Глава 6 - Долгий день

— Это что такое!? — разбудил меня, конечно же, голос матери.

Ну да, завалился спать в одежде, обуви... при том, что ложился во вполне нормальных трусах!

— Это я собирался плавать, но вспомнил, что сегодня не надо — не тот день. — Не колеблясь соврал я, бурча из-под подушки.

— Угу, в шесть утра? — не поверила мать.

— Часы не правильно идут видать.

— А ну вставай и раздевайся! И тебе, кстати, пусть не на плаванье, но в школу! Забыла что ли уже?

— Серьезно? Тогда зачем раздеваться?

— Да чтобы не лежать в обуви! — и она начала стаскивать с меня ботинки.

Я соскочил, стянул ботинки, куртку и штаны, и завалился обратно на кровать. Мать только покачала головой. Жалько мне её, что ей достался такой ребенок как я. И все было бы не так уж плохо, будь я парнем, а так... Я ведь не собираюсь менять свои идеологические принципы из-за этого. Да в этом мире проще пол сменить! Хотя, и этого делать я не собираюсь.

Входная дверь закрылась за матерью, и я остался один. Полежал еще целых пять минут, и принялся за зарядку. Потом отдохнул немного, и снова повторил подход к разминке. Материализовал два кленка — чуть не вырубился от нагрузки. Решил, что не стоит сразу начинать со столь серьезных вещей.

Отдохнул, поел, оделся и, подхватив собранный с вечера ранец, поплелся в школу. Это будет очень долгий день. Вот просто невыносимо.

— Саш, привет! — обогнала меня по дороге в школу жизнерадостная девочка Надя.

И куда это она так несется, а? Хм, без понятия. Хотя я сам плетусь уж больно уныло — думы. Надо поднажать! А то опоздаю, и... да ничего мне не сделают! Максимум в угол поставят, что — переживу.

А вот и родимый класс. Учительница, что чертит на доске магические, простите, математические формулы. Ребятня, что прискакала раньше звонка с утра пораньше, тихо офигевает от внеплановой контрольной. Девчонки... во главе с Надькой — так вот куда она так спешила! Уже устраивают мозговой штурм формул, заранее определив какой вариант возьмут себе — хитрые козы!

При наличии пяти вариантов, выбрали третий, рассчитали, какие места точно попадают в этот вариант при любом раскладе, и уже застолбили, выдавив всех, кто на них претендовал. Даже тех, кто исконно там сидел!

— Так, я че-то не поняла — проговорил я гортанным басом — Это чьи тут шмотки на моей шконке?!

Класс замер, стихли всё разговоры, и даже меланхоличная учительница у доски, обернулась в пол оборота, любопытствуя и недоумевая.

— Че, хозяин не опознается? — обвел я аудиторию взглядом исподлобья — Пшел — выкинул ранец куда-то неопределенно вверх со своей лавки, думая про себя «только бы не переборщить! Только б не переборщить!».

— Ой! — пискнула одна из девчонок стайки, когда ранец, с грохотом ударившись об парту третьего ряда, взорвался учебными принадлежностями на весь класс.

— Александра! — гаркнула учительница — Останешься сегодня после уроков. Будешь парту ремонтировать.

Я пожал плечами — ну, надо — так надо. И плюхнулся на своё законное место.

— Ой! — пискнул не хуже той девахи, что вместе с парой подруг приступили к сбору разбросанных по полу вещей, вскакивая солдатиком со своего места, хватаясь за зад.

Выковырял из филейной части беспрепятственно прошедшую сквозь штаны и гамаши кнопку.

— Хи, хи, хи. — донеслось откуда-то с задних рядов сильно отчаянно сдержимое «хи-хи».

Все ясно. Эта засада. Явно не для меня. Они бы не посмели! Но... я посмотрел на кнопку, загнул её пальчиками, обратив в простую шайбу, взглянул на девочек, что кидают на меня волчьи взгляды, и услышал звон звонка. Как понимаю — половина класса в опоздавших. Либо заспали, либо...

— Здрасте! — ввалилась львиная доля недостающих, олицетворяя из себя чуть ли не все мужское население «3-А».

С шумом разбежались по кабинету, занимая свои места, и продолжая похихикивать какой-то ранее высказанной шутке, принялись раскладывать учебный материал по «рабочим местам» на парте.

Плюхнувшийся рядом со мной Толик, сразу после посадки, сунул руку под попу, вынул оттуда уже загнутую кнопку, и выкинул её куда-то в неопределенность, как нечто несущественное. Вот что джинсы жопозабронирующие делают! Получил в ответ на кнопку ластиком в висок.

Кинул в ответ точилку — получил еще одним ластиком по темени. Подобрал с полу оба снаряда — в момент нагиба получил пеналом по хребту.

— Эй!

— А ну тихо! — гаркнула учительница — Кто дежурный?

— Я! — соскочила все та же Надька, хотя я почти уверен, что сегодня дежурить должен кто-то иной.

— Жукова. — взглянула на неё учительница, тоже, как видно прикидывая, что дежурить сегодня должна не она — Раздай тетрадки и посчитай отсутствующих. — решила она что-то для себя, проигнорировав факт подмены.

— Да. — ответила Надя, и метнулась к учительскому столу, начав раздавать тетради, громко выкрикивая фамилии.

— Иванова! — сидящая на первой парте девочка приняла тетрадь — Горшков — пацан с последнего ряда со вздохом поднялся и пошел за тетрадью — Жулин! Жулин?

— Нет его. — буркнул Горшков, подходя к первой парте.

— То есть как это нет?! — отозвался рыжий парень тоже с последнего ряда — Я тебе дам меня нет! Да я сейчас.

— Жулин тихо! Мы уже поняли, что ты у нас тут — такого не пропустишь — проговорила учительница недовольно, присаживаясь за свой стол.

— Но вот она же пропустила! — указал мальчика на девочку, что пока сор да дело, под шумок, рассовывала тетради своим подругам — А я тут был! И вообще вместе с ней пришёл!

Учительница пожала плечами.

— Ну конечно. — проговорил Горшков, заглядывая в свою тетрадь.

— Что конечно?! — тут же переключился на него Жулин.

— Двойка говорю у меня конечно! — показал он свою тетрадь, сплошь исписанную красной пастой. — Как и у тебя, раз ты у меня списывал.

— Что?! Как?! — схватил буйный свою тетрадочку — Это не справедливо! — распахнул он тетрадь, направив в сторону учительницы.

— Жулин, успокойся и сядь на место.

— Это... это... это...

— Жулин. — повторил учитель, и мальчик, громко сопя и топая ногами, уплелся себе за парту, бурча под нос нечто невразумительное, на тему нарушения прав и свобод.

— Это все — сказала Надя, успев за время споров растолкать все оставшиеся тетради по рукам и рядам.

— Э! Стоп! А ГДЕ МОЯ?! — соскочил я с места, понимая, что до меня-то тетрадочка, не доехала!

Надька пожала плечами, выдав невинное:

— Так не было её!

Это что, такая тонкая месть?

— Видимо не сдавала — поддакнула ей учительница.

Это... заговор?

— То есть как? А ну ка... — сорвался я со своего места и метнулся к первой парте.

— Гончарова!

— Так, так...

— Гончарова! — повторила учительница.

— Ах ты! — заметил руку заведенную Надькой себе за спину, и прежде чем та успела опомниться, и скинуть тетрадь другой заговорщице, успел выхватить молниеносным рывком.

Правда помял мальца.

— Гончарова Александра!

— Жукова Надежда... — прочитал я имя-фамилию на отобранной тетради — третий А класс...

Надя, молча и с видом обиженного величества, отобрала свою мятую тетрадь себе обратно.

К нам подошла учительница и, не дожидаясь, пока мне скажут «место», я уплелся обратно к себе за парту.

— Давно мамы в школе не было — покачала головой математичка, глядя на меня, и обратилась уже ко всему классу — Думаю, все уже посмотрели свои оценки?

Класс дружно вздохнул. А Надька, украдкой показа мне язык.

— В таком случае думаю, на этот раз стараться будете лучше.

Класс вновь вздохнул.

— Итак, варианты. Первый, второй, третий, четвертый, пятый. Первый, второй, третий, пятый. — принялась она раздавать варианты всем двадцати детям в ручном режиме, повергнув девичью банду в настоящий шок.

Но возразить чего-либо кто-либо из них не осмелился, довольствуясь одним лишь беззвучным воем досады.

— Первый, второй... — получил я свой второй вариант — Записывай! — и суровое наставление.

— Куда?

— Да хоть на лоб себе! — развела она руками — Но чтоб я видела! И вы не хихикайте! — обратилась к прочим ребятам — Это и вас всех касается!

— А...

— На. — дал мне сосед по парте листочек, вырвав его из тетради-черновика.

— И чтоб потом в тетрадку вклеила!

Да-да — покивал я болванчиком — где я её только найду! Эх, жизнь моя жестянка! Только жить начал в теле, а уже контрольная. К счастью, эти примеры, для четырехсотлетнего, как семечки!

— А если раньше сделаю, можно будет пораньше уйти? — невинно похлопал я глазками.

— Тебе — нельзя! — припечатала учительница.

— А мне? — поинтересовалась Вероника Дигуль, красавица, умница, и всё, всё, всё, если не считать отсутствие трех пальцев на левой руке и крайне замкнутый характер.

— Тебе — можно!

Это дискриминация! — взвыл я где-то внутри себя. Впрочем, почему так я понимаю на все сто — девочка Вика мало того, что тихая как мышь, так еще и богатая, как английская королева! В масштабах нашего города, естественно. Её даже до школы на машине возят! Личный папин шофер. А сам папик довольно много денек уже влил в школу и её директору в частности, и как всё надеяться — вольет еще немало. Я это знаю, потому как никто это не скрывает.

Ну а я... напротив. Не то чтоб уж сильно беден — мамка последнее время не то что бы прям поднялась, но от голи перекатной точно уползла немало. И точно не двоечник — напротив! Отличница! Хулиганка, пацанка, и просто — придурок. Хуже меня — только Жулин!

— А мне, можно? — подал голос этот самый Жулин.

— Ты бы хоть один пример решил! — тут ж осадила его учительница, дораздала вариант оставшимся ученикам, и, еще раз сурово взглянув на меня, пошла по рядам, выдав команду «решайте!».

Ну я и решил, сдал, украдкой упросил разрешить поискать свою тетрадь — не нашел, сел на свое место. Украдкой принялся помогать пацанам с задачками — был изгнан из класса.

— И чтоб ни единого звука! — прикрикнула на меня учительница пред закрытием двери.

— Пфф! — фыркнул я — Будь то я прям такой шумный.

Буйный — да! Но не шумный точно.

Следующим за математикой уроком явилась лит-ра. Её учительница — наша классная! И она ко мне куда лояльнее мегер Ивановны — как мы за глаза, и с моей подачи, зовем нашу математичку. И классная, помимо литературы, ведет у нас еще изо, и русский язык, и вообще все! Кроме английского, физ-ры, математики и пения. А, ну да, кроме то ничего и не осталось.

Так что с этой теткой я могу хоть как-то договариваться. Сваливать пораньше, заменять не нравящийся стих нравящимся — я вообще не умею выразительно зачитывать стихи! Как и что-либо иное, литературное. И именно эта тетка мне пишет в дневниках самые длиннее и грозные послания.

«Громко пукала на уроке» — не такие! Это какое-то короткое! У неё они, более расписанные, эмоциональнее, и поэтические. Ох, набрал же я сегодня «меток» за день больше, чем за год!

«Ставила подножки ребятам на разминке» — эй! Я не делал этого! Вот честно! Ни разу! Меня вообще подставили!

И... я забыл, что после уроков должен был зайти к математике, так что на следующий день получил метку и от неё: «Два! За хулиганство!».

— Боже мой! Да тут уже и пробу то ставить некуда! — возмутилась учительница пения — девочка лет двадцати, глядя на мой дневник поему-то под углом градусов восемьдесят — На! — и не стала мне туда ничего писать, хотя хотела высказать многое, об моих вокальных данных.

«Орет, как свинья на бойне!»

— Прокатило!

— Ужас! Как с таким голосом вообще можно жить?! Тебе что, медведь на ухо наступил при рождении?

— Вообще-то это была собака.

— Это была метафора.

— А у меня сарказм.

Мама, прочитав все эти записи, высказала сожаление об отсутствии отца, и широкого ремня.

— Так найди себе мужа, кто ж не дает? — на это она только покачала головой.

А я, подумав, добавил:

— Хотя вряд ли у взрослого мужика поднимется рука на малолетнею дочь. — и, показав язык, свалил с кухни в комнату.

— Саша! — донеслось мне вслед, и я был вынужден вернуться — Ну так же нельзя!

— Да все нормально! — отмахнулся я.

— Пукать на уроке? — я пожал плечами — Получать два за хулиганство?

— Я просто скинул вещи занявшей мое место девчонки.

— А потом её еще и побила, что она теперь из дому боится выйти!

— Да я только... — и я зажал себе рот — Откуда знаешь?

— Светлана Федоровна звонила.

— Стукачка. — буркнул себе в плечо.

— А ей звонили Надины родители. — и после паузы добавила — Ну как же ты не понимаешь!

— Да все я понимаю!

Сегодня из-за этой Надьки бассейн прогулял! Рр!

— Нет, не понимаешь. Глупая, при всей своей показной серьёзности.

Кто бы говорил!

— Саша! Опять ты?... — выдала наша тренер по плаванью, глядя на меня, и силясь подобрать слова. — А... — махнула она рукой — У тебя все равно отсутствуют что стыд, что совесть.

— Ага. — практически хором выдал я, и половина группы.

Учительница вновь махнула рукой.

— Итак, задание на сегодня, пока кое-кто опять всё в цирк не превратил — ребятня дружно залыбились — Километр брасом!

— Ууу. — взвыли все и дружно.

— Что у-у? Норматив надо выполнять! А вы, по причине кое-кого — вновь взгляд на меня — только и делали, что дорожку зазря занимали.

— Но...

— Нельзя же вот так сразу!

— Да!

— Нельзя, можно — все вопросы к Александре!

— Александра, ты зачем нам давала две недели каникул? Мы все тут уже в конец расслабились!

— Га-га-га! — выдала дружный смех толпа.

— Так, давайте, разминку и в воду. Куда! Разминку!

— «Плюх» — кто-то уже сиганул.

— Арх... давайте уже, быстрее, плывите — отмахнулась тренер, делая так называемый «фейсспам» и отворачиваюсь от начавшихся «бультыхов» и «еху-хов», с брызгами и визгом.

— Александра! А ты чего сегодня такая тихая? — ужаснулась она же, глядя на меня, все так же стоящего «на берегу».

— Да вот думаю, как-то это непривычно, не быть в центре внимания — выдал я в ответ — трусы чтоль снять...

— Я тебе дам трусы! — схлопотал я условную затрещину — рукой над головой — А ну живо в воду и чтоб только пятки сверкали! И если норматив не сдадите — все следующее занятие у бортика простоите! — выкрикнула уже на весь бассейн разом, и я, дабы не слышать всеобщего стона, по быстрому нырнул.

Ну нафиг! Луше гребсти, чем огребсти!

На следующий день на физкультуре опять получил выговор — на этот раз за порванные штаны. И деньги вечером от мамы, на новые. Ну не виноват ведь я, в самом деле, что старые треники не выдержали моего шпагата! Впрочем, и выговор то был условным — за то, что я напялил драники на руки, и бегал в одном исподнем, оря невразумительное.

Загрузка...