В объятиях графа

Глава 18

Анна теряла терпение. Она поймала себя на том, что постукивает пальцами ног. Она стояла во дворе конюшен, в то время как Эдвард спорил с грумом по поводу седла Дейзи. Очевидно, с подпругой было что-то не так. Что точно, она не знала, так как никто не снизошел до того, чтобы разъяснить ей, женщине, в чем проблема.

Она вздохнула. Почти на неделю она прикусила язык и послушно исполняла распоряжения Эдварда в качестве его секретаря. Не важно, что некоторыми своими приказами он явно рассчитывал вывести ее из равновесия. Не важно, что по крайней мере один раз в день Эдвард делал замечание по поводу вероломства женщин. Не важно, что каждый раз, когда ей случалось поднять взгляд, ее глаза встречались с глазами Эдварда, неотрывно смотрящими на нее. Она была женственна, она была покорна, и это почти убивало ее.

Теперь Анна закрыла глаза. Терпение. Терпение – та добродетель, которой она должна овладеть.

– Ты засыпаешь? – раздался над ухом голос Эдварда, заставив Анну подпрыгнуть и пристально посмотреть на него: реакция, которую он пропустил, так как уже отвернулся. – Джордж говорит, что подпруга слишком истерлась. Нам придется воспользоваться фаэтоном.

– Я не думаю… – начала Анна.

Но он шагнул туда, где упряжку подтягивали к фаэтону.

Анна зевнула, а затем пошла за ним следом.

– Милорд.

Он не обратил на нее внимания.

– Эдвард, – прошипела она.

– Дорогая. – Он остановился настолько неожиданно, что она чуть не врезалась в него.

– Не. Называй. Меня. Так. – Она повторяла это столько раз за прошедшую неделю, что слова превратились в песню. – В этой штуке нет места для грума или горничной.

Он между делом посмотрел на фаэтон. Джок уже запрыгнул на высокое сиденье и сидел настороженно, готовый к поездке.

– Зачем мне брать грума или горничную, чтобы посмотреть на поля?

Анна скривила губы:

– Тебе это очень хорошо известно.

Он поднял брови.

– В качестве компаньонки. – Она мило улыбнулась.

Он склонился ближе:

– Возлюбленная, я польщен, но даже я не могу соблазнить тебя, управляя фаэтоном.

Анна зарделась. Она знала это.

– Я…

Эдвард схватил ее за рукy, прежде чем она могла продолжить, потащил к карете и толкнул на сиденье. Он пошел помочь грумам, которые несли упряжку.

– Властный мужчина, – шепнула она Джоку.

Пес тяжело ударил хвостом и положил свою массивную голову ей на плечо, вымазав ее слюной. Еще через несколько минут Эдвард запрыгнул на сиденье, заставив карету зашататься, и схватил поводья. Лошади зашагали, и фаэтон толчком двинулся с места. Анна схватилась за спинку своего сиденья. Джок стоял на ветру, его уши и щеки колыхались. Фаэтон завернул за угол, и ее качнуло к Эдварду. На мгновение она прижалась грудью к твердому локтю. Она выпрямилась и крепче уцепилась за боковую стенку.

Карета повернула, и Анна снова ударилась о него. Она возмущенно посмотрела на графа, но это не возымело эффекта. Каждый раз, когда она отпускала спинку сиденья, карета кренилась, и ей приходилось хвататься за нее снова.

– Ты делаешь это специально?

Ответа не последовало.

– Если ты трясешь меня для того, чтобы поставить на место, – вышла она из себя, – то это довольно недальновидно с твоей стороны.

Черный глаз посмотрел на нее сквозь густые ресницы.

– Если ты хочешь наказать меня, – сказала она, – я могу понять это, но разрушение фаэтона причинит неудобство и тебе тоже.

Он незначительно снизил скорость. Анна положила руки себе на колени.

– Почему я должен хотеть наказать тебя? – спросил он.

– Ты знаешь.

Он в самом деле был самым несносным существом, когда хотел им быть. Они некоторое время ехали по аллее молча. Небо начало светлеть, а затем приобрело нежно-малиновый оттенок. Анна смогла видеть черты Эдварда более ясно. Они не выглядели доверительно.

Она вздохнула:

– Я сожалею, ты знаешь.

– Сожалеешь, что тебя обнаружили? – Голос Эдварда звучал подозрительно заискивающе.

Анна прикусила губу.

– Мне в это трудно поверить.

– Ты намекаешь, что я лгу? – Анна сцепила зубы, чтобы держать себя в руках, помня о своей клятве насчет терпения.

– Да, моя милая, думаю, да. – Его зубы заскрежетали так, будто их размалывали. – Ты, похоже, имеешь внутреннее приспособление для лжи.

Она глубоко вздохнула:

– Я понимаю, почему ты так думаешь, но я никогда не намеревалась причинить тебе боль.

Эдвард фыркнул:

– Замечательно. Хорошо. Ты ждала в одном из самых прославленных борделей Лондона, одетая как дорогостоящая проститутка, и мне довелось встретиться с тобой. Да, я понимаю, что тебя неправильно поняли.

Анна сосчитала до десяти. Затем она сосчитала до пятидесяти.

– Я ждала тебя. Только тебя.

Это, казалось, на короткое время лишило ветра его паруса. Солнце теперь светило в полную силу. Они с грохотом завернули за угол и напугали двух зайцев посреди дороги.

– Почему? – рявкнул он.

Она потеряла нить разговора.

– Что?

– Почему ты выбрала меня – после скольких… шести лет воздержания?

– Почти семи.

– Но ты вдова шесть лет.

Анна кивнула без объяснения.

Она чувствовала, что Эдвард смотрит на нее с любопытством.

– Каким бы ни был период, почему меня? Мои шрамы…

– Это не имеет никакого отношения к твоим чертовым шрамам! – выпалила она. – Шрамы не имеют значения, неужели ты не можешь этого понять?

Теперь пришел ее черед хранить молчание. Солнце теперь светило очень ярко, схватывая каждую деталь, ничего не оставляя спрятанным.

Она попыталась объяснить:

– Я думала… Нет. Я знала, что между нами существует притяжение. Потом ты уехал, и я поняла, что ты возьмешь то, что чувствовал ко мне, и отдашь это другой женщине. Женщине, которую даже не знаешь. И я хотела… испытывала необходимость… – Анна всплеснула руками, не находя слов. – Я хотела быть той, с кем ты… с кем ты будешь заниматься сексом.

Эдвард поперхнулся. Она не могла сказать, был ли он потрясен, испытывал ли раздражение или смеялся над ней.

Она неожиданно начала закипать:

– Это ты уехал в Лондон. Ты решил переспать с другой женщиной. Ты отвернулся от меня. От нас. Кто больший грешник? Я не буду больше…

Она проглотила свои слова, когда Эдвард остановил лошадей так резко, что они наполовину встали на дыбы. Джок чуть не катапультировался с сиденья. Анна вскрикнула в смятении, но, прежде чем она смогла протестовать, ее рот был накрыт его губами. Она почувствовала вкус кофе, когда он проводил вдоль ее языка, открывая ее губы все шире, чтобы обеспечить себе доступ. Грубоватые пальцы массировали ей затылок. Она была окружена мускусным ароматом мужчины. Медленно, неохотно, его рот покинул ее. Его язык нежно лизнул ее нижнюю губу, словно с сожалением.

Анна моргнула от яркого солнечного света, когда он поднял голову. Эдвард изучал ее изумленные черты и, должно быть, остался доволен тем, что увидел. Он улыбнулся, обнажая белые зубы. Подхватив поводья, он пустил лошадей легким галопом по аллее, их гривы развевались на ветру. Анна снова схватилась за спинку сиденья и попыталась понять, что случилось. Было довольно трудно думать, ощущая во рту его вкус.

– Я женюсь на тебе! – прокричал Эдвард.

Первый раз за всю жизнь она не знала, что ответить. Поэтому ничего не сказала.

Джок залаял и вывалил язык, который, как флажок, колыхался на ветру.

Корэл подняла лицо к небу и почувствовала, что лучи солнца скользят, словно жидкое тепло, вниз по ее щекам. Она села у задней двери дома Ренов, как делала каждый день с тех пор, когда почувствовала себя достаточно хорошо, чтобы подняться с постели. Вокруг нее маленькие зеленые росточки проталкивали свои пальчики сквозь черную землю, а рядом забавная маленькая птичка создавала довольно много шума. Странно, человек никогда не замечает солнца в Лондоне. Беспорядочные крики тысяч голосов, копоть и смог, стекающие по улицам нечистоты, растерянные и неприметные люди – там человек переставал смотреть вверх. Больше не чувствовал нежного прикосновения солнца.

– О, мистер Хоппл!

Корэл открыла глаза при звуке голоса своей сестры, но во всем остальном оставалась неподвижной. Перл помедлила у калитки, ведущей в задний сад. Ее сопровождал невысокий мужчина, одетый в самый безвкусный камзол, который Корэл когда-либо видела. Он казался робким, судя по тому, как он постоянно одергивал камзол. Но это неудивительно. Многие мужчины испытывают волнение в компании женщины, к которой они питают симпатию. По крайней мере, лучшие из них. Но Перл играла со своими волосами, вертела и крутила их в пальцах, что указывало на то, что она тоже чувствует себя неловко. И это уже настораживало, потому что первое, чему учится проститутка, – сохранять уверенную, действительно бесстыдную маску в компании сильного пола. Это ключ к их существованию.

Перл попрощалась со своим провожатым, мило хихикая. Она открыла калитку и вошла в маленький двор. Она уже направилась к заднему входу, когда вдруг заметила сестру.

– Боже мой, голубушка, я не видела, что ты здесь сидишь. – Перл обмахивала зардевшееся лицо. – Ты меня прилично напугала.

– Понятно, – сказала Корэл. – Ты же не ищешь потенциального клиента, не так ли? Тебе не нужно больше работать. Кроме того, мы скоро уедем в Лондон, теперь, когда мне лучше.

– Он не потенциальный клиент, – сказала Перл. – По крайней мере, не такой, какого ты имеешь в виду. Он предложил мне работу в качестве горничной нижнего этажа в Эбби.

– Горничной нижнего этажа?

– Да. – Перл вспыхнула. – Я училась этому, ты знаешь. Я снова стану хорошей горничной, обязательно.

Корэл нахмурилась:

– Но тебе совсем не нужно работать. Я же сказала, что позабочусь о тебе, и я сделаю это.

Ее сестра отвела назад свои тонкие плечи и выставила вперед подбородок:

– Я собираюсь остаться здесь с мистером Феликсом Хопплом.

Корэл бросила на нее короткий пристальный взгляд. Перл не дрогнула.

– Почему? – наконец спросила она ровным голосом.

– Он спросил моего позволения ухаживать за мной, и я разрешила.

– А когда он узнает, кто ты по профессии?… Ты думала, какова будет его реакция?

– Я думаю, он уже знает. – Перл предвидела ее вопрос и быстро покачала головой. – Нет, я не говорила ему, но мое прошлое пребывание здесь не осталось секретом. А если он не знает, я расскажу ему. Я думаю, что он возьмет меня в любом случае.

– Даже если он примет твою прошлую жизнь, другие жители деревни могут не сделать этого.

– О, я знаю, что будет трудно. Я уже не юная девушка с облаками эльфов перед глазами. Но он – истинный джентльмен. – Перл опустилась на колени рядом со стулом Корэл. – Он относится ко мне так по-доброму и смотрит на меня, как будто я леди.

– Итак, ты остаешься здесь?

– Ты тоже можешь остаться. – Перл говорила тихо и потянулась, чтобы взять Корэл за руку. – Мы обе могли бы начать здесь новую жизнь, иметь семьи, как нормальные люди. Мы могли бы иметь крошечный дом, как этот, и ты могла бы жить со мной. Разве не замечательно это было бы?

Корэл опустила глаза на свою ладонь, переплетенную с рукой старшей сестры. Пальцы Перл, смуглые, с маленькими светлыми шрамами вокруг костяшек пальцев, напоминали о годах, проведенных в услужении. Ее собственная рука была белая, гладкая и неестественно мягкая. Она высвободила ее из ладони Перл.

– Боюсь, я не могу остаться здесь. – Корэл попыталась улыбнуться, но обнаружила, что не может. – Я принадлежу Лондону. Я просто не чувствую себя уютно в любом другом месте.

– Но…

– Тс-с, дорогая. Мой жребий в жизни был брошен давным-давно. – Корэл поднялась и отряхнула юбки. – Кроме того, все это – свежий воздух и солнечный свет – может плохо отразиться на цвете моего лица. Пойдем в дом, поможешь мне упаковать вещи.

– Если это то, чего ты хочешь, – медленно сказала Перл.

– Да. – Корэл вытянула руку, чтобы поднять сестру на ноги. – Ты сказала мне, что мистер Хоппл чувствует по отношению к тебе, но не сказала, что сама испытываешь к нему.

– Он заставляет меня чувствовать себя тепло и в безопасности. – Перл зарделась. – И он целуется так замечательно.

– Пирог с лимонным кремом, – пробормотала Корэл. – А ты всегда так любила лимонный крем.

– Что?

– Ничего, дорогая. – Корэл легонько коснулась губами щеки сестры. – Я рада, что ты нашла подходящего мужчину.

– «И более того, эта сумасшедшая теория только углубляет подозрение, что слабоумие вашего мозга сейчас на продвинутой стадии. Мои соболезнования».

Анна неистово выводила слова, в то время как Эдвард вышагивал перед ее столом розового дерева. Раньше она никогда не писала под диктовку и, к своему ужасу, обнаружила, что это труднее, чем она думала. Тот факт, что Эдвард составлял свои злые письма с головокружительной скоростью, конечно, не мог помочь.

Краем глаза она заметила, что «Принц-ворон» снова лежит у нее на столе. После той поездки в фаэтоне два дня назад они с Эдвардом словно играли в игру с книгой. Как-то утром она обнаружила книгу лежащей по центру ее стола. Она молча вернула ее ему, но после обеда книга снова была у нее на столе. Она положила ее на стол Эдварда снова, и процесс повторился. Несколько раз. До сих пор она не набралась храбрости, чтобы спросить, что, собственно, книга значила для него и почему он, казалось, давал ее ей.

Теперь Эдвард бродил в тумане своей диктовки.

– «Возможно, ваше печальное умственное ослабление имеет семейные корни. – Он опустил кулак на ее стол. – Я помню, как ваш дядя, герцог Арлингтонский, проявлял такое же упрямство по поводу разведения свиней. В самом деле некоторые говорят, что его последний апоплексический удар последовал в результате слишком жаркой дискуссии по поводу поросящихся свиноматок». Как ты считаешь, здесь жарко?

Анна дошла до слова «жарко», когда поняла, что последний вопрос адресован ей. Она подняла на него глаза как раз вовремя, чтобы увидеть, как он снимает камзол.

– Нет, в комнате, кажется, умеренная температура. – Ее неуверенная улыбка замерла, когда Эдвард снял шейный платок.

– Мне ужасно жарко, – сказал он и расстегнул жилет.

– Что ты делаешь? – завизжала Анна.

– Диктую письмо. – Он поднял брови, изображая саму невинность.

– Ты раздеваешься!

– Нет, я раздевался, если бы снимал рубашку, – сказал Эдвард, делая как раз это.

– Эдвард!

– Моя дорогая?

– Верни рубашку на место сейчас же, – прошипела Анна.

– Почему? Ты находишь мой торс отвратительным? – Эдвард невозмутимо оперся о ее стол.

– Да. – Анна вздрогнула от выражения его лица. – Нет! Надень обратно рубашку.

– Ты уверена, что у тебя не вызывают отвращения мои шрамы? – Он шагнул ближе, его пальцы касались отметин в верхней части груди.

Ее глаза беспомощно следили за его завораживающей рукой, прежде чем она смогла отвести взгляд. Едкий ответ крутился на кончике ее языка. Продуманная непринужденность Эдварда остановила ее. Этот невозможный мужчина задал важный для него вопрос и ждал ответа.

Она вздохнула:

– Я вовсе не считаю тебя отталкивающим, и ты это знаешь.

– Тогда прикоснись ко мне.

– Эдвард…

– Сделай это, – прошептал он. – Мне нужно знать. – Он поймал ее руку и притянул к себе.

Анна посмотрела ему в лицо, разрываясь между приличием и желанием разуверить его. На самом деле проблема заключалась, конечно, в том, что она хотела коснуться его. Хотела слишком сильно.

Он ждал.

Она подняла руку. Помедлила. Затем коснулась. Ее ладонь остановилась чуть ниже ключицы, как раз там, где она могла чувствовать неумолимое биение его сердца. Его глаза, следящие за ней, казалось, невозможно потемнели до более глубокого оттенка черного. Анна вздохнула полной грудью, когда ее рука скользила вниз по жестким мускулам. Она могла чувствовать выемки шрамов от оспы и помедлила, чтобы нежно обвести один из них средним пальцем. Его веки опустились, как будто отяжелев. Она передвинулась к другому шраму и тоже прошлась по нему. Анна наблюдала за своей собственной рукой и думала о давней боли, которую сопровождали эти шрамы. Боль тела юного мальчика и боль его души. В тишине комнаты слышалось лишь их напряженное дыхание. Она никогда не исследовала грудь мужчины в таких мельчайших подробностях. Это было так приятно. Чувственно. Гораздо более интимно, чем сама близость.

Ее взгляд скользнул к его лицу. Его губы приоткрылись и стали влажными там, где он провел по ним языком. Очевидно, он был так же взволнован, как и она. Знание о том, что ее обычное прикосновение имело такую власть над ним, разожгло ее собственное желание. Ее рука нашла черные вьющиеся волосы у него на груди, влажные от испарины. Она медленно проводила пальцами по спутанной поросли, наблюдая, как пряди закручивались вокруг кончиков ее пальцев, словно для того, чтобы удержать ее. Она ощущала его мужскую сущность, поднимающуюся вместе с жаром от его тела.

Она качнулась вперед, влекомая силой, помимо своей воли. Волосы на его груди щекотали ей губы. Она зарылась носом в его тепло. Его грудь теперь двигалась толчками. Она открыла рот и выдохнула. Ее язык высунулся вперед, чтобы попробовать соль на его коже. Один из них, а возможно, и оба, застонали. Ее руки обхватили его бока, и она смутно почувствовала, что он прижал ее ближе. Ее язык продолжал исследовать: его щекочущие волосы, резкий вкус пота, шероховатость мужского соска.

Соль собственных слез.

Она обнаружила, что из ее глаз медленно капали слезы и смешивались с влагой на теле Эдварда. В этом не было никакого смысла, но она не могла остановить слезы. Так же как не могла излечить свое тело от желания этого мужчины или свое сердце от любви к нему.

Это понимание неожиданно остановило ее, прояснило некоторый туман в сознании. Она вдохнула, дрожа, а затем попыталась высвободиться из объятий Эдварда.

Его руки крепче сжали ее.

– Анна…

– Пожалуйста, отпусти меня. – Ее голос показался скрипучим даже для ее собственных ушей.

– Проклятье. – Но его руки открылись, отпуская ее. Она быстро отступила назад.

Он нахмурился:

– Если ты думаешь, что я забуду это…

– Нет необходимости предупреждать меня. – Она засмеялась слишком резко, балансируя на грани полной потери самообладания. – Я уже знаю, что ты ничего не забываешь и не прощаешь.

– Проклятье, ты знаешь, прокля…

Раздался стук в дверь библиотеки. Эдвард не договорил фразу и выпрямился, нетерпеливо проводя рукой по волосам и передвигая свою косу:

– Что?

Мистер Хоппл заглянул из-за двери. Он заморгал, увидев графа неодетым, но тем не менее, заикаясь, произнес:

– П-прошу прощения, милорд, но Джон-кучер сказал, что одно из задних колес кареты все еще в ремонте у кузнеца.

Эдвард нахмурился, глядя на управляющего, и схватил свою рубашку.

Анна воспользовалась возможностью, чтобы тайком вытереть влажные щеки.

– Он уверяет, что это займет еще день, – продолжил мистер Хоппл. – Максимум два.

– У меня нет этого времени, поймите. – Эдвард закончил одевание и теперь повернулся и начал шарить в своем столе, бросая бумаги на пол. – Мы возьмем фаэтон, а слуги могут последовать за нами, когда карета будет отремонтирована.

Анна с подозрением подняла на него глаза. Она впервые слышала о путешествии. Нет, он не посмеет. Мистер Хоппл нахмурился:

– «Мы», милорд? Я не знал…

– Мой секретарь будет сопровождать меня в Лондон, конечно. Мне понадобятся ее услуги – я должен завершить рукопись.

Глаза управляющего расширились в ужасе, но Эдвард не заметил реакции. Он испытующе смотрел на Анну.

Она сделала быстрый вдох и молчала, не в силах проронить ни слова.

– Н-но, милорд! – Мистер Хоппл заикался, очевидно шокированный.

– Мне понадобится закончить рукопись. – Эдвард явно адресовал свои слова ей, его глаза горели черным огнем. – Мой секретарь будет делать записи на собрании аграрного общества. Мне придется заниматься различными вопросами, касающимися других моих поместий. Да, я действительно считаю необходимым, чтобы мой секретарь путешествовала со мной, – закончил он тихим, более интимным голосом.

Мистер Хоппл вмешался в разговор:

– Но она… э-э… женщина! Незамужняя женщина, простите мою прямоту, миссис Рен. Это совсем не прилично для нее – путешествовать…

– Совсем. Совсем, – перебил Эдвард. – У нас будет компаньонка. Позаботьтесь о том, чтобы привести с собой таковую завтра, миссис Рен. Мы уедем перед рассветом. Я буду ждать вас на конюшенном дворе. – И он, громыхая сапогами, вышел из комнаты.

Мистер Хоппл последовал за ним, бормоча напрасные возражения.

Анна в самом деле не знала, смеяться ей или плакать. Она почувствовала грубый влажный язык на своей ладони и посмотрела вниз, где увидела Джока, сопящего рядом с ней.

– Что же мне делать?

Но пес только вздохнул и упал на спину, нелепо болтая в воздухе лапами, что едва ли отвечало на ее вопрос.