В поисках деревянного слона

125 лет Лувр не был королевской резиденцией. В разных помещениях дворца располагались Французская Академия, Академия Наук, Академия Художеств…

В годы якобинской диктатуры Конвент увеличил во много раз население Лувра, вселив во дворец множество бродяг и люмпенов с парижских окраин и выгнав из него некоторых неугодных художников. Так выполнялся знаменитый лозунг "Мир хижинам, война дворцам". Война, объявленная Лувру, превратила дворец в сотни коммуналок, в которых селился всякий, кому не лень. Естественно, что те дворцовые ценности, которые не успели реквизировать якобинские комиссары, были мгновенно разворованы.

На два-три года дворец королей, стал главным центром парижского уголовного мира, успешно конкурируя с известным "Двором чудес"…

При Наполеоне это население Лувра было моментально разогнано, а множество шедевров мирового искусства, награбленных императором во всех странах Европы, а также в Египте, были выставлены в бывших апартаментах королевы-матери. Таким образом, музей уже стал занимать более половины всех дворцовых помещений.

В 1807 году была закончена начатая ещё при Людовике XIV Колоннада Перро, правда строгий классицизм архитектора был "обогащён" множеством декоративных деталей, что превратило классический фасад в ампирный.

Но уже в 1815 г., после падения Наполеона, скульптуры на фронтоне над колоннадой были срочно заменены. Вместо Минервы, коронующей Императора, в центре появился барельеф Людовика XIV, при котором строительство колоннады было начато.

Впрочем, такие перемены в целях осуществления того, что Ленин позднее назвал "монументальной пропагандой", никого не удивляли. Ни когда на фронтоне появился Наполеон III, ни когда его сменил (уже при Третьей Республике) Гений Искусств…

Ещё во время реставрации Бурбонов (в 1817–1830 годах) были расширены Египетские и созданы Античные залы. Кое-какие помещения были открыты для широкой публики и в царствование Луи-Филиппа.

Но свой почти нынешний вид музей обрел наконец в 60-х годах прошлого века при Наполеоне III

В дни Парижской Коммуны Лувр был подожжен по распоряжению руководителей Коммуны, как "феодально-буржуазное здание". Выгорели все корпуса дворца, выходившие на ул. Риволи, а 24 мая 1871 г. сгорел дворец Тюильри со всем его содержимым. Коммунары загнали во двор пять огромных фур, наполненных бочками с жидким битумом и нефтью, и одну фуру пороха. Дворец был уничтожен вместе со всеми находившимися в нём произведениями искусства.

"Разрушение дворца Тюильри было таким грубым варварством — что даже пьяного вандала могло бы вогнать в краску" — писал в те дни Виктор Гюго.

А если бы не отвага и находчивость хранителя коллекций Лувра Барбэ де Жуи и его ассистента, историка искусств Эрона де Вильфосса, то могло бы погибнуть вообще содержимое всего Лувра, этого уже в те годы одного из величайших музеев мира. Генерал Коммуны Бержере (бывший печатник), полковник Бено (бывший мясник) и сержант Буден с командой стали рубить саблями картины, переходя методично из зала в зал.

Несколько часов, до прибытия из Версаля 26-го батальона под командой лейтенанта Сигюра, Жуи и Вильфосс с несколькими смотрителями залов отстреливались от коммунаров, кричавших, что если каждый не может иметь дома Рембрандта или Пуссена, то по справедливости их необходимо уничтожить, и что все произведения буржуазного искусства вот-вот будут заменены пролетарскими…

В 1882 году руины дворца Тюильри были разобраны. Тогда же, в 80-х годах прошлого века, сожженные залы Лувра, выходящие на Риволи, были не то чтобы восстановлены, а кое-как отремонтированы, и в помещениях, лишенных прежней отделки, разместились министерства колоний и финансов. Министерства ушли отсюда только через сто лет — в 1983 году.

А десятилетие спустя, в 1993, - тут в "крыле Ришелье" разместились, впервые полностью вынутые из запасников, коллекции отделов Египта, древнего Востока, Греции, Рима, ранее очень стеснённые, поскольку помещений в музее всегда не хватало: даже по устаревшим сегодня описям 1933 года в Лувре насчитывается 173 тысячи экспонатов. Коллекция же отдела Древнего Востока (Ассирия, Вавилон, древняя Персия и т. д. считается самой значительной в мире).

Центральный подземный вестибюль под стеклянной пирамидой, построенный и открытый в 1989 г., даёт возможность прямого прохода в любое крыло музея.

Церковь Сен-Жермен-ль'Оксеруа (St.-Germain-l'Auxerrois)

Напротив колоннады Лувра (колоннада Перро) находится церковь, построенная в XV в. Называется она Сен-Жермен-ль'Оксеруа. Церковь эта в силу своего расположения традиционно была королевским приходом. Тут слушали мессу обитатели Лувра. Эта церковь — выдающийся памятник поздней или пламенной готики.

На протяжении всей своей пятисотлетней истории готическая архитектура все более усложнялась по силуэту, утончалась; количество вертикальных линий всё увеличивалось; наконец к середине 15 столетия постройки превратились в настоящее каменное кружево. Строители преодолели вес камня, заставив стрельчатость шпилей и арок устремляться в небо, как бы унося с собой взгляды и души. Вместе с тем конструктивно, да и в плане, здания пламенной готики значительно проще своих предшественников — сооружений великого века готики, когда были созданы такие гиганты как Нотр-Дам, Шартрский собор или собор в г. Бовэ.

Создатели пламенной готики не гнались за высотой, меньше у них и горизонтальных линий. Больше они заботились о том, насколько скульптурен силуэт постройки, и как на фасады падает свет. Более всего влекла их изощрённость силуэта и деталей.

Пламенная готика — порождение XV столетия. Это архитектура небывалого до тех пор богатства линий, обилия деталей, совершенства форм. (Самые, видимо, совершенные образцы этой фантастической архитектуры — Руанский и Миланский соборы.)

А в облике фасада Сен-Жермен-ль'Оксеруа уже видны робкие проявления ренессанса — треугольный фронтон, стоящий на двух пилястрах, что в чистой традиции готического искусства — немыслимо.

_____

История этой церкви восходит к меровингской эпохе. От романского стиля, однако, осталась одна башня XII века. В XIII столетии был перестроен главный вход, оформленный уже в типично готическом стиле. А в XV — вся церковь была перестроена и приняла практически тот облик, который мы видим сегодня.

24 августа 1572 года колокола этой церкви подали сигнал к началу резни — это была Варфоломеевская ночь.

В этой церкви похоронена большая часть художников и скульпторов, живших в Лувре в течение XVI–XVIII вв.: архитекторы Ле Во, Габриель, Суффло; скульпторы Дежарден, Куйсево, Кусту, Вассо; живописцы Депорт, Буше, Ван Лоо, Шарден; поэт Малерб.

В 1793 году церковь Сен-Жермен-ль'Оксеруа превратилась в склад фуража, а затем была сильно повреждена и разграблена.

Только в 1838 году началась реставрация, длившаяся лет пятнадцать. Работами руководил крупнейший архитектор Х1Х века Бальтар.

ПалеРуайяль (Palais Royal)

В той части улицы Риволи, которая расположена напротив Лувра, находится Пале Руайяль ("Королевский дворец"), который вопреки своему названию никогда королевским строго говоря на был.

Площадь, на которой стоит сам дворец, существует с 1648 года. За четверть века до того кардинал Ришелье купил находившийся на этом месте большой особняк и пригласил архитектора Ле Мерсье перестроить его. Дворец получил название Кардинальского. Кстати, тот же Ле Мерсье выстроил позднее и Капеллу Сорбонны, где был в 1642 г. похоронен Ришелье. Но ещё раньше, в 1633 году, кардинал подарил дворец королю.

А после смерти Людовика XIII Анна Австрийская с двумя сыновьями, будущим королём Людовиком XIV и принцем Филиппом Орлеанским, переселилась из Лувра в Кардинальский дворец, который тут же был переименован в Королевский. По соседству поселился и новый премьер министр и любовник королевы кардинал Мазарини.

В 1651 году юный король, королева-мать и кардинал вынуждены были бежать из дворца от Фронды в Сен-Жермен-ан-Ле. В Париж они вернулись только полгода спустя. Но теперь они все поселились в Лувре, где для кардинала были оборудованы помещения над покоями королевы-матери, а Кардинальский (он же "Королевский") дворец уступили Генриетте Французской — дочери Генриха IV и вдове казненного английского короля Карла I Стюарта. А дочь Генриетты вышла в 1661 году за герцога Орлеанского. С тех пор дворец принадлежал Орлеанскому дому.

В этом дворце часто выступал со своей труппой Мольер.

А в конце XVIII столетия огромный сад за дворцом был окружен шестьюдесятью домами с одинаковыми фасадами и с галереями внизу (архитектор Луи). Дома сдавались внаём: тогдашний владелец дворца герцог Филипп Орлеанский таким образом "полностью обуржуазился" и поправил свои финансовые дела.

Аркады со сквозным проходом по периметру заполнились лавочками, игорными и публичными домами, по поводу чего в Версале очень веселились. Людовик XVI сказал своему кузену при целой толпе придворных: "Ну теперь, дорогой кузен, мы вас будем видеть только по воскресеньям, поскольку вы стали лавочником и заняты все другие дни". Рядом с дворцом архитектор Луи возвел здание "Французского театра" (теперь — "ComИdieFranзaise").

В галереях дворца, выходивших в сад, в конце XVIII в. располагались знаменитые кафе "Дефуа" и "Кафе де Шартр". Последнее представляло собой весьма фешенебельный ресторан, в котором бывали часто в дореволюционное время учёный Гумбольдт, будущий маршал Мюрат, будущий император Бонапарт, а также — доктор Марат, адвокат Дантон, писатель Сент-Бев, владелец дворца герцог Филипп Орлеанский и журналист Камилл Дюмулен, который позднее, в 1789 г., первым призвал "граждан к оружию" тут же в саду дворца и сделал первую кокарду из ветки каштана.

Как-то в один и тот же вечер в этом ресторане ужинали: Дантон, герцог Орлеанский, будущий вождь "бешеных" Эбер, герцог Лозен, будущий термидорианец и Президент Совета Луи Баррас, живший тут же на втором этаже, и его сосед Максимилиан Робеспьер…

А в 1790 году Филипп Орлеанский принял имя Филипп Эгалитэ (ИgalitИ — Равенство), и дворец был тоже переименован в Дворец Равенства. Но ни переименование дворца, ни перемена имени, ни собутыльничество с Робеспьером тогда, в Кафе де Шартр, не спасли королевского кузена от гильотины, на которую он и был отправлен в октябре 1793 г.

В 1795 году во дворце расположилась Законодательная ассамблея с Баррасом во главе, которая и была разогнана генералом Наполеоном Бонапартом, неожиданно вернувшимся из Египта.

Позднее, после падения Наполеона, тут жил со своим многочисленным семейством будущий "король-гражданин" (или иначе "буржуазный король с потрёпанным зонтиком") Луи- Филипп, герцог Орлеанский. Этот король действительно имел обыкновение ходить по Парижу пешком без охраны, в потёртом костюме и с потрёпаным зонтиком. Но ни один король не сделал столько, сколько он для расцвета французской культуры.

Библиотекарем колоссальной дворцовой библиотеки, сохранившейся ещё от первого её владельца, кардинала Ришелье, служил при Луи-Филиппе Александр Дюма.

В 1848 году после отречения Луи-Филиппа дворец был национализирован.

А 24 мая 1871 года та же команда коммунаров, что сожгла дворец Тюильри, методично подготовила уничтожение и этого дворца, хотя он и принадлежал государству. Но сгорела небольшая центральная часть, а остальной дворец был спасён жителями соседних кварталов, которые, вооружась чем попало, отогнали коммунаров-поджигателей.

В наше время во дворце располагается Государственный совет (нечто вроде конституционного суда) и Министерство культуры.

--

Западнее Лувра улица Риволи имеет, строго говоря, одну сторону: другая её сторона — решетка сада Тюильри.

Архитекторы Наполеона Персье и Фонтен построили этот длиннейший ряд одинаковых зданий с глубокими аркадами по старому, но неосуществлённому проекту времён Людовика XV. Правда, старый проект предусматривал только сами здания с нижними этажами, предназначенными под шикарные магазины. Аркады же длиной более километра придумал Фонтен "чтобы посетительницы модных лавок и посетители книжных магазинов могли не обращать внимание на плохую погоду". Строительство было начато в 1800 году, но весь ансамбль завершён только в 1835.

У западного конца Лувра на улицу Риволи выходит маленькая, но очень цельная и полностью вписывающаяся в ансамбль зданий с аркадами, площадь Пирамид. Созданная, как и улица Пирамид, в 1802 г. в честь победы Наполеона над англичанами в Египте (1798 г.), площадь с тех пор не изменилась, хотя одно из угловых зданий — отель "Регина" — по отделке холла, хорошо видной сквозь стёкла дверей, внутри представляет собой один из типичнейших образцов стиля "Прекрасной эпохи".

Посреди площади — золочёная статуя Жанны д'Арк (скульптор Фремие). Эта маленькая скульптурка никак не соответствует масштабам грандиозного архитектурного ансамбля Риволи. Не соответствует она и никакому стилю, да и никакой эпохе; и вообще художественного интереса не представляет. Но в силу своего "патриотического содержания" эта "статуэтка" с начала XX века стала традиционным местом паломничества монархистов, которых давным-давно никто всерьёз в Париже не принимает, да и других крайне правых.

СадТюильри (Jardin des Tuileries)

На площади Карусель, посредине её, стоит триумфальная арка того же названия. Возвели её архитекторы Наполеона Персье и Фонтен в 1807 году. Это — бывший въезд в парадный двор дворца Тюильри, чудом сохранившийся после пожара. Арка — вольная копия арки Септимия Севера в Риме.

Сразу за Лувром, после арки Карусель, начинается Тюильри — сад, имеющий форму довольно вытянутого прямоугольника. В его нынешнем виде сад завершен архитектором Ле Нотром в 1664 году. Своим восточным торцом этот сад регулярной французской планировки прилегал раньше к дворцу Тюильри (см. Лувр). Но после того, как дворец был сожжён (в 1871 г.), сад оказался как бы продолжением главного двора Лувра.

Одной стороной сад выходит на набережную Сены, другой — на улицу Риволи. Главный вход в сад — с площади Согласия между двумя павильонами: "Оранжерея" и "Павильон для игры в мяч". Оба павильона заняты небольшими музеями. В "Павильоне" — выставочный зал, а в Оранжерее — постоянная экспозиция живописи XX века — кажется, это единственное место в мире, где собрана большая коллекция работ Хаима Сутина.

Сам же сад Тюильри представляет собой музей скульптуры разных времён: от эпохи Людовика XIV и до работ Майоля 20-х г.г. нашего века.

С XVIII века сад был, по предложению знаменитого сказочника Шарля Перро, "открыт для всех, кроме лакеев и солдат". Таким образом Тюильри стал первым во Франции "садом для публики". За мелкую монету тут выдавались напрокат стулья….

Спят хиппи у забора, в Курбевуа — конторы,

На Монпарнасе тоже, наверно, кто-то спит…

Не спят одни цыгане в дырявом балагане,

И маленький козленок за девочкой бежит.

Ах, те ее не видел? Ах, ты ее не знаешь?

Ну что ж, поставь будильник и окна раствори -

За мордами Конкорда в клочке зари поймаешь:

Козленок Эсмеральды пасётся в Тюильри.

В бетонных стоэтажьях, в проклятиях асфальта,

В снобических трущобах шестнадцати веков,

Гуляет по Лютеции козленок Эсмеральды

И рожками курочит рекламы дураков….

Не клерки и не хиппи, не фавны и не мавры -

Козленок Эсмеральды — о, дайте только срок! -

Порушит ваши кухни, потопчет ваши лавры,

Игрушечным копытцем языческий пророк!

Какие там химеры! Париж устал от воя,

Он фарами исхлестан и на века пропах

Резиной и бензином, отравленной травою,

И общество устало держаться на столпах…

Что ж, греческое — вольно, французское — манерно,

Российское… А если — все снова — от нуля?

Так может быть одно лишь цыганское безмерно?

Цыганскою планетой останется земля?

И разве термидора не стоят иды марта?

Машины мертвым стадом застыли до зари…

Козленок Эсмеральды гуляет по Монмартру,

Козленок Эсмеральды пасется в Тюильри.

Вандомская площадь (Place VendТme)

Она не выходит прямо на Риволи, а находится на 150 м севернее и соединена с улицей Риволи широким проездом (ул. Кастильоне), дома по сторонам которого оформлены теми же аркадами, что и сама улица Риволи, а ближе к площади фасады зданий принадлежат уже к ансамблю самой площади.

Вандомская площадь была создана с одной целью: "быть достойным местом для конной статуи Его Величества Людовика XIV". Площадь в момент её создания была названа по приказу Людовика площадью Завоеваний. "Король-Солнце", соавтор своего "министра всех дел" Кольбера в создании доходившей до гротеска государственной централизации, заявлял, как известно, что государство — это он. Против этой сверхцентрализации (недавно ещз говорили: "ведь вся Франция живёт в Париже!") французы почти безуспешно воюют и поныне… А она вылазит всякий раз в новом обличье: однажды, уже в наше время, даже под псевдонимом "Министерства Децентрализации", учреждённого президентом Миттераном.

Невероятной изощрённости достигла изобретательность Кольбера и короля в деле вытряхивания самых фантастических налогов. Налогом облагалась не только соль, которую обязаны были покупать даже нищие, но и каждое окно, коих в стране сразу поубавилось.

Отбирая у богатых людей львиную долю свободных денег, государство лишало их, разбогатевших в предшествующие царствования, возможности инвестировать деньги в промышленность. Естественно, что вместо нарождающейся буржуазии эти самые деньги, взятые в виде сверхналогов, стало вкладывать в разные виды промышленности (и в заморскую торговлю) всё то же государство. Таким образом оно "с чёрного хода" национализировало (точнее — "коронизировало") значительную часть ремесленного и мануфактурного производства. Именно поэтому историки иногда говорят о "кольберовском государственном капитализме"

Засилье государства, его всесторонняя власть над человеком, не стали меньше и при якобинцах, а затем весьма помогли и Наполеону утвердить диктатуру, "плавно перешедшую в империю".

В порядке того же государственного всевластия, "Король-солнце" велел скупить немалую территорию в западной части города. Тут и была создана одна из лучших площадей Парижа. Ансамбль сначала строился Пьером Булем, но вскоре, в 1685 г., его сменил Жюль Ардуэн-Мансар, завершивший все работы к 1701 г.

Площадь — вытянутый восьмигранник более 200 м в длину и 120 в ширину — складывается из трех десятков роскошных зданий в стиле зрелого барокко. Цокольный этаж по всему периметру площади состоит из 110 широких арок. Над ними — два этажа, объединённые пышными коринфскими пилястрами. Выше — крутые кровли с типичным для барокко мягким силуэтом. Из этих крыш смотрят окна двух мансардных этажей. Именно здесь, судя по датировкам других работ архитектора, и родилось слово "мансарда" (хотя сама идея этого дополнительного этажа, а порой двух и даже трёх этажей под высокой крышей, принадлежит дяде и учителю Ардуэна-Мансара, архитектору первой половины XVII в. Франсуа Мансару).

Посреди площади, как только начали строить первые дома на ней, сразу же была установлена бронзовая статуя Людовика XIV работы скульптора Жирардена, изображавшая "Короля-солнце" в одежде римских императоров. Собственно говоря, вся эта площадь и задумана-то была, как "рама" для статуи короля.

Статуя простояла тут ровно сто лет с 12 августа 1692 года по 12 августа 1792, когда её сбросила с пьедестала толпа, руководимая любовницей доктора Марата Розой Виоле. По странной случайности, бронзовый король, падая, раздавил "мадам Розу"…

Эту статую, как и всю бронзу, добытую сходным способом, переплавили на "революционные пушки", а вот эпиграмма, пущенная кем-то ещё при водружении статуи, пережила и статую, и короля, и Марата, и Наполеона, и даже Коммуну. Обращена эта эпиграмма к Людовику XIV и упоминает последовательно его деда Генриха Четвёртого (создателя великой державы), отца, т. е. Людовика Тринадцатого и, наконец, самого "Короля-солнце".

На Новом Мосту, средь простого народа,

Твой дед на коня залез.

Отец твой стоит средь дворян благородных,

Украсив Площадь Вогез.

И ты себе выбрал по вкусу дом:

Среди спекулянтов. Площадь Вандом.

Как на всякой большой площади, тут был и рынок. В центре его якобинский Комитет Общественного Спасения в 1792-93 г.г. жег "архивы старого режима", в частности архивы Ордена св. Духа. Тут же, вокруг установленной наспех статуи Свободы (ничего общего не имеющей со знаменитым созданием скульптора Бартольди более чем 70 лет спустя), на пиках выставляли срубленные головы "врагов народа" (Термин придуман Маратом). Поэтому площадь тогда была названа "Площадью Пик". Как говорили в те дни парижане, "выставка господина Робеспьера ежедневно пополняется новыми экспонатами".

На месте уничтоженной статуи "Короля-Солнца", на том же постаменте, была при Наполеоне поставлена знаменитая триумфальная колонна, позднее вошедшая в историю под именем Вандомской. Император в 1807 г. велел соорудить эту колонну из трофейных австрийских и русских пушек, взятых французами в сражении под Аустерлицем. Образцом для неё послужила Колонна Траяна на римском Форуме. По замыслу Наполеона колонна должна была стать памятником французским солдатам — победителям в битве при Аустерлице. Поэтому сначала она и была названа Колонной Великой Армии.

76 скульптурных рельефов, работы знаменитого художника Давида по эскизам Бержере, посвящены этой битве. Барельефы спирально поднимаются по колонне. Если их развернуть — будет лента в две сотни метров. На верхушке колонны была установлена статуя Наполеона, которую, однако, сняли предупредительно сами французы в 1814 году, решив, что победителям-союзникам, вступившим в Париж, статуя может и не понравиться…

Сразу после реставрации Бурбонов на колонну втащили гигантскую бронзовую лилию, при Луи-Филиппе — в порядке реставрации облика колонны — снова поставили Наполеона, но не прежнего, уже в сюртуке, а не в античной тоге, и без лаврового венка на голове, а при Наполеоне Третьем (племяннике), когда тот стал в свою очередь императором, дядюшка появился на колонне снова в античной тоге. Статуя же в сюртуке, так называемый "маленький капрал", была поставлена во дворе Дома Инвалидов, где её можно увидеть и ныне.

Из числа домов площади наиболее знаменит особняк Бодри де Сент-Джемс. Тут в 1792 году собирался так называемый Вандомский Комитет якобинцев, назначивший Дантона министром Юстиции. Это, кстати, и погубило его — Робеспьер, адвокат по профессии, не терпел конкурентов.

С 1839 по 1849 год (до начала Крымской войны) в этом доме размещалось русское посольство. А 17 октября того же 1849 г. тут умер Фредерик Шопен, квартировавший в манварде этого дома три последних месяца своей жизни. Отпевали композитора в церкви Мадлен, похоронили на кладбище Пер-Лашез, а сердце отправили в Варшаву, где оно было захоронено в соборе Св. Креста.

В этом же доме жил в те годы и Проспер Мериме, назначенный генеральным инспектором исторических и архитектурных памятников по приказу "короля-интеллигента" или "короля-гражданина" Луи Филиппа Орлеанского. (1830–1847)

Как и многие места Парижа, площадь не раз меняла имя. Сначала она была площадью Завоеваний. Потом — Людовика Великого. Затем площадью Пик. Тех самых пик, на которых выставлял свои революционные трофеи Робеспьер. А Наполеон назвал площадь Вандомской, и таковой она остаётся и поныне. Название происходит от Вандомского дворца, стоявшего на месте площади задолго до начала ее строительства (герцог Вандом — сын Генриха IV и Габриэль д'Астре).

Только три месяца, во время Парижской Коммуны, когда комиссар Коммуны по культуре, художник Курбэ, приказал сломать колонну, эта площадь называлась Площадью Интернационала. На счету этого известного художника, кроме Вандомской колонны, есть еще и такая "мелочь", как поджог Лувра и уничтожение дворца Тюильри, содержавшего богатейшие коллекции предметов искусства со всего мира. Вообще убытки, нанесённые Коммуной за три месяца, считаются в несколько раз большими, чем убытки, причинённые диктатурой якобинцев за два с лишним года, которые они были у власти.

При Третьей республике Курбэ был приговорён судом "оплатить свой вандализм" но выплачивал до конца своих дней только восстановление колонны, оцененной в 350 тысяч тогдашних франков.

Стойкая вещь традиция: площадь, на которой с первых дней её существования располагались конторы и квартиры тогдашних финансистов, служит и поныне местом сосредоточения международных банков.

--

Широкая, но короткая улица Мира ведёт от Вандомской площади на площадь Оперы, которая является, по сути дела, расширением Больших бульваров. Большие бульвары — это на самом деле одна улица, состоящая из четырёх частей, каждая из которых имеет своё название. Вот они последовательно: Мадлен, Капуцинов, Итальянцев и Добрых вестей. Площадь Оперы находится как раз в середине этой цепи бульваров — между б. Капуцинов и б. Итальянцев. Кстати, именно эти бульвары и упомянуты в знаменитой песне И. Монтана (стихи и музыка Ф. Леклера) "Большие бульвары". В русском переводе этой песни (Н. Кончаловская-Михалкова), говорится о "кольце Больших бульваров", что неверно: эти четыре бульвара — одна улица всего полтора километра в длину. А кольцо Бульваров (т. н. Марщальских) достигает 32 км, и едва ли Монтан или кто иной обошел бы их "в вечерний час" "хотя бы раз"…

Опера

Площадь Оперы и проспект того же названия представляют собой архитектурный ансамбль, созданный во второй половине прошлого столетия — в период, когда классическая архитектура уже выдохлась и ушла в прошлое, а до начала "Прекрасной эпохи" оставалась ещё добрая четверть века.

Период этот во всей европейской архитектуре был временем подспудного накопления сил, и потому выразился в постройке сравнительно удобных, но "лица не имеющих" зданий.

Полная несогласованность между конструкцией и украшением ведёт к тому, что внешние детали постройки, её облик, никоим образом не вытекают логически из функциональной цели. Так по виду фасадов большинства таких зданий почти никогда нельзя представить себе, как расположены помещения внутри, где главные из них и т. п. Проще говоря — нет связи между внешностью здания и его планировкой. Этот произвол архитектора способствует, как правило, той кажущейся свободе (на деле хаотичности и необязательности), которая получила в истории архитектуры нелестную кличку "эклектизм".

Это был период строительства огромного количества безликих доходных домов. В то же время — нередки были постройки, стилизованные под Восток, под Египет, под классицизм — неважно под что, но всегда "п о д". Нередко пышность в оформлении фасадов и интерьеров доходила до прямой безвкусицы.

С другой стороны, именно тогда возникло множество интересных чисто инженерных решений, сделавших это время не столько временем архитектуры, сколько временем строительства. В это время возникают бульвар Капуцинов, проспект Оперы и несколько соседних проспектов, заполненных зданиями даже роскошными по тому времени, но лишенными какого бы то ни было стиля. Эта эклектика в соединении с грандиозностью градостроительных решений, размахом проспектов и внушавшей современникам уважение многоэтажностью и основательностью и получила в Париже название "Османовский урбанизм" (по имени тогдашнего префекта барона Османа), или же "стиль Наполеона III". Здесь же появилось и первое в мире электрическое освещение улиц — осветили прилегающую к театру часть проспекта Оперы и площадь (1878 г)

Впоследствии, в 30-х годах ХХ столетия, мы видим сходный не по виду, а по роли в истории период — он известен под именем конструктивизма, с той разницей, что теперь уже строительство вовсе не претендовало ни на какую "архитектурность" — от архитектуры осталось лишь освоение пространства, как деловой след того, что некогда считалось ансамблевостью.

--

Центром всего района, естественно, является сам оперный театр.

В 1861 году был объявлен конкурс на проект нового здания Оперы. Победителем конкурса, в котором участвовали чуть ли не две сотни архитекторов, стал молодой архитектор Шарль Гарнье, что само по себе никак не вызвало одобрения императора и императрицы Евгении. Она спросила архитектора:

— Что это за стиль? Ни античный, ни Людовика XIV

— Нет, мадам, — ответил находчивый Гарнье, — те стили были и прошли, а это — стиль Наполеона Третьего, так на что же Вы жалуетесь?

— Да не волнуйтесь, молодой человек, — поневоле пробормотал император, — она просто ничего не понимает! Так Гарнье и выиграл этотконкурс.

Но его Опера действительно стала неким символом эпохи "императора-племянника": тяжеловесность, перегруженность фасадов, обилие позолоты… В общем, некое огрублённое подражание началу XVIII века, заслужившее позднее не слишком лестное прозвище "пересоленного барокко", или "купеческой эклектики" — вот что такое стиль Наполеона III

В России чуть позднее (эклектика и доходные дома времени Александра Третьего, т. е. 80-е годы) — был такой же точно упадок архитектуры и начало расцвета инженерно-строительного дела.

Первый камень в здание Оперы был положен 21 июля 1862 г. Но на этом месте когда-то проходил рукав Сены, и поэтому прежде чем строить, пришлось отводить из этой обнаруженной старицы грунтовые воды, так что ещё восемь месяцев тут работал десяток самых мощных по тем временам паровых насосов…

Во время осады Парижа прусскими войсками в 1870 г. недостроенный зрительный зал служил складом продовольствия, а в дни Коммуны версальцы стреляли из окон и дверей здания по баррикадам коммунаров.

Закончено строительство театра было только в 1875 г. Постепенно открылись скрытые недостатки работы Гарнье. Театр, самый большой в мире по площади, да и самый высокий во всей Европе, вмещает только 2131 зрителя. (Для сравнения — почти вдвое меньший театр Шатле имеет около трех тысяч шестисот мест). Правда, кроме роскошных фойе, в здании Оперы много места занимают гигантские лестничные площадки, залы для репетиций, библиотека. Но расчет Гарнье был на то, что Опера — не столько театр, сколько место для пышных церемониалов, столь частых при Второй Империи.

По четырем фасадам этого кубического здания размещено более семи десятков скульптур.

Внутри на парадной лестнице, отдалённо напоминающей нечто в стиле сильно утяжелённого рококо, — статуи Глюка, Генделя, Рамо и Люлли. Самое, видимо, интересное из внутренних помещений — Большое фойе с мозаичными сводами работы Сальватти. И наконец зрительный зал, как полагалось тогда, красный с золотом — образец интерьера времени Второй Империи. Все пять ярусов отделаны крайне пышно, но не слишком удобны: четверть мест такова, что с них сцена видна далеко не полностью.

Самой большой достопримечательностью зала стал, однако, никакого отношения к той эпохе не имеющий плафон Марка Шагала, выполненный в 1964 году. В композиции плафона соединены мотивы девяти всемирно знаменитых опер и балетов: "Волшебной флейты" Моцарта, "Тристана и Изольды" Вагнера, "Ромео и Джульетты" Берлиоза, "Пелея и Мелисанды" Дебюсси, "Дафниса и Хлои" Равеля, "Жар-Птицы" Стравинского, "Лебединого озера" Чайковского, "Жизели" Адама и "Бориса Годунова" Мусоргского.

--

Один из проспектов, отходящих от площади Оперы, — бульвар Капуцинов, переходящий в бульвар Мадлен, ведёт к знаменитой церкви Мадлен.

На самом бульваре, в доме 15, в 1847 г. умерла в возрасте 23 лет Мари Дюплесси по прозвищу "Дама с камелиями". Драму под этим названием написал А. Дюма-сын, с которым у Мари был роман, продолжавшийся около года, после чего она вышла замуж за графа Перрего, одновременно отбив Ференца Листа у его прежней подруги.

Граф Перрего воздвиг ей памятник на кладбище Монмартр.

--

С V1 века в районе нынешней Оперы и Бульвара Капуцинов, на тогдашнем западном краю города, земли принадлежали епископам Парижским. В XIII в. тут была построена церковь Св. Марии Магдалины (имя Магдалина звучит по-французски Мадлен). Церковь не раз перестраивалась, пока, наконец, в царствование Наполеона не была построена нынешняя церковь, как хотел император, "во славу Великой Армии". "Это не просто церковь должна быть, а храм. Такой, как в Афинах, ведь до сих пор в Париже не было такого…" — писал Наполеон в своём распоряжении от 2 октября 1806 г. Но империя закончила своё существование в 1815 г., а храм ещё далёк был от завершения. Людовик XV111, оставил наполеоновского архитектора Виньона в должности главного строителя храма и согласился на то, чтобы снаружи церковь повторяла афинский Парфенон, но велел внутри отделать как римскую церковь.

Закончено было строительство уже после смерти Виньона. Всего церковь строилась почти четверть века до 1842 г. В отличие от Пантеона, церковью не являющегося, но имеющего крест, эта приходская церковь не имеет ни креста, ни колокольни…

Церковь Мадлен, ведущая от неё к Сене Королевская улица, площадь Согласия, Национальная ассамблея, кони из Марли, отмечающие въезд с пл. Согласия на Елисейские Поля, и два павильона " Зал для игры в мяч" и "Оранжерея" (ныне оба они — музеи) и наконец решётка ворот сада Тюильри между ними — вот части грандиозного архитектурного ансамбля, раскинувшегося по обоим берегам Сены.

° ° °

Шарманщик стоит на углу у Мадлен,

Хриплые вальсы крутит

В калейдоскопе окон и стен

И голых платановых прутьев.

Сидит на шарманке дымчатый кот,

Рыжая такса зевает и ждет…

Тяжелый, старинный, сверкающий вальс

Крутится над головой -

Он — не для нас и не для вас…

Постой, постой, постой…

Желтым высвечен Эйфель — он косится вдаль,

И соломенным кружевом кажется сталь,

Над мостами — пунктирные дуги огней,

Под мостами — кружащийся отсвет теней,

И тяжелый, как Сена, сверкающий вальс

Раскрутился над головой -

И пускай не про нас, и пускай не про вас -

Постой, постой, постой!

"НО ПАРИЖ, НО ПАРИЖ"

— под шарманку кружишь,

Отраженный жонглирует свет,

И мелькают, вращаясь, колонны Мадлен

В ярком калейдоскопе и окон, и стен -

Где же лучше?

Или там, где нас нет?

Но — старинный, тяжелый, сверкающий вальс,

Но — шарманщик,

хоть он — не про нас, не про вас,

Но — вращаются над головой

И огни, и мосты, и река, и коты -

Постой, постой, постой…

ПлощадьСогласия (Place de la Concorde)

Завершённая в 1777 г., эта гигантская площадь сменила множество названий. Сначала она была площадью Людовика XV, затем — Революции, затем — Согласия, потом — опять Людовика XV, затем Людовика XVI, снова в третий раз Людовика XV, и в 1830 г. опять и поныне она — Площадь Согласия.

В 1748 году прево Парижа заказал скульптору Бушардону статую Людовика XV в честь выздоровления "Возлюбленного короля". Начались споры о месте установки монумента. Победил проект архитектора Габриэля, предусматривавший использовать обширную эспланаду между садом Тюильри и Елисейскими полями — местом загородных прогулок аристократии. Тут же начиналась тогда и дорога в Версаль.

В 1772 году площадь была распланирована. Она имела форму восьмиугольника, обведённого рвом с балюстрадой, через ров были перекинуты шесть каменных мостиков. На каждом из восьми углов площади Габриэль соорудил по павильону. В каждом из них была лестница в ров, где были разбиты цветники. На каждом павильоне предполагалось поставить статуи античных богов, олицетворяющие достоинства короля: Юпитер — великодушие, Аполлон — поэзию, Меркурий — богатство, и т. п. В центре же площади была установлена статуя работы Бушардона. На пьедестале было написано: "Победителю при Фонтенуа". По четырём углам пьедестала — четыре бронзовые фигуры работы скульптора Пигаля — четыре добродетели: Сила, Мир, Справедливость и Предусмотрительность. Памятник был открыт в 1763 г., но "Луи Возлюбленный" уже давно перестал быть таковым для парижан, и на шее коня через несколько дней появилась дощечка с такой надписью:

Как пьедестал богат!

И статуя на нём!

Достоинства стоят,

А грех сидит верхом!

К 1790 г. был завершен и мост через Сену, а при въезде с Елисейских полей на площадь, т. е. в город, по предложению художника Давида установили "коней из Марли" работы скульптора Кусту. Они стали пропилеями тогдашнего Парижа. А сегодня площадь Конкорд — геометрический цент города.

--

30 мая 1770 г. здесь на площади был бал с грандиозным фейерверком в честь бракосочетания дофина Луи (будущего Людовика XV1) с австрийской принцессой Марией Антуанеттой. Единственным въездом на площадь из города тогда была ещё не завершённая Королевская улица (со стороны церкви Мадлен); и кареты, выезжавшие с неё, попадали под струи вина, бившие из фонтанов.

Одна из ракет, плохо запущенная, упала на арку, увитую бумажными цветами, и загорелся весь храм Гименея, построенный из реек и цветов. Началась паника и давка. На следующий день после этой "ходынки" на площади было подобрано 133 трупа.

Тут же в течение месяца шумела ярмарка, тоже закончившаяся пожаром.

В 1792 г. статуя короля была сброшена с пьедестала и отправлена в переплавку на пушки. Несколько месяцев спустя на ее месте установили колоссальную статую Свободы (из камней и гипса), окрашенную под бронзу. "Свобода, Свобода! Сколько преступлений совершено во имя твоё!" — сказала мадам Роллан, подымаясь на эшафот, установленный рядом с пьедесталом от уничтоженной статуи.

Гильотина вскоре переехала на площадь Карусель, по другую сторону сада Тюильри, но 21 января 1793 года была возвращена сюда снова специально для казни Людовика XV1.

Чтобы никто не слышал последних слов короля, командовавший казнью бывший паж Луи де Бофранше — побочный сын Людовика XV и придворной танцовщицы, то есть дядя казнимого короля, — приказал барабанщикам без остановки бить дробь, "пока голова Его Величества не свалится в корзину".

На этот раз, гильотина, до того менявшая место довольно часто, стояла тут 13 месяцев, хотя её несколько раз увозили на два-три дня в разные концы Парижа. А 9 термидора (июня) 1794 года она в последний раз заняла прежнее место. На этот раз на эшафот один за другим всходили сторонники Робеспьера.

Всего за годы революции было обезглавлено 2498 человек. Из них — 1119 на площади Согласия. Здесь были в том числе казнены, кроме короля, Шарлотта Кордэ, Мария Антуанетта, герцогиня дю Барри, герцог Филипп Эгалитэ (См. Пале Руайаль), великий химик Лавуазье, а потом и якобинцы Эбер, Дантон, Робеспьер, Сен-Жюст…

---

В 1799 г. в центре площади Согласия Наполеон хотел поместить на пустой пьедестал Колонну Нации, потом было решено соорудить тут памятник Карлу Великому, потом — фонтан, и в конце концов на этом пьедестале поставили в 1836 г. Луксорский обелиск. Это — самый древний из монументов в Париже (эпоха Рамзеса II, т. е. XIII в до Р. Х.). Подарен он был в 1832 г. египетским султаном Махмедом Али королю Луи Филиппу. На цоколе первоначально размещалось шесть собакоголовых божеств. Два из них сохранились, их можно увидеть в Лувре. Тогда же, в 30-х годах, на павильонах площади были установлены фигуры, символизирующие разные города Франции, а на самой площади — двадцать фонарных столбов. По проекту арх. Хитрова были сооружены два так наз. римских фонтана.

В 1856 году по приказу Наполеона III были засыпаны рвы, ставшие к тому времени местом, где проститутки ждали клиентов. Балюстрады же, ограждавшие эти рвы, стоят и поныне.

Два здания, между которыми проходит Королевская улица, построены в 1775 году архитектором Габриэлем, и вместе с замыкающим улицу строгим фасадом церкви Мадлен они составляют классический ансамбль, в который естественно вписывается расположенное на другом берегу Сены здание Палаты депутатов.

Здание Палаты (Бурбонский дворец) было построено в 1775 году, а его большой бальный зал был в 1795 году перестроен под зал заседаний послетермидорианского Конвента. Зал был последний раз перестроен в 1832 году при Луи Филиппе и с тех пор не менялся.

В 1806 году фасад дворца, выходящий на Сену, был спроектирован и построен одновременно с церковью Мадлен, находящейся в трехстах метрах от него. Оба фасада (Палата и церковь) производят впечатление зеркального отражения друг друга, ибо сооружены почти в тех же пропорциях, с очень похожими колоннадами коринфского ордера, возвышающимися на цоколях над широкими лестницами в 20–25 ступеней. Таким образом, этот ансамбль, состоящий из грандиозной площади и нескольких строгих классических построек, раскинулся на двух берегах Сены.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

ОТ АКАДЕМИИ ДО ЭЙФЕЛЕВОЙ БАШНИ

Набережная Вольтера, Дворец Инвалидов, Эйфелева Башня, Марсово поле, Военная школа.

Набережная Вольтера (Quai de Voltaire)

Набережная Вольтера протянулась между улицей Св. Отцов и улицей Бак. Кроме Вольтера, именем которого набережная была названа в 1791 году, тут в разное время жили: в доме 11 — Энгр, в доме 13 — Делакруа, а после него ту же квартиру и мастерскую занимал Коро. В доме 19 — бывшем постоялом дворе при станции дилижансов — Шарль Бодлер, Рихард Вагнер, Ян Сибелиус, Оскар Уайльд.

А дом 27, где сейчас в нижнем этаже находится ресторан "Вольтер", это и есть особняк, в котором дважды поселялся великий писатель и шутник. Особняк был построен в 1661 году и принадлежал семье Бражелонов (см. роман А. Дюма "20 лет спустя или Виконт де Бражелон"). Первый раз двадцатидевятилетний Вольтер прожил тут всего несколько месяцев — его не устраивал уличный шум на этой набережной, которая уже тогда была одной из самых людных в Париже.

Поселился же он тут сразу после выхода из Бастилии, куда был упрятан на три месяца за дерзкую эпиграмму на герцога Орлеанского (тогда — принца-регента).

Выйдя из тюрьмы молодой писатель явился по приглашению регента во дворец, и герцог Орлеанский, в знак примирения, подарил Вольтеру расшитый кошелёк, набитый золотом. Вольтер подарок принял и сказал: "Благодарю Вас, Ваше королевское высочество, за то, что вы позаботились о моём пропитании, и надеюсь, что вы больше не будете затруднять себя заботами о моём жилье". В результате молодому писателю пришлось прямо с этого приёма отправиться в Бастилию ещё на трое суток..

После этого, прожив в доме Бражелонов, как я уже говорил, несколько месяцев, Вольтер переселился подальше от уличного шума на край Марэ, напротив церкви Сен-Жерве. Церковь эта — готический собор XV столетия, но главный фасад её был перестроен по распоряжению кардинала Мазарини в стиле переходном от ренессанса к барокко. Молодой Вольтер, любовавшийся из своих окон "прекрасным и стройным" фасадом, твердил каждому встречному-поперечному, что вот этот прекрасный фасад надо сохранить, а всю готическую часть непременно сломать, поскольку готика есть мракобесие.

Прошло полвека. Вольтер, прозванный "Фернейским отшельником", вернулся из добровольной ссылки в Париж. Его "родственница и воспитанница", Филибер де Варикур, незадолго до того вышла замуж за маркиза де ля Виллета, с матерью которого Вольтер дружил долгие годы. (Есть предположения, что оба они были фактическими детьми Вольтера)

Маркиз снял в пожизненную аренду дом Бражелонов ещё в 1776 году, а когда 84-летний писатель решил вернуться в столицу, Виллет, его восторженный почитатель, пригласил Вольтера жить в этом доме, предоставив ему квартиру в бельэтаже. Возвращение старого мудреца, означавшее примирение с Францией, было обставлено как триумф. 10 февраля 1778 года писатель был с почётом встречен королевским двором и всем Парижем. Вот тогда он и поселился снова в этом доме.

Когда Бенджамен Франклин крестил в Париже внука, Вольтер был крёстным. Он произнёс, как напутствие в жизнь младенцу, три слова: "Бог, Свобода, Терпимость" Будучи последовательным антиклерикалом, Вольтер относился, однако, к протестантизму ещё насмешливее, чем к католический церкви, и до последних своих дней исповедовал деизм, считая что Бог сотворил мир и после этого вмешивается в его дела минимально, а то и вовсе предоставляет всему в мире идти своим ходом. ("Часовщик запустил часы").

В эти последние месяцы жизни писателя его навещали новые молодые друзья, впоследстви вожди первого, (доякобинского) периода Великой революции: "львиноголовый Мирабо", Камилл Дюмулен (впоследствии "грозное перо Революции") и философ и критик Кондорсэ — ближайший сподвижник Мирабо.

В марте 1778 года Вольтер заболел. За неделю до смерти он послал своему врачу записку: "Пациент с угла улицы Бон просит прощения за возню, которая предстоит Вам с его трупом". Как Вольтер и предполагал, "возня" оказалась немалой: священник прихода Сен-Сюльпис отказался хоронить писателя и заявил, что тот достоин быть только брошенным на пустыре, о чём и разослал послания по всем парижским приходам.

Так парижские кюрэ на полтора века предвосхитили сюжет маршаковского мистера Твистера.

30 мая Ла Виллет с племянником Вольтера, аббатом Миньо, увезли его тело в аббатство Сельер около Труа, посадив в карету и привязав ремнями, будто едет живой человек. Там в Сельере писатель и был похоронен в первый раз. Но ему, как впоследствии великому скрипачу Паганини, пришлось быть захоронненым и перехороненным ещё не однажды…

Позднее Ля Виллет откупил Фернейский замок, а одного из своих сыновей назвал Вольтером. Поскольку было это уже в начале революции, то такое имя за мальчиком и сохранилось.

Тот же Ля Виллет подал идею переименовать некоторые улицы. Набережную, на которой стоит его дом, он сам назвал Набережной Вольтера, каковой она до сих пор и остаётся.

Тогда-то и возникли "улицы Свободы", "улицы Конституции" и прочие тому подобные названия. С тех пор, с легкой руки Ля Виллета, страсть к переименованиям стала обязательным признаком всех революций, контрреволюций и реставраций…

Сам же Ля Виллет, друг Мирабо и активный деятель демократического периода Революции, был казнён 9 июля 1793 г. в период "углубления революции" (т. е. во время якобинской диктатуры). Ему не прошли даром нападки на Марата и Робеспьера, которых он обвинял в стремлении к тирании, выступая на заседаниях ещё Первого Конвента. Ему же принадлежит крылатая фраза: "Революция пожирает своих детей".

Дом Ля Виллета, на котором висит мемориальная доска, говорящая о том, что здесь жил и умер Вольтер, сохранился почти без изменений. Только арка ворот была заложена, и добавлен верхний этаж. Внутри осталась лишь роспись потолка в зале и отделка стен в кабинете революционера-маркиза. Все остальные помещения переделывались многократно, и точно определить комнаты Вольтера теперь уже невозможно…

Ещё одна интересная деталь: через три дома, на углу набережной и улицы Бак, за сто лет до Вольтера жил с 1650 по 1673 год отставной капитан мушкетёров Шарль Кастельмор, шевалье д'Артаньян. Тут же он и умер. Но это уже совсем другая история…

Дворец Инвалидов (HТtel des Invalides)

Расположенное в глубине гигантской зелёной эспланады открытой в сторону Сены, это грандиозное сооружение — целый городок. Одни коридоры его составляют в сумме 16 километров. Дворец этот обычно связывают с именем Наполеона. Что ж, в истории не раз случалось, что кто-нибудь очень нашумевший (и чаще принёсший больше зла, чем добра) оставляет своё имя целой эпохе… Стоит только упомянуть Дом Инвалидов, его купол или Эспланаду, как сразу вспоминают Наполеона, пушки прусского короля Фридриха I, вывезенные Наполеоном из Вены (Отлитые в 1708 году, эти пушки носили название "батарея 12 апостолов" (!), и безусловно могилу Императора.

В раздувании величия этого "почти самозванца", как назвал Бонапарта Вальтер Скотт, конечно, повинна литература романтизма, самый расцвет которой попал как раз на годы военных побед Наполеона и его пятнадцатилетнего царствования. Именно поэты — в большей степени английские, русские, немецкие, итальянские, чем французские — и создали романтический культ Императора в Сером Сюртуке. Довольно упомянуть только Байрона, Фосколо, Жуковского, Пушкина, Лермонтова, Шиллера, Гейне… Достаточно имён, для того чтоб создать ореол вокруг любой личности, даже натворившей во много раз меньше, чем этот талантливый артиллерист Революции и гениальный интриган, который, как писали его французские противники, "самого Талейрана переталейранил"

Однако, обходя дворы и коридоры Дома Инвалидов (теперь в нём расположен военно-исторический музей), вы едва ли подумаете о Наполеоне, пока не занесут Вас ноги к его пышной и безвкусной гробнице… Но о ней — позднее, а пока лучше поговорим об истории этого архитектурного ансамбля, начавшейся за два века до Наполеона.

__________

Огромная поляна, ограниченная с запада деревней Гренель (существовавшей со времен неолита), с востока — древней римской дорогой, с севера — Сеной, а с юга непроходимыми лесами на холмах, в конце XVI века носила название Пре-о-Клер и была обычным местом дуэлей придворных аристократов. Вспомним Мериме, "Хронику времен Карла IX".

" — Все придворные дерутся обычно на Пре-о-Клер, — сказал Коменж, — и если месьё де Мержи не предпочитает другое место… — Хорошо, на Пре-о-Клер, — перебил его де Мержи."

Диалог этот произошел накануне Варфоломеевской ночи. Возможно, что дуэль эта была тут вообще одной из последних — в 1604 году по приказу Генриха IV на поляне началось строительство Дома Милосердия "для инвалидов всех войн, на чьей бы стороне они ни сражались", как писал в своём указе король, покончивший с религиозными войнами, унёсшими чуть ли не десятую часть населения тогдашней Франции.

Так впервые католики и гугеноты стали жить под одной крышей в самом буквальном смысле этого слова. Генрих IV распорядился, чтобы инвалиды были обеспечены форменными плащами с белыми крестами, в центре которых была вышита королевская лилия. Хотя белые кресты и напоминали косвенно об ужасах Варфоломеевской ночи, но по этим плащам, как писал король, "каждый увидит, что населением Столицы люди эти удостоены особого почёта".

Здание, построенное при Весёлом короле, было невелико. Через тридцать лет кардинал Ришелье приказал его расширить, а в 1670 году по указу Людовика XIV было построено архитектором Брюаном здание почти нынешнего размера. А в 1704 году архитектор Робер де Котт распланировал Эспланаду.

Здесь в 1798 году по идее Наполеона была устроена первая в мире Промышленная Выставка, тогда только французская. А к всемирной выставке 1900 года тут была проведена линия первой электрифицированной железной дороги Париж — Версаль. (ныне — западная ветвь линия RER "С").

--

В самом конце "Великого века" (так порой французы именуют XVII столетие) весь ансамбль Дворца Инвалидов был завершен Жюлем Ардуэном-Мансаром. Короли гордились этим шедевром архитектуры и часто показывали его своим коронованным гостям

В 1712 г. тут побывал Петр Великий, которому на все время его пребывания в Париже были отведены апартаменты во втором этаже Дворца Инвалидов.

Помещения Дворца, завершённые Мансаром, были рассчитаны на шесть тысяч человек. В Доме поселили всех военных инвалидов, какие были к тому времени в стране, а также врачей, аптекарей, поваров, священников и прочий необходимый персонал, утверждавшийся поимённо самим королём. Всем этим людям были даны те же привилегии, что и инвалидам. Управлялся Дом специальным Государственным Секретарём, которого тоже назначал король.

__________________

Дом Инвалидов — чистейший образец французского барокко — стиля, оставившего в архитектуре Франции значительно меньше следов, чем ренессанс, безраздельно господствовавший до того в течение трех столетий. Но именно стиль барокко внёс в архитектурный облик Парижа сам принцип ансамблевой застройки. Ренессанс же оставил нам по сути дела единственный ансамбль в строгом понимании этого термина — Площадь Вогезов.

Весь архитектурный ансамбль Дворца Инвалидов, длиной в 450 метров и шириной в 400, образует прямоугольник, окружённый декоративными рвами. Внутри прямоугольника — шесть внутренних дворов и две церкви, которые соединены общими хорами.

В 1693 году работы по завершению Дома Инвалидов были поручены величайшему из архитекторов Франции — Жюлю Ардуэну-Мансару, создателю церкви и оранжереи Версальского Дворца, Большого Трианона, а также ансамблей Вандомской площади и Площади Виктории в Париже. Ардуэн-Мансар и придал ансамблю Дома Инвалидов его нынешний вид.

Центр всего ансамбля — церковный купол, видный в хорошую погоду почти с любого конца Парижа.

Снаружи, хоть с Эспланады, хоть с площади перед Домской церковью, не видно, что центральная часть этого здания — не одна церковь, а две. Обращенная внутрь двора, Солдатская Капелла — она же Церковь Св. Людовика — имеет общие хоры с грандиозной Домской церковью, которая благодаря своему узорному золочёному куполу стала одним из главных ориентиров в городе. Домская церковь, венчающая весь этот архитектурный комплекс, считается главным шедевром Ардуэна-Мансара.

Трехъярусный купол опирается на сорок пышных коринфских колонн. Ярусы расположены пирамидально, уступами, из-за чего сооружение кажется стройнее, выше, чем на самом деле, хотя оно ниже купола Св. Петра в Риме и даже ниже Св. Павла в Лондоне. Высота всей церкви до верхушки креста — 105 м. — т. е. всего на четыре метра выше Исаакиевского собора в Петербурге. Купол Инвалидов похож по форме на более поздний купол Пантеона, но он не подавляет, а возвышает, благодаря стройности общего силуэта церкви. Многотонная громада купола, словно избавленная от своего веса, парит над утренним туманом, стелющимся вдоль Сены.

Двенадцать свинцовых узорных золочёных полос, украшающих купол, были в дни якобинской диктатуры изрезаны на картечь, но надо отдать справедливость Наполеону, которому картечь, наверное, была нужнее чем якобинцам: он нашел где-то необходимое количество свинца и велел восстановить купол (не зная, кстати, что под куполом этим будет его гробница!) Восстановили купол как раз в 1815 году — к моменту падения императора.

______________

Барокко Ардуэна-Мансара — официальный стиль эпохи Людовика XIV — во всех постройках выглядит гораздо более сдержанным и строгим, чем тот же стиль барокко в работах немецких, а особенно итальянских и — позднее на целое столетие — русских архитекторов, ничем не ограничивавших роскошь и вычурность своих построек.

Именно относительная строгость мансаровского барокко и сблизила облик Дворца Инвалидов со стилем, возникшим при Наполеоне в первые годы XIX века: с тем самым ампиром — стилем Империи — который образовался из строгого классицизма конца XVIII столетия, имитировавшего римские архитектурные формы.

Этот суховатый классицизм времени Людовика XVI, классицизм присвоенный Конвентом и объявленный "непременным стилем революционного искусства", по идее должен был "воспитывать гражданский дух античности". Подразумевалось, что высокая гражданственность, якобы свойственная древнеримскому обществу, так же легко вселится в души французов, как античные колонны и фризы на улицы Парижа.

При Наполеоне, приспособившем все тот же пресловутый "дух античности" уже не к республиканским доблестям, а к "имперскому величию", образцом для подражания стал соответственно не Рим республиканский, а Римская империя. И классицистические фасады, постепенно обрастая орлами, львами, панцирями, пучками стрел и прочими "архитектурными излишествами", превратились в ампирные. Пышности стало не меньше, чем в отвергнутом за полвека до того стиле барокко, только пышность эта, в отличие от "безыдейного" барокко, несла зримую военно-гражданственную нагрузку.

Именно во Франции ампир с его венками, связками оружия, аллегорическими женскими фигурами, олицетворявшими Победы, Славы, Правосудие и все возможные и невозможные абстрактные доблести, принял, как бы впитал в себя, наследие мансаровского барокко, как свою разновидность!

И поэтому вполне возможно, что особая любовь Наполеона к Дому Инвалидов подсознательно была внушена этим сходством е г о стиля со стилем "великого века", воплощенного в немногочисленных, но зато грандиозных мансаровских постройках. (Ведь чем меньше легитимных корней у новой власти, тем судорожнее ищет она прочных связей с Историей — "тому в истории мы тьму примеров слышим", как сообщают нам Лафонтен с Крыловым…)

В 1804 году Наполеон приказал поставить на Эспланаде у фонтана скульптуру Льва Святого Марка, символ Венеции, увезённую из захваченного им города. Только в 1815 году австрийцы, которые стали после падения Наполеона распоряжаться в Италии как у себя дома, вернули скульптуру на место, к Дворцу Дожей. Заодно были возвращены и все прочие сокровища венецианских палаццо, да и многие другие произведения искусства, принадлежавшие разным городам Италии.

Как известно, Наполеон вывозил в Париж подчистую содержимое всех дворцов и галерей из всех европейских городов, в какие только ступала его нога.

__________

15 декабря 1840 года в Сену вошел корабль с гробом Наполеона, который перевезли сюда из захоронения на острове Св. Елены. Императора перехоронили здесь, под куполом Инвалидов, олицетворяющим всю военную историю Франции. Сооружение же самой гробницы было закончено только в 1861 году (архитектор Висконти).

Внутри церкви, в центре её, точно повторив окружность барабана купола, Висконти соорудил классическую белую балюстраду. Внутри её — открытое пространство, где ниже этажом (в крипте церкви) расположена гробница Наполеона. Странным противоречием этому воинственному сооружению кажется стоящая неподалеку скульптурная группа — "Святой Людовик отдаёт свой меч Христу".

Если смотреть с балюстрады, огораживающей центральную, подкупольную часть собора, мы видим внизу круг, центр которого чуть приподымается, образуя конус, хотя и очень пологий. Он разделён на 12 частей. На мраморе каждого сектора — по одному слову: "Аустерлиц", "Иена", "Маренго" — все основные битвы, в которых Наполеон победил. (Только вот ни Бородино, ни Березина тут не упомянуты, равно как Лейпциг или Ватерлоо. История всегда ведь пишется методом полу-умолчаний…)

Кажется вполне вероятным, что площадь Этуаль с её Триумфальной аркой, воздвигнутой в честь того же Наполеона, была распланирована как бы специально "в перекличку" с идеей архитектора Висконти: от площади расходятся 12 проспектов, а сама арка занимает пропорционально такое же место в центре площади, какое саркофаг красного ладожского порфира в центре круга в крипте церкви.

Саркофаг сделан из цельного порфирового блока, который был вырублен в одном из карьеров Карелии по специальному разрешению Николая I. Известно, что он даже, против обычая, велел не брать с французов плату за пользование карьером: "Бонапарту надгробный камушек Россия может и даром дать" — сострил император-сапёр по поводу императора-артиллериста.

Внутри саркофага — в подражание, видимо, фараонам, поместили ещё шесть разных гробов, один в другом: мраморный, дубовый, эбеновый, красного дерева и, наконец, свинцовый. Неподалеку в витринке множество орденов, большую часть которых, как это принято среди глав государств, Бонапарт пожаловал себе сам. Тут же шпага, которую он держал в руке во время сражения при Аустрелице.

В церкви похоронены и некоторые маршалы Империи и — в отдельном помещении — сын Наполеона, так наз. Наполеон Второй, или Римский король, больше известный под именем Орлёнка благодаря знаменитой драме позднего романтика Эдмона Ростана:

"Мне двадцать лет, и ждёт меня корона,

Париж, Париж, её отдашь ты мне!"

(Пер. Т.Л. Щепкиной-Куперник)

Но не корону, а только могилу рядом с гробницей отца получил от Парижа этот болезненный, слабый сын Бонапарта. Да не было, пожалуй, в истории случая, чтобы во втором поколении повторилась сила личности — чем крупнее диктатор, тем ничтожнее его ближайшие потомки. Может, в этом частица справедливости судьбы?

_________

Сейчас большую часть Дома Инвалидов занимает военно-исторический музей, в котором представлено оружие и обмундирование всех времён — от дубины какого-нибудь троглодита, найденной на территории деревни Гренель, и до миномётов Второй мировой войны. Алебарды, мечи, сабли, автоматы… Правда, набедренных повязок или шкур тут не видать, но зато всякие шлемы, шляпы с перьями, кивера и тем более фуражки или пилотки — в изобилии. Всё это размещено в бесконечных километровых анфиладах в хронологическом порядке.

В одноэтажных пристройках начала XIX века и поныне живет около сотни ветеранов Второй мировой войны и Сопротивления.

° ° °

…На Эспланаде -

день морозный и пустой.

И позолоты припорошенная ложь

Твердит, что купол Инвалидов не похож

На Исаакиевский купол золотой.

Три фонаря, три фонаря — такой уж мост.

И повторенье их напомнит наконец,

Что за три тысячи остеклянелых верст

Есть у него -

чуть подлиннее — мост-близнец.

Те два моста — они похожи неспроста,

А фонари — их силуэт слегка кривой.

И врут тройные фонари на двух мостах,

О том, что Сена перемешана с Невой,

Что не в Париже, не сегодня, не вчера,

Что где-то в прошлом,

что когда-то на Восток…

Всё перепутано, как темный сон с утра,

Всё перепрятано, как боль руки в висок,

Всё перемотано, как хаос проводов,

Как телефонов неживые голоса,

Когда короткий для чего-то врет гудок,

Загнав спрессованную вечность в полчаса -

А в ней никак не досказать, не домолчать,

Не допонять и не додумать, и недо…

Пустая трубка сообщает верхним "до"

О том, что линия загружена опять…

Гудки ритмичны — как тройки фонарей,

Гудки привычны, как машины на мостах,

И безразличны, как безлиствие аллей

На Эспланаде…

Эйфелева башня (Tour Eiffel)

Эйфелева башня — символ Парижа. Но когда ее только соорудили, Мопассан в знак протеста покинул Париж, Верлен продумывал специальные маршруты по Парижу, только бы обойти и не видеть "железного монстра", Гюисманс обозвал её дырявым канделябром…

А теперь — это самый известный из памятников Парижа, миллионы и миллионы дурацких золочёных копий продаются на любом углу… Но что же это всё-таки? Вульгарность собственной персоной, или произведение искусства?

А ни то, ни другое. Верней — и то, и другое. Во всяком случае я думаю, что после того, как в 1986 году (к столетию со дня начала строительства) была выполнена поразительная подсветка — башня и верно стала произведением искусства. Она вечерами уже не железная. Соломенная…

Начато строительство башни было в 1887 году, закончили её в 1889, к открытию всемирной выставки. Гюстав Эффель хотел прежде всего доказать всему миру, что металл — строительный материал не хуже других… И доказал.

300 метров высоты. 7 тысяч тонн веса. 15 тыс. деталей, соединённых двумя с половиной миллионами заклёпок. Форма башни — результат строгого расчёта — главная цель была, повторяю, в том, чтобы доказать, что только из металла можно выполнить сооружение таких размеров, и получилось так, что удивительная гармоничность силуэта подтвердила один из законов природы: красота — результат высшей целесообразности…

В 1930 году около северной ноги башни был установлен бюст Г.Эффеля, работы скульптора Бурделя.

Башня расположена на северном краю Марсова поля, в глубине которого находится здание Военной Школы, учреждённой Людовиком XV. Здание построено в 1773 г. Школа же была основана раньше — в 1751 г., и располагалась она сначала в Венсене. Курсантов было 500 человек. Это были, как правило, младшие сыновья (cadets) дворян, которые не наследовали имения, и поэтому поступали на королевскую службу.

Один год учился тут Наполеон Бонапарт.

В 1944 г. располагавшийся в здании Военной Школы штаб гитлеровцев, капитулировал после танковой атаки дивизии ген. Леклерка, сыгравшей главную роль в освобождении Парижа.

До 1966 года в этом здании располагался штаб НАТО.

МОНМАРТР (Montmartre)

Монмартр — холм, высотой более ста метров. возвышающийся над Парижем

Монмартр — очень древняя деревня, повидавшая за своё более чем полуторатысячелетнее существование и мирную идиллическую жизнь, и чудовищные битвы, и блеск королевского двора, и аскетическое подвижничество монахов, и весёлые раблезианские непристойности вдруг взлетавшие, как цветные фейерверки, в самые неожиданные моменты истории…

"Колыбелью парижской жизни" называли этот холм в начале XX века, а также — колыбелью богемы.

Монмартр прежде всего хаотичен, и попытаться упорядочить даже рассказ о нём было бы недопустимым насилием над самим духом Монмартра, над его Genius Loci.

Итак — беспорядочно о беспорядочном, пестро — о пёстром…

Для начала — слова полузабытого писателя-романтика первой половины XIX столетия Жерара де Нерваля: "Что меня привлекает здесь — эти старые деревья Замка Туманов, этот виноградник, помнящий ещё как на его склоне обезглавили святого Дени, эти вечерние представления с участием дрессированных лошадей и собак, этот античный (по стилю только!) фонтан, в бассейне которого девушки стирают бельё и поют так, как пели в первой главе гётевского Вертера"…

Жерар де Нерваль был великий шутник и мистификатор, и когда я прочёл в книге Жака Илларэ, самого авторитетного историка Парижа, о том, что Нерваль, шатаясь по кабачкам Монмартра, "водил по улицам живого омара на тонком собачьем поводке", я не усомнился, что это так и было, пока… в другом (первом") издании того же Илларэ появился уже не омар, а лангуст. Причём я прочёл, что "с этим лангустом писатель спускался в Париж и прогуливал его в саду Пале Ройяль". Поскольку расстояние от Монмартра до упомянутого сада более пяти километров, то я как-то задумался…

И вдруг, когда я в очередной раз рассказал эту небылицу, пришло разъяснение этого странного факта. Мне заметили (а именно Бгмт,), что ни лангуст, ни омар на воздухе долго не проживут, и всё это может быть правдой только в том случае, если Нерваль в каждой рыбной лавке по пути покупал нового лангуста вместо сдохшего… И не проще ли, мол, предположить простую опечатку в первом издании книги Илларэ и, заменив одну только букву, представить себе писателя, ведущего на поводке не водного жителя лангуста, а маленького пушистого "Рикки-тики-Тави", то есть мангуста?

Ну а то, что лангуст в другом издании стал омаром — неудивительно, ведь даже те, кто любит поужинать этими ракообразными, не всегда их отличают одно от другого, вот и редактор…

Вот так-то… Но после истории с Жераром де Нервалем всё же придётся вернуться к просто Истории.

Гора мучеников

Само название Монмартр неясно — одни производят его от горы Марса (по-латыни Mons Martis), храм которого был тут воздвигнут римлянами, другие от горы Меркурия (Mons Mercuri), третьи же — от горы мучеников (Mons Martirium)… К этому этимологическому хаосу якобинцы в дни революции 1789–1794 г.г. добавили ещё одно толкование — Гора Марата, несмотря на то, что название это звучало тут за полторы тысячи лет до рождения доктора Марата.

Первые поселения на холме относятся однако даже не к временам древнего Рима, а прямёхонько к эпохе неолита.

Холм на берегу тогдашней Сены, ширина которой в каменном веке достигала сорока километров, сложен из осадочных пород, точнее почти из чистого гипсового камня, годного для того, чтобы из него делать гипс. Этот незаменимый строительный материал добывался тут ещё до римского завоевания, а уж римляне, неутомимые строители, основательно изрыли холм — "частица Монмартра есть в любой точке Парижа…", — писал А. Додэ.

Итак — римские легионы, Лютеция, Юлий Цезарь…

К третьему веку в Галлию начинает проникать христианство. Этот период истории Парижа связан прежде всего с именем Св. Дениса (St. Denis).

История св. Дениса имеет множество вариантов, но вкратце сводится к следующим, так сказать, фактам: в середине III в. посланные Клементом Первым (третий Папа Римский) для христианизации Галлии монахи-миссионеры Денис, Элефтер и Рустик построили две церкви в южной части Лютеции.

Позднее арестованные по приказу императора Домициана за слишком активное миссионерство, они были уведены двумя стражами на север от острова Ситэ — тогдашнего центра галло-римского города.

На склоне холма, не поднявшись на вершину, где должна была свершиться казнь, конвоиры — они же палачи — остановились в гипсовом карьере и срубили арестованным головы. Этим солдатам, которые выпили за обедом немало пива, очень хотелось как можно скорее избавиться от приговорённых, чтобы спокойно отлить, не боясь, что монахи в это время сбегут.

Тогда Денис наклонился, поднял свою голову и понёс её до того места, где теперь находится названная в его честь знаменитая базилика Сен-Дени — усыпальница французских королей. Причём легенда особо отмечает, что Дени нёс свою голову около десяти километров на вытянутых руках.

Базилика же (первая, ещё не нынешняя) была построена заботами короля Дагобера и стала потом королевским аббатством и усыпальницей династии Капетингов.

Денис был канонизирован 11 августа 1297 г.

Первая же церковь на холме (точнее часовня) появилась ещё в начале VI века.

А в 1133 году король Людовик VI Толстый с королевой Аделаидой Савойской купили находившееся на вершине поместье, чтобы превратить его в монастырь бенедиктинского ордена. Посреди монастыря была построена церковь Святого Петра на Монмартре, существующая и поныне без значительных перестроек. Это — самая старая из церквей Парижа (1134 г).

Часовню же Св. Мучеников король велел отремонтировать и вырыть под ней крипт, в который вели 60 ступенек. Тут же (а не в базилике Сен-Дени, как все короли и королевы!) была похоронена королева Аделаида по её завещанию, поскольку последние годы жизни она провела здесь, будучи первой аббатисой созданного ею монастыря.

15 августа 1534 года, вернувшись из паломничества в Иерусалим, испанский дворянин Игнатий Лойола с шестью единомышленниками образовали Общество Иисуса, более известное как Орден Иезуитов. Они собрались в этот день в подземом крипте под Часовней Св. Мучеников. И с тех пор каждые два года эти первые иезуиты возвращались сюда, чтобы повторить свою клятву в верности католицизму и вновь пообещать положить все силы на алтарь просвещения и обращения в христианство всех, кто не верует.

В 1590 году Генрих Четвёртый, тогда ещё вождь протестантов, расположился в этом монастыре во время осады Парижа. Он поставил свои две пушки "на античной террасе" (остатки храма Марса?). Осадил город он с крохотной армией в 1200 человек. Этого было явно мало для того, чтобы покорить Париж, но вполне достаточно, чтоб покорить сердца монахинь. И вот — "проклятого гугенота" поносили во всех церквях города не столько за осаду, сколько за то, что он сделал аббатису знаменитого бенедиктинского монастыря своей подругой.

"Самый знаменитый парижский монастырь обернулся борделем, поскольку почти все монахини последовали ужасному примеру грешной своей аббатисы" — писал в гневном послании к пастве тогдашний архиепископ Парижский.

Действительно, большая часть монашек и послушниц завели себе кавалеров среди офицеров и солдат протестантского войска, и когда Генрих, в то время ещё король Наваррский, король без королевства, снял осаду и ушел от стен Парижа, монастырь опустел: настоятельница монастыря ушла вместе с Веселым королём. Почти все монахини опять же последовали примеру своей аббатисы и ушли с армией Генриха, напоминавшей, по свидетельству современника, скорее цыганский табор, чем войско христианского государя.

В 1611 году на месте часовни была построена церковь Св. Мучеников, и посещение паломниками знаменитого подземелья стало одной из главных статей дохода бенедиктинского женского монастыря, новое население которого стыдливо делало вид, что забыло о том, почему за два десятилетия до того монастырь опустел.

В 1790 году монастырь был разграблен, монахини разогнаны, а последняя, сорок шестая его аббатиса Луиза де Монморанси-Лаваль стала одной из последних жертв якобинской диктатуры. Её гильотинировали в 1794 году, за несколько дней до Термидора.

В 1814 году после победы над Наполеоном в пустом помещении бывшего монастыря разместились английские и русские войска. Но им оставалось только завидовать солдатам Генриха IV, легенды о постое коих в монастыре за две с лишним сотни лет обросли многими живописными подробностями…

Сакрэ-Кёр (La basilique du SacrИ-Cœur de JИsus, СоборСвятогоСердцаИисусова)

23 июля 1873 года, вскоре после несчастий и разрушений Франко-Прусской войны и Парижской Коммуны, Национальная Ассамблея приняла решение построить на вершине Монмартра Собор Святого Сердца Иисусова. "Он должен стать памятью о горе которое претерпела Франция, и жертвах этих страшных лет", — сказал тогда архиепископ Парижский монсиньор Жильбер.

Строительство началось вскоре после того, как Папа Пий Девятый (известный русским читателям по стихотворению А. К. Толстого "Бунт в Ватикане") дал своё благословение на воздвижение Храма.

Победителем конкурса среди 78 архитекторов стал ученик Виоле Ле Дюка, Поль Абадье.(Овадия) Ему и было поручено строительство. Абадье выбрал для собора белый камень из карьеров Шато-Ландона (древнего городка недалеко от Луары), известный тем, что на воздухе этот камень ещё больше белеет, а твердостью он может поспорить с гранитом.

Для того чтобы заложить фундамент собора, строителям пришлось вырыть 83 колодца сорокаметровой глубины: верхняя часть холма была основательно изрыта, поскольку сырьё для производства гипса тут добывали постоянно в течение двух тысячелетий. В колодцах были поставлены 83 каменных пилона, на которые и опирается фундамент гигантской церкви.

Первый камень заложил 16 июня 1885 года президент Мак-Магон (маршал, проигравший Франко-прусскую войну).

Была объявлена подписка среди всего населения Франции, и надо заметить, что постройка была оплачена до последнего сантима по этой добровольной подписке и не стоила государству ни гроша. Размеры пожертвований колебались от десяти сантимов и до десятков тысяч франков. В сумме они составили 38 миллионов, полностью истраченных на возведение собора, который был завершён только в 1912 году. После Абадье собор строился под наблюдением последовательно четырёх архитекторов: Домэ, Леня, Роллена и Манье.

Архитекторы не раз вносили в первоначальный проект поправки и изменения, каждое из которых было невелико, но все вместе они явно приблизили, как мне кажется, облик собора к архитектуре стиля модерн, сложившегося как раз в годы завершения строительства собора. Поскольку церковных зданий, построенных в этот период, невероятно мало, то собор оказывается одним из немногих сооружений, показывающих среди разнообразных построек тех десятилетий аспект именно церковной архитектуры модерна.

В 1904 г. завершение строительства было поручено арх. Манье, который и добавил колокольню (1905–1913), сооружённую уже полностью в стиле модерн. На ней висит самый большой из известных в мире колоколов — "Савояр", отлитый в Анси (Верхняя Савойя) в 1895 г. Весит он почти 19 тонн.

Освятили собор уже после Первой мировой войны.

Перед собором высятся две пятиметровых конных статуи скульптора Х. Лефевра — Св. Людовик и Жанна д'Арк.

Чуть ниже и правее Собора, если стать спиной к нему, над выходом из фуникулёра находится в старом выставочном павильоне 1900 года типография, где печатали свои гравюры и литографии Пикассо, Миро и Шагал.

Если от Собора, с его эспланады, смотреть прямо на юг, параллельно фуникулёру, то перед вами, с высоты более 100 метров, откроется весь Париж.

Средняя высота Парижа в районе набережных — 27 метров над уровнем моря, высота Монмартра 130 м, а верхушка купола находится ровно на двухсотметровой отметке.

--

Неподалеку от собора Святого Сердца находится сердце старого Монмартра — площадь Тертр с ее толпой художников, рисующих наскоро портреты туристов, несколькими кафе и бывшей мэрией "Свободной общины Монмартра".

Площадь существовала уже в XIV веке, причем поначалу её восточная сторона была ограничена стеной аббатства.

Название площади происходит, по всей вероятности, от имени монастырского казначея Гийома Дю Тертра, жившего в начале шестнадцатого столетия. Но кроме того, словом Тертр называлась площадка, где в средние века вершился на Монмартре монастырский и королевский суд. (А фамилия казначея — или прозвище его — само, возможно, произведено от названия площадки).

Тут в дни революции 1848 года посадили знаменитое Дерево Свободы, срубленное коммунарами в 1871 году…

Площадь заполнена "портретистами", а улицы вокруг неё — кабачками и кафе, в которых "не столько пьют, сколько поют".

У входов в некоторые из этих крохотных кабаре висят репертуары на ближайшие несколько дней — это те кабаре, что считаются посолиднее. Другие — полностью во власти импровизаций: зашла компания с гитарой, флейтой, барабаном, или вовсе с неведомыми никому инструментами — вот и концерт. Ребята поют для себя. Причём, как я не раз замечал, тут, на Монмартре, вы почти никогда не услышите какой-нибудь рок — царит здесь традиционная французская песня.

Стены кабачков и кафе нередко заклеены афишами новыми и старинными вперемежку, нередко изрисованы безвестными, но зато и бесчисленными художниками — однако хозяева кабачков, "как боги сохраняют всё" — и беспомощную мазню, и очень интересные, порой, рисунки: "…Кто знает, а вдруг Мишель станет тоже великим, а я, старый мудак, его и закрасил? Ну нет! — заявляет кабатчик, — подавая единственному (по причине утра) посетителю стакан красного, — я уверен, что вон из тех ребят, что шлёпают там портрет за портретом, кто-нибудь вдруг окажется не хуже моего Соседа".

Далее выясняется, что "своим Соседом" он зовёт Ренуара, который поселился в 1875 году тут, на улице Корто.

На Монмартре тесно не только в пространственном смысле, но и во времени: сто лет назад? Да тут это ведь — вчера! Почему так, не знает никто, но это чувствуется… О том, что Ренуар платил за весь этот домик тысячу в год — "Подумайте, месьё, всего тысячу! Тьфу!" — этот человек говорит так, словно сожалеет, что вот он не успел за ту же цену снять этот домик…

В этом "домике" Ренуара (довольно большом классическом особняке), который теперь бережно отреставрирован и глядит на крохотный палисадник всеми четырьмя окнами мансарды, поселился в самом конце века, уже после Ренуара, художник Эмиль Бернар, знаменитый не столько своими работами, сколько тем, что у него дневали и ночевали друзья его — Ван Гог и Гоген.

Теперь здесь (ул. Корто 12) — Музей Монмартра. Среди экспонатов — документы, рисунки, скульптуры, чертежи — история Монмартра. Некоторые работы Утрилло, Ренуара, Ван-Гога, Тулуз-Лотрека и других художников, чьи имена связаны с Монмартром. А ещё — афиши и фотографии всех артистов, выступавших когда-либо в здешних кабаре. Бывали тут и Мистангетт, и Морис Шевалье, и Эдит Пиаф, и Жозефина Беккер, и молодой Монтан…

Почти рядом с Музеем — прославленный монмартрский виноградник (в наше время площадь его — меньше гектара!). Но именно тут, в 120 г. римляне, как утверждает легенда, посадили первую лозу во Франции. Поэтому в каком-то смысле само словосочетание "французские вина" связано прежде всего с Монмартром.

В средние века виноградник принадлежал монахиням Бенедиктинского монастыря. Вино это имело репутацию диуретика, о чем свидетельствует старинная эпиграмма:

"Вино Монмартра! Пьёшь его и пьёшь!

Две пинты выпьешь — бочку отольёшь!"

Ежегодный праздник урожая собирает здесь и сегодня делегации всех винодельческих районов Франции.

Время стиснуто в этих кукольных переулках. Вот Розовый домик (он и поныне розовый), известный по картине Утрилло. Его же рисовал Ван Гог…

Кстати о пейзажах — именно на Монмартре в двадцатых годах создан тот знаменитый пейзаж, "Закат над Адриатическим морем", который произвёл в своё время немалый скандал.

Пейзаж был официально выставлен в Салоне Независимых и имел даже немалый успех. Оранжевые, красные, желтые дугообразно вытянутые пятна теснятся, перекрывая друг друга, внизу неожиданная синева растворяется в оранжевом… В те годы, когда абстракция начиналаотстаивать своё право на существование, пейзаж выглядел не хуже и не лучше средних работ в этом духе. Вот только автор…

История вкратце такова. После того, как многие посетители Салона Независимых одобрили пейзаж, им были показаны фотографии художника за работой. Фотографии были сняты в присутствии свидетелей во главе с судебным исполнителем квартала.

Осёл по имени Лоло, принадлежавший гитаристу Фреду, хозяину кабаре "Ловкий кролик", сфотографирован сбоку, сзади и спереди. Он стоит, повёрнутый хвостом к мольберту. Между ним и мольбертом — несколько тазиков с красками. Хозяин кормит осла печеньем, тот от удовольствия машет хвостом, попадая то в краски, то на холст… Автор картины — осёл Лоло, автор мистификации — Ролан Доржеле, решивший "пошутить над бандой этого Пикассо". На эту мистификацию не попался только один-единственный зритель — поэт Гийом Аполлинер, прекрасно знавший всё, что делали его друзья, жившие на Монмартре в доме, прозванном "Корабль — посудомойня".

Пейзаж этот и несколько фотографий осла с его хозяином — один из самых знаменитых экспонатов Музея Монмартра.

--

От музея спускается одна из живописнейших улиц Монмартра — улица Монт-Сени. На ней, на углу улицы Св. Винцента, жил в середине прошлого века композитор Гектор Берлиоз (не путать с булгаковским Берлиозом — именно композитор!). Тут написал он "Бенвенуто Челлини" и "Реквием", тут бывали у него Лист и Шопен, и, конечно, близкий друг его Александр Дюма. Тут же рядом, на крохотном кладбище Св. Винцента, Берлиоза и похоронили. Композитор грандиозного размаха, он любил тесноту монмартрских переулков.

Не только на самом верху, близ площади Тертр, но практически на всех улицах, спускающихся по разным сторонам холма, расположено множество кабачков и кабаре.

Но самое знаменитое из кабаре — уже упомянутый "Ловкий Кролик". Находится он недалеко от Музея и Виноградника на Ивовой улице (rue des Saules). Тут тоже сохраняется память обо всех, кто создал Монмартру его славу. Названием своим кабаре обязано художнику Андре Жилю, нарисовавшему вывеску: кролик с украденной бутылкой удирает из кипящей кастрюли. Тут — игра слов: "кролик Жиля" — le lapin а Gilles — превратился в "ловкого кролика" — le lapin agile.

В 1902 г. знаменитый певец Аристид Брюан (портрет его — не менее знаменитая афиша работы Тулуз-Лотрека) купил кабаре и поручил управлять им гитаристу Фреду, который сделал кабаре местом встреч писателей, живших на Монмартре. Впрочем, и художники тут бывали нередко. В числе завсегдатаев "Ловкого Кролика" числится, в частности, и Пабло Пикассо, приходивший сюда обычно с двумя из своих ближайших друзей-поэтов — Максом Жакобом и Гийомом Аполлинером. Не раз к их компании присоединялся живший в то время недалеко от Монмартра совсем молодой Илья Эренбург.

Кабаре это и поныне сохраняет традицию — в концертах участвуют посетители, подпевая певцам и музыкантам, ибо исполняемые тут песенки чаще всего знакомы завсегдатаям "Кролика".

Несмотря на всемирную известность этого крохотного заведения, где за столами в тесноте помещается не более шестидесяти человек, оно настолько выглядит домашним, что я видел там даже старух в халатах и домашних туфлях — это те, кто живёт по соседству…

Да и вообще Монмартр так и остался деревней по духу, если не всегда по облику, и можно надеяться, что этот дух не исчезнет, несмотря ни на что, а главное, несмотря на несметные толпы туристов.

Однажды к "Кролику" зашла группа из 10–15 японских туристов. Посидели, послушали с полчаса и гуськом вышли. Как будто и вовсе не было их. А бабушки в халатах продолжали подпевать и хохотать в тысячный, наверное, раз за свою монмартрскую жизнь, всё над теми же, с их детства, а то и ранее звучащими тут куплетами…

-

Художники конца Х1Х — начала ХХ века большей частью собирались на углу улиц Ивовой и Св. Рустика в ресторанчике, существующем до сих пор. Тут бывали Сислей, Сезанн, Писарро, Ван Гог, Тулуз-Лотрек, Ренуар, Монэ…

Так продолжалось почти до первой мировой войны, когда художественная жизнь Парижа стала перемещаться в район Монпарнаса.

На площади Шарля Дюлена находится театр Ателье, созданный тремя знаменитыми актерами и режиссёрами — самим Дюленом, создателем новой театральной школы, и его друзьями Жюве и Питоевым. Здесь в день первого открытия этого нового театра был показан знаменитый спектакль Дюлена по не менее знаменитой пьесе Э. Ростана "Сирано де Бержерак". Вскоре после премьеры именем Бержерака была названа маленькая улица, отходящая от площади.

На самом почти верху улицы Лепик (если чуть спуститься с площади Тертр) расположена Галетная мельница (Moulin de la Galette), одна из немногих уцелевших. Было их в Х1Х веке более тридцати. Место это увековечено на одной из самых знаменитых картин Ренуара — "Бал на Галетной мельнице". Картина находится в музее Орсэ.

Если, спускаясь, повернуть направо — буквально через несколько шагов откроется небольшая площадка Марселя Эме. На ней находится забавная скульптура "Проходящий сквозь стену", выполненная по одной из повестей Эме и подаренная Монмартру знаменитым киноактёром Жаном Марэ. Лицо статуи напоминает лицо поэта и художника Жана Кокто — ближайшего друга Жана Марэ.

Тут же находится упомянутый Нервалем "Замок Туманов" (прямо над Галетной мельницей). Ниже — маленькое кладбище Св. Винцента, где похоронен, как уже упоминалось, композитор Берлиоз, а также художники Стейнлейн (1923 г.), Утрилло (1955 г.), и писатель Марсель Эме (1967 г.).

С площадки Марселя Эме можно спуститься с Монмартра как по проспекту Жюно, так и по улице Лепик. Несколько ниже по этой улице, в переулке Толозе, в бывшем помещении маленького театрика "Фиакр", разместился в 1928 году первый в мире кинотеатр, "Студия 28", специально предназначенный для просмотра художественных фильмов. Кинотеатр продолжает функционировать и поныне.

Лепик — самая длинная улица Монмартра. По ней можно спуститься с холма до площади Бланш, где находится самое знаменитое кабаре Парижа — "Красная мельница" (Moulin rouge). Над зданием действительно вращает красными крыльями одна из уцелевших ветряных мельниц Монмартра…

Тут родился французский канкан.

Кабаре основано антрепренёрами Зидлером и Олье в 1889 г. (Фильм "Французский канкан" с Жаном Габеном в роли Зидлера относится к классике французского кино).

Тут на площади Бланш Тулуз-Лотрек часто рисовал людей из толпы. А сама "Красная мельница" часто фигурирует на пейзажах самых разных художников: от Тулуз-Лотрека до русского художника Оскара Рабина, изобразившего всё ту же мельницу в 1986 г.

Париж "Прекрасной эпохи"

Само понятие "Belle Иpoque" — "Прекрасная эпоха" — обязано своим именем прежде всего неожиданному и странному расцвету в начале ХХ столетия искусства и культуры во всех возможных проявлениях. Видную роль в создании неповторимого образа этого короткого и блестящего периода в Европейской истории сыграло так называемое Новое Искусство ("Art Nouveau") — фантастически быстрый и разнообразный поток, в котором неслись и вращались все виды декоративного и прикладного искусства (особенно витражи и мозаики), новая архитектура, скульптура, французская уличная песня, роскошно поставленная оперетта, театр Дюлена с постановкой пьес Ростана, русские балеты Дягилева… Искусство бунтующее, весёлое, экстравагантное, эпатирующее — неотделимо от жизни тех десятилетий, от жизни кружащейся, пляшущей, философствующей вроде бы между забавами… И вот так, в танце, куплетиках, буйстве красок и возникла "Прекрасная эпоха", трагически прерванная, но не вовсе оборванная, Первой Мировой войной…

Впрочем, трудно сказать — жизнь ли тех лет породила это плещущее искусство, или, наоборот — оно само "пробудило к жизни" ту странную и романтическую жизнь.

Архитектурный же стиль "Прекрасной эпохи" — по-русски "стиль модерн" (хотя ему, этому "модерну", уже перевалило за сто лет), родился из эклектики середины Х1Х столетия, то есть из того периода, когда в архитектуре, казалось, навсегда исчезла цельность образа, улетучились какие бы то ни было концепции, осмысленность и обязательная согласованность частей здания или нескольких задний между собой. А без этого принципиально невозможен никакой архитектурный ансамбль.

Кроме того, крайний прагматизм, как дух времени той же второй половины XIX века, сам факт строительства бесчисленных, в основе своей одинаковых, многоквартирных (так наз. доходных) домов не требовал заботиться об общем облике той или иной улицы.

Однако, постройки всё же как-то украшались. Скорее по привычке, и потому, что облик постройки определялся прежде всего тщеславием и толщиной кошелька нувориша. Естественное для этих заказчиков отсутствие вкуса не было, как правило, безвредно-нейтральным явлением, а становилось агрессивно-отрицательной величиной.

Отсюда, собственно, и происходит та несогласованность отделки с требованиями конструктивности, та случайность, то "украшательство", которое, при безразличии к происхождению того или иного декоративного приёма, перегружает фасады второй половины того столетия конструктивно неоправданными ненужными деталями.

Из крупнейших построек этого бесславного в архитектуре времени в Париже можно назвать чуть ли не все дома по бульвару Распай (кроме того, что добавлено уже в XX в.), читальный зал Национальной Библиотеки (Лабруст) и особенно здание Оперы (часто называемое Дворец Гарнье), не считая других построек Гарнье и бесчисленных доходных домов, возникших после того, как Наполеон III дал тогдашнему префекту департамента Сены, барону Осману, карт-бланш на любые переделки и перестройки в Париже. Вскоре город трудами весьма энергичного префекта изменил свой вид, потеряв безвозвратно многое из старины, нажитой за две тысячи лет его существования, но кое-что и приобретя…

Период эклектизма и крайнего упадка вкуса имел всё же одно свойство, которое можно рассматривать как положительное — стремление к грандиозности и размаху строительства, и он передал это свойство стилю модерн. Образец же переходного стиля в Париже — Северный Вокзал (арх. Хитров).

С лёгкой руки, точнее с бойкого языка архитектора Гарнье, создателя помпезнейшей парижской Оперы, весь период эклектики с её неконструктивностью, нефункциональностью отделки и ничем не оправданной пышностью получил название стиля Наполеона III. Иногда, впрочем, говорят и об "османовскм периоде" в истории города…

Но вернёмся к модерну. Этот стиль, сложившись после полувека эклектики, так и не избавился от некоторых унаследованных недостатков; важнейший из них — вот это самое отсутствие ансамбля почти во всех постройках того времени. По крайней мере, ни в одном из европейских больших городов ансамблей в стиле модерн я не видел (да и не читал о них).

Единственный известный мне ансамбль в стиле модерн — это ансамбль Большого и Малого дворцов в Париже на набережной. Он включает в себя и мост Александра Третьего, который связывает проезд между дворцами (бывшая площадь Николая II, а ныне — авеню Уинстона Черчилля) с эспланадой Инвалидов. Имя последнего русского царя этот проспект (сначала — площадь) носил потому, что Николай положил первый камень в основание строившегося моста в 1896 году в знак дружбы между Россией и Францией. Интересно отметить, что почти соседний мост через Сену носит имя Альма, данное в честь победы над русскими войсками во время Крымской войны в 1854 г.

В то же самое время в Петербурге бригада французских строителей сооружала Троицкий мост через Неву. Мосты Троицкий и Александра III похожи и по конструкции, и особенно по отделке: фонари, освещающие и украшающие оба моста, напоминают капризного силуэта канделябры, окружённые амурами и морскими чудищами. Все они выполнены по рисункам французского скульптора Гокика в его мастерской..

Но если Троицкий мост перекинут в самом широком месте Невы (длина моста — километр), то мост Александра III — наоборот, в самом узком месте Сены. Он — однопролётный, поскольку в этом узком месте (и очень близко к Мосту Инвалидов) река образует ещё и колено. Кроме того, перед строителями стояла задача не заслонить вид с одного берега на другой, чтобы Дворец Инвалидов был виден с Елисейских полей, поэтому мост — почти плоский.

Этот первый в Париже цельнометаллический мост построен по проекту инженеров Резаля и Дабли. Строительство было закончено в 1900 году, как раз к открытию Всемирной выставки.

Четыре тяжеловесных столпа-пилона по углам моста — вот что резко отличает его от Троицкого моста в Петербурге. Но короткий и плоский мост конструктивно нуждается в них: пилоны прижимают его к земле, являясь противовесами. На пилонах — золочёные скульптуры. Динамичность и капризность их силуэтов как бы повторяют резкую стремительность бронзовой квадриги над угловым порталом Большого дворца (скульптор Ресипон). Квадрига эта подчиняет себе скульптуру всего ансамбля, все статуи на мосту и на Малом дворце. И кажется поэтому, что весь ансамбль летит наискось, куда-то через Сену и вверх…

Предпоследний в дурацком столетье уже начинается год.

И на крыше Большого Дворца

как кривую зеленую птицу,

Над скруглённым углом

и над серой рекой,

изготовясь на взлёт,

Взбеленил на дыбы Аполлон

эту бронзовую колесницу,

Раззолоченный купол среди фонарей Аполлону не снится,

Над парижскими острыми кровлями он начинает полёт,

И прожектор за ним

белый след в направлении Аустерлица

Прорывает тоннелем сквозь ночь,

как огромный взбесившийся крот;

Аквилон над мостом Александра январские листья несёт

И вдогонку за ними какие-то узкие, талые лица

Мимо бледных тройных фонарей пробегают, боясь опалиться,

А за ними, как шлейф, над водой

лезет запах гниющих болот.

Так сквозь строй фонарей этот мост

к бонапартову гробу ведёт,

И на тучи отброшена тенью кривая зелёная птица…

Может солнцу удастся хоть утром

сюда сквозь туманы пробиться,

Чтоб четыре коня не казались орлом,

что столетья клюёт…

На замковых точках дуги моста с западной стороны нимфы Сены держат герб Парижа, а с восточний — нимфы Невы держат герб России (оба барельефа работы того же Ресипона).

На парапетах у подножий пилонов четыре скульптурных группы — духи вод с раковинами и рыбами.

Мост соединяет два огромных, хотя и несоединимых по стилю архитектурных ансамбля, между которыми не только пролегла неширокая в этом месте Сена, но и два столетия со всей пестротой исторических событий и сменами множества стилей…

Между 1897 и 1900 годами всё к той же всемирной выставке были построены два гигантских выставочных павильона — Большой и Малый дворцы. Оба по проекту архитектора Шарля Жиро.

Малый дворец был предназначен для ретроспективной экспозиции по истории французского искусства.

Увлечение строительством из металла, ничем не прикрытого, а наоборот полемически выставленного на обозрение (Павильоны "Чрева Парижа", Эйфелева башня и несколько мостов) быстро прошло. И хотя металл в строительстве обоих дворцов использован весьма широко, он теперь уже нигде не торчит наружу. Он тут не архитектурный принцип, а только строительная техника. В этом смысле Жиро как бы заключает мирный договор с неоклассицизмом. Да и грандиозный фасад Малого дворца с его ионическим портиком никого не эпатирует, однако над ним — характерный для модерна стеклянный купол-фонарь, освещающий внутренность здания. Он же — композиционный центр всей постройки.

По сторонам главного входа массивные скульптуры времен года и Сены с её притоками (скульпторы Конве и Ферре). По всему фасаду над высокими окнами тянутся барельефы. Мифологические мотивы, перемешанные с символикой Парижа, видны на фасадах, выходящих в парк и на Елисейские Поля.

Большой дворец, построенный одновременно тем же Жиро в соавторстве с Тома и Дегланом, по главному фасаду схож с неоклассическим Малым, но Большой зал невероятных размеров с многогранным вытянутым куполом-фонарём из стекла и металла резко говорит о начале нового века. Столь же ново выглядели для своего времени мозаичные фризы за колоннадой, выполненные из цветного стекла.

Сам по себе стиль модерн начался в Париже, и вскоре сменил по всей Европе надоевшую всем безликую эклектику.

Причин к тому, чтобы стиль этот сложился, было множество, как социальных (к примеру, дети нуворишей, получившие образование, уже не мирились с безвкусием отцов), так и технических: появление новых строительных материалов. Да и наконец были причины уже чисто художественные. Никак не случайно характер и доминирующие линии орнаментов в архитектуре модерна напоминают скорее всего о характере орнаментики Тулуз-Лотрека, да и вообще о его живописи. Вполне понятно, что архитектура, зачастую включающая в себя и живопись и скульптуру, никак не могла бы проигнорировать ни "Новое искусство" во Франции, ни Бёклина в Швейцарии ни прерафаэлитов или Бердслея в Англии, ни Врубеля или "Мир искусства" в России…

Все эти течения — по сути варианты одной и той же символистской концепции искусства с её отчасти декадансом, отчасти неоромантизмом. Метерлинк, Ибсен, Георге, Рильке, Малларме, Ростан, Пруст, Суинберн, Росетти, Блок, Мачадо — вот, почти наугад, первые пришедшие мне на память имена в литературах разных стран Европы, определившие, в значительной мере, вкусы художников, скульпторов, а вслед за ними, и архитекторов.

Влияние мощного литературного потока определило не только мотивы отделки тех или иных зданий, но и сами настроения, вдохновлявшие архитекторов. Не говоря уже о том, что крупнейшие художники часто принимали прямое участие в создании построек модерна. Можно упомянуть мозаичные панно Врубеля на московском "Метрополе" (на сюжеты из Э. Ростана), "Дом-сказку" в Петербурге с мозаиками того же Врубеля, французских скульпторов Фремие и Далю, участвовавших в создании моста Александра III в Париже, и опять-таки плакаты и афиши того же Тулуз-Лотрека, неотделимые не только от капризных афишных тумб тех лет, но и от всей физиономии города.

В Париже модерн развивался особенно бурно, потому что начиная с 1878 года тут регулярно проходили всемирные выставки, потребовавшие немалого строительства. Особенно много дали для облика Парижа вторая и третья из них.

1889 год показал, что металл сам по себе может служить материалом для произведения архитекторского искусства, о чём и призвана была свидетельствовать Эйфелева башня.

1900 год дал такие неотделимые теперь от привычного парижского пейзажа здания, как Большой и Малый дворцы, тот же мост Александра Третьего и вокзал Орсэ, построенный в 1897 г.

Вокзал этот носит имя парижского прево, жившего в нач. XVIII в. Шарля Буше д Орсэ, построившего набережную на большой части левого берега.

В 1896 г. Компания Орлеанской железной дороги заказала архитектору В. Лалу новый вокзал, чтобы обслуживать толпы пассажиров, ожидавшихся во время выставки 1900 г. (на фасаде можно видеть вензель компании — буквы P.O. - и надпись "Париж — Орлеан", а также статуи, олицетворяющие основные города, в которые ходили поезда с этого вокзала: Бордо, Тулузу Нант…).

Вокзал был построен так, чтобы при ограниченной площади он имел двойное количество платформ. Достигнуто было это тем, что поезда прибывали и отправлялись с двух этажей. Однако снаружи не видно, что вокзал — двухэтажный: тяжелые стены облегчены гигантскими застеклёнными арками, охватывающими оба этажа.

Однажды паровоз, сошедший с рельс на втором этаже, пробил окно и повис над набережной (фотография есть в экспозиции музея).

Но прекрасное здание служило недолго — уже в 1939 году вокзал был заброшен, потому что короткие платформы его не могли принимать поездов, ставших к тому времени значительно длиннее.

Только в 1986 году, после реставрации здания и внутренних капитальных переделок, вокзал был превращён в музей искусства XIX века. Само здание, младший современник большинства художников, выставленных в музее, дополняет экспозицию, создавая в буквальном смысле подлинное окружение для картин и статуй.

° ° °

Gare d'Orsay.

Когда туман к воде сползает постепенно,

И облака сидят на креслах площадей,

Я в городе сыром завидую Гогену -

Нездешности его деревьев и людей.

…Сухой чертополох танцует на бумагах,

В редакциях газет — машинок чёрный лом,

А в серых зеркалах, в пустых универмагах

Красавица ольха смеётся над тряпьём.

И небо чёрное над набережной встало

Всё в белых искорках, как старое кино,

И на экран ползёт видение вокзала

Где паровоз летит в стеклянное окно.

Всё на места свои вернётся непременно.

И утки на воде — как тапочки Дега…

Шуршит буксир Марке над розоватой Сеной.

И тихо. И рассвет. И тают берега.

Особенно хорошо музей Орсэ выглядит с противоположного берега Сены.

Рядом с музеем находится Павильон Почётного Легиона.

-

Всемирные выставки определяли и масштабы, и в какой-то мере художественную сторону строительства. Несомненно, что они повлияли на создававшийся стиль архитектуры. Здания разных выставочных павильонов, а за ними и концертных залов, огромных универмагов и вокзалов, словом все постройки, должны были отличаться прежде всего размахом, масштабностью, которая соответствовала бы размаху самих выставок.

Необходимость максимальной освещённости гигантских помещений вызвала к жизни постройки, в которых главную роль играли стекло и неизбежный спутник его — металл. Выдающийся образец архитектуры такого рода — здание магазина Самаритэн с его стеклянным фасадом и искуснейшим "внутренним" куполом (арх. Франц Журден). Вскоре появились построенные по тому же принципу многоэтажные магазины в Берлине, Лондоне, Мадриде, Петербурге, Москве и в большинстве других крупных городов Европы. Стиль всё более определялся, становясь явлением общеевропейским.

В это же время огромное жилищное строительство, вынужденное наконец считаться с требованиями современного комфорта, заполонило всю западную половину Парижа.

Широкое использование лифта, изобретённого ещё в 1867 году, стимулировало на грани столетий строительство многоэтажных домов, и тем самым определило отчасти архитектурный пейзаж "Прекрасной Эпохи". Я думаю, что без лифтов был бы совсем иным, например, облик самой большой и самой известной в Париже улицы, почти полностью выстроенной в годы "Belle Иpoque" — а именно Елисейских полей.

Этот прославленный, хотя далеко не самый красивый из парижских проспектов, тянется от площади Согласия вверх на холм до площади Звезды с её Триумфальной аркой и двенадцатью проспектами, радиально расходящимися от площади.

--

Площадь Звезды не относится ни к модерну, ни вообще к "Прекрасной эпохе", но сказать о ней удобнее всего именно здесь — она неотделима от Елисейских полей; да и большинство зданий на всех двенадцати проспектах, расходящихся радиально от площади (отсюда и название её — Площадь Звезды — Etoile), выполнены в стиле модерн. Площадь буквально окружена Парижем "Прекрасной эпохи".

Начало площади положила Триумфальная арка, спроектированная по указаниям Наполеона архитектором Шальгреном в 1806 г. Но строилась она с перерывами на революции, реставрации и прочие, мешавшие работам события, ровно 30 лет. Эта арка — чистейший образец стиля ампир. Множество скульптурных групп рассказывают о войнах и победах.

Под аркой после Первой мировой войны устроен Памятник Неизвестному солдату и горит вечный огонь.

Сама же площадь распланирована в 1854 году, когда по распоряжению Наполеона III к Парижу было присоединено несколько ближайших пригородов.

К пяти сходившимся тут улицам (традиционные парижские перекрёстки "пять углов") было добавлено по замыслу Османа ещё семь, и таким образом площадь Звезды как бы повторила идею архитектора Висконти, оформившего могилу Наполеона под куполом Инвалидов: арка на месте саркофага и двенадцать радиусов, причём всё — в тех же пропорциях.

Дома, окружающие площадь, построены архитекторами Хитровым и Роо де Флёри в 1868 г. и представляют собой стилизацию под тот "ампир с примесью барокко", который был так по вкусу обоим Наполеонам. Причём, для пущей торжественности ампирных фасадов, выходящих на площадь, все входы в эти двенадцать особняков убраны "На задворки площади", на кольцевую улицу, специально для того и проложенную.

Проспект Елисейских полей продолжен по другую сторону площади Проспектом Великой Армии, который переходит в главную улицу пригорода Нёйи. Далее на другом берегу Сены, на довольно высоком холме, находится, построенная несколько лет назад, Большая Арка района небоскрёбов (Дефанс), из-под которой можно увидеть (в бинокль, конечно) на одной линии Триумфальную Арку, проспект Елисейских полей, Луксорский обелиск на площади Согласия, центральную ось сада Тюильри, арку Карусель и пирамиду Лувра, находящуюся точно по центру луврского большого двора. Все они расположены на одной прямой, создавая нечто вроде ансамбля, включившего в себя половину Парижа.

Нижняя же, примыкающая к площади Согласия, часть Елисейских полей представляет собой большой парк, разделённый надвое самим проспектом. Тут, среди деревьев, прячутся несколько интересных построек.

Театр Мариньи — круглое в плане здание — построено автором Оперы Шарлем Гарнье в 1883 году. Круглый этот театр потому, что предназначался для панорамы, но уже в конце прошлого века тут расположился Парижский Мюзик-холл, и декор здания был заново выполнен в стиле модерн. В конце сороковых годов помещение занял театр Рейно-Барро. Тут же рядом — Театр Круглой Площади (ThИБtre du Rond-Point) и нынешний Зал Кардена (оба тоже в стиле модерн).

За площадью Клемансо, на которой установлен памятник этому знаменитому президенту по прозвищу Тигр, Елисейские поля становятся действительно проспектом. Он застроен в основном в конце Х1Х — начале ХХ века. В десяти-двенадцатиэтажных зданиях располагаются разные магазины, редакции, фирмы, большие кинотеатры, авиакомпании…

Тут же — знаменитое кабарэ Лидо, а рядом — желтая буква "М" — очередной Макдональдс. Только не надо принимать эту букву за обозначение станции метро — сама буква, цвет ее и форма, неотличимы…

Большинство фасадов здесь носит характер средний между деловым и декоративным, и хотя все они имеют прямое отношение к стилю модерн, ни одного архитектурного шедевра на этом сугубо коммерческом проспекте найти нельзя.

--

Однако, каковы всё же главные черты модерна?

Архитектура "Прекрасной эпохи", отбросив брезгливо мелкий прагматизм эклектики, взяла все же у неё некоторые рациональные моменты — прежде всего она учла прогресс инженерного дела и появление новых материалов, употребление которых приняло гигантский размах.

Архитектура модерна, отбросив эпигонство ложноклассических эклектиков, была одновременно и бунтом против классики, и новым бурным её развитием.

Надоевшие прямые линии и части окружности сменились в силуэтах фасадов и в очертаниях интерьеров кривизной линий более сложных. Так классическую дугу заменили сопряжения дуг разного радиуса, а то и параболические линии как в силуэте построек, так и в декоративных элементах фасада, окон или дверей.

Мягкость и спокойствие, а порой, наоборот, нервность убегающих от взгляда капризных линий, скульптурность построек, фантастичность и неожиданность в игре света и тени стали возможны лишь потому, что прямоугольный кирпич или тёсаный камень сменился бетоном, позволившим архитектору освободить свою фантазию, прежде придавленную камнем с его прямоугольностью, ломавшей полёт воображения.

Обилие скульптурных элементов фасада в постройках этой эпохи заставляет порой воспринимать само здание, как одну сложную и фантастическую скульптуру. (Это есть, как мы видим, не только в Барселоне, в постройках гениального чудака Гауди!) Таков, например, дом 29 по проспекту Рапп — один из шедевров самого плодовитого из архитекторов модерна Жюля Лавиротта (1864–1929). Необычайный декоративный эффект даёт тут сочетание бетонного поля стены со скульптурой и цветной керамикой. Растительные и звериные мотивы отделки фасада фантастически переливаются в женские фигуры… Не менее интересно и здание Теософического общества по соседству, и странный фонтан с античной (копия, понятно) фигурой пляшущего Пана во дворе дома N 20, (где с середины 70-х годов и по 1988 год располагалось парижское отеление радио "Свобода").

Три архитектора определили в основном новый стиль на улицах Парижа — общий облик чуть ли не половины парижских улиц, особенно в западной части города. Первый из них — только что упомянутый Ж. Лавиротт, построивший большинство жилых домов в районе Пасси на правом берегу и вокруг Эйфелевой башни — на левом. Второй — Шарль Жиро, создатель Большого и Малого дворцов, и третий — которого можно без натяжки назвать главным создателем стиля — Гектор Гимар.

Его, архитектора парижского метро, построившего как множество наземных входов в метро, так и некоторое количество стальных эстакад с узорным чугунным литьём и определившего отделку множества подземных станций, некоторые французские искусствоведы называли автором "нового барокко с натуралистической тенденцией" — видимо, за разнообразные растительные и животные орнаменты. Но я не думаю, что такая мудрёная характеристика может испортить или наоборот улучшить впечатление от работ Гимара, рассеянных по всему городу и во многом определяющих то лицо Парижа, которое мы привыкли видеть постоянно, как в жизни, так и в кино, то лицо Парижа, с которым парижане сжились за последние сто лет…

В то же время мы находим и такие высказывания: "Простой и элегантный маленький павильон, фантазия господина Гимара, весь состоит из стекла, керамики и железа. Он лёгок, как шампанское!". Так писала газета "Фигаро" в феврале 1900 года о входе в метро у Ворот Дофина в конце проспекта Фош у самого Булонского леса. Парижане прозвали этот павильон стрекозой.