В объятиях смерти

Глава 16

Не помню, чтобы я оставляла включенными какие-нибудь светильники, и поэтому предположила, что горничная поменяв белье и вытряхнув пепельницы, по небрежности забыла выключить свет. Я уже заперла дверь и, напевая про себя, отправилась в ванную, когда поняла, что не одна.

Марк сидел перед окном, рядом с его креслом на ковре стоял раскрытый кейс. В этот неопределенный момент, когда мои ноги не знали, куда им идти, его глаза встретились с моими в молчаливом диалоге, встревожив мое сердце и сжав его ужасом.

Бледный, одетый в теплый серый костюм, он выглядел так, как будто только что из аэропорта. Его чемодан стоял, прислоненный к кровати. Если бы у Марка был счетчик Гейгера, реагирующий на психическое излучение, то, я уверена, мой ранец заставил бы его бешено трещать. Спарацино послал его. Я подумала о «Руджере» в своей сумочке, но при этом прекрасно понимала, что никогда не смогу поднять пистолет на Марка Джеймса и спустить курок, если до этого дойдет.

— Как ты вошел? — глухо спросила я, не двигаясь с места.

— Я твой муж, — сказал он и достал из кармана ключи от моего номера.

— Ты ублюдок, — прошептала я, мое сердце дико колотилось.

Он побледнел и отвел глаза.

— Кей...

— О Господи! Ты ублюдок!

— Кей. Я здесь, потому что меня послал Бентон Уэсли. Пожалуйста. — Он встал с кресла.

В изумленном молчании я наблюдала за тем, как он достал из чемодана виски, прошел мимо меня к бару и принялся наполнять стаканы льдом. Его движения были медленными и неторопливыми, как будто он изо всех сил старался не нервировать меня лишний раз. Кроме того, он выглядел очень усталым.

— Ты ела? — спросил он, протягивая мне напиток.

Пройдя мимо него, я бесцеремонно бросила ранец и сумочку на туалетный столик.

— Я умираю с голоду, — сказал он, ослабив воротничок рубашки и сорвав галстук. — Черт, я раза четыре менял самолеты. С самого завтрака не ел ничего, кроме орехов.

Я промолчала.

— Я уже сделал заказ на нас обоих, — продолжал он спокойно, — думаю, ты созреешь, когда его принесут сюда.

Подойдя к окну, я разглядывала лилово-серые облака над огнями улиц старого города Ки Уэста. Марк пододвинул кресло, скинул туфли и закинул ноги на кран кровати.

— Дай мне знать, когда будешь готова выслушать мои объяснения, — сказал он, болтая в стакане лед.

— Я не поверю ничему, что ты скажешь, — холодно ответила я.

— Вполне откровенно. Это расплата за жизнь во лжи. В этом я невероятно преуспел.

— Да, — откликнулась я, — ты в этом невероятно преуспел. Как ты нашел меня? Я не верю, что Бентон рассказал тебе. Он не знает, где я остановилась, а здесь на острове, должно быть, штук пятьдесят отелей и столько же пансионов.

— Ты права. Наверное, так и есть, и, тем не менее, мне потребовался всего один телефонный звонок, чтобы найти тебя, — сказал Марк.

Расстроенная, я села на кровать.

Он залез в карман своего пиджака и, вытащив сложенную брошюру, протянул ее мне.

— Узнаешь?

Это был точно такой же путеводитель, как тот, что Марино нашел в спальне Берил Медисон и копия которого была подшита к ее делу. Это был тот самый путеводитель, который я изучала бесчисленное количество раз, и о котором вспомнила две ночи назад, когда решила сбежать на Ки Уэст. На одной его стороне были перечислены рестораны, достопримечательности и магазины, а на другой изображена карта улиц, по периметру которой были напечатаны объявления, в том числе и реклама этой гостиницы, натолкнувшая меня на мысль остановиться здесь.

— Бентон вчера после нескольких попыток наконец связался со мной, — продолжил Марк. — Он был совершенно расстроен, сказал, что ты уехала — отправилась сюда. Затем мы занялись делом — попытались тебя вычислить. У Бентона под рукой, очевидно, оказалась копия путеводителя Берил. Он предположил, что ты тоже видела его, а возможно, даже сделала для себя копию. Мы решили, что тебе могло прийти в голову воспользоваться им.

— Где ты это взял? — я вернула ему брошюру.

— В аэропорту. И так случилось, что эта гостиница — единственная, которая здесь указана. И у них оказался номер, зарезервированный на твое имя.

— Отлично. Значит, мой побег не удался.

— Да, он вышел довольно жалким.

— А вот где мне пришла в голову эта идея, если тебе необходимо это знать, — злобно сдалась я. — Я просматривала бумаги Берил так много раз, что просто запомнила эту брошюру и запомнила объявление гостиницы на Дюваль. Наверное, оно отложилось у меня в голове, потому что я раздумывала над тем, не могла ли Берил остановиться здесь, когда только приехала на Ки Уэст.

— Ну, и она остановилась? — Он поднял свой стакан.

— Нет.

Когда он встал, чтобы подлить нам виски, в дверь постучали, и мое сердце подскочило, а Марк небрежно сунул руку под пиджак и извлек девятимиллиметровый пистолет. Держа его дулом вверх, он посмотрел в дверной глазок и вернул оружие обратно за пояс брюк, после чего открыл дверь. Прибыл наш обед, и когда Марк расплачивался с молодой женщиной наличными, она широко улыбнулась и сказала:

— Спасибо, мистер Скарпетта. Надеюсь, вам понравятся бифштексы.

— Почему ты зарегистрировался как мой муж? — требовательно спросила я.

— Я буду спать на полу. Но ты не останешься одна, — ответил он, расставляя накрытые блюда на столике у окна и распечатывая бутылку вина. Выскользнув из своего пиджака и кинув его на кровать, он положил пистолет на туалетный столик недалеко от моего ранца так, чтобы до него легко было дотянуться.

Я ждала, пока он сядет за еду, прежде, чем спросить его об оружии.

— Безобразный маленький монстр, но, может быть, мой единственный друг, — ответил он, принявшись за бифштекс. — Кстати, я надеюсь, твой тридцать восьмой у тебя с собой, может быть, даже в твоем ранце? — Он бросил взгляд на ранец.

— Он у меня в сумочке, к твоему сведению, — как дура выложила я. — Но как, во имя Господа, ты узнал, что у меня именно тридцать восьмой?

— Бентон сказал. Кроме того, он сказал, что ты недавно получила лицензию на его ношение, и полагает, что в последнее время ты мало куда ходишь без оружия. — Он пригубил вино и добавил: — Неплохо.

— Может быть, Бентон сказал тебе и размер моего платья? — спросила я, заставляя себя есть, хотя мой желудок умолял меня этого не делать.

— Нет, в этом не было необходимости. Ты все так же носишь восьмой, и выглядишь так же хорошо, как во времена Джорджтауна. И на самом деле даже лучше.

— Я была бы тебе очень признательна, если бы ты перестал разыгрывать из себя этакого вальяжного сукина сына и рассказал, как, черт побери, ты узнал хотя бы имя Бентона Уэсли, не говоря уже о том, что заслужил привилегию наслаждаться приватными беседами обо мне?

— Кей. — Марк отложил вилку, когда встретил мой гневный взгляд, — я знаю Бентона гораздо дольше, чем ты. Ты еще не поняла этого? Я что, должен написать это светящимися буквами?

— Да. Напиши это большими буквами поперек неба, Марк. Потому что я не знаю, чему верить. Я уже не представляю себе, кто ты. Я не доверяю тебе. Честно говоря, я до смерти тебя боюсь.

Он откинулся на своем стуле, и его лицо стало таким серьезным, каким я его никогда не видела.

— Кей, мне очень жаль, что ты боишься меня. И мне жаль, что ты не доверяешь мне. И в этом есть определенный смысл, потому что только несколько людей во всем мире имеют представление, кто я такой, а временами я и сам не слишком это понимаю. Я не мог сказать тебе этого раньше, но теперь — все. — Он помолчал. — Бентон учил меня в Академии задолго до того, как ты с ним познакомилась.

— Ты агент? — недоверчиво спросила я.

— Да.

— Нет! — У меня закружилась голова. — Нет! На этот раз я не собираюсь тебе верить, черт побери!

Молча поднявшись, он подошел к телефону у кровати и набрал номер.

— Иди сюда. — Марк глянул на меся мельком.

Затем он вручил мне трубку.

— Алло? — Голос я узнала сразу же.

— Бентон? — сказала я.

— Кей? У тебя все в порядке?

— Марк здесь, — ответила я. — Он нашел меня. Да, Бентон, у меня все в порядке.

— Слава Богу. Ты в хороших руках. Я уверен, что он все тебе объяснит.

— Я в этом не сомневаюсь. Спасибо, Бентон. До свидания.

Марк взял у меня трубку и положил ее на рычаг. Вернувшись за стол, он долго смотрел на меня, прежде, чем снова заговорить:

— Я оставил свою юридическую практику после того, как была убита Жанет. Я до сих пор не знаю, почему, Кей, но это и не важно. Я какое-то время работал без прикрытия в Детройте, а затем был глубоко законспирирован. Что касается моей работы на «Орндорфф и Бергер», то это все неправда.

— Ты не собираешься сообщить мне, что Спарацино тоже работает на ФБР? — спросила я, меня била мелкая дрожь.

— Черт, нет, конечно, — ответил он, не глядя на меня.

— Во что он замешан, Марк?

— Его незначительные проступки включают в себя обман Берил Медисон, искажение формулировки ее авторского договора, как он поступал со многими своими клиентами. И, как я тебе уже говорил, он манипулировал ею, использовал ее в игре против Кери Харпера и готовил большой публичный скандал, как он проделывал это уже с другими много раз.

— Значит, то, что ты мне рассказывал в Нью-Йорке, — правда?

— Не все, конечно. Я не мог рассказать тебе все.

— Спарацино знал, что я приезжаю в Нью-Йорк? — Этот вопрос мучил меня много недель.

— Да. Я подстроил все это, чтобы таким образом якобы получить от тебя больше информации и повлиять, чтобы ты согласилась встретиться с ним. Он знал, что ты никогда не пойдешь ни на какие переговоры. И тогда я вызвался привести тебя к нему.

— О Боже! — пробормотала я.

— Я думал, что все под контролем. Я думал, что он не следит за мной до тех пор, пока мы не пришли в ресторан. Вот тогда я понял, что все пошло к черту, — продолжал Марк.

— Почему?

— Потому что он прицепил за мной хвост. Я уже давно знал, что отродье Патина — один из его осведомителей. Так он платит ренту в ожидании эпизодических ролей в мыльных операх, коммерческих телевизионных роликах и рекламе белья. Очевидно, Спарацино начал меня подозревать.

— Почему он послал Патина? Он не понимал, что ты узнаешь его?

— Спарацино не известно, что я осведомлен насчет Патина, — ответил. Марк. — Увидев Патина в ресторане, я понял, что его послал Спарацино. Он хотел убедиться, действительно ли я встречаюсь с тобой, и выяснить, что я собираюсь делать. Точно так же он послал так называемого Джеба Прайса обыскать твой кабинет.

— Ты хочешь сказать, что Джеб Прайс — тоже актер, умирающий с голоду?

— Нет. Мы арестовали его на прошлой неделе в Нью-Джерси. Какое-то время он никого не будет беспокоить.

— Я надеюсь, ты в курсе, что Дизнер в Чикаго также был ложью?

— Это легендарная личность. Но я никогда не встречался с ним.

— И я полагаю, ты точно так же неспроста заезжал навестить меня в Ричмонде, не так ли? — Я пыталась справиться с подступавшими слезами.

Снова наполнив наши бокалы вином, он ответил:

— На самом деле я ехал не из округа Колумбия. Я как раз прилетел из Нью-Йорка. Спарацино послал меня как следует выпотрошить твои мозги и выяснить все что ты знаешь об убийстве Берил.

Я пригубила вино и некоторое время молча пыталась взять себя в руки. Затем я спросила:

— Он как-то замешан в ее убийстве, Марк?

— Поначалу меня тоже беспокоил этот вопрос, — ответил он. — Пока не было другого убийства, я спрашивал себя, не зашли ли игры Спарацино с Харпером слишком далеко, не потерял ли Харпер голову настолько, чтобы убить Берил? Но затем был убит сам Харпер, а я так и не нашел ничего, что дало бы мне основания предполагать связь Спарацино с этими смертями. Я думаю, он хотел, чтобы я выяснил все, что смогу, об убийстве Берил, потому что он — параноик.

— А он не боялся, что полиция может обыскать ее кабинет, и при этом, возможно, всплывут его махинации с формулировками в ее авторском договоре? — спросила я.

— Возможно. Я только знаю, что ему была нужна ее рукопись. Неважно, во что это обойдется. А насчет всего остального я не уверен.

— А как насчет его иска, его вендетты против главного прокурора?

— Это наделало много шума, — ответил Марк. — Спарацино презирает Итриджа и будет в восторге, если сможет его унизить или даже отправить в отставку.

— Скотт Патин был здесь, — сообщила я Марку. — Он был здесь не так давно и задавал вопросы о Берил.

— Интересно. — Это единственное, что он произнес, отрезая очередной кусок бифштекса.

— Сколько времени ты был связан со Спарацино?

— Больше двух лет.

— О господи! — воскликнула я.

— ФБР очень тщательно подстроило все это. Я был заслан как адвокат по имени Пол Баркер, ищущий работу и жаждущий быстро разбогатеть. Я прошел через необходимые перемещения, чтобы он на меня клюнул. Конечно, он все проверил, и когда конкретные детали не сошлись, предъявил это мне. Я признался, что жил под вымышленным именем, что я часть Федеральной программы защиты свидетелей. Это долго и трудно объяснять, но, короче говоря, Спарацино поверил, что в своей прежней жизни в Таллахасси я был замешан в нелегальной деятельности, меня арестовали, и ФБР вознаградило меня за показания, предоставив мне новое имя и новое прошлое.

— Ты был замешан в нелегальную деятельность? — спросила я.

— Нет.

— А Итридж считает, что да, — сказала я, — и что ты какое-то время провел в тюрьме.

— Меня это не удивляет. Федеральные власти, как правило, очень тесно сотрудничают с ФБР, а по документам тот Марк Джеймс, которого ты знала, выглядит довольно неприглядно — адвокат, который перешел на другую сторону, был лишен права заниматься адвокатской деятельностью и провел два года в тюрьме.

— Должна ли я предположить, что связь Спарацино с «Орндорфф и Бергер», только фасад?

— Да.

— Фасад для чего, Марк? Наверное, для чего-то большего, чем для его махинаций с публичными скандалами?

— Мы убеждены, что он отмывает деньги для организованной преступности, Кей. Деньги, полученные от торговли наркотиками. Кроме того, мы считаем, что он связан с мафией в казино. Здесь замешаны политики, судьи, другие адвокаты. Сеть невероятная. Нам было известно об этом довольно давно, но это очень опасное дело, когда одна часть системы правосудия атакует другую. У нас должны быть твердые доказательства вины. За этим меня и заслали. Чем больше я раскапывал, тем дольше застревал там. Три месяца превратились в шесть, а потом стали годами.

— Я не понимаю. Его фирма законна, Марк.

— Нью-Йорк — это собственная маленькая страна Спарацино. У него есть власть. В «Орндорфф и Бергер» очень мало знают о том, чем он на самом деле занимается. Я никогда не работал на фирму. Они даже не знают моего имени.

— Но Спарацино знает, — нажимала я на него. — Я слышала, как он называл тебя Марком.

— Да, он знает мое настоящее имя. Как я уже сказал, операция ФБР была дотошно продумана. Там очень тщательно поработали, переписывая мою жизнь, создавая «бумажный след», делающий Марка Джеймса, которого ты когда-то знала, кем-то, кого бы ты никогда не узнала, если не сказать больше. — Его лицо помрачнело. — Мы со Спарацино договорились, что он будет называть меня Марк в твоем присутствии, все остальное время я был Полом. Я работал на него. Какое-то время я жил вместе с его семьей. Я был его преданным сыном, или, по крайней мере, он так думал.

— Я знаю, что в «Орндорфф и Бергер» о тебе никогда не слышали, — призналась я. — Я пыталась позвонить тебе в Нью-Йорк и Чикаго, но там даже не поняли, о ком я говорю. Я звонила Дизнеру. Он тоже не знал, кто ты такой. Может быть, я совершила не слишком удачный побег, но ты тоже довольно жалкий шпион.

Какое-то время он помолчал, а затем произнес:

— ФБР вывело меня на тебя, Кей. Ты появилась на сцене, и в моем распоряжении оказалось множество возможностей. Но так как это была именно ты, то вмешались мои эмоции. И я резко поглупел.

— Не знаю, как я должна реагировать на это.

— Пей вино и смотри на восход луны над Ки Уэстом. Это будет лучшей реакцией.

— Но, Марк, — теперь я уже окончательно сдалась, — есть один очень важный момент, который я не понимаю.

— Я почти уверен, что есть много очень важных моментов, которые ты не понимаешь и, скорее всего, никогда не поймешь, Кей. Нас с тобой разделяет большой отрезок жизни, который не преодолеть за один вечер.

— Ты сказал, что Спарацино натравил тебя на меня, чтобы ты выпотрошил мои мозги. Откуда он узнал, что ты знаком со мной? Ты рассказал ему?

— Он упомянул тебя в разговоре сразу же после того, как мы услышали об убийстве Берил. Он сказал, что ты главный медицинский эксперт в Вирджинии. Я занервничал. Мне не хотелось, чтобы он навредил тебе, и я решил, что лучше сделаю это сам.

— Ценю твое благородство, — сказала я с иронией.

— Ты и должна. — Он смотрел мне прямо в глаза. — Я рассказал ему, что мы с тобой встречались в прежней жизни. Я хотел, чтобы он предоставил тебя мне. И он сделал это.

— И это все?

— Мне бы хотелось так думать, но боюсь, что мои мотивы были неоднозначны.

— Неоднозначны?

— Думаю, меня соблазнила возможность увидеть тебя снова.

— Так ты мне тогда и сказал.

— Я не лгал.

— А сейчас ты лжешь?

— Клянусь Богом, я не лгу тебе сейчас, — сказал он.

Я вдруг сообразила, что все еще одета в тенниску и шорты, моя кожа была липкой от пота, а волосы в беспорядке. Я извинилась, вышла из-за стола и направилась в ванную. Когда через полчаса я вышла, завернутая в свой любимый махровый халат, Марк крепко спал на моей кровати.

Я села рядом с ним, он застонал и открыл глаза.

— Спарацино очень опасный человек, — сказала я, медленно пробегая пальцами по его волосам.

— Несомненно, — сонно согласился Марк.

— Он послал Патина. Я даже не могу понять, как он вообще узнал, что Берил была здесь.

— Потому что она звонила ему отсюда, Кей. Он всегда это знал.

Я кивнула, пожалуй, вовсе не удивленная этим. Возможно, Берил до самого конца оставалась зависимой от Спарацино. Но, должно быть, она уже начинала сомневаться в нем. Иначе она бы оставила свою рукопись ему, а не бармену по имени Пи Джей.

— Что бы он сделал, если бы узнал, что ты был здесь? — тихо спросила я. — Что бы сделал Спарацино если бы узнал, что мы с тобой сидели в этой комнат и разговаривали?

— Он бы чертовски ревновал.

— Серьезно?

— Возможно, убил бы нас, если бы был уверен, что может сделать это безнаказанно.

— А он может сделать это безнаказанно, Марк?

Притянув меня к себе, он сказал мне в шею:

— Нет, черт его побери.

На следующее утро нас разбудило солнце, и, снова позанимавшись любовью, мы проспали в объятиях друг друга до десяти часов.

Пока Марк принимал душ и брился, я просто смотрела в окно, и никогда краски не были такими яркими, а солнце не светило так чудесно на крошечном прибрежном островке Ки Уэст. Я куплю квартиру, где мы с Марком будем заниматься любовью всю оставшуюся жизнь. И я буду впервые после детства кататься на велосипеде, снова займусь теннисом и брошу, наконец, курить. Я изо всех сил постараюсь наладить отношения со своей семьей, и Люси будет у нас частой гостьей. Я стану завсегдатаем «Луи», и мы примем Пи Джея в круг наших друзей. Я буду наблюдать, как солнечный свет пляшет по поверхности моря и молиться за женщину по имени Берил Медисон, чья ужасная смерть наполнила мою жизнь новым смыслом и снова научила меня любить.

После позднего завтрака, который мы съели в номере, я достала из ранца рукопись Берил. Марк наблюдал за мной, не веря собственным глазам.

— Это то, что я думаю? — спросил он.

— Да. Это именно то самое.

— Где, ради Бога, ты нашла ее, Кей? — Он поднялся из-за стола.

— Она оставила ее у друга, — ответила я.

Мы устроились на кровати, подсунув под спину подушки и, положив рукопись между нами, и я передала Марку мой разговор с Пи Джеем.

Утро перешло в день, а мы так и не выходили из номера, только выставляли в коридор грязные тарелки, заменяя их сэндвичами и закусками, которые заказывали по мере необходимости. В течение многих часов мы почти не говорили друг с другом, пробираясь через страницы жизни Берил Медисон. Книга была просто невероятной, и не раз мне на глаза наворачивались слезы.

Берил была певчей птичкой, рожденной в бурю, истерзанным цветным комочком, запутавшимся в серых ветвях ужасной жизни. Ее мать умерла, и отец привел женщину, которая относилась к Берил с плохо скрываемым раздражением. Не имея сил выносить мир, в котором жила, Берил научилась искусству создавать свой собственный. Литература стала ее второй реальностью, так же как рисование для глухого, или музыка для слепого. Из слов ей удавалось вылепить мир, который можно было потрогать, почувствовать его запах и ощутить вкус.

Ее взаимоотношения с Харперами были такими же сумасшедшими. Поселившись, наконец, вместе в этом сказочном зачарованном особняке на реке, они образовали фигуру, чреватую взрывом неимоверной силы. Кери Харпер купил и отреставрировал для Берил большой дом, и именно в той спальне наверху, в которой я спала, он однажды похитил ее девственность. Тогда ей было только шестнадцать.

Когда она на следующее утро не спустилась к завтраку, Стерлинг Харпер поднялась наверх, чтобы выяснить, в чем дело, и обнаружила Берил свернувшейся «калачиком» и плачущей. Не в состоянии посмотреть в лицо тому факту, что ее знаменитый брат изнасиловал их приемную дочь, мисс Харпер сражалась с демонами собственного дома по своему — она закрыла на это глаза: ни разу не сказала Берил ни слова и не попыталась вмешаться, а только тихонько прикрывала на ночь свою дверь и спала неспокойным сном.

Сексуальные атаки продолжались неделя за неделей, становясь реже по мере того, как Берил взрослела, и, в конце концов, закончилась с импотенцией лауреата Пулитцеровской премии — долгие вечера с крепкой выпивкой, да и другие излишества, включая наркотики, не прошли даром. Когда дивидендов с капитала, заработанного на книге, и наследственного имущества семьи перестало хватать, он обратился к своему другу, Джозефу Мактигю, который сосредоточил свое благосклонное внимание и способности на шатких финансах Харпера, в конце концов, сделав его «не только снова платежеспособным, но и достаточно богатым, чтобы он мог себе позволить самое лучшее виски и вдосталь кокаина, когда бы он только ни пожелал».

Берил писала, что после того, как она уехала, мисс Харпер написала тот самый портрет над каминной полкой в библиотеке, портрет девочки, лишенной невинности, предназначенный, сознательно или нет, вечно мучить Харпера. Он пил все больше, писал все меньше, начал страдать от бессонницы. Он зачастил в бар «Калпепер» Его сестра поощряла этот ритуал, используя часы его отсутствия для того, чтобы втайне от него разговаривать с Берил по телефону. Последней сценой в сей драматической пьесе стало нарушение Берил, воодушевленной Спарацино, условий контракта.

Это был ее способ реабилитации собственной жизни, и, если говорить ее словами, попытка «сохранить красоту моей подруги Стерлинг, оставить воспоминания о ней, как оставляют между страницами книги засушенные полевые цветы». Берил начала свою книгу вскоре после того, как у мисс Харпер был диагностирован рак. Их узь были нерушимы, их любовь друг к другу безгранична.

Естественно, в книге были длинные отступления, касающиеся романов, написанных Берил, и источников ее идей. Здесь же имелись длинные цитаты из ранних работ, видимо, это и была та часть рукописи, которую мы нашли в ее спальне на туалетном столике. Трудно сказать. Трудно понять, что творилось в голове Берил. Но я видела, что ее работа была достаточно скандальной, чтобы испугать Кери Харпера и вдохновить Спарацино. У того, надо думать, прямо слюнки потекли.

Чего мне не удалось обнаружить по мере того, как день истекал, так это следов, вызвавших бы дух Френки. В рукописи не было упоминания о тяжком испытании, которое, в конце концов, закончило ее жизнь. Я полагаю, что жаловаться — было не в ее стиле. Может быть, она надеялась, что со временем все утрясется.

Я уже была близка к концу книги, когда Марк неожиданно накрыл ладонью мою руку.

— Что? — Я едва могла оторвать взгляд от страницы.

— Кей. Взгляни на это, — сказал он, мягко положив страницу поверх той, которую я читала.

Это было начало двадцать пятой главы, страница, которую я уже прочла. Я мгновенно сообразила, что япропустила. Это была хорошая копия, а не отпечатанная страница оригинала, как все остальные.

— Мне показалось, ты говорила, что существует только один экземпляр, — насмешливо сказал Марк.

— У меня создалось такое впечатление, — ответила я озадаченно.

— Так вот, я спрашиваю себя, не сделала ли она копию и не перепутала ли при этом страницу?

— Во всяком случае это выглядит именно так, — заключила я. — Но где же тогда копия? Она так и не всплыла.

— Не представляю себе.

— Ты уверен, что ее нет у Спарацино?

— Я совершенно уверен, что если бы она была у него, я бы об этом знал. Во время его отсутствия я перевернул его кабинет вверх тормашками и то же самое сделал с его домом. Кроме того, я думаю, он бы сказал мне, во всяком случае, пока думал, что мы приятели.

— Мне кажется, нам пора навестить Пи Джея.

Мы обнаружили, что у Пи Джея — выходной. Его не было ни у «Луи», ни дома. Сумерки опустились на остров прежде, чем мы, наконец, поймали его в закусочной. Он уже был изрядно навеселе. Я подхватила его у стойки бара и за руку привела к столику.

Я торопливо представила:

— Марк Джеймс, мой друг.

Пи Джей кивнул и отсалютовал бутылкой пива с длинным горлышком. Он несколько раз мигнул, как бы пытаясь проморгаться, тем временем откровенно любуясь моим привлекательным мужественным спутником. Марк, казалось, не замечал этого.

Перекрывая грохот толпы и оркестра, я прокричала Пи Джею:

— Рукопись. Берил делала ее копию, когда была здесь?

Глотнув пива и раскачиваясь в такт музыке, он ответил:

— Не знаю. Если и сделала, то никогда ничего не говорила мне об этом.

— Но это, возможно? — настаивала я. — Могла она это сделать, когда снимала копию с писем, которые отдала вам?

Он пожал плечами, по его вискам стекали капельки пота, лицо горело. Пи Джей был более чем навеселе, он был пьян в лоскуты.

Пока Марк бесстрастно наблюдал за происходящим, я попробовала еще раз:

— Ну, хорошо, она брала рукопись с собой, когда отправлялась копировать письма?

— ...как Боги и Бекол... — затянул Пи Джей, подпевая хриплому баритону и отбивая ритм вместе с толпой по краю стола.

— Пи Джей! — громко крикнула я.

— О Господи, — запротестовал он, его глаза были прикованы к сцене, — это моя любимая песня.

Тогда я откинулась на стуле и позволила Пи Джею петь его любимую песню. Во время краткого перерыва в представлении я повторила свой вопрос. Пи Джей допил свою бутылку пива, а затем ответил на удивление отчетливо:

— Все, что я помню, — у Берил в тот день был с собой ранец, о'кей? Я дал его ей, вы знаете. Ей нужно было что-то, в чем она могла таскать здесь повсюду свое барахло. Она отправилась в «Копи Кет» или куда-то еще. У нее совершенно точно был с собой ранец. Вот так, — он достал сигареты. — Книга могла быть у нее в ранце. И она могла сделать с нее копию, когда копировала письма. Я только знаю, что она оставила мне то, что я передал вам, когда бы это ни произошло.

— Вчера, — сказала я.

— Ну, да. Вчера. — Закрыв глаза, он снова начал стучать по краю стола.

— Спасибо, Пи Джей, — сказала я.

Он не обратил на нас никакого внимания, когда мы поднялись и стали пробираться через помещение бара, чтобы выйти на свежий ночной воздух.

— Упражнение в бессмыслице — вот как это называется, — сказал Марк, когда мы уже возвращались в гостиницу.

— Не знаю, — ответила я. — Для меня важно, что Берил, по-видимому, скопировала рукопись, когда копировала письма. Не могу вообразить, чтобы она оставила у Пи Джея книгу, не сохранив себе копии.

— После знакомства с ним, я тоже не могу представить себе, чтобы она это сделала. Пи Джей не совсем тот, кого я назвал бы надежным хранителем.

— На самом деле он вполне надежен, Марк. Он всего лишь слегка набрался сегодня.

— Надрался — это будет точнее.

— Может быть, это из-за моего появления.

— Если Берил скопировала рукопись и привезла ее с собой обратно в Ричмонд, — продолжал Марк, — то ее украл убийца, кто бы он ни был.

— Френки, — сказала я.

— И это объясняет, почему он взялся за Кери Харпера. У нашего друга Френки случился приступ ревности, образ Харпера в спальне Берил довел его до безумия... до еще большего безумия. Привычка Харпера ходить в «Калпепер» каждый день описана в книге Берил.

— Логично.

— Френки мог прочитать об этом. Он выяснил, как найти Харпера, а после этого рассчитал, в какое время лучше всего застать его врасплох.

— Какое время может быть лучше, чем то, когда ты наполовину недееспособен и вылезаешь из своей машины на темную подъездную аллею, а вокруг никого и ничего? — сказала я.

— А меня удивляет, что он заодно не взялся за Стерлинг Харпер.

— Может быть, он бы и взялся.

— Ты права. Просто ему не представилось этой возможности, — сказал Марк. — Она избавила его от хлопот.

Взявшись за руки, мы замолчали, наши подметки тихо шуршали по тротуару, а ветер раскачивал деревья. Мне хотелось, чтобы эта минута длилась вечно. Меня страшила реальность, с которой мы столкнулись. Только когда мы с Марком снова оказались в номере и вместе пили вино, я спросила:

— Что дальше, Марк?

— Вашингтон, — сказал он, отворачиваясь и глядя в окно. — А конкретно — завтра. Там выслушают мой отчет и дадут другое задание. — Он глубоко вздохнул. — Черт, я не знаю, что буду делать после всего этого.

— А что ты хочешь делать после всего этого? — спросила я.

— Не знаю, Кей. Кто знает, куда они меня пошлют? — Он продолжал вглядываться в ночь. — И я знаю, что ты не собираешься уезжать из Ричмонда.

— Да, я не могу уехать из Ричмонда. Не сейчас. Моя работа — это моя жизнь, Марк.

— Это всегда было твоей жизнью, — сказал он. — Моя работа —тоже моя жизнь. Это оставляет очень мало места для маневра.

Его слова, выражение его лица разбивали мне сердце. Я понимала, что он прав. Когда я снова попыталась заговорить, слезы не дали мне этого сделать.

Мы лежали, прижавшись крепко друг к другу, пока он не заснул в моих объятиях. Мягко высвободившись, я встала и вернулась к окну. Я сидела и курила, в голове навязчиво крутились разные мысли до тех пор, пока рассвет не начал окрашивать небо в розовый цвет.

Я долго стояла под душем. Горячая вода успокаивала и укрепляла решимость. Освеженная и укутанная в халат, я вышла из сырой ванной комнаты и обнаружила, что Марк уже проснулся и заказал завтрак.

— Я возвращаюсь в Ричмонд, — твердо объявила я, садясь рядом с ним на кровать.

Он нахмурился.

— Не слишком хорошая идея, Кей.

— Я нашла рукопись, ты уезжаешь, и я не хочу торчать здесь одна, дожидаясь, пока появится Френки, Скотт Патин или даже сам Спарацино, — объяснила я.

— Они не нашли Френки. Это слишком рискованно.

Я организую твою защиту здесь, — запротестовал он, — или в Майами. Это, пожалуй, даже лучше. Ты можешь пожить какое-то время со своей семьей.

— Нет.

— Кей...

— Марк, Френки, может быть, уже уехал из Ричмонда. Они, может быть, не найдут его еще сколько-то недель. Может быть, они никогда не найдут его. Что же, мне теперь всегда прятаться во Флориде?

Откинувшись на подушки, он не отвечал. Я взяла его за руку.

— Я не позволю разрушить мою жизнь, мою карьеру вот так просто, и я больше не позволю себя запугивать. Я позвоню Марино и попрошу, чтобы он встретил меня в аэропорту.

Он взял мою руку в свои ладони и сказал, глядя мне в глаза:

— Возвращайся со мной в округ Колумбия. Или ты можешь пожить какое-то время в Квантико.

Я покачала головой.

— Со мной ничего не случится, Марк.

Он притянул меня к себе.

— Я не могу забыть того, что произошло с Берил.

Я тоже не могла.

Мы расцеловались на прощание в аэропорту Майами, я повернулась и быстро ушла, ни разу не оглянувшись. Проснулась я только в Атланте, когда пересаживалась на другой самолет. Остальное время я спала в своем кресле, совершенно измотанная физически и эмоционально.

Марино встретил меня у трапа. На этот раз он, казалось, чувствовал мое настроение и шел за мной через терминал терпеливо и молча. Рождественские украшения и товары в витринах магазинов аэропорта только усугубили мое угнетенное состояние. Я не ждала с нетерпением праздников. Я не знала, как и когда мы с Марком снова увидимся. В довершение всего, придя в багажную зону, мы с Марино в течение часа наблюдали, как багаж лениво движется по кругу. Это дало возможность Марино распросить меня, тогда как мое настроение все больше портилось. В конце концов, стало ясно, что мой чемодан потерялся. После утомительного заполнения подробной формы, состоявшей из множества разделов, я забрала свою машину и вместе с Марино, который снова следовал за мной, поехала домой.

Темная дождливая ночь, к счастью, скрыла повреждения на передней части участка, когда мы запарковались на подъездной аллее. Чуть раньше Марино успел мне сказать, что пока меня не было, они не нашли Френки. Он никак не проявил себя. Посветив фонариком по моему участку в поисках вскрытых окон или каких-либо других следов вторжения, Марино прошел со мной по всему дому, включая свет в каждой комнате, проверяя шкафы и даже заглядывая под кровать.

Мы как раз направлялись на кухню с мыслями о кофе, когда из переносной рации Марино раздался кодовый сигнал:

— Два-пятнадцать, десять-тридцать-три...

— Черт! — воскликнул Марино, выдергивая рацию из кармана куртки.

Код десять-тридцать-три означал: «Все на помощь». Радиопереговоры рикошетили через эфир, как пули. Патрульные машины отвечали, как реактивные самолеты, срываясь с места. Офицер находился в магазине недалеко от того места, где я жила. Очевидно, он был ранен.

— Семь-ноль-семь, десять-тридцать-три. — Марино рванулся к парадной двери, на ходу рявкнув диспетчеру, что он выезжает.

— Черт побери! Уолтерс! Он просто чертов ребенок! — ругаясь, он выбежал в дождь, крикнув мне через плечо:

— Запрись покрепче, док. Я сразу же пришлю сюда пару ребят в форме!

Я долго ходила по кухне туда-сюда и наконец уселась за стол, посасывая неразбавленный скотч. Ливень барабанил по крыше и бился в оконное стекло. Мой чемодан потерялся, а вместе с ним и мой тридцать восьмой. Эту деталь из-за дикой усталости я упустила из виду и не сообщила Марино. Я была слишком взвинчена, чтобы ложиться в постель. Листала рукопись Берил, которую у меня хватило ума взять с собой в салон самолета, и потягивала свой напиток, ожидая прибытия полиции.

Незадолго до полуночи, испугав меня, раздался звонок в дверь.

Глянув через глазок входной двери в ожидании офицеров, обещанных Марино, я увидела бледного молодого человека, одетого в темный непромокаемый плащ и какую-то форменную фуражку. Сутулясь под свирепствующим ливнем, он выглядел замерзшим и промокшим, на груди у него висел планшет.

— Кто это? — спросила я.

— Курьерская служба «Омега» из аэропорта Бирд, — ответил он. — Я доставил ваш чемодан, мэм.

— Слаба Богу, — с чувством сказала я, отключая сигнализацию и открывая дверь.

Меня охватил парализующий ужас, когда он поставил мой чемодан в прихожей, и я вдруг вспомнила. Заполняя в аэропорту заявление о потерянном багаже, я указала свой служебный, а не домашний адрес!