В сетях шпионажа

Ранним июльским утром в кабинете капитана Бенеке, начальника отдела контрразведки при штабе гарнизона города Ганновера, раздался телефонный звонок. Звонил представитель ставки верховного главнокомандования в Берлине подполковник Остер. Он передал капитану распоряжение адмирала Канариса срочно прибыть в Берлин на совещание.

Часом позже Бенеке уже сидел в самолете, который держал курс на Берлин. Ожидавшая в аэропорту Темпельхоф машина быстро доставила капитана прямо в военное министерство. Он вошел в это старинное здание; длинный, запутанный лабиринт коридоров мог стать настоящей ловушкой для того, кто посмел бы пробраться сюда незаконным путем и, наполнив свой портфель секретными документами, захотел бы выйти из этой пещеры льва. Отсюда можно было ускользнуть разве только что с помощью нити Ариадны[15]. Не в этом ли крылась причина того, что адмирал Канарис решил обосноваться в столь, мягко выражаясь, несовременном и непрактичном здании? Очень может быть. Ведь не случайно эту главную квартиру абвера на Тирпитцуфер окрестили «лисьей норой».

Угрожающе скрипящий лифт медленно доставил Бенеке на пятый этаж. Капитан вошел в приемную, в которой сидели два секретаря Канариса. Верная секретарша начальника контрразведки Вера Шварте, указав капитану на дверь шефа, попросила войти.

Канарис был в синем адмиральском мундире с золотыми эполетами: вероятно, он ожидал вызова в министерство или к Гитлеру на какое-нибудь важное совещание. В иное время он всегда носил гражданский костюм. Низкорослый, несколько сутулый, он сидел за столом, вытянув перед собой худые, нервные руки. Свежее, немного красноватое лицо и светло-голубые глаза гармонировали с серебристыми волосами. Адмирал обычно разговаривал поразительно тихо и монотонно, не повышая голоса. Так было и сейчас. Он начал что-то невнятно бубнить, словно про себя, но вскоре его вызвали к фельдмаршалу фон Бломбергу. Попросив у капитана извинения и сказав, что скоро вернется, Канарис удалился.

Бенеке тем временем принялся спокойно рассматривать комнату. Кабинет начальника был обставлен весьма разношерстно и совершенно безвкусно. Тут были и дорогая старинная мебель, и канцелярский инвентарь, и много различных памятных безделушек. Все это больше напоминало музей, чем рабочий кабинет или жилую комнату. Однако стоявшая в углу железная походная кровать говорила о том, что начальник проводит большую часть времени здесь. На письменном столе покачивалась на шарнирах миниатюрная модель крейсера «Дрезден». На этом крейсере Канарис участвовал в первую мировую войну в боях у Коронеля и у Фолклендских островов. Рядом с моделью лежало массивное пресс-папье и высились три бронзовые обезьяньи фигурки на общей мраморной подставке. Смелый и пронзительный взгляд одной обезьянки был устремлен куда-то вдаль; вторая, приложив лапу к уху, напряженно к чему-то прислушивалась, а третья прикрывала лапой рот. Это был своеобразный символ разведывательной службы, которая должна смотреть, слушать и молчать…

Сидя в кабинете Канариса, Бенеке вспомнил первое знакомство с адмиралом. Это было в конце августа 1936 года, то есть ровно год тому назад. Капитан прилетел тогда в Берлин вместе с женой. На аэродроме они попали в большую неприятность, едва не стоившую им жизни: при посадке одно колесо шасси заклинилось и самолет с треском упал набок. Кое-как выбравшись из самолета, Бенеке тотчас попросил одежную щетку: ему не хотелось предстать в таком виде перед шефом абвера. Когда он вошел в кабинет, адмирал внимательно оглядел его и спросил, достал ли капитан одежную щетку и хорошо ли чувствует себя его супруга после всего, что с ними случилось. Из этого Бенеке заключил, что Канарис знает о нем все до мельчайших подробностей. Впрочем, такая осведомленность ни для кого не была сюрпризом. Собственно, занимая этот пост, он и не мог быть другим. В свое время о Канарисе рассказывали массу самых интересных историй, но одно было бесспорно: он очень хорошо разбирался в людях. Чтобы быстро создать мнение о ком-либо из своих подчиненных, Канарис при первой же встрече имел привычку внезапно ставить собеседнику совершенно не имеющие отношения к делу и часто довольно бессмысленные вопросы. Пока тот пребывал в состоянии недоумения и нерешительности, Каиарис внимательно изучал реакции сидящего перед ним человека и тут же делал о нем соответствующий вывод.

За год службы в абвере капитан Бенеке добился благосклонности Канариса и был с ним, можно сказать, в весьма неплохих отношениях. А ежемесячные совещания в Берлине, на которых обязательно присутствовали все начальники III отдела абвера и местных отделений контрразведки, помогли Бенеке еще лучше изучить своего шефа. Канарис обладал редкой способностью не замечать промахов у человека, который ему нравился. Больше того, иногда он просто прикрывал отдельные неудачи своих любимцев. Но в то же время он мог пойти на что угодно, если хотел сделать существование неприятного ему лица невыносимым. Канарис вообще был человеком с ярко выраженными антипатиями и симпатиями и при всем этом оставался крайне недоверчивым. Рассказывают, что, будучи еще начальником штаба какого-то соединения на флоте, он терпеть не мог, когда кто-нибудь из его подчиненных разговаривал с командующим в его отсутствие. Как только Канарис узнавал, что командующий хочет говорить с кем-либо из офицеров штаба, он подходил к его кабинету, как бы невзначай приоткрывал дверь и, выразив свое удивление тем, что там были люди, извинялся, почтительно кланялся и непременно входил в комнату.

Бенеке всегда старался точно соблюдать все неписаные «правила» шефа. А у Канариса было много таких причуд. В большой корзине в углу кабинета лежали две маленькие собачки — Сабина и Каспер, любимицы Канариса. И горе тому, кто не оказывал им должного внимания! Чтобы получить признание хозяина, нужно было прежде всего снискать расположение его собак. Адъютант Канариса, долговязый майор Енке, всегда возмущался тем, что единственной его обязанностью, даже в заграничных поездках, была забота о собачках.

Когда Канарис вернулся из военного министерства, он нашел капитана Бенеке играющим на полу с болонками. Видимо очень довольный таким поведением подчиненного, адмирал опустился на стул. Несколько минут он сидел молча, сосредоточенно думая о чем-то, вероятно, принимал важное решение. Затем он прямо приступил к делу:

— У меня есть для вас специальное задание. Я согласен с майором Пфульштейном. Вы должны получить более четкий район действий, чем остальные офицеры отдела III-F. Ганновер для вас слишком тесен. Поэтому я решил направить вас, Бенеке, за пределы Германии — в Норвегию. Международная обстановка сейчас настоятельно требует этого. Вы будете работать против Советского Союза и Великобритании. Явитесь ко мне через четырнадцать дней и расскажете, как вы намерены решить эту задачу…

Уже на следующий день в нескольких ганноверских газетах можно было прочитать объявление о том, что одна супружеская пара ищет преподавателя норвежского языка. А ровно через 24 часа уроженка норвежского города Берген дала семье Бенеке свой первый урок. Капитан вдруг начал восстанавливать связи с теми из своих друзей, которые занимались торговлей, судоходством и рыболовством. У многих он просил рекомендательные письма. Когда это было нужно, Бенеке разъезжал на автомашине по всей Германии, завязывая знакомства с нужными людьми. Многие говорили, что господин Бенеке едет в Норвегию на отдых и хочет одновременно изучить эту страну и ее народ. Разумеется, Бенеке выяснил, с какими деловыми кругами, видными семьями и влиятельными норвежскими лицами он сможет общаться. Стремясь выполнить свою задачу как можно лучше, Бенеке не ограничился предварительным знакомством только со столицей Норвегии и такими крупными ее городами, как Берген и Тронхейм. Он раздобыл адреса видных людей и в мелких городах: Кристиансанне, Мандале и Лиллесанне на побережье Скагеррака и даже за 68-й параллелью в городах Вардё, Вадсё и Киркенесе. Ему удалось приобрести около 30 рекомендательных писем. При этом лишь несколько человек из числа его самых близких друзей знали о действительных намерениях Бенеке. Он был осторожен в выборе тех, кому можно довериться.

И друзья помогли. Особенно удивил Бенеке директор отделения фирмы Руршталь в провинции Рейн-Вестфалия А. Г. Виттен, подаривший капитану 100 визитных карточек, на которых Бенеке значился техническим консультантом одного из крупнейших сталелитейных заводов Германии. Это была блестящая находка. Но чтобы выступать в качестве генерального агента той или иной крупной германской фирмы, ему нужно было хотя бы минимально ознакомиться с промышленно-торговым делом и, кроме того, разыскать представителей соответствующих организаций в различных городах. И, надо признать, Бенеке в этом преуспел.

Когда четырнадцать дней истекло, капитан, как было условлено, снова отправился в Берлин. Он рассказал Канарису свой план и похвастался рекомендательными письмами, пачкой визитных карточек и теми сведениями о Норвегии, которые сумели дать ему друзья и знакомые.

Канарис с интересом выслушал доклад капитана. Бенеке просил не менее шести недель для детального ознакомления с Норвегией. Адмиралу это показалось многовато, однако он согласился с доводами капитана.

— Поездка потребует большого багажа, мой адмирал, — как бы невзначай заметил Бенеке. — Мне понадобится много разной одежды, а также смокинги, рубашки и прочее. А все это стоит денег.

И он без дальнейших церемоний попросил адмирала разрешить ему использовать 1000 марок на личные расходы.

Канарис усмехнулся и нажал кнопку.

— Будьте добры, попросите ко мне интенданта, — сказал он вошедшей секретарше.

Несколько минут прошло в молчании. Появился интендант.

— Дорогой Теппеп, вы, конечно, уже слышали, что наш капитан Бенеке едет в Норвегию. Он будет в отъезде шесть недель. Сейчас он зайдет к вам, чтобы получить необходимую валюту. Ему будут нужны не только норвежские, шведские и датские кроны, но и английские фунты и даже американские доллары. А когда вернетесь, — продолжал адмирал, уже обращаясь к Бенеке, — назовете общую сумму израсходованных денег.

И он снова повернулся к интенданту:

— Денежные отчеты капитана Бенеке я буду подписывать сам. Об ответственности можете не беспокоиться.

Интендант не смог скрыть своего удивления; его ужаснуло такое легкомыслие адмирала и откровенное пренебрежение святыми для него бухгалтерскими законами. Но, сделав недовольную мину, он не проронил ни слова. Отвесив подчеркнуто вежливый поклон, интендант покинул кабинет…

Итак, Бенеке отправился в Норвегию. Теперь это был уже не капитан германской армии, а зажиточный турист, обладатель солидного багажа, ушедший на пенсию крупный промышленник, который в качестве акционера поддерживает связи со сталелитейными предприятиями Европы. Именно поэтому его сильно интересует шведская железная руда и порт Нарвик, через который ведется ее транспортировка…

«Промышленник»

«Германия изучает район Балтийского моря и Скандинавию, имея в виду использовать эти районы в тотальной войне», — писала «Правда» 7 августа 1937 года[16], то есть как раз в те дни, когда офицер абвера Бертольд Бенеке начал разъезжать по Норвегии в качестве представителя германской сталелитейной промышленности. В то время немецкие самолеты и военные корабли наносили частые визиты в города и порты норвежского побережья. Даже сам военный министр фон Бломберг посетил с непонятными целями город Нарвик и совершил «инспекционную поездку» по Уфутенской железной дороге.

Норвегия рано или поздно должна была стать яблоком раздора. Учитывая эти обстоятельства, германское верховное главнокомандование вынуждено было срочно послать в Норвегию специального человека, чтобы следить за развитием событий непосредственно на месте и чтобы при необходимости заблаговременно подать сигнал тревоги.

Еще 3 августа 1937 года из полицейского управления города Кристиансанна в министерство юстиции и полиции пришло секретное письмо. В конце его рукой начальника городской полиции Руннинг-Тэннесена было приписано:

Несмотря на то что в письме не было достаточно убедительных доказательств, за исключением нескольких, пусть и обоснованных, подозрений, оно было переслано в центральное паспортное управление со следующей припиской министра юстиции: «Министерство находит, что не следует давать разрешение Генриху фон С. на дальнейшее пребывание в Норвегии».

Да, норвежцам действительно было над чем задуматься. В одну из воскресных прогулок ранним летом того же года государственный архивариус Якоб Фриис встретил в окрестностях Кристиансанна одного немца, который, как выяснилось из разговора, проявлял особый интерес к животному миру и жизни населения в доисторическую эпоху. Словоохотливый немец поведал Фриису, что он якобы работает сейчас над большим романом на эту тему. Завязалось знакомство, и Генрих фон С. — так звали немца — признался, что был бы счастлив показать архивариусу свою рукопись. Однако после более глубоких размышлений доверчивый чиновник пришел к выводу, что незнакомец, с которым он столкнулся, мог быть шпионом. По крайней мере, именно об этом писал Фриис спустя много лет в газете «Дагбладет» (3 марта 1954 года). Ему показалось слишком подозрительным то обстоятельство, что человек удовлетворял свои исторические интересы с помощью вполне современной топографической карты и внушительного бинокля. Генрих фон С. обозревал окрестности с высокого плато, откуда открывался прекрасный вид на фиорд и вход в гавань. Об этом Фриис еще тогда сообщил в личном письме своему партийному товарищу и другу Трюгве Ли, занимавшему в то время пост министра юстиции. Через несколько дней Фриис получил негласное поручение. Управление полиции города получило приказ внимательнее следить за немцем и контролировать его почту. Переписка Генриха фон С. с матерью в Германии носила, казалось, чисто личный характер. Но неоднократное повторение одних и тех же фраз и предложений в разных письмах вызвало подозрение. И 3 августа полиция решила выдворить слишком любопытного «палеонтолога» из пределов страны. Приблизительно в это же время адмирал Канарис направил в Норвегию нового «туриста».

Капитан Бенеке приехал в Норвегию в мирное время и, естественно, намеревался пробыть здесь столько времени, сколько требовалось для того, чтобы ближе познакомиться с жизнью страны и почувствовать себя более свободным в общении с населением. Только при этом условии он, в случае большой войны и предположительного нейтралитета Норвегии, смог бы использовать все важнейшие каналы нейтральной страны для сбора военной информации. Его вторая задача состояла в том, чтобы установить «деловые контакты» с постоянно действующей в Норвегии разведывательной сетью потенциальных противников Германии и, по возможности, завербовать их агентов на службу абверу. В дальнейшем таких агентов-двойников предполагалось снабжать сведениями, которые в глазах их хозяев выглядели бы вполне достоверно, но в действительности были бы фальшивыми. Немецкие специалисты в этой области делали это превосходно. В подобной практике нередко ' случалось, что первое время агент-двойник передавал своим хозяевам абсолютно точные материалы и сведения. Это делалось для того, чтобы военные и политические руководители противной стороны, проверив сведения и убедившись в их достоверности, признали своих агентов преданными людьми, а источники информации — первоклассными. Разумеется, успех оказывался еще большим, если доверие начальства к своим агентам, завербованным разведкой противника, не подрывалось в течение долгого времени. Тогда удавалось эффективно дезинформировать противника всякими фальшивыми и уводящими в сторону сообщениями.

В немецкой военной терминологии эта работа обозначалась как «деятельность III-D»[17]. В германском генеральном штабе еще во время первой мировой войны для этого было создано специальное управление. Тогда немцам посчастливилось завербовать к себе на службу одного сотрудника русского посольства в Копенгагене. Прибалтиец немецкого происхождения, он поставлял генеральному штабу русских такие «информации и секретные данные», которые фабриковались офицерами германского генерального штаба с единственной целью: сбить русских с толку.

За три года до отъезда Бенеке в Норвегию его будущий шеф Рихард Протце, или Дядюшка Рихард, как его часто называли сослуживцы, вместе со своей теткой — фрау Леной, известной в абвере под кличкой «Мадмуазель Доктор», раскрыл очень опасную польскую шпионскую организацию, возглавлявшуюся неким ротмистром Юреком фон Сосновским. Пробыв почти 10 лет в Берлине, Сосновский сумел войти в близкие отношения с представителями многих влиятельных немецких кругов. Благодаря исключительному умению угадывать победителя на скачках и своей привлекательной внешности Сосновский попытался глубоко проникнуть в тайные дела рейхсвера. Соблазнив двух молоденьких генеральских дочек, служивших секретаршами в германском военном министерстве, и сфотографировав своих любовниц в положениях, мало подходящих для опубликования, этот польский купидон обеспечил себе отличных агентов. Летом 1934 года ему удалось добыть копию плана военной операции Германии против Польши и переправить его курьером в Швейцарию. Вскоре после этого Сосновский и его знатные дамы были арестованы при весьма трогательных обстоятельствах — поздней ночью в салоне ротмистра, а 16 февраля следующего года топор палача прервал жизнь Ренаты фон Натцмер и Бениты фон Фалькенхейн. Сам ротмистр был приговорен к пожизненному заключению, но вскоре передан Польше в обмен на троих немецких агентов. Это было первое дело, раскрытое Канарисом на посту начальника абвера. Отдел III-D в соответствии со специальными требованиями германского генерального штаба быстро сфабриковал тогда новый план военной операции против Польши.

И снова, но теперь уже через другого польского шпиона, работавшего одновременно на немцев, эти сведения и схемы были переданы в руки командования Войска Польского. Между тем поляки направили в Швейцарию двух своих экспертов для определения подлинности и ценности плана операции, добытого Сосновским. Этот план, судя по его основным стратегическим направлениям, как полагали специалисты, не мог быть разработан германским генеральным штабом. Зато план, сфабрикованный немцами, был признан поляками подлинным и положен в основу всей оборонной подготовки и строительства укреплений в Польше. Когда германские танки и пехота, поддержанные крупными соединениями авиации, перешли в сентябре 1939 года границы Польши, они точно, без отступлений, следовали плану, разработанному германским генеральным штабом и попавшему в руки Сосновскому. А тот в это время за свою «плохую работу» уже четвертый год томился в тюрьме!

Именно эта форма контршпионажа была излюбленным приемом адмирала Канариса. Поэтому, принимая решение направить капитана Бенеке в Норвегию, начальник абвера предполагал, помимо всего прочего, использовать и такую возможность, разумеется, если позволит ситуация. Вполне понятен поэтому и выбор Канарисом человека такого типа, как Бенеке, обладавшего незаурядными артистическими способностями, умением приспосабливаться к обстановке и спокойно ожидать момент, когда он сам и его связи могут оказаться полезными.

Бенеке являл собой человека весьма оригинального во всех отношениях. Темные, резко выделяющиеся на бледном лице усы подчеркивали насмешливый прищур его веселых карих глаз. Он не был похож на немца и поражал всех горячим, почти южным темпераментом. Часто в беседах он удивлял окружающих своими неожиданно странными идеями, которые, словно вихрь, налетали на него и так же быстро уносились прочь. Бенеке очень любил поддразнивать и даже злить собеседников. Как ярко выраженный индивидуалист, он презирал схемы и ограничения. Происходя из богатой купеческой семьи в Бремене, он был типичным представителем своего сословия. Его изысканные манеры делали его похожим на англичанина, и в абвере об этом знали.

С малых лет, и особенно с тех пор, как он побывал за границей, Бенеке привык вращаться в обществе. Гнетущей работе информатора, выискивающего сведения из газет и журналов, он предпочитал приятные беседы, хороший коньяк и гаванские сигары. Он никогда не проявлял обычную для немцев скрупулезность и систематичность в подготовке к очередному заданию, но часто прибегал к интуиции, а иногда и к невинной выдумке. Однако, если его знания, навыки и способности подвергались настоящему испытанию, он неплохо импровизировал, давая волю своей богатой и даже несколько несдержанной фантазии. И при всем этом он мог сохранять человечность. Бенеке никогда не боялся отстаивать свои взгляды, хотя это часто приводило его к стычкам с власть имущими. Так, его выступление против Квислинга летом 1940 года было подобно ушату холодной воды на голову некоторых высокопоставленных особ. Но Бенеке всегда удавалось выпутываться из самых рискованных положений. Он походил на кошку, которая, падая, всегда встает на все четыре лапы.

Бенеке обладал на редкость изворотливым умом. В одно мгновение он мог сделаться по-детски наивным, чтобы в следующий миг осуществить ловкую аферу, которая в одно и то же время могла показаться и подлостью и рыцарским подвигом. Очень часто собеседники Бенеке сами шли в его сети, веря утверждениям, будто во всем, что он делает, им руководит человечность. Он умел убедить людей, что в его действиях нет ничего плохого, даже если они и носят шпионский характер. Возможно, сила его доводов в том и состояла, что он имел индивидуальный, необычный для нас подход к решению проблем. Разумеется, он вряд ли достоин того, чтобы о нем слагать легенды, но весь склад его характера, исключительная хитрость и необычное для немца пренебрежение к властям и прусским порядкам делали его, пожалуй, самой оригинальной и колоритной фигурой из всех главных действующих лиц немецкой разведки в Норвегии до и после вторжения.

Итак, первая поездка Бенеке по Норвегии продолжалась около шести недель. Все это время он разъезд жал по стране, постоянно завязывая новые знакомства, вел важные наблюдения, и во всем этом ему помогали полученные от немецких друзей-промышленников рекомендации, доверительные письма и визитные карточки, которые действовали, как волшебное слово «сезам». Изредка он посылал письма жене, в которых восторженно делился впечатлениями о своем путешествии; иногда отправлял открытки друзьям и знакомым, как это делают все туристы и общительные люди. Но срок турне истек, и однажды капитан снова появился в своем кабинете, в штабе гарнизона Ганновера. О прибытии он доложил майору Пфульштейну.

— Ну, как поездка? — спросил его начальник штаба.

— Очень много интересного. Но для доклада о самой работе и моих впечатлениях как сотрудника III-D мне хватит и трех-четырех страниц.

В письменном докладе Бенеке сообщал, что портовые города Норвегии кишат англичанами, что их специально засылают туда под видом разных консулов, вице-консулов и просто служащих и что они устанавливают там связи с издателями, редакторами, журналистами и даже с офицерами и высшими чиновниками полицейского аппарата. Он отмечал также, что в Осло сфера деятельности и круг знакомств англичан гораздо обширнее, чем у немцев. Эти английские консулы, вице-консулы и еще бог знает какие «должностные лица» работают на английскую разведку — Интеллидженс Сервис. «Кажется, мне удалось напасть на следы их влияния на норвежскую прессу, — писал Бенеке. — Это подтверждается тем фактом, что газеты Норвегии стали теперь все чаще и чаще распространяться о немецких шпионах».

«Нужно помнить, — продолжал капитан, — что в Норвегии издается бесчисленное множество газет. Даже небольшие города с населением всего 1500–2000 жителей имеют не менее двух газет, выражающих мнение правящих политических партий. А в хорошем обществе каждого такого города или порта, как правило, есть две семьи, которые группируют вокруг себя настоящие политические фракции. Это серьезно облегчало мою работу, так как рекомендательные письма нередко открывали мне доступ в оба враждующих лагеря.

Уже на десятый день моего пребывания в Норвегии я заметил, что определенные лица начали усиленно интересоваться моей персоной. Очевидно, была установлена и слежка. Две женщины пытались выудить у меня легкомысленные высказывания, но я был с ними лишь подчеркнуто вежлив и любезен…

…За мной следила и норвежская полиция по делам иностранцев. Она проявила исключительный интерес к содержимому моих чемоданов. Работа выполнялась корректно и со знанием дела…»

Свой доклад Бенеке закончил следующими словами: «Я установил связи как с англичанами, так и с некоторыми норвежцами. В Осло я, между прочим, познакомился с весьма симпатичным английским пресс-атташе. В дальнейшем постараюсь использовать его в своих интересах».

Прочитав доклад, майор Пфульштейн удивился его краткости и немедленно вызвал капитана к себе.

— Послушайте, Бенеке, — обратился к нему майор, — а вам не кажется, что доклад о шестинедельном пребывании и всего на четырех страницах — это слишком мало?

— Хорошо, — спокойно ответил Бенеке. — Я напишу еще один отчет, обычный доклад, где изложу все детали и особые наблюдения.

Майор остался очень доволен, когда спустя два дня он ознакомился с новым докладом Бенеке. Этот доклад произвел большое впечатление и в Берлине. Адмирал Канарис выразил капитану свою благодарность в письменном виде, а копию доклада разослал для ознакомления в различные службы абвера. Одновременно капитан получил приказ прибыть в Берлин и поделиться своими впечатлениями на совещании высших офицеров ставки верховного главнокомандования.

В столице Бенеке пробыл недолго. Сразу же после совещания он получил другое задание — совершить новую, более длительную поездку по Норвегии. Теперь ему разрешили взять с собой и жену, что было до сих пор неслыханно в абвере. Многие открыто высказывали свое недовольство, у других это событие вызвало лишь улыбку. Но Канарис понимал, что этот шаг Бенеке был объективно оправдан, и немедленно пресек всякие кривотолки и козни.

Супруги Бенеке сняли меблированную виллу в предместье Бергена, откуда Бенеке совершал свои частые вылазки. Для отвода глаз и по некоторым другим причинам он иногда брал в поездки и свою жену. Это было тем более необходимо, что его супруга обладала блестящей памятью, прекрасной способностью регистрировать в уме все виденное и особенно четко, как и полагается всякой чувствительной женщине, отмечать детали. Во время второго путешествия Бенеке удалось наконец осуществить и свою заветную мечту: ему было разрешено тратить 1000 марок ежемесячно на личные нужды. Это давало ему возможность без всяких угрызений совести сочетать полезное с приятным.

Секретное совещание в Берлине

Едва ли стоит входить во все детали деятельности Бенеке в Норвегии. Многие люди, встречавшиеся на его пути и плененные обходительностью капитана, охотно отвечали на его вопросы и тем самым оказывали ему косвенную помощь. Даже германский посланник в Норвегии доктор Зам, вначале не догадывавшийся о настоящей миссии «инженера» Бенеке, немало ему помогал. А тот очень хорошо играл свою роль технического консультанта крупного сталелитейного треста и акционера различных концернов. Он производил видимость состоятельного человека, использующего свой отпуск для деловых поездок то па юг, то на север до Нарвика и еще дальше — в Страну полночного солнца.

Однажды вечером — это было поздней осенью 1938 года — «инженер» вместе с секретарем миссии бароном Нейгаузом был приглашен на квартиру к германскому посланнику. Многие недели до этого Бенеке скитался по стране и потому искренне обрадовался предоставившейся возможности побыть среди соотечественников, с которыми можно говорить более или менее открыто. Да, там он отдохнет от мыслей о задании, от маскировки, от постоянного напряжения нервов, необходимого разведи чику, чтобы не проронить неосторожного слова или замечания, забудет на время опасность быть разоблаченным.

Сильный снегопад задержал Бенеке на пути из Лиллехаммера. Приехав в Осло, он только на минуту забежал в «Гранд-отель», чтобы переодеться. Ртуть в термометре опустилась намного ниже нуля. С Осло-фиорда дул резкий ветер, бросавший в лицо колючую снежную крупу. Тем более приятным показалось капитану тепло уютной квартиры посланника, когда он через несколько минут вошел в здание германской миссии на улице Драмменсвейен. Посланник Зам, или, как его называли друзья в Германии, длинный Зам, радушно приветствовал Бенеке. Вскоре гостей позвали к столу, и понимающий толк в этих делах Бенеке убедился, что слухи об особенной кухне Зама вполне справедливы.

После ужина завязалась оживленная беседа. Разговор шел главным образом о различных экономических вопросах. Дипломатов интересовало, какое впечатление произвела Норвегия на их компетентного соотечественника. Бенеке охотно делился своими наблюдениями.

После кофе госпожа Зам и секретарь посольства покинули компанию, а посланник и Бенеке уютно расположились у камина, в котором весело потрескивали дрова. Капитан испытывал истинное наслаждение: здесь он сможет наконец спокойно отдохнуть, здесь не нужно прятать лицо от резких порывов колючего ветра с моря, заставляющего тревожно дрожать кроны деревьев и вызывающего своими унылыми злобными завываниями настороженность и страх. Такая обстановка сближает людей. Момент несомненно подходящий для маленького сюрприза. Но может ли он, Бенеке, поведать посланнику хотя бы часть своих секретов? Собственно говоря, он не должен ничего ему говорить. Таков закон его службы. Но Бенеке знал, что адмирал Канарис, когда речь шла о деле, не был педантом и всегда поощрял тех подчиненных, которые в нужный момент действовали не по шаблону.

В течение вечера Бенеке хорошо изучил посланника. Он чувствовал, что доктор Зам, выражаясь осторожным языком дипломатов, довольно критически относился к Гитлеру. Секретом полишинеля было то, что антинацистские настроения доктора Зама явились поводом для перевода бывшего президента сената города Данцига с должности бургомистра Берлина на политически безопасный пост посланника в Осло.

Бенеке наконец решился и в ярких выражениях рассказал посланнику о своей настоящей работе. Посланник оживился. Было видно, что рассказ разведчика удивил и в высшей степени заинтересовал его. Отбросив всякие церемонии, посланник тут же задал Бенеке очевидно крайне волновавший его вопрос. Ему хотелось знать, какие выводы сделал Бенеке из своих наблюдений. Бенеке удачно сымпровизировал что-то, и разговор принял еще более откровенный характер. Доктор Зам стал выяснять, что может сделать миссия для облегчения работы Бенеке и как это выполнить. Ведь, собственно говоря, дипломат и разведчик делали одно общее дело. А Бенеке сумел убедить посланника, что задание, которое он выполняет, не связано с непосредственным ущербом для Норвегии.

— Нельзя ли устроить вас где-нибудь консулом или генеральным консулом? — предложил посланник.

— Нет, — подумав, ответил Бенеке. — Это было бы нецелесообразно. В этом случае я был бы привязан к одному месту. А это не входит в мои планы.

И действительно, будучи, например, генеральным консулом в Бергене, Бенеке не смог бы внезапно появляться то в Нарвике, то в Тронхейме или в Ставангере. Это могло показаться подозрительным, и полиция по делам иностранцев навострила бы уши. Таким образом, речь могла идти только о той или иной должности в аппарате самой миссии. Может быть, в качестве пресс-атташе? Впрочем, нет. Это — сфера деятельности партийных функционеров и прежде всего представителей внешнеполитических организаций.

«Как же быть?» — думал посланник, и вдруг его лицо осветилось улыбкой.

— Постойте, — сказал он, — Бенеке, ведь у вас же коммерческое образование, а официально вы значитесь консультантом сталелитейного треста. Ничего не будет странного, если дипломированный инженер станет помощником торгового атташе.

Да, это было наиболее подходящее прикрытие. Тем более что несколько дней тому назад миссия получила сообщение из Берлина о том, что доктор Мангельсдорф будет переведен из Стокгольма в Осло в качестве торгового атташе. И это было как нельзя кстати, потому что такой крупный специалист мог один справиться с делами, а Бенеке получал необходимую ему свободу передвижения и действий.

Так провидение в лице доброжелательного шефа миссии дало в руки капитана крупную козырную карту, сыгравшую несколько позднее, на одном важном совещании, решающую роль.

Спустя две недели Бенеке вернулся в Ганновер. Там он узнал, что его уже перевели в Берлин, так как новое задание выходило за пределы функций местного офицера отдела III-D. А еще через некоторое время адмирал Канарис созвал у себя секретное совещание. Присутствовали майор Енке — личный адъютант Канариса, он же начальник отдела кадров абвера, подполковник Остер — начальник организационного отдела, полковник Ганс Пикенброк — начальник разведывательного отдела, подполковник Рудольф Бамлер — начальник отдела контрразведки и майор Иоахим Роледер — бывший непосредственный начальник капитана Бенеке. Роледер заменил Рихарда Протце, который вместе со своей теткой был направлен в Голландию для руководства деятельностью немецкой разведки против Франции. В совещании принимали участие и офицеры — порученцы Гитлера и фон Риббентропа, а также три офицера отдела III-D, не считая Бенеке.

— Господа, — обратился Канарис к последним четырем офицерам, — я должен сообщить вам нечто совершенно новое и важное. Вам надлежит отправиться в те страны, в которых вы время от времени работали до сих пор, а именно — в Египет, Грецию, Румынию и Норвегию. Каждый из вас назначается руководителем разведывательной организации в соответствующей стране. Думаю, что не стоит объяснять вам, что это значит. Офицер, который поедет в Египет, будет работать под видом коммерсанта и создаст в Каире торговую фирму. Руководитель разведки в Румынии назначается помощником военного атташе в Бухаресте, а офицеры, направляющиеся в Грецию и Норвегию, будут работать консулами. Имеются ли у вас какие-нибудь замечания?

Слово попросил капитан Бенеке.

— Господин адмирал, — сказал он. — Подробные сведения, которые я накопил о положении в Норвегии, дают мне право утверждать, что в качестве консула я не смогу пользоваться необходимой свободой передвижения. Я прошу поэтому разрешить мне отправиться в Норвегию по дипломатической линии в качестве помощника торгового атташе при нашей миссии в Осло. Для этого мне, разумеется, нужен дипломатический паспорт.

Офицер — порученец Риббентропа вскочил и назвал это предложение неприемлемым и даже откровенно фантастическим.

— Нельзя злоупотреблять дипломатическим статутом, — заявил он, — и позволять офицерам абвера действовать под маской торговых атташе. Если начальник разведывательной организации будет разоблачен, это может привести к серьезным осложнениям.

Вот тут-то Бенеке и пустил в ход свой главный козырь.

— Две недели тому назад, — невозмутимо ответил он представителю министерства иностранных дел, — я беседовал по этому поводу с нашим посланником в Норвегии доктором Замом. Он согласен с моим предложением!

Канарис улыбнулся и, обернувшись в сторону застигнутого врасплох порученца от Риббентропа, произнес:

— Все возражения со стороны вашего министерства вы должны уладить сами. Возможно, было бы лучше, если бы вы отправились туда немедленно. Сошлитесь на беседу капитана Бенеке с посланником. Я думаю, будущему помощнику торгового атташе достаточно будет четырехнедельных курсов в Берлине. Ведь у капитана многолетний опыт торговой и экономической деятельности…

И, повернувшись с довольным видом к Бенеке, Канарис добавил:

— Сообщите посланнику, что вы прибудете в Норвегию в качестве помощника торгового атташе ровно через пять недель.

Бенеке пришлось немало потрудиться в министерстве иностранных дел, чтобы усвоить весь круг обязанностей торгового атташе. Затем ему было присвоено звание майора, и с кличкой «доктор Альтфатер» («Старик»), которой он должен был подписывать донесения абверу, Бенеке взял курс на Норвегию.

1 декабря германская миссия в Осло объявила о прибытии в Норвегию нового помощника торгового атташе. Весьма скоро состоялась аудиенция в королевском дворце. Так руководитель германской разведывательной организации в Норвегии стал дипломатом.

«Организация» Бенеке

После прихода к власти Гитлера в 1933 году абверу не разрешалось вести шпионаж в Великобритании. Только в 1936 году, то есть почти одновременно со вступлением Германии в демилитаризованную Рейнскую область, ограничения в этом вопросе подверглись пересмотру. Абвер мог теперь использовать легальные каналы, по засылка тайных агентов через Ла-Манш по-прежнему исключалась. Это необычное явление можно было объяснить только предвзятым отношением Гитлера к Великобритании, его уверенностью в том, что ему удастся прийти к полюбовному соглашению с англичанами о разделе сфер влияния. Однако к осени 1937 года, а другими словами, к тому времени, когда капитан Бенеке уже выполнял в Норвегии свое первое «контрольное» задание, этот запрет начал терять силу.

В своей книге о германской военной разведывательной службе бывший руководитель разведки в Стамбуле гамбургский адвокат Пауль Леверкюн писал, что засылка агентов в Великобританию была чрезвычайно трудным делом. Во-первых, следить за подступами к острову было значительно легче, чем обеспечивать непроходимость сухопутных границ. Во-вторых, каждый англичанин, независимо от того, из каких слоев населения он происходит, испытывает врожденную страсть к детективным историям и сам может быть неплохим детективом.

И не случайно, что Конан Дойль, отец современной детективной литературы, и Эдгар Уоллес — оба были англичанами. Средний англичанин, как бы вежлив он ни был в обращении с людьми, встречает всех иностранцев с недоверием.

Адмнрал Канарнс прилагал все усилия к тому, чтобы найти решение, которое позволяло бы даже в напряженное время, при мобилизации, и в случае начала войны продолжать сбор информации в прежних масштабах. Поэтому было очень важно создать плацдармы в нейтральных странах, в особенности в странах, находившихся в близких экономических и других связях с государствами, которые больше всего интересовали германскую разведку, но сами, вероятно, остались бы вне конфликтов между великими державами.

В частной беседе, состоявшейся 14 октября 1953 года, ныне покойный генерал Курт фон Типпельскирх, который перед войной был в генеральном штабе начальником отдела, занимавшегося изучением армий западных государств, заявил автору этих строк следующее:

— В августе — сентябре 1938 года можно было, исходя из технических и организационных соображений, ожидать сравнительно близкого начала войны. Имея в виду эту возможность, адмирал Канарис и создал в странах Европы свои разветвленные организации.

В политическом отношении Норвегия принадлежала к странам западной ориентации. Но для германского абвера она представляла собой прежде всего трамплин на Восток. Именно отсюда открывались возможности для проникновения в глубь «русского сфинкса»[18].

Подполковник Эрих Прук, бывший в то время начальником группы «Восток» в управлении абвера, рассказывает, что именно он предложил адмиралу Канарису создать разведывательную организацию в Норвегии. Характерно, что для подобных «организаций» вовсе не нужно было использовать офицеров-профессионалов. Для этой цели вполне годились лица, занимавшиеся торговыми и другими делами; в общем, любые проверенные люди, которые, будучи офицерами резерва, имели бы подходящую гражданскую профессию. Это было необходимо для того, чтобы они могли обосноваться в чужой стране на более или менее продолжительный срок. Разведывательные организации являлись административными базами абвера в нейтральных странах и создавались там, как правило, еще в мирное время. Если в случае войны Германия оказалась бы отрезанной от некоторых стран, с которыми она поддерживала связи, базы абвера стали бы ее опорными пунктами.

Генерал-лейтенант фон Бентивегни, бывший начальник отдела контрразведки у адмирала Канариса, рассказывает, что организация такой «базы» в Норвегии диктовалась целым рядом практических соображений. Так, например, возникла необходимость иметь специальные «административные центры» для упорядочения вопросов вознаграждения и общего руководства теми офицерами, которые уже работали в стране или прибывали сюда впервые. Разведывательные организации обычно создавались при наличии двух и более офицеров, особенно когда в одном районе действовали офицер разведки и офицер контрразведки. Но никто из офицеров, связанных с «организацией», не мог работать против страны, в которой он находился. Это была одна из заповедей Канариса.

Бенеке был направлен в Норвегию еще при предшественнике фон Бентивегни — подполковнике Бамлере, пробывшем на этом посту до 1 марта 1939 года. По мнению Бентивегни, не было необходимости придавать миссии Бенеке политический характер. Очень возможно, что абвер установил, что разведка других стран, и в первую очередь Великобритании, использует Норвегию в качестве арены для ведения военной разведки против Германии и что эти страны забрасывают своих агентов в Германию через Норвегию или вербуют норвежцев и иностранцев, проживающих в Норвегии, для своей разведывательной службы.

Деятельность Бенеке ни при каких обстоятельствах не могла быть направлена против Норвегии; он должен был работать только против обосновавшихся в Норвегии разведывательных организаций третьих стран. Таким образом, как неоднократно подчеркивал Бентивегни, сама Норвегия являлась только «районом операций». Другими словами, разведгруппа в Норвегии была создана в расчете на предстоящие события и в какой-то мере под давлением обстоятельств. С одной стороны, было гораздо лучше и проще держать здесь одного человека в течение длительного времени. Пребывание в стране без твердо определенного задания облегчает возможность изучения народа и условий его жизни. Правда, результаты часто бывают обратно пропорциональны расходам, но зато шансы быть раскрытым остаются минимальными. А в задачу всякого разведчика как раз и входит сохранение себя до тех пор, пока не разразится война. Кроме того, содержание в любой стране одного человека обходится недорого. Но с другой стороны, и это, пожалуй, главное, создание в стране разведывательной организации серьезно облегчает деятельность офицеров-разведчиков, позволяет подготовить «базу», которую всегда можно расширить.

Двуликий Янус

Ясно, что первое время после аудиенции у короля Бенеке пришлось заниматься делами торгового представительства, но при этом он не забывал и своих обязанностей как руководителя разведгруппы. Такое положение требовало, чтобы он надел маску двуликого Януса[19]. Подлинные цели пребывания Бенеке в Норвегии должны были сохраняться в абсолютной тайне в узком кругу сотрудников германской миссии в Осло. Помимо доктора Зама в тайну были посвящены только секретарь миссии фон Нейгауз и торговый атташе доктор Мангельсдорф. Это было необходимо, так как в противном случае нельзя было бы избежать различных столкновений и даже ссор. Бенеке мог уделять доктору Мангельсдорфу и делам торгового представительства лишь очень немного времени. Он был целиком поглощен организацией поездок по стране, заводил нужные ему знакомства и т. п.

Когда Бенеке возвращался из своих многочисленных поездок, он охотно, с глазу на глаз делился впечатлениями с доктором Замом. Именно это обстоятельство посланник ценил больше всего, и, само собой разумеется, отношения между ними с каждым днем становились все более тесными. Руководство абвера вряд ли одобрило бы действия майора, посвящавшего в свои дела постороннего свидетеля. Но Бенеке считал себя ответственным только лично перед Канарисом и спокойно продолжал работать так, как хотел. И надо сказать, что, доверившись посланнику, Бенеке не проиграл: доктор Зам, как правило, давал ему очень полезные советы, касавшиеся отдельных деталей выполняемых майором задач, и указывал ему лиц, которыми стоило заняться.

Устраивая прием, посланник очень часто спрашивал Бенеке, кого тот хотел бы пригласить к столу. Правда, во время больших официальных торжеств особые интересы руководителя нелегальной разведки, естественно, не могли учитываться, и согласно дипломатическому табелю рангов помощник торгового атташе должен был сидеть за столом довольно далеко. Но это не имело значения, потому что, если нужно было свести Бенеке с кем-нибудь из гостей, доктор Зам исключительно ловко делал так, чтобы после официальной части приема нужное лицо оказывалось около столика или стула помощника атташе. А уж что может быть лучше беседы за чашкой кофе с хорошим коньяком, когда тебя не стесняют чересчур разговорчивые соседи.

Много интересных знакомств завязал Бенеке на этих приемах. Среди лиц, с которыми он встречался, бывали и иностранцы, находившиеся в Норвегии по торговым делам, и сотрудники итальянского и финского посольств. Но особенно высоко ценил Бенеке знакомство с британским пресс-атташе. Это был не только приятный собеседник; майор знал, что англичанина волнуют те же вопросы, которыми интересуется и он сам. В свою очередь и пресс-атташе догадывался, какими «торговыми делами» занят Бенеке. Но, боясь собственного разоблачения, англичанин не посмел разоблачить офицера управления Канариса. Тем более он не мог представить норвежским властям изобличающие Бенеке доказательства. Ведь майору не составляло особого труда помешать противнику в этом, а в случае необходимости он мог прикрыться своей дипломатической неприкосновенностью. Это значительно облегчало положение Бенеке. Кроме того, Бенеке отлично усвоил заповедь разведчика, гласящую, что, чем наглее и самоувереннее держит он себя во вражеском окружении, тем меньше улик оказывается у его противников.

Марина

В пансионате г-жи Бертельсен по улице Бюгдэй-алле жила одна бывшая балерина, державшая напротив, в Автомобильном пассаже, танц-класс. Марина Ли, так звали эту женщину, была хорошо знакома со многими влиятельными людьми, и ее танц-класс всегда был полон учеников. С помощью искусных женских чар и умения нравиться мужчинам ей удавалось скрывать недостатки техники и отсутствие таланта. Большое обаяние Марины позволяло ей располагать к себе не только учеников, но и многих коллег. Даже завзятые знатоки искусства Терпсихоры, поддаваясь очарованию, невольно переоценивали ее способности. В сущности, Марина Ли была настоящим хамелеоном. Она могла меняться в зависимости от окружающей обстановки, показывая все новые и новые стороны своей удивительной личности, но никогда не раскрывая своего настоящего лица.

Бертольд Бенеке познакомился с ней в Бергене еще в апреле 1939 года. Марина обучала там нескольких учеников танцам, и Бенеке, воспользовавшись свободным вечером, как-то решил ближе познакомиться с этим видом искусства. Старая хозяйка дома, где остановился Бенеке, еще накануне рассказала ему, что Марина пишет небольшие скетчи и водевили для театров и концертных групп и разъезжает с ними по всей Норвегии. По просьбе капитана хозяйка пригласила Марину после спектакля к себе домой и познакомила их. А через день Бенеке уже сам пригласил Марину на концерт.

Возвратившись с концерта, они просидели вдвоем до глубокой ночи. Марина стала ближайшим другом и сотрудницей Бенеке, его лучшим агентом.

Так постепенно Бенеке увеличивал круг завербованных им агентов. У него был свой особый подход к каждому из них, и это позволяло ему довольно удачно вести игру. Вплоть до начала войны в сентябре 1939 года он не прибегал к помощи немецких агентов, и это, несомненно, способствовало тому, что норвежской тайной полиции и полиции по делам иностранцев было трудно найти то звено, которое замыкало бы круг деятельности «помощника торгового атташе».

Наиболее ценными помощниками Бенеке стали Марина и один молодой австриец Эммерих Неймейер, с которым Бенеке познакомился еще в 1938 году. В начале 1935 года Неймейер вместе со своим братом приехал в Норвегию из Голландии. По всей вероятности, братья бежали из Штирии после убийства Дольфуса[20] и неудавшегося государственного переворота. Через Швейцарию и Францию они добрались до Голландии, намереваясь отсюда просить политического убежища у русских. Попав затем в Норвегию, Эммерих Неймейер почему-то никуда больше не поехал, а получил здесь постоянный вид на жительство и стал работать на одном из крупнейших предприятий страны. В феврале 1938 года, то есть в то время, когда Германия объявила об аншлюсе Австрии, включив ее в гитлеровский рейх, бывший социал-демократ и пацифист Неймейер познакомился с Бенеке.

Неймейер

Бенеке умел собирать плоды, когда они уже созрели. Люди, подобные Неймейеру, были самым ценным материалом для вербовки агентов: ведь они почти всегда были известны в стране, приютившей их, как признанные пацифисты и антинацисты.

Казалось бы, что именно поэтому Неймейер и не подходил для роли агента. Но Бенеке все рассчитал. После долгих скитаний у Неймейера появилась сильная тоска по родине. Австрия существовала теперь только как часть Германии. В Норвегию Неймейера привели революционный темперамент и желание бороться против диктатуры. На этом длинном пути он изведал судьбу эмигранта, человека без родины, почувствовал себя деревом с подрубленными корнями, увидел, что отстает от жизни. Его все глубже засасывала скука провинциального города. Знакомство же с Бенеке открывало перед мим возможность снова начать жить в напряженной борьбе. Все, за что он до сих пор боролся, стало иллюзией. Но Бенеке сумел внушить ему, что его существование может снова получить конкретное содержание в службе новой «великой родине», в борьбе с «империализмом западных держав»[21].

У Бенеке не было своих людей среди членов НС[22], или норвежских нацистов. Адмирал Канарис не желал использовать иностранных нацистов на службе в абвере. Об этом он на ухо говорил своим ближайшим сотрудникам, и его аппарат вел себя в этом вопросе весьма последовательно. Кроме того, использовать членов НС в интересах Германии было довольно опасно, так как в случае провала (а норвежским властям ничего не стоило раскрыть подобные связи) германские наставники неизбежно оказались бы в тюрьме. Поэтому Бенеке мог вести вербовку агентов главным образом среди антибритански настроенных кругов или же среди антикоммунистов. Таким образом ему было, бесспорно, легче скрывать свое истинное лицо.

Первоначально планировалось, что деятельность Бенеке не должна направляться против Норвегии. Этой стране отводилась роль промежуточной станции для проникновения в Великобританию и Советский Союз. Первое время важнейшим направлением был Восток. Поэтому Бенеке придавал большое значение своему знакомству с Мариной Ли, которая благодаря своей деятельности имела связи со многими русскими.

Почти всегда опасно использовать женщину в качестве разведчицы, потому что женщина, бессознательно или боясь признаться в этом самой себе, действует, побуждаемая чувствами. Одна лишь Мата Хари[23] была в этом смысле приятным исключением. Марина, обладая экзотической внешностью и очаровательными манерами, также выгодно отличалась от других разведчиц. Она умела нравиться всем мужчинам. Многие артисты и художники в Осло просто восхищались ею. Но она умела и владеть собой. У нее чувство никогда не брало верх над разумом. Она, как никто, была способна дразнить мужчин своим безразличием, и это сражало многих. Ей нравилось завлекать мужчин в свои сети, подчинять их своей воле. Флирт был ее могучим оружием.

Но у нее была одна большая слабость: она страстно любила роскошь и часто позволяла себе довольно странные капризы. Особое удовольствие она получала оттого, что заставляла подолгу ожидать у своего дома по улице Хафрс-фиорд такси, вызванное прислугой по ее приказу. Расположившись поудобнее в глубоком кресле перед окном, она с истинным восторгом наслаждалась беспокойством шофера такси, с недоумением поглядывавшего на дом и на включенный счетчик. Затем, сев в машину, она через 300–400 метров вдруг приказывала остановиться, выходила и шествовала по тротуару, постукивая острыми каблучками своих модных туфелек. Это была ее манера демонстрировать свою зажиточность. Прекрасным для нее было только то, что стоило много денег. Все, что было дешево, не вызывало у нее никаких эмоций. Таков был идеал ее жизни, ее существования.

Вполне понятно, почему Бенеке заинтересовался этой балериной. Он должен был готовить связи на Восток. И нельзя не признать, что связи с Мариной были ему весьма и весьма приятны. Майор стал питать к Марине еще большие симпатии после того, как она рассказала ему о своей довольно трагической судьбе, о том, что ее родители — русские дворяне — были убиты в России во время революции 1917 года, когда ей было только 15 лет. Затем, выйдя замуж за норвежского коммерсанта, она уехала в Норвегию.

Именно это и заставило Бенеке установить деловые отношения с Мариной. Она охотно согласилась помогать Бенеке и тем самым связала себя с германской разведкой.

Между тем в течение лета и осени 1939 года международная обстановка еще больше обострилась. Майор Бенеке постоянно находился в разъездах. Он появлялся то в Западной, то в Южной Норвегии, чтобы наладить агентурную сеть против Советского Союза.

23 августа Германия и Советский Союз заключили пакт о ненападении. Одним из последствий этого акта было обещание немцев прекратить свой шпионаж против СССР, в которое никто не верил.