Уснуть в этот день мне так и не удалось – промучившись в постели до семи утра, я встал, принял душ, еще раз смазал ссадину на лице бальзамом из трав, который оставил мне уехавший в храм отец Сергий, надел чистую одежду взамен измаранной при аварии, заварил себе чаю, а потом, поколебавшись, снял трубку старенького, как и все в доме настоятеля, телефона «VEF». Я набрал навсегда записанный в памяти прямой номер моего бывшего командира, а ныне – генерал-лейтенанта ФСБ Алексея Трофимовича Корнача. За прошедшие три года я пользовался этим каналом связи лишь однажды…
Если на происшедшую со мной по вине чертопоклонников аварию, разбитую машину и оставшуюся просто сотрясением воздуха угрозу убийства я еще мог закрыть глаза, то спускать на тормозах демонстративное осквернение святыни было выше моих сил! Помня, как по моей просьбе начальник «аналитического отдела» ФСБ спас невинного парня, осужденного за убийство семи женщин, в том числе и моей Вики, на пожизненное заключение, я верил, что секретное ведомство сможет сделать то, на что не способна обычная милиция, – найти и покарать подонков.
Я набрал номер. После пятого гудка чужой бесцветный голос произнес:
– Слушаю.
– Я бы хотел поговорить с Алексеем Трофимовичем, – столь же лаконично сказал я.
– Кто его спрашивает?
– Старый знакомый. Мое имя вам ничего не скажет.
– По какому вопросу? – продолжал допытываться блеклый, словно измененный компьютером голос, и это мне совсем не понравилось.
– По личному. Он в курсе…
– По этому номеру его уже давно нет, – чуть помолчав, жестко сообщил голос. – Назовите свое имя.
– А как мне связаться с генералом? – Из неизвестного службиста каждое слово приходилось вытаскивать словно клещами.
– Нет информации, – прозвучал содержательный ответ.
– Это срочно. – Ощутив неотвратимо надвигавшуюся перспективу услышать в трубке короткие гудки, я решил немного приоткрыть карты. – Передайте, что звонил Аверин. Я в городе. Алексей Трофимович поймет…
На сей раз ответа вообще не последовало. В мембране щелкнуло, и раздались гудки. Я положил трубку. Вот так сюрприз! Остается надеяться, что мой разговорчивый собеседник с бесцветным голосом электронной машины передаст Корначу мою просьбу выйти на связь.
Позавтракав на скорую руку, я решил сделать то, что собирался сделать накануне днем, – навестить Анжелику Гай и Дмитрия Нагайцева, журналистов еженедельника «Невский репортер», с которыми столкнула меня судьба вскоре после прибытия на Каменный остров и которых я венчал в Троицком храме. Они попросили меня специально приехать для этого в Петербург. С тех пор я три года не был в родном городе.
В отличие от номера Корнача, номер телефона редакции и номер однокомнатной квартирки на проспекте Маршала Жукова наизусть я не помнил, а моя записная книжка осталась на далеком острове, так что пришлось ехать без приглашения. Глянув на часы, я понадеялся, что в рабочее время кто-нибудь из супругов будет в редакции.
По дороге в «Невский репортер» я зашел в один из детских магазинов на Ленинском и купил в подарок двухлетней Лизочке Нагайцевой не слишком большого, по ее возрасту, но очень симпатичного пушистого розового слоненка с гофрированным бантиком на хвосте.
Лучше бы я этого не делал…
Секретарь еженедельника Марина, приятная дама бальзаковского возраста в брючном костюме горчичного цвета и швейцарских очках, узнала меня буквально с порога и от удивления даже всплеснула руками.
– Ой, здравствуйте, отец Павел! Что ж вы не позвонили, не предупредили о своем приезде?! Вы давно в Питере? – Вскочив из-за стола, Марина, цокая каблуками по паркету, подошла ко мне. Ее взгляд, переметнувшийся на торчащую из пакета милую игрушку, на секунду застыл, рот слегка приоткрылся, губы дрогнули. Аккуратно тронутое дорогим макияжем загорелое лицо выражало растерянность.
– Вчера приехал, – наблюдая за женщиной, машинально отозвался я. – Что с вами?
– Это для Лизы?! – осторожно спросила Марина. В ее голосе сквозила боль.
– Да. А в чем дело?.. – задохнувшись от дурного предчувствия, пробормотал я.
– Вы… вы разве ничего не знаете?! – взяв себя в руки, осторожно спросила Марина, тщательно подбирая слова. – Девочка пропала! Три дня назад! Бабушка, мама Анжелики, гуляла с внучкой во дворе, на минутку зашла в квартиру за кофточкой для ребенка, а когда снова вышла, Лизочки в песочнице уже не было, только игрушки… Ужасное несчастье!
Марина вздохнула и покачала головой. Курившие в сторонке у окна двое журналистов подавленно замолчали, бросая на меня унылые взгляды.
– Простите, – это было единственное, что я смог сказать, стараясь держать себя в руках. – Простите меня… Я не знал… До свидания.
Пакет с ни в чем не повинным розовым слоненком теперь жег мою ладонь сильнее раскаленного металла.
Развернувшись, я на ватных ногах направился к выходу и уже взялся за дверную ручку, когда кто-то тронул меня за локоть. Обернувшись, я увидел одного из двух куривших у окна парней. Имени его я не знал, но видел его во время моего прошлого визита в редакцию. Он, как и весь коллектив еженедельника, был на венчании. В опущенной руке журналиста все еще дымилась сигарета.
– Отец Павел, они сейчас дома, – сказал он почти шепотом, глядя мне в глаза. – Уверен, им сейчас как никогда необходима ваша поддержка. Вы знаете адрес?
– Проспект Маршала Жукова, пятьдесят шесть, – кивнул я. – Я как раз собирался туда ехать…
– Нет, это старый адрес, – покачал головой парень. – Дима недавно получил приличный гонорар за изданную в Швеции книгу о боссах русской мафии и купил новую четырехкомнатную квартиру в Озерках. Маришка, – парень обернулся к стоявшей у стола женщине, – я отвезу отца Павла к ребятам, хорошо? А ты, если шеф спросит, замолви за меня словечко…
– Конечно, конечно, Толик. О чем ты говоришь! – поспешно кивнула дама и, не зная, куда девать руки, кончиком указательного пальца поправила очки. – Можете ехать! Аркадий Григорьевич не зверь какой, поймет…
– Пойдемте, отец Павел, – сунув в рот сигарету и распахнув тяжелую бронированную дверь редакции, сказал журналист. – К сожалению, я не смогу зайти к ребятам вместе с вами, сами понимаете, – словно извиняясь, предупредил он, когда мы уже входили в кабину распахнувшего двери лифта. – Что бы ни случилось, мы, журналюги, как врачи и менты, должны работать, несмотря ни на что…
– Конечно, Анатолий, я понимаю. Спасибо тебе. У вас замечательный дружный коллектив, – пребывая в шоке от известия об исчезновении ребенка, я проговорил первое, что пришло на ум.
– Ну… – замялся парень, даже в лифте не пожелавший расстаться с сигаретой, – если совсем честно, то коллектив у нас тот еще. Имени Павлика Морозова. Подковерная борьба за должности, за собственные рубрики, интриги, стукачество и прочее… Как в любой газете. Думаете, главный мне не воткнет за то, что я свалил без разрешения? – Толик ухмыльнулся и покачал головой. – Как бы не так! Просто сейчас все делают вид, что сочувствуют и наповал убиты горем, а на самом деле большинству глубоко положить и на Нагайцева, и на Анжелику! Везунчиков мало кто любит, больше притворяются…
«Вот он, наш двуликий, лицемерный мир, – подумал я, слушая откровения парня. – И он всегда был таким – и сто, и пятьсот лет назад. Улыбки в лицо и нож в спину…»
«Девятка» Анатолия остановилась возле новой кирпичной шестнадцатиэтажки.
– Седьмой этаж, квартира двадцать пять, – прощаясь со мной за руку, сказал журналист и посмотрел на наручные часы. – Скажите Димке, что я позже позвоню, ближе к вечеру. Пусть держится. Хотя это гораздо легче сказать, чем сделать…
– У тебя есть дети, Анатолий?
– Да, сын. Но ему только два месяца, – натянуто улыбнулся парень. Он бросил взгляд на слоненка, понимая, почему я задал этот вопрос.
– Передай это ему от меня, – я протянул Толику пакет с купленной для пропавшей Лизы игрушкой. – Подрастет – будет играть.
– Я все понимаю, отец Павел. – Вздохнув, журналист принял подарок и положил его на сиденье. – Спасибо.
– Тебе спасибо. Храни тебя господь.
В еще чистом и лишенном наскальной живописи подъезде пахло обойным клеем и краской – дом был совсем новый, малолетними вандалами пока не освоенный. Поднявшись на нужный этаж, я позвонил в квартиру. Некоторое время за дверью стояла напряженная тишина, потом быстро щелкнул замок, дверь распахнулась, и я увидел на пороге Анжелику Гай. Наши глаза встретились. На ее опухшем от слез, болезненно бледном, но по-прежнему красивом лице сначала промелькнуло недоумение, но в следующий миг девушка со стоном бросилась мне на шею и громко, отчаянно разрыдалась. Я осторожно погладил ее по длинным и золотистым, как у моей покойной Вики, волосам и как мог попытался успокоить:
– Тише, девочка, тише. Все будет хорошо, вот увидишь. Она обязательно найдется…
Боже, как мне самому хотелось верить в то, что я говорил!
В прихожую вышел коренастый парень в бронежилете поверх камуфляжной куртки и черной каске-сфере, с автоматом «АКСУ» в руках. Спецназовец, судя по всему дежуривший в квартире на случай неожиданного визита гонца от похитителей, увидев меня, заметно расслабился.
– Ну успокойся. – Дав девушке время справиться со слезами, я чуть отстранил ее и посмотрел ей в глаза. – Все будет хорошо, ты мне веришь?
– Да, – вытирая покрасневшие от слез, чудовищного нервного напряжения и бессонницы глаза, кивнула Анжелика, увлекая меня в квартиру. – Вам, отец Павел, я верю. Просто я так боюсь за нее! Ведь уже третий день пошел, а о Лизочке ничего не слышно! Мама в больнице с сердечным приступом – никак не может себе простить, что оставила ее одну во дворе.
– Здравствуйте, батюшка, – сухо кивнул спецназовец. – Проходите, я пока закрою дверь.
Из прихожей мы с Анжеликой вошли в гостиную. Несмотря на приоткрытое окно, в комнате серыми слоями висел плотный, хоть топор вешай, табачный дым. Дима Нагайцев с землистым, постаревшим сразу на десять лет неподвижным лицом сидел на стуле возле усыпанного пеплом журнального столика, на котором, кроме радиотелефона с определителем номера и записывающим устройством, стояли пепельница, доверху заполненная окурками, пустая на три четверти литровая бутылка водки и пузатый коньячный фужер. Тут же валялись открытая пачка «Мальборо» и золотая бензиновая зажигалка. У стены, рядом с тумбой телевизора, выстроилась целая батарея пустой водочной тары.
– Димочка, отец Павел приехал… – Всхлипнув, Анжелика снова упала мне на грудь и тихо заплакала. Нагайцев медленно, словно заржавевший робот, повернул голову и несколько секунд тупо смотрел на меня совершенно пьяными, невидящими глазами. Мне показалось, что в его состоянии невозможно адекватно воспринимать действительность, но я ошибся. Отвернувшись и устремив гипнотизирующий, молящий о чуде взгляд на жестоко молчавший телефон, Дмитрий на удивление четким голосом произнес:
– Хотел сказать вам, отец Павел, «добрый день», но, увы, это неправда… Сегодня страшный день. И вчера был страшный день. И позавчера тоже был страшный день. Боюсь, теперь для нас с женой все дни будут такими. Вопреки всем вашим церковным трактатам порой ад настигает людей уже при жизни… Единственное, что я хочу понять, – чем мы заслужили такое проклятие? Чем?!
– Вы не заслужили его, поверь. А отчаяние – один из тяжелейших смертных грехов, – сказал я, с тоской понимая, как дико и банально древняя библейская истина звучит в этих стенах, насквозь пропитанных страхом и отчаянием. – Пока человека не нашли, он жив. И ваша девочка тоже жива.
– Я не миллионер, не крестный отец мафии и не политик. – По-прежнему неотрывно глядя на телефон, Нагайцев взял со стола бутылку, наполнил фужер до краев и залпом выпил. – Но, даже если на миг представить себе, что Лизу похитили с целью выкупа, почему они не предъявляют никаких требований уже семьдесят часов?! Так не бывает… Если до вечера никто не заявится, то охрану снимают… Верно, лейтенант?
Спецназовец угрюмо кивнул и вернулся назад в прихожую, где сел в кожаное кресло возле двери, положив автомат на колени. Судя по выражению его лица, он искренне сочувствовал постигшему эту семью горю, но приказ есть приказ.
– А если похитители не позвонят до послезавтра, то снимут с телефона вот эту записывающую херню, – продолжал журналист, прикуривая сигарету. – В переводе на русский это означает – конец! Вы понимаете, отец Павел, – конец!..
Нагайцев опять повернулся в мою сторону, и я увидел, что по его щекам текут и теряются в кудлатой бороде слезы. Губы его дрожали, руки сжались в кулаки до белизны в костяшках, сломав зажатую между пальцев сигарету.
Анжелика молча подошла к мужу, подняла с уже прожженного в нескольких местах ворсистого паласа тлеющий обломок сигареты и положила его в пепельницу.
– И все же для отчаяния еще слишком рано, – сказал я и добавил: – Извините, я оставлю вас на какое-то время. Мне надо поговорить с лейтенантом.
Анжелика кивнула, а Дмитрий даже не шелохнулся, снова неподвижно застыв в клубах табачного дыма. Я вышел в прихожую и плотно прикрыл за собой стеклянную дверь.
– Года полтора назад я читал статью про вас в «Невском репортере», отец Павел, – сообразив, что я хочу задать ему пару вопросов наедине, спецназовец заговорил первым. – Вы тот самый настоятель с Каменного, бывший десантник? Или я ошибся?
– Не ошиблись. Я действительно служу в церкви при тюрьме для пожизненно осужденных, – сухо подтвердил я. – Но сейчас речь не обо мне… Скажите, лейтенант, вы в курсе обстоятельств похищения девочки?
– Более или менее, – пожал плечами парень.
– В таком случае мне хотелось бы узнать об ее исчезновении в деталях, – понизив голос так, чтобы меня не услышали несчастные родители пропавшей Лизы, сказал я. – Надеюсь, в разговоре со священником вы не станете ссылаться на тайну следствия и у вас есть что добавить к рассказу Анжелики. Вы ведь слышали его…
– Да, кое-что есть, – подумав, кивнул лейтенант. – Не все так безнадежно. Есть одна зацепка – показания свидетеля, продавца в коммерческом киоске на углу. Приблизительно в то же самое время, когда пропал ребенок, продавец заметил, как со двора через сквозной подъезд одного из домов вышел высокий длинноволосый тип в потертых джинсах. Он нес спящего ребенка, по описанию схожего с исчезнувшей девочкой… У тротуара ждал темный джип. Патлатый с девочкой на руках сел на заднее сиденье, и машина уехала. Продавец, дедок-пенсионер, марку иностранной тачки назвать не смог, ну и номер, разумеется, тоже не запомнил. Зато он заметил, что на двери багажника, на том месте, где у большинства джипов обычно крепится запаска, у этой машины запаски не было – только пустая крепежная рама. И еще киоскеру показалось, что во время ходьбы длинноволосый слегка прихрамывал.
Невидимая железная рука крепко сдавила мою шею корявыми пальцами, перекрыв доступ кислорода. В висках глухо застучал пульс, по спине пробежала волна холода. Не далее как вчера вечером я не только в самом прямом смысле столкнулся с черным джипом, у которого на двери багажника отсутствовала запаска, но также имел сомнительное удовольствие поближе познакомиться с его пассажирами, одним из которых был как раз высокий и худой лохматый сатанист с перевернутым распятием на груди, в черном джинсовом костюме и к тому же – я тоже мельком обратил на это внимание – слегка прихрамывавший. Впрочем, хромота не сделала этого подонка менее опасным. Если бы не спецназовская выучка, гнил бы я сейчас в тех придорожных кустах.
Не без усилия сделав глубокий вдох, я посмотрел в настороженные, испытующие глаза оборвавшего рассказ спецназовца.
– Родители знают о джипе?
– Им пока об этом не рассказывали, чтобы лишний раз их не волновать, – покачал головой лейтенант. – Идет активная работа, сети раскинуты, объявлена операция «Перехват». Усиленные наряды гаишников на выезде из города и на улицах останавливают все джипы темного цвета, а опера ставят на уши информаторов из числа рокеров, музыкантов и прочей волосатой алкогольно-наркотической шушеры. Как бывший офицер, вы должны знать, отец Павел, что в таких делах никого из сыскарей подталкивать не приходится, мужики пашут на совесть…
– Мне кажется, лейтенант, что вы назвали не все группы потенциальных подозреваемых, имеющих схожую внешность, манеру одеваться и склонность к криминалу. – От внезапной страшной догадки мой голос дрогнул. – Вы забыли про нелюдей, которые раскапывают могилы, оскверняют кладбища, храмы и проводят свои дьявольские ритуалы, так называемые черные мессы – с оргиями и человеческими жертвоприношениями!
– Сатанисты?!
– Да! И простите меня за самонадеянность, но я на сто процентов уверен, что, в отличие от хулиганов-байкеров с их рогатым двухколесным божеством, среди этой хитрой и необычайно осторожной нежити ни у спецслужб, ни тем более у милиции нет «своих» стукачей…
Вспомнив, что за дверью, в гостиной, убитые горем Анжелика и Дмитрий, я заставил себя замолчать. Но и уже сказанного оказалось вполне достаточно – спецназовец стиснул зубы, взгляд его стал напряженным. Лейтенант понял, что я прав. Значит, кое-что господа сыщики, расследующие похищение двухлетней крошки Лизочки Нагайцевой, явно упустили из виду. Или, что казалось мне более вероятным, до поры до времени предпочли не озвучивать столь жуткую версию. Ибо одно дело банальный киднепинг и совсем другое – похищение с целью принесения в жертву. При одном упоминании о ритуальных убийствах у любого нормального опера начиналась сильная головная боль: все, что угодно, только не это!
– Возможно, я ошибаюсь и это просто случайное совпадение… Но в таком случае оно достойно занесения в энциклопедию криминалистики как самое невероятное стечение обстоятельств, – продолжал я сдержанно. – Однако в реальной жизни такая случайность почти исключена… Поэтому я уверен, лейтенант, что смогу помочь вашим коллегам-сыщикам дополнительной информацией. И о похитителе девчушки, и о джипе. Между прочим, не далее как вчера вечером он получил приметную вмятину на капоте, лишился правой передней фары, а значит, нуждается в срочном косметическом ремонте…
Я прислушался: из гостиной доносился тихий, надломленный голос Анжелики, успокаивавшей пьяного мужа. Моя версия о возможной причастности чертопоклонников к похищению девочки, к счастью, не была услышана ее родителями.
– Не уверен, что уловил ход ваших мыслей, батюшка…
– Дело в том, что вчера вечером на Петергофском шоссе я попал в аварию, – сообщил я пораженному неожиданным заявлением спецназовцу. – А за рулем сбросившего меня в кювет джипа сидел лохматый хромой верзила с «бульдогом» за брючным ремнем и перевернутым распятием на шее. И с ним еще двое типов, тоже весьма примечательных…
Я коротко поведал хмурому лейтенанту о событиях на трассе, едва не стоивших мне жизни. Окажись на моем месте другой, не искушенный в навыках самозащиты священник, – не миновать ему обещанного сатанистами «алтаря».
Спецназовец слушал, стиснув мощными ручищами автомат, и время от времени чуть слышно отпускал короткие реплики вроде «вот же суки!..». Действительно, еще каких-то два-три года назад представить себе нечто подобное даже много повидавшему, побывавшему в «горячих точках» и наглядевшемуся на изнанку жизни спецу было бы очень трудно. Но та жуткая реальность, к которой привела Россию на исходе двадцатого века объявленная сверху «свобода вероисповедания», заставила поверить в существование подобных нелюдей…
– …А вы говорите: операция «Перехват»! Ни один из сотрудников ГИБДД и оперов, с которыми я общался вчера до поздней ночи, даже бровью не повел, узнав о черном джипе и сатанистах, – закончил я свой рассказ, испытующе глядя на опустившего глаза крепкого парня в камуфляже.
– Вот, блин, знал, что кругом бардак, но не до такой же степени! – сквозь зубы процедил спецназовец, покачав головой. – Вот и не верь после этого… Отец Павел! Может, я что не так скажу, но сам Господь столкнул вас с этими тварями, а затем привел сюда!
Парень торопливо перекрестился. А я вдруг подумал, что даже на закоренелых атеистов, будь они сейчас здесь, такой неожиданный для них союз силы в лице спецназовца и православной веры в лице священнослужителя произвел бы впечатление. Вот и ёрничайте по поводу «опиума для народа»!
Я видел, что в крестном знамении спецназовца не было ни малейшей игры.
– Теперь мужики этих сволочей точно достанут, как пить дать! – скрипнул зубами лейтенант, полоснув меня холодным, решительным взглядом. – Насчет отсутствия сексотов в среде сатанюг вы, отец Павел, наверняка правы. Легче внедрить своего человека в личную охрану наркобосса, чем в стаю чертопоклонников. Но, хоть убейте, ни за что не поверю, чтобы и не имелось на их проклятых гуру досье и чтобы ФСБ не владела более конкретной информацией!.. Я немедленно связываюсь с командиром!
Парень достал из нагрудного кармана портативную рацию и уже собирался ткнуть пальцем в кнопку, но я остановил его, многозначительно кивнув в сторону комнаты.
– Не торопитесь, лейтенант. Сначала я считал, что ваше начальство зря не сообщило родителям девочки о показаниях киоскера, – возможно, это помогло бы вычислить похитителей. Но теперь думаю, действительно лучше, чтобы ребята ни о чем не догадывались. Ведь они оба – профессиональные журналисты, в курсе всех событий в мегаполисе. А уж о реальности существования в Питере сатанистов с их жуткими, кровавыми ритуалами знают не меньше нас с вами… Услышать, что ребенка похитили эти нехристи, было бы для них самым страшным ударом. Ибо в таком случае вряд ли преступление затеяно с целью получения выкупа. Ребята потеряют всякую надежду… Поэтому будет лучше, если для разговора с командиром вы пройдете на кухню, а потом позволите мне сказать ему пару слов лично.
– Вы правы, отец Павел, – кивнул спецназовец, пружинисто поднимаясь с кресла. – Пойдемте. Дорога каждая минута!
Лейтенант связался по рации с командиром СОБРа. Комкая слова от волнения, он торопливо сообщил о моих вчерашних злоключениях, после чего мы с майором договорились, что через двадцать минут за мной прибудет машина с двумя сыщиками, которым поручено вести дело о похищении. Мне предстояло еще раз, во всех мельчайших подробностях повторить им то, что я уже рассказывал и сотрудникам ГИБДД, и лейтенанту, но это была такая мелочь! Ради спасения беззащитной девчушки, попавшей в лапы к слугам сатаны, я, как человек, как мужчина и, разумеется, как православный священник, был готов на все…
Как и лейтенант, я верил, что именно промысел Божий столкнул меня накануне с Люцифером, Поросом и их хитрым спутником, так ловко разыгравшим передо мной спектакль, и столкнул с единственной целью – в очередной раз подвергнуть меня испытанию и дать шанс делом искупить всю ту кровь, которой я немало пролил в прошлой своей жизни.
Да, ни один человек в мире не в состоянии забыть свое прошлое. Оно не отпускает, напоминая о себе постоянно.
Я был далек от мысли, что Лизу, буквально на пару минут оставленную бабушкой на детской площадке без присмотра, похитили случайно, как первого попавшего в поле зрения ребенка, «подходящего» вышедшим на охоту сатанистам по только им известному критерию. Поджидавший невдалеке, у проходного подъезда, джип с водителем, использование препарата, которым мгновенно усыпили ребенка, – все это говорило о тщательной подготовке к похищению именно Лизочки Нагайцевой, дочери двух известных журналистов из «Невского репортера». Вне всякого сомнения, Люцифер и водитель следили за ребенком, выбирая благоприятный момент. И это неспроста. Ключ к причинам, побудившим сатанистов выбрать своей жертвой именно дочурку Анжелики и Дмитрия, следует искать в событиях, предшествовавших трагедии…