Вынужденный отход

Оперативная обстановка на 28 июня складывалась крайне неблагоприятно для 2-го стрелкового корпуса, в состав которого входила 100-я стрелковая дивизия. Гитлеровцам удалось обойти наше соединение справа и пробиться к шоссе Минск — Москва. Дивизии соседа слева 44-го стрелкового корпуса также были потеснены. Таким образом, противник вышел в тылы 2-го стрелкового корпуса, в результате чего нам грозило полное окружение. Вот в такой обстановке 28 июня я получил приказ командира корпуса генерал-майора Ермакова отвести дивизию за реку Волма.

Трудно, ох как трудно было выполнять этот приказ! Ведь какой дорогой ценой мы остановили врага у стен Минска! Сколько погибло наших товарищей! И вот приходится отходить. Тяжело было даже подумать о том, что отходим, так и не сумев помочь пробиться из окружения батальонам 331-го стрелкового полка. Но приказ есть приказ. В сложившейся обстановке отход — единственно правильное решение.

Отход частей дивизии прикрывался двумя арьергардами. Справа, со стороны Острошицкого Городка, эту задачу выполнял третий батальон 85-го стрелкового полка с дивизионом 34-го артиллерийского полка. Слева, со стороны Городок, Семков, Минск, в арьергарде шел 355-й стрелковый полк с дивизионом 46-го гаубичного артиллерийского полка.

Во второй половине дня 28 июня основные силы дивизии начали планомерный отход. Арьергарды оставались на прежних рубежах и сдерживали яростный натиск противника. Особенно настойчиво гитлеровцы наседали на правый арьергард — третий батальон 85-го стрелкового полка. Фашистское командование, очевидно, понимало, что, если удастся сбить батальон с занимаемых позиций, будет отрезан левый арьергард — 355-й стрелковый полк.

Понимали это и мы. Вот почему я отдал приказ командиру батальона капитану Коврижко — во что бы то ни стало удержать рубеж обороны. Этот приказ был выполнен. И немалая заслуга в этом принадлежит приданному батальону дивизиону 34-го артиллерийского полка. Артиллеристы поставили плотную огневую завесу и не давали врагу возможности приблизиться к позициям батальона.

В этих тяжелых боях замечательный подвиг совершил наводчик красноармеец Иван Павлович Кавун. Вот что писала о нем фронтовая газета «Красноармейская правда» в номере от 9 августа 1941 года.

«…Танки противника неожиданно вырвались из лесу и пошли в атаку на батарею, в которой находилось орудие Кавуна. Припав к панораме, наводчик мгновенно поймал танк врага в перекрестие прицела. Раздался выстрел. Передовой танк, пораженный в башню, накренившись, зарылся в землю. Снова огонь. Второй танк загорелся после двух выстрелов. Третью вражескую машину снаряд, мастерски посланный Кавуном, настиг в то время, когда она подошла уже к другому орудию батареи и была готова раздавить его. Другими орудиями было уничтожено еще два танка. Остальные танки, ища спасения от меткого огня советских артиллеристов, повернули обратно в лес. Танковая атака противника провалилась.

Выполнив задачу на этом рубеже, арьергардный батальон получил сигнал на отход. Теперь орудие Кавуна одно прикрывало отход батареи к следующему рубежу. Иван Кавун спокойно и сосредоточенно вел бой. Ни один снаряд не пропал даром. Обозленные гитлеровцы били по орудию Кавуна из всех своих огневых средств. Выходили из строя товарищи Кавуна. И скоро Кавун остался вдвоем с правильным. Снаряды рвались вокруг, свистели и плющились о щит пули. А наводчик Кавун вел огонь в таком темпе, словно у его орудия был полный расчет, а не единственный помощник.

Чтобы уничтожить орудие, фашисты бросили в атаку танк с ротой пехоты. Но тут на помощь Кавуну подползли два пехотинца из батальона капитана Коврижко, которые должны были уйти с рубежа одновременно с орудием. Они стали помогать артиллеристам, как умели. И орудие продолжало вести огонь. Вскоре танк противника укрылся в овраге, а Иван Кавун стал бить из орудия по двигавшейся на него вражеской пехоте и заставил ее залечь.

Когда у Кавуна кончились снаряды, фашисты поднялись в атаку. Но тут на них обрушился огневой шквал развернувшейся уже на новой огневой позиции батареи. Под прикрытием огня батареи Кавун со своим орудием вышел из боя и продолжал еще много раз бить фашистских вояк. Так бесстрашный комсомолец наводчик Иван Павлович Кавун с честью выполнил поставленную ему задачу. Командование и Советское правительство высоко оценили подвиги этого героя, наградив его орденом Ленина».

Днем основным силам дивизии не удалось далеко оторваться от наседавших гитлеровцев. Арьергарды отступали планомерно, но отход дивизии на восток по разбитым немецкой авиацией дорогам, забитым к тому же беженцами, проходил очень медленно. Поэтому противник, как говорится, висел у нас на плечах.

Вся надежда была на приближающуюся ночь. В начале войны, да собственно и потом, гитлеровцы, как правило, не вели активных боевых действий в темное время суток. Так случилось и в ночь на 29 июня. С наступлением темноты фашисты прекратили атаки. Изредка постреливали, пускали осветительные ракеты, но нас не преследовали. Это позволило основным силам дивизии оторваться от наступающих немецких войск на несколько километров. К рассвету 29 июня дивизия, совершив 30-километровый марш, достигла восточного берега реки Волмы и закрепилась на рубеже Волма, Смыки, Остров. 355-й стрелковый полк переправился вместе с основными силами дивизии. В арьергарде остался только батальон 85-го стрелкового полка под командованием капитана Коврижко.

Мне было ясно, что один этот батальон не сможет долго сдерживать натиск врага. Нужно было немедленно зарываться в землю. Люди были измотаны непрерывными боями и маршами, но ведь фашисты наверняка с утра снова пойдут в атаку. Надо, непременно надо хорошо окопаться. Только это сохранит жизнь нашим усталым, измученным людям. Бойцы это понимали, наверное, не хуже меня. Не ожидая приказа, они начали рыть окопы, укрытия, оборудовать огневые позиции.

Предстояли трудные оборонительные бои. Небольшая река Волма, конечно, не была серьезным водным препятствием. Для врага форсировать ее не трудно. Тем более что у реки пологие берега, легко преодолимые для танков. Дивизия же наша обескровлена непрерывными боями, потеряно много техники, плохо с боеприпасами. Так что организовать надежную оборону было очень трудно. В конечном итоге мы решили построить оборону в два эшелона: в первый эшелон справа выдвинули наиболее полнокровный 355-й стрелковый полк, слева оборону занял батальон 331-го стрелкового полка, который ранее нес охрану штаба фронта. 85-й стрелковый полк (без арьергардного батальона капитана Коврижко) составлял второй эшелон обороны дивизии. 34-й артиллерийский полк, 46-й гаубичный артиллерийский полк и приданный дивизии 151-й корпусной артиллерийский полк оборудовали огневые позиции в центре обороны. Соседи справа — два полка 161-й стрелковой дивизии. Соседей слева не было. Там рубеж обороны упирался в большое болото, через которое были две переправы. Они охранялись саперным взводом 90-го саперного батальона под командованием лейтенанта Редина. Переправы были заминированы и подготовлены к взрыву.

Дивизия вновь была готова достойно встретить врага. И вот примерно в 9 часов утра перед позициями 355-го стрелкового полка появились первые разведчики врага на мотоциклах. 34-й артиллерийский полк открыл огонь. Потеряв несколько мотоциклов, гитлеровцы убрались в леса западнее деревни Волма. Этот населенный пункт рассекается рекой Волма на две части — западную и восточную. Восточную часть занимали мы, западная пока была ничейной. Обе эти части соединялись мостом, подготовленным к взрыву взводом лейтенанта Редина.

Через два часа после появления мотоциклистов подошли основные силы врага. Пять немецких танков на большой скорости пытались проскочить мост через реку Волма. Когда головной танк ворвался на мост, саперы Редина взорвали его. Танк вместе с мостом рухнул в реку Остальные танки остановились. Идти вперед — река, развернуться — не позволяет узкая дамба. Ударили пушки 34-го артиллерийского полка, запылал замыкающий танк Экипажи попытались спастись бегством. Но это почти никому не удалось. Все пять танков вместе с экипажами были уничтожены.

Но главные события, естественно, были впереди. Вот когда я в полной мере смог оценить значение нашего ночного марш-броска. Ведь только к середине дня 29 июня фашисты смогли развернуть свою артиллерию и начать интенсивный обстрел позиций 355-го стрелкового полка. А к тому времени у нас уже были отрыты окопы полного профиля. Так что нам были не страшны даже бомбовые удары «юнкерсов», а они налетали группами по 80–100 самолетов.

Около 14 часов противник предпринял первые попытки форсировать реку Волму. До батальона пехоты стали разбирать деревянные постройки в западной части деревни для изготовления переправочных средств. Южнее деревни Волма два батальона пехоты и несколько десятков танков готовились форсировать реку Волма вброд.

Я в это время находился на НП командира 355-го стрелкового полка полковника Шварева. Вся эта картина подготовки вражеской атаки разворачивалась на моих глазах. Срочно нужно было предпринимать контрмеры. Приданному полку Шварева дивизиону 46-го гаубичного артиллерийского полка было приказано сосредоточить огонь по гитлеровцам, подготавливающим плавсредства, а 151-му корпусному артиллерийскому полку — по батальонам и танкам южнее деревни Волма. И артиллеристы не подвели. Врагу уже было не до плавсредств. Попав под плотный артиллерийский огонь, он в беспорядке бежал от Волмы, оставив у реки несколько горящих танков.

Но, к сожалению, мы слишком увлеклись событиями в центре обороны дивизии. А тем временем в четырех километрах южнее, у брода через реку Волму, который охраняли всего два противотанковых орудия, противник сосредоточил свыше полка пехоты с 30 танками. То ли виновата была разведка, то ли саперы, не заминировавшие брод, не знаю, но фашистский танковый десант с ходу форсировал реку Волму именно в этом месте, на стыке 355-го стрелкового полка и батальона 331-го стрелкового полка. Два наших противотанковых орудия были тут же раздавлены, не успев сделать и нескольких выстрелов.

Прорвалось, правда, всего несколько танков с десантом на броне. Узнав об этом, я приказал 151-му корпусному артиллерийскому полку сосредоточить огонь по броду. Это не дало возможности переправиться основным силам фашистов. Прорвавшийся танковый десант на большой скорости двинулся по направлению Смыки, Дзехань. В этом районе находились огневые позиции 34-го артиллерийского полка майора Н. А. Минервина. Приказал соединить с ним:

— В расположение ваших огневых позиций движется вражеский танковый десант, — объяснил я. — Десант небольшой: несколько танков и до роты пехоты. Встретьте его как следует. Действуйте!

Минервин «встретил» десант должным образом. Он выкатил две батареи на возвышенности у окраины деревни Дзехань по обеим сторонам дороги. Местность перед деревней покрыта кустарником, да к тому же соблюдалась строжайшая маскировка. Поэтому фашистские танкисты, не заметив ничего подозрительного, колонной двинулись к деревне. Тут-то с расстояния 300–400 метров по ним и ударили батареи Минервина. Пять из семи танков были подожжены мгновенно. Два других пытались удрать, но и их догнали снаряды. Пехоту уничтожили переброшенные сюда из второго эшелона подразделения 85-го стрелкового полка. Танковый десант перестал существовать.

В течение 29 июня в общей сложности было уничтожено 16 танков противника, нанесен большой урон живой силе. Гитлеровцы трижды пытались форсировать реку Волму, и все три попытки были успешно отражены.

К исходу дня 29 июня фашисты прекратили атаки. На переднем крае наступила долгожданная тишина. Надолго ли? Скорее всего, до рассвета. Ну что ж, хоть короткая, а все же передышка.

В 3 часа утра противник начал артиллерийскую подготовку. Гитлеровцы атаковали силами до двух батальонов пехоты с 40 танками. Им удалось форсировать реку у деревни Волма. Но тут уже у нас появилось важное преимущество. Ведь в лесистой местности танки противника, боясь нашего «мощного зажигательного оружия», почти бездействовали. Поэтому за весь день пехоте врага удалось вклиниться в нашу оборону всего на два-три километра.

Вот этот клин можно было попытаться отсечь под самое основание. Сил для этого у нас хватало. Вместе с работниками штаба мы быстро разработали детали этой операции. Но ситуация, сложившаяся на фронте, не позволила ее провести.

Нам стало известно, что севернее, на борисовском направлении, противник обошел части 2-го стрелкового корпуса и вновь двинулся на восток. Над соединениями корпуса нависла угроза окружения. Вечером 30 июня мы получили приказ отвести дивизию на рубеж совхоз Новые Зеленки, Дыя, Червень.

Совершив ночной марш, 1 июля 100-я стрелковая дивизия заняла оборону на указанном рубеже. Справа окапывались части 161-й стрелковой дивизии.

Прошел день, затем второй, а противник перед фронтом нашей обороны не появлялся.

Высланные на запад, север и юг разведгруппы неизменно докладывали, что противника в непосредственной близости нет. Это были первые после 25 июня двое суток без боев.

Я решил использовать эту передышку для подведения итогов прошедших боев. Ночью 1 июля собрались в избе на окраине Червеня командиры частей и замполиты. Когда все уселись, я окинул взглядом собравшихся. До чего же у всех усталый вид! Даже при тусклом свете керосиновой лампы видны были темные круги под глазами, ввалившиеся щеки.

— Товарищи! — открыл я совещание. — Командование и политотдел дивизии выносит вам благодарность за отличные боевые действия личного состава всех частей. Дивизия выдержала трудное испытание, не дрогнула в боях. Мы били фашистов, будем их бить и дальше.

Однако прошедшие бои показали, что у нас немало и недостатков. Наша основная задача — нанести как можно большие потери врагу, выбить его танки, максимально затруднить его действия. Эффективное средство для этого — противотанковые и противопехотные заграждения.

Затем я изложил и основные пункты приказа по дивизии «об устройстве противотанковых и противопехотных заграждений».

Вот его основные пункты.

«1. Командирам частей укомплектовать саперные роты личным составом и инструментом и лично ставить задачу штатным и приданным саперам по устройству заграждений.

2. Все виды заграждений минировать, в случае нехватки мин ставить ложные указатели „Минировано“.

3. Партийно-политическому аппарату частей провести широкую разъяснительную работу среди населения в целях оказания помощи при строительстве заграждений.

4. Мосты через водные преграды взрывать или сжигать, гати и дороги перекапывать и разрушать.

5. В населенных пунктах на дорогах строить баррикады.

6. Населенные пункты, которые могут использоваться противником для выполнения боевой задачи, подготавливать к сожжению и при отходе сжигать»[3].

— Все эти меры необходимы для того, чтобы замедлить наступление противника, — заключил я. — Приказ этот подписан и завтра будет вручен всем командирам частей. Все ясно, товарищи?

Участники совещания дружно ответили «ясно». Тогда я пригласил всех на стакан чаю.

До чего же вкусен чай, когда его пьешь в спокойной, почти мирной тишине, когда не рвутся рядом снаряды, не свистят пули! Мы долго сидели, пили чай, обменивались мнениями о прошедших боях. Чувствовалось, что собрался сплоченный воинский коллектив единомышленников.

Разошлись под утро. Вместе с Филяшкиным мы присели на крылечке избы. Стояла теплая, тихая летняя ночь. Со стороны немцев — ни единой ракеты, ни единого выстрела. Ничто не напоминало о войне. Разве что багровые отсветы далеких пожаров на западе и юго-западе.

«А ведь где-то там, в окружении, остались наши товарищи», — с горечью подумал я.

Видимо, Кирилл Иванович думал о том же:

— Как-то там наши бушуевцы?! Сумеют ли пробиться?

— Пробьются! — с надеждой ответил я.

Вскоре занялась заря нового дня — 2 июля 1941 года. Немцев пока не было видно. Дивизия укрепляла свои оборонительные рубежи.

Загрузка...