В землях заката

2. Сирин

Раньше Варламов летал только на вертолете, и его поразило, как быстро уходит вниз земля: вот видно два-три озера, а вот их уже много, но они гораздо мельче – словно осколки зеркала рассыпаны по бескрайней равнине. Хотя было не до любования пейзажем: вдавливало в кресло так, что было трудно дышать. Небо быстро темнело – не удивился бы, появись на нем звезды.

– Ну, как? – Сирин держал штурвал непринужденно, словно летал каждый день. – Если тянет наложить в штаны, так сзади унитаз есть.

– Пошел ты, – сердито сказал Варламов. Дышать стало легче, надсадный гул притих. – А ты, оказывается, неплохой пилот.

– А как же? Честь имею доложить, отличник боевой и политической подготовки Михаил Сирин. Ну, пока всё. Вышли на сверхзвук.

Варламов покосился на солнце, ослепительно сиявшее позади правого крыла.

– Ты говорил, что нам в Петрозаводск, – озадаченно спросил он. – А почему летим на север? Петрозаводск ведь на юге.

– Быстро сориентировался, – голос Сирина прозвучал странно, он не повернул головы. – На охоту ходишь?

– Бывает. А в чем дело, Михаил?

– Не летим мы в Петрозаводск, – нехотя ответил Сирин. – Голову мне оторвут в твоем Петрозаводске. Да и вообще в России.

– А куда? – обалдело спросил Варламов.

– Как ты и предлагал. За океан, в Америку.

У Варламова открылся рот – что за ерунда? Сердце тревожно забилось.

– Зачем? Да тебя под трибунал отдадут!

– Под американский, что ли? – хмыкнул Сирин. – Знаешь, что, Евгений! Я наверное плохой патриот. Но не могу простить, что жена и дочка где-то там лежат. Что не защитили их наши политики и военные, которые только болтать умеют, да водку жрать. И потом, у меня еще одна причина есть. Не стану о ней говорить, тебе спокойнее будет. Только мне надо исчезнуть отсюда. Хорошо, что ты идею подал, и я успел маршрут просчитать.

Варламов тоскливо глянул вниз: словно сумерки накрыли зеленую гладь лесов, проплешины сопок и зеркальца озер. Самолет не машина, в воздухе не выйдешь. Даже с парашютом прыгать нельзя, внизу уже Тёмная зона. Да и не прыгал никогда с парашютом… По телу прошел озноб, ну и влип!

– Да ты не волнуйся, Евгений, – снисходительно сказал Сирин. – Повидаешь Америку, в английском попрактикуешься. На базе оставаться все равно было нельзя. Это не террористы, а кое-кто похуже. Есть у меня догадки.

– А кто? – машинально спросил Варламов, но ответа не дождался.

Хотя особо не ждал, был слишком растерян. Оставить дом, привычную Кандалу… Да что Кандалу, он покидает Россию! Когда-то обычное дело, мать прилетела из другой страны, но с тех пор мир изменился: между населенными областями пролегли Тёмные зоны, и путешествия стали смертельно опасны.

Варламов открыл было рот, чтобы упросить Сирина отказаться от безумной затеи. Ведь еще можно повернуть на Петрозаводск… И закрыл, не произнеся ни слова.

А что его ждет дома? В лучшем случае, станет второстепенным начальником. Еще женится на Ирме, нарожает детей, выезжать будет только на рыбалку. А тут открывалась возможность повидать мир. Другого такого шанса в жизни не представится… И решился.

– Ладно, я с тобой, – сказал хрипло и чуть не рассмеялся: как будто Сирин оставил ему выбор? Так вот почему мать помахала ему рукой!

– Ну и лады, – бодро сказал Сирин. – Часа за четыре долетим, если не собьют.

– А могут сбить? – опасливо поинтересовался Варламов.

– Над Европой некому. А вот НОРАД, шут ее знает, может и действует.

– Это что такое? – удивился Варламов.

– Противовоздушная оборона Северной Америки, – пояснил Сирин. – До Штатов наши не летали, мы первые будем. Да ты не волнуйся, Евгений. Если что, катапультируемся. Тебя отстреливает вместе с креслом, а парашют сам раскроется. Только бы не над морем, хотя в комплекте и надувная лодка есть. Но я думаю, наша птичка даже НОРАД не по зубам. Если она там вообще осталась.

Про отстреливание Варламову не понравилось, про море тем более. Но делать было нечего, и он стал глядеть вниз.

– Мы над Финляндией, – сообщил Сирин.

Он смотрел на дисплей, где смещалась карта. В центре светилась точка – видимо, означая положение самолета. Внизу ничего не изменилось: лес, сопки, озера. Только вдали показались снежные горы. Приблизились, сверкая под солнцем, и вскоре оказались под крылом.

– Гора Кебнекайсе, – сказал Сирин. – Граница с Норвегией.

Среди гор заблестела вода, словно реки лежали в каменных берегах. На них падали тени от облаков, вскоре облака стали гуще и вот уже простерлись белой холмистой равниной.

– Мы над морем, – изменившимся голосом сказал Сирин. – Прощай, старушка Европа, мир праху твоему. – И чуть погодя добавил: – До чего же хороша машина!

Варламов не ответил, от избытка впечатлений заболела голова. Солнце ярко светило сбоку, самолет будто повис между блистающими облаками и темным небом. Резкий свет утомлял глаза. Варламов закрыл их и незаметно погрузился в сон. Странные сны виделись ему в этой машине – стремительно летящей, но одновременно как бы застывшей посереди неба.

Вот он идет по сумрачному коридору, и кто-то легко ступает у него за спиной. Ему не страшно – наоборот, на душе легко и хочется обернуться. Но в конце коридора ждет темная дверь…

Теперь он стоит на кладбище – это видно по белым надгробьям, – и держит на руках девушку с распущенными рыжими волосами. Девушка похожа на мертвую, но опять-таки, ему почему-то радостно…

Напоследок он видит мост над черной рекой. Мост исчезает, превращаясь в радугу, но дорога продолжается и по ту сторону радуги…

Варламов проснулся в смятении, однако глянул вниз, и видения забылись. Под самолетом раскинулась феерическая страна: море протягивало голубые руки фиордов в мир заснеженных скал и ледяных рек. Справа к горизонту уходило другое море – голубовато-белое море снега и льда.

– Проснулся? – Голос Сирина звучал бодро. – Вовремя, под нами Гренландия. Сбрасываем подвесные баки.

Он проделал манипуляции на приборной панели. Вниз закувыркались две сигары, ранее висевшие под крыльями самолета.

– Теперь пойдем быстрее, – весело сказал Сирин. – Полпути позади, должны долететь.

Во все стороны раскинулась снежная равнина, над ней слепящим комком висело солнце. Что-то удивило Варламова, а спустя минуту стало понятно – солнце было заметно ниже, чем час назад. Оно опять спустилось к горизонту!

Зубы Сирина сверкнули в улыбке:

– Мы летим быстрее, чем вращается Земля на этой широте. Скоро солнце зайдет. Зайдет на востоке!

Снега остались позади. Снова скальные берега и синяя вода с плавающими кусочками сахара. Айсберги!

– Дэвисов пролив, – кивнул вниз Сирин. – Не хочешь пожить среди эскимосов?

И снова фиорды, снежные поля, синева моря… Наконец солнце и вправду коснулось горизонта, расплющилось в красную полосу и исчезло. В меркнущем свете спереди надвигалась черная полоса. Стало темно.

– Лабрадор! – В голосе Сирина прозвучала тревога.

Появилась луна, прежде невидимая в сиянии арктического солнца. Ее бледный свет не разогнал темноты внизу, лишь отразился в лужицах озер. Еще несколько минут ничего не происходило, потом на панели замигал красный огонек и приятный женский голос сказал: «Самолет попал в зону действия радара. Самолет попал в зону действия радара».

У Варламова сжался желудок, а к горлу подступила тошнота. Сейчас их собьют! Представилось, как на факеле огня к ним несется ракета, как разлетаются обломки, и он падает сквозь километры пустого воздуха.

– Может, катапультируемся? – робко предложил он.

Сирин хмыкнул: – Если бы нас засекли со спутника, тогда хана. А наземный радар ерунда. Пойдем над землей.

Он повел штурвал от себя. Луна исчезла, стекла кабины затопила тьма. Тело Варламова потеряло вес – всплыл бы над креслом, если не ремни. Зато потом придавило так, что перед глазами поплыли огненные круги.

– Теперь посмотрим. – Сирин тяжело дышал.

Варламов поморгал – и едва не закричал от ужаса. Самолет несся над землей, смутно видимый лес стремительно утекал назад. Прямо на них летел холм, по вершине вырастал частокол деревьев. Варламов не успел вскрикнуть – зубы ляскнули, словно гигантский кулак ударил в днище самолета, он подскочил, и холм остался позади. Самолет обрушился вниз, но вскоре подпрыгнул снова.

И еще раз, и еще!

Втянув голову в плечи, Варламов скосил глаза на кресло пилота. Сирин не держал штурвал, изогнутая рукоятка ходила взад и вперед сама по себе.

– Копируем рельеф местности, – процедил он. – Самолет ведет автоматика. Сейчас опять уйдем на сверхзвук. Скорость будет меньше, чем на высоте, но нам уже недалеко.

Сделалось тише и скачки самолета не так ощутимы, но смотреть на землю без головокружения Варламов не мог. У него потом сильнее билось сердце, когда вспоминал этот полет. Наверное, так могла выглядеть чужая планета с борта космического корабля. Стремительно текли реки призрачной лавы – в них угадывались леса; молниеносно возникали и исчезали бледные протуберанцы – озера; проносились купола темных лун – гребни холмов…

– Машина делает полторы тысячи километров в час, – в голосе Сирина слышалась гордость. – Засечь нас радаром на этой высоте труднее, чем крылатую ракету.

Он замолчал. Понемногу стало светать, во второй раз начинался все тот же день. Вдруг самолет успокоился и пошел ровно, внизу понеслась серая гладь воды.

– Великие озера, – с облегчением сказал Сирин. – Мичиган. Поднимаемся.

Самолет стал набирать высоту. Горизонт слева загорелся желтым огнем – их догоняло солнце. А потом показалось, что впереди вырастает лес, словно багряные стволы сосен вздымались из сумрака. Лишь спустя минуту стало понятно, что для деревьев они чересчур высоки – это здания неправдоподобной вышины встречали восход солнца. Вскоре свет затопил и кабину – солнце, зашедшее над Лабрадором, поднималось над озером Мичиган.

– Надо же, Евгений, – голос Сирина звучал хрипло. – Это Чикаго! Надо искать место для посадки. Топлива осталось на двадцать минут.

Город медленно приближался: экономя горючее, Сирин уменьшил скорость. Варламов смотрел как зачарованный. Одно здание было выше других, две антенны на крыше горели мрачным багрянцем, словно утренний свет, падая на них, менял оттенок. Здания наклонились, самолет огибал район небоскребов…

И тревога вошла в сердце Варламова, город был мертв. Не видно было разрушений, как в городах Европы; бесчисленные коробочки автомобилей усеивали улицы, но не двигались, и стало ясно, что даже если самолет опустится ниже, они не увидят пешеходов на тротуарах. Лишь глубокие тени наполняли ущелья улиц.

– Тёмная зона, – сквозь зубы процедил Сирин. – Надо лететь дальше.

Варламов попытался представить, что творилось здесь после той странной войны? Наверное, жители не сразу поняли, что произошло: небоскребы даже не заметили сейсмических толчков от далеких взрывов. Когда люди вышли из убежищ, как будто ничего не изменилось – только дни стали сумрачнее, да по ночам восходила кроваво-красная луна, но это объясняли тучами пепла, выброшенными в стратосферу над сожженной Европой. Лишь когда стала нарастать волна заболеваний, поднялась паника. Вероятно, люди бросали все, пытаясь вырваться из города, началось столпотворение, жуткие пробки на улицах. И конечно, это никого не спасло.

Остались погруженные в сумрак улицы, остались зловещие заросли на месте парков, остались немногие и смертельно опасные для человека крысы, собаки и кошки… Небоскребы уменьшались, словно уходя под землю. Тускло заблестела путаница железнодорожных путей, все наводило на сердце странную тоску. Но вдруг местность повеселела: среди перелесков раскинулись желтые квадраты полей, а на идеально прямой полосе шоссе появилась ползущая букашка.

– Садимся! – напряженно сказал Сирин. – Горючего осталось на десять минут. Судя по карте, тут есть аэропорт. Если полоса будет занята, попробуем сесть на шоссе. Можно катапультироваться, но машину жалко. Как она нас сюда донесла, птичка моя!

Аэропорт оказался небольшим: аэровокзал, россыпь автомобилей на стоянке, несколько ангаров. Самолетов не видно, все словно вымерло. Взлетно-посадочная полоса свободна. Сирин пролетел над нею, примериваясь. Потом развернулся, отлетел подальше и повернул снова. Самолет тряхнуло – это выдвинулось шасси.

– Ну, с богом! – хрипло сказал Сирин.

У Варламова чаще забилось сердце, наступил самый опасный момент полета.

Самолет пронесся над началом полосы, замелькали бетонные плиты, но колеса никак не могли коснуться их. Варламову сделалось страшно, вскоре полоса обрывалась. Вдруг его втиснуло в кресло, а остаток полосы ушел вниз.

– Пойдем на второй круг, – прохрипел Сирин. – Не сбросил вовремя скорость.

Земля отодвинулась, поворачивая под крылом. С высоты она казалась безопасной, и захотелось остаться тут, в вышине… Снова зашли на полосу. Опять понеслись бетонные плиты, и у Варламова будто оборвалось внутри – самолет рухнул вниз. Удар был так силен, что показалось – конец! Но нет, «СУ» с пронзительным визгом несся по полосе. Быстро приближался ее конец, аэродром явно не был рассчитан на прием сверхзвуковых машин.

«Разобьемся! – мелькнула паническая мысль. – Стоило лететь в такую даль…»

Рвануло вперед так, что из глаз брызнули слезы. Но ремни удержали, а краем глаза заметил позади раздувшееся красно-белое полотно. Самолет сбавил ход и вскоре остановился. Наступила неправдоподобная тишина. Сирин манипулировал чем-то на панели.

– Если бы не тормозные парашюты, нам хана, – сказал он. – Как только выдержали! Надо потом собрать. Хотя вряд ли еще понадобятся.

Снова зашумели турбины. Сирин подрулил к аэровокзалу и защелкал тумблерами. «СУ» смолк, теперь уже окончательно.

– Всё, приехали. – Сирин освободился от ремней и помог Варламову.

В полу открылся люк, пахнуло керосиновой гарью. Сирин ловко спустился по трапу и, прислонившись к стойке шасси, закурил.

– Интересно, тут «Беломорканал» найти можно? А то у меня последняя. – Он повертел пачку и бережно положил в карман.

Варламов стал спускаться, но на последней ступеньке ноги подвели, и он сел прямо на бетон. Сирин издал смешок, затянулся и покрутил головой.

– Никого, Евгений. Все брошено.

Варламов ухватился за трап и встал. Было тепло, они словно вернулись из осени в зенит лета. В солнечном свете нежилась зелень и стеклянные стены аэровокзала. Но разбросанные автомобили говорили, что и на эту землю пришла беда.

– Ладно, пошли, – сплюнул Сирин. – А то наедет полиция, и нас арестуют. Будем любоваться американским небом в клеточку.

Только сейчас вспомнилось, что их могут встретить враждебно. Варламов поплелся за Сирином. От названия аэропорта на фасаде сохранились только две буквы – «R» и «L». Внутри было пусто, везде лежала пыль: на диванах, телефонных аппаратах, выпотрошенных автоматах для продажи кока-колы…

Вернулись к самолету. Сирин забрался наверх и стал передавать Варламову сумки, тяжелый ящик, полные канистры.

– Бензин, масло, аккумулятор, – буркнул он. – Вдруг найдем машину.

Варламов удивился: – Когда ты успел? Ведь времени не было!

Сирин криво усмехнулся:

– Я, Евгений, всю ночь самолет готовил. Хрен бы мы долетели без запасных баков. Хотел утром с тобой поговорить, чтобы отправился со мной переводчиком. Но тут нагрянули эти хмыри, не до разговоров стало.

– Ну и ну, – оторопело сказал Варламов. – И что тебе в Америке понадобилось?

– Потом расскажу, – голос Сирина прозвучал странно. – Ладно, давай переоденемся. Жарко.

Сняли комбинезоны. Сирин надел прихваченную одежду, а Варламов остался в тренировочном костюме, брюки и куртку забыл на базе. Хорошо, что ключи от уазика оставил в кармане куртки, а то влетело бы от отца. И тут чуть не напал истерический смех, увидит ли он отца вообще?

Сирин забросил комбинезоны в кабину, что-то нажал. Трап поднялся, и самолет сразу стал чужим и недоступным. Сирин потоптался у машины, перенесшей их на другой континент, крякнул и пошел к вокзалу. Найдя столик почище, перекусили консервами из НЗ. Одна канистра была с водой, а в кафе Варламов отыскал пластмассовые кружки. Поев, Сирин вяло сказал:

– Отдохну, и пойдем машину искать. Может, какая заведется. Не пешком же идти.

Подняв облачко пыли, он лег на диван и сразу захрапел. Варламов сел на другой диван и стал глядеть сквозь стеклянную стену. Небо было темно-голубое и по нему плыли облака, похожие на причудливые шахматные фигуры. День обещал быть жарким, Варламов не привык к таким. Он встал и снял трубку раскуроченного телефона-автомата – мертвая тишина. Вышел наружу, приостановился от яркого света и зашагал к зарослям. По пути миновал несколько автомобилей. Все были грязные и на спущенных шинах – наверное, их бросили давным-давно.

Бетон кончился, путь преградили зеленые заросли. Они поднимались выше головы, на стеблях торчали какие-то наросты. Вспомнились рассказы матери о родительской ферме – похоже, это была кукуруза. Никогда ее не пробовал, но срывать початок не хотелось, все были деформированы: одни грозили бурыми култышками, другие скрючились, словно тяжелобольные. В глубине зарослей сгущалась тьма, и оттуда веяло неопределенной угрозой – верный признак, что они в Лимбе.

Темнота притягивала, вызывая странное томление. Захотелось войти в заросли и бездумно уходить все глубже, чувствуя на лице прохладу, растворяясь в зеленом сумраке… Варламов очнулся, стоя на коленях, зарывшись пальцами в неприятно теплую землю. К лицу тянулись острия нескольких листьев, и Варламов отпрянул, будто увидев змею. Надо же, едва не поддался черному зову! Что-то странно притягательное таилось в Тёмных зонах, временами люди уходили в подобный сумрак, и больше их никто не видел.

Он кое-как встал и вернулся в аэровокзал. Долго мыл руки, потом сполоснул разгоряченное лицо, профилактика не помешает. Сирин всё спал, с улыбкой на помятом лице. Варламов снова сел и стал глядеть на самолет, он стоял за стеклянной стеной как нахохлившаяся птица. Вяло текли мысли: что он будет делать в этой Америке? А вдруг выучится, сделает блестящую карьеру и вернется в Россию?..

Облака вырастали в башни, их движение походило на шествие белых ладей. Вот и первая тень накрыла аэровокзал. Сирин заворочался, спустил ноги на пол, и лицо стало озабоченным.

– Ну ладно, Евгений. Отдохнули, а теперь пора за дело. Надо искать машину.

Они вышли из аэровокзала, однако на стоянке не задержались. Сирин покачал головой:

– Эти все сгнили. Надо искать под крышей.

Стали заглядывать в пристройки, но тщетно. Наконец Сирин повернулся к ангарам и вздохнул: хотя по аэродрому плыли тени облаков, ангары стояли в более густой тени, которая не двигалась. Лимб, граница Тёмной зоны!

– Посмотрим там.

Варламов потащился следом и, войдя в тень, ощутил холодок. Наверное, от страха, потому что температура в Лимбе и самих Тёмных зонах всегда была выше, чем снаружи. Впрочем, пребывание в Лимбе считалось относительно безопасным. Зато в первом же ангаре вместо самолета увидели с десяток автомобилей. Сирин повеселел:

– Хозяева улетели, но собирались вернуться. Только не пришлось.

Машины поблескивали в сумраке как новые. Варламову это было знакомо: вещи в Лимбе сохранялись лучше, чем в обычных условиях. Словно впитали неведомую энергию, которая законсервировала их. Зато пытаться оживить аппаратуру, побывавшую в самих Тёмных зонах, было бессмысленно: избыток энергии превращал электронные схемы в закопченное месиво.

Провозились долго. Варламову пришлось отыскать тележку и подвезти аккумулятор и канистры. За это время Сирин распахнул ворота ангара и, подняв капот первому автомобильному диву, стал копаться в моторе. Сначала чертыхался изредка, потом ругань потекла непрерывным потоком, но машина не отреагировала ни на пластиковую бутыль с бензином, ни на подсоединенный аккумулятор. Видимо, электрические цепи все же пострадали. Варламов хотел предложить идти пешком, но вспомнил зловещие заросли и закрыл рот. И так казалось, будто что-то невидимое давит на плечи – это Тёмная зона касалась его, пока играючи…

Во второй машине мотор шумно провернулся. Обрадованный Сирин подсоединил бутыль с бензином, подкачал ручным насосом – и автомобиль завелся, но мотор стал давать сбои и заглох. Сирин сплюнул:

– Нет времени возиться. То ли раньше были карбюраторные.

Подкатил тележку со своим хозяйством к третьей машине, «Форду». Подсоединил всё, и машина внезапно завелась, мотор загудел мощно и ровно. Сирин даже ругаться перестал от неожиданности и быстро разъединил провода.

– Упокой, Господи, душу раба твоего, Генри Форда! – с чувством произнес он, вытирая со лба пот.

Варламов вздохнул: было что-то неестественное в легкости, с какой завелась машина, простоявшая в ангаре Бог весть сколько лет. Наверное, сказывалось зловещее колдовство Зоны. Но канитель на этом не кончилась: Сирин заливал бензин, масло, охлаждающую жидкость, а Варламов подкачивал шины. Наконец Сирин сел за руль, и «Форд» с рычанием прополз несколько метров.

– Ничего, доедем, – ухмыльнулся Сирин, вылез и стал закреплять под капотом новый аккумулятор вместо выброшенного.

Наконец все было готово. Сирин постоял, глядя на покинутый самолет. Глаза немолодого лысоватого мужчины были печальны, словно расставался с любимой женщиной.

– Ладно, поехали, – буркнул он. – Садись за руль, Евгений.

Варламов устроился на сиденье и стал искать рукоять переключения передач. Севший рядом Сирин издал смешок:

– Тут ездили на автомате. Переводишь селектор в положение «D», и остаются тебе две педали – газ и тормоз. Да баранку не забывай крутить.

Руль слушался необычно легко – пару раз Варламов повернул слишком круто, но потом привык. Скоро стена кукурузы скрыла аэропорт с самолетом. Двигатель работал неровно: то ли бензин был неподходящий, то ли барахлили свечи. Не гасла надпись «check engine», однако автомобиль ехал. Варламов не разгонялся, хотя и хотелось скорее миновать кукурузный лес. Солнце прошло зенит и должно было палить нещадно, но дорога тонула в густой тени. Варламов поежился:

– Надо же, сели в Лимбе.

– Ну и ладно, – зевнул Сирин. – Зато в аэропорту никого, и машина в приличном состоянии.

Тёмные зоны – главная загадка минувшей войны! Даже ученые из университета Карельской автономии не понимали природы происшедших в них изменений. Ходили слухи, что не только животные, но и некоторые люди выжили там, только это были уже не люди… Так что стало приятно, когда дорога вырвалась на залитый солнцем перекресток. Шоссе налево уходило в сумрак Зоны, где угадывались городские постройки.

– Мы сели в аэропорту Гринфилд, – Сирин глядел на поблекший указатель. – Жалко, нет карты. Тут вроде есть навигатор, но не работает. Ладно, нам по любому направо.

Дорога была непривычно широкой: две полосы в одну сторону и две в другую, пространство между ними заросло буйной травой. Варламов ехал медленно, жалея мотор, и указатель спидометра колебался у отметки «40» – не сразу вспомнил, что это не километры, а мили. Он попытался представить время, когда по всем четырем полосам неслись автомобили, но не смог. Казалось, шоссе всегда было пустынным, и всегда на него гневно смотрел ослепительный глаз солнца. Местность потихоньку менялась: поля сделались ухоженными, а потом проехали домик, перед которым на странной карусели сохло белье.

– Смотри! – оживился Сирин.

– Остановимся? – Варламову стало не по себе.

– Не стоит, – расслабился Сирин. – Доедем до какого-нибудь городка. Может, у них пиво есть. И сигаретами запастись надо. Авось долларов хватит. – Он похлопал по карману.

– Если такие еще ходят, – хмыкнул Варламов, несколько успокоенный беззаботностью Сирина.

Снова перекресток, дорог было заметно больше, чем на родине. Варламов повернул наугад, направо. Покрытие стало лучше, и вскоре показалось первое транспортное средство. Варламов прибавил скорость, нагнал ярко-желтый автомобиль и стал его обходить. Выглядел автомобильчик забавно: вдвое короче «Форда», обтекаемой формы, и сильно смахивал на жука. За рулем сидел мужчина в костюме, на «Форд» поглядел удивленно.

– Ясненько, – бодро сказал Сирин, когда жук остался позади. – Похоже, электромобиль, выхлопной трубы не заметил. Сбылись мечты экологов.

Наконец показался город. Въезд перегораживали ворота, но открытые и без охраны. Зато имелся дорожный указатель с надписью «Anotherdale». «Другой дол», – автоматически перевел Варламов. Населения числилось 19 248 человек, вдоль улицы стояли незнакомые деревья с густыми кронами, а в глубине ухоженные домики. Кое-где на подъездных дорожках виднелись автомобили, похожие на давешнего жука. Различались только цветом: красные, синие, белые…

Сирин схватил его за руку: – Тормози, черт! Перекресток.

Варламов резко затормозил и глянул по сторонам, но других машин не было видно.

– Здесь у них светофоры. Ну вот, зеленый. Трогай, но езжай помедленнее.

Варламов пожал плечами: в Кандале было мало машин из-за проблем с бензином, так что обходились без светофоров.

Улица оставалась пустынной, попалось всего несколько прохожих, их «Форд» провожали взглядами. Сирин первым заметил вывеску «BAR & RESTAURANT».

– Стоп машина! Попробуем здешнего кофейку. А может, и пивка хлебнем. Не забыл, как по-английски пиво, Евгений?

Варламов хмыкнул и подрулил к пустому тротуару. Помедлив, открыл дверцу и вышел. Подул ветерок, подняв над улицей немного пыли. Варламов с вздохом вошел – следом, сопя, двигался Сирин. Внутри оказалось чисто, вдоль окон стояли столики и стулья из красноватого дерева. Надпись гласила, что можно самим выбирать столик, и приятели сели поближе к двери.

Откуда-то выпорхнула девушка в голубом платье, белом переднике и с черными как смоль волосами. На миловидном личике выделялись фиолетовые губы. Сирин прямо впился в нее глазами. Официантка глянула на мятый тренировочный костюм Варламова и прощебетала:

– Что будете, парни? – Разумеется, по-английски.

Возникло странное чувство, вот и пригодился язык. Как герои делали заказ в одном фильме?..

– Два пива, по гамбургеру и чашке кофе, пожалуйста.

Официантка глянула на него с любопытством: – Занятный выговор. Вы с юга, ребята? А пиво какое?

Названий здешнего пива Варламов, естественно, не знал.

– Светлое, – вывернулся он.

Официантка исчезла и вернулась на удивление скоро. На подносе имелись две запотевшие бутылки с янтарной жидкостью, два внушительных бутерброда, бокалы и две чашки кофе. Сирин глядел, как она это расставляет, а официантка кокетливо стрельнула в его сторону глазами. Едва она отошла, Сирин попробовал кофе – и с отвращением отставил.

– Такая же ячменная бурда, как у нас, – пожаловался он тихо. – Стоило лететь за шесть тысяч километров.

Зато от пива не оторвался, пока не вытянул все до капли. Грустно поглядел на пустую бутылку, и Варламов придвинул свою.

– Пей, я все равно за рулем.

Он жевал непривычно огромный бутерброд, запивал теплым невкусным кофе, и в голове теснились мысли: «А что дальше? Куда направимся? Что тут вообще делать будем?»

Чуждым показался этот опрятный ресторанчик, да и весь городок за его стенами. Другой дол… И в самом деле, все другое. Хорошо бы обратно в свою комнату в Кандале. Но тут Сирин тронул за плечо:

– Спроси, есть у них настоящий кофе? Я сам стесняюсь. Произношение у меня швах, да и словарный запас кот наплакал.

Варламов механически перевел вопрос появившейся официантке. Та заулыбалась:

– Да вы миллионеры, ребята. И машина у вас, – она глянула в окно, – давно такой не видала. Это будет стоить пятьсот монет.

У Сирина открылся рот. Он обвел рукой столик и на плохом английском спросил: – А за это сколько?

Официантка поджала губы и оглянулась.

– Триста, – сказала она заметно холоднее.

Вздохнув, Сирин вытащил из кармана пачку купюр. Варламов с любопытством глянул: зеленоватые, с портретами бородатых господ – наверное, первых президентов. Сирин отсчитал требуемое количество и передал официантке. У той даже глаза расширились:

– Надо же, старые! Извините ребята, я пойду проверю.

Исчезла, а Варламов стал гадать, что она имела в виду? Но тут входная дверь отворилась, и по спине пробежал неприятный холодок. Вошел плотно сбитый мужчина с бляхой на груди, хорошо знакомой по фильмам – звезда шерифа. На поясе у мужчины и в самом деле висела кобура. Окружающее стало казаться нереальным, словно смотрел очередной американский боевик – с самим собой в качестве действующего лица.

– У тебя клиенты, Мэри? – спросил шериф у появившейся официантки. На Варламова с Сирином даже не поглядел.

– Какие-то приезжие, Боб. – В голосе официантки слышалось облегчение. – Представляешь, расплатились старыми. Но на гробокопателей не похожи, деньги чистые.

Шериф повернулся к двум приятелям, неторопливо подвинул стул и сел. Потом положил ладони на колени и наклонился вперед. Лицо у него было круглое, добродушное, и таким же добродушным голосом он спросил:

– Вы откуда, ребята? Покажите свои гражданские карточки.

– Наверное, с юга, – подала голос официантка. – У этого, помоложе, южный выговор. Когда я была…

– Помолчи, Мэри! – недовольно отрубил шериф. – Итак, гражданские карточки. И где взяли машину? Номерной знак штата Иллинойс, сейчас такие не действуют.

Варламов прекрасно все понял, разобрать речь в фильмах бывало труднее. Надо было отвечать, а они заранее ничего не придумали. Так что вздохнул и скучно сказал:

– Нет у нас никаких карточек. Мы из России. Прилетели на самолете в Гринфилд, взяли там брошенную машину и заехали сюда кофе попить. Извините, но виз нет. Получить их у нас негде.

Лицо шерифа почти не изменилось, только карие глаза потемнели, да верхняя губа приподнялась в нехорошей усмешке. Варламов обратился к Сирину по-русски:

– Миша, скажи что-нибудь.

– Все так, – подтвердил Сирин на ломаном английском. – Туристы мы. – И добавил, тоже по-русски: – Неужели непонятно, елки-моталки?

К шерифу вернулся добродушный вид, самообладания ему было не занимать. Он кивнул Варламову:

– А откуда язык знаешь, парень?

– Мать научила, – вздохнул Варламов. – Она у меня из Южной Каролины. Застряла в России, когда все это началось… – он неопределенно повел рукой.

– Я же говорила… – радостно встряла Мэри. Шериф оборвал ее движением руки.

– Ладно, ребята, – задумчиво произнес он. – Я вынужден вас арестовать. Незаконная иммиграция, так это вроде называлось. Но если накурились и несете всякую чушь… – тут он поднес здоровенный кулак к носу Сирина, – это для вас плохо кончится. Пошли! Идите вперед, руки за голову. Не делайте резких движений.

Он вывел их из ресторана. Рядом с «Фордом» стояла полицейская машина с мигалкой. Шериф заставил положить руки на крышу и сноровисто обыскал. Из кармана Сирина извлек пистолет и, внимательно осмотрев, отправил в собственный карман. Потом вытащил футляр, похожий на портсигар, и не глядя, сунул туда же. Открыл заднюю дверцу:

– Залезайте. Только не вздумайте безобразничать, оглушу из парализатора. Слава Богу, законы у нас сейчас простые.

Он не надел им наручников, но задние места были отделены прозрачной перегородкой. Закрыв дверцу, шериф обошел машину и сел за руль. Нажал что-то на передней панели и сказал приглушенным голосом:

– Сэм! Сгоняй-ка в Гринфилд. Там может стоять чужой самолет. Если найдешь, – шериф покосился назад, – то вызывай военных и жди. Полетят чьи-то головы. Если самолета нет, дуй назад. Успеешь до темноты.

Он помолчал, а потом рассмеялся:

– Чей самолет? Русский, если наши новые приятели не врут. Добрались-таки до нас. Ладно, давай поскорее.

Он что-то переключил:

– Ник! Подъезжай к ресторану Поллака и забери «Форд»… Да, из старых, на бензине. А то наша шпана мигом угонит… Скорее всего из Лимба, так что сразу в могильник.

Машина тронулась и уже через несколько минут свернула к широко раскинувшемуся зданию со словом «HOSPITAL» на фронтоне. Странно, что не полицейский участок. Остановились у бокового входа. Шериф препроводил обоих в большую комнату, похожую на приемный покой больницы, но с решетками на окнах. Там передал двум крепким мужикам в синих халатах – наверное, санитарам.

– Обработайте их, ребята. И проверьте, нужен ли карантин?

Сам ушел, а Варламову и Сирину приказали раздеться догола, сложить одежду в пластиковые корзины, потом затолкали в душевую, где четверть часа обдавали водой с запахом дезинфекции. Затем вода перестала течь, поток горячего воздуха высушил тело, дверь открылась, и им кинули новую одежду – пижамы из желтоватой ткани. Варламов не успел натянуть штаны. Его опрокинули на холодный скользкий стол и вкатили укол в зад. Потом санитар перетянул руку и набрал кровь из вены – видимо, на анализ.

Варламов хмуро встал. Сирин был не так покладист – когда его хотели повалить на стол, оскалился и саданул американца кулаком в скулу. Здоровяк в синем халате выругался, а Сирин победно крикнул: «Врешь, нас не возьмешь!», и развернулся ко второму.

Тот флегматично снял с пояса дубинку и огрел воинственного Сирина по голове. Варламов дернулся, но тоже получил болезненный тычок в бок. Сирина забросили на стол и повозились со шприцем. Потом санитары отошли, и получивший по скуле стал опрыскивать больное место из баллончика.

Так гостеприимно встретила двух приятелей Америка.

Варламов поспешил к столу, но Сирин зашевелился и сел сам. Тут же застонал и коснулся головы.

– Черт! – прошипел он. – В нашей КПЗ хоть просто в морду бьют, а тут сразу дубинками.

Раздвинулась прозрачная перегородка, и санитары красноречиво потыкали дубинками в сторону камеры из металлических прутьев. Приятели вошли, и решетчатая дверь камеры закрылась.

– Ну и ну, – фыркнул Сирин, садясь на койку. – Обращаются, как со зверями в зоопарке. Всех так обрабатывают, или только нам такая честь? Боятся, что занесем заразу в их Америку.

– Да ладно, – угрюмо сказал Варламов, разглядывая камеру. Сквозь решетку было видно, как санитары пьют что-то из кружек. – Это наверное карантин. Интересно, сколько нас продержат?.. А нашей КПЗ я так и не видел.

– И немногое потерял. – Сирин как будто пришел в себя и, надев пижамную куртк3у, лег на койку.

Варламов тоже прилег и чуть было не рассмеялся: матрац был мягче, чем на кровати дома… А нервишки-то разгулялись.

– Интересно, что с нами сделают? – спросил он.

Сирин хмыкнул:

– Известно, чего. Посадят в тюрьму, или будут возить по Америке в клетке, чтобы местные поглазели на русских. И зачем сюда прилетели?

Да уж… Но Варламова стало клонить в сон – наверное, сказывалась потеря крови и напряжение последних часов.

Незаметно он задремал, и опять привиделась река – но не черная, из-за которой мать помахала рукой, а сверкающая под солнцем. Он забрасывал удочку в заводь, поплавок повело, и Варламов подсек. Раздался всплеск… И перешел в лязг открываемого замка.

Варламов с трудом разлепил глаза – похоже, проспал довольно долго.

В проеме двери стоял шериф, а за ним двое в серых костюмах. Вспомнились слова Сирина, и по телу пробежал холодок: неужели повезут в тюрьму?.. Ну и сволочь этот Сирин, затащил в страну, где должны ненавидеть русских!

– Выходите! – в голосе шерифа проскальзывали юмористические нотки. – Это надо же, русский военный самолет в сердце Ил-Оу! У вас случайно ядерной бомбочки на борту нет, ребята? К сожалению, самолет наверное конфискуют. Военные в бешенстве, прислали за вами специальный вертолет из Колумбуса.

Варламову полегчало, тюрьма как будто откладывалась. Приятно было и то, что понял речь шерифа до последнего слова. Тот стоял, подбоченясь, а двое санитаров с ухмылками наблюдали за сценой. Маски они уже сняли: видимо, провели анализы и сочли гостей не заразными.

Двое в сером ничего не сказали, только отодвинулись. Санитар принес одежду – в тех же корзинах, но мятую и с запахом дезинфекции. Пока приятели переодевались, шериф продолжал болтать:

– Думал, вы меня разыгрываете. Или накурились. У нас по границам Тёмных зон в рост пошло такое, что куда там прежней травке. Ник чуть не ошалел, когда увидел ваш самолет. Минут пять ощупывал, словно бабу. Теперь сидит, ждет военных из Колумбуса.

Когда закончили одеваться, шериф махнул в сторону выхода. Сели в ту же машину, но перегородку шериф опустил. Один в сером костюме сел рядом с шерифом, а другой сзади, толкнув Варламова локтем и обдав запахом хорошего одеколона. Приезжие из Колумбуса неприязненно молчали.

– Закуривайте, – шериф протянул назад пачку сигарет.

Сирин выхватил одну. Варламов отказался.

Они поехали, быстро проскочив несколько улиц. На приборной панели замигал зеленый огонек, и приятный женский голос сказал:

– Боб, явись ко мне. Вместе с задержанными.

– Есть, мэм. – Шериф повернул голову к человеку в сером костюме и ухмыльнулся. – Слышали? Вертолету придется подождать.

– У нас приказ губернатора, – раздраженно отозвался тот.

– А у меня моего начальства, – пожал плечами шериф. – Начихать мне на губернатора, я не от него жалованье получаю.

Он свернул, и вскоре машина остановилась перед белым зданием с колоннами. Над колоннами свисал американский флаг со звездами и полосами, а по фронтону шла надпись золотыми буквами: CITY HALL.

– Мэрия, – шериф выключил двигатель. – Пошли, ребята, я вас представлю.

Сначала из машины выбрались серые костюмы, потом Сирин с Варламовым. Поднялись по лестнице, удивил простор, обилие мрамора и безлюдье. В приемной шериф кивнул девушке за компьютером, а та вежливо улыбнулась приезжим из Колумбуса:

– Джентльмены, вас просят подождать. Боб, тоже останься.

Шериф пожал плечами и плюхнулся в кресло. Двое в сером недовольно сели у входа. Девушка с любопытством глядела, как Варламов топчется у двери – та просто отодвинулась, когда подошел ближе. Из-за стола поднялась женщина средних лет в бежевом костюме. Голубые глаза внимательно оглядели Варламова и Сирина, она первой подала руку:

– Хелен Роузвотер, мэр Другого дола.

Имя Евгений она выговорила с трудом, так что Варламову пришлось назваться на американский манер – Юджином. Сирина из Михаила перекрестил в Майкла.

– Садитесь. – Хелен повела рукой с ухоженными ногтями на кресла. Затем положила подбородок на сплетенные пальцы, улыбнулась, и на миг показалась юной девушкой.

– Ну, рассказывайте! – потребовала она. – Как вы оказались в моем городе?

Рассказывать пришлось Варламову. Несколько раз он сбивался, смущенный пристальным взглядом женщины-мэра, да и слова порой подбирал с трудом, не привык говорить по-английски. Иногда Хелен задавала вопросы. Конечно, спросила: откуда так хорошо знает язык?..

Когда Варламов дошел до событий на базе, покосился на Сирина. Тот, видимо, улавливал суть рассказа, так как подмигнул приятелю.

– Рыба ищет, где глубже, – сказал он по-русски, – а человек, где лучше. Надоело сидеть на одном месте, вот и решил взглянуть на Америку. А тебя уговорил лететь переводчиком.

Варламов перевел, хотя и с чувством неловкости за явную ложь. При упоминании о рыбе Хелен слегка нахмурилась, а потом внимательно поглядела на Сирина. Наконец Варламов довел рассказ до конца: как стали расплачиваться в кафе, и вошел шериф…

– Не ожидал, что чашка кофе будет стоить полтысячи долларов, – вставил Сирин. Наверное, он долго обдумывал фразу и произнес гладко.

Хелен рассмеялась:

– Инфляция. Да и настоящий кофе теперь редкость. Поставок с Кубы недостаточно, а китайцы перепродают дорого.

Голос прозвучал музыкально. Она откинулась на спинку кресла и, повернув голову к окну, где начало темнеть небо, продолжала:

– Ну, хорошо. Посидите в приемной, а я поговорю с Бобом.

Приятели вышли из кабинета. Двое в серых костюмах не повернули голов, но было заметно, что искоса поглядывают. Девушка за компьютером кивнула шерифу, тот встал и развалистою походкой скрылся за дверью. Варламов мрачно разглядывал мебель. Скорее всего, придется коротать ночь в тюремной камере. Хорошо, если не годы.

Шериф вышел через пять минут, широко улыбаясь:

– Ребята, да вы ходячий юридический казус! Столичные власти хотят, чтобы вас препроводили в Колумбус. Незаконный въезд, угроза национальной безопасности и так далее. А наш мэр считает, что для ареста оснований нет. Как же с вами поступить, а?..

Варламову вспомнилась любимая поговорка отца: «Повинную голову топор не сечет». Он сказал покладисто:

– Сэр, я не знаю американского законодательства. Но готов признать, что мы очутились здесь незаконно. Мы подчинимся любому решению властей.

Шериф расхохотался:

– Вот законопослушный молодой человек! Такого и в тюрьму сажать жалко…

– Эй! – вскочил один в сером костюме. – Вы что, не собираетесь выполнять распоряжение губернатора?

Шериф подбоченился, ситуация явно доставляла ему удовольствие:

– Поправка Бьюкенена, принятая после Реорганизации: если распоряжения мэров на территории их компетенции не нарушают Конституцию Соединенных Штатов, они могут быть отменены только в судебном порядке. Поскольку местная власть не предъявила обвинений, наши гости свободны. До свидания, джентльмены, и привет губернатору.

Джентльмены мрачно переглянулись, а один сказал:

– Ладно. Только вы много себе позволяете. Еще увидимся.

Оба разом повернулись и вышли. Варламов вздохнул с облегчением.

–А теперь давайте познакомимся, – ухмыльнулся шериф. – Боб Хопкинс.

Ладонь у него была большая, а хватка вроде добродушная, но цепкая. Русские имена и ему дались с трудом, так что пришлось опять назваться Юджином и Майклом.

– Вы не вернете мой портсигар? – обыденным тоном спросил Сирин.

– Что? – не сразу понял шериф. Потом сунул руку в карман и, достав футляр, протянул Сирину. Похоже, в него и не заглядывал. Да, хорошее самообладание у Сирина.

– Пистолет полежит у нас, пока не оформите разрешение. Мне пора. Ваши вещи я оставлю в холле, а мэр вас еще вызовет. – И шериф ушел, что-то насвистывая.

Через некоторое время приятелей опять пригласили в кабинет. Хелен задумчиво смотрела на них, от благодарности Варламова отмахнулась:

– Сейчас нет такой бюрократии как раньше, и я могу принимать решения самостоятельно. У вас выдался нелегкий день, надо оформить бумаги и устроить куда-нибудь. Вряд ли наскребете денег на отель… Салли! – обратилась она в пространство. – Отпечатай пару бланков для въезда в страну. И узнай, нужны ли таможенные декларации?

Она улыбнулась Варламову:

– Вообще-то это компетенция служб в Колумбусе, но отсылать вас туда не хочется. Начнется бюрократическую канитель и еще неизвестно, где окажетесь. Вы надолго в Штаты?

Варламов пожал плечами:

– Самолет нам вряд ли вернут. А если вернут, так дома посадят за угон. Так что, похоже, надолго.

– Ну и хорошо. Наш город относится к благополучным, так что жить здесь едва ли тяжелее, чем в России.

Мэр перестала улыбаться, и словно тень легла на красивое, но несколько увядшее лицо. Теперь оно не казалось юным.

– О России, надеюсь, мы еще поговорим. Идите, заполняйте бланки, а я узнаю, где вас можно разместить.

В приемной белокурая девушка-секретарша вытащила из принтера два бланка. Варламову пришлось вписывать ответы и за Сирина. Таких документов он прежде не видел, и заполнять их было любопытно. Без труда одолев пункты с первого по шестой, он застрял на седьмом – «аэролиния и номер рейса». Помог компьютер: Салли поводила пальчиком по дисплею, и тот высветил – «специальный рейс». Так и записали.

В пунктах о месте и дате выдачи визы поставили Другой дол и день нынешний.

– Конечно, власти в Колумбусе могут это оспорить, – деловито пояснила Салли. – Могут даже обратиться в суд Территории, чтобы аннулировать разрешение мэра, а вас посадить в тюрьму за незаконный въезд. Но они редко вмешиваются в распоряжения мэров.

Пункт об адресе проживания Салли посоветовала пока не заполнять. После названия города следовало: «Территория Ил-Оу». Кажется, слышал это название по телевизору.

– А что это такое? – удивился Варламов. – Раньше были штаты. Моя мать, например, родом из Южной Каролины.

Салли похлопала ресницами:

– Штатов нет со времени Реорганизации. Некоторые почти вымерли, как Мичиган и Висконсин, а в других население сильно убавилось. Поэтому штаты объединили в Территории. Наша включает бывшие штаты Иллинойс, Индиану и Огайо, поэтому и называется сокращенно Ил-Оу. Столица в Колумбусе, там наш конгресс и правительство. К западу лежит Территория Мин-Айоу, а к востоку Пенси-Мэр…

Салли вздохнула, и на этом краткий урок географии закончился.

– Хм, – Варламов стал заполнять таможенную декларацию.

Затруднения вызвал вопрос: был ли кто на ферме или ранчо вне пределов США (название страны, похоже, не изменилось) в течение последних 30 дней? Варламов с Сирином решили, что окрестности Кандалы на ранчо походят мало, и написали «нет». На следующий вопрос – есть ли у кого сумма, превышающая 500 000 долларов? – тоже с чистой совестью ответили «нет»…

Наконец бумаги были оформлены, и оба снова предстали пред очи мэра. Хелен устало улыбнулась:

– Все устроено, мне даже не пришлось звонить самой. О вас сообщили по радио, и я получила с десяток звонков. Восемь человек предложили погостить у них. Двое сочли более подходящим местом городскую тюрьму. Я решила, что вы предпочтете первое.

Она снова улыбнулась, хотя не так весело, и продолжала:

– Две пожилых леди не откажутся от помощи по дому, а один скучающий джентльмен хочет увидеть живого русского. Кто из вас лучше справится с ремонтом?

– Я! – просиял Сирин.

– Тогда поедете со мной. А вы, – она глянула на Варламова, – подождите внизу. За вами приедут.

На этом аудиенция закончилась. Приятели спустились в холл, забрали пожитки, оставленные шерифом, и вышли на крыльцо. Сирин вытер лоб и мрачно сказал:

– Кажется, обошлось. Я думал, нас ждет кутузка. То ли ты ей понравился, то ли из-за твоей матери за нас вступилась… А про бойню на базе никому не рассказывай, темное это дело. Говори, что я пригласил тебя переводчиком. Или заставил лететь под дулом пистолета – как хочешь.

К крыльцу подкатил большой автомобиль, за рулем сидела Хелен. Она поманила Сирина, тот вздохнул и, сунув на прощание руку, скрылся в машине. Они уехали, и Варламов остался один. Солнце скрылось за розовыми облаками, потемнела зелень деревьев.

Навалилось чувство одиночества: всю жизнь провел в Кандале, а тут чужой город, чужая страна, другой край Земли… Вдобавок мучил голод, давно миновал час, когда дома собирались на ужин. В Кандале уже ночь. Он сглотнул и уставился на пустую улицу. Послышалось жужжание, из-за кустов появился желтый автомобильчик. Свернув, неспешно подъехал к крыльцу. Дверца открылась, из автомобиля вышла девушка в мешковатом брючном костюме. Варламов отметил рыжие волосы, выдвинутый подбородок и длинноватое по русским меркам лицо.

Она неприязненно поглядела на Варламова:

– Хай! Это вы Юджин?

Удивленный, он кивнул.

– Садись! – Не дожидаясь ответа, девушка села обратно в машину.

Варламов нехотя поднялся со ступенек. На душе стало муторно, и занесло же сюда!

Дверей было две – по одной с каждой стороны, – и внутри оказалось теснее, чем в «Форде». Варламову пришлось поджать ноги. Девушка тронула резко, так что голова дернулась назад. Когда стали выезжать на улицу, он повернулся глянуть, нет ли других машин, а заодно рассмотреть свою спутницу.

Подбородок оказался действительно великоват, скулы выдавались, а волосы были рыжеватые и кого-то смутно напомнили… Глаза красивые, зеленого цвета, но неприязненные, что для Америки вроде бы нетипично. Даже мать Варламова, хотя ей пришлось нелегко в чужой стране, улыбалась чаще русских женщин.

«Ну, погоди», – усмехнулся он про себя и с лучшим каролинским прононсом, какой смог изобразить, спросил:

– Как вас зовут, леди?

Автомобильчик рыскнул, и в косо брошенном взгляде девушки промелькнула растерянность.

– Джанет.

Но больше не произнесла ни слова, не очень-то походило на обещанное Хелен гостеприимство. Вскоре свернули на подъездную дорожку, в конце стоял белый двухэтажный дом, и большие деревья раскинули ветви над ним.

– Как называются эти деревья? – спросил Варламов, когда машина остановилась.

Джанет глянула с удивлением: – Дубы.

Интересно, она когда-нибудь подряд два слова скажет? Варламов вышел и стал разглядывать могучие деревья. Джанет тем временем загоняла автомобильчик в гараж.

Сегодня было лучше, он не чувствовал ломоты в костях и ходил по веранде дольше обыкновенного. Хотя сознавал, что со стороны выглядит комично – согбенная фигура, вихляющая из-за непослушных ног походка. Ничего, надо преодолевать боль, надо бороться за послушность тела, за жизнь. Новости по радио слишком взволновали его, чего он ждет от объявившихся в Ил-Оу русских? Все унесли воды Леты. Все же он позвонил Хелен, и теперь откинулся в кресле, ощущая на лице теплый солнечный свет.

И незаметно снова стал молодым и здоровым – ноги несли его даже чересчур быстро, словно плыл над забитыми илом улицами, утонувшими автомобилями. А впереди все жутко горело – это плавились в закатном огне остатки стеклянной одежды небоскребов. Он узнал мертвый Нью-Йорк, бывшую столицу мира – гибель настигла его, когда в пароксизме первых минут войны по всему миру были атакованы русские подлодки и одна, уже идя ко дну, выпустила ядерные мины. Произошло это случайно, или командир лодки отдал последний приказ – никто уже не узнает. Стометровая волна радиоактивного кипятка накрыла город и смела все на километры от побережья…

Все гуще становились вечерние тени, холоднее воздух, погас этот адский свет, а он все несся над улицами в бесплодном поиске. Кого или чего он искал?..

Он очнулся. В оконных стеклах отражался закат, похолодало. Перед верандой остановилась машина Джанет, кто-то вышел. Он прищурился, стараясь разглядеть получше, и холодок разочарования пробежал по спине… Наконец заставил себя говорить.

– Молодой человек! – послышалось со стороны дома.

Варламов обернулся: с веранды махали рукой. Он поднялся по ступенькам. В плетеном кресле сидел мужчина в зеркальных очках и с ежиком седых волос. Еще не старый – лицо выглядело даже моложаво, хотя была в нем странная окаменелость черт, словно этому человеку пришлось увидеть что-то невыразимо страшное, и лицо навсегда застыло, сохранив маску горечи и упрямого достоинства.

Варламова приучили к вежливости еще с детства, отец пару раз самолично отхлестал ремнем: первый раз – когда сынок нагрубил незнакомцу, а второй – когда для забавы науськал на старушку собаку.

– Добрый вечер, сэр, – сказал он. – Меня зовут Юджин, и я только что прилетел из России.

Мужчина снял очки. Света еще хватало, и было видно, что глаза у него серо-зеленые, хотя и тусклее, чем у Джанет. Одно веко подергивалось, вероятно поэтому мужчина и носил очки. Не вставая, он протянул руку. Пожатие было крепким, но слова дались с трудом:

– Грегори Линдон, полковник в отставке. Извините, что не встаю – памятка о войне. Не думал, что доведется пожать руку русскому. Это я выпросил вас у Хелен: хотел узнать о России, как говорится, из лошадиного рта…

– Из чего? – уныло переспросил Варламов. Уже не раз сегодня слышал непонятные выражения, а еще думал, что хорошо знает английский…

– Это значит, из первых рук… – затрудненно улыбнулся Грегори, продолжая разглядывать Варламова.

Вряд ли это тот, о ком я просил… Господи, есть ли ты на свете? Я долго не верил в тебя, но когда попросил о помощи, ты откликнулся. Ты оставил мне жизнь, одному из всей команды. И с тех пор я жду, что ты выполнишь и другую мою просьбу. Я жду давно. Но это не тот человек. Это просто зеленый юнец. Он ничего не знает. Он ничего не значит. Неужели мне придется ждать и дальше?.. Наверное, я обманываю себя, и тебе безразличны земные дела.

– Дядя, потом поговорите. – Джанет поднялась на веранду. – Пора обедать. Наш гость наверное проголодался.

Она помогла дяде встать и, придерживаясь за ее плечо, тот заковылял к двери. Походка была странной, вихляющей. За дверью оказалась не прихожая, а сразу гостиная – обширный зал с ведущей наверх лестницей. Но сначала Джанет проводила Варламова в ослепительно чистую ванную.

Отдельной кухни не было, сели в углу гостиной: зеленая лужайка под окнами, красные угольки цветов. Вместо привычной по дому трески перед Варламовым поставили тарелку с ломтиками чего-то желтого и ароматного. Не то фрукт, не то овощ – на вкус нежно-сладкий и звался дыней. Курицу подали в столь остром соусе, что пришлось открыть рот, чтобы его остудить. Варламов испытал легкую панику, видя, как Джанет разделывает курицу ножом и вилкой, дома обходились руками. Он попытался копировать девушку, вспотел при этом, и ему показалось, что та слегка улыбается… Под конец Джанет подала мороженое, дома Варламову это лакомство доставалось редко.

– Спасибо, – пробормотал он, едва не облизываясь. – Все очень вкусно.

Джанет улыбнулась, в первый раз за сегодня, хотя все равно хмуро, а ее дядя поинтересовался, складывая салфетку:

– А что едят обычно в России?

Варламов с досадой оглянулся на свою салфетку, которой забыл воспользоваться.

– Я знаю только про Карельскую автономию. Рыбу… – Он снова ощутил во рту вкус надоевшей трески. – Еще картофель и мясо, а фрукты привозные, из южных автономий. Летом пекут пироги с грибами и ягодами.

Тут Грегори задал неизбежный вопрос:

– А откуда вы так хорошо знаете язык, юноша? У вас даже южный выговор.

Варламов вздохнул.

– У меня мать американка, – нехотя начал он, в третий раз за сегодня. – Родом из Южной Каролины. Приехала в Россию еще до войны, с христианской миссией…

Закончив, он ненароком глянул на Джанет: ее глаза были широко открыты и чуть не светились зеленым пламенем. Она тут же опустила их, и Варламов заметил, что в комнате стемнело.

– Завтра наговоритесь, дядя, – тихо сказала Джанет. – Гостя положим спать наверху. – Мельком глянула на Варламова: – Пойдем, покажу твою комнату.

Он последовал за девушкой вверх по лестнице, затем по коридору. Джанет открыла дверь в большую комнату. Вдоль стен стояли широкая кровать, комод и шкаф; дубы тянули черные ветви к окну. Вспыхнул свет, и дубы спрятались в темноту. Открыв комод, Джанет побросала на кровать постельное белье.

– Спокойной ночи.

Варламов сел на кровать, вдохнул запах свежих простыней и попытался унять калейдоскоп в голове: нападение на базу, сумасшедший перелет, мертвый Чикаго, аэропорт в Лимбе, чужая страна, чужой город, чужой дом… – все обрушилось на него за один непомерно долгий день. По телу прошел озноб, приключения могли кончиться гораздо хуже: схватил бы случайную пулю, самолет сбили или разбился при посадке, попал бы в тюрьму… Он содрогнулся и пошел в ванную.

С трудом разобрался в кранах, разок его обдало ледяной водой, зато потом понежился в горячей воде – редкое удовольствие дома. Накинул махровый халат и вернулся в спальню. Другой смены белья у него не было, но на кровати лежала пижама. Поколебавшись – Марьяна его такими глупостями не баловала, – Варламов облачился в нее и долго искал выключатель, пока не догадался тронуть пластинку в стене. Свет погас, темнота и шелест деревьев хлынули из-за окна.

Дважды за этот день для Варламова наступало утро, но наконец и его настигла пришедшая вслед за их самолетом ночь.

Она приготовила таблетки на ночь для дяди, прошлась по гостиной. Все убрано, входная дверь на замке. По лестнице поднялась медленнее, чем обычно: второй этаж больше не принадлежал ей одной. Косо глянула на закрытую дверь, сколько придется терпеть новое соседство? Неуклюжий, не подстриженный и плохо одетый молодой человек вызывал раздражение.

Что поделаешь, такова дядина прихоть…

Войдя в ванную, брезгливо перевесила мокрое полотенце. Придирчиво посмотрела в зеркало: кожа лица светлая, даже бледная, и осталась довольна. К ее досаде, на вешалке не оказалось привычного халата – наверное, надел тот русский.

Прошла в свою комнату и, не включая лампы, встала у окна. Слабый свет падал на лужайку, и красные огоньки цветов выглядывали из темноты. Она улыбнулась им – ничего, все пройдет.

«Как и твоя жизнь», – глумливо сказал в голове чей-то голос. Она содрогнулась, от окна словно потянуло холодом.

«Не думай об этом!» – приказала себе. Надев любимую ночную рубашку, легла в постель и по детской привычке помолилась, свернувшись в калачик.

Что ей оставалось делать еще? Мы не знаем, что принесет случайный гость – докуку или бесконечную дорогу, полную страданий, ужаса и любви. Эти три слова часто означают одно и то же…