В землях заката

3. Другой дол

Утром вставать не хотелось: он не дома, а в чужой стране. Потом раздался резкий голос Джанет:

– Юджин, вставай! Пора завтракать.

Снова покрикивают, только уже по-английски! Варламов нехотя поднялся и пошел умываться. Уныло поглядел в зеркало: волосы взлохмачены и в глазах бы побольше уверенности. Наконец спустился в гостиную. Из-за стола помахал газетой Грегори:

– Тут про вас!

На первой странице большая фотография, в самолете угрожающего вида Варламов не сразу узнал родной «СУ-34». Буквы заголовка кричали:

«РУССКИЕ В ИЛ-ОУ! ШПИОНЫ? ДИВЕРСАНТЫ? ТУРИСТЫ?».

– Ничего страшного, – на лице Грегори сложилась улыбка. – Газетчики, сенсация их хлеб. Скоро и до вас доберутся.

Джанет обернулась от плиты и скептически оглядела Варламова. Она выглядела элегантнее, чем вчера: желтая блузка эффектно оттеняла волосы.

– Надо переодеться, – в голосе скользнуло пренебрежение. – А то репортеры потешатся, будешь выглядеть на снимках, как только что с фермы.

Варламов смолчал. Джанет отвела его в гардеробную, где висело на удивление много одежды: костюмы, рубашки, даже военная форма.

– Это все дядино. Сейчас ему мало что нужно. Выбирай.

Она ушла, а Варламов отыскал костюм, который был почти впору, и стал перебирать рубашки. За спиной фыркнули – это Джанет увидела Варламова в одних трусах. Бросив на стул какой-то пакет, отодвинула в сторону все рубашки, кроме одной, и вышла. У Варламова загорелись щеки. В пакете оказалось белоснежное мужское белье, такого у него еще не бывало. Он торопливо переоделся и глянул в зеркало.

И оторопел: на него смотрел почти незнакомец в элегантном сером костюме и голубой рубашке. Только в глазах застыла тоска.

Когда он вернулся к столу, Джанет уже не было, донесся только звук отъехавшего автомобиля. Грегори поглядел с одобрением:

– Девочка знает толк в одежде. Не думал, что этот костюм еще пригодится. Садись, поешь.

Завтрак был непривычный: овсянка, апельсиновый сок и ароматный кофе. Дома такого кофе пить не доводилось.

– Настоящий, – криво улыбнулся Грегори. – Иногда я себя балую.

Не успел Варламов допить кофе, как из-за окна снова послышалось жужжание – подъехала машина, а потом еще одна. Несколько человек, увешанных сумками, стали подниматься на веранду.

– Репортеры, – покачал головой Грегори. – Потерпи, Юджин. И постарайся быть доброжелательным. Это их работа.

Репортеры повели себя бесцеремонно, расположились как у себя дома. Варламов забился в угол дивана, а на него нацелили камеры и закидали вопросами. Пришлось рассказать и об отце градоначальнике, и о маме из Южной Каролины, и о жизни в Кандале, и о перелете… В ответ на вопрос: «Зачем они прилетели в Америку?», Варламов пожал плечами.

– Давно хотел вашу страну повидать, и тут случай представился.

– Как вам понравился Другой дол и вообще Америка? – спросил другой репортер.

– Ну, Америки я толком не видел, – ответил Варламов, – а городок понравился, чистый и аккуратный.

– Покажите, откуда вы прилетели. Как сейчас выглядит Россия?

Варламову подсунули планшет (похож на обычный игровой), где высветилась карта. Пришлось дать небольшой урок географии, к счастью любил ее в школе.

– Мы прилетели из Карельской автономии, – показал он на дисплее. – Она включает Карелию и Кольский полуостров, население около полумиллиона человек. Я вырос в Кандале – это портовый город на берегу Белого моря. Со столицей в Петрозаводске нас соединяет водный путь. Связь с остальной Россией только воздушным транспортом, железная дорога перерезана Тёмной зоной…

Варламов вздохнул, вспомнив зловещий сумрак, куда уходила дорога в паре десятков километров от Кандалы, затем продолжал:

– На юго-восток лежит Архангельская автономия, там климат мягче, и людей живет больше. Дальше к югу идет Московская автономия. Довольно густо населена, развитая промышленность. Сама Москва необитаема, часть лежит в Тёмной зоне, часть разрушена во время войны… Про южные автономии я знаю мало. Кажется, наиболее развита Южнороссия со столицей в Сталинграде.

– Согласно китайским источникам, – вступил другой репортер, – демократия в России отсутствует. В Московии диктатура.

Варламов хмыкнул.

– Про Московскую автономию говорят разное. Одни – что там порядок, а другие – что диктатура. У нас вроде как демократия. Выбираем губернатора Автономии, а тот назначает градоначальников. На них можно жаловаться. Отец говорил, что все на свете имеет хорошую и плохую стороны. От войны Россия сильно пострадала, зато власть спустилась ближе к народу.

Другой репортер поинтересовался:

– А как вы уживаетесь с китайцами?

– Да никак, – скучно ответил Варламов. – Они к нам не суются. То ли холодно, а они этого не любят, даже летом в теплом белье ходят, то ли им хватает. Присоединили часть Сибири, где их и так было больше, чем русских, а целиком захватили только Туркестан, там полезных ископаемых на сто лет хватит. Торгуем понемногу, вот и все.

– А может, вы китайский шпион? – очаровательно улыбнулась корреспондентка с фиолетовыми губами (сразу вспомнилась официантка в кафе). – Полетели проверить нашу противовоздушную оборону?

Варламов поморгал, а потом рассмеялся:

– Ну да, я шпион. Специально прилетел, чтобы посидеть в американской кутузке. Там даже койка удобнее, чем у меня дома.

Репортеры тоже посмеялись и стали дружелюбнее. Рассмешить их ничего не стоило, и Варламов немного расслабился, но все равно, когда наконец гурьбой повалили к выходу, почувствовал себя выжатым. Из-за двери выглянул прятавшийся от репортеров Грегори.

– Заходи, Юджин, – помахал он очками.

Комната Грегори оказалась небольшой: стол с компьютерным дисплеем и кучей журналов, по-армейски тщательно застеленная кровать, а на стене громоздкое оружие, похожее на автомат-переросток. Проследив взгляд Варламова, Грегори улыбнулся:

– Как ты думаешь, что это такое? Возьми в руки, не бойся.

Против ожидания, автомат оказался не тяжелее двустволки, с которой Варламов хаживал по лесам вокруг Кандалы.

– Стреляет гиперзвуковыми пулями, – с гордостью объяснил Грегори. – Летят втрое быстрее звука, можно танк расстрелять. Таких мало выпустили, оружие дорогое и не очень практичное… Выпей-ка виски, Юджин, а то у тебя вид замученный. И зови меня просто Грегори, без всяких там «сэров».

Варламов осторожно повесил автомат и взял стаканчик с желтоватой жидкостью. Вкус показался маслянистым, горло слегка обожгло. Грегори махнул рукой на стул, и Варламов сел, чувствуя, как по телу расходится приятное тепло.

– Джанет вернется не раньше пяти, – продолжал Грегори, – есть время поболтать. Послушай, Юджин, так из-за чего началась та чертова война? Что говорят об этом в России?

Варламов поставил стаканчик на край стола. Историей интересовался мало, так что просто повторил слова Сирина.

– Я слышал, что началось с диверсии против наших спутников. Включились установки «чёрного света» – говорят, их создали для радиоэлектронной войны, и компьютеры на земле стали сходить с ума. Ваше руководство видимо решило, что мы напали на Америку и нанесли удар по России. В ответ наши атаковали натовские базы в Европе. Однако компьютерные системы пошли в разнос из-за «чёрного света», так что настоящей ядерной войны не случилось…

У Грегори дернулась щека.

– У нас считают по-другому… – Он залпом проглотил виски и продолжал: – Официальная точка зрения довольно сомнительна. Согласно ей, Россия воспользовалась новым оружием, чтобы дезорганизовать НОРАД и нанести упреждающий удар по Штатам. Но я думаю, что произошло нечто более странное. Все было более-менее спокойно, и вдруг на Америку обрушилась эта напасть – «чёрный свет». Солнечное излучение меркло, люди и компьютеры выходили из строя. Система НОРАД стала выдавать сигналы, что Америка подвергается атаке, и сочла инициатором Россию. Не было времени выяснять, зачем ей это понадобилось: мы могли остаться слепыми и глухими. Тогда и был нанесен удар, с целью обезоружить противника. Ракеты с боеголовками малой мощности по центрам управления, уничтожение спутников и прочее. Всё при минимальных жертвах среди гражданского населения…

Грегори прижал пальцем задергавшееся веко и умолк.

Варламов пожал плечами:

– Прямо как в вестернах – там герой сначала стреляет, а потом думает.

Грегори невесело улыбнулся:

– И у нас не исключают, что компьютеры НОРАД ошиблись. Это могло быть результатом воздействия «чёрного света» или атаки хакеров. Из дата-центра в Юта поступило предупреждение, что компьютерные сети Пентагона могли быть взломаны, но это тоже приписали русским. А на детальный анализ не было времени, слишком большие массивы информации приходилось обрабатывать…

Грегори потрогал левый висок:

– К счастью, наши системы «Иджис»1 более-менее сработали. Над Америкой взорвалось всего несколько ядерных зарядов. Самым страшным оказался подводный ядерный взрыв близ Нью-Йорка, погибло около двадцати миллионов человек. В ответ вице-президент отдал приказ нанести удар возмездия ракетами «Трайдент» по нескольким российским городам. После этого стороны то ли решили, что нанесли достаточный ущерб друг другу, то ли всех деморализовал «чёрный свет». Так или иначе, военные действия сошли на нет. Главный кошмар начался потом… Что у вас известно о «чёрном свете»?

Варламов нахмурился:

– Мало. Насколько я знаю, секрет утерян…

Он запнулся: словно тень накрыла комнату, и будто слегка похолодало.

– Нам природа этого излучения тоже неизвестна, – уныло сказал Грегори. – «Чёрный свет» походил на оружие ЭМИ, но влиял не только на электронные чипы, но и на клетки живых организмов. Компьютеры шли в разнос, а люди впадали в сильнейшую эйфорию – как от наркотика или большой дозы виски…

Грегори покосился на бутылку, но больше наливать не стал.

– Вдобавок возникали галлюцинации, как от ЛСД. Воевать в таком состоянии невозможно, так что оружие получилось замечательное… Затем наступал глубокий сон, и все проходило, казалось, без следа. Самое страшное началось потом. В живых клетках происходили злокачественные изменения, и вскоре мутации захватывали весь организм. Развивались молниеносные формы рака или черное бешенство, когда люди грызли друг друга, дерево и даже металл. В конце всегда наступала смерть. От последствий этого излучения за несколько лет умерли миллионы американцев! И не меньше в России. На огромных пространствах возникли Тёмные зоны, где жизнь оказалась чудовищно деформирована. В Америке пытались разгадать природу «чёрного света», но безрезультатно…

На щеках Грегори появились красные пятна, он стал задыхаться и умолк.

Варламов вздохнул:

– Что толку теперь выяснять? Есть русская пословица: «После драки кулаками не машут». Наши политики не доверяли друг другу, ученые разрабатывали новые виды оружия, а теперь сидим в дерьме и разбираемся, кто начал войну и кто победил?

Губы Грегори раздвинулись в безрадостной улыбке.

– Во всяком случае, не мы. Что осталось от Америки? Полтора десятка Территорий, Тёмные зоны и мертвые города.

Варламов пожал плечами: – В России не лучше.

Он поднялся наверх и еще на лестнице перестал думать о войне: дело прошлое, ничего не исправить. Войдя в комнату, огляделся.

Тени ветвей качались по белым стенам. Над комодом висела фотография, с нее улыбалась девушка с красиво уложенными золотистыми волосами. Сердце Варламова забилось чаще: почти так же выглядела его мать, когда приехала в Россию, она показывала свое девичье фото из бережно хранимого альбомчика… Не сразу сообразил, что на фотографии все-таки другая женщина. Из замешательства его вывел донесшийся снизу телефонный звонок, а потом окрик Грегори:

– Эй, Юджин! Это тебя.

Варламов сбежал по лестнице и взял трубку настенного телефона.

– Привет, – сказал возбужденный голос Сирина. – Ты как? Меня целый час допрашивал какой-то тип из Колумбуса. С переводчиком, сам в штатском, но чувствуется военная косточка. Все ему выложи – и про базу, и зачем сюда прилетели. Ну, про базу я наплел с три короба, все равно никто не проверит. А зачем полетели?.. Не все же ему рассказывать. Пришлось сказать, что в поисках политического убежища. Тут он прямо просветлел. А потом репортеры налетели, еще час мутузили.

Варламов рассмеялся:

– Успокойся! Эк тебя взвинтили, Миша. Как устроился?

– Ничего. – Сирин заговорил помедленнее. – У двух старых леди. Объясняемся в основном на пальцах, ну и словарь я с собой прихватил. У них масса дел по дому: надо краны чинить, канализацию, еще кое-что. Предложили комнату и кормежку за эту работу. Я согласился, надо пока осмотреться. А ты как?

– Тоже были репортеры. На каких условиях живу, пока не знаю. Развлекаю старого джентльмена. Есть еще молодая леди, но она уехала.

– Красивая? – осведомился Сирин.

– Да нет. Лицо длинное, челюсть выдается. На меня глядит, будто хочет засунуть в какой-нибудь моющий агрегат и выстирать хорошенько.

– Ну-ну, – хихикнул Сирин. – Ладно, пойду краны чинить. Да, номер моего телефона запиши.

Возле аппарата лежал блокнот с ручкой, и Варламов записал номер.

– Мы обычно пользуемся мобильными телефонами, – сказал Грегори. – Но в каждом доме должен быть и стационарный, на случай если заблокируют мобильную связь.

Он вернулся к себе, а Варламов уныло походил по гостиной, поглазел на кухонные приспособления, видеоаппаратуру. Что он-то будет делать в Америке?.. Подошел к книжным полкам, на видном месте стояла Библия. Он взял книгу и открыл наугад.

«Бытие», глава 39, история Иосифа в Египте.

Варламов улыбнулся и поставил Библию на место. То, что случилось с ним, действительно походило на судьбу Иосифа: оба неожиданно оказались в чужой стране. Правда, Варламова не продали в рабство, и современная техника управилась с перемещением быстрее, всего за четыре часа…

Послышался звук подъехавшей машины, и настроение упало: за окном показался желтый автомобильчик Джанет. Впрочем, ее приветственное «Хай!» прозвучало на этот раз дружелюбнее.

– Поехали, – сказала она, войдя в гостиную.

– Куда?

– Тебе предлагают работу. С погрузчиком справишься?

– Наверное, – пожал плечами Варламов. В транспортном отделе городской управы, где он работал, приходилось иметь дело с разнообразной техникой.

– Может, придется поработать и руками, – предупредила Джанет, садясь за руль. – Но в твоем положении выбирать не приходится. Как я поняла, квалификации у тебя никакой.

– Только учусь, – пробормотал Варламов.

После школы хотел поступить в университет, но отец не отпустил в Петрозаводск, заставив учиться в местном автомеханическом колледже. К занятиям Варламов относился спустя рукава.

Проехав пару перекрестков, Джанет резко затормозила.

– Зайдем в магазин, – объявила она.

Магазин оказался обувным. Варламова усадили на диванчик, и Джанет стала подбирать ему туфли: видимо, решила бороться за чистоту своей гостиной. Наконец подыскала такие, которые пришлись Варламову впору и устроили придирчивую Джанет. Поднесла к устройству на прилавке карточку.

– Будешь должен три тысячи. Пошли!

Приехав на окраину города, остановились у здания, похожего на склад. Складом оно и оказалось, из ворот стал выезжать грузовик с бочками. Джанет провела Варламова на второй этаж и приоткрыла дверь.

– Мистер Торп, я его привела.

И села за стол с телефоном и компьютером. Выходит, тут и работала.

– Войдите, – донесся грустный мужской голос.

В кабинете Варламов увидел лысоватого мужчину, который вяло поднялся навстречу и столь же вяло потряс протянутую Варламовым руку.

– Юджин, если не ошибаюсь? Слышал о вас в новостях. У нас заболел работник, и Джанет порекомендовала вас. Возьму пока временно. Условия следующие…

Так началась трудовая карьера Варламова в небольшой фирме по продаже удобрений и прочей всячины окрестным фермерам. Ему подыскали комбинезон по росту, рабочие ботинки, и, познакомив с работающим на складе негром по имени Джо, оставили под его началом. Тот показал, как управлять электрическим погрузчиком, и дал время освоиться. Варламов поездил, приноравливаясь к рычагам и кнопкам. Отец приучал сыновей не бояться никакой работы. «Судьба градоначальника переменчива, – говорил он. – Кто знает, что будет завтра?».

Когда дошло до разгрузки подъехавшего трейлера, Варламов занервничал и уронил груз на бетонный пол, к счастью ничего не рассыпав. Джо сносил оплошности белого человека терпеливо, лишь иногда снисходительно улыбался, что с непривычки даже пугало – так ослепительно блестели зубы на черном лице. Кроме них двоих на складе никого не было, и к концу дня Варламов порядком устал. Он долго мылся под душем, пытаясь избавиться от резкого запаха аммиака.

Джанет ждала в автомобиле.

– Мистер Торп как будто тобой доволен, – в голосе скользнула лишь тень одобрения. – У Саймона давно развивалась черная немочь, его наверное изолируют, так что сможешь получить постоянную работу.

Стоило лететь за океан, чтобы грузить удобрения? Но Варламов бодро ответил: – С меня причитается.

Джанет только моргнула. Остановилась, подождала зеленого света и тронулась снова.

– Кстати, чья фотография висит у меня в комнате? – спросил Варламов. – Красивая девушка.

– Моей мамы в молодости, – после молчания произнесла Джанет. – Это ее комната.

– Она… умерла?

– Живет в Пенси-Мэр, – скучно сказала Джанет. – Никак не перетяну ее сюда, не хочет оставлять могилу отца.

Варламова бросило вперед, приехали. Он взял из-под сиденья старые ботинки и вышел. Тень от дубов лежала на стенах дома.

Сегодня обед состоял из ломтиков курицы, обжаренной с овощами и залитой острейшим соусом. Потом последовал пирог, чай, мороженое – и посуда исчезла в посудомоечной машине. На готовку у Джанет ушло минут пятнадцать, на уборку меньше пяти. Автоматизация кухонного процесса внушала уважение.

После обеда включили телевизор – «Сони», той же китайской фирмы, что дома в Кандале, только экран больше. Шли новости по CNN.

Сенатор Временного конгресса Пол Макдафи требовал приостановить действие территориальных актов о контроле над рождаемостью. Военные вертолеты нанесли удар по базе мародеров на Восточном побережье. Компания PANAM восстановила воздушное сообщение с Сиэтлом на китайских самолетах «Великий поход 919». Двое русских прилетели на военном самолете в Ил-Оу и попросили политического убежища. На обломках России процветает диктатура мелких градоначальников (Варламов сконфуженно покосился на Джанет, но та поджала губы и отвернулась). В отставку отправлен генерал Брюс Кларк. Покидая пост, он заявил, что противовоздушная оборона Северной Америки давно уже фикция…

После новостей пошла мелодрама в стиле ретро. Стало скучно, и Варламов поднялся наверх. В темноте за окнами шумели дубы, со стены улыбалась девушка с золотыми волосами. Он разделся, лег и выключил свет. Шум был ровный, словно от волн, и эти волны понесли его по бесконечной реке…

Прошло два дня. Варламову приходилось не только ездить на погрузчике, но и ворочать тяжелые мешки. Руки с непривычки болели, и к вечеру уставал так, что Грегори старался не донимать разговорами. Возясь с бочками, проклинал Сирина – притащил в эту Америку… В пятницу после работы надеялся отдохнуть, но Джанет завезла его в парикмахерскую. Пошепталась с парикмахером (в Карельской автономии ими были только женщины) и исчезла в дамском зале.

Варламовым занялись основательно: вымыли голову, а потом парикмахер в очках с золотой оправой стал придавать его шевелюре новый вид. Попутно развлекал беседой: спросил о российских заведениях и, кивнув на большой дисплей-зеркало, где сменялись проекции головы клиента, пожаловался на манеру выбирать прическу через компьютер.

– Женщины понятное дело, – говорил он, щелкая ножницами. – Не успокоятся, пока не увидят на своей голове двадцать вариантов причесок. Но мужчины… Хотят выглядеть, как любимый киногерой. Не учитывают ни своеобразия черт лица, ни экспрессивной динамики…

Еще какое-то время он рассуждал, временами отступая, чтобы оценить результат, и наконец объявил, что все готово. Варламов с удивлением поглядел в зеркало: парикмахер убрал не так много волос, но выражение лица изменилось, став более уверенным и решительным.

– Здорово! – сказал он искренне. – Большое спасибо. Сколько с меня?

Услышав ответ, присвистнул, а парикмахер улыбнулся:

– Не беспокойтесь, Джанет заплатит. Отдадите ей, когда получите деньги. Заходите еще.

Варламов вышел в холл и не удержался, глянул в зеркало еще раз. Элегантный костюм, голубая рубашка под цвет глаз, аккуратно, но с оттенком вольности подстриженные светлые волосы. Не похож на лохматого парня в тренировочном костюме, каким вылез из самолета… А интересно, зачем Джанет с ним возится? Наверное, по американской привычке, чтобы во всем был порядок: на кухне, в доме, и заодно в облике свалившегося с неба гостя.

Джанет еще не появилась. Варламов сел на диван и потянул со столика журналы. Сначала открыл «Плейбой», но рассматривать на людях фото обнаженных женщин было неловко, так что взял «Тайм». От нечего делать стал читать статью о Китае.

Анализируя политику единственной оставшейся сверхдержавы, автор приходил к выводу, что следующий этап ее территориальной экспансии наступит не раньше, чем через десяток лет. Китаю требовалось наладить функционирование госаппарата на присоединенных территориях, добиться полного принятия их населением идеологии «Чжун»2, а главное, увеличить как численность китайцев, так и влияние прокитайского лобби в потенциальных протекторатах.

Большинству североамериканских Территорий опасность пока не грозила: они были важны для Китая как поставщики высоких технологий и рынок сбыта, второй по величине в Западном полушарии. Раздробленность и экономическая зависимость от Китая не позволяли им стать преградой для китайской экспансии.

Главная угроза, как считал автор, нависла над Канадой. Мало пострадавшая от войны, экономически первая на Американском континенте, Канада оставалась единственным противовесом Китаю в этой части света. Именно торговля с Канадой давала северным Территориям США определенную независимость от Китая. Опасным для Канады было то, что ее промышленность и сельское хозяйство располагались в узкой полосе вдоль границы США. В случае вооруженного конфликта нескольких ядерных ударов хватало, чтобы отбросить страну на уровень самых пострадавших американских Территорий. Поводом для показательной бомбардировки могла стать, например, депортация нелегально проникших в Канаду китайцев.

После этого Великому Китаю не составляло труда установить контроль над оставшимися Территориями США – как он уже сделал с Калифорнией и проделывал сейчас с Оре-Ваш, бывшими штатами Орегон и Вашингтон…

Дочитать Варламов не успел, появилась Джанет. Волосы рыжими кудрями спадали на плечи. Она удивленно глянула на Варламова и ненадолго скрылась в мужском зале.

– Твоя прическа стоит, почти как моя, – сказала она с улыбкой. – Ничего, с получки расплатишься.

После парикмахерской от Джанет исходил тонкий и почему-то тревожный аромат. Фонари горели вдоль сумеречных улиц, и окна дома засветились навстречу из-за темных деревьев.

Субботнее утро выдалось ясным. Редкая желтизна появилась в кронах дубов, и трава на лужайке оставалась зеленой, но глубокая синева неба говорила, что и сюда скоро придет осень. Варламов встал поздно и, приняв душ, стоял перед окном.

Странно, как быстро его жизнь в Америке вошла в колею. Нигде не был, но казалось, будто прожил здесь месяцы, а не дни. Неужели еще недавно слушал шум дождя за окном в Кандале и гадал: поедут они на рыбалку или опять придется слоняться без дела?.. Варламов улыбнулся, смена обстановки начинала ему нравиться. Он сошел по лестнице, поздоровался с читавшим газету Грегори и положил себе овсянки.

Грегори зашуршал газетой:

– Ваш самолет перевезли на базу ВВС под Колумбусом. В сопровождении твоего напарника. Правительство конфисковало самолет как угрозу национальной безопасности, а вам обоим губернатор предоставил политическое убежище. Так что теперь вы здесь на законных основаниях.

Хм, политическое убежище! Вот уж о чем не думал… Жаль, что сегодня не увидится с Сириным. Собирались посидеть в баре, обменяться впечатлениями от Америки.

– Забавно, – сказал он, хлебнув кофе. – Никогда не думал о политическом убежище. По-моему, Сирин тоже. Просто забрались в самолет и полетели. А интересно, если бы и раньше так было: свободно ездили друг к другу, не было взаимного недоверия, военных планов?.. Правда, мать говорила, что одно время у Америки и России были неплохие отношения. Как иначе она смогла бы приехать в Россию?

– Было такое время. – Грегори отложил газету. – Но длилось недолго. Не читал такие стихи?

И он медленно произнес:

«Alas! they had been friends in youth;

But whispering tongues can poison truth;

And constancy lives in realms above…»

«Увы, в юности они были друзьями, – перевел про себя Варламов. – Но слухи могут отравить истину, и постоянство живет только на небе».

Он покачал головой, а Грегори вздохнул:

– Это из довольно загадочной поэмы английского поэта Кольриджа, «Кристабель».

Он помолчал.

– Так вот, Юджин, в политике не бывает дружбы, только интересы. Да, некоторое время мы пытались сотрудничать с Россией, она была полезна, как возможный противовес Китаю. Но потом у вас случилось то, что называют русским реваншизмом: присоединение территорий, попытки расширить сферу влияния, опередить Запад в области вооружений… Так что Россия оказалась выгоднее для Америки в качестве врага, или, скорее, пугала.

Грегори невесело оглядел Варламова, потом продолжал:

– Естественно, мы не собирались воевать с русскими. В случае победы у нас просто не хватало сил контролировать столь обширную территорию, и ресурсы России достались бы Китаю, а это стало бы кошмаром для Америки. Но Америка охотно втянулась в гонку вооружений, и наши компании заработали сотни миллиардов долларов на системах противоракетной обороны, обновлении флота и прочем. Конечно, за счет налогоплательщиков и европейцев, но таков военный бизнес…

Грегори стал задыхаться от длинной речи и умолк.

– Видел я Европу, – фыркнул Варламов. – То, что от нее осталось после противоракетной обороны.

Наверху хлопнула дверь, и они подняли головы. По лестнице сходила Джанет в красивом зеленом платье.

– Пока, мальчики, – кивнула она. – До вечера. Кстати, Юджин, сегодня мы едем на вечеринку. Приготовь русские истории позабавнее.

Она вышла, и вскоре послышался легкий шум отъехавшего автомобиля.

– Поехала к подруге, – затрудненно улыбнулся Грегори. – Скучно ей со мной, старым пнем. Что собираешься делать завтра, Юджин? Мы с утра едем в церковь. Если хочешь, поезжай с нами. А сегодня весь день в твоем распоряжении.

– Покажите мне, как работаете на компьютере, – попросил Варламов. – У вас, наверное, другая операционная система?

– «Windows». – Грегори поднялся и взял палку. – А у вас?

– Разные версии «Линукс». «Windows» не используют после войны, тогда все компьютеры с нею перестали работать.

Грегори вздохнул:

– Какие компьютеры раньше делали в Америке! А теперь все азиатской сборки. Хорошо еще, уцелела фабрика по производству процессоров в Техасе. Иначе китайцы совсем сели бы на шею.

«Windows» оказалась услужливой, и общаться с нею было нетрудно. Грегори не пришлось ничего объяснять, включил обучающую программу и сел просматривать журналы. Освоившись, Варламов обнаружил выход в Интернет. В Кандале его не было, только собирались тянуть оптический кабель через Белое море, но на уроках информатики проходили. Появилось предупреждение, что без разрешения нельзя выходить за пределы североамериканской зоны – значит, российские сайты недоступны. Однако это не особо расстроило, а вскоре отыскал красивую игру. Действие протекало на разбросанном по морю архипелаге, где по берегам стояли живописные города: утром они прятались в тумане, днем сияли под золотистым солнцем, а ночью таинственно мерцали при свете звезд.

У одного из правителей была красавица дочь, которой домогался властитель мрачного скалистого острова. Он захватил контроль над русским спутником с «чёрным светом» и грозил уничтожить все живое на главном острове, если не получит девушку. Варламову предстояло эвакуировать население острова, отыскать похищенную красавицу – все при яростном противодействии темного властелина, – а напоследок сразиться с ним самим.

Грегори куда-то вышел. Под аккомпанемент тревожной музыки и свиста ветра Варламов управлял шхуной, которая едва сохраняла остойчивость под яростными порывами из черной расселины. Вдруг случилось странное. И шхуна, и волны замерли. Свист ветра стих. Черная расселина обратилась в сумрачный зал, где сам Темный властелин сидел на троне. Испуганный Варламов попытался выйти из игры, но сенсорная панель не действовала.

Словно опустился занавес – все исчезло.

Лицо Варламова безжизненно, как у куклы, в остекленевших глазах перемигиваются огоньки. Руки сначала неподвижны, но вдруг приходят в движение: на экране возникают вопросы, и пальцы начинают бегать в ответ по клавиатуре. Их проворство удивительно – кажется, будто отвечает робот… Через пять минут экран обретает прежний вид: снова плещут волны, свистит ветер, хлопает парусами неуправляемая шхуна. Глаза Варламова оживают, в них испуг, пальцы застыли на клавиатуре.

Очень далеко человек в странном одеянии (цвет сливается с сумраком помещения) выключает компьютер и самодовольно улыбается – теперь он знает все. И никто не скажет ему, что даже Владыки не знают всего в этом странном мире. С картины на стене надменно глядит мужчина в черном одеянии, к золотому поясу пристегнут меч…

Вошел Грегори и остановился за спиной Варламова.

– Забавно, – снисходительно сказал он. – Джанет тоже любит эту игру. Только выбирает другую роль, где девушка спасает возлюбленного.

Варламов не ответил. Было странное чувство, будто отлучился на время, побывал во тьме, от которой не осталось воспоминаний. Играть расхотелось, и он вернулся к себе. Там лег на кровать и стал смотреть в окно: из-за ветвей выплывали облака – они были сумрачнее, чем в их первый день в Америке… Наверное заснул, так как почти сразу услышал резкий голос Джанет:

– Юджин, вставай! Или ты собираешься проспать весь день?

Она стояла в дверях, раскрасневшаяся и почти красивая в нарядном зеленом платье. Варламов спустил ноги с кровати и поглядел в окно: уже темнело. Джанет принесла ему новую рубашку, в красноватых тонах. «Чтобы лучше гармонировал с ее платьем», – кисло подумал Варламов.

Вечеринка проходила не в доме, как он привык, а на открытом воздухе, при свете фонарей. Пришлось познакомиться с таким количеством людей, что голова пошла кругом. Наверное, сказалась и выпивка: было интересно пробовать новые напитки, так что Джанет стала коситься на Варламова с опаской. Сначала его смущало, что все называли только имена – без отчеств. Но после второй бутылки пива и он стал звать незнакомых ранее людей по имени. Плотно сбитый, с проседью в черной бороде Болдуин сунул Варламову открытую бутылку пива.

– Что это вы стали воевать с нами? – спросил он.

– Я? – удивился Варламов. – Да меня тогда на свете не было.

С досады он выпил сразу полбутылки.

– Ну, русские, – не отступал Болдуин. – Что мы вам сделали? Одно время вроде дружили.

– Да, мама рассказывала, – грустно сказал Варламов. – Но войну не мы начали, это у вас компьютеры свихнулись.

От расстройства он прикончил пиво.

– Ну-ну, – буркнул Болдуин. Тоже отхлебнул пива и уже миролюбивее спросил: – А медведи у вас и вправду водятся?

– Хватает. – Варламов был рад сменить тему и не удержался от хвастовства: – Я одного завалил.

– Да ну? – заинтересовался Болдуин. – Я сам охотник, но на медведя не ходил, только на оленей. Из винтовки?

– Нет, жаканом из двустволки. – Варламова передернуло: вспомнилось, как огромный медведь кинулся на него с края болота. Тогда он здорово перетрусил, но к счастью ружье было наготове.

Темноволосая, в облегающем серебряном платье Памела предложила Варламову выпить шампанского и заодно поинтересовалась: насколько в России распространено многоженство?

– Гм… – Варламов был озадачен и чуть не захлебнулся шампанским, которое пробовал дома только на Новый год. – Кажется, бывает в исламских автономиях… – Он вспомнил виденную на днях телепередачу и злорадно добавил: – У вас мормоны тоже ввели многоженство на Территории Юта, ссылаясь при этом на Библию.

Появился худощавый Брайан с двумя бутылками пива и стандартным вопросом: кто начал ту дурацкую войну? Пива для ответа на столь сложный вопрос не хватило, и Брайан пошел взять еще. Вернулся с двумя стаканчиками виски и заявлением, что в войне виновата инфантильность русской души: в своих бедах русские привыкли винить Запад, а поскольку у них развито подсознательное влечение к смерти, то предпочли погибнуть, прихватив с собой западную цивилизацию.

– Что за влечение к смерти? – удивился Варламов.

– Про него ваш знаменитый романист писал, как его?.. – Брайан поболтал остатком виски. – Ага, Достоевский! У него все герои кончают с собой: кто вешается, кто стреляется. Я сам не читал, но один профессор по телевизору рассказывал, тоже из бывших русских.

– Вешают вам лапшу на уши… – пробормотал Варламов, отчаянно пытаясь вспомнить школьные уроки литературы. – Это в романе «Бесы»», там герой действительно кончает с собой, но по другой причине: потерял идеалы, жить незачем стало.

Тут его кольнуло: неужели и он станет бывшим русским? Брайан допил виски и ухмыльнулся:

– Ладно, забудь про книжки, Юджин. Развлекайся.

Он затерялся, а вместо него Филлис, хрупкая женщина с каштановыми волосами, предложила другое объяснение войне – проявление мужского шовинизма, и стала расспрашивать Варламова о женском движении в Карельской автономии. Варламов ответил, что о таком не слышал, к чему Филлис отнеслась недоверчиво, но ее дружески оттеснил Болдуин. О войне больше не вспоминали, и за очередным пивом сговорились поехать в следующий уик-энд охотиться на оленей, сезон как раз открылся.

Тут опять возникла Памела… Варламов поморгал – пожалуй, пить хватит. Черные волосы женщины стояли дыбом, глаза зеленовато светились, а платье сделалось почти прозрачным – выглядела как ведьма. Он смущенно отвел глаза, а она стала расспрашивать о половом воспитании в русских школах и первом сексуальном опыте самого Варламова. Он растерялся, но к счастью Джанет оказалась рядом – взяла под руку и увлекла за собой. Вид у нее был недовольный.

Гости танцевали, многие тоже странно изменились. Варламов еле узнал Болдуина в облике лесовика и подобии звериной шкуры. Джанет мельком глянула на него.

– Многие надевают на вечеринки метаморфные костюмы, – сказала она. – Позволяют изменить облик, превратиться в фантастических персонажей. Но я этого не люблю. – И укоризненно добавила: – Ты много пьешь, Юджин.

Варламов хотел убедить ее в обратном, но английские слова почему-то не выговаривались. Некоторое время танцевали молча. В глазах девушки тлели сердитые зеленые огоньки, она держалась в стороне, и только ладони лежали на плечах Варламова. Когда первые гости начали уходить, Джанет подвела Варламова к хозяевам – ими оказались Брайан с Памелой – и поблагодарила за вечер.

– Куда же вы? – удивился Брайан, начавший смахивать на сатира. – Веселье только начинается.

– Нам пора, – повторила Джанет. – Спасибо.

– Присоединяюсь, – сумел сказать и Варламов.

Джанет увлекла его к машине. Фонари перемигивались над головой, и всем встречным Варламов говорил, как приятно было с ними познакомиться. Под конец Джанет фыркнула:

– Это куст, Юджин. Если не будешь за меня держаться, точно с ним близко познакомишься. Значит, это правда, что русские много пьют.

Варламов хотел сказать, что почти не пьет, но вдруг обнаружил себя сидящим на лестнице в гостиной Джанет. Та, стоя на коленях, снимала с него грязные туфли. Хотя перед глазами все плыло, он ухитрился сказать:

– Я сам.

– Конечно! – Джанет подняла голову, и глаза зеленовато сверкнули, совсем как у Памелы. – Мало того, что приходится помогать дяде, так еще пьяные русские сваливаются на голову. Спокойной ночи!

И ушла, сердито стуча каблучками.

Варламов с трудом поднялся наверх. Ночь была как провал между мирами – бесконечное падение и бесконечная тошнота. Только к утру повеяло покоем, словно мама коснулась лба прохладной ладонью, и он поспал. Злясь на себя, долго стоял под холодным душем, а затем спустился вниз. Джанет испытующе поглядела на него.

Зазвонил телефон. Грегори взял трубку и кивнул Варламову: – Тебя.

Это оказался Сирин, только что вернулся из Колумбуса.

– Так себе городишко. Настроение поганое, потом расскажу. А у тебя что нового?

– Да вот, перебрал на вечеринке, – грустно сказал Варламов и покосился на хозяев: хорошо, что не понимают по-русски. – Джанет пришлось с меня туфли стаскивать.

– Хорошо, не все остальное! – хохотнул Сирин. – Ты что пил?

– Сначала пиво, – стал вспоминать Варламов. – Потом виски, за ним шампанское. Еще пиво…

– Достаточно, – перебил Сирин, – намешал. После виски нечего было пиво жрать. Хотя, если пить все подряд, очередность без разницы… Ладно, потом созвонимся.

Варламов положил трубку и сел за стол.

– Извините за вчерашнее, – грустно сказал он. – Не надо было мне виски с пивом мешать.

Джанет со стуком поставила перед ним овсянку. Грегори бодро сказал:

– Не расстраивайся, Юджин. Брайан славится тем, что любит гостей подпоить. А виски вещь хорошая, но только если настоящее. Теперь ведь нет шотландского виски, как и самой Шотландии. У нас его делают не из ячменя, как положено, а изо ржи и кукурузы. Большинство считает его лучше шотландского, но я не уверен. Получается другой вкус – злее. Правда, ваша водка ему не уступает.

– Начали сравнивать, – Джанет немного оттаяла. – Ешьте, пора в церковь. – Она с сомнением поглядела на Варламова: – Ты едешь?

– Конечно, – ответил тот, с жадностью допивая апельсиновый сок. В Кандале было принято посещать церковь, отец на этом настаивал.

День был почти летний, и город смотрелся весело: дома среди зеленых деревьев, разноцветные автомобили. Церковь оказалась простым белым зданием без золоченого иконостаса внутри. Понравилось, что во время службы можно было сидеть. Он сел на стул и начал было дремать, но тут заиграла музыка, и все запели. Варламов вздрогнул и, заглянув в открытую Джанет книгу, понял, что поют псалмы.

Затем выступил с проповедью священник. Он говорил о бедах, обрушившихся на Америку, как о наказании свыше и призывал вернуться к жизни по заповедям Христа. Варламов сдерживал зевоту: то же он слышал от матери, да и в церкви Кандалы тоже, хотя там священник говорил несколько иначе – о божьей каре за низкопоклонство перед Западом, и отступление от истинного православия… Наконец служба закончилась, и они вышли из церкви.

– Тебе понравилось? – спросила Джанет, когда попрощалась с многочисленными знакомыми. – Я как-то не подумала, что ты христианин. Только потом вспомнила про твою мать.

– Гм, – сказал Варламов. Мать часто читала ему английскую Библию, рассказывала о Христе, и Варламов с уважением относился к ее вере, но выйдя за порог дома, погружался в обычную мальчишескую жизнь – игры, драки, вылазки в лес, – и о христианстве не вспоминал. Однако разубеждать Джанет не хотелось.

– Я верю в Христа, – дипломатично сказал он. – В Кандале тоже ходил в церковь, только православную. – Вспомнил об удобных стульях и искренне добавил: – Но у вас мне понравилось больше.

Он показал на здание в стороне: – А это что?

Здание имело странный цвет – темно-глянцевый, словно ствол ружья, да и видом напоминало три составленных вместе ружейных ствола. Их увенчивали три острия, центральное выше других – эти шпили напомнили антенны на самом высоком здании мертвого Чикаго. Не отвечая, Джанет села за руль, а вместо племянницы заговорил Грегори:

– Церковь Трехликого. Есть такая новая секта….

Джанет фыркнула:

– Дядя, это просто сатанинская церковь! – И тронула машину.

– Не знаю, Джан, – Грегори покачал головой. – Это верно, там поклоняются Люциферу, но кроме него Лилит и Темной Воинственности… Лилит – это что-то из иудейской мифологии, а культ Темной Воинственности заимствован у китайцев. Эти божества якобы являются поклонникам через Интернет и цифровое телевидение…

Грегори помолчал.

– В Америке давно стали отходить от христианства, а после войны тем более. Большинство верило, что Бог любит Америку и с ней ничего не случится. А когда стряслась беда, обвинили его в предательстве и стали искать других богов.

– И много верующих в этого… Трехликого? – поинтересовался Варламов.

Грегори пожал плечами:

– В основном поклоняются дома – перед 3D дисплеями, а церковь посещают по ночам. Но многие тайно носят значки с изображениями Трех ликов. Да и церковь поставили открыто, чуть не рядом с христианской. А у вас есть поклонники этого культа?

– Не слышал, – пожал плечами Варламов. – Вряд ли православная церковь такое позволит.

Остаток пути проехали молча. Дома Джанет подала праздничный обед, и под конец нечто необыкновенное: малиновое желе, покрытое белоснежным кремом с ягодами черники и земляники. Потрясенный Варламов сказал, что ничего вкуснее в жизни не ел. Джанет порозовела от удовольствия.

Во вторник позвонил Сирин с предложением сходить в бар, и по дороге с работы Варламов попросил Джанет остановиться. Увидев вывеску бара, та негодующе фыркнула:

– Ты опять не напьешься? Видела бы твоя мама, каким был после вечеринки!

Варламову стало неловко:

– Я не собираюсь пить. Хочу только повидаться с Майклом.

Хлопнув дверцей, Джанет уехала. Сирин уже сидел в баре за батареей бутылок. Варламов оглядел помещение: длинная стойка, люди на высоких табуретах, игра в мяч на большом телеэкране – непривычная обстановка после скромных пивных Кандалы.

Сирин выглядел неважно: мешки под глазами, волосы вокруг лысины непричесаны.

– Выпей, – подвинул он бутылку пива.

У Варламова горечь подступила к горлу. – Нет уж, – сказал он и сходил за кока-колой.

– Ишь ты, – удивился Сирин. – Скоро совсем американцем станешь, одну кока-колу хлестать будешь.

– Они тоже бухают, – поморщился Варламов. – Просто после вечеринки до того плохо было… А ты как? Выглядишь неважно.

– Я?.. Тошно мне, Евгений. – Сирин опустошил бутылку, ожесточенно двигая кадыком, со стуком поставил ее и потянулся за другой. – Как стали меня в Колумбусе нахваливать, что ловко обошел их противовоздушную оборону, едва не стошнило! Хоть волком вой. И зачем я это сделал? Там плохо было, а здесь еще хуже. Верно говорят, от себя не убежишь.

Варламов смешался.

– Не переживай, – пробормотал он. – Зато о России напомнили.

– Напомнили, это верно, – в глазах Сирина ненадолго появился блеск. – Забегали они тут. Но мне перед своими стыдно. Ребята небось думают, что я самолет за деньги угнал, китайцам.

Сирин припал к бутылке и не отрывался, пока не выпил до дна. Вид у него уже был осовелый.

– А тут деньги предлагали? – неловко спросил Варламов.

– Ага, – Сирин захрустел чипсами. – Но я отказался. Попросил только, чтобы разрешили жить в Америке. И то больше из-за тебя, хреново чувствую, что сюда приволок. Но ты приживешься. Язык знаешь, тебя приодели, подстригли! Еще женишься на дочке миллионера. Меня тогда не забудь, швейцаром возьми.

– Ну тебя, – пробормотал Варламов. – Разве что напарником на склад удобрений. Ты чем сейчас занят?

– Мелкий ремонт. – Сирин взялся за очередную бутылку. – За каждым словом приходится лезть в словарь, но инструмент и материалы здесь хорошие. Скоро фирму открою, назову «Русский привет».

– Все шутишь? – Варламов допил кока-колу и огляделся. Народу стало больше, разговоры оживленнее, на них бросали взгляды: вряд ли часто слышали русскую речь.

Сирин отставил пустую бутылку, а две оставшихся рассовал по карманам.

– Хоть пива попью, – сказал с отвращением. – Пошли. Мне тут не по себе, ни хрена не понимаю.

На улице свистом подозвал такси.

– Ну, ты деньгами и кидаешься, – покачал головой Варламов.

– А куда копить, Евгений? – Сирин откинулся на спинку сиденья. – И впрямь американцем становишься, они каждый доллар считают. Показывай, куда тебя везти.

Он махнул рукой, отказываясь от сдачи, сковырнул пробку о перила веранды и выпил пиво до дна. Воздух приятно холодил разгоряченное лицо, окна были темны: наверное, пожилые леди отправились в гости. Взялся за ручку двери, стараясь не моргнуть от упавшего на лицо света – женщины боялись грабителей и поставили замок со сканированием сетчатки. Усмехнулся: верят американцы во всякие электронные штучки.

Дверь бесшумно открылась.

Он пересек полутемную гостиную, поднялся в свою комнату и в дверях достал последнюю бутылку – надо было взять еще пару! Нашарил выключатель…

Свет не зажегся.

Он оглядел комнату, и по спине протек холодок: над столом маячили три белых пятна. Три лица!

Он не повернулся и не побежал – бесполезно. Вместо этого сковырнул пробку зубами и сделал глоток, не почувствовав вкуса.

– За ваше здоровье, – сказал он. – Хотя приличные гости без приглашения не входят.

– Не паясничай, – прозвучал холодный голос со странным скользящим акцентом. – Ты знаешь, зачем мы здесь.

– Без понятия, – солгал он, снова делая глоток и снова не ощущая вкуса.

Жаль – пиво хорошее, и никакого удовольствия. Глаза адаптировались к полутьме, и лица стали видны отчетливее – белые и одинаковые. Он попытался рассмотреть, что под ними, но те словно плавали в воздухе. Впрочем, он знал, что не увидит ни одежды, ни оружия в руках, ни самих рук.

Лицо посередине искривилось в усмешке:

– Это плохо. Тогда ты умрешь.

Он облизнулся, от горечи пива вдруг затошнило.

– Послушайте, я и вправду ничего не знаю. Зачем меня убивать?

– Неужели ты думал, что скроешься от нас в этой паршивой Америке? – словно змеиное шипение донеслось от лица, что слева.

– Ничего я не думал. – Он отхлебнул вновь и наконец-то почувствовал вкус, но это был горький вкус бессильной ярости. – Я не крыса, чтобы от вас бегать.

– Остаток жизни можешь побыть котом, – ухмылка появилась на лице справа. – Понежиться в собственной вилле на берегу моря. Трех юных таиландок для услуг тебе хватит? Они будут хорошо обучены.

Усмехнулись и двое других. Ухмылки плавали в темноте, словно три Чеширских кота собрались в комнате.

– Ты знаешь цену, – словно пиявка проползла по лицу посередине. – Мы даем тебе время подумать. Если не скажешь, умрешь и ты, и твой спутник.

– Он тут ни при чем, – хриплый голос прозвучал, словно со стороны.

– Неважно. Это заставит тебя лучше все взвесить. А пока до свидания.

Он не почувствовал ничего, но вдруг оказался лежащим на полу и недопитое пиво текло по руке. Потом опустилась тьма…

В пятницу был короткий рабочий день, и Варламов впервые получил зарплату, но не наличными, как в России, а чеком. За восемь дней заработал сорок тысяч долларов, из них три тысячи ушло на федеральный налог, и еще пять составил налог Территории Ил-Оу.

Джанет отвезла Варламова в банк, где миловидная девушка выдала пластиковую карточку. Джанет воспользовалась случаем и перевела на себя долг Варламова за туфли и парикмахерскую. В машине она сказала:

– Теперь у тебя появились деньги, можешь съехать от нас. Снять квартиру или комнату.

– Наверное, Грегори будет скучно, – растерянно сказал Варламов. – Мы даже не поговорили, как следует.

– Ему не привыкать, – пожала плечами Джанет. – И так целые дни проводит один.

– А я к этому не привык. – Вспомнился переполненный дом в Кандале, и Варламову стало неловко: почему считает Джанет прижимистой? Наверное, все хозяйство на ней.

Он вдруг спросил:

– А можно, я буду снимать комнату у вас? Сколько это будет стоить?

Джанет на миг отвлеклась от дороги, в глазах мелькнула растерянность.

– Сорок тысяч, – немного погодя сказала она. – Со столом. В месяц.

Возле дома стоял небольшой фургон, с веранды помахал бородатый мужчина.

– Да это же Болдуин! – вырвалось у Варламова. – Я и забыл, что мы едем на охоту.

Он обрадовался, наконец-то отдохнет от сложностей американской жизни. Джанет поджала губы, а Варламов спросил:

– У Грегори не найдется старых джинсов и куртки? А то у меня кроме тренировочного костюма ничего нет.

Джанет нехотя пошла в дом, а Болдуин крепко стиснул руку Варламова.

– Обедать не будем! – заявил он. – До Аппалачей ехать пять часов, перекусим по дороге, я захватил провизию. И оружие для тебя припас, потренируешься. Палатка, спальники – все есть. Переодевайся и в путь.

Джанет отыскала Варламову старые джинсы и куртку. Он сунул в рюкзак тренировочный костюм, обул старые ботинки, наскоро попрощался с Грегори и сел в кабину. Они поехали.

Обедали вдвоем, скучно как раньше.

– Юджин спрашивал, не сдадим ли ему комнату, – вспомнила она. – Не прочь поболтать с тобой. Я запросила сорок тысяч в месяц, с готовкой.

– Не много? – покачал головой дядя. – Хотя поступай, как знаешь. А мне любопытно поговорить с ним, странная это история.

Она поднялась наверх и села в кресло-качалку возле окна. Багрянец лег на листву дубов, и опять угольками зарделись цветы внизу. Когда мерцание из окон первого этажа погасло, переоделась в ночную рубашку и легла в постель.

По привычке перебрала в памяти события дня. Вспомнила, как глядела на русского Сильвия в банке – чересчур кокетливо. Он стал лучше выглядеть, вот что значит прическа. В парикмахерской смотрелся даже элегантно: пробор в волосах, журнал «Тайм» в руках. Это надо же, не «Плейбой», а «Тайм»! Уже не тот растерянный парень в мятых штанах, каким увидела на ступенях мэрии.

Постепенно она задремала. И увидела сон – первый из странных снов…

Она идет босиком по снегу, но тот удивительно теплый – ласково касается ступней. Над головой голубое небо, в нем красивое золотое солнце. Впереди появляется темная полоса и превращается в реку. На другом берегу стоит женщина, лица не разглядеть за серебристым мерцанием. В руке желтая роза – легкий взмах, и роза падает на снег перед Джанет…

Все меняется.

Она снова на снежной равнине, но теперь та похожа на замерзшее озеро Онтарио, куда ездила к двоюродной сестре. Не видно берегов, дует ледяной ветер, гонит струи поземки. Джанет замечает пятнышко впереди, вот оно ближе – это та самая желтая роза. Но лепестки пожухли, замерзли, ветер уносит цветок вместе с поземкой.

И она как-то понимает – это ее, Джанет, жизнь замерзает в снежной пустыне. Она поворачивается и бредет вслед за розой – раня ноги об лед, оставляя кровавые пятна, – а та все дальше и дальше среди несущегося мелькающего снега…