В когтях у сказки

Глава 9

– Знаете, кто у Раскиной мать? – спросил Владимир, когда мы двинулись по узкой тропинке.

– Нет, – ответила я, – совсем не знакома с девочкой.

– Владелица торгового центра «Семь слонов», – пояснил мой спутник.

– Не обманешь, не продашь… – протянула я. – Хм, родителям надо аккуратнее высказываться в присутствии детей.

– Аглая давно с мамашей не виделась – та вышла замуж, и супруг не хочет иметь перед глазами грех юности жены, – пояснил экскурсовод. – Девочка здесь четвертый год безвыездно, на моей памяти мать сюда ни разу не приезжала.

– БННД, – пробормотала я, – богатые, никому не нужные дети. Что с ними будет, когда они получат аттестаты?

Владимир потер шею.

– Обычно их отправляют в колледж за границу. В Англию, в Америку, в Германию. Большинство ребят хорошо учится. Анна Семеновна, директор интерната, собрала отличный преподавательский состав. Конечно, есть такие, как Алеша Васин, тот пончик, который сейчас в баре сидел. У него сплошные тройки. По идее, Алексею нужно неуды ставить, но мы ему отметки натягиваем – он хороший паренек, добрый, сострадательный. В интернате далеко не все такие. Например, Фокина терпеть не может Варю. Лена пытается скрыть свое отношение к больной девочке, но я-то вижу, как у нее лицо при виде Звонковой перекашивается.

– Странно, – удивилась я.

Владимир остановился у входа в дом.

– Да нет. Варя дружит с Юрой, тот звезда нашего театра, отличник, считается самым интересным парнем в коллективе, а Елена и так, и эдак пытается его внимание к своей особе привлечь. Но у нее ничего не получается. Завьялову нравится Варя, он ее уважает за силу воли, оптимизм, несгибаемость в достижении цели. Звонкова неординарный подросток – с детства в инвалидной коляске, но ни малейших психологических проблем, которые обычно бывают у детей-инвалидов, у нее не наблюдается. Фокина же спит и видит себя главной в школе, однако никто ее таковой не считает. В общем, Лена банально ревнует. Многие наши воспитанники любят Варю. Она умная, много читает, рассуждает по-взрослому. Девочке пятнадцать по паспорту, но мне порой кажется, что ей все тридцать. Варя не пыталась стать лидером в коллективе, а стала им.

– Я думала, вы экскурсовод, но услышала от вас: «Юра звезда нашего театра», «наши воспитанники». Вы имеете отношение к интернату?

– Ох, простите, не представился, – спохватился мой спутник. – Владимир Неумывайкин, веду в Доме здоровья математику. У меня хобби – в летние каникулы пишу книги о загадочных местах планеты. В Якутии есть озеро Лабынкыр, где обитает животное наподобие Лохнесского чудовища. Шато Миранда в Бельгии – брошенный замок, там творятся странные дела. Отель в Колумбии в городе Сан-Антонио-дель-Текендама закрыли после того, как в нем совершил самоубийство пятидесятый постоялец… Я везде побывал, провел исследования, посетил еще несколько таких уголков и выпустил о них книги, которые успешно продаются. Однажды я подумал: катаюсь по всему свету, а у меня под носом бывшее имение Борисогубских…

Владимир остановился и показал на коттедж, где располагался мой номер.

– Этот маленький дом местное население зовет Сонина обитель. Имение окончательно оформилось в тысяча восемьсот двадцатом году, до этого оно состояло из здания, в котором жил барин, и мазанок для холопов. Иван Сергеевич Борисогубский построил дом в тысяча семьсот семидесятом, сразу после женитьбы. И до своей смерти, которая случилась в тысяча восемьсот восемнадцатом, ни разу не делал ремонт. Не успел он упокоиться в семейном склепе, как его сын Анатоль рьяно взялся за переделку обретенного имения. Он до основания разрушил постройку отца и возвел собственный дом, который цел до сих пор, в нем расположены администрация отеля, ресторан, СПА. Увы, не сохранились деревянные резные панели на стенах, роспись на потолке, мраморная лестница, от прежней красоты внутренней отделки остались только колонны в главном холле. Но давайте по порядку. Анатоль обзавелся особняком, четырьмя одноэтажными домиками для слуг, разбил парк, сделал спуск к морю, пляж, оранжерею, сад и стал жить со вкусом. Затем женился, в тысяча восемьсот двадцать третьем у него родилась дочь Софья.

– Та самая, которая отказалась выйти замуж за найденного отцом жениха и была навсегда заточена в доме, перед которым мы стоим? – спросила я.

Владимир рассмеялся.

– Ага, вам уже рассказали… Народное творчество поражает полетом фантазии. Да, молодая женщина безвылазно находилась тут. Но ее никто не наказывал за непослушание. Дело в том, что с раннего возраста Софья демонстрировала буйный нрав. Отец нанимал для нее нянек, гувернанток, однако никто не смог усмирить дикий характер девочки. Лет до двенадцати ее просто считали неуемной проказницей, а когда Соне стукнуло тринадцать, стало понятно: она нездорова. Душевная болезнь проявилась неожиданно и эпатажно. В свой день рождения, когда в имение прикатило множество гостей, девочка вышла в зал в роскошном бальном платье. Все стали восхищаться, а Соня живо скинула одежду, осталась в одном белье и громко объявила: «Не надо хвалить наряд, я не имею к нему никакого отношения, он творение рук портнихи. Восхищайтесь мной, я прекрасна». Присутствующие были шокированы. В те годы женское белье не отличалось изяществом, не было чем-то особенным, как сейчас, то есть Сонечка оказалась не в стрингах и топлесс, на ней красовались корсет и панталоны за колено. К тому же была первая треть девятнадцатого века, тогда многие дамы даже перед мужем стеснялись появиться в подобном виде. Праздник оказался испорчен, Софью силой увели. Наутро приехал врач и определил у девочки психическое расстройство. Больницы для таких недужных в то время были ужасны, несчастных лечили ледяными ваннами, голодом. Анатоль дочь медикам не отдал, а построил вот этот коттедж. На первом этаже жили монашки, сестры милосердия, ухаживавшие за девушкой, на третьем две ее компаньонки, которым вменяли в обязанность развлекать беднягу. Софья стала жить в маленьком доме, когда ей исполнилось четырнадцать лет. Замуж она, как вы догадываетесь, не выходила, но циркулировали слухи, что девушка родила ребенка. Анатоль и его жена обожали дочь, они вместе гуляли по имению, читали книги, играли в карты. Обострение болезни случалось пару раз в год, в остальное время Софья вела себя нормально, ездила в гости.

– Коттедж не был тюрьмой? – уточнила я.

– Конечно, нет, – улыбнулся Владимир, – Соня жила счастливо, запирали ее лишь при помутнении рассудка. В двадцать пять лет, в те моменты, когда ум покидал молодую женщину, больная стала не просто раздеваться, а еще и приставать к мужчинам. Одна из компаньонок Софьи вела дневники, они сохранились, я их читал. Там написано, что доктор посоветовал Анатолю выдать дочь замуж, поскольку отсутствие физической близости провоцировало приступы ее безумия. Но отец поступил иначе – нанял на работу красивого молодого конюха Петра. Думаю, дальнейшие объяснения не нужны. Вероятно, слухи о рождении ребенка правда, однако это только слухи, ни в каких книгах нет записей о появлении на свет внука или внучки Борисогубских. После смерти Анатоля и его супруги имение досталось дочери, но всеми делами в нем ведал конюх. Местное дворянское общество принимало в своих гостиных Софью, а вот ее любовнику вход туда был заказан. Сумасшедшая дожила до глубокой старости, до тысяча девятьсот восемнадцатого года, и умерла в возрасте девяноста пяти лет. Куда делся конюх, не известно, возможно, он скончался раньше. После революции в имении открыли госпиталь для инвалидов Первой мировой войны, а в двадцать пятом году – психиатрическую лечебницу. Сумасшедший дом просуществовал до тысяча девятьсот восемьдесят восьмого года. Ликвидировав его, погубили два близлежащих городка, Тамбовск и Гураново, жители которых обслуживали больницу – работали медсестрами, нянечками, санитарами, шоферами, плотниками и так далее. У лечебницы была своя молочная ферма, пекарня, огороды, сад, и все это быстро захирело. Правда, народ отсюда не утек, потому что…

– Бежать было некуда, – перебила я. – В перестройку везде плохо жилось.

– Не угадали, – возразил Владимир. – После закрытия больницы местные живо понастроили сарайчиков, стали сдавать их приезжим в летний сезон и, в принципе, неплохо устроились. В советские-то времена линия побережья, где находятся Тамбовск и Гураново, была закрыта для посторонних, это ведь не курортные города, где население издавна кормилось за счет отпускников, – здесь работала какая-то военная лаборатория и находилась психушка до кучи. Только когда военные и врачи уехали, местные стали принимать отдыхающих. После закрытия клиники бывшее имение Борисогубских ветшало и тихо разваливалось до тех пор, пока Марина Ивановна не решила открыть отель для богатых и знаменитых плюс Дом здоровья для их детей. Местный люд обрадовался – у многих появилась работа. Правда, кое-кто недоволен, потому что Лаврова запрещает посторонним ходить по территории отеля. Даже учителям и воспитателям интерната нельзя ездить на велосипеде коротким путем на работу и домой. Никто не имеет права ехать через парк гостиницы, всем приходится огибать забор, а это лишний километр. Но для меня сделали исключение – я же пишу книгу об имении Борисогубских.

Владимир засмеялся.

– Не знаю, что будет, когда я завершу работу, скорей всего, стану, как все, круг нарезать. Ну, что, интересно у нас?

– Не обижайтесь, но история обычная, – улыбнулась я, – версия горничной Галины захватывает сильнее. Но после того как Звонкова предложила купить у нее за десять тысяч воду, которая изгонит из номера фантом несчастной девушки, мне стало неприятно.

Экскурсовод поднял бровь.

– Люди, работавшие в лечебнице, давно перешептывались, что в номерах на втором этаже малого дома обитает привидение. Сейчас там опять одна большая спальня, а во времена существования сумасшедшего дома было несколько палат. Кто-то из медсестер видел тень у кроватей пациентов, в процедурной пропадали лекарства, на кухне продукты.

Я рассмеялась.

– Ну да, масло, мясо и прочую предназначенную для больных снедь совершенно точно уволакивал фантом, невозможно же заподозрить в воровстве повариху.

Владимир сложил руки на груди.

– Понимаю ваш скептицизм.

– Всем же известно, что обитатели мира духов очень любят хорошо подкрепиться, – веселилась я.

– В один далеко не прекрасный день из спальни на втором этаже около десяти вечера раздался дикий крик, – не обращая внимания на мои слова, продолжал Владимир. – А внизу, на первом, тогда жил Леонид Ромкин, наш постоянный гость, который приезжает в конце мая и улетает в Москву в начале сентября. Он владелец нескольких офисных зданий в Москве, интеллигентный человек, его всегда сопровождает супруга, милейшая дама. Так вот, услышав вопль, Ромкин моментально вызвал охрану. Секьюрити явились сразу же и обнаружили обитательницу номера Карелию Мироновну Фирсову, владелицу фирмы «Медрано», в предсмертном состоянии. Прежде чем потерять сознание, Фирсова успела сказать охранникам, что всем надо немедленно спасаться, потому что настал конец света. Мол, об этом объявила ведущая новостей на федеральном канале, которой верит вся страна. Сообщение сопровождал видеоряд, Фирсова видела разрушенные города, четырех огромных всадников, которые неслись, сея смерть, с неба били молнии, одна попала к Кремль и разрушила его, в Нью-Йорке упали все небоскребы, Великобритания ушла под воду…

– Реактивный психоз? – предположила я. – Такое случается у людей, которые испытали сильный стресс. Хорошая новость: это заболевание прекрасно лечится.

– Тут получилось иначе, она скончалась до приезда «Скорой», – закончил Владимир. – Фирсовой было немало лет, но дама не выглядела старухой – активная, даже бойкая, не имевшая хронических заболеваний, и вот – упс…

– Жаль женщину, но такое случается, – вздохнула я.

– Причиной смерти был назван инфаркт, – пояснил экскурсовод. – И с чего бы ему случиться, если Карелия Мироновна никогда не жаловалась на сердце? Через год после этого происшествия на скамеечке у входа в коттедж умер Борис Валерьевич Бунтов, скопивший немалое состояние на торговле медтехникой. Он пытался бросить курить, несколько постояльцев, возвращаясь из поездки в Гураново, видели его сидящим на лавке с электронной сигаретой. А потом кто-то обнаружил тело – анафилактический шок.