В поисках истинной судьбы

Дай Бог начальницу, да дай Бог умную

Дарья

До официального окончания рабочего дня оставалось чуть больше трех часов. Если честно, в последнее время трудовые будни мне тяжело давались. То ли профдеформация, то ли эмоциональное выгорание. Педагоги в этом плане — одна из самых уязвимых категорий. Я это на собственной шкуре прочувствовала. Хотя работала не учителем, скажем, старших классов, а всего лишь воспитателем в детском саду.

Да, в самом обычном детском саду. Не в частном и элитном, где выгорание — обычное дело, а в самом что ни на есть обычном, именуемом странной аббревиатурой МБОУ, после которой следует четырёхзначный номер. С заведующей, у которой, видимо, из-за возраста маразм подкрался незаметно и крышей стал слегка шуршать. Хотя, о чём это я? Есть женщины и много старше, а начальницы из них просто таки замечательные. Здесь же…

В общем, не сложилось у нас с ней, и отношения были не просто натянутые, а натурально так трещащие по швам при каждом движении. Бесконечные придирки и замечания, чаще всего вовсе не заслуженные, сыпались на мою голову, как переспелая вишня с дерева, если его хорошенько потрясти. И не спасало от них ни то, что дети были от меня без ума — неслись со всех ног, лишь видели, что сегодня работаю я, а не моя сменщица, и ни более или менее ровные отношения с родителями.

Хотя… С родителями всё было ровно до тех пор, пока в нашей группе не появился Стёпа Петров. Любимец мамули и бабули. Отца в этой семье не было. Главой семьи, президентом этой маленькой ячейки, была бабушка, а её дочь — самым настоящим генералиссимусом. Я так понимаю, что и мамуля Стёпина своего папу никогда не видела. Глядя на этих дамочек, сразу понимаешь, что они мужененавистницы, а из своего мальчика, которого им природа подсунула неизвестно с какой стати, видимо, в отместку за предвзятое отношение к представителям мужского пола, пытаются вырастить… неясно, кого. Разбалованный, эгоистичный, истеричный маменькин сынок.

Мне даже трудно собрать в кучу все синонимы, которые подходили бы этому ребенку. Но в силу того, что «я же воспитатель» и «я же должна же любить всех детей одинаково», я постоянно себя стараюсь одёргивать и запрещаю о ком-то думать плохо и, тем более, говорить об этом вслух. Поэтому я, встречаясь с мамой или бабушкой Стёпы, обычно предпочитаю либо промолчать, либо отделаться стандартными фразами, типа: «Ваш мальчик молодец: и кушал хорошо, и спал, и с детками другими играл, и на занятиях ручку тянул, и даже на улице птичку углядел! Никто не заметил, а он молодец».

Вот только врать про то, какой Стёпа молодец, с каждым днем получалось всё проблемнее. Этого мальчика детский коллектив не принял от слова «совсем». Нет, ну а как можно принять в друзья того, кто только и делает, что отбирает игрушки у других детей, обижает девочек, плюётся, мажет всех, пока воспитательница не видит, свекольным салатом и запутывает в волосы жвачку?

Я обычно пресекаю конфликты в самом их зачатке, не допуская развития до грандиозных масштабов. Но сегодня, видимо, удача отвернулась от меня. Даже не так: она махнула мне своим хвостом, вылетая через окно подальше.

Сначала меня, как всегда, вызвала «на ковёр» заведующая. Видимо, опять ей показалось, что я что-то не так сделала или не сделала вообще. Естественно, детей я оставила на нянечку. В кабинете у заведующей я провела добрых тридцать минут. Именно тридцать, Карл! Я засекала. И за эти тридцать минут на меня вылили ушат помоев.

Во-первых, я необразованная. И неважно, что у меня высшее образование и «красный» диплом. Во-вторых, я невоспитанная хамка и с людьми общаться не умею. С какими такими людьми? В разговоре с кем я нарушила этику? Но с начальницей моей лучше не спорить и не отсвечивать лишний раз. Зарплата и так маленькая, а из-за моих неудачных выпадов Наша-Раша (подпольная кличка заведующей, потому что зовут начальницей словно в насмешку Раисой) может её сделать еще меньше, лишив премиальных.

Поэтому на протяжении всего её монолога я стояла молча, как двоечница у доски, не выучившая урок, вперив глаза в пол. Отчитывание прекратилось так же резко, как и началось. Ровно через тридцать минут — ну, я уже говорила. Я вышла из кабинета, но так и не поняла, чего же от меня хотели.

Крики, доносившиеся из игровой моей группы, не предвещали ничего хорошего. Я со всех ног поспешила туда. Ну конечно же, настоящий аврал! Нянечка пыталась разнять двух сцепившихся пятилеток, того самого Стёпу, о котором я уже рассказывала, и Марка.

Марк рос с отцом. И воспитывал его папа как настоящего будущего мужчину. В хорошем смысле этого слова. Ну да, как бы я того ни опасалась, к этому ребёнку я была расположена.

Глянув на то, как отважно защищает Марк всхлипывающую девочку, стоящую за его спиной, с растрёпанной косичкой, бант из которой валяется на полу, как не подпускает к ней просто таки взбесившегося Стёпу, я сразу всё поняла.

— Я её всё равно прикончу! — орал Стёпа. — Она у меня землю жрать будет, падла!

Кто-то меня сейчас уличит во лжи, мол, пятилетние детки так не могут орать. Могут, господа, могут… И не так ещё могут. Они общаются с людьми ровно так, как привыкли общаться члены их семей. Иногда это выглядит комично, а иногда становится по-настоящему страшно наблюдать за ними.

Чтобы остановить это, мне пришлось повысить голос. Хотя воспитатель не имеет права кричать на ребенка, но в данном случае ситуация вышла из-под контроля. Мальчишки отвлеклись на мой визг, а в это время нянечка подхватила подмышки Стёпу и поволокла его в спальню. Я же отвела в сторону Марка.

В итоге у Стёпы под глазом синяк, у Марка царапина во всю щёку, у Маринки выдран клок волос. Три травмы в один день! Три, Карл! Ну всё, мне конец… Это серьезное нарушение. Я не доглядела за детьми, и вряд ли прокурору я докажу, что была у заведующей. Та сто процентов будет утверждать иное. Оно и понятно: ей же надо в первую очередь свою седалищную мышцу прикрыть!

На шум, само собой, прибежала заведующая. И понеслось… Опять и снова, и опять… Пока я слушала гневную тираду, няня принесла лёд, привела медсестру с переносной аптечкой. Я пыталась удержать «холод» на синяке Стёпы, потому что няня отказывалась даже приближаться к нему после того, как ей, по её словам «Этот чудила искусал все руки!», медсестра смазывала мужественно терпящему боль Марку царапины, а няня переплетала и успокаивала всхлипывающую девочку.

— Дарья Руслановна, я объявляю вам выговор! С занесением в личное дело! И вообще, знаете что? Вам лучше уволиться! По собственному! Пока — по собственному. Потому что иначе, если заявления я от вас тотчас же не получу, пойдете по статье! — вдруг закончила своё выступление Наша-Раша. — Кстати, можете уходить без положенной отработки. Человек на ваше место уже есть.

Так вот в чём дело! Ей просто надо было поскорее освободить место для своей протеже. Образованной и культурной. Но я всё-таки попыталась воззвать к справедливости:

— Вы меня, конечно, извините, Раиса Альбертовна, но, может, стоит поинтересоваться у детей, что тут у них случилось?

— Да что там узнавать? Как будто бы и так непонятно. Сынок этого уголовника, который Марк, напал и избил ребенка из порядочной уважаемой семьи, Стёпушку! Господи, что же теперь делать? — Раиса Альбертовна театрально схватилась руками за голову, широко раздвинув в стороны локти и запрокинув вверх лицо, повернулась на сто восемьдесят градусов на каблуках и зашагала в свой кабинет.

И вот итог — я дорабатываю последние часы. Меня уволили.