В поисках невидимого Бога

Глава 13. «Кто во Христе, тот новая тварь»

В школе я очень себе не нравился. Больше всего мне, пожалуй, не нравилось, что я южанин. Всякий раз, когда президент Линдон Джонсон открывал рот, меня передергивало от его невыносимого, как мне казалось, южного диалекта. А поскольку в шестидесятые годы южане имели устойчивую репутацию отсталых и невежественных расистов, я старался отмежеваться от всего, связанного с Югом.

Шаг за шагом, звук за звуком, я полностью избавился от своего акцента: мои собеседники, узнав, что я вырос на Юге, изумлялись. Меня тошнило от южных манер — «Да, мэм. Нет, сэр» — и, чтобы избыть провинциализм, я читал классические книги. Кроме того, я пытался (часто успешно) преодолеть свои страхи. Я научился управлять своими чувствами, чтобы не они владели мной, а я ими. Я даже изменил почерк: стал выводить буквы более крупно и четко, чем раньше.

В целом новый облик прижился, причем крепко и надолго. Я стал менее уязвимым, более открытым и гибким — качества, которым меня не учили, но которые очень пригодились мне в журналистской работе. Детские призраки исчезли: я словно сбежал от своего прошлого.

Но прошли годы, и выяснилось, что все не так просто. В большинстве важных для Бога сфер я представлял собой зрелище очень жалкое: эгоистичный, черствый, немилосердный и безрадостный. Я не обладал ни одним из девяти плодов Духа (Гал 5:22,23). А ведь эти качества невозможно выработать, как почерк. Они вырастают, когда человек пребывает в Божьем присутствии. Знаменитый норвежский поэт и публицист Генрих Арнольд прав: быть христианином — «не делать самому, а позволить Богу делать через тебя».

С тех пор я регулярно молился по списку из Послания к Галатам: о любви, радости, мире, долготерпении, благости, милосердии, вере, кротости, воздержании (последнее я расценивал как умение владеть собой). Достаточно ли я люблю людей? Ощущаю ли радость и мир, проявляю ли терпение? К сожалению, выяснилось, что я более склонен к сомнению, чем к радости, любви и даже честной самооценке. Иногда мне начинает казаться, что кое–каких успехов я достиг. Но двадцать минут, потраченные на безуспешные попытки дозвониться нужному человеку, — и мирного расположения духа как не бывало: сержусь, стучу кулаком по столу. В общем, надо признать: если мне и удается чего–то добиться, то исключительно милостью Божией.

В конце концов я понял: затея с перекраиванием собственного облика была пустой. Бог не хотел иметь дело с некоей искусственно сконструированной личностью. Он избрал именно меня. Как–то на одном семинаре я осознал это особенно ясно. Мы говорили о воскрешении Лазаря (Ин 11). «Читая текст, поставьте себя на место Лазаря, — предложил ведущий. — Вот он снова жив, но еще спеленут покрывалами. Ему нужна помощь, чтобы от них освободиться. Подумайте, какие пелены опутывают вас, мешают быть истинно живыми — таким, каким Господь сотворил вас».

У меня вышел длинный список. Непреходящее чувство вины отравляет всякое удовольствие. Сдержанность мешает выражать радость. Есть душевные раны, не залеченные по маловерию. Упрямо держусь за некогда выпестованный мною новый имидж. Мало способен на подлинную близость с Богом и людьми. Писательский «синдром наблюдателя» мешает мне погрузиться в жизнь.

К сожалению, не могу похвастаться, что все эти пелены с меня уже спали. Духовное исцеление не происходит быстро и легко. Но тогда я на мгновение почувствовал, чтб такое исцеление, увидел свой новый облик, который способен создать только Бог, но не я сам. Облик, который меня не разрушит, а освободит мое подлинное «я».

Марк ван Дорен, профессор литературы, у которого когда–то учился Томас Мертон, однажды навестил своего бывшего студента. Тот жил в монастыре в Кентукки. Они не виделись более десяти лет. Ван Дорен и другие знакомые Мертона не могли взять в толк, как из столичного денди, завсегдатая великосветских вечеринок, вышел монах, любящий уединение и тишину. После встречи Ван Дорен рассказывал:

Думаю, замысел Бога таков: Он желает, чтобы мы обрели свое подлинное «я». Как сказал равви Зуся: «В ином мире меня не спросят: «Почему ты не был Моисеем?» Меня спросят: «Почему ты не был Зусей?»». А меня Дух негромко и упорно зовет быть не Моисеем, не Зусей, а Филипом Янси — далеко не безупречной личностью, в которой благоволит обитать Сам Бог. Любому человеку, который этого захочет, Всемогущий Бог поможет стать самим собой. И начинается все с доверия к Богу, с веры, что Он действительно желает дать мне добро и свободу, а не ввергнуть меня в тюремные узы. Как написал апостол Павел: «Никто никогда не имел ненависти к своей плоти, но питает и греет ее, как и Господь Церковь, потому что мы члены тела Его, от плоти Его и от костей Его» (Еф 5:29,30). И добавляет: «Тайна сия велика; я говорю по отношению ко Христу и к Церкви» (Еф 5:32). Может, и ему, одному из двух первоверховных апостолов, нелегко было поверить в то, как близок Бог со Своим народом, с Церковью — Телом Христовым.

А насколько близок с моим телом я? Я принимаю витамины, занимаюсь физкультурой, стригусь, ем, сплю, дышу, хожу к терапевту и стоматологу, бреюсь, прыскаюсь одеколоном, включаю кондиционер. Но я реально ощущаю свое тело, только когда у меня что–нибудь болит. Или когда, как в данную минуту, чувствую прикосновение пальцев к клавиатуре компьютера. Настолько же и Бог близок со Своим народом: Он избрал наши тела в качестве Своего собственного тела.

Апостол Иоанн воскликнул: «Смотрите, какую любовь дал нам Отец, чтобы нам называться и быть детьми Божиими» (1 Ин 3:1). Но до высокого положения сонаследников Царства нам далеко: мы недостойные, грешные, многое у нас не получается! Словно предвидя это возражение, Иоанн добавляет: «Возлюбленные! Мы теперь дети Божий; но еще не открылось, чтб будем. Знаем только, что, когда откроется, будем подобны Ему» (1 Ин 3:2). В нас словно вживлен зачаток некоего органа, который еще не развит и почти не используется. Однако Святой Дух медленно, незримо, но неуклонно продолжает Свою работу, созидая наше подлинное «я». Мы сами не в состоянии стать угодными Богу, но Он способен и обещает это сделать в нас и за нас.

Бог желает, чтобы каждый из нас был единственным и неповторимым носителем Его образа. Но мы чувствуем Божью любовь не всегда. В наши души, как и в души адресатов апостола Иоанна, закрадываются отчаяние, сомнение в себе. Иногда «сердце наше осуждает нас», признает Иоанн, но Бог «больше сердца нашего и знает все» (1 Ин 3:20). Переводчик Нового Завета на современный английский язык Джон Филипс утверждает, что апостольское Послание его спасло: «Я, как и многие современные люди, перфекционист. А это состояние опасное: оно заставляет то высокомерно критиковать ближних, то — безжалостно самоуничижаться». Случилось так, что Филипс впал в тяжелую депрессию. Он погряз во тьме уныния, в осуждении и самоосуждении и не чувствовал благодати. Но однажды, блуждая в непроглядной тьме, он вспомнил слова апостола Иоанна и стал размышлять: «Если Бог любит нас, то кто мы такие, чтобы здесь, на земле, желать во всем совершенства? И для чего? Чтобы гордо сказать: Бог любит нас, но мы–то круче, мы более строги к себе, чем Вседержитель»? С этого момента начался долгий путь Филипса к выздоровлению.

У меня дела обстоят похоже. Принять Божию любовь — значит сказать «нет» голосам, которые нашептывают: ты недостоин, у тебя снова ничего не получилось, Бог таких не любит. Очень уж повлияли на меня в свое время проповеди о ветхозаветном Боге, Боге суда и наказания. После них в голове не умещается, что Он обитает во мне и любит меня изнутри. Я должен просить Бога, Который «больше сердца моего», разорвать раскаленный докрасна адский круг самоосуждения и напомнить мне о простой, но очень трудной для усвоения истине: я нужен Богу, Он любит меня.

Но с какой стати Богу меня любить? Вопрос не из легких. Однако Библия отвечает на него коротко и ясно: из милости. Бог любит потому, что Он Бог, а не потому, что я чем–то и как–то заслужил Его любовь. Он просто не может не любить, так как Он и есть Любовь.

К сожалению или к счастью, церковные проповеди я почти не запоминаю. Одно из немногих исключений — проповедь Яна Питт–Уотсона, профессора Духовной семинарии Фуллера, единственная его проповедь, которую я слышал. В ней была всего лишь одна мысль (возможно, поэтому она и осталась у меня в памяти): «Люди часто любят достойное любви. Но сам человек обретает достоинство, благодаря тому что его любят». Проповедник перечислил кого или что любят «за достоинства»: супермоделей, известных спортсменов, талантливых ученых, выдающиеся произведения искусства. Перечислив эти примеры, Питт–Уотсон перешел к неодушевленным вещам, которые лишены объективной ценности и внешней привлекательности, но все же любимы. Скажем, его дочка Розмари любит свою куклу. Кукла вполне обычная, старая и грязная, но для девочки — самая дорогая, единственная и незаменимая. Когда Питт–Уотсоны переезжали из Шотландии в Америку, каждый член семьи старательно выбирал, что из вещей взять с собой, а что оставить. Розмари взяла лишь одно: свою куклу. Когда в аэропорту девочка случайно ее потеряла и долго не могла найти, она так расстроилась, что семье чуть не пришлось отложить перелет. Лишь отыскав пропажу, Розмари утешилась. Простая дешевая кукла была для нее настоящим сокровищем.

Затем проповедник обратился к Библии. Бог любит нас не за наши необычайные достоинства. Его любовь — проявление милости, свободный дар, который наделяет достоинством и великой ценностью людей, казалось бы, любви абсолютно не заслуживающих. В богословском плане мы относимся к категории «достойны, потому что нас любят». По словам блаженного Августина, «возлюбив нелюбимое, Ты сделал меня любимым».

Если я кого–то люблю, я ему радуюсь. Когда к нам в Колорадо собираются приехать друзья, мы заранее покупаем еду, которая им нравится, прибираемся в доме, ставим в гостиной свежие цветы и придумываем, чем поинтереснее их занять. Я жду не дождусь, и, хотя до прибытия гостей остается еще несколько часов, то и дело выглядываю из окна, словно мое нетерпение ускорит их приезд. Так же радуется Бог каждому из нас.

На закате жизни католический священник–иезуит, писатель и богослов Генри Нувен сказал: для него молитва — возможность «прислушаться к благословению». «Ведь что важно в молитве? Молчать и слушать Голос, который говорит обо мне доброе». Что это? Эгоизм? Нет. Он понимает, что любим Богом, потому что Бог возжелал в нем обитать. И чем больше Нувен слушал Божий Голос, тем реже судил о себе по собственным достижениям или по людским пересудам. Он молил Бога, чтобы Тот являл Свое присутствие в его повседневной жизни: когда Нувен ест и пьет, разговаривает и любит, отдыхает и работает. Нувен искал полной свободы личности, которую не потревожат ни человеческая хвала, ни человеческая хула.

Я хорошо понимаю, что молитва — больше, чем разговор с Богом о моих желаниях. Молиться — значит открываться перед Богом, чтобы Он мог «обновить мой ум». Только тогда я способен буду понять, как сильно любим. А ведь Бог хочет, чтобы я в это верил.

Кэтлин Норрис рассказала эпизод, который раскрывает отношение Бога к нам:

Не скажу, что по утрам я просыпаюсь, исполненный веры и благодати. Нет, скорее, я напоминаю себе тропическую рыбку, которая когда–то обитала у меня в аквариуме с соленой водой. Каждая маленькая

рыбка по–своему устраивается на ночлег. Одни прячутся в ракушках, другие грозно растопыривают острые колючки, третьи зарываются в ил. Моя же – напускала вокруг себя яду, после чего засыпала безмятежным сном: другие обитатели аквариума к ней не приближались. Естественно, поутру ей приходилось просыпаться в опалесцирующем облаке яда. Вот так же и я обычно пробуждаюсь в облаке ядовитого сомнения, а моя вера, казавшаяся вечером столь незыблемой, за ночь растворяется, исчезает.

«Разве не знаете, что вы храм Божий, и Дух Божий живет в вас?» (1 Кор 3:16) — вопрошает апостол Павел коринфян, которые вели себя так, словно ни о чем подобном и не подозревали. Удивительно, сколь часто и мне надо себе об этом напоминать. Казалось бы, если внутри меня живет Сам Бог, разве можно такое запамятовать? Печально, но факт: увы, еще как можно.

Во втором Послании Коринфянам апостол пишет, что Бог «запечатлел нас и дал залог Духа в сердца наши» (2 Кор 1:22). Мне приходит на ум любопытное сравнение. После пересадки органа врачи дают больному препараты, подавляющие иммунитет, иначе организм отторгнет чужеродные ткани. Действие Духа Святого подобно эффекту иммунодепрессантов. Дух мешает мне отторгнуть новый облик, вживленный в меня Богом. Иммунная система моей души, стремящаяся вернуть меня в привычное и удобное состояние, нуждается в ежедневном подавлении — в напоминании: Бог действительно живет во мне, Он для меня — не чужой, Он мне не посторонний.

И вот в глубине души я изо дня в день твержу себе, что все мое достоинство, моя ценность — от Бога, Который излил на меня Свою любовь и благодать. Если в отношениях с невидимым Богом не делать сознательного усилия, мысли быстро уходят в сторону. Телефонные звонки, дела, мимолетные картинки на телеэкране или мониторе компьютера вытесняют памятование о Боге. И как тут быть? Как не забывать, что Бог обитает во мне, пусть даже Его заслоняет от меня столь многое?

Живя в Африке, Джон Тейлор заметил, как глубоко и вовлеченно африканцы переживают чувство личного присутствия. По его словам, мы, западные люди, разговаривая с друзьями, параллельно думаем о массе других предметов, и вскоре наши собеседники это замечают. В Африке же бывает, например, так: в комнату, где работает Джон, входит его местный друг, здоровается и садится на корточки. Миссионер коротко отвечает на приветствие и продолжает свои занятия, тогда как посетитель просто сидит. Может пройти около получаса, после чего гость поднимается и говорит: «Я видел тебя». И уходит. Он приходил не затем, чтобы что–то узнать или побеседовать: ему было достаточно просто побыть вместе. Тейлор замечает: ключ к такому присутствию — внимание.

Я слышал, что у некоторых монахов есть правило: перед тем как переходить от одного занятия к другому, они делают паузу. Не сразу перескакивают от дела к делу, а дробят дела отрезками межвременья. Я думаю, что этот подход можно применить и к мирской жизни. Скажем, перед тем как звонить по телефону, сделайте небольшую паузу и подумайте о разговоре, о человеке на другом конце провода. После чтения книги посидите спокойно, поразмыслите, чтб вы из нее почерпнули, что новое она вам открыла. Посмотрев телепередачу, опять же, задумайтесь: что ценного она внесла в вашу жизнь. Перед тем как читать Библию, остановитесь и попросите, чтобы Бог дал вам внимание. Останавливайтесь, всматривайтесь в себя и свои дела почаще, и тогда даже механические действия станут осознанными. Оказалось, что если я помолюсь перед тем, как писать письмо или звонить по телефону, то общение перестанет быть рутиной или бременем. Оно станет способом обретения и передачи ближнему Божьей благодати.

Если я не пытаюсь сознательно напоминать себе о Божьем присутствии, то начинаю подстраиваться под окружающий мир, который преимущественно ценит успех и выигрыш. В противовес апостол Павел рекомендует очищать ум — погружаться в межвременье. Он советует колоссянам: «О горнем помышляйте, а не о земном» (Кол 3:2), а филиппийцам пишет более конкретно: «Что только истинно, что честно, что справедливо, что чисто, что любезно, что достославно, что только добродетель и похвала, о том помышляйте» (Флп 4:8). Чтобы срастись с новым обликом, необходим сознательный волевой акт. Апостол наставляет христиан: они должны как бы сменить одежду и жить, «совлекшись ветхого человека с делами его и облекшись в нового, который обновляется в познании по образу Создавшего его» (Кол 3:9–10).

«Чего мы хотим от молчаливой внутренней молитвы?» — спрашивает Дитрих Бонхоффер. И отвечает: «Мы хотим закончить ее в ином состоянии, чем то, в котором начали».

Зримый материальный мир, не дожидаясь приглашения, навязчиво лезет во все щели, а к незримому я должен стремиться сознательно. Конечно, хотелось бы переноситься в горние сферы без усилий, естественно. Но уж что есть, то есть. Без строгости, без затраты сил не обойтись. Как говорил великий пианист Святослав Рихтер: «Если я не упражнялся один день, это замечу я. Если не упражнялся два, заметит оркестр. А если три дня — заметит публика». Так и с христианской жизнью: необходимы каждодневные усилия воли, сознательная переориентация на новое, непривычное, отчасти неестественное для нас состояние Божьего чада.

Возьмем еще один пример из мира музыки. Отца американского виолончелиста Йо–Йо Ма (китайца по происхождению) Вторая мировая война застала в Париже. Во время немецкой оккупации он жил на чердаке в полном одиночестве. Чтобы поддержать свой дух, он играл Баха на воображаемой виолончели. Ночью, один, в темноте. Впоследствии он посоветовал сыну воспроизводить в памяти перед сном в полумраке музыку Баха. Йо–Йо Ма объясняет: «Это не упражнение, не репетиция. Это размышление — ты остаешься наедине со своей душой».

Пожалуй, в духовной жизни есть и то, и другое: сознательная тренировка, практика Рихтера и самоуглубленная созерцательность Йо–Йо Ма. В конце дня я спрашиваю себя: «Сделал ли я сегодня что–либо угодное Богу? Бог хочет радоваться мне. Предоставил ли я Ему эту возможность?» Ответы бывают разными, но в это вечернее время я всегда погружаюсь в Божью любовь и прошу Его даровать мне благодать и прощение. Я пытаюсь утихомирить собственное «я» и расчистить свое внутреннее пространство, чтобы туда мог бы войти Бог. Я глубоко убежден: Богу важнее всего, чтобы я хотел Его познавать в молитве.

Преподобному авве Дорофею, жившему в шестом веке, принадлежит замечательное поучение, адресованное монахам: «Представьте себе круг, начертанный на земле, средина которого называется центром, а прямые линии, идущие от центра к окружности, называются радиусами. Теперь вникните, что я буду говорить: предположим, что круг сей есть мир, а самый центр круга — Бог; радиусы же, то есть прямые линии, идущие от окружности к центру, суть пути жизни человеческой. Итак, на сколько святые входят внутрь круга, желая приблизиться к Богу, на столько, по мере вхождения, они становятся ближе и к Богу, и друг к другу; и сколько приближаются к Богу, столько приближаются и друг к другу; и сколько приближаются друг к другу, столько приближаются и к Богу. Так разумейте и об удалении. Когда удаляются от Бога и возвращаются ко внешнему, то очевидно, что в той мере, как они исходят от средоточия и удаляются от Бога, в той же мере удаляются и друг от друга; и сколько удаляются друг от друга, столько удаляются и от Бога. Таково естество любви: на сколько мы находимся вне и не любим Бога, на столько каждый удален и от ближнего. Если же возлюбим Бога, то сколько приближаемся к Богу любовью к Нему, столько соединяемся любовью и с ближним; и сколько соединяемся с ближним, столько соединяемся с Богом. Господь Бог да сподобит нас слышать полезное и исполнять оное; ибо по мере того, как мы стараемся и заботимся об исполнении слышанного, и Бог всегда просвещает нас и научает воле Своей. Ему слава и держава во веки веков»[22].

По мере того, как во мне происходят перемены, я начинаю видеть людей, которые нуждаются в любви и милости Божьей. Апостол Павел пишет: «Преобразуйтесь обновлением ума вашего, чтобы вам познавать, чтб есть воля Божия, благая, угодная и совершенная» (Рим 12:2). А ниже он говорит о Теле Христовом и перечисляет, что должны делать члены Церкви: «Мы, многие, составляем одно тело во Христе, а порознь один для другого члены. И как, по данной нам благодати, имеем различные дарования, то, имеешь ли пророчество, пророчествуй по мере веры; имеешь ли служение, пребывай в служении; учитель ли, — в учении; увещатель ли, увещевай; раздаватель ли, раздавай в простоте; начальник ли, начальствуй с усердием; благотворитель ли, благотвори с радушием. Любовь да будет непритворна; отвращайтесь зла, прилепляйтесь к добру; будьте братолюбивы друг к другу с нежностью; в почтительности друг друга предупреждайте; в усердии не ослабевайте; духом пламенейте; Господу служите; утешайтесь надеждою; в скорби будьте терпеливы, в молитве постоянны; в нуждах святых принимайте участие; ревнуйте о странноприимстве. Благословляйте гонителей ваших; благословляйте, а не проклинайте. Радуйтесь с радующимися и плачьте с плачущими. Будьте единомысленны между собою; не высокомудрствуйте, но последуйте смиренным; не мечтайте о себе; никому не воздавайте злом за зло, но пекитесь о добром перед всеми человеками. Если возможно с вашей стороны, будьте в мире со всеми людьми» (Рим 12:5–18).

Да, несомненно, обновление ума сказывается на отношениях и взаимодействии с людьми. Как отметил шведский поэт и журналист Даг Хаммаршёльд, «путь к святости неизбежно пролегает через мир поступков».

Я часто вспоминаю, как после одного выступления ко мне подошел человек и без тени смущения заявил: «Ведь это вы написали книгу под названием «Где Бог, когда я страдаю»? Я утвердительно кивнул, и он продолжил: «Ну и где же Он? Дело в том, что у меня совершенно нет времени читать. Можете рассказать в двух словах?» (Представляете? Приятный разговор для автора, который вложил в книгу труд время, силы и душу.)

Немного подумав, я ответил «В целом, все сводится к другому вопросу: где Церковь, когда я страдаю? Ведь Церковь — это Божье присутствие на земле, Его Тело. И если Церковь будет выполнять свое предназначение — если она будет помогать жертвам катастроф, навещать больных, работать в программах по борьбе со СПИДом и центрах для пострадавших от сексуального насилия, кормить голодных и привечать бездомных — ваш вопрос не станут задавать столь часто, как сейчас. Ибо ответ будет очевиден. Бог — в душах и телах Своего народа, который помогает падшему миру. Более того, обычно и осознаем–то мы присутствие Божие через людей, присутствующих в нашей жизни».

На протяжении нескольких лет одному моему другу было очень плохо: он впал в тяжелейшую депрессию. Депрессия убила его брак, лишила хорошей работы. Он трижды пытался наложить на себя руки и какое–то время лечился в психиатрической клинике. Я встречался с ним. Вместе с ним молился. Мы часами разговаривали по телефону. Но мне казалось, что никакого толку от меня нет: мои советы ничего не меняли. Наконец я решил, что другу нужны не назидания, а моя любовь. Я постарался стать для него утешителем, насколько это было в моих силах. Впоследствии, когда друг выздоровел, он сказал мне: «Ты был для меня образом Бога. Все это время у меня не было связи с Богом–Отцом. Он словно ушел, отсутствовал. Но я верил в Бога твоей верой». Эти слова меня поначалу ужасно смутили и расстроили: кому, как не мне, знать, что до Бога мне очень и очень далеко! Однако я затем осознал глубокую правду, заключенную в словах апостола Павла о Теле Христовом. По каким–то причинам Бог избрал меня и нескольких других людей в качестве «глиняных сосудов» (2 Кор 4:7), из которых Он соблаговолил излить на страдальца Свою любовь. Мы идем к Богу не по одиночке, а рука об руку, в одной связке.

Глава 14. В Духе и Истине

Однажды Чикагский культурный центр проводил Неделю музыкального многообразия. Чтобы многообразие было полным, пригласили и евангельский хор. Хор выступал днем, и на концерт, на котором был и я, собрались преимущественно хорошо одетые деловые люди и покупатели с Мичиган–авеню.

«Видите, как действует Бог?» — вопросил руководитель хора, поглядывая на витражи от Тиффани, украшавшие купол . «Кто бы мог подумать, что в это здание пригласят Святого Духа?» Слушатели снисходительно улыбались, аплодировали и готовились в течение часа наслаждаться звуками прекрасных голосов.

Мы и не догадывались, что нас ждет. Все шло по плану до тех пор, пока минут через двадцать после начала концерта один из хористов не впал в экстаз. Выскочив из последнего ряда, он заскакал по сцене на одной ноге с криками: «Аллилуйя! Аллилуйя!» и заговорил на языках. Хор продолжал петь, словно ничего не случилось. Однако аудитория заволновалась. Две седые дамы в меховых палантинах, прижимая к себе сумочки, стали пробираться к выходу. Люди в деловых костюмах беспокойно заерзали, поглядывая на часы. В зале разразилась неожиданная эпидемия кашля.

Когда же еще несколько певцов «упали в Духе», то есть повалились на пол, словно бездыханные трупы, аудитория была потеряна безвозвратно. Руководитель хора, обернувшись к немногочисленной оставшейся публике, почти извиняющимся тоном проговорил: «Видите, что выходит? Духа кашлем не остановить».

Накануне своего двадцать восьмого дня рождения Мартин Лютер Кинг проповедовал в одной из церквей города Монтгомери (штат Алабама). Его дом недавно подожгли, и он почти не спал: волновался — его семье угрожали расправой. Будущее кампании по борьбе за гражданские права чернокожего населения Алабамы выглядело мрачным. Молодой лидер молился вслух, и впервые за все время его общественной деятельности Кинга охватил духовный экстаз.

«Господи! — молился он. — Надеюсь, что в борьбе за свободу никто из нас не погибнет. И, Господи, я тоже, конечно, не хочу умирать. Но если кто–то должен умереть, то пусть это буду я». А потом Кинг только открывал рот — больше говорить он не мог. Он почти лишился чувств. Подбежавшие служители помогли ему сесть на место. Аудитория отреагировала на происходящее с большим энтузиазмом: Святой Дух сошел на чернокожего ученого из Бостонского университета! Аминь, аллилуйя! Слава тебе, Господи Иисусе! Сам же Кинг впоследствии чувствовал неловкость за случившееся.

Порой, когда Дух Святой и человек начинают взаимодействовать, случаются странные события. Одних они пугают, других смущают, третьих завораживают. Профессор богословия Рэндалл Балмер создал сериал о религии под названием «Очи мои видели славу». Камера зафиксировала много ярких проявлений Духа, особенно в южных негритянских церквях. Впоследствии Балмер сказал мне, что не понимает, почему нас коробят кадры духовного экстаза: ведь физический экстаз без конца показывают по телевидению.

Я страдаю типичным журналистским недугом — наблюдаю за событиями не как их участник, а словно со стороны. Эта позиция хороша, если речь идет о вашингтонской политике, футбольном матче или войне. Но пониманию духовной реальности она, мягко говоря, не способствует. Вспоминается пословица: «У подножия маяка всегда темно».

Вот я сижу на собрании харизматов, смотрю и слушаю. Незатейливая ритмичная музыка и повторяющиеся фразы. Мне они действуют на нервы, а других, похоже, гипнотизируют. Тела присутствующих раскачиваются, руки воздеты вверх, глаза закрыты. Люди словно вознеслись на недоступную мне эмоциональную высоту, в эмпиреи духа. После собрания я осторожно спрашиваю у молившихся: «Что вы чувствовали? Я хочу понять. Не могли бы вы объяснить?»

На меня смотрят, как на больного, и мычат нечто невразумительное. Во взглядах — беспокойство, снисходительность и даже жалость. Я словно оказываюсь в положении журналиста: оператор показывает крупным планом женщину, только что потерявшую на пожаре ребенка, а корреспондент пытается взять у нее интервью. Значит, не следует раскладывать духовность по полочкам, разбирать ее на составные части? Наведите объектив на Духа Святого — и Он скроется?

Буду честен: в моем личном опыте ярких, зрелищных проявлений Божьего присутствия почти нет. Зачастую окружающие усматривали в этом серьезный недостаток и молились, чтобы Святой Дух снизошел и на меня. А мне бывало очень неуютно. Однажды я наблюдал, как в кабинете для музыкальных занятий два ревностных семинариста пытались изгнать бесов из моего брата. Свидетелем таких событий я становился редко. Но до сих пор, слыша, как в некоторых церквях молящиеся издают животные звуки или неудержимо хохочут, я вновь ощущаю неловкость, которую испытал во время выступления хора в Чикагском культурном центре или при попытке изгнания нечистых духов[24].

На богослужениях я никогда не говорил на языках и не лаял. В отличие от Мартина Лютера Кинга, меня никогда не охватывал духовный экстаз. В чем тут дело? В моих застарелых комплексах и боязни потерять контроль над собой? В духовной ущербности? В неизбывном рационализме? Не знаю. Знаю лишь, что новозаветные авторы постоянно говорят о «Духе Христовом», а фразы «в Духе» и «во Христе» для них почти взаимозаменяемы. Поэтому, когда я хочу представить себе Духа Божия — да, я понимаю, что здесь есть противоречие, — я обращаюсь ко Христу, к Сыну Человеческому, в Котором незримое обретает видимый Лик. На Тайной Вечере Иисус сказал ученикам:

Благодаря земной жизни Спасителя мы имеем яркое представление о том, что такое человек, живущий в подлинном богообщении. «Плоды Духа» — это те качества, которые были присущи Иисусу. И Он обещал пребывать в нас, чтобы мы становились такими же, как Он.

Если задаться вопросом, как и каким образом действует во мне Дух Божий, ответ на него мы опять найдем во Христе.

Однажды я читал отчет о психиатрическом исследовании. Было изучено поведение двадцати пяти жителей Запада (в том числе тринадцати миссионеров), которые при Мао Цзэдуне попали в китайский застенок. Им всячески промывали мозги: тюремщики принялись искоренять все неверные идеи, вбитые в головы миссионеров империалистами и капиталистами. Для пущего переубеждения использовались пытки. Несчастным связывали руки за спиной, ноги сковывали цепью, их заставляли стоять так целыми днями, а то и неделями, без сна. В это время китайские сокамерники внушали им «правильные мысли». После пыток заключенным задавали проверочные вопросы. Если ответ был «неверным», их избивали. У пленников оказалась сильная воля, но все–таки — правда, спустя целых три года, — они сломались. Все они признали себя виновными и подписали признания. Большинство стали помогать обработке новых узников. Когда их освободили и депортировали на Родину, они поначалу казались растерянными, смущенными, абсолютно не понимающими, во что теперь верить. И все же, придя в себя, практически все (за исключением двух–трех человек) отвергли пропаганду своих мучителей, навязанную им насильно.

Иисус никогда и никому не промывал мозги, а тем более не прибегал к насилию. Напротив, Он объяснил цену ученичества предельно честно и реалистично: «Возьми крест свой, и следуй за Мною» (Мк 8:34). Христос не навязывал Себя людям и всегда оставлял им свободу выбора, вплоть до права отвергнуть Себя. Так и перемены, которые Бог производит в человеке, — это следствие не внешнего принуждения, а внутреннего действия Святого Духа, Который зовет нас к новой жизни и преображает изнутри. Еще раз обратим внимание на разные смыслы слова «параклит», которым именуется Дух в Новом Завете: Утешитель, Помощник, Советчик, Вдохновитель. Все они предполагают, что перемены — дело внутреннее, небыстрое, которое осуществляется при добровольном участии человека и сопровождается многими взлетами и падениями[25].

Рассмотрев разные названия Духа в греческом оригинале, а также возможности их перевода, видный богослов Джеймс Хьюстон заметил, что все они, по сути, означают — «друг». А подлинный друг всегда обо мне печется. И ради моего же блага Дух Святой — именно как друг — проявляет решительность, напоминая мне о необходимости меняться. Бог знает меня изнутри и указывает на недостатки, которые я предпочел бы не замечать. Вместе с тем, когда мне пусто, одиноко и тоскливо, Дух утешает, прогоняет грусть и страх. Он вдохновляет меня на благие поступки. Но прежде всего Он напоминает о Божьей любви. Действительно, само Его присутствие — залог того, что по милости Божьей я являюсь наследником Царства, возлюбленным Божьим чадом.

Христианский психолог Лэрри Крабб отмечает, что при решении проблем мы, христиане, часто даем друг другу один из двух советов: «делай то, что правильно» или «исправь то, что неправильно». Нельзя сказать, что эти советы неразумны. Но Новый Завет предлагает нам иной подход: «Развивайся! Расти! Дай свободу тому благому, что в тебе есть!» Благ же Дух Святой, Который живет в нас и располагает неиссякаемыми Божьими ресурсами.

Иногда упоминания о Святом Духе вызывают смущение и даже опасения, и в этом есть нечто парадоксальное. Люди боятся Утешителя! Честно сказать, иногда мне и самому хочется зримого знака Его присутствия — экстаза, чудесных ответов на молитву, исцелений и воскрешений. Но Дух ведет меня к поставленной Богом цели — к исцелению моего падшего «я» — медленному и постепенному.

Не так давно, затеяв писать эту книгу, я принял участие в одном семинаре. Руководитель сказал, что проводит такие семинары по нескольку раз в год, и ни разу не было случая, чтобы за четыре дня занятий Бог не заговорил с участниками. Мы должны были хранить безмолвие, читать то, что посоветовал руководитель, и молиться не менее четырех часов в день. Должен признаться, скепсиса у меня было немало: я затратил месяцы на книгу, посвященную молчанию Бога. И ожидания, соответственно, у меня были такие: сначала день скуки и неприкаянности, потом день сопротивления, потом, возможно, нечто вроде голоса Божьего, но неизвестно в какой форме. Все же я решил попробовать: пусть будет, как будет.

К моему величайшему изумлению, Бог начал говорить со мной сразу. В первый же день, сидя на замшелом камне в ближнем лесу, я прислушался — и начал записывать в дневнике, что мог бы сказать мне Бог, если бы задумал указать мне духовный «план действий» на оставшуюся жизнь. И чем больше я слушал, тем длиннее становился список. Вот несколько пунктов из него:

• Ставь под сомнение не только веру, но и сомнение. То ли я по характеру такой, то ли все никак не сведу счеты со своим религиозным прошлым, но мне свойственно подолгу предаваться сомнениям, тогда как вера заявляет о себе короткими вспышками. Не пора ли все делать наоборот?

• Не путешествуй в одиночку. Найди спутников, для которых ты — не проводник, а паломник или даже солдат, отставший от своего войска. Мне, как, впрочем, и многим протестантам, свойствен индивидуализм («Я и Бог»), а это неправильно, ибо не согласуется с Библией. Одинокое ученичество или общение с Богом не входит в замыслы Создателя.

• Впитывай доброе — красоту природы, здоровье, ободряющие слова — не меньше, нем злое. Почему требуется целых семнадцать писем с поддержкой от доброжелательно настроенных читателей, чтобы перебить эффект одного послания со злобной критикой? Если я буду засыпать и просыпаться без самоедства, а с чувством благодарности, жизнь заиграет свежими красками!

• Сделай жизнь проще, убери лишнее. Скажем, уделяй каталогам, рассылкам по электронной почте и уведомлениям книжного клуба ровно столько времени, сколько требуется, чтобы выбросить их в мусор. Если бы у меня хватило духу, туда отправился бы и телевизор.

• Найди в своей жизни что–нибудь приятное Богу. Выдающийся спринтер и миссионер–мученик Эрик Лидделл сказал своей сестре: «Бог сделал меня быстрым. Когда я бегаю, я чувствую, как Ему приятно». А от чего приятно Богу в моей собственной жизни? Надо разобраться — и побыстрее!

• Не стыдись. «Я не стыжусь благовествования Христова», — писал апостол Павел римской общине (Рим 1:16). Почему, когда незнакомые люди спрашивают, кем я работаю и какие именно книги пишу, я отделываюсь общими словами? Почему в ответ на вопрос о моем образовании начинаю не с христианских, а со светских учебных заведений?

• Помни, что Бог избрал и тех христиан, которые тебя сильно раздражают. Почему мне проще выказывать приязнь и симпатию к неверующим, чем к христианам, которые вечно судят остальных? Но так ты и сам превращаешься в христианина, вечно судящего остальных, только на другой лад.

• Каждодневно прощай людей, которые нанесли тебе раны. Все больше и больше я нахожу, что для благих перемен и во спасение Бог использует именно наши раны. Лелея зло на обидчиков, я перечеркиваю ценность ран, которую способна влить в них великая Жертва Христова. То есть в конечном итоге теряю возможность исцеления.

«Как именно говорил с тобой Бог?» — спросите вы. Не было ни голосов, ни видений. Скорее всего, мои прозрения вообще не явились ко мне со стороны: все это я знал и раньше. А в тишине подспудное знание поднялось из глубин. Может быть, я знал это всегда, и вдруг — осознал. Но если бы я не сделал усилия, чтобы вытащить себя из повседневной рутины и погрузиться в молчание, я бы ничего не понял, не услышал. Возможно, Бог говорил (и говорит) со мной все время, а я в кои–то веки удосужился Его выслушать.

Однажды в Аризоне я совершал пробежку по незнакомой пыльной дороге. Она вилась среди зарослей полыни, над которыми тут и там огромными канделябрами возвышались гигантские цереусы. Дорога вывела меня к какому–то зданию. Оказалось, что в нем размещался Центр реабилитации от пищевой зависимости для состоятельных клиентов. Я свернул на утоптанную гаревую дорожку. Вдоль дорожки были развешаны плакаты с призывами «Жди чуда!» и с текстами каждого из двенадцати шагов к выздоровлению. (По программе «Двенадцать Шагов» работают «Анонимные Алкоголики» и другие движения самопомощи). Первый плакат посоветовал мне признать, что я утратил контроль над своей жизнью, а заодно — и телом, и что я не властен над собственными привычками в еде. Следующий плакат пояснял: только Высшая Сила, более могущественная, чем моя собственная, может вернуть мне трезвомыслие. Он же указывал на необходимость опираться на эту самую Высшую Силу и на друзей. Возле стендов стояли скамеечки, чтобы участники реабилитационной программы могли отдохнуть и поразмыслить, далеко ли они продвинулись в своем исцелении.

Затем дорожка привела меня к крошечному кладбищу, заполненному игрушечными могилками. Я остановился и, отирая обильный пот (пустынный климат!), стал читать надписи на надгробиях. «Здесь покоится мой страх перед близким общением» — написала тремя днями ранее, 15 сентября, некая Донна. Надгробие она разрисовала желтой, красной и синей красками. Другие люди хоронили сигареты, страсть к шоколаду, диетические таблетки, отсутствие самодисциплины, желание контролировать других, лживость и прочие свои страсти, слабости и недостатки.

Многое здесь напомнило мне христианский подход, который призывает шаг за шагом распинать плоть и оставлять позади ветхое «я». Я понимал, что недавно похороненный страх Донны перед близким общением, скорее всего, однажды воскреснет. Темные духовные силы, захватившие человека в плен, не исчезают и не умирают столь легко и быстро.

А что похоронил бы я? Я задумался. Лечись я в клинике духовных болезней и возьмись воздвигать подобные надгробия, сколько их у меня вышло бы? И насколько сильно я изменился бы, если бы глубоко и подлинно осознал, что Высшая Сила на самом деле есть Сила Внутренняя, Которая обитает во мне в этот самый миг? Способна ли она, эта Сила, Дух Божий, умертвить всякую пакость — гордыню, сомнение, эгоизм, равнодушие, нечуткость к несправедливости, похоть, — словом, все, что я столь часто и в основном безуспешно пытался распять и похоронить?

Ричард Моу, президент Духовной семинарии Фуллера, вспоминает о своей встрече с известным социологом и богословом Питером Бергером. Моу говорил в тональности, которая подобала занимаемой им должности. В числе прочего он сказал Бергеру, что христиане призваны Богом самоотверженно трудиться ради социальной справедливости и мира на планете. Моу вспоминает:

Клайв Льюис с удивлением обнаружил, что после обращения жизнь в основном остается такой же, какой была раньше: мы делаем те же дела — только в новом духе. В конце концов Льюис пришел к выводу: быть христианином значит «делить каждый поступок, каждое чувство, каждое переживание, приятное или неприятное, с Богом». Надо учиться жить не для себя, а для ближнего — скажем, спортсмен может посвятить игру любимой женщине или умирающему от рака тренеру.

Иногда для сюжета пьесы или фильма ключевое значение имеют самые обыденные поступки героя (вышел купить газету, сел в машину, снял телефонную трубку). Вокруг подобных деталей и выстраивается действие, а зритель внимательно следит, к чему приведет та или иная мелочь, какой новый поворот она принесет. Так и жизнь с Богом: Божье присутствие наделяет каждое событие особым потенциалом. Борюсь ли я с безответственностью, пищевой или алкогольной зависимостью, похотью, неверностью, страхом перед близостью или с духом обиды и тщеславия, Благая Весть гласит: мне нет нужды совершать обряд очищения перед тем, как предстать перед Богом. То есть, очиститься самостоятельно и невозможно. Но во мне обитает Дух Святой, Бог, и Он мне помогает, действуя изнутри меня самого. Бог не сулил, что я постоянно буду испытывать счастье или что у меня не будет проблем, но Он обещал быть рядом — в тишине, молчании и спокойствии пребывать внутри нас, среди нас, быть за нас.

Я вырос в евангелической вере, которая особо подчеркивает Божье могущество. В детстве я страшно боялся Бога, ведь Он, подобно ветхозаветному Яхве, мог в острастку наслать на меня молнию, болезнь или иную напасть. Потом я стал воспринимать христианскую жизнь как место встречи с более благожелательным Богом. Мой брат, выигрывая очередной фортепианный конкурс, благочестиво приговаривал: «Это не я, это все Бог». (Упражнялся я не меньше брата, но не имел и половины его способностей и всегда удивлялся, почему бы Богу не совершить чуда и с моими пальцами.) Иногда на молитвенных собраниях я слышал такие просьбы, обращенные к Богу: «Не позволяй нам мыслить от себя и действовать от себя. Мысли и действуй в нас Ты». (Один мой знакомый не без доли цинизма заметил, что эти молитвы нередко сбываются: у людей начисто исчезают собственные мысли.)

В конечном итоге я понял: постоянный акцент на Божьем всемогуществе ведет к фатализму, характерному для крайних исламистов и индуистов. Они приходят к выводу, что от нас ничего и не требуется: Бог в любом случае совершит через нас все, что Ему нужно. Я уверен, что желание стать марионеткой в руках Божьих ошибочно и опасно. Иное дело — чудо снисходительности Божьей, смиренная готовность Бога делиться Своей силой, дарованная нам возможность быть полноценными участниками преображения мира.

Некогда я чувствовал ущербность от того, что не способен являть зримые и яркие дары Духа, творить «настоящие чудеса». Но с годами осознал: мое мнение о том, какое чудо больше и важнее, может не совпадать с Божьим. Ведь и Сам Христос творил чудеса далеко не всегда. Он предпочел уйти с земли и вверить Свою миссию ученикам, которые обладали не только достоинствами, но и множеством недостатков. Бог подобен родителю, который искренне любит своих отпрысков: Ему больше нравятся скромные успехи подрастающих детей, чем проявления собственной силы.

Мне кажется, величайший прогресс в человеческой истории произошел на Пятидесятницу, ибо в этот день было восстановлено прямое взаимодействие духа человеческого с Духом Божьим, утраченное при грехопадении. Время от времени я желаю, чтобы Бог действовал прямо и зримо, не оставляя ни малейших сомнений, но на самом деле я знаю, что Он хочет поделиться властью с такими, как я, осуществлять Свой Промысел не вопреки людям, а через них и вместе с ними.

«Относись ко мне серьезно! Я уже не маленький», — так говорят все подростки. Бог воспринимает такие просьбы с уважением. Он делает меня своим соработником. Он дает мне свободу, прекрасно зная, как часто я буду ей злоупотреблять. Он умаляется настолько, что апостолу приходится напоминать христианам: «Духа не угашайте» (1 Фес 5:19). И все потому, что Отцу нужно, чтобы подросток вырос в ответственного и любящего взрослого. Возьмем брак, самые взрослые отношения, какие только бывают у людей. (Впрочем, похожие отношения характерны и для настоящей дружбы.) В подлинном, состоявшемся таинстве брака муж и жена обретают единство, одновременно сохраняя личную свободу и независимость. Рождается новое существо, уникальная общность, в которой участвуют и муж, и жена. Когда мы с женой планируем поездку, она занимается одними приготовлениями, а я — другими. Мы редко пререкаемся, кому что покупать или упаковывать, ибо знаем: наши усилия направлены на то, от чего хорошо обоим.

Тем не менее, как известно каждой семейной паре, между супругами всегда имеются и серьезные различия. На то, чтобы смириться с некоторыми из них, может уйти вся жизнь. Так же обстоят дела и в союзе с Богом. Но проблемы совместимости тут иного плана. Один Партнер — невидимый, нематериальный, могущественный и совершенный, а другой — видимый, плотяной, слабый и грешный. Как им взаимодействовать друг с другом?

Мне кажется, что Святого Духа можно в чем–то уподобить консультанту по вопросам брака — нашего брака с Богом. Это сравнение могут назвать натянутым, но вспомним еще раз, какими словами описывается Дух в Новом Завете: Утешитель, Помощник, Советчик. Дух утешает в тяготах, успокаивает в душевном смятении и способствует преодолению страхов. Библия вновь и вновь изображает Его как незримую внутреннюю Силу, Посредника, Который помогает нам наладить связь с нашим запредельным Отцом.

Нам с Джэнет, как и всем супругам, вскоре после заключения брака пришлось расстаться с розовыми мечтами и узнать, что свадьба — лишь начало пути. Нельзя сказать, что наша совместная жизнь — сплошная тишь да гладь. Напротив, друг другу мы выражаем негодование и всякие обиды чаще, чем кому–либо еще, даже если причины душевного дискомфорта не имеют никакого отношения к нашей семейной жизни. Что ж, здоровый брак — не значит брак беспроблемный. Но семья для нас — самое безопасное место на свете. Мы уверены, что будем любить друг друга и завтра, и послезавтра, и что наша любовь преодолеет все трудности.

Когда я читаю Псалмы, Книгу Иова и Книгу Иеремии, я улавливаю нечто знакомое. Какие гневные речи и жалобы, какие обвинения (подчас самые дикие) высказываются в этих книгах в адрес Бога! Ему можно сказать абсолютно обо всем, что наболело на душе. К сожалению, в нынешней Церкви такого и близко не встретить. На мой взгляд, это наш крупный духовный недостаток, а не достоинство, как полагают некоторые. Ведь и с нами приключаются беды, описанные в Книге Иова и Псалмах. Так к чему прятать наши подлинные чувства от Бога, обитающего внутри нас? От Духа, который обещал ходатайствовать за нас «воздыханиями неизреченными» (Рим 8:26)?

Жизнь с Богом нельзя свести к универсальной формуле. Это невозможно по той же самой причине, по которой не сводим к формуле брак — живая и развивающаяся взаимосвязь с другим свободным существом, очень отличающимся от меня, но с которым у меня много общего. Нет на свете отношений, ставящих более сложные вопросы, чем брак. Что греха таить, я иногда тоскую по «старомодному» браку, где роли и ожидания четко оговорены и обсуждению не подлежат. Или по вмешательству со стороны, которое устранило бы во мне все, что доставляет нам с женой проблемы. Но ничего такого не происходит. Каждое утро мы просыпаемся, глядим друг на друга и продолжаем наш совместный путь по земле, которая с каждым шагом становится все тверже. Такова настоящая любовь, какими бы ни были партнеры — видимыми или невидимыми.

Глава 15. О страсти и безразличии

Я стремлюсь быть честным, стараюсь рассказывать о христианской жизни правдиво. У меня нет никакого желания, как говорится, всучить вам испорченный товар. Поэтому позволю себе отойти от основной темы, от рассказа, что Бог обитает внутри нас. В «Письмах Баламута» Клайва Льюиса опытный бес поучает Гнусика, начинающего бесенка: когда подопечный Гнусика находится в церкви, пусть больше оглядывается по сторонам и обращает внимание на соседей; «пусть его мысли перескакивают со слов «Тело Мое» к лицам и обратно»[26]. Если мы последуем этому совету, да к тому же не забудем и на себя поглядывать, удивительные лики Нового Завета поблекнут.

Вот что пишет человек, который для многих, в том числе и для меня, является образцом христианина:

Генри Нувен написал эти слова в последний год жизни. Его безвременная кончина не позволила нам узнать ответ на последний вопрос, который в ретроспективе звучит почти пророчески. Зная Нувена лично и хорошо представляя, сколько времени и сил он уделял молитве, я не могу оставить его свидетельство без внимания. Я уверен: Нувен обдумывал и прекрасно понимал, о чем он говорит. За свои слова он, безусловно, отвечал. Вообще я полагаю, что популярность католика Нувена среди протестантов во многом связана с его честностью. «Именно тогда, когда люди благодарили меня за то, что я привел их к Богу, я чувствовал, что Бог оставил меня, — признавался Нувен. — Выходило так, словно в обретенном мною доме не оказалось пола».

Порой Нувен черпал мрачное воодушевление из трактата «О подражании Христу», предполагаемым автором которого является известный немецкий мистик Фома Кемпийский. Фома писал: «И я, несчастнейший и беднейший из людей, как приведу Тебя в дом свой, я, который даже не умею полчаса провести в поклонении? Ах, если б мне хотя бы полчаса прожить достойно!»

Нувен мог бы найти поддержку и в словах Томаса Грина, духовного руководителя одной филиппинской семинарии, который посвятил себя изучению молитвы. По словам Грина, сухость в молитве — вещь нормальная. Сравнивая здоровую молитвенную жизнь с историей человеческой любви, Грин выделяет три стадии. Сначала — период свиданий, ухаживания: мы узнаем Бога, увлекаемся Им. Затем медовый месяц: от первого знакомства мы переходим к бурной, окрашенной яркими чувствами любви. И, наконец, долгие годы брака: возрастание в подлинной любви. Как скажет вам любой женатый человек, эта последняя стадия зрелой любви содержит больше скуки, чем романтики. То же верно и для отношений с Богом. Иными словами, появление сухости в молитве может означать не неудачу, а духовный рост.

Я, человек, воспитанный в евангелической традиции, поначалу считал, что подобные высказывания недалеки от ереси. «Быть может, сухость и темнота — участь католиков», — думал я. Монахи молятся денно и нощно, вот молитва им и приедается. Но затем я нашел описание периодов сухости и тьмы в Библии, особенно в Ветхом Завете. Об этом говорят многие псалмы, причем некоторые из них цитировал Сам Иисус. У апостола Павла и других авторов новозаветных посланий все радостнее, но если читать между строк, то становится ясно, сколь не свойственен им ура–победоносный поверхностный настрой.

Святая Тереза из Лизье, монахиня–кармелитка, говорила, что «молитва вырастает из нашей несостоятельности — иначе в ней просто нет нужды». Сейчас я понимаю, что именно нищета нашего духа, наша незавершенность, наши нужды и приближают нас к Богу. Благодать является как дар и лишь тем, кто протягивает навстречу ей раскрытые руки. А раскрыть руки нас обычно заставляют неудачи.

Когда мы получаем Божью благодать и вступаем в мир духовной жизни, возрастают и трудности. Терзаний не бывает лишь у грешников, вконец потерявших совесть, и, возможно, у великих святых. Большинство из нас находится между двумя этими крайностями, что далеко не упрощает жизнь, а весьма ее осложняет.

Святой Иероним писал: «Нет никого счастливее христианина, ибо ему обещано Царство Небесное. И нет никого изнуреннее его, ибо каждый день его жизнь подвергается опасности. Нет никого сильнее его, ибо он торжествует над дьяволом. И нет никого слабее, ибо он побеждается плотью. Тропа, которой ты идешь, скользка, а слава успеха куда меньше, чем бесчестие неудачи».

Когда крупного проповедника Дуайта Мооди спросили, полон ли он Духа, он ответил: «Да, полон, но много протечек».

Так где же мы: в полноте или нищете, у источника или в сухости, в свете или тьме, в победе или поражении? Ответить сложно. Даже если меня припрут к стенке и заставят выбирать, я скажу: верно и то, и другое. Наметьте прямой курс на благополучную молитвенную жизнь и постоянные победы над искушениями, ожидайте явного присутствия Бога — и скорее всего ваш корабль сядет на мель. Без неясности и переменчивости отношения с невидимым Богом невозможны.

Впрочем, может быть, я ставлю вопрос некорректно. Оглядываясь на гигантов веры, я вижу, что их объединяли не победы и не поражения, но страсть.

Уделяя излишнее внимание рассуждениям и духовным «техникам», мы теряем тот пламень души, страстность, неравнодушие в отношениях, которые Бог ценит больше всего. Выше доктрин Библия ставит отношения с Личностью, а личные взаимоотношения никогда не бывают гладкими.

Меня тошнит от доморощенных теле–и радиопроповедников: и чем только они привлекают такое множество людей, особенно бедных? Быть может, дело в том, что они, проповедуя доступного и понятного Бога, удовлетворяют наивные детские ожидания верующих? Но Иисус, сказав, «если не обратитесь и не будете как дети, не войдете в Царство Небесное» (Мф 18:3), имел в виду другое: в Царство входят «как дети», которые не понимают и не пытаются анализировать отношения, а просто живут в них.

«Когда–то я считал, что представления о Боге гневном, Боге–ревнителе, Боге, сгорающем от любви и способном разочаровываться, слишком человеческие, — пишет богослов Юрген Мольтман. — Абстрактный бог философов, очищенный от всяких человеческих образов, казался ближе к истине. Но чем больше я видел, как абстракции убивают жизнь, тем глубже понимал ветхозаветную страсть Бога и страдание, которое разрывало Его сердце».

Страсть была хорошо знакома и возлюбленным Божьим. Моисей спорил с Богом столь страстно, что несколько раз заставил Его передумать. Иаков боролся всю ночь и использовал уловку, чтобы получить Божье благословение. Иов упрекал Бога долго и горячо. Давид нарушил как минимум половину из Десяти Заповедей. Но они никогда не разочаровывались в Боге полностью, а Бог никогда не разочаровывался полностью в них. Бог может мириться с гневом, обвинениями и даже сознательным непослушанием. Полный заслон в отношениях с Ним способно поставить лишь одно: безразличие. «Они оборотились ко Мне спиною, а не лицем», — гневно обличает Бог Израиль через пророка Иеремию (Иер 32:33).

Участники движения самопомощи «Взрослые дети алкоголиков» выявили три неписаных правила, три установки, которые исповедуют в семьях, где один или несколько членов страдают алкоголизмом: не говори, не доверяй, не чувствуй. Вступившим во взрослую жизнь детям алкоголиков (как, впрочем, и выходцам из любой неблагополучной семьи) приходится всерьез себя ломать и переучиваться, иначе они не могут выстроить и поддерживать нормальные близкие отношения. Христианские психологи отмечают, что нечто подобное происходит и в отношениях с Богом. Если человек вырос в семье со строгим воспитанием или считает, что Бог его предал, в нем угасают чувства, и его вера становится формальной и обезличенной.

Напротив, здоровые отношения — со всеми их взлетами и падениями, победами и неудачами (вплоть до физического отделения) — всегда включают яркие чувства, страсть. Отсутствие близкого человека рождает ничуть не меньше страсти, чем его присутствие. Когда юноша уходит в армию или отправляется учиться в другой город, чувства родных не увядают, но нередко усиливаются.

Почти все разводящиеся супруги согласятся, что отчуждение пробуждает страсти, да еще какие! Из Библии у гигантов веры я почерпнул ценнейший урок отношений с невидимым Богом: что бы ты ни делал, Бога не забывай. В каких бы состояниях ты ни пребывал, пусть Он войдет в каждый уголок твоей жизни. Для некоторых христиан особую опасность здесь представляют несчастья вроде тех бедствий, что перенес Иов: как сохранить веру в Бога, Который кажется безразличным и даже враждебным? У других, к которым я отношу и себя, основная проблема более хитрая: нас слишком многое отвлекает от Бога, слишком многое мешает Ему быть в центре нашей жизни — неполадки в компьютере, неоплаченные счета, предстоящие поездки, свадьбы друзей, да и вообще дел по горло. Кроме того, на свете есть немало людей, которые едят, трудятся, любят, решают свои проблемы, вообще не вспоминая о Боге. И эта пустота куда серьезнее, чем та, что глодала Иова, — ведь Иов не забывал о Боге ни на мгновение.

На семинаре по изучению Писания мой друг сказал: «Если Саул доказывает, что «послушание лучше жертвы» (1 Цар 15:22), то Давид доказывает, что отношения лучше послушания». Такая формулировка понравится не всем, но, согласитесь, что–то в ней есть. Из истории царя Давида мы видим: общение с Богом может сохраняться даже после вопиющих актов непослушания. Трудно найти пример более страстных отношений с Богом. Ведь и само имя Давида значит «возлюбленный».

Но тут неизбежно возникают вопросы. Как получилось, что человека столь грешного — чего стоит только прелюбодеяние вкупе с убийством! — Бог назвал «мужем по сердцу Своему» (1 Цар 13:14)? Материала для ответа у нас много: из всех персонажей Библии, если не считать Иисуса Христа, Давиду уделяется больше всего внимания. По–видимому, Бог считает, что на примере непослушного царя мы можем многому научиться.

Чему же именно? В чем состоит духовная тайна Давида? Мне приходят на ум два эпизода. Вскоре после того как Давид стал царем, он послал за священным ковчегом: этому символу Божьего присутствия подобало находиться в Иерусалиме. Когда ковчег прибыл — под громкие возгласы толпы и звуки музыки, — царь Давид от радости потерял голову. Он «скакал из всей силы пред Господом» на улицах, подобно олимпийскому атлету, который только что выиграл высшую награду. При виде царя, «скачущего и пляшущего» в льняной одежде, его жена «уничижила его в сердце своем» и после упрекнула супруга. Но Давид поставил жену на место: «Пред Господом играть и плясать буду; и еще больше уничижусь, и сделаюсь еще ничтожнее в глазах моих» (2 Цар 6:5–22). Доколе Давид предстоял пред Единым и Всемогущим, доколе длилось их глубоко личное общение, ему было наплевать даже на свое царское достоинство.

Давид, человек страстный, питал к Богу огромное чувство, большее, чем к кому или чему–либо в мире. И эта страсть покорила народ. Вот что пишет Фредерик Бюхнер:

Второй эпизод произошел спустя годы на пике могущества царя, и в нем как нельзя лучше раскрывается величие Давида. С Давидом произошла старая, как мир, история: мужчина видит женщину, мужчина спит с женщиной, женщина беременеет. Для современного человека — так ничего особенного. Поставьте на место Давида президента, актера, миллионера или проповедника, а на место Вирсавии – соблазнительную секретаршу или фотомодель, и вы получите сюжет для бульварной прессы. О чем же таком необычном повествует нам Библия?

Случай с Вирсавией показывает, что в Давиде было нечто от тонкого циника Макиавелли, который считал, что в основе поведения политика лежат выгода и сила. Когда у царя не вышло скрыть прелюбодеяние, он задумал безжалостный план: отправил мужа своей возлюбленной на верную смерть на поле боя. Классический случай, когда одно преступление влечет за собой следующее. Давид, духовный лидер народа, быстро, одну за другой, нарушил шестую, седьмую, девятую и десятую заповеди. В конце концов дело дошло до того, что Вирсавия переехала в царский дворец и стала жить с Давидом открыто. Казалось, что царю все сошло с рук. Никто не произнес ни слова протеста — никто, кроме пророка Нафана.

Далее идет невероятная по своему драматизму сцена. Нафан начинает с иносказания. Он рассказывает историю о жадном богаче, у которого было много овец, но он украл у соседа–бедняка единственную любимую овечку. Когда же Давид в гневе восклицает, что злодей заслуживает смерти, Нафан отвечает: «Ты — тот человек» (2 Цар 12:7) и возвещает грозный суд над царем и его домом. Нафан смертельно рисковал: после прежних нечестии Давид мог убить и его. Или же царь мог посмеяться и выгнать пророка. А мог и уйти в несознанку: в конце концов где доказательства? Неужели слуги стали бы свидетельствовать против своего господина? Но ничего такого не произошло. А последующие события показывают величие Давида.

Мы, на чьей памяти случились Уотергейт и скандал с Моникой Левински, понимаем, насколько необычно повел себя царь. Республиканец Ричард Никсон солгал и взятками пытался помешать расследованию. Он так ни в чем и не признался бы, если бы его не вывели на чистую воду с помощью магнитофонной записи. Демократ Билл Клинтон, глядя в камеру честными глазами, вводил в заблуждение нацию. И здесь тоже не было речи о самостоятельном, добровольном признании: к процедуре импичмента привело запачканное платье любовницы президента. Лишь когда доказательства были предъявлены всему миру, Клинтон согласился: «Да, были сделаны ошибки».

Какой контраст с первыми же словами Давида! «Согрешил я пред Господом» (2 Цар 12:13). Обратите внимание: царь в первую очередь подумал не о несчастном Урии, не о красавице Вирсавии и не об исполнителе темных дел Иоаве, но о Самом Боге. Как прежде Давид скакал пред Единым от радости, так пред Единым он признался в своем прегрешении.

До нас дошел покаянный псалом, написанный Давидом во время этих драматических событий. Поразительно! Одно дело признаться в нравственном провале наедине с пророком, и совсем другое – подробно записать свою исповедь, чтобы ее пели по всей Святой Земле, а в конечном счете и по всему миру. Псалом, крик души Давида, являет нам, чтб такое грех: это нарушение отношений с Богом. «Тебе, Тебе единому согрешил я», — ужасался Давид (Пс 50:6). Он понимал, что Богу необходимы «дух сокрушенный; сердце сокрушенное и смиренное» (Пс 50:19) — те качества, в которых у Давида, очевидно, недостатка не было.

Впоследствии, вспоминая о величайшем из своих царей, Израиль чаще говорил о его преданности Богу, чем о личных и политических достижениях. Сластолюбивый и мстительный царь Давид снискал репутацию «мужа по сердцу Божьему» (1 Цар 13:14), ведь он возлюбил Бога всем сердцем своим. Что тут еще сказать?

Какова же тайна Давида? На ответ намекают два эпизода из его жизни — великий духовный взлет и великое падение. И когда царь скакал возле ковчега, и когда шесть ночей лежал на земле в молитве, его сильнейшим желанием было жить с Богом. Ничего больше для Давида значения не имело. Вчитаемся в его поэтические строки, которые рождены жаждой по Богу, буквально дышат ею: «Боже! Ты Бог мой, Тебя от ранней зари ищу я», — написал он некогда в безводной пустыне (Пс 62:2). «Тебя жаждет душа моя, по Тебе томится плоть моя в земле пустой, иссохшей и безводной. Ибо милость Твоя лучше, нежели жизнь. Уста мои восхвалят Тебя» (Пс 62:2, 4).

По–видимому, преданность Давида тронула сердце Всевышнего. Спустя годы, когда Иерусалиму угрожало ассирийское войско, Господь совершил чудо спасения — «ради Себя и ради Давида, раба Моего» (Ис 37:35). «Дам вам завет вечный, неизменные милости, обещанные Давиду» (Ис 55:3).

Пересматривая собственные представления о богообщении, я нахожу их упрощенными и во многом ошибочными. Из детства я вынес образ Бога — строгого учителя, выставляющего отметки. И моей целью, соответственно, было получить самые лучшие отметки и снискать одобрение преподавателя. А стоит хоть немного слентяйничать, и тебя, чего доброго, поставят в угол или выгонят из класса.

Однако Библия видит отношения между человеком и Создателем совершенно иначе. Прежде всего, одобрение Бога зависит не от моей «отличной учебы», а только лишь от Его милости. Своими силами я не в состоянии получать высокие оценки всегда и за все. И слава Богу. В этом нет необходимости.

Кроме того, мое поведение не включает и не выключает отношения с Богом. И если я что–то сделал не так, Бог не выгоняет меня из класса. Совсем наоборот! Когда я чувствую себя оторванным от Бога, возникает отчаяние, которое приводит в действие механизм благодати. Ветхозаветный герой Иона изо всех сил старался скрыться от Бога, но это ему не удалось. Новозаветного апостола Петра воскресший Христос простил вскоре после того, как Петр пал — трижды отрекся от Господа.

Я часто сопоставляю отношения человек–Бог и человек–человек. Казалось бы, если предательство убивает дружбу, то оно наносит и смертельный удар по богообщению. Но похоже, что это не совсем так: Бога не пугает наше предательство (а может быть, Он к нему привык?). Вчитаемся в слова, сказанные Иисусом рыбаку Симону, будущему апостолу: «Ты — Петр, и на сем камне Я создам Церковь Мою, и врата ада не одолеют ее» (Мф 16:18). По словам Мартина Лютера, мы одновременно и грешники, и праведники, и кающиеся. Наверное, наши сбивчивые, неумелые признания в любви — не совсем то, чего хочет от нас Бог. Но, подобно каждому любящему родителю, Он принимает все, что способны дать Ему дети.

Двум моим друзьями, которые занимаются социальным служением, я задал один и тот же вопрос: «Обычно христиане говорят, что если мы грешим или отходим от Бога, то разрушаем наши с Богом отношения. Вы работаете с людьми, которые грешат каждый день. Ну и как, действительно их отношения с Богом разрушены до основания?»

Девушка, работающая с наркоманами, ответила сразу: «Ну да, грешат, но это только подталкивает их к Богу! Ох, сколько я могу рассказать тебе о людях, которые уступают пороку, отлично зная, что губят свое здоровье и свои семьи! Глядя на них, я осознаю силу зла. А они, заметь, больше всего на свете хотят победить это зло. Но не могут. Однако именно в минуты слабости, ощутив собственное бессилие, они обращаются к Богу, взывают к Нему. «Вот, — думает наркоман, — опять не получилось. И что теперь? Могу ли я снова встать и идти? Или останусь парализованным? Погибну?» Некоторым милостью Божьей удается подняться. Для меня главный показатель того, сможет ли наркоман исцелиться, — наличие у него глубокой веры. Веры в то, что он — Божье дитя, причем дитя, которое Бог прощает».

Дэвид, руководитель хосписа для больных СПИДом, прежде чем ответить, подумал. А потом сказал: «Представь, я не видел людей более духовных, чем те, кто находится в этом доме. Они стоят перед лицом смерти. Более того, они знают, что болезнь навлекли на себя сами. Большинство подхватили ВИЧ из–за наркотиков или сексуальной невоздержанности. Их жизнь не удалась. И все же, хотя я и не могу тебе объяснить, как, чтб и почему, они — духовны, у них есть связь с Богом, какой я не встречал у других».

Святой Франциск Сальский написал: «Чем больше мы постигаем нашу скудость, тем глубже наша уверенность в благости и милости Божьей, ибо милость и скудость столь тесно связаны, что одно не может существовать без другого». Святой Франциск порицает тех, кто, споткнувшись, чуть ли не упивается своим падением: «Сколь я жалок! Я ни на что не годен!» Подлинные христиане смиренно принимают случившееся и мужественно живут дальше.

Однажды я слышал интересную проповедь об Анании и Сапфире (Деян 5). Большинство проповедников всячески избегают этой истории. Речь идет о муже и жене, которые солгали о сумме своего пожертвования на нужды церкви и пали бездыханными. «И дело было не в том, — сказал проповедник, — что супруги удержали часть денег: апостол Петр пояснил, что они имели такое право. Эта чета навлекла на себя гибель по другой причине: супруги пошли на духовное лукавство». Бог может простить любой грех и взаимодействовать с человеком, пребывающим в любом духовном состоянии. Мы то падаем, то поднимаемся. Примеры? Те же Давид и Петр! Но Бог требует честности. Перед Богом лгать нельзя, иначе мы закрываемся для Его милости.

В детстве я полагал, что ближе всех к Богу стоят проповедники и авторы благочестивых книг. Со временем я познакомился с некоторыми из этих «приближенных» лично и сейчас скажу: к Богу ближе те, кто пытается справиться со своими сексуальными грехами или алкоголизмом. В этом году я очень многое узнал о богообщении от священника–расстриги, который никак не может преодолеть пристрастие к выпивке и табаку. Ужасная борьба каждый день приводит его к Богу, ибо у него нет никакой возможности, проснувшись, ощутить себя праведником. «Я всего лишь грешник, разговаривающий с грешником», — сказал он мне. Он давно отказался от перфекционизма, который только уводит от благодати. Конечно, не все люди обращаются к Богу в минуты нужды. Но когда я ощущаю жажду, страстное желание перемен, у меня появляется надежда на новую жизнь, а повести меня к ней — дело Творца. Доколе мы не бесчувственны к страданию и внутри, и вокруг нас, пока небезразличны ко злу, в котором лежит мир, и не ощущаем себя на земле слишком уж комфортно, мы обладаем пространством, в которое может войти Бог.

Генри Нувен писал о постоянных попытках отличить неумолчный голос израненного человеческого «я» от Божьего гласа. Читатели и слушатели Нувена, с уважением взирая на него, ждали от него именно Божьего гласа. Он же, глядя в себя, обнаруживал только изъявленное «я». Но постепенно Нувен пришел к выводу, что Бог говорит только через раненые души, и продолжал прислушиваться к Богу в нужде, в беде, в страдании. «Сейчас не то время, когда я ощущаю особую близость к Богу или глубоко вникаю в Божьи тайны. Напротив, меня многое отвлекает, беспокоит, смущает, да еще бывает и скучно. Я не испытываю никаких особенно приятных чувств. Но само по себе то, что час я провожу в Божьем присутствии, рассказываю Ему обо всем, что думаю и переживаю, должно быть Ему приятно. Ведь в глубине души я знаю, что Он любит меня, хотя я и не ощущаю эту любовь так, как ощущаю человеческие объятия. И не слышу Его голос так, как слышу земные слова утешения. И не вижу улыбку так, как вижу улыбки на лицах людей. И все же Бог говорит со мной, смотрит на меня и касается меня, когда я этого и не замечаю».

Бог обитает в нас. Я очень надеюсь что, может быть, в этой книге вы услышите отголосок Божьего зова — таково мое самое сокровенное желание. Именно его я всю жизнь хочу услышать — но, подобно Нувену, в основном слышу голос моего израненного «я», которое пытается говорить за Бога. Я каждый день осознаю, что отредактировать книгу куда как легче, чем отредактировать жизнь.

Глава 16. Памятование о Боге

Однажды в Йеллоустоунском национальном парке меня поразили часы, установленные возле знаменитого гейзера «Старый Служака». Они отсчитывали время до следующего извержения, причем, надо заметить, естественного, а не срежиссированного. Очевидно, часы были призваны рождать в душах зрителей трепет предвкушения. И вот толпы японских и немецких туристов с видеокамерами окружили гейзер, ожидая, когда он выбросит потоки горячей воды. Минута шла за минутой — десять, девять, восемь, семь,.. — и мне поневоле вспомнились запуски космических ракет с мыса Канаверал.

Поглазев на извержение крупным планом, мы отправились в расположенное рядом кафе перекусить, а заодно и посмотреть оттуда очередной «запуск»: извержения «Служаки» происходят часто и регулярно. Когда часы отмерили минуту до извержения, посетители кафе повскакали с мест и бросились к окнам. В тот же миг к столикам ринулись многочисленные официанты, чтобы наполнить стаканы водой и унести грязную посуду. Когда гейзер выстрелил паром и водой, мы, туристы, восхищенно разахались, стали снимать действо на фото–и видеокамеры, а некоторые даже зааплодировали. А я, оглянувшись, увидел, что никто из обслуги и ухом не повел. «Старый Служака» им приелся. Они настолько привыкли к гейзеру, что он их больше не впечатлял.

Что–то в этом роде происходит и в религии. У французских иудеев XIX века была присказка: «Дед молился на иврите, отец молился по–французски, а сын не молится вообще». Эти процессы можно обнаружить не только в поколениях, но и на индивидуальном уровне. Сначала, сразу после обращения, духовная страсть взрывается как гейзер, затем она уступает место теплохладному бассейну, а потом и вовсе испаряется в небеса небрежения или разочарования.

Глубокое богообщение, которое порой встречается в христианской жизни, насколько я могу судить, не норма, на которую может рассчитывать каждый. Евангелики, само название которых обещает нам «хорошие новости», — отличные специалисты по рекламе. Куда до них Иисусу или Иоанну с его суровым диагнозом семи церквям, который звучит в Апокалипсисе! Мы поем гимны, восхваляющие чистую радость постоянной близости с Господом, и чествуем праведников, достигших олимпийских высот мистики.

Евангелики из уст в уста и с сайта на сайт передают рассказы о духовных отцах, вроде баптистского пастора Чарльза Сперджена, который утверждал, что вспоминает о присутствии Господнем каждые четверть часа. Английский проповедник и филантроп Джордж Мюллер поставил себе в качестве главной жизненной задачи ежеутренне «радоваться душой в Господе». Жена пуританина Джонатана Эдвардса после одного из богослужений мужа целых семнадцать дней пребывала в неописуемом мистическом экстазе и практически не осознавала, что происходит вокруг.

Я не сомневаюсь, что так все и было. На то эти люди и титаны веры. А считать, что подобные вещи — христианская норма, значит, обречь большинство из нас на отчаяние (как при солнце угасают светлячки). Я верю, что Сперджен каждые пятнадцать минут ощущал Божье присутствие. Но я, к стыду своему, могу прожить целый день и вовсе не вспоминать о Боге.

Клайв Льюис заметил: одно дело ходить по пляжу, время от времени поглядывая на океан, и совсем другое — пуститься в путешествие через Атлантику. По мнению Льюиса, мистические переживания реальны, но фрагментарны, как встреча с океаном на берегу. Для путешествия же через океан нужны особые навыки, самодисциплина и, конечно же, карты, составленные предыдущими поколениями мореплавателей. И на мою долю выпадали — о да, выпадали! — минуты светлой и мирной радости богообщения, свободного от бремени забот и вины. Но они были столь кратки, что рассказать о них можно в одном абзаце. Я научился не прилагать усилий, чтобы воспроизвести их, а просто стараюсь пребывать в том душевном состоянии, в том «месте», где они меня посетили и одарили благодатью. Я знаю об отважных британских мореплавателях, которые оставляли уютное старосветское жилище на родном побережье и уходили в неизведанные морские дали. Я не забываю о новых перспективах, которые открылись переселенцам, приплывшим в Новый Свет. Но я изо дня в день выхожу на берег, чтобы увидеть бескрайние голубые просторы океана.

Вам не кажется, что духовная зрелость чем–то напоминает физическую? Ребенок учится ползать, потом ходить, потом бегать. Не таков ли и наш рост в общении с Богом? Возможно, и мы тоже потихоньку набираемся сил, научаемся владеть своими духовными «движениями», а потом только обретаем походку, достаточно твердую, чтобы идти к святости? Но обратим внимание, что говорит известный отрывок из Книги Исайи:

Размышляя над этим библейским текстом, пастор Джон Клейпул заметил необычную последовательность действий: полет, бег, ходьба. Вопреки нашим ожиданиям, проистекающим из представлений о линейном прогрессе, сначала сказано о взмахе крыльев и лишь в конце — о ходьбе. Очевидно, внутренняя жизнь у христиан складывается по–разному. Иногда — у некоторых это бывает в начале пути — мы взмываем на крыльях духовного экстаза, иногда бежим, и наша вера бурлит жаждой деятельности, а иногда едва переставляем ноги.

Клейпул подметил эту закономерность, сидя в больнице у постели умирающей десятилетней дочери. Известный на всю страну священнослужитель, он, конечно, знал минуты духовного взлета. А на протяжении полутора лет пробовал любую молитву, любые методы исцеления, чтобы только спасти дочку от лейкемии. Но сейчас, когда жизнь девочки ускользала, он мог лишь сидеть с ней рядом, держать ее за руку, смачивать ей губы водой и плакать. И держать себя в руках, чтобы не упасть в обморок. Вот что позднее написал Клейпул:

Сколь многое нас отвлекает, мешает поставить Бога в центр нашей жизни! Да что там! И вовсе вытесняет Его из наших мыслей! Взять, например, меня. Я работаю в одиночестве и не могу свалить вину за помехи в общении с Богом на других: мол, это они мне мешают. Более того, я ведь и занимаюсь написанием книг о Боге! Я читаю духовную и богословскую литературу, пишу статьи и монографии, делаю выписки, которые однажды могут пригодиться. Но поразительно, сколь многое в этой ежедневной рутине происходит без особых мыслей о Боге и без практического воплощения того, о чем я пишу.

Я могу написать замечательные строки о внутреннем покое и гармонии, но стоит компьютеру потерять недавно начертанный мною абзац, и мой внутренний покой исчезает быстрее строк на экране. А Джон Донн еще задолго до наступления эры тотальной компьютеризации заметил: «О Боге меня заставляет забыть жужжание комара, дребезжание почтовой кареты, скрип двери».

Как такое может быть? Как благочестивая благодарственная молитва перед едой быстро перетекает в «СпасибоТебезапищуАминь — пожалуйста, передайте мне масло»? Если у меня ломается машина, Бог моментально вылетает из головы, и все мои мысли заняты починкой. Конечно, почти каждый день я «отвожу время для Бога», но нередко это лишь часть рутины. А если поджимают издательские сроки, я «время для Бога» еще и сокращаю. А когда я покидаю пределы обычного быта и отправляюсь в поездку, то иногда ловлю себя на том, что за весь день вспомнил о Боге лишь во время короткой молитвы перед едой. Что же получается? Неужели я забываю самый смысл мироздания и средоточие всей моей жизни? Выходит, что так.

«Бог не господствует в моей жизни, — признавался выдающийся немецкий католический теолог Романо Гвардини. — Любое дерево у меня на дороге подчас кажется сильнее Его, хотя бы потому, что мне приходится его обходить».

Я дивлюсь Богу, Который словно отдается на нашу милость, позволяя Себя огорчать, отстранять и даже забывать о Себе. Но, читая Ветхий Завет, я прихожу к мысли: хуже всего для Бога наше безразличие. Милостивый к сомневающимся, призывающий сознательных атеистов, Бог возмущается, даже бывает оскорблен теми, кто выбрасывает Его из головы. Вседержитель реагирует как отвергнутый влюбленный, которому дама сердца отсылает обратно нераскрытые валентинки и не отвечает на его телефонные звонки.

«Только берегись и тщательно храни душу твою, чтобы тебе не забыть», — наставляет Моисей израильтян, напоминая им о великих чудесах Исхода (Втор 4:9). И затем, словно предвидя и наше увлечение земными успехами, сурово предупреждает: «Когда будешь есть и насыщаться, и построишь хорошие домы и будешь жить в них, и когда будет у тебя много крупного и мелкого скота, и будет много серебра и золота, и всего у тебя будет много, — то смотри, чтобы не надмилось сердце твое и не забыл ты Господа, Бога твоего, Который вывел тебя из земли Египетской, из дома рабства» (Втор 8:12–14). Однако забвение все–таки наступило. И Бог сетует:

Звучат в Библии и такие пронзительные слова Бога: «И буду как моль для Ефрема и как червь для дома Иудина» (Ос 5:12). Должно быть, впервые услышав их, люди почувствовали укол совести или даже вину. Если в ответ на эти слова люди поступили так, как делаю порой я, то они, стремясь спрятаться от чувства вины, еще больше отдалились от Бога: не молились, закрылись от Него, подменили подлинное общение формальным исполнением обрядов.

Женщина, которую воспитывали глухие родители, однажды рассказала мне, что в детстве, не желая общаться с мамой и папой, она просто закрывала глаза. Родители злились ужасно: ведь они могли разговаривать с дочерью только знаками. Вспоминая об этой девочке, сомкнувшей веки перед яростно жестикулирующими взрослыми, я думаю: когда мы закрываемся от Бога, Он, наверное, отчасти чувствует то же, что отец и мать зажмурившегося ребенка.

Как избежать забывчивости? За свою жизнь я испробовал самые разные способы напоминать себе о Боге. В целом дело сводится к ежедневному сознательному усилию, так сказать, самонапоминанию. Я стараюсь начинать день с мысли о Боге, чтобы постепенно центр моих помыслов смещался от моего «я» (его–то и захочешь, да не забудешь) к Богу. Раньше я просыпался и сразу вскакивал с постели. Сейчас некоторое время лежу и прошу Бога войти в мой день. Войти не потому, что мне нужно поставить очередную галочку в ежедневнике — «выполнено», — а чтобы Он был незримым участником всех моих дел, всех движений моей души, глубинной основой всего происходящего. Я хочу, чтобы Бог стал альфой и омегой и центром моей сегодняшней реальности, чтобы я каждый день помнил о Нем так, как помню о собственных склонностях и желаниях.

Клайв Льюис полагал, что конкретное, но нематериальное приходится удерживать в памяти немалым, порой болезненным, усилием. Вот почему, считал он,

Главная христианская заповедь требует возлюбить не только ближних, но и Бога. И мы, осознавая Его великую любовь к нам, в меру своих сил пытаемся ответить Ему взаимностью. Томас Мертон говорит: «Читая Псалмы и обнаруживая, что в них воспето памятование о Боге, мы внезапно делаем открытие. С сокрушенным сердцем мы вдруг узнаем, что Он о нас помнит». Лучший залог памятования о Боге — глубинное понимание: лично ты значишь для Бога бесконечно много. Мне снова и снова приходится просить веры в то, что Бог радуется мне и хочет со мной общаться. Кстати, это одна из главных причин, по которым я изучаю Библию. Я стремлюсь не просто освоить великое литературное произведение или познать богословские тонкости Ветхого и Нового Заветов, но желаю всей душой впитать Весть о Божьей любви, о Его отеческой заботе.

Некоторые христиане, общаясь с Богом, считают важным становиться на колени или принимать какую–то другую позу. А я из–за невидимости Бога пытаюсь подчеркнуть для себя Его реальность. Скажем, иногда во время молитвы пью кофе: ведь с друзьями–собеседниками мы часто беседуем именно так. Или отправляюсь на прогулку. Окружающая меня природа сама побуждает к молитве: весной мир просыпается и, встречая утро года, радуется и сияет новыми чистыми красками, а зимой белоснежный покров, неслышно соскользнувший с небес, изгоняет слякоть, сумрак и печаль поздней осени. Когда я прохожу мимо домов соседей, я молюсь и о них — о здравии и благополучии, об их нуждах и о том, чтобы исполнилась воля Божья для всех нас.

Но вообще, чтобы мысль моя не ускользала, мне все время нужны какие–то памятки. Одно время я заводил будильник, который каждый час прерывал мои занятия. Звонок напоминал мне о Высшей Реальности, заставлял задуматься о прожитом часе и настроиться на час предстоящий. Впоследствии я узнал, что монахи–бенедиктинцы тоже использовали часы, ежечасный бой которых звал братию на молитву. Благодаря таким вот маленьким хитростям памятование о Боге на протяжении всего дня может постепенно войти в привычку[28].

Яркий пример стараний помнить о Боге каждое мгновение повседневной жизни являет нам «Исповедь» блаженного Августина. Работа эта абсолютно новаторская и по форме, и по содержанию. До Августина никому не приходило в голову написать автобиографию, да еще адресованную Богу и почти целиком построенную в виде молитвы. В «Исповеди» слиты воедино исповедание грехов, былые увлечения ее автора ересями и его духовные и интеллектуальные поиски. Глубокий, продуманный анализ подробностей внешней жизни и уголков собственной души, предпринятый блаженным Августином, сделал «Исповедь» ценным руководством для последующих поколений христиан, которые желали не забывать о Боге.

Лично я многое почерпнул из замечательной книги «Практика присутствия Божия», которую написал французский монах–кармелит брат Лоран (XVII в.). Для брата Лорана «практика» в данном случае имеет тот же смысл, что и практика медицинская или юридическая. А для вновь обращенных христиан можно подчеркнуть сходство этой «практики» с упражнениями при обучении игре на фортепиано: если быть терпеливым, тренировать пальцы и многократно играть гаммы и этюды, то все получится.

Брат Лоран практиковал хождение с Богом во время самых обыденных занятий. Но, конечно, одними только своими человеческими силами успеха он достичь не надеялся, и потому специально подчеркивал, что без помощи Божьей нам не обойтись. И в этой связи брат Лоран ставит вопрос ребром:

Брат Лоран перечисляет некоторые способы, как «регулярно, даже среди будничных занятий, обращать к Богу свое сердце», как «угождать Ему, даже мимоходом, чуть ли не между делом». Глубина духовности, утверждает брат Jlopан, заключается не в том, что вы вдруг начинаете делать нечто принципиально иное, а в том, что те дела, которые вы обычно делали для себя, вы начинаете делать для Бога. Специальные молитвенные собрания он считал совершенно необязательными: перед Богом можно ходить постоянно, живя повседневной жизнью, а не выезжая на загородный семинар, на котором вы получите возможность три дня побыть с Богом.

Брат Лоран жил в соответствии со своей проповедью. Вот как вспоминает о нем современник: «Добрый брат ходил перед Богом всюду — даже когда он чинил ботинки или мыл посуду, причем ничуть не в меньшей степени, чем когда молился с общиной. Делая любое дело, он смотрел на Бога. Брат Лоран знал, что, чем сильнее это дело противоречит его природным склонностям, тем с большей любовью он принесет его Богу».

Наставления брата Лорана глубоко тронули мою жену, которая в то время несла служение в доме престарелых. Нередко ей приходилось выполнять работу, которая мало совместима с чьими угодно природными склонностями. Недержание мочи, тяжелые смерти. Занимаясь ею, она часто вспоминала брата Лорана. Ведь если постоянно ходить перед Богом, помнить о Нем, то даже мытье туалета может стать бесценным даром Ему.

Педагог и миссионер, десятки лет посвятивший работе на Филиппинах, которого называют «апостолом всемирного движения за всеобщую грамотность», Франк Лаубах старался жить согласно принципам брата Лорана. Дневники Лаубаха рассказывают, сколько сил он положил на то, чтобы постоянно помнить о присутствии Бога.

Сначала Лаубах пытался сосредотачиваться на Боге до вставания с постели, когда его ничто не отвлекало: «Я сознательно заставляю ум открыться Богу, сосредотачиваюсь. Иногда уходит много времени, чтобы достичь желаемого душевного состояния». Лаубаху было непросто:

Через год Лаубах запишет: «Теперь эти несложные действия требуют лишь легкого усилия воли, ничего особенного. По мере того, как привычка закрепляется, делается все легче. А жизнь тем временем становится небесной!» Впоследствии Лаубах поставил себе целью помнить о Боге постоянно, чтобы Его образ практически никогда не исчезал из сознания. Для этого Франк «играл с минутами»: «Пытаюсь выстраивать свои действия в соответствии с Божьей волей каждые четверть часа или полчаса. Я старался прожить весь день, прислушиваясь к внутреннему голосу и непрестанно спрашивая: Отче, что Ты хочешь, чтобы я сказал? Отче, что ты хочешь, чтобы я сделал в эту минуту?»

Лаубаху удалось помнить о Боге как минимум каждую минуту. В дневниках есть записи, где он даже ведет подсчет в процентах: «Помнил о Боге — 50%; сознательный отказ — немного». Иногда он выходил на уровень 75% и даже 90%. Случались, правда, и сбои, когда он отвлекался настолько, что вовсе забывал о Боге. Однако мало–помалу Лаубах обнаружил, что такой ежедневный «тренинг» преобразил его дух. Всякий раз, встречаясь с кем–то, он молился за этого человека. Отвечая на телефонный звонок, мысленно говорил себе: «Сейчас со мной говорит чадо Божье». Идя по улице или стоя на автобусной остановке, он молча молился за окружающих.

Очевидно, что уходить в монастырь нам необязательно: современную суматошную внешнюю жизнь вполне можно сочетать с насыщенной духовной внутренней жизнью. Лаубах трудился в крупном университете, помог основать семинарию, работал с неграмотными и бедняками и путешествовал по всему миру с целью распространения созданной им программы обучения.

У меня с Франком Лаубахом связан такой случай. Вечером я закончил читать его книгу, а на следующее утро отправился на встречу с другом: мы договорились вместе позавтракать в полвосьмого. Я сидел за столиком кафе. Прошло десять, пятнадцать, двадцать минут, а друг все не приходил. Я решил, что он вовсе позабыл и о встрече, и обо мне. Что я обычно чувствую в таких случаях? Досаду и злость на невнимание, на потерю времени и даже на себя — не сообразил принести с собой что–нибудь почитать, дабы время даром не пропало. Но тут я вдруг вспомнил о советах Лаубаха и стал молиться о друге. А если у него сломалась машина? Или что–то случилось дома? Я помолился об официантке, обо всем обслуживающем персонале кафе и о его посетителях. Я попросил у Бога душевного мира и мудрости, попросил Его помочь мне с радостью насладиться редким случаем: мне выдался не заполненный делами час в начале дня. Друг мой так и не появился, но я покинул кафе в прекрасном, светлом состоянии. Малая толика той силы, которая столь часто вливалась в Лаубаха, была дарована и мне.

Конечно, небольшие отрывки из трудов брата Лорана и Франка Лаубаха вряд ли позволят вам получить целостное впечатление. Некоторым читателям может показаться, что эти люди совершали над собой насилие, действовали из–под палки. Но на самом деле ничего подобного не происходило: если вы прочитаете их труды целиком, вам станет ясно, что они себя не насиловали, а совершали необходимое усилие. Самодисциплина давала им радость и счастье. Просто они взяли, да и устроили свою жизнь, исходя из мысли, что раз уж мы, существа ограниченные и видимые, общаемся с Л ичностью бесконечной и невидимой, нам необходимо приспосабливаться.

Лаубах пишет, что плоды полностью оправдывают затраченные усилия: «Спустя месяцы и годы обнаруживаешь, что Бог стал ближе. Он крепче подталкивает сзади и сильнее тянет вперед. Бог настолько близок, что обитает не только вокруг нас, но и трудится через нас».

Сейчас я немного иначе воспринимаю фразу «ходить перед Богом». Раньше я искал чувственного подтверждения, что Бог действительно есть. Но чувства переменчивы. И я переставил акценты: стал стремиться в Божье присутствие сам. Я исхожу из того, что, хотя мои органы чувств этого и не воспринимают, Бог присутствует всюду. И я стараюсь вести повседневную жизнь, постоянно помня о Его присутствии.

Однажды на миссионерской конференции, которую известный проповедник Билли Грэм проводил в Маниле, всех нас буквально потряс рассказ камбоджийца о хождении перед Богом. При Пол Поте камбоджийца бросили в концлагерь. Он думал, что жить ему осталось совсем немного, и, готовясь к смерти, страстно желал каждый день проводить с Богом. «Больше голода, больше пыток и прочих физических страданий меня терзало отсутствие возможности для встречи с Богом. Охранники вечно кричали на нас, заставляя работать, работать и работать». Вдруг потребовался человек для очистки канализационных колодцев. И наш камбоджиец вызвался добровольцем. «В канализации никто не кричал, никто меня не дергал, и я мог трудиться не спеша. И даже в самом вонючем колодце я мог глядеть вверх, на голубое небо. Мне никто не мешал, и я общался с Богом, молился за родных, друзей и людей вокруг меня. Я славил Бога за то, что прожил еще один день. За всю мою христианскую жизнь это было время самого глубокого и близкого общения с Богом».