К тому моменту, когда мы доехали, Кэсси успела вытянуть из Марка, что к бульдозерам прибегают только в крайних случаях, потому что те уничтожают ценнейшие археологические свидетельства, что “Команда времени” – просто кучка дилетантов, а кроме того, Кэсси сохранила самокрутку, которую Марк ей наслюнявил, так что теперь мы сравним ДНК с самокрутки с ДНК на окурках из леса, причем обойдемся без ордера. Вопрос, кто сегодня будет добрым полицейским, уже не возникал. Я обыскал Марка (зубы стиснуты, возмущенно качает головой) и отвел его в кабинет для допросов, а Кэсси сбегала положить на стол О’Келли список доводов, доказывающих, что в Нокнари сатанистов нет.
Мы несколько минут помариновали Марка – ссутулившись, он сидел на стуле, громко и раздраженно барабаня указательными пальцами по столешнице. Наконец мы вошли в кабинет.
– И снова здравствуйте! – радостно поприветствовала его Кэсси. – Хотите чая или кофе?
– Нет. Я хочу быстрее обратно на работу.
– Детективы Мэддокс и Райан, допрос Марка Конора Хэнли, – проговорила Кэсси в висящую в углу под потолком камеру.
Марк изумленно обернулся, скорчил камере рожу и снова ссутулился. Я выдвинул стул и, не глядя, бросил на стол стопку снимков с места преступления.
– Вы не обязаны ничего говорить, если сами этого не хотите, однако все сказанное вами может быть использовано в качестве доказательств. Ясно?
– Что за херня? Меня что, арестовали?
– Нет. Вы пьете красное вино?
Он ехидно взглянул на меня:
– А вы что, угощаете?
– Вы отказываетесь отвечать на вопрос?
– Я уже ответил. Я пью что предложат. А что?
Я задумчиво кивнул и сделал отметку в блокноте.
– А зачем у вас руки обмотаны? – Кэсси подалась вперед и показала на малярную ленту.
– От мозолей. Когда мотыгой работаешь под дождем, пластырь отваливается.
– А почему в перчатках не работаете?
– Некоторые работают. – Судя по тону, Марк явно считал таких слабаками.
– Вы не будете возражать, если мы попросим вас показать, что под лентой? – спросил я.
Он подозрительно взглянул на меня, но неторопливо размотал ленту и бросил ее на стол. С язвительной улыбкой он продемонстрировал нам руки:
– Ну как, нравится?
Упершись локтями в столешницу, Кэсси наклонилась ближе и жестом велела ему перевернуть руки ладонями вверх. Ни ссадин, ни отметин от ногтей я не увидел, лишь остатки лопнувших пузырей мозолей, почти залеченных, у основания каждого пальца.
– Ой, – удивилась Кэсси, – как это вы так?
Марк равнодушно пожал плечами:
– Обычно у меня простые мозоли, жесткие. Но я несколько недель не работал на раскопках – спину повредил и вел учет находок. Кожа за это время стала нежной, вот и натер до пузырей, когда вернулся к раскопкам.
– Вы, наверное, совсем извелись – столько не работать, – посочувствовала Кэсси.
– Да ничего, – дернул головой Марк. – Времени мало, вот в чем дерьмище-то.
Я взял двумя пальцами малярную ленту и бросил ее в мусорную корзину.
– Где вы были вечером в понедельник? – спросил я, привалившись к стене за спиной у Марка.
– В нашем общем доме. Я же вчера вам говорил.
– Вы участвуете в кампании “Стоп шоссе!”? – спросила Кэсси.
– Да, участвую. Как и большинство из нас. Некоторое время назад этот ваш Девлин лично заходил и предлагал присоединиться к кампании. Насколько я знаю, это пока не противозаконно.
– То есть вы знакомы с Джонатаном Девлином? – спросил я.
– Я же только что сказал. Мы с ним не сказать чтобы закадычные друзья, но знакомы, да.
Я наклонился над ним и разворошил снимки на столе так, чтобы Марк мельком взглянул на них, но всмотреться не успел. После чего вытащил один из самых неприятных снимков и пододвинул к Марку.
– Но вы сказали, что вот с ней знакомы не были.
Марк взял снимок за края и долго безучастно разглядывал.
– Я сказал, что видел ее на нашей территории, но имени ее не знал. И не знаю. А должен?
– Полагаю, что должны, да, – ответил я. – Это дочь Девлина.
Он обернулся и, нахмурившись, посмотрел на меня, потом перевел взгляд обратно на снимок, выдержал паузу и покачал головой:
– Да нет. Дочку Девлина я видел весной на демонстрации, но она была старше. Розмари или Розалин, как-то так.
– И как она вам? – спросила Кэсси.
Марк пожал плечами:
– Ухоженная. Много болтала. Она сидела за столом, регистрировала участников демонстрации, но, по-моему, все эти акции протеста ей до лампочки, она больше с мужиками кокетничала. Больше она на демонстрациях не появлялась.
– Значит, она показалась вам привлекательной. – Я подошел к тонированному стеклу проверить, хорошо ли побрился.
– Милая, да. Но не в моем вкусе.
– Однако вы заметили, что на других демонстрациях ее не было. Почему вы ее искали?
В стекле я видел, как Марк подозрительно уставился мне в затылок. Наконец он бросил снимок на стол и откинулся на спинку стула, с вызовом выставив вперед подбородок.
– Я ее не искал.
– Вы делали попытки связаться с ней?
– Нет.
– Откуда вы узнали, что она дочь Девлина?
– Не помню.
У меня появилось плохое предчувствие. Марк нервничал и дергался, град бессвязных вопросов насторожил его, и тем не менее он ни капли не переживал и не боялся, его реакция на происходящее сводилась лишь к раздражению. Виновные обычно не ведут себя так.
– Слушайте, – сказала Кэсси и уселась, подсунув под себя одну ногу, – что там вообще с раскопками и этим шоссе?
Марк грустно хохотнул:
– Эта сказочка прямо-таки волшебная. Правительство обнародовало планы строительства в двухтысячном году. Все знали, что в окрестностях Нокнари полно археологических находок, и чтобы подтвердить это, отправили группу археологов. Археологи вернулись, сказали, что местность представляет собой археологическую ценность намного более существенную, чем полагали ранее, и что застраивать ее согласится разве что совсем придурок. Значит, шоссе надо сдвинуть. В правительстве заявили, что все это очень интересно, всем огромное спасибо, но шоссе они ни на дюйм не сдвинут. Чтобы археологам разрешили раскопки, пришлось сильно пошуметь. Наконец политики любезно согласились и дали нам два года на раскопки. Обычно работа таких масштабов занимает лет пять, не меньше. С тех пор тысячи людей борются всеми возможными средствами – пишут обращения, устраивают демонстрации, подают в суд. Но правительство класть на нас хотело.
– Но почему? – спросила Кэсси. – Почему они просто не сдвинут шоссе?
Он пожал плечами и зло поджал губы.
– Не ко мне вопрос. Когда-нибудь устроят судилище и все выяснят. Только опоздают лет на десять-пятнадцать.
– Во вторник вечером, – вступил я, – где вы были?
– В общем доме. Можно я уже пойду?
– Пока нет. Когда вы в последний раз ночевали на месте раскопок?
Плечи у Марка едва заметно напряглись.
– На месте раскопок я никогда не ночевал, – почти без заминки ответил он.
– Не цепляйтесь к словам. Не прямо на раскопках, а в лесу рядом с ними.
– С чего вы взяли, что я там ночевал?
– Вот что, Марк, – вмешалась вдруг Кэсси, – либо в понедельник, либо во вторник вы ночевали в лесу. Если надо будет доказать, нам помогут данные криминалистической экспертизы, но на это у нас уйдет уйма времени, и уж будьте уверены, с вашим временем мы тоже церемониться не станем. Я не думаю, что девочку убили вы, но нам надо знать, когда вы были в лесу, что там делали и не слышали ли вы чего-нибудь полезного для нас. Мы можем потратить весь оставшийся день, чтобы вытянуть это из вас, или же вы нам просто расскажете все сами и сразу вернетесь к работе. Выбирайте.
– Данные криминалистической экспертизы? – недоверчиво переспросил Марк.
Лукаво улыбнувшись, Кэсси вытащила из кармана пакетик с самокруткой, которую Марк скрутил для нее, и помахала пакетиком:
– ДНК. Вы оставили на поляне в лесу окурки.
– О господи. – Марк уставился на пакетик, явно решая, разозлиться или нет.
– Я просто делаю мою работу, – жизнерадостно объяснила Кэсси и снова убрала пакетик.
– О господи, – повторил Марк. Он прикусил губу, но уголок рта все равно растянулся в презрительной усмешке. – И я купился. Вы, женщины, все одинаковые.
– Так что там с ночевками в лесу?..
Молчание. Наконец Марк посмотрел на часы на стене и вздохнул:
– Да. Я изредка ночевал там.
Я обошел стол, сел и открыл блокнот:
– В понедельник или во вторник? Или две ночи подряд?
– Только в понедельник.
– Во сколько вы туда пришли?
– Примерно в половине десятого. Я разжег костер, а когда он догорел, лег спать. Часа в два ночи.
– Вы такое всегда проделываете? – спросила Кэсси. – Или только в Нокнари?
– Только в Нокнари.
– Почему?
Марк посмотрел на пальцы и опять медленно забарабанил по столу. Мы с Кэсси ждали.
– Вы знаете, что означает “Нокнари”? – наконец спросил он. – “Королевский холм”. Когда появилось это название, точно неизвестно, но мы почти уверены, что здесь есть отсылка не к политическому строю, а к дохристианской религии. Ничего королевского – ни захоронений, ни жилья – там нет, но мы обнаружили предметы религиозного культа бронзового века, алтарный камень, принесенные в дар статуэтки, золотой жертвенник, останки принесенных в жертву животных и, возможно, людей. Этот холм – культовое религиозное место.
– Кому они поклонялись?
Марк пожал плечами и забарабанил громче. Меня так и подмывало хлопнуть его по пальцам.
– Значит, вы тоже решили провести ритуальное служение, – тихо проговорила Кэсси. Прямо на лету схватывает. Она расслабленно откинулась на спинку стула, но не сводила внимательного взгляда с Марка.
Марк неловко дернул головой:
– Что-то вроде, да.
– Вы вылили там вино, – продолжала Кэсси. – Ритуальное возливание?
– Вроде того.
– Давайте-ка уточним, – вмешался я, – вы ночуете в нескольких ярдах от того места, где убили маленькую девочку, говорите, будто вами руководили религиозные побуждения, и считаете, что мы должны вам поверить.
Марк неожиданно завелся, со стремительной яростью подался вперед и выставил указательный палец. Я невольно отпрянул.
– Слушайте, детектив! Ни в какую церковь я не верю, ясно вам? Вообще ни в какую. Религия нужна, чтобы люди знали свое место и несли деньги в общую кубышку. Как только мне исполнилось восемнадцать, я вычеркнул свое имя из списка прихожан. И в государство я тоже не верю. Что оно, что церковь – одна зараза. Слова разные, а цель та же: прижимать к ногтю бедняков и кормить богатых. Если я во что и верю, так это в раскопки! – Глаза его превратились в блестящие щелочки. Такими глазами смотрят в прицел, сидя за обреченными на разгром баррикадами. – Ни в одной церкви мира не найдется столько святынь, сколько на этих раскопках. А они собираются пустить там шоссе! Это же святотатство! Если бы Вестминстерское аббатство решили снести и построить на его месте парковку, а народ стал бы проводить в знак протеста богослужения – вы осудили бы их? Тогда какого хрена вы запрещаете мне делать то же самое?
Он не сводил с меня глаз, пока я не моргнул. Только тогда Марк откинулся на спинку стула и скрестил на груди руки.
– Будем считать, что вы отказываетесь признавать свою связь с убийством, – спокойно проговорил я, когда решил, что голос меня не выдаст. По непонятной причине весь этот напыщенный вздор растревожил меня сильнее, чем я готов был признать.
Марк закатил глаза.
– Марк, – заговорила Кэсси, – я прекрасно вас понимаю. По отношению к своей работе я испытываю ровно то же самое.
Он долго буравил ее взглядом, но в конце концов кивнул.
– Но поймите и детектива Райана. То, о чем вы говорите, многим абсолютно чуждо. И они сочтут ваши действия крайне подозрительными. Нам необходимо исключить вас из числа подозреваемых.
– Если надо, давайте пройду тест на детекторе лжи. Но во вторник вечером меня там вообще не было. Я ночевал в лесу в понедельник. Тогда при чем я тут вообще?
У меня опять появилось это щемящее чувство. Марк будто бы уверен, что Кэти убили поздно вечером во вторник и тело сразу же притащили на раскопки. Если он и притворяется, то так искусно, что даже я не вижу притворства.
– Ладно, – сказала Кэсси, – похоже на правду. У вас есть доказательства, где вы находились во вторник с того момента, как покинули раскопки, и до возвращения на работу в среду утром?
Марк цыкнул зубом и принялся ковырять мозоль. Да он же смущен, понял вдруг я. От смущения он даже словно помолодел.
– Да, вообще-то есть. Я вернулся домой, принял душ, поужинал вместе со всеми остальными, мы сыграли в карты и выпили во дворе пива. Можете спросить ребят.
– А потом? – спросил я. – Во сколько вы легли?
– Почти все разошлись примерно в час.
– Кто-нибудь может подтвердить ваше местонахождение после этого? У вас есть сосед по комнате?
– Не-а. У меня отдельная комната, потому что я заместитель директора. Я немного посидел во дворе. Мы с Мэл болтали. Я пробыл с ней до завтрака. – Он старательно изображал равнодушие, но вся его высокомерная уверенность испарилась.
Теперь он выглядел смущенным подростком лет пятнадцати. Меня разбирал смех. Взглянуть на Кэсси я не решался.