?

— Старое доброе дакайское, восьмилетней выдержки. Будешь?

— Не откажусь.

Полковник опытной рукой разлил вино по двум небольшим фужерам, как по мановению волшебной палочки, появившимся на столе. Потом поставил на ореховую столешню тарелку с яблоком, разрезанным на мелкие дольки, и кусочками засахаренных фруктов.

— Будем!

— Будем! — я слегка пригубил вино из фужера.

Янтарная жидкость обожгла кончик языка и горло. Во рту осталось терпковатое послевкусие, в животе разлилось приятное тепло.

— Ммм, неплохо, — оценил я. — Шикуете, господин полковник.

— Повод подходящий. Я это вино для особых случаев держу… вроде визита бывшего подчинённого.

— Это я раньше был бывшим… — протянул я, но меня, похоже, не слушали.

Полковник продолжил:

— В остальное время сгодится и то дешёвое пойло, что тут продают под видом вина, — Брегель показал графинчик с мутной настойкой, спрятанный за кадкой с фикусом. — А что я пил во время похода против горцев. Вспомню — вздрогну.

Я понимающе кивнул. Мы называли ту гадость 'растворителем для гвоздей'. Полковник откинулся на спинку своего кресла и почесал показавшуюся из‑за края рубахи волосатую грудь.

— Злишься на меня?

— За что? За то, что вы вырвали меня из походов по барам и встреч с красотками?!! Как можно?!!

— Да ладно тебе, Гэбрил. Не паясничай, я же по глазам вижу.

— А зачем тогда спрашиваете?

Полковник засмеялся. Он вообще был мужиком с чувством юмора, правда, весьма специфичным. Не удивлюсь, если и мой призыв в армию — это его очередная шутка. На мой вкус не самая удачная.

— Не обижайся, Гэбрил. Ты мне нужен. Жаль, что боевые товарищи встречаются только по делам.

— Я бы с удовольствием посидел с вами в 'Сухой ветке', но при иных обстоятельствах. Даже угостил бы стаканчиком за мой счёт.

— Я пока что кредитоспособен, — хмыкнул полковник. — За предложение, конечно, спасибо, сейчас некогда. Но на будущее учти — я тебя за язык не тянул.

— Зато затянули меня в армию. Зачем я вам понадобился? Неужели в королевстве не хватает пушечного мяса, и в ход идёт даже такой отработанный материал, как я?

— Ты был лучшим, Гэбрил.

— Полковник, я ведь не барышня на выданье. Зачем вы мне льстите?

— Я говорю чистую правду, — Брегель врезал кулаком по столешнице, и посуда подпрыгнула, — Когда до наших генералов наконец‑то дошло, каких дров они наломали, разогнав Диких Псов, было уже поздно. Мы потеряли уйму опытных бойцов. Теперь приходится начинать с нуля, причём без палочки. Ты моя первая палочка, Гэбрил.

— Занятное сравнение. Раз я палочка от нуля — не боитесь, что окончательный результат тоже будет нулевым?

— Я уже давно ничего не боюсь, Гэбрил.

— Могу позавидовать. Я порой боюсь собственной тени.

— Ты никогда не был таким пугливым, Гэбрил. Что с тобой стряслось?

— Времена меняются. Так зачем вы всё же меня вызвали?

— Я дам тебе отделение. Десяток самых опытных и обученных солдат. Вы будете моей гвардией…

— И затычкой во всех дырах, — продолжил я за него.

— Да, — не стал отрицать полковник.

— Ладно, — согласился я. — Лишь бы не серной пробкой.

— Вот видишь, мы понимаем друг друга с полуслова.

— Да я вроде бы всегда был понятливым парнем.

— Это точно. В противном случае, я бы с тобой так не разговаривал. Постарайся принять своё отделение как можно быстрее. Им пока командует капрал Лео Шрам. Он хороший боец, ничего не скажешь, но имеет очень приблизительные понятия о дисциплине.

— Будут проблемы?

— С ним? Вряд ли. Если держать его в ежовых рукавицах…

— А остальные солдаты как?

— Лучше один раз увидеть…

— Понятно. Тогда, с вашего позволения, я больше не буду протирать штаны в кабинете. Где я могу найти своих солдат?

— Правильный подход, Гэбрил. Сделай мне из этого отделения конфетку, и я ещё разок выпью с тобой дакайского. Мой адъютант тебя проводит, — объяснил полковник и громко крикнул: — Эй, Легмонт, тащи свою задницу сюда.

В кабинет вошёл лейтенант, хмурый как осеннее утро. Возможно, мы прервали его сон на самом интересном месте.

— Лейтенант, проводите сержанта Гэбрила до расположения третьей роты.

Третья рота?!! С этого и надо было начинать разговор. Хм, между собой мы называли третью роту 'смертничками'. Служивших в ней ребят отправляли в самые опасные места, и если на горизонте маячила переделка, из которой практически не было возможности выпутаться, значит, поблизости обязательно будут парни из третьей роты.

— Сэр, может быть лучше вызвать дежурного? — удивился лейтенант тому, что его, офицера, отправляют сопровождать какого‑то самого заурядного сержантишку.

— Здесь я решаю, кому и что надо делать! — сорвался на крик полковник. — Извольте проводить сержанта, куда было приказано. Я вчера давал вам подробные инструкции насчёт сержанта Гэбрила.

Легмонт не стушевался, очевидно, успел уже привыкнуть к взрывному характеру Брегеля. Он щёлкнул каблуками и уточнил:

— Разрешите выполнять, сэр?

— Выполняйте, — устало бросил полковник.

Помещение, выделенное для третьей роты, пустовало. Солдаты, чистившие оружие, под руководством осанистого капрала, смотрелись одинокими призраками в огромных гулких стенах казармы, вдоль которых стояли одноярусные кровати.

Узенькие окошки пропускали мало света, однако его было вполне достаточно для того, чтобы я успел хотя бы мельком разглядеть будущих подчинённых.

— Встать, смирно! — скомандовал капрал.

Бойцы поднялись на ноги.

— Сэр, отделение находится на отдыхе, согласно приказа ротного офицера. Личный состав на месте. Происшествий нет! — доложил капрал.

— Вольно! Садитесь, — разрешил Легмонт.

Солдаты присели на краешки своих кроватей, застеленных толстыми стегаными одеялами, и стали с интересом меня разглядывать. Как и все служивые, они прекрасно понимали, что начальство в лице Легмонта пришло к ним неспроста.

— Значит так, бойцы, у меня к вам будет разговор, — Легмонт сел на придвинутый ему десятником табурет и вытянул ноги.

Мне сесть не предложили, но я вышел из положения, примостившись на одну из незастеленых кроватей, хозяин которой почему‑то отсутствовал. Капрал неодобрительно покосился на меня, но промолчал.

— Знакомьтесь с новым командиром отделения, — произнёс лейтенант.

Солдаты недовольно зашумели. В отличие от привычного капрала, я был для них сплошным белым пятном.

— Отставить разговорчики! — приказал Легмонт. — Представьтесь, пожалуйста.

Это он мне. Я встал, поправил мундир и сообщил:

— Я сержант Гэбрил. Служил шесть лет в полку Диких Псов до самого его расформирования. На гражданке был телохранителем одной аристократической шишки, а потом зарабатывал на хлеб частным сыском. Теперь снова призван в армию и буду вашим непосредственным командиром. У меня всё. Вопросы будут?

— Вы — тот самый Гэбрил? — подал голос с виду неприметный солдат в подшлемнике.

Он с любовью вертел в руках арбалет, проверяя плавность работы спускового механизма.

— Я не тот самый, я — просто Гэбрил, — пояснил я. — Ещё вопросы имеются?

— Нет, сэр, — ответил за всех капрал. — Всё ясно.

— Отлично. Тогда мне бы хотелось познакомиться с вами поближе, узнать, на что вы способны. Лейтенант, разрешите? — обратился я к Легмонту.

— Не возражаю, — кивнул он. — Мне пора. Занимайтесь с солдатами по своему усмотрению. Завтра с утра выход в полевой лагерь. Дальнейшие распоряжения получите у командира роты.

После того, как адъютант полковника, исчез за дверями, я попросил капрала представить остальных солдат.

— Понял, сэр, — с готовностью произнёс он. — Я Лео, по прозвищу Шрам. Был когда‑то сержантом, но потом лычки спороли. Стал капралом.

— А за что спороли? — поинтересовался я.

— Да так, — замялся он, — было дело. Ерунда, но неприятно.

— Ладно, не хочешь об этом рассказывать — не надо. Продолжай дальше.

— Спасибо, сэр. Перехожу к остальным. Вот этот любопытный, с арбалетом, — Лео указал на солдата в подшлемнике, — Мурена, наш лучший стрелок. Попадает со ста шагов в медную монету.

— Здорово, прямо как эльф! — восхищённо воскликнул я.

Стрелок усмехнулся. Мало кто из людей способен сравниться с эльфами в меткости.

— Покажи свой арбалет, солдат, — попросил я.

Мурена осторожно, как драгоценность, передал оружие.

— Ого, что я вижу — составная дуга. Делали на заказ?

Мурена кивком головы подтвердил моё предположение.

— Мастер Ферцер. В столице он лучший среди оружейников.

— Не согласен, — внезапно выпалил дотоле молчавший солдат чуть выше среднего роста, с длинными волосами пепельного цвета, свисавшими щеголеватой чёлочкой над правым глазом.

Лицо его было немного бледным, с выступающими скулами. Под глазами мешками собрались мелкие морщинки.

— Не согласен, — повторил он. — Может Ферцер и дока в том, что касается арбалётов и луков, но в мечах он разбирается не лучше, чем свинья в апельсинах.

— Успокойся, Чет, — прикрикнул на него капрал и пояснил мне. — Это Чет, наш мечник. Вместе со своим братцем–близнецом Нечетом, составляет непробиваемую пару. Наш ударный костяк, так сказать.

Капрал указал на второго бледнокожего солдата, точную копию спорщика.

— Как вы их отличаете‑то? — поразился я схожести близнецов.

— Шут его знает. Само собой получается. К тому же Чёт заядлый спорщик, а Нечет молчун, каких мало. Зато в бою они как единое целое. Начнут махать мечами, не остановишь, пока врагов в капусту не порубят.

— Вижу, что отделение не обделено талантливыми ребятами, — усмехнулся я.

— А то! — гордо вскинулся Лео. — Я их почитай месяц отбирал, из других рот к нам в третью переманивал, а потом ротного уламывал, чтобы он ребят в моё отделение перевёл. Но это ещё не всё. Вот это наш Хомяк. Прирождённый следопыт. Давай, Хомяк, вставай, не тушуйся.

Грузный мужичок с солидным брюшком привстал, чтобы я смог его получше рассмотреть. Большие, покрытые мозолями руки, толстые уши и губы, нос картошкой.

— Вы не смотрите на него так. Это он с виду дохлый, но в лесу вы его не узнаете. Следы на земле читает как раскрытую книгу. И кистенём если что грохнет так, что мокрого места не останется.

— Да ладно тебе заливать, — фыркнул Хомяк. — Крестьянин я бывший. Убёг от барина, год прожил в городе, получил вольную. Цеховые меня не приняли, пришлось в армию завербоваться, а там Лео на меня глаз положил, к себе в отделение позвал. Уж и не знаю я, откуда он узнал про способности мои. Но у нас в деревне все мужики толковые были, не один я такой.

— Отлично, хороший следопыт всегда на вес золота. Теперь снова послушаем вашего командира. Пусть он об остальных расскажет, — предложил я.

— Это вот Гурд, мастер по отвесным стенам и скалам лазать, — капрал представил следующего солдата.

Гурд был очень смуглым. Лицо матовое, лишенное румянца, худое. Глаза синие, глубоко посаженные, смотрели на меня с чуть уловимой насмешкой. В его крепком теле чувствовалась какая‑то присущая только горцам лёгкость и воздушность.

— Эй, зачем командиру не всю правду говоришь, — голос у Гурда оказался немного гортанным, и говорил он с сильным акцентом. — Паачему забыл рассказать о том, как я кынжалы метаю.

— Гурд прав. Он, наверное, и родился с кинжалом, — засмеялся самый старый на вид солдат.

На вид ему можно было бы дать лет пятьдесят. На макушке венчиком расположилась хорошо наметившаяся плешь, густые брови, похожие на две гусеницы, мясистый нос, волевой подбородок. Фигура как у заправского борца. Чувствуется, что мышцы налиты недюжинной силой.

— Это Башковитый, — пояснил десятник. — Суп отменный варит… из грибов…

Все присутствующие, кроме меня, грохнули от смеха. Я недоумённо посмотрел на капрала. Что же их так развеселило?

— Суп он варит… вот уморил, честное слово, — чуть отдышавшись, произнёс Мурена. — Я тот суп век не забуду.

— Над чем вы так смеётесь? — я был заинтригован до глубины души.

— Всё очень просто, — пояснил капрал. — Мы должны были приехать в столицу ещё два дня тому назад, после того, как доставили в Роос одного очень важного вельможу. В Роосе, на отвальной, мы, как следует, покутили (сами знаете, начальство далече, чего нам не расслабиться) и в итоге остались совсем без денег. Понадеялись на то, что кормиться будем тем, что удастся подстрелить или поймать по дороге в столицу. И вот на тебе — сколько не ехали, ничего не попадалось. Как будто всё зверьё повымерло. Рыба и та не клюёт. И грибов нормальных нет, не сезон ещё, одни поганки красноножки стоят. Едем голодные, злые — шутка ли, три дня во рту даже маковой росинки не было. Живот с голодухи к позвоночнику прилип. А Башковитый тут ударился в воспоминания и рассказывает, какой знатный у них в деревне суп из грибов красноножек варили, а главное — он рецепт до сих пор помнит. Судя по всему не брешет, так что мы стали его уламывать сварганить нам супчик. Голод не тётка, ломаться Башковитый долго не стал, взялся нам суп из красноножек приготовить. Их говорит, надо по–особому отварить, и тогда суп будет, пальчики оближешь. Сделали мы привал, натаскали Башковитому гору этих поганок, сами подремать завалились, а Башковитый кашеварить начал. Уж чего он там наколдовал, не знаю, но когда позвал нас — дух от котелка шёл такой сильный, аж с ног сшибал. Мы кашевара спрашиваем, все, дескать, правильно сделал, ничего не забыл? А он нам — не волнуйтесь ребята, рецепт проверен временем, такого наваристого супчика даже вельможам хлебать не приходилось. Распробовали мы его варево, действительно, вкуснятина, хотя нам тогда с голода хоть опилок настругай, уплетали бы за милую душу, и спасибо ещё сказали. Проблемы начались очень скоро. Мало того, что благодаря его грибам, нас так в кусты гонять начало, что мы штаны завязывать не успевали, так после этого супчика ещё и торкнуло не по детски: видения в голове начались, как там по научному: галык, галиц…

— Галлюцинации? — подсказал я.

— Они самые, галыкцынации. Представляете, как мы смотрелись — почти десять здоровенных мужиков со спущенными штанами, бегают и ржут как сумасшедшие. Кому драконы мерещатся, кому покойники. Гурд по простоте душевной вообще решил, что он летать умеет: залез на дерево и прыгать с него собрался. Кричит, что так ему выше взмыть удастся. Как не расшибся, ума не приложу. В общем, потеряли мы два дня, а с Башковитым здороваться только вчера начали.

Я засмеялся:

Удивляюсь я вам ребята! В старые времена воины некоторых варварских племён перед боем специально наедались особого отвара из грибов, для того, что впадать в безудержную ярость и бешенство, устрашая тем своих врагов. Неужели, вы об этом не слышали?

— Ну, сэр, скажите тоже. Мы же не историки, мы самые обычные солдаты. Нам деньги платят не за то, чтобы мы всяких древних варваров изучали, — немного ребячливо вскинулся капрал.

— Ладно, проехали, забудем этих варваров. Чем ещё знаменит Башковитый, кроме кулинарных способностей?

— Он у нас самый опытный, в таких переделках за свой век побывал — на троих подели, всем хватит. Благодаря его советам мы не раз сухими из воды выходили.

— Вот только с супчиком опростоволосился, — прыснул кто‑то в кулак, и все снова дружно рассмеялись.

— Ещё я не представил вам Тюрю — он у нас силач, подковы запросто гнёт, и к тому же не любитель рта открывать. Как‑то мы подбили его и Нечета на спор — кто первым заговорит, тот ведёт всех в кабак, так вот после того, как Нечет не выдержал и развязал язык, Тюря ещё несколько дней молчал.

— Да он вроде как до сих пор молчит, — снова пошутил кто‑то в углу.

— Ну‑ка покажись Тюря, — попросил капрал.

Тюря привстал и распрямился во весь свой рост. Рослый, плотный, с буйной шевелюрой на большой голове; на вид добродушный, и в то же время опасный, для того, кто посмеет его обидеть или задеть.

— Медведь, как есть медведь, — одобрительно хмыкнул я. Мне положительно нравился молчаливый силач.

Тем временем Тюря быстро сел на своё место, скрестил свои руки на груди и уставился в одну точку. Дальнейшее его видимо не интересовало.

— И вот, последний мой человек — Кызыл. Он бывший кочевник, его взяли в плен во время одного из набегов Орды. Почему‑то родственники отказались давать за него выкуп. То ли совсем бедные, то ли разозлились на Кызыла за то, что он в плен попал, шут их степняков знает. Нам тогда позарез был нужен человек, который в степи как рыба в воде, вот мне и присоветовали приглядеться к Кызылу, уж больно он на своих осерчал. Надоело бедолаге от моря погоды ждать. Полковник похлопотал за него, дал своё слово, что никуда пленный степняк от нас не денется. С тех пор не могу на него нарадоваться. Кызыл прекрасно обращается с арканом и до лошадей сам не свой, прирождённый всадник. В седле сидит как влитой. Несколько раз выигрывал в полку конные эстафеты. Вот, собственно говоря, и всё.

— Ты Лео, Мурена, братья Чет и Нечет, Хомяк, Гурд, Башковитый, Тюря, Кызыл — итого девять, — стал на пальцах считать я. — А должно быть десять. Куда ещё одного человека дел, капрал?

Лео помрачнел.

— Убили нашего десятого, когда в Роос ехали. На засаду кочевников нарвались, там и оставили Пенька. Его стрелами нашпиговали. Даже похоронить по человечески не удалось, пришлось улепётывать так, что пятки сверкали. Потому и гуляли в Роосе — поминки по усопшему товарищу справляли, да совесть вином заливали.

— Понятно, — вздохнул я. — Пусть земля будет вашему Пеньку пухом. Все мы рано или поздно… — дальше продолжать я не стал.

Ночь прошла неспокойно. Я лежал на крайней к выходу койке и никак не мог уснуть. Слишком внезапно меня вырвали из привычной жизни, и теперь всё казалось каким‑то нереальным, словно за меня жил кто‑то посторонний. Зато слева выводили носами рулады девять здоровых мужиков, и, чтобы их разбудить, пришлось бы очень постараться. Но я не собирался их будить. Парни заслужили немного сна.

Я давно заметил одну интересную особенность воинской службы. День в армии тянется долго и, кажется, нет ему конца и краю, зато недели и месяцы пролетают незаметно. Вот и сейчас, не успел я оглянуться, как вдруг обнаружил, что ношу армейский мундир больше десяти суток. Мне было противно смотреть на себя в зеркало. Хотелось протереть глаза: таким чистеньким, гладко выбритым и наглаженным я не был с момента демобилизации. Самое страшное — это то, что меня потихоньку начинало засасывать.

Тесный воротничок натирал шею, а командир роты — лейтенант Додсон ещё и норовил на неё сесть.

Мы находились всем отделением в полевом лагере и отрабатывали странные вводные, не имевшие ни чего общего с обычным боем. Определённо, нас к чему‑то готовили, но к чему именно оставалось вопросом, однако чувствовал себя я, как загнанная лошадь. Моим парням тоже приходилось несладко.

Нарочный примчался как раз в тот момент, когда по расписанию занятий был запланирован отдых. Оказалось, что меня срочно затребовали в штаб. Я оставил капрала за старшего, и устало поплёлся в сторону офицерских шатров. Где‑то среди них, раскинулась штабная палатка. Обычно в ней находился либо сам полковник, либо его заместители. Но только не сегодня. Сейчас в ней был всего один человек, и я слишком хорошо его знал, чтобы обрадоваться нашей встрече.

Ангер Брутс — старший следователь королевской службы безопасности, ждал меня в штабной палатке и всем своим видом олицетворял сплошное нетерпение. Увидев его, я едва не повернул обратно. В последний раз Брутс пребывал в таком настроении, что едва не отдал меня на растерзание полицейскому лейтенанту Морсу, а с Морсом мы уживались как кошка с собакой.

Судя по кислой физиономии, господин старший следователь не имел выбора, что уж говорить обо мне?

— Здравствуйте, Гэбрил, — приветствовал он, как только я закрыл за собой полог.

В шатре было очень жарко, воздух раскалился, и чиновник обильно потел. Я решил позволить себе небольшую вольность.

Привет, Брутс! В последнее время я стал таким популярным, что сам себе поражаюсь!

— О чём вы, Гэбрил?

— О нашей армии! Совсем недавно я узнал, что ей без меня, ну, просто никак. Сегодня я вижу, что к армии присоединилась ещё и королевская служба безопасности. Мне впору просить об удвоении жалованья.

— Я понимаю ваш сарказм, сержант. Вы не очень рады тому, что вас оторвали от привычной жизни.

— Не рад?!! Да, что вы! Я уже полмесяца хожу колесом от радости.

— Бросьте паясничать, — рассердился Брутс. — Меня привело к вам дело государственной важности…

— Стоп, — прервал я его. — Вы имеете право мне приказывать?

— Нет, — ответил удивлённый чиновник.

— Отлично, тогда с вашего позволения, я вас оставлю, пока вы не наговорили мне чего лишнего. Я однажды уже спас этот мир, а взамен получил повестку в армию. Если я сделаю это ещё раз, то по логике вещей в качестве награды загремлю в тюрьму. Всего вам хорошего! Было очень приятно с вами встретиться.

— Стойте, Гэбрил! — в сердцах воскликнул чиновник. — Даю вам слово, что как только вы выполните моё поручение, я позабочусь о том, чтобы вас демобилизовали сразу после победы над кочевниками. Скажу больше — на ваш счёт в банке переведут очень крупную сумму.

Неплохо. Однако пословица про бесплатный сыр знакома мне ещё с пелёнок. Я остановился. До заветного порога оставались каких‑то десять сантиметров.

— И что от меня потребуется?

— Совершить небольшую экскурсию.

— Куда?

— В Бихар!

— А что я там забыл?

— Забыли не вы. Забыл наш король.

— Надеюсь, что не купальное полотенце или халат. Я слышал в Бихаре изумительные бани, наверняка, король не упустил возможности посетить одну из них.

— Баня вам будет обеспечена, но не совсем такая, о которой вы думаете.

— То есть?

— Дорога до Бихара перерезана кочевниками. Попасть туда практически невозможно. Но я обязан быть там и как можно скорее.

— А я тут причём? Если кому‑то не сидится на месте, то, что может сделать обычный армейский сержант? Если только отговорить…

— Исключено. Я должен ехать.

— Счастливого вам пути!

— Не вам, а нам, Гэбрил, — ухмыльнулся Брутс.

— Вы хотите сказать, что берёте меня с собой? — спросил я.

— Да, и вас и ваше отделение. Вы будете моим сопровождением по дороге в Бихар. По прибытии я должен буду заняться одним очень важным расследованием.

— Что это за расследование?

— Это государственная тайна, Гэбрил.

— Не хотите говорить — не надо. Я никуда не поеду. Полковник Брегель очень на меня рассчитывает, не хотелось бы его подводить.

— Вы подведёте его, если не поедете!

— А я с места не сдвинусь, пока не узнаю, какую пакость вы для нас приготовили.

— Почему пакость?

— Такова специфика вашей конторы. Где вы — там сплошные неприятности.

Брутс начал терять терпение.

— Повторяю ещё раз — это государственная тайна. Если я вам её расскажу, вы будете должны дать подписку о неразглашении.

— Сколько человек уже знает об этой тайне? Если больше двух, то скоро весь город будет в курсе.

— Очень мало, Гэбрил. Только самые доверенные лица.

— Доверенные лица?!! Значит, я прочитаю о ней в завтрашних газетах.

— Хорошо! — сдался Брутс. — Я открою вам этот секрет. Вряд ли вы прочитаете о нём в газетах — мы об этом позаботились. Пропал старший сын нашего короля — герцог де Бриль.

— Он же женился на дочери султана…

Женился, — подтвердил Брутс. — А потом пропал. Мы должны его разыскать, во что бы то ни стало. Иначе у нас и у Бихара будет куча проблем.