В клетке

26

Миссис Джорден глядела теперь куда-то в сторону; как показалось девушке, она была несколько обижена, даже, может быть, рассержена, как будто над ней подшутили. Упоминание о леди Бредин нарушило привычный круговорот мыслей нашей героини; однако стоило ей почувствовать, что ее старую приятельницу обуревают одновременно и нетерпение, и робость, как мысли эти снова закружились вокруг нее, и это продолжалось до тех пор, пока одна из них не вырвалась из их общего хоровода и не впилась в нее своим острием. Ей пришло вдруг в голову — и она была этим ужалена, потрясена, — что мистер Дрейк был… возможно ли это? От одного этого предположения она готова была снова расхохотаться, предаться внезапному и странному по своей извращенности веселью. Мистер Дрейк промелькнул вдруг перед ней в своем истинном обличье; таких, как он, она видела в распахнутых дверях домов близ конторы Кокера — это был всегда величавого вида человек средних лет, державшийся прямо; по обе стороны стояли лакеи, и он неизменно спрашивал фамилию у каждого, кто входил в дом. Так значит, мистер Дрейк и был как раз тем, кто открывает двери! Однако, прежде чем она успела прийти в себя от представшей в ее воображении картины, возникла другая, совершенно ее затмившая. Каким-то чувством она уловила, что стоило миссис Джорден заметить, как лицо ее собеседницы переменилось, как ей неудержимо захотелось чем-то ошеломить ее и этим мягчить то осуждение, которого она от нее ждала.

— А знаете, в доме леди Бредин все должно измениться. Она ведь выходит замуж.

— Выходит замуж? — Это, правда, было похоже на шепот, но, так или иначе, слова эти прозвучали в ее устах.

— А вы разве не знали? Девушка напрягла все свои силы.

— Нет, она мне не говорила.

— Ну а ее друзья, те разве ничего не сказали?

— А я давно уже никого из них не видала. Мне ведь не так везет, как вам.

Миссис Джорден приободрилась.

— Так вы, значит, даже не слыхали о смерти лорда Бредина?

Приятельница ее, у которой от волнения сдавило горло, в ответ только покачала головой. И лишь спустя некоторое время спросила:

— Вы узнали это от мистера Дрейка? Разумеется, лучше было вообще не узнавать никаких новостей, чем узнавать их от слуг.

— Она ему все говорит.

— А он говорит вам. Понимаю. — Девушка встала. Взяв муфту и перчатки, она улыбнулась. — Знаете, к сожалению, у меня нет никакого мистера Дрейка. Поздравляю вас от всего сердца. Вместе с тем, даже без той помощи, которая есть у вас, мне удается что-то узнавать иногда то тут, то там. Думается, что если она за кого-то выходит замуж, то человек этот не кто иной, как мой друг.

Миссис Джорден теперь уже тоже поднялась:

— А что, разве капитан Эверард ваш друг? Натягивая перчатку, девушка размышляла.

— Одно время мы очень часто встречались с ним.

Миссис Джорден с укоризною посмотрела на перчатку, но какое ей в конце концов было дело до того, что она недостаточно чиста.

— Когда же это было?

— Да, должно быть, как раз в то время, когда вы так часто встречались с мистером Дрейком.

Сейчас она прекрасно все поняла: высокопоставленное лицо, за которого миссис Джорден готовилась выйти замуж, будет выходить на звонки и подкладывать уголь в камины и уж если не чистить сам, то, во всяком случае, следить за чисткой ботинок другого высокопоставленного лица, которому она могла — вернее, которому она могла бы, если бы захотела, — еще столько всего сказать.

— До свиданья, — добавила она, — до свиданья. Миссис Джорден меж тем взяла из ее рук муфту, перевернула ее, почистила и продолжала сосредоточенно на нее смотреть.

— Нет, погодите. Скажите-ка мне вот что. Вы только что говорили о переменах, которые вас ждут. Вы имели в виду то, что мистер Мадж…

— Мистер Мадж оказался очень терпеливым; именно поэтому все наконец решилось. Через месяц мы должны пожениться, и у нас будет хороший домик. Но, ведь знаете, он всего-навсего приказчик, — девушка встретила пристальный взгляд миссис Джорден, — и боюсь, что теперь, когда вы попадаете в такое общество, вам не захочется продолжать нашу дружбу.

В первую минуту миссис Джорден ничего не ответила; она только поднесла муфту к лицу, а потом положила ее на место.

— Понимаю, понимаю. Вам это не по душе.

К своему изумлению, гостья увидела на глазах у нее слезинки.

— Что мне не по душе? — спросила девушка.

— Как что, мое замужество! Только вы, с вашим умом, — дрожащим голосом пролепетала несчастная женщина, — вы все ведь толкуете по-своему. Короче говоря, вы остынете. Вы уже остыли… — И в то же мгновение слезы хлынули у нее из глаз. Она дала им волю и, должно быть, совсем упала духом. Она снова опустилась на диван, закрыв лицо руками, стараясь подавить подступившие к горлу рыдания.

Юная подруга ее стояла перед ней все еще с суровым видом, но изумление ее было так велико, что она, кажется, начинала уже проникаться к ней жалостью.

— Ничего я никак не толкую и очень рада, что вы выходите замуж. Только, знаете, вы так великолепно растолковали мне все, что могло ожидать и меня, если бы только я вас послушала…

Миссис Джорден испустила жалобный, тонкий, едка слышный стон; потом, утерев слезы, столь же слабым прерывающимся голосом пробормотала:

— Это спасло меня от голода!

Слова эти заставили молодую девушку опуститься рядом с ней на диван, и тут за единый миг она поняла всю нелепость и все ничтожество ее жизни. Охваченная жалостью, она взяла ее за руку, а потом немного погодя подтвердила свое чувство умиротворяющим поцелуем. Они остались сидеть так вдвоем; держа друг друга за руки, они вглядывались в окружавшие их стены сырой, полутемной, убогой комнаты и в не слишком далеко уводившее от нее будущее, с которым каждая из них наконец для себя примирилась. Ни та, ни другая не сказали ничего внятного касательно положения мистера Дрейка в высоких кругах, но тот упадок духа, который на какое-то время постиг его будущую невесту, все разъяснил; и в том, что наша героиня вдруг увидела и ощутила, она узнала свои собственные иллюзии, и разочарования, и возвращение к действительной жизни. Действительность для несчастных созданий, какими были они обе, могла быть только мерзостью и прозябанием; ей не дано было стать избавлением, взлетом. Девушка не стала больше донимать свою подругу — для этого у нее было достаточно душевного такта — никакими относящимися к ее личной жизни вопросами, не настаивала на том, что та должна еще ей в чем-то признаться, а только продолжала держать за руку и утешать, всей этой скупой снисходительностью своей как бы соглашаясь с тем, что в судьбе у них много общего. Именно это и было с ее стороны великодушием, но, если для того, чтобы утешить или успокоить плачущую, ей и удавалось подавить в себе неизбежную брезгливость, она все равно не могла свыкнуться с мыслью, что ее посадят за один стол с мистером Дрейком. На ее счастье, по всему уже было видно, что вопроса о столах вообще не возникнет; и то обстоятельство, что в каком-то определенном отношении интересы ее подруги, несмотря ни на что, уводили ту на Мэйфер, впервые озарило особым сиянием Чок-Фарм. Что же остается от гордости и от страсти, если для того, чтобы по-настоящему судить о том, счастлива ты или нет, ты должна сначала знать, с чем это счастье сравнивать? Стараясь взять себя в руки, чтобы наконец уйти, девушка почувствовала себя совершенно пристыженной, ей захотелось быть и бережной, и благодарной.

— У нас будет свой дом, — сказала она, — и вы должны поскорее собраться к нам, чтобы я могла вам его показать.

— У нас тоже будет свой дом, — ответила миссис Джорден. — Разве вы не знаете, что он поставил условием, что будет жить у себя.

— Условием? — Девушка все еще, казалось, не понимала, о чем идет речь.

— Условием своего пребывания на любом новом месте. Именно это ведь и привело к тому, что он расстался с лордом Раем. Его светлости это было неудобно — поэтому мистер Дрейк и ушел от него.

— И все это ради вас? — Она постаралась, чтобы в словах этих звучало участие.

— Ради меня и ради леди Бредин. Ее светлость мечтает заполучить его любою ценой. Из участия к нам лорд Рай, можно сказать, заставил ее взять его к себе. Таким образом, как я вам уже сказала, у него будет самостоятельное положение.

Увлеченность, с которой говорила миссис Джорден, казалось, возвращала ей силы, но тем не менее разговор их оборвался, и ни хозяйка, ни гостья не выражали уже больше никаких надежд и не приглашали друг друга в гости. В сущности, это означало, что, несмотря на все их смирение и сочувствие друг другу, ни та, ни другая не может отрешиться от мысли о социальной пропасти, которая их теперь разделила. Они медлили с расставанием, как будто виделись в последний раз; они сидели хоть и в неудобных позах, но прижавшись друг к другу, и какое-то безошибочное чувство говорило обеим, что им надо еще во что-то вникнуть вдвоем. Однако к тому времени, когда предмет этот определился, наша девушка успела уже уловить его суть, и это еще раз вызвало в ней некое раздражение. Может быть, главным была не сама эта суть, а то, что после недолгой борьбы с собой, и смущения, и слез миссис Джорден вернулась опять — пусть даже без всяких слов — к утверждению своих связей в свете. Она все еще боялась, как бы не умалить смысл того, что с выходом замуж она приобщается к высшему обществу. Ну что же, ей проще всего было этим себя утешить; да к этому и свелось в итоге все то, чем она была для невесты мистера Маджа.