Не успела я договорить, как в комнату снова влетела мать. Воткнув руки в боки, она сурово поглядела на меня.
— Ну что еще я сделала не так? — спросила я.
— Еще спрашиваешь? — удивилась она. — Сейчас твой староста сообщил мне сколько у тебя долгов. Что за девушка такая — позорище!
— Какой нафиг ста… — начала было я. — А этот.
— Ты курсовую написала?
— Когда?
— Что когда? — взбурила мать.
— Когда мне ее было писать? Сначала были праздники, потом ваша годовщина, потом твоему сыночку любименькому я комнату драила, будто у него у самого руки из жопы растут, — я начала злиться. — Хотя, судя по всему, так оно и есть и совесть его оттуда же. Не человек, а большая ходящая переполненная дерьмом срака.
— Это что такое? — мама побледнела от услышанного. — Это кто тебя такому научил?
— Дай-ка подумать, может тот, с кем вы бросили меня в заваленном снегом домике посреди вьюги?
— Прекрати! — топнула ножкой мама. — Что за детская ревность? Постыдись! Я тебя такой не воспитывала. Это все твой интернет, — сказала она, после развернулась ко мне спиной. — Чтобы завтра же все сдала.
Дверь комнаты с треском хлопнула.
Не удивительно, что после всех этих приключений мои одногруппники стали думать, что я больна.
Все пять пар с перерывом в полтора часа, я сидела на Камчатке и сверлила недовольным взглядом затылок Игната. Он любезничал со всеми без разбора. Каждая первогодка текла слюной, когда он проходил мимо.
Домой мы возвращались по отдельности, но на свой этаж поднялись вместе. Я молчала. Он молчал.
С кухни пахло чем-то вкусным — мама уже была дома и судя по обуви, отчим тоже. Я, махнув ей рукой, прошла в свою комнату и, хлопнув по включателю, застыла в оцепенении.
— Что за херня? — раскричалась я.
— Ты чего орешь? — подоспел Игнат и встал рядом со мной. — Ого! А где все твои игрушки? — удивился он.
Я бросила на него взгляд. Он и правда был удивлен. На удивление, неприятно удивлен.
— Твои игрушки на помойке! — выкрикнула мать с кухни. — Пора взрослеть.
Честно признаться, я думала, что после вчерашнего слез не осталось, но я ошибалась.
— Это все из-за тебя, — сказала я Игнату и вытолкала его из своей комнаты, громко хлопнув дверью. — Еще и влюбилась в тебя урода, — добавила я и тут же хлопнула себя по губам. Пару секунд спустя выглянула в коридор, надеясь, что его там нет. Его и след простыл. Зато подоспела мама.
— Вот будет своя квартира — будешь дверьми хлопать, — крикнула она и ушла.
Через полчала я с рюкзаком и дорожной сумкой наперевес слонялась по улицам, надеясь дозвониться хоть до одного знакомого, который мог бы приютить меня в этот дурацкий вечер.
Нет, меня не выгнали. Я ушла сама. В считанные дни дом, в котором я выросла, стал для меня чужим. Мама перестала быть мамой, и стала просто матерью. Даже не знаю, что стало тому первопричиной, ну уж точно не Петр Игнатович. Может, подковерные игры на работе и жажда карьерного роста сделали ее такой. Может, все дело в том, что я ее просто-напросто разочаровала.
На улице стоял мороз. Маленькими аккуратными снежинками с неба спускался серебряный туман. Снег забавно хрустел под ногами, но к тому моменту, как ноги начали мерзнуть, всякая забавность этих звуков сошла на нет.
Шел второй час моей вольной жизни. Зарядка телефона показывала сорок процентов — на морозе телефон быстро разряжался.
Тело мое дрожало и, казалось, я стала шагать, точно робот. Дотопав до торгового центра, я купила себе горячий капучино с собой и решила совершить попытку дозвониться до своих знакомых и напроситься на ночевку.
На дисплее высветились два пропущенных от отчима, одни пропущенный от матери и семь от Игната.
— Да пошли вы! — пробурчала я себе под нос, обратив этой репликой на себя подозрительные взгляды посетителей центра.
Натянув смущенную улыбку, я поспешила свалить из торгового центра и двинулась в единственное место, которое пришло мне в голову — в университет.
Осторожно миновав двух пьяных мужиков, один из которых, судя по штанам, обоссался, я подошла к зданию университета.
Еще несколько часов назад я, находясь в его стенах, думала как мне дальше жить бок о бок с Игнатом, а теперь стоя перед ним, промерзши насквозь, размышляла, как жить.
Телефон в кармане завибрировал. На этот раз я это заметила. Мне снова звонил Игнат. Я сбросила звонок.
С каждой минутой, которая тянулась, словно десять, мне казалось, что шум машин становился все тише и тише. Тут, не пойми откуда возникший, визг тормозов прорезал слух. Я испуганно обернулась. В нескольких метрах от меня, на университетской площади гудела машина Игната.
Он вылетел мне на встречу, оставив водительскую дверь открытой и напрыгнув на меня, заключил в объятия.
— Да ты вся дрожишь, — сказал он. — Быстро в машину.
Игнат выхватил у меня из рук сумку и стянул с плеч рюкзак. После взял за руку и усадил в машину, водрузив вещи мне на колени.
— Я не поеду домой, — отстучала я, дрожа.
— Я как знал, аренду еще на месяц продлил, — сказал он, задумчиво сдавая назад, чтобы выехать на дорогу. — Хорошо, что попросил у отца денег на ремонт, на первое время нам хватит.
— Нам?
— Нам. Посмотри на заднее сиденье.
Я глянула назад и увидела гору сумок и пакетов.
— Хорошо, что разобрать их не успел.
— Что случилось?
— Я рассказал им всю правду. Всю! Про домик и то, как социально оставил тебя обнаженной и прочее…. И…. меня выгнали из дома.
Я вздрогнула. Мне вдруг стало за него очень страшно, хотя стоило бояться за себя.
— Ты идиот? — спросила я, он ничего не ответил.
— Не надо было оставлять меня одного, — сказал он и замолчал.
Минут через пять мы въехали в незнакомый мне двор. Игнат завалился на руль, не глуша мотор.
— Игнат? — вопросительно произнесла я.
— Ты меня любишь? Ты и правда меня любишь? — протараторил он.
Я прикрыла рот ладонью, не зная, что ответить. Сердце мое застучало так быстро, что я и думать забыла о часах проведенных на морозе.
— Ответь, пожалуйста, — произнес он нерешительно.
— Слушай…
— Слушаю!
— Игнат, я…
— Просто ты сказала это сегодня и я подумал…. Ошибся, видимо, — огорченно произнес Игнат. — Могла бы и соврать. Она же врала.
Выражение его лица выглядело таким потерянным. Я в мгновение забыла все, что было до этого.
— Мама? — спросила я, поскольку то было единственным, что пришло мне на ум.
Он косо улыбнулся и я узнала в нем того мучителя, что был мне близко знаком.
— Люблю, — выпалила я, будто назло.
— Правда? — спросил он, округлив глаза, и неловко поправил шапку. Его чертенок снова куда-то пропал. — Скажи, что это не потому, что я привязал тебя.
— Привязал?
— Я хотел, чтобы ты была только моей.
Меня осенило. Связав все воедино, я, запрокинув голову, тяжело выдохнула.
— Ты все это специально делал, да?
— Да. — ответил он. Я всю ночь вчера думал об этом. О том, к чему в итоге это привело.
— Ты всего-то разрушил мою жизнь.
— Я знаю, — Игнат тоже запрокинул голову на сиденье. — Я знаю, — повторил он.
— Зачем?
— Я люблю тебя! — торопясь произнес он.
Я покосила на него взгляд. Воцарилось неловкое молчание. Мимо промчалась заниженная девятка, а за ней машина дорожной патрульной службы.
— Я люблю тебя, с первого курса люблю. Как только увидел, голову потерял — нарушил он тишину. — Но ты меня не любишь. Это не любовь. Ты не полюбила меня тогда, и если бы я вел себя иначе, ты бы на меня и не позарилась. Я заставил тебя влюбиться. Привязал. Я читал, что это лучший способ — сначала короновать, потом обесценить.
— Дурак, — прошептала я, и устало опустила голову.
Я хотела ответить ему хоть что-то, но горшочек не желал варить.
— Пойдем в квартиру, — сказал он и заглушил мотор. — Если хочешь, я открою тебе и уеду в гостиницу или в машине перекантуюсь.
— Угу, — ответила я. — Идем. Только не уезжай никуда.
Мы, молча, поднялись на лифте. А потом перед моим взором открылась скромная однушка с диванчиком, шкафом, столом и настольной лампой.
Игнат ушел вниз, чтобы поднять свои вещи. А я — на кухню. Холодильник был отключен и соответственно пуст, но в шкафу болталась упаковка пакетированного чая.
Входная дверь открылась и на пол приземлились пакеты.
— Я пиццу заказал и лапшу китайскую, — сказал он и вопросительно на меня посмотрел. — Подойдет?
Я одобрительно качнула головой. Он улыбнулся.
В этот момент мне стало так тепло, что описать это словами невозможно и абсолютно бессмысленно.
— Отлично! Тогда я сейчас еще раз сбегаю, там вещи остались еще …. в машине.
Я снова одобрительно качнула головой.
Благодаря зимней свежести, духота быстро сошла на нет и в квартире стало свежо и прохладно. Я разбирала свою сумку с тетрадями и ноутбуком, когда вернулся Игнат. Он бросил в коридоре вещи и снова скрылся за входной дверью, через несколько минут вернулся уже с едой.
Мы сидели за кухонным столом, поедая изысканные кушанья, которые пришлось запивать горьким чаем, ибо сахара в доме не было. И тут он выпалил.
— Можно все обнулить и пригласить тебя на свидание? — спросил Игнат и поджал губы.
— Обнулить не получится, — сказала я.
— Ясно, — ответил он и опустил взгляд. — Да. Я понял.
— Ничего ты не понял, — сказала я, и сорвавшись с места, поцеловала его.
Не было в этом поцелуе той дикой страсти, что искрила в разные стороны в прошлый раз. Да и не до нее было.
Он отпрял от меня и поднялся на ноги, прислонившись спиной к стене.
— Я не понимаю, — сказал Игнат.
— Я тоже.
Он развел руками.
— Нам надо разобраться во всем этом, — сказала я. — Ты только обещай не делать мне больно.
— Ты не шутишь сейчас?
— Мозг просит удавить тебя, а сердце — поцеловать. Считай, что сейчас наше первое свидание. Я приглашаю тебя на этот прекрасный чай и остатки пиццы. Ты согласен?
Игнат неловко засмеялся.
— Да, — ответил он.
— Обещаешь?….
— Да, — перебил меня Игнат. — Я буду беречь тебя, а если нарушу обещание, передай управление мозгу, моя шея в твоем распоряжении. Души на здоровье.
— Идиот, — рассмеялась я.
Он нежно взял мое лицо в свои теплые ладони и поцеловал.
На следующий день мы все пары просидели вместе на первой парте, чем заметно позабавили наших одногруппников.
Родители не разговаривали с нами еще несколько месяцев. За это время Игнат продал свой внедорожник, и мы выкупили нашу однушку. Нашу.
Они приняли нас, но каждый раз глядели с подозрением. Мамина любовь к Игнату чуть поутихла, но любви ко мне как-то не прибавилось. Ну и ладно.
Игнат бесил меня с самого первого курса. Все сделалось еще хуже, когда одним вьюжным вечером мы застряли в загородном домике его отца только вдвоем.
Мне понадобилось много времени, чтобы осознать, что ненависть не возникает на пустом месте. Мне понадобилось много времени, чтобы понять, что не каждая любовь начинается с восторженного фейерверка.
Мне понадобилось много времени, чтобы принять, понять и простить.
Но совладав со своими страхами, я готова была броситься в чужой край, точно жена Декабриста, как это сделала в свое время мама. И во мне поселилась уверенность, что есть тот, кто готов был сделать для меня то же самое.