Vалентин

"V" значит Валентин 1.4

В Академию мы шли вместе, было офигенно красиво — ночью выпал снег и город стал чистым и белым.

На углу Даша быстро попрощалась и убежала вперед, я пошел следом неспеша, любуясь ее походкой. Я в жизни не чувствовал себя таким счастливым.

Возле кабинета зельеварения меня поймал Мопс и раздраженно ткнул какую-то банку:

— На, забери!

— Что это? — я заглянул внутрь и увидел хромого мышонка.

— Это Гарри, — буркнул Мопс, — он меня достал! Я не могу ставить над ним опыты, он на меня глазами смотрит! Никогда не давай имена лабораторным мышам!

Он резко развернулся и ушел. Я посмотрел на Гарри и вздохнул:

— Мама будет счастлива.

После длинной тяжелой ночи в компании требовательного учителя я спал, как убитый. Снилась какая-то ерунда, за мной гонялись, стреляли, что-то взрывалось… Потом бегущий впереди солдат резко обернулся и рявкнул мне в лицо полной зубов пастью. Я отмахнулся и проснулся, успев увидеть, как отлетает через всю комнату пушистая тушка, распяленная в полете центробежной силой в позу кота-вертолета, обретшего в посмертии всемирную известность.

Тушка хряснулась о дальнюю стену и сползла на половичок, там и успокоившись.

Я встал, потер физиономию и подошел. Осторожно потыкал в мохнатое пузо пальцем, реакции не дождался и решил, как взрослый мальчик, столкнувшийся с новым и неизвестным, смело смотреть в лицо опасности. И звать маму.

— Ма! Я тети Олиного енота убил.

И тишина была мне ответом.

Я протер глаза и посмотрел на часы — еще бы, обед скоро, мама на работе. А я дрыхну, как студент, который зарабатывает себе оценки всеми многочисленными талантами, кроме научных — ремонтами там, стейками в постель.

— Зверь, ты живая? Если живая, скажи «да». Если сдохла, скажи «нет».

Еноша медленно подняла лапку и показала мне маленький, но недвусмысленный средний палец.

Я с облегчением выдохнул и пошел назад спать. На втором шаге почувствовал, как на моей ноге смыкаются мелкие и острые, как шило, зубы. Обернулся. Пушистое умертвие лежит на боку, лапки волочатся за тушкой, глаза закрыты, зубы сжимают мою ногу, на мордахе выражение скорби и обманутого доверия. Я медленно глубоко вдохнул и выдохнул.

Спрашивать «что ты хочешь?» было бессмысленно — она всегда хотела двух вещей: вкусняху и интернет. И если она пришла меня будить с риском для жизни, значит, все вкусняхи в доме она уже подъела.

— Зверь? — позвал я. Она открыла один глаз, окатила меня ведром укоризны, шмыгнула носом и закрыла, зубы сжались сильнее. — Сейчас ты разожмешь зубы, дашь мне одеться и я возьму тебя с собой в зоомагазин. — Зубы сжались еще сильнее. Я добавил: — Там на углу у метро нерусские орехи продают. — Она открыла оба глаза и села, широко расставив ноги и опираясь на три точки — ноги и пузо. Судя по размерам пуза, я пойду в магазин голодным. Еноша смотрела на меня с ожиданием и я выдал: — Килограмм орехов и мы забудем об этом инциденте. — Она засопела и показала два пальца, я поднял ладони: — Два килограмма, окей.

Зверюга кивнула, встала и как ни в чем не бывало поползла за комп, о ее уроках левитации вообще ничего не напоминало.

У меня появилось ощущение, что меня только что нагло надули, выбив из наивного сонного студента два килограмма орехов за просто так.

Решив пощадить остатки самолюбия, я промолчал и стал собираться.

На улице на меня смотрели, как на красивую беременную женщину — с умилением и желанием уступить место. Из моего воротника выглядывала усатая фырчащая морда и одна лапа, которая руководила и пальцеводила, направляя глупого меня на путь истинный. В итоге мы купили в зоомагазине клетку и корм для мышки Гарри (самый дешевый) и в ларьке у нерусских — два с половиной килограмма орехов и сухофруктов для Мармоши. Самых дорогих. При попытке попробовать орех меня цапнули за подбородок и отобрали, так что я так и не узнал, почему эта фигня столько стоит.

Дома я высыпал орехи и фрукты в самую большую вазу для печенья, отсыпав четверть в отдельный пакет — для Даши. На пары я не пошел, так что пойду сразу к ней, чтобы в академии не светиться. Скажу всем, что был занят. Тетушку лечил, от ушиба енота.

Мармоша не видела, как я отсыпал, потому что ходила куда-то по своим мармошьим делам, а когда вернулась и увидела вазу, ей резко стало не до чего — у нее в глазах сверкали горы еды, как монетки у Скруджа МакДака. Она ловко забралась на табуретку, потом на стол, запустила обе лапы в вазу и достала горсти орехов вперемежку с изюмом, медленно просыпающиеся между пальцами, вздохнула с умилением, опять набрала два жмени, полюбовалась… посмотрела на меня, скривила мордочку и сгорбилась. Взяла из вазы одну маленькую изюмину, и не глядя протянула мне.

Я аж замер. Прижал ладонь к сердцу и прошептал:

— Не жалко? — Она тяжко вздохнула и промолчала. — Серьезно, это все — мне? Мармошенька, я же лопну!

Она зафыркала, забурчала и взяла еще один орешек, положила передо мной на стол и отвернулась, сложив лапки на пузе и задрав нос, как будто говоря, что это ее последнее слово и больше она ни на шаг от своего не отступится.

— Какая щедрость, — впечатленно качнул головой я, смахивая в ладонь свою одну изюмину и орешек. — Наслаждайся, зверь, я пойду Гарри покормлю.

Она кивнула мне и опять запустила в вазу обе лапы.

Гарри оказался питомцем тихим и покладистым, в отличие от того же енота — Мармоша постоянно занимала мой комп и оставляла на столе тарелки.

Когда я вечером собирался на работу, она каким-то чудом перетащила свою огромную миску с орехами на мою кровать, обложила кругом подушками и устроилась прямо внутри, выпячив пузо с насыпанными сверху горкой орехами. Она была такая круглая, что создавалось впечатление, что она просто открыла рот на ширину миски и стала вползать внутрь, всасывая орехово-сухофруктовую массу, как удав кролика, а когда закончила, то оказалась внутри и выбраться уже не смогла. Судя по заоблачно довольному виду, ее это ничуть не беспокоило, она была счастлива, как может быть счастлив только сытый енот в миске с ништяками, которому абсолютно никуда сегодня не надо.

Сумку я уже собрал и стал одеваться, снял домашнюю футболку, начал расстегивать штаны. Услышал, как зверюга громко хлопнула в ладоши и из моего мобильника заиграла «You can leave your hat on».

Я обернулся.

Еноша смотрела на меня хитрыми, до одурения довольными глазами.

Я подумал, что уже не раз при ней переодевался.

Забрал вещи и пошел в ванную.

В ванной на сушилке для полотенец сохли мои возмутительно чистые перчатки. Внутри что-то нехорошо натянулось, я позвал: — Мам?

— А?

— Ты стирала?

— Да. Форму твою, футболки и еще какие-то перчатки там в рюкзаке лежали, грязные, как будто ты в них траву рвал. Но я отстирала, вон висят. Это футбольные?

— Ага, — мрачно кивнул я, беря перчатки и убеждаясь, что действительно, отстирала. Пошел в комнату, включил комп и набрал в поисковике: «В тени Белого дуба». Открылся сайт какого-то литературного общества, никаких упоминаний об аукционе или Мерлине.

— Да что такое…

Я попробовал по-другому: «Аукцион Мерлина». Гугл выдавал ерунду.

Еще попытка: «Что будет, если постирать артефакт, который нельзя стирать?». Здесь вариантов было очень много, но все мимо.

«Черт.»

Я мрачно посмотрел на перчатки и взял их с собой в зал.

Я шел по тенистому лесу. На просторной поляне в тени раскидистого дерева сидел старик с трубкой, улыбнулся мне и кивнул:

— Присаживайся, странник. Как тебе мои перчатки?

— Мерлин? — осторожно сказал я, он рассмеялся и качнул головой:

— Нет, мой юный друг. Мерлин не создавал эти перчатки, он снял их с трупа. Моего трупа. — Он на секунду перестал улыбаться и посмотрел мне в глаза, опять поднял уголки губ, — мне они служили для несколько иных целей. Но старый пень любил говорить, что даже злые вещи могут служить добру. Он заставил мои перчатки работать как светлый артефакт, он был хорошим травником… но ты избавился от этой травяной жижи, теперь они опять будут делать то, для чего предназначены. Ты ведь знаешь, для чего?

— Нет, — я настороженно смотрел в его глаза, они прищурились от удовольствия:

— Скоро узнаешь. Ведь у артефакта нет иных рук, кроме рук его хозяина. И его ничто не может остановить, кроме него самого.

Он рассмеялся, а я резко проснулся и сел на кровати.

Было темно и тихо, на подушке рядом посапывала во сне Мармоша, на улице ездили редкие машины. Я потер лицо и опять попытался уснуть.

На большой перемене я зашел к Даше, аудитория была пустая, дверь в препараторскую закрыта. Я постучал и заглянул, она оторвалась от тетрадей и так мне улыбнулась, как будто действительно рада видеть. Я шкодно усмехнулся и громко прошептал:

— Даш… или не дашь?

— Ну почему бы и не "дашь"? — игриво подняла брови она, рассмеялась и приглашающе махнула рукой, — заходи и закрывай.

Меня два раза просить не надо, я вошел и бросил рюкзак на стул, стал снимать куртку. Она рассмеялась:

— Эй, придержи лошадок! Я сейчас допроверяю и домой пойдем.

— У меня еще оборонка, — качнул головой я.

— Не будет у тебя оборонки, — Даша вернулась к тетрадям и опять взяла ручку, — и у меня сегодня больше пар не будет, всех отпустят.

— Что-то случилось? В последний раз такое было, когда у декана внук родился.

— На этот раз причина не такая радостная, — она что-то черкнула в тетради, закрыла и взяла следующую. — У погодников на практикуме по полям получились какие-то странные результаты, у всей группы. Завкафедры разобраться не смог, запросил сканирование аж из министерства магии, ему вместо отчета прислали специалиста, они теперь закрылись в лаборатории и что-то сканируют. Сказали декану, что у них помехи, и потребовали освободить территорию к двум часам дня, так что выгоняют даже сторожей и библиотекарей. — Она закрыла очередную тетрадь, я призадумался и достал телефон:

— Я сейчас вернусь.

Вышел в коридор и набрал Димона.

— Да?

— Ты что-нибудь слышал про помехи при сканировании на практикуме у погодников?

— Ну… а что?

— Я хочу знать, чем там будут заниматься наш завкафедры с министерским послом.

— Ты имеешь к этому отношение?

— Надеюсь, нет. Достань мне их отчет, если сможешь. Если нет, хотя бы выясни через друзей, к какому выводу они пришли.

— Что ты опять взорвал, Темыч? — несерьезно фыркнул друг, я нахмурился и попытался придумать что-нибудь подходящее, не придумал.

— Я древний артефакт постирал.

Он присвистнул и гораздо тише ответил:

— Ясно. Я постараюсь.

Утро еще только пробовало шторы на зуб, а я уже вертелся и валялся — не привык так рано ложиться. Вечером мы с Дашей учили новые слова и незаметно уснули часов в восемь, очень утомительное было занятие. И теперь она сладко спала на своих трех четвертях кровати, а я пытался не скатиться со своего краешка и лечь как-нибудь так, чтобы мой кусок одеяла с носовой платок размером прикрывал как можно больше моей ледяной тушки.

Наконец это валяние окончательно утомило и я тихонько встал, пошел в ванную, потом на кухню. В коридоре почему-то было грязно, хотя я помнил, что вчера мы вытерли все, что натоптали. Входная дверь была приоткрыта, я напрягся и прошел к ней, выглянул в подъезд, закрыл и провернул ключ. Присел у обувной полки и нахмурился еще сильнее — свежая грязь была на моих ботинках.

В спальне заскрипела кровать, я медленно выдохнул и пошел за тряпкой. С этим надо срочно разобраться, срочно.

Когда пришел из Академии, мама в ответ на «привет» смерила меня странным взглядом:

— У тебя все нормально, Тем?

— А что?

— Куда ты ходил ночью?

Я приподнял брови и попытался улыбнуться:

— А куда я ходил?

Она неодобрительно поджала губы и процедила:

— Судя по пятнам в клетке Гарри, куда-то на научную конференцию.

Я все больше ничего не понимал, пошел в комнату, открыл клетку мыша… только Гарри там не было. Немного белой шерсти и пара капель подсохшей крови на прутьях.

Я этого совершенно не помнил.