В погоне за ней

Тринадцатая глава

Я шаркаю ногами, пытаясь устроиться поудобнее. Тот, кто придумал пластмассовые стулья, просто кретин. Возможно, дело даже не в стульях, а в том, что я сижу в кругу, окруженный совершенно незнакомыми людьми, которые, как и я, сидят на этих дерьмовых пластиковых стульях. С одной стороны от меня — мой багаж, а с другой — мои демоны. Есть ли в этой комнате спаситель? Вот почему мы все сидим здесь и молимся, чтобы кто-нибудь спас нас от неизбежной смерти.

Встреча поддержки проходит в тихом зале за одной из наших местных церквей. Думаю, судьба вмешалась, когда я наткнулась на небольшое объявление в газете. Мне не нужен был какой-то крупный реабилитационный центр. Считайте меня наивным, но я не такой уж и дурак.

Пожилая женщина с седыми волосами садится и улыбается каждому из нас. Она выглядит умиротворенной, и вокруг нее спокойная аура. Я не хочу ни на кого смотреть, но любопытство берет верх. Мы все марионетки в этом шоу уродов. Может быть, я не такой уж испорченный, или, что еще хуже, может быть, я самый ненормальный из всех, кто сидит в этой комнате. Что-то подсказывает мне, что у трансвестита, сидящего напротив меня, есть проблемы посерьезнее.

Дама прочищает горло, и при ближайшем рассмотрении у нее в руках оказывается Библия.

— Добрый день, друзья, — ее голос успокаивает. Она очень напоминает мне мою бабушку, — Меня зовут Хейзел, и я хотела бы поприветствовать нашего нового друга.

В группе есть несколько улыбающихся лиц, а есть и те, кто уставился в пустоту.

— Я хотела бы рассказать вам о себе и о том, почему я здесь сегодня, — она делает глубокий вдох. Я чувствую, что мне не понравится то, что она собирается сказать, — Двадцать лет назад, перед этим зданием, я потеряла мужа и сына.

В комнате воцаряется жуткая тишина. Транссексуал сжимает в руках носовой платок, промакивая каждый глаз, стараясь не размазать чрезмерное количество синих теней для век, размазанных по векам.

— Мы только что закончили воскресную утреннюю мессу и выходили из церкви к нашей машине. Мой сын остановился, чтобы завязать шнурки, а мой муж ждал его. Я была всего в нескольких футах впереди, когда услышала громкий удар. В следующую минуту я увидела, что мой муж и сын лежат на земле, — Хейзел проводит пальцами по выгравированному распятию, которое находится на обложке Библии. — Это был мальчик, который забрал у меня семью. Ему было всего тринадцать лет, его запугали в банде, и он делал то, что ему нужно было делать, чтобы выжить на улицах. Я провела столько лет, спрашивая, за что я была наказана, почему Бог забрал мою семью? Боль приходит волнами, но так или иначе я должна найти цель в том, почему меня пощадили.

Мое сердце разрывается из-за нее. Когда у тебя на глазах расстреливают мужа и сына — это немыслимо.

— Я здесь не для того, чтобы проповедовать Господа, несмотря на то, что я ношу это с собой, — она поднимает Библию и на мгновение закрывает глаза, — Это мой способ обрести мир. Все люди разные, и это первый шаг к исцелению.

Мужчина, сидящий рядом с ней, раскачивается взад-вперед. Он почесывает себя, раздраженный, и Хейзел понимает его нетерпение. Его волосы рыжего цвета закрывают лицо, так что глаз почти не видно. На нем коричневые мешковатые джинсы и тусклая зеленая футболка. Сейчас неподходящий момент, чтобы думать, что он похож на Шегги из «Скуби-Ду», но это действительно так.

— Я все еще не нашел его, Хейзел, — жалуется он.

Хейзел улыбается мужчине. Я подозреваю, что она слышит это не в первый раз.

— Джерри, — мягко ругает она, — Ты сделал этот первый шаг, тебе просто нужно принять его.

Он продолжает раздражаться, почесываясь как сумасшедший. Что-то в его почесывании заразно. Вскоре я обнаруживаю, что чешу руки, как будто у меня ветрянка.

— Мне нужно убираться отсюда к черту, — ворчит он.

Хейзел подходит и кладет руку на плечо Джерри. Сначала он вздрагивает, но потом его тело заметно расслабляется.

Что это, блядь, было?

Легкий скрип двери прерывает все, что только что произошло с Джерри. Женщина пробирается внутрь и садится на стул возле выхода. Мы все поворачиваемся в ее сторону, хотя из-за склоненной головы и закрытого капюшоном лица мы не видим ее лица. Хейзел выглядит довольной, хотя женщина не поднимает глаз.

Я не могу не наблюдать за ней. На улице и в этой комнате жарко, так почему же она в капюшоне? Какая-то часть меня надеется, что она посмотрит в мою сторону, но ничего. Я сдаюсь и сосредотачиваю свое внимание на Хейзел и остальных членах группы.

Пожилой мужчина, возможно, лет шестидесяти, говорит: — Меня зовут Фред.

— Привет, Фред, — приветствуют все в унисон.

— Это был 1992 год, Олимпийские игры в Барселоне. Мы праздновали золотую победу США, и группа нас, отдыхающих, переходила оживленную улицу, чтобы попасть в местный бар. Когда мы переходили дорогу, из ниоткуда появляется такси, и я смотрю на него, застыв посреди дороги. Мой друг отталкивает меня с дороги, спасая от смерти, — Фред погружается в молчание, его история кажется более трагичной, чем его близкое столкновение со смертью, — У меня агирофобия, боязнь переходить дорогу, — признается он.

— Сначала это не было большой проблемой, но со временем мне стало трудно ходить на работу, за продуктами или даже просто к соседу через дорогу. В итоге моя жена ушла от меня и забрала с собой мою дочь. Ей надоела моя паранойя, — печальный тон в его голосе лишь мягко передает потрясение, с которым он столкнулся, и горькое разочарование в себе за потерю семьи — бедный человек.

— Фред, на прошлой неделе ты рассказал нам о своем путешествии в местный магазин пешком, — ободряюще говорит Хейзел.

Фред смотрит в пол, нервно щелкая своими потертыми коричневыми ботинками: — Да, я ходил пешком, но я целый час стоял и смотрел на магазин с другой стороны улицы.

У меня в голове проносится столько вопросов. Как он вообще куда-то добирается? Можно ли вообще не переходить дорогу? Мой страх перед койотами кажется сейчас таким незначительным.

— Я знаю, о чем вы, новички, наверное, думаете… как я куда-то добираюсь? Ну, я вожу машину. Если мне нужно на почту через дорогу, я сажусь в машину и еду.

Джерри бормочет что-то себе под нос, начиная жаркий спор с Фредом.

Не обращая внимания ни на одного из них, я обнаруживаю, что мое внимание привлекла загадочная девушка, которая продолжает сидеть в «тишине» возле двери. Судя по тому, что я вижу ее лицо, она довольно бледна. Ее скулы выделяются, но не в здоровом смысле. Хотя на ней свободная одежда, ее фигура кажется истощенной. Я не хочу пялиться, но есть в ней что-то такое, что меня интригует.

— Честно говоря, вы двое деретесь как кошка с собакой. Отрастите яйца и заткнитесь уже, — транссексуалке надоели их препирательства. Он, она, черт его знает, одета в платье с низким вырезом и заметным бюстом. Мои инстинкты говорят «он» из-за его адамова яблока, которое практически выпрыгивает на меня.

Прекрати, блядь, пялиться.

— Как будто тебе есть о чем поговорить, Пенни, — насмехается Джерри, — Если мне понадобятся яйца, я уверен, что у тебя еще есть пара, засунутая в трусики.

— Джерри, Пенни, — мягко зовет их по именам Хейзел, и, как по волшебству, они замолкают, хотя все еще злятся после своего спора. Я подозреваю, что Хейзел — курица-мать для всех в этой комнате. Кажется, они уважают ее, и успокаивающее влияние, которое она оказывает на них, вероятно, является именно той причиной, по которой они возвращаются каждую неделю, — Мне всегда нравится давать людям задание, которое они могут взять с собой домой, шаг к исцелению. Я хочу, чтобы вы сосредоточились на одной вещи, которая заставила вас улыбнуться на этой неделе. Это может быть вкусное мороженое, которое вы съели, или человек, которого вы увидели. Что-то или кто-то, кто делает вас счастливым, даже на мгновение. — Хейзел с надеждой улыбается каждому из нас.

— А секс с таксистом считается? — Пенни мечтательно вздыхает.

— Что это с тобой и сексом? Клянусь, Пенни, иногда ты такая ч… — Джерри прерывает разъяренная Пенни.

— Что, Джерри? Шлюха? То, что мне нравится секс, не делает меня шлюхой!

Вау! Теперь мы вступили на неловкую территорию.

— Перестань быть таким придурком перед нашим новым участником, Джерри, — Пенни смотрит прямо на меня и подмигивает мне. Джерри закатывает глаза.

— Спасибо… Пенни? — вежливо спрашиваю я.

— Да, Пенни… Пенни Трэйшн, — на этот раз она хлопает ресницами.

Я качаю головой, не в силах скрыть улыбку, и, очевидно, не только я, поскольку Фред склоняет голову с ухмылкой на лице.

— Приятно познакомиться, Пенни Трэйшн, — я изо всех сил сдерживаю смех, — Меня зовут Джулиан… Джулиан Бейкер.

Звук стула, скрипящего по деревянному полу, эхом разносится по комнате. Я поворачиваю голову на шум, исходящий от девушки в капюшоне. Она слегка поднимает голову, и мне хочется увидеть ее лицо. Видны только ее губы, бледно-розовые, с сырым правым уголком, где она жевала, скорее всего, из-за волнения, вызванного этой встречей.

Что, черт возьми, с ней такое?

Что бы это ни было, все должно прекратиться прямо здесь и сейчас. Я пришел сюда, чтобы исцелиться и обрести покой, а не для того, чтобы переспать с кем-то из группы. В следующий раз, когда я сяду в это кресло, я почти уверен, что настанет моя очередь открыть хранилище моего прошлого и выложить его на всеобщее обозрение.

Это пугает меня до глубины души.

Как будто Хейзел чувствует мой трепет, она непринужденно подходит и кладет свою ладонь поверх моей: — Не бойся. Это произойдет, когда ты будешь готов.

— Думаю, я готов, просто… я не знаю, — пробурчал я.

— Джулиан, дорогой мальчик, ты узнаешь, когда будешь готов говорить. Твое сердце и разум будут синхронизированы. Не заставляй себя.

Мое сердце и разум должны быть синхронизированы.

Повторяю, мое сердце и разум должны быть синхронизированы.