7

Мне десять, я цыпленок-первогодок[2], и я очень хорошо лазаю. Монджо записал меня на соревнования. В эти выходные мы едем в Сен-Пьер-де-Кор. Соревнования начинаются в десять утра, так что лучше приехать накануне и переночевать там. Мама говорит, что предпочла бы другую дату, но Монджо тут же ее успокаивает. Он везет всю команду младших. Это часть его работы. И он, кстати, уже нашел там хостел. «Заодно возьму и твою дочку, вообще не проблема. Мы вернемся в воскресенье к вечеру». Он взял напрокат большую машину, чтобы отвезти всех цыплят. Жаль только, что, когда Клотильда и Ной захотели записаться, мест больше не было. Я сказала Монджо, что расстроилась, с остальными-то я не дружу, я их почти не знаю, и он меня успокоил: «Не переживай, если хочешь, будешь спать у меня в номере».

День прошел очень быстро. Мы взяли с собой обед и поели на парковке у автостоянки. Мама сунула мне на дно сумки конфеты. Много, чтобы я могла поделиться и подружиться с кем-нибудь. Монджо вместо этого предложил съесть их в постели, так что я никому их не дала. Номер совсем маленький, с двумя односпальными кроватями. Монджо сдвинул их, чтобы мы лежали как в маминой кровати, когда она сломала колено. Я достаю конфеты. Душ в конце коридора. Он идет мыться, а я надеваю пижаму и ложусь под одеяло с Пушистиком, моей мягкой игрушкой из Америки, – что-то вроде белочки с большущими глазами. Монджо идет проверить, все ли улеглись в двух других номерах. Он разрешил болтать, но посоветовал лечь спать до десяти. Вообще-то его всегда хочется слушаться, потому что он ничего не запрещает. «Если я скажу вам не болтать, вы будете шуметь, – говорит он, – но, если я скажу, что завтра у вас соревнования и что я вам доверяю, вы ляжете спать. Я же прав?»

Его обожают, он классный учитель. Вернее, тренер. Я боялась, что остальные не будут со мной общаться из-за того, что я сплю с ним, и он навешал им на уши лапши. «Увы, Алиса, но тебе придется ночевать со мной. Ставить дополнительную кровать в другие комнаты не разрешают. Из соображений безопасности. На войне как на войне». Остальные уже держались своей компанией, не знаю, услышали они или нет, может, им было вообще все равно. В десять лет не подумаешь, что учитель спит с ученицей, ну, я имею в виду, в одной кровати.

Монджо сразу делает мне мурашки, а потом просит сделать ему. На пятках, чтобы он расслабился, затем на голове, на щеках, а затем – где хочешь, говорит он, откинув одеяло. Я опять мурашу ему ноги, потом колени, потом – снова щеки. И вижу, как приподнимаются его трусы, а под ними – какую-то палку. Монджо открывает один глаз, наверное, хочет увидеть выражение моего лица, и я делаю вид, что ничего не замечаю. Не знаю, должна я заметить или нет.

– Все, – говорю я и прекращаю мурашки.

– Теперь ты, – говорит он. – Ляг на живот.

Он мурашит мне спину, а потом морщится, как будто ему неудобно, и спрашивает, можно ли сесть мне на попу, чтобы выпрямиться. Велит раздвинуть ноги, чтобы меня не придавить. Пристраивается у меня между ног на матрасе и мурашит спину поверх пижамы. Но махровая ткань слишком толстая, говорит он и спрашивает, можно ли просунуть руки под нее, и я соглашаюсь. И правда, так приятнее. Я чувствую попой палку в его трусах. Он называет меня Анной, и я поправляю его:

– Нет, Монджо, Алиса, ты же знаешь, что меня зовут Алиса!

– Вот и нет, – отвечает он, – когда говорят друг другу «я тебя люблю» телом, можно звать друг друга иначе, хочешь, ты будешь Анной? Это будет наш секрет.

Я говорю, что да, потому что обожаю «Холодное сердце».

– Анна, – бормочет он все громче, и я чувствую, как палка тычется мне в попу. Он мурашит мне шею – мое любимое место – потом опять спину, теперь уже всеми ладонями, просовывает руки под меня и мурашит спереди, и я говорю:

– Ты что делаешь, здесь не мурашат!

А Монджо отвечает:

– Нет, Анна, так я тебя люблю.

Всеми ладонями – значит «люблю», просто ногтями – мурашки.

Я учусь словам любви.


Через некоторое время я говорю:

– Давай позвоним маме?

Я переворачиваюсь, и Монджо достает палку из трусов. Я не знаю, какой у меня сейчас взгляд и хмурю ли я брови, но, видимо, да, потому что Монджо просит меня посмотреть еще. Потом он говорит о завтрашних соревнованиях и перечисляет все, что я непременно должна увидеть во сне, чтобы потом применить: гибкость, равновесие, концентрация, сила рук и ног.

Перед сном мы звоним маме и говорим ей, что все супер.

– Не стану скрывать, хостел паршивый, – говорит он, – но твоей дочке весело, так что все путем!

Я засыпаю, уткнувшись носом в Пушистика. Монджо желает мне спокойной ночи и кладет между нами подушку.


Назавтра он мне нравится уже не так сильно, я боюсь, что сделала или сказала что-то не то, и всматриваюсь в его глаза: не сердится ли он? И все время думаю о палке. Я знаю, что оттуда берутся дети, но лучше я буду думать, что он просто пописал. Те соревнования я выиграла.

Загрузка...