V. Арабская кровь

Все арабы и бедуины южных дуаров считали Афзу самой красивой и в то же время самой богатой мавританской девушкой Нижнего Алжира. Она соединяла в себе все, что могло вдохновить поэта-мавра: личико алебастровой бледности, глаза миндалинами, черные и глубокие, осененные длинными ресницами, тело стройное, гибкое, с мягкими, нежными движениями, и ротик круглый, как колечко, – по выражению арабских поэтов.

Она была высока и стройна, как пальма пустыни, с маленькими руками и ногами, которые видны были из-под тончайшей шерстяной рубашки красивого покроя с короткими рукавами.

– Что ты смотришь, отец? – спросила она, собирая свои черные как вороново крыло волосы под золотой обруч с двумя рядами подвесок из цехинов.

Хасси аль-Биак вздрогнул и, обернувшись к дочери, ответил:

– Я смотрю на газель, убегающую от шакалов.

– Ты, должно быть, и разговаривал с этой газелью? – спросила Афза, показывая свои зубки, мелкие, как зерна риса, и блестящие, как жемчуг.

Хасси аль-Биак понял, что напрасно было бы отпираться.

– Ты, стало быть, видела человека, заходившего ко мне? – спросил он.

– Из наших шатров всегда можно видеть, не показываясь. Это был сержант из бледа, кому же еще заходить в наш дуар.

– Угадала.

– По крайней мере, он принес поклон от моего милого господина?

– Нет.

Афза сделала изумленный жест.

– Почему? Не было бы ничего дурного, если бы он поручил сержанту передать мне поклон.

Хасси аль-Биак не ответил ничего. Афза сейчас же заметила его смущение.

– Что с тобой, отец? – спросила она озабоченно.

– Пойдем в тень моего шатра. В бледе произошли важные события, касающиеся и тебя.

Глаза Звезды Атласа расширились, и в них вспыхнуло мрачное пламя.

– Несчастье! – воскликнула она. – Я видела прошедшей ночью дурной сон. Аллах!

– Аллах!

Хасси нежно взял ее за руку и повел в свой шатер, где усадил на мягкие подушки красного шелка.

– Разве Афза не Звезда Атласа? – начал Хасси укоризненным тоном. – Ведь в твоих жилах течет арабская кровь.

– Объясни же, в чем дело, отец.

– Твой супруг лишен свободы… Он в карцере… У графа течет в жилах такая же кипучая кровь, как у сынов пустыни; он возмутился против вахмистра, распоряжающегося теперь в бледе, пока отсутствует капитан, и бросил ему в лицо ранец…

Афза вскочила, как раненая львица. Из груди ее вырвался дикий крик.

– Ах, негодяй! Он мстил!

– Кто?

– Вахмистр. Он велел передать мне это через одного спаги однажды, когда ты уезжал продавать наших последних верблюдов.

– Это было еще до твоей свадьбы?

– Да, отец. Под тем предлогом, что ему нужно напоить лошадь, этот солдат остановился у нас. Он сказал мне, что следует отказать Михаю и принять руку, которую мне предлагает вахмистр… Иначе может случиться большое несчастье.

– А вахмистра ты видала?

– Да, он несколько раз – всегда в твое отсутствие – бродил вокруг дуара. Вероятно, кто-нибудь подсматривал за тобой и давал знать ему… Стало быть, теперь мой господин…

– Пойдет под военный трибунал. Его расстреляют, если мы не спасем его раньше трех недель, – ответил Хасси.

Несколько минут между отцом и дочерью царило тяжелое молчание, затем Афза выпрямилась и, прижимая руки к груди, будто желая сдержать сильное биение сердца, сказала:

– Я должна спасти его.

– Ты? – воскликнул Хасси с изумлением и страхом.

– Разве во мне не течет арабская кровь? Ты сам сказал это. И к тому же кровь древних воинов, потомков мавров Альгамбры, Гранады и Кордовы…

Хасси смотрел на Афзу и видел в глазах этой молодой женщины, которую можно было бы назвать еще девочкой, так как ей шел всего шестнадцатый год, тот же дикий угрожающий огонь, как в начале разговора.

– У меня есть мое длинное ружье, а ты знаешь, что еще ни разу я не давал промаха из него… – начал он.

Звезда Атласа энергично покачала головой.

– Если б ты даже убил вахмистра, то не освободил бы таким образом моего возлюбленного господина.

– Что же ты хочешь сделать?

– Пойду к вахмистру и постараюсь добиться, чтоб он отпустил моего господина.

– Нет, Афза, это невозможно.

– Я заставлю отпустить графа. Ты только одолжи мне свой кинжал, проводи меня в блед и сам не отходи далеко… Все остальное – дело мое.

– Но он может бежать без тебя. Сержант обещал помочь ему. Решетка уже почти выломана, остаются только кандалы. Об этом я позаботился.

– А я думаю о часовых, день и ночь ходящих вокруг бледа. Великий Магомет! Ведь они могут убить графа, когда он попытается бежать! Отец, я люблю этого христианина, сделавшегося моим господином!..

Последние слова Афзы прервались рыданием.

В это мгновение в дверях появился старый негр и доложил, что к дуару подъезжает верховой франджи.[18]

На равнине показался всадник верхом на статной гнедой лошади, оседланной по-алжирски, с седлом и уздой, украшенной бахромой. На всаднике был голубой мундир и красные рейтузы; на голове картуз с большим козырьком и родом белого платка сзади. Он ехал осторожно, время от времени придерживая коня.

– Отец! – воскликнула Афза. – Это спаги вахмистра.

Хасси обратился к негру.

– Принеси ружье с длинным стволом.

Афза повелительным жестом остановила раба и, обращаясь к отцу, дрожавшему от ярости, сказала так же решительно:

– Ты не убьешь этого человека. Сам Аллах посылает его. Я тебе теперь покажу, достойна ли Звезда Атласа быть дочерью одного из самых храбрых воинов Абд аль-Кадира, алжирского героя… Иди в шатер, отец, и предоставь действовать твоей Афзе. Пусть спаги думает, что тебя и сегодня нет дома.

– Но ты замужем и не должна показывать лицо гяуру.[19]

– Мой муж христианин, и европейские женщины не закрывают лица, когда говорят с мужчиной. Ведь мне придется жить среди христиан. Иди, отец, я так хочу… Вопрос о жизни моего господина…

Хасси поник головой и удалился в шатер.

Афза постояла минутку, не отнимая рук от сердца и глубоко вдыхая горячий воздух, затем резким движением откинула назад волосы и пошла вдоль ячменного поля, приказав удивленному негру:

– Достань воды из колодца… Я сейчас подойду.

Несмотря на тяжелое предчувствие, сжимавшее ей грудь, Афза снова начала напевать свою песенку. По временам она останавливалась у длинного ряда алоэ, будто любуясь гигантскими копьями, выходящими как бы из огромных палашей. Волокнами их жители Нижнего Алжира перевязывают раны, из них приготовляют особый сорт папирос, одну из которых с видимым удовольствием посасывали хорошенькие губки Звезды Атласа, между тем как в груди ее бушевала буря.

Спаги остановился у колодца – глубокого сруба, почти до краев наполненного чистейшей водой, потому что в глубине этой на вид бесплодной равнины сохраняются богатейшие запасы воды, – и иронически смотрел на мавританку.

Это был человек лет тридцати, с лицом, обезображенным оспой и двумя шрамами, очевидно, от нанесенных ятаганом ран. Одного глаза у него не было, и все это вместе производило отталкивающее впечатление.

Он спешился, привязал взмыленную лошадь к стволу пальмы и, приподняв картуз, сказал:

– Привет Звезде Атласа!

Афза взглянула на него, делая вид, что не узнает, и ответила несколько небрежно:

– Аллах с тобой, франджи!

– Можно напоить лошадь? Я уж не первый раз останавливаюсь у этого колодца.

– Теперь я тебя узнала.

Подошел негр с большим глиняным сосудом и, наполнив его по приказанию хозяйки водой, молча поставил перед спаги.

– Вода в пустыне не так плоха, как думают, у нас в бледе куда хуже, – сказал спаги.

– Здесь не пустыня, – возразила Афза, делая знак негру.

Негр Ару, привыкший понимать свою молодую госпожу без слов, отошел шагов на десять и спрятался в кустах акации, куда предварительно уже поставил одно из тех длинных ружей с выгнутыми прикладами, какие употребляются у марокканцев и алжирских бедуинов, и пару длинных пистолетов.

Хасси аль-Биак, очевидно, поручил ему охранять дочь.

– Вода у нас хорошая, – продолжала Афза, – дай твоей лошади напиться вволю. Когда ты выехал из бледа?

– Вчера вечером: я ездил в Моселлах с поручением от вахмистра.

– Капитан еще не вернулся?

– Нет. А кстати, мне надо передать тебе известие, которое вряд ли тебя обрадует…

– А что? – спокойно спросила Афза.

– Михая Чернаце, венгерского графа, посадили в карцер… Теперь ему скоро…

– Что ж, он плохой человек!

– Настоящий черт! Не то что наш вахмистр. Недаром ему дали золотую медаль за стычку с какими-то неграми в Сенегале.

– Вот как! – сказала Афза.

Спаги выпил несколько глотков воды и, стоя около лошади, спросил:

– Ты знаешь, что он любит тебя?

– Кто? – рассеянно спросила Афза.

– Ах, черт! Да вахмистр. Только и думает о тебе. Ведь ты видела его, разве он не красивый мужчина? И хороший человек. Весь блед его обожает… Он сделал бы тебя счастливой.

Афза не могла удержать презрительной улыбки: она знала, как все ненавидели вахмистра – даже больше Штейнера.

Видя, что Афза молчит и глубоко задумалась, спаги вынул старую трубку и несколько раз затянулся крепким табаком.

– Сказать тебе, красавица, – снова заговорил он, – я друг-приятель вахмистра. Он предлагает тебе выйти за него замуж. Со временем он надеется стать одним из тех блестящих офицеров, каких тебе случалось видеть во главе африканских стрелков. Ведь это честь для мавританки.

Афза молчала, нервно обрывая ветку акации.

– Будь я на твоем месте, я бы гордился стать женой француза…

– Как сразу решиться? – ответила наконец мавританка. – Мне пришлось бы следовать за ним во Францию, а я не привыкну к жизни в большом городе.

– Если ты захочешь, он останется в Африке. Советую тебе не отказываться от представляющегося счастья. Скажи слово – и он сейчас прискачет сюда.

– Нет, только не сюда! – отвечала Звезда Атласа голосом, в котором слышалось что-то ужасное.

– Ты боишься?

– Вовсе нет. Я сама пойду к нему. Сегодня вечером… когда отец уснет. Я прибавлю опиума в его трубку, чтоб он крепче спал. Скажи мне пароль, чтоб часовой пропустил меня.

– Не надо; часовому будет приказано пропустить тебя, не предложив никакого вопроса.

– Хорошо.

– Когда ты придешь?

– Через час после захода солнца.

Спаги вскочил на лошадь без помощи стремян.

– Прощай, Звезда Атласа! – сказал он и, натянув поводья, поскакал прочь.

– Да хранит тебя Аллах, – сказала ему вслед Афза.

Если бы спаги обернулся, он, конечно, не уехал бы с такой спокойной душой. Его наверняка испугал бы гнев, которым дышали красивые черты девушки и пылали ее глаза.

Едва всадник отъехал несколько шагов, как из кустов тихо, словно змея, выполз негр с ружьем в руке.

– Пристрелить этого франджи, госпожа? – спросил он.

– Нет, Ару, – ответила Афза.

– А я с удовольствием бы прикончил этого христианина.

Афза медленно повернулась и пошла в шатер отца.

– Ну что? – спросил он ее в напряженном ожидании.

– Вели наточить твой лучший кинжал. Сегодня иду в блед на свидание с вахмистром. Прикажи хорошенько накормить и напоить махари, чтоб они могли выдержать долгий путь.

– Ты, стало быть, уверена, что тебе удастся спасти мужа?

– Да.

– А кинжал тебе для чего?

– Кто знает, что может случиться…

– Ты решилась? В таком случае нужно заняться махари.

– Да…

В продолжение оставшейся части дня ни отец, ни дочь не возвращались к этому разговору, хотя в душе оба сильно волновались.

Незадолго до заката Афза ушла к себе в шатер, чтобы нарядиться: она желала показаться вахмистру прекраснее, чем когда-либо.

Хасси между тем с помощью негра снаряжал махари и навьючивал на их горбы ларцы, заключавшие все его богатства, – приданое его дочери. Шатры и остаток своих баранов, которых он не мог забрать с собой в поспешном бегстве, он заранее отдал своим молодым неграм.

Солнце закатилось, когда Афза показалась на пороге своего шатра, освещенного светом алоэ, горевшего на резном треножнике, распространяя нежный аромат.

Она заплела свои великолепные волосы в две косы, оканчивавшиеся подвесками из цехинов, слегка подкрасила черным антимонием глаза, чтобы они казались еще больше, слегка тронула кармином щеки, а ногти окрасила в желтоватый оттенок бренной.

Длинную рубашку заменил своеобразный пестрый шелковый кафтан с широкими рукавами, обшитый по краю голубой лентой и надетый поверх зеленого корсажа, открытого на груди и зашнурованного золотыми шнурками.

Наряд довершали белые шелковые шаровары и желтые кожаные туфельки, сдерживаемые серебряными кольцами.

– Ну что, красива? – спросила Афза отца.

– Не зря тебя называют Звездой Атласа, – ответил Хасси, с гордостью смотря на дочь. – Но все же мне страшно, Афза. Ты задумала что-то ужасное.

– Я не боюсь этого франджи! – сказала Афза глухим голосом. – Узнает он, но слишком поздно, Звезду Атласа. Давай, отец, твой кинжал и моего любимого махари. Не хочу заставлять ждать себя слишком долго.

Хасси аль-Биак распахнул свой широкий бурнус, вынул из ножен гибкий кинжал почти в фут[20] длины, с рукояткой из слоновой кости, и подал дочери.

Афза засучила широкий рукав на правой руке и спрятала оружие в заранее приготовленный чехол голубого шелка.

– У меня рука не дрогнет, если придется прибегнуть к этому оружию, – сказала она с ужасным спокойствием. – Мы сойдемся с глазу на глаз, вахмистр!.. А теперь вели подать мне моего махари.

Хасси свистнул, и тотчас же появился старый негр с двумя великолепными верблюдами в поводу – выносливыми животными, способными делать в день без отдыха до восьмидесяти миль.[21]

На обоих были седла, убранные лентами и расшитые серебром, а морды их были обвешаны полосами розовой шелковой материм. По знаку негра животные покорно преклонили колени. Афза с помощью отца села на своего любимого махари и крикнула:

– Аш!

Хасси аль-Биак сел на другого верблюда, держа в руках свое длинное ружье.

– Ару, – обратился он к негру, – держи наготове трех махари и при первом же выстреле со стороны бледа выезжай с ними навстречу мне.

– Ты знаешь, господин, что я не только раб твой, – ответил негр, – каждую минуту я готов пролить кровь свою за Звезду Атласа. – Хасси свистнул, и оба махари понеслись вскачь по равнине, причем корпус их то пригибался, то снова выпрямлялся в такт движению длинных ног.

Луна выплыла в эту минуту из-за исполинской цепи Атласа, покрытой густыми лесами.

Загрузка...