Господь дал Эбнеру Л. Янгеру и природный ум, и врожденный здравый смысл, сподобил его повидать немало: тридцать семь штатов Америки, четырнадцать стран, и среди них Англия, Германия, Япония, Египет... Да и оттрубить тридцать лет в армии Соединенных Штатов, — это, как выразился бы Янгер, — “не хухры-мухры”... С такой службы увольняются в запас людьми бывалыми, умудренными...
В ту Великую Депрессию, охватившую Америку, отец Эбнера долго не мог сыскать никакой работы. Семья влачила жалкое существование. Именно тогда двадцатилетний Эбнер и стал рядовым армии США, — уж она-то, по крайней мере, могла обеспечить оголодавшему сагаморскому простофиле трехразовое нормальное питание да крышу над головой.
Очередные воинские звания присваивались в те суровые времена весьма неохотно; но вот в 1941 году грянула Вторая Мировая, и Янгер сразу стал рядовым первого класса. Тот, кто был предусмотрителен и находчив, во время войны пристроился к дармовым кормушками да к непыльным, теплым местечкам... Янгер к этому времени уже стал и находчивым, и предусмотрительным, и пересидел всю войну в учебно-тренировочном лагере, став к ее исходу уже младшим сержантом.
После двадцати лет воинской выслуги он имел полное право уйти на заслуженный отдых, однако Янгер уже научился к тому времени держать нос по ветру. И чуткий нос его сказал, вероятно, своему обладателю следующее: “Янгер, старина, зачем ты рвешься уходить из армии на невидную пенсию младшего сержанта” Добро бы тебя ждал кто-то на гражданке... Дослужись до нашивок старшего сержанта, потяни эту привычную тебе лямку еще десять лет — они пройдут на привычных кругах незаметно! — но у тебя будет пенсия, а не кошачьи слезы...”
Итак, Янгер отслужил дополнительных десять лет. Подходило время оформления вожделенной пенсии; в ведомстве, оформляющем документы, у Янгера осведомились, на какой адрес направлять будущие пенсионные чеки.
Янгер несколько растерялся. Он как-то не успел для себя решить, где же будет его пристанище. Перебрав в памяти всех родственников, с которыми давным-давно оборвал все связи, вспомнил отца и мать, незаметно проживших и незаметно умерших в Сагаморе, и обнаружил, что он, в общем-то, в мире один, как перст. Кроме адреса молодости, ничто как-то не приходило ему на ум, и Янгер продиктовал чиновнику, занимавшемуся его особой, временный, как он подчеркнул, адрес: “Сагамор, Небраска. До востребования”.
Вернувшись в свой маленький, уютный городок, где все всех знали, Янгер вдруг почувствовал, что уезжать отсюда, собственно, у него нет ни малейшего желания... Янгер стал в Сагаморе членом Клуба ветеранов Американского легиона, перезнакомился со всеми зажиточными горожанами, и стал жить припеваючи, имея бездну свободного времени и жизнь вполне обеспеченную.
Было ему в то время всего лишь пятьдесят лет. Прошло совсем немного времени, и Янгер как-то странно затомился на свободе. Пенсия при ближайшем рассмотрении оказалась не так уж и велика, увлечений у него не было, книги он не читал никогда, в бридж играть не любил.
Он заметил за собой все возрастающий интерес к еде, все костюмы скоро начали на нем трещать по швам; ел он много и часто, особенно любил плотно наедаться на ночь. Спал Янгер чуть не до полудня, а все свободное время проводил, прилепившись к экрану телевизора, и не только дома, но и в гостиной Клуба ветеранов легиона. У него стало побаливать образовавшееся к тому времени брюхо — от неумеренного курения и беспорядочной частой выпивки.
Янгер уже с тоской вспоминал то блаженное время, когда, надев утром форму, он целый день в необходимом месте выполнял точно поставленные задачи, прислушивался к вышестоящим, распекал и мелочно тиранил нижестоящих...
И вот в Клубе он случайно услыхал, что появилась вакансия: выходит на пенсию капитан Грин, а приемника ему сыскать не так-то просто: среди городских полицейских нет достойной кандидатуры, а человека со стороны даже и приглашать неловко на столь мизерное жалованье... Увеличить же его не позволяет и без того тощий муниципальный бюджет.
Янгер воспламенился мгновенно и всерьез. Он хотел быть капитаном, и он стал им!
Не рядовым, не рядовым первого класса, не младшим и не старшим сержантом — но капитаном. Нынешнее звание было для него самого ничуть не ниже генеральского — ведь во всей округе больше не было капитана, шефа полиции, у которого под началом работали аж семнадцать полицейских!
Он долго обдумывал служебный костюм, соответствующий его нынешнему высокому положению, даже отдал перешить брюки для верховой езды, а в дополнение к ним надевал темно-синюю форменную куртку и форменную же фуражку. Но сбросить лишний вес ему так и не удалось, форма сидела на нем смехотворно неловко, и Янгер стал проигрывать для себя вариант штатской одежды (его новое положение давало такие преимущества).
Тут в душе Янгера начались борения. В форменной одежде он во всей красе являл миру свой ранг капитана, а одежда гражданская делала из него весьма склонного к полноте обывателя — и не более того... Он долго прикидывал и отвергал самые разные варианты, наконец, пошел на компромисс: приобрел ковбойскую шляпу. Что лучше, чем солидная, какого-нибудь бежевого цвета ковбойская шляпа, может намекнуть о недюжинном характере того, кто ее носит? Поистине, есть определенная пикантность в этом сочетании: какого-нибудь хорошего костюма-тройки — и ковбойской шляпы... Просто и удобно в штатском костюме полнеющему не по дням а по часам организму, тепло и уютно в шляпе голове — не продуют ее вечные сквозняки, гуляющие в машине...
Янгер взобрался на свою вершину в пятьдесят один год. Он получил все, что хотел: вес и положение в обществе, должность шефа городской полиции, недавно его избрали секретарем Клуба ветеранов...
И тут судьба подсунула ему под руку роскошный кусок пирога. Правда, чужого... Но это было не суть важно.
Все свершилось почти само собой. Приступив к работе, Янгер взялся за дело с безумной энергией: ему папками носили на прочтение пожелтевший пыльный архив, он выстроил четкий график несения патрульно-постовых дежурств на дорогах Сагамора, затеял служебную переписку с шерифом штата... Он вздумал узнать в своем сумасшедшем рвении лично каждого жителя, чтобы навести порядок во всей его красе и силе в этом пыльном, глухом, затерянном среди сельскохозяйственных равнин городке. Янгера интересовало все: социальный статус и семейное положение каждого обывателя, его почтовые отправления, его доходы, его чистота пред законом (если закон не утверждал обратное).
Но томительно-скучен оказался город Сагамор. Отбушевав и отхулиганив во дни своей юности, молодые люди покидали родные места, уезжая на поиски счастья в большие города. Люди постарше ничем не интересовались, кроме своих (или чужих) жен, кроме детей, машин, коттеджей, пива и газонов...
Общую картину захолустной ни шаткой ни валкой жизни Янгер составил довольно быстро, а составив — заскучал... Но был один человек, которые никак не вписывался в эту картину, все время чем-то раздражая и притягивая шефа полиции. Звали его Джозеф Т. Шардин.
О нем было известно совсем немного. Пять лет назад, став пенсионером, он купил в Сагаморе дом. Довольно часто ездил в Омаху, когда дня на два, когда на неделю. Изредка к нему приезжали гости — абсолютно незнакомые всему Сагамору личности. Здесь, в городке, у Шардина родственников не было, поговаривали, что кто-то есть в Омахе...
Янгер, как ни старался, так и не смог определить, кем же был Шардин до выхода на пенсию, ничем не смогли ему помочь и в сагаморском банке: у Шардина был счет, и на него время от времени перечислялись дивиденды от каких-то акционерных компаний, поступали небольшие деньги по социальному страхованию, однако это было и все...
Закрытость и неподатливость шардинской жизни только подхлестывала и раззадоривала Янгера. Так недоступная женщина притягивает и манит, как манила и притягивала капитана тайна Джозефа Шардина... Впрочем, с приличными женщинами у Янгера почему-то всегда возникали проблемы. Надо сказать, полицейский занимался поначалу Шардиным лишь на чистом энтузиазме, в силу своей идиотской добросовестности. Он “разминался” на новой работе, пытался объять необъятное и надеялся с налету разрешить для себя заинтересовавший его такой нетипичный случай Шардина.
Люди, общавшиеся с таинственным приезжим, никакой новой информации Янгеру не дали. Пришлось обратиться за разъяснениями к самому объекту исследования. Янгер нашел молодого простоватого патрульного, способного выполнить отведенную ему роль переписчика населения. Этот весьма ограниченный молодой человек с потрясающе стандартной внешностью, справился с делом лучше некуда. Янгер внес в стандартную анкету четыре лишних пункта, и помимо вопросов о возрасте и количестве домочадцев надо было назвать место рождения, основную профессию, последнее место работы, и, как минимум, три последних адреса, которые сменил в разного рода переездах...
Ничего не подозревающий Джозеф Шардин ответил на всю анкету с легкостью необыкновенной.
Все четыре ответа при проверке оказались липовыми...
Шардин написал, что родился в Гаррисберге. Янгер запросил в архивах Гаррисберга подтверждение, что Джозеф Т. Шардин родился именно здесь 12 января 1894 года.
Из архивов бесстрастно ответили, что запись об этом в муниципальной книге регистрации отсутствует.
Шардин указал профессию — “менеджер со спортивным уклоном”, и разъяснил, что занимался рекламой и организацией боксерских состязаний на востоке Америки, преимущественно в штатах Нью-Йорк и Пенсильвания. Янгер послал запрос в Федерации бокса обеих штатов — ему единодушно ответили, что интересующее мистера Янгера имя в архивах не значится.
Местом последней своей работы Шардин назвал компанию “Мидстейт арена атрэкшнз” в штате Пенсильвания. Янгер направил запрос в пенсильванский город Скрэнтон — ему вернули его же конверт с сакраментальной пометкой “адресат неизвестен”...
Суммируя свои впечатления, Янгер понял одно: он случайно нащупал того, кто был связан с дельцами теневой экономики, — отсюда и несколько странные источники доходов, и умышленное искажение биографических сведений, открывшееся лишь вследствие Янгеровых запросов в разные места.
Капитан пошел дальше по пути своего приватного расследования. Выбрав момент, когда Шардин отправился в Омаху, Янгер, воспользовавшись отмычкой, посетил его домик, чтобы снять отпечатки пальцев. Капитан специально взял несколько уроков у техника-криминалиста, и довольно ловко справился с делом: в уютной кухоньке Шардина он обнаружил в сушилке стакан, который старик не счел нужным тщательно протереть посудным полотенцем. На стекле Янгер обнаружил три восхитительно четких отпечатка, и переснял их. В участке он проявил пленку и, не мешкая, отправил снимки в Федеральное бюро расследований в Вашингтон. Он принялся терпеливо ждать, — письма ли, звонка ли, — и промаяться ему пришлось целую неделю.
Из отделения ФБР в Омахе позвонил агент, сразу взявший быка за рога:
— Я по поводу отпечатков, отправленных вами в Вашингтон...
— Что, они есть в картотеке?
Но агенты ФБР не отвечают на вопросы, они задают их сами:
— Послушайте, капитан, как они к вам попали?
У Янгера похолодело между лопаток... Вон оно что! Стало быть, Шардин секретный агент, а он, Янгер, чуть было не “засветил” его в своем идиотском расследовательском рвении...
Но, с другой стороны, Шардину уже за семьдесят, да и какой из него, к шутам собачьим, секретный агент? И чего бы матерому шпиону и разведчику делать в Сагаморе? Разве что разведывать, как на колбасной фабрике изготовляют колбасы?
Собеседник на том конце провода подождал и нетерпеливо осведомился:
— Капитан, вы не заснули там? Где взяли отпечатки?
— А? Да, да, это, знаете, здесь на прошлой неделе забрались в винный магазин, мы сняли оставленные всюду отпечатки пальцев, но они не совпадают...
— Очень странно, — перебил его фэбээрщик, — он — и грабеж винного магазина?.. Да, вот бы не подумал...
— Кто, кто он, тот, чьи отпечатки я отправил? — Янгер так сжал телефонную трубку, что сперва побелели, потом налились свинцовой синевой суставы пальцев.
— Это Джо Шир. Только я...
— Продиктуйте по буквам, плохо слышно!.. Агент нехотя продиктовал, с досадой заметив:
— Странно, что он появился, мы думали, он давно мертв...
— Он в возрасте?
— Да, ему за семьдесят.
— А что на нем висит?
— Ограбления банков. Четыре ордера на арест — последний выдан нашей конторой в пятьдесят третьем... Да, видно, не шикарные у него дела, коли взялся за винные магазины... Я их немало наблюдал в своей практике — этих зубров, и к старости они, бывает, опускаются до мелкого разбоя...
— Да, публика та еще... — осуждающе заметил Янгер. — А где, говорите, он оставил пальцы в пятьдесят третьем?
— В Кливленде... Вам перешлют из штата всю информацию.
— Громадное спасибо за звонок, — прочувствованно сказал Янгер.
— Если вдруг его задержите, звоните нам, — небрежно сказал агент, абсолютно не веря, что капитан из захолустья может выйти на такую крупную дичь.
— Обязательно! — горячо сказал Янгер. Но трубку на том конце провода уже опустили.
Янгер задумался. По идее, он должен был минуту назад сказать своему невидимому собеседнику следующее:
— Постойте, мне известно, где скрывается Джо Шир! Срочно вылетайте сюда, а я арестую его, надену наручники, поставлю охрану, и подержу так до вашего появления...
Вот как он обязан был сказать, но только почему-то смолчал.
Да, началось все с любительского, дилетантского уголовного розыска, но вот он узнал, что напал на след матерого грабителя... и что же? Он не только не арестовал его, но зачем-то сочинил сказку про винный магазин... Зачем?
Он уже прекрасно знал зачем.
Как в море акула издалека чует вытекающую из чьей-то раны кровь, так Янгер, сначала бессознательно, потом вполне определенно уловил самый притягательный для него в мире аромат — запах денег...
Там, у этого старикана, запасено, поди, не на одного такого, как Янгер. . Тряхнуть его как следует — от этого Шир... Шардина не амулет, а капитану хватит по гроб жизни. А то — пенсия, пенсия... Кошке под хвост она пошла бы, эта хваленая пенсия по сравнению с такими громадными деньжищами... Да, там деньги. Их немыслимое количество. Он не знал даже примерно — сколько.
Но мог спросить.
Итак, свершилось! Пропели невидимые серебряные трубы и ему, бывшему сагаморскому простофиле, рыхлому от грубой и бедной еды...
Он глубоко надвинул ковбойскую шляпу и двинулся к дому человека, известного ФБР как Джо Шир.
Янгер явился в игрушечный домик с широкой улыбкой:
— Добрый день, мистер Шардин. А я к вам с проверкой, такая наша занудная служба...
Старик стоял в полосе заходящего света, одетый в линялую ковбойку с закатанными рукавами и парусиновые штаны. Он был неприятно поражен бесцеремонностью вторжения и раздосадованно спросил:
— Что это значит? Какая еще проверка? Кто вы такой?
— Ох, простите, не представился. Капитан сагаморской полиции Эбнер Янгер.
Старик выжидательно замер у двери, вовсе не собираясь закрывать ее, хотя незваный гость развязно болтал уже в коридорчике.
Взгляд Шардина был тверд и насторожен. Он выглядел весьма неплохо для своего возраста: высокий, выше Янгера, подтянутый, худощавый, морщинистое лицо покрывал коричневый загар, так же сильно загорели по локоть и его жилистые руки. Он, вероятно, проводил много времени на свежем воздухе, две трети года копаясь в саду и на грядках участка; зубы у него были, судя по цвету, свои собственные, а пепельно-серые волосы выгорели на солнце, в них виднелись совсем светлые пряди.
Янгер, между тем, уже направлялся в гостиную, на ходу удовлетворенно кивая головой. Старику ничего не оставалось, как последовать за ним.
Янгер, окинув гостиную взором, обернулся к Шардину, не переставая поощрительно улыбаться:
— Славно, славно вы устроились, мистер Шардин... Уютно и со вкусом... Прежний домовладелец был Хайт?
— Да, дом куплен у наследников Хайта, — сухо подтвердил старик. — Но что вам угодно, капитан?
Янгер сделал вид, что не слышит недружелюбного тона.
— Профилактическая проверка, — успокаивающе сказал он, неопределенно разводя руками. — Да я не спешу, — миролюбиво подчеркнул он и, сняв ковбойскую шляпу, вертя ее в руках, сладкими глазами оглядел гостиную.
— А я как раз работал в саду, — со значением сказал старик, — и хотел бы там еще кое-что сделать, пока светло...
— О, в саду! — с восторгом олигофрена воскликнул капитан, и словно от непереносимого счастья зажмурил глаза. — Мне безумно хочется увидеть ваш сад. Я с малых лет мечтал о клочке земли с какими-нибудь плодовыми деревьями... Но так сложилась моя кочевая жизнь, что, увы... Не показывайте мне дорогу. Я уже начинаю ориентироваться у вас...
Старик как стоял, так и остался стоять, недовольно следя за Янгером, который уже переступил порог кухни, чтобы пройти на заднее крыльцо.
Шардину, видимо, все же ничего не оставалось, как, скрепя сердце, последовать за удивительно бесцеремонным гостем.
Янгер уже превосходно ориентировался в этом доме, где, по его представлениям, в любом помещении мог быть тайник с десятками, нет, сотнями тысяч долларов!.. Более того, перед тем, как навестить старика, он побывал у агента по торговле недвижимостью и внимательно рассмотрел план дома.
Итак, он проводил рекогносцировку на местности.
Военная кампания с огнем на поражение началась. Противником в ней был семидесятилетний старик. Лобовая атака ничего не дала бы Янгеру. Гораздо выигрышнее, представлялось ему, вести изматывающие арьергардные бои...
Через кухню он вышел на крыльцо, и оказался на любовно ухоженном садовом участке. Не исключено, что деньги зарыты в земле, хоть под этой вот зеленой яблонькой; хотя нет, скорее всего они в доме. Ясно, во всяком случае, что здесь, в Сагаморе. Хотя, может быть, и в Омахе. Но деньги обычно прячут там, где обитают большую часть времени...
Джозеф Шардин вышел на крыльцо, он стоял, как матрос на палубе, расставив ноги и засунув сжатые кулаки в карманы парусиновых штанов.
Янгер льстиво сказал ему:
— У вас чудный сад, мистер Шардин. Правильно я вас называю? На миг в глазах старика явилась тревога, однако он вполне владел собой и бесстрастно кивнул:
— Совершенно верно...
— Прелестно, прелестно, — протянул Янгер, щурясь от закатного солнца, освещавшего сад. — Прошу простить за беспокойство, я вас больше не отвлекаю...
Старик насупил брови:
— Так вы уходите?
— Да, да. Не провожайте меня. Приятно было познакомиться... Старый худощавый человек с прядями выгоревших на солнце волос неуверенно двинулся за капитаном, окликнув его своим несильным, надорванным голосом:
— Для чего вы приходили, скажите на милость?
— Профилактическая проверка, — обернулся Янгер и, небрежно помахав рукой, удалился.
От пышного, похожего на сливочный торт, сагаморского вокзала отходил поезд. Едва перрон поплыл за окном, Янгер уселся на пустующее возле старика место.
— О, да мы попутчики! Вот не ожидал...
Джозеф Шардин, занятый своими мыслями, невидяще смотрел в окно. Он вздрогнул, услышав голос, и растерянно обернулся. Прошло секунд двадцать, пока он овладел собой и хрипло ответил:
— Это вы...
— Я с такой отрадой вспоминаю нашу вчерашнюю встречу... Я поставил целью познакомиться со всеми, кто появился в нашем Сагаморе, пока я тянул армейскую лямку...
Старик, послушав выжидательное молчание Янгера, вынужден был неопределенно ответить:
— Вот оно что...
— Да. Тридцать лет армейской службы, не хухры-мухры, — не удержался от хвастовства Янгер и произнес с почтительным ужасом перед чином, до которого дослужился. — Вышел старшим сержантом... Полгода назад. Вот, вернулся к родным могилам... Согласился взвалить на себя местную полицию, сейчас кручусь, как белка в колесе... Вы лет пять в Сагаморе?
— Совершенно верно.
— Чудный город. А в Омаху часто наведываетесь?
— Да когда как...
Янгер уже имел нужную ему информацию об этих поездках. Он прошлый раз проследил за стариком от дверей сагаморского вокзала, и до двери того респектабельного дома в Омахе, где находилась его квартира.
В прошлую свою поездку Джо Шир остановился в ней на два дня. Его навестили визитеры: плечистые мужчины где-то за пятьдесят. Было их трое. Прибыли на “плимуте”, номерные знаки которого указывали на принадлежность к штату Нью-Йорк, Янгер тут же переписал себе эти знаки... Гости пробыли у Джо Шира целый день и весь вечер, уехали около полуночи.
Янгер проницательно предположил, что плечистые, в кожаных регланах, господа имели самое непосредственно отношение к ограблению банков. Ясное дело, Джо Шир отошел от работы по своей узкой специальности, но не исключено, что он тренировал на досуге свой ум, продумывая, как шахматные задачи, хитроумные планы ограблений... Сообщникам оставалось лишь четко следовать его скурпулезньм разработкам.
В тот раз капитан понял, что уже не сойдет со следа чудом укарауленного крупного зверя...
Некоторое время Джо Шир и Янгер ехали в молчании. Но вот Янгер достал сигару и, ничуть не принимая во внимание прямо перед его носом запрещающую курить табличку, раскрутил прозрачную обертку, небрежно бросил ее на пол, откусил, выплюнул себе под ноги кончик сигары и полез в карман за спичками. Прежде чем прикурить, он повернул свое сдобное лицо к старику, подмигивая ему:
— Вот оно, преимущество нашей собачьей службы... Спутник нехотя спросил с плохо скрытым отвращением:
— Что вы имеете в виду?
Янгер показал носом на табличку, запрещающую курить.
— Нам закон негласно разрешено чуть-чуть обойти... Буквально чуть-чуть... — Он жадно затянулся, кинул на пол горелую спичку и смачно сплюнул. — Однако, — он предостерегающе поднял палец, — когда закон преступает простой гражданин, ему нечего ждать пощады... Если ты, — декламировал он, обращаясь впрямую к Джо Ширу, — думаешь, что тебя не найдут, — ты глубоко заблуждаешься. Поздно ли, рано ли, но ты все равно будешь выслежен, даже если придется тебя искать двадцать лет... Сие должен знать любой закоренелый преступник, кто бы он ни был: взломщик сейфов или карманный вор... Такие вот пироги на нашей нелегкой работенке, — усмехнулся Янгер, стряхивая пепел меж туповатых носов своих пыльных ботинок.
Старик молчал, покусывая свои подвядшие, неяркого цвета, губы; говорить он был явно не намерен.
Янгер начал вновь:
— Так вы не были в армии?
— Нет, — сказал Джо Шир, сначала намереваясь этим ответом ограничиться, но что-то заставило его продолжить, словно бы даже извиняясь:
— Меня комиссовали по слабости легких в начале первой мировой.
— Да, вам не повезло... Армия забирает всего тебя без остатка, — тут тебе и дом, и семья...
— Вероятно, — вежливо ответил Джо Шир.
Янгеру редко попадался столь терпеливый и безответный слушатель, и его как прорвало... Он понес все, какие знал, были и небылицы об армейской службе, мешая правду с вымыслом, соленые солдатские байки и анекдоты — с чужими рассказами, а события, реально происходившие — с теми, что никогда не имели места...
Старик слушал с отменным вниманием, он не задал ни единого вопроса, лишь иногда молча взглядывал в окно, словно ища у кого-то ответ на тайные свои мысли.
По прибытии в Омаху Янгер и Джо Шир ненадолго задержались на привокзальной площади.
— Вы тут долго будете? — без обиняков спросил капитан.
— Как выйдет... Может, несколько дней... — пожал плечами Джо Шир.
— Не исключено, что мы и на обратном пути окажемся с вами соседями по купе, — широко улыбнулся Янгер.
Старик окинул его ледяным невнимательным взором и отвел глаза.
— Я вовсе не удивлюсь этому, — бесстрастно сказал он. Старик и впрямь вовсе этому не удивился.
— О, какая неожиданная встреча! Добрый день, мистер Шардин! Старик выходил из супермаркета в Сагаморе, держа на уровне груди два объемистых пакета с продуктами, и, заслышав капитана, недовольно повернул голову. Он сразу намного постарел.
Янгер угодливо забежал перед ним, заступая Джо Ширу дорогу:
— Наверное, тяжелая ноша... Давайте-ка я подвезу вас, как раз еду в вашу сторону...
— Нет-нет, не нужно...
— Да о чем разговор, — сказал Янгер, силком забирая пакет и неся его в машину. Старик волей-неволей поплелся за ним.
Янгер, как правило, обычно разъезжал на своем собственном “форде”, напоминающем лакированного черного жука. Нынче он взял новый, только полученный патрульный автомобиль, ярко сверкающий свежей краской — зеленой и желтой, с устрашающе рубиновой мигалкой наверху, с долгой серебристой антенной над передним окошком. По всему капоту и дверцам шла гигантская надпись: “Полиция”.
— Пожалуйста, — сказал Янгер. К тому времени, как Джо Шир добрел до новой полицейской громадины, Янгер устроил стариков пакет на заднем сиденье и теперь распахнул дверцу для старика, который, помешкав, все-таки сел рядом со своим мучителем.
Янгер отметил для себя, что тот рубикон, на котором обложенный флажками зверь мог бы вцепиться ему в горло, — уже позади.
Янгер снисходительно усмехнулся, адресуясь к сутулой стариковской спине, закрыл дверцу, обошел патрульный автомобиль и уселся за руль.
Щеголевато-бездушный, оборудованный по самому последнему слову техники салон почему-то вызывал в памяти видение операционной и буквально подавлял торжеством и величием технической мысли: блистающим приборным щитком цвета слоновой кости, до предела заполненным какими-то ручками и ручечками, скобами и разноцветными кнопками, тумблерами управления мощной сиреной, компактной, но мощной полицейской рацией, рубиновой мигалкой. К щитку крепился при помощи магнита внушительный блокнот, впрочем, без единой записи. Рация что-то бормотала и бубнила, трещала и хрипела...
Новенькие пристежные ремни поблескивали пряжками. Янгер демонстративно-тщательно пристегнул пряжку ремня, хотя обычно плевал на такие глупости. При этом он сказал старику со значением:
— Рекомендую последовать моему примеру, Джо, — ты ведь позволишь называть тебя на “ты”, — превыше всего у нас безопасность. В безопасности себя совсем по-иному чувствуешь... Не правда ли?
Опустив голову, старик тихо ответил:
— Правда...
Янгер завел мотор, и патрульный автомобиль, сияя своей желто-зеленой раскраской, мягко вышел на серебристо-голубое шоссе.
— Да, Джо, вот бы удивились твои друзья, когда бы увидели, как ты разъезжаешь в полицейской патрульной машине. Они бы сказали: “Ну-ну! Как ни крутился Джо, как ни выкручивался, а попал в полицейские лапы...” И чем же ты отговоришься, а, Джо? — Янгер весело рассмеялся, поглядывая то на дорогу, то на старика.
Тот затравленно спросил:
— Чего вы хотите, капитан? Чего вы от меня хотите?.. — Янгер был в нерешительности, не пришло еще, по его ощущению, время решающего сражения: он занимался Джо Широм всего третью неделю, и тот, видимо, не сломлен еще до конца.
Будет время, когда этот же вопрос Джо задаст совсем по-другому... А пока Янгер балагурил:
— Приедем, угости меня кофе. А то еще вздумаешь мне заплатить, как таксисту, и местная шоферня вытрясет из меня душу! — Он по-свойски, подмигнув, ткнул старика локтем в бок.
Джо Шир гневно глянул на капитана, порываясь что-то сказать, но смолчал, откинулся на сиденье и стал в прострации провожать глазами пролетающие мимо автомобили.
Он сдал неприятелю очередной рубеж.
На пути их внимание привлек дом с белым плакатиком на зеленой лужайке перед оградой. Объявлялось, что дом продается. Янгер спросил, не отрываясь от дороги:
— Джо, надеюсь, ты понимаешь, что в этом доме живут совсем безумные люди?
Джо Шир с напряжением оторвался от окна и шальными глазами посмотрел на капитана.
— Почему?
— Совершенно сумасшедшие. Какой же идиот именно сейчас уезжает из маленького городка? Время для этого очень неподходящее. В глазах пестрит от объявлений, где по дешевке предлагают дома и домики, земельные участки... Те дураки, что продают их, теряют на этом просто громадные деньжищи. Это должно быть очевидно любому сагаморскому жителю, Джо. В такой момент нельзя все бросать и ехать куда-то, очертя голову... Такое сумасбродство может окончиться катастрофой... Я бы и в гости никуда не ездил. Сидел бы себе в старом добром Сагаморе, чего трепыхаться?.. Надеюсь, ты просек мою мысль?
— Да. Я вас понял, — ответил старик. Слабый, надорванный голос его был почти неслышен за шумом мотора.
В своем кабинете, в здании сагаморского полицейского участка, Янгер вот уже четверть часа напряженно созерцал телефон. Позвонить? Или подождать еще?
После той, насильственной для Джо Шира, поездки в патрульном автомобиле минуло три дня. Янгер не предпринимал новых атак, давая страху угнездиться в старом, потрепанном жизнью сердце, пустить там корни, дать уродливые побега... А потом внезапным броском Янгер возьмет последнее укрепление своего семидесятилетнего неприятеля.
“Итак, час пробил”, — кому-то подражая, подумал Янгер.
Он наизусть помнил номер Джо Шира, тщательно набрал цифровой код и приложил трубку к почему-то вспотевшему уху.
Где-то после пятого гудка он услышал надорванный голос Джо Шира:
— Алло.
— Это Джо Шир?
— Да, — неуверенно сказал старик, хотя прекрасно узнал голос своего мучителя.
Янгер вздумал нынче вести серьезную игру, он просчитал все до мелочей:
— Это беспокоит капитан Янгер. Тут всплыл один спорный вопросик, его надо как-то разрешить. Дело серьезное, по пустякам я не стал бы тебя отвлекать...
— Что же у вас теперь? — издевательски ледяным тоном осведомился старик.
— Дело в том, Джо, что я просматривал наши старые полицейские архивы, и, как выяснилось, у нас идет какой-то сбой в написании твоей фамилии. Я решил уточнить у тебя непосредственно... Подожди-ка, я открою папку... Вот. Я читаю тебе каждую букву:
Ш-И-Р-Д-И-Н... Джо, где тут неточно?.. Алё, алё, Джо, куда ты пропал?
В трубке царило гробовое молчание, кажется, на том конце провода перестали дышать.
— Джо, ты слышишь меня? Почему ты молчишь?
— Что тебе надо от меня, Янгер?..
— Мне нужно всего-навсего знать, как правильно пишется твоя фамилия... Не понимаю, почему надо от этого так заводиться...
— Ты прекрасно знаешь, как пишется моя фамилия!
— Да я хотел проверить, что ее не переврали где-нибудь в актах переписи, а то, бывает, машинистка...
— Брось ты идиотничать, Янгер...
— Ты что там, с ума сошел? Какая муха тебя укусила?
— Ты прекрасно знаешь, сукин сын, что я имею в виду...
— Ох, Джо, ты себе раньше такого не позволял... Значит, на самом деле ты вот так неуважительно ко мне относишься? А я-то думал, что мы добрые приятели!..
— Ты не по закону себя ведешь, Янгер... Я позвоню адвокату... Я знаю свои права... — Голос его прервался, видно, нервы старика не выдерживали напряжения, и он еле сдерживался, чтобы не закричать.
Янгер прекрасно рассчитал свои ходы, его-то нервы как раз были в полном порядке. Он иезуитски любезно осведомился:
— Ты хочешь на меня пожаловаться? Милости просим, являйся в участок. Но боюсь, Джо, тебе тут не очень понравится. У нас, знаешь ли, тут атмосфера несколько иная, чем у тебя там в твоем приятном домике... У нас ведь решетки на окнах, и в подвальных помещениях, где камеры, неприютно, сыро, холодно, крысы бегают, а у тебя ведь, наверное, кости болят... Ты ведь, как-никак, старый человек, Джо! Организм у тебя изношенный...
Ты слабый, дряхлый старикан, Джо... Ты убежден, что хочешь к нам, сюда?
— Я знаю свои права! Ты занимаешься вымогательством, это у тебя не пройдет; это против закона... — Голос старика так дрожал, что, казалось, Джо Шир лихорадочно вытирает своим темным кулаком слезы ярости и бессилия...
Янгер миролюбиво произнес:
— Джо, ну ты ведешь себя как ребенок. Разве можно быть таким старым ребенком? Во-первых, ты ведешь себя так, словно у тебя есть что скрывать, а во-вторых, ты слишком кипятишься... Тебе не надо бы хамить мне...
— Если ты что-то против меня имеешь, почему не начнешь следствие по закону?
Янгер, усмехнувшись, сделал глубокую паузу, потом он спросил со значением, но мягко:
— У тебя есть предложения, Джо?
После ошеломленного, как показалось Янгеру, молчания, старик протестующе произнес:
— Отстань от меня!
— Я отстану от тебя, не волнуйся. Мне и всего-то надо знать точную буковку в твоей фамилии. Потому и звоню.
— Ну разумеется, — с усталой иронией подтвердил старик.
— Вот послушай, еще раз тебе прочту запись из архива. В досье написано — читать, Джо?..
— Не зачем прокручивать по второму разу. Фамилия там переврана.
—Я так и понял... Продиктуй, как правильно!
— Может, хватит морочить меня?
— Давай, говори. Медленно, не спеша, я не умею писать быстро...
Янгер взял, улыбаясь, из массивной пепельницы свою дымящуюся, докуренную до половины, сигару:
— Я взял карандаш, диктуй!
Через силу, запинаясь, Джо Шир продиктовал свою ненастоящую фамилию.
— Ну вот... А ты горячился. Ты, может, плохо спал сегодня и не с той ноги встал?
— Все?
— Пока все.
Опустив трубку, Янгер устрашающе повращал глазами, засмеялся и сунул в рот сигару.
Патрульный полицейский автомобиль встал прямо напротив домика Джо Шира. Янгер опустил стекла, на полную мощность включив рацию, издающую треск грозовых разрядов, закурил сигару и, удобно устроившись в просторной кабине, стал ждать.
Он курил, вытянув ноги наискосок салона и упорно не глядя на стариковский дом. Чудовищно искаженный динамиком голос даже его заставил вздрогнуть от неожиданности: голос проговорил минут пять в хаосе грозовых разрядов что-то неразборчивое, смолк, и треск усилился.
Янгеру не было нужды глядеть на белый игрушечный дом. Он знал, что Джо Шир сидит сейчас в гостиной, вены на лбу у него набухают от гнева, он ладонями пытается зажать себе уши... Ясно, что скоро занавеска на окне отодвинется и в окне появится искаженное от бессильной ярости лицо...
Так прошло полчаса. Время от времени по рации что-то горячо обсуждали, препирались, несколько раз отчетливо прозвучали ругательства. Янгер выкурил уже вторую сигару, выкинув и ее окурок на газон перед домиком...
Вдруг входная дверь распахнулась, как от пинка, и с размаха ударилась о белую стену.
Янгер лениво посмотрел: из дома выбежал старик, волосы его развевались, коричневые кисти рук с рельефно выступающими узловатыми венами сжались на бегу в кулаки... Однако, выйдя за пределы ограды, он перешел на быстрый шаг и, почти задыхаясь, приблизился к патрульному автомобилю.
— Ты что творишь?!!
— Приветик, Джо! Чего ты навзводе?
— П-почему т-ты встал перед моими окнами? — заикаясь, с трудом выговорил старик. Голова его мелко тряслась, тряслись и руки, он был страшен в своем бессильном гневе. Казалось — миг — и он вцепится Янгеру в глотку своими скрюченными пальцами.
Янгер недоуменно пожал плечами:
— Ну ты даешь! Я случайно тут встал, патрулировал улицы и решил перекурить в тихом, приятном месте...
— Ты уж сорок минут перекуриваешь!
— Да, кстати, насчет вчерашнего телефонного разговора... Пардон, если чем-то обидел!..
— Это невыносимо, Янгер, и так продолжаться не может!..
— Не понял тебя... Мне так дорого наше приятельство, я тебе рассказал всю свою жизнь, естественно, мне хочется знать твою.
Старик ухватился скользящими пальцами за автомобильную ручку на сияющей дверце и прикрыл глаза. С закрытыми глазами его лицо казалось лицом покойника. Тень смертельной усталости и тревоги обостряла черты; старик явно боролся с дурнотой.
— Эбнер Янгер и Джо Шир... — как бы про себя произнес в раздумье капитан. — Ну прямо как в пьесе... ты никогда не играл на сцене, а?
Старик открыл глаза и потрясение уставился на Янгера:
— Как ты сказал?
— Я спрашиваю, ты, случаем, не играл на сцене?
— Ты как меня, сукин сын, назвал, а? Ты какое имя сказал? — Янгер, смеясь, махнул рукой:
— Да не суетись ты, вот еще... Мы же с тобой друзья-приятели... Я все это время знал твое настоящее имя...
Старик неверяще покачал головой и, ошеломленно глядя перед собой, оттолкнулся от автомобиля и неуверенно пошел к дому.
Янгер подождал, когда старик на дрожащих ногах одолеет последнюю ступеньку крыльца, и зычно скомандовал:
— Шир! — Голос его мгновенно стал жестким и грубым, куда и делись показное добродушие и фамильярность... — А ну вернись! — приказал он тоном сержанта, заметившего, что новобранец убегает, куда захотел...
Вот он, решающий момент! У старика несколько вариантов дальнейшего поведения, но одно очевидно: точка над i поставлена... Дальше притворяться и тянуть время старик просто не сумеет...
Он, конечно, может сейчас зайти в дом, запереться на свои несчастные запоры и сидеть и ждать, когда мощный пинок полицейского сломает дверную филенку.
Старик может начать отпираться и громоздить одну ложь на другую, впрочем, шансов выиграть игру у него нет...
Старик стоял лицом к двери. Так простоял он с минуту, проигрывая все варианты, пришедшие в голову.
Он отмел и вполне бессмысленное в его положении пустое запирательство, не стал занимать последнюю, смертельную оборону в доме, он развернулся на сто восемьдесят градусов и медленно, волоча ноги, спустился с крыльца и побрел к Янгеру.
— В машину! — голосом ожившего стального пресса приказал Янгер.
Старик без звука забрался в автомобиль. Янгер сунул ему блокнот и ручку:
— Укажешь тут в хронологическом порядке все до одного ограбления: год, город, сколько на твою долю... Не целиком сумму, а лишь твой пай. Ты все понял? Пиши в три столбца...
Старик потерянно шептал, опустив голову:
— Что вам надо, Господи, что вам надо?..
— Ну все! Я дважды не повторяю... Писать разборчиво... Старик с ужасом посмотрел на блокнот с уже открытой ручкой, лежащий у него на коленях, — так приговоренный к смертной казни смотрит на гильотину... Он бессильно вскричал:
— Я же не помню все точно!..
— Надо будет — вспомнишь...
Старик писал полчаса. Янгер выкурил за это время две сигары, иногда отзываясь на заполошные вызовы полицейской рации. Ему некуда было спешить — он ждал этого момента пятьдесят один год и сколько-то месяцев...
Закончив, старик поднял голову от блокнота и распрямил сутулую спину.
— Все. Я указал все...
Янгер, взяв блокнот, внимательно проглядел все три столбца, укоризненно покачал головой и, опустив блокнот на колени, со всего размаха ударил старика по лицу ладонью так, что у того мотнулась голова.
— Не будешь врать! — назидательно проговорил Янгер, вырвал из блокнота исписанный лист и возвратил блокнот старику. — Не пропускай, перечисляй все!..
Не сказав ни слова, старик вновь стал заполнять листок своим угловатым, наклонным почерком. Закончив, он прикрыл ладонью глаза: Янгер вновь скурпулезно исследовал написанное. На этот раз кливлендское ограбление пятьдесят третьего года Джо Шир упомянул.
Янгер удовлетворенно кивнул и небрежно молвил:
— Замечательно. Теперь выметайся. Старик оторопело поглядел на него.
— Что вы говорите?
— Выметайся из машины и дуй домой...
— Ради Бога, что вам нужно от меня?
— Вернусь, поговорим, — ответил Янгер. — И тебе же лучше меня дождаться...
— Миллион восемьсот семьдесят шесть тысяч долларов, — любовно произнес итоговую сумму Янгер. — Ты недурно заработал за всю жизнь, очень даже недурственно, Джо.
Они сидели вдвоем спустя три дня в гостиной, старик разительно переменился, словно совсем перестал есть и спать. Янгер добивал его вальяжно и не торопясь.
Он предвкушал небывалое наслаждение от близкой победы и не желал теперь комкать и рвать естественное течение событий. Он любил получать удовольствия неспешно, с чувством, с толком, с расстановкой...
— Поговори со мной, Джо... Расскажи мне, как у вас готовились и проводились операции. Ты понимаешь, это чужой для меня мир, но мне страшно интересно... Возьми, например, хоть это кливлендское дело пятьдесят третьего... — Янгер резонно решил чуть ослабить узел, неумолимо затягивающийся на шее старика, боясь, что тот в припадке отчаяния натворит глупостей, сорвется или сбежит...
Старик тускло глянул на него.
— Почему именно кливлендского?
— Ну, мне же интересно... не приходилось вот так запросто беседовать со знаменитыми взломщиками, даже лестно, так сказать... Я ведь тоже человек, Джо, мне ничто человеческое не чуждо. Вот, например, сначала о Кливленде, потом о Де-Мойне, в каком это году, ага, в сорок девятом... Давай...
Старик дернул шеей, неловко сглотнув слюну.
— Не понимаю, зачем это...
— Ну, Джо, прошу тебя!.. Я ж тебе рассказывал мою жизнь, теперь ты расскажи мне свою...
Старик, невидяще глядя в пространство, неуверенно стал говорить. Сначала он запинался, мучительно подбирал слова, все время, видимо, терзаясь мыслью, для чего это нужно его мучителю. Постепенно он увлекся, расслабился, и с каким-то старческим жалким тщеславием, видя страстный интерес Янгера к его повествованию, стал говорить все свободнее и выразительнее. Перед ним проходила вся его бурная жизнь, от юности до преклонных лет, в памяти всплывали невероятные по дерзости идеи ограблений, старик вспоминал волнующие подробности, хитроумное запутывание следов после операций, роковые неожиданности в ходе их, ронял, уже не контролируя себя и все более разгораясь, имена особенно талантливых подручных, — Янгер цепко запоминал, а потом, отлучась в туалет, быстренько записал их...
Янгер был благодарным слушателем, он внимал рассказам с тем же наслаждением, какое испытывал сам, говоря старику о своей службе в армии.
День, между тем, склонялся к вечеру, в комнате стало сумрачно, однако старик продолжал свой негромкий и связный рассказ. Янгер слушал так, точно ему вслух читали “Графа Монте-Кристо”... Он улыбался, кивал головой, бил в ладони, вскрикивал, сочувственно ахал или охал... В общем, он прожил, пожалуй, чуть ли не самый незабываемый день своей жизни.
Уже окончательно стемнело, когда старик закончил свое повествование. Оно странным образом словно бы придало ему сил, неуловимый легендарный Джо Шир расправил плечи, стал уверенней в себе, спокойнее... Он сказал, отхлебнув глоток вина (два больших стеклянных стакана красного столового вина он принес на подносе в гостиную).
— Я все же никак тебя не пойму... Вот ты капитан полиции. Тебе известно обо мне все до мелочей. Но ты почему-то меня не арестовываешь... Чего же ты ждешь?
Янгер уже стоял у дверей, он улыбнулся и просто сказал:
— Чего ты спрашиваешь? Да пока половину всей суммы... — Он нахлобучил на лоб шляпу и вышел в темноту.
Через час он вернулся, дав старику на досуге поразмышлять и сделать верные выводы.
В гостиной горел свет, окна были занавешены тяжелыми плотными шторами. Старик сидел на кушетке, опираясь на валик спиной. Он, вероятно, поужинал, но не включал телевизор, а просто сидел, размышлял.
— Ну, Джо, что ты надумал мне ответить?
— Господи, да у меня просто нет этих денег! Я тебе жизнью клянусь!..
— Джо, голубчик, они у тебя есть, ты дал мне цифры, а я сделал необходимые выкладки...
Старик, все так же сидя на кушетке, нервно потирал пальцы, словно они у него мерзли. Но в комнате было очень тепло.
— У меня давно нет наличных. Все, что осталось, я вложил в ценные бумаги и акции... Кто же держит деньги дома?
— Джо, Джо, не за-бы-ва-а-ай: полмиллиона! У тебя столько Должно остаться. И половина пойдет мне. Мое терпение велико, но не безгранично...
— Что? Да ты смеешься надо мной, наверное! У меня давным-давно нет больших денег, я клянусь тебе, клянусь, вот чем хочешь... Господи, чем хочешь поклянусь... что ж ты мне, старику-то, не веришь?
Янгер, тяжело вздохнув, укоризненно покачал головой.
— Что ж, придется, видно, говорить с тобой по-другому, раз не понимаешь по-доброму... Неприятно мне это, я бью людей с неохотой, а с тобой мы и вообще... так о жизни поговорили... Да, видно, делать нечего... — Янгер сжал тяжелый кулак и поднес к пульсирующей венке на виске старика.
— Подожди! Постой! Я отдам, все, что есть, слышишь, все, что у меня есть... У меня тут спрятана заначка, тысяча долларов, я пока отдам ее, а потом остальные...
Янгер с брезгливой и презрительной гримасой посмотрел на сутулящуюся фигуру, прошлепавшую на кухню в своих домашних тапочках. Всего тысяча? Несчастная тысяча, после всех-то ухищрений и ожиданий? Хотя одна запрятанная тысяча должна вывести к остальным... Он пошел следом за стариком.
Тот достал с полки желтую, в белый горошек, банку с мукой, разрыл содержимое и достал целлофановый пакетик с тысячью долларов. А где остальные? Не мог же старый идиот рассовать их по банкам с крупами, специями, солью и сахаром? Старик торопливо отряхнул над раковиной пакетик от муки, и чрезвычайно торжественно вручил его Янгеру, добавив дрогнувшим голосом:
— Отдаю все, что было... А потом закрою банковские счета, бумаги ценные продам — и все будет твое...
— Да ты что, обалдел? Не городи чушь! Ты что это со мной вздумал вытворять? Я тебе мальчик?!
Янгер в диком гневе бросил пачку денег на кухонный стол.
— Плевал я на твои дерьмовые ценные бумаги! Мне нужны наличные, понял?! Где твои сотни тысяч, куда ты их спрятал? Старик медленно покачал головой и обреченно закрыл глаза. Страшным ударом Янгер уложил его на линолеум цвета морской волны.
Спустя неделю Янгер минут семь безуспешно звонил в игрушечный дом старика. Потеряв терпение, он высадил замок в парадной двери. Янгер был совершенно уверен, что старый обманщик никуда не отлучался, а безвылазно сидел дома. Что еще задумал этот скот, хренов романтик моря?..
Янгер почувствовал неладное, лишь обойдя в мертвой тишине весь дом и толкнув дверь ванной. Аккуратной стопкой на пластиковом стуле была сложна одежда старика. Сам он, обнаженный, висел на вмурованном в бетонную стену кронштейне для душа, бельевой шнур надежно удерживал над ванной его посиневшее тело. Лицо старика было ужасно. Янгер взял лежащую на стуле рубашку и набросил ему на голову.
Он попятился из ванной, опасливо прикрыв за собой дверь, поспешней, чем следовало, вышел на крыльцо, сел, дрожащими руками достал сигару. Почему старик сделал это? Что, разве у него не было иного выхода? Отдал бы Янгеру половину своих бешеных денег и жил бы, как прежде, ни о чем не заботясь. Иные только мечтать могут о том достатке, в каком ему предстояло дожить до конца...
Но где же эти проклятые деньги? Янгер посидел на крыльце, несколько пришел в себя и ринулся обыскивать дом, опасливо обходя стороной ванную комнату.
Янгер старательно обследовал дюйм за дюймом, но готов был в итоге с отчаянием признать, что денег в доме действительно нет. Они не были зарыты в подвале; их не было ни за деревянной обшивкой, ни за кирпичной кладкой, ни под внахлест набросанными досками на чердаке, которые прикрывали собой форменный слоеный пирог из опилок и шлака, для тепла насыпанных на потолок дома... Денег не было ни в матрацах, ни под ящиками комода, ни под днищем старинного платяного шкафа — денег не было нигде...
Квартира в Омахе исключалась, на неделе Янгер ее обследовал, денег там не было. Не было никакой шкатулки, в которой лежала бы, например, пластмассовая бирка от вокзальной камеры хранения или причудливый ключ от банковского депозитного сейфа. Не было нигде скупо набросанного, схематичного, понятного только самому рисовальщику — плана земельного участка, где зарыты деньги в какой-нибудь большой, герметично закрытой посудине...
Однако у старого Джо Шира не было автомобиля, следовательно, круг поисков не особенно, не чрезмерно велик — он должен соответствовать тому, достаточно узкому, домоседскому кругу стариковского существования, в котором и обитал Джо Шир.
Деньги Янгер, конечно же, отыщет. Этому эгоисту, этому вертопраху, висящему там, в ванной, рано торжествовать. Пусть он отдал концы, но денежки-то его живы...
Но решать с ним надо. Здесь никак не годится версия самоубийства, потому что, во-первых, если все же посмотреть правде и глаза, на теле старика полно синяков, кровоподтеков и просто разнообразных ран (Янгер плохо соображал, по делает, когда у него закипала душа), были и следы от натерших стариковскую кожу веревок, — Янгер всю неделю занимался со старым олухом, пытаясь выбить из него правду...
Во-вторых, Янгер слишком афишировал свой интерес к одиноко живущему Шардину. Он поручал своим полицейским слежку за Джо; в участке был оставлен здешний телефон, — мало ли что, — позвонят из штата, а подчиненные туг же поставят в известность начальника, свяжутся с ним... И если сейчас будет официально зафиксировано самоубийство, — то веселое времечко Янгера ждет... При осмотре тела и вскрытии как раз и всплывут первым делом стариковы синяки да кровоподтеки...
Следовало как-то избегнуть правдивого медицинского заключения. Но как? Янгер, куря сигару за сигарой, мерно шагая по гостиной, вспомнил вдруг мягкотелого и податливого доктора Рейборна.
И требовалась-то от него самая малость: указать в свидетельстве хотя бы смертельный исход от разрыва сердца, но только не самоубийство, это исключено... Естественно, доктор, не говоря ни слова, должен выполнить просьбу Янгера, а то у капитана не заржавеет и намекнуть о компромате, собранном на местного эскулапа...
Рейборн, против ожидания Янгера, долго отнекивался, пришлось, в самом деле, напомнить ему про доктора Уоша, погоревшего на подпольных абортах в распутной Омахе... Рейборн стал тише воды и ниже травы.
Гораздо меньше хлопот было с Глиффом. Тот впрямую зависел от милости или немилости шефа полиции, поскольку имел статьи дохода весьма и весьма деликатного свойства; а когда капитан объяснил, что нет никакого криминала, просто, мол, прячутся в воду, то бишь в бурую сагаморскую почву, концы позорящего старика самоубийства; да еще, мол, безумец, наложивший на себя руки, оклеветал в прощальном письме ни в чем не повинных людей, — Янгер и Глифф достигли полного взаимопонимания.
Все устраивалось, как подобает, ни Глифф, ни Рейборн понятия не имели о тайных капиталах покойного; теперь оставалось лишь найти эти самые капиталы.
И вот, когда после всех нервотрепок и хлопот Янгер возвращается к домику Джо Шира, чтобы всласть предаться одиноким, никем не нарушаемым поискам, что же он видит? А видит он незнакомца, который говорит с Риксом, долговязым малым, живущим по соседству. Янгер благоразумно не стал останавливать свой черный “форд”, через квартал развернулся, и сопроводил незнакомца до отеля “Сагамор”. Он узнал у ночного портье, что высокий, плечистый тип — это прибывший из Майами Чарльз Виллис.
Что за Чарльз Виллис? Кто он? Какая надобность ему в этом городе, а конкретно — в доме только что умершего Джо?
Ясное дело, приехал этот Чарльз ни за чем иным, как за тайным богатством Шира. Судя по всему, одного поля ягода со своим дружком, которого завтра и зароют—Может, конечно, гость из Майами пронюхал, где у Джо хранятся денежки. Стоит держать его в поле зрения, и он выведет прямо к вожделенной цели; что ж, тогда его приезд — очень кстати...
Янгер следил за высоким франтом неотступно. На другое утро Чарльз Виллис прокатился в такси до редакции в Линбруке, и хоть Янгер пробовал выудить что-то у водителя Сэмми, ничего путного тот не сказал, все отводил глазищи.
Янгер строго-настрого наказал таксисту не трепать языком с пассажиром об их беседе, отошел к своему бедному многострадальному “форду”, который только что не чихал от пыли, и стал разглядывать вышедшего с газетой приезжего.
Что-то этакое, нетипичное было в Чарльзе Виллисе. Янгер хорошо разглядел его, стоящего на крыльце, прямо на солнце. Видный мужик, крупный, как лось из заповедника, руки сильные, долгие, морда недурна, хотя на чей вкус, но слишком надменная, волосы густые светлые, а взгляд ледяной, отстраняющий... Одет он, по правде говоря, был прилично. Серый костюм, тонкая белая рубашка, чуть серебрящийся галстук, хорошо начищенные кожаные туфли, — и все говорило, что он привык носить эти дорогие вещи постоянно, ощущение было, что он сросся с ними, но относился к ним небрежно, не то, что, например, Янгер, который испытывал к “приличным” вещам, но более всего — к форме! — почтительное уважение.
Янгер бы ни в жизнь просто так не подошел к приезжему ферту, однако деться было некуда, полмиллиона — хоть и призрачная, но чересчур притягательная цифра.
Потом этот щеголь куда-то скрылся, потом нарисовался сперва у Глиффа, потом у Рейборна, и у Янгера земля под ногами зашаталась. Не помня себя, он бросился вослед за приезжим, полагая, что сможет как-то перекрыть его бурную расследовательскую деятельность, ничего хорошего лично Янгеру не сулящую.
Он буквально оторопел, увидев этого лося грохнувшимся в отключке у Шира в подвале. Янгер спускался себе, не торопясь, и вдруг чуть было не наступил на лежащего с раскинутыми руками Чарльза Виллиса. Первое желание, молнией пронзившее Янгера, было: убить! Немедленно достать револьвер и выстрелить — никто не услышит, а больше такой шикарной возможности разом расквитаться с опасным соперником Янгеру уже не подарят.
Янгер, однако, не выстрелил. Виллис был нужен живой. Жадность Янгера была сильней всех резонов.
Тут еще появился второй охотник до денег Джо Шира, у Янгера просто помутилось в голове: эти рецидивисты, как пчелы на мед, один за другим налетают на призрачное богатство отдавшего концы старикана.
Однако все завертелось с еще большей скоростью, когда Тифтуса внезапно убили, и Янгер отчетливо понял, что ему одному теперь во все стороны не разорваться. И Янгер неосмотрительно предложил Виллису партнерство, а уж после понял, что его высокомерно фыркающий напарник ну просто ничегошеньки не знает о тайне Джо Шира.
Новоявленные сообщники решили распределить обязанности так: Янгеру следует искать убийцу Тифтуса, Виллису — фантастические капиталы Джо.
Найти убийцу Тифтуса надо было как можно скорее, потому что он тоже, известное дело, рвался прикарманить стариковы деньги.
Янгер нимало не обольщался по поводу Виллиса. Он прекрасно знал, что его партнер спит и видит, как, найдя деньги, смыться с ними...
Но его самого, Янгера, некоторые люди напрасно держали за идиота... Полицейские не спускали с Виллиса глаз, Янгер моментально узнал бы о всех его вольных перемещениях.
Да и сам-то Янгер, уж себе можно признаться, надеялся заполучить все целиком, не дробя на части. Заезжий ферт, очевидно, захочет надуть простоватого захолустного капитана...
Не было никакого резона делиться с ним.
Янгер мотался по осеннему безрадостному пустырю, начинавшемуся сразу за домиком Джо. Он ощупывал взглядом все неровности бурой земли, на которой шелестели подсыхающие сорные травы. Янгер хотел найти лопату.
По идее, она должна была валяться где-то здесь. Убийца, крепко врезав Виллису, прикончил Тифтуса абсолютно другим предметом.
Пришло заключение экспертизы из штата, где черным по белому было изложено, что Тифтуса убили громоздкой стеклянной пепельницей, красовавшейся в номере на столе, а отнюдь не лопатой.
Янгер никак не мог объяснить себе, для чего убийца, убегая, утащил лопату? Может, чтобы никто другой не вздумал копать в подвале? Вопиющая глупость. Забрать лопату, чтобы не нашли отпечатков пальцев? Вот уж идиотизм. Ведь можно было протереть черенок первой попавшейся тряпкой — убийца догадался провести такую процедуру в номере отеля с пепельницей.
Самое вероятное объяснение — растерянность. Убийца караулил за дверью подвала, затаился там, во тьме, прождал битый час, прислушиваясь к звуку шагов бродящего там, наверху, ни о чем не подозревающего Виллиса. Он не представлял себе, кто войдет, мог только гадать о цели прихода того, кто зачем-то явился... Дверь открылась, его ослепила полоса света из коридора, он плашмя и не очень ловко ударил незнакомца лопатой и страшно растерялся, когда тот покатился по ступеням без чувств. Ему и в голову не пришло отшвырнуть прочь лопату, он лишь на пустыре обнаружил, что бежит вместе с нею...
Но унести далеко он ее не сумел бы. Буквально через час убийца был уже в отеле, и никто бы его туда с лопатой не пустил. А может, он бросил орудие убийства, преспокойно пройдя несколько улиц... Но... мог ведь он и подкатить к дому на машине, и теперь лопата валяется у него где-нибудь в багажнике, а то и просто лежит на заднем сиденье. Но — тогда возле дома Джо должен был довольно долго стоять автомобиль, а он, Янгер, когда проезжал, кружа и разыскивая Виллиса, не видел ничего подобного.
Янгер, вообще-то, предполагал, что на самом деле все было по-житейски до ужаса просто. Убийца вошел в дом через заднее крыльцо, а, сделав свое дело, вышел тем же путем, чтобы не мелькать на людях.
Эх, Янгеру требовался всего лишь какой-нибудь вспомогательный фактик, чтобы расследование сдвинулось с мертвой точки, но никакой подвижки не маячило.
Если бы Янгер мог отвлечься от своих догадок, что убийца — не профессионал, а дилетант... Он не может быть приезжим, скорее всего из местных, сагаморских...
Но кто же из местных? Кроме самого Янгера, никто в точности не представлял, что здесь к чему, Рейборн, Глифф, три полицейских — все вместе, и каждый в отдельности, знали недостаточно, чтобы что-то раскручивать. Янгер последовал совету Виллиса, и на всякий случай проверил каждого... Но в те временные промежутки, когда убийца сидел в подвале и когда он напоролся на Тифтуса, каждый из пятерых имел убедительнейшее алиби.
Итак, это неизвестный... Лопата. Неизвестный... Неизвестный. Лопата...
Янгер так хотел мысленно восстановить то, что случилось в подвале, что у него даже мороз пробежал по загривку. Он буквально готов был из своего теперешнего часа впрыгнуть в тот, послеполуденный час.
Итак, убийца притаился за тяжелой подвальной дверью, на голове у него хозяйственный огородный мешок, сквозь грубую холстину которого практически ничего не видно, да еще в подвале абсолютно темно. Убийце поди и самому-то не по себе — кто там ходит по дому, над его головой? Хозяина еще и похоронить не успели... Такой расклад. Потом рывком открывается дверь, в полосе света появляется человек, кто это — сквозь мешок, да еще после часовой отсидки впотьмах — не разберешь. Убийца бьет, как придется, лопатой плашмя, вошедший тяжело скатывается по ступеням, — он большой, громоздкий, — и отключается... Убийце надо снять с головы мешок, выбежать с мешком и лопатой в руках по коридорчику на заднее крыльцо, и за пределами участка, где-нибудь на пустыре, он, пригибаясь и оглядываясь, отбросит в сторону мешающую ношу и помчится прочь.
А как с отпечатками пальцев? Успел их стереть? Может, успел, может, не успел...
Надо пройти эти пустыри, кустик за кустиком, выспросить всех жителей — ведь должен был кто-то заметить странного человека, бегущего с лопатой?
— Коп, доброе утро! Что-то потеряли?
Капитан Янгер вздрогнул от неожиданности и резко обернулся. Перед ним стоял высокорослый малый дет девятнадцати с обсыпанной веснушками физиономией. Капитан напряг память и вспомнил, — его фамилия Рикс, он был соседом Джо Шира, с ним как раз говорил Виллис, появившись вечером у домика Джо.
Звали его, кажется, Альфред.
— Приветик, Альфред, — добродушно сказал Янгер. Он старался хранить в памяти, как в картотеке, не только фамилии жителей, но имена их самих, их детей и внуков...
— Может, вам помочь что-то поискать? Янгер спросил на всякий случай:
— Скажи, ты вчера здесь не видел мужика с лопатой?
— Мужика?.. Я видел только лопату...
— Где? — отвесил челюсть Янгер.
— Да вон рядом с кустом татарника. Я как раз утром, когда тут проходил, наткнулся на лопату, и еще валялся мешок, в какие насыпают картофель...
Янгер чуть не рысью кинулся к татарнику, серебрящемуся издалека своим волчьим остистым пухом, летящим во все концы.
Янгер крикнул на ходу:
— Думаешь, они там до сих пор?
— Да нет... Я подобрал их, — замялся Рикс, — вижу, валяются, а в хозяйстве все сгодится...
— Где они теперь? У тебя?
— Да. В подвале.
— Быстренько веди меня...
— Ага... Пойдемте.
Рикс привел его к родительскому роскошному коттеджу, и, спустившись в подвал, Янгер обнаружил там на заваленном стружками верстаке мешок и лопату.
Янгер цвел, как пунцовый пион: его догадка подтвердилась, убийца запсиховал и дал деру пустырями, кинув по пути лопату и мешок. Следовательно, на черенке лопаты есть не только отпечатки пальцев Рикса, но и отпечатки убийцы... Стало быть, дилетант, из сагаморских, его можно будет вычислить методом исключений...
Капитан озабоченно поглядел на Рикса:
— Мне надо забрать это, Альфред. Мешок и лопата будут фигурировать в следствии как вещественные доказательства, впрочем, когда дело закроется, я верну их тебе, раз ты нашел...
Малый поднял вверх свои угловатые плечи.
— Да ладно! У нас свой инвентарь есть...
Янгер, перехватив лопату там, где в железный штык входил деревянный черенок, и аккуратно неся на весу мешок, последовал к “форду”.
Виллис, вставший в самом дурном расположении духа, прыжком слетел с парадного крыльца, и в мгновение ока очутился рядом с Янгером:
— Откуда вещички?
Янгер, думая блеснуть перед ним, горделиво начал:
— Я продумал версию, когда убийца...
— Где взял, японская мануфактура?.. — невежливо перебил Виллис, отбивая у капитана всякое желание излагать такому грубияну свою восхитительную версию.
— На пустыре. Убийца их там бросил... — обиженно насупился Янгер.
Виллис остро глянул на дом Рикса.
— Так это ты сам нашел на пустырях?..
— Да нет... Соседский малый, этот, веснушчатый...
— Все ясно.
— А у тебя что?
Виллис безрадостно покачал головой.
— По нулям...
— Конечно, в доме ничего нет, мы ведь с тобой, как ищейки, обнюхали каждый дюйм...
— Все же пошарю еще, — мрачно решил Виллис и, повернувшись, зашагал к дому в молочном свете неяркого сентябрьского утра. В такую пору особенно уютно глухо бренчат на тележках бидоны, стекла оранжерей в крупной алмазной испарине, а по сторонам дорожки, ведущей к дому и усыпанной пестрой галькой, цветут белые, розовые и сиреневые астры, пахнущие так же горьковато, как пахнут потом хризантемы.
Янгер смотрел в широкую спину и мощный светловолосый затылок Виллиса. “Чистый лось, — думал Янгер. — А угрюм, как тюремная решетка. Ни пошутить, ни рассказать чего-нибудь веселенькое, ни о бабах...”
Янгер уложил вещественные доказательства, хлопнул дверцей черного “форда” и укатил.