В плену грез

Глава 9

Сначала она не могла произнести ни слова. Кровь отлила у нее от сердца и затем запульсировала по всему телу, отчего ее бросило в жар. «О, небеса, помогите мне, — мелькнуло у нее в голове, — как же сильно я люблю его!»

— Что ты делаешь здесь? — спросил он.

— Не знаю. Честное слово, я не знаю, что здесь делаю. — Она действительно не знала. Либби посмотрела на часы. — И мне лучше поторопиться. Уже без десяти девять. Как бы мне не опоздать на работу.

Она повернулась спиной к дому, вернее, к тому, что было совсем недавно домом, и медленно пошла прочь. Адам шел с ней рядом.

— Как у тебя дела? — спросил он.

— Прекрасно. Работаю в магазине женской одежды. Боюсь, ты не знаешь его — здание пурпурного цвета на Хай-стрит.

— И тебе нравится?

— Почему бы и нет? Мне нравятся наряды, нравятся девушки, с которыми я работаю. Что еще нужно от работы?

На другой стороне дороги какая-то девушка заметила их и резко повернулась, чтобы убедиться, что это точно они. Это была Шерли из магазина, где работала Либби.

— Привет, Шерли! — Либби подняла руку в приветствии.

— О, привет, привет, — откликнулась та.

«Я только что видела Либби с Адамом Роско, — обязательно поделится она с Ивонной, — как ты думаешь?..» И Либби едва сдержалась, чтобы не крикнуть ей вслед: «Это ничего не значит. Мы просто старые друзья, которые интересуются, как идут дела друг у друга. Разве ты не видишь, какая я спокойная, а Адаму просто со мной по пути. Вот и все, и по-другому быть не может».

— Мне очень жаль твоего дядю, — резко сказал он.

— Неужели? — В ее голосе был вызов. — Я было подумала, что тебя это даже позабавило. Дядя Грэй, который наглым образом обманул почти всех в округе. — Она не отдавала себе отчета, почему говорит это. Единственным возможным объяснением могло быть то, что она не хотела больше вести с ним пустопорожний разговор. Она бы предпочла поссориться с Адамом, чем притворяться, что их связывает просто шапочное знакомство.

— Нет, — ответил спокойно он, — меня это нисколько не забавляло.

— Ты ошибался в отношении его, не так ли? Ты считал его таким солидным гражданином. Что ты думаешь о нем сейчас? — продолжала она.

— Думаю, что он был очень мужественным человеком. Похоже, его жизнь была сущим адом.

Это было так справедливо, что она моментально потеряла способность самообороняться и резко отвернулась.

— Как у тебя дела со стенографией и машинописью?

— Что? — спросила она сдавленным голосом. Она на мгновение закрыла глаза, продолжая смотреть в сторону. Затем повернулась к нему лицом. — О, гораздо лучше.

— Хочешь получить работу? Мне нужен секретарь. — Он сказал, сколько готов платить, и она моментально согласилась, словно боясь, что он передумает.

— Договорились. Когда ты можешь приступить?

— Мне нужно за неделю предупредить Ивонну. Значит, ни в этот, а в следующий понедельник. Хорошо?

— Ну а до этого я буду складывать всю почту в ящик. — Они улыбнулись одновременно, и Либби почувствовала себя на седьмом небе, словно жаворонок, которого выпустили из клетки.

Почти всю дорогу до магазина она буквально бежала. Бежать по Хай-стрит было почти так же приятно, как парить в воздухе, и она давно не испытывала такого чувства, словно летишь наравне с облаками, даже выше облаков.

Ивонна стояла около магазина и открывала дверь. Шерли нигде не было видно, и тем не менее Ивонна посмотрела на нее внимательнее, чем обычно.

— Я знаю, — сказала она с улыбкой, — ты сорвала большой банк.

— Как жаль, что я не играю, так как сегодня я обязательно бы выиграла.

Ивонна открыла дверь, и обе девушки вошли внутрь. Она освободила железные занавеси, которые с шумом поднялись вверх.

— Только так, и не иначе? — улыбнулась Ивонна. — Неужели произошло нечто из ряда вон выходящее: ты вся сияешь, словно рождественская елка в новогоднюю ночь?

— Извините за опоздание, — ворвалась запыхавшаяся Шерли. — А я опоздала? Эй, ты, с кем это я видела тебя только что?

— Ты же прекрасно знаешь, с кем я была, — ответила грубовато Либби.

— Ну-ка, расскажи-расскажи мне, — загорелась Ивонна.

— С Адамом.

Ивонна улыбнулась. Ей не очень-то нравилась Дженни Драйвер, и она была сильно привязана к Либби, поэтому, что бы Либби ни говорила, она прекрасно понимала, почему Либби отказывается от свиданий с Яном, Доном или с кем бы то ни было.

— Он предложил мне работу, — сообщила ей Либби, — в качестве секретаря. Пишет еще одну книгу. Я тебя не очень подведу?

— Нам будет тебя не хватать, дорогая. У тебя прекрасные задатки продавца, но ты в любом случае ушла бы, не так ли?

— Да, пожалуйста, — скаламбурила Либби.

— Когда ты хочешь уйти?

— Я сказала ему, в следующий понедельник.

— Либби, любовь моя, — сказала, улыбаясь, Ивонна, — если ты хочешь уйти прямо сейчас, я не буду возражать. И ни пуха тебе ни пера. И если тебе никак не удастся избавиться от Дженни Драйвер, отрави ее!

Либби сорвалась с места. Ей потребовалось не больше двух минут, чтобы схватить пальто и сумочку, попрощаться со всеми и оказаться на улице.

— Как ты считаешь, удастся ли ей заполучить его обратно? — спросила Шерли, наблюдая за тем, как она почти бежит вниз по улице, и Ивонна пожала плечами:

— Я не гадалка, но сильно надеюсь, что да.

Из трубы Сторожки лесника не струилось даже струйки дыма, но когда Либби подошла к домику, дверь тотчас же отворилась, на пороге стоял Адам. Стол стоял рядом с окном, так что Адам мог видеть каждого, кто подходил к вырубке. Он был несколько удивлен.

— Можно мне начать прямо сейчас? — спросила она.

— Почему бы и нет, если ты уладила все дела на своей прежней работе?

Она вошла внутрь, так как он держал дверь открытой для нее.

Коттедж выглядел как и прежде. Казалось, ничего не изменилось, если не считать появления еще одного стула.

— Ивонна — моя подруга. Поэтому она и взяла меня к себе на работу. Я не думаю, что она надеялась получить от меня какую-то пользу, но полагаю, зарплату я получала не зря. И надеюсь, так будет и здесь, даже если и эта работа дана мне из простого милосердия.

В доме было холодно, несмотря на то что дверь была прикрыта. Очевидно, он не собирался разводить сегодня огонь. На нем были широкие брюки и темно-зеленая рубашка с открытым воротом.

— Почему ты думаешь, что это из милости? — спросил он. — Можешь ли ты назвать хоть одну стоящую причину того, чтобы я относился к тебе с жалостью?

— Нет.

— Я тоже. Если ты не сможешь справляться с работой, я тебя уволю. Так же как и ты свободна уйти в любую минуту, если тебе покажется, что эта работа тебя не удовлетворяет.

Он улыбался, говоря это, и улыбка была доброй, блуждающей, почти безразличной, так что мужество почти покинуло ее. Ему просто был нужен кто-либо для обработки почты и печатания его книги. Если она завалит работу, он распрощается с ней и подыщет кого-нибудь более компетентного.

Так что она не собиралась заваливать эту работу.

— Можно мне развести огонь? — попросила она. — Мне не хочется, чтобы у меня закостенели пальцы и ты выгнал меня до того, как я приступлю к работе.

— Конечно. — Он обернулся к камину, в котором лежали ветки и поленья, готовые к растопке, и она быстро проговорила:

— Я разожгу огонь, мне не впервой разводить его здесь.

Если он даже понял, о чем на самом деле она говорила, для него это ровным счетом ничего не значило. Он ответил:

— Как тебе будет угодно. — И вернулся к своему столу, на котором лежали страницы рукописи, исчерканные толстым черным карандашом.

Она развела огонь быстро, так как имела уже большой навык. Возможно, дымоход был не очень в порядке, но она разжигала здесь огонь много раз, когда приходила сюда одна, если не считать Каффу.

На кухне кипел на медленном огне извечный кофе. Она, налив чашку, поставила ее под руку Адаму и спросила:

— Может, мне сначала просмотреть почту? Ты сказал, что ее целая куча.

Он выдвинул ящик стола, и действительно там было ее предостаточно.

Это были письма от незнакомых людей к незнакомому человеку, в значительной своей массе — письма-просьбы. В некоторых содержались предложения выступить на открытии праздника или на митинге. Авторы других, прочитавшие его книгу и нашедшие в ней мысли, чувства, переживания, созвучные их собственным, выражали надежду, что они могут стать из незнакомых людей друзьями. Все письма пришли на прошлой неделе, и на большинстве из них Адам набросал карандашом заметки, которые должны были лечь в основу ответа. Она обработала их в первую очередь, печатая быстро и аккуратно, складывая письма стопкой у него на столе.

Он оторвал взгляд от рукописи, чтобы прочитать и подписать ответные письма. Затем одобрил:

— Ты умеешь печатать.

— Это точно. Что мне теперь еще делать? Как только я обвыкнусь, я не буду тебя беспокоить таким образом, но в первые день-два тебе придется мне подсказывать.

— Конечно. Давай попробуем сейчас поработать с книгой?

Она взяла блокнот, приготовившись писать.

Адам диктовал с довольно быстрой скоростью, но ей как-то удавалось успевать за ним. Когда он делал паузу, чтобы узнать, успевает ли она, она кивала, и он продолжал в том же темпе. К концу сеанса у нее стало сводить пальцы и строчки поплыли у нее перед глазами, но она постаралась не выглядеть слишком благодарной за перерыв, который он устроил.

— Кофе? — предложил он.

— Я подам.

Она уже была на ногах, готовая бежать на кухню, когда он воскликнул нетерпеливо:

— Никто не нанимал тебя в качестве прислуги на все работы. Сиди и, если можешь, считай все, что написала.

У нее была хорошая память, которая выручала в тех случаях, когда она из-за высокой скорости делала пропуски во время стенографирования. Она начала печатать, и Адам в течение нескольких минут наблюдал через ее плечо.

— Почему ты не работала раньше? — спросил он.

— Я присматривала за домом. Это была, в принципе, довольно объемная работа. — У нее перед глазами предстал «Грей Муллионс» в том виде, в котором она увидела его в то утро. — Интересно, что они собираются построить на этом месте?

— Дома.

— Маленькие коробки?

— Вероятно.

Она продолжила печатание, сконцентрировав внимание на том, чтобы превращать стенографические значки в нормальные слова, параграфы, и так страницу за страницей. Она сделала половину работы, когда Адам сказал:

— Меня не будет всю оставшуюся часть дня.

— Куда ты идешь? — спросила она, совершенно не подумав, и он произнес с кривой усмешкой:

— А это зачем? Телефонных звонков не ожидается.

Он не собирался ей об этом ничего говорить. Это значило, что она лезет не в свое дело.

— Я закончу это, — сказала она, — и увижу тебя завтра.

— Тебе не надо быть здесь раньше десяти.

Она вернулась домой немного раньше, чем обычно, и Ви, накрывавшая на стол, сказала:

— Ты застала меня в самом начале, я ожидала тебя не раньше чем через полчаса.

— Я получила новую работу, за которую буду получать на три фунта больше в неделю. — Казалось, на Ви это произвело впечатление. — Работаю с Адамом Роско. — Ви выглядела задумчивой. Она была полностью в курсе всей этой истории.

— Чем занимаешься? — поинтересовалась она.

— Секретарской работой, конечно. Он пишет еще одну книгу.

— Ну что ж. В добрый час! — пожелала Ви.

Адам сказал, что он начинает в десять, но Либби была там сразу после девяти. Несомненно, ей найдется какая-нибудь работа: приготовить завтрак, убраться. Кроме того, небо заволокло тучами, того и гляди, пойдет ливень.

Он постучала в дверь. Никакого ответа. И когда заглянула в окно, Адама нигде не было видно. Она открыла замок и вошла внутрь, не исключая возможности, что он все еще спит. У нее не было ни малейшего представления о том, когда он вернулся домой прошлой ночью. О том, что он был дома, говорил тот факт, что посуда, которую она вчера помыла, исчезла. Она нашла ее на кухне, помыла и вновь развела огонь, затем подсела к столу, который выполнял двойную функцию (в виде письменного и обеденного стола), и принялась читать предыдущие главы книги.

Она потребует перепечатки. Он сделал кое-где правку, и, кроме того, что было самое главное, его умение печатать оставляло желать лучшего. Но по мере чтения она вновь убедилась в том, что дядя Грэй был прав: Адам был отмечен знаком гениальности.

Когда наружная дверь открылась со скрипом, Либби вскочила:

— О Господи! Я думала, ты все еще в постели!

— В такое время? — Было без четверти десять, и на улице начался дождь. Он стряхнул воду с волос: — Ходил за почтой.

— Почему ты не сказал мне? Я бы захватила ее с собой.

— Мне не приходило это в голову.

— В понедельник я ее возьму сама, — сказала она.

В эти дни Либби узнала о себе очень многое, и сегодняшний день не был исключением. Они напряженно работали. Иногда Адам диктовал так быстро, что ее карандаш просто скользил по строчкам. Она с удивлением обнаружила, что скорость у нее гораздо выше, чем ей казалось, что она не впадает в панику и что может перепечатывать свои записи в то время, как он ходит взад-вперед по комнате, и не отвлекаться от своей работы.

Дождь, казалось, зарядил надолго, и ближе к полудню Адам поинтересовался:

— Я бы не прочь выпить бульончику, а как ты?

— Все, что угодно, я не ела с самого утра.

— Ты живешь у Эйба?

— Точно так. Я занимаю комнату его внука, который сейчас в армии. — Она отодвинулась от машинки, распрямилась и почувствовала судороги в нижней Части спины, чуть ниже поясницы. — Мне повезло, что досталась эта комната, я рада, что рядом Ви. Она изумительно готовит. Что там говорить, она все делает потрясающе. — Она встала и взяла у него из рук консервный нож. — Дай это сделать мне. У меня затекла спина и все мышцы, мне надо немного подвигаться.

Пока они пили бульон, она рассказывала ему о Ви:

— Она дала мне один из самых лучших советов, которые я получила за свою жизнь. В тот вечер, когда я впервые пришла к ним, она была так добра, она, и Эйб, и Ральф — это ее муж, и мне казалось, что я вот-вот разрыдаюсь. Тогда она сказала: «Никому не позволяй обижать себя. Держи нос кверху и плюй им в глаза». — Либби тихо рассмеялась, вспомнив об этом. — Я никогда не думала до той поры, что могу быть девушкой, которая плюет в глаза!

Он улыбнулся вместе с ней:

— И ты можешь это делать? И как, срабатывает?

— Не знаю, но мне кажется, это получается более естественно, чем плакать.

Они покончили с бульоном и возобновили работу. Адам больше не любит ее, и с этим приходится согласиться, но у него не будет ни единого шанса жалеть ее или презирать. Она будет работать так усердно, что, в любом случае, завоюет уважение к себе и, может быть, дружбу. И постепенно дружба может сотворить чудо, перерасти в нечто большее.

Для нее еще не все потеряно. Но одной дружбы ей не достаточно. Ей нужен весь Адам, его тело и душа. Нечто меньшее будет означать для нее голодную смерть. Ей единственно, что оставалось делать, — это надеяться, ждать, работать и, конечно, молиться.

Во второй половине дня небо прояснилось, дождь прекратился, и когда Дженни вышла на вырубку, Либби сказала ему об этом, и Адам, взглянув на часы, воскликнул:

— Бог ты мой, неужели так поздно?

Дженни, постучавшись, открыла дверь. При виде Либби она продолжала улыбаться.

— Привет, — сказала она, — я так и думала, что ты возьмешься за эту работу. Как продвигаются дела?

— Прекрасно, надеюсь, — ответила Либби.

Дженни подошла к Адаму и поцеловала его, и он на секунду нежно прижал ее к себе.

— Ты готов? — улыбнулась она. — Я ожидала, что ты зайдешь за мной. Но мне захотелось пройтись, поэтому решила пойти к тебе навстречу, правда, я не думала, что мне придется дойти аж досюда. — Она смеялась, и Адам произнес:

— Извини, мы заработались, и я не заметил, как прошло время.

— Ты прощен. — Она потрепала его по волосам, погладила по щеке и снова поцеловала, все еще продолжая смеяться. Она проделала все это так непринужденно, словно они целовались сотни раз. Для них, казалось, это было так же естественно, как держаться за руки или улыбаться друг другу.

— Буду готов через пять минут, — сказал он и поднялся по лестнице наверх, а Дженни оперлась руками на край стола.

— Мы едем в Фринтон, ты знаешь его?

— Нет.

— У меня там родственники, и они хотели познакомиться с Адамом.

Почему бы и нет? Он теперь знаменитость.

— Желаю хорошо провести время, — сказала Либби.

— О, мы постараемся.

Она даже не подняла глаз на Дженни и начала печатать, а Дженни запела что-то, едва слышно, без слов, только мелодию. У нее на груди висел серебряный медальон в виде сердечка, размером с ноготь, на серебряной цепочке, и она поигрывала им, сидя в ожидании Адама.

«Я видела, как они целовались, — подумала Либби, — и это меня не убило, а мне казалось, что убьет. Я была убеждена, что будет так больно, что я закричу. Это было больно, но я не закричала. Руки у меня не дрожат, и она может сидеть, наблюдая за мной, но ей не удастся ничего узнать».

— Я не думала, что ты умеешь так хорошо печатать, — удивилась Дженни.

— Такова уж я, полная сюрпризов, — ответила Либби.

Адам спустился по лестнице, держа в руках дорожную сумку.

— Не работай допоздна, — предупредил он Либби, — не доводи до того, что придется в темноте идти по холмам. — То же самое мог сказать любой рациональный работодатель, в этом не было ничего особенного.

— Не буду, — пообещала она. — Я увижу тебя в понедельник.

Они шли через вырубку вместе, Дженни тесно прижалась к Адаму, держа его под руку. И Либби не могла оторвать от них глаз, покуда они не скрылись из виду. Все, что когда-либо было написано о ревности, — чистейшая правда. Она вонзается в тебя тысячью острейших шипов. Но ты можешь скрыть эту боль, если у тебя достаточно силы. «И у меня ее хватает, — поняла Либби, — и за это надо быть благодарной Богу. Я достаточно сильна, чтобы скрыть эту боль».

Около пяти часов вечера она покинула коттедж, забрав с собой домой все бумаги, которые только могла найти, — все, что Адам написал для своей книги до настоящего момента: заметки, наброски, каждый клочок бумаги, на котором было хоть что-нибудь написано или напечатано. Она сложила все это в портфель и забрала к себе в комнату в доме дочери Эйба.

Обычно все свое свободное время она проводила в общей комнате вместе с домочадцами. Либо помогая Ви на кухне и в шитье, либо смотря телевизор, либо разговаривая с ними. Но сегодня вечером она сказала:

— Я собираюсь работать большую часть уик-энда.

— Практиковаться в машинописи? — спросила Ви. На нее производило большое впечатление то, как упорно Либби этим занимается, практически не выходя никуда, чтобы развлечься. «Ее дядя, — подумала Ви, — мог бы гордиться своей племянницей».

— Да, и буду разбираться с этими бумагами, которые принесла с собой. Так что, если кто-либо позвонит, говори всем, что меня нет дома, хорошо?

Ви пообещала. Она соврала весело и убедительно какому-то парню, позвонившему в субботу вечером, и Ивонне, которая позвонила в воскресенье утром, и каждый раз поднималась наверх, чтобы похвалиться Либби, как ловко она все это делает.

В течение всех выходных Либби даже не высунула носа наружу. Прочитала все, что принесла с собой, и затем начала перепечатывать начальные главы. Некоторые места навеяли на нее ужас: такой силой обладал талант Адама. И, работая с рукописью, она сказала себе, что согласна, если дойдет до этого, просто помогать ему, сделавшись пусть маленькой, но частичкой его гения. Это было гораздо больше, чем большинство женщин получают от жизни…

Он вернулся в коттедж незадолго до полудня, и Либби обрадовалась, что Дженни не было с ним. Она сидела за машинкой. До этого она развела огонь и, печатая, время от времени посматривала на тропинку, ведущую к вырубке, чтобы увидеть его сразу же, как только он появится. Она встала и пошла ему навстречу. Возможно, он не помнил, как она встречала его с волосами, облепленными эмульсионной краской, но она использовала любую возможность, чтобы возродить в его памяти старые воспоминания. Не горькие, а связанные с тем временем, когда он любил ее.

— Привет, — сказала она. — Кофе готов.

Либби не спросила, как он провел уик-энд, и он не рассказывал об этом. Она сказала, что забрала почту, перепечатала первую главу и приступила ко второй, и он одобрил ее, спросив:

— Хорошо провела уик-энд?

— Да, — улыбнулась она и поинтересовалась про себя, о чем он вспоминает, с кем встречался и о чем они разговаривали, как прошло время, когда они были наедине с Дженни. И шипы ревности медленно повернулись внутри нее, причиняя боль, и она с восхищением наблюдала за тем, как тверды ее руки, наливающие кофе.

Они проработали вплоть до полудня. Сделав паузу в диктовании, Адам спросил:

— Не могла бы ты брать с собой все, что записываешь, и перепечатывать дома в удобное для тебя время? Тебе нет необходимости просиживать здесь весь день.

— А зачем? Это очень приятное место для работы. — Так оно и было. Не многие девушки могли похвастаться таким же приятным офисом, как этот прелестный крошечный домик, стоящий посредине вырубки, которую окаймляют высоченные стройные сосны.

— Пойду пройдусь, — сказал он поднимаясь. — Меня не будет примерно с час. Можешь приготовить себе что-нибудь на обед.

— А когда ты будешь обедать?

— Возьму с собой пару яблок.

— Можно мне пойти с тобой? — попросилась она.

Он поколебался немного и затем согласился:

— Почему бы и нет.

Снаружи их встретил сильный, порывистый ветер, и не успел Адам открыть дверь, как порывом ветра растрепало волосы Либби, и одна прядь закрыла ей почти все лицо.

— Ты уверена, что тебе хочется прогуляться? — спросил Адам.

— Вполне, — ответила она.

Но эта прогулка ничем не напоминала предыдущие, когда она бродила с Адамом по холмам в давние-давние времена. Она даже не могла притвориться, что это хоть как-то напоминает те прогулки. Для нее находиться с ним было так же радостно и волнительно, как и прежде, но по всему было видно, что ему было совершенно безразлично, что она находится рядом. Они брели сквозь мокрые заросли вереска и говорили о книге, и он был удивлен, как много она узнала об этом, покуда она не призналась:

— В пятницу я взяла с собой все твои заметки.

— И они как-то тебе помогли понять смысл?

— Некоторые из них, но не все.

— Надо признать, что у меня такое же мнение, — улыбнулся Адам.

Ветер дул со всех сторон, его порывы пронизывали даже тогда, когда они были под защитой деревьев, и яростно набрасывались на них на открытых местах. На горизонте показался человек, который шел навстречу ветру, покачиваясь под его мощным напором. Это напомнило ей Никки с его серебряной трубой, и она спросила:

— Ты был в джаз-клубе после того?

— Нет, в последнее время не был.

— Встречался с Никки?

— Да.

Рассказал ли ему Никки о том, что она просила дать его адрес? Что она была в джаз-клубе и у него дома, прося его, если Адам напишет, дать ей знать «с тем, чтобы она могла попрощаться с ним»? Она бы написала Адаму, сохраняя связь между ними, чтобы в конечном счете, как сказал дядя Грэй, уйти к нему.

Она спросила:

— Почему ты не оставил адреса?

— У меня его не было.

— Почему?..

— Не начинай все сначала, Либби, — прервал он ее. — Это единственное условие, которое я выдвигаю для этой работы. Меня это не беспокоит, но я не располагаю ни временем, ни желанием ворошить прошлое.

— Я только…

— Это понятно?

Между ними пронесся порыв ветра, это был не только ветер — высоченная стена равнодушия разделила их. И снова она почти сожалела, что это не было ненавистью. По крайней мере, ненависть — это нечто живое. Единственным его чувством к ней была доброта, и что она могла воздвигнуть на этом? Но у нее не было выбора, поэтому она сказала:

— Договорились.

— Нам лучше возвратиться.

Она кивнула, и они повернули назад, а ветер по-прежнему резвился вокруг них.

Они проработали еще пару часов, после чего Адам сказал, что на сегодня хватит. Ветер со страшной силой бил в окна и в дверь, и Либби спросила:

— Дженни придет сегодня?

Он проглядывал страницу, которую она только что отпечатала.

— Да, но я собираюсь пойти встретить ее. Похоже, будет буря. Тебе лучше тоже собираться.

— Я бы хотела закончить, осталось совсем немного.

— Сделаешь это завтра.

По-видимому, он собирался вернуться с Дженни и не хотел, чтобы Либби оставалась здесь. Было видно, что он настроен решительно, поэтому она выдернула страницу из машинки и положила ее в папку.

— Я возьму это с собой, — предложила она.

— Оставь это. Ты сделала достаточно на сегодня.

— Это мне ничего не стоит.

— А мне стоит. Развлекись сегодня вечером с друзьями. — Это звучало как предупреждение: «Не строй свою жизнь в надежде на меня. Мне нужны только твои рабочие часы, а не твои мечтания». И она отложила все бумаги в сторону, надела пальто и повязала шарф вокруг шеи.

— Хорошо. Я готова.

Они встретили Дженни на Хай-стрит, и она подошла к ним, придерживая руками полы пальто, чтобы они не разлетались.

— Привет, дорогой, я надеялась, что ты выйдешь пораньше. Ненавижу такую погоду. Представляю, каково там, на холмах.

Либби бросило в жар, у нее перехватило дыхание, словно она лишилась дара речи, и Дженни улыбнулась:

— Если судить по Либби, то там настоящий ураган. Между прочим, Либби, Адам не говорил тебе, что собирается одолжить тебя мне?

— Что?

— Не говорил. Я знала, что не скажет. — Она взяла Адама под руку и с веселой укоризной покачала головой. — Вечеринка по случаю моего дня рождения — мне исполняется двадцать один год. Будет ужасно много работы. Нужно составить списки, разослать приглашения. Адам сказал, что ты могла бы мне помочь.

— Конечно. Всем, чем могу.

— О, во многом и очень многом, — засмеялась Дженни. — Остался всего месяц, так что Адам сказал, что я могу рассчитывать на тебя по утрам.

Она была не против помочь Дженни, хотя с большим удовольствием проводила бы весь день в Сторожке лесника.

— Начиная с завтрашнего дня, — уточнила Дженни.

Этот праздничный вечер обещал быть самым примечательным событием Вутон-Хэя за последние годы. Родители Дженни были очень зажиточными людьми, дом у них был достаточно просторный, и никто не сомневался в том, что ее день рождения будет отпразднован на славу. Более того, было похоже, что об этом званом вечере будут говорить много месяцев спустя.

Либби было интересно, сколь многое из всего этого организуется ради Адама. До этого Дженни была одной из девушек, симпатичнее многих, но не красивее остальных. Но сейчас у нее был Адам Роско, который был самым знаменитым человеком на тридцать миль кругом. Она стала девушкой, которой в эти дни можно было позавидовать. Ей хотелось, чтобы все видели и знали это.

Когда Либби на следующее утро пришла в дом Драйверов к девяти часам, она поняла, что Дженни говорила не зря: предстояло действительно очень много дел.

Мать Дженни многие годы страдала слабым здоровьем и была склонна к тому, чтобы поручить всю подготовительную работу специализированной фирме. В конце концов, они же нанимают рестораторов, почему бы не поручить им выполнение и всей другой работы. Но Дженни была категорически против. Это был ее праздник. Она хотела, чтобы все делалось по ее плану, и надеялась, что это ей удастся, поскольку рассчитывала на помощь Либби.

Либби помогала. Более того, она выполняла всю основную работу: печатала приглашения, звонила по телефону. Она носилась по округе, собирая меню и отвозя их обратно, помогала вносить в них изменения и добавления. Организовала покупку цветов и напитков, приглашение музыкантов и даже снятие с петель дверей в комнатах наземного этажа, чтобы превратить их в огромный зал для приема большого числа гостей.

Она даже сделала Дженни платье. Та не могла нигде найти, что хотела, но представляла себе его фасон, а Либби умела шить, разве не так? Поэтому не могла бы Либби сшить ей платье?

— Я прямо не знаю, что бы делала без тебя, — призналась Дженни за несколько дней до торжественного дня, и Либби ответила:

— Я рада, что смогла помочь.

— Ты придешь, не так ли? — получила Либби свое приглашение после того, как все остальные были разосланы. Приглашение было на двоих. Сейчас они находились в коттедже, и Либби собиралась идти домой.

— Я не пропущу его, это будет прекрасный вечер.

— О да! — Дженни взглянула на Адама. — Ты придешь с Яном?

Другие люди спрашивали ее о Яне время от времени. Дженни, должно быть, слышала, как обстоят дела. И Либби ответила:

— Я давно не встречалась с Яном.

— О, я и не знала! — воскликнула Дженни. На самом деле, она была в курсе! — Очень жаль.

— Не сожалей, мы расстались с ним друзьями.

— Конечно, — сказала Дженни.

Возвращаясь домой, Либби могла представить себе, как Дженни говорит Адаму: «Я не знала, что он бросил ее. Бедняжка Либби. Полагаю, ей казалось, что не имеет никакого значения тот факт, что дядюшка ничего ей не оставил. Семья Яна очень зажиточная. Но теперь, когда ей действительно хочется заполучить его, она не может этого сделать».

Ей не было смешно, но она попыталась рассмеяться. И тогда опять в ее воображении возник Ян, и ей стало не до смеха.

Это был вечер накануне торжества. Пятница. И Либби заглянула к Ивонне, чтобы купить себе платье.

— Похоже, это будет торжественный вечер, наравне с приемом у мэра, не так ли? Она наприглашала половину города.

— Я знаю это. Сама печатала все приглашения, клала их в конверты и штемпелевала.

— Как дела, дорогая? — Она встречалась с Ивонной довольно часто, но это был первый раз за последнее время, когда та спросила ее об этом, и прежде, чем Либби смогла ответить, она констатировала: — Он будет круглым дураком, если остановит свой выбор на Дженни Драйвер. Он что, глупый?

— Нет, далеко нет.

— Тогда он должен видеть, что она собой представляет.

Обязательно увидит когда-нибудь, поскольку в Дженни не было настоящей нежности. За этой улыбкой и ее несомненно красивыми лицом и фигурой скрывались жестокость и жадность. Но она тоже не была глупой, и могла пройти целая жизнь, прежде чем она сбросит свою маску.

Либби возвращалась к себе в свою комнатушку, чувствуя себя старой и усталой. И там ее ожидал Ян. Она узнала его машину, стоящую около дома, но к тому моменту, когда заметила ее, было поздно поворачивать назад. Ви увидела ее в окно и открыла ей парадную дверь.

— Бог ты мой, ты выглядишь такой усталой! — воскликнула Ви. — У меня готов чай, и тебя кто-то поджидает.

На пороге комнаты стоял Ян. Его угощали чаем. Полупустая чашка стояла на столе.

— Привет, Либби, — сказал он.

— Привет.

— Ты идешь на завтрашнее торжество? — У нее в руках был пакет из магазина женской одежды. Он догадался, что в нем было платье для этого вечера.

— Полагаю, что да. Сегодня утром позвонила Дженни и пригласила меня. Сказала, что думает, что я приду с тобой.

— Она и сейчас так думает?

— Могу я пойти с тобой?

— По мне, лучше не надо.

Ви поняла, к чему все клонится, и поспешила на кухню, плотно закрыв за собой дверь.

— Ты знаешь, что должно произойти? — спросил Ян. — Они собираются объявить о своей помолвке. Она почти что сказала об этом, и, если они это сделают, тебе не хотелось бы, чтобы рядом с тобой оказался друг?

— Я не верю, — настаивала Либби.

— Готов поспорить с тобой на что угодно.

— Ян, иди на эту вечеринку, у тебя есть приглашение, но только не делай этого ради меня.

— Я сказал «друг», Либби, — произнес он тихо, — только это я и имел в виду. Я уже привык к той мысли, что между нами никогда ничего не будет, но я продолжаю думать, что завтра вечером тебе потребуется, чтобы кто-то был рядом.

— Благодарю, — улыбнулась она, — но я не нуждаюсь больше в том, чтобы обо мне кто-то заботился. Даже если и во имя прошлого. — Она выглядела усталой, но продолжала стоять, все еще улыбаясь и не опуская глаз перед его взглядом — Ты найдешь себе другую, Ян, помяни мое слово.

Он подумал, что найдет когда-нибудь девушку, которая понравилась бы его родителям, подобную той, какой была раньше Либби. Сейчас она была совсем другой, и он чувствовал себя человеком, который мельком увидел нечто удивительное, что он будет помнить всю свою жизнь.

— Либби, — начал он, — я хочу…

— Порой и мне чего-то хочется, — усмехнулась она, а в ее широко раскрытых глазах застыла боль. — До свидания, Ян. Благодарю тебя, прощай.

Она страшно устала, но едва сомкнула глаза в эту ночь и к утру приняла решение. Будет тяжело покинуть этот гостеприимный дом. Они были так добры к ней. Ей никогда больше не найти такого же тепла у чужих людей, а с сегодняшнего дня это так и будет — ей придется жить среди чужих.

Но она не сможет оставаться здесь, если Адам женится на Дженни. Она может прочитать об этом в газете, подобно тому, как он сказал ей когда-то о ее возможной свадьбе с Яном. Но если это так, то ей лучше быть подальше от них в этот момент.

Она пришла в коттедж, когда Адам заканчивал свой завтрак, и сказала:

— Я знаю, что ты меня не ждал. Мой приход никак не связан с работой, если не считать того, что я собираюсь от нее отказаться.

Он выглядел несколько удивленным, и не более того.

— Мне жаль, — отозвался он. — Подвернулось что-нибудь поинтереснее?

— Дженни позвонила Яну. Она почти что сказала ему о том, что вы собираетесь объявить о своей помолвке на ее дне рождения.

— Она так сказала?

— Да или нет? — настаивала Либби.

Он стоял, глядя на нее сверху вниз. Затем спросил:

— И если это так, то ты не хочешь больше работать у меня?

— Похоже, это все. — Она покачала головой. — Нет, это не все. Это совсем не так. Если ты женишься на Дженни, я уеду прочь, так как в противном случае я убью ее, и думаю, что у меня хватит на это решимости. Сейчас я могу терпеть и скрывать свои чувства, видя, как она улыбается тебе, кладет руки тебе на плечи и демонстрирует каждый раз, что вы принадлежите друг другу.

У меня достаточно силы воли, в этом я убедилась, но не настолько, чтобы выдерживать и дальше то, что мне пришлось пережить за прошедшие несколько недель. Это предел. Это все, на что у меня хватило сил. Остается только бегство. — Отвернувшись в сторону, она сказала: — Я не приду на вечер. Буду ждать на Зеленой лужайке. Если ты собираешься жениться на Дженни, тебе не нужно будет ничего делать. Благодарю за работу — и прощай, и успеха тебе с твоей книгой. Если же нет, приди и скажи мне. Я буду ждать до полуночи.

— Либби, перестань драматизировать это! — попытался образумить ее Адам.

— Это не драма, для меня это самая настоящая жизнь.

— Ты выбрала Зеленую лужайку, потому что именно там я ждал тебя в ту ночь?

— Я назвала ее потому, что она ближе к дому Дженни. Хорошо, пусть будут холмы. Я буду ждать у подножия холмов. — Она удалилась, почти побежала, прежде чем он успел еще раз сказать: «Прекрати спектакль. Перестань делать из себя посмешище!»

Теперь она была уверена, что это правда. Сегодня вечером Дженни будет носить обручальное кольцо Адама, выставляя вперед руку, чтобы увидела Либби, ожидая, что она скажет: «Примите мои поздравления!» И Либби не могла этого сделать, даже ради спасения собственной жизни.

Она вернулась в дом Ви и сказала:

— Меня не будет всю оставшуюся часть дня.

— Будешь весь день работать?

— Нет, с работой покончено. Я просто собираюсь развлечься.

— Это хорошо. Желаю приятно провести время. Сегодня эта вечеринка, не так ли?

Завтра ей придется их покинуть. Она объяснит Ви, почему. Лгать, притворяться, что для этого есть другие причины, было бы глупо. В любом случае Ви догадается, когда услышит эту новость. Равно как и все остальные. «Адам Роско женится на Дженни Драйвер, и Либби покинула город». Не надо быть большим математиком, чтобы сложить эти два события и получить результат.

Завтра она уедет в Лондон и снимет там самую дешевую комнату, которую только сможет найти. В понедельник обойдет агентства по трудоустройству, и, Бог даст, найдет себе работу. Сердцем она понимала, что могла бы уехать уже сегодня. Ее ничто здесь не удерживало. Адам не придет сегодня вечером. Он сказал ей, словами и всем своим поведением, что все кончено. Точка. Ничего не осталось. Даже воспоминания значили для него не больше, чем обычная житейская суета. Но она не уехала. Когда закрылись магазины, она побродила еще по улицам города и затем села на автобус, который привез ее в Вутон-Хэй немногим позже девяти часов вечера.

Она не поехала домой: наверняка кто-нибудь зайдет за ней, чтобы вместе пойти на торжество. Ей трудно было бы вынести расспросы, равно как и проявление простого человеческого участия. Стало почти темно, время было начинаться празднику. Она могла все это представить себе так зримо, как представила себе «Грей Муллионс» в день проведения аукциона. Возможно, даже четче, поскольку принимала самое активное участие в его подготовке: цветы, мебель, раскладку в буфете, во что будут одеты и что будут петь музыканты.

Она могла видеть также Дженни — не в том платье, которое ей сама сшила: в самый последний момент та остановила свой выбор на том, что ей предложили в доме моделей, — и Адама. О Господи! Она могла представить себе и Адама, как он говорит всем собравшимся, что они с Дженни собираются пожениться, и как Дженни то и дело выставляет руку так, чтобы свет падал на кольцо, наблюдает за тем, как оно сверкает, и улыбается, улыбается, улыбается…

Не меньше десятка раз Либби поднялась от подножия холмов на вершину первого холма и спустилась обратно вниз, к подножию. Сумерки сменились темнотой ночи, а она все ходила взад-вперед и ждала, зная, что никто не придет, и все же не в силах уйти.

Взошла луна, освещая все вокруг мерцающим светом. Либби почувствовала, как одиночество сковало ее, словно неизлечимая болезнь.

Мало кто проходил вдоль шоссейной дороги у подножия холмов, и машин было мало, но ни одна из них не остановилась, и прохожие были ей незнакомы. Наконец она присела на склоне холма, вглядываясь вниз. Было зябко, и она поплотнее завернулась в пальто. Она сказала, что будет ждать до полуночи, так что оставалось совсем недолго. При лунном свете она увидела, что стрелки ее часов перевалили за половину двенадцатого, и перестала молиться о чуде.

Вдруг она заметила машину, выезжающую из-за поворота. Машину Адама. Она ни разу не сидела внутри нее, но часто ее видела, обычно с Дженни, улыбавшейся ей с сиденья рядом с водителем.

Луна скрылась за облаками, и Либби побежала вниз по склону холма. Ей было плохо видно, но там была девушка, и сердце у нее оборвалось. Она почувствовала, как оно остановилось в груди, словно в преддверии смерти, и затем забилось вновь, неровно, с болезненными перебоями.

Дженни. Он привез с собой Дженни, подобно тому, как она прислала тогда Яна. И все унижения, пережитые ею раньше, не были такими горькими и не ранили так глубоко, как это. Она словно от удара упала на колени. И — о чудо! Девушка прошла мимо. Это была незнакомка, случайно попавшая в поле зрения в тот самый момент, когда подъехала машина. Девушка торопливо прошла мимо, опустив голову. И из машины вышел Адам.

Либби с трудом поднялась на ноги. Возможно, он пришел еще раз сказать, чтобы она перестала заниматься глупостями. Ей было все равно. Он пришел, и пришел один. Она бежала, спотыкаясь, навстречу ему, и лицо у нее было мокрым от слез. Она проговорила сквозь рыданья:

— Я подумала, что это Дженни. Я думала, что ты взял Дженни с собой, потому что я послала тогда Яна.

— Ты за кого меня принимаешь? — спросил он с горечью в голосе.

Она не могла успокоиться, слезы ручьями текли у нее по щекам.

— Тебе было так же больно, когда вместо меня пришел Ян? Я не могла даже представить себе, насколько это тяжело.

— Да, — ответил он.

— Адам, почему ты пришел?

— Потому, что я знаю, как это тяжело. — Лицо у него было искажено от боли. — Весь этот треклятый вечер я помнил об этом. Я старался убедить себя в том, что для тебя это ничего не значит, но я не должен был ошибиться.

Она сомкнула глаза.

— Я должна была прийти сама в ту ночь, но он был так болен и мне так было страшно за него. У меня в голове все помутилось, но я не должна была посылать Яна. Что он тебе сказал?

— Что тебе пришлось выбирать — деньги твоего дяди или я.

Это было почти так, однако Ян передернул.

— Дело было не в деньгах, — сказала она. — Это было все: друзья, дом, все. Но я бы пришла, если бы ты не уехал. Если бы написал. Ты же знаешь, что значит ждать, остальное ты должен помнить.

— Да, — ответил он, — я помню.

Она не смела дышать, едва осмеливалась говорить. Она прошептала:

— Что ты помнишь?

— Все.

— Что ты любил меня? Это? Но ты же женишься на Дженни.

— Нет.

Снова их обступил мрак: облака закрыли луну, звезды, но мир вдруг стал таким ярким, что ей опалило глаза.

Адам продолжал:

— Я говорил себе, что ты для меня ничего не значишь, что могу прийти сюда на встречу с тобой и что ты для меня не больше, чем любая девушка в толпе. Но ты не была такой. Я мог дать тебе работу, сидеть рядом, наблюдать за тобой, слушать тебя — и не больше того.

— А сегодня вечером? — спросила она сдавленным голосом. — Я думала, что ты собираешься обручиться с Дженни.

— У нас был разговор. Возможно, я довел бы это до конца, хотя и не уверен. Вечеринка была в самом разгаре, в доме полно народу, даже в саду и на улице. Только я опять вспомнил, как было тяжело тебя ждать. Я ничего не забыл. Старался не думать об этом, но всегда помнил. Я пришел сюда, пытаясь доказать, что принадлежу себе, а доказал только то, что, если я умру и ты коснешься меня рукой, я верю, что тотчас же воскресну.

Она протянула руку и коснулась его руки.

— Я люблю тебя, — прошептала она.

— Я хотел дать тебе свою книгу. Я начал писать ее до того, как встретил тебя, и мне хотелось положить ее тебе в руки и сказать: «Это тебе».

— Дай мне ее сейчас, — взмолилась она. — Прошу тебя.

— Я отдам тебе все, что бы ты ни попросила, — ответил он. — Я дам тебе весь мир.

В этом она не сомневалась.

— А что я могу дать тебе?

И он обнял ее, не целуя, а вглядываясь ей в лицо, словно там были все чудеса мира.

— Без тебя, — сказал он, — я был бы одинок всю свою жизнь.

Она тесно прижалась к нему, обняв его за шею, нежно целуя его в губы. И когда он крепко прижал ее к себе и начал неистово и жадно целовать, она поняла, что дни тьмы канули в вечность, что любовь наполнила их жизнь ярким солнечным светом.

Внимание!

Текст предназначен только для предварительного ознакомительного чтения.

После ознакомления с содержанием данной книги Вам следует незамедлительно ее удалить. Сохраняя данный текст Вы несете ответственность в соответствии с законодательством. Любое коммерческое и иное использование кроме предварительного ознакомления запрещено. Публикация данных материалов не преследует за собой никакой коммерческой выгоды. Эта книга способствует профессиональному росту читателей и является рекламой бумажных изданий.

Все права на исходные материалы принадлежат соответствующим организациям и частным лицам.