В шаге от вечности

Часть 7. Туман Вавилондона

Когда Гарольд вышел из ее дома, был уже поздний вечер. Быстро же пролетело время… несмотря на то, что ничего хорошего не произошло. Конечно, он каждую секунду разговора мог узнать точное, но за часами не следил.

Атомные часы не тикают. Они просто отсчитывают неумолимый ход времени.

Ну вот, все точки над финскими умляутами расставлены. На душе так спокойно и определенно.

Нервный смешок вырвался у него. Он представил, как засмеялась бы Аннабель, узнав том, что произошло. Надо ее отключить. Или хотя бы переформатировать ей память. Хотя почему «ей»? Это нейросеть, а не личность с полом и характером. Это даже не оно, а ничто.

Но сегодня заставила страдать его именно живая женщина.

«Ну а ты как хотел? — подумал Синохара, привычно обращаясь к себе во втором лице. — Самка — это живой биологический анализатор, чувствительный к патологиям. Ведь им надо выбрать лучший генетически материал и забраковать дефектный. Конечно, она врет, что ее оттолкнуло насилие. Они это любят! Это признак силы. Но даже твоя попытка стать хищником не смогла обмануть. Потому что они чувствуют, кто ты внутри. Как говорил один гуру, альтруизм выдает в мужчине неудачника. Настоящий брутальный альфа ничего не делает для других и ставит всегда на первое место себя. Потому что он ценный эволюционный ресурс. И именно поэтому вокруг него всегда полно самок».

Чушь, конечно. Этология для «чайников» от сектантов коучинга, которые имеют профит, окучивая неофитов на своих курсах. Толстых или тощих неудачников, живущих с родителями. Но доля истины в этой куче информационного мусора есть. Выбор, который делают хоть женщины, хоть мужчины — иррационален и инстинктивен.

Ему не хотелось становиться таким. Хотелось следовать по пути разума. Но реальность раз за разом доказывала неприятную правду. За животное, даже свинское поведение всегда награждали, а за человеческое, разумное били по голове или как минимум игнорировали.

«А может, она врет? — накручивал он себя. — Может, не в свободе дело и не в котах? А просто она чпокается с садовником Мохаммедом или Альфонсо на своей огромной кровати в спальне? Нищим, который её в грош не ставит и не умеет связать двух слов. Но все равно ей нужен. Потому что от него пахнет сильным здоровым зверем. Вдруг феромоны все-таки работают? А тебе она вешает лапшу на уши, потому что у тебя фенотип и запах лузера. Сколько бы человек ты не отправил на тот свет с помощью машин».

Нет, он никогда не смог бы причинить ей зло… или даже просто боль, настоящую. Но злость была реальной, и ее хватило бы, чтоб вскипятить воду в столитровом котле. Нужно было срочно дать ей выход.

Проходя к воротам, Синохара воткнул в мягкую землю клумбы двух бумажных журавликов, которых смастерил по всем правилам икебаны, но в последний момент передумал дарить. Понял, что это глупо.

Своим кибернетическим пальцем нагрел две жалкие фигурки до температуры воспламенения бумаги, глядя, как они чернеют. Понадобилось меньше, чем 451 по Фаренгейту. А потом они вспыхнули.

Смотрел, как они корчатся в огне, разворачиваясь. В глаза бросились написанные на внутренней стороне иероглифы, которые никто не прочтет. Стоял до тех пор, пока от них не остался один пепел, который развеял налетевший порыв ветра. Пепел выпадет где-то в канале, и будет унесен в Темзу. А значит, в море. Хороший символизм.

Устроенный им крохотный пожар отражался в каналах Ислингтона. И тут же прилетел маленький пожарный дрон. Видимо его «гнездо» было совсем рядом в переулке. Он был похож на толстого надоедливого шмеля, стрекотал пропеллером, светил оранжевым сигналом и издавал пронзительные трели. Набирал воду прямо в канале… и улетел, увидев, что возгорание уже исчезло.

Гарольду хотелось отвесить ему тычка и посмотреть, как он упадет в воду. Но это уже порча муниципального имущества.

Он смотрел на рябь на зеленоватой воде медленно текущего Риджентс-канала.

Ехавший по набережной моноциклист — высоченный скандинав в вязанной кофте с норвежским узором и с бородой, которая снова входила в моду в этом сезоне — шарахнулся в сторону, увидев огонь. Но, глядя на открытую спокойную улыбку Гарольда, перевел дух и выровнял ход аппарата.

— Перформанс? — догадался ездок. — Хэппенинг? Модерн-арт? Или вандализм?

— Концептуальное искусство, — Гарольд кивнул. — Созидание в разрушении.

И пошел прочь.

А «скандинав» еще какое-то время смотрел на кружащийся пепел и думал о чем-то своем, скандинавском.

Если бы кто-то более внимательный увидел Гарольда в эту секунду, он понял бы, что перформансом тут не пахнет. Лицо его выражало первобытную ненависть, которая клокотала, как вода в котле. Никогда ни в школе, ни в коллективе на работе, ни в Корпусе, ни на войне он так сильно не ненавидел. До скрипа зубов. Подавленный рев, вой зверя вырвался наружу. «Она врет. Пудрит тебе мозги. У нее кто-то есть, и она считает его лучше тебя. Ты лузер, хи-хи-хи. Тебя оставили без пирога. Ничего личного, приятель. Просто механизмы отбора».

Инстинкт, привет из первобытности, вооруженный современными знаниями советовал ему взломать базу данных Корпуса, вычислить конкурента (раз уж это не Макс), узнать его местонахождение, убить и (опционально) съесть его сердце. И тогда самка, конечно, достанется ему. Жаль, что в современном мире вопросы так не решаются.

И хорошо, что хватило ума не предложить ей «хотя бы» искусственное вынашивание. Мол, если уж не можем быть вместе как люди, то хотя бы внутри бездушного прибора. Ха-ха.

Надо остыть, чтоб действительно не сделать что-нибудь ужасное. Полчаса он просто сидел на скамейке в парке. Colebrooke Row Gardens — подсказала подсказка. Публичный бесплатный парк. Бесплатный даже для неграждан.

Вряд ли его примут за бомжа. А уж бояться тут в безопасном районе надо было разве что его самого. Поэтому можно отключиться от потока реальности и помедитировать, ни о чем не думая.

На небе проступили первые звезды. Он видел их, в отличие от большинства людей на улицах. Из-за светового загрязнения в мегаполисах часто не разглядеть даже Большую медведицу, не говоря уже о Млечном пути. Но с его глазами, если сделать максимальное приближение, можно легко увидеть даже форму Туманности Андромеды. Небо разворачивалось перед ним как свиток, и едва заметная мутная точка становилась крупной, словно Бетельгейзе. Гарольд вспомнил, как в детстве в Австралии возле города Кэрнса лежал в траве, вглядываясь в ночное небо, углубляясь в него. Тогда у него не было «линз», их еще не изобрели, но был детский телескоп, купленный на китайском портале «Али-баба». И он внушал себе, что это — телескоп «Хаббл». Или представлял, что сам летит сквозь эти пространства со скоростью света, к самому центру галактики и за ее пределы.

Тогда он уже мечтал быть астрономом. Но как профессия астрономия к тому времени, как он поступил в колледж, уже умерла. Для обработки и интерпретирования данных было достаточно тысячи человек на весь мир, получающих сведения от огромных приборов на орбите. Хотя половина из них была даже не учеными, а пиарщиками, менеджерами и журналистами, которые управляли этой системой, доводили ее результаты до публики, выбивали гранты. Объясняли ленивому и скупому человечеству, зачем тратить деньги на то, чтобы понять нечто, происходящее в миллиардах световых лет… вернее, происходившее миллиарды лет назад.

Когда он понял, насколько это скучно, то решил, что будет астронавтом. Это ведь еще круче. Думал, что будет исследовать вселенную сам, и ступит на другие небесные тела. Но для полета на Марс и даже на Луну он оказался неподходящим, хотя имел прекрасное здоровье и безукоризненный послужной список.

«Может, подать заявку снова?» — подумал Синохара. И рассмеялся. Наемник, массовый убийца, даже если все эти убийства были в рамках закона и приказов, а также потенциально — социопат. Да, имеет награды. Да, Эшли никогда не донесет на него за его не совсем адекватное поведение в этот день. Но, возможно, ему в его файлы уже давно внесли отметку о подозрении на посттравматический синдром, повышенную агрессивность и суицидальные наклонности. А такого точно нельзя в ракету к Марсу.

Жаль, что Красной планеты сейчас нет в небе над Лондоном. Есть болезненное удовольствие в том, чтоб смотреть на свои разбитые мечты.

Гарольд вспомнил, как во время стажировки при Центральном аппарате ООН, проживал в Нью-Йорке в районе Клинтон, том самом, который когда-то носил прозвище Адская кухня и славился своими ирландскими и пуэрториканскими бандами. Но уже с конца ХХ века это было спокойное и даже местами фешенебельное место. И вот, придя после нудной конференции к себе в номер, он смотрел в окно на небоскребы Манхэттена и жилые кондоминиумы.

А там была другая вселенная, которую он мог лицезреть: чужая жизнь в каждом окне. У большинства ничего не разглядеть — поляризованное стекло или другая защита оберегала приватность. У других просто были опущены жалюзи и шторы. Но некоторых было видно. Там у них была чужая жизнь, чужая причастность к чему-то хорошему… или плохому. Рай для вуайериста… и эксгибициониста. Впрочем, он не был ни тем, ни другим. Но мысль о том, насколько каждый беззащитен и открыт любому взору… заставила его тогда поежиться.

«Нет, я не стану ее тенью. Не буду ее преследовать. Я разумный человек, а не псих. Все кончено. Остается только долг».

Довольно рефлексии. Самурай действует, а не думает.

После того, как он перевел свой организм обратно в «обычный» режим, его на некоторое время поразили побочные эффекты. Одним из них был географический кретинизм. Он чувствовал себя так, будто по голове стукнули мягким молотом.

Синохара не мог сходу понять, как быстрее всего добраться до ближайшей станции «Ангел», даже открыв в глазах карту. Все перед ним расплывалось, но проецируемые подсказки выручали, как путеводная звезда. По этим стрелкам даже ребенок найдет дорогу. Собственно, пользоваться им учили еще дошкольников.

Темнело, и повсюду зажигалось уличное освещение. Одновременно улицы наполнялись людьми, чего он никогда не любил. Вместе с огнями фонарей зажигались светящиеся детали одежды гуляющих по улицам лондонцев и лондонабадцев. Включая татуировки, которые меняли цвет иногда в зависимости от настроения владельца, а иногда от температуры среды. Старики иногда ставили себе такие на руку — поднялось давление или сахар подскочил — а эта штучка сразу стала красной.

С улиц исчезли дети и почти исчезли подростки. Кто же хочет проблем с ювенальной юстицией? Но зато полно было тех детей, кто заключен в тело взрослого. Вот только игрушки у них стали другие. Но, если не заходить в гетто, опасности не было.

Гарольд нечасто выходил в город просто так и не понимал, зачем гулять по мегаполисам, хотя на природе побродить любил. Какой это по счету город-двадцатимиллионник, куда его заносит судьба и служба?

Мягкий свет зажегшихся фонарей напомнил ему, что время уже позднее. Начинал моросить мелкий дождик. Холодало.

Он шел, глубоко засунув руки в карманы куртки, которая уже начала подогреваться изнутри, чувствуя изменение температуры. Для воды она была полностью непроницаема. Он надвинул капюшон.

Мостовая была бы идеально сухой даже под настоящим ливнем. Ноги по ее поверхности не скользил. И лужи не образовывались, вода тут же уходила через микрокапилляры в ливневую канализацию.

Но он все равно пошатывался. После сегодняшней порции откровений Гарольд временами путал реальность с ее заменителями. На перекрестке рядом с лавкой сладостей он чуть не дал команду кликом глаза живому аниматору в костюме глазированного пончика, чтоб тот убирался к черту. Бедолага мок под дождем за гроши, изображая “donut” с глазурью и посыпкой, но все равно мог быть более счастливым человеком, чем он.

В другом месте ногой попытался оттолкнуть с дороги виртуальную тележку с мороженным. Случайно кликнул по нескольким рекламным ссылкам на стене. И тут же начали наматываться террабайты траффика, вкручивая ему в мозг что-то про Мальдивы, электромобили, мужской парфюм…

Прервал.

Сам не заметил, как оказался возле ювелирного салона той же сети, в которой сегодня совершил покупку. Зачем, для чего?

«Заберите себе свою подвеску. Верните мне деньги. Она не сработала!», — подумал он и расхохотался.

Как и дурацкий бонсай.

Все это танец идиотских птичек, самцы которых отращивают яркое оперение, чтоб впечатлить невзрачную самку, похожую на воробьиху.

А если есть конкурент, то это уже игрища оленей, которые сшибаются рогами… абсолютно бесполезными в жизни, ведь для защиты от хищников лучше бы подошли короткие и острые. Но они растут по принципу управляемой раковой опухоли — с одной целью — показать оленихе, что вот идет мужчина ее мечты. А один вид скатов в океанах для этой же цели выпрыгивает из воды и летит над ней с помощью широких плавников — и чем больший «плюх» самец произведет, упав, тем больше привлечет партнерш.

Все это хорошо. Но почему человек разумный должен играть в эти игры? Которому шаг до космоса, нейтронных звезд и пульсаров.

Вот тебе и седьмое счастливое свидание.

«А если бы я не смог спасти ее там, на орбите, — пришла в голову выходящая за рамки нормы мысль. — Кто бы узнал детали? Кто бы меня осудил? Никто».

Нет, это просто черный юмор. Он бы, если б понадобилось, и жизнь бы отдал.

Хотел сказать ей: «люблю», но это было неправильное слово. Можно ли хотеть и любить воздух, который нужен для дыхания? Но теперь он был рад, что не сказал. Глупо.

Мог стать хоть Аполлоном, но гордость не позволила. Она должна была полюбить то, что внутри. Результат предсказуем.

Потом он пытался взломать ее с помощью НЛП, подобрать к ней код, чтоб получить доступ к устройству для своей редупликации. Не вышло. Код оказался слишком сложен.

Говорят, западные мужчины, заканчивая отношения, иногда подают в суд, требуя вернуть затраты на подарки. За все походы в кафе и рестораны, за каждое кольцо или гаджет, каждый глобо-цент, инвестированный в провалившийся «проект». Суды, конечно, отказывают. Но важен принцип. Это называется мужская гордость.

Бред. Жалкий эгоизм. Ему не хотелось уколоть Эшли побольнее. Пусть у проклятой британки останется какое-нибудь теплое напоминание о нем. Он не чувствовал к ней ненависти.

А ведь реализовался именно негативный сценарий, на который Аннабель отводила всего восемнадцать процентов. Робот не знала людей, не понимала живых женщин, поэтому и ошиблась в прогнозе. Гарольд с самого начала знал, что ответ — «нет». Там, где есть признания — там всегда следует отказ. А отношения, насколько он знал по своим знакомым, обычно вырастают без всяких признаний и перерастают этап «дружбы» спонтанно, как сорняк поднимается по забору. А если нужны усилия садовника — то усилия не нужны. Это зовется «френдзона», чувак. Чума столетия.

Он искал, как говорят русские, прошлогодний снег, бродя по вечернему Лондону. А может, искал себе неприятности. Опять вспомнил, как герой Джойса бродил по Дублину… Хотя «Улисса» он, не читал. А вот Эшли, наверняка, читала. Почему-то подумалось, что это в ее стиле — угробить неделю своей жизни на такую ерунду. Их мономиры, их микрокосмы почти не пересекались. Странно, что они вообще смогли стать приятелями.

Но какие неприятности можно найти в безопасном центре Лондона, где больше видеокамер на квадратный и кубический метр — чем где угодно, даже в Пекине? Если только ты сам проблем не хочешь.

У него было еще четыре часа до назначенного времени в клинике. Хотелось совершить что-нибудь безумное.

Ближе к транспортному хабу на улицах стало чуть больше публики.

Синохара вначале думал, что может смотреться белой вороной среди вечерней толпы в своем костюме. Но быстро понял, что, даже если бы надел парадную форму, то не смог бы выделиться. Потому что тут было каждой твари по паре. Тут не выделился бы даже человек в костюме придворного времен Людовика XIV.

Освободившиеся после офисной каторги «хомячки» уже спускались по эскалаторам с путепроводов и смешивались на улицах с теми, у кого рабочий день был не нормированный: с фрилансерами, курьерами-промоутерами и прочим прекариатом[1].

Кругом были все цвета спектра, мешанина из всех цветов кожи. Лысые головы у женщин, разноцветные бороды у мужчин, разноцветные волосы у всех. У некоторых даже пол не сразу определишь, а уж возраст и подавно. Их право, подумал австралояпонец. Но сам он предпочитал четкие границы и стабильную идентичность.

Народу было больше, чем обычно. Все потому, что уже вечер, а завтра выходной. В соседнем Сити те же самые люди будут в сером и чопорном… хотя в некоторые офисы можно было и на работу в разноцветном ходить, с пирсингом, татуировками на щеках, и кольцом в носу. Лишь бы показатели были высокие и энтузиазм пер из всех щелей.

До захода солнца все держали себя в рамках, но ближе к ночи даже тут все куда менее чопорно. Но по-настоящему отрываются по выходным и по праздникам. Он видел тут пьяных всех полов, с трудом держащихся на ногах. И далеко не только возле клубов и ночных пабов.

Много вокруг было и испанской речи.

На его глазах вооруженные полицейские вели высокого и длиннорукого смуглого человека в джинсах и жилетке на голое тело, матерящегося по-испански.

Гарольд прислушался.

Пытался вырвать сумочку? Нет. Спровоцировал драку. Говорил, что он бывший коллекционер, филантроп и вообще богатый человек. Мексиканец. Сеть подтвердила.

Но психика беженца от войны, похоже, дала трещину.

Следом вели мордатого европейца в порванном пиджаке. Славянина — язык его звучал как польский. Пиджак у него стоил столько, сколько Синохара зарабатывал за целый месяц. А он много зарабатывал. Похоже, тому разбили очки и нос, выбили пару зубов.

Коллекционер объяснял копам, что «Это все из-за их Ленина началось». А пострадавший отвечал, что никакого Ленина не знает, что он уважаемый человек и сын владельца отеля и депутата Державной Думы РГ, турист. Полиция задержала обоих для разбирательства.

Но Гарольду не было дела до них.

Он вспомнил про миллионные потоки беженцев из Мексики и Южной Америки, почти пятьдесят тысяч из которых приняла Великобритания. Как всегда, из царства добра и справедливости люди бежали как от чумы в страны страшного и жесткого капитализма. Из всех стран «Народной власти» тоже драпали. Даже до Западной далекой Европы добирались через океан на лайнерах, яхтах и даже контейнеровозах и сухогрузах торгового флота. В РГ тоже творилось не пойми что. Оттуда тоже беженцы были, и первой прилетела их элита. Авиационного сообщения со «свободными территориями» уже не было.

Несчастные. Хорошо, что скоро террористов уничтожат и они смогут вернуться.

Но, как всегда, не все из сбежавших были приличными людьми. А кто-то тронулся уже от пережитого. Еще бы. Некоторые успели пройти через фильтрационные лагеря обеих сторон и через несколько контрразведок (у повстанцев их было несколько — ведь не каждый штат или район контролировала центральная власть в Гвадалахаре или в Буэнос-Айресе).

Бежали и из Африки, и из Азии. Бежали в основном богатые и имевшие власть, но много было и простых с виду людей, попавших под раздачу «добра» и «справедливости» со стороны тамошних бунтовщиков. Рассеивались по миру, находили прибежище в соседних странах, не охваченных восстаниями. Кто-то добирался и до метрополии. Охотнее всего бежали туда, где власть стояла прочно. А прочнее всего она стояла там, где было больше всего денег.

Кто-то успел вывести вклады и сбыть потерявшие цену акции, кто-то смог забрать и движимое имущество в контейнере, а самые неудачливые уехали только в том, что было на них надето, взяв ручную кладь. Мировой совет обещал беженцам компенсировать незаконно конфискованные мятежниками активы, имущество и финансы, но эти разбирательства затянутся на месяцы. Да и вряд ли компенсация будет полной.

Часто попадались артефакты его национальной культуры: то, чем Япония успела обогатить мир. Даже новая форма высокотехнологичного эскапизма, которую правительства Эпохи Опадения пытались проводить (видимо, подражая изоляции времен Сегуната… а может, азиатским соседям), не смогли побороть глобализации. Жалкая попытка накрыть острова колпаком из поляризованного стекла, пропускающего свет в одну сторону.

С тех пор больше десяти миллионов экспатов из Страны Восходящего солнца разъехались по миру. Поэтому их отголоски можно найти в любом уголке планеты, но особенно, конечно, на Западе, который впитывал в себя все.

Чаще же Синохара видел карикатуры на культуру предков. Образы самураев и ниндзя, мотивы из аниме в объявлениях и граффити, короткие юбки и не только, гольфы, рюкзачки, искусственные ушки и хвостики, разноцветные волосы и искусственно увеличенные глаза. Он этот стиль не настолько любил, чтоб везде видеть. Считал пошлым новоделом. Ему больше нравилась традиционная европейская культура. Хотя это понятие сейчас стало очень размытым.

Вот, например, в толпе хватает женщин в хиджабах и никабах или с красными точками бинди на лбу. Мужчин в чалмах и арабских платках, тюбетейках и куфи, в халатах и даже бурнусах. И это теперь тоже европейская культура, многие из этих людей родились здесь.

А вот коренные европейцы подобные наряды обычно не носили, потому что культурная апроприация. Хотя и такие экземпляры попадались. Но это чаще было не для моды, а потому что обрели новую веру. Он знал пару таких человек.

Но в целом, если не ходить по некоторым кварталам и окраинам… светская культура пока преобладала.

Рядом с уличным кафе, прикрытым от дождя невидимым навесом, австралояпонец послушал, как поют караоке. В том числе красивые девушки. Но знакомиться ему не хотелось, и даже если бы какая-нибудь подошла первой, он бы отправил ее восвояси.

Сел на скамейку под зонтиком в виде гриба из «Алисы…» и подключился. Посмотрел классическое аниме про Харухи. Но вместо отдыха и расслабления ощутил разочарование.

Все казалось ему или сухим и пресным. Или оскверненным и опошленным. Ничто не радовало так, как в детстве. Все равно что сладости — которые к тридцати годам приедаются, а может, меняется структура вкусовых рецепторов.

И так во всем, будь то развлечения, удовольствия или успехи. Все приедается. Подростку это явление кажется трагедией, когда он о нем слышит, но к сорока годам понимаешь, что это норма и смиряешься с тем, что так пройдет вся жизнь.

Даже музыка, которая его всегда успокаивала, оставляла равнодушным.

Хотя вокалоид — виртуальная девушка с зелеными волосами — была очень мила и исполняла песни ангельским голосом (если поверить, что ангелы на небе тоненько пищат). Именно те, которые ему нравились. Откуда она их взяла? Только из его черепа. Чему тут удивляться? Ему еще шесть лет не исполнилось, а Google уже знал по первому слогу, какую фразу малыш хотел написать в поисковике.

Но внезапно тульпа из Д-реальности обрела знакомые черты. Даже цвет волос ее изменился на светлый, и рост стал больше. Чертова кукла подстраивалась под его предпочтения. В нее трудно было не влюбиться. Какие огромные у нее… глаза. Больше, чем у оригинала. Но одновременно это сходство было ему неприятно.

«Шимата! [2] Хватит с меня вымышленных друзей!», — подумал Гарольд и отсоединился от канала.

Все продуманные планы в очередной раз терпели фиаско. А значит, надо было просто не строить больше никаких планов.

Или может, надо что-то круто поменять в своей жизни. Выйти из зоны комфорта?

«Может, стать белым? Интересно, почему операция по смену расы популярна в Азии, но не в Африке?».

Рассмеялся. Да хоть зеленым стать. Что это изменит?

Он вышел на набережную. Здесь не было никакого ограждения, кроме символических перил. От воды поднимался пресловутый туман, столько раз воспетый и экранизированный. Бесшумно проплывали суда на воздушной подушке. Темза была слегка подсвечена огнями и казалась лентой из темного поблескивающего металла. Залитые светом берега и светящиеся нити мостов, переброшенных через нее, в том числе реконструированный недавно мост Миллениум, были похожи на обрамление картины. По левую руку лежал Уайтчепел, где когда-то творил свои мрачные дела Потрошитель. Не так далеко был вокзал Кингс-Кросс, с которого Гарри Поттер отправился на учебу. Интересно, любит ли она эту книжку? Вполне в ее духе. Хотя что она может понимать в таких людях? Может ли она себя поставить на место сироты в очах, живущего с чужими людьми? Эмпатия. А еще они говорят, что она у них есть.

Почему-то Синохара подумал об ожерелье. Подвеске из серебра.

По ту сторону Темзы, навязшей в зубах после курсов английского, был Саутварк. Отсюда хорошо были видны его небоскребы — всего восемь, включая построенный еще в начале века The Shard — Осколок, похожий на вонзающуюся в небо стеклянную пирамиду. Он был единственным сохранившимся с начала века.

Его более новые собратья, в полтора раза выше, названные в честь деревьев — Дуб, Вяз, Сосна и Клен, небо уже не пронзали, а будто подпирали, поднимали небосвод выше. Четыре гиганта, объединенных общим «экологическим» стилем с плавными ассиметричными, будто природными линиями, возвышались среди исторических зданий как исполины среди пигмеев. Чуть дальше стояли другие, лет на десять моложе, построенные в скучном конструктивистском стиле, названия которых он не помнил, да его это и не интересовало.

Количество и высота высоток в Британской столице строго регламентировалась, иначе бы их построили больше. Самые высокие в Европе вот уже двадцать лет возводились в Берлине.

Скоро рождество, город украсится. Хотя из-за трагических событий празднование скорее всего будет скромным, а меры безопасности — драконовскими.

Человек в балахоне, сидящий в позе лотоса прямо на мостовой, на которого он вначале не обратил внимание — еще один попрошайка, здесь это не запрещено — вдруг поднялся на ноги и откинул капюшон, показав плешивую голову.

Он открыл рот, где Гарольд заметил несколько пеньков от выпавших зубов — и, сильно шамкая, но сильным и зычным голосом, будто театрального актера, заговорил:

— На город опускается тьма. И улицы пустеют. Люди боятся друг друга. Они сидят, уткнувшись в себя, как когда-то сидели, уткнувшись в экраны. Они выбрали неправильную дорогу. И будут наказаны. А мне осталось недолго. Я уйду туда, где нет грязи. Где покой и блаженство. Люди скоро уничтожат сам себя. Остались считанные дни, и будет великий потоп. Будет чума и мор, каких вы не видели. Идите к Иисусу. К Иисусу-спасителю, мать вашу…! Он один знает дорогу. Путь к Эдему. К вечности. А этот мир принадлежит сатане. Этот город будет городом мертвых. И все остальные тоже. Через пять лет на их месте будет свалка. Кладбище. Ваши правители вас обманули. Даже сатана от вас отказался. Зомби. Тупые зомби. Мессия уже родился. Но это не Христос. Он черный, нечистый. И слуги его уже среди вас. Восславьте приход Зверя…

«Где-нибудь в Москве или в Пекине его бы задержали и били бы по почкам, пока он не признался бы, что марсианский шпион. Да и Токио или Сеуле, в Сингапуре или Нью-Дели, возможно, тоже. Но тут на Западе снисходительно относятся к таким чудакам… пока они не угрожают чьей-то безопасности. И уж конечно его проверили вдоль и поперек, даже не приближаясь к нему», — подумал Гарольд. В небе было полно невидимых дронов, а в стратосфере и ближнем космосе — спутников, просматривающих каждый квадратный миллиметр.

Наверно, его сочли не представляющим опасности для общества. Человек с такой поставленной речью, выдающей гуманитария, вряд ли способен собрать бомбу, с иронией подумал австралояпонец.

И люди, проходящие по набережной, не обращали внимания, действительно уткнувшись в себя. Походили мимо, а бродячий проповедник продолжал вещать.

«Надо идти к метро. Иначе так и буду бродить тут как сомнамбула, тратя время на чепуху».

Впереди была довольно оживленная Ислингтон-хай-стрит. Синохара шел так быстро и так резко затормозил, что при приближении к дороге побежал перед глазами красный текст:

Внимание! Впереди проезжая часть! Рекомендуется снизить скорость передвижения! До зеленого сигнала светофора осталось 24 секунды!

Отключил подсказку. Неужели они считают его идиотом, который может броситься под машину?

По отдельной полосе проехал двухэтажный туристический Double-decker. «Верхняя палуба» автобуса была заполнена галдящими китайскими туристами. Шумные, грязные. Сколько раз их хотели убрать с улиц, но они всегда возвращались. И никуда от них в Лондоне не деться. Это про автобусы, разумеется, не про китайцев.

Ближайший подземный переход был закрыт. В Д-реальности сверкала табличка «Осторожно. Работают роботы». На ее реальном дубликате кто-то внизу подписал смарт-маркером «А люди оттягиваются!». Светящиеся знаки и пиктограммы добавлены для предупреждения имбецилов или дислектиков.

Ограждение — из гибкой пленки, похожей на диафрагму, а не из рифленого железа — преграждает дорогу. За ним, если приглядеться, видно, как суетятся в тоннеле небольшие силуэты, словно муравьи. С той стороны долетают вспышки синеватого света. Там варят, но эта сварка почти бесшумная. Наверняка работы не прекратятся и ночью.

Рядом на улице Уайт-Лайон-стрит, чье название сразу оживляло в памяти образ британского льва, шел ремонт тротуарного покрытия. Участок тротуара был отгорожен слабо флуоресцирующими лентами. Людей-рабочих не было заметно, традиционных дорожных машин тоже. Только стаи подвижных автоматов, похожих на насекомых, которые наплавляли новое покрытие взамен «съеденного» ими. К утру тротуар, сделанный под старину, будет уже готов.

В десяти метрах от ограждающих лент автоматические мойщики мыли пористый асфальт до идеальной чистоты.

Умной тканью, на которую проецировались виды природы, были закрыты два здания в ряду трехэтажных домов, сдаваемых в наем под офисы и магазинчики (кругом светились таблички 4rent, 4sale — на дворе кризис). Эти два проходили реконструкцию. Раньше на них проецировался исходный вид, но после какой-то жалобы эту практику прекратили. Несколько придурков чуть себе головы не разбили в попытках в такие здания войти. Тогда эти фасады превратили в подобие уголков живой природы — олени по зеленых лужайках, птицы в рощах, дельфины в морях… Но кто-то снова пожаловался, что ему это причиняет моральную травму — ведь он знает, что эти существа не живые. И нельзя эксплуатировать внешний вид животных, включая издаваемые ими звуки — птичье пение, голоса морских млекопитающий! Ведь они на это права не давали! После этого муниципалитет, чтоб не тратить время на разбирательства, которое грозило перерасти в сетевой хайп, стал транслировать только виды природы без живых существ. С жалобщиками было опасно спорить, и чем абсурднее жалоба, тем опаснее.

Как только в городском бюджете выделят деньги, ремонт займет считанные дни. Город обновлялся, строился и ремонтировался почти без участия людей, приводил себя в порядок и заменял запчасти.

А вот и значок метро. Angel station. Манифестанты уже куда-то ушли. А может, их задержала полиция.

Синохара ориентировался по карте. Запутанная лондонская подземка, которую тут называли «Труба», судя по жалобам в сети вызывала у многих клаустрофобию, но ему почему-то захотелось посетить это место.

При спуске под землю на секунду у него началось учащенное сердцебиение, и показалось, что кто-то огромный душит его рукой в перчатке. Раньше с ним такого не было. Видимо, не отошел от стресса. А может, возраст сказывается. Стыдно. Ведь даже сорока пяти нет.

Народу внизу было много. Хотя метро не было популярным видом транспорта, на главных маршрутах в час-пик случались давки. Но логистика была рассчитана хорошо, пассажиропоток и нагрузки были равномерно распределены с надземкой.

Многие станции были закрыты непрозрачными перегородками и не функционировали. В других были доступны только некоторые платформы и перекрыты многие коридоры. В городе активно строили более дешевый и куда более быстрый надземный вакуумный монорельс, поэтому метро поддерживалось на плаву скорее как исторический памятник. Очень дорогой памятник. Но малообеспеченные категории им пользовались.

Указатели были не везде — и Д-реальность могла ответить далеко не на все вопросы, особенно по поводу маршрутов и направлений.

Иногда просьба указать кратчайшую дорогу заводила в тупик неработающих станций и глухие подземные переходы, заканчивающиеся железными решетками или бетонными барьерами, которым было явно лет двадцать, где работала от силы половина светильников.

И это одна из самых дорогих столиц мира, финансовый центр и законодатель моды… в вещах более важных, чем те, в которых правил Париж.

Скорость поездов была черепашьей по сравнению с вакуумными. Но в этом ретро была своя ламповая прелесть. И это позволяло прощать «Трубе» и граффити, и сор, и крыс с тараканами. Впрочем, все это было только в периферийных почти выведенных из эксплуатации станциях.

Вагон метро, где он ехал, оказался наполовину чернокожим, наполовину арабским. Но эти граждане выглядели цивильно. Возвращавшиеся с работы служащие, которые старались сэкономить лишний пенни, как тут по привычке звали глобоценты. Разбавлена эта гамма была небольшой каплей белой краски.

— Я тебе говорила, в метро одни черные. Закат Европы… — сказала вполголоса по-немецки полная женщина с брезгливо поджатыми губами в не очень новом деловом костюме, чей выговор выдавал в ней уроженку не Германии, а одной из восточноевропейских стран. — Белая раса умирает.

«А наше место занимают всякие отродья? Это она имела в виду?».

Гарольд усмехнулся. Выбраться из какой-нибудь Румынии или Молдавии, торговать цветами в павильоне и считать себя выше марокканского стоматолога или пакистанского солиситора… очень смело.

Реплика дамы была адресована ее соседке, худой старушке лет девяноста или даже больше с лиловыми волосами — прическа Помпадур. Та монотонно кивала, кожа ее напоминала черепашью.

«Если я доживу до такого возраста, то никогда не пойду в дом престарелых. Это не лучше, чем хоспис», — подумал Синохара.

Да, они общаются, занимаются спортом, даже творчеством. Но они не живут, а доживают, не имея никаких планов, кроме как принять лекарства, сходить в туалет, выйти на прогулку. Уж лучше умереть в попытках взять от жизни все, чем в маразме или с Альцгеймером вести бессмысленное существование на ренту … даже если заработал ее сам.

Он собирался трудиться до последнего дня и желательно умереть на работе.

Есть, конечно, и другие старики, богатые, которые играют в гольф и крикет. Но в метро они не ездят.

А все-таки — ведь и правда, как много тут Африки и Азии.

Но тут же вспомнил: «А сам-то я кто?». И рассмеялся.

В вагоне играл рэп на французском, в такт ему у кого-то из невидимого динамика негромко бил там-там. Но это совсем не раздражало, даже забавляло.

Big rabbit warren. Гигантская кроличья нора. Смешение упадка и прогресса, прошлого и будущего. Настоящий Вавилондон, где две трети населения уже не имели отношения к тем англам, саксам и норманнам, которые когда-то создали первую нацию на Земле, ставшую промышленной (да, еще раньше была Голландия, но это ничего не меняет). В других крупных городах островов примерно так же. Остальная Англия, не говоря о Уэльсе и Шотландии, сильно отличалась от них. Там население было более однородным. Да и более зажиточным… в массе. Хотя этнические и религиозные анклавы существовали и там, кроме деревень.

Вакуумные поезда носились по надземным путепроводам со скоростью пули, перевозя миллионы пассажиров. Но нельзя же залить бетоном самое старое в мире метро, некоторые станции которого невозможно полностью модернизировать? Проблемы с инфраструктурой — бич всех старых городов, даже очень богатых. Дешевле построить два мегаполиса на новом месте, чем доводить до ума старый, где почти каждый камень — это исторический памятник, и его нельзя трогать. В Японии эта проблема тоже стояла, но не так остро.

Синохара знал, что ржавый пояс Британии куда меньше, чем в Северной Америке и континентальной Европе — и не только потому, что она сама меньше.

Целые отрасли точно так же стремительно устаревали. Заводы разорялись, линии становились устаревшими до пуска в эксплуатацию. Распродать под офисы и выставочные центры их корпуса получалось не всегда, иногда проще законсервировать (по сути навечно) или снести. Но при этом промышленное производство росло, как и уровень жизни тех, кто имел работу. Собственники могли сдать в аренду незанятые площади, учитывая сверхдорогую землю. В целом экономика острова была динамичной, потому что начала перестраиваться на новый лад на десять лет раньше, чем большинство стран. К тому времени, когда Торговые войны достигли пика, тут уже были эффективные безлюдные производства, дополнившие постиндустриальный сектор. Великобритания не стала снова «мастерской мира», но теперь тут снова, как и в XIX веке, могли произвести на месте любой потребительский товар, если его не выгодно будет везти из стран, где цена рабочего часа ниже.

Впрочем, когда на заводе работает не пятьсот человек, а пять — фонд оплаты труда в себестоимости товара играет меньшую роль. Гарольд как раз недавно прочитал книгу экономиста Людвига фон Мизеса про теорию денег. Хотя и этих пять работодатели держали иногда лишь из-за закона, запрещавшего полностью безлюдные производства. Безлюдными назывались те, где минимум инженерного персонала все-таки оставался.

Центральные станции сияли чистотой, но даже здесь ему бросалось в глаза большое граффити кислотных цветов. Какая-то этника на тему девственной природы. Его не стирали — видимо, этот образчик самовыражения был признан имеющим художественную ценность.

И правда красиво. Но жутковато. Будто целая стена превратилась в джунгли со змеями.

А если ехать дальше к окраинам, к новым районам, то станции будут хуже и проще. В тех районах можно купить и дурь, и живой товар. Выходцы из бывших колоний составляли там почти половину населения. Иногда казалось, что половина Аравийского полуострова переехала сюда. Хотя континентальная Европа приняла их гораздо больше.

Это неудивительно… учитывая, какой на Ближнем Востоке бардак и упадок. Есть там и сейчас оазисы цивилизации… но их мало, по сравнению с эпохой нефтяного бума. Они не сумели им воспользоваться. Легкие деньги не пошли шейхам впрок… почти всем. Самые ушлые встроились в мировой правящий класс. Но они в основном жили за границей. А у них на родине к небоскребам до небес снова подбиралась пустыня.

Но ему на лондонские окраины пока не нужно. Он вышел на Trafalgar Square.

Полюбовался вестибюлем, а наверху — монументальной архитектурой, над которой, казалось, не властно время.

Прямо на Трафальгарской площади, там, где на Зимний Праздник ставили праздничное дерево, в воздухе висел видимый за сотни метров шар-экран. По его выгнутой поверхности тянулись буквы свежих заголовков, крутились трехмерные изображения, которые из любой точки вокруг площади были видны идеально.

Заголовки были умеренно-оптимистичны. В Ираке после продолжительных боев взята Эль-Фалуджа. «И разрушена наполовину», — как знал Гарольд. В Бирме освобождена столица Янгон. В Мексике результате ракетных и спутниковых обстрелов уничтожены 25 командных пунктов повстанцев, убито более 1200 террористов. О потерях среди мирных жителей данных не имелось.

«Ну по крайней мере они больше не говорят, что пострадавших среди мирных нет».

«В столице Российского Государства…» — он не дослушал, отключился.

Люди останавливались, смотрели и шли дальше.

А на гигантском экране диктор говорил про бандитов, насильников и убийц.

Кто-то из прохожих подключался к картинке ради подробностей, хотя мог сделать это хоть из дома, хоть с рабочего места. Хотя многие из них и работали дома. Что не делало их счастливыми и беззаботными само по себе. Начальник их все равно видел, а иногда они сами себя подгоняли не хуже начальника.

Кто-то обменивался парой слов с соседними зрителями, иногда вспыхивали споры, но большинство просто спокойно шло мимо.

Здесь, как и в публичном сегменте Сети, совсем не было паники. Все как всегда. Гарольд вспомнил хроники начала Первой Мировой. Что-то в мире стабильно и не меняется. Эйфория начала войны среди толпы в воюющих странах и скепсис профессионалов. Экзальтация священной борьбы с террористами, War on terror, уже прошла, и большинство было довольно апатично. А все, кто был активен — уже записались в те или иные группы, чтоб так или иначе помочь в наведении порядка.

Или наоборот. Но такие по понятным причинам не афишировали свою деятельность. СПБ и ее местные филиалы не дремали, хотя в цивилизованных местах у них были сильнее связаны руки по части силовых методов.

Ребелов не воспринимали всерьез и собирались закидать тапками, как тараканов.

Их так и называли — тараканы. Cockroaches. Roaches. В честь популярной среди латиноамериканцев песенки «кукарача». Хотя за это расистское слово уже могли понизить общественный рейтинг. Все тот же казус черного человека. Которого можно застрелить, но нельзя при этом называть на букву “n”.

В местной сети крутилось сообщение, что в Вестминстере приняты дополнительные меры безопасности в связи с «оранжевой» террористической опасностью. Улица Уайтхолл закрыта для посещения частными лицами, кроме резидентов, после 22:00. Приняты особые правила нахождения лиц с иностранным гражданством рядом с резиденциями органов государственной власти. Даунинг-стрит, 10, Букингемский дворец, Вестминстерский дворец были в этом списке. И плевать им на ООНовские паспорта. Да, в этом году туристический бизнес во всем мире понесет огромные потери.

Потом он посетил Кайото Гарден рядом с Кенсингтонскими садами.

Зашел в японский культурный центр рядом с Southbank Centre. Несмотря на вечер, тот был еще открыт.

Зевнул. Скучно. Керамика эпохи дземон, антикварное оружие… точнее его реплики.

Застывшая как муха в янтаре культура, на которую идиоты смотрят с придыханием. Но древность имеет не больше ценности, чем наконечник копья из мезолита. Она — свидетельство. Ценна только тем, что показывает: уже тогда люди шевелили мозгами. Но не более того. Без движения вперед она мертва, а без людей — просто не существует. Лучше бы в этом центре было больше про современные достижения.

Нет, оно там имелось. Но неоправданно мало.

Роботы. Несколько небольших залов, посвященных открытиям в генетике, новых наноматериалах и интеллектуальным системам. А про древность, будь то синтоизм или японский буддизм — десятки экспозиций. Будто это было важнее.

Вскоре он вышел за дверь. На душе было странное чувство… освобождения. Нет ненависти. Нет любви. Есть поиск. А его проще всего найти в борьбе. То есть в разрушении.

У самурая нет цели. Только путь.

Совсем недалеко от клуба живая очередь вела к вербовочному пункту.

Очереди были редкостью, признаком или сбоев в работе персонала или рекламного ажиотажа. Но в государственных структурах очередей не было. А здесь видимо, были какие-то причины, что нельзя было все вопросы утрясти через сеть и надо было явиться лично. Очередь была реликтом, который казался бы по патриархальному милым, если бы не был связан с войной.

Для того чтобы дополнить картину — на фасаде соседнего офисного здания, похожего на параболу, крутилась черно-белая хроника. Смешные танки, похожие на утюги, пылили через перекопанную равнину. Первая или вторая мировая война. Нет, точно первая. Во вторую таких убогих уже не было. Новый кадр — из окопа по приближающимся цепям людей стреляли солдаты в касках, похожих на ночные горшки. Строчил неуклюжий пулемет.

А вот картинка сменилась. Уже более близкое время. 11 сентября 2001. Башни взрываются и рушатся. Кто-то в белой рубашке и галстуке прыгает из окна, вертясь в полете. А вот пустыня. Ирак или Афганистан. Идет та самая War on Terror.

Играет духоподъемная музыка, древние военные марши.

На фасад рядом с гордо реющими на флагштоках флагами Всемирного Содружества, ООН и Корпуса мира спроецировано два знамени — одно с похожей на помесь орла и грифа птицей, другое — с черным скорпионом.

«Кондор — символ добровольческого формирования экспедиционных сил. Дивизия «Кондор» прибудет для усиления контингента в Южной Америке и набрана она наполовину из местных, наполовину из европейцев. А Мексикой займется дивизия «Скорпион», укомплектованная по такому же принципу. Но, конечно, не только они две.

Массовая мобилизация… слава богу до такой глупости никто не додумался. Панику это спровоцировало бы дикую, и неизвестно, против кого повернули бы оружие призванные. Даже полицейские силы целиком отрывать нельзя. Они нужны в метрополии, хотя небольшое количество кадровых копов придется перебросить в качестве офицеров и инструкторов. Но добровольцев хватит с запасом для рядового состава. Поэтому принцип комплектования был полностью добровольческий.

Приблизив картинку, Синохара оглядел толпу ожидающих более детально.

В основном все выглядели прилично, но уж слишком далекими от милитаризма. В глаза бросились татуировки, проколотые уши у обоих полов, подчеркнутая феминность у некоторых женщин и некоторых мужчин. Бороды лесорубов у тех, кто явно трудился в офисе. Или наоборот андрогинные лица без бровей и ресниц. В толпе выделялись протестантские пуристы, одетые подчеркнуто консервативно, будто пасторы, собравшиеся в Новый Свет. Какая-то из новых сект.

Были и модификанты… легальные, само собой, нелегальные бы сюда не пришли. Но и у этих было видно наращивание костной ткани в виде рожек, нестандартная пигментация лица и тела. Были заячьи уши, волчьи клыки и кошачьи вибрисы, антенки как у насекомых. Впереди всех стоял здоровяк с двойными мышцами, как у бельгийской коровы. Даже если бы у него не были оголены бицепсы, это было бы заметно и под одеждой. Ноги были такие же, как бревна. Вот дурак. Человеческое тело не рассчитано на это, и все это еще аукнется. Менять надо базу, а не периферию. А у него кости скорее всего свои, природные. Как долго прослужит позвоночник? Этих скорее всего забракуют. Синохара знал список запрещенных изменений, и все они тут были.

Но большинство были в обычной человеческой природной комплектации.

Тут были те, кого когда-то называли хипстерами и яппи, а теперь для них даже единого сленгового термина не было — потому что зачем термин, если почти все в развитых странах такие? Просто люди. Наивно-светлые лица, подчеркнуто безобидные несмотря на все попытки казаться грозными. Он видел их насквозь. Им страшно, но они все равно идут.

Синохара по опыту знал, что такие еще как способны на зверства. Ничуть не хуже вчерашних пастухов и крестьян из лачуг в джунглях. И вся их гуманность проходит, сходит с них как шелуха в первую неделю службы на фронте.

Но еще больше они будут рады, если зверства сделают за них. Такие псы войны, как он. От этой мысли Гарольду хотелось немного настучать им по их высококультурным головам. Или оттаскать за бороды.

Но он напоминал себе, что, даже если они и не нравятся ему, другой цивилизации на эту планету не завезли. На другом полюсе — новые Атиллы, Чингисханы и Аларихи. Люди, которые живут вчерашним днем и могут уничтожить культуру, просто потому, что не понимают, как она работает. И превратить даже такие островки культуры, как этот, в кровавый ад, где на руинах прежних Колизеев и Александрийских библиотек новые вандалы и лангобарды будут пасти своих овец. Но не для того, чтоб африканские дети перестали голодать. Если восстание победит, они будут голодать, страдать от дефицита воды и болеть так же и даже больше. Просто точно так же будут голодать английские, канадские и шведские. А многие просто вымрут, и сложная пронизанная взаимными связями цивилизация прикажет долго жить.

Да, эти варвары тоже по большому счету не виноваты, подумал он. И идут на бой даже не потому, что их взбаламутили авантюристы и провокаторы. Они идут потому что старик Мальтус оказался в конечном счете прав, и они это первыми ощутили. Своим звериным чутьем. Им не хватает часто даже не денег, а необходимых для выживания вещей. И эта волна, как домино, как когда-то Великое Переселение народов, будет сметать целые страны, еще недавно стабильные. И доберется и до таких бастионов, как этот. Если ее не остановить.

Ему было даже жаль и этих «детей»-новобранцев. Даже тех, кому было за сорок. Они все равно сопляки. И явно воевать не хотели. Кто-то из них шел за идею, спасать мир, как Супермен или Бэтмен. Кто-то, чтоб испытать себя в новом качестве. Доказать себе, что не тряпка. Что не хуже предков, о которых в школе ролик смотрел. Но наверно, не меньше было тех, кто шел на вербовочный пункт, чтоб быстрее выплатить кредит за машину или дом.

Двадцать лет шла демилитаризация, поэтому тяжело было проводить ремилитаризацию. Но надо понимать, что у другой стороны с этим будет еще труднее.

До массового призыва пока далеко. Человеческие ресурсы Мирового совета — лоялисты, кадровые полицейские и наемники — перекрывали то, что могут поставить под ружье повстанцы, в десятки раз.

Впрочем, многие из них стоят зря. Гарольд знал, что комиссии по таким признакам как крупные татуировки и внешние модификации, не говоря уже о внутренних — кроме очень узкого перечня медицинских — сходу отказывают. Вернее, отказывали раньше.

И точно — не прошло и пяти минут как кто-то вышел из вращающихся дверей. Лысый здоровяк, как парень с руками-трубами. В оранжевых шортах, слаксах и тужурке на голое тело. Отчаянно матерясь: «Fucking shit! Scheisse. Mist. Merde!».

Немец или француз? Может, бельгиец или швейцарец? Европейцев он не очень умел различать. Но явно не англичанин.

В инфопространство громила выпустил целый рой возмущенных красных эмотиков.

А на голове брутального типа Гарольд только сейчас заметил небольшие полупрозрачные рога. Будто жена была тому неверна во время его отлучек.

Им придется удалить эти украшения, если они хотят служить. Но большинство, как Синохара подозревал, потом все равно примут. Мотивированные рекруты армии нужны.

А вот людей с психическими отклонениями брать не должны. Так было раньше.

Комиссия тщательно проверит всех, прежде чем допустить их к оружию. Просветит даже мозги.

И пусть агитаторы ребелов врут, что в Корпус мира массово набирают в тюрьмах и психиатрических клиниках.

«Это они по себе судят. У них в бандах может и так, — подумал австралояпонец. — А вот в Корпусе допускать к оружию психа или садиста… себе дороже. Такой не только может миссию завалить, но и дать противникам и смутьянам отличный пропагандистский повод».

Впрочем, Синохара слышал, что с Райских островов некоторых амнистируют. Но это люди по ненасильственным статьям, прошедшие специальные процедуры ренормализации, одобренные психологами и учеными. Например, бизнесмены, уклонявшиеся от налогов или мелкие воришки и жулики. Или даже те, кто повредил собственность с хулиганскими мотивами или машину водил в пьяном виде. А вовсе не массовые убийцы.

Большинство из рекрутов, конечно, происходит из условно-среднего класса. Хотя они и ходили в обычные дни казуально, но явившись в государственное учреждение, некоторые оделись поприличнее. Но не все. У многих мешковатая одежда с распродаж. Чуть одутловатые лица — от злоупотребления трансжирами и доступными углеводами. Явно любители завернуть после работы в паб и поболеть за футбольную команду, выпить пива с чипсами или сожрать стейк.

Неужели кто-то еще смотрит и болеет за это старье? Ах да, кто-то в него еще и играет.

Это уже нижняя граница среднего класса или даже реликты рабочего. Прекариат. Те, кто занят не полный рабочий день на работе типа курьера. Такие думают, что и война для них будет отдыхом и стабильностью. Наивные. В Японии он бы сразу определил, кто есть кто кто, а вот в Британии и Германии эти страты отличить было труднее. Тут социальные перегородки может и подсвечены так же, как на родине, просто он, чужак, не замечает их.

Но это еще приличные люди, хоть иногда и напиваются. А попадались в очереди и такие отморозки с самого дна, с которыми в темном переулке было бы неприятно столкнуться даже ему. Хотя внешность обманчива. И этот громила с черепами на бицепсах мог быть не освободившимся заключенным, а детским воспитателем, а вон тот дядечка в галстуке-бабочке — не дирижером, а растлителем малолетних и торговцем нелегальными органами. Был такой магазин в даркнете, который так и назывался — «Секонд хэнд».

И немало вокруг толпилось небелых.

«А сам ты кто? Помесь зебры с обезьяной».

Худой мосластый араб или перс ругался с индусом или пакистанцем. Это были просто зеваки, которые явно записываться не собирались.

Несколько хорошо одетых африканцев с толстыми золотыми цепями, судя по языку — из нигерийской народности игбо — скаля белые зубы, громко вслух комментировали каждую проходящую женщину, осматривая ее силуэт снизу вверх, а потом сверху вниз. Видимо, они приехали совсем недавно. Их страна тоже была охвачена пожаром восстания, но оно приняло характер не управляемой революции, а войны всех против всех.

Никакой полиции толерантности рядом не было, чтоб осудить их действия.

Шли мимо и обычные прохожие, с удивлением или тревогой поглядывая на невиданное явление — очередь прямо на улице.

«Вонючие беженцы. Отправили бы за колючую проволоку», — перехватил Синохара сообщение от одной пожилой леди к другой. Дамы были одеты по моде двадцатого века, но в шляпках, отсылавших еще дальше в прошлое, — «Или лучше забрали бы в войска. Лорд Уинстон им бы показал…».

Хотя на них взгляды парней-игбо совсем не были направлены.

В основном приходили люди лет тридцати. Но были и почти подростки, которые на вид только совершеннолетия достигли. Внешность стала расплывчатой характеристикой. Были и очень молодящиеся старики. Но глаза не обманывают. Редко у кого они в шестьдесят имеют такое же выражение, как в восемнадцать.

«Хотя и тридцать лет — это тоже подростки, подумал Гарольд. И вдруг почувствовал себя таким древним. В свои сорок один он пережил больше, чем большинство тех, кто вдвое старше. Видел смерть и разрушение. А вот нормальной жизни почти не видел.

Еще одного, в дизайнерской одежде, в небрежно наброшенном шарфе, завернули. Мужчина со щетиной на подбородке вышел из дверей, повесив голову. Нет, этот не молодой, хоть и старается выглядеть подростком. Но по отдельным признакам видно, что ему за шестьдесят, хотя и структура кожи, и мышцы как у тридцатилетнего. А добровольцев старше пятидесяти пока в «Скорпион» не принимали. Но возможно эта планка будет повышена или совсем отменена. Уже были жалобы и петиции.

— Чертовы эйджисты. Не дают выполнить гражданский долг. Бороться с терроризмом, — проворчал в пустоту, уходя, молодой душой старичок. — А я ведь еще живого бен Ладена помню.

Приходили и девушки. И мужеподобные, и вполне симпатичные. При виде таких в Гарольде сразу просыпался патриархальный консерватор и он думал, что лучше бы таких от войны оградить. Хотя они сами на него бы дико обиделись, а может, и в суд бы подали. Женщины давно могли и ракеты запускать и авианосцем командовать. Ему ли не знать, с его инструкторским опытом. Многие девушки из тех, кого он учил, были уже на два-три звания его выше. Командовали патрульными морскими кораблями, управляли боевыми самолетами или даже военными базами.

Да, много народу пришло. А ведь это малая толика. Девять десятых пока еще проходят собеседование через сеть. Но и они явятся. Пушечного мяса Корпусу мира хватит.

Ну ладно, поглазели и хватит. Ему сюда не надо. Его примут без очереди. Отдельно. Он просто хотел оценить тех людей, с которыми ему придется работать.

В кафе на углу автомат налил Гарольду капучино, дав большую скидку. Если не касаться репродуктивных вопросов, то у него был высокий рейтинг, который давал кучу «плюшек». Сеть кафетериев “Earthling” («Землянин») по всему миру обслуживала сотрудников ООН и бойцов Корпуса мира очень дешево.

«Как же глупо, — подумал он, садясь за столик в безлюдном — в обоих смыслах — кафе. — Какой я был осёл».

Ему стало стыдно за все, что наговорил ей. И очень хотелось написать Эшли прямо сейчас, исправить ошибку, сказать все как надо, подобрать ключик…

Вместо этого он добавил ее в «черный список». Потому что знал, что она сама может попытаться ему написать, успокоить. Подсластить горькую пилюлю. Пожалеть.

В жизни важно уметь определить, по каким мостам пройти, а какие сжечь.

«Остынь. Ты выложился по полной. Если не удалось, то тебе даже ИИ-советчик не помог бы. Даже господь бог и сатана».

Сама ситуация начала казаться ему нелепой. А его роль — жалкой. Когда человек обожествляет силы природы или верит в персонифицированного бога — это смешно, в эпоху, когда квантовые сети покрывают мир. Но когда он обожествляет такого же микроба, как он сам — это еще смешнее. И неважно, любовь ли это к прекрасной даме или к великому вождю. Оба ничтожны, смертны и скорее всего неидеальны.

В обоих случаях эта привязанность связана с гормонами. Но особенно в первом. Дофамин и окситоцин и еще немного эндорфина и вазопрессина. Все человеческие чувства давно расписаны в виде сочетаний химических соединений и процессов, происходящих с ними. А то, в какие конфигурации они складываются и как влияют на мозг, определено совокупностью генов, ходом эволюции.

Их можно подделать, индуцировать. А можно и загасить, стереть.

Внезапно он почувствовал рядом с собой движение.

И увидел латиноамериканца, который сидел за соседним столиком и зло мотал головой. Потом замер и целую минуту смотрел перед собой как зомби. Странный чел.

«Надо же, как я потерял бдительность со своими кретинскими страданиями, — подумал Гарольд. — Могли подкрасться хоть толпой».

Вход сюда был свободный. Контроль… велся, но вряд ли ему будет легче, если его убийцу сходу арестуют.

Австралояпоец прочитал его профиль. Еще один беженец. Зовут Рикардо Игнасио. Судя по пульсу и гормональному профилю — был зол и искал драки.

Нет. На террориста он не похож. У тех другой психотип.

— Из-за этих putos, — произнес вдруг, обращаясь явно к нему, беженец, который был еще и явно пьян. — Меня — ик! — выкинули из дома. Я был владелец магазина, чувак. Не огромного мегамаркета. Крохотного. Я его в наследство получил. Делал дизайнерские кузнечные изделия. Сам нес все риски. Сам разрабатывал эскизы. Сам сбытом занимался. А теперь я бомж, мою лавку сожгли два моих же подсобных рабочих, которых я никогда с оплатой не кидал. Все вещи растащили или сломали. Брата убили, жена сбежала с обдолбанным полевым командиром. А меня продержали в яме с крысами неделю. Эти твари кусали меня и гадили на лицо. И все потому, что кто-то на меня указал, что я деньги «матадорам» переводил. А я не переводил. И теперь жалею! Жалею об одном… Знаешь, о чем? А?

— О чем же? — машинально спросил Гарольд.

— Что все свои органы не продал. Я бы им все до глобо перечислил. На борьбу с этими тварями. А ты чего смотришь, китаец? Смеешься надо мной? Через твои глазенки хорошо видно, как мне херово?

Явно чужак и недавний гость в Туманном Альбионе. Тут так не разговаривают. И с посторонними соблюдают дистанцию. А расизм и упоминание национальностей — строгое табу.

Синохара усмехнулся. И не стал даже вызвать «бобби». Просто поднялся и вышел. С таким подходом к жизни чувак все равно скоро будет задержан полицейскими дронами. И хорошо если оштрафован, а не отправлен в лагерь для нелегалов. Временное разрешение, которое ему дали, как пострадавшему, может быть отозвано за одну минуту — после первого правонарушения.

А может, мечтавший отомстить кузнец, все-таки успеет вступить в экспедиционный корпус, и тогда его мечта сбудется.

Но большинство на улицах были куда более травоядными. Ему попалась компания подвыпивших юнцов, по виду фанатов, которым могло быть и все тридцать-сорок. В эти дни в Лондоне как раз проходили несколько мировых чемпионатов, которые отменять не стали.

Одному Синохара случайно наступил на ногу, но извиняться стал тот.

Гарольд скривился, глядя на их мягкость и улыбчивость. Сюда бы одного небритого герильяса или бородатого моджахеда, и он их всех вырежет разделочным ножом. Что бы эти овечки, делали, если бы не было овчарок, таких как он? Волки не стали б слушать их слова про чудесный светлый мир без границ, где произрастают цветы всех красок радуги. Волки на то и волки, что понимают только ружье и забор с «колючкой».

Синохара сам не заметил, как ноги принесли его в еще один очаг японской культуры, в клуб «Кэндо» в Вест-Энде. Не пеший автопилот, а обычное подсознание управляло им.

Здесь он был всего раз, но часто посещал такой же клуб в Берлине. Хотя более бесполезное искусство трудно найти. Наверно, поэтому здесь всегда было малолюдно. И непонятно, на что организаторы оплачивают аренду помещения и поддерживают дорогой антураж. Абонемент был недорогой, а взносы за участие в соревнованиях — крохотные. Хотя Гарольд в официальных не участвовал. Ему хватало тренировочных поединков.

Он занимался этим японским фехтованием на бамбуковых палках синай, которые символизируют мечи, уже третий год. Начал еще в Германии. У него был довольно высокий для любителя дан. Но реальной пользы для навыков самозащиты в этом не было. Драться подручными предметами он и так умел — но стиль формализованного поединка один на один очень отличается от грязной уличной махаловки. Дело было даже не в том, что ему иногда хотелось легально поколотить кого-то — учитывая носимую защиту, удары в кэндо почти не достигали тела. И не в том, чтобы укрепить свой дух. Смешно.

Он и сам для себя не решил, зачем ему это надо. Может, видел в этом философию. А может, сформировалась привычка, ритуал. Ритуалов в кендо было много, таких как поклон, приветствие перед боем. Своя этика, пластика движений.

Наверно, клубы существуют на пожертвования, часть который приходит с родины этого спорта. Хотя там его спортом не считали. А считали философией и черт знает чем. Гарольд был проще. Это место ему понравилось. На входе висело предупреждение, что здесь не работает связь.

Тем меньше будет стимулов написать ей какую-нибудь глупость. Вдогонку к сказанному. А когда он отсюда выйдет, то уже остынет.

Это было очень редкое место. Так и оказалось, Сети не было. Облака были недоступны. Д-реальность тоже. Чужие айденты не считывались. Зато все церемонно раскланивались, и тренер, работавший здесь уже много лет, представлял новых учеников по имени. Большего и не требовалось.

На всем первом этаже здания не было ни одного предмета, который не выглядел бы как сделанный вручную в эпоху Сегуната.

В раздевалке белобрысый веснушчатый гайдзин (точнее, англосакс, а гайдзином тут был как раз сам Синохара) почтительно посмотрел на него.

«Подумал, что я великий сенсей», — усмехнулся про себя Гарольд.

После разминки его спарринг-партнером оказался китаец с лицом пожилого богдыхана.

Догадался ли тот, что он не чистокровный японец? Усмешка у луноликого на лице появилась хитрая. Гарольд представил себе, как убивает его на месте, просто сломав палку пополам и воткнув обломки ему в глаза. Но вместо этого улыбнулся в ответ… и в ходе короткого боя, дважды обезоружил и избил до синяков. И все это законно. Даже правила не разу ни нарушил. Тот был сильным и быстрым бойцом, но даже не смог по нему попасть. Хотя никакие модификации на поединках, даже на учебных, не допускались. Судьи и наставники за этим следили строго.

Немногочисленные зрители смотрели на поединок в гробовом молчании. Их было всего человек пять. И ни в какую сеть спарринг не транслировался.

Когда Гарольд уже переоделся и уходил, его догнало сообщение от старого Ляо. Тот писал, что господин Синохара дерется как настоящий японец и для него честь проиграть такому оппоненту. Вот оно, азиатское коварство. Замаскированное под похвалу и лесть издевательство. «Как настоящий».

Синохара сообщение проигнорировал и добавил того в «черный список». Тот у него был длинный.

В молодости, если бы ему напомнили, что он не настоящий японец. — это привело бы его в ярость и надолго выбило бы из колеи. Поскольку лишало его последней гавани, удобного паттерна поведения, который помогал в одиноком плавании через житейские бури. В котором проблемой было не само одиночество, а враждебность среды.

Но сейчас ему было все равно. Он не нуждался в этих ярлыках. Все чаще хотелось перестать быть человеком, а не только австралийцем, японцем.

Внезапно он захотел сменить микрокультуру на менее утонченную. Погонять с ховер-байкерами на предельной высоте среди небоскребов.

Уже стемнело. Как-то незаметно город засветился мягкими огнями. Окна исторических зданий, которые уже полтора века подделывались под «эталонную» викторианскую эпоху, отражались в темной воде. Гладь Темзы, которую он хорошо различил бы даже в отсутствии света, была почти пуста — несколько круизных трамвайчиков да легкие яхты. Небо пасмурное, а в такую погоду навигация прогулочных судов была не очень активной.

Тройка автоматических кораблей посолиднее шла гуськом по выделенному для них участку реки.

А вот небо было более загружено. В нем носились как рои светлячков мелкие воздушные суда. Людей с ранцами не было — они были привычной деталью пейзажа только в пригородах и сельских уголках, а здесь такие рюкзаки, как и в Берлине, были запрещены. Над городами в небесах существовали свои дороги и перекрестки, и человек, в отличие от автопилота, не был достаточно расторопен, чтоб их соблюдать.

Иногда проплывали светящиеся сигары дирижаблей. Самолеты не летали. Теперь их маршруты пролегали намного южнее. Первая проблема с джетами и цеппелинами была именно в том, что они друг другу мешали.

Арендовать небольшой дирижабль на полдня он бы смог без проблем. Хотя летать на них на ближние дистанции одному — это дорогое пижонство. Все равно что на воздушном шаре. Но некоторые так балуются.

Нет, это смешно. А вот летающее такси взять можно. Почему бы не шикануть напоследок. Эх, а ведь он думал прокатиться с ней. Но какая уже разница?..

Иногда мысль может заменить действие. Синохара подумал о такси и тут же открылась форма перед глазами. Заполнил глазами капчу. И через пять секунд машина уже была вызвана. Оптимальное соотношение цена-качество оказалась у какого-то Avtopark “Union”. И отзывы хорошие.

«Ну что ж, доверимся им».

Через пять минут, как и было оговорено, к ближайшей площадке со знаком “H” прибыло красное коптер-такси. Вдоль правого крыла рядом с номером и логотипом фирмы располагались несколько фраз кириллицей. Оболочка подсказала, что это по-русски.

"Можем повторить".

– “Can repeat”. What does it mean? — спросил Гарольд у автоводителя, садясь в отделанный красной искусственной кожей салон. Пахло ароматизаторами с запахами лесной свежести.

Но ответил не автомат, ведущий машину. Раскрылось окошко, и появилось смуглое лицо удаленного диспетчера — по виду индуса, с дредами и в розовом домашнем халате и тапочках с кроличьими ушами. Тоже видимо беженец после пакистанских бомбардировок индийских городов, не разрушивших страну, но сильно подорвавших доверие инвесторов к ней. Впрочем, их оппонентам тоже досталось.

Диспетчер сидел за столом закинув ногу на ногу и полировал себе ногти на левой руке пилочкой.

— Dunno[3], dude. Это даже не хозяин выбрал. У нас франшиза, поэтому стиль единообразный. Москва, Лондон, Шанхай. Но сеть имеет русские корни. По-моему, смотрится клево. Типа мы можем повторить любой успех и все такое. Я люблю странные вещи. Там еще было написано «На Берлин!», но в Британии нам разрешили это убрать, чтоб не смущать пассажиров. У нас тут много русских, могут и подумать, что я их до Германии покачу за сорок глобо, — выходец с Индостана раскатисто захохотал. — Черта с два. Только в пределах Большого Лондона и ни километром дальше!

Сорок глобо? Видимо, это максимальная цена. В прейскуранте было сказано, что до Харроу пролет будет стоить двадцать четыре.

За эти деньги на наземном транспорте город можно объехать несколько раз.

— Ну ладно, если я ответил на ваш вопрос, — произнес индус. — оставляю вас наедине с пилотом. Чао! Хорошего полета! — и отключился.

— Чао.

Синохара откинулся на сидении. «Пилот» уже записал от него точный адрес. Повторно назвать не пришлось.

Аппарат, приветствовавший его смайлом маскота в виде Красного супермена, ждал от него только подтверждения — зеленой галочки.

Австралояпонец поставил ее, тут же заработали моторы и коптер-такси плавно, а потом все быстрее начало набирать высоту. За окном мелькали этажи домов, но с этого ракурса было почти ничего не видно, кроме мельтешения и капель дождя. Поэтому он сделал прозрачным пол. Под ногами открылось небольшое псевдоокно.

Внизу быстро удалялись силуэты исторических зданий Вест-Энда, ставшие уже похожими на макеты из музейной диорамы.

Они летели на восток. Пересекли знаменитую реку, которую он миллион раз видел в детстве, когда «путешествовал» по миру через сетевые приложения. За считанные секунды, так высока была скорость. Потянулись двух-трехэтажные дома из красного кирпича с черепичными и железными крышами, которые на самом деле были солнечными панелями. Ажурная сеть каналов делала районы старого Лондона похожим на декорации из экранизаций Диккенса. Вдоль берегов многих каналов были пришвартованы в два ряда лодки. Дешевое жилье для прекариата с претензией на богемность. Вот где живут поэты в основном.

Они летели на север. Вот и Ислингтон.

А где-то там внизу была она. Наверно, уже ложится спать. Она наверно сильно подорвала здоровье и нервы там, в космосе. Ей дали два месяца на восстановление сил. Ни на какое Лазурное побережье она не полетела, а вернулась сюда, к своему коту и растениям.

А он от своего отпуска отказался, получил только свою премию.

Или, наоборот, ее вечер только начинается? Опять начала накатывать ярость. Ну нет.

Забавно. А ведь он считал ее… нет, не продажной, а меркантильной. Но ни на секунду на лице Эшли не появилась тень сомнения, когда он намекнул ей о своих деньгах. Выходит, свобода была для нее важнее любых денег. Она не продавалась.

Значит, надо искать ту, которая имеет требования разумнее. И продается. Но скорее он будет теперь довольствоваться тем, что станет покупать у женщин их время. Большего и не надо.

«Эта дорога закончилась тупиком. Путь познания тоже завершился им. Посмотрим, куда приведет путь борьбы».

Пока они летели, реклама на японском вливалась в уши, словно чувствуя его настроение:

«Ты устал, сэмпай? Жизнь дала трещину, все задолбали? Хочешь набить кому-нибудь морду? Или убить кого-нибудь в реале? Не нужно!

Лучше устрой дЕбошь. У нас всегда есть комнаты, похожие на твой офис. Или на колледж. Или на хату твоей бывшей. Или на дом твоих родаков. Все это можно расхерачить, спалить, превратить в свинарник. Есть роботы, которых можно избивать, они не дадут сдачи и не обидятся. Или дадут, если ты этого хочешь. Но не повредят тебе. Бей, не бойся, сломать их ты не сможешь.

Мало? Хочешь чем-то погорячее? Тогда к твоим услугам наш новый аттракцион. Охота на бомжей. Будь спокоен, ни один человек не пострадает.

Хочешь похолоднее? Тогда Парк Поросенка Снафф-Снаффа ждет тебя! Удавки и ножи выдаются бесплатно на выходе. Топоры, бензопилы, ружья, огнеметы и взрывчатка за отдельную плату».

Мелким шрифтом была пометка, что охота и парк виртуальные, а «виртуальная реальность хороша тем, что в ней можно убить человека несколько раз». Но ходили слухи из разряда городских легенд, что для постоянных ценителей и Охотничьи угодья, и Парк существуют и в реальности где-то на отдаленных островах в Индийском Океане.

Впрочем, Гарольд не верил, что у таких аттракционов большой наплыв клиентуры. Люди трусливы. И даже сверхбогатые извращенцы скорее будут реализовывать свои наклонности в виртуале или с роботами, чем на самом деле кого-нибудь убьют или изнасилуют. Даже если им очень, чудовищно хочется. Вовсе не человечность, а страх удерживает общество от сползания в хаос. Реалистичные вирки помогали многим выпустить пар и снизить градус напряжения. А уж скольким социопатам и маньякам они помогли реализовать свои наклонности безобидным способом, предохраняя общество от их действий! Впервые за много десятилетий количество шутингов упало в разы. Дети больше не приходили с оружием в школы. Обманутые влюбленные все реже резали своих подруг, а ревнивые жены реже отрезали мужьям их причиндалы. Да и серийные маньяки стали редкостью.

Может, именно по этой же причине так давно не было крупных войн. И теперь это идиотское восстание аутсайдеров вспыхнуло именно в тех странах, где процент вовлеченности людей в виртуальные игры был минимальным. Совпадение ли это?

Он и не заметил, как закончился полет на крейсерской скорости и началось снижение.

Машина мягко коснулась площадки. За окном шел дождь.

А вот и Харроу. Нью-Хоуп-драйв, строение № 24. Со счета списались 29 глобо. Подоходный налог не входил в сумму заявленной стоимости поездки.

По закону чаевые не требовались, но можно было их оставить — оператору. Гарольд не стал. Ему не понравился этот клоун.

Не ответив на вежливое прощание автопилота и пожелание хорошего вечера, как только открылась дверца, он вышел в промозглую сырость, которой не было еще, когда вызывалось такси. Вот что значит морской климат. Машина предупредила его вслед о плохих погодных условиях.

Но зато она не предупредила его, что в месте, куда он приехал, может быть опасно.

Безликие коробки зданий были похожи на City 18 из Half-Life 3. Восточноевропейское убожество специально для азиатских и африканских гостей на краю лучшего мегаполиса Западной Европы.

«Лучше бы оно называлось: “NoHopeDrive”», — подумал Синохара.

Стены расписаны даже не граффити, а просто нецензурными словами, с огромным количеством ошибок.

Веревки для сушки белья натянуты на крохотных балконах. Старинные пластиковые окна в убогих рамах. Даже пластик потемнел. И спутниковые тарелки выведены наружу, которые уже лет пять ничего не ловят, но людям, видимо, лень их выкинуть.

Мусорные контейнеры старого образца. И у него были сомнения, что их пользователи сортировали мусор на четыре категории.

Крышка одного из них оттопыривается, и рядом валяются обертки и арбузные корки.

Под одним из окон лежит, будто лопнувшая от декомпрессии глубинная рыба, пакет с мусором. Видимо, не все умели пользоваться мусоропроводами, а роботы-чистильщики тут были так же редки, как люди-уборщики.

Баскетбольная площадка заполнена, несмотря на вечер. Но ни одного белого ребенка или подростка там нет. Синохара вспомнил расистские анекдоты, которые рассказывал Ласло из Венгрии, известный всему Корпусу скандалист. Он раньше вел свой канал, был стендапером, а потом захотел служить в армии. Его взяли. Но с публичными выступлениями пришлось завязать. Теперь он только знакомых мог доставать своими хохмами. И иногда перегибал палку с этим. Его не увольняли, но он регулярно получал дисциплинарные взыскания. Однако если начиналась война, то и такие кадры Корпусу понадобятся.

Никто не знал больше расистских анекдотов, чем Ласло, хотя черных в Венгрии негусто, если сравнивать с той же Германией и Австрией.

«Почему негры носят толстовки с капюшонами? Они маскируются под куклуксклановцев, ха-ха-ха!».

Его бы сюда. Тут бы ему быстро проломили его мадьярскую башку.

Над районом на эстакаде проходило шоссе, по которому ехала бесконечная вереница машин.

Недалеко, закрытая частоколом вечнозеленых елей, проходила четырехметровая стена, отделявшая гетто для беженцев и лиц без гражданства от этого небогатого предместья, населенного в основном легальными и уже натурализовавшимися мигрантами. Тут в Харроу было еще довольно чисто, если не подходить близко к девятиэтажным «социальным домам». Когда-то здесь была престижная частная школа, но теперь недвижимость тут стала очень дешевая, поэтому нередко снимали жилье недавно приехавшие иностранцы из Восточной Европы и Индостана.

Английская речь звучала редко. Но пожилые и небогатые коренные лондонцы тут еще оставались. Кто-то пробегал трусцой. Кто-то выгуливал собаку, аккуратно собирая какашки в мешочек, а кто-то ехал по велодорожкам на велике или моноколесе.

Здесь было чистилище. А вот за стеной был Багдад или Кабул.

И если в предместье большинство женщин ходили без хиджабов, хотя иногда и закрывали волосы платком, то по другую сторону стены, насколько он знал, процентов семьдесят ходили с закрытым лицом, похожие на черные почтовые ящики с прорезью для писем. Да и то в основном в сопровождении мужчин.

«Теперь в этот котел влили немало беженцев-христиан, — рассказывал ему один товарищ из Корпуса. — Хотя таких же нищих. Тяжело им, наверно, приходится».

Над гетто дороги на эстакадах и трубы путепровода не проходили, аккуратно его огибая. Со стороны этого анклава для неграждан эстакада была заделана металлическими щитами и даже подходы к ее опорам огорожены сеткой с колючей проволокой. Ток по ней не пускали, это было нельзя. Но при попытках прорыва нелегалов в город применяли гуманный инфразвук.

Особенно население этого «гуманитарного анклава» выросло за время Аравийского Хаоса. Некоторые получили гражданство или политическое убежище, которое они продлевали раз за разом все эти годы. Власти их депортировали, некоторых даже дважды и трижды. Но многие, пользуясь лазейками в законодательстве и поддержкой правозащитных фондов и журналистов, остались тут в неясном статусе. У них было свое сильное лобби, а, когда они объединялись в землячества, находились и деньги на адвокатов. Ссориться с ними не могло себе позволить даже самое консервативное правительство.

«Мерзкие лейбористы постарались», — объяснял когда-то Гарольду красномордый немолодой британец-майор из Корпуса, любивший в свободное от работы время носить майку со словом “Brexit”.

И теперь тут жили уже не только их дети, а иногда даже внуки. И вот в последние два-три месяца население гетто пополнилось и выходцами из Латинской Америки и Азии с Африкой. Там был целый небольшой город со своими улицами. Причем самым недавним беженцам не хватило уже даже быстровозводимых домов. Гетто прирастало полулегальным палаточным лагерем, куда опасались заходить даже проверяющие из миграционной службы. Заходили только с вооруженным сопровождением. Иногда полиция проводила в таких местах рейды, при которых использовали даже поддержку с воздуха.

Хотя большинство беженцев не проникали дальше Саутгемптона и Портсмута, где были главные фильтрационные центры. Там причаливало большинство кораблей с искателями убежища или просто мигрантами. А по воздуху прибывали только самые богатые из беглецов — те, которым гетто не грозило. Эти обычно прилетали уже на все готовое, у них были в Туманном Альбионе свои резиденции.

А вот в графстве Гэмпшир, где расположены эти портовые «карантинные» города, был настоящий Вавилон. Корпусу пришлось прислать туда на помощь полиции около тысячи бойцов и вдесятеро больше дронов, потому что там творилось такое, что раньше Гарольд видел только в фильмах про зомби-апокалипсис.

А это лондонское гетто было еще не самым плохим местом.

В Испании, Италии и Германии беженцев было еще больше. В двадцатых годах из Кореи и Японии туда мало кто добрался, а вот после событий в Аравии и заварушки между Индией и Пакистаном национальная палитра этих стран пополнилась. Но если бы не эти стотысячные жертвы и эффект домино по всему Ближнему Востоку… не было бы мира, в котором они живут теперь. Не было бы запрета ядерного оружия (великие державы были только рады, потому что арсеналы их стремительно старели и требовали средств для модернизации или утилизации. Они были уверены, что останутся в выигрыше). Не было бы возрастания роли ООН и международных организаций. Как написано в одной книжке, добро приходится делать из зла, потому что больше его не из чего делать.

Время было почти девять вечера. А значит, возле недостроенного небоскреба Хаксли-билдинг, скоро очередное сборище.

Адская Гонка.

Это в паре километров отсюда на север. Тоже в Харроу, рядом со стеной гетто. Само гетто являлось отдельной административной территорией. Естественно, в официальных документах слово «гетто» не фигурировало.

Когда небоскреб строили, никакого гетто не было, и земля тут была хоть и не дорогой, но район считался имеющим перспективы. Теперь там был пустырь. Еще там находился заброшенный торговый центр «Белая роза», который выкупили организаторы шоу… и сделали его еще более заброшенным. И опасного соседства они не боялись. Впрочем, стена охранялась автоматикой ничуть не хуже, чем раньше государственные границы. Тот, у кого гражданство было — если бы его занесло по ту сторону — мог пройти без труда через одну из многих дверец. Но негражданина остановили бы еще на подступах к стене, в пятиметровой «санитарной» зоне.

Конечно, бывали и подкопы, и полеты на самодельном ранце, и взлом — электронный и физически. Но все это пресекалось.

Поэтому тут в Харроу было относительно безопасно. Но брошенных зданий все равно было много.

Теперь этот гипермаркет, крышу которого нарочно разобрали, превратили в подобие постапокалиптического Колизея. Там, где раньше был верхний этаж, появились открытые ложи для публики — грубо сваренные из ржавых труб ступенчатые ряды сидений.

Но Синохара не хотел идти на трибуны. Хотя его пропустили бы туда бесплатно с его рейтингом. Для них была бы честь. Те, кто организуют такие сборища, в основном позиционируют себя как консерваторы. А его орден вообще привел бы их в восторг.

И все же Гарольд предпочел посмотреть это зрелище, сидя на скамейке возле автостоянки, соседствующей с «Колизеем». Скамейка была ярко освещена, рядом стоял торговый автомат, где можно было купить мелочевку вроде шоколадки, банки газировки или хот-дога с пометкой «халяль».

Несколько теней уже собирались приблизиться к одинокому человеку на скамейке. Вряд ли чтоб ограбить. Скорее, чтоб попрошайничать себе на выпивку или наркотики. Но и этого они не стали, рассмотрев его поближе. Парни в одежде на несколько размеров больше ускорили шаг и удалились. Потому что он легко мог «удалить» их сам.

Отсюда открывался неплохой вид. После небольшого зумминга перед глазами Гарольда появился квадрат неба.

Чопперы у всадников крутые. Не то что его допотопный коптербайк, на котором он в свое время прилетел на космодром к Эшли. Но сами байкеры здесь как трусливые цыплята, сколько бы они не украшали себя татуировками маори и «морских котиков» (хотя пороху не нюхали) и имплантированными рогами.

Он мог бы записаться на участие. В Берлине он в таких участвовал.

На арендованной «Ямахе» ему, может и не победить, ведь у кого-то явно будет машина новее и кастомизированная под себя — но в первой пятерке пришел бы.

А толку-то? Шутовское позерство. С его рефлексами даже при отключенном автопилоте риск минимален. Конечно, даже во время виртуального заезда есть риск умереть от стресса и нервного перенапряжения. Первые такие десять «счастливцев» много лет назад получили свои скромные премии Дарвина, на которые родственники могли их похоронить. Но смерть во время игры в виртуал наступала не чаще, чем во время разговора на повышенных тонах между членами семьи. В реальной жизни было куда больше поводов для нервов.

А во время реальной гонки риск еще выше. Но он знал, что инстинкт самосохранения не позволит ему разбиться.

Были и те, которые нарушали правила. Но даже нарушения тут были робкие. Потому что за каждым кубическим метром велось наблюдение во всех диапазонах. Властители мира не хотели у себя на заднем дворе взрывов и стрельбы.

В Москве, в Киеве или в Бухаресте за взятки богатею позволили бы даже сбить пару пешеходов. Но тут был первый мир и метрополия. Здесь даже жирные коррупционеры из Азии и Африки и их накокаиненные отпрыски вели себя прилично.

Конечно, где-то можно было даже поставить на мотоцикл пулемет и стрелять по прохожим — если они были из чужого племени или конкурирующей мафиозной семьи. И такие гонки тоже проводились. В самых диких углах Африки и Латинской Америки. До революции. Сейчас там и без гонок хватало веселья.

Заезд начинался. Конечно, полетят они на запад, в сторону противоположную периметру гетто. Потому что оттуда, несмотря на регулярные рейды, могли и из калаша жахнуть. Но этот небольшой риск на старте только добавлял адреналина. На самом деле оборонительные системы периметра двадцать четыре часа в сутки держали на прицеле его восточную сторону. Почти как на американо-мексиканской Стене.

Гоночная арена с тотализатором, алкоголем, полураздетыми женщинами, тяжелой музыкой — была понятным вызовом, который самые твердолобые из местных бросали приезжим (которым такие вещи претили): «Вы здесь никто и мы вас не боимся!».

Под восторженные крики толпы, всадники ночного города с визгом, ревом и гиканьем садятся на своих «коней», раскрашенных в их индивидуальные цвета, тюнингованных настолько, что те уже слабо напоминали исходную модель.

Несколько девушек среди них тоже были. Латекс, шелк, черная кожа (искусственная, а может, снятая с настоящих животных). Или их собственная кожа, покрытая вместо одежды краской, иногда светящейся. Выдающиеся формы, проколотые пирсингом в разных местах. Покрытые узорами меняющихся татуировок или других украшений.

Даже война была недостаточным поводом, чтоб отменить это шоу. Шоу должно продолжаться. Всегда.

И вот гонка в небе началась. Множество узких полос расчертили небо. Слово светящиеся жуки понеслись на запад.

Первый заезд. Тысячи зрителей наблюдали внизу на огороженном пятачке под открытым небом, где стояли палатки, напоминающие юрты постъядерных дикарей, и нарочно корявые железные трибуны. И еще миллионы смотрели через спутник. За тем, как гонщики взмывали вверх и спускались вниз словно на американских горках сквозь светящийся тоннель плазменной рекламы, мимо фальшивых небоскребов. И Гарольд тоже смотрел. Ощущение предельной сопричастности нахлынуло на него… и исчезло. Все это было представление. Примерно, как «Титаны рестлинга» не сравнятся с настоящей дракой на пустыре рядом с мусорными баками, когда ломают кости, выдавливают глаза, разбивают обрезком трубы череп и выпускают электроножом кишки.

Настоящую жизнь и смерть он видел.

Второй круг. Самоубийственная скорость и лавирование среди воздушных маяков. Средняя скорость — три сотни километров в час. Но казалось, что они летают как разноцветные ракеты и выдают все семьсот миль.

И вот на третьем круге один из всадников, точнее, всадница, вырвавшаяся вперед, вдруг, потеряв управление, влетает прямо в стеклянную стену небоскреба, похожего на гигантский палец.

Кто-то в чате ахает. Другие смеются: новичок. Ничего не знает.

А гонщица через секунду уже прошила здание насквозь. И появилась с другой стороны, целая и невредимая, хотя и потеряв скорость. А ее мотоцикл уже под дистанционным контролем распорядителей гонки. За такое сразу засчитывается поражение. Это считается вылетанием с трассы.

Миражи. Между настоящих небоскребов им летать бы не позволили. Вскоре транспортное средство уже плавно спускалось к земле. Его пилотесса выбыла из гонки, по случаю чего наверняка напьется в каком-нибудь баре. Но еще хуже тем, кто на нее поставил.

Пусть радуется. Неделю назад одного парня на китайском чоппере отскребали от асфальта. Он разогнался до такой скорости, что халтурно собранный движок не выдержал и развалился. И никакие средства безопасности не сработали.

Тогда этот никому не известный дилетант порадовал публику. Люди ждут таких редких зрелищ всегда, и те набирают больше просмотров, чем круг почета победителя. Примерно за такими же эмоциями люди смотрят репортажи с театров войны. И записи любительских каналов оттуда. Вроде мексиканского канала «выжившие», вещавшего из Мехико, где была настоящая Голгофа.

Спрос находится даже на записи из пыточных подвалов. Им очень радуются снафферы. Говорят, у самых отмороженных полевых командиров, бывших мафиозных боевиков, предавших своих боссов в пользу главарей «Трудового Авангарда» — есть и такой источник дохода. А не только выкупы и наркотрафик. Однако и про «матадоров» он такое слышал.

Хотя адские гонщики изображали из себя нарушителей спокойствия, все мероприятие было законным. Разрешение имелось, имелся призовой фонд и нехилые деньги от рекламщиков. А риск был не больше, чем у «Формулы-1». За ними не гнались полицейские дроны. Если кто-то из них вздумает чудить, подниматься выше, мешая пролету воздушных судов или спускаться к земле — его мигом возьмут под контроль с поверхности и аккуратно посадят в штрафной полицейский ангар, а протокол для него уже будет к этому времени готов. И вряд ли он когда-нибудь еще взмоет в небо. Хорошо еще, если не сядет в тюрьму.

Ведущий — негр, наряженный в Барона Субботу, что-то орал. Новый лидер заезда, мужик с мертвенно-бледной кожей и длинными черными волосами, похожий на вампира или скелета, тоже кричал и подвывал, на его чоппере была изображена гитара из костей и черепов. И это не V-реальность, это все не виртуальное, а нарисованное красками.

Но скучно. Черт побери, скучно. И никакие гонки, скачки и фальшивые перестрелки, никакие возбуждающие вещества не взбодрят кровь. Потому что все это обман.

«Может, «лотос» себе установить? И стать тупым счастливым растением».

Нет уж. Это дорога в один конец. Для таких как он. Слабые могут барахтаться и мяться как пластилин. А твердые ломаются пополам. Все-таки он не резина и не каучук. Он режущее стекло. Или чудовищно твердый на сжатие, смертельно острый на краях, но хрупкий при ударе или падении алмаз.

Австралояпонцу вдруг подумалось про печальные вехи жизни. «А вот эту книжку комиксов я читал, пока моя мать еще была жива». Эту мангу про эльфов и чародеев ему потом очень хотелось выкинуть.

А вот обратное — не работает. «Эту рубашку я купил, когда мне было так плохо. Но сейчас-то все хорошо, хе-хе».

Не останется в памяти такая рубашка. Никогда.

И вот сейчас у него появилась новая веха. Отказ. Женщина, которую он вторую в жизни после чудовищно долгого перерыва полюбил по-настоящему, показала ему тщетность попыток обрести именно то, что ему важно. А может, и в первый, если отбросить детские глупости.

«Надо не забыть сменить статус в сети и выложить пару глубокомысленных фраз и мрачных пейзажей», — хмыкнул он.

Шутка, конечно. И ему подумалось, что у каждой эпохи — свои ритуалы для разных событий, которые сопровождают жизнь человека. Обряд инициации воина племени. Посвящение в рыцари. Простыня, вывешенная после брачной ночи. Вызов на дуэль. Плакальщики на кладбище.

А сейчас ритуал — запостить популярное 3-D видео и глубокомысленную фразу. Например: «наконец-то нашел смысл жизни». Или наоборот: «понял, что жизнь бессмысленна и всех ненавижу».

Но последнее — уже перебор. После этого к человеку обычно выезжала полиция даже в самых либеральных странах, чтоб не допустить еще одного суицида или щутинга.

Да что ими вообще движет, этими шутерами? Гарольд никогда не понимал, как можно убивать кого попало.

Гонка закончилась. Народ разошелся. Остались только пустые пивные банки, стаканчики от попкорна, которые распадались на глазах и другие предметы, которые не разлагаются. Но все это скоро уберут роботы-мусорщики.

Пора идти дальше по своему пути самурая. Или ронина.

Но время еще оставалось, и чем-то надо было себя занять.

«Где найти самый отмороженный бар в городе?» — спросил Гарольд сеть вслух.

И она дала ответ еще раньше, чем сработали его голосовые связки. И построила дорогу из указателей. Оказывается, такой бар был совсем близко.

Вот светится цепочка оранжевых стрелок… А за домами, но в этом же районе, летает в небе виртуальная вывеска. Летала она специально для него. И палец указывал с неба на неприметную железобетонную коробку, похожую на склад или заброшенный цех. И это бар?

Почему бы вам не зайти в «Заводной Апельсин»? Всего семьсот метров.

Его привлекло название. Он слышал про такую книгу… Не читал, но слышал отзывы, что она про брутальных отморозков. Он вообще мало европейского fiction читал. Впрочем, как и сами европейцы. Американская фантастика ему нравилась больше.

Дверь выглядела облупленной, бронированной, стилизованной под ворота склада или гаража. Рядом был удобный съезд с эстакады. А машины клиентов размещались на подземной парковке. Вряд ли кто-нибудь из прибывающих сюда, шел пешком через Предместье.

Байкеры, шлюхи, садо-мазохисты, ретроманы, косплейеры и прочие маргиналы города, и те, которые хотели ими казаться… собирались сюда как мусульмане на святой хадж.

«Стучите, если уверены в себе», — было написано на двери краской из пульверизатора. Рядом корявое граффити предупреждало, что чужим сюда лучше не соваться. Конечно, это обман, который должен отсеять самых слабых, а остальных только заинтриговать. Это часть маркетингового образа.

А в стороне возле старых мусорных баков, где валялась дохлая кошка, бродил пьяный панк с разноцветным «ирокезом», похожим на малярную кисть. Который то и дело изображал, как его сейчас стошнит прямо на облезлую кирпичную голую стену, покрытую многими слоями граффити, как свод палеолитической пещеры.

Обдолбавшийся и напившийся в дым посетитель? А может охранник? Служащий? Аниматор?

Да уж, место на любителя. Но любой литературовед, музыковед и культуролог оценил бы вложенный труд по стилизации.

Живого фейс-контроля не было. Это все-таки не элитный ночной клуб. Но автомат Гарольда пропустил, взяв с него стандартную таксу за вход. Если бы он был красивой девушкой или там же привлекательным юношей, его могли бы пропустить и бесплатно.

Австралояпонец думал, что бар выдержан в эстетике семидесятых прошлого века… вроде бы именно тогда творил автор этого романа, Энтони Берджесс… Или что будут какие-то отсылки к «Бойцовскому клубу», чьи мотивы бессмысленного бунта против всех были похожи.

Но там внутри оказалось эклектическое смешение стилей разных эпох — от короля Эдварда до эпохи диско. Едкое, кислотное, взрывное, буквально набрасывающееся.

Оно было не только в оформлении, но и в посетителях. А вот смешения этносов здесь было не так много. Нет, в малых дозах все большие расы тут присутствовали и все малые тоже, разве что пигмеев не было. Но в основном посетители были белыми европейцами.

Впереди виднелась барная стойка.

Рядом за столом двое здоровых бугаев собирались заняться армрестлингом. Небольшая толпа зрителей окружала их, подбадривала. Здоровяки подначивали друг друга, отпускали пошлые остроты, матерились и выглядели так, будто собираются драться на полном серьезе. Кто-то делал ставки, тряс пачкой наличных. Да, некоторые носили бумажки для форсу, считая счастливым талисманом. Казначейство их по-прежнему печатало, хотя в разы меньше.

Похоже, соревнование должно было начаться с минуты на минуту. Синохара подумал, что мог бы и сам выступить в следующем туре. Там была табличка: «испытай себя, если не ссышь!». У него не было апгрейда на усиление бицепсов, который тут, наверное, был запрещен. Но зато у него, хотя и не имелось впечатляющего рельефа (он специально не хотел выделяться), были слегка улучшенные мышцы рук в качественном, а не количественном плане. Без грамма неорганики и без операции. Только природные материалы. Оптимальное распределение энергии между волокнами и слегка усиленные кости за счет приема специальных добавок. Этот маленький «бафф» он поставил недавно, заказав в магазине Корпуса, и самое время было его испытать. Его было трудно заметить, и он вполне мог быть разрешенным.

Но нет. Незачем привлекать внимание. Особенно победой.

Синохара хотел спокойно пройти до свободного столика, а после заказать выпить, когда от толпы болельщиков вдруг отделился человек высокого роста и массивного сложения. Похоже, не совсем трезвый. Выписывая ногами восьмерки, он шел наперерез Гарольду. Явно не к выходу. Скорее всего в ту сторону, где была самая заметная в Д-реальности табличка WC. То есть сортир, поделенный на сегменты для всех четырех гендеров, включая неопределенный (they) и нейтральный/нулевой (id).

Мужик был мощный, с ножищами как столбы и почти такими же руками. Вряд ли он был “id”, скорее обычный “he”. В джинсах и рубашке в крупную клетку, тоже как у лесоруба. С бородой и блестящей от пота лысиной.

Места было достаточно, но в проходе здоровяк отчего-то замешкался, потерял равновесие и с трудом его сохранил, замахав руками, как ветряной генератор. Тут явно пили не только безопасный алкоголь, но и традиционный.

Гарольд мог бы его обойти, пройти бочком. Но вместо этого аккуратно подвинул его корпусом. Туша оказалась совсем не такой неподъемной. А если бы толкнул чуть сильнее, тот отлетел бы как мячик.

— А кто это здесь?.. Эй ты, чертов гук… Какого хера меня толкаешь? Я из-за тебя пивом облился.

Синохара видел, что он лжет. Не было у него в руке пива, а все, что было пролито на его рубашку — не только пиво, но и кетчуп и еще бог знает что — было пролито туда раньше.

— Не стой на дороге, — только и ответил Гарольд.

— А тебя колышет? Ты это… тебя вообще звали в эту страну, огрызок? — с трудом произнес красномордый гигант, сфокусировав взгляд своих красноватых глаз. — Вали в свой коммунячий Китай и там грабли распускай. Давай живо плати мне за химчистку!

Любой японец из-за того, что его называют китайцем, пришел бы в ярость, но для Гарольда это так же мало значило, как быть названным жителем Плутона.

Зато он увидел, как рейтинг здоровяка автоматически понизился. За расистское оскорбление “gook”.

И тот тоже это заметил. Каким бы он ни был пьяным, красные цифры перед глазами и звонок трудно в ушах не заметить. Формально рейтинги были неофициальной оценкой. И государства на местах даже пытались их запрещать. Но они оказались живучи. Всемирное Содружество хранило молчание и нейтралитет, а все международные организации были в его юрисдикции, поэтому и они с рейтингами активно не боролись.

И теперь этих систем рейтингования было штук десять. Их поддерживали картели корпораций и общественные правозащитные советы. Поэтому системы рейтингов жили. Они оценивали людей как покупателей, клиентов, арендаторов, верных супругов, хороших родителей или толерантных граждан.

И хотя государственные услуги в Европе рейтингам были не подвержены — страны не могли запретить отдельным муниципалитетам и частным фирмам прислушиваться к этим рейтингам.

В западном мире было так. В Китае, Российском Государстве и еще ряде стран, которые ставили себя выше идеи о правах личности, рейтинги были централизованные и распространялись на всё. И критерий там был проще — лояльность власти.

— Су-у-ука! Я сказал — «гук». Чурка. Рисоед. Ускоглазый. Вы хуже ниггеров и жидов. И даже хуже русских свиней и вонючих латиносов-ребелов. Потому что вы хитрые долбанные твари. И это вы стоите за дерьмом, которые в мире из всех щелей лезет. Мне из-за тебя циферки отняли.

За каждое слово рейтинг ему минусовался. Разве что за русских почему-то ничего не сделали.

— Сожалею, — ответил, глядя ему прямо в глаза, Гарольд.

— Сожалеешь? Да я тебя…

Но «дровосека» остановили его товарищи.

— Пойдем, Джек. Мы тебя доведем до толчка. Проблюешься и будешь как новый. А ты, чувак, иди куда шел.

— Ладно, хер с ним, — проворчал Джек. — Пошли, блин.

Синохара сделал жест, будто отряхивается от чего-то мерзкого.

И пошел дальше в полумрак бара.

Гарольд приглушил слух, чтоб не отвлекала ненужная информация. Он у него был куда лучше, чем максимально разрешенный по закону. Он мог слышать чужие разговоры, даже отделяя их от шума гипнорейва (который с японской эпохой гармонии «рейва» ничего общего не имел, только созвучие), техно-джаза или дред-рока. Но бесполезные разговоры клабберов не стоили того, чтоб засорять ими память.

Одна компания за столиком действительно выглядела в духе книги «Заводной Апельсин». Крепкие парни в черных котелках, белых рубашках и белых штанах с подтяжками и четко выделяющимися гульфиками. Зализанные гелем волосы были у всех, но у одного они были еще и апельсинового цвета. Двух девушек среди них он вычислил только за счет рентгена. Возможно, они «бучи», активные лесбухи. У всех был белый грим на лице, делавший их похожим на актеров театра кабуки.

За другим столом говорили о том, что субкультура книжников опять устроила погром против информатиков, стерла им редкие файлы, некоторые из которых были еще в 1999 году созданы. Это была месть за то, что те в прошлом месяце сожгли два десятка редких книг.

За соседним столиком тощие типы в одежде из чего-то похожего на мешковину возмущенно обсуждали какой-то розыгрыш. Оказывается, мясоеды как всегда фраппировали веганов. Была в ходу старая шутка — подсунуть им мясной фермерский митбол вместо соевого, да еще из убоины, а не франк-мяса. А потом обвинять в неэтичном поступке.

Волосатый гуру с голым торсом, на каждом колене которого сидели две цыпочки, рассказывал своей пастве правила съема. В обычной жизни, если верить его айденту, он был менеджером по продажам, а здесь выступал как пансексуальный гетерофлюидный нарцисс. Его паства — кинкстеры, фетишисты, практикующие свинг, полиаморию и другие кинки, казались пестрым сборищем. И всех их Гарольд со своим допуском мог видеть насквозь. И видел, что в обычной жизни они были тихими офисными мышами.

У некоторых из них волосы меняли цвет, если смотреть с разных ракурсов. У одного был шипастый ошейник на тощей шее. Сам гуру носил красную нить на запястье. Каббалистический знак. Видимо, посетил святой город иудаизма.

— Что вы будете пить? — спросил у Гарольда тот самый панк с улицы, уже изменивший цвет волос, как хамелеон. Это был бармен.

— А что вы посоветуете, товарищ?

— Писк сезона — коктейль «кровь некрещеных».

— Младенцев, что ли? Нет, я не люблю томатный сок.

— Вы хотите нажраться или просто кофе выпить? Есть кофе кампучино и репрессо, есть афроамерикано. С шоколадной крошкой.

— Нет, не кофе. Хочу забыться. Чтоб крышу унесло.

— Тогда рекомендую moloko.

— Ха-ха, — посмеялся над русским словом Гарольд. — А blini и kholodets к нему подаются?

— Я серьезно, чувачелло. Это самая сильная вещь из того, что не запрещено. Ты не пожалеешь. Это не просто алкоголь. Это модулятор настроения. Там миллионы желатиновых наноботов. Они проникнут тебе в мозг и сделают мир лучше. На время. Откроют сокровенные мечты. Они не опасные и распадаются сразу после. Правда, оно не сочетается с фармакологией… держи список.

И официант кинул Гарольду файл. Там среди сотни химических формул и торговых названий было одно из веществ, которое впрыскивала в кровь его капсула. Написано было — есть вероятность нестандартной реакции.

«Плевать. Гори оно все огнем. Не сдохну».

И он подписал соглашение утвердительной зеленой «галкой». Заведение снимало с себя ответственность.

Когда он зашел сюда, играло диско, теперь оно сменилось забойной электронной музыкой конца прошлого века. Где-то между этим вклинивались элементы рока и рэпа. В стеклянном кубе в такт мелодии танцевала девушка в черном латексе и противогазе, соединенная трубкой-пуповиной с потолком, где находился бак с зеленой жидкостью. Похоже, она дышала ей вместо воздуха.

Под завывания накатывающего как цунами звука и мельтешение стробоскопа дергались в танце разноцветные фигуры.

А где-то шла в это время война.

Плевать на всё. Гори оно огнем.

Синохара выпил молочно-белую светящуюся жидкость, которую ему протянули, за два приема. На вкус она была как молочный коктейль, но явно с парой градусов алкоголя. Но на этом ее действие, судя по описанию, не заканчивалось. В ней были нейромоделирующие вещества. Гарольд знал про такие много больше, чем люди в этом баре.

Теперь оставалось расслабиться и ждать эффекта. Сидя за своим столиком, Синохара был как неподвижная скала в океане информации. Вокруг проносились, как обломки плотов или кораблей, влекомые течением, какие-то люди, концепты, идеи, новости. Новости о признании аутосексуальности традиционной ориентацией. Направленный на себя интерес теперь считался таким же традиционным, как все остальные.

«Давно пора».

Здесь никого нельзя удивить сожительством с роботами или с выдуманными друзьями, а точнее подругами — вайфу, которым ты делегировал часть своего сознания для создания искусственной псевдоличности.

И вдруг он почувствовал, как время растягивается, как нити жевательной резинки. Как те самые суперструны, из которых, как гласила одна теория, состоит вселенная.

Вокруг него кружился хоровод и калейдоскоп микрокультур: лайфхакеров, биохакеров, информатиков, меметиков, ретроманов.

Первые из них задвинуты на давании советов. На самом деле в сети почти любой с удовольствием подскажет, как правильно воспитывать детей и домашних животных, даже если вы не спрашивали. Но именно лайфхакеры достигли в этом вершин, и могли дать советы даже в сложных вопросах, например, как правильно сплести лапти или починить паровую машину парохода.

А информатики могут часами стримить 3Д-видео процесса поглощения ими пищи… слава богу, если без итогового результата.

Биохакеры… пытаются продлить жизнь бренного тела, используя непроверенные достижения медицины и науки, а заодно выжать из организма максимальную производительность, хоть эти задачи во многом противоположны.

Меметики собирают древние мемы, начиная со времен Fido и Web 1.0 и пытаются форсить новые, а заодно воскрешать отжившие свое. Например, недавно воскресили мем про Карла из «Ходячих мертвецов», и теперь его везде пихают.

Ретроманы… кто же про них не слышал. Кто еще может одеться как шотландский горец, немецкий подмастерье или албанский пастух и слушать кассетный магнитофон?

Здесь встречались люди, которые в обычное время видят друг друга только в сети. Странно, что они не бьют друг другу морды или не выцарапывают глаза.

Обычно в тематические заведения для кинкстеров попадают по приглашениям, только для своих, но тут вход был свободный. А может, электронный промоутер на входе просто принял его за одного из аниме-гиков? Не исключено.

Некоторые не выглядели как принадлежащие к микрокультурам, а были одеты как обычные казуалы. Эти не суетились, а сидели как овощи, расплывшись — кресла тут можно было откидывать как в старом автобусе. Может, тоже выпили moloko. А может, смотрели разврат или кровищу по локальному VR-театру. В своем забытьи они то блаженно улыбались, то скалились и махали руками.

Но ему было хорошо. И не было дела до них. За что их осуждать? Они никому не вредят. А в обычной жизни они могут заниматься полезными и нужными делами, чтоб в редкий выходной оторваться здесь.

Время уже не тянулось, а летело. Вокруг Гарольда кружились не человеческие лица и маски, а планеты и астероиды. Галактики и туманности. Где-то там был и вожделенный Марс. Такой же вожделенный как… кто? Он не смог вспомнить.

И были нейтронные звезды, мягкие на ощупь. И кварковые звезды, более упругие. И черные дыры, пугающие своей бесконечностью. И даже белые, которые создали саму вселенную и продолжали инфляцию материи, разгоняющую галактики…

Зигмунд Фройд, ты был бы рад.

В этот момент, когда он думал о новой порции напитка, Гарольд ощутил провал. Разрыв реальности.

А когда вынырнул из этой черноты, то время на часах в глазах, сдвинулось на сорок шесть минут. Какой-то time-space paradox. Хорошо, что он не упал и не рухнул лицом на стол, а сидел откинувшись на мягкую спинку. Там умные сидения были спроектированы. Хотя, возможно, персонал тут был более лоялен к тем, кто в отключке, и ему бы помогли подняться с пола, а не выставили отсюда.

Австралояпонец покрутил головой, закрыл и открыл глаза. Он снова был в реальности. И напротив него сидела потрясающая девушка. Когда он сюда садился, ее точно не было. Он бы заметил.

В зале было полно свободных мест. Ничто не могло заставить ее сесть именно сюда. Никакие обстоятельства. В голове держалась легкая муть. Видимо, сочетание алкоголя с модуляторами из «молока». И с теми стимуляторами из капсулы, что еще не до конца покинули его кровь.

Он захотел рассмотреть девушку получше и протер глаза, надавив на белки. На секунду ему и правда показалось, что рядом с ним эта… как там ее звали?

Ладно, не будем себе врать, будто не помним. Просто она где-то далеко.

Платиновая блондинка, высокая, худощавая. Похожа. Будто из его головы достали самые заветные желания.

Но нет. Это морок. И просто популярный типаж. Никакой телепатии. Лишь демонстрация — лица менялись одно за другим: огненно-рыжая, жгучая брюнетка, почти черная и жгучая, совсем черная до синевы… И все хороши, и всех хочется попробовать. А лучше по очереди.

Девушка хихикает. Она понимает мужскую психологию и ей нравится вводить в замешательство и смущение.

А вот судя по всему и ее природная внешность. Похожа на уроженку Вест-Индии. Карибских островов. Вроде натуральная… со всем, что должно быть у женщины… и даже грудь, судя по неидеальной форме — настоящая. Лицо цвета кофе с молоком, морковные волосы, надпись OBEY на кепке, надпись «To be continued» на майке без рукавов. Она бросала на него заинтересованные взгляды, но он непроизвольно обдал ее таким холодом, что она отшатнулась.

Синохара улыбнулся ей успокаивающе. Мол, все окей.

— Привет! Nice to meet you.

Подействовало. Она ответила, что тоже рада его видеть, и вообще, он клевый парень. Спросила, не хочет ли он пропустить с девушкой по стаканчику чего-нибудь. А то она очень замерзла и устала в этот ужасный пасмурный день.

Нет, «молоко» она не хочет, но не откажется от мартини.

Он уже готов был согласиться и заказать ей выпить.

Но чувствовал, что тогда и сам добавит еще. «Молока» не рискнет… что если после него ему покажется, что она робот, и ее надо разобрать для починки? Лучше обычного алкоголя. Но неизвестно, как большая доза будет сочетаться с этой белой дрянью. Тогда следующий провал закончится пробуждением хорошо если в непонятной постели в гетто… а может и в мусорном контейнере, без денег на чипе и с какой-нибудь инфекцией. Однажды с ним подобное уже было, и даже вспоминать было мерзко.

Хотя, может, он зря так подозрителен к ней? Она не похожа на кинкстеров… да и сами кинкстеры не были отморозками. Идиотские розыгрыши — вот все, на что они были способны. Впрочем, ему нельзя влипать даже в такие истории. Репутация Корпуса и так на нуле.

Все же сам он больше пить не собирался. Поэтому и ей вежливо отказал. Если бы он купил ей выпивку, это было бы сродни согласию. Вместо этого он купил ей апельсинового сока — тему названия этого вертепа.

— О, сок я тоже люблю, — улыбнулась она слегка фальшиво. — Juice… М-м-м. Какой-то ты слишком серьезный. Расслабься. Или… тебе помочь?

Девушка с морковными волосами подмигнула и отправила ему воздушный поцелуй, прикрепив тот к пошлому смайлику. А еще короткое деловое предложение. Видимо, она не хотела терять потенциально выгодный заказ.

Это был целый прейскурант. На ней засветились ценники на разные части тела, который увидел через Д-зрение Гарольд. Потрогать коленку — 1 глобо. Грудь — 2 глобо. Бедро — 2 глобо 50 центов. Были даже «Невинные обнимашки» — 3 глобо.

Дорого. Хотя это именно то, что вроде бы ему сейчас нужно. Обнять и плакать.

Конечно, все у нее натуральное. И грудь, и бедра, и ягодицы, которые подчеркивались то ли колготками, то ли леггинсами… которые вроде бы и были видны, и в то же время состояли из очень тонкой ажурной сетки, явно незаметной на ощупь. Нанотрубки из графена и здесь пригодились. Спасибо нобелевским лауреатам. У которых самих обычно проблем столько, что они этим не воспользуются. Соски проступают, опять же. Да…

Может, созданное наукой и выглядит совершенно, и на ощупь будет идеальным… но именно ощущение дефекта или излишества — это то, что в людях выдает их естественность. Глубокая и философская мысль, которая пришла к нему во второй раз.

Ценник на то, чтоб положить ей руку… только руку, туда — тоже был, но уж слишком, непомерно высок. За такие деньги где-нибудь в Таиланде можно было такое творить… причем хоть полночи. Хоть с кем.

На самом деле он просто хотел побыть один, и если уж нельзя трахнуть кого-то бесплатно и без обязательств, то пусть допивает свой сок и проваливает. Платить за любовь — это дурной тон и урон для гордости. Хоть оптом, в виде содержания, хоть в розницу.

Судя по профилю, у нее ни одного привода в полицию. Учится в колледже искусств в Кингстоне, Ямайка. А здесь на каникулах, чтоб посетить местные достопримечательности и выставки. Это место, что, тоже достопримечательность?

Ничего себе «искусствовед». Треть поездки на воздушном такси за то, чтоб просто ее всю ощупать.

А себя он бы ей позволил потрогать и бесплатно. Но, как сказали бы гуру отношений: половой диморфизм определяет репродуктивную стратегию. Не согласится.

Гарольд вдруг почувствовал себя мерзкой скотиной, а значит, был в шаге от того, чтоб разрешить себе все, что угодно. Оторваться по полной. И пусть потом будет стыдно. Плевать. Этот мир таков. Тут надо или покупать или брать без спроса. Тут ничего нет не продажного. А то что не продается — то на хрен никому не нужное.

В прайсе было написано, что на «дальнейшее» — «возможны варианты» и «цена договорная». И все это со смайликами, высовывающими язык. А еще стояла пометка «я могу отказать, если вы мне не понравитесь».

Ну, конечно, она не проститутка… то есть не та, кто можно только за деньги. Она еще должна согласиться. И нельзя называть даму шлюхой, даже в постели. Это слат-шейминг, за это в Альбионе, наверно, прямо к постели вызывают Полицию толерантности. Как и за мэнспрединг в метро и за газлайтинг в супружеской жизни.

«Но почему-то вумэнспрединг не запрещается, как и Казанова-шейминг. Куда катится мир? Причем все эти ограничения распространяются только на мужчин цивилизованных народов. Дикарям вы, дорогие женщины, позволяете всё. Они же дети природы. Угнетенные».

Проклятье. Хотя кого он хотел найти в притоне? Деву Марию? Хорошие девушки есть. Но нужны ли они ему?

Еще в ее прейскуранте была такая услуга как наложение текстуры. С помощью голографии на нее можно было натянуть чей угодно образ.

«А потом натянуть ее саму. Как Серый Волк — Красную Шапочку».

Главное, сказать ей при этом молчать. Хотя, нет… голос тоже можно изменить.

Конечно, соблазн был большой. Ощутить под пальцами теплую кожу и упругость… создать полную иллюзию, в которую хоть на минуты, но он бы поверил.

Bullshit. Он ведь не только этого от Эшли хотел.

И этот ценник как в мясной лавке… навевает неприятные воспоминания.

Резать тут было нельзя. Но где-то были и подпольные заведения, где резать было можно… он сам участвовал однажды в Джакарте в разгроме такого места. Оно называлось «Абу-Грейб» в честь одной иракской тюрьмы. Более мерзкого места Гарольд не мог вспомнить. Обслуживали там не местных, а солдат экспедиционного корпуса. Но обошлось без стрельбы при задержании. Всех мужиков — а посетители были только мужчинами — уложили мордой в пол, многих он приложил шокером, и насрать ему было, что кто-то из них мог быть его сослуживцем из “Globa lSecurity Company”. А вот «товар» был местный. В основном младшие дочери из семей обнищавших крестьян. Или те, которых в другом случае подвергли бы «убийству чести». Опозоренные. Их официально исторгали, изгоняли из семей и они считались ничейными. Вот они, старые добрые патриархальные нравы. Зато никакого феминизма.

Хотя не совсем так. Эта мерзость была не первозданной дикостью, а вторичным продуктом, гибридом на стыке Востока и Запада. Таким же, как он сам.

Вспомнились хоккейные маски и цепи, свисающие с потолка. И кровь на полу, и старая пила-ножовка в углу, и бак с липкими резиновыми перчатками, как в невымытой операционной или в морге. Все это был антураж. Там не убивали, а только мучили и насиловали, но с фантазией.

Почти всех садистов пришлось отпустить, до суда довели только мелкую сошку. Остальные были или слишком ценные, или у них были высокие покровители.

Но тут был Лондон. И все было почти по-викториански пристойно. Обычная шлюха, выдающая себя за студентку колледжа. Но даже если бы она была настоящей студенткой колледжа, он бы послал ее к черту. Для него существовала только одна. Женщина. Самка. Стерва.

И хотя было тяжело сдержаться, Синохара перевел девушке на чип чаевые — просто в порядке благотворительности — и сказал, что в ее обществе не нуждается.

Она улыбнулась, подарила ему воздушный поцелуй и… исчезла.

«Я не животное. У меня есть долг и чувства. И, черт возьми, я не лузер, чтоб платить за это. И не подросток, чтоб думать, будто секс решает все проблемы. Если надо, я себе бесплатно найду. Можно открыть сеть и найти непритязательную англичанку лет сорока. Вот только не поможет это заполнить пустоту внутри меня, огромную как войд Волопаса».

Девушек вокруг было много. На любой вкус и цвет. У некоторых этот цвет был очень экзотическим. У трех или четырех была подсветка грудных имплантов. Ходила шутка, что зеленый цвет означает «свободна», красный — «занята», синий — «я менеджер по продажам, хочу упиться в хлам после рабочей недели, не трогайте». На самом деле выбор, диктовался их эстетическими предпочтениями.

Но случайные связи несут опасность. Вспомнил он плакаты времен Второй Мировой на эту тему. Время такое же грозовое, а он не нонкомбатант. Были случаи терактов и убийств даже менее важных персон на службе Корпуса, чем он. Конечно, тут Лондон, а не Тихуана, Лагос, Багдад или Кабул. Но расслабляться нельзя. По всему миру террористы охотились на чиновников правительств и офицеров Корпуса.

Тем временем райское видение материализовалось снова, и теперь она села за столик к двум пузатым мужчинам в костюмах времен короля Эдуарда Седьмого, то есть начала ХХ века. Видимо, она сделала им такое же предложение, как и ему. А может что-то еще.

Те довольно кивали, масляно глядя на нее. И, возможно, внесли предоплату.

Гарольд был уверен, что здесь в зале она им не позволит ничего сделать. Хоть она и из колледжа искусств, но, пожалуй, профессионалка. Да и они не решатся. Правила оказания сексуальных услуг в законодательстве прописаны строго. За нарушение отзывали лицензию. штрафовали, а иностранок — сразу депортировали без права возвращения. Даже клиента могли наказать деньгами.

Тут был все-таки не «бардак», а легальное питейное заведение. Хоть и называющее себя самым отмороженным в городе.

А потом она вдруг накрылась покрывалом, став невидимой выше пояса. И только после этого бюргеры (почему-то он подумал, что они немцы, судя по типу лица и рыкающей речи) ощупали пустоту с довольными рожами, не отрываясь, впрочем, от своей выпивки. Но панк с ирокезом послал им красный предупреждающий эмотик. Все-таки это была чопорная Британия.

И чуть позже все трое покинули зал в обнимку.

«А вы рисковые парни, — подумал Синохара. — Надеюсь, проверили у нее разрешение. Не боитесь, что на улице… или придя в ваши апартаменты… она поднимет крик, что ее увели насильно? Будете расплачиваться до старости».

Такое тоже бывало. Гарантией от подобной подставы были только договоры на оказание услуг. Но с таких услуг полагается платить и налоги. А люди часто жадничают.

Уже без официанта он купил у автомата банку пива. Точнее, темный эль. Ну и дрянь. Кто может пить такое? Робин Гуд? Толкиеновские гномы?

Выпил за несколько глотков. И пошел к выходу. По воскресеньям, если верить программе, тут даже гладиаторские бои проходили на сцене, и собаки-роботы бились. Но сегодня в программе не было ничего, кроме этой девушки с шестом в маске для дыхания жидкостью. Что у нее там, жабры? В таком случае она тоже была на любителя.

Наверно, в последние дни тут затишье.

Внезапно, проходя между столиками, он услышал негромкую, но четко различимую фразу, которая заставила его остановиться.

— Вонючий китаеза.

Кто это сказал? Кто?! В толпе не сразу поймешь, но у него были техсредства.

Может, те трое бравых ребят в подтяжках и котелках, которых он давно заметил? Уж очень у них рожи злобные. Нет. Звук шел не от них, и по лицам было видно, что конфликта они не хотят. Наоборот, напрягались. Это мирные косплееры. Хоть и изображают героев-хулиганов из того самого романа «Заводной апельсин». Через проход от них сидел настоящий Джокер с грустной улыбкой на размалеванном лице. Но все эти кинкстеры, изображавшие маньяков и бандитов, в кожаной одежде и в цепях, в перевернутых крестах, атрибутике Вермахта и пентаграммах, были безобидны как дети. И просто проводили время, отдыхая от офисных или фрилансерских будней. Угнетенный прекариат, который никогда не восстанет.

Они переглядывались и отводили глаза.

А вот четверка здоровяков в джинсах и потных рубахах смотрела нагло и именно на него. С виду они выглядели ирландцами или шотландцами. Хотя черт их разберет, этих гайдзинов. Почему-то ему захотелось звать их именно так.

Судя по всему, они не были завсегдатаями, потому что другие смотрели на них с подозрением. Скорее, так же, как и он, зашли впервые, чтоб испытать себя. По приколу.

И один из них был именно тот, кого он слегка толкнул. Конечно, это он послал Гарольду вербальное оскорбление.

Синохара остановился. И, не оборачиваясь, послал ему SMку где было всего несколько слов. «Пойдем, выйдем. Если не зассал. Цыпленок».

Тот позеленел от злости. Лучше было и не сказать. Именно в точку попало. Унизив достоинство самца, который считает, что самцовость — это главное, что у него есть.

А после этого австралояпонец вальяжной походкой вышел из заведения. Никто ему не препятствовал. Только списались деньги за выпивку и обслуживание.

Он сам нарвался на неприятности. Мог сразу уйти, но вместо этого подождал еще пару минут у входа, в пяти метрах от навеса. Дождь шел уже сильный, будто прорвало кран, но ему было не страшно. Надвинул капюшон, а одежда приобрела свойства водооталкивания.

Зато так он мог видеть все поле будущей драки. И никто не подойдет к нему сзади.

И дождался. Они вышли за ним по одному, пошатываясь, но одновременно разминая кулаки. А вот самый здоровый выглядел бодрым. Похоже, протрезвел от злости.

Сам Гарольд был почти трезвым. Пребывание в «Заводном апельсине» не доставило ему никакого удовольствия. Даже галактики и звезды были фальшивые. Он мог прикоснуться к ним и без психоделиков.

Видимо, moloko действительно было качественным продуктом, и его действие на нервную систему быстро проходило. А банки пива было мало, чтобы он заметил эффект, хотя алкоголь переносил плохо. Из-за этнических аллелей, свойственных многим людям его гаплогруппы, тот не оказывал на него «анестезирующего» действия, а только токсическое.

Кто они? Отбросы общества? Скорее, мирные обыватели, которые этими отбросами хотели прикинуться. Но в отличие от косплейщиков, у них это получалось убедительнее. Потому что именно такими были белые отбросы богатых стран.

Он видел их насквозь, даже не глядя в айденты. Около сорока, семей нет, взгляды консервативные, работают неполный рабочий день. Не сидели в тюрьме, но несколько раз привлекались на обязательные работы. А уж штрафов у каждого не меньше десятка. От неправильного перехода улицы до словесных оскорблений. Но ничего более серьезного. Периодически получают пособия (хотя и меньше, чем проходящие курс интеграции мигранты), но платят алименты. Самая нижняя граница среднего класса. Не преступники. Жилье съемное. Машины арендованные. Много времени проводят в вирках. Великовозрастные дети, не привыкшие отвечать за свои слова и поступки. При этом дети опасные. Но не для таких как он.

Вперед выступил именно тот, которого он якобы облил. Шумно сопя, толстый островитянин Британских островов, похожий на дровосека, приближался к островитянину с Японских, похожему на худого поджарого фермера или рыбака.

Дуболом не собирался отступать. А вот остальные уже немного остыли и, похоже, не хотели проблем. Можно было, конечно, уладить дело без драки. Пригрозить своим статусом. Тут это не принято, но может сработать, учитывая их прошлые «залеты». Корпуса мира они испугаются не меньше, чем полиции.

Но Гарольд был не в том настроении.

«Киберпалец использовать нельзя. И калечить его тоже».

Можно было бы включить капсулу в боевой режим. За двадцать секунд она изменила бы гормональный фон так, что он превратился бы в машину для убийства. Нельзя этим злоупотреблять, чтоб не возникло привыкания, и не подавились естественные механизмы. Но иногда можно.

Но сейчас был не такой случай. Стыдно стрелять из пушки по бродячим собакам. А гормонов ярости у него и своих хватало.

— Может, решим дело миром? — с улыбкой предложил Синохара.

Это была провокация. Как он и подозревал, здоровяк от этих слов еще больше разъярился. «Я тебе щас покажу мир, сука!». Его друзья попытались его успокоить. Но тот стряхнул с плеч их руки и попер напролом.

«Боксер», — подумал, оценив постановку ног агрессора и его движения, Синохара. А еще привык к дракам в виртуале. Где травму получить невозможно и боль ненастоящая. Привык, что его и в реале боятся. Поэтому идет, не глядя, не думая о защите.

Гарольд помнил, что бить первым, пока ему угрожают только вербально — нельзя. Его подготовку могут считать отягчающим обстоятельством. Конечно, его в итоге оправдают. Но разбирательство займет время. А это недопустимо.

Бузотер остановился как раз на расстоянии вытянутой руки от него.

— Ну что, китаеза? Долго у нас живешь? Будешь платить за чистку? Или вылижешь языком?

Австралийский выговор отличается от британского. Но Синохара учил в колледже именно британский вариант и много практиковался. Поэтому определить его акцент было трудно. Особенно в таком состоянии, как у них.

— Я японец, — вежливо возразил он.

— Японец?! — заржал «лесоруб». — Такие же узкоглазые сучки. Жаль, что Адольфа угробили чертовы русские. Он бы вас, желтопузых, поимел в зад.

Этим тот закрывал себе дорогу к отступлению. Упоминанием Гитлера в позитивном контексте.

Гарольд вспомнил, что в реальности Гитлер был союзником «Великой страны восьми островов», но требовать от таких недоумков знания истории все равно что требовать этого от гиббонов. Вряд ли они читали «Человек в высоком замке».

Здесь уже не надо было думать, как ответить корректно. Но он сам удивился, пошел на обострение без всякого плана. Нерастраченный адреналин и другие гормоны сказались:

— Давай уже, покажи, что умеешь, сынок. Или иди к своей маме, с которой ты живешь.

Здоровяк аж поперхнулся. Его рука медленно пошла вверх.

Синохара ждал их действий, а они таращились на него тупыми глазами. Видимо в их черепушках взвешивались варианты дальнейших действий («вломить — не вломить?»), и желание почесать кулаки боролось у них в мозгах с опасением получить адекватный ответ.

Они чувствовали, что он не слабак. Такие всегда чувствуют, как животные. В какой-то момент ему показалось, что все закончится вербальной агрессией. Но, видимо, он недооценил их взвинченность. Похоже, еще и приняли какую-то гадость. Уж слишком они отмороженно ведут себя для нормальных белых миддлов.

Moloko? Вместо психоделического трипа у них разыгрались животные инстинкты?

Наверно, одни с ним видят туманности и галактики, другие хотят поиметь все, что движется, а кто-то набить прохожему морду. Странно, что эту химию не запрещают. Это пострашнее «лотоса», если вытаскивает то, что внутри.

Он помнил, как они смотрели на девушек в баре. И даже на тех двоих, кого Гарольд опознал как трансов, причем хирургии не прошедших. Но этим, судя по всему, было все равно. Забычив глаза, они не видели разницы.

А теперь и вовсе слетели тормоза. Остальные начали окружать его, отрезая ему пути отступления. Собирались напасть со всех сторон.

Но и он давно включился в боевой режим. Теперь сдерживать себя было не надо.

«Лесоруб», наконец, замахнулся. Но Гарольд ушел с линии удара, перехватил его руку и потянул на себя. Тот потерял равновесие, и австралояпонец ударил его лицом об свое колено раньше, чем на него кинулся второй. Бородач упал как подрубленное дерево, нос был сломан, но не так, чтобы осколки костей могли войти в мозг. Второго он поймал на лету и просто столкнул на дорогу бегущему третьему. Они смачно стукнулись лбами, и, сопровождая их на землю, Синохара каждому отвесил по удару — одному по печени, другому в область солнечного сплетения. Четвертый начал пятиться.

Все это заняло у австралояпонца три секунды и от силы десять процентов загрузки мышц. И без всяких «усилителей».

Главный зачинщик драки лежал, зажимая нос. Но все же оказался упрямым или очень пьяным. И начал подниматься, доставая что-то из кармана. Синохара в один прыжок подскочил к нему и приложил его лбом об асфальт. Тут был именно асфальт, а не более мягкое покрытие. Снова была кровь. Англичанин завыл. Вывернув ему руку, Синохара вынул из здоровенной ладони маленькую черную штуку, похожую на отвертку.

Не оружие, но может ситуативно им быть. Многофункциональный плазменный резак, который может и резать, и паять, и наплавлять… а еще кромсать человеческую плоть. Любимое оружие уголовников третьего мира, во многих странах эти дешевые полезные инструменты именно по этой причине запрещено носить в публичных местах. И Британия была одной из таких стран.

— Не дергайся, или я сделаю этой штукой тебе операцию. Без наркоза.

В кишащей дронами и камерами Англии увидеть такое в руках у какого-то добропорядочного работника зоомагазина (вот кем он был: неполный рабочий день, и никакой не лесоруб) — зрелище редкое. Видимо, у парня какие-то проблемы в жизни, и вот Гарольд не вовремя оказался у него на пути. Конечно, теперь его проблемы станут только больше. Все-таки это можно трактовать как покушение на убийство.

Нос был разбит, но не свернут. Из раззявленного рта текла кровь, лоб был сплошной синяк. Но зубы — среди которых он несколько рентген-зрением определил как искусственные — были целы. Гарольд помнил о том, что нельзя наносить не только серьезные повреждения здоровью, но и материальный ущерб.

Но больно ему было. Очень больно. Глаза смотрели с ужасом.

Второй лежал лицом вниз — пластом. В отключке. Пульс в порядке. Без сознания, но жить будет. Хотя сотрясение при падении мог получить. Но это уже его беда.

«Скорая» понадобится.

Третий лежал на боку и охал, держась за живот. Внутренние органы не отбиты, но еще неделю будет болеть. Ему тоже придется потратиться на лечение.

Четвертый, единственный не пострадавший, отходил к стене, не видя, что у него за спиной тупик, и причитал:

— Нет-нет, не надо, чувак! Пожалуйста! Я люблю вашу страну. У меня полно корешей из Азии. Из Вьетнама, Таиланда… Вы клевые ребята. А нам просто крышу снесло от этого дерьма. Да здравствует Азия, друг!

Странное признание, учитывая кто он. Судя по айденту, это был диванный неонаци из «Арийского легиона», и даже татуировка у него была. Странно, что он сразу не заметил. Много их развелось. И ведь тату у них такие, что не придерешься. Свастика в обратную сторону закручена и руны изменённые. Ничего крамольного, лишь пожелание здоровья тому, кто это рассматривает. Древняя индоарийская языческая атрибутика.

— Я вас не трону, ребятки. Вас уже природа достаточно покалечила. Ложитесь вон туда на асфальт, голубки. Рядком. И руки на затылок. Сдам вас представителям власти.

Так они и лежали, деморализованные. Даже выдавить из себя простенького ругательства не посмели. Только охали и всхлипывали.

Улица была пустынна. Синохара чувствовал себя лучше. Хотя бы часть негативной энергии удалось выплеснуть наружу. В какой-то момент ему хотелось если не убить, то покалечить одного или нескольких так, чтоб они до конца дней стали инвалидами. Но он сдержался. И хорошо. Времени на суды у него не было.

Всего через несколько минут раздался знакомый свист, и прямо с неба, освещая все яркими синими прожекторами, спустились несколько вертких силуэтов размером с хищную птицу.

Эти боты были местной достопримечательностью. Их использовали только в Великобритании. На континенте использовали совсем не такие — привычных «ос» и «шершней», почти плоских и вытянутых, но со специальной окраской. А эту модель называли «Бобби», видимо из-за названия английского полисмена. Они были шарообразные. похожие на китайские дроны-«фонарики», но превосходили их по многим параметрам, хотя и стоили, как он знал, для муниципалитетов гораздо дороже. Поэтому их использовали только в крупных городах Британских островов. Их цветовая гамма повторяла цвет полицейской формы.

Через пять минут причитающие и размазывающие сопли по лицам «консерваторы», перепившие moloko, были приведены в чувство (одному даже вкололи дозу стимулятора), допрошены вместе со свидетелем и свидетельницей (парочка садо-вуайеристов, которые прятались за ближайшими мусорными контейнерами, наблюдали за разборкой с безопасного расстояния с помощью приборов и явно надеялись заняться сексом, глядя, как рядом проливается чья-та кровь, ломаются носы и кости).

К их сожалению Гарольд все завершил быстро и почти бескровно. А вот самим им придется проехать в участок для дачи показаний.

Видимо, тут такие зрелища — не редкость. Заведение имело очень дурную славу и рейтинг 1 звезда из 5 с кучей негативных отзывов. Но для кого-то этот антирейтинг был наоборот заманчивым после обычной стерильной безопасности.

Все то же притягательное несовершенство.

После дебоширы были уведены прочь под конвоем из летающих роботов. Даже наручники им надевать не стали. Они шли понуро и покорно.

Вряд ли их всех ждет тюрьма. Скорее всего трое получат как хулиганы что-то вроде штрафа или обязательных работ по облагораживанию лондонских улиц. Но, учитывая рецидивы — штрафы будут немаленькие, а работы — не на пару суток. Скорее всего это ляжет тяжелым бременем на их бюджет. Меньше средств для доната в вирки останется. Горе-то какое. Новый гномий меч не купят или хитиновый экзоскелет. Может, кто-то и пойдет как соучастник. Если не найдут деньги на адвокатов — влезая в новые долги.

Но главный зачинщик за нападение с применением оружия (даже если не пришьют попытку убийства) может и на пару лет уехать в комфортабельную лондонскую тюрьму. Даже без учета того, что напали они на должностное лицо (он был не при исполнении и они не могли этого знать). В комфортабельную тюрьму, где кормят лучше, чем питается батрак из Монголии, но переполненную индусами и пакистанцами. Которые, как говорил герой одного фильма, устроят его заднице инквизицию. Аминь.

А нечего лезть к человеку, когда у него крупное разочарование в жизни случилось. Разбитое сердце и всё такое.

Прежде чем улететь, последний «Бобби» остановился в воздухе в полуметре от лица Гарольда. По его поверхности пробежала волна синего свечения, которая сложилась в подобие большого смайла.

«Напоминаю, что Вам надлежит явиться на сборный пункт в течение семи дней, сэр», — доверительно сообщил ему бот.

— Благодарю за заботу, — откровенно издеваясь, сказал ему Синохара. — Без вас я бы забыл.

Понимать все оттенки интонаций человеческого голоса они когда-нибудь тоже смогут, подумал он, когда дрон улетел. Посетители бара, высыпавшие, чтоб посмотреть на арест, вернулись к продолженным занятиями… все равно то и дело поглядывая на него через сеть, через камеры на фасаде. Он чувствовал их взгляды даже спиной. Полезная способность не только против снайперов, но и в мирном городе.

Синохара и без подсказки знал, что его ждет служба. Контракт нельзя было расторгнуть сейчас без серьезных правовых последствий. Да он и не собирался. Наоборот, никогда он так не хотел оказаться в самой гуще.

У него еще оставалось достаточно времени. Все дела в Лондоне были закончены. В Берлин можно не возвращаться. Животных нет, умный дом без него проживет и даже позаботится о счетах, о покупках… и о роботе. Так, как он ему скажет.

Синохара решил без отлагательств отправиться в клинику. Тем более, время подошло.

Восстановительный период лучше бы провести в покое. Но можно и пренебречь вредом для здоровья. Все равно жить вечно ему не светит.

Имплантанты для защиты позвоночника приживаются долго, без них лучше обойтись. Конечности тоже оставить в покое. Он не будет там драться врукопашную. И экстремальных пеших походов тоже не предполагается… для этого есть экзоскелет.

Для сенсорного восприятия тоже хватило бы внешних устройств… но вот как раз это стоит улучшить. Как и скорость реакции. И просчета действий. Проводимость нейронов.

Но самое главное… то, что находится в грудной клетке и обеспечивает организм энергией — хорошо бы дублировать и дополнительно защитить. Это слабое звено в устойчивости. Дублирование систем позволит лучше сопротивляться урону. От пули в голову защиты нет, но для врагов будет неприятным сюрпризом, если его не выведет из строя то, что отправит обычного человека в морг или в кому. Например, прошивающая насквозь очередь в грудь.

Хорошо бы совсем порвать с человеческим в себе. Залезть и в черепную коробку и все там переделать. Тогда и проблема выбора и боль от осознания ошибок уйдут навсегда.

Но нет. Это Корпус не сделает никогда. Можно поставить тот максимум, который они — в обход законов — разрешили для своих.

У него есть доступ к тем вещам, которые ходящие по улицам люди не получат даже за деньги. Корпус стоит над законом, ведь часть стран, которая его сформировала, восточные государства, придерживаются идеологии о том, что власть должна быть выше любого закона. Потому что она самоценна, как вещь в себе.

«Может, это не такая уж глупая идея… если это будет власть просвещенных, а не ретроградов».

Конечно, можно было бы обойтись без модификации. Он сам это выпросил, писал несколько прошений. Ему не навязывали. Просто у него есть объяснение для Корпуса — зачем ему это нужно. Чтоб эффективнее воевать и служить им, конечно. Но на самом деле это было отчасти для него самого.

Даже бионический палец ему разрешили оставить. Он был ценным сотрудником.

Шел дождь. Пробирающий до костей тех, кто не имел от него защиты. Вот это и есть настоящая английская погода. Правда, надо помнить, что по календарю уже зима, а в декабре тут бывает и снежок, несмотря на Гольфстрим.

Но такая погода лучше подходила к его настроению.

Дерьмо…

Если не выпить пиво из открытой им банки прямо сейчас (когда же он успел купить вторую? У колесной торговой тележки?), то там останется только дождевая вода. Не очень-то приятно.

Синохара осушил напиток, а пустую тару бросил за спину, не целясь и не тормозя шаг. Там у самой стены Гетто он видел универсальную мусорную урну. До нее было метров сорок.

Но фокус не удался.

Промазал.

Он мог бы вернуться за банкой, но ему было неохота. Тут и так полно мусора, хуже не станет.

Австралояпонец шагал дальше, запахнувшись в плащ.

И всего через двадцать секунд в ушах раздался предупреждающий сигнал, извещающий о том, что он совершил административное правонарушение и нарушил 28-й пункт муниципальных правил Большого Лондона и 76-й пункт регламента поведения для граждан Европейского Сообщества.

Со звуком сыплющихся монет, у него со счета списалось 50 глобо.

Немного. Потому что такое нарушение у него первое в жизни.

За его спиной раздался какой-то шум. Он обернулся и увидел зеленую гусеницу с улыбающейся рожицей, выехавшую из нижней части мусорного бака. Одним броском она достигла банки, проглотила ее, втянула в себя. И скрылась в своей нише.

«Спасибо за содействие, гражданин. Напоминаем, что при рецидиве аналогичного правонарушения штраф будет назначен в двойном размере».

Это что-то новенькое. Раньше такого не было.

Да, это не Индонезия. Тут помешались на экологии. Биоразлагаемые упаковки, съедобные стаканчики и тарелки. Биопластмасса вместо пластика и батареи из бумаги, без всякой примеси редкоземельных металлов. Но почему-то одним можно было свинячить, потому что они угнетенные. А он, видимо, недостаточно угнетенный.

Он смотрел на окна двадцатиэтажных человейников с запада от стены. Тут жили те мигранты, кто сумел как-то выбраться из нищеты и дикости, но еще не настолько, чтоб переехать в более респектабельный район.

Как говорил какой-то мудрец, которыми был богат еще старый Интернет: «Пчела думает, что живет своей жизнью. И только пасечник знает, что на самом деле она собирает для него мед».

— Ну чего ты хочешь от них? Они даже не млекопитающие, а насекомые. Все. Черные, желтые, белые и смешанные. Живут инстинктами и делают вид, что имеют свободу воли. Внушают себе ложь, играют в свой «социальные конструктор»… но на самом деле ими управляет органическая и неорганическая химия, популяционная генетика и даже физика элементарных частиц.

Синохара вспомнил, как пожил несколько месяцев в Счастливом городе на островах.

Нет, не надо путать его с Райским. Это не тюрьма. Наоборот, это коттеджи повышенной комфортности, построенные на искусственном архипелаге в Карибском море из экологически чистых материалов и идеально вписанные в природный ландшафт… хотя построила его не природа, а компания застройщик. Он арендовал один, когда в отпуске восстанавливал силы после небольшого ранения.

Но вот беда. То ли логистика места подкачала, то ли цену застройщик назначил слишком высокую… спрос был низок. Спустя год после торжественного открытия, которое сопровождал грандиозный гала-концерт, после десяти месяцев тотальной рекламы в сети и обработки всех фокус-групп… были заселены от силы десять процентов домов. Поселок оставался полупустым.

Был риск, что и эти жители уедут. Продадут жилье обратно, даже заплатив неустойку и потеряв деньги. Допустить этого была нельзя.

Застройщиком было «Атцлан-констракшн» — дочернее подразделение “Pyramid Products”. Это они строили утопию. Хотя были те еще кровопийцы, как он хорошо знал.

И тогда нанятые компанией психологи решили, что новым жильцам будет тяжело выносить одиночество. И в пустых дворах и окнах были запущены голограммы.

Это была огромная потемкинская деревня. Но других людей эти копии, сделанные очень искусно без эффекта «зловещей долины», не пугали, а успокаивали.

А вот ему больше нравились полупустые улицы и пустые дворики. Нарисованные окна счастливых людей давили на него.

Но велика ли разница с тем, что он видел в заполненных настоящими людьми городах? Те же программы, те же копии.

«Ну и как вообще жить в этом мире? Где все просчитывают выгоды, расходы и риски? — вполголоса произнес Синохара. — Как найти себе хорошую спутницу жизни?».

И лучше бы этого не делал. Приложение для знакомств — восприняв его риторический вопрос как запрос — тут же подобрала ему десять тысяч кандидатур. Почти все из них жили поблизости. Или находились в барах по всему Лондону. Кого там только не было… Но что ему до них?

Объявление: «Нежному и трепетному цветку нужен садовник». Пол не уточнялся.

Гарольд скривился. Нет уж, пусть его считают ретроградом, но для него пол почему-то по-прежнему имел значение.

Он вспомнил, как во время службы в Рамштайне зашел по ошибке, когда ездил на выходные по Восточной Германии, в ночной клуб «Веселый тракторист», выдержанный в стилистике ГДР (в странах бывшего Восточного блока она стала популярной с нуль-двадцатых годов). И как сразу унес оттуда ноги. И совсем не потому, что не любил коммунистов. Хотя это тоже было правдой.

Нет, уж пусть его считают старомодным, но ему нужна женщина, причем с вагиной.

Хотя кому он врет? Ему была нужна одна конкретная. Да, с вагиной. Но вся целиком, включая душу. Но с этим не срослось. А остальных он воспринимал просто как кусочки мяса. Многие из них приятны на вид… а может и на вкус, и на ощупь. Но все это не то. Говорят, что влюбленность идентична по влиянию на мозг подсаживанию на наркотик. Так и есть. И никакие природные или синтетические заменители ему не нужны.

Отключил приложение. Заблокировал.

Шел, куда глаза глядят. Игнорируя дождь и ветер. Не простынет. Включил форсированный прогрев одежды.

Тут было совсем недалеко, а назначенного ему времени он может дождаться и внутри. Лучше не опаздывать.

Он был почти на месте.

Старый фонарь бросал желтые отблески на лужи на старом асфальте.

Над канализационными решетками клубился пар. Гарольд готов был поклясться, что это специально так сделано. Как и живописные мусорные урны старого образца. Даже собаки на помойке и те могли быть реквизитом, уж очень непохоже их спокойствие было на поведение живых.

Некогда тут был деловой район со средней руки офисами, но после кризиса тридцатых годов и наплыва мигрантов его репутация испортилась… большинство арендаторов съехали, и здания стояли пустыми.

Теперь это место пользовалось дурной славой. Слишком близко Гетто. Белый средний класс отсюда почти весь сбежал. Теперь они только иногда приезжали в некоторые здешние заведения, такие как клуб «Заводной апельсин». Обычно сюда не приходили пешком и не прогуливались просто так.

Впрочем, какое ему дело до белых мидлов? Он и сам не из их числа… внешне. Ему нужны конкретные услуги, которые оказывали в этом месте. А безопасность тут была на высшем уровне — ее гарантировали самые надежные охранные системы. Главным для хозяев же была неприметность и отдаленность. Такие вещи любят тишину.

Секьюрити в черной форме встретил его прямо на парковке, когда открылись ворота. Он был худощав и совсем не похож телосложением на небольшой шкаф, как охранники «Апельсина», которые вышли, когда драка уже была закончена. Но почему-то австралояпонцу показалось, что этот один уложил бы всех тех четверых и даже не запыхался бы.

— Проходите, сэр. Мы вас уже ждем.

Своему лицу секьюрити попытался придать заботливое выражение. Получалось плохо. Примерно как когда бультерьер пытался смотреть заискивающим и добрым взглядом.

На регистратуре в стеклянном холле его встретила улыбающаяся блондинка в белом халате. Второй номер груди, скорее всего, настоящая. А вот цвет волос явно искусственный, потому что кожа слегка смуглая, как у испанцев или итальянцев. Так называемый динарский тип.

— Здравствуйте! Чем я могу вам помочь, господин Синохара?

У нее легкий акцент, скорее всего романский.

— Я хотел бы заменить печень. В последнее время она часто меня подводит.

— Отличная идея. В этом месяце бешеные скидки.

Гарольд знал, что сейчас демпинг на рынке органов — потому что бои в Южной Америке поставляют столько трупов, что даже выработку китайских ферм перекрыли. Тут же при клинике был магазин «Секонд хэнд». В соответствии с названием, там продавались запчасти — в том числе и подержанные. И руки тоже там были.

— Дальше, говорят, будет еще дешевле, сэр, — улыбнулась девушка, но потом спохватилась, вспомнила об этичности и сделала скорбно-торжественное лицо. — Через неделю ожидается поступление свежего товара. Нет, все это законно. Мы не используем органы погибших при военных конфликтах.

«Не рассказывайте сказки», — подумал он.

Почки, печень, сердце, легкие, поджелудочная железа и тонкая кишка… Гарольд знал, что искусственные аналоги долговечнее и давно уже нет проблемы их отторжения. Главная их проблема искусственных — они дороже, если брать качественные. И уязвимы для дистанционного злонамеренного воздействия. Поэтому все главные элементы его организма должны быть биологическими. Но с биологическими, но выращенными, никаких проблем нет. Но все равно донорские дешевле. Особенно если это «недобровольный» донор. Нищие и жадные старики ставят себе такие.

— Нет, мне это не нужно. Новое сердце? Хм… Может, позже. А пока мне требуется только печень.

— Операция по протоколу 8Д-12?

— Да, конечно.

Лицо регистратора осталось бесстрастным, с такой же застывшей улыбкой, но глаза сверкнули, будто синим лазером.

Этот номер был кодовым. Конечно, ему не нужна была печень. И, конечно, они уже идентифицировали его по айденту и профилю, как только он переступил порог. И поняли, откуда он.

— Подождите, сэр. Одну минуточку.

Ждать пришлось всего несколько секунд.

— Ваш специалист ожидает вас на уровне D, — объявила женщина, делая приглашающий жест рукой с идеальным маникюром.

D. Гарольд уже бывал здесь и знал, что это подземный этаж.

И в этот момент в холле открылась мембрана лифта, который поднялся снизу, будто из преисподней. Из него появилась еще одна женщина-видение, похожая на эту как клон. Поздоровалась с ним. Конечно, все европейки-блондинки на одно лицо, но не настолько же!

И жестом холеной наманикюренной руки она пригласила проследовать в лифт.

Синохара повиновался. Лифт понес его вместе с безмолвной провожатой вниз в преисподнюю, и ему сразу показалось, что для минус четвертого этажа они спускаются довольно долго.

Наконец, диафрагма бесшумно открылась.

Медсестра таким же жестом пригласила его следовать за ней. Почему-то Гарольд вспомнил про нацистских женщин-врачей и усмехнулся.

Этаж сиял мягкой белизной. Наверно, так должен выглядеть настоящий рай для аскетов и мучеников. Без всяких садов. Только белое безмолвие, чтоб наслаждаться тишиной и близостью с Абсолютом. Но вот то, что здесь творилось в операционных по правую сторону коридора… раю не очень подходило. Там кромсали созданное по образу и подобию, причем не чинили сломанное, а улучшали, чтоб повысить эффективность работы.

Наверху находилась обычная легальная трансплантационная клиника для обеспеченных клиентов, которые хотят поменять свои «запчасти» в рамках закона. Пять этажей над землей, прозрачные стены коридоров, уютные палаты, светлые операционные. Тропические растения, фонтаны и репродукции картин на стенах. Но на этих четырех подвальных этажах занимались совсем другими вещами. Тут украшений не было, а все было чисто, но утилитарно. Это выглядело как подпольные операционные для элитных клиентов, готовых платить большие деньги, которым недостаточно легальных проверенных процедур. Но даже это была маскировка.

Там действительно проворачивались нелегальные хирургические операции и биомодификации, но опекалось все это не русской мафией или триадами, а частной военной компанией «Тринити Дефенз Системз», которая была «дочкой» Корпуса, хотя об этом знали только те, кто в нем служил. И главной их деятельностью было обслуживание сотрудников Корпуса, предоставление им тех апргрейдов, которые твердолобый Мировой совет еще не разрешил. Некоторые — на время, для последующего удаления. А другие сами распадутся в организме без следа. Третьи же будут так тщательно замаскированы под «лечебные» протезы и импланты, что без тщательного осмотра никто их никогда не заметит.

Удобно иметь таких «друзей», находящихся за кромкой закона.

Его усадили в кресло. Явно осмотровое, оно выглядело как удобный предмет домашней мебели, где можно расслабиться. Рядом не было заметно никаких приборов. И в то же время Синохара знал, что его сейчас будут сканировать.

Собственно, еще на ресепшене он дал устное и электронное согласие на первичный осмотр. Поэтому второй раз его спрашивать не стали, просто поставили в известность — загорелась надпись перед глазами.

«Пожалуйста, вытяните руки вдоль подлокотников так, чтобы ладони касались красных областей».

Окей. И тут же подлокотники будто примагнитили его руки. А те словно приклеились к ним. В обычных клиниках редко используют такой метод. Но здесь основные клиенты — те, кто привыкли подчиняться.

«Сохраняйте неподвижность в течение 3 секунд. Возможны небольшие неприятные ощущения. Спасибо!»

Он сделал, как от него потребовали. Не в первый раз в жизни. На подлокотниках зажглись две зеленые полосы и начали двигаться от красной области вдоль его рук. Напротив запястий они остановились. Гарольд почувствовал, что кисти временно онемели (это включилось нейроподавляющее поле), и только потом — ощутил два легких укола — там, где на находятся вены. Но боль мгновенно прошла, а крови не было вовсе. Через полминуты руки были свободны.

Он знал, что внутри него теперь находится несколько микроботов, которые будут путешествовать по его кровяному руслу. Можно было, конечно, принять их в виде таблетки. Но это было бы дольше.

И вот осмотр начался. Он займет целых десять минут. Хотя по современным меркам это долго. Обычные процедуры в клиниках занимали вдвое меньше. Но за это время медботы и стационарный сканер просветят его тело на уровне тканей, клеток и органов. Кожа, волосы, кровь, все жидкости человеческого тела — будут подвергнуты анализу.

«Пожалуйста, оставайтесь на месте. Полную неподвижность сохранять не обязательно, но не пересекайте линии сканирования. Спасибо!».

Область сканирования была обозначена на полу светящимся прямоугольником, который окружал его сидение по контуру. Своего рода прокрустово ложе в виде кресла, похожего на пилотское. Достаточно просторное, в нем можно было даже крутиться. Но это было лишнее. Гарольд понимал, что незачем усложнять задачи автоматике.

За это время еще одна медсестра, похожая на официантку-хостесс в белом головном уборе с красным крестом, вызывающим ассоциации с монахиней, предложила ему чай или кофе.

От всего этого австралояпонец отказался.

Наконец, осмотр был закончен, и откуда-то из лабиринта коридоров появился добрый доктор. А может, недобрый.

Тот был в синем защитном комбинезоне, словно ученый, имеющий дело с бактериологическим оружием. Но Гарольд подумал, что ему лучше подошел бы заляпанный кровью прорезиненный фартук мясника. Сам он явно не хотел прибегать к восстанавливающим процедурам. Тело у него было иссушенное, плечи ссутулены настолько, что на спине слегка обозначился горб, а лицо напоминало сморщенное яблоко, так что нельзя было определить возраст. Монголоидное лицо. Он улыбался, но улыбка эта выглядела как не сулящая ничего хорошего пациенту.

— Вы откуда? Mainland? — спросил «горбуна» Гарольд, имея в виду, конечно Chinamainland.

— Нет, что вы, — кивнул доктор, улыбаясь. — Таиланд.

— Надеюсь, член вы мне отрезать не будете. Я на это согласие не давал.

— Ну что вы. Корпус мне бы это не простил. Ведь это снизило бы вашу боевую эффективность, уменьшив мотивацию. Хотя сейчас это легко чинится. Можно даже поставить штуку внушительнее.

— Не надо.

Посмеялись. Но этот чувак Гарольду не очень понравился.

— А вы здоровы как бык, сэр. Мы можем приступать к операции на грудной клетке. Шансы очень высокие. Почти девяносто восемь процентов, что отторжения не произойдет, и вы выживете.

— Это радует.

— Поскольку процедура новая и недостаточно отработанная… вы должны подписать полный отказ от претензий. И что, если что-то пойдет не так… ваши наследники также не будут предъявлять юридических претензий.

Синохара дал это согласие, проведя пальцем по светочувствительной поверхности ретро-бланка.

Зубы у трансплантолога, которому он вверял свою жизнь, были с лазоревым отливом. А шевелюра была похожа на встопорщенные иглы дикобраза. Тоже синяя.

Не китаец, и слава богу. Китайцы не любят японцев. Даже полукровок. Хотя общие потрясения здорово сблизили власти этих стран в недавнем прошлом, когда Китай вложил миллиарды в падающую японскую экономику, а сам хранил деньги в ценных бумагах японского казначейства. Но не народы. Старые обиды тяжело забыть. А они были жуткие, и не исчерпывались Нанкинской резней и Отрядом 731.

«Можно подумать, они бы с нами этого не сделали, если бы сумели? Пусть расскажут, куда делась Джунгарское ханство в восемнадцатом веке, и кто вырезал его жителей».

Но все же хорошо, что не китаец. Он им не доверял, даже экспатам, даже потомкам эмигрантов. Иногда ему казалось, что любой из них, даже если хвалит Запад и никогда не был в Поднебесной, на самом деле, как вирус, работает на свою империю.

Наверняка таец получал вторую зарплату по секретным ведомостям Корпуса мира. Но Гарольд предпочел бы, чтоб этими процедурами занимались штатные врачи Корпуса в специальных закрытых учреждениях. Но идиоты запретители спутали все карты… Сами в основном старичье, на иссушенные тела которых никакие апгрейды просто не поставятся.

Поэтому считалось, что оперативники, согласные на такие вещи, действовали at their own risk. Хотя за этот риск им и доплачивали.

— Идите за мной, — доктор повел его за собой по коридору с матовым освещением. А вскоре они оказались в большой операционной.

Здесь он снова усадил клиента в небольшое кресло. Синохара успел только подумать, где же здесь операционный стол, когда кресло начало трансформироваться. Именно оно и было столом. Вместе со своим живым грузом оно переместилось в центр комнаты и приняло горизонтальное положение. Освещение стало более ярким. Прямо из стола выдвинулись фиксаторы — впрочем, он был об этом заботливо предупрежден. Его глаза защитила специальная пленка.

Два едва заметных укола. На лицо плавно опустилось устройство, похожее на маску или на Чужого из фильма. Заиграла тихая приятная музыка, и Синохара почувствовал, как сознание начало уплывать. Похоже, наркоз начинал действовать. А значит, у него была от силы минута. Поле, подавляющее активность нейронов, для таких операций пока не использовали. Традиционное временное отключение сознания химическими препаратами было более надежным.

Он вспомнил, как после первой операции по установке модификаторов рефлексов смог подбрасывать нож, так что тот делал несколько десятков оборотов, а потом, не глядя, ловить его. Это был максимально допустимый уровень — дальше тогда даже в Корпусе не разрешалось себя улучшать. Практическое применение у этого апгрейда имелось. И он отнюдь не исчерпывался метанием острых предметов… или гранат. Хотя и это он делал в Индонезии. Повысилась и общая реакция на раздражители, что в боевой обстановке было важно.

Теперь у него были включения, которые при обнаружении могли заставить удалить насильно. Впрочем, его положение давало ему некоторый юридический иммунитет. Формально операция была продиктована «медицинскими показаниями». И вряд ли гражданские власти смогут до него добраться.

Туман подступал все ближе. Гарольд знал, что сейчас он отрубится.

А еще знал, что под теньканье традиционной японской музыки ему раскроют грудную клетку и начнут копаться в его hardware. На сленге эта операция называлась «Кровавый орел», и это было не случайное название. Синохара улыбнулся. Вспомнил, что почти такую же «процедуру» делали викинги со своими жертвами. Правда, у тех смертность доходила до ста процентов.

Автоматические манипуляторы замелькали вокруг него. Они уже наносили разметку, сбривали — то есть сжигали волоски. Все, что ниже живота, было закрыто эластичной тканью из биопластика. Там они копаться не будут. Как и выше шеи. А вот все остальное…

Хирург стоял рядом — в перчатках, костюме, похожем на костюм работника АЭС и — действительно надетом поверх резиновом фартуке. Похоже, это был уже другой человек — он был сантиметров на пять выше тайца. Он и будет контролировать весь процесс. Вряд ли манипуляторами тот управлял силой мысли, скорее всего глазами или движениями пальцев. А некоторые движения у тех были автоматическими. Лицо оператора было закрыто сплошной маской, так что не видно было даже глаз. Анонимность прежде всего.

Наконечники манипуляторов кружили от одного ребра к другому. Их прикосновения противно холодили, но ощущения становились все более притупленными. Пока они не резали, не пластовали, а только изучали, приноравливались. Готовились.

Сознание ускользало все дальше в страну Неверленд.

«Боль все равно придет, и мозг ее почувствует, но я не буду ее воспринимать, потому что сознание будет отсутствовать. А если нет человека, то некому понимать, что боль — это страдание».

Там, где нет осознания — нет и боли.

Скольжение в небытие задерживалось потому, что тренированный организм был очень крепким и резистентным. Но специалист, который сочетал в своем лице и хирурга и анестезиолога, свое дело знал. Тот посмотрел на часы, висящие под потолком.

Секундная стрелка была неподвижной. Сознание защищалось от «выключения» и замедляло время. Костлявый доктор-смерть тоже застыл. Нет, это был тот же самый человек. Просто, видимо, ему нравилась его работа, и он перестал сутулиться, распрямился. Даже что-то насвистывал под нос. Он начал медленно-медленно поднимать руку. Да, именно ей он управлял приборами, которые резали и сшивали человеческую плоть. Как дирижер оркестра.

Прошло, по субъективным ощущениям, минут пять, но Гарольд видел, что таец стоит все в такой же позе. Разве что пальцы руки, которыми он управлял чувствительной машинерией, медленно-медленно двигались. А в другом конце операционной — который казался отделенным целой площадью — манипулятор достал из прозрачного шкафа нечто, похожее на упряжь. Блестящий черный металл, зеленый биопластик, гибкие сочленения. А внутри тускло светился спящий пока генератор. Второе сердце. И все это носят не снаружи. Это устанавливается внутрь.

«Зачем они мне это показывают? Я и так знаю эти штуки. Чертовы садисты».

Прежде чем провалиться в забытье, Гарольд подумал о том, что теперь его точно не взяли бы в полет в один конец на Марс. Киборги космическими агентствами отсеиваются сразу. И наконец-то отключился.

Через трое суток он вышел из клиники. Мышцы и кости еще болели, все тело одеревенело. Он вспомнил сказку Фрэнка Баума про Жестяного Дровосека.

Его уговаривали остаться в стационаре еще на два дня, но он вместо этого потребовал отвезти себя в гостиницу. Заживление проходило быстро.

Там он не стал вкалывать себе стимулятор, а вместо этого быстро разделся и забрался под встретившее его приветливое одеяло. Решил выспаться — целых шесть часов. Редкое наслаждение, которое он нечасто себе позволял. Утром, он знал, будет чувствовать себя бодрым. И готовым к тому, что ему предстояло.

Гарольд Синохара был доволен проведенным процедурами, хотя странное ощущение потери преследовало его. Но он знал, что приобретения были важнее потерь.

ПРИМЕЧАНИЯ:

[1] Прекариат (нем. Prekariat от лат. precarium, англ. precariat от англ. precarious — нестабильный, негарантированный и пролетариат, нем. Proletariat) — класс социально неустроенных людей, не имеющих полной гарантированной занятости

[2] Шимата (яп., простореч.) — тьфу, пропасть! черт возьми!

[3] Dunno (англ., искаж. от [I] don’t know) — Не знаю.