В снежном плену со Скруджем

Глава 2

Фрейзер

— Мне не нравится, что ты на улице в такую погоду, — говорит мама, и я почти могу представить, каким взглядом она сейчас смотрит на моего отца. — И ты не сказал нам, приедешь ли ты на Рождество.

— Я в порядке. Ты же знаешь, что я зарабатываю этим на жизнь, верно? — я полностью пропускаю комментарий про Рождество, потому что мне не хочется спорить.

— Знаешь, раз уж мы заговорили о твоем выборе профессии…

— Ладно, хватит на один вечер. — Я обрываю ее прежде, чем она успевает начать. — Поговорим завтра.

— Мы любим тебя. Фрейзер. Все мы. — В ее голосе слышится печаль, и я слышу что-то похожее на звук игрушечной пожарной машинки на заднем плане.

— Тоже люблю тебя, — быстро говорю я, прежде чем повесить трубку.

Моих родителей не шокирует, что я не планирую приезжать на Рождество, потому что последние пять лет я делал все возможное, чтобы избежать этого. Когда умер мой брат Аспен, время для меня остановилось, и я не могу представить, как отмечаю праздник без него. Мои родители не могут позволить себе такой роскоши, потому что им приходится думать об Аспене-младшем, Эй-Джее, как они его называют. Эй-Джей переехал жить к ним после несчастного случая с моим братом. Для них дело не в боли потери, а в любви, которую они предпочитают помнить. Для меня это просто не так.

Эй-Джей был младенцем, когда мой брат и его жена погибли в автокатастрофе. Я ничего не знаю о том, как ухаживать за детьми, так чего они ожидают? Я достаточно часто общаюсь со своими родителями, но навещать их слишком тяжело. Эй-Джей выглядит точно так же, как Аспен в том возрасте, и это снова заставляет меня скучать по нему. Почти невозможно войти в дом моих родителей и не быть переполненным горем.

И вот я здесь, в снежную бурю, пытаюсь скрыть свои чувства.

Поисково-спасательная деятельность не была моим первым выбором карьеры, но именно ей я в итоге и занялся. Мои родители думают, что это из-за Аспена, и технически они не ошибаются. После того как Аспен и его жена погибли, я закрыл свою юридическую фирму в городе и вернулся в свой родной городок.

Брайтберри — городок, расположенный между двумя горами, с несколькими лыжными базами в округе. Иногда меня приглашают поехать с командами, чтобы найти потерявшихся лыжников, но в основном я вытаскиваю машины из канав, потому что горожане думают, что умеют ездить по снегу.

Ночью, когда не могу уснуть, или во время праздников, когда мне невыносимо оставаться дома одному, я езжу по городу и проверяю дороги, ведущие в город. Время от времени я нахожу заблудившегося туриста и указываю ему правильное направление, но в основном я просто объезжаю окрестности.

Раньше был большой трафик, но с тех пор, как разразился шторм, люди, должно быть, передумали ехать куда бы то ни было. Даже с тяжелым грузовиком и цепями на шинах видимость паршивая. Мне не пойдет на пользу, если я буду тем, кто застрянет сегодня на обочине.

Решив, что я еще раз быстро проедусь, прежде чем отправлюсь домой, я притормаживаю на окраине города и собираюсь развернуться. Как раз, когда собираюсь уезжать, что-то привлекает мое внимание на обочине дороги. Это самая странная вещь, но похоже на то, будто сугроб подсвечивается. Цвета под снегом вспыхивают синим, затем зеленым, затем красным, затем желтым. Я наблюдаю за этим еще секунду и вижу, как снова чередуются цвета.

— Что за черт? — говорю я сам себе, протягивая руку к пассажирскому сиденью и хватая перчатки и шапку.

Выпрыгивая из грузовика, я натягиваю шапку пониже, чтобы снег не попадал в глаза, а затем натягиваю кожаные рабочие перчатки. Чем ближе я подхожу к сияющему снегу, тем меньше в этом смысла. Я осматриваю дорогу, чтобы убедиться, что это не отражение чего-то другого, прежде чем, наконец, подойти.

Протягивая руку, я опускаю перчатки в снег, но свет все еще мигает. Я откапываю несколько сантиметров, а затем мои глаза расширяются, когда я вижу, откуда исходит свет. На заднем сиденье небольшого внедорожника растянулась малышка. На ней что-то вроде праздничного свитера, который ярко светится, и именно из-за этого снег переливается всеми цветами радуги. На заднем сиденье ее обнимает женщина, и они обе, кажется, спят.

— Пожалуйста, спите, — говорю я себе и начинаю лихорадочно смахивать снег. Я не хочу их пугать, но я должен вытащить их из-под этого снежного плена как можно быстрее. Они могли замерзнуть насмерть или даже задохнуться под таким сильным снегом, но я стараюсь не думать об этом и копать быстрее.

Как только полностью раскапываю дверь, я дергаю ручку, но она заперта. Когда стучу в стекло, женщина даже не вздрагивает, и поэтому во второй раз я стучу сильнее. Именно тогда я вижу, как шевелиться малышка, и во мне загорается маленький огонек надежды.

Я спешу к своему грузовику и хватаю аптечку, которую держу там на случай подобных ситуаций. Через секунду я решаю, что разбить стекло должно быть моим последним вариантом, потому что малышка прямо около окна, и я не хочу поранить ее. Так быстро, как только могу, я нахожу ручку передней двери, и, к счастью, она не заперта.

Автоматические замки не работают, поэтому мне приходится протянуть руку и разблокировать вручную, пока я зову женщину и ее дочь. Женщина, кажется, дышит, но она не просыпается, даже когда малышка начинает хныкать.

— Все в порядке, я держу тебя, — говорю я маленькой девочке, открывая заднюю дверцу. Она протягивает руки, и я подхватываю ее, прежде чем отнести к своему грузовику и посадить в теплую кабину. Она не плачет, и, когда я осматриваю ее, кажется, с ней все в порядке. — Я собираюсь сходить за твоей мамой, но скоро вернусь, окей?

— Окей, — говорит она и слегка шмыгает носом, глядя через мое плечо на внедорожник, застрявший в снегу.

Когда возвращаюсь к внедорожнику, женщина немного пришла в себя и моргает, будто не может сосредоточиться.

— Мина, — говорит она слабым голосом. — Где Мина?

— Все в порядке, она у меня, — отвечаю я, а затем испытываю шок, когда женщина пытается замахнуться на меня кулаком.

— Не забирай ее. Она моя. — Ее слова так же слабы, как и ее тело, и она вываливается из машины прямо в мои объятия.

— Эй, полегче, чемпион. — Она обмякает в моих руках, и только тогда я понимаю, что у нее жар. — Черт, нам нужно отвезти тебя в больницу.

— Не могу. Только не больница. — В ее голосе слышится мольба, когда я несу ее к своему грузовику и опускаю рядом с ее дочерью Миной.

— Тебе нужен врач, — говорю я, беря с заднего сиденья одно из теплых одеял и накрываю им их обоих.

— Нет. — Она качает головой, затем тянется к Мине.

— Я должен, по крайней мере, сообщить об этом в полицию.

Ее глаза расширяются, затем она хватает меня за ворот рубашки. Ее хватка самая сильная, какую я чувствовал с тех пор, как нашел их, и ее взгляд напряженный.

— Если он найдет нас, он нас убьет.

С этими последними словами она теряет сознание, и все, что я могу сделать, это смотреть на нее и малышку, прижавшихся друг к другу в моем грузовике.

Во что, черт возьми, я вляпался?