В усадьбе

VII

Былъ прекрасный осенній день. Близилось къ полудню. Солнце ярко освѣщало порѣдѣвшую отъ листопада листву деревьевъ и желтые листья казались совсѣмъ золотыми. У террасы помѣщичьей усадьбы переминались съ ноги на ногу два мужика въ стоптанныхъ сапогахъ и грязныхъ рубахахъ, не взирая на праздникъ. Одинъ былъ въ рваномъ полушубкѣ на распашку, другой въ сѣромъ армякѣ. На террасѣ, облокотись на перила, баринъ покуривалъ папиросу и разговаривалъ съ мужиками.

— Кабатчикъ Амосъ Ермолаевъ васъ ко мнѣ прислалъ? спрашивалъ баринъ.

— Онъ-съ. Сходите, говоритъ, къ Горсткинскому барину, тамъ требуется… отвѣчали мужики. — У васъ работка какая-то…

— Да, требуется… И есть работка. Ну, что, вы сами-то ужъ совсѣмъ убрались въ полѣ?

— Да оно хоть и не совсѣмъ, но у насъ бабы… заговорилъ мужикъ въ армякѣ. — У насъ бабы хорошія, рабочія, выносливыя. Наши бабы такія, что по работѣ ежели, то еле и мужику въ пору. Онѣ уберутся въ лучшемъ видѣ.

— Ну, такъ вотъ мнѣ надо отаву покосить.

— Что жъ, это можно, пробормоталъ мужикъ въ армякѣ и передвинулъ шапку со лба на затылокъ.

— Вездѣ косить не будемъ, а только тамъ, гдѣ трава хорошо отросла.

— На потныхъ мѣстахъ, значитъ, только.

— Ну, да, на потныхъ мѣстахъ, оттого я только двоихъ косарей и просилъ прислать. Шевелить сѣно у меня свои бабы будутъ. Уберутъ тоже онѣ.

— Стало быть, только для косьбы?

— Да, только для косьбы. Ну, по чемъ возьметесь въ день?

Мужики начали чесать затылки и задумались.

— А харчъ вашъ будетъ? спросилъ мужикъ въ армякѣ.

— Нѣтъ, вашъ. Давайте уговариваться на вашихъ харчахъ. Гдѣ мнѣ съ вашими харчами возиться! отвѣчалъ баринъ.

— На нашихъ харчахъ… Такъ… Что жъ, мы туточные, мы въ верстѣ отъ васъ, да и версты-то не будетъ. Пообѣдать всегда можно и домой сходить.

— Ну, вотъ… Такъ сколько же вамъ въ день положить?

— Въ день-то?

Мужики переглянулись другъ съ другомъ и опять начали чесать затылки.

— Да намъ бы съ десятины рядиться сподручнѣе… выговорилъ, наконецъ, мужикъ въ полушубкѣ.

— Гдѣ тутъ съ десятины, коли будемъ косить по клочкамъ. Гдѣ косить, а гдѣ нѣтъ. Какъ тутъ вымѣрять десятину будешь! отвѣчалъ баринъ.

— Какъ-нибудь, ваша милость, вымѣряемъ. Намъ съ десятины способнѣе.

— Нѣтъ, нѣтъ… Говорите, сколько поденно… Даже и въ настоящій сѣнокосъ я не сталъ бы съ вами, съ здѣшними рядиться съ десятины. Съ десятины, такъ полдня косите, полдня у себя на деревнѣ сидите. А тутъ покуда ведро.

— Зачѣмъ намъ на деревнѣ сидѣть? Не будемъ на деревнѣ сидѣть. Понятное дѣло, что отаву косить, такъ это такая статья, что куй желѣзо, пока горячо.

— Ну, вотъ… Опять же будете косить вмѣстѣ съ моими работниками, такъ какъ тутъ десятины разбирать? Я нанимаю поденно…

— Что жъ, поденно, такъ поденно.

— Ну, сколько же?

Мужики снова переглянулись другъ съ другомъ.

— По рублю шести гривенокъ будетъ не обидно? спросилъ мужикъ въ армякѣ.

— Что? протянулъ баринъ, возвысивъ голосъ.

— Ну, по полтора рубля?

— Да вы никакъ съ ума сошли? Я и въ сѣнокосъ такихъ цѣнъ не платилъ.

— Да вѣдь сѣнокосъ, будемъ такъ говорить, онъ сѣнокосъ и есть. А теперь сами еще не убрались, какъ слѣдуетъ. Конечно, у насъ бабы… Но баба теперь и по грибному дѣлу требуется. Теперь, вонъ, грибъ собираемъ и сушимъ. Ужо, вонъ, грибники понаѣдутъ. Ну, рубль сорокъ…

— Да вы, ребята, никакъ бѣлены объѣлись! Вѣдь отаву снимать не то, что первую траву. По стольку платить, такъ и хлопотъ не стоитъ. Къ тому же осень время перемѣнчивое, еще Богъ знаетъ, высушимъ ли траву.

— Это ужъ все отъ Бога… Это, что говорить! А сколько вы дадите?

— Да вы, вонъ, у кабатчика по семи гривенъ въ день косили.

— Такъ вѣдь то у кабатчика, а вы баринъ.

— За что же я буду платить дороже, если я баринъ?

— Да ужъ это дѣло такое… Съ кого же и взять, какъ не съ господъ?

— Я въ сѣнокосъ по рубль двадцать, и даже по рублю платилъ, но только не вашимъ, а проходящей партіи косарей, а теперь потому къ вамъ обращаюсь, что въ настоящее время пришлыхъ косарей нѣтъ.

— Вотъ и это мы тоже цѣнимъ. Кабатчику мы косили въ сѣнокосъ, кабатчику и отаву убирали, сказалъ мужикъ въ полушубкѣ.

— Опять же кабатчикъ свой человѣкъ. Онъ насъ охраняетъ и онъ намъ помогаетъ, прибавилъ мужикъ въ армякѣ. — Къ кому обратиться, коли недохватка? Вѣдь вы не дадите.

Баринъ замялся.

— Понятное дѣло, что я не ростовщикъ, отвѣчалъ онъ.

— Это точно… А коли мы брали, то обязаны и выплачивать. Иначе онъ потомъ какъ насъ дошкурить можетъ! Не убери-ка ему сѣно, коли онъ требоваетъ! Кабатчику за долгъ косили.

— Такъ вѣдь за долгъ-то хуже косить. То ли дѣло за деньги, которыя сейчасъ получишь.

— Кабатчикъ человѣкъ ласковый… Онъ сейчасъ по стаканчику съ бараночкой. Мы вотъ ему косили, а онъ каждый день намъ по стаканчику, а у господъ этого заведенія нѣтъ, произнесъ мужикъ въ армякѣ. — А мы это цѣнимъ.

— Ну, ладно. По гривеннику къ семигривенной рядѣ я прибавлю. Тутъ даже будетъ вамъ на два стаканчика. Тому же вашему благодѣтелю кабатчику можете снести эти гривенники. Такъ берете по восьми гривенъ въ день?

— Нѣ… Не сподручно.

— Отчего же не сподручно? Вѣдь кабатчику въ болѣе горячее время отаву косили, а теперь косьба послѣ него.

— Это точно, а только обидѣться можетъ.

— Чѣмъ обидѣться?

— Да какъ же… Скажетъ: мнѣ за долгъ по семи гривенъ, а барину такъ по восьми гривенъ. Вѣдь онъ у насъ норовитъ такъ, чтобы супротивъ барина за все платить ровно половину.

— Что за вздоръ такой!

— Нѣтъ, ваша милость, не вздоръ. У него ужъ такая зарубка, чтобы въ половину… Узнаетъ — сейчасъ докажетъ свою нравственность и ужъ напредки будетъ считать не семь гривенъ, а сорокъ копѣекъ. Вѣдь вотъ онъ, окромя того, занимается и телятиной. Понесешь къ нему теленка, а онъ и скоститъ съ теленка сколько онъ за отаву переплатилъ супротивъ барина.

— Да чѣмъ же переплатилъ? Я восемь гривенъ даю, а онъ семь гривенъ.

— По расчету не выходитъ, стояли на своемъ мужики.

— Не понимаю, что у васъ за расчетъ! пожималъ плечами баринъ. — Ну, берете по девяти гривенъ?

— Боязно, баринъ. Вотъ тоже и сушеный грибъ онъ начнетъ у бабъ скупать… Нѣтъ, лучше отойти отъ грѣха.

Мужикъ въ армякѣ махнулъ рукой.

— Желаете, сударь, послѣднее слово, по рубль двадцать? Это мы можемъ, это ему будетъ не обидно, за это онъ проститъ.

— Да въ чемъ тутъ обида, я не понимаю?

— Какъ же, помилуйте… Сѣмена давалъ. По рублю двадцать, такъ прикажите приходить.

— Нѣтъ, за такія деньги и отаву косить не стоитъ, тѣмъ болѣе, что я уже кой-гдѣ и скосилъ. Что гдѣ ужъ очень подросло, такъ и мои работники скосятъ, а съ поденщиной за такія деньги не стоитъ. Мнѣ ужъ тогда обидно будетъ, сказалъ баринъ.

— Воля вашей милости, отвѣчали мужики, поворачивая отъ террасы.