Прошло несколько месяцев, а Лидия как в воду канула. В смертельном беспокойстве разыскивал ее Валентин, но тщетно. Ни в одном убежище он не мог найти о ней сведений и узнавал только там и сям, что исчезла не она одна, а многие другие. Что значат эти таинственные исчезновения, никто не мог понять. Христиан и раньше во множестве арестовывали, сажали в тюрьмы, казнили, но это делалось явно, даже со старанием, чтобы преследования были общеизвестны и производили устрашающее впечатление. Теперь же люди исчезали тайно.
Общее недоумение христиан еще более возросло, когда некоторые из пропавших стали обратно появляться на свет… но в каком виде! Их нельзя было узнать! Они оказывались ревностными приверженцами Антиоха, поклонниками Люцифера и отрицателями христианства. Они либо сторонились прежних друзей, либо пытались и их увлечь на путь ренегатства. Было также ясно, что они или другие из исчезнувших открыли врагам много христианских тайн, так как убежища, прежде недоступные полиции, оказывались разоблаченными. В них являлись с обысками, многих скрывавшихся арестовали, засадили в тюрьмы, предали суду. Христианам пришлось переменять убежища, упразднять прежние, заводить новые. Но напрасны были старания выпытать что-нибудь у ренегатов, где они были, что с ними делалось, или узнать что-либо об участи других пропавших без вести. Они хранили обо всем этом строгое молчание.
«Но неужто ни у кого из них не сохранилось ни искры совести и сердечного воспоминания о недавних верованиях? — размышлял Валентин. — Ведь это похоже на какое-то околдование». И ему пришло в голову попытать счастья через одного старого священника, давно принужденного скрываться в убежище.
Этого старика усердно разыскивала полиция по обвинению в дерзком порицании Великого Устроителя и в разжигании христианского фанатизма. Он именно доказывал на основании Апокалипсиса, что Антиох — либо сам Антихрист, либо его непосредственный предтеча, и что он со всеми своими затеями неминуемо погибнет, вместе с Люцифером и со всеми своими сторонниками, при близком уже явлении Христа. Об Апокалипсисе в то время много толковали, и все — даже не христиане — не отрицали уже пророческой прозорливости апостола Иоанна. Но мнения резко расходились в отношении конечных событий Апокалипсиса. Отпавшие от Христа утверждали, что в изображении их прозорливость изменяла Иоанну и что он, предрекая победу Христа и наступление внеземного царствия Божьего, писал уже не по духу пророческому, а по христианской «партийности». Христиане же принимали ход грядущего буквально по Апокалипсису. Но это колебало доверие к прочности существующей власти и к правильности правительственной политики. Мятежного священника поэтому повсюду разыскивали.
У него была любимая духовная дочь, молоденькая Агния, недалекая, но добрая, чистая душа, горячо привязанная к своему наставнику. Теперь Агния оказалась в числе исчезнувших и потом снова появившихся, рьяной ренегаткой, так что даже на глаза не показалась бывшему духовному руководителю. И, однако, он продолжал спокойно оставаться в своем прежнем убежище. Очевидно, Агния изменила всему другому, но не привязанности к нему, и не выдала его врагам. Валентину пришло на мысль, что через этого священника можно от нее узнать о судьбе Лидии, тем более, что Агния и к Лидии относилась с горячей любовью младшей сестры, представляя ее идеалом всех совершенств.
Нелегко было заманить Агнию куда-нибудь для объяснений. Но тут помогла сестра Осборна. Она пригласила Агнию к себе, интересуясь будто культом Люцифера. А между тем в соседней комнате сели в засаду бывший духовник отступницы и Валентин. Когда Агния начала свои объяснения, восхваляя Люцифера, старик внезапно вошел весь в слезах и тяжело опустился в кресло возле изменившей духовной дочери, а Валентин стал у дверей, чтобы помешать ей выскочить. Агния остолбенела, а священник причитал: «Бедная, любимая моя дочка, за что ты себя погубила, каким чародейством нечестивцы оковали твою душу…».
Он плакал, как ребенок, и упал на колени перед образом с громкими призывами милосердия Божия к изменнице и к нему, не сумевшему сохранить от гибели ее бедную душу. Агния слушала и чувствовала, будто туман рассеивается в ее голове. Воспоминания прошлого воскресали в ней, и она сама зарыдала, когда Валентин начал с негодованием упрекать ее за то, что она осмеливается говорить о якобы религии насильников, похитителей женщин:
«Где моя бедная Лидия, — воскликнул он, — что сделали с этой несчастной служители Вашей Сатанинской религии, куда они ее задевали?!»
Напоминание о Лидии окончательно сломило Агнию. Она бросилась на колени перед священником, умоляя спасти ее и спрятать от ужасных колдунов, погубивших ее душу. Тут началась долгая, довольно бестолковая исповедь наивной девочки, плохо сознававшей, что происходило в руках «колдунов». Но Валентин, хорошо изучавший гипнотизм, без труда понял, в чем было дело. Агнию подвергали сильному гипнотизированию, во время которого внушали ей отвращение ко Христу и любовь к Люциферу, и довольно скоро добились успеха. Но при этом, очевидно, убедились, что она — простая пассивная сомнамбула, и отпустили, не вводя в курс дальнейших воздействий, а довольствуясь ею как заурядной прозелиткой. «Значит им нужны активные психические силы, — размышлял Валентин, — но для чего?» Из объяснений Агнии он не мог догадаться.
«Но где же Лидия, — допытывался он, — там ли она, и что с ней делают?»
Об этом она знала очень мало. Она видела Лидию, но не говорила с ней, а потом Лидию перевели в какие-то другие помещения. «И все это делается во дворце Великого Устроителя?» Агния в истерических рыданиях отвечала, что совсем не была во дворце, и в глаза не видала Великого Устроителя, а была она у «Вавилонской блудницы». Тут Валентин невольно вздрогнул. «Вавилонской блудницей» христиане называли своего рода господствующую церковь того времени. О происходившем с ней разврате, о разных волхованиях, о поклонении злому духу — среди них ходили самые страшные слухи. Валентин в общем знал эту церковь, официально называемую «Универсальной», организованную Великим Магом Аполлонием на развалинах Римской церкви; он знал, что она посвящена культу Люцифера и что нет мерзости, которой в ней нельзя было бы найти. Она же была инквизиционным учреждением, и множество христиан погибали в ее тюрьмах, особенно в Риме. Так вот в какой вертеп попала злополучная Лидия.
Эта Универсальная церковь, связанная с Орденом тамплиеров, в Иерусалиме имела свой приход в Тампле.
Разумеется Агнию немедленно скрыли в надежное убежище, где она с утра до ночи молилась, выпрашивая у Бога прощение своей измены. Но как разыскать и спасти Лидию? Агния знала только, что ее держат в Тампле, и никуда оттуда не увозили, так как распорядитель «колдовства», Аполлоний, еще недавно упоминал о Лидии своим подчиненным. Но о помещениях Тампля, кроме своей комнаты, Агния ничего не знала.
Валентин всячески ломал себе голову, придумывая, как же разыскать Лидию? Приходило ему на мысль, нельзя ли что-нибудь сделать через Яни Клефта, тамплиера, по слухам, близкого к Великому Устроителю?
«Ведь он старый сорбонский товарищ, друг семьи Лучицких… Положим и сам Антиох, мой бывший приятель, у них был дружески принят, да и сам Аполлоний бывал… Но об Антиохе теперь нечего и думать, а Аполлоний — грязная животная натура. Спокойнее было бы, если бы он никогда в глаза не видал Лидию. Но Клефт — не то. Это было сердце благородное, честное. Вряд ли Антиох мог его совсем испортить. Он, конечно, ничего не знает о Лидии, но при своем положении, разумеется, может узнать, если захочет». Мысль обратиться к Яни Клефту все чаще возвращалась к нему. Но он решил, что лучше сначала посоветоваться с епископом Августином, которого очень любил и уважал. «Ум хорошо, а два лучше. Всякий ошибочный шаг друзей, в положении Лидии, может сделаться для нее роковым».